Кажется, совершенно излишне распространяться о необходимости конницы и ее положения относительно других родов оружия. Ознакомившийся с историей этого рода оружия, неминуемо придет к заключению, что дело вообще стоит теперь правильно и целесообразно и что конница, занимая по своему значению следующее за пехотой место, есть род оружия, совершенно необходимый и даже в настоящее время имеющий возможность часто действовать решающим образом. Хотя мы утверждаем это, основываясь на военной истории вообще, но нельзя сказать, чтобы все факты подтверждали это положение. Напротив того, прогрессируя в общем, ход развития конницы часто уклоняется от правильного пути и целыми столетиями иногда шел по неправильному направлению. В этом отношении историческая жизнь конницы особенно поучительна.

Взгляды на конницу, господствовавшие в древние времена, часто поражают своей правильностью и могут быть вполне разделяемы и теперь; преимущественно можно это сказать о тех взглядах, которые приводятся в теоретических сочинениях. [303]

Однако надо заметить, что и на практике мы видим замечательные действия конницы, причем сразу обрисовывается то явление, что успешные действия не связаны с именем того или другого народа или с каким-либо техническим улучшением, а исключительно с личностями великих вождей конницы. Достаточно вспомнить Александра, Ганнибала, Цезаря.

В средние века конница под влиянием новых социальных условий выступила на первый план; она составляла главную силу армий, между тем на пехоту, пополнявшуюся из низших классов, смотрели с презрением. Во времена рыцарства конница употреблялась даже для осады и обороны крепостей. Крестовые походы, однако, показали наглядно неспособность ее к действиям на всякой местности и к исполнению всех боевых назначений.

Под влиянием этого опыта, а равно и под свежим впечатлением англо-французских и швейцарских войн пехота начинает понемногу обратно завоевывать то место, которое принадлежит ей по праву.

После введения огнестрельного оружия положение конницы, главным образом по ее же вине, становится еще хуже. Она становится на совершенно ложную почву, и начинается борьба, подобную которой мы видим и в настоящее время, только на другом поприще, и которая, вероятно, окончится тем же результатом, — борьба между огнестрельным оружием и панцирем. Конница, забывая, что ее главная сила — быстрота, нагружает себя предохранительным вооружением до невозможности не только двигаться, но и почти что дышать. Далее, упуская из виду основное условие, что хорошая стрельба возможна только в устойчивом положении, она вооружается вся поголовно огнестрельным оружием и благодаря этому и неправильному образу действий низводит себя на степень плохой конной пехоты.

Эти заблуждения, несмотря на протестующие голоса некоторых светлых голов, продолжаются до Густава Адольфа, правильно понявшего задачи конницы; уроки его, однако, были опять скоро позабыты. Только с XVIII столетия маршал Саксонский высказал в теории то, что Карл XII{93} и впоследствии Фридрих Великий применили на практике; они вернулись к тем идеям, которые господствовали еще во времена Александра или Ганнибала. [304]

Взгляды Фридриха Великого (Зейдлиц, Цитень, Варнери) получают дальнейшее развитие при Наполеоне. На войне появляются большие конные массы. Она не только несет всю сторожевую и разведывательную службу в неведомо до тех пор широких размерах, но и оказывает прямое влияние на исход сражений; встречаются, как и во времена Фридриха (Россбах), такие примеры, что конница одна ведет сражение (Фер-Шампенауз), иногда даже злоупотребляют массированием конницы (Лейпциг). Своим энергичным и образцовым преследованием она весьма много способствует успехам и упрочивает их результаты (1805—1806).

Затем наступает период нарезного, затем заряжаемого с казны оружия — и опять повторяется старая история. Новое оружие порождает панику, совершенно перемешивающую все понятия о взаимном отношении родов оружия. Высказывается даже взгляд, что конница — совершенно излишняя роскошь; однако она не замедлила доказать на деле, в американскую и франко-германскую войны, все свое право на существование и даже на существование более самостоятельное, чем то было до сих пор.

Окончив этот краткий исторический очерк, мы прежде всего остановимся на выяснении вопроса: насколько изменилось отношение конницы к другим родам оружия, затем рассмотрим ее свойства и новые к ней требования, и, наконец, разовьем те основания, на которых должна быть построена организация конницы, чтобы она могла выполнить эти требования.

I. Отношение конницы к требованиям современного образа действий,
ее свойства и задачи

1. Свойства конницы, положение ее по отношению к другим родам оружия;
историческое ее развитие до настоящего времени

Чтобы правильно судить о настоящем положении конницы, необходимо иметь в виду ее историю, а равно и историю всего военного искусства; однако нет надобности для сравнения применять масштаб современных требований к самым отдаленным эпохам. [305]

Совершенно достаточно будет ограничиться временем Фридриха, как потому, что оно имеет много сходства с настоящим, так и потому, что конница была в это время на весьма высокой степени совершенства, подходя весьма близко к идеалу, одинаковому для всех времен, в смысле чисто кавалерийской боевой деятельности.

При сравнении этих двух эпох иметь постоянно в виду оба главных рода деятельности конницы: вне боя и в бою; мы остановимся сначала на материале и свойствах конных частей; затем на обстоятельствах, лежавших вне их, но имевших на них влияние, и, наконец, выведем из всего этого заключение: что должно и в настоящее время требовать от конницы?

1. Внутренние свойства конницы:

а) Люди. С сожалением приходится отметить тот факт, что масса простых солдат в боевом отношении стоит в настоящее время разве только на той же степени совершенства, как и прежде. Если и уменьшилось число безграмотных, то из этого нельзя еще вывести, что общий уровень развития значительно поднялся; но если даже и допустить в этом отношении некоторый прогресс, то влияние его будет заметно, может быть, в сторожевой и разведывательной службе, и он нисколько не возместит тех невыгод, которые влекут за собой в боевом смысле нынешние короткие сроки службы. Встречаются, конечно теоретики, восстающие против прежних старых солдат; утверждают даже, что солдат начинает портиться с третьего года службы. Вряд ли, однако, настоящий военный человек будет такого мнения.

Также и в унтер-офицерах нет перемены к лучшему; если среди них уровень образования, действительно, и повысился, то трудность комплектования и короткие сроки службы имеют здесь еще большее влияние к худшему.

Если где есть значительный шаг вперед, то это среди офицеров: большая их часть посвящает во всех армиях всю жизнь военной службе, и, следовательно, они могут вполне воспользоваться всеми новейшими научными данными. Думаю, однако, что и они не отказались бы взять себе за идеал героев фридриховских полков, подобных Зейдлицу, Цитену и другим; особенно это может касаться высших чинов. С сожалением приходится отметить этот факт.

б) Лошади. Весьма трудно сделать сравнение между современными лошадьми и теми, которых мы знаем только по описаниям, [306] картинам и аналогии. Можно сказать только вообще, что теперь лошади кровнее, благороднее, лучших форм, выше и, пожалуй, быстрее; но, с другой стороны, фридриховские были выносливее, менее требовательны и в массе ровнее, тогда как в настоящее время кровных лошадей не хватает на всю конницу, и поэтому принуждены брать и таких, которые никак не могут считаться лучше прежних; но именно эти-то худшие лошади и определяют те требования, которые могут быть предъявлены известной конной части.

в) Мертвый материал. В нем, т.е. обмундировании, снаряжении, вооружении замечается несомненный прогресс; но так как влияние последнего одинаково распространяется и на прочие рода оружия, то особенного значения придавать ему нельзя.

г) Организация. Про нее трудно сказать что-нибудь определенное к выгоде или невыгоде конницы в настоящее время; но в одном отношении конница Фридриха имела огромное преимущество: с 1763 г. она имела над собой и в мирное время высшее руководительство в виде инспекции.

д) Обучение. В этом отношении все преимущества на стороне прежней конницы: продолжительный срок службы, боевой опыт, более благоприятные условия местности, вследствие меньшего развития культуры, подчинение всех прочих интересов военному делу, выделение из общего бюджета большего процента на военные расходы{94}, меньшая забота о сбережении людей, меньшая программа обучения — все это были обстоятельства, безусловно, способствовавшие развитию конного дела; тогда обращалось преимущественное внимание на приготовление конницы к сомкнутому бою в конном строю, с почти полным исключением занятий сторожевой и разведывательной службой и пешего боя. Вольтижировка, фехтование, гимнастика, стрельба, грамота, плавание, пение, ковка т.п. — все предметы, безусловно, полезные, но преподавание их при трехлетнем сроке службы было бы возможно только, если в сутках было бы более 24 часов.

е) Выводы. Нельзя не сказать, при ближайшем рассмотрении, что высокая ступень, на которой стояла прусская конница при Фридрихе II, была до некоторой степени делом искусственным, так как все внимание было обращено почти исключительно на одно, с подчинением ему всего прочего. Одно уже отношение к человеческой [307] жизни, выраженное в словах Зейдлица и необходимое для достижения тогдашних целей, немыслимо теперь ввиду современных условий государственной и общественной жизни. Приходится также заботиться теперь о конском материале и считаться с финансовой стороной дела. Только, разумеется, тогда коннице можно предъявлять большие требования, когда ей дается все необходимое и притом самое лучшее, в противном же случае приходится мириться с тем, что достижимо при имеющихся ограниченных средствах. Было бы безрассудно и даже вредно стараться достигать прежних идеалов при новых сокращенных средствах.

2. Отношение конницы к прочим родам оружия и к состоянию военного искусства. В этом смысле конница стоит в гораздо худшем и более трудном положении, чем прежде. Поверхностного взгляда на пехоту и артиллерию достаточно, чтобы убедиться, в какое выгодное положение их поставило уже одно только новое вооружение. Нынешнее пехотное ружье настолько превосходит прежнее в дальности, силе удара, меткости, быстроте стрельбы и независимости от погоды, что никакое между ними сравнение невозможно. То же самое можно сказать и про артиллерию, выигравшую еще и в подвижности.

Затем вся тактика и образ действий в бою в прежнее время были гораздо более благоприятны для конницы. Неподвижные формы линейной тактики приковывали войска к ровной местности, на которой они, однако, не господствовали огнем пехоты и артиллерии; для кавалерии же представлялось отлично поле действий. Самые эти формы были такого рода, что при развертывании боевого порядка войскам постоянно угрожала катастрофа, подобная Россбахской. Если это не случалось чаще, то потому, что пруссаки обыкновенно держались наступательного образа действий, а у противников их Зейдлица не было. Не подлежит сомнению, что иначе марши по линиям вдоль всего неприятельского фронта, как при Праге, Коллине и т.п. или даже в обход кругом почти в тыл противника, как при Цорндорфе, привели бы к катастрофе, подобно Россбахской.

3. Заключение. Из всего вышесказанного вытекает заключение в ошибочности мнения, высказываемого теперь, что мы можем сделать столько же, сколько сделали наши предки. Это совершенно невозможно: в боях против других родов оружия кавалерия должна ожидать меньших успехов и больших потерь, но зато в другой области она вполне может сделать то же, что и прежде, и [308] даже еще гораздо больше. Если ей не удастся повторить Россбаха и Цорндорфа, то все же для нее вполне возможны действия против конницы на флангах, как при Праге и Лейтене, против расстроенной пехоты, как Зейдлиц при Коллине и Гесслер при Гогенфридберге, хотя и с большими потерями; затем прикрытие отступления, как Цитен при Коллине и Гохкирхе и наконец преследование после победы; если прибавить к этому широкие задачи кавалерии по сторожевой и разведывательной службе, в которой конница Фридриха никогда не отличалась, то окажется, что при правильной подготовке и применении деятельность конницы не только не сузилась, а скорее расширилась.

2. Особые свойства конницы

Главное свойство конницы — быстрота и подвижность, т.е. способность двигаться скоро продолжительное время. Свойство это, благодаря которому она является в большей степени хозяином времени и пространства, чем пехота, с одной стороны дает возможность пользоваться ее услугами на весьма далеком расстоянии от армии и притом впереди, с флангов и позади нее, а с другой — дозволяет ей неожиданно появляться как на поле битвы, так и на том или другом пункте театра военных действий и, следовательно, пользоваться всеми выгодами внезапности. В выгодных свойствах конницы кроется, однако, и опасность — при неправильном или неумелом пользовании она легко ускользает из рук и тогда легко может погибнуть.

Особенность конницы, могущая показаться с первого взгляда не очень важной, но имеющая значительные выгоды и невыгоды, есть большая высота (на 3 ф.), на которой находится глаз всадника сравнительно с глазом пехотинца: последний часто ничего не видит в поле, покрытом несжатым хлебом; значение большого кругозора увеличивается, благодаря возможности для конницы быстро переместиться с места на место. Невыгода же заключается в том, что всаднику, вследствие именно его сравнительной вышины, труднее укрыться от взора противника; до известной степени эта невыгода может быть уменьшена удачным пользованием закрытиями и спешиванием. Это последнее обстоятельство, при распространении его на целые части, составляет опять, по нашему мнению, одно из важных преимуществ конницы; при правильном обучении и применении конницы способность ее действовать пешком [309] совершенно устраняет один из прежде делавшихся, и притом совершенно основательно, упреков этому роду оружия — недостаток оборонительной силы и невозможность в некоторых случаях обойтись без пехоты.

Затем к невыгодным особенностям конницы относят ее зависимость от лошади, что особенно проявляется в тех случаях, когда требуется какое-либо чрезвычайное напряжение всех сил, предстоят особенные лишения или при каких-либо устрашающих явлениях, например при налете на стреляющие орудия или пехоту, когда лошадь очень часто против воли всадника уклоняется в сторону или поворачивается назад, или, наконец, при скрытых движениях, где следует избегать всякого шума. На все это можно возразить, что, во-первых, послушание лошади настолько велико, что она обыкновенно выполняет все, что от нее требуется, до момента совершенной невозможности, т.е. до смерти; во вторых, обучением и выездкой следует довести послушание лошади, животного по природе своей скорее с воинственными, чем с трусливыми инстинктами, до того, чтобы преодолеть ее нервность; в третьих, у народов, постоянно ездящих верхом, люди настолько сживаются с лошадьми, что эти как бы инстинктом чувствуют, что от них требуется; может быть, это было бы до известной степени достижимо и в регулярных конницах.

Сводя вкратце все вышесказанное, мы придем к заключению, что по своим особенностям конница может служить глазом, который с возвышенного пункта обозревает местность и всю обстановку; птицей, широкими кругами носящейся вокруг армии и распространяющей действие своего оружия на далекое расстояние; наконец, молнией, внезапно ударяющей и все сокрушающей.

3. Задачи конницы

Задачи коннице можно поставить вообще, in abstracto, сообразно ее особенным свойствам, т.е. по тому, что она может сделать, а в частности, in concreto, по требованиям войны, т.е. по тому, что она должна сделать.

Деятельность конницы на войне распадается на два отдельных вида: сторожевая и разведывательная служба и бой, причем следует прибавить, что эти два рода деятельности не представляют из себя нечто совершенно друг от друга отдельное, самостоятельное, а напротив того, часто переплетаются между собой, смешиваются [310] и находятся в постоянном взаимодействии и внутренней связи. Кроме того, задачи конницы устанавливаются во время войны сообразно потребностям, являющимся в разные фазисы хода операций.

Таким образом, можно установить четыре периода, обусловливающие различные задачи конницы.

1. Во время приготовления к войне конница должна, с одной стороны, прикрыть мобилизирующиеся войска и стратегическое развертывание своей армии, а с другой — разведать о подобных же действиях неприятеля и по возможности помешать им; одним словом, служить, если можно так выразиться, стратегическими аванпостами.

2. От начала операций армий до их встречи на поле сражения задачи конницы будут в сущности те же, что и выше указаны. Смотря по образу действий армии, наступательному или оборонительному, она или служит стратегическим авангардом, прикрывая движение вперед, или же обеспечивает занятое расположение с фронта, флангов и, в случае надобности, тыла; она же поддерживает связь между отдельными частями армии. Затем она неотступно наблюдает за противником, разведывает его расположение, силу, направление движения, намерения и сообщает об узнанном; окружает неприятеля со всех сторон, отрезает его сообщения, перехватывает подвозы, забирает мелкие отряды, всячески его беспокоит и вредит ему. Наконец, конница, насколько это возможно, снабжает свою армию с помощью реквизиции и фуражировок продовольствием и лишает противника такового.

3. Во время боя задачи конницы весьма разнообразны: как до боя она дальними рекогносцировками освещает обстановку, так при начале сражения она продолжает в более тесных рамках наблюдение за позицией или развертыванием неприятеля, чтобы с одной стороны помочь своей пехоте в выборе настоящих пунктов атаки и кратчайших путей к ним, т.е. избавить ее от потери времени и сил и ненужных жертв; а с другой — чтобы определить возможно раньше направление наступления противника, что даст возможность разгадать его намерения и своевременно принять соответствующие меры.

Разведывание не прекращается и во время самого боя, чтобы возможно раньше узнать о вступлении в дело неприятельских резервов или прибытии свежих частей и тем предохранить свои войска от нечаянности; затем конница наблюдает все время за ходом [311] боя, чтобы заранее предугадать момент, когда потребуется вмешательство ее или других частей, и дать время направить в соответственные пункты войска для нанесения решительного удара или для отражения такового со стороны неприятеля.

Наконец, при известных обстоятельствах конница должна самостоятельно и по своему почину действовать против всех трех родов оружия: против неприятельской конницы, если эта последняя препятствует ей выполнить возложенные на нее задачи или угрожает нашей пехоте; против неприятельской пехоты и артиллерии как для развития какого-либо частного успеха, так и для нанесения решительного удара или для выручки своих из затруднительного положения.

4. После боя на конницу ложится или преследование разбитого неприятеля, или прикрытие отступления. По окончании этой деятельности и переходе армии к новой операции конница опять приступает к выполнению задач, изложенных в пункте 2-м, перед фронтом армии.

В вышеприведенном очерке деятельность конницы на войне изложена в самых общих чертах, так как при более подробном рассмотрении невозможно не коснуться некоторых вопросов, касающихся уже самого выполнения той или другой задачи, о чем будет говориться ниже. По той же причине мы не упомянули о деятельности конницы во время позиционной войны, о чем будет сказано в главе шестой.

II. Организация конницы

Ознакомившись с отличительными свойствами конницы и выпадающими на ее долю задачами, мы перейдем теперь к рассмотрению вопроса о том, как конница должна быть организована, чтобы она была в состоянии удовлетворить на деле поставленным ей требованиям. В основе этой организации должно быть развитие полной деятельности конницы на войне, и этот принцип должен проходить красной нитью по всем отделам организации: силы, состава, комплектования, обмундирования, снаряжения, вооружения и обучения; при рассмотрении всех этих вопросов, в частности и вообще, эта цель никогда не должна упускаться из виду, и все должно ей подчиняться. [312]

1. Сила конницы и различные ее рода

1. Вопрос о численности и силе конницы может быть рассмотрен в общем, теоретическом исследовании, очевидно, только с точки зрения отношения ее к прочим родам оружия, преимущественно к пехоте. Можно принять за среднюю норму, что конница должна составлять 1/10 — 1/6 части пехоты, т.е. на каждый батальон пехоты в 1000 человек следует иметь действующий эскадрон в 120—150 коней.

2. Различные рода конницы. Задачи, выпадающие на долю конницы, могут быть ею выполнены: одни — в связи с пехотой, другие — самостоятельно. Происходящее отсюда разделение ее на дивизионную и самостоятельную не вызывает, однако, необходимости организации ее в различные рода. Казалось бы, что вообще, если принять в соображение оба главных вида деятельности конницы: разведку и бой, в которых можно ожидать успеха только от возможно полного развития элемента быстроты, совершенно достаточно иметь только одного рода конницу, а именно легкую. Но вопрос этот не может быть решен столь простым способом, так как есть еще и другие данные, которые должны быть приняты при этом во внимание. Прежде всего почти ни в одном государстве нет достаточного числа легких людей и лошадей, чтобы из них можно было сформировать все потребное количество кавалерии. Это одно обстоятельство уже вызывает волей-неволей необходимость деления конницы на более легкую и более тяжелую. Затем выступает вопрос о пользе конницы, снабженной предохранительным вооружением, т.е. кирасир. Мы не остановимся при этом на непробиваемости или пробиваемости кирас пулей, потому что с одной стороны этот вопрос решен уже не в пользу кирасы, с другой же он и не имеет существенного значения; какую пользу в самом деле может принести защита только корпуса, хотя бы действительно непробиваемыми кирасами, когда голова, руки, ноги и вся лошадь остаются незащищенными? На наш взгляд кирасиры могут играть роль только в бою против конницы, и здесь эта роль такова, что вряд ли можно оправдать совершенное их уничтожение. Превосходство всадника, которого голова, корпус и руки защищены от ударов холодным оружием, над противником, не имеющим такой защиты, настолько серьезно, и влияние его на моральную сторону обоих бойцов столь велико, что стремление воспользоваться этим превосходством может быть только безусловно оправданно. [313]

Эту тяжелую конницу, однако, необходимо беречь для боя и не тратить напрасно ее сил на сторожевую и разведывательную службу; на нее должно смотреть, как на конницу исключительно для сражений, и потому при движениях и остановках она должна быть охраняема другими частями. Только при этом условии и стоит иметь тяжелую конницу; и тогда она вполне может выказать все свои хорошие качества; но так как в этом ограничении деятельности заключается недостаток тяжелой кавалерии, то и численность ее не должна быть велика. Если же в государстве имеется такое значительное число тяжелых людей и лошадей, что и по сформировании тяжелой конницы останутся таковые, то следует сформировать из них третий род конницы, средний между тяжелой и легкой. Впрочем, и в действительности подобное разделение конницы на три рода не только рекомендуется большей частью военных писателей, но и встречается на деле, в большей или меньшей степени, во все времена, почти во всех государствах.

Следует еще прибавить, что мы лично считаем существование средней конницы необходимым только при особых, вышеприведенных условиях, причем она должна быть организована и употребляема совершенно одинаково с легкой. Можно допустить разницу только в размерах фуражной дачи.

Затем было бы желательно дать различным родам конницы резкие отличия в обмундировании, что дает значительные выгоды как в больших кавалерийских делах, так и при нечаянных нападениях и тревогах для облегчения сбора. Невыгода их заключается только в излишних расходах, требующихся от офицеров при переводах из одной части в другую, и не будь этого, мы бы стояли за возможно большее разнообразие в форме разных частей.

Таким образом, сводя вкратце все вышесказанное, мы получим следующие основания для организации конницы по родам ее: тяжелая — одного только рода, т.е. кирасиры; средняя — одного или двух родов, т.е. карабинеры или тяжелые драгуны и уланы; легкая — вследствие ее многочисленности нескольких родов, для чего представляется богатый выбор в уланах, драгунах, гусарах, конноегерях, конногренадерах, шеволежерах, гидах т.п.

3. Сила различных родов конницы. Отношение между дивизионной и самостоятельной конницей будет зависеть от организации всей армии. Если считать на 1 батальон пехоты — 1 эскадрон конницы и придавать дивизии пехоты в 12 батальонов — 4 эскадрона конницы, то придется назначить одну треть имеющейся конницы [314] в состав дивизионный, а две трети — свести в отдельные конные дивизии. Относительно численности различных родов конницы можно сказать следующее.

Тяжелая конница имеет задачу крайне ограниченную — действие в бою против неприятельской конницы, и сообразно с этим она может быть очень немногочисленной. Если допустить, что самостоятельная конница сведена в 6 полковых дивизий, то тяжелая конница должна составить одну шестую ее часть, или одну девятую всей конницы.

Отношение между средней и легкой конницей будет зависеть исключительно от оставшегося после сформирования кирасирских полков тяжелого людского и конского материала. Казалось бы наилучшим для достижения в обмундировании большего разнообразия, которое мы считаем весьма желательным, подразделить всю среднюю и легкую конницу на 5 видов; сколько из них будет в первой, сколько во второй — зависит в каждом случае от обстоятельств. Желательно, чтобы в каждой дивизии было не более одного среднего полка, а остальные 4 — легкие; причем первые будут одного рода, вторые — четырех. Например, средняя конница — карабинеры (тяжелые драгуны), легкая — уланы, драгуны, конноегеря и гусары. Если необходимо, то можно драгун и улан также перевести в среднюю конницу, оставив в легкой три вида или прибавив взамен выбывшего четвертый, например шеволежеров.

Таким образом, мы признаем желательным следующий состав и силу конницы:

кирасиры — столько полков, сколько имеется в военное время отдельных кавалерийских дивизий;

карабинеров — столько полков, сколько их можно сформировать из оставшегося тяжелого людского и конского материала; часть полков входит в состав отдельных кавалерийских дивизий, по одному в каждой; прочие составляют дивизионную конницу, причем между теми и другими устанавливается известная очередь;

уланы, драгуны, конно-егеря, гусары (или шеволежеры) — одинаковое число полков каждого рода; часть полков, по одному каждого рода в каждой дивизии, входит в состав отдельных кавалерийских дивизий; прочие составляют, чередуясь с первыми, дивизионную конницу.

