Глава I.

Общее положение. Открытие кампании в Германии. Завоевание французами Граубюндена. Поражение, нанесенное эрцгерцогом Карлом Журдану при Штокахе

Политическое положение при открытии кампании

Вскоре после заключения Кампо-формийского мира осенью 1797 г. французы эвакуировали свои войска из Австрии и отошли к Германии за Рейн, а в Италии — за р. Эч, которая должна была стать границей, отделяющей Цизальпинскую республику от австрийских владении. Австрийцы заняли Венецию и свои ломбардские провинции, разместив войска тремя большими массами, из которых одна занимала Италию до р. Эч, другая — Тироль и третья, называвшаяся имперским контингентом, — район между Изаром и Лехом. При таком положении начались на Раштадтском конгрессе в декабре переговоры о заключении мира. В одном из секретных пунктов Кампо-формийского мирного трактата австрийцы согласились на уступку Франции левого берега Рейна и обязывались вывести оттуда свои войска, исключая имперский контингент в случае, если немецкие князья не захотят вступить в соглашение о вознаграждении за секуляризованные духовные владения; французы же не соглашались эвакуировать Венецию, прежде чем они не вступят во владение Майнцем. Поэтому в декабре австрийцы вывели свои войска из Майнца, и курфюрст, военные силы которого состояли всего лишь из 3 000 человек, не желая снова подвергать свои владения неприятельскому вторжению, вынужден был отдать приказ о сдаче города. Таким образом, это германское владение мирным путем перешло в руки французов. Фактическая передача города произошла спустя несколько недель. Было не вполне ясно, стремилась ли Австрия путем Кампо-формийского мира только выиграть время, чтобы подготовиться к новой войне и при иной политической конъюнктуре противопоставить Франции такие силы, которые позволяли бы рассчитывать на верный успех, или же она и в самом деле хотела заключить с Францией мир, не только возместив свои потери за счет мелких владений, но даже увеличив свои владения; по крайней мере, она надеялась округлить их и, таким образом, заключив временный союз с Францией, вырасти в такую мощную силу, которая могла бы быть использована или для того, чтобы в дальнейшем действовать на равных правах с Францией, ничего ей не уступая, или же чтобы снова выступить против нее.

Если мы представим себе, какие чувства люди переживают после продолжительной неудачной войны, причем необходимость нередко заставляет их, не добившись одной цели, ставить себе другую цель, противоположную первой, то весьма вероятно будет предположить, что в австрийском кабинете из этих двух точек зрения сначала преобладала первая, а впоследствии получила перевес вторая.

Французскому правительству вследствие непрочности его положения и постоянной смены стоявших во главе его лиц было крайне трудно выработать какой-нибудь определенный взгляд на политические отношения и принять какой-либо план. Каждый раз брали верх потребности данного момента. По отношению к Пруссии во время заключения Кампо-формийского мира обнаруживались холодность и пренебрежительное равнодушие. Со стороны Австрии нельзя было и ожидать ничего другого; со времени ее неудачного союза с этой державой снова должны были возникнуть чувства старой неприязни и зависти. Обе воевавшие державы — и Франция и Австрия — вначале Раштадтского конгресса имели в виду играть впоследствии роль господина по отношению к этому государству, в чем и заключалась их общая конечная цель. По крайней мере, только этим можно объяснить то пренебрежительное отношение, которое проявили к Пруссии оба эти государства в первой половине раштадтских переговоров, между тем как впоследствии они стали добиваться союза с нею.

Но вследствие бесхарактерности и непоследовательности французского правительства и при том высокомерии, которое обычно обнаруживает нация в результате военных успехов, доводящих ее до экзальтации, не могло быть и речи о спокойном достижении разумных целей. Еще не установился общий мир или, по крайней мере, мир на континенте; еще не упрочились новые политические отношения, Раштадтский конгресс пока еще не добился существенных успехов, а дух революции и беспокойный характер французов толкали их на такие шаги, из которых каждый мог бы в другое время привести в движение всю Европу.

Уже в январе 1798 г. французы вступили в Швейцарию с намерением превратить эту страну в демократическую республику и, подчинив ее Франции, овладеть ее денежными ресурсами и запасами оружия.

После нескольких кровопролитных сражений новая республика была основана, однако, без включения в нее Граубюндена, который отдался в руки Австрии. Вновь образованное государство можно было рассматривать скорее как вассальное, чем союзное. Та небольшая помощь, которой добилась Франция от его нового правительства, имела мало значения вследствие возникавших повсюду разногласий, которые в некоторых местах приводили к кровавым столкновениям.

В это же время в Риме вспыхнуло восстание, во время которого был убит генерал Дюфо, член французской миссии Люсьена Бонапарта. Воспользовавшись этим поводом, генерал Бертье вступил в Рим и, спровоцировав новое восстание, противоположное первому, провозгласил Римскую республику. Папа был вынужден бежать в Тоскану.

Спустя несколько месяцев после этого в мае Бонапарт отправился в Египетскую экспедицию. Он начал свой поход с завоевания о. Мальты. Если при этом можно было не считаться с Австрией, по-видимому, не заинтересованной непосредственно, а также с Англией, как с неприятельским государством, то зато здесь в такой степени были затронуты интересы двух держав, до сих пор остававшихся нейтральными, что они вступили в военный союз с Англией против Франция. Это были Турция и Россия. Император Павел, всегда питавший в душе пристрастие к Мальтийскому ордену и объявивший себя его защитником, был так возмущен захватом Мальты, который являлся нарушением международного права и повлек за собой уничтожение ордена, что это было единственным основанием его участия в союзе против Франции и вместе с тем явилось основной причиной создания второй коалиции.

Во всяком случае представляется странным, что такое незначительное событие, каким должен казаться захват Мальты в сравнении с захватом Египта и которое было только простым добавлением к последнему, послужило причиной событий, значительно более крупных, чем сама Египетская экспедиция.

Так как император Павел при вступлении на престол в 1796 г. отказался выполнить принятое императрицей Екатериной II обязательство выступить против Франции с 60-тысячной армией, то его выступление, последовавшее год спустя, со 100-тысячной армией следует приписать исключительно захвату Мальты. Во всяком случае большой вопрос, решилась ли бы Австрия на новую войну без этого выступления русских.

Легко понять, что такие высокомерные я насильственные действия делали мир совершенно невозможным. Правда, австрийское правительство стремилось избежать разрыва. Между австрийским министром иностранных дел графом Кобенцль и французским эксдиректором Франсуа де-Невшато в мае начались переговоры в г. Зельце в Эльзасе относительно оскорбления, нанесенного французскому послу в Вене генералу Бернадотту. Но эти переговоры не привели к успешным результатам. В этом не было ничего удивительного. Как раз во время этой конференции началась Египетская экспедиция, а ничто не могло так побудить Австрию к новой войне, как это событие.

С одной стороны, оно создавало Франции нескольких новых врагов, с другой — лишало ее 45 000 лучших войск. Легко было также предвидеть огромные затруднения, которые возникнут при этом завоевании; кроме того, Франция лишалась того полководца, которого считали главным и ближайшим виновником совершенно утраченного военного равновесия.

Таким образом, в это время, т. е. в июне 1798 г., во всех своих намерениях Австрия ориентировалась на новую войну, и переговоры на Раштадтском конгрессе продолжались только для видимости.

Австрийское правительство делало все возможное, чтобы снова привести свои военные силы в боевую готовность. Оно заключило договор с Россией, по которому к австрийской армии должны были присоединиться 50 000 русских под начальством Суворова. Первые колонны этих войск уже в августе показались на границах Галиции. В другом договоре, заключенном в конце этого года с Англией, император давал обещание в случае вступления в коалицию также и Пруссии присоединить к ее армии 45 000 человек. Если же Пруссия не войдет в коалицию, обе державы имели в виду другие мероприятия диверсионного характера: в июне 1799 г. была заключена конвенция, согласно условиям которой Россия с армией в 18 000 человек и Англия с 13-тысячной армией должны были произвести совместный десант в Голландии.

Россия и Англия стремились сблизить Австрию с Пруссией и привлечь последнюю к участию в коалиции, однако безрезультатно.

Наконец, русский император заключил также союз с Портой и королем Неаполитанским. Эти союзы, правда, не оказали решительного влияния на кампанию 1799 г., но в отношении Франции последний из них послужил основанием к тому, чтобы снова занять укрепленные пункты в Нижней Италии, эвакуированные главными силами французской армии, и уничтожить обе учрежденные там республики.

Король Неаполитанский с октября 1797 г. находился в мире с Францией. Однако, расширение территории этого государства в течение 1798 г. и возникновение Римской республики, естественно, должны были причинять особые заботы неаполитанскому правительству. Поэтому оно вступило в союз с Австрией, Англией и Россией, решив принять деятельное участие в новой войне, и выставило армию силой в 60 000 человек. Понятно, что это не могло остаться скрытым от французской Директории, и неаполитанский двор боялся, что он в любой момент может подвергнуться нападению французских сил, находившихся в Римской области и на р. По. Допущение в неаполитанские гавани победоносного флота Нельсона, возвращавшегося из Египта после победы при Абукире, было прямым нарушением одного из условий заключенного в октябре мирного договора с Францией. Англичане с своей стороны полагали, что в их интересах будет к концу 1798 г. поджечь мину, заряженную в Неаполе, так как они не вполне еще были уверены в австрийском кабинете, опасаясь возможности нового соглашения его с Францией. Если при этом принять во внимание личное влияние Нельсона, обманчивые надежды на большие выгоды, предоставляемые наступательным образом действий, а также открывавшиеся перспективы восстановления церковного государства, привлекавшие религиозно настроенного короля и интриганку-королеву, то будет вполне понятно, почему неаполитанский король, вопреки советам австрийцев, в конце ноября 1798 г. открыл военные действия нападением на французские войска в Римской области, хотя можно было предвидеть, что австрийцы начнут свой поход не ранее апреля следующего года. Мы можем сказать, что это событие, непонятное при общем взгляде, получает некоторое объяснение, но оно, конечно, никоим образом не может быть оправдано. Может быть, при лучшем командовании и более удачном образе действий неаполитанской армии имелись некоторые основания ожидать, что она победоносно достигнет р. По. Однако, там должно было создаться равновесие сил, а затем при моральном превосходстве французов, которого они не могли так легко утратить, и при решительности французских генералов трудно было ожидать, что они останутся пассивными. Наоборот, можно было предвидеть со стороны французов решительные действия; при превосходстве же сил, которое постепенно будет у них создаваться, они неизбежно дошли бы до Неаполя, и таким образом и самое существование этого государства на континенте было бы поставлено на карту. Для всего этого было бы достаточно 3 — 4 месяцев. В действительности события сложились еще хуже, чем это обрисовано в приведенных выше предположениях.

40 тысяч неаполитанцев, которые под начальством Мака в конце ноября начали свое наступление, не могли похвастаться ни одной, даже самой ничтожной победой. Они повсюду терпели поражения от французской армии под начальством Шампионе, вдвое меньшей по численности, и через 4 месяца король был вынужден отдать свои провинции на континенте республиканцам-французам, которые после непродолжительной игры с лаццарони в конце января провозгласили Партенопейскую республику.

Итак, благодаря этому поражению один из участников коалиции, силы которого насчитывали 40 000 человек, уже исчез с театра войны.

Оставалось, конечно, сомнительным, ослаблены ли были силы французов вследствие того, что они были вынуждены расширить театр военных действий.

В то время как генерал Шампионе положил конец Неаполитанскому королевству, а именно в декабре, французская Директория приказала своим войскам под начальством Жубера вторгнуться в Пьемонт и принудить короля Карла-Эммануила отказаться фактически от власти в этом герцогстве, предписав своим подданным подчиниться французам, и уехать со своим семейством в Сардинию. Для этого насилия не было непосредственного политического повода. Французское правительство просто решило, что будет гораздо спокойнее и безопаснее захватить в собственные руки эту естественную базу итальянского театра войны, чем оставлять ее в руках сомнительного союзника.

Великое герцогство Тосканское с 1795 г. не находилось более в состоянии войны с Францией, оно охотно согласилось бы сохранять так называемый нейтралитет в предстоящей коалиции, но французы не предоставили ему выбора и тотчас же объявили ему войну вместе с объявлением войны Австрии.

Кроме великого герцога Тосканского, из прежних итальянских государей оставался еще герцог Пармский. Поскольку Испания находилась в союзе с Францией, он в качестве испанского инфанта (наследника) принадлежал также к ее союзникам.

Все остальные итальянские области были растворены в Цизальпинской республике, которая, следовательно, состояла из Милана, Мантуи и Модены, лежавших на левом берегу р. Эч, части Венецианской области и трех папских легатств — Болоньи, Феррары и Равенны. Это было государство с 4-миллионным населением, внутренняя организация которого только еще создавалась и которое в качестве суверенного государства не могло еще оказать Франции значительной поддержки.

Таким образом, Франция хотя и владела бесспорно всей Италией, но, конечно, не в такой степени, чтобы иметь возможность почерпнуть из нее значительные военные силы.

Напротив, среди европейских держав Франция не имела ни одного союзника, кроме Испании, которая на кампанию 1799 г. не оказала никакого влияния. На стороне коалиции находились Австрия, Россия, Англия, Сицилия, Турция. Из немецких, государей все северные, а со времени похода французской армии 1797 г. также и большинство южных князей, заключили сепаратный мир с Францией, но их военное содействие заключалось лишь в незначительных государственных контингентах, которые были расположены в качестве гарнизонов в Филиппсбурге, Мангейме и Вюрцбурге. Со стороны России только 50 000 человек принадлежало к собственно союзному контингенту. Если бы Англия выставила подобные же военные силы, то она все-таки не могла бы иметь такой же вес на чаше весов, так как ее силы должны были быть использованы на крайних флангах (Голландия и Неаполь) только позднее, и вообще неизвестно, когда они могли приступить к военным действиям. Турцию и Сицилию в кампании 1799 г. почти нельзя было принимать во внимание.

Итак, безусловно можно было рассчитывать только на австрийские войска с 50 000 русских. Таково было политическое положение воюющих сторон в феврале 1799 г., когда обе они были уже убеждены в неизбежности войны, однако, австрийцы хотели еще на некоторое время задержать события, чтобы дать возможность подойти русским.

Так, после двухлетнего мира снова началась большая европейская война.

В предшествующей шестилетней борьбе пришлось заплатить потерей Бельгии, Голландии, левого берега Рейна и всей Верхней Италии. Так как на протяжении этих 6 лет не было недостатка в отдельных удачных операциях и походах, то не без основания казалось, что конечный военный успех Франции и потеря территории были следствием политических разногласий и противоречий интересов среди союзников.

Новая война, по-видимому, началась при благоприятных условиях. Австрия выставила такие по численности силы, какими она не обладала в прежних кампаниях. Во главе армии должны были стать выдающиеся полководцы: Суворов, прославленный своей энергией, и эрц-герцог Карл, который благодаря своему походу 1796 г. выдвинулся в ряды талантливейших полководцев. Напротив того, французы ослабили свои силы, чрезмерно растянув их во все стороны, так как занятые ими страны не давали их боевым силам никакого действительного подкрепления; все три выдающихся полководца — Пишегрю, Моро и Бонапарт — были в отсутствии, правительство было слабо, и ему угрожала борьба партий. Конечно, эти преимущества Австрии были очень значительны и вполне достаточны для счастливой войны, если бы при этом они были хорошо использованы, т. е. если бы имевшиеся средства были употреблены с должным пониманием дела и энергией, если бы позаботились об экономии времени и сил, прежде чем изменились эти условия. Но подобная интенсивность действий могла быть достигнута только двумя средствами: или энергией одного лица, которое возглавляет все дело, имеет постоянно в виду определенную цель, обдумывает и приводит в порядок все отдельные элементы, наблюдает за соразмерным развитием целого, толкает вперед каждого, остающегося позади, или же общим энтузиазмом в борьбе, увлекающим всех за собой. Ни одного из этих средств не было в новом союзе. Шпага коннетабля{1} была заменена пером гофкригсрата, на знамени которого было написано слово "рутина".

Численность и расположение боевых сил воюющих сторон

Австрийцы

1. Армия эрцгерцога Карла, расположенная на квартирах в районе между Лехом и Изаром, — 65 000 пехоты (61 батальон), 27 000 кавалерии (138 эскадронов) — 92 000 чел.

2. Армия генерала Готце в Форарльберге и Граубюндене, подчиненная верховному командованию эрцгерцога Карла, — 24 600 чел. пехоты (23 батальона), 1 400 кавалерии (8 эскадронов) — 26 000 чел.

3. Армия генерала Бельгарда в Тироле — 44 400 чел. пехоты (56 батальонов) и 2 600 кавалерии (14 эскадронов) — 47 000 чел.

4. Итальянская армия на р. Эч под командованием Края — 64 000 пехоты (82 батальона) и 11 000 кавалерии (76 эскадронов) — 75 000 чел.

Общая численность 240 000 чел.: 198 000 чел. пехоты и 42 000 чел. кавалерии. К этому еще следует прибавить 15 000 чел. артиллерии.

Всего 255 000 человек.

Французы

1. Дунайская армия под командованием Журдана — 38 000 чел.

2. Обсервационная армия под командованием Бернадотта на Среднем Рейне, не считая гарнизонов крепостей, — 10 000 чел.

3. Армия Массены в Швейцарии под общим командованием Журдана — 30 000 чел.

4. Армия Шерера в Верхней Италии — 60 000 чел.

Общая численность 138 000 чел., из них около 20 000 чел. кавалерии.

Такова была численность тех войск, которые уже в действительности вошли в соприкосновение и могли быть обеими сторонами использованы для решительных действий.

Австрийцы, таким образом, имели численный перевес на 117 000 чел., в кавалерии же они превосходили противника более чем вдвое. Если мы бросим взгляд на все боевые силы, которые могли действовать в этой кампании и, следовательно, должны быть приняты в расчет при рассмотрении всего плана войны, то на стороне французов нужно еще считать около 34 000 чел. в Верхней Италии, 25 000 чел. — в Пьемонте, 20 000 чел. в рейнских крепостях и 10 000 чел. в Голландии. Всего мы получаем, таким образом, около 230 000 чел., среди которых находились швейцарские, цизальпинские и лигурийские союзные войска, которые, однако, насчитывали не более 10 000 чел. Следовательно, на собственно французские войска приходилось около 220 000 чел. По-видимому, это было немного.

45 000 человек было отправлено в Египетскую экспедицию, кроме того, правительство ввиду неспокойного состояния страны, недостаточной прочности своего положения и предстоящих выборов не считало возможным вывести из страны все войска. Наконец, нужно было как-нибудь охранять и береговую линию. Если все это принять во внимание, то ничего не будет удивительного в том, что силы Франции на границах были невелики. По-видимому, для всех надобностей внутри страны было оставлено около 120 000 чел. Вместе с войсками, стоявшими на границах, и Египетской армией получится общая численность в 400 000 чел. Это для Франции было не много, но все историки согласны с тем, что со времени Кампо-формийского мира Директория проявляла крайне небрежное отношение к военным силам страны.

Только в сентябре 1798 г. почувствовалась необходимость в значительном увеличения армии, и в конце этого месяца, согласно закону о наборе, установленному вместо прежней реквизиции, был объявлен призыв в 200 000 чел. Однако, мобилизация, обмундирование, вооружение и обучение этих 200 000 человек производились крайне медленно. 13 февраля армия получила едва лишь 40 000 чел., так что по крайней мере 150 000 чел. должны были считаться в резерве и лишь понемногу вливались в армию. Военные силы, выставленные зависимыми республиками в качестве союзных войск, были крайне незначительны. Швейцария должна была, согласно договору, выставить 18 000 чел., в действительности же в швейцарских войсках никогда не было больше 3 — 4 тыс. чел., как это утверждает швейцарский писатель Галлер. Поэтому, кроме тех немногих сил, которые уже находились при Итальянской армии и которые уже были включены нами в общий подсчет сил, нужно прибавить еще лишь Батавскую армию численностью около 20 000 чел.

Общая численность всех французских сил выражается в следующих цифрах:

армия на границе, готовая к операциям против австрийцев — 138 000 чел. гарнизонные войска в Верхней Италии — 25 000

войска рейнских крепостей — 20 000

в Голландии — 10 000

в Южной Италии — 34 000

резервы по набору — 150 000

Батавская армия — 20 000

Всего: 397 000 чел.

В этот подсчет не входят войска, размещенные внутри страны, часть которых могла быть использована в ходе кампании.

Итак, всего в этой кампании Франция была в состоянии выставить около 400 000 чел.

В войсках коалиции мы должны считать, кроме австрийской армии, 50 000 русских, далее около 40 000 чел. союзных сил, которые Россия и Англия намеревались высадить в Голландии, и 10 000 чел., которые обе эти державы и Сицилия могли выставить в Южной Италии во время войны. Прибавим к этому еще 30 000 чел., которых австрийцы могли послать своим армиям в качестве подкреплений во время кампании, 10 000 чел. русских подкреплений и 10 000 чел. имперского контингента. Войска для наступательной войны исчислялись, таким образом, в 390 000 чел., т. е. были такой же численности, как и войска противника.

Мы видим из этого подсчета, что о большом перевесе сил на стороне коалиции, если рассматривать кампанию в целом, не может быть и речи. Указанное здесь соотношение сил не является результатом позднейших событий, оно должно было представляться правительствам уже тогда приблизительно в таком виде, как мы указали. Поэтому его можно рассматривать как основу военных планов обеих сторон.

Равным образом наблюдалось равновесие и в отношении морального состояния войск противников.

Бонапарт с большей частью своей Итальянской армии отправился в Египет, Шерер не пользовался хорошей репутацией, Журдан в 1796 г. был совершенно разбит эрцгерцогом Карлом, Моро не получил никакого командования. От Суворова, по крайней мере, всегда можно было ожидать чего-нибудь не совсем обыкновенного. Таким образом, моральное превосходство французов, которое главным образом и создало им успех в прежних походах, теперь значительно уравновешивалось. Но, с другой стороны, нельзя было также рассчитывать на действительное моральное превосходство союзников, если не предаваться необоснованному высокомерию. В дальнейшем мы увидим, что никоим образом нельзя, считать неизменной ценность войск и их командиров, начиная с дивизионного генерала и ниже, в течение всего хода кампании. Моральное состояние австрийской пехоты значительно снизилось вследствие многочисленных новых формирований, быстро сменявших друг друга.

Впрочем, этого нельзя было полностью предвидеть, и совершенно естественно, что в подобном случае правительство несколько переоценило моральную стойкость своих войск.

Французское правительство было плохо организовано, и положение его было непрочно, в стране царили беспокойство и партийные раздоры, в управлении всюду были обман и колебания, финансы были в совершенно расстроенном состоянии. Этим невыгодным сторонам нужно противопоставить еще далеко неугасшую революционную энергию масс, характер страны, естественные и искусственные укрепления границ и единство плана, исходящее из единого центра; военные силы союзников подчинялись единой воле, управлявшей ими в большом треугольнике Вена — Петербург — Лондон.

Итак, нам кажется, что при оценке общего состояния сил обоих противников не было никакого основания для очень большого успеха на той или другой стороне. Предположим, что на одной стороне какой-нибудь Бонапарт стоял бы во главе всех сил или, по крайней мере, ²/₃ их, — тогда, если бы он был во главе французов, поход закончился бы угрозой Вене; если же, наоборот, он командовал бы союзными армиями, то он победоносно проник бы в сердце Франции. Теперь нет возможности решить, что произошло бы в последнем случае: или возникли бы политические разногласия, которые привели бы к походу на Париж и вызвали бы политическую революцию; эта революция могла протянуть руку армии, и они взаимно поддержали бы друг друга, или же возникла бы бурная реакция, в которую могло притупиться острие победы и которая могла бы принудить союзников снова отступить за Рейн и там перейти к обороне. Можно только сказать одно, принимая во внимание человеческий характер и национальную психологию, что это зависело от обстановки, а также размеров и блеска тех побед, в результате которых союзники вступили бы во Францию. Моральные факторы имеют чрезвычайно большое значение, и бывают случаи, как учит нас история, что военные успехи неприятеля не встречают никакого сопротивления. Но ни на той, ни на другой стороне полководца подобной величины не было, в, таким образом, естественно, что ни одна из сторон не могла рассчитывать на чрезмерный успех и в расчете на него строить свои планы. Так обстоит дело, если мы говорим об общем соотношении сил на протяжении всей кампании; иначе дело обстоят, если мы будем иметь в виду простое сравнение сил в начале похода, когда австрийцы, как мы видели, на обоих театрах войны имели превосходство над противником приблизительно на 120 000 чел.; отношение сил Германии и Швейцарии к силам противника складывалось как 180 к 80.

Подобный численный перевес при отсутствии большой разницы в качестве войск давал основания рассчитывать на большую победу.

Положение сторон

Мы уже указали в основных чертах расстановку боевых сил. Границу между обеими сторонами составлял Рейн от Майнца до его истоков, затем граница Граубюндена (исключая Вальтелин, который занимали французы) до тирольской границы и р. Эч, по течению которой она доходила до Адриатического моря.

Такое положение сторон возникло в результате чисто политического захвата. Только Граубюнден составлял исключение. Когда французы заняли Швейцарию с целью превращения ее в единую республику, их намерением, естественно, было включить в нее также Граубюнден, за исключением Вальтелина, присоединенного ими к Цизальпинской республике. Жители Граубюндена сначала не думали сопротивляться этому плану. Французы не вступали в эту наиболее отдаленную область Швейцарии; в связи с введением новой конституции политические отношения не пришли еще в устойчивое состояние, а между тем французская система реквизиций и контрибуций получила уже полное развитие, и сопротивление маленького кантона привело к кровавым событиям. Тогда в августе 1798 г. жители Граубюндена, скрепя сердце, обратились к помощи австрийцев, причем, они ссылались на старые связи, существовавшие между Австрией и Швейцарским союзом. Австрийцы послали туда один корпус под командованием генерала Ауффенберга. Граубюнден начал вооружаться, что побудило австрийцев включить эту область в свою оборонительную линию.

Западная тирольская граница от Фельдкирха до р. Эч образует, за исключением одного пункта Наудерса, приблизительно прямую линию, последний же пункт вместе с Энгадином составляет входящий угол. Напротив того, граница от Граубюндена, включающая Рейнские долины и Энгадин, образует полуэллипсис, основанием которого можно считать Ильталь или, точнее говоря, линию, идущую от Фельдкирха через Наудерс до Мюнстерталя. Таким образом, пришлось занять Граубюнден и оборонять его специальным корпусом, далеко выдвинутым вперед, и нетрудно видеть, что в этом далеко вдававшемся в неприятельскую линию эллипсисе следовало соблюдать особую осторожность, чтобы при серьезном нападении не подвергнуть себя большой опасности.

Австрийцы не рассчитывали на раннее открытие кампании, очевидно, введенные в заблуждение поведением французов на Раштадтском конгрессе. Поэтому в конце февраля главные их силы стояли еще в отдаленных от границы кантонах. Армия эрцгерцога в большей своей части была сосредоточена между Лехом и Изаром, во всяком случае она находилась в большом отдалении от будущего театра военных действий, а именно от областей между Дунаем и Боденским озером. Бельгард разбросал свои силы по всему Тиролю, т. е. при длине фронта в 30 миль растянул их почти на столько же в глубину. Итальянская армия занимала область от р. Эч до Мурхталя на протяжении 40 миль. Здесь впоследствии развернулись операции главных австрийских сил.

Французские позиции нигде не выходили за пределы указанных границ, и в начале марта, как мы увидим, французы сосредоточили свои силы там, где они намерены были держаться наступательного образа действий, т. е. на Рейне и в Швейцарии.

Из крепостей на всем этом театре войны в руках французов находились, если не считать Эренбрейтштейна, не представлявшего большого стратегического значения, только Майнц, Страсбург, Гюнинген, Брейзах и Мантуя. Кроме того, они владели еще небольшими укрепленными пунктами: Пескьерой, Миланской цитаделью и Пиччигетоне. Австрийцы в Германии имели только полуразрушенный Мангейм, цитадель Вюрцбурга и временные укрепления городов Ульма и Ингольштадта. В Италии Венецию нельзя было принимать в расчет, так как она не имела сухопутной крепости, а, кроме нее, австрийцы владели только временно укрепленными пунктами — Вероной и Леньяго. Таким образом, в этом отношении на стороне французов было решительное преимущество.

