Операция «Аврора»
В конце 1942 года командование арктическим оперативным районом, контролируемым немцами, было передано адмиралу Шпивинду (в Нарвике), сменившему на этом посту адмирала Карлса, командующего Северным театром (в Киле), который, в свою очередь, был назначен на этот пост вместо перебравшегося в Берлин гросс-адмирала Редера. Подобные рокировки в высших эшелонах немецкого военно-морского командования, впрочем, никаким боком не коснулись подводников: они, как и прежде, получали приказы непосредственно от адмирала Деница (в Лорьяне). Для всех вышеозначенных адмиралов Арктический район боевых действий был все равно что кость в горле: судя по директивам и слухам, исходившим прямо или косвенно из штаб-квартиры фюрера, немецкое верховное командование было крайне недовольно тем, что происходило в Северном Ледовитом океане. Потери, понесенные конвоями на пути в Мурманск, казались явно недостаточными. Даже обнадеживающие донесения о «конвое обреченных» и потерях, нанесенных двум следующим конвоям (PQ-18 и QP-13), меркли перед общими статистическими данными, согласно которым с начала года арктические конвои потеряли всего-навсего пятьдесят сухогрузов из двухсот пятидесяти. А этого было слишком мало. Принимая в расчет средства, выделенные немецкому военно-морскому командованию в Норвегии, это просто смешно, говорил фюрер. Что же касается союзников, их такие потери устраивали вполне. Чего никак нельзя было сказать о моряках, ходивших в конвоях: когда какой-то остряк бросил в шутку, что арктические рейсы больше похожи на увеселительные прогулки, они оскорбились до глубины души. Словом, мнения на этот счет были самые разные. Во всяком случае, с точки зрения высших стратегов, потеря пятой части конвойного флота и правда капля в море.
Недовольство фюрера тем более беспокоило немецких адмиралов, что с наступлением полярной зимы использовать штурмовую авиацию было практически невозможно. В кромешной тьме, да еще при нескончаемых ураганах даже подводные лодки оказались бесполезными. Единственное эффективное средство, на которое оставалось [133] рассчитывать, — надводные корабли-корсары. Поэтому в начале года немцы подтянули в норвежские фьорды «Тирпиц» (35 тысяч тонн), «Адмирал Шеер» («карманный» 10-тысячетонный линкор), «Адмирал Гиппер» (тяжелый 10-тысячетонный крейсер) и «Лютцов» (бывший «Дейчланд», собрат «Адмирала Шеера»). До той поры угроза, которую они собой представляли, была скорее гипотетическая, нежели фактическая. Как бы там ни было, одно лишь их присутствие в Северной Атлантике сковало действия части флота метрополии, укрывшегося в Скапа-Флоу. Иначе говоря, корсары являли собой то, что англичане называют «флотом, оказывающим давление на противника только как потенциальная угроза». Так, в актив этого флота, а вернее, отряда, можно зачислить тот факт, что появление в арктических водах одного только «Тирпица» в начале июля повлекло за собой рассредоточение конвоя PQ-17, завершившееся почти полным его разгромом. Таким образом, для увеличения численности потерь среди союзнических конвоев возникла насущная необходимость использовать ударный отряд кораблей на арктическом театре боевых действий по прямому назначению.
Незадолго до 20 декабря немцы узнали, что «русские» конвои снова готовятся к выходу в море, и один из них собирался сняться из Лох-Ив уже на днях.
На самом же деле конвои стали снова выходить в море с 15 декабря, правда, под другими условными обозначениями: те, что шли в Россию, теперь назывались JW, а обратно — RA. Курсы обоих пролегали южнее тех, какими обычно следовали PQ и QP, поскольку зимой и граница пакового льда сместилась к югу. Конвои JW и RA не заходили в Исландию. Сперва они огибали, уваливаясь к северу, огромное минное поле, простиравшееся между Шотландией и Исландией, затем спускались к югу от острова Медвежий, а оттуда следовали прямиком ко входу в Кольский залив и дальше — в Мурманск.
Конвой JW 51-а, первый из новой серии, снялся 15 декабря из Лох-Ив и уже 25 декабря благополучно, без потерь вошел в Кольский залив. О существовании этого конвоя немцы прознали только через несколько дней после того, как он уже прибыл в Мурманск. Следующим конвоем, о котором им стало известно от своих агентов, был JW 51-В. Это кодовое название навсегда вошло в историю «русских» конвоев.
В Нарвике был срочно сформирован ударный рейдерский отряд под командованием адмирала Куммеца, в который вошли малый линкор «Лютцов», тяжелый крейсер «Гиппер» и шесть эсминцев. Кроме того, немцы направили в воздушное пространство Северной Атлантики и Арктики разведывательные самолеты. Начиная с 22 декабря они патрулировали огромные акватории двух океанов в любую погоду и постоянно сменяли друг друга. [134]
24 декабря один из них наконец обнаружил конвой и передал на базу его координаты, курс и состав: четырнадцать сухогрузов в сопровождении шести эсминцев и пяти-шести корветов или сторожевиков.
