Глава третья.

Ход военных действий на советско-германском фронте
(июнь — сентябрь 1941 г.)

3.1. Оперативно-мобилизационное развертывание вооруженных сил СССР в начальном периоде войны

На рассвете 22 июня 1941 г. фашистская Германия без объявления войны напала на Советский Союз. В первые же часы варварской бомбардировке подверглись многие города и населенные пункты. Ожесточенные удары германская авиация обрушила на войска, пункты управления, аэродромы, расположенные в приграничной зоне, порты, железнодорожные узлы. Глубина воздействия первых ударов авиации достигала 300-400 км. Массированные удары врага сорвали организованный выход советских войск первого эшелона приграничных округов к государственной границе, а авиация, расположенная на постоянных аэродромах, понесла трудновосполнимые потери.

Основные удары вермахта были направлены на Москву, Ленинград и Киев. На каждом направлении сосредоточивались усилия одной из групп армий.

В результате внезапного нападения фашистской Германии войска приграничных округов не успели привести себя в боевую готовность, развернуться и занять предназначенные для них планом прикрытия рубежи обороны.

Сложившаяся неблагоприятная обстановка и тяжелые потери, понесенные советскими войсками в первые дни войны, позволили противнику захватить стратегическую инициативу. Красная Армия вынуждена была вести тяжелые оборонительные бои и отступать в глубь страны.

Запоздалое принятие решения на приведение войск приграничных военных округов в полную боевую готовность, недостаточно продуманная система оповещения, несобранность, а порой и растерянность войск и штабов привели к неорганизованному вводу в действие плана прикрытия.

Ограничения на его ввод продолжали оказывать свое негативное действие и после начала войны. Поэтому лишь в 5 ч 25 мин Военный совет Западного фронта направил командующим 3, 10 и 4-й армиями директиву: «Ввиду обозначившихся со стороны немцев массовых военных действий приказываю: поднять войска и действовать по-боевому»{138}. Это означало введение плана прикрытия в полном объеме и одновременно прекращение действия приказа «все части привести в боевую готовность, никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить»{139}.

Оперативное сосредоточение и развертывание войск. Приведение частей и соединений в полную боевую готовность происходило в сложной [100] оперативно-тактической обстановке и в крайне ограниченные сроки. Наиболее сложные условия создались для соединений, находившихся в первых эшелонах армий прикрытия западных особых военных округов (около 38 дивизии), а для частей, дислоцировавшихся непосредственно у границы и оказавшихся в зоне прицельного артиллерийского огня противника и ударов его авиации, выполнение мероприятий по боевой тревоге проходило в драматической обстановке.

Рушились и горели здания, казармы, штабы управления, военные склады. Гибли солдаты и офицеры. Диверсионные группы противника взрывали и захватывали мосты, разрушали узлы и линии связи.

Большое количество боевой техники не было выведено из парков, где она находилась на хранении (консервации).

Так, 22-я танковая дивизия 14-го механизированного корпуса, дислоцировавшаяся в Южном городке г. Бреста, потеряла от огня противника при выходе из городка большую часть танков, свыше 50% автомобилей, все запасы боеприпасов и горючего, 20% личного состава. Штаб этого корпуса лишился всех средств связи. Артиллерийский обстриг и бомбардировка противника сорвали организованный сбор по тревоге и развертывание частей 28-го стрелкового корпуса, многие из которых находились в самом Бресте. Особенно большие потери понесла 6-я и 42-я стрелковые дивизии. До 50% войск, находившихся в крепости, было выведено из строя. При первом налете авиации противника по штабам 4-й армии и. 10-й авиационной дивизии все документы этих штабов остались под развалинами.

В аналогичных условиях оказались и многие другие части и соединения, находившиеся на направлении главных ударов противника. Так, 48-я стрелковая дивизия, выдвигаясь из Риги к границе под звуки марша, а районе Россияны, «не зная о начале войны, внезапно подверглась удару авиации прорвавшихся войск противника, понесла большие потери и, не дойдя до границы, была разгромлена»{140}. Следует в связи с этим отметить, что грубейшие ошибки в поддержании боевой готовности войск порой граничили с преступлением. Во многих соединениях и в гарнизонах царило ничем не оправданное благодушие. Так, большая часть соединений армий прикрытия не была переведена состояние повышенной готовности. В то же время не все части и подразделения находились в пунктах дислокации: с одними проводились учения, другие находились на сборах, третьи вели инженерные работы, четвертые выдвигались в назначенные им районы. Несмотря на явную угрозу войны, не прекращались отпуска офицеров. Редким исключением являлся перевод офицеров на казарменное положение. Не были осуществлены и другие меры по поддержанию боеготовности. Таким образом, война для советских войск началась в условиях, когда части и соединения продолжали учиться по распорядку мирного времени.