Что касается продовольствования армии, то в этом отношении не могло возникнуть никаких серьезных затруднений, поскольку театр военных действий составляли плодородные и густонаселенные провинции. Мы должны только отметить, что эрцгерцог Карл жалуется на позднюю организацию продовольственного дела в австрийской армии и в этом усматривает причину запоздания в развитии операции главных ее сил.

Влияние Швейцарии на войну

Прежде чем перейти к дальнейшему изложению и рассмотрению кампании, мы должны бросить взгляд на новые условия, в которых оказались Швейцария и Нижняя Италия в этой войне, в указать, какое влияние оказали на кампанию эти государства.

Жомини в своей "Истории революционной войны" утверждает, что вторжение французов в Швейцарию в нарушение вследствие этого ее нейтралитета было невыгодно для обеих воюющих сторон. Нет надобности отмечать, что подобное утверждение заключает в себе противоречие. Если бы нарушение нейтралитета Швейцарии было невыгодно французам, то оно должно было этим самым представлять выгоду для австрийцев, так как, поскольку речь идет о двух противниках, здесь всегда должна иметь место полярность интересов. Конечно, можно думать и так, что это нарушение нейтралитета было невыгодно для французов в каком-нибудь одном отношении, а для австрийцев — в каком-нибудь другом, но и в таком случае невыгоды одной из сторон являются столь же большой выгодой для другой, и, таким образом, можно произвести сравнение между ними. Если плюсы или минусы уравновешиваются, то следствием этого будет безрезультатность целого, но конечный результат никоим образом не может быть отрицательным для обеих сторон.

Эта критическая ошибка, которая нередко встречается в подобных случаях, побуждает нас более подробно рассмотреть данный вопрос. Если между двумя воюющими государствами находится какое-нибудь третье и возникает вопрос, какие результаты будут иметь его нейтралитет или вмешательство с его стороны, то прежде всего нужно заметить следующее: сохранение нейтралитета делает страну недоступной, вмешательство же открывает доступ в нее противникам; однако, пассивное допущение на свою территорию следует отличать от активного вмешательства в войну. Такая нейтральная страна, бросив значительную тяжесть на чашу весов в каком-нибудь пункте, легко может дать перевес одной из воюющих сторон. В таком случае не может возникнуть никакого спора, для какой стороны это является выгодным, — бесспорно, для того из противников, на стороне которого выступает третья страна. Если бы активное вмешательство Швейцарии имело такое значение, какое оно могло бы иметь соответственно положению этой страны, то нарушение ее нейтралитета, вне всякого сомнения, было бы выгодно для Франции, на стороне которой она находилась.

Впрочем, бывают и такие случаи, когда вмешательство подобных стран совершенно не имеет никакого значения или по той причине, что они слишком малы и невоинственны, или потому, что они не хотят воевать, как это было и со Швейцарией. Тогда их активное вмешательство будет иметь значение не больше, чем простое допущение прохода войск через их территорию. Следовательно, мы так должны будем ответить на поставленный вопрос: невозможно вообще рассматривать результаты, не принимая во внимание специфических географических условий.

Нейтральную страну, находящуюся между двумя воюющими государствами, мы можем рассматривать как большое озеро, которое прерывает связь между двумя участками суши. Из этого, совершенно очевидно, может возникнуть двоякого рода результат: или отрицательный, в случае перерыва сообщения, или же положительный, благодаря сокращению границы.

Указанный выше отрицательный результат может иметь место как при обороне, так и при наступлении, если перерыв параллельных линий связи равно невыгоден в обоих случаях. Но он может иметь место только для той из двух сторон, для которой это озеро находится позади линии расположения ее сил.

Если же линия расположения сил обеих сторон приходится на середину этого озера, то минусы будут для обеих сторон одинаковы, т. е. эти минусы отпадают, и положение будет в равной степени благоприятным для обоих противников.

Но боевые действия во время похода редко ведутся на одной линии, в большинстве же случаев, если нейтральная сторона не имеет решающего значения, война приходит к тому или иному концу, и, таким образом, можно сказать, что в общей сумме случаев и этот минус для обеих сторон является одинаковым, и а конечном счете ни для одного из противников не получается никакого минуса.

Сокращение границы является выгодным, как это весьма очевидно, для обороняющейся стороны. Сведение всей границы к единственному проходу открывает возможность упорной обороны. Невыгоды пресечения коммуникационной линии в большинстве случаев можно парализовать тем или иным способом, причем линия расположения относится назад или на всем протяжении, или же только на одном фланге, вследствие чего нейтральная страна полностью или частично оказывается лежащей перед фронтом; поэтому в общем выгоды ее нейтралитета всегда будут на стороне обороняющегося.

Если мы будем рассматривать Швейцарию только с точки зрения геометрических отношений, то должны будем внести поправку в утверждение Жомини в том смысле, что нейтралитет Швейцарии был выгодным для французов до тех пор, пока они находились в положении обороняющейся стороны. Но поскольку они перешли к стратегическому наступлению, становится для них выгодным открытие пути через Швейцарию, во-первых, потому, что это позволяло французам установить непосредственную связь между их армиями в Германии и Италии, во-вторых, потому, что оно вынуждало австрийцев включить в свою оборонительную систему отрезок границы от Базеля до истоков р. Эч. Не следует думать, что австрийцы могли улучшить свое положение, отказавшись от местной обороны. Даже наиболее сконцентрированная оборона всегда должна сообразоваться с размерами обороняемой территории, только способы обороны должны находиться в зависимости от возрастающего числа неприятельских комбинаций.

Если мы обратим внимание на географические особенности Швейцарии, мы натолкнемся на следующие два обстоятельства: во-первых, Швейцария, как горная страна, особенно благоприятна для обороны, вследствие чего тот, кто владеет ею, имеет большое преимущество.

Во-вторых, Швейцария занимает господствующее положение над всей равниной Верхней Италии до подножия Савойских Альп.

Здесь нам следует рассмотреть, в каком смысле нужно понимать эти особенности Швейцарии и к какому собственно результату они могли привести.

В другом месте мы выставили положение и старались доказать его, что горный характер страны а относительном смысле является благоприятным фактором для всякого рода сопротивления, в абсолютном же смысле представляет невыгоды и опасность. Мы не можем здесь повторять этих доказательств, но хотим лишь объяснить наше мнение.

Под словом "относительное" мы разумеем такое сопротивление, которое длится только в течение некоторого периода времени, ибо оно не дает решения само по себе, но зависит от решения в другом месте. Всякая боевая операция в горах протекает медленней, чем на равнине, поэтому даже и неудачное сопротивление, т. е. такое, которое оканчивается очищением позиций, в горах всегда продолжается дольше, чем на равнине; если же сопротивление имеет целью, главным образом, выигрыш времени, как, например, на передовых постах, то оборона в горной местности уже поэтому является более успешной.

Но она является более успешной еще и потому, что наступающий несет большие потери. Там, где добиваются общего решения, на потери не обращают внимания, и цена, которой можно добиться победы, — это вопрос в большинстве случаев второстепенный. Но там, где речь идет о подчиненной цели, обращается очень большое внимание на то, какой ценой покупается победа, и во многих случаях наступление прекращается только по этим соображениям.

Наконец, любой малочисленный отряд в горах бесконечно более силен, чем на равнине, потому что он никогда не может быть обращен в бегство, а конница, этот наиболее опасный род оружия для отступающих небольших отрядов, в горах утрачивает значительную долю своих боевых качеств.

Все эти обстоятельства приводят к тому, что в горных местностях даже слабые отряды войск надо принимать в расчет, ибо они не только в состояния оказывать гораздо более длительное сопротивление, но могут также показываться на глаза более сильному, чем на равнине, противнику.

Но, поскольку речь идет о главной армии, которая должна добиться общего решения, поскольку длительное сопротивление не

Имеет более значения и в нем нельзя усматривать никакого положительного результата, коль скоро оно кончается отступлением, поскольку борьба ведется не за выигрыш пространства, а за победу, поскольку, таким образом, сопротивление обороняющегося должно быть вполне абсолютным, — постольку горная страна совершенно невытодна для ведения обороны. Мы можем, как уже сказано, не развивать здесь этих соображений, сошлемся только на опыт и мнение того полководца, с которым мы здесь прежде всего будем иметь дело: эрцгерцог Карл как раз был первым из всех теоретиков, который в своем труде о походе 1796 г. в Германии высказал мысль, что торные районы невыгодны для обороняющегося. Мы добавим к этому: "поскольку ищут большого решительного сражения или, наоборот, избегают его".

В частности, по отношению к Швейцарии мы должны сказать, что ее наиболее возвышенные горные части менее пригодны, чем средние горные области, даже и для относительной обороны. Если горы настолько круты и высоки, что для ведения обороны приходится оставаться в долинах, и, таким образом, значительная часть преимуществ, представляемых горными районами для защиты, утрачивается и на их месте возникают даже невыгоды, то вообще встает вопрос, не является ли подобная страна более благоприятной для наступления, чем для обороны.

Итак, только с такой оговоркой мы можем признать, что Швейцария по своим географическим особенностям представляет благоприятные условия для обороны. Когда мы говорим о так называемых преимуществах горных стран перед лежащими рядом равнинами, то это нужно понимать только в том смысле, что этими менее доступными странами армии, ведущей операции на равнине, не так легко овладеть, как странами ровными и открытыми. В этом случае неприятельские фланговые корпуса должны держаться на равной высоте с главными силами; если же они этого не делают, их легко можно принудить и заставить поплатиться за это. Продвижение армии в равнинных условиях очищает от противника на известное расстояние районы, прилегающие с флангов, не требуя для этого особых частей войск. Но иначе обстоит дело, если движение совершается в горах.

Горная страна не может быть обозреваемой с равнины уже вследствие своего возвышенного характера, между тем как для того, кто находится на ее последних склонах, открывается превосходный обзор большей части долины. Ущелья и леса, через которые нужно проходить в горной стране, делают также обзор значительно более трудным, чем на равнине. Когда мы находимся на равнине и имеем сбоку горный хребет, на котором расположился противник, то нельзя за ним наблюдать так, как он наблюдает за нами с хребта.

Просто пересеченная и прикрытая местность представляет нечто подобное, не давая хорошего обзора, причем элемент возвышенности здесь не имеет значения.

Далее, каждая горная страна является менее доступной и, как мы уже сказали, очень подходящей для сопротивления со стороны небольших отрядов. В результате этого противник очень легко может удержаться с слабыми силами и прерывать отсюда наши коммуникации на равнине, если они идут вдоль горного хребта. Мы не можем в любой момент прогнать его оттуда, как это можно сделать в открытой местности, где отдельный неприятельский отряд, выдвинувшийся вперед, легко может быть поставлен в опасное положение высланной против него кавалерией в преобладающих силах. В горах можно овладеть местностью только путем систематического и комбинированного продвижения вперед несколькими колоннами, и при этом всегда нужно применять значительно более крупные силы, чем те, которые имеет здесь противник.

Нельзя захватить горный район лишь временно, а потом снова отказаться от обладания им — необходимо постоянно держать его в своих руках, следовательно, рядом с главными силами армия должны идти более или менее постоянные фланговые корпуса. Поэтому возникает необходимость в таких мероприятиях, от которых мы отвлеклись вначале. Нельзя избежать этих мероприятий, не поставив свои коммуникации под угрозу, более или менее действительную и опасную.

В этом смысле говорится, но, конечно, с известной долей преувеличения: горы господствуют над лежащими внизу долинами.

Если мы обратимся к Швейцарии, мы должны будем сказать, что она по своей природе не имеет такого значения в отношении Ломбардии. Ее южные горные склоны слишком высоки, круты и недоступны, ее связь с Ломбардией ограничивается немногими труднопроходимыми тропами; поэтому она непригодна для продолжительных действий различных небольших отрядов. Наряду с этим долина Ломбардии слишком широка, а По является хорошим прикрытием против гор. В самом деле, мы увидим, что в этой кампании 1799 г. французы продолжали владеть Швейцарией, без того чтобы это заметным образом отражалось на приобретенном союзниками господстве в Верхней Италии.

Из этого рассмотрения Швейцарии с двух точек зрения, во-первых, как самостоятельного горного театра войны, во-вторых, как своеобразного бастиона, фланкирующего долину Верхней Италии, вытекает, что обладание ею не давало французам никаких стратегических и тактических преимуществ, которые могли бы, согласно модным взглядам того времени, указать Директории военные советники. Это обладание привело даже в противоположным результатам, так как туда вступила одна из трех главных французских армий, и, таким образом, дело могло дойти до решительных ударов. Кроме того, соотношение сил предписывало французам оборонительный образ действий, и они никоим образом не могли питать надежды вести наступательные операции, хотя вначале они сделали такую попытку. Поэтому мы не можем согласиться с мнением Жомини, рассматривающего как ошибку в отношении войны тот факт, что французское правительство вторжением в Швейцарию нарушило ее нейтралитет.

Влияние Южной Италии на войну

Теперь нам предстоит рассмотреть еще один вопрос — о том, какое политическое влияние на кампанию 1799 г. оказало выступление Южной Италии. Это, однако, не так далеко отвлечет нас от общей цели, как предыдущее рассуждение.

Жомини рассматривает операцию против Неаполя также как предприятие, решительно невыгодное, которое якобы заставило французов чрезмерно растянуть свои наступательные силы.

Французы начали войну с Неаполем не по своей инициативе, и это можно приписать их вине лишь постольку, поскольку они вообще способствовали расширению коалиции и в частности причинили большие заботы неаполитанскому королю своим пренебрежением к интересам церковного государства.

Король неаполитанский выступил в поход в ноябре 1798 г. с 40-тысячной армией. В марте 1799 г. он, вероятно, мог бы выставить еще значительные силы, к которым впоследствии присоединились бы 10 или 15 тыс. русских и английских войск. Борьба с 60-тысячной армией для французов, конечно, не представляла никакой выгоды, и мы должны отметить, что, поскольку неаполитанский король не мог взять инициативу в свои руки, французы совершили бы большую ошибку, если бы они не напали на него и не нанесли ему поражения еще до выступления в поход других союзников.

Тот факт, что французы послали в Южную Италию 30 000 чел., в значительной степени обеспечивал их успех, так как нужно признать, что 30 000 французов представляли такую же силу, как 60 000 неаполитанцев. Учреждение Партенопейской республики было карательной мерой, а вовсе не являлось необходимым следствием войны с Неаполем.

Французы просто могли бы принудить неаполитанского короля сократить армию до размеров небольшого корпуса, наложить на него значительную контрибуцию и связать его обязательством нейтралитета: тогда им не было бы надобности оставлять здесь свои войска. Совершенно невероятно, чтобы король продолжал еще принимать участие в кампании 1799 г.

Впрочем, мы не должны чрезмерно удивляться возникновению этой Партенопейской республики при господствовавших тогда у французского правительства тенденциях превращать все покоренные государства второго ранга в республики. Кроме того, французская Директория, оставляя там военные силы, имела в виду заменить их отчасти союзным контингентом нового свободного государства. Во всяком случае у французов оставался еще в распоряжении целый месяц до фактического начала войны для того, чтобы увести отсюда эти части и присоединить их к своей Итальянской армии. Если они этого не сделали, рассчитывая со своей 80-тысячной армией, находившейся в Италии, держать в подчинении весь полуостров, в то же время противостоя почти столь же сильной австрийской армии на р. Эч, то это следует прежде всего рассматривать как основную их ошибку.

Выводы из предыдущего применительно к оперативным планам обеих сторон

После того как мы ознакомились с условиями, в которых находились обе стороны, рассмотрим теперь, какие они должны были принять планы, вытекавшие из существа обстановки, а затем посмотрим, каким планам они следовали в действительности.

Начнем с Австрии.

Австрия прежде всего стремилась к новой войне, преследуя в ней положительную цель. Во время мира французы расширили свое влияние в небывалых дотоле размерах. Австрийцы видели необходимость заставить французов отказаться от предпринятых ими шагов к порабощению Европы. Как только в этом пункте было достигнуто соглашение с Англией и Россией, возникла вторая коалиция.

Эта коалиция не прибегала ни к каким чрезвычайным средствам, чтобы разгромить Францию, как это было во время союза 1813 г. Об этом не думал ни один из трех главных союзников, и, вероятно, даже ни один из них не считал тогда это вообще возможным. Подобным образом нельзя было сломить волю Франции.

Там, где само государство не может быть разрушено, для того, кто ставит себе положительную цель, не остается ничего другого, как завладеть желаемым объектом или при заключении мира получить какой-нибудь другойобъект, признаваемый достаточным эквивалентом.

Объектами притязаний Франции были Швейцария и Италия. Следовательно, на завоевание этих двух стран и была направлена в первую очередь деятельность австрийцев. С завоеванием Верхней Италии созданные Францией в Южной Италии государства падали сами собой, и, вместе с тем Цизальпинскую республику (при действительном намерении положить в основу Кампо-формийский договор) можно было рассматривать как залог для того, чтобы скорее склонить противника к заключению мира. Однако, представляется сомнительным, чтобы все три союзника имели намерение добиться более выгодного мира, чем тот, который был заключен в Кампо-Формио.

Хотя деятельность союзников в первую очередь была направлена на Италию и Швейцарию, но из этого вовсе не следует, что они не могли выбрать объектом своего похода какую-нибудь другую французскую провинцию, которая казалась бы им достаточным эквивалентом, заменяющим ту или другую из этих двух стран, если бы они могли завоевать ее с большей легкостью. Впрочем, подобной провинции, очевидно, не оказалось. Раньше они думали вести войну за обладание территорией за Майнцем до старой французской границы, т. е. снова овладеть левым берегом Рейна, но завоевание этой территории представляло ту невыгоду, что ее очень трудно было удержать за собой, после же потери Майнца об этом больше не могло быть и речи.

Майнц в качестве объекта нападения, во-первых, представлял весьма слабый эквивалент, во-вторых, главное затруднение заключалось в том, что пути от Среднего Дуная к Майнцу составляют кривую и длинную операционную линию, которая всегда находится под угрозой со стороны Верхнего Рейна. Наиболее сильный удар против самой Франции Австрия может нанести на Верхнем Рейне, так как это кратчайший и наиболее прямой путь, который к тому же вполне прикрыт налевом фланге австрийскими провинциями.

Таким образом, Швейцария и Верхняя Италия из всех провинций, находившихся в руках французов, были наиболее естественными объектами австрийского похода. Но целью являлось не простое завоевание этих провинций, существенное значение здесь имело стремление к триумфу победы, а также значительное расстройство боевых сил противника. В самом факте завоевания этих провинций победа должна была только обнаружиться, известным образом воплотиться. Это завоевание можно было рассматривать только как средство сломить волю врага и привести к почетному миру. Никоим образом нельзя было ожидать, что обе эти страны будут уступлены французской армией без вооруженной борьбы или очищены вследствие маневра. Выяснение этой весьма существенной части плана представляет для нас не только голый теоретический интерес; вполне понятно, что та или иная точка зрения должна оказывать значительное влияние на дальнейшие установки в плане кампании и на образ действий полководцев при его проведении. Если главной целью является не одержание большой победы, а лишь обладание территорией, то по большей части для этого ищут бескровных путей. Тогда опасность общего кризиса не в такой степени сосредоточивается в одном пункте, и для полководца, как и для правительства, не представляется такой страшной, ибо здесь не требуется такой силы воли и такой ответственности в принятии решения.

Как мы видели, в общем соотношении сил на стороне союзников не было никакого перевеса, однако, в начале кампании они имели весьма большой перевес, на который можно было смотреть как на средство к достижению цели.

Допустим, что при помощи этого превосходства противнику были бы причинены большие потери; его главные силы были бы побеждены и уничтожены; доверие к вождям было бы поколеблено и мужество войск ослаблено, порабощенные страны удалось бы вырвать из его рук, и расстроить его надежды и планы; в стране возникли бы недовольство и озабоченность; при таких условиях можно было бы надеяться, что по крайней мере в этой кампании уже не сможет установиться равновесие сил, которое без этого поражений могло бы впоследствии создаться, благодаря общим условиям; можно было, наконец, надеяться в этом превосходстве или найти предлог для противника заключить невыгодный для него мир или для собственной партии подыскать основание для второй победоносной кампании.

Итак, в Швейцарии и Италии требовалось своевременное решительное наступление, ставящее целью нанесение крупных ударов. Обратимся теперь к Франции.

Французская республика с 1794 г. находилась в состоянии беспрерывной войны с монархическими странами Европы. Она захватила в свои руки сначала Бельгию, потом левый берег Рейна, затем Голландию, Ломбардию, Швейцарию, Церковное государство, наконец, обе итальянские монархии. Большинство князей, с которыми она вела войну, склонилось под ее мечом, им не оставалось ничего, кроме мира, никакой защиты, кроме нейтралитета. В конце концов сама Вена трепетала перед ней.

Если мы представим себе, что эти успехи находились в связи с политической экзальтацией, из которой они и вытекали, то будет само собой понятно, к каким чувствам высокомерия, властолюбия и пренебрежения к врагу они должны были привести французский народ и правительство. Это правительство состояло из пяти эфемерных членов Директории, которые должны были не только тщательно охранять сделанные приобретения, но и использовать, по возможности, свое кратковременное могущество.

Усилия его отдельных членов еще могли ускорить громадный размах событий, являясь некоторым добавлением к существовавшему уже движению, но они не могли сопротивляться его дробящей мощи.

Критику, желающему спокойно и хладнокровно исследовать настроение этого правительства с его высокомерием, гордыми намерениями и чрезмерными ожиданиями и рассматривать все физические и моральные силы как объективные величины, крайне трудно взять правильную ориентацию. При рассмотрении плана кампании ему необходимо стать на точку зрения этого правительства, считаясь даже с вполне естественной односторонностью его стремлений, и подвергнуть критике только существовавшие внутри его противоречия.

Если бы во главе этой революционизирующей власти в правительстве и в армии стоял человек, подобный Бонапарту, он мог бы повести вперед французские знамена, с одной стороны, подготовив для этого необходимые средства, с другой — целесообразно и успешно использовав их. Тогда нетрудно было бы, исходя из тех принципов, которые усвоила себе Франция, создавать величественные и успешные планы.

Позднейшие исторические события доказали это фактически. Но подобного человека тогда не было. Бонапарт и Карно были удалены. Первый находился в Египетской экспедиции, второй в связи с событиями 18 фрюктидора 1797 г. был отправлен в изгнание.

Состояние упадка, в котором находилась армия, в достаточной степени показывало, что среди правительства не было никого, кто обладал бы необходимой силой и пониманием. Из тех полководцев, которые были поставлены во главе четырех армий, Бернадотт и Массена до сих пор отличились лишь как командиры дивизий, еще мало упроченная репутация Шерера и Журдана была окончательно погублена.

Если мы представим себе, в каких условиях находилась французская Директория, чтобы, исходя из духа и направления французской политики, определить план кампании на 1799 г. согласно нашим принципам, то это приведет нас к следующим результатам: французская система завоеваний в общем была направлена к продвижению до линии Рейна, р. Эч и Адриатического моря. Эти захваченные территории нужно было удержать за собой в борьбе с новой коалицией.

Такова, бесспорно, была политическая задача рассматриваемого момента. Если у правителей Франции была идея еще более расширить свою систему и, в конце концов, распространить ее на всю Европу, то этот момент; когда образовалась новая коалиция против уже ранее сделанных завоеваний и когда Франция не вооружилась в достаточной степени для борьбы с нею, естественно, был неподходящим моментом для осуществления новых планов. Но эти планы во всяком случае возникли бы, если бы очень удачная война дала на это право. Итак, политическая задача данного момента была чисто оборонительной, т. е. имела негативный (отрицательный) характер.

В тот момент, когда приходилось принимать первые решения, силы французов, очевидно, были довольно слабы. Если и можно было рассчитывать в дальнейшем ходе кампании добиться известного равновесия, то оно могло быть достигнуто лишь при содействии сил изнутри страны. При таких обстоятельствах состояние сил заставляло ограничиться обороной.

Своими завоеваниями французы до такой степени нарушали политические интересы Европы, что Австрия, едва оправившаяся, решилась на новую войну.

Французы легко могли предвидеть, что союзники будут стремиться к нанесению решительного удара. Поэтому они должны были так организовать оборону, чтобы противопоставить достаточные средства этим решительным ударам, т. е. не рассчитывать на действительность и пользу местной обороны, но свести свои силы в большие армии, победы которых могли бы служить защитой той стране, в которой они находились.

Итак, от этих побед зависело все, и французы могли надеяться, что в случае отражения нападения силы новой коалиции будут расстроены, ибо ничто так не ведет к распадению союза, как уничтожение его моральной силы.

Но не легче ли было одержать эти победы при помощи наступления?

То, что мы называем обороной, является стратегической обороной, которая никоим образом не исключает наступательных боев. Они могут быть выгоднее при известных обстоятельствах, но в общем не бывают таковыми. В дальнейшем мы рассмотрим этот вопрос более подробно.

При этом мы думаем, что обе стороны при составлении своих планов придавали большое значение выравниванию фронта.

Мы не намерены более подробно развивать эти планы до того пункта, до которого они могли быть выработаны кабинетами с предоставлением некоторой свободы при проведении операций на месте; даже при рассмотрении их в общих чертах необходимо принять в расчет такое количество данных, которыми мы не располагаем, так что наша работа носила бы совершенно иллюзорный характер. Однако, для понимания уже сказанного нами необходимо остановиться более подробно на тех мероприятиях, которые мы считаем важными для обеих сторон, и при этом ответить на некоторые вопросы, оставшиеся неразрешенными.

Если намерением австрийцев было завоевание Швейцарии и Верхней Италии, то они могли начать наступление или на обоих театрах войны или же сначала только на одном из них. Последнее давало им возможность выступить в решительном пункте, обладая таким численным перевесом, который обеспечивал несомненный успех, причем этот успех мог быть блестящим.

Если бы французы допустили ослабление своих сил на театре войны, не подвергшемся нападению, и усилили бы их на угрожаемом театре, то, австрийцы могли бы перейти к наступлению на другом театре, чтобы там добиться того успеха, которого они могли лишиться на первом. Однако, при немногочисленных и плохих путях сообщения, которые связывали тогда Ломбардию и Швейцарию, французам было крайне трудно производить двухсторонние переброски из обеих армий, точно так же трудно было для них разведать позиции и сосредоточение австрийских сил позади горных районов Тироля и Крайны.

Если мы теперь поставим вопрос, какая из двух провинций должна была первой подвергнуться нападению, то мы можем решить этот вопрос в отношении Швейцарии, исходя из следующих оснований:

1. В Швейцарии и на Верхнем Рейне находилось большинство французских военных сил; так как можно было предвидеть, что они будут действовать совместно, то здесь возможно было ожидать крупных успехов.

2. Положение французской армии в Швейцарии было бы в высшей степени критическим, если бы имеющий численное превосходство противник захотел использовать географические условия страны для решительного удара. Если бы он затем начал наступление в нижние области и вышел бы на пути к Берну, то ему не трудно было бы выиграть левый фланг французской армии, которая тогда со своими тылами, находившимися в высоких областях Альп, оказалась бы в ужасном положении, близком к катастрофе. Итак, нигде не представлялось такого случая нанесения крупного удара, как здесь.

3. Во время решительного удара в Швейцарии или на Верхнем Дунае французы, даже если бы они имели некоторые успехи, не могли из Италии предпринять ничего серьезного против сердца австрийской монархии. Для такой операции, как в марте 1797 г., нужны были Бонапарт и победоносная и вдвое большая армия. Ни одно из этих условий не имело места. Гораздо опасней было бы для сердца австрийской монархии и произвело бы большее моральное впечатление, если бы во время похода главных австрийских сил в Италию французским генералам Журдану и Массена удалось бы нанести поражение оставшимся в Германии силам. Открытая плодородная страна, свобода действий левого фланга и более сильная армия создавали такие условия, что французов гораздо более следовало бояться с этой стороны.

4. Большие массы австрийских войск были расположены преимущественно в направлении против Швейцарии, а не против Италии. Следовательно, здесь удар был бы более быстрым, более коротким, а потому и более неожиданным, что следует рассматривать как обстоятельство, крайне важное для успеха.

