Черные самолеты
Итоги разгрома конвоя PQ-17 (из тридцати трех судов двадцать два были потоплены) впервые были опубликованы в Соединенных Штатах. Американские журналисты и политики тут же принялись безжалостно клеймить Британское адмиралтейство за полнейшую недееспособность вкупе с никудышным командованием конвоями, что, собственно, и привело к невиданной доселе катастрофе. Шквал праведного гнева и возмущения не замедлил обрушиться и на Великобританию — впрочем, англичане проявили большую осторожность в оценках и высказываниях. Что же касается безусловного виновника случившегося — Адмиралтейства, оно встретило нападки, упреки и обвинения в свой адрес совершенно бесстрастно. Тем более что к тому времени британское верховное морское командование приняло два важных, на его взгляд, решения. [124]
Первое решение, державшееся в строжайшем секрете, заключалось в скорейшей разработке и незамедлительном осуществлении некоего проекта, также строго секретного, о котором мы расскажем в свое время. Второе решение заключалось в том, чтобы подождать с отправкой конвоев в Северный Ледовитый океан до тех пор, пока дни не станут короче, потому что белые ночи давали бесспорное преимущество дислоцированным в Норвегии немецким ВВС, против которых были бессильны любые корабельные средства ПВО. Другими словами. Адмиралтейство предлагало ждать и надеяться на лучшее. Дальше мы с вами увидим, насколько действенным было это решение и с какой быстротой оно претворялось в жизнь, когда условия стали благоприятными.
Решение это было тут же доведено до сведения русского командования, которое восприняло его в штыки. Россия из последних сил сдерживала натиск немецких войск, и русская армия, пожалуй, как никогда нуждалась в поставках военной техники, вооружений и боеприпасов.
Читая шифрограммы своего восточного союзника, англичане и американцы с недоумением замечали, что русские, судя по всему, не верят поступающим с запада донесениям о значительных потерях, которые несут конвои. Подобное недоверие не выражалось в открытую, однако содержание и тон ответных шифровок русского верховного командования не вызывали на сей счет ни малейших сомнений. Даже когда только одиннадцать судов из конвоя PQ-17 — в том числе два российских, вышедших из Шотландии — добрались до портов назначения, русские никак не могли взять в толк, что остальные двадцать два торговых корабля канули в небытие. Но если уж на то пошло, российские власти могли бы расспросить двух своих капитанов, видевших конвой целиком, и то, что от него потом осталось. Однако власти, как видно, не сделали или же просто не поверили капитанам. Возможно и другое: не исключено, что сами капитаны не решились рассказать всю правду, чтобы ненароком не навлечь на себя беду. Как бы там ни было, Сталин лично направил Уинстону Черчиллю послание, в котором объяснил, что все бремя войны легло на русскую армию и народ и что военные поставки не должны быть приостановлены ни при каких обстоятельствах. От этого, заверял российский верховный главнокомандующий, зависит-де исход войны.
Сэр Уинстон Черчилль, долгие годы исполнявший обязанности первого лорда Адмиралтейства, прекрасно оценивал свои возможности, и принял решение отсрочить отправку конвоев до сентября. А чтобы угодить Сталину, он уведомил его о том, что Адмиралтейство в качестве компенсации готово направить к берегам России отдельное транспортное соединение военных кораблей. В него вошли три американских корабля: тяжелый 10-тысячетонный крейсер «Таскалуса» и эсминцы «Эммонс» и «Кодман». [125]
12 августа «Таскалуса» приняла на борт в Гриноке 300 тонн грузов: боеприпасы, взрывчатку, радиолокационную станцию в разобранном виде, медикаменты, пищевые концентраты и, кроме того, тридцать шесть торпед. На каждый эсминец погрузили по 20 тонн авиационного оборудования и 19 тонн разных видов продовольствия. На борту трех кораблей разместились семь офицеров британских ВМС, три офицера британских же ВВС и сто шестьдесят семь других пассажиров. Транспорты покинули Гринок 13 августа и после многодневной стоянки в Скапа-Флоу (Адмиралтейство стремилось выиграть время) прибыли 19 августа в Сейдисфьордур, что на восточном побережье Исландии, и в тот же день снова вышли в море. Они пересекли Северный Ледовитый океан на всех парах — и уже 23 августа ошвартовались в Мурманске. Однако задерживаться там транспорты не собирались: выгрузиться и сразу же сняться с якоря — таково было решение командиров кораблей. «Таскалуса» и оба эсминца успели разгрузиться за сутки, и на другой день, 24 августа, они снова вышли в море, взяв на борт двести сорок уцелевших моряков с кораблей конвоя PQ-17 (из тысячи трехсот, находившихся тогда в Мурманске) и еще триста человек, в том числе четырех русских дипломатов. Обратный путь также проделали очень быстро и без особых приключений, если не считать встречи с немецким минным заградителем, который, впрочем, живо потопили, расстреляв из корабельных орудий.