Нам кажется более основательным чередовать средние и легкие полки при пехотных дивизиях, чем постоянно иметь к ним [315] прикомандированными среднюю конницу, что, впрочем, имеет и некоторые выгоды.

2. Тактическое подразделение конницы

Всеми признается, что низшую единицу в коннице составляет эскадрон; только в английской армии встречается отступление от этого, да и там существующий порядок вещей имеет много противников. Взводы должны иметь, по меньшей мере, по 12 рядов, т.е. в эскадроне должно быть 20 (позже увидим почему) унтер-офицеров или ефрейторов и 96 рядовых, 3 трубача и 119 лошадей. Затем 12—15 молодых лошадей, и так как будет почти такое же число больных, командированных и т.п., то получится всего 143 — 150 лошадей.

Что касается числа эскадронов в полку — шесть или четыре (о других числах вряд ли может быть разговор), то в пользу первого говорит возможность применения трехлинейной тактики уже к полку и соображения экономии, а в пользу второго затруднительность для одного лица управлять с помощью команды или сигнала большим числом эскадронов и возможность из одного и того же материала сформировать большее число отдельных дивизий. Наконец, можно еще прибавить, что 6 эскадронов — слишком большое число для придания их пехотной дивизии; при разделении же такого полка пополам получается ни в каком отношении не подходящее число 3. Постоянное организационное сведение каждых 2 эскадронов в дивизии вряд ли необходимо.

Кроме действующих эскадронов каждый полк должен еще иметь и запасной. Он должен существовать уже в мирное время, так как коннице ввиду предстоящих ей немедленно с началом операций сложных задач следует быть в наибольшей боевой готовности. Мы не считаем, однако, ни необходимым, ни целесообразным, чтобы для этого был назначен раз навсегда один и тот же эскадрон и чтобы на него возлагалось исключительно обучение людей и выездка лошадей на весь полк. Нам кажется, что следует просто назначать ежегодно один из эскадронов запасным и возложить на него исполнение обязанностей такового на все время лагерного сбора или, по крайней мере, со времени полковых сборов; так что каждый полк выступает на них в составе 4 эскадронов, как при мобилизации, пополняя их всем подходящим конским и людским материалом из остающегося на месте эскадрона, которому передаются [316] молодые лошади и оставшиеся люди. Через это достигалась бы та важная выгода, что мобилизация конницы постоянным в ней упражнением очень бы облегчалась и упрощалась; что выступающие эскадронные командиры, а также и полковые и высшие начальники привыкали бы управлять частями военного состава; что при маневрах трех родов оружия избегалось бы ненормальное участие слишком большого числа эскадронов и что, наконец, выездка молодых лошадей могла бы продолжаться с необходимой постепенностью. Если наше предложение не считается удобным, то, по крайней мере, следует увеличить штат эскадронов, считая молодых лошадей сверх комплекта. Учиться же в мирное время в составе 5 эскадронов, со слабым числом рядов во взводах, когда предстоит идти на войну в составе 4 эскадронов с большим числом рядов, — кажется нам не совсем основательным.

Следует еще заметить, что конница может быстро мобилизоваться и немедленно начать действовать, если она находит в самой себе, особенно конский, весь необходимый материал. Но так как при этом все молодые лошади, а может быть, еще и те, которые в настоящем году выранжировываются, не могут признаны годными, и затем есть еще больные лошади, то, если желательно выступить в полном составе, следует держать в мирное время на одну пятую больше, т.е. полк, имеющий выступить в составе 4 эскадронов по 150 коней, должен иметь в мирное время в каждом из своих 5 эскадронов, по крайней мере, по 144 лошади.

В высшие тактические единицы будут сведены только те части конницы, которые предназначены к самостоятельной роли. Казалось бы, что таковыми должны быть дивизии из трех бригад и шести полков; при этом следует, чтобы полки одной и той же дивизии имели возможно резкие отличия друг от друга, т.е. должны быть различных родов, но при этом иметь и общие признаки, положим, одинакового цвета пуговицы и приклады. Тогда получилось бы в дивизии: 1 кирасирский и 1 карабинерский полки в одной бригаде и 4 легких полка разных видов в двух бригадах. Оставшиеся затем свободными полки средней конницы, с придачей необходимого числа легких, должны состоять при пехотных дивизиях.

Чтобы кавалерийские дивизии имели возможность выполнить выпадающие на их долю задачи, они должны быть сформированы со всеми необходимыми управлениями еще в мирное время; здесь более чем где бы то ни было, и конечно гораздо более, чем в [317] пехоте, необходимо, чтобы начальник и войска сжились, свыклись друг с другом. Кроме того, для полного однообразия в обучении совершенно необходимы еще инстанции выше бригад. Отсюда вытекает необходимость сводить и полки, предназначенные для дивизионной конницы, в бригады и дивизии, но эти полки никак не должны быть сведены навсегда, а только на известный период времени. Всего лучше было бы в мирное время придавать их к существующим кавалерийским бригадам и дивизиям, причем первые состояли бы из 3 полков, а вторые — из 9 (1 тяжелого, 1 — 2 средних и 7—6 легких); 3 из них, составляющие дивизионную кавалерию, должны на время маневров придаваться пехотным дивизиям, а остальные 6 маневрировать в составе дивизии, причем к этой последней должна быть придана соответствующая артиллерия. Сила ее — 3 батареи, по числу бригад, в 6—8 орудий каждая. Желательно еще иметь при кавалерийской дивизии и конных пионеров, например, один эскадрон в 3 взвода, для более удобного его распределения в случае нужды по бригадам.

Касательно формирования конных корпусов, мы приведем следующие слова известного кавалериста графа Бисмарка: «На эволюциях мирного времени, на ровном месте, без определенной задачи, самое большое, что может участвовать, действуя в одной линии, это — 4-полковая дивизия. При маневрировании же на действительном поле сражения или против предположительного противника 8 полков необходимы, чтобы действовать с успехом, и 12—16 полков — чтобы заранее обеспечить этот успех. С 2 полками можно упражняться, но не маневрировать. С 1—2 полками можно действовать очень храбро и производить решительные атаки, но сила их слишком мала, чтобы подготовить атаку маневрированием. Тактика конницы состоит не только в шоке, в нанесении фронтового удара, — исход которого без предварительной маневренной подготовки слишком неверен, — но и в искусстве маневрировать. Не одна храбрость дает победу, но и порядок, взаимное содействие и искусное пользование резервами. Кто хочет маневрировать, должен иметь базу. Четыре полка — это минимум для маневрирования с базой, с 8 — получается свобода маневрирования, с 12—16 и больше являешься хозяином маневра».

Нет никого сомнения, что конница, обученная еще в мирное время действовать такими большими массами, будет значительно превосходить необученную и захватит в свои руки инициативу как на поле сражения, так и в стратегической службе впереди [318] фронта армии — вообще везде, где требуется действие нескольких дивизий под одним общим руководством. При действии против других родов оружия подобные случаи будут редки; конечно, может случиться при преследовании, при самостоятельных действиях на флангах и т.п., что одной дивизии окажется недостаточно и придется употребить несколько таковых, но случаи эти будут исключительные, и заранее нельзя предвидеть, где именно они произойдут. С другой стороны, здесь потребуется не столько искусное маневрирование, сколько просто действие превосходными силами, чего всегда можно достигнуть совместным действием нескольких частей под временным общим руководством.

Таким образом, сформирование отдельных кавалерийских корпусов, имея свои выгоды, может быть признано желательным, но не безусловно необходимым; во всяком случае еще в мирное время должны быть подготовлены лица для занятия тех должностей, которые могут открыться во время войны. Эти лица при случае командовали бы временно собранными частями, вообще же служили бы помощниками высшей инстанции в кавалерии для достижения однообразия в деле обучения и образования. Этой высшей инстанцией должен быть генерал-инспектор всей конницы, начальник этого рода оружия, совершенно самостоятельный, со своим управлением и с соответствующим представителем в военном министерстве. Этот орган мы считаем безусловно необходимым, чтобы дать коннице единство в обучении, без которого нельзя направить все ее силы к одной цели — к достижению полной боевой готовности. Для конницы подобного рода генерал-инспектор гораздо более необходим, чем артиллерии, в которой техническая специальная сторона резко отделена от боевой. Генерал-инспектору пришлось бы прежде всего выработать инструкцию, которая бы охватывала все виды деятельности конницы и направляла бы ее обучение и службу, согласно одному установленному взгляду. При штабе генерал-инспектора должны состоять помощники-инспекторы, генералы, предназначенные также к командованию единицами большими дивизии в военное время и на кавалерийских маневрах, с соответствующим числом адъютантов и ординарцев. Казалось бы, что при подобной организации было бы обеспечено в кавалерии достижение лучших результатов деятельности в мирное и военное время. [319]

III. Комплектование и ремонтирование

1. Комплектование

При нынешних коротких сроках службы в конницу следует назначать людей, состоявших до поступления своего на службу при лошадях и имеющих привычку к обращению с ними, а равно и из тех частей государства, где лошадей много. Должно, впрочем, прибавить, что не следует совершенно лишать и пехоту таких людей, так как они могут пригодиться для ухода за лошадьми конных офицеров.

Затем при назначении людей в конницу надо кроме роста иметь еще в виду и вес их. Рост, пока он не перешел известной максимальной границы, довольно безразличен, большой же вес может быть крайне невыгодным. Безусловно, лучше иметь всадников небольших (даже ниже установленной меры роста) и легких, но сильных, чем высоких и тяжелых, которые от этого не сильнее. Мы предпочли бы вместо назначения минимальной меры роста поставить максимальную границу как роста, так и веса; последняя должна быть установлена не более 70, самое большее 75 килограммов (4 ¼ — 4 1/2 пуда).

Третье наше желание — назначение в конницу возможно большего числа людей развитых и толковых. Достаточно вспомнить те задачи, которые выпадают на долю каждого отдельного всадника в сторожевой и разведывательной службе, чтобы понять и оправдать это желание.

Четвертое желание — увеличение срока службы в коннице до 4—5 лет. Если же это совершенно невозможно, то мы предложили бы призывать рекрутов конницы месяцем раньше, так как совсем не все равно получить их к 1 ноября или к 1 октября; лишний месяц значит очень много, особенно для конницы. Чтобы уравновесить общий срок службы для всей армии, можно бы зато в пехоте призывать людей на несколько дней (по нашему расчету на 5, так как конница составляет одну шестую часть пехоты) позже, т.е. 6 ноября вместо 1-го.

Что касается до пополнения конницы во время войны, то мы находим лучшим прибегать при этом к резервистам, с совершенным исключением рекрутов. С одной стороны, число первых настолько [320] велико, что приведение этой меры в исполнение не встретит никакого затруднения, а с другой — кратковременность нынешних войн дает возможность окончить обучение рекрута разве только к самому концу войны. При этом является еще та выгода, что можно взять в поход всех годных лошадей, не оставляя ни одной для обучения езде рекрутов.

2. Ремонтирование

Прежде всего желательно, чтобы все находящиеся в стране, годные для службы лошади легкого склада попали в конницу, чтобы было возможно ограничить численность средней конницы, необходимость которой все-таки более или менее сомнительна. Лошади среднего склада всегда пригодятся в качестве упряжных для артиллерии или обоза, или верховых для конной артиллерии, где они в сущности ведь служат не более как средством передвижения. Само собой разумеется, что при ремонтировании следует руководствоваться исключительно годностью лошадей вне зависимости от территориального деления. При мобилизации следует пополнять 4 действующих эскадрона исключительно лошадьми 5-го, запасного, если даже этим путем и нельзя будет достигнуть штатной численности; зато все лошади, получаемые по военно-конской повинности, должны непременно назначаться предварительно в запасные эскадроны и уже оттуда передаваться в действующие.

Этим путем, может быть, сначала будет несколько меньше ртов, но никак не боевых коней; а между тем прибывшие лошади за несколько недель (6—8) окрепнут, привыкнут и будут служить действительным подспорьем.

IV. Обмундирование, снаряжение и вооружение конницы

1. Обмундирование

1. Мундир. Мы считаем мундир общепринятого образца, с умеренно длинными фалдами, за наилучший. Он должен плотно облегать тело, но настолько, чтобы давать возможность поддевать в холодное время фуфайку или теплый жилет. Желательно иметь [321] отложной воротник, карманы наружные на груди и внутренние на фалдах. Что касается покроя, цвета и отличий, то мы уже говорили, что считаем необходимым возможно резкое различие родов конницы между собой, с некоторыми затем отличиями по полкам. Так, не говоря о кирасирах, уланах и гусарах, которые достаточно резко различаются самим покроем одежды, мы дали бы прочим родам конницы мундиры различного цвета, например, карабинерам и драгунам — синие и голубые, конноегерям — зеленые.

Наилучшим отличием по полкам будут различного цвета воротники, обшлага, канты и т. д., а равно и пуговицы (у гусар — цвет шнуров); все это сгруппированное в известном порядке. Если принять 6 основных цветов, то с помощью белых или желтых пуговиц можно очень легко составить различные формы для 12 полков каждого рода, чего, казалось бы, совершенно достаточно.

Желательно иметь для всей конницы, кроме кирасир, металлические эполеты или широкие, металлические же, цепочки на кожаной или ватированной суконной подкладке полкового цвета.

2. Рейтузы и сапоги: первые должны быть довольно узкие, вторые — короткие, гусарского образца; разве только кирасирам можно дать более длинные сапоги — до колен, только для красоты.

3. Головной убор: у кирасир — легкая стальная каска, у улан и гусар — их национальные шапки (в виде уступки традициям), во всей прочей коннице — легкая, низкая кожаная каска, не теоретически круглой формы, а овальной, пригнанной по действительной голове живого человека.

4. Плащи — длинные, широкие, тех же цветов, что и мундиры (чтобы, когда они надеты, например, при дождливой или туманной погоде, можно было легко отличить части), с длинным, круглым, отложным, закрывающим руки до локтей, пристегиваемым воротником, но без капюшона, который составляет слишком большое искушение при сторожевой и разведывательной службе.

5. Для всей конницы (кроме разве гусар) — перчатки с крагами, которые должны сниматься для пешего боя.

2. Снаряжение

Относительно снаряжения мы можем высказать следующие пожелания.

1. Черный кожаный прибор, т.е. портупеи, ремни и т.п. Он не так виден издалека, как белый, и может быть легче поддержан [322] в военное время в приличном виде имеющимися под рукой средствами.

2. Кожаные ножны. Они не блестят, не шумят, не ржавеют, легки и лучше сохраняют клинки, чем металлические.

3. Если считается невозможным постоянное или хотя бы только временное, для пешего боя, прикрепление сабли к седлу{95}, то желательна по крайне мере другая ее пригонка на всадника, по возможности одинаковая для конного и пешего строя, — вроде того, как носилось оружие в прежние времена или как теперь носят тесаки в пехоте. Если же считается более удобной принятая теперь в коннице портупея с двумя пасиками, длинным и коротким, то мы предложили бы первый пропускать сначала через кольцо второго и затем уже закреплять. Если короткий пасик оборвется, то при такой пригонке сабля не вывалится из ножен; затем длинный пасик не болтается зря, не зацепляет за заднюю луку или вьюк т.п. Кроме того, нужно еще устроить короткий ремень с крючком, за который цеплялась бы сабля в пешем строю так, чтобы нижний конец ее находился на уставной высоте над землей и не было надобности придерживать ее левой рукой{96}.

4. Седло. При выборе образца седла, как предмета особенной важности, необходимо обратить внимание на следующие его два качества: во-первых, конструкция ленчика должна быть целесообразна в смысле наименьшего давления на спину лошади, и во-вторых, ленчик должен иметь подходящее и удобное сиденье для ездока, доставляющее последнему возможность лучшего управления лошадью{97}.

В отношении первого условия мы отдаем преимущество венгерскому седлу и прежде всего такому образцу его, в котором изготовленные сообразно строению спины лошади лавки не соединены наглухо с луками, а могут вращаться около горизонтального железного прута, связывающего обе луки. Такой ленчик, если он верно пригнан, годится при изменении тела лошади, что имеет [323] громадное значение для строевых лошадей. Идеалом же следует признать такое седло, которое бы годилось для всякой лошади, но безусловной необходимости в подобном седле не представляется. Подполковник прусской службы Розенберг сделал в этом направлении следующий опыт: он разрезал вертикально лавки венгерского ленчика и этим дал самостоятельное и независимое движение как передней, так и задней части лавок. Такою подвижностью ленчика достиглось плотное прилегание седла к телу всякой лошади вне зависимости от различных форм холки и спины каждой лошади.

Эта мысль Розенберга, по своей простоте напоминающая яйцо Колумба, встретила технические затруднения, которые, насколько нам известно, еще не разрешены, седло же имеет тот существенный недостаток, что при разрезании лавок нарушается цельность ленчика. Это неудобство не так трудно было бы устранить более солидной конструкцией железного прута, соединяющего переднюю и заднюю луки. Также могло бы быть полезным прикрепить двумя шарнирами вместо одного, как было предложено, заднюю длиннейшую часть разрезанной лавки к железному пруту, а переднюю, кратчайшую, часть желательно было бы соединить с ним посредством шарового шарнира. Обе части лавок, кроме того, должны быть хорошо округлены на краях и углах, а кверху срезаны и загнуты.

Другой опыт для разрешения той же задачи был сделан генералом бельгийской службы Лером (Leurs). Он соединил две лавки обыкновенной величины и формы с обыкновенным ленчиком, но с меньшими лавками посредством двух пропущенных между этими лавками ремней с пряжками на каждой стороне и двух деревянных полушарий с кожаными шайбами.

Таким образом достигалось то, что нижние лавки могли вращаться и укладываться сообразно с формой спины лошади. Этот образец отличается изящной формой и очень удобным сиденьем, но имеет то неудобство, что единственную связь между лавками каждой стороны составляют ремни с пряжками, а этого, конечно, недостаточно.

Кроме того, он уступает образцу Розенберга в том отношении, что, во-первых, в нем при отсутствии самостоятельного движения передних и задних частей лавок они не могут ложиться сообразно форме холки и спины, во-вторых, он вообще менее плотно прилегает к телу лошади, и наконец, вследствие отсутствия так сказать [324] автоматического применения к строению лошади он требует постоянного наблюдения за положением ленчика.

Третий образец — датского оружейного мастера Шмита основан на устройстве лавок со спирально-пружинным дном, для автоматического прилегания к спине каждой лошади. Трудность осуществления этой мысли заключается в конструкции расположенного под пружинами листа, который может быть изготовлен только из гибкого материала, как, например, из крепкой, плотной кожи; при большой твердости такой лист не будет достаточно гнуться, если же он будет мягок, то не сможет достаточно защищать спину лошади от неравномерного давления пружин. Сверх того предполагаемый образец неудобен своей тяжеловесностью и высоким сиденьем. Первый недостаток, без сомнения, можно было бы уменьшить, последний же едва ли устраним.

Прочие разновидности той или другой системы и материала, деревянные или железные, могут быть обойдены молчанием. Поэтому можно было бы из всех вышеупомянутых седельных образцов считать образец Розенберга самым подходящим в отношении своей легкой пригонки к каждой лошади, причем предоставить технике решить, как кажется, совсем не трудную задачу, а именно — придать ленчику недостающее в этом образце крепкое и солидное соединение, определить место разреза лавок (приблизительно треть длины, считая от переднего конца) и формы передней и задней части последних, принимая в расчет строение нормальной спины лошади. Пока же будем довольствоваться первым описанным здесь образцом с подвижными, но цельными лавками. При этом было бы желательно более удобное сиденье для всадника, чего при бывшем простом живце достигнуть было нельзя, так как всадник, не имея трех точек для сиденья, не мог иметь уставную и устойчивую посадку; кроме того, прежний живец вызывал неправильное и вредное сжимание ляжек и сиденье на разрезе, поэтому следовало бы его уничтожить и заменить полным сиденьем, как в английском седле и ленчике генерала Лера, или же двумя крестообразными живцами, которые в своей передней части, там, где они соединяются, могли бы служить упором для точки разреза, а в задней, расходящейся, давали бы две точки седалищу. Натяжение живцов или, так сказать, устройство сиденья, должно быть таково, чтобы всадник на лошади получил бы отвесную посадку без всякой напряженности. При устройстве же более низкой передней или задней части седла всадник непременно будет наклоняться [325] корпусом вперед или назад. Для той же цели, т.е. чтобы дать правильную посадку, следует обращать внимание на верную постановку путлищ, а именно чтобы они не были поставлены слишком вперед или назад. Подпруги лучше всего иметь две с пряжкой на каждой стороне и с нагрудником, но без подхвостника.

4. Вьюк. Очень желательно как можно больше облегчить перед лошади, уже и без того обремененный шеей и головой, и поэтому поместить чемодан на заднюю луку. К чемодану следует прибавить еще мешок для сапог, саквы для фуража, кухонную принадлежность, карманы для подков и, если угодно, путы и сено. На передней луке — плащ и два кармана для фуражки, щеток, мыла, закуски и всего ежедневно необходимого. Поверх всего — чепрак, который должен быть достаточной величины, чтобы служить одеялом.

Желательно сформированием конных пионеров облегчить всю конницу, передав первым инструмент для разрушения железных дорог и телеграфов т. п. Следовало бы дать вместо того каждому всаднику необходимый рабочий инструмент и гвоздь{98} для заклепки орудий.

5. Мундштук. Об этом нечего много говорить. Суголовье должно быть возможно просто и легко, но непременно с намордником, к чему, впрочем, может быть приспособлен и недоуздок. Наверху суголовья, по его середине, — цепочка для предохранения головы лошади от ударов; цепку желательно иметь совершенно одинаковую с мундштучной, чтобы можно было в случае нужды заменить последнюю первой. Железо должно быть скреплено с ремнями так, чтобы для корма и водопоя оно могло самостоятельно выниматься.

3. Вооружение

При рассмотрении этого вопроса следует обратить особенное внимание на два пункта, которые, безусловно, важны и могут быть приняты за аксиомы: во-первых, всадник, пока он верхом, должен действовать исключительно холодным оружием; во-вторых, ввиду важных задач, могущих быть выполненными только в пешем строю, ему следует дать огнестрельное оружие, по возможности не уступающее пехотному. [326]

Установив эти два основания, останется только рассмотреть, каким именно оружием должны быть вооружены различные рода конницы. Мы бы желали распространить огнестрельное оружие на всю конницу, не исключая тяжелой, или по крайней мере части ее, так как если кирасиры и не предназначены для ведения наступательного пешего боя, то все-таки их не следует лишать возможности действовать оборонительно, когда к тому представится необходимость. Точно так же мы дали бы огнестрельное оружие всем унтер-офицерам конницы, подобно тому, как это сделано в пехоте.

Что касается до вида огнестрельного оружия, о котором мы говорили, то это должно быть ружье или карабин — того же образца, как принятые в пехоте, но несколько укороченные для облегчения их. Носить его следует в конном строю на седле, в пешем — или в руках, или на ремне через плечо или вокруг шеи. Все люди, которые не получают ружей, должны быть вооружены револьверами.

Переходя к холодному оружию, мы должны прежде всего остановиться на вопросе: укол или удар, пика или сабля. Вопрос этот служит с давних времен, а равно и теперь еще предметом горячих споров. Несомненно, что укол действительнее удара. Но на практике оказывается, что обучают больше удару, чем уколу, что вызывается и формой современной сабли. Между тем следовало бы, напротив, обратить большее внимание на уколы, особенно у северных народов, более склонных рубить, чем колоть. Если затем выбирать между пикой и палашом, то в пользу первой можно привести сильное нравственное впечатление, которое она производит на противника и верхом и пешком. Таким образом, если мы придем к заключению, что самым подходящим оружием для всадника является пика, то необходимо возможно целесообразное ее устройство, которое давало бы возможность удобно действовать ею как при сомкнутой атаке, так и в одиночном бою. Очевидно, что палка в 9—10 футов длиной, вырезанная из соснового дерева, со слабо прикрепленным острием, не пригодна; подобное оружие, с придачей значка, может, пожалуй, испугать лошадей противника и нанести ему некоторый вред при прямом ударе, но совсем не годится в одиночном рукопашном бою. Для шока нужна более длинная, для рукопашки — более короткая пика; может быть, всего лучше было бы выбрать среднюю длину в 2 метра. Пику эту при атаке следует держать возможно ближе к нижнему концу, чтобы она выдавалась вперед настолько же, насколько выдается пика в 3 метра длиной, которую держат за середину; в одиночном [327] же бою ее следует держать ближе к середине, причем ею так же легко управлять, как и саблей, с той только выгодой, что уколы ее действеннее и можно действовать обоими концами. Затем следует добиваться возможной легкости и вместе с тем прочности пики, почему не следует делать ее из сосны, а лучше из ясеня, боярышника или другой какой-либо твердой породы{99}.