5. Позднее прибывавшие русские войска, вполне естественно, должны были быть использованы на том театре войны, который в данное время имел наименьшее количество войск, и бесспорно, русские более годились для действий на равнине, чем в горных районах Швейцарии.

Если мы утверждаем, что Швейцария должна была быть завоевана раньше, чем Италия, то не потому, что эта страна расположена выше и обладание ею значительно облегчает завоевание другой. Если Цюрих и Берн лежат на 1 000 футов выше Милана, то это имеет мало значения в сравнении с высотой в 6000 и 8000 футов, на которой находятся проходы из одной провинции в другую; как учит нас опыт похода 1799 г., их почти так же хорошо можно удерживать со стороны Италии, как и со стороны Швейцарии. Мысль о том, что более высокое положение всей страны является действительным стратегическим элементом, — это полная иллюзия{2}.

Что касается господствующего положении Швейцарии над Италией, понимаемого в нашем смысле, то, как мы уже это показали, этот фактор не имел большого значения.

Равнодушие, которое мы проявляем в стратегии в отношении географических условий, не вызывает в нас никаких упреков совести, если мы хотим не только использовать наши главные силы в низменных областях Швейцарии, но также наносить и развивать наши главные удары снизу вверх. Французская главная армия, вынужденная к отступлению в верхние области Альп, уже благодаря этому была наполовину уничтожена.

На основании развитых здесь взглядов мы можем установить следующий план, который должен был привести к блестящему открытию кампании и дал бы возможность австрийцам избежать катастрофы, которая их постигла, не считая, впрочем, этот план единственно целесообразным и правильным.

1. 50 000 чел. образуют армию в Италии и для перехода в наступление ожидают прибытия русских. Они занимают расположение по р. Эч и сосредоточивают свои силы в зависимости от действий противника; они переходят к решительным действиям только при условии исключительно благоприятной обстановки, в противном случае отходят к подножию Крайнинских Альп.

2. 150 000 чел. образуют армию в Германии под командованием эрц-герцога Карла. Она сосредоточивается за Боденским озером, угрожая в равной степени Граубюндену и Арау.

3. Остальные 26 000 чел. остаются в качестве наблюдательной цепи в Тироле, Граубюндене и на Верхнем Рейне до Страсбурга.

4. Главная армия в 120 000 чел. назначается для наступления за Рейн на Арау и 30 000 чел. — на Фельдкирх и С.-Галлен. Она должна вступить в решительное сражение с главной французской армией в Швейцарии с целью ее уничтожения.

5. Обе массы войск, разъединенные Боденским озером, соединяются с южной его стороны или, по крайней мере, ведут операции в тесном сотрудничестве.

Их отдельное наступление имеет целью только:

а) облегчить быстроту продвижения;

б) избежать сосредоточения слишком больших масс при переправе через Рейн на небольшом пространстве;

в) служить демонстрацией против правого фланга французской армии и дальше удерживать его в высоких горных областях;

г) прикрывать возможный отход главной армии на Брегенц.

6. Западная масса главной армии вступает в Арау и стремится выиграть левый фланг французской главной армии, так чтобы тыл ее вовремя сражения был прижат к горам.

7. В случае если французская Дунайская армия (Журдан) выступит настолько рано, что австрийская главная армия получит возможность с успехом обратиться в первую очередь против нее, то австрийская армия оставляет 20 000 чел. за Рейном, а со 100 000 чел. выступает против Дунайской армии с целью одержать над ней полную победу, безразлично, над какой из обеих армий сначала будет одержана победа.

8. Усилия командующих должны быть направлены к тому, чтобы находиться между обеими армиями, однако, не с целью занять позицию между ними, а для того, чтобы при помощи мгновенного большого численного превосходства нанести решительные удары и с максимальным напряжением сил использовать их результаты — в Германии до Рейна, и Швейцарии до Юры или даже самим перейти через эту гору.

Подготовительными мерами необходимо было добиться того, чтобы армия в конце февраля расположилась на указанных здесь временных позициях. Так как французы в начале марта разорвали дипломатические сношения и вскоре после этого объявили войну, то нетрудно было уже в январе предусмотреть приближение этого разрыва.

По крайней мере уже в январе нельзя было больше верить в возможность мирного исхода.

Во всяком случае при данных обстоятельствах было нетрудной задачей предупредить противника или, по крайней мере, быть в готовности начать наступление в тот момент, когда с его стороны будет угрожать нападение.

Что касается французов, нетрудно применить наши принципы к их системе обороны.

Верхний Рейн является слишком сильной границей для того, чтобы можно было угрожать ей. Для ее прикрытия было вполне достаточно иметь гарнизоны в Страсбурге, Нейбрейзахе и Гюнингене. Из 138 000 чел. полевых войск могли быть образованы две армии по 65 000 чел. каждая, которые следовало расположить одну за р. Эч, а другую за Лиматом таким образом, чтобы они могли вступить в сражение соединенными силами. Тогда в высоких областях Альп для связи между двумя колоннами можно было бы оставить всего лишь 8 000 чел.

Мы разделяем французские силы на две равные частя, так как нельзя было предусмотреть, куда будут направлены австрийские силы, находившиеся в Тироле, и поэтому оба театра войны казались в равной степени угрожаемыми; кроме того, переброска крупных воинских частей с одного театра войны на другой была связана с значительными трудностями и с большой потерей времени.

Против австрийских сил, расположенных согласно нашему плану, армия в Швейцарии не могла бы держаться. Было весьма существенно, чтобы она, избежав поражения, отступила через Фрикталь в Эльзас. Тогда, конечно, ничего не было бы потеряно, кроме обладания Швейцарией. Но если бы австрийцы слишком поздно закончили свои приготовления или если бы они допустили большую ошибку, неразумно разделив свои силы, тогда эта армия могла бы попытаться одержать блестящую победу над той или другой частью австрийских войск.

В Италия силы противников находились почти в равновесии; но если бы подошли русские или если бы неудачи заставили французов оставить линию р. Эч, нужно было немедленно вывести войска из Южной Италии, покинув на произвол судьбы вновь созданные республики.

Чем менее претенциозным был этот план, тем более, полагаем мы, следовало применить его в борьбе с противником, имевшим численный перевес и находившимся под умелым командованием, чтобы свести к минимуму невыгоды своего положения; если же противник совершает ошибки и обнаруживает свои слабые стороны, нужно быть готовыми вести против него решительные действия, ставя себе положительные цели.

Полагаем, что этот план должен был заключать в себе только простое развитие тех мероприятий, которые вытекают из явного превосходства сил. При этом мы хотим только показать, как представляем себе его зарождение. Между тем, поскольку мы этот план в дальнейших расчетах выводим из простого логического развития, мы вообще утверждаем, что в теории он не мог быть иным и что неразумное стремление к гениальности по большей части приводит только к путанице и вредит делу. Установление основных положений плана кампании не требует творческой гениальности. Формы использования масс немногочисленны и чрезвычайно просты, важны только основные принципы и известная острота ума в распознавании вещей. Только тогда, когда трудность условий или смелость полководца дают перевес субъективным суждениям над объективными, они (объективные суждения) могут иметь влияние на направление и отклонение основных линий плана; способность полководца не только на основании объективных данных проникать взглядом в самую сущность вещей, понимать и различать столько же интуицией, сколько и рассудком, может быть обозначена именем гениальности, характеризующим высшую область духовной деятельности. Похода через С.-Бернард не мог бы потребовать от Бонапарта никакой начальник генерального штаба.

Действительные планы кампании обеих сторон

Австрийцы

Когда началась война, австрийцы, как говорит эрцгерцог, не выработали еще никакого плана кампании; у них не было, кажется, также никакой предварительной договоренности относительно возможного случая непредвиденного начала военных действий. Следствием этого было то, что армии действовали несогласованно, т. е. не преследовали единой цели. Между тем такое единство является существеннейшей целью всякого плана кампании. Там, где действуют несколько армий, план, по нашему мнению, является необходимым, хотя бы он содержал в себе мало конкретных положений, предоставляя решение условиям места и времени. В таком положении находились австрийские армии, операции которых были вызваны непредвиденным открытием военных действий. Они не имеют никакого другого плана, кроме того, что считались предназначенными для защиты той страны, в которой находились. Одна только армия эрцгерцога Карла, по-видимому, имела предварительный план действий — вести наступление в районе между Боденским озером и Дунаем с целью прикрытия с фланга так называемой Тирольской армии. Впрочем, уже в самом распределении главных сил можно усмотреть некоторые зачатки намечавшегося плана.

Часть армии эрцгерцога силою в 92 000 чел. должна была наблюдать за французской Рейнской армией, а ее главные силы предназначались для действий к западу от Боденского озера против Дунайской армии и части Швейцарской. Готце должен был занять Форарльберг и Граубюнден, Бельгард — Тироль в качестве театра войны, связывающего Германию с Италией. Для этого армия в 73 000 чел. не казалась австрийскому кабинету слишком большой. В Италии после прибытия Суворова должна была вести наступление армия численностью от 100 до 120 тыс. чел. (в зависимости от того, какие силы выставят русские). Таким образом, намечался, по-видимому, следующий план: в Германии вести активную оборону, которая при удачных обстоятельствах могла привести к завоеванию Швейцарии, в Граубюндене и Тироле держаться пассивной обороны, в Италии же вести подлинную наступательную войну.

Насколько этот план расходился с тем, который изложен нами в предыдущем параграфе как наиболее целесообразный, показывает простое сравнение.

В нем совершенно нет места основной идее нашего плана — использовать первоначальное значительное превосходство в силах для нанесения решительных ударов. Если бы у австрийцев была подобная мысль, они постарались бы предупредить противника в открытии военных действий.

Прибавим к тому же, что они сильно запоздали, ибо в подобных случаях можно легко ошибиться в своих расчетах на несколько недель. Кроме того, не в интересах австрийского кабинета было выставлять себя нападающей стороной. Оба эти обстоятельства мешали использовать численное превосходство для нанесения решительных ударов в самом начале войны. К тому же в данном случае неожиданное нападение на противника не представлялось необходимым в стратегическом отношении. Но во всяком случае этот план мог предохранить австрийцев от того, что они сами станут объектом стратегического нападения, как это произошло в марте.

Другим доказательством того, что австрийцы не думали использовать свое первоначальное превосходство для решительных действий, является тот факт, что они начали свое главное наступление в Италии, где они могли использовать это превосходство только после прибытия русских, т. е. позднее. Это — второй существенный пункт, в котором австрийский план расходится с нашим.

При этом, во всяком случае, не следует забывать, что австрийскому правительству трудно было знать соотношение сил с такой точностью, с какой оно теперь представляется нашему взгляду. За месяц до начала войны само французское правительство оценивало боевые силы Швейцарской, Дунайской и Обсервационной (наблюдательной) армий приблизительно в 140 000 чел., из которых 20 000 чел. приходилось на рейнские крепости, так что в его распоряжении оставалось 120 000 чел., т. е. на 40 000 чел. больше, чем было в действительности. Если подобную ошибку допустило французское правительство, то не удивительно, что ее допустило также и австрийское, считавшее численность французской армии на 40 или 50 тыс. чел. больше, чем она имела на самом деле. Но, как это всегда случается, оно также преувеличивало и силы собственной армии по сравнению с теми, какими они представляются нам теперь в круглых цифрах. Поэтому соотношение сил не казалось ему слишком неравным.

Во всяком случае, эта ошибка не заходила так далеко, чтобы вообще сомневаться в численном превосходстве австрийской армии, которое было настолько значительным, что побуждало к решительному наступлению с самого начала кампании.

Третий пункт, в котором австрийский план расходится с нашим, состоит в том, что огромные силы в 73 000 чел. предназначались для простой связи между Германской и Итальянской армиями, тогда как, по нашему мнению, для этой цели было вполне достаточно от 15 до 20 тыс. чел.

Тирольская армия была подчинена отдельному командующему, и, таким образом, все боевые силы были вверены трем полководцам, тогда как, по нашему плану, их должно было быть только два. Это само по себе незначительное обстоятельство все же приобретает большое значение там, где речь идет о стратегии, потому что всякое разделение власти происходит за счет ее действенности и вследствие этого должно рассматриваться как неизбежное, но немаловажное зло. При существующем положении дел это разделение не оправдывалось никакими серьезными основаниями — напротив, тот факт, что генерал Бельгард не был поставлен в подчинение эрцгерцогу Карлу, нужно рассматривать единственно как дань личного уважения к нему. Факты проявления личного уважения наблюдаются слишком часто и, с точки зрения критики, они совершенно неразумны. Оно требуется во всякого рода человеческих отношениях и может иметь место и в таком деле, как война, и даже иногда является решающим фактором, но, с другой стороны, оно может вести к злоупотреблениям, к торжеству ничтожных мнений, примером чего служит рассматриваемый здесь случай.

Из всех этих расхождений австрийского плана с нашим само собой вытекает, что армия эрцгерцога не могла играть той роли, которую мы отводили ей в нашем плане. Если бы она выслала против Бернадотта сильный корпус и с 70 000 чел. осталась бы против Журдана и левого фланга армии Массена, она все еще находилась бы в довольно выгодном положении, но для крупных операций она не имела бы уже достаточных сил.

Так как не было никаких оснований рассчитывать на моральное превосходство, наоборот, возникало опасение, что оно окажется на стороне противника, то австрийский план кампании надежды на успех, возлагал, главным образом, на значительное численное превосходство, заботясь о сохранении соотношения сил в пропорции 3:2 или даже 2:1.

Во всяком случае нельзя сказать, что в общих очертаниях австрийского плана заключался уже зародыш будущих крупных неудач; он послужил только причиной того, что значительное превосходство в силах осталось неиспользованным и благоприятный момент был бесплодно упущен.

Катастрофа, происшедшая в марте, отчасти была вызвана стратегическим наступлением, отчасти же произошла по вине командования, и при том на таком театре войны, где по крайней мере в живой силе недостатка не ощущалось.

Французы

Французский операционный план, насколько мы можем ознакомиться с ним по оправдательному документу Журдана{3} о его походе, исходил из расчета наличных сил в Германии, Швейцарии и Верхней Италии в 190 000 чел., между тем как действительную их численность мы можем определить в 138 000 чел.

Но так как в числе этих 190 000 чел. считались также и гарнизоны на Рейне, то разница получается не столь большая, чтобы при одних и тех же принципах подсчета привести к совершенно различным результатам. Имелось в наличии 170 000 или 140 000 чел., — это не могло внести существенных перемен в общий характер плана.

Так как раштадтские переговоры и заключение новых союзов с Россией и Англией давали возможность предвидеть новую войну со стороны Австрии, то французское правительство решило взять инициативу в свои руки и немедленно начать наступление. Этот план, положенный в основу начала кампании, присланный в официальной форме генералу Журдану как одному из высших командующих лиц, мы находим в уже упоминавшемся нами его оправдательном документе, где он перепечатан дословно. Приведем его здесь полностью.

ИНСТРУКЦИЯ ОТНОСИТЕЛЬНО НАЗНАЧЕНИЯ И ГЛАВНЫХ ДВИЖЕНИЙ ДЕЙСТВУЮЩИХ АРМИЙ В МОМЕНТ ОТКРЫТИЯ ВОЕННЫХ ДЕЙСТВИЙ{4}

В случае начала военных действий в Германии и Италии выставляется пять действующих армий: Майнцская, Гельветская (Швейцарская), Обсервационная (наблюдательная) армия на Рейне, Итальянская и Римская.

Примечание. Французская армия в Батавской республике обязана впредь до нового приказа продолжать оборону границ и территории этой республики, но она может быть сокращена на 15 — 20 тыс. чел. как в полевых батальонах, так и в гарнизонах в войсках всех родов оружия; остальные ее силы будут присоединены к Обсервационной армии.

РАСПОЛОЖЕНИЕ И НАЗНАЧЕНИЕ ДЕЙСТВУЮЩИХ АРМИЙ

Майнцская армия

К моменту открытия военных действии Майнцская армия в составе около 46 000 чел. всех родов оружия назначается для самостоятельных действий в Швабии и Баварии.

Эта армия должна быть немедленно снабжена артиллерийским и продовольственным парками, транспортами и санитарными средствами пропорционально силам и в зависимости от ее назначения действовать постоянно в стране, местами пересекаемой реками, то на равнинах, то в горных проходах.

Она должна в предельно короткий срок сосредоточиться между Гунингеном и Лаядау, расположившись так, чтобы иметь возможность через Кель и Гунинген выйти в Швабию при первом приказе Директории или при первом враждебном акте со стороны австрийцев.

Она быстро направляется несколькими колоннами к истокам Дуная и, пересекши Шварцвальд, совершает свой марш между этой рекой и Констанцским озером, выдвигаясь правым флангом за линию этого озера и опираясь на Брегенц.

В предположении, что Майнцская армия, используя расположение сил противника или выиграв у него во времени, сможет затем взять направление на Верхний Лех, она должна выполнить этот маневр с максимальной быстротой, чтобы помешать австрийцам форсировать эту реку.

Успех этой экспедиции вполне вероятен в предположении, что военные действия начнут французские армии.

Майнцская армия на Дунае будет именоваться Дунайской армией, прикрытием ее правого фланга будет служить левый фланг Гельветской (Швейцарской) армии, в частности ей ставится задача облегчить этой последней поход в Гризон и Тироль. Успешные операции, которые она может совершить на Лехе, Изаре и Инне, должны производиться в зависимости от расположения сил противника. Она должна иметь постоянной целью господство над выходами из Тироля в Баварию.

Гельветская (Швейцарская) армия

Гельветская (Швейцарская) армия, составленная из полевых войск всех родов оружия силою около 30 000 чел., назначается для овладения территориями Гризона и Тироля. К этой армии присоединяются швейцарские полубригады в состоянии боевой готовности.

Левый фланг и центр этой армии перейдут Рейн между Брегенцем и Майенфельдом, которые они должны занять.

Левый фланг и центр этой армии, овладев Брегенцем и Куром, должны оставить части для охраны этих пунктов и затем, соединившись, направиться к истокам Инна, форсировать все проходы до Инсбрука и овладеть ими.

Правый фланг Швейцарской армии, состоящий из полубригад, находящихся в Беллинцоне, подкрепленный равным числом войск из Итальянской армии в Вальтелине, направляется на Глурнс через Вальтелин и оттуда на Ботцен и Бриксен.

Когда правый фланг армии достигнет Бриксена, Итальянская армия может в зависимости от обстановки отступить в том случае, если ее будет теснить слишком многочисленный противник, или если это будет необходимо для ее операций.

Гельветская (Швейцарская) армия по овладении Брегенцем получит наименование Тирольской армии; она будет находиться под командованием генерала Массена, но в больших передвижениях и операциях будет в подчинении командующего Майнцской армией. В результате этого распределения командующий этой последней армией будет иметь возможность присоединить к своему правому флангу часть Гельветской (Швейцарской) армии, имея постоянно в виду, что для успеха кампании абсолютно необходимо, чтобы эта армия овладела долиной Инна и городом Инсбруком.

Армия наблюдения (Обсервационная)

В возможно короткий срок должна быть сформирована и организована Обсервационная армия на Рейне.

Командование ею вверяется генералу Бернадотту. Эта армия, составленная, согласно таблице, прилагавшейся к инструкции, из 48 000 войск всех родов оружия, включая гарнизоны укрепленных пунктов на Рейне, назначается для прикрытия всех крепостей и мостов на Рейне от Гунинтена до Дюссельдорфа, а также областей на левом берегу этой реки.

Задачами ее являются продолжение блокады Эренбрейтштейна, операции против Филиппсбурга и в то же время оказание поддержки операциям Майнцской армии посредством демонстраций в различных пунктах, в частности на Майне, Неккаре и Энце.

Она снабжает гарнизоны укрепленных пунктов на Рейне, регулируя их силы или для обороны или для поддержания необходимого порядка и охраны общественных учреждений, если эти пункты будут находиться в большей или меньшей степени под угрозой в зависимости от расположения французских и неприятельских армий.

Она должна выделить нужное количество войск для блокады Эренбрейтштейна. Остальные части этой армии, собственно говоря, свободный корпус, сформированный на правом берегу Рейна между Ланом и Майном, должны направиться через герцогство Гессен-Дармштадт, за Мангейм и Филиппсбург.

Этот корпус будет действовать, сообразуясь с обстановкой на правом и на левом берегах Рейна, имея задачей оказывать поддержку операциям Майнцской армии, овладеть Эренбрейтштейном и Филиппсбургом и прикрывать левый берег Рейна против вторжения противника.

Эта армия, хотя и имеет отдельного командующего, в больших передвижениях и операциях будет подчиняться командующему Майнцской армии.

Итальянская армия

Итальянская армия, состоящая приблизительно из 50 000 чел. на Адиже и По, за исключением цнзальпинских, лигурийских, польских и пьемонтских войск, будет левым флангом наступать на Триент. Главные силы армии перейдут Адиже у Вероны, овладеют этим городом, а затем последовательно оттеснят неприятеля за Бренту и Пиаве.

Корпус, выделенный из этой армии в Вальтелине, направится на Глурнс, Ботцен и Бриксен совместно с корпусом Гельветской (Швейцарской) армии в кантоне Беллинцона.

Достигнув Бриксена, корпус сможет соединиться с левым флангом Итальянской армии, если необходимость этого будет вызвана силами противника или возникнет в результате полевых операций Итальянской армии.

Эта армия предназначается также для овладения Тосканой, как только она получит приказ. Французские войска, находящиеся в Итальянской армии сверх этих 50 000 чел., назначаются для прикрытия Пьемонта и Цизальпинской республики, а также для снабжения продовольствием действующей армии.

Римская армия

Римская армия будет продолжать завоевание Неаполитанского королевства; в Неаполе она получит наименование Неаполитанской армии. Она должна оказывать помощь островам Корфу и Мальте.

Когда план военных операций будет вполне выработан и сообщен командующим, они должны будут следовать данным инструкциям, пока последние не будут изменены правительством.

Утверждено военным министром, подпись — Шерер.

В этом операционном плане прежде всего удивительно то, что в нем лишь вскользь упоминается о неприятельской армии и что задачи, указываемые трем главным армиям, заключаются лишь в достижении известных географических пунктов.

Дунайская армия должна достигнуть Верхнего Леха, потом Изара, потом Инна, затем овладеть выходами в Тироль; Швейцарская армия должна взять Кур и Брегенц, достигнуть Инна и захватить Инсбрук; Итальянская армия — левым флангом должна направиться к Триенту, а остальными частями — к Бренте и Пиаве.

Для достижения всех этих пунктов, конечно, предполагается, что противник, оказывающий сопротивление, должен быть отброшен. Впрочем, если противник слаб и оттеснение его рассматривается как нечто несомненное и второстепенное, то это, очевидно, обстоятельство, не заслуживающее упоминания; но если противник достаточно силен и стремится к решительным действиям, то лучше было бы иметь это в виду и ставить победу над ним как главную цель операций. Но так как этого в плане нет, то все представляется уже достигнутым, если взяты указанные пункты, т. е. занято другое расположение.

Простой выигрыш нового расположения только тогда может быть объектом операции, если это расположение или значительно сильнее прежнего, или если благодаря ему достигается обладание страной, предоставляющей большие выгоды.

В случае, если мы имеем дело не с первым, а со вторым, то прежде всего возникает вопрос: оправдывается ли это соотношением сил.

Существует естественный и всеобщий закон, что в тот момент, как один из ведущих войну противников хочет изменить в выгодную сторону status quo и стремится занять новое расположение впереди своих прежних позиций, он вызывает взаимное напряжение сил, которого раньше не было, и этим самым побуждает к деятельности своего противника. Итак, уже благодаря этому условия изменяются в невыгодную для него сторону, и вероятность его успеха в общем уменьшается, если даже сила его сопротивления сама по себе не становится ниже.

Деятельность австрийцев в войне с Фридрихом Великим в Богемии была совершенно иной, чем в Силезии.

Точно так же каждое расположение французов в Швабии и Тироле гораздо сильнее, чем за Рейном, возбуждало к деятельности австрийские силы, имевшие численное превосходство, и это соображение, во всяком случае, должно было иметь немалый вес на чаше весов.

Что расположение французских сил за Инном и Пиаве само по себе было гораздо слабее, чем за р. Эч (Адиж) или за Рейном, — это может понять любой ребенок.

Итак, первой и основной ошибкой французского плана командования было то, что в нем не сказано было, где стоят или ожидаются главные массы неприятельских сил и какова их численность, и не указаны, согласно этим данным, комбинации своих собственных сил для больших наступательных или оборонительных боев. При этих комбинациях можно и должно было принять во внимание также географические условия, но эти условия, хотя и имели отношение к главному фактору, сами по себе таковым не являлись. Нас не должен вводить в заблуждение тот факт, что при проведении этого плана в Граубюндене и Тироле были одержаны блестящие победы, когда все было построено в расчетах на успех стратегического наступления. Впоследствии нам нетрудно будет показать, что эти военные успехи совершенно не зависели от стратегических комбинаций, что французы были ими обязаны заслугам своих дивизионных генералов и их войск и что факт стратегического наступления при этом имел ничтожное значение.

В операционном плане стратегическое наступление предусматривалось с единственной целью достигнуть в Швабии Верхнего Леха, опередив в этом эрцгерцога.

Нельзя также положить в основу французского операционного плана якобы подразумеваемое намерение при помощи стратегического наступления нанести крупные удары, потому что только стоявшие в Граубюндене и Форарльберге австрийские войска могли быть вообще объектом такого наступления, войска же, стоявшие за Лехом и в долине Инна, очевидно, были слишком далеко. Они насчитывали только 12—15 тыс. чел., т. е. составляли очень небольшую часть армий, и победа, которую можно было одержать над ними, казалось, не стоила труда.

Второе наше замечание относительно французского операционного плана заключается в том, что в нем в поисках новой линии расположения особое значение придается возвышенным пунктам, так как тогда были в моде следующие взгляды, не изжитые еще и до сих пор: из того факта, что, занимая возвышенные пункты, можно господствовать в известном смысле над лежащими внизу районами, вытекает вообще преимущество возвышенных местностей над низменными.

Рассматривая вопрос о Швейцарии, мы уже развили то положение, что в стратегии реальность господства всецело зависит от характера операций; всякого рода абстрактные теории относительно этого являются совершенно иллюзорными.

Если в стратегических схемах нельзя учитывать геометрический принцип как принцип, имеющий действительное значение при условии тактических успехов, то использование географического принципа и все те жертвы, которые приносятся ему в ущерб напряжению сил, во многих случаях приводят к проигрышу.

Исходя из этих иллюзорных представлений, французы, ставя себе задачей овладеть истоками Инна и Эч, рассчитывали этим в корне подорвать австрийское сопротивление в Германии и Италии, и это было продиктовано стремлением в предстоящей борьбе действовать в направлении сверху вниз.

Только единственно в этом смысле для них важно было обладание Тиролем и Граубюнденом как странами возвышенными.

Операция Дунайской армии при этом завоевании носили совершенно подчиненный характер, так как вполне определенно было сказано, что она, главным образом, должна облегчить завоевание Тироля.

Если мы, согласно этому операционному плану, конкретно представим себе картину операций армий Журдана и Массены, то получится следующее: 12 000 чел. из Италии, как бы правой рукой, и 15 000 чел., как левой рукой, охватывают Тироль, а 40 000, выступая отдельными отрядами в виде эшелонов, направляются на Верхний Лех.

Мы спросим: можно ли было при такой организации сил противостоять 170 000 австрийцев, с которыми входили в соприкосновение?

Таков был французский операционный план, если судить о нем только на основании приведенного выше документа. Впрочем, мы видим, что эта инструкция не была результатом зрелого размышления, и мы не должны удивляться, что в переписке военного министра как члена правительства с одним из высших командных лиц — генералом Журданом — в качестве руководящего принципа высказывается совершенно другая мысль, которую поэтому мы должны здесь привести дословно.

В этой переписке говорится, что Журдан должен победить эрцгерцога в генеральном сражении и что имеется в виду решительное стратегическое наступление. Так как численность войск для этого представлялась недостаточной, то дух армии, ее моральное превосходство над австрийцами должны были заменить все.