Тем временем Сталин и его окружение продолжали требовать помощи, потому что грузов, доставленных отрядом во главе с «Таскалусой», было явно недостаточно. И поскольку Адмиралтейство больше не собиралось использовать военные корабли под транспорты, было решено сформировать новый конвой — PQ-18. Он вышел из Лох-Ив 2 сентября 1942 года.
Сказать по правде, я испытываю некоторое сомнение — стоит ли пересказывать, пусть даже очень кратко, драматическую историю конвоя PQ-18. Боюсь, как бы читателю не наскучила монотонность повествования: ибо история каждого конвоя была одинаково трагична. С другой стороны, ужасающая череда трагедий складывается в одну подлинно великую драму, которая способна потрясти воображение любого, кто хотя бы на минуту поставит себя на место ее участников, рисковавших жизнью каждый божий день. Уж чего-чего, а леденящего кровь разнообразия им хватило с лихвой, тем более что каждый последующий день рейса не был похож на предыдущий: ведь напряженность нарастала буквально с каждым часом.
Как бы то ни было, история конвоя PQ-18 совершенно не похожа на трагедию конвоя PQ-17 хотя бы потому, что PQ-18 даже не пришлось рассредоточиваться, да и не досчитался он всего лишь тринадцати [126] кораблей из тридцати трех. При всем том, однако, если PQ-17 вошел в историю как конвой, потерявший наибольшее число судов, PQ-18 прославился тем. что выдержал самые, пожалуй, жестокие воздушные налеты, продолжавшиеся в течение всего перехода конвоя по Северному Ледовитому океану.
Итак, конвой PQ-18 покинул берега Шотландии 2 сентября — то есть накануне возвращения в Великобританию спасенных моряков конвоя PQ-17. К тому времени среди морского братства уже вовсю ходили слухи о трагедии «конвоя обреченных». Гражданские и военные моряки прекрасно понимали, что им тоже придется пройти огонь и воду — смертельно опасный район, непрерывно патрулируемый немецкими самолетами и подводными лодками, а с недавних пор — и крупными надводными кораблями. Ничто не прибавляло уверенности морякам — даже внушительный вид мошной эскадры сопровождения и прикрытия, куда входили: 17-тысячетонный авианосец «Эвенджер» с пятнадцатью самолетами на борту; легкий крейсер ПВО «Сцилла» водоизмещением 5450 тонн; шестнадцать эсминцев; две подводные лодки и несколько малых сторожевых кораблей. Ведь если уж такое однажды случилось — когда эскорт бросил конвой на произвол судьбы, стало быть, это может повториться еще раз. Тем более что некоторым морякам уже случилось терпеть кораблекрушение во время рейса конвоя PQ-16, частью уничтоженного немецкими самолетами и подводными лодками, или на обратном пути в составе конвоя QP-13, который угодил на минное поле. А несколько человек терпели кораблекрушение дважды — по пути туда и обратно.
Во время перехода от Лох-Ив до Исландии не произошло ничего необычного, равно как и в первые дни по выходе конвоя из Рейкьявика. Первый неприятельский самолет-разведчик появился 12 сентября. Он вынырнул из-за облаков далеко на юге и вскоре улетел прочь — еще до того, как «Эвенджер» успел развернуться против ветра, чтобы могли взлететь «Харрикейны». Тем временем корабельные радиооператоры прослушивали сообщения немца.
Впрочем, бомбардировщиков следовало ждать не скоро, поскольку их радиус действия был значительно ниже дальности полета самолетов-разведчиков. Но рано или поздно конвою предстояло войти в зону досягаемости бомбардировщиков, тем более что конвой засекли, да и маршрут его был хорошо известен. Эскортные корабли, конечно же, могли принять удар на себя и, маневрируя, отвести угрозу от конвоя, что тяжело груженым конвойным судам было бы не под силу, поскольку их задачи — следовать строго заданным курсом, ведь конвой, другими словами, движется, как трамвай по рельсам.