Командир 135-й стрелковой дивизии генерал-майор Ф. Н. Смехотворов вспоминает, что к началу боевых действий саперный и 6 стрелковых батальонов были отправлены на границу для смены работавших там подразделений. Зенитные подразделения полков и дивизий находились в лагерях под Киевом, а артиллерийский полк — на другом полигоне. Все боеприпасы размещались на складах в пунктах дислокации. И когда дивизия 22 июня выдвигалась в лагеря, она была подвергнута ударам авиации противника. В это время [101] не вовремя поступило разработанное в другой обстановке распоряжение: «На провокации не поддаваться, по самолетам не стрелять»{141}.

22 июня штабы армий и корпусов до 5 — 6 ч утра принимали меры по доведению боевого приказа на приведение частей и соединений в боевую готовность. Поднятые по тревоге полки и дивизии под ударами врата делали попытки собраться в районах сбора по тревоге. Обстановка была неясна, данные о противнике отсутствовали. Каждый видел только то, что делалось перед ним.

Преодоление частями, подразделениями нескольких километров для занятия оборонительных полос и укрепленных районов стоило жизни многим бойцам и командирам. Войска вынуждены были вступать в сражение и вести боевые действия без должной артиллерийской поддержки, без противовоздушной обороны, на необорудованной местности. Вышестоящие штабы предполагали, что в районы сбора по тревоге и на рубежи развертывания выходят достаточно боеспособные части. Однако это не соответствовало действительной обстановке. Дивизии и полки имели один боекомплект и одну заправку горючего. Остальные запасы материальных средств хранились на армейских и окружных складах. Части, которые были упреждены противником в развертывании для занятия оборонительных рубежей и полос, вступали в бой с ходу, неорганизованно.

Там, где удалось провести мероприятия по повышению боевой готовности соединений до начала войны (были собраны все части в одном месте или даже выдвинуты на предназначенные им позиции, установлена тесная связь с пограничниками, организовано дежурство ответственных офицеров, приведены в боевое состояние вооружение и боевая техника, усилена охрана всех объектов, отрекогносцированы маршруты выхода по тревоге и т. д.) и за 1,5 — 2 ч до вторжения немецких войск получить сигнал, события развивались по-другому. Войска своевременно покинули места дислокации и организованно вступили в бой. Например, без больших потерь были подняты по тревоге многие части 27, 56, 2, 8, 23 и 86-й стрелковых дивизий ЗапОВО.

В полосе Юго-Западного фронта первыми выступили на оборонительные позиции передовые части 45, 62, 87 и 124-й стрелковых дивизий 5-й армии, 41, 96, 159-й стрелковых и 3-й кавалерийской дивизий 6-й армии, а также 72-й, 99-й стрелковых дивизий 26-й армии.

Частям прикрытия в обычных условиях на боевое развертывание требовалось не менее 6 — 9 ч, из них 2-3 ч — на подъем по тревоге и не менее 4-6 ч — на выдвижение к границе и организацию обороны. Однако 22 июня все это делалось под непрерывными ударами противника с воздуха, поэтому выдвижение частей замедлялось и им пришлось вступать в бой непосредственно с марша.

Там, где противник не проявлял большой активности, например в Одесском военном округе, большинство частей, в том числе из состава 176, 95, 25, 51-й стрелковых и 9-й кавалерийской дивизий, организованно и своевременно покинули городки и заняли оборонительные позиции.