"Национальное мщение, — пишет военный министр в своем письме Журдану от 22 вантоза (10 февраля), — должно быть применено к вероломным правительствам. Мы сможем добиться мира не иначе, как одержав решительные победы в предстоящей кампании. Воспламеняя мужество наших войск, эти мотивы, осуществляемые благодаря мудрости и таланту ваших военных распоряжений, должны внушить нам чувство обоснованного спокойствия...

Австрийцы многочисленны, но не говоря даже о превосходстве в мужестве и активности, которое мы имеем над ними, нужно принять во внимание, что они заняли огромную территорию и, выступая против вас, должны оставлять в тылу много войск и для оккупации Баварии, и для защиты Богемии, и для охраны промежуточных пунктов; таким образом, они разбросают свои силы, и действующая против вас главная армия не может иметь слишком большого численного превосходства".

Однако, в другом письме, написанном на месяц раньше, исчисляя силы Швейцарской, Дунайской и Обсервационной армий в 100 000 чел., он между прочим говорил:

"И эти силы, приведенные в движение единым командованием, по единому плану, вполне могут оспаривать победу у 100 или 120 тыс. войск императора, особенно если эти три армии сосредоточатся каждая на своих позициях, что является методом наиболее безопасным, если не сказать решающим, в операциях против привыкших к большим маневрам австрийцев, которые всегда оказываются в недостаточном числе, действуя в совокупности, по самой природе вещей. Не может ли, однако, случиться, что противник начнет действия, сосредоточив на одной позиции сил от 40 до 50 тыс. чел.?"{4}.

Из приведенных мест совершенно ясно видно, насколько отличалась от нашей точка зрения французского правительства на условия данного момента. По нашему мнению, было чрезвычайно трудно, противостоя ударам новой коалиции, удержаться на высоте занятых политических позиций. Но Директория не испытывала никаких опасений; она думала, что речь идет лишь о том, чтобы шествовать вперед обычным путем завоеваний. Нет никаких признаков мысли о том, что следует использовать время для скорейшего наступления, пока не подойдут русские. Эта мысль, которую Жомини считает основной важнейшей идеей, всецело выдумана самим этим автором, тогда как Журдан при подсчете боевых сил австрийцев включает сюда и 24 000 русских.

Далее обращает на себя внимание, что французское правительство оценивает австрийские силы в Германии только в 120 000 чел., между тем в действительности их было 170 000.

Мы пойдем по ложному пути, если эту ошибку будем считать причиной глубоко задуманных французских планов, скорее эти планы, родившиеся из революционных настроений, были причиной того, что французы так мало считались с неприятельскими силами. Обычно случается обратное: численность боевых сил противника оценивается выше собственных сил. Но ошибка в оценке их на целую треть ниже действительности могла произойти только при таком беспорядочном и авантюристическом правительстве, каким была французская Директория.

Предположение о том, что эрцгерцог, благодаря многочисленным откомандированиям частей, значительно ослабит свои силы и этим предоставит случай вступить с ним в сражение, само по себе является допустимым, хотя оно никоим образом не должно было бы возникнуть, поскольку оно теряло всякий смысл вследствие раздробления собственных сил, не меньшего, чем у неприятеля.

Последнее подчеркиваемое нами положение едва ли можно понять, если не вспомнить о том, что Монталамбер (в своей переписке) и Темпельгоф в "Истории Семилетней войны" высказывают мысль о нормальной силе армии; мы должны допустить помрачение здравого человеческого разума, которое в теоретических построениях очень часто обнаруживается во время войны.

На подобном невежестве и подобных глупостях строятся химеры авантюристического наступления.

Если же такая химера положена в основу приведенной выше инструкции, нужно только удивляться этому.

Говорить подробно об отдельных промахах, противоречиях, неясностях и глупостях этой инструкции было бы слишком долго и скучно, но попутно мы должны еще коснуться ее главнейших положений.

Как можно рассматривать в качестве сильной оборонительной линия против численно превосходной армии такую незначительную реку, как Верхний Лех? Что может этой армии помешать перейти Нижний Лех?

Как могла Дунайская армия занимать тирольские проходы, продвигаясь в то же время вперед? Она должна была для этого разбросать свои силы.

Массена с своим центром и левым флангом, т. е. с 16 — 18 тыс. чел., должен был в одно и то же время идти на Кур и Брегенц. При этом, однако, ничего не сказано было о сильно укрепленной позиции Фельдкирха; затем он должен был соединиться с этим разъединенным центром и достигнуть истоков Инна, "форсируя все проходы до Инсбрука". Кто в состоянии понять это?

Правый фланг Швейцарской армии должен был идти через Вальтеин на Глурнс в долине р. Эч, а затем вниз до Боцена и Бриксена, причем неизвестно было, должен ли он направиться к немецкой или итальянской границе.

Итальянской армии предписывалось левым флангом двинуться на Триент, правым и центром вести операции против Бренты, кроме того, в тылу овладеть Тосканой, хотя противник был сильнее ее. Она должна была у Вероны форсировать Эч, хотя Верона была неприятельской крепостью и как раз там можно было ожидать встречи с главной неприятельской армией.

Если эта бессмыслица, для которой трудно подыскать даже название, не говоря уже о том, что она не достигла своей цели, не привела к большой катастрофе, то это произошло, во-первых, потому, что только ничтожная часть ее получила осуществление, а во-вторых, потому, что австрийцы, как бы пораженные столбняком, почти не двигали своими членами, лишенными нервов и мускульной силы, и тащились медленно и с трудом.

Журдан и Бернадотт начинают кампанию

Дунайская армия под непосредственным командованием Журдана к моменту открытия кампании имела следующий состав и численность:

Авангард Лефевра — 9 000 чел.
Первая дивизия Ферино — 8 000
Вторая дивизия Суама — 7 000
Третья дивизия Сен-Сира — 6 700
Фланговый корпус Вандама — 3 000
Резервная кавалерия д'Опу — 3 200
Всего — около 37 000 чел.

1 марта эта армия форсировала Рейн у Келя и Базеля и, двигаясь четырьмя колоннами долинами Гелленталь, Кинцигталь и Ренхталь через Шварцвальд, достигла высот Ротвейля и Бломберга, причем авангард ее продвинулся до Тутлингена, куда он вступил 6 марта, и здесь остановился, ожидая развития событий в Граубюндене.

Франция пока еще не объявляла войны Австрии. Журдан, опасавшийся превосходства сил эрцгерцога, истолковал полученный им приказ о наступлении в том смысле, что он должен только занять предварительные позиции.

В приказе о наступлении от 22 вантоза (10 февраля) между прочим говорилось:

"Командующий Майнцской армией немедленно двинет вверенную армию за Шварцвальд, овладеет истоками Неккара и Дуная и займет позиции, указанные в предыдущих инструкциях".

Под последними можно было подразумевать позиции на Лехе, Изаре и Инне, и выжидательный образ действий Журдана не входил в намерения Директории. Это тем более вероятно, что Журдан, как мы увидим, не стал дожидаться формального объявления войны, оставаясь на своей позиции.

Весьма вероятно, он надеялся, что наступление Массены в Граубюндене отвлечет туда значительную часть сил эрцгерцога и одновременно появление Бернадотта отвлечет другую часть сил в Франконию. Журдан приказал навести понтонный мост у Брейзаха и соорудить предмостное укрепление.

Бернадотт со своей так называемой Обсервационной армией, которая в начале кампании была настолько слаба, что после выделения из нее гарнизонов для Майнца и Эренбрейтштейна могла выставить в поле не более 8 000 чел., 1 марта перешел через Рейн у Мантейма.

Он занял Мангейм, который австрийцы вынуждены были эвакуировать, так как не смогли достаточно укрепить его для обороны, и блокировал Филиппсбург.

Эрцгерцог в своей ставке в Фридберге узнал о переправе французов 3 марта.

Будучи вполне готовым и имея армию в полном сборе, он был в состоянии уже 4 марта перейти Лех со своим авангардом, состоящим из пехоты силою не менее 9 500 чел. (9 батальонов) и кавалерии численностью 7 800 коней (44 эскадрона); остальным своим войскам он приказал выступить в поход с таким расчетом, чтобы пехота силой в 37 000 чел. (39 батальонов) перешла Лех у Аугсбурга, Ландсберга и Шонгау — 9 марта, а кавалерия силой в 16 000 чел. (94 эскадрона) — 14 марта. Кавалерийские полки, расположенные далее в тылу, прибыли только позднее.

Кроме этих войск, было отправлено в Ульм 6 000 чел. (6 батальонов) в качестве гарнизона, и из Богемии 1 500 чел. — в Ингольштадт, а 9 000 чел. пехоты (7 батальонов) и 3 500 кавалерии (20 эскадронов), стоявшие под командованием Старрай у Неймаркта на левом берегу Дуная, выступили на Регниц.

В то время как авангард тремя колоннами продвинулся до Бибераха, Вальдзее и Равенсбурга, главные силы армии расположились на квартирах позади этих пунктов от Меммингена до Леуткирха.

Эрцгерцог Карл намерен был держаться среднего направления между верхним Дунаем и Боденским озером, чтобы встретиться с противником на кратчайшей линии и вступить с ним в решительное сражение.

Это первоначальное наступление французской армии развивалось только как демонстрация и привлекало на себя главные силы австрийской армии в то время, как Готце был атакован в Граубюндене и Форарльберге; крупные столкновения между Журданом и эрцгерцогом могли произойти только в связи с решительными ударами в Тироле, пока же они происходили только в Граубюндене. Поэтому мы обратимся сначала к Граубюндену, потом перейдем к Тиролю, а затем снова вернемся к обеим армиям на Дунае.

Центр армия Массены уничтожает корпус Ауффенберга в Рейнской долине

Мы уже говорили, что Форарльберг и Граубюнден были заняты 26 000 чел. под командованием генерала Готце и что Готце находился в подчинении эрцгерцога Карла.

Эти 26 000 чел. составляли 26 батальонов и 8 эскадронов. Эрцгерцог приказал генералу Готце использовать свои главные силы для защиты переправы у Брегенца, чтобы служить прикрытием левого фланга армии эрцгерцога в его операциях между Дунаем и Боденским озером. Согласно этому приказу, Готце занял Брегенц 13 батальонами, 5 батальонов занимали позиции у Фельдкирха, 1 батальон у Люциенштейга, 4 батальона и 1 эскадрон под командованием генерала Ауффенберга находились в Граубюндене, именно в Рейнской долине, Энгадин был занят несколькими батальонами Тирольской армии.

Прежде чем перейти к рассказу о нападении французов на генерала Ауффенберга, мы должны вкратце рассмотреть вопрос о характере обороны высоких горных местностей и составить себе ясное представление о природе страны для того, чтобы надлежащим образом понять положение генерала Ауффенберга.

Оборона в высоких горных местностях имеет свои специфические трудности и очевидным образом является менее сильной, чем оборона в местностях, расположенных на средней высоте. На горных высотах трудно иметь свои собственные оборонительные посты: если даже и возможно втаскивать наверх и спускать вниз артиллерийские орудия, то там нельзя удерживаться вследствие отсутствия поддержки и из-за холодов в суровое время года. Кроме того, отсутствие связи по фронту ставит каждый пост в совершенно изолированное положение.

Если же при этом дело касается также и защиты самой долины, то еще менее можно говорить об оборонительных постах на высотах, так как расстояния, по большей части, слишком велики для того, чтобы можно было производить с горных высот обстрел равнины.

Вследствие этого необходимо размещать свои посты или в удобных пунктах на склонах гор, для чего не часто предоставляются подходящие случаи, или же устанавливать их прямо в долине. В случае, если оборонительная линия этих постов идет параллельно долине, прикрытиями им служит река и ее берега, причем предполагается еще, что дорога, ведущая к реке, находится на их стороне. Это, очевидно, не делает оборонительную линию особенно сильной, так как реки и ручьи часто можно перейти вброд, а берега не везде круты и недоступны. В отдельных пунктах, конечно, может представиться случай создать очень сильные посты, весьма благоприятные для обороны, именно там, где совершенно невозможно двигаться без дорог, а дорога идет через мост или через узкие и крутые места. Эти отдельные сильные пункты могут стать средством для обороны в целом.

Если противник, двигаясь поперек своих горных хребтов, несколькими колоннами спускается в долину, он не может подобным же образом продвигаться дальше через наши горные хребты, но прежде всего должен обезопасить от нападения долину и свои пути: таким образом, для него недостаточно прорвать нашу линию, ему необходимо также овладеть отдельными пунктами. Такого рода оборонительная линия в долине похожа на прикрытые подступы к крепости, где гарнизон при неприятельской атаке отходит за траверзы в укрепленные районы.

Если отдельные посты, действительно, сильны и своевременно получают поддержку, то неприятель, находящийся в неблагоприятном положении, легко может быть отогнан, и тогда он может понести значительные потери. Но эти посты обыкновенно не так сильны, как принято думать, они упираются в крутые склоны гор, на которые можно взбираться лишь обходными путями с большой затратой сил и времени, эти посты хорошо видны, обстреливаются с тыла и т. д., в результате чего обычно несут большие потери. Но главный недостаток такой оборонительной линии заключается в том, что в случае необходимости отступления для части этих постов оно становится уже невозможным.

Путь отступления обыкновенно идет через поперечные долины, вследствие чего посты ищут, главным образом, выхода из них; но так как не всегда можно найти его, — выходы из долин немногочисленны, и тропинки, идущие через горы, редки, то легко может случиться, что часть войск попадет в руки противника. Так бывает в том случае, если линия обороны проходит вдоль долины. Если же позиция занимается в поперечном главным долинам направлении, то оборона вообще бывает более сильной, так как действия противника ограничиваются тогда очень немногими пунктами, и отступление большинства постов не находится под угрозой. Но в таком случае посты или оказываются изолированными, так как связь проходит через горы, или же, если она проходит через поперечные долины, они оказываются снова в прежнем положении.

В результате нашего рассмотрения следует придти к выводу, что оборона в очень высоких горных районах менее успешна, чем в районах средней высоты. Вместо преимуществ продолжительной обороны, где шаг за шагом приходится отстаивать каждую пядь земли, и сравнительно меньших потерь при отступлении, что имеет большое значение в горной обороне для небольших отрядов, получается результат прямо противоположного характера.

Граубюнден состоит из двух продольных и нескольких поперечных долин. Первые две — передний Рейн и Инн. Таким образом границы с северо-востока и юго-востока составляют левый край долины Рейна и правый — долины Инна, с юго-запада границей является высокий Альпийский хребет, отделяющий итальянские реки Тичино и Маиру от немецких — Рейна и Инна.

Через все эти горные хребты проходят только небольшие тропы для пешеходов; эти тропы на самых высоких пунктах, являющихся перевалами, носят особые названия. Пехота может проходить по ним только медленно и с большим трудом, а легкая артиллерия — лишь при помощи искусственных приспособлений. Только при спуске от Майенфельда к оз. Валлензее, озеру и кантону Аппенцель эта северная окраина долины Рейна имеет несколько проездных дорог, так как здесь горные массивы прорезываются несколькими долинами.

Войска, стоявшие в Рейнской долине, не имели других путей сообщения кроме долины Инна, так как долины на итальянских склонах Альп находились в руках французов. От Рейна в долину Инна вели пути через следующие поперечные долины.

1. От Рейхенау на Юлиерберг, Альбулу через долины Рейна и Альбулы.

2. От Кура через Шалфикталь на Штреленберг и Давос и оттуда на Скалетту и Флюлен.

3. От Майенфельда через Преттигау также на Флюлен.

4. От Фельдкирха через Монтафон на Мартинсбрюк.

Настоящие большие дороги для этих войск вели на Фельдкирх, составляя, таким образом, продолжение их фронта.

Генерал Ауффенберг расположил свои главные позиции у Кура, оттуда занял Рейхенау и Майенфельд и отрядил один батальон, чтобы совместно с вооруженными отрядами местных жителей занять все выходы, ведущие к северо-западной окраине Рейнской долины и главному Альпийскому хребту, до Шплюгена. Таким образом, эти посты состояли большей частью из местных жителей. С.-Готард лежит вне границ Граубюндена, его занимали французы, и астрийские посты на этой стороне были расположены у Диссентиса.

Люциенштейг — старый форт в Граубюндене, состоявший из одного крепостного верка с двумя боковыми редутами, был обращен фронтом к Форарльбергу, т. е. против Австрии. Он преграждал главную дорогу, ведущую от Фельдкирха между Бальцерсом и Майенфельдом к подножию горного хребта через ущелье, образуемое с одной стороны крутыми скалами Фалькниса, с другой — Флешербергом. В эту гору упирались редуты. Верк был занят одним батальоном с 5 орудиями.

Он замыкал, таким образом, позицию генерала Ауффенберга на правом фланге и охранял его против всякого противника, который мог перейти через Рейн ниже Люциенштейга. Пост в Рейхенау находился у двойного моста через Рейн. У Кура центральная позиция была защищена выгодно расположенными горными высотами. Для перехода через Рейн на протяжении от Рейхенау до Люциенштейга было два моста: один — у Рейхенау и другой, так называемый Таможенный мост, — при впадении Ландкварта; кроме того, имелось несколько бродов, которые, однако, в то время из-за высокой воды были недоступны.

С первого взгляда становится ясным, что такие условия были неблагоприятны для упорной обороны, и следовало опасаться больших потерь, хотя обстоятельства сложились иначе, чем можно было ожидать.

Так как французы занимали охватывающее положение по отношению к левому флангу генерала Ауффенберга у Шплюгена, то особенно следовало бояться того, что посты у Рейхенау, а также у Кура будут атакованы с тыла, отрезаны от Энгадина, и, таким образом, австрийцы будут оттеснены на Люциеншгейг и Фельдкирх. Тогда все дело сводилось к тому, удержатся ли оба эти поста у Фельдкирха и Люциенштейга до тех пор, пока подойдет Готце со значительными силами, чтобы отбросить французов от тех пунктов, которые они могли занять между этими постами.

Если бы Люциенштейг пал раньше этого, то погиб бы весь корпус Ауффенберга.

Мы увидим дальше, что обстоятельства сложились иначе, хотя и не менее неудачно. Армия Массены имела следующие подразделения:

1. Дивизия Ксантрайля на левом фланге — бригады Руби и Удино.

2. Дивизия Менара в центре — бригады Лоржа и Шабрана.

3. Дивизия Лекурба на правом фланге — бригады Луазона и Энони.

Две первые дивизии стояли у Цюрихского и Валлензее озер, последняя же находилась на итальянской стороне Альп у Беллинцоны; ее форпосты занимали альпийские перевалы.

Если понимать самым простым образом тот запутанный французский операционный план, который мы привели, то Массене следовало вести наступление выше Боденского озера за Рейн и между Лехом и Боденским озером выйти в Швабию, третья же дивизия должна была направиться по долине Инна. Он должен был с этой дивизией овладеть выходами долины р. Эч, благодаря чему австро-итальянская армия оказалась бы в угрожаемом положении на своем правом фланге. Итак, ближайшей задачей Массены было отбросить генерала Ауффенберга с его позиций в Рейнской долине, затем овладеть позициями у Фелъдкирха и, наконец, вытеснить австрийцев из Верхнего и Нижнего Энгадина до выхода в долину р. Эч.

Этим Массена некоторым образом выравнивал фронт с армией Журдана. Какого-нибудь другого целесообразного общего операционного плана пока не существовало. На пути к осуществлению этой цели возникала возможность, при разбросанности австрийских позиций и неподготовленности части их армий, овладеть некоторыми трофеями, и французские генералы не упустили случая собрать богатую жатву, исправив, таким образом, недостатки операционного плана.

Бой у Люцирнштейга 6 марта

5 марта Массена сосредоточил центр своей армии в долине Рейна между Рагацем и Верденбергом. 6 марта из своей главной квартиры в Ацмоосе он сообщил генералу Ауффенбергу о начале военных действий и потребовал от него эвакуация Граубюндена.

Непосредственно вслед за этим он начал наступление.

Из дивизии Ксантрайля бригада Руби осталась у Шафгаузена для поддержания связи с Дунайской армией, другая бригада (Удино) находилась при центре.

Из дивизии правого фланга генерал Луазон с одной бригадой спустился от Урзерна через Кришпальт к Диссентису и атаковал находившийся там пост, состоявший из нескольких тысяч вооруженных крестьян и одной роты пехоты, однако, не мог овладеть им.

Из центра, при котором находился сам Массена, состоявшего из трех бригад, был послан генерал Демон через небольшую долину Рагаца и Веттиса, чтобы направиться через перевал на Кункель, лежащий против Рейхенау, и атаковать его.

Генерал Удино должен был перейти вброд Рейн ниже Верденберга у Бендерна, с частью своих сил вести наблюдение за Фельдкирхом, с другой же частью двинуться направо для оказания поддержки Массена.

Сам Массена с бригадами Лоржа и Шабрана из дивизии Менара хотел попытаться перейти вброд Рейн выше Люциенштейга у Флеша и Майенфельда, в то время как выделенный из этих частей батальон должен был переправиться ниже Люциенштейга с помощью временного моста ("мост на козлах").

Этот батальон должен был угрожать форту с фронта, в то время как Массена, оттеснив выставленные против него полевые части, намеревался атаковать его с тыла.

Генерал Демон захватил пост, выставленный австрийцами на перевале Кункель; рота с двумя орудиями, стоявшая выше Таминса, овладела Рейхенау и обоими мостами через Рейн, потом он послал отряд на Диссентис, в тыл находившегося там поста, благодаря чему этот последний оказался между двух огней и был взят. Сам генерал Демон уже в 7 часов утра выступил против Эмса. Здесь австрийцы, получив подкрепление из Кура, отбросили Луазона назад к Рейхенау, но не могли снова овладеть этим пунктом.

Генерал Удино при своей переправе натолкнулся на очень большие затруднения, и ему не оставалось ничего другого, как захватить Шелленберг, лежащий против фельдкирха, но он не мог оказать помощь центру во время боя.

Генерал Ауффенберг подтянул к себе стоявший поблизости батальон генерала Готце. В то время, когда часть войск, как мы видели, была выделена на Эмс и Рейхенау, он с остальными двумя батальонами и полу-эскадроном кавалерии занял позиции вдоль Рейна от нижнего Таможенного моста при впадении Ландкварта до Флеша протяжением свыше одной немецкой мили. Однако, ему ничего не удалось сделать, так как все попытки французов переправиться вброд через Рейи у Флеша и Майенфельда, благодаря высокому уровню воды, оказались бесплодными.

Напротив находился мост у Ацмооса, и Массена решил с бригадой Лоржа свернуть влево и перейти по этому мосту, чтобы атаковать Люциенштейг с фронта, в то время как Менар с бригадой Шабрана будет удерживать генерала Ауффенберга. Переход французов по этому слабому временному мосту занял продолжительное время, и только после полуночи — в 3 часа — Массена смог появиться перед Люциенштейгом. Он решил овладеть этим пунктом любой ценой, так как в противном случае, имея в тылу такой ненадежный мост и разбросав свои силы, он не мог бы оставаться в узкой Рейнской долине.

Массена приказал небольшой колонне гренадер взобраться на гору Фалькнис, в которую упирался правый фланговый редут. Другая колонна овладела незанятым Флешербергом, находившимся слева от крепостного верка, третья колонна атаковала с фронта. После 4-часового боя укрепление было взято. Колонне, взобравшейся на гору Фалькнис, удалось подвергнуть сильному обстрелу сверху правый фланговый редут, к этому присоединилась еще атака с фронта, и с наступлением ночи редут был взят. Затем французы атаковали верк с тыла, перебили или захватили в плен гарнизон и открыли путь колонне, производившей атаку с фронта. Можно думать, что из этого гарнизона уцелели немногие.

Бой у Кура 7 марта

Генерал Ауффенберг после неудачных результатов этого дня решил отступить за Ландкварт. Он расположился с двумя батальонами и полу-эскадроном у верхнего Таможенного моста, переброшенного через Ландкварт; в то время как один батальон с полуэскадроном остался у Эмса.

7 марта Массена возобновил наступление, подтянув к себе бригаду Шабрана, переправившуюся по нижнему Таможенному мосту.

Когда Массена начал наступление, верхний Таможенный мост был скоро оставлен, вторая позиция у Цицерса и третья, наскоро сооруженная перед Куром у Мазанса, также были взяты Массеной; это нетрудно объяснить, учитывая, что 7 — 8 тыс. чел. вели наступление против 2 000. Генерал Ауффенберг оказался теперь в критическом положении. Когда он подошел к Куру и еще раз занял позиции на находившихся там высотах, вероятно, имея намерение подтянуть к себе батальон из Эмса, он был обойден с правого фланга войсками, которые Массена перебросил налево в горы; фронт его был прорван, и со всеми своими войсками, а также с батальонами, находившимися у Эмса, генерал Ауффенберг попал в руки французов. Только слабые остатки этого корпуса из 6 000 чел. спаслись, добравшись по горным тропам до Верхнего Энгадина.

Войска генерала Готце были еще расположены на квартирах, когда произошло сражение при Люциенштейге и Удино уже овладел Шелленбергом, который от позиции у Фельдкирха отделяется узкой луговой долиной, впадающей в долину р. Илль. Готце поспешно стянул ближайшие батальоны и, имея всего 2 — 3 тыс. чел., двинулся с ними на Шелленберг навстречу Удино в расчете на то, что у него будет время собрать свои остальные войска.

Удино, войска которого были усилены еще частью бригады Лоржа, было нетрудно отбросить австрийцев, потерявших свое орудие и половину людей, и овладеть частью передовых укреплений горной позиции. Готце удалось лишь с большим трудом с наступлением ночи снова вырвать их из рук французов и, таким образом, получить в полное обладание весь район, примыкавший к позиции у Фельдкирха.

Этим закончился первый этап наступления Массены. Результаты были таковы: он овладел Рейнской долиной, уничтожил австрийский корпус силою около б 000 чел., взял 5 000 пленных и 14 орудий и ликвидировал вооруженные силы граубюнденцев.

Ясно, что этот блестящий результат зависел не от наступательного плана, а от энергии в его проведении, так как наиболее сильным постом всей позиции был Люциенштейг, падение которого привело к поражению Ауффенберга, между тем как этого поражения можно было ждать гораздо скорее с левого фланга.

Этот Люциенштейг еще раз служит доказательством того, как опасно искать опоры для укрепленных позиций на таких тесных дорогах в горах.

Причина того, что генерал Ауффенберг потерял путь отступления, вообще не зависела от характера его позиции: если бы он бросил свою артиллерию, то путь отступления по долине Альбулы не мог бы быть перехвачен у него без его собственной оплошности.

Массена сосредоточил свой центр против позиций у Фельдкирха и в течение нескольких недель продолжал оставаться в Рейнской долине, ожидая успешных результатов операций своего правого фланга и Дунайской армии, и не предпринимал никаких значительных действий.

Завоевание Энгадина Лекурбом

Энгадин — долина Граубюндена, и вследствие этого выдвинутые сюда два австрийских батальона принадлежали к войскам, оккупировавшим Граубюнден. Впрочем, эти войска принадлежали к составу Тирольской армии, тогда как войска Ауффенберга входили в состав армий Готце и эрцгерцога. Рассматривая Энгадин как один из главных выходов в Тироль, мы должны будем сказать о положении Тироля и его армии, чтобы ясно представить себе наступление Лекурба.

После уничтожения войск Ауффенберга и потери Граубюнденской Рейнской долины мы можем не принимать более в расчет оборону собственно Энгадина и, таким образом, рассматривать Тирольскую армию, исчислявшуюся, как мы сказали, в 47 000 чел., как армию самостоятельную, операции которой были ограничены Тиролем.

По-видимому, Бельгард не мог предусмотреть разрыва мирных отношений в такой степени, как эрцгерцог, находившийся ближе к месту переговоров и лучше осведомленный. Эрцгерцог неоднократно сообщает, что здесь не было сделано никаких приготовлений к войне, и можно думать, что прошло 10—12 дней, прежде чем войска начали операцию, являвшуюся как бы стратегическим наступлением.