Согласно директивам, полученным из Берлина, в Нарвике спешно взялись за разработку плана операции под кодовым названием «Аврора». Он заключался в следующем. Рейдерскому отряду надлежало подойти к конвою с тыла. Затем «Гипперу» предстояло отвлечь на себя эскортные миноносцы. Тем временем «Лютцов» должен был разгромить конвойные суда из своих мощных 280– и 150-миллиметровых орудий. По выполнении этой задачи линкору предписывалось присоединиться к «Гипперу» и на пару с ним добить уцелевшие миноносцы, ежели таковые останутся. После того как в Берлине одобрили и утвердили этот план, адмирал Редер позвонил Куммецу и передал свои личные рекомендации. С тем Куммец, во главе рейдерского отряда, и вышел в море претворять в жизнь план, им же самим и разработанный. Флагманом был назначен «Гиппер».
27 и 28 декабря поступили донесения от других самолетов-разведчиков — они подтверждали, что конвой в таком-то составе медленно следует прежним курсом сквозь шторм, переходящий в ураган.
29 декабря одна из патрульных подводных лодок сообщила: «Видим конвой. Следуем за ним». Куммец развернул свой отряд и двинулся на восток, чтобы зайти к конвою с тыла, как и предполагалось.
31 декабря, около восьми часов утра, в промежутке между двумя снежными буранами, Куммец, едва не проскочив мимо конвоя, наконец заметил его прямо по курсу. Без лишних проволочек адмирал отдал отряду приказ развернуться так, чтобы захватить конвой в «клещи». «Гиппер» взял влево, чтобы оттеснить конвой к северу. А «Лютцов» предпринял маневр, намереваясь выйти на конвой с юга. Операция «Аврора» началась в благоприятных погодных условиях. Механизм, разработанный немецким высшим военно-морским командованием, сработал четко, без сбоев.
Полученные немцами сведения по составу конвоя JW 51-В оказались точными. Действительно, четырнадцать торговых судов, снявшихся 22 декабря из Лох-Ив, шли в сопровождении шести эсминцев («Онслоу», «Орвелла», «Ориби», «Обедиента», «Обдьюрейта» и «Эчей-тса»), трех корветов («Рододендрона», «Хидерабада», «Носерн-Гема») и двух сторожевых кораблей («Брэмбла» и «Визалмы»). Головным эскортным кораблем был эсминец «Онслоу» под командованием капитана I ранга Шербрука. Помимо упомянутого эскорта, для поддержки конвоя JW 51-В были выделены крейсера «Шеффилд» и «Ямайка» — они сопровождали предыдущий конвой до Кольского залива и должны были выйти оттуда 27 декабря, поскольку 29 декабря им предстояло встретиться [135] с JW 51-В в условленном месте, расположенном на 73 градусе северной широты и 11 градусе восточной долготы.
Моряков на сухогрузах, конечно, не могло не беспокоить то, что их охраняют всего лишь несколько эсминцев и маленьких сторожевиков. Не знали они ничего и о судьбе конвоя JW 51-А, как и о том, что в поддержку им направлены два крейсера. Зато они отлично помнили, что несмотря на мощный эскорт, состоявший из авианосца, крейсера, шестнадцати эсминцев, двух подводных лодок, а также нескольких корветов и сторожевиков, конвой PQ-18 потерял шесть судов. Моряков не обнадеживали ни долгая полярная ночь, ни сплошная облачность, ни беспрерывные снежные бураны — ничто. А 25 декабря, когда снегопад внезапно прекратился и над конвоем в просвете меж облаков пролетел немецкий самолет-разведчик, тут уж они встревожились не на шутку. В самом деле, раз появился «стервятник», значит, ничего хорошего не жди.
Но ни 25, ни 26 декабря так ничего и не случилось. И 27 декабря моряки вздохнули с облегчением.
Вскоре поднялся ветер. Он постепенно крепчал, становясь все более холодным. Свинцово-серая поверхность моря снова ощетинилась, и корабельные палубы вмиг обросли пятнадцатисантиметровым слоем льда; ледяной коркой облепило и корпуса кораблей, палубные надстройки и такелаж; поверх ледяной корки навалило снегу — и корабли покрылись чем-то вроде панциря. Трубопроводы с пресной водой замерзли и вышли из строя. Походный порядок нарушился. Словом, конвой являл собой довольно жалкое зрелище. Большинство сухогрузов развернулись против ветра — так меньше запивало волнами. Многие, похоже, плелись в хвосте либо вовсе отстали. Капитан I ранга Шербрук попытался было лечь на обратный курс и собрать всех отставших вместе, или, по крайней мере, узнать, насколько серьезным было их положение; но встречный шквальный ветер, вздымавший громадные волны, не позволил ему предпринять задуманный маневр. Эсминцы, казалось, испытывали перегрузки похлеще любого сухогруза; под жестоким натиском волн их корпуса стонали на все лады. Короткий штормовой день 28 декабря пролетел как один миг. В ночь с 28 на 29 декабря штормило не меньше. Корабли сражались с ураганом каждый поодиночке, стараясь держаться носом к волне, чтобы не опрокинуться. Вахтенные, стоявшие снаружи, в мгновение ока превращались в снеговиков, так что менять их приходилось через каждый час.