Первый удар по конвою немцы нанесли утром 13 сентября: в результате подводной торпедной атаки ко дну пошли два сухогруза. Неприятельские подводные лодки, оповещенные самолетом-разведчиком, [127] тут же устремились на перехват конвоя. Выпустив по нему торпеды, они, в свою очередь, оповестил базу, уточнив курс и скорость передвижения конвоя. А за движением PQ-18, надо заметить, следили из самого Берлина, потому что теперь немцы поставили на карту свои стратегические интересы на арктическом театре военных действий. И карта эта, в прямом смысле слова, очень походила на ту, что висела в подземном бункере в Ливерпуле, — с теми же флажками-корабликами, с помощью которых немецкое военно-морское командование отслеживало продвижение «русских» конвоев.
Первая атака не застала конвой PQ-18 врасплох: моряки были к ней готовы. А проходила она, с позволения сказать, по классической схеме: эскортный миноносец внезапно покидает строй, подавая сигналы тревоги; морскую поверхность вспарывают шлейфы торпед; конвойные суда маневрируют, нарушая походный порядок; две торпеды поражают цели, вздымая водяные столбы возле вспоротых бортов двух кораблей; тем временем на некотором удалении от конвоя эсминцы и корветы разбрасывают глубинные мины. От тонущих кораблей отваливают спасательные шлюпки...
В тот же день пополудни, как только конвой оказался в зоне досягаемости немецких самолетов, дислоцированных в Норвегии, последовал воздушный налет. Произошло это чуть к западу от меридиана мыса Южного, на Шпицбергене. Первыми удар нанесли двенадцать высотных бомбардировщиков; скорее всего, в их задачу входило забросать конвой бомбами, обозначив таким образом его точное местонахождение и, возможно, отвлечь на себя истребители «Эвенджера», расчистив воздушное пространство для более грозных атакующих эшелонов, которые были на подлете.
Но самолеты «Эвенджера» так и не взлетели. А не взлетели они в срок по той простой причине, что уже давно были в воздухе, — отправились, согласно донесениям, на разведку. Тут надо заметить, что эскортные авианосцы действовали тогда как бы сами по себе — тактика их действий была определена позднее, в ходе Тихоокеанской войны и на других участках боевых действий. Ну а пока суд на дело, командиры эскортных авианосцев допускали серьезные просчеты: они отдавали команду на взлет либо слишком рано — и в этом случае самолеты упускали противника, опаздывая вернуться к месту боя, — либо слишком поздно, подставляя таким образом под удар авианосец, который не успевал увернуться. Так вот, 13 сентября, во время первой воздушной атаки, на полетной палубе «Эвенджера» не осталось ни одного «Харрикейна». И счастье еще, что немцы бомбили с большой высоты и не причинили вреда ни одному конвойному судну. Однако истребители «Эвенджера» не вернулись и к тому времени, когда спустя полчаса нагрянули более мощные воздушные эшелоны противника. А это уже была не шутка. [128]
За высотными бомбардировщиками шли торпедоносцы: тридцать — сорок «Юнкерсов-88» и столько же «Хейнкелей-111». Они атаковали с малой высоты, в три звена. И ломились буквально напролом, не обращая внимания на корабельные пушки, как будто их не было вовсе. А заградительный огонь зенитных орудий, по словам очевидцев, был ошеломляющий. Торпедоносцы летели на пятнадцатиметровой высоте над уровнем моря, надвигаясь на конвой с убийственной решимостью. Среди них были самолеты довольно странной окраски — ничего подобного моряки арктических конвоев прежде не видели: они были сплошь черные, с оранжевыми или зелеными кончиками крыльев. Это были самолеты из средиземноморских эскадрилий, и пилотировали их летчики-асы. Немецкое командование перебросило черные торпедоносцы в Норвегию специально для уничтожения конвоев. Они сбрасывали торпеды, когда до цели оставалась совсем ничтожная дистанция — достаточная только для того, чтобы набрать высоту, не врезавшись с лета в цель. А высоту они набирали медленно, и пролетая над целью, едва не сносили брюхом и крыльями верхушки ее рангоута. Моряки глядели на черные самолеты как завороженные. Некоторые из них все же удавалось сбить — и они камнем падали в море; но ни один из них, невзирая ни на что, не отвернул от цели. Коммодор конвоя подал сигнал ревуном изменить курс на 45 градусов. Но кругом стоял такой грохот, что большая часть судов сигнала не услышали. Они метались то туда, то сюда, точно затравленные звери. Эскортные корабли отбивались от торпедоносцев до последней возможности, пока не возникла угроза, что огнем своих орудий они накроют конвойные суда. Со стороны казалось, будто в воздухе над конвоем повисла огромная огненная сеть, сплетенная из трассирующих снарядов и пулеметных очередей, беспрерывно рвущихся из орудий эскортных кораблей и конвойных судов. Однако, несмотря ни на что, торпедоносцы продолжали атаковать. Вскоре вокруг конвоя и над ним кружило больше сотни черных стальных птиц. Время от времени дробная канонада заглушалась протяжным грохотом взрывов: это означало, что торпеда попала точно в цель. И моряки думали, что их судну уже нипочем не вырваться из этой жестокой бойни.