Эрцгерцог, по-видимому, не составил конкретного плана расположения австрийских сил в Тироле, ибо, хотя он и называет места сосредоточения и указывает численность сил, у него все-таки всегда чего-нибудь недостает: или не указаны точные цифры, или не указывается назначение отдельных частей, или не перечислены все части, или же все это находится в полном противоречии. Относительно положения при открытии кампании мы можем извлечь из его труда лишь следующие данные:

На северной границе Тироля в менее возвышенных районах находилось 29 батальонов и 5 эскадронов В Южном Тироле, т. е. в долинах р. Эч и Пустера 10 батальонов и 2 эскадрона. Эти части составляли крупные войсковые соединения. Для занятия горных проходов были выдвинуты следующие части:

Куда	Батальонов	Эскадронов
В долину Зульца	3	½
В Винтшгау (верхняя долина р. Эч)	3	½
В Энгадин	2	1
Гарнизон в Инсбруке	1	—
Гарнизон в Ландеке	1	—
Всего	49	9

Таким образом, здесь пропущены только 1 батальон и 5 эскадронов.

Когда начались военные действия в Граубюндене, о чем Бельгард, вероятно, узнал не раньше 8 марта, он начал поход со своими войсками, но по какому плану и каким образом, об этом мы опять недостаточно осведомлены; через 12 дней, т. е. около 18 марта, эрцгерцог расположил Тирольскую армию в следующем порядке:

Где	Батальонов	Эскадронов
В долине Зульца	4	½
В долине Мюнстера у Гауферса	8	½
В долине Инна у Мартинсбрюка	4	½
В долине Монтафона и Клостера	6	—
В качестве резерва в долине р. Эч у Лаача	9½	2½
Резерв в долине Инна у Ландека	10 000 человек
Всего	31½	5 + 10 000 чел. резерва

Если эти 10 000 чел. считать за 10 батальонов и 9 эскадронов и причислить к ним еще 2 батальона, которые в это время уже погибли в Энгадине, то получится всего 43½ батальона и 14 эскадронов. Таким образом, недостает еще 6½ батальонов, из которых одни были использованы в качестве гарнизонов, а другие могли быть просто пропущены.

По-видимому, из 29 батальонов, занимавших северный Тироль, 5 были направлены в долину Мюнстера, чтобы там вместе с 3 батальонами, находившимися в Винтшгау, занять позицию у Тауферса, 6 батальонов были посланы на Монтафур и в долину Клостера и 4 батальона — на Мартинсбрюк; около 10 батальонов было выставлено у Ландека в качестве резерва; резерв, выставленный в Винтшгау у Лаача, был образован из 10 батальонов, стоявших в Южном Тироле.

Следует предположить, что в то время как происходили первые бои между Лаудоном и Лекурбом, Тирольская армия переходила от этих первых двух стоянок к следующим.

Бельгарду был дан приказ оборонять Тироль, причем господствовало то же самое мнение, как и при защите Граубюндена, что эту оборону следует организовать по возможности местными средствами с помощью тирольского населения, которое по доброй воле всюду возьмется за оружие.

Бельгард видел свое назначение только в обороне этой провинции и, по мнению эрцгерцога, по-видимому, ограничился этой задачей, зная, какое большое значение придают в Вене защите Тироля.

Какой глупостью было назначить 50 000 чел. исключительно для обороны этой провинции и этим поставить их изолированно, вне связи с общей совокупностью операций, тогда как в виду малой доступности и воинственного и вооруженного населения этой провинции ее следовало бы, до известной степени, предоставить собственным силам, — этого факта при рассмотрении событий никоим образом нельзя оставлять без внимания.

Рассматривая Тироль как страну, которую приходится оборонять с запада, мы видим, что она имела четыре подступа таких, где вьючные тропы, ведущие через перевалы в долины, соединяются уже с проездными дорогами: 1) от Фельдкирха через Монтафур, 2) Энгадин, 3) долина Мюнстера (южные истоки р. Эч), 4) долина Зульца.

К каждой из этих долин вели более или менее доступные перевалы через высокие горные хребты, на которые предстояло взбираться.

По ранее изложенным причинам оборона этих перевалов была невозможна, она зависела от обороны долины. Оборонительная линия, следовательно, начиналась от позиции у Федьдкирха, который, как мы знаем, оставался в руках австрийцев, проходила вдоль долины Монтафур и пересекала в поперечном направлении долины Инна, Мюнстера и Зульда. У озера Гарда она примыкала к расположению итальянско-австрийской армии, первые посты которой находились на северном берегу озера.

9 батальонов у Лаача следует рассматривать как резерв для долин Зульца и Мюнстера, а равным образом и для постов у Мартинсбрюка, находившихся в долине Инна, так как от Винтшгау можно было удобно выйти через долину северных истоков р. Эч к Наудерсу. 10 000 чел. у Ландека были предназначены в качестве резерва для долин Инна и Илла.

Какова была численность местных вооруженных сил, об этом нигде не сказано. В истории кампании 1796 г. они исчислялись в 7 000 чел. Для 1799 г. их нужно считать, по крайней мере, в двойном количестве, так как мы нередко встречаем случаи, когда гарнизоны выставлявшихся вперед постов усиливались несколькими тысячами человек из местных вооруженных сил; как мы увидим дальше, Лаудон однажды использовал эти силы на одном из постов в количестве 6—7 тыс. чел.

После того как мы дали, насколько это представлялось для нас возможным, ясную картину положения Тироля и его вооруженных сил, чтобы в связи с этим показать положение зависевшего от него Энгадина, мы знаем теперь, против какого объекта направили свое наступление Лекурб и Дессоль, и надеемся, что наше дальнейшее изложение станет более удовлетворительным и понятным.

Согласно французскому операционному плану, изложенному нами, наступление этих двух отрядов, стоявших на итальянской стороне Альп, составляло часть общего наступления, которое должен был вести Масеена против австрийских сил в Граубюндене.

Но размеры этой операции, вполне естественно, не ограничивались пределами Граубюндена, напротив того, Лекурб и Дессоль во всяком случае должны были проникнуть в Тироль, чтобы овладеть выходами в долину р. Эч (Винтшгау). В этом можно видеть известного рода выравнивание фронта, эта идея была тогда у французов в большой моде. Если бы Массена продвинулся до Рейна выше Боденского озера, то линия французских позиций проходила бы или через долину Монтафур (в случае захвата Фельдкирха), или же через Преттигау в Нижний Энгадин на Наудерс и оттуда в долину р. Эч и Винтшгау. Французы думали, что они будут в состояния удержать эту линию расположения, или же рассматривали ее как этап для дальнейшего продвижения вперед. Выдвигая вперед правый фланг Швейцарской армии, они, по нашему мнению, создавали угрозу правому флангу итальянско-австрийской армии через долину р. Эч, пресекали ближайшие коммуникации этой армии с германской армией через Винтшгау, ограничивая их путями, идущими через Бреннер, Если бы им удалось продвинуться до Боцена, то и пути через Бреннер были бы также потеряны для австрийцев. При этом французских стратегов того времени особенно привлекала мысль, что они овладеют возвышенными пунктами и будут в состоянии с Вормского перевала вести беспрерывные операции в направлении сверху вниз.

Этот объект наступления мы подвергнем рассмотрению впоследствии, здесь же удовольствуемся простым указанием его.

Почему Лекурб выступил из Беллинцоны только 7 марта, а Дессоль прибыл в Вормс только 17-го, — это неизвестно. Если в их намерение входила одновременность действий этих колонн с войсками на Рейне и принималось во внимание взаимное расположение, то очевидно, что Лекурб прибыл с опозданием на 2 — 3 дня, а Дессоль на 8 — 10 дней. Виною этому были случайность или недоразумение.

7 марта Лекурб выступил в поход из Беллинцоны с 10 батальонами и некоторым количеством конницы, перешел покрытые снегом горные высоты Бернгардина и спустился в долину Рейна, продвинувшись до Тузиса. Отсюда он направился через долину Альбулы двумя колоннами, из которых одна шла под его командованием через Альбулу на Понте, другая под командованием генерала Энони — через Юлиерберг на Сильваплана в долину Инна. На высотах обе колонны 10 марта натолкнулись на австрийские посты, которые были ими отброшены.

Проходящая здесь дорога идет на протяжении 16 немецких миль через альпийские горные высоты. Ее с трудом можно пройти в четыре дня.

Мы не имеем права изменять эту дату, приводимую важнейшими авторами. Никто из писателей ни слова не говорит о том, почему генерал Лекурб выбрал обходный путь через Рейнскую долину, чтобы попасть в Энгадин. Если это было сделано для того, чтобы выйти в тыл двум батальонам, выдвинутым в Энгадин, то это должно было относиться к сильному посту, который эти батальоны выставили на подступах к Энгадину. Расположение этих войск не могло быть причиной такого маневра, план которого был установлен в Цюрихе или в Беллинцоне, так как совершенно не было известно, находились ли еще там эти батальоны к моменту начала похода: о сильном посте нигде нет и речи, тем более что, как говорит эрцгерцог Карл, эти два батальона частью стояли на дальних квартирах в Пушиаверской долине. Наоборот, естественнее предположить, что Лекурб имел назначение сначала выйти в тыл войскам Ауффенберга в Рейнской долине, а затем обратиться против Энгадина и что об успехе, одержанном 7 марта в Верхней Рейнской долине, он узнал только 8-го, когда спустился уже в Нижнюю долину. Было бы странным, конечно, если бы историки упустили из внимания это весьма существенное указание плана.

Батальоны, стоявшие в Верхнем Энгадине, были отрезаны и в большинстве захвачены в плен.

При открытии военных действий под командованием генерала Лаудона находилось несколько батальонов в долине Инна на границе Энгадина, кроме того, были сосредоточены батальоны, стоявшие в Винтшгау, так что к 10 марта в распоряжении этого генерала находились 3 батальона и один эскадрон у Наудерса и 5 батальонов и 1 эскадрон в долине Мюнстера между Тауферсом и С.-Мариа. С четырьмя батальонами, которые, по-видимому, не принадлежали к этим восьми, он выступил в поход навстречу противнику. В ночь с 10 на 11 марта он прибыл в Цернец.

По рассказу эрцгерцога, уцелевшие остатки войск, отступавших из Рейнской долины, прикрывали перевалы Скалетты и Флюелы, находящиеся на левой окраине Энгадина. Один батальон из долины Мюнстера продвинулся от С.-Мариа до Бормио; другой батальон овладел Чирфским перевалом, через который проходит дорога из Цернеца в Бормио. Этот последний батальон был во всяком случае из числа тех четырех батальонов, которые Лаудон привел с собой в Цернец. С остальными тремя батальонами Лаудон 12 марта, вероятно, продвинулся к Понту, вытеснил оттуда французов и частично овладел долиной Альбулы. Лекурб с частью своих войск удерживался на высотах, в то время как другая часть их направилась влево через долину Давоса, проходящую здесь параллельно долине Инна, вышла в тыл постов на горах Скалетта и Флюела, оттеснила их, а затем спустилась в Энгадин. Когда Лаудон заметил это, ему не оставалось ничего другого, как поспешно начать отход; но этот отход уже невозможно было совершить без того, чтобы значительная часть его сил не оказалась отрезанной. Ночью Лаудон покинул Цернец и 13-го продолжал свое отступление. Французы преследовали его 14 марта до Ремюса.

Лекурб оказался в Энгадине, очевидно, в совершенно изолированном положении. О генерале Дессоле ничего не было слышно, слева на значительном расстоянии не было никаких крупных частей французских войск, — наоборот, австрийцы на своем правом фланге в верхней долине р. Эч имели силы в 5-6 тыс. чел. из своей армии и, вероятно, столь же многочисленный ландштурм; на левом фланге в долине Монтафур находилось подобное же количество войск. Лекурб понимал опасность своего положения, но благодаря мужеству и, так сказать, фанатизму решимости, который тогда воодушевлял французских генералов, он сумел увлечь свои войска, чтобы овладеть постом Мартинсбрюка. Чтобы хоть сколько-нибудь оградить от опасности свой тыл, он приказал частям своей дивизии стоять в Цернеце и Скуольсе.

Бой у Мартинсбрюка 14 марта

Пост Мартинсбрюка был расположен в теснине, образуемой рекой и скалами. Его легко было оборонять с помощью трех батальонов и трех орудий, установленных там австрийцами, но с некоторой затратой времени его можно было обойти с левой стороны по пешеходной тропе, проложенной в горах. Пылкий Лекурб не захотел тратить время на обход, но решил еще 14 марта взять пост атакой с фронта. Он был отбит и снова занял свою позицию у Ремюса. Когда он намеревался возобновить атаку 15 марта, он вдруг услышал пальбу у себя в тылу, у Цернеца и Скуольса.

Бои у Цернеца, Скуольса и Ремюса 15 марта

Генерал Лаудон имел намерение одержать над Лекурбом победу, направив сюда свою атаку. 15 марта он вступил в долину Мюнстера и сосредоточил 7 000 чел. ландштурма, усиленных тремя ротами пехоты, которые направились через Чирфский перевал на Цернец, в то время как сам генерал Лаудон с тремя остальными ротами из С.-Мариа через Шерлский перевал двинулся на Скуольс.

Посту у Мартинсбрюка был дан приказ в то же самое время атаковать генерала Лекурба с фронта у Ремюса.

Результаты этой атаки были следующие.

Первая колонна хотя и перешла через гору, но была контратакована французским батальоном, стоявшим в Цернеце, и отброшена назад в горы; вторая колонна ворвалась в Скуольс и так энергично атаковала этот пост, что сам генерал Энони был взят в плен; но она была в свою очередь атакована генералом Лекурбом, возвратившимся из Ремюса со своими главными силами, и вынуждена была также отступить в горы, причем три роты оказались отрезанными от первой колонны; наступление из Мартинсбрюка на Ремюс с двумя батальонами даже против слабых сил не увенчалось успехом и было остановлено Лекурбом.

Так рассказывает эрцгерцог Карл об этом бое. Если в его изложении нет никакой ошибки, то, прежде всего, удивительным кажется то, что генерал Лаудон находился не при большой колонне в 7 — 8 тыс. чел., а при трех ротах и что эта большая колонна была отброшена одним батальоном французов. Если это действительно так случилось, то, конечно, нет ничего удивительного, что генерал Лекурб, возвратившийся из Ремюса, вероятно, с тремя или четырьмя батальонами, был в состоянии принудить к отступлению генерала Лаудона с его тремя ротами. Еще менее следует удивляться тому, что два батальона, выступившие из Мартинсбрюка против поста у Ремюса, не смогли овладеть им, так как он, вероятно, имел те же выгоды расположения, что и пост у Мартинсбрюка; всего на расстоянии полумили оттуда находится Скуольс, и можно было опасаться каждую минуту появления оттуда Лекурба.

Эрцгерцог Карл делает упрек генералу Лаудону в том, что он не взял для этой операции более 6 рот. С общей точки зрения этот упрек является вполне обоснованным: в горной войне, если хотят поддержать оборону путем наступательной операции, приходится иногда ослаблять оборону в пунктах, не имеющих решительного значения, чтобы собрать достаточные силы для наступления. Но такой точки зрения австрийцы в то время совершенно не придерживались, наоборот, первым правилом для них всегда было — ни на один момент не обнажать ни одного пункта на протяжении всей оборонительной системы.

Если принять эту точку зрения, то менее всего можно понять, как мог Лаудон допустить ослабление поста в долине Мюнстера более чем на 6 рот, не убедившись вполне, что ему там ничто не может угрожать, так как через два дня после этого Дессоль действительно перешел через Вормский перевал.

Бой у Мартинсбрюка 17 марта

Лекурб думал, что после победы, одержанной им 15 марта, он будет в состоянии возобновить наступление на Мартинсбрюк. Дав своим войскам однодневный отдых, он атаковал 17 марта пост с фронта и в то же время воспользовался пешей тропой, ведущей в обход по левой окраине долины. Однако, атака с фронта была отбита, и австрийцы, получившие тем временем подкрепление, выставили свои резервы у Финстермюнц; в том месте, где эта тропа, под названием Новой, выходила на большую дорогу; ими был взят в плен французский батальон, посланный в обход.

Эта неудача, равно как и потери, понесенные им в течение следующих 10 дней продолжавшихся атак, убедили его, наконец, в необходимости дождаться прибытия генерала Дессоля в Мюнстерскую долину.

Дессоль уничтожает корпус Лаудона у Тауферса, а Лекурб наносит поражение другому корпусу у Наудерса

Генерал Дессоль со своей бригадой силой около 5 000 чел. 17 марта прибыл в Вормс и уничтожил находившийся там австрийский пост.

То, что произошло теперь, после того как война продолжалась одиннадцать дней, можно объяснить только беспечностью или беспомощностью австрийцев. Вероятно, австрийской армии недоставало той строгости дисциплины и внутреннего порядка, которые приходят на помощь слабости и легкомыслию человеческой натуры и предохраняют от многих тысяч упущений и ошибок, всегда возникающих в работе машины, составленной из многих индивидуумов, какой является армия.

Моральная дисциплина у французов была еще хуже, и порядок у них установить было еще труднее, но недостающее восполнялось положительными стремлениями вождей, а там, где жив дух, форма может оказаться нарушенной.

Генерал Лаудон 17 марта отступил от С.-Мариа на укрепленную позицию у Тауферса.

18-го Дессоль двинулся на С.-Мариа.

Оба французских генерала, Дессоль и Лекурб, спокойно стояли в течение 8 дней — один у С.-Мариа против поста Тауферса, другой у Ремюса — против Мартинсбрюка. Историки не дают никакого объяснения этого бездействия. Мы можем только строить догадки, что Лекурб ожидал подкреплений и что оба генерала хотели начать атаку в один и тот же день. В боях, происшедших 25 марта, мы встречаем в дивизии Лекурба генералов Луазона и Демона. Можно, следовательно, предположить, что первый из них в течение этих восьми дней подошел из Рейнской долины, а другой был прислан генералом Массена с подкреплениями.

Сам генерал Массена, как мы уже сказали, с 7 марта был задержан наступлением своего центра. В это время, о котором мы теперь говорим, Журдан, начинавший уже беспокоиться о своем положении, призвал его к новой деятельности, и поэтому он решил снова произвести попытку овладеть позицией у Фельдкирха и одновременно дал Лекурбу и Дессолю приказ об атаке.

Таким образом, это новое наступление французского правого фланга происходило одновременно с новой операцией центра, и его можно рассматривать как часть второго наступления французской Швейцарской армии. Но эта одновременность не стояла в связи с общим ходом операции, так как первоначальным назначением этого фланга было овладеть сообщениями между долиной Инна у Наудерса и долиной р. Эч, а эта цель его наступления не была еще достигнута.

Итак, Лекурб и Дессоль решили начать атаку 25 марта.

Бой у Тауферса 25 марта

После потери Граубюндена австрийцы создали план повести наступательную операцию из Тироля и снова завоевать Граубюнден, ибо, как говорит эрцгерцог, "несоответствие оборонительного образа действий с огромными средствами, имевшимися в их распоряжении, должно было бросаться в глаза".

Генерал Бельгард, получивший приказ об этом из Вены, держался того взгляда, что это движение с его стороны должно быть выполнено таким образом, чтобы все выходы из Тироля оставались прикрытыми; для этого он считал необходимым содействие корпуса Готце и Итальянской армии. Все это требовало продолжительной подготовки и ряда продовольственных мероприятий, так что проведение плана было отложено до 2 апреля. Итак, следует думать, что австрийцы в Тироле подготовлялись к этому наступлению, и на расположение войск к 18 марта, указанное в предыдущем разделе, нужно смотреть как на следствие этого. 25 марта мы не находим в этом расположении, по-видимому, никаких изменений, кроме того, что для поддержки поста Мартинсбрюка были выставлены у Наудерса 4 батальона, которые были взяты из находившегося у Ландека резерва, состоявшего из 9 батальонов. Резерв в Винтшгау, который по указанию эрцгерцога, состоял из 10 1/ 2 батальонов и 18 марта находился между Лаачем и Эйерсом, 25 марта был разбросан в разных местах, так как он спешно отправил на помощь посту у Тауферса только 2 батальона. Бельгард имел свою главную квартиру в Боцене, поэтому вполне вероятно, что в этой части долины р. Эч у него также находились войска, которые могли принадлежать только к этому резерву.

Итак, 25 марта мы находим генерала Лаудона стоящим у Тауферса с 8 батальонами, которые насчитывали б 200 чел. с 16 орудиями. В Винтшгау стояли резервы, которые, однако, находились слишком далеко и не могли оказать ему действительной поддержки во время боя.

Позиция у Тауферса была выбрана не в ущелье долины, находившемся в полумиле дальше, а в более широкой части ее, где Валлаволабах, текущий с Шерлского перевала, т. е. из района Скуольса, впадает в Рамбах, образующий южные истоки р. Эч, т. е. водораздел Мюнстерской долины.

Эта широкая часть долины, лежащая на левом берегу Рамбаха, простирается на несколько тысяч шагов. Она представляла собою волнообразную поверхность. Валлаволабах, который протекает между крутыми и высокими берегами, как бы в канаве, нужно рассматривать как фронтальное препятствие. Правый фланг упирался в скалы левого края долины, левый — в Рамбах, имеющий также крутые и высокие берега.

Оба ручья до такой степени пересохли, что можно было идти по их руслу. В тылу позиции находилась деревня Тауферс, в нескольких тысячах шагов от нее был расположен Мюнстер, в очень узком месте долины.

Эрцгерцог Карл полагает, что эта позиция была выбрана в связи с проектировавшимся наступлением потому, что австрийцы боялись лишиться возможности отступления оттуда в случае, если она будет расположена в узком месте.

Позиция у Тауферса была укреплена. Три открытых редута двумя длинными линиями простирались за Валлаволабахом в длину на тысячу шагов, слева она упиралась в Рамбах.

В 500 шагах за этой укрепленной линией, также за небольшим глубоко протекавшим ручьем, проходила вторая линия укреплений, длиной около 500 шагов, которая состояла из двух замкнутых редутов, расположенных длинной линией.

Хотя в устройстве этих редутов были допущены некоторые ошибки, заключавшиеся в том, что редуты были открытыми, и связующая их линия была чрезмерно длинна, но все-таки при надлежащей защите они вполне могли противостоять атакующему с фронта противнику, у которого почти не было орудий.

Таким образом, оставался только обход через горы. Но они были заняты легкими войсками и местными ландверными частями, и всякая попытка совершить обход могла быть обнаружена и затруднена, и этим было бы выиграно время для отражения ее с помощью резервов.

Дессоль восемь дней стоял перед австрийскими укреплениями и имел полную возможность достаточно наблюдать их с некоторых пунктов на горных хребтах, между которыми они были расположены, и обнаружить слабые стороны в их устройстве.

В ночь с 24 на 25 марта с 4 500 чел. и 2 орудиями он перешел через Мюнстер, на рассвете потеснил неприятельские форпосты и немедленно отбросил их к линии укреплений; трем батальонам он приказал направиться по руслу Рамбаха, несмотря на артиллерийский огонь, а сам с остальными батальонами атаковал с фронта. Для австрийцев, по-видимому, это нападение явилось полной неожиданностью, потому что они не оказали никакого сопротивления тем трем батальонам, которые вступили в русло Рамбаха и уже прошли по нему свыше 1 000 шагов. Они проникли с тыла в оборонительные укрепления и деревню Тауферс, при этом одновременно выслали отряд, чтобы заградить долину далее вниз по течению. Вследствие отсутствия порядка и мер предосторожности было оказано, по-видимому, лишь ничтожное сопротивление, и замешательство достигло крайних пределов, о чем можно судить по тому факту, что из всего корпуса уцелело только 300—400 человек вместе с генералом Лаудоном, которые бросились в горы левой окраины долины, причем трудно понять, каким образом три батальона были в состоянии преградить дорогу в такой местности, где не было никаких ущелий.

Таким образом, 4 500 чел. с двумя орудиями взяли в плен 5-6 тыс. и захватили 16 орудий. Генерал Лаудон с несколькими людьми перешел через горный хребет, отделяющий друг от друга оба истока р. Эч, надеясь спастись за Наудерсом; но когда он недалеко от Решена узнал, что Наудерс уже в руках Лекурба, он бросился в горы, замыкающие справа долину Инна, и с невероятным трудом и опасностями добрался до Ландека.

Дессоль 26 марта выступил к Глурнсу, где он остановился фронтом против стоявших в Винтшгау резервов, из состава которых 2 батальона и 3 эскадрона в качестве подкрепления подошли к посту Тауферса одновременно с подходом к Шландерсу французских головных частей.

Бой у Наудерса 25 марта

25 марта Лекурб атаковал своего противника. Кто был этот противник, т. е. кто командовал у Мартинсбрюка и Наудерса, это осталось неизвестным. Но мы уже сказали, что первый из этих постов состоял из двух батальонов и второй — из четырех, которые нужно рассматривать как резервы. Конечно, какие-нибудь части находились также и у Финстермюнца.

Лекурб послал значительную часть своей дивизии под командованием генерала Луазона за горную цепь, находящуюся на правом берегу Инна.

Луазону удалось с частью своих сил выйти на .дорогу, ведущую к р. Эч, и, таким образом, достигнуть левого фланга резервов у Наудерса, в то время как другая часть корпуса Луазона спустилась дальше в горы и атаковала их с фронта. Таким образом, эти четыре батальона, которые, вероятно, были сильнее генерала Луазона, оказались разбитыми и начали поспешно отступать к Финстермюнцу. Вследствие этого два батальона, державшиеся еще у Мартинсбрюка, потеряли свои позиции и были взяты в плен с 9 орудиями.

Австрийцы оставили также и Финстермюнц и отступили к Ландеку, где они соединились со своими резервами.

Лекурб остановился у Наудерса. Оба французских генерала в результате неудачи, которую потерпел Журдан в сражении у Остераха 18 марта, получили от генерала Массены приказ не двигаться дальше.

Таким образом, это нападение французов на долины Инна и Мюнстера имело гораздо больший успех, чем можно было ожидать и представлять себе. Вместо не представлявшего большого значения захвата узла горных дорог, который в результате общего положения необходимо было снова оставить, они совершенно уничтожили один австрийский корпус такой же численности, как в Рейнской долине, разбили другой корпус и, имея всего 15 000 чел., в течение нескольких дней взяли 25 орудий и от 10 до 12 тыс. пленных.

Что этот блестящий результат здесь находился в связи со стратегическими комбинациями не менее, чем в Рейнской долине, — это очевидно. Снова энергия французских полководцев и храбрость и неутомимость их солдат привели к победе вследствие ошибок австрийских генералов и плохого морального состояния их войск.

В самом деле, невозможно объяснить это постоянное отрезывание и взятие в плен целых батальонов, это уничтожение всего корпуса и спасти честь австрийских знамен, не предположив, что здесь были совершены необыкновенные ошибки и была проявлена необычайная вялость.

Массена атакует позицию у Фельдкирха

Позиция у Фельдкирха, ставшая знаменитой в этой войне, имела стратегическое значение в трех различных отношениях. Она находилась на месте соединения долины Инна (Монтафур) с долиной Рейна, на расстоянии одного часа пути от Рейна, у дороги, которая проходит из Швабии от Брегенца и по Рейнской долине через Шплюген идет в Италию. Поэтому она имела влияние и на Рейнскую долину и вместе с тем, естественно, и на долину Илля, в которой она была расположена и по которой проходила удобная дорога между Рейном и Инном через Блуденц на Ландек, между тем как дороги южнее шли по большей части через трудно проходимые для повозок проходы. Далее Фельдкирх находится всего в расстоянии четырех миль от Боденского озера; так как местность здесь, особенно на правом берегу Рейна, довольно открытая и ровная, то данная позиция легко могла оказывать влияние также и на эту местность.

Позиция у Фельдкирха, тактические свойства которой более подробно будут указаны ниже, годилась для корпуса от 8, 10 до 20 тыс. чел., смотря по тому, каковы будут атакующие ее силы; оборона ее могла быть организована таким образом, что можно было не бояться ее захвата противником. При таких условиях эта позиция имела троякое стратегическое значение в следующих отношениях:

1. Она защищает выходы из Граубюндена в Швабию и отбрасывает ворвавшегося противника в долину Инна, т. е. на дорогу через Тироль.

2. Она преграждает пути между Рейном и Инном через Монтафур и долину Клостера.

3. Против неприятеля, ведущего наступление между нею и Боденским озером, она может служить фланговой позицией, так как не легко захватить путь отступления через Монтафур.