Вторые эшелоны стрелковых корпусов и армий прикрытия выдвигались на предписанные рубежи также под авиационными ударами противника, неся при этом большие потери. Командование армий и фронтов в оперативном развертывании продолжало руководствоваться «красным пакетом», включавшим план прикрытия, который не был рассчитан на такие условия развертывания вооруженных сил сторон. [102] Через 5—6 ч после начала войны па направлениях главных ударов противника создалась тяжелая обстановка для оперативного развертывания армий прикрытия, однако осознать ее и оценить по-настоящему практически никто не смог. В связи с этим решения на развертывание войск не уточнялись. Между тем в полосе Западного фронта требовалось пересмотреть их коренным образом.

В обстановке, которая не была заранее предусмотрена, выдвижение и сосредоточение войск вторых эшелонов армии прикрытия в соответствии с планами осуществить не удалось. В ряде случаев они были просто сорваны.

Приведение в полную боевую готовность войск вторых эшелонов (резервов) округов проходило в более благоприятных условиях. Однако и здесь сигнал не был своевременно доведен до всех соединений и частей, поэтому некоторые командиры принимали решения на свой страх и риск. Так, командиры 9-го и 19-го механизированных корпусов генерал-майор К. К. Рокоссовский и генерал-майор танковых войск Н. В. Фекленко приводили в боевую готовность части и соединения корпусов исключительно своими распоряжениями.

Выдвижение стрелковых корпусов из второго оперативного эшелона округов (фронтов) началось еще 16 — 18 июня. Война застала их в движении. В то время когда передовые отряды и авангарды ряда соединений уже выходили в районы сосредоточения, другие части только начинали выдвижение. Ввиду того, что в целях достижения скрытности марши совершались только ночью, войска к началу войны находились в 50-200 км и более от назначенных рубежей, и для полного сосредоточения им требовалось еще от 2 до 8 сут. При этом механизированным корпусам требовалось осуществить выдвижение на расстояние от 80 до 500 км.

В предвидении встречи с противником вперед высылались разведывательные органы и отряды обеспечения движения. Вслед за ними двигались передовые отряды силой до полка, за которыми в 20-30 км следовали главные силы.

На 2-е сутки войны вдобавок к имеющимся четырем фронтам директивой наркома обороны был создан Южный фронт и определен его состав. В него вошли формируемые 18-я армия (17-й стрелковый и 16-й механизированный корпуса), 64-я авиадивизия, 88-й истребительный авиационный полк, а также главные силы Одесского военного округа{142}.

В связи с внезапным началом войны оперативные мероприятия во фронтах были оторваны от мобилизационных, поэтому войска выдвигались к границе и вступали в сражение неотмобилизованными, с большим некомплектом личного состава, вооружения и техники, особенно транспортных средств. Более того, обстановка складывалась так, что органы оперативного управления войсками часто не знали состояния их мобилизационной готовности. В этих условиях требовались энергичные и нестандартные действия командующих и штабов.

Начальник Генерального штаба генерал армии Г. К. Жуков вынужден был указать в связи с этим командующему Южным фронтом, что «война ведется не по плану, а по обстановке, которая создается в результате сражений»{143}. Обстановка между тем была далеко не той, какой она представлялась до начала войны. Так, время, которое отводилось для совершения марша в оперативных планах, было рассчитано на условия мирного времени. В реально сложившейся обстановке [103] одна-две дороги, по которым выдвигались корпуса, были, как правило, забиты беженцами. Это приводило к возникновению пробок, перемешиванию подразделений, а в итоге — к потере удобных маршрутов движения. Все это усугублялось неорганизованностью и растерянностью многих солдат и командиров, войск и штабов.

Штаб Северо-Западного фронта ввиду понесенных потерь уже на 5-е сутки войны пришел к выводу, что фронт не способен противостоять противнику. Среди командования возникли раздоры. Член Военного совета корпусной комиссар П. А. Диброва, например, докладывал, что начальник штаба генерал-лейтенант П. С. Кленов вечно болеет, а работа штаба не организована, что командующий фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов нервничает. В результате был сделан вывод: «Больше терпеть нельзя»{144}. «Виновники» поражения были легко найдены.

Командиры и штабы не всегда учитывали маршевые возможности войск, которые с началом войны двигались уже не только ночью, но и днем. Личный состав после 40-50 км суточных переходов переутомлялся и, по существу, выходил из строя. Вспоминая это время, Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский пишет: «Совершив в первый день 50-километровый переход, основная часть корпуса, представлявшая собой пехоту, выбилась совершенно из сил и потеряла всякую боеспособность»{145}. Следует также учитывать, что выдвижение частей и соединений, составлявших второй оперативный эшелон (резерв округов), осуществлялось также в условиях полного господства противника в воздухе.