На рассвете 29 декабря ураган чуть поутих и ситуацию удалось взять под контроль. И тут выяснилось, что семь кораблей пропали без вести: пять сухогрузов, эсминец «Ориби» и сторожевик «Визалма». Капитан I ранга Шербрук приказал «Брэмблу» ложиться на обратный курс и следовать на поиски пропавших. «Брэмбл» был очень крепкий [136] корабль, хоть и небольшой, да и топлива он брал больше других сторожевиков. Получив приказ, он тотчас развернулся и полным ходом двинулся обратно — на запад. И вскоре скрылся за пеленой снежного бурана. С тех пор его больше никто не видел.
30 декабря снежный буран прекратился, и конвой, потерявший девять сухогрузов и столько же эскортных кораблей, двинулся дальше на восток двумя походными колоннами. Ни коммодор, ни командир эскорта не могли определить точное местоположение конвоя. Судя по всему, он должен был находиться где-то между островами Ян-Майен и Медвежий. Так что, если крейсера поддержки уже подошли к условленному месту рандеву, ждать конвой им придется довольно долго. Но станут ли они ждать — неизвестно. Зато известно было другое: конвой наверняка вошел в зону досягаемости немецких самолетов, базировавшихся в Норвегии. Впрочем, метеоусловия не благоприятствовали полетам — и ни один неприятельский самолет пока не появился. Таким образом, непогода сыграла морякам на руку: немецкие ВВС потеряли контакт с конвоем, который установил 25 декабря один из патрульных самолетов.
И снова наступила ночь. Но невзирая на кромешную тьму, на борту каждого корабля выставили впередсмотрящих — на случай, если вдруг покажутся неприятельские дозорные подлодки. Дело в том, что в полупогруженном положении подводные лодки вполне выдерживали непогоду.
А от пропавших кораблей известий так и не было.
На рассвете 31 декабря установилась более или менее хорошая погода. Волнение улеглось, ветер ослаб. Но было морозно: -20» по Цельсию. И у вахтенных, стоявших на обледенелых мостиках, от мороза по-прежнему жгло лица и слезились глаза. Видимость теперь составляла порядка десяти миль.
В 8 часов 30 минут эсминец «Обдьюрейт» и корвет «Хидерабад», прикрывавшие конвой с юга, заметили два эсминца и было приняли их за русских.
(В самом деле, по договоренности, русские эсминцы должны были присоединиться к конвойному эскорту близ острова Медвежьего. «Вот именно, должны были, — говорил мне английский офицер с одного из эскортных кораблей. — Если б они сделали все, о чем было договорено, мы не метались бы из стороны в сторону, как жалкие овчарки. И не жгли бы горючку почем зря. А без нее ни туда, ни сюда, нагрянут немцы — пиши пропало. Куда без горючки денешься? Словом, русские так и не пришли. Вообще. И нам это вышло боком. Да еще как!»)
Два корабля, замеченные «Обдьюрейтом» и «Хиберабадом», шли поперечным курсом — на север, далеко позади конвоя. С «Обдьюрейта» доложили о них на «Онслоу» — и с головного эсминца поступил приказ опознать неизвестную пару. «Обдьюрейт», подчинившись, лег [137] на обратный курс. До неопознанных — якобы русских — кораблей (на самом деле их оказалось три) оставалось уже не больше 6000 метров, как вдруг они открыли по «Обдьюрейту» огонь из всех своих орудий. Опознание было произведено.
«Обдьюрейт» развернулся и на всех парах устремился догонять конвой, передав на «Онслоу» сигнал тревоги. Но на «Опслоу» уже заметили вспышки пушечных выстрелов и даже услышали отзвуки канонады — и головной эсминец тотчас же выдвинулся на подмогу «Обдьюрейту». К нему присоединились «Обедиент» с «Орвеллом». И вот они уже вчетвером пошли наперерез неприятельским эсминцам. А «Эчейтс» и остальные эскортные корабли получили приказ прикрывать конвой, выставив заодно дымовую завесу.
Это было в 9 часов 30 минут. Над темно-серым морем слоился туман и время от времени проносились снежные заряды. Английские эсминцы, продираясь сквозь полосы тумана и снега, шли все время вперед, отвечая на встречный огонь противника залпами своих орудий.
И вдруг — в 9 часов 41 минуту — пальбу эсминцев заглушила далекая гулкая канонада и на поверхности моря вздыбились куда более высокие водяные столбы. Не прошло и минуты, как капитан I ранга Шербрук заметил на востоке мощный корпус корабля. Он узнал его сразу: это был «Гиппер».
Вопреки всем надеждам, конвою не удалось проскочить мимо неприятеля незамеченным. «Гиппер» был тут как тут, со своими восемью 203-миллиметровыми и двенадцатью 105-миллиметровыми пушками — не считая орудий эсминцев, — тот самый «Гиппер», который, помимо всего прочего, мог развивать скорость до 32 узлов. Отныне конвой JW 51-В имел все шансы пополнить собой список «обреченных».