Вследствие этих трех обстоятельств австрийцы постоянно держали здесь корпус от 8 до 10 тыс. чел. Впрочем, в рассматриваемый нами момент то значение, которое могла иметь эта позиция, указанное в пункте 3-м, не казалось им настолько важным, чтобы занять пункт у Брегенца более сильными частями войск, и для этого имелись во всяком случае основательные причины. Вообще со стратегической точки зрения не следовало прибегать к косвенным способам защиты страны, если, как здесь, например, 18 000 чел. (таковы были силы Готце) должны были защищать против врага, имеющего равные силы, местность до Боденского озера, т. е. помешать ему проникнуть в нее на значительное расстояние. Это не подлежит никакому сомнению.

Если эта позиция должна была рассматриваться изолированно от Швабии, то прежде всего следовало организовать через долину Инна и Блуден снабжение ее продовольствием, которое вряд ли было заготовлено; во-вторых, если бы вместо того, чтобы иметь у Фельдкирха 18 000 чел., их было бы там только 6 000, а остальные 12 000 стояли у Брегенца, то была бы возможность использовать эти последние в Швабии. Австрийцы тем скорее могли избрать этот путь, что в их распоряжении находились местные вооруженные силы Тироля и Форарльберга, которые всегда могли в количестве нескольких тысяч человек прийти на помощь позиции у Фельдкирха.

У генерала Массены после того, как его правый фланг направился в Энгадин, а левый не мог отойти от Шафгаузена, оставалось не более 10 — 12 тыс. чел. для атаки позиций Фельдкирха или Брегенца. Против таких сил первая позиция могла держаться даже с 6 000 чел., а для последней во всяком случае оставался возможным отход в Швабию.

Что касается тактической природы этой позиции, то она принадлежала к числу таких, у которых высокая горная цепь, находящаяся у узкого ее края, образует ряд снижающихся площадок, получающихся вследствие того, что крутой скат горы внезапно обрывается и продолжается затем на некотором протяжении в волнообразной форме, имея гораздо меньшую крутизну и образуя нечто вроде плато, которое оканчивается снова крутым обрывом при спуске в долину. Такая крутизна склона затрудняет доступ к плато, образуя фронтальное препятствие позиции, внутри которой можно передвигаться с достаточной легкостью и тыл которой примыкает к высокой горе. Там, где она имеет крутой подъем, ее можно рассматривать как неприступную позицию, но, строго говоря, только для артиллерии и больших масс войск. Там, где растет лес, устройство засеки может быть средством для еще большего повышения ее неприступности. Если противник пробьется сюда с незначительными частями легких войск, можно противопоставить им равные силы и таким образом нейтрализовать их. При таких условиях командование высокого горного хребта над позицией не имеет большого значения.

Позиция Фельдкирха была расположена в конце круто спускающегося к Иллю высокого горного хребта на плато между долиной Замина и Рейном. Сила этой позиции увеличивалась еще и тем, что вокруг подножия горы простиралась болотистая местность, покрытая густым тростником, примыкавшая у Бендерна к Рейну; на другой стороне этой долины находится еще один довольно высокий горный хребет Шелленберг, отделяющий ее от Рейна и имеющий значительно большую высоту, чем позиция Фельдкирха; так как расстояние до его командующих пунктов насчитывает 1 800 — 2 000 шагов, то отсюда не возникало для позиции никаких значительных неудобств. Нижняя часть горы, использованная для позиции, лежит в обращенном к Рейну углу горного хребта, и позиция занимала еще идущую параллельно длинную горную цепь, носящую название Блассенберга, имеющую почти такую же высоту, как подножие большого хребта, и в середине сливающуюся с ним.

Собственно фронтом позиция была обращена в сторону Граубюндена, слева она упиралась в высокую гору и простиралась на 2 000 шагов; правый фланг проходил по Блассенбергу по прямой линии, частью образованной неприступными скалами, и тянулся на 2 500 шагов. У Илля позиция большей частью замкнута крутой, неприступной стеной скал. На правом берегу Илля частью возвышается чрезвычайно крутой главный хребет, идущий параллельно берегу, частью же находится долина шириной 600 — 800 шагов, где лежит город Фельдкирх; оттуда идет другой горный хребет — Арценберг, который можно рассматривать как продолжение Блассенберга. Илль протекает между двумя горными массивами в узкой лощине, через это ущелье ведет дорога к позиции от Рейна вдоль левого берега Илля. Большая дорога от Брегенца проходит через долину, отделяющую Арценберг от главного хребта, следовательно, через город Фельдкирх. Чтобы запереть дороги, идущие от Рейна и Брегенца, нет надобности занимать высоты, расположенные на правом берегу, так как со стороны Илля позиция является очень сильной. Но чтобы не допустить преграждения дороги, ведущей на Брегенц, нужно укрепить горный хребет, лежащий на правой стороне Илля, спускающийся к Альтенштадту. Дорога от Кура проходит через Нендельн и образует узкое дефиле между высоким горным хребтом и болотом, покрытым густым тростником, вплоть до Нендельнской мельницы, в 1 000 шагах от позиции, где местность несколько расширяется. Такое положение создает главную силу позиции с фронта, так как оно препятствует противнику выставить здесь против нее значительную артиллерию.

Австрийцы использовали только часть позиции, лежащую на левом берегу Илля, и окружили ее линией укреплений, в большинстве связанных между собой, отдельные части этих укреплений расположены были эшелонообразно одна за другой{6}.

Защитники этой позиция в количестве от 6 до 8 тыс. чел. с трудом были побеждены противником, имевшим от 10 до 12 тыс. Если бы ее обороняли 20 000 чел. с многочисленной артиллерией, ее, по всей вероятности, не могли бы взять даже 50 000 чел.

Теперь мы обратимся к атаке, которую произвел на нее Массена.

Атака Фельдкирха 23 марта

После первого нападения, которым Удино создал угрозу для позиции 7 марта, генерал Готце расположился на ней с значительной частью своих сил, т. е. с 8 или 10 батальонами. Но когда через десять или двенадцать дней после этого Журдан повел новое наступление в Швабию и дивизия Ферино вступила в район Маркдорфа на левой стороне Боденского озера, Готце начал беспокоиться за свой стратегический правый фланг. Поэтому 19 марта он оставил на позиции Фельдкирха генерала Иеллачича с 5 батальонами и 2 эскадронами, 5 батальонов и 4½ эскадрона в Брегенце, 1 батальон и 1 эскадрон в Дорнбирне, сам же с 8 батальонами и 6 эскадронами выступил и занял позицию в тылу Зенблаха, восточнее Ландау.

Массена, призванный Журданом к новой деятельности, хотел воспользоваться его отсутствием для нападения на Фельдкирх.

22 марта он сосредоточил дивизию Менара и бригаду Удино, всего, вероятно, 12—15 тыс. чел. 23 марта он начал атаку четырьмя колоннами.

Три малых колонны, каждая из 2—3 батальонов, шли от Шелленберга. Крайняя левая колонна должна была перейти через Илль у Нофельса, в ¼ мили ниже Фельдкирха, у подножия Шелленберга, но она не в состоянии была это сделать, так как там не было никакого моста и находился укрепленный австрийский форпост. Вторая колонна вышла на Илльскую дорогу и вступила в ущелье между Блассенбергом и Арценбергом, но она понесла такие потери от австрийского огня и сбрасывания камней, что прекратила атаку. Так же мало достигла успеха и третья колонна, которая через густой тростник вышла к другому концу Блассенберга. Сам Массена с дивизией Менара и гренадерами производил главную атаку с фронта на большой дороге у Нендельнской мельницы.

Он атаковал линию укрепления с фронта и одновременно послал направо несколько батальонов, которые должны были действовать на склонах хребта среди находившихся там засек и обойти позицию с левого фланга.

Иеллачич имел только 5 батальонов и 2 эскадрона, т. е. не более 4 500 чел., но в его распоряжении находилось несколько тысяч человек местных вооруженных сил, так что его корпус можно считать всего в 6—7 тыс. чел.

Атака с фронта не имела никакого успеха, хотя она и велась с большой решительностью, и один отряд смелых кавалеристов на большой дороге ворвался даже в самую середину линии укреплений.

Французские войска в лесу сначала имели успех, но Иеллачич в 4 часа пополудни выслал против них четыре роты своих резервов и приказал местным вооруженным отрядам спуститься с возвышенных пунктов горного хребта, носившего название Роберг, и выйти французам во фланг.

Это движение оказалось вполне действительным. Прорвавшиеся вперед отряды вынуждены были отступить. В то время как Массена все более ввязывался в бой и углублялся на правом фланге, ослабив атаку с фронта, Иеллачич стянул все находившиеся поблизости войска и с ними начал атаку французского фронта, что побудило французского командующего к полному отступлению.

Массена потерял 3 000 чел., что составляло, вероятно, четверть всех его сил, участвовавших в бою.

Он отступил к Куру и расположился там на позиции, заняв Люциенштейг, тогда как Удино должен был расположиться в углу Рейна.

Эрцгерцог Карл наносит поражение Журдану в битве при Острахе

Мы оставили французскую Дунайскую армию под командованием Журдана стоявшей против эрцгерцога Карла. Журдан остановился со своей армией 7 марта на высотах Ротвейля, Тутлингена и Бломберга. Во время этой остановки эрцгерцог Карл сосредоточил свои войска, затем пехота, как мы сказали, перешла через Лех 9 марта, а кавалерия только 14-го. Авангард эрцгерцога продвинулся до Бибераха, Вальдзее и Равенсбурга, и армия сосредоточилась за этими позициями.

Журдан 14 марта возобновил поход и совершил еще пятидневный марш, австрийская армия также продолжала движение. Таким образом, обе армии выступили друг против друга.

Массена имел успех в Граубюндене и упрашивал Журдана в свою очередь двигаться вперед.

Директория также побуждала своего полководца через посредство военного министра к движению вперед, так как находила, по-видимому, что он действует недостаточно решительно. Министр 10 февраля послал ему письмо, из которого мы привели некоторые места по поводу операционного плана. В этих побуждениях, однако, не заключалось никакой ясной и определенной идеи. Слово "сражение" здесь не было произнесено, правительство якобы не желало предписывать генералу Журдану каких-нибудь определенных действий.

С такой прискорбной половинчатостью, запутанностью и небрежностью велось и в дальнейшем стратегическое руководство кампанией.

Прежняя мысль о том, что Дунайская армия прежде всего должна занять позицию на Верхнем Лехе и что ее следует рассматривать как вспомогательную армию при завоевании Тироля, высказанная в довольно туманном виде, с появлением эрцгерцога скоро была оставлена.

Журдан в общем всегда преуменьшал численность австрийских сил и имел очень смутное и преуменьшенное представление об армии Бельгарда силой в 50 000 чел. и о 25 000 чел., находившихся под командой Готце. Но, получая постоянные сведения об этом, он понял, что имеет перед собой эрцгерцога с 80-тысячной армией и что, кроме того, 20 000 чел. отправлено во Франконию. Он видел, таким образом, что ему придется иметь дело с этими 80 000 чел., из которых, по всей вероятности, не будет выделено никаких сил для действий в Форарльберге против Массены. При таких обстоятельствах генерал Журдан не чувствовал в себе достаточного мужества. Он не мог и не хотел покинуть Массену, оставшись в полном бездействии, но при дальнейшем продвижении должен был опасаться удара со стороны противника, силы которого превышали более чем вдвое численность войск Журдана.

11 марта Журдан получил известие о победах Массены, 12-го он двинулся в поход, но решил продвинуться только до высоты Швейцарской армии, как он выражался, имея, вероятно, в виду район Остраха. Он настоятельно просил Директорию сообщить ему о последних намерениях правительства ("de lui faire connaitre ses dernieres intentions"). Он все время двигался очень медленно, делая частые остановки.

Журдан совершал свой поход таким образом, что его левый фланг примыкал к Дунаю, правый фланг к Боденскому озеру, а центр двигался по дороге, идущей через Штоках и Пфуллендорф на Мюнхен. Вандам со своим фланговым отрядом должен был следовать за ним по левому берегу Дуная.

17 марта центр армии Журдана достиг Пфуллендорфа, авангард находился у Остраха, левый фланг под командованием Сен-Сира — у Менгена, правый под командованием Ферино — у Юберлингена, Вандам — против Зигмарингена.

В таком положении оставался Журдан 18 и 19 марта. Он не решался двигаться дальше, ибо полагал, что нельзя отказываться от такой опоры, как Дунай и Боденское озеро. К тому же с каждым его шагом вперед они все более расходились друг с другом, а это приводило к еще более растянутой позиции.

19 марта Журдан получил известие об объявлении французским правительством войны австрийцам, что, как. мы видим, не оказало никакого дальнейшего влияния на его поход и решение.

При дальнейшем походе Журдан перенес свою главную коммуникационную линию от Келя на Ней-Брейзах и Базель. Это мероприятие для него самого имело то особенное значение, что оно явилось мерой устрашений, как бы отраженной во множестве зеркал. Как это обычно бывает в подобных случаях, жители Шварцвальда решили, что покинутая линия подвергается угрозе со стороны австрийцев, всеобщая тревога распространилась поэтому и на Рейнские города, а губернатор Страсбурга, генерал Шатонеф-Рандон, сообщил об этом Журдану, который, со своей стороны, склонялся к тому, чтобы послать Вандама с его отрядом к Неккару.

Сражение при Острахе 21 марта

Эрцгерцог 17 марта сосредоточил свою армию на узком участке между Оксенгаузеном и Вурцахом и 18-го расположился лагерем у Бибераха. Из шести батальонов, посланных в Ульм, эрцгерцог снова притянул к себе четыре батальона, так что его армия в Швабии (не считая корпуса Старрая) состояла из 52 батальонов и 138 эскадронов, причем неизвестно, прибыли ли сюда три кавалерийских полка, расположенных далее в тылу. В таком случае армия эрцгерцога состояла, по его собственному исчислению, из 76 000 чел., из которых было 24 000 кавалерии. Это количество в два раза превышало число сил, выставленных в поле противником, а в кавалерии — в три раза.

Журдан вполне сознавал опасность своего положения, понимая, что было бы благоразумней отступить перед эрцгерцогом, но он боялся ответственности в том случае, если он покинет Массену. Поэтому 18 марта из Пфуллендорфа он написал Директории, что будет стоять у Пфуллендорфа до 30 марта (день, когда Бернадотт будет в состоянии выступить на помощь со значительными силами), чтобы затем действовать наступательно, если же эрцгерцог до этого времени предупредит его, он начнет атаку, не обращая внимания на превосходство сил противника.

Директория безрассудно всецело стояла за решительное наступление, и военный министр 19 марта писал Журдану:

"Исполнительная Директория, гражданин Журдан, предоставляя всецело на Ваше усмотрение выбор средств в зависимости от ваших собственных сил и сил Швейцарской армии, поручает мне сообщить Вам, что правительство считает чрезвычайно важным предупредить неприятеля в его планах и атаковать его раньше, чем он сосредоточит все свои силы".

И далее 23 марта, в ответ на письмо Журдана от 18 марта, он писал:

"Исполнительная Директория, гражданин Журдан, внимательно прочла Ваше письмо от 28 вантоза (18 марта). Она поручает мне сообщить Вам, что так как Швейцарская армия должна рассматриваться как неотделимая часть той армии, которой Вы командуете, и Вы можете распоряжаться ею наиболее целесообразным и полезным образом, то чрезвычайно важно, чтобы Вы не теряли ни одной минуты в наступлении на неприятеля, силы которого с каждым днем все возрастают, тогда как Ваши силы остаются неизменными.

В виду того, что Ваша армия, составленная таким образом, является мощной, закаленной в боях и воодушевлена успехами Швейцарской армии, в неприятельских же войсках должен быть упадок духа. Директория полагает, что Вы не должны бояться за свой левый фланг и начать наступление немедленно"{7}.

Нужно снова удивляться, с каким легкомыслием велось руководство операциями. Когда Директория приказала отправить это письмо, правый фланг Массены находился у истоков р. Эч, т. е. в 25 милях от Пфуллендорфа, центр и половина левого фланга — у Фельдкирха, т. е. в 12 милях от Пфуллендорфа; только бригада Руби была поблизости, правому флангу в Тироле предстояло иметь дело с армией в 50 000 чел., центру — с 20 000 чел.; эрцгерцог же с 76 000 чел. стоял в одном переходе от Журдана! Таковы бывают последствия, если совокупность неприятельских сил не рассматривается с самого начала как главный фактор, а внимание устремляется на отдельные массы.

Генерал Журдан своим письмом вполне избавил себя от упрека, который ему потом делали в том, что он начал наступление без приказания. Но этому генералу можно сделать другой более тяжелый упрек: 20 марта он полагал, что эрцгерцог находится еще за Минделем и что перед собой он не имеет никаких сил, кроме одного высланного вперед корпуса, между тем как австрийский главнокомандующий уже 19 марта продвинулся к Шуссену и 20 марта разбил два лагеря у Рейнгардсвейлера и Альшгаузена, скрытых за лесом.

Эрцгерцог определенно решил дать сражение, поэтому он приказал еще 20-го отбросить неприятельские форпосты, расположенные в 1 миле перед Острахом, а на следующий день атаковать противника на его позиции за Острахом, не дав ему времени укрепиться там.

21 марта он двинулся в атаку тремя колоннами.

Первая колонна на правом фланге под командованием генерала Фюрстенберга состояла из 11 батальонов и 20 эскадронов, всего от 15 до 16 тыс. чел.; она должна была вытеснить французов из Фридберга, затем двинуться на Менген и оттуда — в направлении на Пфуллендорф.

Вторая колонна, при которой находился сам эрцгерцог, состоявшая из 22 батальонов и 50 эскадронов, всего от 32 до 33 тыс. чел., шла через Заульгау на Острах.

Третья колонна из 15 батальонов и 22 эскадронов, от 20 до 21 тыс. чел., под командованием генерала Валлиса через Госкирх двигалась также на Острах.

Обе колонны должны были здесь перейти через ручей и атаковать неприятельский центр. В армии эрцгерцога недоставало от 6 до 8 тыс. чел., которые, вероятно, посланы были к Дунаю и Боденскому озеру.

Таким образом, здесь было сосредоточено против Остраха от 53 до 54 тыс. войск.

Журдан 21 марта не сделал никаких существенных изменений в своем расположении.

Его левый фланг под начальством Сен-Сира стоял у Менгена. Так как Вандам еще не возвращался от Неккара, то он расположил два эскадрона по ту сторону Дуная, один батальон у Зигмарингена и Шеера, у моста через Дунай и три эскадрона на Ульмской дороге.

Главные силы авангарда под командованием Лефевра стояли за Острахом, имея задачей оборонять этот ручей.

Собственно центр под командованием Суана и кавалерийские резервы под командованием д'Опу находились у Пфуллендорфа, отстоявшего от Остраха на 1½ мили. Ферино выдвинулся к Ааху, следовательно, довольно далеко, чтобы принять участие в сражении в районе Остраха.

Таким образом, Журдан растянул свои силы на семь-восемь миль, тогда как противник, равной численности, произвел удар на его центр, имея фронт не более одной мили.

Позиция за Острахом была расположена в глубине долины, с выгодными высотами и болотистыми лугами вокруг ручья, являвшимися препятствием к доступу с фронта; слева она примыкала к Дунаю, справа — к большим зарослям тростника, отделявшим истоки Ааха от истоков Остраха. Впрочем, эти опорные пункты частью были не очень надежны, частью же расстояние в 2 мили от зарослей тростника до Дуная было слишком большой дистанцией для немногочисленных сил Журдана, которые он мог противопоставить здесь эрцгерцогу.

Когда французский командующий 21 марта утром получил известие от Лефевра о приближении австрийцев, он послал бригаду Декаена из дивизии Суана к зарослям тростника для обороны проходов между истоками Ааха и Остраха, опасаясь, вероятно, обхода с этой стороны, и полбригады с конной артиллерией из той же самой дивизии в подкрепление Лефевру.

Суан со слабыми остатками своей дивизии и д'Опу с кавалерийскими резервами продолжали стоять у Пфуллендорфа.

Таким образом, Журдан имел, вероятно, 15 000 чел, у Остраха на пространстве в 2 мили, тогда как против него наступали силы в 70 000 чел.

Но и эти 15 000 чел. не полностью находились за Острахом; Лефевр значительную часть своих сил имел на левой стороне, так что при атаке австрийцев майор Фонтен с двумя батальонами и шестью эскадронами был отрезан от Остраха и вынужден был отступить на Ридгаузен к генералу Декаену, вследствие чего дивизия Лефевра была еще ослаблена, лишившись этой своей части.

Еще меньше находилось за Острахом частей дивизии Сен-Сира. Одна бригада его была у Менгена, а с остальными частями он стоял в районе Гогентингена, имея намерение наступать на правый фланг австрийцев.

Следовательно, у генерала Лефевра оставалось всего около 7 или 8 тыс. чел. для обороны Остраха от зарослей тростника до Эйнгардта, на пространстве в 1½ мили.

Австрийские колонны двинулись в 3 часа утра, скрытые сначала густым туманом. Первая колонна разделила свой авангард на два отряда, из которых один наступал на Гогентинген, а другой — на Фридберг и Реппервейлер против Эйнгардта. Передовые части Сен-Сира были повсюду оттеснены. Этот генерал не хотел, как сказано, ожидать атаки за Острахом, но собрал вверенные ему части и с ними произвел контратаку на Гогентинген. Он оттеснил передовые австрийские части и сам начал наступление против правого фланга первой колонны, которая взяла направление не на Гогентинген, а на Эйнгардт, и дошел до высот этого пункта. Генерал Фюрстенберг послал против Сен-Сира пять батальонов и двенадцать эскадронов, которые скоро заставили его отступить, и преследовали до Гогентингена. Здесь долго шел бой за обладание этим пунктом, пока, наконец, французы не отступили за Острах.

Колонна правого фланга встретила лишь слабое сопротивление у Эйнгардта; она переправилась здесь через Острах, дошла до Габсталя и после этого направилась на Магенбух, против центра. Сюда подошли эрцгерцог со второй колонной и генерал Валлис с третьей колонной, после того как они после упорного боя оттеснили за Острах французские передовые части, причем, как мы уже упоминали, полтора батальона и шесть эскадронов были вынуждены отступить вдоль Рида, через заросли камыша за Ридгаузен и присоединиться к генералу Декаену.

Сам Журдан поспешил на помощь дивизии Лефевра, подошло также подкрепление из двух батальонов с восемью орудиями и шести эскадронов, отозванных им из Пфуллендорфа. Но какое значение могла иметь эта слабая помощь? 7—8 тыс. чел. при таком положении не могли долго противостоять силам в 50 000 чел. Австрийцы повсюду принудили их к отступлению и заняли высоты на противоположной стороне. Сам Лефевр был ранен и потерял несколько тысяч человек и три орудия. Журдан увидел необходимость отступления и вместе с дивизией Лефевра отошел к Пфуллендорфу, дивизия Сен-Сира двинулась на Мескирх.

Эрцгерцог вел преследование только до Пфуллендорфа, не делая попыток перейти Айденбах. Относительно действий эрцгерцога можно сказать, что гора родила мышь. Излишне говорить о том, каким образом эрцгерцог мог бы достигнуть больших результатов, достаточно указать, что он был в два раза сильнее противника, имел в три раза большую кавалерию, причем силы противника были растянуты на восемь миль. Эти условия могли бы привести к блестящим успехам, если бы он действовал с достаточной энергией.

Но эрцгерцог действовал не только осторожно, но и крайне нерешительно.

Журдан в ночь с 21 на 22 марта продолжал свое отступление на Штоках и присоединил к себе силы Ферино; генерал Сен-Сир направился на Тутлинген; Вандам, возвратившийся из своей экспедиции к Неккару, пошел на Фридинген.

Эрцгерцог 22 марта перешел только Айденбах, достигнув покинутого французами лагеря, и приказал своему авангарду следовать несколькими колоннами.

23 марта эрцгерцог снова дал войскам дневку. Журдан в течение этого дня со своим центром и правым флангом, продолжая отступление, прошел несколько миль, затем, приказав последнему идти на Зинген, сам с центром расположился у Энгена, а левый фланг оставил на его позициях у Тутлингена и Фридингена; там он продолжал оставаться в течение 24 марта.

Сражение при Штокахе 25 марта

24 марта эрцгерцог вступил в лагерь Штокаха и приказал своему авангарду тремя колоннами продвинуться вперед на несколько переходов.

Первая колонна под командованием генерала Мэрфельда силою в три батальона и шесть эскадронов двинулась по дороге на Тутлинген, вторая под командованием генерала Науендорфа из шести батальонов и шестнадцати эскадронов — по дороге к Энгену и третья под командованием генерала Шварценберга из двух батальонов и двенадцати эскадронов — к Зингену. Таким образом, это движение находилось в полном соответствии с положением главных французских сил.

Первая колонна настигла противника в Липгингене и Нейгаузене и вытеснила его оттуда. Мэрфельд остановился в Липтингене, где получил от эрцгерцога подкрепление в пять батальонов. После полудня Сен-Сир выступил против этой части австрийского авангарда и сначала оттеснил передовые части Мэрфельда до Липтингена, но потом, когда подошли посланные эрцгерцогом пять батальонов, он был отброшен за Эмминген в долину Дуная. В этом пункте австрийцы захватили три орудия.

Вторая колонна австрийского авангарда дошла до Эйгельтингена, и передовые части продвинулись до Ааха.

На левом фланге князь Шварценберг отбросил форпосты Ферино за Штейслинген и Фридинген (не следует смешивать его с лежащими на Дунае) к Зингену. Но Ферино получил подкрепление, и Шварценберг должен был отступить за Штейслинген. Здесь он получил подкрепление в 4 батальона и имел возможность снова занять лес у Зингена.

Помимо этих трех колонн авангарда, эрцгерцог приказал еще одному отряду в 1½ батальона и 8 эскадронов направиться на Коястанц через Радольфцель между двумя заливами Боденского озера, известными под названием Верхнего и Нижнего озер.

Место для лагеря, где расположены были главные силы армии, эрцгерцог выбрал таким образом, что левый фланг, состоявший из 13 батальонов и 24 эскадронов, был расположен на косе, образуемой северной излучиной Штокахбаха между Штокахом и Боденским озером; он упирался в болотистые берега Боденского озера; центр и правый фланг из 24 батальонов и 36 эскадронов были расположены перед Штокахом, имея реку в тылу. Эту во многих отношениях очень плохую позицию эрцгерцог выбрал только с той целью, чтобы оставить ущелье Штокаха в тылу за собой и таким образом не быть им задержанным при дальнейшем наступлении.

Таким образом, мы видим, что армия эрцгерцога была здесь в достаточной степени сосредоточена, по крайней мере, в отношении пехоты.

Здесь было налицо 48 батальонов, 1½ батальона было послано на Констанц; из кавалерии на Констанц отправились 8 эскадронов, 94 были налицо. Недоставало, следовательно, еще 26 эскадронов, о которых мы ничего не можем сказать, где они находились; может быть, это были те три кавалерийских полка, которые были оставлены в тылу и еще не подошли. Следовательно, в наличии должно было быть, по крайней мере, 70 000 чел.

Эрцгерцог, как он сам говорит, не был доволен победой, одержанной при Острахе. В самом деле, ни с какой точки зрения он не мог чувствовать себя спокойным. Он желал, как он сам выражается, решительного сражения. Уже одно это выражение дает нам возможность судить о нерешительном характере эрцгерцога. Если кто имеет равные силы с противником, ему нужно вести сражение не с осторожностью и обстоятельностью, а сильным натиском — вот главная задача. Если же эрцгерцог думает, что Журдан, вероятно, уклонился бы от сражения, то в таком случае медленное и робкое преследование менее всего могло привести к цели; но он мог бы решительным наступлением на позиции противника, по крайней мере, вынудить его к полному отступлению и поставить Журдана в такое критическое положение, которое для него было бы не лучше проигранного сражения.