Из-за большого износа техники и слабой организации технического обеспечения с приближением к районам (рубежам) сосредоточения и развертывания участились аварии и поломки машин. Этому способствовало большое утомление водительского состава, который по 2-3 сут не отдыхал, не имея к тому же достаточных навыков в совершении многосуточных маршей. В результате боеспособность соединении терялась еще до подхода к полю боя. Так, наиболее боеспособный 8-й механизированный корпус вступил в бой после совершения 500-километрового марша, потеряв за счет технических неисправностей до 50% боевой техники.

При выдвижении войск вторых оперативных эшелонов информация от вышестоящих штабов почти не поступала, в связи с чем командиры соединений плохо ориентировались в обстановке, особенно в положении дел на флангах. Войсковая разведка действовала слабо, ее организации со стороны общевойсковых командиров должного внимания не придавалось.

Выдвижение и развертывание войск второго стратегического эшелона (по плану 51 дивизия) также происходили в сложной и быстроменяющейся обстановке.

Большие трудности по осуществлению стратегического развертывания возникли перед командованием Южного фронта. Даже на третий день войны ему не удалось организовать связь с армиями, УР и другими соединениями. Сведений о развертывании войск и плана у штаба фронта не имелось{146}. Другого и трудно было ожидать, так как решение о назначении 21 июня 1941 г. командования Южного фронта на базе командования Московского военного округа последовало лишь 21 июня 1941 г. и было явно недостаточно продуманным. К тому же [104] единства и взаимопонимания среди командования фронта не было, о чем свидетельствуют заявления командующего фронтом генерала армии И. В. Тюленева и члена Военного совета армейского комиссара 1 ранга А И. Запорожца, что штаб во главе с генерал-майором Г. Д. Шишениным «абсолютно беспомощен как в организационной, так и оперативной работе»{147}.

В целом начальный период войны характерен тем, что шло осмысление событий на фронте вооруженной борьбы, происходила болезненная ломка стереотипов мышления мирной жизни. Армия и страна выходили из шокового состояния, в которое они были введены внезапным и вероломным нападением агрессора, и перестраивались на военный лад.

На 5-е сутки войны советское Главное Командование пришло к окончательному выводу, что основным стратегическим направлением на советско-германском фронте является Западное. Глубокое вторжение противника на этом направлении потребовало внесения существенных изменений в план стратегического сосредоточения и, следовательно, больших перегруппировок войск. Особую роль в их осуществлении сыграл железнодорожный транспорт. Так, 16-я армия 27 июня 1941 г. получила указание Генерального штаба совершить перегруппировку из района Бердичев, Проскуров, Староконстантинов в район западнее Смоленска. К моменту получения задачи 115 эшелонов этой армии уже были выгружены. Несмотря на это, в сложных условиях обстановки перегруппировка армии в новый район предназначения была завершена к 8 июля 1941 г.

Одновременно с этим Главное Командование 26 июня приняло решение перебросить из района южнее Киева в район Витебска 19-ю армию, которая также включалась в состав Западного фронта. Войска армии перевозились 350 эшелонами. К 10 июля, на 10-е сутки передислокации, из их числа в район сосредоточения прибыло только 68 эшелонов различных частей и соединений (управления армии, 24-го и 34-го стрелковых корпусов, 23-го механизированного корпуса, 220-я моторизованная дивизия и часть батальонов и полков 134, 162 и 158-й стрелковых дивизий). Это означало, что ошибки, допущенные Генеральным штабом в оперативном планировании (определение главного удара противника, создание группировки войск, особенно второго стратегического эшелона, и др.), энергично исправлялись в ходе боевых действий.

Кроме указанных мероприятий в период с 27 по 28 июня 1941 г. Ставкой были отданы директивы о выдвижении из внутренних районов страны и с других направлений на Западное до 70 дивизий.