Совершенно необходимо возможно твердое прикрепление острия и металлического нижнего конца к древку. Можно дать и значок и желательно иметь темляк; пики должны носиться в прикрепленном к стремени бушмате, причем при спешивании люди могли бы передавать вышеприведенного устройства легкие, короткие пики коноводам, по три каждому; в таком случае лучше иметь двойной бушмат.

Выступая решительным защитником пики, мы вместе с тем вполне сознаем необходимость сабли; наилучшим образцом нам кажется одинаково приспособленный для укола и удара палаш или меч, или слегка кривая сабля, обоюдоострая на конце, длиной всего около одного метра, возможно легкая, в кожаных ножнах. Что касается до способа носки сабли, то всего лучше прикреплять ее к седлу, если нельзя постоянно, то хоть на время действий пешком. Вместе с тем, однако, энергическая пешая атака какого-нибудь упорно обороняемого пункта невозможна без холодного оружия; рекомендовать для этого снабжение винтовки штыком, как у русских драгун и итальянских шеволежеров, мы не можем; гораздо лучше снабдить каждого всадника кинжалообразным ножом длиной 25 — 30 сантиметров, устроенным так, чтобы он мог в случае нужды надеваться на карабин в виде штыка и вместе с тем мог бы служить ножом, шилом, пилой, напилком и молотком. При таком устройстве он мог бы оказать неоценимые услуги и вместе с тем давал бы возможность оставлять при спешивании саблю у седла. Лучшее место для сабли — с левой стороны передней луки, как можно ближе к колену всадника, чтобы не препятствовать движениям лошади. Она же составит и некоторый противовес карабину{100}. [328]

О предохранительном вооружении, т.е. кирасах, каске, эполетах и перчатках, мы уже говорили. Прибавим только, что кирасы нужно делать возможно легче и не полировать, а придавать им коричневый или голубоватый цвет.

Таким образом, мы желаем, чтобы вся конница имела короткие пики, легкие палаши, кинжалы, карабины или винтовки (некоторые люди — револьверы), а тяжелая — еще и кирасы.

V. Обучение конницы

Очень часто разделяют военное обучение на физическое и нравственное, практическое и теоретическое. Нельзя, конечно, отрицать существование этих отделов, но вряд ли основательно строгое их разграничение; скорее можно сказать, что следует постоянно иметь их одновременно в виду и вести параллельно.

Цель обучения — одна; ее должно иметь в виду при прохождении всех отдельных отраслей, и с ней должно строго согласоваться время, уделяемое тому или другому отделу; без этого же чрезвычайно легко увлечься чем-нибудь одним в ущерб другому. Другими словами, обучение должно вестись по строго логической, твердой системе. Следствием сказанного является для конницы необходимость в основанном на подобной системе уставе, в котором бы заключалось все — от обучения одиночного до обучения наиболее крупных единиц — и где всякой отдельной отрасли было бы отведено подобающее ей место, согласованное со стремлениями к одной общей цели. Подобный устав соединил бы и, так сказать, сконцентрировал бы все отдельно работающие силы и способности в одно целое и, кроме того, представлял бы ту огромную выгоду, что понемногу подготовлял бы всех лиц к переходу от одной должности к другой и к ведению на них всех обучения в одном духе.

Для составления вышеупомянутого устава нужно, по нашему мнению, идти, так сказать, обратным путем. Прежде всего следует установить те требования, которые война ставит коннице; исходя из них, составить устав для учений и маневров и устав полевой службы, и потом уже установить правила для манежной езды, пешего строя, словесного обучения и проч. Таким образом, в этом уставе было бы соединено все, что касается обучения, применения и ведения конницы. [329]

После того уже делом обучения будет провести этот устав в жизнь среди всех чинов конницы так, чтобы и они прониклись конечной целью военного обучения. Мы ездим в манеже, чтобы упражняться в поле; упражняемся в поле, чтобы уметь маневрировать; маневрируем, чтобы сражаться, и обратно — на ученьях мы продолжаем ездить, маневрируя, мы производим ученье, в бою мы маневрируем.

При обучении по строго логической и целесообразно построенной системе есть известные важные основания, которые и должны войти в устав.

Прежде всего следует непременно соединять теоретическое обучение с практическим, чтобы солдат вполне ясно понял и сознал, что он должен делать и как он это всего легче сделает, причем необходимо соблюдение правила постепенного перехода от более легкого к более трудному. Здесь следует быть весьма требовательным, даже мелочным, педантичным: все должно быть с первого же раза сделано верно и точно, хотя бы и медленно; не следует никак увлекаться быстротой успехов в ущерб прочности их — на неверном фундаменте невозможна постройка прочного здания. Конечно, при этом не следует вдаваться в противоположную крайность и засиживаться на азах, так как вполне необходимо быть к известному сроку совершенно готовым.

Все конные эволюции должны быть предварительно проделаны пешком, пока люди совершенно не поймут их; этим облегчаются конные учения, так и сберегаются лошади.

Совершенно необходимо при обучении соразмерять приказания и требования с пределами достижимого. Есть люди, которые утверждают, что нужно требовать невозможного, чтобы добиться возможного. Это совершенно ложное и, с военной точки зрения, очень опасное мнение. Высшие результаты достигаются только согласным и сознательным взаимодействием всех чинов; таковое же становится невозможным при неисполненных требованиях. Сверх того страдают дисциплина и правильные отношения между начальником и подчиненным, которые требуют, чтобы раз приказанное было всегда, при всяких обстоятельствах, исполнено. Для этого первое условие заключается в том, чтобы оно при данных обстоятельствах было исполнимо. Если же приказание, несмотря на всю добрую волю исполнителя, фактически не могло быть исполнено, то это повлечет за собою с течением времени самые печальные последствия. Понемногу начнет появляться сомнение, [330] недоверие к получаемым приказаниям и к своим силам, неудовольствие и неохота, и желавший получить невозможное не получит не только возможного, но даже и легко достижимого. Нужно, впрочем, прибавить, что точно так же никак нельзя допускать ленивого исполнения или беспричинного неисполнения полученного приказания. Во всяком случае вред, происшедший по вине высших начальников, всегда больше отзывается, чем ошибка младших. Со стороны этих требуется больше огня, живости, от старших — более рассудительного спокойствия.

Прежде всего тот, кто ставит высокие требования другим, должен поставить себе еще высшие. Только тогда он будет иметь право и получит возможность сознательно доводить свои требования до самых крайних границ, причем мы должны сказать, что границы эти, если принять во внимание материал, преимущественно конский, могут быть раздвинуты гораздо дальше, чем то думают многие приверженцы старины.

Все сказанное указывает на необходимость хороших инструкторов и учителей на всех ступенях иерархии; они только могут дать уставу практическое значение, и обратно — устав выработает учителей.

Очевидно, что достигнуть этого в короткое время нельзя: много лет потребовалось пехоте, чтобы довести стрельбу до той высокой степени, какую дает возможность достичь новейшее оружие. Пройдет еще больше времени, пока вся конница вообще и каждый начальник, учитель или инструктор в частности, будут работать всегда и везде на основании одинаковых принципов, ясно сознанных, не упуская ни на минуту из виду конечной цели всего обучения. При этом каждому частному лицу — звену одной и той же цепи — представится меньше случаев выказать свою индивидуальность, но для общего дела будет несомненная, огромная польза.

Первым условием для достижения этого и будет вышеупомянутый устав кавалерийской службы. Очевидно, нет никакой необходимости помещать его всего в одной книге; могут быть отдельные правила для езды, для фехтования и действия оружием, для гимнастики и вольтижировки, для учений, для маневров, для полевой стрельбы и т. д. Но все это вместе должно составлять одно строго согласованное до мельчайших подробностей целое, наружным выражением чего будет служить одинаковый наружный вид, формат, и нумерация.

Совершенно необходимо при составлении этого устава строго придерживаться известных принципов и оснований и сделать его [331] возможно более простым. Терминология должна быть везде одинаковая, для тех же движений быть одинаковые команды в манеже и в поле, пешком и верхом, на месте и на ходу. Например, выражения — интервал, смыкание, размыкание — должны всегда относиться к рядом стоящим частям; дистанция — к стоящим в затылок друг другу.

Нам кажется далее, что необходимо однообразие в аналогичных командах в смысле разделения на предварительную и исполнительную. Мы остановимся на командах, относящихся к аллюрам.

В одной из больших армий для рыси и шага подаются просто соответствующие команды: «рысью» и «шагом», для галопа же отдельно — «галопом марш». Мы очень хорошо понимаем, почему это установлено, но должны сказать, что и при других аллюрах те же основания могли бы быть действительны в одинаковой, а иногда — например, при остановке — и в большей степени. Все переходы из одного аллюра в другой и т.п. требуют известных приготовительных движений, а между тем они производятся без всяких подготовительных команд, точно так же, как и научениях, сигнал «галоп» подается без всякого предварения. Весьма вероятно, что вследствие вышеприведенной раздельной команды люди получают дурную, особенно для строя, привычку ставить лошадь полуоборотом.

Затем всякая команда должна быть всегда и везде исполняема одинаковым или по крайней мере аналогичным образом. Возьмем поворот кругом. Собственно говоря, совершенно безразлично, делать ли его направо или налево кругом; но если поставлено правилом делать его в виду неприятеля так, чтобы оружие было со стороны последнего, т.е. налево или направо кругом, смотря по тому, вооружено ли большинство конницы саблями или пиками, то совершенно так же должна исполнятся команда «кругом» и в манеже. Если желают повернуть в другую сторону, то нужно особо оговорить это в команде. Мы оставляем в стороне вопрос о том, нужно ли то же однообразие в поворотах и заездах повзводно.

Что касается до возможной простоты всего устава и всех частей его, то таковая становится особенно необходимой в настоящее время, когда он должен быть не только выучен, но и перейти в кровь и плоть людей в самое короткое время. Все излишнее должно быть, безусловно, выпущено; следует оставить только необходимое для дела или для подготовки к нему.

Это же правило должно быть соблюдено и строгой соразмерностью всех частей устава между собой, так чтобы в каждой из них [332] стремились достигнуть не наивысшего результата, а лишь необходимого для общей конечной цели.

Перейдем теперь к рассмотрению различных отделов обучения.

1. Верховая езда

При составлении инструкции для обучения езде прежде всего следует задать себе вопрос о цели этого обучения и затем о средствах достигнуть поставленной цели, или, другими словами, о том, что должны знать и уметь всадник и лошадь к окончанию манежной езды и ко времени постановки в строй и как их всего лучше обучить.

Вообще говоря, целью обучения манежной езде как человека, так и лошади будет такое их взаимное согласие и понимание, чтобы первый распоряжался второй, при условии сохранения ею полной силы и огня так же свободно, как пехотинец своими ногами. Средствами для этого являются поводья, шенкеля и вес корпуса. Обыкновенно самое важное значение придают шенкелю. Нисколько не отрицая пользы и необходимости такового, мы желали бы, однако, обратить внимание читателя на важность умелого действия поводом и тяжестью корпуса. Первый наиболее доступен лошади, т.е. сырая, никогда не езженная лошадь очень скоро понимает, чего от нее требуют, натягивая оба повода или один. Совсем не то с шенкелями; лошадь, действительно, очень скоро понимает, что нажатием одного из шенкелей требуют от нее отбрасывания зада в противоположную сторону, но очень трудно заставить ее понять значение нажатия обоими шенкелями — движение вперед или собирание; это нужно ей разъяснить другими средствами, более удобопонятными: языком, хлыстом. Что же касается тяжести корпуса всадника, то это наиболее действенное вспомогательное средство, не в том смысле, чтобы лошадь была вынуждена ему повиноваться, но потому, что несогласование движений с изменением центра тяжести просто очень неудобно и тяжело для лошади. Особенно это верно касательно невыезженных лошадей, которые и сами-то еще не находятся в равновесии, и, получив на спину новый груз, они невольно подчиняются влиянию новой тяжести.

Затем действие тяжестью и действие поводом более действенно, чем нажатие шенкелей, еще и потому, что первое действует на всю лошадь, а второе — на особенно чувствительное место, и потому оба [333] допускают известные оттенки и градацию в применении силы. Кроме того, первые два действия гораздо доступнее для всадника, особенно молодого, между тем как действие шенкелем, даже при правильном положении ноги, очень затруднительно и может быть успешно только после продолжительных упражнений; причина этого лежит в самом строении человеческой ноги или преимущественно колена, допускающего только самое ограниченное движение голени в сторону. Молодому всаднику — и это помнит всякий кавалерист — кажется совершенно невозможным когда-нибудь сжать лошадь шенкелями, удовлетворив всем требованиям вместе: плоский шенкель, плотно прилегающее к седлу колено, прямо вперед обращенный носок и вниз оттянутый каблук, — и, однако, подобное положение шенкеля необходимо, потому что только при нем возможен крепкий шлюс и глубокая посадка в седле, при которой центр тяжести опускается книзу ближе к лошади, а следствием этого является крепость посадки и лучшее управление. Обратное положение шенкеля — т.е. закидывание его назад, с целью усилить его давление и сообразовать посадку с анатомическим строением ноги, при развернутых и опущенных носках, приводит к противоположному результату: колени отходят от седла и ослабляется шлюс, уменьшается площадь соприкосновения всадника с лошадью; при приложении одного шенкеля — сворачивание с седла, заваливание плеч, неправильное положение левой руки и т.п., т.е. является слабая посадка и неправильное равновесие и управление. Если таким образом действие поводом и тяжестью представляет значительные выгоды сравнительно с шенкелем, то следует инструкцию для езды преимущественно основать на них. Мы нисколько не исключаем совершенно действия шенкелем, а только хотим поставить действие другими вспомогательными средствами на подобающее им место, особенно при поворотах, и предупредить злоупотребление шенкелями. За ними остается крайне важное и необходимое действие при посылке лошади вперед, собирании ее, боковых движениях, галопе. Но применяться они должны только тогда, когда всадник соответствующей гимнастикой получит возможность правильно их применять. Мы вообще того мнения, что совсем не нужно при врожденном добродушии и понятливости лошади тех сильных действий, какие иногда требуются от слабых ездоков и даже новобранцев. Если только всадник, правильно распределяя тяжесть корпуса и действуя умеренно поводом и шенкелем, не мешает лошади, то последняя при хорошем [334] инструкторе очень скоро получит нужное ей для езды в поле равновесие; мы ежедневно видим упряжных лошадей, идущих в большем равновесии, чем большая часть верховых лошадей, выезженных слабыми ездоками.

Следовательно, основными положениями при езде и выездке являются:

1. Усиленное внимание на действие тяжестью корпуса, которая возможна лишь при глубокой, правильной посадке в седле, и старательная выработка этой последней, отступления от которой допускаются только в частных случаях, не иначе как с известной целью и с полным сознанием, чего именно желают достигнуть.

2. Правильное употребление поводьев и старательное наблюдение за этим, особенно при езде на мундштуке.

3. Умеренные требования в действии шенкелями: прежде всего учитель соответствующей гимнастикой приучит обучаемого к правильному прикладыванию шенкеля, никак не позволяя при этом отводить колено; по выработке этого следует, однако, как учителю, так и обучаемому самому строго следить, чтобы последний не вернулся к действию шенкелем, более соответствующему строению ноги, но менее правильному и влекущему невыгодные последствия. Если требуются более сильное действие, чем простое нажатие, например при выездке лошади, то лучше прибегнуть к помощи хлыста или даже в совершенно исключительных случаях шпор.

Основываясь на вышеприведенном, мы старались бы достигнуть сначала хорошей посадки, затем сознательного действия поводом и легким шенкелем и, наконец, полного и согласного взаимодействия всех этих трех элементов, доводя его до почти инстинктивного чувства. Только тогда будет всадник чувствовать себя так же хорошо на коне, как пехотинец на своих ногах; будет толково нести службу сторожевую и разведывательную; будет умело действовать оружием в бою. Только тогда он извлечет действительную выгоду из тех благоприятных условий, в которых он находится, пользуясь быстротой передвижения, большим кругозором и возможностью передвигаться быстро и далеко с меньшим утомлением.

Но и в этом деле кавалерист не должен стремиться к достижению высших идеалов; и здесь он должен помнить, что его задача — боевая, а не берейторская. Нужно выработать не манежных, не скаковых, не охотничьих лошадей, а хороших, верных, выносливых солдатских коней. Конечно, было бы отлично, если бы каждый [335] всадник мог поехать на всякой лошади, на всяком седле, но это невозможно при нынешних коротких сроках службы, а если и возможно, то с громадной тратой сил и средств, которые могли бы быть употреблены на лучшее. Таким образом, от лошади к концу ее выездки нужно требовать, чтобы она сохранила и развила свои силы, смело шла вперед всевозможными аллюрами, поворачивалась, останавливалась и стояла на месте. Для этого нужны ровность аллюра и твердое его сохранение, особенно полевого галопа; спокойный и верный переход из одного аллюра в другой, главным образом из рыси в галоп. И при всем этом следует не только сохранить силы лошади, но развить ее кости, мускулы и дыхание, быстроту, выносливость и поворотливость.

Совершенно необходимо как можно раньше перейти к езде на воздухе в больших открытых манежах, чтобы здесь пройти те упражнения, которые не могли быть пройдены в крытом, так как нужно пройти весь курс ко времени начала строевых упражнений. Здесь же можно приучить Людей и лошадей к ровному, спокойному полевому галопу.

Карьер, препятствия и взводное учение должны быть пройдены исключительно в поле, на большом протяжении и по прямому направлению и при правильной подготовке потребуют очень немного времени.

Еще два замечания о манежной езде: во-первых, нужно с самого же начала приучать людей и лошадей к немедленному исполнению сигналов и команд, что так необходимо при последующих учениях и на войне; во-вторых, не следует забывать общей цели, преследуемой при одиночном обучении всадника и лошади: не стремиться к идеальной выработке особенно способных всадников и лошадей, а к возможно однообразному обучению всех, т.е. следует обращать преимущественно внимание на слабых и малоспособных. Кавалерийская часть может выполнить те или другие требования только в зависимости от состояния самых неудовлетворительных ее составных элементов; для того чтобы задача была выполнена хорошо, нужно, чтобы все составные единицы были в состоянии ее исполнить, и достаточно одного несоответствующего человека или одной лошади, чтобы испортить все дело. Поэтому при распределении людей по лошадям и тех и других — по сменам следует, выделив предварительно рекрутов, молодых лошадей и особо выдающихся одиночных людей и лошадей, назначить слабым или отставшим ездокам лучших лошадей и поручить худшие [336] смены лучшим учителям. Обратный образ действия принесет пользу только наружному виду части и нарушит ее однородность. Лучшим и наиболее способным к деятельности будет не тот эскадрон, которого лучшие смены будут к окончанию зимних занятий отлично ездить, а тот, в котором исправили возможно большее число худших людей и лошадей. И можно считать достижением идеала, если все взводы ко времени начала эскадронных занятий представят совершенно однородные тела; тогда потребовалось бы самое незначительное время для их сплочения.

Что касается езды в поле, заканчивающей занятия в манеже и подготовляющей к строевым учениям, то мы бы и здесь положили в основание разделение эскадрона на взводы, отделения и шеренги и так бы ее и производили, не возвращаясь к мелким разделениям на смены.

Одиночная езда производится или для выездки и доездки лошади при прохождении по одному на смотрах, или упражнениях в рубке по прямой линии или на вольту, или, наконец, при одиночном бое. Следовало бы обучать одиночному бою в виде игр jeu de rose или jeu de barre, с полной свободой движения корпусом и правой рукой и с заботливым наблюдением за сохранением правильности посадки и управления поводом, так как надо прежде всего уметь управлять лошадью, чтобы наносить меткие удары. Следует также обратить внимание на езду сомкнутыми частями для подготовки к учениям, причем нужно производить все то, чему нельзя было научиться в манеже, как-то: одновременное движение с места и остановка на всяких аллюрах и на всякой местности, без выскакивания или задержания флангов; равномерность движений в колонне без растягивания ее, умение живо схватывать направление после поворотов и заездов; сомкнутость и равнение при движении и на месте; езда полуоборотом шеренгами и взводами, — упражнение крайне важное для последующего и редко практикуемое в меньших единицах, чем эскадрон.

Таким образом всего легче постепенно перейти от манежной езды к езде в поле и от последней — к строевым упражнениям, причем при них не будет теряться правильность езды. Для этого было бы хорошо от времени до времени производить ученья без сабель и пик, обращая внимание на посадку и управление.

Понятно, что и при обучении езде теоретические поучения должны идти параллельно с практическими и, так сказать, иллюстрироваться ими. [337]

2. Действие оружием и фехтование, гимнастика, вольтижировка, плавание и прочее

Говоря об употреблении оружия, напомним прежде всего уже сказанное, что на коне следует действовать исключительно холодным оружием. При этом нужно помнить, что, во-первых, укол всегда действеннее и опаснее удара и что, во-вторых, для успешного действия оружием нужно прежде всего быть вполне хозяином своей лошади. Мы не принадлежим к числу поклонников фехтования, и особенно вольного боя, так как в пользу его не говорят ни наш личный опыт, ни изучение военной истории. В этом последнем отношении очень поучительна последняя франко-германская война, в которой нигде не выразилось превосходство в одиночном бою безусловно более ловких в фехтовании французских всадников{101}.

Мы твердо убеждены, что искусный ездок всегда одержит верх над искусным фехтовальщиком; если это верно относительно боя всадника против всадника, то тем более верно относительно боя всадника против пехотинца. При ударе же массой, при шоке, фехтовальное искусство играет еще меньшую роль, так что нельзя отказать в известной доле справедливости парадоксу: хорошая конница может также удачно атаковать и с нагайкой, и даже без всякого оружия. Удача или неудача в конном бою зависит совсем от другого, а никак не от фехтования. Кроме того, искусство это слишком трудно дается и требует слишком много времени, которого при нынешних коротких сроках службы и без того мало. Еще менее необходимо для кавалериста фехтование на рапирах, действие коими даже не похоже на действие саблей. Конечно, всадник должен уметь ловко владеть своим оружием, т.е. уметь наносить меткие и сильные уколы и удары, но никак не фехтовать, и все это прежде всего верхом.

Действие огнестрельным оружием требует особенно усиленной практики. Оговоримся еще раз, что мы допускаем таковое исключительно для пешего строя; желательно избежать действия им на коне даже для фланкеров и для подачи сигнала. И здесь прежде всего нужно иметь в виду боевую обстановку. Стрельба в бою будет производиться очень редко стоя, с руки, а [338] большей частью из-за закрытий, с колена или лежа, из-за деревьев, стен, заборов, земляных валов и т. д., а потому заранее следует приготовить значительное число этих предметов на стрельбищах и ими пользоваться.

Что касается гимнастики, вольтижировки и плавания, то можно только сказать, что при обучении им никак не следует увлекаться и гнаться за какими-нибудь эффектными фокусами, так как это сопровождается совершенно напрасной тратой времени и влечет за собой неправильное отношение к делу. Гимнастические упражнения известного рода чрезвычайно полезны как в смысле укрепления организма и развития смелости и уверенности в себе, так и, главным образом, в смысле подготовки к вольтижировке. Эта последняя также должна быть поставлена на строго практическую почву; например, следовало бы как при ней, так и при гимнастике окончательно воспретить трамплины. Может быть, полезно было бы ввести некоторые новые гимнастические упражнения, например jeu de barre пешком. Также и некоторые детские игры (казаки-разбойники, даже горелки и прятки) могли бы, при разумном ведении их, способствовать развитию сметливости, ловкости, наблюдательности и послужить прекрасной подготовкой к полевой службе. Мы еще вернемся к этому дальше.

3. Теоретическое обучение

1. Теоретическое обучение бывает двоякого рода: специально военное и школьное.

Против первого из них сильно восстают так называемые практики, и с полным правом, если они говорят о теории, основанной на циркуле, линейке и треугольнике, на гипотезах, предвзятых мыслях и т. д. Но есть и другая теория, основанная на опыте, как мы ее находим в книгах и т. д.; теория, не заменяющая практику, а дополняющая ее. На эту-то почву и должно стать военное теоретическое обучение солдата. Прежде всего нужно научить солдата всем его обязанностям; выяснить ему, что он должен делать и как это сделать, чтобы вышло хорошо; тогда и исполнение покажется ему более легким. Ту часть теории, которая может быть показана на деле, лучше так и вести попутно с делом; сюда войдет все, касающееся солдатской службы в казармах, конюшнях, манеже и т. д., одежды, ухода за собой и лошадью; одним словом, все, чему можно лучше всего научиться более или менее продолжительной практикой. [339] Всему этому солдат будет обучаться на месте и постоянно, а не в школе и не в часы словесности. Напротив того, всем, где дело идет о знании и понимании, нужно будет заниматься в школе. Здесь преимущественно нужно позаботиться о развитии людей, об их умственном подъеме, о расширении их кругозора. Чтобы достигнуть этого, следует прежде всего избегать зазубривания наизусть и не допускать бессмысленного повторения слов, без понимания значения их. Вообще гораздо лучше не обучать по заранее составленным вопросам и ответам, что годится только для более удачного отбытия смотра, а вести обучение в виде беседы, вызывая людей на вопросы. Конечно, есть вещи (имена начальников, довольствие людей и лошадей и т. д.), которые могут быть выучены только на память, но большая часть предметов должна быть понята. Для последнего совершенно необходимо, чтобы обучающий соображался с пониманием обучающихся и, где можно, подкреплял свои слова картиной, моделью т.п.