Моряки на сухогрузах отдавали себе отчет в том, какая опасность им угрожает. Они не видели ни «Гиппера», ни его свору эсминцев. Они думали, что «свои» эсминцы ушли бить неприятельские самолеты.
Смекнув, что перед ним не кто иной, как «Гиппер», Шербрук не сомневался ни секунды — и тут же двинул свой небольшой отряд ему навстречу. Так велела старая английская морская традиция — первым вызвать врага на бой, подойдя к нему как можно ближе. (Впрочем, не каждый английский капитан и далеко не всегда следовал этой традиции неукоснительно; правда, тут же следует заметить, что всякий раз, когда традиция эта нарушалась, виной тому были не капитаны, народ, в общем-то, подневольный, а, как правило, верховные стратеги, отдававшие приказы тактическим исполнителям, — взять хотя бы, к примеру, трагическую историю конвоя PQ-17.)
Итак, Шербрук вместе со своим дивизионом двинулся прямо на «Гиппер», паля по нему из всех орудий. Громадные водяные столбы [138] теперь вздымались вокруг маленьких эсминцев. Шербрук сманеврировал и, описав широкую дугу, двинулся на ост-норд-ост, но не удаляясь, а, напротив, сходясь с противником. Эсминцы корректировали стрельбу по бортовым РЛС управления огнем и то и дело лавировали, стараясь сбить с прицела пушки «Гиппера». Они то предпринимали ложную торпедную атаку, то снова завязывали бой на параллельных курсах. И так — постоянно. Не следует при этом забывать, что бой проходил при порывистом ледяном ветре, снежных и ливневых зарядах. И комендорам приходилось беспрерывно разворачивать орудия то в одну сторону, то в другую, иначе те могли смерзнуться и заклинить. Эсминцам еще повезло, что «Гиппер» вел огонь с перебоями и не очень точно: видно, снежные заряды мешали ему так же. как эсминцам. В разгар боя Шербрук думал и о конвое, который, наверное, уже атакуют немецкие эсминцы. В 10 часов 08 минут он приказал «Обдьюрейту» и «Обедиенту» возвращаться к конвою и прикрывать его с юга, а «Онслоу» с «Ориби» тем временем должны были отвлекать огонь «Гиппера» на себя.
Хотя «Гипперу» противостояли только два эсминца, он, судя по всему, вовсе не собирался с ними сближаться. Как раз наоборот: он вдруг набрал скорость и двинулся на север. Столь неожиданный ход, больше похожий на проявление трусости, нежели отваги, сбил Шербрука с толку. Неужто «Гиппер» действительно дрогнул?
На самом же деле адмирал Куммец всего лишь завершил первый этап операции «Аврора», заключавшийся в том, чтобы отвлечь на себя огонь английских эсминцев, перед тем как «карманный» линкор «Лютцов» (с шестью 280-миллиметровыми и восемью 150-миллиметровыми орудиями) нанесет удар по конвою.
Крейсера «Шеффилд» и «Ямайка» под командованием адмирала Бернетта вышли из Кольского залива 27 декабря, как и предполагалось, и уже 29 декабря были на месте встречи. Не обнаружив там конвоя, адмирал Бернетт подумал, что он задерживается из-за бури, и решил дождаться его, крейсируя в условленном месте.
В 9 часов 31 минуту, когда крейсера двинулись на северо-запад, на экранах их РЛС прямо по курсу, в 13 000 метрах, высветились две цели: два корабля, наверное, головной конвойный отряд. Крейсера прибавили оборотов.
Но странное дело: по мере приближения на экранах РЛС другие цели рядом с двумя, уже замеченными, не выявлялись. Это могло означать только одно: прямо по курсу — неприятельские корабли. По крейсерам тотчас же передали команду по боевым местам стоять.
В 9 часов 30 минут на юге были замечены вспышки. «Это, должно быть, конвой, — решил адмирал Бернетт, — отстреливается от самолетов. Но разберемся-ка сперва с теми двумя». Вот их уже и опознали: это были сторожевик «Визалма» и какой-то сухогруз. В ураганную ночь [139] с 28 на 29 декабря они отбились от конвоя и теперь продолжали путь к Кольскому заливу самостоятельно. Бернетт повернул крейсера на другой курс и двинулся на юг, где мерцали огни. В это время вдалеке загрохотала гулкая канонада и в заснеженном небе засверкали огромные ярко-красные вспышки. В 9 часов 40 минут сигнальщик передал на адмиральский мостик «радио» от Шербрука: «JW 51-В атакуют «Гиппер» и несколько эсминцев». Бернетт не мешкая скомандовал увеличить скорость до 31 узла.
Корпуса крейсеров нещадно содрогались от бешеной гонки по волнующемуся морю, больше похожей на скачки с препятствиями; на их верхние палубы обрушивались громадные валы, рассекаемые мощными форштевнями. Комендоры с обледеневшими лицами разворачивали орудия так, чтобы они глядели прямо вперед. В радиолокационной рубке наблюдатели неотрывно следили за тем, как медленно сокращается расстояние между центром светящегося экрана и РЛС и крошечными пятнышками — ведущими бой кораблями. Пока что это расстояние составляло порядка тридцати миль.