К 10 июля из этого числа соединений в район западнее Смоленска сосредоточились 32 дивизии, 9 дивизий выгружались на железнодорожных станциях, а 29 находились в пути. Прибывшие дивизии были включены в состав 22, 20 и 21-й армий, которые развертывались на рубеже Западная Двина и Днепр. Все 3 армии вошли в состав Западного фронта

22-я армия занимала оборону на рубеже Краслава, исключительно Бешенковичи протяженностью до 200 км силами 8 стрелковых и танковой дивизий (21 танк, 433 орудия){148}. 20-я и 21-я армии завершали выгрузку и выдвигались в назначенные им полосы обороны. При этом 20-я армия (9 стрелковых дивизий и 2 мехкорпуса) занимала оборону [105] по линии Витебск, Богушевск, Орша, Копысь на фронте шириной 110 км, имея в первом эшелоне 5 стрелковых дивизий.

21-я армия развертывалась на восточном берегу р. Днепр от Могилева до Лоева на фронте 140 км (7 стрелковых дивизий и мехкорпус), имея 4 дивизии в первом эшелоне и 3 дивизии — в резерве командующего.

Всего на 10 июля 1941 г. в составе действующей армии находились 134 стрелковые, 39 танковых, 21 моторизованная, 6 кавалерийских дивизий и 4 бригады. Более 90 дивизий из них были укомплектованы личным составом полностью, около 40 дивизий — до 50%, а остальные понесли потери свыше 50%. В резерве Ставки Верховного Командования находились 32 дивизии в составе 16, 24, 28 и 29-й армий.

Боевое развертывание войск, как уже отмечалось, осуществлялось обычно под воздействием противника, особенно под массированными ударами его авиации. Одна часть войск продолжала выдвижение по железной дороге, другая выдвигалась в районы боевых действий своим ходом. Были активизированы диверсионные действия противника в тылу. Это приводило к панике, неразберихе и срыву сроков сосредоточения войск. Войска, прибывающие в первой половине июля из внутренних районов страны, развертывались в основном на тыловых оборонительных рубежах и готовили их к обороне.

Для обеспечения стыка между северо-западным и западным направлениями на рубеже Старая Русса, Осташков приказом Ставки ВК от 12 июля 1941 г. развертывалась 29-я армия, а левее ее, на рубеже Селижарово, Оленино, — 30-я армия{149}. За 30-й армией в районе Торжок, Ржев, Волоколамск, Калинин сосредоточивалась 31-я армия.

На рубеже Белый, Дорогобуж, Ельня, р. Десна до Жуковки к 14 июля 1941 г. заканчивали развертывание 24-я и 28-я армии{150}. За ними, в районе Руза, Можайск, Малоярославец, Наро-Фоминск, сосредоточивалась 32-я армия.

К 14 июля 1941 г. 6 армий (29, 30, 24, 28, 31 и 32-я) были объединены во Фронт резервных армий (в последующем Резервный фронт). Новый фронт получил задачу к исходу 14 июля занять рубеж Старая Русса, Осташков, Белый, Истомино, Ельня, Брянск и подготовиться к упорной обороне.

В дальнейшем обстановка на Западном направлении настолько усложнилась, что в его состав были включены еще три армии (33, 43 и 49-я). Во фронте к концу июля стало около 60 дивизий. 29, 30, 49, 24, 28 и 43-я армии развертывались на рубеже Осташков, Селижарово, р. Днепр, Дорогобуж, Ельня, р. Десна, а 31, 32 и 33-я армии — по линии Калинин, Волоколамск, Малоярославец.

Огромный пространственный размах вооруженной борьбы потребовал в первые два месяца войны дополнительно к плану развернуть 6 фронтовых и свыше 20 общевойсковых армейских управления. Кроме того, развертывались главные командования направлений (Северо-Западного, Западного и Юго-Западного), что заранее не планировалось. Формирование направлений, естественно, проводилось в большой спешке.

Выдвижение и сосредоточение войск в этот период приняли массовый характер, что обеспечивалось интенсивным использованием железнодорожного транспорта. На первом этапе (до 23 июня включительно) районы сосредоточения в большинстве случаев совпадали с районами выгрузки. До 27 июня 1941 г. удаление районов сосредоточения в [106] основном определялось планами стратегического развертывания, с которыми вступили в войну Вооруженные Силы. Однако быстро менявшаяся обстановка вынуждала командование вводить стратегические резервы по частям. Таким образом, стратегическое развертывание приняло сложную форму и охватило огромные пространства Советского Союза.