2. Школа. Прежде всего мы должны сказать, что не принадлежим к числу поклонников исключительно школьного знания и не согласны с неоднократно высказанным мнением, будто большая часть успехов на войне должна быть приписана школьному учителю.

Мы нисколько не восстаем против развития и образования вообще, но не можем признать за таковые то, что нам доводилось встречать в большей части школ, и вместе с тем не можем закрыть глаза на опасности, проистекающие от полуобразования. Прежде всего оно очень вредно влияет на более всего необходимые для солдата качества — простую физическую храбрость и послушание. Да это и понятно: указывая на опасности, неудобства, лишения и жертвы солдатской жизни как в военное, так и в мирное время, она представляет их как нечто совершенно неразумное, и вместе с тем не дает нравственных качеств, необходимых для перенесения их, — чувства долга и чести. Кроме того, если мы вспомним, какая масса вещей действительно совершенно необходима для солдата, и особенно для кавалериста, то мы, наверно, придем к заключению, что следует отбросить все только желательное, так как оно неминуемо отнимает время или от необходимых занятий, или от не менее необходимого покоя.

Трудность представляется еще в том, что у офицера и унтер-офицера вряд ли окажутся необходимые для школьного обучения педагогические способности; к гражданским же учителям обращаться [340] неудобно и дорого, и, кроме того, это повлечет за собой уклонение от прямого дела в сторону излишней и потому вредной теоретичности.

Несмотря на все это, мы все-таки не видим возможности совершенно упразднить войсковые школы. Они необходимы при теперешних обстоятельствах для подготовки унтер-офицеров. Пусть это и будет их целью, а никак не поднятие уровня грамотности в народе. Конечно, и мы того мнения, что армия есть школа для народа, но только в другом смысле.

Признавая, таким образом, необходимость школы как необходимое зло, мы бы желали, чтобы она была поставлена в правильные рамки и чтобы обучение велось исключительно с военной целью: например для чтения и письма должны быть выбираемы статьи поучительного или возбуждающего военного содержания.

3. Ковка и пение. Обучение ковке рекомендуется обыкновенно по двум причинам: во-первых, потому что чем больше в эскадроне кузнецов, тем лучше, и во-вторых, потому что каждый унтер-офицер должен уметь закрепить подкову. Первое есть неоспоримая истина и касается одинаково портных, седельников, сапожников и т. д.; второе показывает не совсем правильное понимание дела. Прежде всего закрепление подковы вбиванием гвоздя в старую дыру или рядом с ней — совсем не такая простая вещь; но этим дело не оканчивается: гвоздь должен быть еще отщиплен, притянут, заклепан и опилен рашпилем, а затем все другие гвозди должны быть также притянуты и заклепаны. Все это требует умения и инструмента, которым, следовательно, придется снабдить всех вышеупомянутых людей. Мы предпочли бы производить занятие только с имеющимися в эскадроне кузнецами и затем знакомить всех людей с устройством копыта и подковы.

Обучение пению, если на него есть время, желательно соединить с обучением сигналам. Вообще же предостерегаем еще раз от избытка предметов. Иногда и хорошего может быть слишком много.

4. Теоретическое обучение офицеров и унтер-офицеров. Занятия с этими лицами должны их знакомить с их обязанностями и подготовлять их к роли хороших учителей. Частью и здесь обучение идет параллельно со службой и занятиями — советом, указанием и проч.; но должно быть обращено полное внимание и на теоретическое обучение таким вещам, которым на практике не всегда можно научиться. Мы считаем особенно важным умение ориентироваться, читать карту и писать донесения. [341]

И здесь еще в большей степени, чем при обучении рядовых, следует стремиться к общему развитию в военном смысле, а не зазубриванию каких-нибудь мелочей, и обучение следует вести при помощи всевозможных вспомогательных средств: чертежей, планов, моделей т.п. Возможно ли ведение военной игры с унтер-офицерами зависит от условий, в которые поставлена часть, и не может быть заранее предусмотрено.

Для офицеров самые лучшие занятия: беседа с взаимным обменом мыслей, письменная обработка и практическое решение задач с изустным разбором их и, наконец, военная игра при умелом руководителе.

4. Устав о строевых учениях

О содержании и размерах строевого устава много спорили и различно разрешали этот вопрос. Нам кажется, что в его рамки должны входить упражнения частей, которыми можно управлять командой или сигналом (которые упражняются, а не маневрируют), т.е. до полка включительно.

Значение уставных форм вполне ясно. Их не следует преувеличивать и тем менее уменьшать (а к этому теперь появилась склонность). Форма не есть нечто самостоятельное; она не имеет жизни без духа; она получает от него закон, выполняет его требования, применяется к нему. Наоборот, и дух не может обойтись без формы; она — его вещественное проявление, без которого он остается чем-то абстрактным.

Чего же можно требовать от строевого устава? Ответ на это может быть дан только в зависимости от основных требований, в особенности от отношений вождя{102} к войску.

Отношения эти таковы, что чем больше снимается ответственности с одного, тем более приходится требовать с других. Поэтому вряд ли можно сомневаться в том, что требования должны все уменьшаться по мере того, как мы спускаемся ниже и ниже по иерархической лестнице, так как при этом не только уменьшаются служебная опытность и образование, но благодаря последнему и обстановка каждого данного случая представляется менее ясной и иногда совсем неизвестной. Вследствие этого первое требование от строевого устава будет [342] полнейшая простота и ясность. Это важно не только для войск, но и для вождя, который, конечно, может с большей ловкостью управлять простым аппаратом, чем сложным. Простота устава влечет за собой уменьшение числа уставных форм — не может же он быть рецептной книгой на всевозможные случаи — и простоту перестроений всегда по кратчайшему направлению и без потери времени. Особенно это касается развертывания в боевой порядок.

Требование простоты и ясности распространяется на все части устава, вытекающие из тех положений, в которых могут находиться войска. Эти положения, т.е. отдых, движение и бой (пеший и конный, в сомкнутом и разомкнутом строю), и определяют главные отделы устава. Мы не можем в подробности разбирать все, что должно войти в устав, а коснемся только некоторых частных вопросов.

1. Пешее учение и его значение. Пешее учение должно вестись в коннице на тех же основаниях и по тем же командам и сигналам, как конное (нечто вроде пешего по-конному учения). Поэтому мы бы отбросили все те пешие перестроения, которые не могут быть исполнены верхом, оставив только разве поворот по одному, рядом с конным поворотом по три, научили бы вполне твердо всем конным перестроениям сначала пешком, так как затем повторение их верхом уже не составит никакого затруднения. Отдельное пехотное обучение проходилось бы только каждым человеком, было бы только одиночным, но уже для шеренги, эскадрона и т. д. не было бы двух разных уставов — конного и пешего. Вообще, пешее учение было бы только подготовительным для конного, таким же, каким в другом смысле служит езда. Когда люди научились почти инстинктивно управлять своими лошадьми и тверды в пеших перестроениях, то конные учения пойдут сразу очень легко. Чрезвычайную помощь могут оказать при этом толковые взводные командиры и унтер-офицеры, почему на твердость их познаний следует обратить особенное внимание и обучать на отдельных учениях — кадровых. Тут же должно научить и сигналам.

2. Прямой и обратный порядки. Всякий кавалерийский устав, который должен быть прост, ясен и сделать часть верным орудием в опытных руках, должен при нынешних коротких сроках службы быть построен на прямом порядке. Но вместе с тем никакой устав не обойдется без обратных порядков. Заезд повзводно кругом; заезд взводной колонны в сторону, противоположную фронту; развертывание отступающей взводной колонны — все это дает обратный порядок , и притом такой, при котором эскадронные командиры и старшие [343] начальники находятся позади строя. Если оба построения, прямое и обратное, необходимы и всегда встречаются, то не следует ли признать равноправность их. Дело, однако, не так просто, как кажется; этот шаг влечет за собой два строя вместо одного. Это, конечно, не большая беда, только нужно ясно понять вытекающие отсюда последствия, а то легко дойти до отсутствия принципа или до принципа произвольного, непостоянного строя. Пока прямой порядок считается нормальным, законным, а обратный — только временным, переходным, то при развертывании для атаки — венце всего дела — толковый начальник и хорошо обученная часть ни на минуту не усомнятся, в каком направлении и как развернуться. Взгляда на известных командиров фланговых эскадронов, головных взводов достаточно, чтобы знать, что делать по сигналам «заезд во фронт» и «развертывание колонн». Но все переменится, как только обратный порядок станет таким же нормальным, как и прямой. Упомянутые сигналы будут уже не так понятны; может произойти колебание, которого, будь оно хотя и минутное, необходимо во чтобы то ни стало избежать. Единственное для этого средство — двойные сигналы с той стороны, где начальник, или откуда подан сигнал, недостаточны; при пыли, неровностях местности часть может и не видеть начальника, подающего сигнал, а бряцанье оружия, топот лошадей, особенно в сомкнутых колоннах, при известном направлении ветра могут очень легко ввести слух в заблуждение. Кроме того, начальнику приходится даже в мирное время не всегда стоять на уставном месте; еще чаще может это произойти на войне, где он прежде всего должен видеть неприятеля и потому не должен быть связан ничем в выборе места. Может, наконец, случиться, что неприятель появится совершенно неожиданно, так что начальнику не будет времени ни самому скакать на место, где следует подать сигнал, ни послать туда трубача.

Думать, что часть всегда в состоянии догадаться, где фронт, по расположению неприятеля, очень ошибочно; в мирное время его может совсем и не быть, а в военное — его очень часто при движении по мало-мальски пересеченной, неровной местности не видно в момент развертывания. Да, наконец, противник становится объектом действий для части только с минуты подачи команды или сигнала «в карьер»; до тех же пор она смотрит только на начальника и действует по его указаниям. Это, конечно, не исключает необходимости личной инициативы частных начальников при неожиданном появлении неприятеля. [344]

Если затем обратный порядок войдет в число боевых, то нужно установить границы его применения. Мы желали бы, чтобы все-таки прямой порядок продолжал считаться нормальным, а обратный нашел применение на следующих основаниях:

а) Эскадроны в полку могут быть расположены в каком угодно порядке, даже перемешаны.

б) Взводы в эскадроне не должны быть перемешаны, а могут быть расположены только в обратном порядке, т.е. 4-й взвод на правом фланге, затем 3-й, 2-й и 1-й.

в) Обратный порядок должен быть применяем только в случае необходимости, вызванной обстановкой или недостатком времени для построения нормального порядка; поэтому, например, сбор в обратном порядке должен быть запрещен.

г) При первой возможности прямой порядок должен быть восстановлен.

Из этих пунктов третий касается исключительно начальника и потому не должен быть подробно развит в уставе; часть, чтобы быть хорошим орудием в опытных руках, должна уметь одинаково хорошо упражняться как в нормальном, так и в обратном порядке. Здесь главное стремиться к тому, чтобы части чувствовали себя одинаково хорошо в обоих порядках, начальник же применял бы обратный порядок возможно реже. Чем он реже к нему прибегает (исключая случаев обучения этому порядку), тем более он доказывает ясность взгляда, знание устава, прозорливость и понимание обстановки.

Заметим еще, что обратный порядок не есть беспорядок и не обусловливает такового; но очень легко впасть в него при постоянном, ничем не вызванном применении обратного порядка, особенно при существующих коротких сроках службы, не совсем сознательном командовании, на неудобной местности, при неблагоприятной погоде, при неожиданном появлении неприятеля.

3. Разделение на части и ранжировка. В высших единицах тактическое разделение на части совпадает с административным и основывается на организации армии, которая сама должна быть основана на требованиях тактики. Того же начала следовало бы держаться и в меньших единицах.

Как известно, эскадрон рассчитывается на 4 рядом стоящих, без интервалов, взвода; эти последние на отделения по 3 ряда{103} и для [345] слезания на первые и вторые номера. Поэтому наилучшим составом для взводов было бы 12 (18 и т. д.) рядовых. Глухие ряды можно оставлять в середине фланговых отделений; вторые номера средних отделений взводов (по 8 человек в эскадроне) назначались бы разведчиками и дозорными. В каждом взводе: 2 унтер-офицера — на флангах первой шеренги, 2 унтер-офицера или ефрейтора — в замке или на флангах второй шеренги; один командир, по возможности офицер, — перед серединой взвода; вахмистр — в замке за эскадроном. Хорошие, знающие, толковые фланговые унтер-офицеры очень важны; они держат в порядке 2—3 соседних ряда; средние ряды идут за взводными командирами, и, таким образом, ошибки или колебания не должны бы и встречаться.

Полки (см. выше) должны состоять из 4 эскадронов и иметь в мирное время ту же силу, что и в военное. Между эскадронами должны быть интервалы, равные протяжению взвода, чтобы все эскадроны, даже средние, имели возможность самостоятельного движения.

Что чрезвычайно важно — это ранжировка. Она заключается прежде всего в разумном распределении людей по лошадям и затем в толковом размещении людей по шеренгам, взводам и отделениям. Раньше всего при этом нужно назначить самых небыстрых и слабых лошадей во взвод равнения, так как к ним должно применятся, пока они есть в эскадроне. Затем всех белых лошадей лучше назначить во вторую шеренгу или совсем убрать из строя, дав их трубачам, кавалеристам, ординарцам, офицерской прислуге и тому подобным людям, не посылаемым в разъезды. Нельзя также упускать из виду при ранжировке и требований эстетики в смысле красоты строя. Наконец, ранжировка должна, по возможности, оставаться постоянной и не переменяться без особой причины.

4. Равнение и чувство стремени. Они оба тесно связаны между собой и только при заездах производятся в различные стороны. О чувстве стремени много говорить нечего. Почти повсюду люди стоят так, чтобы при движении в прямом направлении чувствовать стремя к стремени, а при движении вполоборота — колено за колено.

Равнение же бывает двоякого рода: в сторону и вперед; обыкновенно говорят только о первом, а второе как-то упускается из виду, что совершенно неверно; особенно это заметно при движении в колонне; в развернутом строю оно важно только в смысле держания второй шеренги в затылок первой. Отсюда уже ясно, что [346] основания равнения для развернутого строя и для колонн не могут быть одинаковы.

В первом, где преимущественно важно равнение в сторону, оно, конечно, тем легче, чем линия короче, — следовательно, всего целесообразнее назначать его на середину. Исключения могут быть сделаны для церемониального марша и должны быть сделаны для заездов и облических движений. Наилучшими средствами для. равнения будут: чувство стремени, верное направление и ровный темп, на месте иногда и взглядывание в сторону равнения; на ходу же таковое должно быть разрешено только при заездах. Взводным командирам, конечно, придется чаще взглядывать друг на друга, но и они должны обращать преимущественное внимание на верность направления и ровность темпа.

Следовательно:

а) равнение должно быть назначаемо вообще на середину;

б) оно должно быть связано с чувством стремени;

в) человек, по которому равняются, должен быть очень надежен; лучше, если это будет унтер-офицер;

г) взводные командиры поддерживают верность направления и ровный темп; середина взводов и все фланговые унтер-офицеры берут надлежащую дистанцию от них и держат по ним направление и темп.

Говоря уставным языком: при движении развернутым строем равнение назначается на середину, а именно — в каждом эскадроне на правофлангового унтер-офицера 3-го взвода, которого следует особо избрать и без нужды не менять. Он берет дистанцию от взводных командиров и держит по ним направление и темп. Взводные командиры должны давать верное направление и темп всей линии, а по ней брать интервалы между собой. В полку и в высших единицах равнение назначается также на середину; значит, при нормальном порядке и 4 эскадронах — на 3-й эскадрон, но каждый эскадрон продолжает равняться и держаться на середину.

Что касается равнения в колонне, то вышеуказанные основания вполне подходят для равнения по фронту для каждой отдельной ее части. Но равнение на середину назначать неудобно, так как в колоннах самое важное — быстрое построение фронта, для чего люди с внутренней стороны должны строго держать затылок. Если этого нет, то при заезде во фронт часть людей переехала бы линию фронта, другая не доехала бы до нее, и при дальнейшем движении не было бы взято ни верного направления, ни ровного темпа. [347]

Кроме того, если бы человек равнения находился в середине, то по нему ввиду большей, чем на фланге, пыли было бы гораздо труднее держать затылок. Поэтому нам кажется, что в колоннах (особенно же во фланговых, где можно всякую минуту ожидать заезда во фронт) следует назначать равнение на внутренний фланг, т.е. на тот, куда строится фронт, и следующие на нем люди должны строго держать друг по другу затылок, дистанцию, направление и аллюр. По команде «господа эскадронные командиры, на другую сторону» сейчас же должно меняться равнение; или, наоборот, по команде, изменяющей равнение, эскадронные командиры должны переезжать на другую сторону.

Обращаем внимание еще на два пункта.

Во-первых, желательно, особенно при движении развернутым строем, кроме равнения указывать еще направление на какой-нибудь предмет непременно отдаленный, так как только в последнем случае все люди могут держать на него, не опасаясь стеснения. Близкий предмет может служить пунктом направления только для человека равнения; все же прочие люди должны держать несколько правее или левее.

Во вторых, при потере чувства стремени, таковое отнюдь не должно быть восстановляемо вдруг крутым поворотом лошади, а только исподволь и постепенно, причем никак не следует терять раз взятого направления.

5. Команды, командование, управление. Почти все команды состоят из двух частей: предварительной и исполнительной. Первая или бывает простым обращением к части, призывающим ее внимание, или же входит в состав команды. В последнем случае она как бы указывает, что должно быть сделано, а исполнительная команда, где и когда оно должно быть исполнено. Из этого следует, что предварительная команда должна быть подаваема настолько заблаговременно, чтобы все могли схватить ее смысл и ясно ее понять. Исполнительная же команда затем должна быть подаваема так, чтобы исполнение последовало именно там и тогда, когда это требуется. На это обстоятельство в коннице обращается очень мало внимания, а часто и самое требование своевременной подачи предварительной команды не всегда исполняется. Очень часто команду начинают подавать тогда, когда уже, собственно, пора начаться самому движению; это вызывает суетливость, беспорядок.

Таким образом, и важно не только, так сказать, теоретическое значение команд, но и умелое командование. Важно оно не для [348] одного своевременного и точного исполнения людьми, но и для самого командующего оно имеет воспитательное значение; взводный командир, привыкший опаздывать со своими командами на несколько футов и секунд в своей простой и ограниченной сфере деятельности, также не будет в состоянии сообразоваться с имеющимся временем и местом, когда он будет командовать большими частями. Но если, с одной стороны, можно сделаться хорошим вождем крупных частей только ознакомившись со своими обязанностями на всех ступенях службы, то, с другой, надо иметь и подчиненных, знающих свое дело, чтобы управление массами не встречало трения и задержек.

Следовательно, взводному командиру нужно озаботиться прежде всего о том, чтобы выучить устав и затем уметь применять указанные им команды. В этом последнем смысле обращаем внимание на следующие три важных пункта.

Во-первых, команды предварительные и исполнительные не должны быть поданы слишком близко друг от друга; первая — спокойно, протяжно, совершенно ясно; вторая — коротко, резко, энергично.

Во-вторых, если взводному командиру приходится самому исполнять поданную им команду, например, при переходе из одного аллюра в другой, при заездах и поворотах и т. д., то он должен начать исполнение только тогда, когда часть также совершенно готова, а никак не торопиться. Если команда подана ошибочная, то часть все-таки должна выполнить ее, — это служит доказательством, что часть не привыкла к ошибкам со стороны начальника.

В-третьих, команда должна быть подана в надлежащем направлении относительно части, преимущественно к стороне более отдаленной от начальника — хвосту или противоположному флангу. Затем на обязанности взводных командиров кроме командования взводом лежит и умелое ведение их. Это будет для них легче всего, если они перед серединой взвода будут ему давать направление и темп.

Что мы говорили о взводных командирах, то, с соответствующими изменениями, касается и высших начальников, причем соединение в одном лице командования части и ведение ее возможно только до известного предела, который послужит также и пределом для строевого устава. Хотя могут быть случаи при самостоятельном действии на войне или маневрах полка или даже эскадрона, когда и здесь для командования и для управления потребуются два отдельных лица. [349]

6. Сигналы. Сигналы должны быть непременно приведены в известную систему; тогда они будут легче запоминаться и пониматься, даже если увеличить число их, согласно предложению нашему в случае введения обратного порядка. Можно, например, все сигналы, требующие поворота к правой руке исполняющего, сделать на высоких или на повышающихся нотах, а обратно — сигналы, требующие поворота к левой руке исполняющего, на низких или на понижающихся нотах. Такого же основания можно держаться и при всех вызывающих противоположные действия сигналах: справа повзводно и слева повзводно, посадка на коней, слезание и т. д. Затем хорошо было бы для каждого сигнала придумать соответствующие слова, всего лучше из каких-нибудь известных песен. Кроме того, не нужно забывать, что трубачи должны быть прежде всего хорошими сигналистами, а затем уже музыкантами, увеселяющими публику в общественных садах, и т. д. Еще можно сказать о сигналах то же, что и о командах: необходимы своевременное подание сигнала со стороны начальника, а со стороны войск — знание сигналов и одновременное по ним исполнение.

7. Аллюры. Ровность аллюров имеет весьма важное значение для равнения при движениях, их размер — для быстроты движения. Последнее значение, однако, не так важно, как оно может показаться с первого раза. При походных движениях, а равно и при движениях на поле сражения, до момента атаки, оно не важно. Здесь своевременное выполнение их и прибытие на подобающий пункт зависят не столько от быстроты, сколько от своевременного начала движения, т.е. не столько от части, сколько от ее начальника. Искусный начальник сумеет, ведя часть умеренными аллюрами, привести ее вовремя туда, куда нужно; неискусному это не удастся и на сильнейших аллюрах. Этой точки зрения и следует держаться при рассмотрении возбудившего в последнее время столько споров вопроса об усилении аллюров, особенно рыси. При хорошо кормленных и неутомленных лошадях, по хорошему грунту, без походного вьюка, т.е. на упражнениях мирного времени, оно, конечно, возможно. Если же желать перенести это и на военное время, то следует ожидать многих разочарований. Невозможно достигнуть в военное время быстроты движения, если подготовляться к этому в мирное время неправильным путем. Война со своими требованиями скорости и выносливости и с ее неизбежными препятствиями и тягостями дает тот масштаб требований, которого надо держаться в мирное время. Мы соглашаемся с требованиями нового прусского [350] устава, который определяет скорость аллюров «на ученьях и на воине» одинаковую, а именно: в одну минуту шагом — 125, рысью — 300, галопом — 500 шагов, причем вновь введенный шаг, равный 0,80 метра, больше прежнего (2 фута 4 дюйма = 0,73 метра), через что вышеприведенные цифры соответственно увеличиваются до 136, 328 и 546 шагов. Мы предложили бы выразить скорость движения в метрах следующим образом:

шагом	100	метров,	т.е. 125 новых,	или	136,6	старых шагов
рысью	250	»	312,5 »		341,5	»
галопом	400	»	500 »		546,4	»

Скорость карьера можно принять в 500 метров, т.е. 625 новых шагов, или 683 старых шага.

По нашему мнению, вышеприведенные цифры — максимум того, что можно требовать при всевозможных обстоятельствах от сомкнутой части. Раз их установят, то следует их строго держаться как в военное, так и в мирное время, через что всегда явится возможность избежать запаздывания.