Грохот пушечной пальбы и вспышки залпов ощущались все более явственно.
Эсминец «Онслоу» и «Орвелл» отвечали на пальбу «Гиппера» огнем всех своих орудий. На мостике «Онслоу» капитан I ранга Шербрук, не отнимая бинокля от глаз, с недоумением следил за маневром немецкого крейсера: тот, продолжая палить из пушек, набирал обороты и уходил все дальше. И вдруг он совсем исчез, как и «Орвелл», следовавший рядом с «Онслоу»: страшный удар — кровавая пелена перед глазами. Пушечный снаряд попал точно в корму «Онслоу». Из кормовой части эсминца вырвались языки пламени; развороченная взрывом дымовая труба каталась по верхней палубе среди груды прочих стальных обломков. Капитан I ранга Шербрук лежал на мостике и корчился от боли: шальным осколком ему выбило один глаз. Было 10 часов 10 минут. Шербрук собрался с последними силами и велел своему старшему помощнику передать всем эсминцам приказ отходить к конвою, выставив за собой дымовую завесу. Старпом тотчас передал сигнал на «Обедиент», которым командовал старейший во всем дивизионе офицер, капитан-лейтенант Кинлох. Он-то и принял на себя командование дивизионом эсминцев.
Теперь «Гиппер» сосредоточил огонь по «Орвеллу». Снаряды рвались так близко от эсминца, что водяные столбы, вздымаемые крупнокалиберными снарядами, обрушивались на его верхнюю палубу. «Орвелл» отвечал на пальбу восьми 203-миллиметровых пушек «Гиппера» залпами своих четырех 120-миллиметровых орудий. Вскоре, однако, стало ясно, что британскому эсминцу, вступившему в неравный бой с немецким тяжелым крейсером, долго не продержаться: быть может, несколько минут, не больше. [140]
Но вот водяные столбы перестали взметаться над морем. Орудия разом смолкли. Участок моря, где кипел бой, внезапно оказался во власти снежных зарядов. Видимость резко сократилась до двух миль, а то и меньше.
Английские эсминцы едва различали друг друга. «Онслоу», без трубы, с пятнадцатиградусным креном на корму, будто призрак продвигался в заснеженной мгле. На борту эсминца было много убитых. Тяжелораненого Шербрука, дела которого, по словам корабельного врача, были совсем плохи, сменил другой командир. В следовавший в арьергарде конвоя «Эчейтс» тоже попал снаряд, и эсминец просигналил: «Больше двенадцати узлов не выжму».
Командование эскортом перешло к капитан-лейтенанту Кинлоху — что ни говори, незавидное повышение. Перед новым командиром, насколько хватало глаз, простиралось взъерошенное зыбью море, над которым то и дело проносились мощные снежные заряды, а под его началом осталось только три боеспособных эсминца, поскольку от двух других, подбитых, толку было мало. Как тут прикроешь конвой, еле-еле плетущийся к югу. На расстоянии же пушечного выстрела — «Гиппер», да еще эсминцы, целехонькие, быстрые, как гончие псы. С какой стороны теперь ждать удара? Есть ли хоть один шанс уберечь JW 51-В от разгрома?
Кинлох приказал «Онслоу» и «Эчейтсу» выдвинуться — по возможности — во главу конвоя; сам же он вместе с боеспособными эсминцами стал между конвоем и вероятной позицией «Гиппера». Оставалась последняя надежда спасти конвой — под покровом темноты установить между ним и «Гиппером» заслон из эскортных кораблей, тем более что короткий полярный день был на исходе. И если снегопад не прекратится до ночи, то будет шанс уйти от преследования, повернув на восток.
Если же, напротив, к ночи вдруг распогодится и «Гиппер» снова выйдет на конвой, что ж, останется только одно — отбиваться до последнего.
Кинлох, разумеется, не мог знать, что по плану «Аврора» с юга к конвою приближался «Лютцов».
Сколь бы невероятным это ни казалось, моряки на сухогрузах так и не поняли, что на конвой напали немецкие надводные корабли: ни одного из них они даже не видели. Дымовая завеса, выставленная эсминцами, скрыла от их глаз место боя. Они слышали только отзвуки канонады и все еще думали, будто их защитники отстреливаются от самолетов.
Затишье продолжалось уже минут двадцать.
К одиннадцати утра северный горизонт расчистился, и «Гиппер» тут же возобновил стрельбу. Только теперь люди на замыкающих походный строй судах, увидев вспенившие море водяные столбы, поняли, [141] что это никакие не самолеты. «Гиппер» упорно палил по арьергарду конвоя. А чуть погодя перевел огонь на «Эчейтс» — тот уже не мог маневрировать. Вскоре эсминец накрыло двумя снарядами — в корпусе образовалась большая пробоина, и четверых человек, включая командира, убило наповал. «Эчейтс» стал медленно погружаться, сохранив, тем не менее, инерционный ход и продолжая пускать дымовую завесу, чтобы оградить конвой. Агония «Эчейтса» длилась два часа.