На южных границах СССР обстановка была весьма сложной, командование округов стремилось по собственной инициативе не только повысить боевую готовность войск, как требовал нарком обороны, но и развернуть войска. Такие действия Наркоматом обороны и Генеральным штабом расценивались как преждевременные. Так, в частности, командующему Закавказским военным округом 2 июля 1941 г. была поставлена задача: «никакими действиями не дать спровоцировать Турцию и Иран на войну с нами». При этом требовалось донести в Генеральный штаб, на каком основании был введен план прикрытия, и приказывалось немедленно его отменить{151}.

Мобилизация армии и флота проходила также б тяжелых условиях. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 22 июня 1941 г. с 23 июня была объявлена мобилизация военнообязанных 14 возрастов (1905 — 1918 гг. рождения) в 14 военных округах из 17. В трех остальных округах — Забайкальском, Среднеазиатском и Дальневосточном — мобилизация была объявлена через месяц особым решением правительства скрытным способом как «большие учебные сборы».

Оповещение о мобилизации началось в первой половине 22 июня. Общим сигналом для подготовки к ее проведению явилось Заявление Советского правительства по радио в 12 ч дня 22 июня о вероломном нападении фашистской Германии на СССР. Телеграмма об объявлении мобилизации была подписана наркомом обороны 22 июня 1941 г. в 16 ч и сдана на Центральный телеграф Министерства связи в 16 ч 40 мин.

Передала мобилизационной телеграммы во все республиканские, краевые, областные и районные центры, предусмотренные схемой по оповещению мобилизации, заняла 26 мин (с 16 ч 47 мин до 17 ч 13 мин). Оповещение в западных областях Киевского особого военного округа, так же как и почти по всей территории Прибалтийского и Западного особых военных округов, вследствие внезапного нападения противника а действий диверсионно-разведывательных групп было сорвано. Не случайно командование Западного фронта 23 июня 1941 г. запросило штабы 4-й и 10-й армий о месте нахождения Брестского и Белостокского областных военкоматов{152}. В результате мобилизация на территории этих округов проводилась в основном распорядительным порядком.

В некоторых внутренних округах расклейка мобилизационных приказов не проводилась. Оповещение военнообязанных осуществлялось по радио и повестками. Повестки вручали, как правило, представители воинских частей, которые слабо знали местность и населенные пункты. В результате вручение повесток задерживалось, а иногда и срывалось.

Телеграмма об объявлении мобилизации Главным морским штабом была получена в 17 ч 50 мин, и только в 18 ч 30 мин нарком Военно-Морского Флота дал распоряжение о проведении мобилизации. Оповещение на флотах было проведено в относительно короткие сроки (КБФ — 46 мин, ЧФ — 21 мин, СФ — 1 ч 25 мин). Однако и здесь [107] имели место недостатки, в частности в тех звеньях, где система оповещения не была отработана до конца. На Каспийской флотилии по этой причине на вызов личного состава времени было затрачено в два раза больше планируемого. Как положительный факт следует отметить, что к моменту мобилизации флоты были переведены в оперативную готовность № 1, в связи с чем часть мероприятий мобилизационного характера уже была проведена заблаговременно.

Внезапное нападение противника на войска приграничных округов осложнило призыв военнообязанных. Наступление противника протекало настолько стремительно, что на главных направлениях за первую неделю ему удалось продвинуться в глубь страны на 200 км и более. В связи с этим особо сложно проходила мобилизация в районах, которые к этому времени были охвачены боевыми действиями. Практически отмобилизование армии прикрытия во всех особых военных округах было сорвано. Случилось то, о чем передовые советские военные теоретики особо предупреждали перед войной.

В Одесском военном округе отмобилизование войск первого оперативного эшелона вместо 2-3 сут проходило в течение недели. Главной причиной этого явился неорганизованный сбор приписного состава. Там, где сбор удавалось провести в установленные сроки, личный состав из пунктов сбора направлялся в соответствии с мобпланом в воинские части по месту их довоенной дислокации. Однако в большинстве случаев эти места были уже оставлены.