8. Колонны, их построение и развертывание. Колонна и развернутый строй — это два кардинальных состояния конного строя, знаменующие одно — движение, другое — бой. Колонны — это переходная ступень от отдыха к действию. Перестроение из колонны в развернутый строй может быть произведено или развертыванием или заездом. Здесь мы volens-nolens должны затронуть очень спорный вопрос, какое движение предпочтительнее: полуоборотом, по диагонали или под прямым углом. Если мы возьмем два простейших вида перестроения из колонны в развернутый строй, т.е. развертывание с построением фронта в сторону движения и заезд плечом головной частью в ту или другую сторону, с построением затем фронта в сторону прежнего движения, то очевидно, что последнее перестроение гораздо легче, чем всегда трудное для сомкнутой части движение полуоборотом, особенно на больших аллюрах. Затем при построении фронта заездом гораздо легче сохраняется равнение, направление и сомкнутость, так как каждый взвод имеет уже в своем внутреннем фланге твердую точку в самой новой линии. Этих преимуществ при развертывании колонны нет: здесь после движения полуоборотом, по команде «прямо», очень трудно схватить прежнее направление; при въезде в линию один фланг может очень легко выскочить вперед или остаться позади, что опять влечет за собой перемену направления. Кроме того, развертывание требует [351] гораздо большего числа команд, что опять-таки очень невыгодно; при заезде линия восстанавливается гораздо легче, и главный начальник имеет часть во все время производства перестроения в своих руках, между тем как при развертывании она временно разделяется на 4 (в полку 16) мелкие единицы с самостоятельными командирами; пока часть в руках начальника, он может завести ее плечом насколько признает это нужным и затем простым заездом во фронт придать ей желательное для атаки направление. Та выгода развертывания вперед, о которой часто говорят, что при этом выигрывается место вперед, так как движение продолжается, несомненна; но вряд ли можно из этого выводить заключение, что следует всегда предпочитать диагональные движения движениям под прямым углом и что следующий вторым всегда опоздает. Скажем еще раз, что незапаздывание зависит от своевременного начала движения, т.е. от начальника. Но и кроме того, выигрыш места вперед при развертывании не всегда может считаться выгодным; очень часто он повлечет за собой недостаток места не только для атаки, но и для самого развертывания. Положим, например, что полк во взводной колонне выходит рысью из дефиле и должен возможно скорее выстроить развернутый строй в сторону движения. Если он зайдет плечом и затем будет продолжать идти рысью, то как только последний взвод выйдет из дефиле, т.е. после 47 секунд (217 шагов — 4 эскадрона по четыре 12-рядных взвода и еще 22 шага — заезд), он может выстроить развернутый строй и будет иметь еще перед собой достаточно места. Если под словом «достаточно» разуметь пространство в 500 шагов, с которого поднимают в галоп, то получим, что полк успеет выйти из дефиле, построиться фронтом и ударить на противника с полной силой, если этот последний находился в 1200 шагах и тотчас пошел в атаку.

Посмотрим теперь, что будет, если тот же полк будет развертываться вперед, строя сначала эскадроны, а затем уже фронт полка, как это требуется по уставу. Перестроение может начаться, когда последний взвод вышел из дефиле, т.е. когда голова колонны потеряла 217 шагов, или 43 секунды, и потребует всего около 113 секунд, не считая того времени, какое требуется для подачи промежуточных команд, т.е. положим еще 30 секунд. Следовательно, подобное развертывание возможно только, если неприятель находится не ближе 2200 шагов. Кроме того, при нем многим частям приходится идти, еще до перехода в атаку, довольно продолжительное время галопом. Если же делать само перестроение [352] галопом, то при первом нужно всего 28 секунд, причем ни одной части не придется скакать более 239 шагов, между тем как при втором эта цифра увеличится до 770 шагов.

Вследствие всего этого мы считаем первого рода деплояду заслуживающей полного внимания, отнюдь не желая вместе с тем полной отмены развертывания и движения по диагоналям, которые могут быть с полным успехом применяемы, когда достаточно времени.

Затем можно остановиться на вопросе: желательно ли производить развертывание колонны в одну сторону или в обе. Первое предполагает нормальным построением колонну справа или слева, второе — из середины. Нам кажется, что эскадрон должен развертываться только в одну сторону, высшим же единицам трудно избежать развертывания в обе стороны и колонн из середины.

Говоря вообще, повороты отделениями и движения полуоборотом пригодны преимущественно для мелких частей и на небольшие расстояния, заезды же повзводно — для крупных частей и на большие расстояния. Следовало бы точно установить в уставе границу для тех и других.

9. Движение развернутым строем и атака. Между ними, собственно говоря, нет никакой разницы. Первое переходит во вторую — если есть неприятель, и на него налетают с обнаженным оружием в руках. Это сходство следует твердо помнить во время учений и требовать тех же сомкнутости, равнения, направления, дистанции между шеренгами и ровного темпа; разница должна быть только в вынутом оружии и движении в конце карьером, если это атака. Конечно, это нисколько не должно препятствовать производству, с целью обучения, движений: развернутым строем — с обнаженным оружием и карьером — с оружием в ножнах. Затем, очевидно, нужно довести часть до умения делать перемены фронта во время движения галопом.

Атака — венец действий конницы; это — конечная цель всех упражнений и учений, в манеже и в поле, пешком и верхом. Только постоянными упражнениями можно довести выполнение ее до возможного совершенства. И «нигде требование точного выполнения так не важно, как при атаке; все силы и время, которые мы очень часто тратим на совершенно излишние движения, мы отнимаем у атаки и у столь необходимых для нее упражнений развернутым строем»{104}. [353]

Существует два рода атаки: сомкнутая и разомкнутая. Первая должна быть действительно сомкнутой с начала и до самого конца, до удара. Это возможно только, если все части линии подвигаются вперед совершенно равномерно, т.е. когда быстрота движения соразмеряется с силами слабейших (а не только более слабых) лошадей; отсюда следует, что все быстрые лошади должны быть все время удерживаемы, т.е. быстротой их не приходится пользоваться. С другой стороны, очевидно, что атака не будет сомкнутой, если постоянно (и тем чаще, чем движение медленнее) будут выскакивать вперед всадники. Логическим последствием этого является то, что развитие наибольшей быстроты несовместимо с наибольшей сомкнутостью, и, следовательно, сомкнутых атак нельзя производить там, где необходима крайняя быстрота, например при действии против частей, вооруженных дальнобойным оружием, или даже в пределах досягаемости их оружия, т.е. против пехоты и артиллерии. Таким образом, сомкнутые атаки будут производиться преимущественно против конницы, но и здесь могут быть случаи, когда потребуется полное развитие быстроты, и, следовательно, разомкнутые атаки будут предпочтительнее, например, против неприятеля, повернувшего назад незадолго до столкновения. Здесь разомкнутая атака будет произведена частью сомкнутой линией, находящейся уже в движении, и, по большей части, сразу полным ходом. Не то будет при производстве разомкнутой атаки против пехоты или артиллерии: таковая должна уже начаться врассыпную с места и, по возможности, концентрически относительно цели атаки, с постепенным переходом из одного аллюра в другой; кроме того, она будет начинаться очень издалека: при нынешнем дальнобойном оружии никак не ближе 1500 — 2000 шагов. При сомкнутых атаках против конницы расстояние это будет значительно меньше; если даже и начать атаку в минуту нахождения противника за 2000 шагов, то все же придется пройти не более 1000 шагов, так как столько же успеет пройти и противник. Затем дальнейшее различие между сомкнутыми (против конницы) и разомкнутыми (против пехоты и артиллерии) атаками заключается в том, что при первых движение бывает, так сказать, равномерно ускоренным, между тем как при вторых (исключая разве движения по совершенно открытой равнине) открытые пространства будут проходиться полным ходом; закрытые же, дающие некоторую защиту от огня неприятеля, — уменьшенным аллюром, чтобы дать несколько вздохнуть лошадям. [354]

Из вышеизложенного мы видим, что есть два следующих главных рода атак:

а) сомкнутая, остающаяся таковой до конца, преимущественно против конницы, умеренным, постоянно возрастающим аллюром, на расстоянии около 1000 шагов;

б) разомкнутая, преимущественно против пехоты и артиллерии, с развитием возможно большей быстроты, с переходами иногда к меньшим аллюрам; на расстояниях 1500—2000 шагов.

Конечно, могут быть случаи (как выше было приведено), когда и против конницы будут производиться разомкнутые атаки, и случаи, когда полезно вести за атакующей пехоту или артиллерию разомкнутой частью — сомкнутую. Поэтому следует в мирное время обучать конницу также производству сомкнутых атак на расстоянии до 1500—2000 шагов, и они должны быть включены в устав, так как хотя в нем и должно заключаться только то, что обычно на войне, но вместе с тем должно обучать части также тому, что им придется делать в крайние минуты.

Атака (сомкнутая) должна быть произведена с полным спокойствием, сомкнутостью и порядком и вместе с тем с возможной (на основании вышеприведенных соображений) быстротой. Чрезвычайно необходимо для этого, чтобы часть умела идти продолжительное время ровным аллюром, особенно же широким полевым галопом, без выскакивания отдельных всадников. Второе необходимое условие — чтобы часть дошла до неприятеля спокойно, уверенно, в порядке, не обессиливаясь и сохраняя дыхание, в должном направлении и построении. Далее требуется от хорошей сомкнутой атаки, чтобы часть с начала и до конца шла в двух сомкнутых, резко друг от друга отделенных шеренгах, без растягивания в глубину, причем каждый всадник должен сохранять свое место, а вся часть — раз данное ей направление.

Пока часть идет рысью или галопом, она должна быть в состоянии эволюционировать, почему и при обучении не следует постоянно вести ее в раз взятом направлении, а на ходу переменить его и самый удар произвести уже в другом направлении. Особенно это уменье важно для фланговых эскадронов полка, одним из которых может оказаться всякий. Но и для отдельно действующего эскадрона оно не менее важно, так как дает возможность, идя уже галопом, переменить фронт и охватить фланг противника, особенно если последний неповоротлив или недостаточно хорошо обучен. Представим себе двух противников: один поднялся в галоп и уже после [355] нескольких десятков шагов движение его приняло такой характер, который дает возможность только или нестись неудержимо вперед, или остановиться; другой идет спокойным галопом, на расстоянии 500—600 шагов переменяет фронт и сейчас же налетает на противника. Положение первого будет незавидное.

Чтобы не наткнуться в атаке на неожиданные препятствия, нужно, если возможно, предварительно об рекогносцировать местность и во всяком случае иметь впереди дозорных; последние должны своевременно, не слишком рано и не слишком поздно, очистить фронт эскадрона и атаковать противника с фланга и тыла, где и немного людей могут многое сделать.

Атака должна быть ведена так, чтобы лошади сохранили к моменту столкновения полную силу и дыхание и могли бы после рукопашного боя преследовать или еще атаковать вновь появившегося противника. 'Для этого не следует переходить слишком рано в карьер, при котором часть уже выходит из рук начальника. Если принять длину атаки в 1500—2000 шагов, то следовало бы положить 800—1000 шагов на шаг и рысь, 600—800 — на галоп и 100—150 — на карьер, а против конницы 400—500 — на шаг и рысь, 300—400 — на галоп и 80—100 — на карьер. Уже выше мы упомянули, что при длинных атаках можно иногда переходить из большого аллюра в меньший.

Понятно само собой, что конница никогда не должна выжидать атаки, стоя на месте, а всегда смело идти ей навстречу и даже, по фридриховскому принципу, всегда атаковать первой. Вообще, не следует никогда упускать удобного случая для атаки, но вместе с тем производить таковую не иначе, как против известной цели и, за исключением некоторых особенных обстоятельств, с соответственной цели надеждой на успех. С другой стороны, конечно, рассчитывая шансы на успех, не следует быть слишком нерешительным и осторожным. Бывают случаи, и они особенно часты для конницы, когда нужно все отбросить, все позабыть, кроме смелой решимости идти вперед и достичь считаемого невозможным.

В заключение скажем несколько слов о фланговых атаках.

Они бывают двух родов: одни, сопровождаемые шоком, угрожают неприятелю уже издалека, причем он может или отступить, или встретить ее соответствующей переменой фронта; другие производятся в непосредственной близости от противника, причем соответствующий фланговый эскадрон, идущий во взводной колонне на одной высоте с полком или несколько позади его, выдвигается [356] вперед сейчас же за столкновением или непосредственно до него, обходит неприятельский фланг, заезжает и охватывает последний с фланга и с тыла.

Выгоды фланговой атаки столь велики, что следует стараться каждую атаку сделать таковой. Если неприятель не совсем уж плох и местность довольно открытая, то трудно произвести фланговую атаку (особенно мелким частям), не занимая в то же время неприятеля с фронта, поэтому совершенно нелепо, если одинаково обученные эскадроны старательно охватывают друг у друга фланги на совершенно ровном и открытом плацу. Только если один из противников очень неповоротлив, то другой может, эволюционируя на галопе, охватить его фланг, оставляя фронт открытым.

Очевидно, чем фланговая атака внезапнее, тем она действенее, причем главными факторами являются искусное пользование местностью и развитие наибольшей быстроты, а равно и ловкое ведение всех подготовительных эволюции, т.е. нацеливание. При этом следует помнить также и в мирное время, что направление следует брать не на тот пункт, где находится противник в минуту заезда, а на тот, где произойдет столкновение. Если это упустить из виду, то придется несколько раз менять направление на ходу, даром утомлять лошадей и вместо фланга атаковать тыл противника, что, пожалуй, еще действенее, но зато и опаснее. Вследствие этого при обучении одновременным атакам с фронта и во фланг то место, где предполагается столкновение, должно быть обозначено и известно атакующим во фланг частям; иначе обе атаки никогда не придутся одновременно и своевременно. Затем следует еще помнить, что не надо назначать слишком много войск для фланговых атак, ослабляя через то фронтальные. Большей частью глубина объекта атаки, особенно если это конница, настолько невелика, что даже эскадрон может только частью людей ударить во фланг неприятелю, остальные же придутся с тыла.

Обстановка решает каждый раз, на какой фланг лучше вести атаку. Обыкновенно это будет наружный фланг, не примкнутый к другим войскам и не защищенный ими, так как здесь можно ожидать большего успеха с меньшими потерями. Иногда, однако, целесообразнее атакой на внутренний фланг отрезать известную неприятельскую часть и разбить ее. При атаке против пехоты лучше направлять ее на правый фланг (атакуя одновременно и фронт), так как прицеливание и стрельба вполоборота направо труднее. В артиллерии оба фланга находятся в одинаковом положении. Вообще [357] рекомендуется атаковать пехоту только тогда, если она уже потрясена огнем или находится в беспорядочном наступлении или отступлении под огнем.

Направление фланговым атакам лучше всего придавать в 45° относительно неприятельского фронта; только при выручке своих следует атаковать неприятельский фланг под прямым углом, иначе действие атаки отразится не на всей неприятельской части. Здесь, впрочем, главное дело не в ударе или шоке, который также опасно направить на перемешанную массу своих и чужих, как и огонь, а в угрозе и увеличении численной силы своих войск, а также в удлинении их фронта.

Как, однако, ни выгодны фланговые атаки, они имеют и свои опасные стороны. Прежде всего атакующий во фланг или тыл подставляет свой фланг или тыл и поэтому должен непременно или обеспечить его какой-либо частью войск, или, по крайней мере, охранять разъездами, чтобы не быть самому атакованным внезапно. Другая опасная сторона фланговых атак лежит в разъединении сил, причем энергичная атака противника на ослабленную часть, наступающую с фронта, может повести к поражению и отбрасыванию войск в разные стороны. Поэтому в каждом частном случае следует непременно выяснить себе, не обещает ли энергичное фронтальное наступление всеми силами больший успех, чем может дать фланговая атака, вызывающая дробление сил.

Что касается отражения фланговой атаки, то таковое производится или фронтальной атакой особо для того назначенной части, или, лучше, взятием же во фланг неприятельской части, угрожающей нашему флангу.

10. Разведывание и фланкирование. Разведывание в бою производится частью с фронта одиночными всадниками-дозорами, частью — с флангов мелкими разъездами. Для отражения неприятельских разъездов и рассыпанных всадников может понадобиться высылка сомкнутых частей, которые тогда или служат поддержками дозоров или же сами высылают от себя наездников (фланкеров). Это охранение кавалерийских частей в бою называется фланкированием.

На дозорах лежит вообще обязанность разведать о местности и неприятеле перед фронтом своей части и особенно при движении в атаку указывать лучшие пути, своевременно предупреждать о встречающихся препятствиях и вообще заботиться о том, чтобы часть не наскочила неожиданно на непроходимую преграду, перед [358] которой ей пришлось бы повернуть назад. Для этой цели достаточно назначать по одному рядовому с взвода, по одному унтер-офицеру с эскадрона и от полка — одного офицера и одного трубача. Дозоры вызываются, как только эскадрон должен находиться в положении боевой готовности и всегда при движении по незнакомой местности. Во время движения вперед они прикрывают фронт своей части, при повороте направо или налево — фланг, обращенный к неприятелю, и находится постоянно на таком расстоянии, чтобы не терять из виду своей части. Следует установить известные условные знаки. Перед самым столкновением они очищают фронт своей части и отходят на свой фланг или направляются на фланг неприятеля.

Сторожевые разъезды или наблюдательные посты употребляются для охранения необеспеченных другими войсками флангов от нечаянных нападений и для сообщения удобных минут для вступления в бой. Они состоят из 2—3 человек, при унтер-офицере или ефрейторе, а иногда и при офицере. Действие их то же, что и дозорных, но во время атаки они никогда в ней не участвуют, а продолжают свое наблюдение с удобного пункта.

Кроме вышеприведенных обязанностей дозоры и сторожевые разъезды обязаны не допускать неприятельских всадников приближаться к нашим сомкнутым частям. Если они для этого слишком слабы, то высылаются целые сомкнутые части, которые высылают фланкеров и принимают на себя ближнее охранение. (Для более же дальнего придется выслать сторожевые разъезды сильного состава.) Обыкновенно от эскадрона высылается взвод, который выезжает впереди середины эскадрона (на плацу, шагов на 300) и, если впереди нет дозоров, высылает во фланкеры 4 левофланговых ряда с левофланговым унтер-офицером (могут быть назначены и другие люди) на требуемое расстояние, при упражнениях мирного времени — шагов на 200. При действии полка та же служба или поручается также 1 взводу в каждом эскадроне, или же вызывается целый эскадрон, который высылает один взвод во фланкеры и прикрывает ими фронт всего полка. Фланкеры сопровождают свои части при всех их движениях со стороны, откуда угрожает неприятель, а при атаке, перед самым столкновением, они очищают фронт и пристраиваются к флангам своих атакующих частей или же самостоятельно атакуют фланги и тыл неприятеля. Вообще разведывание и фланкирование не суть две совершенно самостоятельные вещи; они скорее дополняют друг друга. Можно очень легко соединить их вместе, [359] назначив, например, по два человека с взвода постоянными дозорными и выслав сначала по одному перед середину своих взводов, держа прочих вместе за эскадронным командиром; если потребуется усиление дозорных, то можно послать и этих четырех, вызвав для поддержки их сомкнутый полувзвод или взвод, который опять-таки в случае необходимости дальнейшего усиления рассыпанной цепи может выслать фланкеров.

Дозоры, фланкеры и строевые разъезды обнажают холодное оружие только при ближайшем соприкосновении с неприятелем. Всякая стрельба с коня должна быть безусловно воспрещена, как напрасная трата столь необходимых для могущего быть пешего боя патронов и как дело не кавалерийское, могущее побудить нерешительных людей предпочесть стрельбу издалека энергичному натиску на неприятельских наездников с холодным оружием в руках. Это правило должно исполняться возможно строже, и никак не следует считать наездников за конную цепь стрелков{105}.

11. Пеший бой. Вряд ли нужно еще говорить о необходимости для конницы умения вести пеший бой, которое дает ей полную самостоятельность и независимость, расширяет сферу ее деятельности и дает ей возможность выполнить всякую задачу — не верхом, так пешком. Оно не только не убьет в ней истинного кавалерийского духа, а может только, напротив того, развить его в связи с уверенностью в себе. Конница только тогда может считаться на высоте своей настоящей задачи, когда она умеет вести пеший бой даже такими крупными частями, как полк, и притом как наступательный бой, для овладения занятыми неприятелем местными предметами, дефиле и т.п., так и оборонительный, не только для защиты своих квартир, но и для обороны каких-либо отдаленных пунктов до прибытия своей пехоты, для отрезания отступления разбитому неприятелю и предупреждать всякие случайности.

Конечно, при этом спешенным частям придется не только сражаться со спешенными же неприятельскими частями, но и не отступать перед необходимостью схватываться с мелкими пехотными частями.

Вообще говоря, пеший бой ведется конницей на тех же основаниях, как и пехотой, хотя и с некоторыми особенностями, вытекающими уже из того, что для пехоты он — единственно возможный, для конницы же — исключение. Конницей дело должно вестись [360] живо, без колебаний; в продолжительный огнестрельный бой конница отнюдь не должна ввязываться. Для нее пеший бой будет преимущественно состоять в атаке или обороне местных предметов и должен вестись стрелковой цепью с полной решительностью. С первого же раза следует вводить в дело все необходимое число ружей, оставляя только небольшую часть в виде резерва. Часть, оставшаяся на конях, прикрывает коноводов, дает возможность спешенным людям спокойно сесть и т. д.

Для пешего боя коннице потребны так же, как и для всего другого, известные уставные правила и указания, так как он, очевидно, не может быть предоставлен собственному усмотрению каждого. При этом самое главное: основательное обучение употреблению огнестрельного оружия, быстрое слезание и посадка на коней, ловкое пользование местностью со стороны людей и искусное ведение боя начальниками.

Первое относится к одиночному обучению. Спешивание должно производиться лучше всего, где коноводы могут стоять закрытыми, но вместе с тем как можно ближе к неприятелю или к позиции, которую хотят занять, чтобы не утомлять людей продолжительными передвижениями еще до начала боя. Чем спешенные люди легче снаряжены, тем лучше; если при карабине или винтовке нет штыка или тому подобного приспособления, то сабля должна оставаться на всаднике, чтобы совсем не лишать его холодного оружия. В противном случае она остается в седле, что гораздо предпочтительнее.

Число спешенных людей зависит от цели спешивания и от силы части с таким расчетом, что спешиваются две трети или три четверти людей. В отдельном эскадроне — взвод, в полку — эскадрон должны непременно оставаться в конном строю (не считая коноводов). Затем спешиваются унтер-офицеры — по числу пеших стрелковых групп, младшие офицеры — по числу пеших взводов, высшие начальники — смотря по числу назначенных для пешего боя войск, и необходимое число трубачей. Вообще говоря, спешенные люди двух конных взводов дают пеший взвод, который строится в две шеренги и делится на 4—5 звеньев; каждый ряд держится постоянно вместе.

Рассыпается сначала не более половины всего числа спешенных людей, остальная часть остается сомкнутой и, смотря по величине, или остается вся вместе, или разделяется на несколько частей. Охранение флангов и разведывание продолжаются во все [361] время пешего боя, первое загибом флангов или отдельным пикетом, второе — разъездами.

Огонь ведется по правилам пехотной тактики. Точное определение расстояний, правильное прицеливание и возможно скрытное расположение — совершенно необходимые условия; очень хорошо, если можно фланкировать или охватить неприятеля. Во время движения не должно стрелять, из чего, однако, не следует заключить, что при передвижениях огонь прекращается; или часть остается на месте и стреляет, пока другая движется, или же одиночные люди при наступлении выбегают вперед, а при отступлении останавливаются и стреляют. Люди стреляют стоя, с колена или лежа, смотря по условиям местности.

Вообще пеший бой конницы должен вестись самым решительным образом, для достижения возможно быстрого результата, причем требуется скорый и сильный огонь, а следовательно, и много патронов. Исключение будут составлять только те случаи, когда нужно задержать противника. Следует обратить внимание на питание боевой линии патронами, для чего могут быть, например, назначены люди с торбами.

Все движения стрелковой цепи на открытой местности должны производиться живо и быстро; на пересеченной местности — перебежками от закрытия к закрытию. Когда подойдут близко к неприятелю, то открывают непродолжительный, но возможно сильный огонь, затем примыкают штык или закидывают винтовку за спину (берут ее в левую руку), обнажают саблю и бросаются бегом с криком «ура!» на неприятельскую позицию, по возможности концентрически. Выбив неприятеля, лучше всего немедленно сомкнуться; одиночные люди ни в каком случае не должны преследовать без приказания. Если неприятель отброшен из закрытия на открытое ровное место, то лучше всего немедленно атаковать его конным резервом, не прекращая до последней минуты огня спешенных людей. Также необходимо вмешательство конного резерва, если неприятельская конная часть атакует наших спешенных людей или этим последним угрожает нападение превосходящих сил. Поэтому конный резерв должен все время наблюдать за ходом боя, не забывая вместе с тем прикрывать и коноводов.

При обороне огонь ведется сначала возможно медленно и методически; затем по мере приближения неприятеля он становится чаще и ко времени атаки неприятеля — столь частым, как только можно. Если тем не менее неприятель продолжает наступление, то [362] его выжидают только, если имеют надежду опрокинуть — пешей или конной частью, или когда необходимо держаться до последней крайности, хотя бы ценой полного уничтожения. Во всех прочих случаях начало движения неприятеля в атаку холодным оружием будет сигналом залпа из всех ружей и быстрого отступления к коноводам (очень часто придется сделать это и раньше). В это время конный резерв выдвинется вперед, а может быть, даже окажется вынужденным атаковать противника, чтобы дать время спешенным людям сесть. Это последнее совершенно необходимо даже ценой самых больших жертв; конные люди и коноводы ни при каких обстоятельствах не смеют бросать своих спешенных товарищей, иначе всякое доверие к пешему бою скоро бы исчезло.