Три эсминца под командованием Кинлоха открыли ответный огонь. «Гиппер», сведя счеты с «Эчейтсом», не остался в долгу и взял под прицел и эту троицу. Кинлох было попытался сманеврировать и занять выгодную позицию для торпедной атаки, но не смог. Сильно штормило. И эсминцам все никак не удавалось зайти крейсеру с носа. Ничего не поделаешь, пришлось и дальше вести отчаянную и почти безнадежную перестрелку. Тяжелый крейсер был остойчивее на большой волне по сравнению с эсминцами, да и боеприпасов в его зарядных погребах было много больше. Так что последняя надежда оставалась на ночную мглу, если, конечно, людям достанет сил продержаться до ночи. Между тем мороз ничуть не ослаб, и моряки, передвигаясь по обледенелой верхней палубе, то и дело скользили и падали. Особенно тяжко приходилось комендорам: они превратились в ходячие сосульки. Однако, невзирая на неимоверные трудности, комендоры несколько раз попали в цель. Но толку-то: снаряды эсминцев были «Гипперу» что слону дробины. Несокрушимый как скала, он продолжал вести огонь как ни в чем не бывало.
Как явствует из записей в судовых журналах, между 11 часами 10 минутами и 11 часами 25 минутами немецкий крейсер неуклонно продвигался на юго-запад, сближаясь с английскими эсминцами, которые сперва держались генерального курса — зюйд-ост, а после повернули на зюйд. Дистанция мало-помалу сокращалась. Отныне участь каждого эсминца зависела от точности залпов 205-миллиметровых орудий «Гиппера».
В 11 часов 30 минут, к удивлению англичан, «Гиппер» вышел из боя, прекратил огонь, увалился вправо и двинулся на север. Англичане проводили его громогласными «ура!». Выходит, и впрямь не так страшен черт, как его малюют. Значит, «несокрушимый» действительно получил серьезные повреждения! Хвала комендорам: это они обратили грозного противника в бегство! Англичане были в том почти уверены и снова воспряли духом.
Между тем громадные орудийные башни немецкого крейсера вновь озарились вспышками залпов. Но ни один снаряд почему-то не взорвался ни рядом с «Обедиентом», ни возле двух его спутников. Стало быть, «Гиппер» выбрал себе какую-то другую цель.
Через минуту эсминцы получили от адмирала Бернетта радиосообшение: на подходе крейсера «Шеффилд» и «Ямайка» — они отвлекают [142] на себя огонь орудий «Гиппера». На эсминцах эту новость встретили не менее громкими «ура!». Да и какая, собственно, разница, что не они прогнали немецкий крейсер. Главное — «Шеффилд» с «Ямайкой» не подвели! При мысли об этом надежда окрылила людей, изгнав из их душ смертельную тревогу. Хотя и моряки на эсминцах имели полное право гордиться собой: ведь они тоже не подкачали — выстояли.
Затем «Обедиент», «Орвелл» и «Обдьюрейт» развернулись и двинулись вдогонку за конвоем, чтобы взять его под ближнее прикрытие. Но не успели они поравняться с арьергардом конвоя, как вокруг замыкающих сухогрузов загрохотали взрывы куда более мощные, чем от снарядов «Гиппера».
Это открыл огонь «карманный» линкор «Лютцов».
Крейсер Бернетта дал залп по «Гипперу» с одиннадцати тысяч метров. И уже первые снаряды попали точно в цель. Корму немецкого крейсера заволокло черным дымом. Адмирал Бернетт видел в бинокль, как крейсер, прекратив пальбу, начал пятиться, точно подраненный зверь, не соображающий, кто и откуда на него напал. Но вот он снова открыл огонь — как видно, заметил своих обидчиков. Впрочем, огонь его был далеко не точный. Да и «Шеффилд» с «Ямайкой» искусно маневрировали, успевая при этом вести прицельную стрельбу.
В 11 часов 33 минуты «Гиппер» скрылся за снежной пеленой — перестрелка прекратилась. В 11 часов 37 минут с «Шеффилда» заметили, как из-за снежной завесы в трех тысячах метров вынырнул немецкий эсминец — это был «Экхольдт» — с торпедными аппаратами наизготовку. Английские крейсера открыли по нему шквальный огонь, и в читанные минуты сделали из него решето.
На борту обоих крейсеров опытные операторы следили за перемещением «Гиппера» по светящимся экранам РЛС. Цель в виде пятна смещалась от центра экранов в сторону. В самом деле, «Гиппер», описав огромную дугу, на всех парах уходил на запад. «Шеффилд» с «Ямайкой» пустились за ним вдогонку. На море опускалась ночь.