Таким образом, расчеты, которые проводились в мирных условиях, оказались нереальными. Они, как уже указывалось, не учитывали сосредоточение реального противника, что он уже отмобилизован и может начать боевые действия внезапно, обеспечив своим войскам высокие темпы продвижения. Сложившаяся обстановка потребовала от командования западных особых военных округов внесения срочных корректив в мобилизационное развертывание. Так, уже 23 июня ряд военкоматов получил указания от командования Западным фронтом, чтобы в Брестский и Белостокский гарнизоны приписной состав не посылался, а использовался на покрытие некомплекта других частей{153}.

На темпы и качество отмобилизования ряда частей и соединений отрицательно сказался и тот факт, что к началу войны они располагались на большом удалении от районов формирования, так как находились на учениях, окружных полигонных стрельбах, реконструкции железных дорог, строительстве укрепрайонов и т. д.

В некоторых округах (ОдВО, ЛВО, ХВО, ЗапОВО) не была до конца отработана приписка личного состава, особенно формирований Народного комиссариата связи, в результате чего явка отмобилизованных проходила неудовлетворительно и сроки развертывания срывались{154}.

Были случаи призыва по мобилизации забронированных военнообязанных, что также вносило дополнительные трудности в этот процесс.

В создавшейся обстановке перед военкоматами встали сложные задачи по организованному выводу военнообязанных запаса с территорий, находящихся под угрозой оккупации противником. Однако ни заранее разработанного плана, ни опыта организации и проведения таких мероприятий не было. По указанной причине при отходе и совершении маршей возникали большие трудности с питанием, [108] медицинским обслуживанием, управлением. Все это приводило к неорганизованности и большой потере людей.

На территории западных приграничных округов, которая не была охвачена в первые дни боями, мобилизацию удалось в основном провести по плану. В ходе ее было выявлено, что военная подготовка призванных из запаса была слабой. Часть приписного состава прибыла не по назначению. Так, во 2-м корпусе ПВО эта цифра достигла около 30%. Не оправдало себя прибытие приписного состава непосредственно в часть. Это было связано прежде всего с тем, что контроль со стороны военкоматов за явкой приписных военнообязанных затруднялся, а это, в свою очередь, не давало им возможности своевременно принимать меры к розыску появившихся. Так, только в Западном и Киевском особых военных округах не явились в части свыше 200 тыс. человек{155}.

Не были исключением случаи, когда мобилизованные были предоставлены сами себе. Так, в окрестностях г. Гжатск свыше 5 тыс. призванных из запаса около 15 сут не имели никакой задачи и вынуждены были ходить по деревням в поисках пищи{156}. Предусмотренный мобилизационными планами 15-процентный резерв военнообязанных с явкой их непосредственно в часть, как показал опыт, оказался нецелесообразным. Были и парадоксальные случаи, когда некоторые части укомплектовывались сверх штата, в то время как другие соединения и части ощущали острую потребность в военнообязанных.

Наряды по призыву военнообязанных во внутренних округах были в основном выполнены. Однако и здесь имелись существенные недостатки.

Так, в 132-й стрелковой дивизии Харьковского военного округа большой процент приписанных оказался необученным, минометчики заменялись стрелками, вместо радиотелеграфистов приписывались кавалеристы{157}. При убытии частей из внутренних военных округов в приграничные не были оставлены кадры для отмобилизования тылов, имущество в ряде случаев забиралось без расчета, увозились даже мобпланы (63-й стрелковый корпус), что создавало серьезные затруднения в отмобилизовании. Так, отмобилизование частей 63-го, 66-го стрелковых корпусов 53, 154, 117-й стрелковых дивизий производилось облвоенкоматами и райвоенкоматами.

В целом явка военнообязанных была организованной, своевременной и составляла до 97%. Это объясняется высоким политико-моральным состоянием военнообязанных и патриотизмом советского народа. В военные комиссариаты в эти дни поступили сотни тысяч заявлений от граждан о желании добровольно вступить в армию.

От ряда рабочих коллективов, обкомов и горкомов ВКП(б) были предложения о, создании от городов, фабрик и заводов воинских соединений и отдельных частей в целях сохранения лучших традиций советского народа. В короткие сроки были сформированы многие стрелковые дивизии. Так, 332-я дивизия укомплектовывалась жителями г. Иванов, 333-я — Сталинской области, 395-я — г. Ворошиловград, 411-я — г. Харьков, 331-я — г. Брянск и т. д.{158}.