5. Устав о маневрировании

В него войдут указания на обучение, применение и ведение высших тактических единиц (свыше полка), насколько, конечно, эти указания могут быть регламентированы. Из этого, однако, не следует, что полк должен только производить уставное учение и никогда не маневрировать, а высшие единицы никогда не учиться и только маневрировать — совсем напротив. Разница между «уставным ученьем» и «маневрированием» не только в количестве войск: при первом главное — самая часть, форма, механизм; при втором — начальник, мысль, движущая сила. Разница эта нисколько не должна отражаться на войсковых единицах, которые и в поле, и в действиях против неприятеля должны действовать строго по правилам устава и командам начальников, также как и каждый всадник не должен на учениях и маневрах ни на минуту забывать правил верховой езды. Отсюда следует еще, что в настоящем параграфе мы коснемся устава о маневрировании только в самых общих чертах, так как многое по этому предмету будет сказано в следующих главах об употреблении конницы и управлении ею.

Таким образом, устав о маневрировании не только составляет собой продолжение уставного учения, но он обнимает собой деятельность кавалерии в бою, т.е. в связи с другими родами оружия, в особенности с конной артиллерией, и следовательно, содержание устава о маневрировании — это все боевые формы высших тактических единиц по отношению к неприятелю. Они основаны (и это еще разница между уставным учением и маневрированием) не на разделении известной боевой единицы на полки и эскадроны, а на [363] разделении ее на линии, которые, однако, при целесообразной организации должны обыкновенно совпадать с первыми.

Весь принцип линейной тактики конницы основан на расчленении в глубину, на взаимной поддержке с тылу, на концентрическом энергическом взаимодействии масс (линий) на решительном пункте. Не должно быть распространения в ширину, не должно быть эксцентрической деятельности отдельных частей, исключая тех случаев, когда ее вызывает какая-нибудь особенная обстановка; не должно быть израсходования всех сил — известная часть должна постоянно оставаться в руках парирования разных случайностей.

Самое целесообразное число линий — три (трехлинейная тактика), почему и дивизию лучше делить на три части. Это разделение дает возможность к усиленной деятельности при соответственной экономии сил.

Вообще говоря, первая линия производит фронтальную атаку на противника; вторая линия поддерживает атаку первой с фронта или охватом флангов, обеспечивает ее фланги и в случае нужды выручает ее; третья линия — резерв в руках старшего начальника.

Таким образом, первая линия может быть названа атакующей с фронта, вторая — маневрирующей на флангах и третья — резервной; конечно, все это при фронтальной атаке; если же обстоятельства потребовали бы перемены фронта, то и задачи линий переменились бы. Но и при фронтальной атаке иногда вернее возложить ее на вторую линию, поручить охват флангов первой линии непосредственно перед самой атакой. Мы еще, впрочем, вернемся к этому.

Нормальный боевой порядок дивизии из трех бригад, развернутой в три линии, будет следующий: бригада первой линии — оба полка развернуты или в эскадронных взводных колоннах; в каждом полку один эскадрон — на половине дистанции до второй линии, позади середины полка или несколько ближе к наружному флангу, в качестве эскадрона поддержки. Вторая линия — оба полка в линии эскадронных взводных колонн или в резервной колонне (с надлежащим для развертывания интервалом между полками); позади открытого фланга первой линии (или того, где желают иметь превосходство в силах), частью или всеми силами вне его, иногда в затылок первой; только в исключительных случаях вторая линия разделена и поставлена позади обоих флангов первой. Третья линия — оба полка в резервной колонне (с надлежащим интервалом); позади внутреннего или наружного фланга [364] второй, смотря по тому, стоит ли вторая линия позади наружного фланга или в затылок первой; иногда — за серединой. Дистанция между линиями, если обстоятельства или местность не требуют другого, от первой до второй — 250—300 метров, до третьей — 400—500 метров. Большие дистанции применяются, если намерены маневрировать первой линией и атаковать второй. Каждая линия имеет перед фронтом дозоры и на наружных флангах — боевые разъезды. Подобным же образом строятся отдельно действующие бригады или полки, но если слабость сил не допускает построения в три линии, то можно строить и две.

Место для главного начальника и начальников линий следует, применяясь к местности и неприятелю, выбирать таким образом, чтобы с него можно было видеть весь ход боя и вместе с тем находиться в постоянной связи как с начальством, так и с частями войск. Высший начальник при условии выполнения им задачи в указанном ему смысле, должен обладать полной самостоятельностью под личной ответственностью. Когда началось дело, начальники линий должны также в случае необходимости действовать по собственному усмотрению, особенно начальник второй линии, между тем как третья, хотя и обязана вступать в дело в решительную минуту, не ожидая ничьих указаний, но вообще должна оставаться в распоряжении старшего начальника.

Высший начальник управляет вверенными ему частями с помощью приказаний, рассылаемых через адъютантов и ординарцев, что требует постоянного упражнения еще в мирное время, и только в очень редких случаях командами и сигналами. Начальники линий управляют своими частями, согласно строевому уставу. По его уставным же правилам постоянно действуют части.

Упражнения конницы в нескольких линиях имеют целью подготовить быстрое взаимное понимание между начальником и войсками, организовать весь механизм высшего управления и ознакомить войска со всеми положениями, в которых они могут находиться в бою. Здесь являются следующие четыре момента.

1. Рекогносцировка.

2. Подготовка атаки.

3. Развертывание к атаке.

4. Атака; причем она может:

а) удаться до столкновения, когда противник отступил, не приняв ее;

б) удаться после рукопашного боя; [365]

в) быть прекращена вследствие тех или других неудобных обстоятельств до столкновения, т.е. когда части отходят, сохранив полный порядок;

г) отбита после столкновения и рукопашного боя, когда части отступают в беспорядке.

Кроме того, не следует упускать из виду сторожевой и разведывательной службы, которая практикуется всегда и везде.

При всех этих упражнениях весьма необходимо обозначать противника хотя бы одиночными людьми, а лучше — мелкими частями различных родов оружия. В заключение следует устраивать двусторонние маневры, тогда как упражнения без видимого противника не суть маневрирования, а просто уставные учения под управлением высшего начальника. В этом смысле они имеют некоторое техническо-механическое значение; но самостоятельные действия младших начальников при этом совершенно невозможны, и своевременные движения различных частей с известной, определенной целью, чрезвычайно затруднены.

Движение к месту столкновения должно всегда совершаться со всеми мерами охранения, т.е. авангардом, боковыми отрядами и т.п.

Деятельность в самом бою мы рассмотрим по линиям.

Первая линия имеет главной задачей фронтальную атаку, но, конечно, должна пользоваться всеми представляющимися случаями для фланговых атак. Эта задача выпадает обыкновенно на долю фланговых эскадронов, но для выполнения ее можно пользоваться и поддерживающими эскадронами, которых главное дело — заполнять образовавшиеся в линии по той или иной причине разрывы и атаковать прорвавшиеся через первую линию неприятельские эскадроны. Затем они же должны бросаться в рукопашный бой, где таковой принимает неблагоприятный оборот для своих.

Поддержка второй линии может выражаться следующим образом (следует заметить, что все нижеприведенные случаи не представляют чего-нибудь строго раздельного, а напротив того, в большинстве случаев тесно перемешаны между собой).

1. Непосредственная поддержка заполнением образовавшихся больших промежутков или удлинением фронта, если фронт противника длиннее или охватывает наш. Назначенные для этой задачи эскадроны выезжают усиленным аллюром, прочие идут прежним аллюром.

2. Фланговая атака неприятеля, атакованного с фронта первой линией или отбросившего ее. Число назначенных для этого эскадронов [366] соображается с величиной цели; остальные остаются в резерве или для обеспечения флангов; не следует назначать ни одного лишнего человека.

3. Окончание и извлечение выгоды из одержанной первой линией победы или прикрытие ее отступления после неудачи атаками, сомкнутыми или разомкнутыми, с фронта и флангов.

4. Прием добровольно отступающей на соединение первой линии, чтобы затем действовать общими силами, или смена ее путем прохождения насквозь в линии колонн (прием неудобный и опасный) или маневрированием на одном или обоих флангах.

5. Выручка отброшенной первой линии по большей части последовательными атаками во фланг преследующего противника; только в совершенно исключительных случаях возможна фронтальная атака.

Если в виде исключения третьей линии нет, то часть второй должна непременно оставаться в виде резерва для парирования могущих быть случайностей.

Колеблющийся успех атаки первой линии должен быть решен быстрым и энергичным вмешательством второй. Для этого не нужно полной одновременности обеих атак, напротив того, начальник второй линии может очень часто пустить свою часть в дело, только когда уже произошло столкновение и результат его более или менее выяснился. Вместе с тем одновременное появление второй линии на фланге неприятеля с фронтальной атакой первой линии чрезвычайно трудно исполнимо, ввиду предстоящего ей при этом продолжительного охватывающего движения. Ввиду этого рекомендовалось бы, когда желателен одновременный удар, поручать фланговую атаку первой линии, которой предстоит менее кружное движение, а фронтальную — второй. Исполнено это могло бы быть следующим образом: обе линии двигаются одновременно в атаку, вторая в затылок первой; в непосредственной близости от неприятеля, по возможности, когда обе первые линии (наша и неприятельская) уже перешли в галоп, и во всяком случае как можно позже, первая линия внезапно заезжает в одну или обе стороны полуоборотом или целым оборотом и очищает фронт второй линии, которая переходит в галоп и бросается в атаку, поддержанную с одного или обоих флангов известным числом эскадронов первой линии, между тем как прочие обращаются против неприятельских резервов или остаются в резерве. Принимая, что силы обеих сторон равны, нельзя не сознаться, что положение неприятельской первой линии, нравственное [367] и физическое, будет очень незавидно, и дело может кончиться раньше, чем поспеет к ней на помощь ее вторая линия. Конечно, эта последняя будет иметь против себя слабейшего противника, так как часть его эскадронов первой линии израсходована на фланговые атаки; но с другой стороны зато неприятельская вторая линия будет атакована более или менее внезапно, лишена всякой инициативы и поэтому вряд ли будет в состоянии решительно воспользоваться своим превосходством. Поэтому более чем вероятно, что если наша первая линия сумеет с полной энергией воспользоваться своим выгодным положением, то она не только отразит вторую неприятельскую, но может даже привести в замешательство и третью и тем лишить неприятеля последних резервов, особенно ввиду того, что моральное впечатление от поражения первой линии неминуемо распространится и на все прочие.

Третья линия сообразно с ее назначением как резерва должна быть сохраняема как можно дольше, но будучи раз пущена в дело, должна действовать с полной энергией и решительностью. Она должна внимательно следить за всеми перипетиями боя двух первых линий; но вступает в дело по собственному усмотрению, без приказания старшего начальника только в исключительных случаях. Когда вторая линия совершенно израсходована, то третья заменяет ее и принимает на себя ее задачи, но полное ее израсходование, если нет другого резерва или хотя бы собранных частей под рукой, разрешается только когда наступила решительная минута или если неприятель уже ввел в дело все свои резервы. Умение сохранить резерв чрезвычайно важно в конных боях; при прочих одинаковых обстоятельствах победа достается тому, кто последним пустил в дело хотя бы самую ничтожную часть, и по возможности во фланг противника.

Перемена фронта и направления. Перемена направления дивизии, построенной в три линии, производится отдельно каждой линией. То же самое соблюдается и при перемене фронта, если есть время. Если же времени нет, то можно ближайшую к желательному направлению фронта линию (вторую или третью) сделать первой и затем другие — второй и третьей.

Таким же образом поступают, если дивизии, завязавшей уже бой с фронта, начинает угрожать наступление неприятеля в каком-либо другом направлении, если только она желает или должна принять подобного рода бой по двум направлениям; обыкновенно при этом третья линия назначается для боя с вновь появившимся [368] противником, между тем как первая и вторая могут быть притянуты сюда только после отражения неприятеля, наступающего с фронта.

При всех переменах фронта нужно возможно скорее восстановить первоначальное относительное положение линий. Перемену фронта может очень облегчить целесообразное применение конной артиллерии.

Переход через дефиле. Здесь самое главное как при наступлении, так и при отступлении возможно скорее пройти дефиле и затем как можно быстрее развернуться. Большую помощь может оказать артиллерия и огонь спешенных людей, в особенности при отступлении.

Атака. Атака отдельных линий или частей их производится, согласно указаний строевого устава. Если конница должна вступить в дело самым решающим образом, т.е. энергичным ударом одержать победу или предотвратить поражение, то следует всю ее соединенными силами направить на определенный пункт. Подобные атаки ведутся обыкновенно против того или другого крыла неприятельского боевого порядка, хотя бывают необходимы и в центре его. При этом атакующая конница может очень легко встретить еще не тронутые неприятельские пехотные части, атака на которые, без предварительной подготовки огнем артиллерии, стоила во все времена очень много жертв, а теперь и подавно; поэтому к ней следует прибегать только в крайних случаях, когда все другие средства исчерпаны и когда цель, которую желают достигнуть, настолько важна, что приходится обречь почти на верную гибель брошенные в атаку части.

При внимательном наблюдении за ходом боя подобного рода минуты, когда потребуется энергическое вмешательство конницы, не могут наступить внезапно, а всегда будут предвидеться заранее. Поэтому почти всегда представится возможность воспользоваться содействием других родов оружия или, по крайней мере, своей конной артиллерии для подготовки атаки, а ровно принять некоторые подготовительные меры: выгодное построение, возможно скрытый подход, ознакомление младших начальников с делом и т.п. Если же на все это времени нет, то остается только одно — полная, бесповоротная решимость и энергия.

Почти единственным возможным образом действия будет фронтальная атака в кратчайшем направлении; от фланговых атак и маневрирования придется совершенно отказаться, а охранение флангов должно быть предоставлено другим частям. [369]

Боевой порядок будет также в 3 линии, но взаимное построение их будет другое: почти в затылок друг другу, особенно если в дело идут несколько дивизий рядом и притом первая линия — развернутым строем, без эскадронов-поддержек, вторая и третья — в линии эскадронных взводных колонн и при этом вторая — с увеличенными интервалами между эскадронами, следовательно, отчасти выдаваясь с одной или обеих сторон за фланги первой линии.

Первая линия должна прорвать неприятеля и затем скакать дальше, нисколько не задерживаясь, пока хватает сил и дыхания и есть впереди неприятель. Она произведет сомкнутую или разомкнутую атаку, смотря по тому, имеет ли перед собой конницу, пехоту или артиллерию неприятеля. Вторая линия, следующая возможно ближе за первой, действует против прорванных первой линией частей и атакует еще не тронутые или не прорванные части; некоторая ее часть продолжает, не останавливаясь, следовать за первой линией. Третья линия идет за второй и довершает победу или атакует спешащие на выручку неприятельские части.

Но наибольшего успеха, хотя с наименьшей затратой энергии, достигает конница, когда стремительным натиском она окончательно сокрушает уже надломленную неприятельскую силу и, так сказать, довершает победу. Подобно бурному потоку проходит она между своими частями, все равно в каком порядке, конечно, всего лучше в сомкнутом строю, и бросается на отступающего неприятеля, поражая все, что встречает на пути. Для действия артиллерии здесь нет места.

Наоборот, если приходится останавливать подобного рода неприятельский поток, налетающий на наши войска, то для артиллерии найдется много дела. Всего лучше, если артиллерия встречает его огнем с фронта, а конница атакует с флангов. Первая стреляет до последнего снаряда или пока неприятель не насядет на орудия; вторая бросает в дело все, до последнего человека, и сражается до последнего дыхания.

Преследование и сбор. О преследовании можно только сказать, что, конечно, с одной стороны, необходимо извлечение всей возможной пользы из одержанного успеха, и никак не следует позволить разбитому неприятелю вновь собраться и устроиться; но, с другой стороны, отнюдь не следует предаваться бесцельной гонке, так как этим путем легко потерять все одержанные успехи. Поэтому при частных удачах лучше всего преследовать только одной частью сил, обыкновенно фланговыми эскадронами каждого полка или линии; прочие же возможно [370] скорее собрать и устроить, чтобы всегда иметь под рукой средство для отражения могущих появиться свежих неприятельских частей. Поэтому крайне важно уметь быстро собираться.

Само собой понятно, что после одержанной победы для целей преследования следует в случае необходимости употреблять всей резервы, потому что они существуют не для того, чтобы их беречь, а чтобы ими пользоваться.

Применение артиллерии. Мы ограничимся здесь только некоторыми краткими замечаниями.

На артиллерию, приданную к крупным кавалерийским массам, возлагаются следующие задачи.

Обеспечение развертывания как первоначального, так и впоследствии при переменах фронта, при проходах дефиле т.п., и напротив — затруднение всего этого неприятелю; подготовка атаки преимущественно против пехоты и артиллерии, и, напротив, — затруднение таковой неприятелю.

Обстреливание и отражение неприятельских резервов при преследовании после удачного исхода дела.

Поддержка после отбитой атаки и т.п.

Конная артиллерия может быть или сведена вся вместе под начальством старшего начальника, или побатарейно распределена по низшим единицам (бригадам, с числом которых должно поэтому сообразовываться число батарей). К первому прибегают, когда дело идет о решительной атаке всеми силами на один пункт; в остальных же случаях более применимо второе.

При взаимном действии конницы с артиллерией весьма важно соблюдение следующих основных положений.

Своевременный, но возможно ранний выезд батарей и открытие огня (если дело идет не о внезапном нападении), и, следовательно, расположение ее ближе к голове в походном порядке.

Выбор хороших позиций, которые давали бы возможность стрелять продолжительное время; лучше всего под несколько тупым углом к нашему фронту, чтобы анфилировать противника. При перемене фронта она служит осью поворота на внутреннем фланге; иногда на наружном, который первый встречает неприятеля при новом построении; при больших атаках она действует на фланг всего расположения неприятеля.

Возможно редкая перемена позиций и исполнение таких перемен, когда они необходимы, с возможной быстротой, и не иначе, как эшелонами, чтобы огонь ни на одну минуту не прекращался. [371]

На поле битвы артиллерия должна действовать, не щадя себя, но вместе с тем ее нужно держать возможно дальше от рукопашного боя и не выставлять зря. Ее охранение лежит на обязанности конницы, которая должна защищать ее до последних сил, и притом обязанность эту должна брать на себя ближайшая часть без всякого каждый раз подтверждения. Только взаимное доверие обоих родов оружия может привести к хорошим результатам. В крайнем случае потеря орудий не может еще считаться позором для конницы и тем более для артиллерии.

6. Инструкция{106} для полевой службы

Как устав для маневрирования относится к боевой деятельности кавалерии, так инструкция для полевой службы относится к разведкам и наблюдению и завершает собой общий устав для службы конницы.

Но иногда бывает трудно отделить разведки от боя, так как при разведке нередко сталкиваются с оружием в руках и, наконец, разведывают в самом бою.

Поэтому мы будем касаться только особенностей полевой службы, а не входить в подробности операции малой войны.

Рекогносцировки (разведки) и донесения. Разведки (и тесно с ними связанные донесения) составляют один из главных видов деятельности конницы, до отдельных офицеров и всадников включительно. Трудно составить для этого рода деятельности, где нет ни одного частного случая, похожего на другой, какую-либо общую инструкцию. Можно вообще сказать, что разведки должны распространяться на все видимое; стремление к их ограничению «существенным» или «важным» вряд ли основательно. Что здесь, где часто мелочь играет огромную роль, может быть названо существенным? Какое-либо обстоятельство, кажущееся разведчику не стоящим никакого внимания, может для главной квартиры быть очень важным. Так, например, встреча одиночного всадника, нахождение павшей лошади, записной книжки или даже мундира части войск, до тех пор еще не встреченной, может иметь гораздо большее значение, чем уже раньше известное присутствие целых полков и бригад. Рассчитывать на совершенное понимание обстановки в передовых частях нельзя; стоит только вспомнить, [372] что они от времени до времени сменяются, чтобы избежать переутомления их, и, следовательно, появляются новые глаза, которые не всегда в состоянии сразу и правильно ориентироваться.

Весьма важно при разведках знание организации и одежды неприятельской армии, что должно получить как можно более широкое распространение. Сведения эти должны постоянно пополняться передовыми частями из расспросов жителей и пленных, обыском покинутых квартир и биваков, постоянным соприкосновением с неприятелем, связью с соседними разъездами и частями войск и т.п. С другой стороны, главная квартира, имеющая много других средств для собирания сведений о противнике, должна постоянно сообщать все узнанное ею передовым войскам. Особенно это необходимо для того, чтобы части знали, чего и в какой степени им нужно опасаться. Усиленное наблюдение над тем, чего нельзя видеть; строгие меры охранения там, где нечего опасаться, не только составляют излишнюю трату сил и тяжело отзываются на конском составе, но скоро и надолго усыпляют внимание и бдительность. Излишние лишения, неправильные донесения, фальшивые тревоги — все это является часто последствием не сообщенного войскам известия.

Ориентирование — также весьма важная вещь при разведках. Наилучшие средства для правильного ориентирования — это хорошие карты и маленькая буссоль; кроме того, можно руководствоваться еще звездами, направлением ветра, течением реки, камнями, деревьями, положением церквей и т.п. Все это должно быть старательно изучено еще в мирное время.

Действие оружием при исполнении сторожевой и разведывательной службы. По почти всеми принятым взглядам ведеты и головные разъезды должны иметь в руках огнестрельное оружие для выстрела в случае необходимости поднять тревогу; последнее может произойти только при совершенно неожиданном нападении. Но неужели стоит для такого исключительного случая всегда и везде, даже днем и на открытой местности, иметь в руках огнестрельное оружие{107}?

Кроме того, люди эти могут скорее всех наткнуться на неприятеля и быть вынужденными на самооборону; поэтому пехотные патрули и часовые всегда примыкают штыки. Напротив того, кавалериста, которого всячески приучают к тому, что единственное [373] его оружие на коне — холодное, хотят принудить его иметь в руках огнестрельное оружие, которым он вряд ли может нанести большой вред противнику, а холодное — в ножнах или висящим на темляке, что в высшей степени неудобно. Мы держимся того мнения, что если даже и придавать большое значение сигнальному выстрелу, то все же следует приказывать брать огнестрельное оружие в руки, только когда благодаря местности или другим условиям возможно нечаянное нападение, и притом не передовым людям разъезда, а тому, который служит связью с позади следующими войсками и который к тому же как унтер-офицер, ефрейтор или старый солдат будет в состоянии лучше оценить в каждом данном случае необходимость сигнального выстрела. То же следовало бы соблюдать и ведетам, которые по большей части, особенно днем, всегда заранее могут видеть наступление момента, когда следует дать выстрел. Сверх того мы думаем, что о сигнальном выстреле не следует особенно и заботиться: если наступит опасный момент, то и без того раздастся достаточно выстрелов.

Одним словом, мы того мнения, что при исполнении сторожевой и разведывательной службы не нужно иметь в руках никакого оружия. Левая рука бывает занята поводом, а правая нужна для держания карты, отодвигания мешающего сучка, закрытия глаз от солнца, держания лошади слезшего товарища и т.п. — все положения, при которых из винтовки может очень легко произойти нечаянный выстрел, а сабля выдать своим блеском, не говоря уже, что и та, и другая очень мешают.

Что касается содержания инструкции для полевой службы, то можно только сказать, что в ней должна заключаться вся деятельность конницы на войне, исключая собственно бой, т.е.:

1. Введение, общие положения.

2. Расположение войск на отдых.

3. Походные движения.

4. Служба разведывательная и сторожевая:

а) разведывание и охранение вообще;

б) охранение при расположении на отдых, аванпосты;

в) охранение при походных движениях;

г) о разъездах и патрулях.

5. Предприятия против неприятельских путей сообщения, нечаянные нападения, засады, реквизиции, фуражировки.

Мы сделаем еще некоторые замечания о предприятиях, упомянутых в последнем пункте. Как при совершении их в действительности, так и при описании нужно всегда руководствоваться образом [374] действия наступающего, так как он владеет инициативой и, следовательно, имеет право предписывать законы, не говоря уже про то, что наступление вообще более свойственно духу конницы.

Обыкновенно наступающий начинает с рекогносцировки и затем сообразно с добытыми сведениями приступает к самому действию. Последнее может состоять, в зависимости от обстоятельств, или в открытом бою, или в маневрировании с целью отвлечь внимание неприятеля, оттянуть его силы от пункта атаки и тем доставить себе хотя бы временное превосходство. Самая атака должна быть направлена частью сил на прикрытие, частью — на прикрываемое и состоящих при нем рабочих, обозных т.п. Первое должно быть атаковано в большинстве случаев в сомкнутом строю, второе — в разомкнутом.