В 12 часов 15 минут адмирал Бернетт заметил на юго-западе, в разрыве между снежными зарядами какой-то корабль — явно не «Гиппер» — и наблюдал его в течение нескольких секунд. Это был «Лютцов» — он тоже продвигался курсом вест, и скоро скрылся из вида. А еще через четверть часа в просвете, вспоровшем сплошную снежную мглу, опять показался «Гиппер». Бернетт открыл по нему огонь. Неприятельский крейсер тотчас же ответил. И тут откуда ни возьмись снова появился «Лютцов», озаренный вспышками залпов собственных орудий. «Карманный» линкор поддержал огнем «Гиппер». Таким образом, оба немецких корабля вкупе располагали шестью 280-миллиметровыми, восемью 203-миллиметровыми и восемью же 150-миллиметровыми пушками, при том что 280-миллиметровые орудия «Лютцова» били аж на 32 тысячи метров и корпус его, как у всякого линкора, [143] был защищен мошной броней. А два британских легких крейсера располагали на пару всего лишь двадцатью четырьмя орудиями калибра 152 миллиметра. Иначе говоря, англичане вступили с немцами в неравный бой.
Бернетт двинулся на север, чтобы сбить неприятельские орудия с прицела, а после опять повернул на запад. Но тут немецкие корабли вновь пропали из вида: они прекратили огонь и на полных оборотах ушли вдвоем на запад, мало-помалу растворившись в ночи.
Британские крейсера продолжали преследование до 14 часов. Радиолокационное наблюдение показывало, что они по-прежнему стремятся на запад. Бернетт наконец прекратил погоню и двинул крейсера к югу, намереваясь прикрыть конвой от внезапного удара двух корсаров с южного направления. Но те, похоже, окончательно вышли из игры: подобно призракам, их пятна-тени ушли с экранов РЛС.
Пока что конвой JW 51-В не потерял ни одного сухогруза.
А как же «Лютцов»? Что за странный маневр он предпринял? Все очень просто: «Лютцов» упустил свой шанс, и операция «Аврора» провалилась.
Согласно оперативному плану, немецкий «карманный» линкор обогнул конвой с юга... и проскочил мимо, в нескольких милях, так его и не заметив. Произошло это, вероятно, из-за снежного бурана, скрывшего сухогрузы от наблюдателей на линкоре. Позднее, около полудня, услышав отзвуки пальбы орудий «Гиппера», вступившего в бой с крейсерами Бернетта, «Лютцов» повернул обратно на северо-запад. Как раз тогда-то он и дал наудачу несколько залпов по эсминцам Кинлоха, и не вступая с ними в бой, присоединился к «Гипперу», после чего они оба убрались прочь.
Так почему немецкий план все же провалился? Причиной тому было, во-первых, отчаянное сопротивление — больше похожее на решительное наступление — эсминцев под командованием Шербрука, а потом Кинлоха; во-вторых, крейсера Бернетта подоспели как нельзя вовремя. Так что благодаря стойкости английских эсминцев и оперативности английских же крейсеров операция «Аврора» обернулась против самих немцев.
Главным же результатом провала операции «Аврора» было то, что немецкие «карманный» линкор, тяжелый крейсер и шесть эсминцев не смогли потопить ни одного судна из конвоя JW 51-В, все прикрытие которого состояло из пяти британских эсминцев, поддержанных парой британских же легких крейсеров. Таким образом, грозные немецкие корсары вместе с эскортом дрогнули перед отрядом кораблей, значительно им уступавших как в мощности вооружения, так и в скорости. В итоге провал одной тактической операции обернулся бесславным поражением всего германского ВМФ.
[144]
Впрочем, командующий флотилией эскортных кораблей Валлиз, лично знавший и опросивший капитана I ранга Бербрука, на основании отчетов командиров кораблей прикрытия конвоя JW 51-В и переданных ему немецких документов смог не только с поразительной точностью восстановить ход боевых действий 31 декабря 1942 года, но и, кроме того, выдвинуть свои собственные предположения, почему немцы потерпели в том бою поражение. Личные рекомендации, которые гросс-адмирал Редер передал по телефону адмиралу Куммеиу, заключались в том, чтобы избегать малейшего риска. «Гиппер» и «Лютцов» стоили очень дорого, и заменить их, случись что, было бы нечем. Посему им обоим было строго-настрого запрещено рисковать собой лишь ради того, чтобы потопить два или три сухогруза. И Куммец вступил в бой, памятуя только о том, как бы не подставить под удар вверенные его командованию крупные корабли. Приказ, переданный на эсминцы сопровождения, звучал категорично: главная их задача — прикрывать два ударных корабля. Поэтому эсминцы были напрочь лишены инициативы. И то верно: ведь, как мы имели случай убедиться, немецкие эсминцы проявили себя только однажды — когда прикрыли «Гиппер» от атаки британских крейсеров.
Когда же Куммец понял, что «Лютиов», который должен был нанести по конвою удар с юга, просчитался, он решил использовать последнюю возможность, чтобы не только спасти исход операции «Аврора», но и довести ее до победного конца, — нанести внезапный и сокрушительный удар с севера. Но Куммецу это не удалось — не потому, что он испугался, а потому, что был вынужден подчиниться строгому приказу свыше. А упорство Шербрука и Кинлоха и вовсе его ошеломили — во время боя «Гиппер» то и дело маневрировал, стараясь уйти от вероятной торпедной атаки, которую, как мы помним, сымитировали английские эсминцы. Таким образом, вместо того, чтобы нанести по конвою молниеносный удар, сокрушив перед тем сопротивление четырех, а после трех эсминцев, он часа три маневрировал к северу от конвоя, опасаясь предпринимать какие бы то ни было решительные действия, хотя Куммец отлично знал, что в нескольких милях к югу находится «Лютцов», и мог бы вполне рассчитывать на его поддержку. При всем том, однако, приказ избегать малейшего риска буквально связал Куммеца по рукам и ногам.