Впрочем, позиция эрцгерцога 27 марта у Штокаха, хотя ущелье и находилось у него в тылу, была похожа больше на оборонительную позицию, чем на такую, с которой собирались на следующий день выступить для сражения. Эрцгерцог в самом деле не сделал этого 25 марта, а решил произвести общую рекогносцировку. Это старый любимый способ австрийцев, когда им недостает духа предприимчивости и они начинают стыдиться этого. В качестве причин такой проволочки времени эрцгерцог ссылается на неизвестность, в которой он пребывал относительно местонахождения неприятельской армии, и на опасность подвергнуться нападению с фланга в случае, если он возьмет ложное направление.

Подобные случаи, конечно, нередко бывают на войне с нападающим, особенно при начале похода, когда противника нет перед глазами и нельзя следовать за ним во всех его движениях. Но это затруднение обыкновенно разрешается не путем рекогносцировок, а решительным наступлением на те линии, где должен находиться противник; если же атакующий не встречает здесь обороняющегося, то он вправе рассчитывать и может быть уверен, что противник сам разыщет его.

Впрочем, здесь подобный случай не имел места, и, откровенно говоря, объяснения эрцгерцогом причины отсрочки наступления и рекогносцировки мы можем признать убедительными только наполовину; своим рассуждением он хочет успокоить сам себя, короче говоря, это было с его стороны актом нерешительности.

Австрийский главнокомандующий, начиная с 21 марта, не мог потерять из виду своего противника, так как его центр стоял совсем близко и никогда не отделялся от него более, чем на несколько миль; разделение его собственного авангарда на три колонны, действующие в трех направлениях — на Тутлинген, Энген и Зинген, совершенно ясно показывает, что он прекрасно знал расположение французской армии на 23 и 24 марта; следовательно, если бы он хотел встретиться с главными французскими силами, ему нужно было бы только взять направление на Энген. Но эрцгерцог, вместе с другими стратегами своего времени, придавал, конечно, большее значение геометрической форме позиций, чем соотношению сил; он считал для себя морально невозможным, имея 70 000 чел., выступить против 20 000 чел., если 10 000 чел. могут зайти ему во фланг слева и 10 000 чел. справа.

Итак, эрцгерцог решил, как мы сказали, 25 марта произвести общую рекогносцировку, которая была проведена в следующем порядке.

Авангард, которым предводительствовал генерал Мэрфельд, был усилен двумя батальонами и состоял теперь из 10 батальонов и 6 эскадронов, всего от 11 до 12 тыс. чел. Ему дана была задача атаковать противника у Эммендингена на Эке.

Колонна авангарда под начальством Науендорфа, стоявшая у Эйгельтингена, была усилена 3 батальонами и 12 эскадронами и состояла из 9 батальонов и 28 эскадронов, силой от 14 до 15 тыс. чел. Эрцгерцог сам стал во главе этого корпуса с целью повести наступление по дороге на Энген.

Третья колонна авангарда под начальством Шварценберга, находившаяся на левом фланге, осталась на прежнем месте и не могла быть использована для продвижения вперед, так как совсем близко от нее стояла дивизия Ферино.

Пока эрцгерцог занят был этими полумерами, французский главнокомандующий решил снова атаковать своего противника. Он подтянул к себе бригаду Руби из армии Массены и соединился с Ферино. При дальнейшем отступлении он должен был отослать ее в Шафгаузен и тогда утратил бы связь со Швейцарской армией. Кроме того, он приказал Массене вести наступление на Фельдкирх и в тот же день получил ответ от этого генерала, что тот атакует эту позицию 24 марта. При таких обстоятельствах ему представлялось с моральной точки зрения невозможным продолжать свое отступление, оставив генерала Массена как бы на произвол судьбы. Наконец, французский полководец все еще верил в возможность победы, а с другой стороны, считал, что при близости Рейна, Шварцвальда и Дуная и при наличии пересеченной местности проигранное сражение не может привести к особенно крупным отрицательным последствиям.

Таковы были мотивы, по которым он решил найти и атаковать противника 25 марта.

Так как французское правительство поставило Журдана и его армию в такие условия, которые исключали возможность успешной деятельности, то приведенные выше мотивы являются достаточно вескими; но если смотреть на дело по существу, то подобное рассуждение нельзя считать удовлетворительным.

Журдан, прежде всего, имел общую неопределенную идею принципиального порядка, что наступательный образ действий всегда дает преимущество, во-вторых, он рассчитывал, что, нанося удар, будет иметь дело лишь с частью неприятельских сил. Если первая его идея вытекала из общего ошибочного представления, за которое мы не хотим его особенно упрекать, то вторая его мысль была совершенно необоснована. Он должен был знать, что эрцгерцог не выделил никакой значительной части своих войск и что в диспозиции, данной им на 25 марта для наступления, предусматривалось, как мы увидим, соединение колонн против неприятельской позиции у Штокаха. Не было, следовательно, никаких оснований рассчитывать нанести удары разъединенным силам австрийского главнокомандующего, тем более, что сам Журдан наступал на очень растянутом фронте и поэтому не имел возможности поставить в критическое положение отдельные части австрийских войск, если бы даже он и встретил их в каком-нибудь месте. Смотря на вещи открытыми глазами, нужно сказать, что у Журдана не было никаких надежд на победу, и он шел на поражение лишь для того, чтобы не казаться бездеятельным.

Такой образ действий критика никоим образом не может считать правильным.

С мыслью о том, что потерянное сражение при подобных обстоятельствах не может причинить большого вреда, мы могли бы согласиться лишь в том случае, если бы она основывалась на индивидуальных особенностях характера эрцгерцога и если бы Журдан, хорошо зная его, мог бы не бояться решительных действий с его стороны; но при большом численном превосходстве противника и учитывая короткое расстояние пути к Рейну, нельзя было избежать больших потерь. От Штокаха до Келя 7 переходов и при большом превосходстве победителя побежденный может потерять гораздо более, чем на пути, втрое более длинном, но при меньшем нарушении равновесия сил.

Если бы генерал Журдан находился все время в соприкосновении с эрцгерцогом, но держался бы только обороны, т. е., как говорится, оспаривал бы у него каждую пядь земли, то опасность поражения была бы совершенно устранена, и вполне возможно, что Журдан удержался бы на этой стороне Рейна, у выходов Шварцвальда. Это было весьма вероятным, особенно если принять во внимание, что австрийское правительство уже упрекало эрцгерцога за его продвижение к Донауэшингену. Здесь оборона, вероятно, оказалась бы успешной при таком способе проведения ее, и противник не принял бы решения о переходе в наступление.

Так должны мы судить объективно; но мы можем сказать в извинение французского командующего, что его вынуждал к действию страх ответственности. Насколько полезнее и разумнее было отступать, оказывая в то же время сопротивление противнику! Но надутые важностью члены Директории могли бы принять это как следствие вялости и бездеятельности, и весьма возможно, что даже настоящее поражение нашло бы в их глазах большее оправдание.

Диспозиция Журдана для атаки на 25 марта была следующая. Ферино с бригадой Руби, силой около 12 000 чел., должен был наступать через Штейслинген и Орзинген на Штоках.

Затем наступал Суан с 6 000 чел. через Айгельтинген; оба должны были соединиться у Штокаха.

Дивизия Лефевра, которой со времени ранения этого генерала командовал генерал Сульт, и кавалерийские резервы, всего, вероятно, 10 000 чел., должны были через Эмминген на Эке направиться на Липтинген, находившийся почти в одной миле от позиции эрцгерцога и служивший продолжением его правого фланга.

Сен-Сир и Вандам также с 10 000 чел. равным образом наступали на Липтинген.

Итак, обе армии находились на марше одна против другой; только французская армия, все силы которой были налицо, едва насчитывала 38 000 чел., австрийская же армия, имевшая в наличности лишь половину своих сил, в абсолютных цифрах была немного слабее противника, а именно она имела 30 000 чел.

Средняя колонна рекогносцировочных сил эрцгерцога на рассвете находилась на марше от Эйгельтингена на Аах, и ее головная часть уже взяла у французов этот пункт, когда Суан произвел атаку со своей дивизией, снова отбросил ее за Аах и при этом взял в плен целый батальон. В этот момент эрцгерцог получил донесение, что несколько колонн ведут наступление на Липтинген и что, по-видимому, туда направлена главная атака неприятельских сил. Эрцгерцог передал генералу Науендорфу командование над средней колонной авангарда и приказал ему медленно отходить через Эйгельтинген к позиции у Штокаха, так чтобы авангард левого фланга под командованием генерала Шварценберга имел время выполнить свой отход за Орзинген. Сам он поспешно отступил к позиции с тем, чтобы оттуда двинуться на Липтинген.

Генерал Науендорф действовал согласно этому приказанию. Он оставил Эйгельтинген в полдень, когда Шварценберг, атакованный Ферино, прошел через Орзинген, занял на полпути промежуточную позицию и только в 3 часа пополудни, не испытывая большого давления со стороны противника, достиг расположения центра и правого крыла.

Только Ферино со своей дивизией вел преследование до Штокаха у Ненцингена, т. е. до позиций австрийского левого фланга, Суан же ограничился тем, что выслал против генерала Науендорфа бригаду Декаена, а сам остался у Эйгельтингена. Одна дивизия Ферино была слишком слаба, чтобы серьезно атаковать австрийский, левый фланг, занимавший очень сильную позицию. Поэтому здесь не произошло более ничего существенного.

Таким образом, здесь левый фланг австрийцев и авангард Шварценберга, состоявшие вместе из 15 батальонов и 36 эскадронов, всего около 20 000 чел., были задержаны дивизией Ферино, силы которой, вероятно, были около 12 000 чел., а корпус Науендорфа в 15 000 чел. — бригадой Декаена силой в 3—4 тыс. чел.

В авангарде правого фланга генерал Мэрфельд имел 9 батальонов и 14 эскадронов, около 12 000 чел., сосредоточенных между Липтингеном и Нейгаузеном на Эке, кроме того, должны были подойти еще 2 батальона. С этими силами он хотел повести наступление на Эмминген на Эке, и в 5 часов утра его передовые части оттеснили французов от этого пункта, когда он увидел, что главные силы их наступают несколькими колоннами. Мэрфельд отказался от наступления и имел намерение отступить к Липтингену и там занять позицию. Одному небу известно, почему он не в состоянии был этого выполнить. Дивизия Сульта в нескольких местах обрушилась на его колонну, французская кавалерия атаковала его кавалерию; возникла паника, и так как одновременно здесь появились колонны Сен-Сира, подошедшие из Тутлингена, то нечего было и думать о том, чтобы принять бой у Липтингена. Только в ¼ мили за Липтингеном у леса удалось Мэрфельду заставить остановиться 2 батальона и 3 эскадрона, которые еще держались вместе. Но они были атакованы несколькими французскими кавалерийскими полками, не могли далее держаться и в беспорядке отступили к правому флангу позиции. Часть кавалерии Мэрфельд послал на Швандорф и Мескирх для прикрытия этой местности, по которой проходил путь отступления армии.

Итак, мы видим, что генерала Мэрфельда, силы которого насчитывали 12 000 чел. (по указанию эрцгерцога) на протяжении 1½ миль преследовали Судьт и д'Опу, которые, вероятно, были не сильнее его, и привели его части в такой беспорядок, что они стали неспособны ни к какому бою. Дивизия Сен-Сира оказала помощь только своим появлением, так как она не подошла даже на расстояние выстрела. Удивительно при этом, что Мэрфельд потерял только две гаубицы. Во всяком случае, главную вину этого позорного отступления, которое скорее было бегством, следует приписать самому Мэрфельду.

Генералу Журдану казалось, что его центр одержал решительную победу над правым флангом противника, так как он, вероятно, принял войска генерала Мэрфельда не за авангард, а за самый фланг и считал его силы в 25 000 чел. Поэтому он принял решение приказать генералам Сен-Сиру и Вандаму двинуться на Мескирх, чтобы отрезать отход австрийской армии. При этом он имел отчасти в виду придать более решительный характер сражению, которое он считал выигранным; отчасти же, так как он сам не считал свою победу решительной, он рассчитывал путем этой угрозы заставить нерешительного эрцгерцога отказатьсяот дальнейшего сопротивления. Так представлял себе положение генерал Журдан. Другие писатели всегда изображали это движение Сен-Сира как маневр, предпринятый лишь с целью дальнейшего тактического обхода в сражении между Липтингеном и Штокахом. Но это, очевидно, неправильный взгляд, ибо как мог Журдан для такой цели дать генералу Сен-Сиру направление на Мескирх, расположенный в 2 милях от поля битвы? Итак, Сен-Сир и Вандам свернули влево от места боя, и только Сульт и д'Опу продолжали преследование разбитого Мэрфельда до правого фланга австрийской позиции.

Не легко дать ясную картину распределения и положения австрийских сил в этот решительный момент, так как эрцгерцог, как и большинство других военных авторов, не придает этому вопросу никакого значения и поэтому не уделяет ему места в своем изложении. Мы же считаем его в высшей степени важным в таком сражении, которое по своей геометрической форме принадлежит к числу наиболее запутанных. Попытаемся дать общую сводку, но нам придется ограничиться, главным образом, пехотой, так как положение и действия конницы представляются еще более беспорядочными.

Для трех авангардов было взято 26 батальонов и 52 эскадрона, следовательно, на позиции оставалось 22 батальона и 54 эскадрона. Эрцгерцог говорит, что, когда Мэрфельд был отброшен к правому флангу армии, там находилось 8 свежих батальонов, а 6 гренадерских батальонов было в центре или, лучше сказать, за Нелленбергом; следовательно, для левого фланга, по ту сторону Штокаха, оставалось еще 8 батальонов. Вероятно из 13 батальонов левого фланга было выделено подкрепление, полученное князем Шварценбергом 24 марта. Когда эрцгерцог упрекает себя в том, что он не использовал 13 батальонов и 24 эскадрона на левом фланге, он имеет в виду его прежнюю численность, которую он должен был снова получить лишь после возвращения Шварценберга.

Во всяком случае мы видим, что эрцгерцог с 14 батальонами (от 14 до 15 тыс. чел. пехоты) не мог испытывать затруднения для возобновления сражения с Сультом и что сам он рассматривает успех на этом пункте к моменту прибытия Сен-Сира и Вандама не как решительный, но как сомнительный.

Мы должны думать, что генералы Науендорф и Шварценберг в это время были еще у Эйгельтингена и Орзингена.

Восемь батальонов правого фланга стояли у Мальсбурга под командованием генерала Валлиса.

Когда к ним приблизился разбитый Мэрфельд, они повернули вправо на 45 градусов и заняли позицию между Риргальденом и Райтаслахом, с которой двинулись в атаку. Но эта атака, особенно на путях к Липтингену, где французы были наиболее сильны, не удалась, и австрийские войска начали отступать, когда явился сам эрцгерцог. Благодаря личному влиянию ему удалось заставить войска снова двинуться вперед и возобновить сражение. Оно продолжалось в течение нескольких часов с большими потерями с обеих сторон, но без решительных результатов.

Эрцгерцог приказал спешно послать на помощь правому флангу 6 гренадерских батальонов из Нелленберга и 12 эскадронов кирасир, но они могли подойти только через несколько часов, так как им нужно было идти почти целую милю. С прибытием этих 9 000 чел. свежих войск французы были не в состоянии держаться долее; правда, они отстаивали каждую пядь земли, но все-таки были вынуждены отступить к Липтингену. Журдан понял, какой ошибкой было то, что Сен-Сир и Вандам находились от него на таком большом расстоянии, он послал им приказ ускорить движение и выслать полбригады для непосредственной поддержки дивизии Сульта. Хотя эрцгерцог получил донесение о направлении, взятом Сен-Сиром и Вандамом, в тот момент, когда прибыли его гренадеры, он мало обратил внимания на этот маневр, являвшийся простой демонстрацией, и решительно атаковал своего противника. Полубригада, отправленная Сен-Сиром на правый фланг австрийцев для непосредственной поддержки Сульта, явилась слишком поздно и большей частью была захвачена в плен австрийской кавалерией. Таким образом, Сульт был отброшен к Липгингену, и сражение на этом пункте, несомненно, разрешилось. Правый фланг под командованием Ферино находился перед неприятельской позицией, где он не мог добиться никакого результата; центр не решался выступить с главными силами за Эйгельтинген.

Журдан понимал, что при сомнительном успехе на двух пунктах и поражении на третьем, при растянутом на 2—3 мили расположении его армии и численном превосходстве противника, нельзя думать ни о какой победе. Поэтому он решился на отступление.

Эрцгерцог, который всегда думал лишь о самом факте победы, но не о ее размерах, счел себя удовлетворенным достигнутым результатом. Поэтому, вместо того чтобы, воспользовавшись одержанной победой и превосходством сил, преследовать Сульта и д'Опу со шпагой и штыком до тех пор, пока позволяло оставшееся время дня, он допустил их удержать в своих руках Липтинген. Приближался вечер. Удовлетворенный одержанной победой, герцог, по его же собственным словам, не решился пробиться в долину. Чему служили тогда 27 000 чел. кавалерии, если они оказались не в состоянии уничтожить после 12-часового боя побежденную дивизию и обратить в бегство неприятельскую кавалерию в 3 000 коней? Из 54 эскадронов, которые должны были быть на позиции эрцгерцога, 24 находились по ту сторону Штокаха на левом фланге, 6 были посланы к Мескирху и 12 из-за излишней предосторожности оставлены за Штокахом, так что в решительном пункте эрцгерцог мог бросить на преследование только 12 эскадронов.

Итак, сражение было выиграно, но без всяких трофеев, без уничтожения неприятельских сил и даже почти без всякого морального результата. Австрийцы взяли одно единственное орудие и при этом потеряли два. Потери убитыми, ранеными и пленными с обеих сторон были почти равны, их следует исчислять приблизительно в 4—5 тыс. чел.

26 марта французский правый фланг до полудня, а центр до вечера продолжали оставаться в тех же самых пунктах, где они находились 25-го вечером, и эрцгерцог не имел мужества предпринять что-нибудь против них. Сен-Сир и Вандам утром 26 марта произвели даже несколько демонстративных атак против австрийской конницы в районе Вальвиза с целью облегчить себе этим дальнейший отход. Можно вполне сказать: это была чиста абстрактная, бестелесная победа. Французский главнокомандующий сам даже претендовал на честь победы, и известны многие случаи и до него и после него, когда полководцы заявляли претензии на победу, имея на это гораздо меньше прав.

Французская армия отступила за Рейн, и это отступление не следует рассматривать как непосредственное и совершенно неизбежное следствие сражения при Штокахе; здесь были общие причины, вытекавшие из опасения того, что может случиться в дальнейшем, и битва при Штокахе явилась лишь добавлением к этому опасению.

Оценку характера этого сражения мы отложим до рассмотрения общего положения в целом, которое мы намерены дать в заключение этого отдела.

Отступление Журдана и Бернадотта за Рейн

26 марта Журдан оставил район поля сражения при Штокахе и начал свой отход к Шварцвальду. Он намеревался, если его к этому принудят обстоятельства, двигаться тремя колоннами через (долины) Гёлленталь, Кинцигталь и Ренхталь. Отступление за Рейн между Базелем и Боденским озером было для него более невозможно, так как дивизия Сен-Сира из-за этого подверглась бы опасности полной гибели.

Генералы Сен-Сир и Вандам полагали, что они не смогут более со своих позиций между Мескирхом и Штокахом безопасно отступить к тем пунктам на Дунае, из которых они пришли, т. е. к Тутлингену, Мюльгейму и Фридингену; поэтому они решили идти на Зигмаринген, овладеть там мостами, слабо обороняемыми австрийцами, и переправиться через Дунай. Им следовало пройти около 3 миль, и они совершили этот марш в течение 26 марта без всяких препятствий.

Сульт и д'Опу 26 марта оставались у Липтингена и Эммингена.

Суан отошел на Аах, Ферино — на Зинген и выслал оттуда бригаду Руби к Шафгаузену и Штейну.

27 марта Сен-Сир был в пути на Ротвейль. Д'Опу направился за Дунай к Тутлингену, Сульт и Суан — на Гайзинген на Дунае, Ферино — на Блумберг. 28 марта Журдан занял позицию перед Шварцвальдом, имея правый фланг у Лёффингена на дороге к Нейштадту, а левый — у Ротвейля на дороге к Фрейденштадту, протяжением на 6 миль. На этой позиции он оставался три дня, т. е. до 31 марта.

Австрийский авангард следовал за французами только 27 марта до Зингена, Энгена и Тутлингена.

Эрцгерцог с главными силами армии оставался на месте, так как имел намерение направиться в Швейцарию, но, узнав, что французы вместо того, чтобы продолжать свой марш через Шварцвальд, остановились на указанной выше позиции, он решил выступить к Дунаю с целью совершенно оттеснить Журдана за Рейн. Поэтому, послав 5½ батальонов и 18 эскадронов к Рейну и усилив свой авангард, он сосредоточил свою армию 29 марта у Липтингена в Эммингена. Впрочем, эрцгерцог еще не выступал в поход, ожидая подхода генерала Старрая, который был вызван им к себе, и 27 марта прошел только через Ульм. Лишь 3 апреля эрцгерцог, как мы видим, вступил в Донауэшинген.

Когда австрийские передовые части стали приближаться к французскому расположению, Журдан стал опасаться, что они смогут овладеть одним или несколькими проходами у него в тылу. Поэтому 31 марта он отступил в Шварцвальд. Ферино занял выходы Гёлленталя, центр — Кинцигталя и левый фланг — Ренхталя.

На этой позиции Журдан оставался четыре дня; когда австрийские передовые части начали прорывать линию французского расположения то в одном, то в другом пункте и больной Журдан покинул армию, временно командовавший армией генерал Эрнуф решил отойти за Рейн. Дивизия Ферино перешла Рейн у Альт-Брейзаха 5 апреля, остальные части — у Келя 6 апреля. Эрцгерцог 3 апреля остановился в Донауэшингене, но, узнав, что французская армия перешла Рейн, он приказал генералу Старрай остаться для наблюдения с 18 батальонами и 64 эскадронами, всего с 30 000 чел., имея намерение с главными силами армии направиться в Швейцарию.

Следует отметить, что генерал Старрай с этими войсками не имел задачи идти в долину Рейна; он должен был с 8 батальонами, 36 эскадронами занять проходы Шварцвальда, с резервом из 10 батальонов и 28 эскадронов оставаться в области Виллинген. Первые совместно с вооруженными жителями Шварцвальда вели непрерывную малую войну с французскими партизанскими отрядами, действовавшими на правом берегу Рейна и доходившими де Шварцвальда.

Этим актом эрцгерцог, по-видимому, в последний момент отказывался от своих прав победителя. Если эрцгерцог вполне основательно не придавал важного значения упорной обороне Рейна, то вполне заслуживает одобрения то, что он предоставил свободу действий противнику и удалился со всей своей армией, оставив только в Шварцвальде наблюдательный корпус в несколько тысяч человек. Однако, никоим образом нельзя извинить того, что 30 000 чел., находившихся там, могли допустить действия французских партизанских отрядов по эту сторону Рейна. Это было большим ущербом для воинской чести и поэтому являлось стратегической ошибкой.

В результате отступления Дунайской армии за Рейн генерал Бернадотт снял осаду Филиппсбурга и отступил за Рейн, так что у французов на правом берегу Рейна остались гарнизоны только в двух пунктах — в Мангейме и Гейдельберге.

Выводы

Результаты событий, изложенных в первой части этого труда, были следующие.

Французы овладели Граубюнденом, взяли 40 орудий, захватили в плен от 12 до 13 тыс. чел., тем самым нанеся моральным силам австрийских войск, именно Тирольской армии, такой удар, значение которого трудно даже учесть.

С другой стороны, их Дунайская армия была оттеснена за Рейн. Этим был причинен такой ущерб моральным силам французов, которому следует придавать большее значение, чем размерам захваченных трофеев, так как дело касалось главной армии и главнокомандующего. В общественном мнении Парижа и Вены блестящие успехи французского оружия в Граубюндене вполне справедливо уравновешивались номинальной австрийской победой. Лекурб, правда, уничтожил один австрийский корпус, Дессоль — другой, но эрцгерцог Карл разбил Журдана, и это звучало полнее и громче, хотя на самом деле не могло идти в сравнение с успехами французов.

И этот блестящий успех был достигнут французами, в то время как их боевые силы в количестве 73 000 чел., а именно: армия Журдана — 38 000 чел., Массена — 30 000 чел. и бригада Дессоля — 5 000 чел., — столкнулись с австрийскими силами, которые насчитывали 148 000 чел., а именно: около 76 000 чел. армия эрцгерцога, корпус Готце в 24 000 чел. и армия Бельгарда в 50 000 чел.; кроме того, французам приходилось действовать под влиянием совершенно ошибочного плана своего правительства, в то время как австрийский план, по крайней мере, не создавал никаких препятствий для деятельности армии с точки зрения здравого смысла.

Одно противоречие существует в ходе событий, и нам предстоит его исследовать.

События этого первого периода на обоих противоположных флангах театра войны следует рассматривать как две гири на чашах весов, которые стремятся уравновесить друг друга. Мы направим наш взгляд сначала на эти гири, а потом на коромысло весов и его точку опоры.

Рассмотрим сначала события в Граубюндене.

То, что австрийцы в 1798 г. заняли эту страну по просьбе самого населения, — этого никто не поставит им в вину, если не относиться равнодушно к чести правительства.

Если же австрийцы заняли эту страну, то, естественно, они должны были и защищать ее в случае, если это занятие оказалось бы недостаточной политической мерой, чтобы удержать французов от вторжения в нее. Но необходимость этой защиты повлекла за собой дальнейшие последствия, лишь постольку, поскольку речь могла идти о частичном вторжении в эту маленькую страну сравнительно незначительной части французской армии. Австрийцы располагали здесь 6 — 8 тыс. чел.; перед открытием общих военных действий французы угрожали вступлением в эту страну 20 000 чел., если австрийцы не выведут из нее этих 6 — 8 тыс. чел. В таком случае австрийскому правительству не оставалось ничего другого, как послать 20 000 чел. для поддержки этих 8 000 чел., и никто не мог думать, что австрийское правительство в ответ на эту угрозу согласится вывести свои войска и очистить страну. Ясно, какие невыгоды возникали из этого для австрийцев, вынужденных послать в Граубюнден такие значительные силы, когда французы решили направить сюда свои войска. Все это было так, пока речь шла только о частичной борьбе за Граубюнден без объявления общей войны. Естественно, можно было ожидать, что дело не ограничится частичной борьбой. Взгляды австрийцев исходили из того, что они не могут оставить Граубюнден на произвол судьбы и что простой политический расчет, вытекавший из понятия об авторитете и чувстве чести, вынуждает их к обороне этой страны, лежавшей совсем в стороне от линии их расположения.

Мы можем сказать: всякого рода обязательства чести для Франции и Австрии распространялись только на состояние мира. Только во время мира честь одной державы запрещает ей терпеть успех другой, на войне же вопрос ставится лишь о полезности, а не о том, оскорбляют ли успехи противника чувство чести. Итак, в случае войны вопрос о том, обязаны ли были австрийцы защищать Граубюнден, является в высшей степени неразумным. Австрийцы должны были сказать жителям Граубюндена так: до тех пор, пока сохраняется мир, мы будем защищать вас против вторжения французов; когда же начнется война, от вас самих будет зависеть, оставаться или нет нашими союзниками; мы же ни в коем случае не можем брать на себя особых обязательств защищать вашу страну, но должны будем предоставить это общему ходу военных событий; пока мы не одержим решительной победы в Германии или в Швейцарии и пока линия нашего расположения будет проходить до Лиммата, мы не можем вести упорную оборону Граубюндена. Если бы после этого объяснения жители Граубюндена нашли для себя затруднительным выставить местные вооруженные силы, то следовало предоставить их собственной судьбе, и в этом не было бы очень большого ущерба.

Вообще австрийское правительство в течение всей войны в Тироле придерживалось совершенно ошибочного взгляда, что страна, имеющая собственные вооруженные силы для своей защиты, должна во всяком случае обороняться также армией, чтобы не бояться неприятельского завоевания. Если местные вооруженные силы приводят к этому результату, то правительствам лучше всего было бы категорически запрещать защиту этих стран, ибо на войне подобное обязательство редко не приводит к несчастным результатам.