Еще необходимое условие, одинаково важное и для нападающего, и для обороняющегося, которое далеко не всегда исполняется в мирное, а тем более в военное время, это то, что следует во что бы то ни стало, пока есть малейшая возможность, стремиться выполнить свою задачу до конца и не довольствоваться первой попыткой, если она была неудачна. Часть, которая, подойдя с фронта к неприятелю и встреченная несколькими выстрелами, повернет назад, сочтя свою задачу невыполнимой, лучше бы сделала, если бы совсем не трогалась с места. Необходимо, если сразу не удается, пытаться достигнуть того же другим путем, например заменить силу, к которой вообще далеко не всегда следует прибегать в предприятиях малой войны, хитростью, и вместо того чтобы путаться перед фронтом, объехать с фланга. Вообще следует понемногу и только под сильным давлением непреодолимых препятствий понижать свои требования, и если нельзя увенчаться лаврами, то во всяком случае извлечь из обстоятельств всю возможную пользу; например, если нельзя захватить транспорт — следует по возможности попортить и задержать его; в другом случае постараться добыть верные сведения и т. д. Даже после сильных потерь и кажущейся совершенной неудачи не следует отчаиваться. Часто бывает, что неудача сама способствует дальнейшим успехам, например, потеря транспорта может настолько изменить отношения между противниками, что побежденному представится вполне возможность отобрать назад все потерянное или по крайней мере большую часть его.

Чего еще следует избегать — это погони за успехами в ущерб возложенной задаче. К последней следует всегда относиться строго и точно, не выходя из ее границ, и отказываться от нее, только [375] убедившись после целого ряда попыток в невозможности ее выполнить.

Постепенность в обучении. При обучении полевой службе совершенно невозможно разобрать все могущие представиться случаи; с другой стороны также невозможно, вследствие крайнего разнообразия их, подвести все случаи под известные правила и свести в определенные категории. Следовательно, придется по установлении некоторых общих положений прибегнуть к разбору многих частных случаев, основанных на известных положениях, чтобы таким путем выработать в людях как бы инстинктивное понимание дела, и с этого начать обучение.

Следующей ступенью будет практическое обучение уставной стороне полевой службы пешком на плацу и на местности вблизи расположения части. Слишком большого распространения, однако, этим упражнениям придавать не следует, так как в них люди должны только выучить в совершенстве формальную сторону дела, отнюдь не затупляя способности понимания и рассуждения. Следует просто проделать пешком на возможно ровном и открытом месте все уставные требования, при возможно большем числе участников и зрителей, чтобы все могли видеть и слышать. К концу этих занятий, перед тем как сесть на лошадь, каждый человек вполне твердо и основательно усвоит все эти требования.

Затем следует выезд в поле эскадронного командира с офицерами, унтер-офицерами и толковыми рядовыми для решения на местности различного рода самых простых задач.

Наконец, начинаются собственно упражнения в полевой службе частями различного состава до маневров всех трех родов оружия включительно.

При всех вышеприведенных упражнениях следует начинать с более легкого (аванпосты), затем переходить к более трудному (меры охранения во время движения, сначала на шагу, затем на других аллюрах) и оканчивать самым трудным (разъезды), — первое время все без неприятеля, а потом уже и с таковым.

Всегда следует задаваться задачами возможными, устранять все, требующее богатого воображения и для людей недоступное, местность принимать так, как она есть; последнее условие трудновыполнимо в мирное время, так как приходится избегать топтания полей и порчи частной собственности. Также трудно в мирное время иметь к приезжим и частным лицам те же отношения, которые неминуемо установятся в военное. Есть только одно средство [376] исправить это: всякий раз, когда обстоятельства мирного времени требуют отступления от правил, установленных для военного, нужно особенно обращать на это внимание людей и объяснять, как оно должно быть и почему делается не так.

На упражнениях крупных частей следует строго следить за тем, чтобы все движения и перестроения делались по уставу, а люди ездили по правилам манежной езды.

Заключительным актом обучения сторожевой и разведывательной службы будут кавалерийские маневры. Вследствие большой их важности именно в смысле обучения, ими никак не следует пренебрегать, хотя в них-то именно и труднее всего установить полное согласие с требованиями военного времени, так как при этом совершенно необходимо иметь в своем полном, так сказать деспотическом, распоряжении не только людей и лошадей, но всех правительственных лиц и все пути сообщения района маневров. Эти трудности и вызывают редкое пользование ими; их производят обыкновенно только при передвижениях конных частей в лагерные сборы. Что они, однако, вполне возможны, показали произведенные русской конницей в сентябре 1876 г. в Царстве Польском большие маневры, в составе четырех с половиной дивизий (73 эскадрона и 54 конных орудия), под руководством великого князя Николая Николаевича старшего.

Наконец, маневры всех трех родов оружия должны также войти в состав инструкции для полевой службы и составить в ней после днюю главу.

VI. Употребление конницы

Коннице приходится действовать на войне или в непосредственной связи с другими родами оружия (дивизионная и корпусная кавалерия) или самостоятельно в составе кавалерийских дивизий и корпусов. В обоих случаях она или принимает участие в сражении с другими войсками или несет самостоятельно сторожевую и разведывательную службу. Сообразно этим ее видам службы и следует рассматривать деятельность и применение конницы. Но так как чрезвычайно трудно разграничить бой и наблюдение за противником, вследствие их постоянного сплетения между собой, то будет удобнее разобрать деятельность кавалерии сообразно тем задачам, которые ей ставятся в различные периоды войны. Мы будем говорить [377] только о крупных, самостоятельных единицах; роль же более мелких частей выяснится при этом сама собой.

1. Во время приготовления к войне до начала операций

Для прикрытия мобилизации своей армии и для препятствования мобилизации противника конница должна быть быстро мобилизована, сосредоточена возможно ближе к границе и оттуда двинута широким фронтом, имея авангарды по главным дорогам и отдельные эскадроны и офицерские патрули на второстепенных; в таком порядке, в тесной связи частей по фронту и в глубину, и по возможности вся в руках одного лица, она дойдет до границы или указанной главнокомандующим линии, где останавливается и занимает стратегическую линию постов для удержания противника. Отсюда она старается войти в соприкосновение с противником — сначала, до объявления войны, с помощью местных жителей, шпионов и т.п., а впоследствии — и разъездами. С этой временно неподвижной базы высылаются взводы, эскадроны и полки, иногда с придачей пионеров и конных орудий, против фронта неприятеля, на его фланги или кругом них, а в случае невозможности последнего — путем прорыва фронта, в его тыл или для определения пунктов сосредоточения сил противника, для уничтожения телеграфов, железных дорог, мостов и т.д. (степень разрушения должна находиться в зависимости от предстоящих действий); для производства фуражировок, реквизиций, нападений на неприятельские магазины, депо и даже небольшие отряды — одним словом, всячески задерживать и препятствовать операциям неприятеля. Вообще в это время будут происходить преимущественно мелкие стычки конных или спешенных частей; более крупные столкновения произойдут только, если назначенная нашей коннице линия занята противником или если этот последний захочет нас оттеснить с нее или предпримет большими силами операции против нашего фронта, флангов или тыла.

Таким образом, все действия конницы сводятся к тому, чтобы самим видеть и выслеживать, препятствовать в том же противнику и доносить обо всем узнанном.

Доставка донесений должна быть организована по возможности лучше, для чего нужно иметь в полном распоряжении все существующие в мирное время телеграфные и почтовые линии, пользоваться курьерами, почтовыми голубями и т.д. и тщательно охранять свои сообщения от посягательств на них противника. [378]

Вместе с тем весьма необходимо сообщать высланной вперед коннице, в гораздо большей степени, чем это делалось до сих пор, все сведения о противнике, имеющиеся в главной квартире из других источников. Это необходимо как для самых передовых частей, чтобы они направляли свою деятельность в надлежащую сторону и не тратили сил напрасно, так и для расположенных более позади, чтобы последние не утомлялись напрасными мерами охранения и не пренебрегали нужными. Совершенно понятно, что в военное время все заботы о сбережении людей и лошадей отходят на второй план, и что не следует их жалеть для достижения какой-либо важной цели. Но с другой стороны, также понятно, что там, где этой цели нет, эта забота необходима, и следует всегда избавлять войска от напрасных лишений, облегчать их труды и приберегать их силы для критических минут; но не следует также вдаваться в противоположную крайность и позволять войску изнеживаться. Это нужно помнить при всяком положении войск — на биваке, на квартирах и на походе, причем в каждом частном случае должны приниматься в соображение общее положение дел, близость неприятеля, его сила, расположение, предприимчивость и т.п.

Вообще следует соблюдать следующие основные положения:

1. Дальнее освещение местности мелкими партиями, силой до эскадрона, которые уступают, когда неприятель нажимает на них, и сейчас же опять идут вперед, когда давление со стороны неприятеля прекращается.

2. Следование крупных единиц, полков и бригад, по нескольким, не слишком друг от друга отдаленным, дорогам для возможно быстрого их сосредоточения.

3. Образование резерва, лучше всего из тяжелой бригады в каждой отдельной дивизии.

4. Постоянная связь между авангардом и главными силами, аванпостами и их поддержками, опять для возможно быстрого сосредоточения всей дивизии.

5. Возможно частые донесения в главную квартиру.

2. От начала операций до боя

В этот период конница, смотря по характеру действий армии (оборонительному или наступательному), продолжает служить как бы стратегическими аванпостами или принимает на себя роль стратегического авангарда. В последнем случае она входит в соприкосновение [379] с неприятелем и, стараясь не терять его из виду, освещает далеко высланными разъездами всю местность впереди и на флангах армии и, если возможно, прорывает в одном или нескольких местах завесу неприятельской конницы, чтобы видеть, что делается позади нее, и возможно скорее узнать пункты расположения и направление движения неприятельских масс; при этом она старается занять важные пункты в стратегическом отношении: дефиле, мосты, железнодорожные узлы и т.п. и удержать их за собой до прибытия пехоты. Одновременно она должна препятствовать тем же действиям противника. Разумеется, что при подобных же действиях со стороны неприятельской конницы могут произойти с последней крупные и серьезные столкновения, большей частью конные (разве только при занятии местных предметов может случиться, что будут сражаться спешенные части), по правилам трехлинейной тактики в чистейшем ее виде. Тут именно следует пустить в ход тяжелую конницу, которую до тех пор сберегают и держат позади. От исхода этих столкновений зависит, разумеется, дальнейший образ действий конницы. Но вообще можно сказать, что она должна постоянно стремиться проникнуть как можно дальше, не отходя, однако, без особой крайности; как только давление становится слабее, сейчас же опять выдвигаться вперед.

Кроме вышеприведенной деятельности на фронте армии конница производит в самых широких размерах набеги, фуражировки, реквизиции и т.д. При последних нужно быть, однако, очень осторожным, чтобы позади идущим частям дать возможность добыть продовольствие на месте; вообще надо брать только необходимое для войск (а не для маркитантов) и избегать всего, что могло бы напоминать грабеж и разорение; на все взятое должны быть выдаваемы квитанции, и каждый проступок, каждое самовольное действие должны быть строго наказуемы.

Кроме того, коннице еще приходится поддерживать связь между различными отрядами и колоннами, охранять пути сообщения, прикрывать обозы и вообще оберегать спокойствие армии.

Достойные подражания примеры вышеупомянутой деятельности конницы перед фронтом армии мы находим впервые в новейшее время в 1812 г, в России, а затем в франко-германскую войну 1870—1871 гг. в действиях 1-й и 2-й армий с самого первого дня. В 3-й армии действия эти были начаты несколько позднее, но тем энергичнее велись они потом, так что, например, поиск двух эскадронов 5-го драгунского полка с 21 по 27 августа 1870 г. может [380] служить образчиком того успеха, которого может достигнуть конница в подобной деятельности, конечно, при вполне благоприятных обстоятельствах; но стремиться к этому она должна всегда.

3. При боевых столкновениях армий

В этом периоде деятельность конницы чрезвычайно разнородна и разнообразна.

Перед боем она сводится к действиям стратегического авангарда. По мере того как армии обоих противников сближаются, уменьшается и расстояние их до передовых конных частей, и вообще глубина занимаемого ими пространства как в движении, так и на отдыхе. Вместе с тем густота конной завесы все увеличивается, выигрывая в непроницаемости и способности к решительным действиям, но теряя возможность укрывать следующие позади в густых массах войска от взглядов противника, если он найдет удобный к тому пункт. Наконец наступает минута, когда армия убирает назад свою завесу или проходит через нее для вступления в бой. Во все это время конница продолжает свою деятельность, стараясь высмотреть, что делается у противника, и скрыть от него, что делается у нас.

Когда затем армия уже заняла свою боевую позицию, то при наступательном бое конница старается возможно точнее определить расположение противника на позиции, опорные пункты, подступы, фланги, силу отдельных участков, места резервов и т. д. Для этого она должна будет с фронта подойти возможно ближе к позиции, часто в пределы действительного неприятельского огня, или широким фронтом одновременно по всей позиции, или следуя вдоль нее, последовательно от одного пункта к другому. Вместе с тем конница обходит фланги противника, чтобы оттуда высмотреть, что делается в тылу его. Все добытые ею сведения, обыкновенно накануне сражения, послужат материалом для составления плана сражения и вытекающих из него диспозиций.

Деятельность конницы при оборонительном бое понятна сама собой из вышеприведенного и последующего.

В самый день боя конница наступающего служит тактическим авангардом его пехоты и артиллерии, чтобы скрывать возможно дольше направление их движения и вместе с тем своевременно открыть происшедшие со вчерашнего дня изменения в расположении противника. [381]

Двигаясь таким образом перед фронтом армии) разведывая о неприятеле и задерживая его рекогносцирующие отряды, конница выжидает начала самого боя. Тогда дивизионная конница отходит назад и располагается за закрытиями по возможности ближе от боевой линии; самостоятельные же конные части располагаются частью на одном или обоих флангах, частью — в резерве, если они не нужны для заполнения пустых промежутков в боевой линии. Вообще последнее применение конницы очень нежелательно, и в таких случаях следует ее всегда ставить позади этих промежутков, а не на уровне общей боевой линии.

Деятельность конницы в бою двоякая: охранительная и боевая. В первом смысле она продолжает наблюдение на обоих флангах и с тыла, чтобы войска не подвергались неожиданным фланговым атакам или обходам и чтобы своевременно открыть приближение свежих неприятельских частей. Вместе с тем она внимательно следит за ходом боя, чтобы заранее предугадать момент, когда потребуется ее вмешательство (дивизионная и резервная конница).

Вмешательство это в удобные или опасные минуты может произойти против всех трех родов оружия или путем частных атак дивизионной или отдельных частей резервной конницы (с целью воспользоваться временным успехом или предотвратить минутную неудачу) или путем решительных атак больших конных масс. Подобные бои потребуются против неприятельской конницы, например, если она мешает действиям на флангах или в тылу или сама начинает проявлять такого рода деятельность. Но и против пехоты и артиллерии конница может действовать, даже при нынешнем оружии (хотя реже, чем прежде), если, например, неприятельская пехота утомлена продолжительным боем, потрясена сильными потерями, вообще находится в невыгодном положении, вследствие чего имеется возможность прорвать и опрокинуть ее и тем окончить дело или, по крайней мере, способствовать скорейшему его окончанию; или же, наоборот, если требуется выручить нашу пехоту, попавшую в тяжелое положение, которое угрожает потерей сражения.

Обыкновенно в бою конница действует на коне холодным оружием. Но могут быть случаи, когда ей для обороны каких-либо отдаленных важных пунктов против неприятельской конницы и даже пехоты (которую удастся ввести в заблуждение) приходится спешиться, что сделали, например, с большим успехом 2 эскадрона 12-го французского драгунского полка при бою при Шпихерне 6 августа 1870 г., заняв высоты Канинхенберга у Форбаха. [382]

Применение к пешему бою крупных конных масс, например дивизии, подобно тому, как это практиковалось в американскую междоусобную войну, будет случаем совершенно исключительным, хотя, конечно, нельзя отрицать, что если пехоты мало и имеется многочисленная конница, вооруженная хорошим огнестрельным оружием и умеющая им действовать, которая притом же не может нести свойственную этому роду оружия службу (например, в обстоятельствах, подобных имевшим место в начале декабря 1870 г. к юго-западу от Парижа, особенно во время битвы при Кулмье), то при угрожающей опасности она может и должна сражаться пешком, по крайней мере с таким же правом, как две пионерные роты в сражении при Вионвиле 16 августа 1870 г., которые, по израсходовании последних пехотных резервов, бросили инструмент и взялись за ружья к своей собственной славе и к общей пользе.

По окончании боя конница преследует разбитого противника или прикрывает отступление. Действия в том или другом случае зависят от обстоятельств — от степени решительности победы, состояния войск обеих сторон, времени года и дня, условий местности и других причин. Вообще же можно признать за основное правило, что всякий одержанный в деле успех должен быть развит и доведен до конца энергичным преследованием.

Преследование после окончательно одержанного успеха может быть подведено под два вида: тактическое и стратегическое.

Первое состоит в немедленном же наседании на отступающего в беспорядке противника для извлечения возможной пользы из достигнутого тактического успеха. Его цель — увеличить беспорядок в разбитых массах, воспрепятствовать сформированию их в колонны выделению арьергарда, ускорить отступление, обращая неприятеля в бегство, одним словом — полное рассеяние противника и захват пленных, орудий и всевозможных трофеев. Исполнение подобного рода преследования будет следующее: главнокомандующий заранее собирает резервную и вообще всю свободную конницу и в нужную минуту пускает ее на неприятеля; подобно бурному потоку, она проходит сквозь интервалы сражающихся частей или кругом их флангов и бросается на отступающие неприятельские войска, распространяя кругом страх и ужас. Удар должен следовать за ударом, направляясь преимущественно на неокончательно еще расстроенные части, нажимая отступающих на узкие дефиле, непроходимые места или стараясь, напротив, их отбросить по разным направлениям — смотря по тому, что окажется в данном случае целесообразнее. Если [383] арьергард противника был сформирован вовремя и способен сопротивляться, то конница обскакивает его и бросается на следующие в голове или хвосте части, отрезая идущие позади и обращая неудачу в катастрофу. Вышеописанное преследование, которое можно назвать наседанием, может быть выполнено только конницей разве с придачей конной артиллерии. Так как оно исключительно ее дело, то всякая конница обязана при первом удобном случае немедленно начинать его по собственной инициативе и вести как только можно дальше. Границей здесь будет то условие, чтобы преследующая конница не отделилась по собственному произволу окончательно от армии, а вернулась к ней, смотря по времени начала преследования, в тот же или самое позднее — на другой день; при этом можно принять, что конные части, до полка включительно, проходят 80 верст в сутки, а одиночные офицеры и разъезды — до 120 верст. При подобного рода преследовании коннице придется действовать почти исключительно на коне и холодным оружием, и только в редких случаях вести бой пешком, например для занятия дефиле и т.д.

Второго рода преследование — стратегическое, отличается от наседания тем, что оно распространяется на большие расстояния и на более продолжительное время; его цель — совершенно рассеять неприятельскую армию, а при благоприятных условиях и заставить ее капитулировать. По самому смыслу вещей оно может быть произведено только по приказанию главнокомандующего, а не по собственной инициативе конной части, которая не смеет самовольно, как мы уже говорили выше, отделяться от армии.

Стратегическое преследование может быть ведено двумя способами. При первом — действия конницы те же, что и при тактическом преследовании, только в течение более продолжительного времени и на больших расстояниях; участвует в нем также почти исключительно конница, на коне, холодным оружием и в редких случаях в пешем строю. Второй способ может повлечь за собой совершенное уничтожение неприятельской армии, а может быть, и окончание войны. Задача эта одной конницей выполнена быть не может; требуется самое энергичное участие пехоты, а дело конницы будет состоять в доставлении ей возможности подобного участия. Здесь дело будет состоять не в настойчивом наседании, нажимании, а, напротив, в задержании, останавливании неприятеля, чтобы дать время подойти своей пехоте. Поэтому конница действует против фронта противника только в смысле авангарда, т.е. старается заставить неприятеля развернуть силы и тем замедлить [384] отступление. Между тем главные массы конницы с многочисленной конной артиллерией, а при возможности и с пехотой, стараются возможно быстрее произвести дальний обход, вне сферы наблюдения противника, выйти во фланг, а если можно, то впереди голов его колонн, занять удобную позицию поперек дороги и остановить отступающие части, спешив, если потребуется, все, что только можно, до прибытия пехоты. Вместе с тем войска, преследующие с тыла и уведомленные каким-либо сигналом, переходят к решительным действиям. Вполне понятно, что подобный образ действия возможен только при особенно благоприятных обстоятельствах и сопряжен с некоторым риском, без которого, впрочем, не может быть достигнута ни одна сколько-нибудь важная цель. Где обстоятельства не совсем благоприятны или силы недостаточно велики, там придется поставить себе и меньшую цель. Если, следовательно, отрезать всю неприятельскую армию невозможно, то придется попытаться отрезать только часть ее, хотя бы арьергард; если и это невозможно, то надо ограничиться тем, чтобы всячески задерживать отступление противника, обстреливая его конной артиллерией, атакуя авангарды, обозы и т.д. Вообще в каждом данном случае надо будет действовать сообразно обстановке; важнейшим же залогом успеха является: сознательное стремление к исполнению самых широких задач, обдуманное решение и энергичные действия.

История учит нас, что самые решительные преследования вполне возможны. Большая часть сражений Наполеона дает нам пример энергического наседания на противника после одержания победы. (Фридрих Великий был почти всегда окружен врагами, а потому и не мог преследовать.) Встречаются примеры стратегического преследования в течение нескольких дней и даже недель: преследование Александром Македонским персов после Арбелл — через всю Персию; преследование саксонцев Карлом XII в октябре 1704 г.; преследование Мюратом австрийцев после Ульма в 1805 г. и после Иены и Ауэрштедта в 1806 г.; преследование пруссаками Наполеона после Бель-Аллианса (Ватерлоо) в 1815 г.; несколько случаев в северо-американскую междоусобную войну (Форрест) и т. д. Примеров же стратегического преследования второго рода имеется всего один — заключительный акт той же американской войны.

Последние войны в Европе не дают примеров решительного преследования. Австро-прусская война 1866 г. не дает вообще примеров [385] особенно удачного употребления конницы, может быть, потому, что конницы обеих сторон были равны по качествам. Но и после сражений франко-германской войны 1870—1871 гг. мы почти не встречаем энергических преследований, что, конечно, отчасти объясняется условиями местности, погоды, времени года и некоторыми другими причинами (например, окончанием боев при Меце под самой крепостью); нельзя, однако, не сознаться, что преследование составляло слабейшую часть деятельности конницы в эту войну. Единственный пример образцового преследования (хотя и не конницы) даже не разбитого, а просто оттесненного с фронта противника и притом более многочисленного, но более слабого достоинства, преследования, веденного в самое холодное время года, по гористой местности, представляют действия генерала Мантейфеля против армии Бурбаки. Правда, действия эти имеют отношение к коннице только потому, что главнокомандующий вышел из ее рядов, но вместе с тем они и для нее в высшей степени поучительны, потому что если пехота (правда, заранее высланная) могла поспеть во фланг и в тыл, то коннице, могущей пользоваться поддержкой конной артиллерии, а иногда и пехоты, эта задача и подавно по плечу, если притом она имеет хорошее огнестрельное оружие. Весьма удачными должны быть также признаны действия немецкой конницы 2-й армии, особенно 5-й дивизии, перед мецскими боями, когда ей удалось обогнать передовые французские части и задержать их, даже не спешиваясь, до прибытия пехоты.

Мы уже говорили, что подобного рода действия представляют значительную опасность (Ганау, 1813 г.), но без риска нельзя и достигнуть больших результатов. Вся жизнь и деятельность конницы есть азартная игра. Если она не будет, когда нужно, ставить все на карту, то она выше посредственности никогда не поднимется.

Из сказанного о преследовании можно вывести заключение о том образе действий, которого конница должна держаться, прикрывая отступление разбитой армии. Первым ее делом будет принять на себя отступающие части, обеспечить их от немедленного тактического преследования неприятеля, особенно его конницы, и дать им время прийти в порядок, выделить арьергард, построиться в колонны и т. д. Для этого резервная конница (как, например, австрийская при Кениггреце), с поддержкой конной, а если можно то всей или части резервной артиллерии, выдвигается вперед и бросается на неприятельскую преследующую конницу и передовые [386] пехотные части, тоже расстроенные после одержанного успеха; пользуясь этим, пехота отходит дальше назад, приводится в порядок, выделяет арьергард или занимает позицию для обеспечения отступления резервной конницы. Если это удалось, то часть конницы остается при арьергарде, чтобы, по возможности, задерживать натиск неприятельских всадников на коне или спешившись, атаками или засадами, чтобы побудить их к более осторожному наступлению. Вместе с тем следует по временам переходить в наступление, чтобы убедиться, не уменьшается ли напор неприятеля с тыла и, следовательно, не предпринимает ли он значительными силами обход с флангов или не останавливает ли он совсем преследования.