Между тем рекомендации, переданные Куммецу Редером, вытекали сами собой из общих приказов самого Гитлера. Фюрер, с одной стороны, негодовал по поводу того, что крупные немецкие военные корабли не добивались сколь-нибудь ощутимых успехов — от них-де никакого толку, говорил он, — а с другой, он не хотел ими рисковать. Он патологически боялся уронить свой престиж, потеряв хотя бы еще один крупный корабль, тем более после того, как были уничтожены «Граф Шпее» и «Бисмарк», составлявшие гордость германских ВМС. [145]
Этот суеверный, вернее, параноидальный страх и сподвиг его переименовать линкор «Дейчланд» в «Лютцов»: по мнению фюрера, корабль с таким названием — «Дейчланд» — ни при каких обстоятельствах не должен кануть в морскую бездну, ибо он был символом нерушимости великого Третьего рейха. Впрочем, и потери в ряду других крупных кораблей, по словам фюрера, были равно недопустимы, вследствие чего первейшая задача моряков заключалась как раз в том, чтобы избежать этого любой ценой! В результате приказы фюрера, которые он нередко отдавал с яростью, сковывали действия немецких моряков, особенно, когда им предстояло вступать в бой со значительными силами противника: «Немецкие моряки вовсе не боялись нас, — справедливо отмечал командующий британской эскортной флотилией Валлиз. — Единственное, что ввергало их в ужас, — гнев начальства. И дрожали они не от грохота наших орудий, а от истерических воплей Гитлера, требовавшего от них безоговорочно свести счеты с противником». Так что провал операции «Аврора» стал прямым следствием умонастроений, господствовавших в немецком верховном командовании.
Итоги операции «Аврора» со стороны союзников сводились к следующему.
Один эсминец, «Эчейтс», пошел ко дну; большинство членов его экипажа, 81 человек, были спасены.
Один эсминец «Онслоу» получил повреждения. Впрочем, он своим ходом дошел до Кольского залива. В Мурманске с него эвакуировали раненых, а на его борту произвели первые и самые необходимые ремонтные работы.
Один сторожевой корабль, «Брэмбл», пропал без вести.
Как мы помним, другой сторожевик, «Визалма», и один из сухогрузов, отбившиеся от конвоя, продолжали путь к Кольскому заливу самостоятельно, куда они спустя время и прибыли — вполне благополучно, если не считать случая, когда их едва не обстреляли крейсера Бернетта.
Эсминец «Ориби», исчезнувший в ночь с 28 на 29 декабря, после тщетных поисков конвоя объявился в Кольском заливе 31 декабря.
Еще четыре сухогруза, отбившиеся от конвоя в ураган, также самостоятельно добрались до Кольского залива. Последним, прибывшим туда 5 января, было панамское судно — его освободили из ледового плена русские ледоколы. Таким образом, конвой JW 51-В не потерял ни одного сухогруза.
Как только конвой прибыл в порт назначения, сэр Уинстон Черчилль выступил с торжественной речью по радио, объявив о победе союзников на море. При этом он не преминул упомянуть о неравенстве сил и с присущей ему лаконичностью — когда приходилось превозносить заслуги Великобритании в войне — отметил мужество и отвагу экипажей эсминцев. [146]
Капитана 1 ранга Шербрука наградили крестом Виктории{18}. А награду эту, надо отметить, вручали только за исключительное мужество, и то не всякому смельчаку. Так, к примеру, в настоящее время в британском ВМФ лишь двенадцать человек удостоены высочайшей чести носить на груди этот орден.
Телетайпная связь у немцев работала с перебоями, и о провале операции «Аврора» Гитлер узнал после того, как все уже закончилось, и то из радиовыступления Черчилля! Он не мешкая вызвал к себе адмирала Кранке, члена Генерального штаба, и в его присутствии устроил полный разнос и гросс-адмиралу Редеру и всему германскому флоту. Через несколько дней, когда Редер предстал перед Генеральным штабом с подробным отчетом об исходе операции, фюрер и рта не дал ему раскрыть. Говорил он сам, говорил больше часа, публично и с яростью обвиняя в полной недееспособности германские ВМС в лице их главнокомандующего. В заключение своего обличительного монолога Гитлер приказал гросс-адмиралу списать весь надводный флот на свалку и произвести в определенные сроки полное разоружение крупных кораблей.
Редер, решительно отказавшийся выполнить этот приказ фюрера, немного спустя представил ему меморандум в защиту надводного флота, однако не получил на него ответа — и главнокомандующему германскими ВМС пришлось подать в отставку.