Впрочем, так думали не все, но, увы, большинство, тем более что, когда наконец вернулись истребители «Эвенджера», шесть сухогрузов уже пошли ко дну. За это время туда же отправились и пятнадцать черных самолетов.
На другое утро, часов около трех, немецкая подводная лодка торпедировала и потопила конвойный танкер, после чего она передала в базу по радио, что конвой следует прежним курсом. И в 13 часов в небе снова показались торпедоносцы: их было так же много, как и накануне. На сей раз самолеты «Эвенджера» были на месте. Авианосец [129] развернулся так, чтобы они могли взлететь. Вскоре завязался бой, но не такой, как вчера. Насколько можно судить по воспоминаниям его участников, он уже походил на крупное воздушно-морское сражение, какие чуть погодя разворачивались на громадной акватории Тихого океана. Правда, масштаб был другой — значительно меньше. Поразительным в том бою было и то, что в образовавшемся в воздухе хаосе корабельные орудия не сбили ни одного «Харрикейна». Неприятельские самолеты проносились так близко, что промазать из пулемета было практически невозможно. Как бы то ни было, точного числа сбитых «юнкерсов» и «хейнкелей» я не обнаружил ни в одном официальное документе — быть может потому, что такие подсчеты никто не вел. Героем того дня стал американский сухогруз «Натаниель Грин», сбивший пять неприятельских самолетов. «Честь и хвала вашим комендорам, — просигналил сухогрузу коммодор. — Вы — первый среди всех нас». А некоторое время спустя «Натаниель Грин» вдруг сотрясся от сильнейшего взрыва. И моряки, заметив в море знакомые пенные шлейфы, решили, что в их судно угодила торпеда. Капитан уже скомандовал «стоп, машина!» и приказал готовить шлюпки к спуску на воду. Но тут на палубе появился старший механик и крикнул: «У нас полный порядок!» Приказ покинуть судно тотчас отменили — и все вернулись на свои посты. Взрывной волной контузило несколько комендоров — их срочно переправили на борт подоспевшего эсминца. И через некоторое время сухогруз снова был в строю. Тогда-то капитан «Натаниеля Грина» и узнал, что ударная волна, потрясшая его судно, распространилась от взрыва, погубившего сухогруз «Мэри Ликенбах», который следовал всего лишь в 150 метрах от «Натаниеля Грина». Взрыв был настолько мощный, что на борту «Натаниеля Грина» разворотило верхнюю палубу, сорвало двери, разрушило лазарет и вывело из строя компасы. Но и при таких разрушениях «Натаниель Грин» смог не только догнать конвой, но и продолжить путь дальше. За проявленные в критической ситуации выдержку и мужество капитан сухогруза удостоился высочайших похвал. Позднее лейтенант-комендор Биллингс, командир орудийного расчета на «Натаниеле Грине», вспоминал: «Хотя мои люди буквально оцепенели от ужаса (а кто, интересно знать, не «оцепенел»?), но приказы, которые я отдавал, выполняли четко и быстро. Думаю, ни один командир не может гордиться своими подчиненными так, как я своими». В ходе того налета конвой потерял еще два или три судна.
Утром 15 сентября конвой атаковали подводные лодки, но эсминцы блокировали их глубинными бомбами еще до того, как они успели выйти на рубеж торпедной атаки. Подлодки все же дали залп, однако торпеды прошли мимо целей. Следом за тем, пополудни — будто по расписанию — на горизонте показались немецкие самолеты. К счастью, [130] это были высотные бомбардировщики. На перехват им тут же вылетели «Харрикейны» с «Эвенджера». Завязался воздушный бой, в ходе которого несколько бомбардировщиков были сбиты, а корабли остались целы.
На другое утро в атаку снова пошли подводные лодки — но безрезультатно. К удивлению моряков, в тот день в небе не было ни одного неприятельского самолета. А вечером «Эвенджер». «Сиилла» и большая часть эскортных кораблей ушли прикрывать обратный конвой PQ-14. И моряки на конвойных судах не на шутку встревожились: ведь до немецких авиабаз теперь было меньше 300 миль.
18 сентября при входе в Белое море конвой атаковали высотные бомбардировщики и торпедоносцы, а 19 и 20 сентября на подходе к Архангельску по нему нанесли удар высотные бомбардировщики. В результате тех налетов конвой недосчитался одного сухогруза — его потопили торпедоносцы.