Другая, обыкновенно большая часть конницы берет на себя охранение флангов на возможно дальнее расстояние — задача чрезвычайной важности. Прежде всего ей приходится наблюдать как можно дальше дороги параллельные пути отступления, а затем вести бой с неприятельской конницей, по большей части верхом. Ей может придется действовать, смотря по обстоятельствам, на одном или обоих флангах; но в первом случае все-таки нельзя оставлять, по крайней мере без наблюдения, и другого фланга.

Кроме того, часть конницы приходится высылать вперед в составе авангарда, которая может быть относительно немногочисленна и усиливается только при получении известия о намерении неприятеля отрезать путь отступления, чтобы быть тогда в состоянии отразить его на коне или спешившись, заняв удобную позицию или важные пункты на пути отступления армии.

4. Между сражениями

Действия конницы в этом периоде отчасти выяснены предыдущим, так как в это время на ней лежит обязанность извлекать всю возможную пользу из одержанного успеха или, наоборот, препятствовать в том неприятелю. Если же преследование невозможно — по нерешительному ли исходу боя, по принятым ли неприятелем мерам или по каким-либо другим обстоятельствам, то конница продолжает свою деятельность в том же духе, как и в период от начала операций до первого сражения.

Достойный подражания пример подобного рода деятельности мы находим в действиях германской конницы за время 14—16 августа [387] 1870 г. Тем более поразителен следующий затем образ действий той же конницы с 16-го вечером и до начала сражения 18 августа. Совершенно невольно спрашиваешь себя: что же сделала она для общего блага в течение всего 17-го и до полудня 18-го, находясь на месте в силе 5 дивизий или 28 полков и свыше 100 эскадронов? Конечно, часть ее, сражаясь 16-го и находившаяся около 19 часов в седле, нуждалась в известном отдыхе; но стратегическое положение было таково, что требовалось чрезвычайное напряжение всех физических и духовных сил. 17-го вечером германской коннице следовало дойти до дороги Мец-Бриэ и до Орны или по меньшей мере до дороги Мец-Конфлан и затем разведать, куда двинулась французская армия после боя 16-го числа и что она делала. 18-го же ей следовало в точности определить расположение неприятеля, чтобы не приходилось действовать целыми корпусами для определения места нахождения правого фланга французов. Это не стоило бы ей, вероятно, больших жертв (так как французская конница опять была расположена позади своей пехоты), а сберегло бы много времени и крови, хотя в этот раз дело и обошлось без других более печальных последствий. На деле только саксонская конная дивизия произвела поиск в желательном направлении.

До сих пор мы говорили преимущественно о деятельности конницы в полевой войне, и нам остается только добавить, что вообще конница может играть значительную роль там, где дело идет о предупреждении противника на том или другом важном пункте. Вспомним только Вердера и Бурбаки в январе 1871 г. во время их параллельного движения на Бельфор и русскую и французскую армии в начале войны 1812 г. до боя у Смоленска.

5. Конница в позиционной войне

Последние войны, хотя значительно более скоротечные, чем прежние, не утратили до известной степени позиционного характера, благодаря усилившемуся значению искусственных сооружений, вызванному современным оружием. Вспомним только Ричмонд-Питерсбург в американской, Мец и Париж в франко-германской, Плевну, Рущук, Разград-Шумлу, Каре, Батум — в русско-турецкой войнах.

Деятельность конницы во время продолжительной приостановки полевых действий, вызываемой осадой и обороной больших крепостей и укрепленных лагерей, весьма различна. [388]

Со стороны наступающего она во время передвижений для обложения крепости составляет обыкновенно авангард осадного корпуса, перехватывает все сообщения противника и прикрывает прочие войска. Затем часть ее (дивизионная конница) составляет контрвалационные передовые части, а другая (отдельные дивизии) прикрывает тыл облегающей армии циркумвалационной линией постов, расположенных на дальнем расстоянии, наблюдает за находящимися вне крепости или формирующимися неприятельскими войсками, задерживает их наступление или по крайней мере своевременно уведомляет об их приближении.

Если пехота не могла совершенно обложить крепость, то конница наблюдает за незанятыми промежутками, перехватывает подвозы и по возможности прекращает всякое сообщение; смотря по обстоятельствам, она при этом или выставляет в ту или иную сторону аванпосты, или же высылает только разъезды, наблюдая преимущественно за дорогами и другими путями сообщений, занимая их, а в случае нужды и разрушая. Кроме того, на конницу же возлагаются заботы по снабжению армии продовольствием и фуражом; она добывает их в окрестностях путем реквизиций и фуражировок и сопровождает транспорты, препятствуя тем же операциям противника.

Действия конницы обороняющегося понятны сами собой из вышеприведенного. Только самая незначительная часть ее (лошади которой в сущности заранее обречены на заклание), нужная для наблюдения, ординарческой службы и вылазок, остается в крепости; вся остальная обязана, как только вопрос об отступлении армии в крепость решен утвердительно, во что бы то ни стало и с какими бы то ни было потерями, прорваться. Затем она по возможности долго поддерживает сношения с крепостью, действуя или самостоятельно или при содействии других частей, как вновь формирующихся, так и старых. Она старается затруднить неприятелю полное обложение крепости, прикрывает подвозы и формирование новых частей, служит авангардом армии, предназначенной для освобождения крепости, и усиленно действует в тылу осаждающего корпуса, постоянно его беспокоя, перехватывая подвозы, препятствуя реквизициям и фуражировкам, и т.д. При этом обеим конницам, как наступающей, так и обороняющейся, приходится усиленно вести малую войну, но вместе с тем могут быть случаи и серьезных столкновений между ними, на коне и пешком. [389]

VII. Ведение конницы и ее начальники

Основание управления кавалерией в смысле техническом изложены уже выше. Но надо сказать, что положение начальника конницы совершенно исключительное. Самым высшим начальникам приходится не только руководить ее действиями, но вести ее, а иногда и командовать. Личность играет такую роль, что часто бывает важнее, кто ведет кавалерийскую часть, чем как он ее ведет. История всех времен и народов показала, что хорошие кавалерийские генералы встречались очень редко, и появление их составляло эпоху не только в истории конницы, но часто даже в истории военного искусства вообще. Причины тому лежат, несомненно, в тех высоких требованиях, которым они должны удовлетворять, и притом в требованиях часто друг другу в основании противоречивых.

Хороший кавалерийский генерал должен в себе соединять безумную смелость с разумной осторожностью, страстность с рассудительностью, горячее сердце и пылкий дух с холодной головой и спокойным рассудком, отличительными качествами его должны быть быстрая решительность и упрямая настойчивость, методизм и глубокое понимание дела — в период подготовки действий и гениальность — при их исполнении. Для всего этого, очевидно, прежде всего необходимы природные способности, но одних их недостаточно; их следует дополнить разумным воспитанием и образованием, физическим и нравственным. В отрицании последнего, в надежде преимущественно на природные дары лежит важная причина малого числа хороших кавалерийских генералов. Конечно, таковыми до известной степени рождаются, но, чтобы быть им, много нужно приобрести, а для приобретения необходимых качеств и познаний весьма важно правильное воспитание и обучение войск вообще по разумно составленному уставу. Последний даст, по крайней мере, хороших ремесленников, которые приготовляют для одаренного свыше гения путь и орудие, с помощью которого он, а иногда и эти ремесленники (даже в борьбе против гения, но неправильно развитого) одерживают победу.

Но и этого далеко недостаточно; великий мастер не рождается готовым и не может быть сделан таковым другими: он должен еще сам поработать. Таким образом, только при сочетании вместе природных способностей, практического воспитания и обучения с собственными [390] теоретическими занятиями и размышлениями может выработаться идеальный кавалерийский генерал. Если все требуемые условия удачно сочетались в одном лице, то уже все равно, что прирожденно и что привоспитано — все достоинства сливаются в одно общее.

Рассмотрим теперь более подробно все требования, которым должен удовлетворять кавалерийский генерал.

В физическом отношении ему следует обладать теми телесными качествами, которые необходимы для каждого солдата, а именно: здоровьем, способностью к перенесению трудностей и лишений, хорошим зрением и слухом, сильным, ясным и звонким голосом. Если природа не вполне наделила одним из этих качеств, то таковое может быть развито постоянными упражнениями или заменено, поддержано каким-либо искусственным средством. Если к упомянутым качествам присоединяется некоторая элегантность, мужественная красота, величественный вид, то это может только иметь воодушевляющее влияние на войска. Особенно важны: умение ездить и действовать оружием; при этом, однако, не следует впадать в часто повторяющуюся, особенно в последнее время, ошибку, а именно не следует считать всякого смелого стиплчезера или счастливого участника гладких скачек за хорошего кавалериста. Очевидно, таковым нельзя быть, не умея хорошо ездить, т.е. управлять лошадью; но можно быть очень хорошим ездоком и очень плохим кавалеристом, точно также, как можно быть отличным ходоком, скороходом, гимнастом и все-таки не быть хорошим пехотинцем, а тем менее хорошим генералом. Несмотря на всю важность езды, дело не в ней; такие ездоки, как Зейдлиц, бывали всегда, но не езда поставила его на такую высоту. (К этому вопросу мы еще вернемся.) Часто придают также чрезмерное значение быстрым передвижениям начальника. Генерал Шмидт говорит по этому поводу относительно взводного командира: «Всегда производит хорошее впечатление, когда начальник ловко и быстро двигается перед строем, не носится зря, бесцельно, но ездит покойно, уверенно; он должен постоянно знать, зачем он в каждом данном случае скачет». И далее об эскадронных командирах: «Часто начальники ложно понимают свою задачу; они думают, что если они быстро носятся во все стороны, то этого и достаточно. На деле же это вызывает только суету в части. Быстрая, лихая езда, конечно, совершенно необходима для начальника, но только для того, [391] чтобы перенестись на то место, где его присутствие нужно; ни одного скачка галопом не должно быть сделано напрасно: передвижения начальника должны вносить жизнь и оживление, но в нем должны чувствоваться спокойствие, знание и уверенность в себе». Если это верно относительно поручиков и ротмистров, то тем более должно быть верно относительно высших начальников, и, действительно, тому, кто знает, чего он хочет и как он это сделает, нечего самому носиться по полю, как ракета, из конца в конец. Но и здесь излишняя подвижность предпочтительнее вялости.

О духовных качествах и способностях мы уже говорили в начале этой главы. И здесь лучше быть слишком пылким, чем наоборот. При горячности есть еще возможность достигнуть успеха, хотя, может быть, и с излишними потерями. Конечно, есть граница, переход за которую влечет за собой бесцельную трату материала, и сравнительно с таким расточителем медлитель лучше, потому что у него останется материал, которым могут воспользоваться другие.

То же самое можно сказать относительно других двух крайностей — природного гения без подготовки и теоретика. У одного часть пропадет от утомления и истощения, у другого от скуки.

Мы, впрочем, говорим здесь о тех фальшивых метеорах, которые оставляют за собой только тень, а от их блеска остаются перегоревшие шлаки.

Обратимся же к тем общим человеческим качествам, которые нужны кавалерийскому генералу, с которыми он появляется на свет, а потом развивает их и дополняет; некоторые познания при этом он приобретает только путем изучения специальностей.

Качества, так сказать, технические, чисто кавалерийские, очевидно, не могут быть прирожденными; их нужно приобрести путем практических упражнений и теоретических занятий. Главное при этом верные принципы, логическое следование им, систематичность, внутренняя переработка всего изученного так, чтобы оно вошло в плоть и кровь и переходило в жизнь в каждом частном случае как бы инстинктивно.

Вытекающие из сказанного требования, которые должны быть предъявлены кавалерийскому начальнику, могут быть выражены в трех пунктах, он должен обладать:

а) знанием материала и своих средств;

б) способностью угадывать намерения противника и

в) инициативой. [392]

l. Необходимо совершенное знание устава, чтобы постоянно знать, какими уставными перестроениями выполнить то или другое. Но этого мало: необходимо еще умение применять устав, которое только одно дает возможность привести войска легко, быстро в порядок и в подходящем строю туда, где они нужны. Надо знать при этом, чего можно достигнуть сигналом или командой.

Весьма важно правильное понимание значения пространства и времени. Первое важно уже и в мирное время, чтобы при производстве различного рода эволюции иметь постоянно достаточно места перед собой, а не оказываться всякий раз по окончании построения на конце плаца; еще важнее оно в военное время, где, правда, имеется в распоряжении неограниченное пространство, но зато на нем встречаются непроходимые места, части войск, неприятель и т.п. Значение правильного понимания или распределения времени для своевременного появления на известном пункте понятно само собой; недостаточно привести часть не «слишком поздно», но нужно еще привести ее с полными силами; вместе с тем не следует приходить и слишком рано, чтобы не обнаружить своих намерений. Все сказанное касается всех кавалерийских начальников, от взводного командира, которому также необходимо уметь своевременно подать команду, и до высшего начальника конницы.

Кавалерийскому генералу необходимо знать вполне своих подчиненных начальников; с ними должно быть установлено совершенное взаимное понимание, без которого своевременность действий затрудняется до чрезвычайности. Для этого необходимо: установление какой-либо общей, доступной терминологии, ясность и точность в отдаче приказаний и распоряжений со стороны старших, и со стороны младших — правильное схватывание и понимание сказанного, разумное исполнение в указанном смысле по духу, а не по букве только, с проявлением собственной инициативы, где это нужно. Не менее важна правильная передача приказаний и распоряжений адъютантами и ординарцами; это совсем не так легко, как кажется, и должно быть предметом постоянных упражнений. Таким образом, чрезвычайно полезно, чтобы старший начальник давал поручение одному из подчиненных привести части (эскадроны, полки и т.п.) к данному времени в известном построении, в определенное место, где начальник примет над ними командование. Опыт доказал, что подобное упражнение далеко не бесцельно. В данном случае приходится проявлять [393] свою инициативу, наталкиваясь на различные местные препятствия и задержки, и исполнять вместе с тем приказание, отданное в общих чертах.

Остается еще один вопрос, касающийся знания начальником своей части, — это твердое ею управление.

Конечно, генерал не должен входить в разные мелочи ведения войск, но в коннице, где ведение, управление и командование очень часто сливаются воедино в руках старшего начальника, где вообще мелочи и крупное не имеют твердо определенной границы, там значение твердого управления весьма велико. Всякий начальник должен постоянно иметь свою часть в руках и вести ее без колебаний и нерешительности к заранее поставленной цели. В случае какой-либо ошибки, недоразумения следует заметить ее по возможности при самом начале и в случае нужды личным вмешательством остановить дальнейшее ее распространение. Каждый начальник, от самого старшего и до самого младшего, должен постоянно поддерживать порядок во вверенной ему части и немедленно восстановить таковой, если бы он был нарушен.

2. Способность распознавать намерения противника. Для этого необходимо: во-первых, знание того, что и как может сделать противник, т.е. знание его устава, а во-вторых, в каждом частном случае — умение угадать его намерения по его построениям и направлению движения. Первое может быть достигнуто сравнительно легко изучением в кабинете или, лучше, наблюдением за чужими конницами на учениях и маневрах; второе — дело глазомера, очень трудно и достигается только постоянными упражнениями, хотя бы, конечно, и на учениях своих войск. Знание иностранных сигналов, прислушивание к которым поручается доверенному адъютанту или трубачу, может много помочь.

Если важно ознакомиться с действиями неприятеля в рамках устава и маневров, то тем более необходимо, для предстоящей на войне правильной оценки намерений противника, ознакомиться со свойствами высших неприятельских начальников. Достигнуть этого можно в мирное время только наблюдением за иностранными конницами в период больших сборов и старательным изучением отчетов о маневрах т.п.; в военное же время только путем горького опыта и за весьма большую цену.

В связи с этим находится умение начальника конницы заранее угадать в разгар боя минуту, когда следует вступить в дело, и сообразно с этим подвести своевременно и с полными силами свою [394] часть на соответствующий пункт. Для этого от начальника требуется, во-первых, как бы дар предвидения того, что должно произойти и, во-вторых, наблюдение за ходом боя незаметно для противника — лично и с помощью доверенных лиц из различных мест.

Местность впереди — к неприятелю и назад — к месту нахождения частей должна быть заранее обрекогносцирована относительно проходимости, встречающихся препятствий и т.д. Постоянная связь между начальником конницы и его частями совершенно необходима, хотя бы с помощью сигналов; в случае необходимости на вероятном пути следования конницы и конной артиллерии должны быть сделаны соответствующие исправления и улучшения, например сломан забор, устроены спуски и подъемы изо рва и в него и т.д. Если таким образом начальник ознакомился с противником, следит за ходом боя, знает местность и на основании всего этого в состоянии определить, как и когда надо действовать; если при этом он обладает знанием своих частей и умеет ими распоряжаться в смысле техническом, то

3. Инициатива (характерный признак великих вождей) дает ему возможность привести в исполнение раз задуманное и найденное подходящим с полной энергией и решительностью, без колебаний и задержек. Качество это, вообще важное на войне, совершенно неоценимо в коннице, вся деятельность коей зиждется на решительной атаке и где все дело зависит от удачно схваченной минуты.

Требование это кажется с первого раза весьма трудновыполнимым. Но на самом деле решительность — качество до известной степени прирожденное — может быть выработана, по крайней мере до известной степени, правильным воспитанием и работой над самим собой. Затем в каждом частном случае дело не в том, чтобы принять лучшее решение, а в том, чтобы бесповоротно принять какое-нибудь и энергично привести его в исполнение. Решение может быть далеко не лучшим, вызывать много возражений, но если оно приведено в исполнение решительно, энергично, без колебаний, то не только в большинстве случаев удается, но влечет за собой большие успехи, чем может быть лучшее решение, проведенное вяло, с сомнением и колебанием. Вообще не так важно, что сделать: гораздо важнее, как сделать, и притом сделать самостоятельно, а не подчиняясь посторонним событиям и чужой воле. [395]

Другое обстоятельство, облегчающее принятие решения, заключается в том, что при правильном образе действий (как он описан выше: предварительные рекогносцировки, наблюдение за противником, связь со своими войсками) вряд ли может представиться необходимость в принятии внезапного решения; почти всегда будет достаточно времени для обдумывания и подготовки, по крайней мере это будет так везде, где кавалерия действует самостоятельно и сама выбирает минуту для действий. Но даже и там, где главнокомандующий сам распоряжается или инициативу держит в своих руках неприятельская кавалерия, начальник кавалерии может и должен искать случая ознакомиться с обстановкой и спокойно ориентироваться. Конечно, могут быть случаи, когда конница, расположенная в известной части поля сражения или только еще приближающаяся к нему, получит приказание немедленно прибыть на какой-нибудь пункт, совершенно ей неизвестный, и сейчас же действовать. Но и при этом, даже если часть будет вынуждена идти усиленными аллюрами, начальнику представится возможность выскочить вперед, чтобы по крайней мере хотя несколько ознакомиться с местностью и положением дел, и будет время ориентироваться и принять решение; конечно, времени будет гораздо меньше, чем в первом случае. Еще меньше будет его для заместителя начальника конницы, выбывшего из строя.

Как бы то ни было, но случаи, где является необходимость в моментальном принятии решений, будут всегда исключением, особенно при правильном образе действий начальника. Суметь сохранить спокойствие в разгар боя, быстро принять решение и немедленно направить эскадроны по желаемому направлению — будет, конечно, высшим требованием от кавалерийского генерала. Этому может удовлетворить только гений, сочетающий в себе и теоретические познания и опытность и имеющий за собой испытанные и обученные части. Но для обыкновенных случаев совершенно достаточно, если начальник конницы обладает знанием имеющегося у него под рукой материала и средств, умеет вполне искусно ими распоряжаться, правильно понимает и оценивает обстановку, всегда ориентирован, до известной степени предугадывает намерения противника, никогда не опаздывает — все требования, хотя сами по себе и трудные, но достижимые каждым способным офицером, при добром желании, путем теоретической работы и опыта. Тайна ведения конницы заключается в следующем: вовремя двинув части, подвести их (лично или поручив это [396] другому лицу) ранее противника кратчайшим путем при помощи самых простых эволюции, с полным сохранением сил и без суеты, в соответственном построении, на избранный пункт и, заручившись таким образом нравственным впечатлением неожиданности, спокойно и в порядке перейти к решительным действиям.

Набросаем теперь вкратце образ действий в бою начальника конницы, как он нам представляется, и на наш взгляд этот идеал вполне достижим. Мы его видим спокойно наблюдающим позади вершины холма, дающего ему хороший кругозор всего поля битвы и преимущественно тех пунктов его, где ожидается решение дела; штаб его расположен скрытно в возможной близости. Всадники стоят в удобном месте, настолько близко, насколько это позволяет местность, скрытно, чтобы не повергаться ненужным потерям и иметь возможность появиться внезапно. Если только нужно, части слезают с коней; лицо, которому поручено подвести части, выбирает себе удобное место, откуда оно могло бы видеть как главного начальника, так и войска. Дозоры и разъезды вызваны и осматривают местность, а если можно, то и наблюдают за неприятелем. Когда приближается время вступления в дело, начальник конницы посылает адъютанта или ординарца к оставшемуся при частях начальнику и приказывает вести их в таком-то направлении и в таком-то строю. Люди садятся (если уже не были посажены раньше по какому-либо особому условному знаку) и идут рысью, выполняя строго по уставу все необходимые перестроения; с минуты прибытия на назначенный пункт части вступают в непосредственное подчинение главному начальнику. Затем по сигналу или команде они идут вперед, развертываются и производят атаку.

Теперь — чего не следует делать: начальник постоянно скачет то туда, то сюда и никогда не может быть найден; части двинуты вперед только тогда, когда уже наступила минута для действий, и поэтому во все время движения один за другим подлетают адъютанты и ординарцы и кричат: «Скорей, скорей!», лошади задыхаются, сомкнутость и порядок теряются, части подходят к месту действия, потеряв дистанции, на запыхавшихся лошадях, в большинстве случаев — все-таки слишком поздно.

Место старшего начальника в бою. В инструкции Фридриха Великого от 16 марта 1759 г. значится: «Quand la bataille se livre dans la plaine, et que la cavalerie est postée, chaque général major doit se tenir à la tête de sa brigade, excepté les lieutenants — généraux, à qui j'ai fait défense de se tenir en avant, parcequ'ils doivent redresser [397] le désordre et donner ordre que la seconde ligne soutienne les attaques partout où il sera nécessaire»{108}.

Если сравнить эту выписку с другими указаниями Фридриха Великого, то нельзя не прийти к заключению, что старший начальник (даже командир отдельно действующего эскадрона) никак не должен лично ввязываться в рукопашный бой, где он имеет не более значения, чем всякий рядовой, а при первом удобном случае должен выйти из боя и выбрать такой пункт, где бы он мог исполнить до конца свою роль руководителя. Только в особенных случаях, когда совершенно необходим личный пример, старший начальник берет на себя ведение атаки, например, когда таковая производится большей частью вверенных ему отдельных частей под командой нескольких отдельных начальников, когда вводятся в дело последние резервы, когда нужно пробиться через окружившего со всех сторон неприятеля и т. д. Во всех прочих случаях управление имеет гораздо более значения, чем личное вмешательство.

VIII. Моральный элемент

Как ни таинственны моральные факторы, как ни кажутся они принадлежащими к внутреннему миру человека, они тем не менее подвергаются внешним влияниям; вместе с тем они так могущественны, имеют такое решающее значение, что невозможно не ввести их в круг нашего исследования. Особенно важно значение морального элемента для конницы, так как нравственной силой должны быть проникнуты все всадники без исключения, настолько, чтобы в своем порыве заставить даже лошадей идти вперед, иногда вопреки их желанию. Ввиду этого важно рассмотреть, что обуславливает моральный элемент и как вызвать высшее его проявление. Что касается причин, от которых зависит подъем духа, то в числе самых важных можно указать на следующие четыре: а) сознание своей силы; б) уверенность в [398] исполнении предстоящей задачи; в) доверие к начальнику; г) одержанный успех.

Средствами к достижению нравственной силы могут служить:

а) хороший выбор людей и лошадей, т.е. хорошее комплектование и ремонтирование, целесообразное снаряжение, вообще — хорошая организация;

б) правильное систематическое воспитание и обучение как начальников, так и частей войск, при помощи одного общего, последовательно в одном духе обработанного устава;

в) хорошее довольствие и правильное обращение, причем здесь подразумевается не только достаточная пища и фураж, но и заботливый уход за здоровьем, возможное сбережение сил, избежание ненужных трудов и лишений, своевременная, справедливая похвала и порицание и т.д.

При соблюдении этих условий и начальники и войска выработаются такие, которые будут обладать полной моральной и физической силой, совершенным взаимным доверием и способностью к выполнению всевозможных, самых трудных задач: на суше, на воде, днем и ночью, в мороз и жару, при избытке всего и при всевозможных лишениях.