Однако, этот результат никоим образом сам по себе не связан с местными вооруженными силами. Вопрос об этом возникает в связи с неясностью понятий. Если страна желает вооружиться, это приводит к двум существенно различным мероприятиям. Одним из них является настоящее вооружение народа, другим — создание отрядов добровольцев. Первое заключается в том, что все мужественные и воинственные жители вооружаются в такой степени, что могут в случае вторжения неприятеля в страну оказывать ему сопротивление там, где он не выступает с главными силами; там же, где неприятель оказывается слишком сильным, они могут или отступить в другие районы или, временно припрятав оружие, спокойно вернуться по домам.

При такой народной обороне население иногда приносит жертвы и подвергается опасностям, как это мы видели, например, в Испании, но, конечно, вопрос не в этом, и народ, решившийся на оборону, должен быть готов к принесению этих жертв. Другое мероприятие — образование добровольческих отрядов — имеет в виду оказать помощь войскам или вообще, без ограничения ее местными целями, или же только для обороны своей страны.

В первом случае они присоединяются к армии и следуют за нею в направлении ее движения как при наступлении, так и при отходе. В последнем случае они могут при продвижении армии вперед оставаться в стране, могут пристроиться к тому пункту страны, который входит в общую линию обороны, но в случае, если общая обстановка требует отступления, они должны отделиться от армии, если не хотят вступить в противоречие сами с собой. Оставаясь в стране, они могут быть разоружены и взяты в плен неприятелем. То, что они остаются в стране и им придаются части войск для стратегической обороны этой страны, как это часто имело место в Тироле, нужно рассматривать только с точки зрения общей стратегической обстановки, не никоим образом нельзя смотреть на это как на необходимое следствие организации местных вооруженных сил и проводить эту меру вопреки сложившейся обстановке и за счет общего успеха.

Этим отступлением от общего плана нашего труда в данном месте, как и во многих других, мы хотим выяснить некоторые недостаточно ясные понятия, возникающие при описании большой войны; мы не стесняемся отходить иногда от основного предмета нашего изложения, рискуя даже тем, что некоторые читатели подумают, что наше собственное изложение становится довольно туманным и запутывается в бесконечных подробностях.

Итак возвратимся к Граубюндену и будем держаться того взгляда, что австрийцы в случае открытия военных действий никоим образом не должны были допускать с помощью местных вооруженных сил упорной обороны этой страны, если эта оборона не согласовалась с их общим стратегическим положением.

Так как с момента вступления австрийцев в Граубюнден французы не угрожали более этой стране, то у австрийцев не было никаких поводов выставлять для ее защиты более крупные части войск, и при данных обстоятельствах, естественно, генерал Ауффенберг должен был получить приказ отступить перед превосходными силами, так как этот генерал имел только 5 батальонов, т. е. около 5 000 чел. Если измерить всю линию, на которой он мог встретить противника, то общее расстояние от Люциенштейга через Диссентис, Бернгардин и Шплюген до Септимера будет не менее 25 миль. При таком огромном протяжении линии постов и при опасном положении главных сил в Рейнской долине от генерала Ауффенберга, естественно, нельзя было требовать упорного сопротивления при всех обстоятельствах. Он мог его оказать только в случае столкновения с не слишком большими силами.

Так как он удерживал пост у Диссентиса, у него не было никаких оснований, чтобы не выступить сначала против Массены. Когда пост у Рейхенау был потерян, можно было еще продолжать сопротивление у Майснфельда, только генерал Ауффенберг должен был отказаться от мысли отойти за Кур, так как он не мог знать, держится ли пост у Эмса, находившийся между Куром и Рейхенау, занятый одним только батальоном; кроме того, из Рейхенау легко было достигнуть Кура по другой дороге — через Гейд; наконец, дорога на Кур через Шальфикталь пересекается двумя высокими горными хребтами и ведет в Верхний Энгадин, так что повсюду можно было натолкнуться на колонны французских войск, выступивших из Италии. Таким образом, генерал Ауффенберг должен был с главными силами отступать через Преттигау, и только одному батальону, стоявшему у Эмса, он приказал отступать через Кур и Давос.

После того как вечером 6 марта был взят самый сильный пост в Рейнской долине — у Люциенштейга, и Массена соединил свои силы, — дальнейшее сопротивление казалось совершенно бессмысленным. Если бы генерал Ауффенберг совершил свой отход через Преттигау ночью, то после того как он в течение целого дня оказывал сопротивление и потерял у Диссентиса и Люциенштейга около 1 000 чел. пленными, он мог бы остаться невредимым. Но он избрал путь отступления на Кур, и неудивительно, что энергично преследуемый на протяжении двух миль вчетверо более сильным противником, он попал в самое худшее положение; при любой попытке задержаться путь отступления для него был бы вовсе отрезан, ибо что может быть легче, как отрезать путь отступления противнику, имея над ним четверное численное превосходство, по одной единственной дороге, которая к тому же делает поворот под углом в 90 градусов.

Если здесь, как мы видим, был уничтожен целый корпус в 6 000 чел., то это случилось не потому, что, благодаря каким-нибудь стратегическим комбинациям противника, он попал в тяжелые условия, потеряв путь отступления, но потому, что он слишком долго сопротивлялся превосходным силам противника и, кроме того, неправильно выбрал путь отступления.

В событиях в Энгадине удивительно то (это, как мы увидим, повторяется в дальнейшем), что австрийские генералы не использовали для обороны всех войск, имевшихся под рукой. 10 марта генерал Лаудон двинулся на Цернец с 4 батальонами, между тем как у Наудерса и Тауферса было сосредоточено, по крайней мере, 8, если не целых 12 батальонов. 15-го он напал на генерала Лекурба с флангов и с тыла с 7—8 тыс. местных вооруженных сил и только с 6 ротами своего корпуса. Уже эрцгерцогу показалось странным, что он не использовал больших сил. Эта неразумная экономия сил была бы еще понятна, если бы остальные войска были размещены на оборонительных постах, но они стояли в долинах в качестве резервов, чтобы быть использованными для наступления или обороны. Когда вообще хотят вести оборону при помощи наступления на противника, как это имел намерение сделать генерал Лаудон 10 и 15 марта, то нужно иметь решимость временно обнажить пункты, не подвергающиеся непосредственной угрозе, с тем, чтобы нанести решительный удар на том пункте, где грозит ближайшая опасность. Если бы генерал Лаудон 15 марта выступил для поддержки генералов, командующих у Мартинсбрюка, не с 6 ротами, а с 6 батальонами и местными вооруженными силами, то у него были бы прекрасные шансы уничтожить генерала Лекурба или, по крайней мере, принудить его к отступлению. Вместо этого, благодаря слишком позднему вызову батальонов, выдвинутых к истокам Инна, и принятым 10 и 15 марта полумерам, в руках французов оказались трофеи в несколько тысяч пленных.

Как могло случиться то, что были отрезаны 2 батальона, это совершенно непонятно, так как генерал Лекурб вступил в долину Инна, когда уже повсюду была тревога и все было на ногах; к чему послужили тогда все местные вооруженные силы, если через них не могли даже узнать о походе этого генерала?

Бой у Тауферса или, лучше сказать, блестящий успех его со стратегической точки зрения не представляет собою ничего замечательного. То, что 6—7 тыс. чел. были атакованы 4—5 тыс. чел. — это явление вполне обыкновенное; если же они были взяты в плен, то причину этого нужно искать в тактических ошибках, к которым стратегия не имеет никакого отношения.

В стратегическом же отношении важно отметить тот факт, что генерал Бельгард в течение 8 дней — от 17 до 25 марта — не поддержал, с одной стороны, наиболее угрожаемого поста Мартинсбрюка войсками с постов Финстермюнца и Наудерса, а с другой стороны, Тауферса — резервами, стоявшими на таком близком расстоянии, что они могли подойти за время нормальной продолжительности боя, т. е. за какие-нибудь несколько часов. За первым из этих постов у Ландека, следовательно, в 4 милях от Мартинсбрюка и Наудерса, находилось 9 батальонов резервов. Впрочем, позиция Фельдкирха не была потеряна, и в Монтафуре стояли 6 батальонов, поэтому Ландекский пункт не имел значения, эти 9 батальонов могли стоять у Финстермюнца, а затем их можно было использовать против Лекурба; это не привело бы ни к каким невыгодным последствиям.. Далее, для войск, стоявших в долине Эча, один только пост Тауферса находился в угрожаемом положении, на другие пункты французы не нападали, и это тем более являлось основанием для того, чтобы поддержать его резервами.

Таким образом, мы видим, что Бельгард повторил в большом масштабе ошибку Лаудона: из его 47 000 чел. в течение трех недель после начала военных действий на обоих атакованных пунктах сражалось не более 6—7 тыс. чел., в то время как остальные войска стояли на других, не подвергавшихся угрозе пунктах или держались в качестве резервов. Впрочем, не эта стратегическая ошибка Бельгарда привела к блестящим успехам Дессоля и Лекурба, так как для этих успехов не было никаких стратегических оснований, но она помогла им остаться безнаказанными.

Если блестящие успехи французов, с одной стороны, нужно приписать неумелому образу действий австрийцев, то, с другой стороны, причиной их в значительной степени являлись энергия французских генералов и храбрость их войск. Только там, где подобная жажда успеха и решительность увлекают вперед, полностью обнаруживается моральная слабость противника и только благодаря этому воодушевлению становится возможным успех, которого иначе можно ждать только при условии большого превосходства сил и охватывающих форм наступления.

Таким образом, причины успеха французов на южном фланге нужно искать в самом ходе событий, т. е. в проведении, а не в плане. Обратимся теперь к северному флангу.

Здесь мы видим, что армия в 40 000 чел. в трех колоннах, отстоящих друг от друга на несколько миль, выступает против 92 000 чел. Предводитель последних посылает 16 000 чел. против врага, который еще не появился на поле сражения, а с остальными 76 000 чел. идет на своего разбросанного противника так, чтобы все эти силы могли принять участие в сражении, и его намерение — дать это сражение. На этом соотношении сил, по-видимому, основываются надежды на решительный и блестящий успех; но и здесь также стратегическое наступление было отражено и не привело ни к каким положительным результатам. Нам нет надобности давать дальнейшие объяснения этого. Во всяком случае, эрцгерцог мог в любой момент разгромить своего противника, но он этого не сделал, и причины этого нужно искать только в нем самом, именно в двух следующих обстоятельствах.

Первое заключается в том, что ему недоставало духа предприимчивости и жажды победы.

Во-вторых, как мы уже отмечали, он, высказывая в общем верные суждения, имел совершенно ошибочный стратегический взгляд: средство он принимал за цель, а цель за средство. Уничтожение живой силы противника, которое должно быть главной целью в военных операциях, в его представлении не являлось существенно важным; оно имело для него значение лишь постольку, поскольку могло быть средством для того, чтобы оттеснить противника с того или другого пункта; весь успех он видел единственно в выигрыше известных линий и районов, что должно было быть не чем иным, как средством для одержания победы, т. е. для уничтожения физических и моральных сил противника.

Как далеко вело эрцгерцога это ложное направление его взглядов, мы можем видеть из того, что ни в одном из его победоносных сражений — при Амберге, Вюрцбурге, Штокахе, Кальдиеро — неприятель не имел значительных потерь пленными и орудиями, так что эти победы не давали почти никаких трофеев; еще больше усматриваем мы это в том, что эрцгерцог, рассказывая о потерях, которые вообще понес в этих сражениях противник, вовсе даже не упоминает об этом.

В результате этого ложного направления эрцгерцог не только оставляет без внимания настоящие удары, но, беспрерывно занятый комбинациями с пространством и временем, направлением дорог, рек, горных хребтов, он придает цену мельчайшим подробностям и забывает при этом, что малые препятствия этого рода легко преодолеваются и малые невыгоды легко уравновешиваются. Напомним в качестве примера, что в сражении при Штокахе он, по его собственным словам, слишком усилил свой левый фланг, и процитируем его слова, в которых он себе самому бросает упрек:

"Основанная на правильном расчете вероятность того, что Журдан направит свое отступление в Швейцарию, и решение последовать за ним в этом направлении, не ожидая атаки на оборонительной позиции (в случае, если Журдан вместо отступления начнет наступление), побудили эрцгерцога пренебречь правым флангом и несоразмерно усилить левый фланг, с которого должно было вестись дальнейшее наступление. Итак, он совершил явную ошибку, чтобы облегчить себе проведение сомнительной операции, что, впрочем, зависело не от его воли, а от направления противника; хотя для войск было бы некоторым облегчением избавиться, по крайней мере, от двухчасового марша для передвижения с правого фланга на левый".

Как можно принципу направления придавать такое неподходящее значение? Несоразмерное усиление своего левого фланга на занятой позиции только с той целью, чтобы нанести общий удар в левом направлении — это приблизительно то же самое, как если бы кто-нибудь, чтобы обогнуть угол слева, считал бы необходимым выйти из дому сначала с левой ноги, рискуя при этом свалиться с лестницы.

Этим примером мы хотим показать, какое большое влияние могут иметь на операции подобного рода взгляды, мы сказали бы даже дурные привычки, которые до известной степени могут мешать проявлению здравого смысла.

Такие взгляды австрийского главнокомандующего в достаточной степени объясняют то, что произошло между обеими армиями.

Движение Журдана на фронте шириной в несколько дневных переходов основывалось на модном в ту эпоху воззрении, что всякое наступление должно вестись в охватывающей форме.

То, что говорит против этого эрцгерцог, вполне справедливо, но, когда он при этом предоставляет генералу Журдану возможность, благодаря выбору операционной линии и позиций при сосредоточенных силах, успешно противостоять себе, то в этом снова обнаруживается, какое малое значение придает эрцгерцог удару. Если полководец вступает в решительное сражение, имея более чем двойное превосходство над противником, то выбор операционного направления и позиций в очень редких случаях может иметь достаточный вес, чтобы помешать решительным результатам и, когда уже началось решительное сражение, оказать достаточной влияние, чтобы уравновесить больший перевес сил. Впрочем, то, что эрцгерцог здесь считает правильно выбранным операционным направлением, в конце концов в большинстве случаев не что инее, как прямой и, следовательно, кратчайший путь к врагу, путь, которым лучше всего обеспечивается отступление.

Слабость Журдана до некоторой степени возмещалась наличием у него двойной базы.

Так как он мог с таким же успехом отступить на Эльзас до Страсбурга, как на Швейцарию до Штейна или до Констанца, он не слишком опасался обхода с одной стороны, и это ставило его в такое положение, что он мог двигаться с сосредоточенными силами по середине — по дороге от Штокаха, имея на Дунае и на Боденском озере только незначительные наблюдательные отряды. Если бы противнику пришло в голову обойти его с обеих сторон, то, имея численное превосходство над каждой из обходных колонн, Журдан мог бы успешно атаковать одну из них.

Но французский главнокомандующий был далек от этой мысли. Он думал, что чем слабее он был, тем более должен опасаться за свои фланги. В этом он был бы прав, если бы хотел уклониться от решительного сражения, так как при незначительной ширине стратегического фронта противник, имеющий превосходные силы, при известных обстоятельствах может принудить нас принять решительное сражение.

Но так как генерал Журдан, несмотря на свою слабость, сам искал сражения, у него не было никакого другого пути, как оставаться сосредоточенным и совершенно не обращать внимания на один из флангов своего отступления, на другом же фланге в случае необходимости открыть себе путь смелым наступлением. Чтобы иметь преимущество сосредоточения и этим приобрести возможность успеха, естественно, нужно было чем-нибудь заплатить за это, так как из ничего не получается ничего.

Большое сосредоточение сил, с которыми выступает эрцгерцог, в высокой степени достойно одобрения, и оно вполне очевидно вытекало из уроков, вынесенных им из кампании 1796 г., в которой он сильно упрекает себя за разбрасывание сил.

Он позволил себе только одно выделение отряда генерала Старрай для наблюдения за Бернадоттом и сам осуждает себя за это, правда, вполне справедливо; этот генерал мог бы на Дунае прикрыть правый фланг театра войны против возможного наступления Бернадотта и вместе с тем принять участие в решительном сражении с Журданом.

Сражение при Штокахе дает мало удовлетворения в отношении обоюдных распоряжений. Оно имеет ту особенность, что полководец, который имел гораздо более слабые силы, мог добиться чего-нибудь только при наивысшем сосредоточении своих сил, наносит удар в охватывающей форме колоннами, далеко отстоящими друг от друга, а полководец, который имел большое численное превосходство и при помощи охватывающей формы мог бы уничтожить своего противника, ведет наступление по трем эксцентрическим радиусам, т. е. в форме, не допускающей никакого большого успеха. В результате должно было получиться то, что выигрыш сражения для последнего был бы сомнительным, а успех был бы ничтожным. Так, в самом деле, и нужно рассматривать исход сражения. Если он действительно на один момент кажется сомнительным, и можно даже думать, что без ухода Сен-Сира Журдан мог бы явиться победителем, то это нужно приписать бегству колонны, как можно назвать отступление Мэрфельда. Продолжавшееся на протяжении 1½ миль бегство 12 000 чел. перед 12 000, завершившееся полным разложением — это среди европейских войск факт настолько же необыкновенный, как и взятие в плен шестью тысячами корпуса в 7 000 чел. (Тауферс), и его вообще нельзя принимать во внимание при разрешении вопроса о значении известных форм операции.

Мы скажем так: если даже подобный факт не мог вырвать из рук эрцгерцога победы, то она должна была быть в высокой степени обеспеченной.

То, что эрцгерцог пришел к этой форме сражения, вообще, как мы знаем, было делом случая, так как он выбрал ее для своей рекогносцировки, а не для сражения. Что случилось бы, если бы эрцгерцог спокойно стоял на своей позиции у Штокаха, над этим мы не будем ломать себе голову; мы не предполагаем другого результата, ибо тот, кто, имея большое численное превосходство, принимает сражение на позиции, то только с помощью больших резервов, эшелонированных в тылу, которые он в критический момент сражения бросает во фланг и тыл противнику, можно прийти к результатам, соответствующим превосходству его сил. Но для этого эрцгерцог не принял никаких мер.

Эрцгерцог мог бы в большей степени использовать свою победу, чем он это сделал, — в этом нет никакого сомнения, так как помимо благоприятной формы операции остается превосходство сил, которое является средством добычи значительных трофеев, особенно при преследовании.

Здесь мы не можем не сказать нескольких слов о многочисленной кавалерии эрцгерцога.

Кавалерия — это очень дорогой род оружия. Вооружение и содержание одного кавалериста стоит столько же, сколько стоит содержание четырех пехотинцев, следовательно, нужно строго рассчитать, в каком количестве требуется этот род оружия, и держать его не в большем количестве. Не пускаясь в теоретические изыскания, можно считать несомненным, что после того как установлена действительная потребность армии в кавалерии, 40 000 чел. пехоты в военных операциях могут сделать более, чем 10 000 всадников. Потребность в кавалерии при различных условиях бывает различна; для того, кто уверен в своей победе и имеет в виду преследование противника, она более важна, чем руководствующемуся осторожностью Фабию, переходящему с одной позиции на другую; в местностях ровных и открытых она находит большее применение, чем в горных и пересеченных.

Если принять во внимание ту роль, которую должны были австрийцы играть в этой войне, и районы, в которых был расположен их театр военных действий, то нельзя понять, почему они имели конницу в количестве, превышающем обычную пропорцию. Вероятным основанием для этого служило то, что моральное состояние этого рода оружия у них было лучше, чем у пехоты; это, однако, не оправдывает такого несоответствия.

Но раз у эрцгерцога было столько конницы, что он сам не знал, что он должен с ней предпринять, ему следовало, несмотря на лесистый характер местности, использовать ее любой ценой. Следовательно, вместо того, чтобы посылать несколько тысяч кавалерии туда, где он находил достаточные основания для наблюдения местности, он должен был бы постоянно посылать несколько кавалерийских полков для обхода французских колонн справа и слева. Если при этом и терялось что-нибудь, то возмещалось с избытком тем страхом, который они распространяли. Таким способом можно с успехом использовать конницу в местности, более или менее доступной, но, конечно, не с таким успехом, который дает вместо нее четверное количество пехоты.

Теперь мы должны особенно упомянуть об обходе, который предпринял Журдан, послав Сен-Сира и Вандама на Мескирх, так как это была скорее стратегической, чем тактической мерой, и при этом различно мотивированной.

Генерал Журдан о причинах этого маневра высказывается следующим образом:

"Предполагая, что эрцгерцог, потерпев это поражение и теснимый первой и второй дивизиями (Ферино и Суана), которые, как я предполагал, должны были прибыть в Штоках, решит начать отступление, я приказал генералу Сульту с его дивизией вступить в леса Штокаха и энергично преследовать противника, находившегося в полном расстройстве. Я оставил кавалерийский резерв в долине Липтингена и приказал генералу Сен-Сиру двинуться на Мескирх с тем, чтобы обрушиться на неприятельскую армию в тот момент, когда она начнет отступать на Пфуллендорф. Это движение покажется смелым, может быть, даже неразумным, но я предлагаю поразмыслить над той ситуацией, в которой я находился. Успех, одержанный мною над противником вдвое сильнейшем, не мог установить равновесия между двумя армиями; раз противник отступал, он мог спокойно отойти на Пфуллендорф и даже за Острах, где я, конечно, не был бы в состоянии его атаковать. Это движение на Мескирх должно было сильно способствовать ускорению его отступления; я надеялся, что генерал Сен-Сир нападет на обозы и атакует во фланг его армию, я же с армейским корпусом энергично атакую его с тыла. Итак, я мог рассчитывать довершить разгром противника и уничтожить большую часть его армии, что обеспечило бы мне успех во всей дальнейшей кампании".

Маневр генерала Сен-Сира на Мескирх можно рассматривать с двух совершенно различных точек зрения. Во-первых, он мог предназначаться для того, чтобы в тот момент, когда эрцгерцог потерпел чувствительный удар, принудить его к полному отступлению; во-вторых, для того, чтобы нанести большие потери уже разбитому эрцгерцогу и проигранное сражение превратить в полное поражение. Обе эти точки зрения, однако, не допускают взаимной связи, так как они являются предположениями совершенно различного характера.

В первом случае эрцгерцог был не разбит, а только несколько поколеблен, французская же армия мыслилась слишком слабой для того, чтобы одержать решительную победу. В этом случае марш Сен-Сира нужно рассматривать как настоящий маневр, действенный принцип которого состоял в том, чтобы поколебать мужество эрцгерцога. Это была угроза линии отступления противника, находившегося в таком положении, что он не мог, как полагали, отплатить за нее. В таком случае все сводилось не к сражению, а к маневру, и нужно было отказаться от мысли победить противника.

Такой маневр при существующих обстоятельствах, конечно, не заслуживает порицания, это было испытанием мужества (courage d'esprit) противника. Очень часто подобный маневр удавался; нечто подобное ему представляло сражение при Дрездене в 1813 г. Здесь Бонапарт путем угрозы линии отступления на обоих флангах добился того, что 180 000 чел., стоявших между Вейсериц и Эльбой, отступили перед 60 000 чел.

Если бы генерал Журдан просто так понимал маневр Сен-Сира, то были бы непонятны многократные упреки, выставляемые против него; но тогда он не двинулся бы с дивизией Сульта, а должен был бы удовольствоваться успехом, одержанным при Эммингене и Липтингене, ожидая дальнейших результатов своего обхода.

Но генерал Журдан в это время больше был склонен держаться второй точки зрения: он рассчитывал, разбить эрцгерцога и путем обхода увеличить успех победы. Рассматриваемое с этой стороны его мероприятие было огромной ошибкой.

Во-первых, грубой ошибкой было то, что он 12 000 чел. под командованием Мэрфельда принимал за двойное количество и вследствие этого думал даже, что он разбил целую колонну армии.

Но если бы он действительно разбил 25 000 чел., ему бы следовало опасаться еще остальных 50 000 чел., тем более что любой пленный мог сообщить ему, что самого эрцгерцога не было при этом отряде. Следовательно, большим легкомыслием было считать решенным дело при Липтингене, думать об увеличении победы и не продолжать сражения на решительном пункте всеми возможными средствами.

Если же генерал Журдан имел обе эти точки зрения, то это приводит к полному противоречию, состоящему в том, что, с одной стороны, он не считал себя достаточно сильным для действительной победы над эрцгерцогом, а с другой, — думал о том, чтобы наполовину уничтожить его, ибо так следует понимать его выражение "довершить разгром противника и уничтожить большую часть его армии" ("de completer la deroute de l'ennemi et d'enlever une grande partie de son armee").

Если мы теперь обратимся, по рассмотрении успеха на северном фланге, к коромыслу наших стратегических весов и к взаимной связи между собой и по отношению к целому событий на южном и северном театрах войны, то положение представятся нам в следующем виде.

В результате побед в боях при Тауферсе и Наудерсе, в столкновении при Фельдкирхе и сражении при Штокахе линия расположения проходила по Рейну до позиции при Фельдкирхе, затем вверх по Иллу до истоков Эча и оттуда через высокие горные хребты простиралась до озера Гарда.

На этой изогнутой линии расположения находилась армия Журдана за Рейном между Страсбургом и Гюнингеном, без вождя, ожидая из Парижа новой организации и нового назначения, и вследствие этого на несколько недель лишенная способности к решительным действиям на каком бы то ни было участке. Армия Массены была растянута от Шафгауэена до Финстермюнца, т. е. на протяжении 25 миль в наиболее гористой стране Европы.

На австрийской стороне корпус Готце силой в 18 000 чел. сдерживал центр, т. е. главные силы Массены между Брегенцем и Фельдкирхом; Бельтард с 40 000 чел. угрожал правому флангу силой в 12 000 чел., расположенному у истоков Эча, против которого он стоял в значительных силах в долине Зульца, в то же время он угрожал левому флангу через Монтафур.

Эрцгерцог вполне мог располагать своими 90 000 чел., после того как он отбросил Журдана за Рейн, что по-настоящему должно было случиться через 5-6 дней после сражения при Штокахе, т. е. в конце марта.

Каких успехов, спросим мы, можно было ожидать, если эрцгерцог тотчас же после отступления Журдана за Рейн со всеми своими силами двинулся влево между Базелем и Шафгаузеном за Рейн, потом перешел через Аар, оставил на нем наблюдательный корпус и начал наступление со всей армией за Цюрихом на Массену, тогда как Бельгард одновременно бросился на Лекурба и Дессоля?

Не будем теряться в догадках л предположениях, в каких условиях находились и могли сражаться обе стороны; мы можем только утверждать, что простой прямой удар этих превосходных сил или заставил бы французов немедленно очистить Тироль, Граубюнден и Швейцарию или поставил бы их в очень опасное положение, во всяком случае, нанес бы им большие потери. Это кажется нам само собою понятным.

Таким образом, несмотря на блестящие французские успехи на юге и непостижимую бесплодность австрийской победы при Штокахе, к концу марта положение сложилось так, что если бы австрийцы проявили обычную деятельность всеми своими силами, то вся Швейцария для французов была бы потеряна, а обороняющая ее армия уничтожена.

Если, как мы видим, этот успех не наступил во втором периоде, то это вина австрийцев.

Какова была вина главнокомандующего, других командующих, войск, правительства, — это постепенно развертывалось перед нашими глазами. Но, конечно, мы не можем при отсутствии какого бы то ни было определенно выраженного плана не вспомнить о том влиянии, которое должны оказывать на действия главнокомандующего взгляды правительства. Было бы чистой иллюзией думать, что главнокомандующий, которому не дано никакого конкретного плана, может свободно действовать согласно своим взглядам и по своему усмотрению.

Весьма редко бывает, что во главе армии в этом случае стоит частное лицо. Следовательно, мы должны предполагать, что эрцгерцог Карл и Бельгард действовали более или менее так, как желали в Вене. Для позднейшей исторической критики, естественно, весьма трудно, не располагая документами, рассматривать намерения правительства; впрочем, в истории похода эрцгерцога достаточно принять в соображение лишь два следующих факта. По желанию правительства Бельгард не должен был оставлять Тироль. Это один факт. Другим фактом является неодобрение, которое было высказано эрцгерцогу за то, что он слишком далеко повел наступление, из-за чего Тироль мог оказаться в опасности; там, где на первый взгляд при отсутствии плана нам кажется, что полководцы имели carte blanche (свободу действий), открывается широкое поле заблуждений, позволяющих нам догадываться о тех трудностях, на которые наталкивалась их деятельность.