«Все это время мы спали по два часа в сутки, — рассказывал потом лейтенант-комендор запаса Миллиер, командовавший орудийным расчетом на сухогрузе «Сент-Олаф». — Даже есть и то приходилось на посту. Мы дежурили возле орудий по девятнадцать часов в сутки, не снимая водонепроницаемых спасательных комбинезонов. А куда деваться-то, надо было терпеть, ведь вода была просто ледяная, а команду покинуть судно выполняли так быстро, что на переодевание не оставалось ни минуты».
21 сентября конвой PQ-18 наконец прибыл в Молотовск. За время перехода, как уже было сказано, он потерял тринадцать судов.
Эскорт PQ-18 подошел к конвою PQ-14 и взял его под охрану
13 сентября. Этому конвою повезло как ни одному другому: за все время перехода по нему не было нанесено ни одного воздушного удара. Зато его не раз атаковали подводные лодки. Одну из них потопил
14 сентября английский эсминец «Онслоу», а 16 сентября эсминец «Эмпалсив» отправил на дно другую. Однако, перед тем как затонуть, обе подлодки успели передать на командный пункт адмирала Шни-винда, в Нарвике, точные координаты и генеральный курс конвоя; из Нарвика соответствующее донесение переправили в штаб адмирала Деница в Лорьяне{17}, куда стекались донесения командиров всех подводных лодок без исключения... Остальные подлодки, получив предупреждение, какое-то время, точно акулы, следовали за конвоем PQ-14 на расстоянии прямой видимости. И наконец напали. Они атаковали его три дня кряду — 20, 21 и 22 сентября, проникая ночью в гущу кораблей, а утром уходя на безопасное расстояние. Таким образом они потопили несколько кораблей: английский эсминец «Сомали», [131] минный тральщик, военный танкер и три конвойных судна. Два из них, американские сухогрузы «Беллингем» и «Силвер Суорд», были из печально известного конвоя PQ-17. Так что вместе с ними рекорд «конвоя обреченных» составил двадцать четыре потопленных судна из тридцати трех (не считая одного спасательного судна и одного танкера).
Итак, мы с вами подошли к переломному моменту в истории конвоев, ставшему, в свою очередь, результатом переломного момента войны.
Покуда конвои PQ-18 и QP-14 шли каждый своим курсом, англичане с американцами создавали так называемое Западное оперативного соединение ВМС, предназначенное для крупномасштабного вторжения в Северную Африку. Для осуществления подобной операции требовалось огромное количество боевых кораблей. Поэтому в конце сентября союзническое военно-морское командование решило посылать конвои в Северный Ледовитый океан без эскортов, объясняя свое решение тем, что дни отныне сделались короче и в море стало не так опасно.
С 29 октября по 2 ноября из Рейкьявика поочередно вышли десять сухогрузов (пять английских и столько же американских) — по два в сутки. В качестве поддержки — весьма, впрочем, условной — им выделили несколько сторожевиков, бывших траулеров, которые патрулировали воды по ходу движения конвойных судов, с тем чтобы в случае чего снять с воды потерпевших кораблекрушение моряков. Сами же моряки на конвойных судах считали такую поддержку совершенно бесполезной, поскольку, по их мнению, даже с наступлением полярной ночи в арктических водах не стало безопаснее. Вот почему, прошаясь с остающимися на берегу товарищами, они мрачно шутили — как будто шли на верную смерть. Из десяти упомянутых сухогрузов до порта назначения дошли только пять. Один наскочил на мель и разбился, спасти удалось только несколько человек его команды. Четыре других судна в прямом смысле в воду канули — с тех пор о них не было ни слуху ни духу.
Сухогрузы ходили без эскорта и в обратном направлении — из России в Исландию: с конца октября 1942 года по 21 января 1943 года по этому пути отправились тридцать судов. Из них затонуло всего лишь одно. Немцев, понятно, больше интересовали конвои, следовавшие в Россию, а не оттуда. Кроме того, полярная ночь, кто бы там что ни говорил, прикрывала суда вернее всякого эскорта — по крайней мере от ударов с воздуха. Так что время торпедоносцев и бомбардировщиков кончилось — отныне в водах Северного Ледовитого океана не было предпринято ни одного воздушного налета, сколь-нибудь сравнимого с массированными атаками, что одна за другой обрушивались на конвои PQ-16, PQ-17 и PQ-18. Однако война еще не закончилась, [132] она попросту обрела несколько иной характер. Да и театр военных действий переместился в другое место. Но жизнь моряков на сухогрузах и эскортных кораблях от этого не стала легче: они рисковали ею всякий раз. когда выходили в море.