По мобилизационному плану на 25 июня формировались 15 запасных стрелковых бригад и 14 запасных полков различного назначения [109] со сроками готовности от М7 до М20, но большая их часть имела готовность на М10.

Особо остро встал вопрос формирования запасных саперных, инженерных и понтонно-мостовых частей. На 29 июня в 16 военных округах формировалось до 30 таких полков и батальонов.

Формирование запасных частей по докладу организационного управления Генштаба в основном шло по плану, но имелись и существенные недостатки в учебной базе, обеспечении личного состава предметами боевого и вещевого имущества. Учеба развертывалась с трудом, нормы питания нарушались. Имелись отклонения и в подборе специалистов.

Анализируя проблемы мобилизации в целом, следует отметить, что в первые месяцы войны вследствие сложной обстановки учетные органы не могли дать сведений, объективно отражавших состояние людских ресурсов, предназначенных на укомплектование войск. Учетные сведения, которые имелись к началу войны, в условиях, когда часть военнообязанных осталась на временно оккупированной противником территории, оказались непригодными для работы по планированию укомплектования Вооруженных Сил. В результате в первые месяцы войны создалось чрезвычайно тяжелое положение с учетом и призывом военнообязанных.

Решительных мер для устранения этого недостатка в начальный период войны принято не было. И только к сентябрю 1941 г. стала перестраиваться вся система учета. В то же время учет военнообязанных, эвакуированных из западных районов в восточные, наладить по-настоящему не удалось. Только в 1942 г. была завершена всеобщая перерегистрация призывников и военнообязанных. Срочное решение этой проблемы диктовалось тем, что Вооруженные Силы несли большие потери.

Расчеты и опыт проведенной мобилизации показали, что для перевода армии и флота на военное время требовалось призвать 4887 тыс. человек. Однако при объявлении мобилизации были призваны военнообязанные 14 возрастов, общая численность которых составила около 10 млн. человек, т. е. почти на 5,1 млн. человек больше того, что требовалось. Призыв такой массы людей не вызывался военной необходимостью и вносил дезорганизацию в народное хозяйство и тревогу в народные массы. Не осознав этого, Маршал Советского Союза Г. И. Кулик предложил правительству дополнительно призвать еще и старшие возрасты (1895 — 1904 гг. рождения), общая численность которых составляла 6,8 млн. человек. В целом с учетом постановления ГКО № 459 от 11 августа 1941 г. Наркомату обороны к концу 1941 г. после отмобилизования было представлено свыше 14 млн. человек из общего мобресурса (32 возрастов) в 20 млн. человек{}.

Как и предполагалось, крайне плохо проходила поставка по мобилизации механизированного транспорта. Наряды по стране в целом не были выполнены: по поставкам легковых автомобилей — на 30%, грузовых автомобилей — на 15%, тракторов — на 21%.

Главная причина заключалась в неудовлетворительном техническом состоянии до 40% поставляемого транспорта и в отсутствии запасных частей и резины. На сдаточных пунктах скопились тысячи автомобилей и тракторов, нуждавшихся в ремонте. В результате не выдерживались сроки укомплектования, что приводило к задержке погрузки и простоям воинских эшелонов и, следовательно, к срыву [110] графиков железнодорожных перевозок. Так, в СКВО около 20 эшелонов простояли почти сутки из-за несвоевременного прибытия техники.

Были случаи, когда автомобили на сдаточные пункты военкоматов прибывали без горючего или из-за отсутствия его в хозяйствах вовсе не прибывали. Военкоматы чаще всего были не в силах разрешить указанные проблемы, поэтому отправка автомобилей зачастую срывалась. Так, из МВО в ЗапОВО не удалось отправить своим ходом автомобили, на третьи сутки мобилизации была отправлена только четверть автомобилей.

Некомплект грузовых и специальных машин в 43-й танковой дивизии составлял 929 единиц (по штату 1500). Этим количеством транспорта поднять все запасы материальных средств дивизии не представлялось возможным.

В Харьковском военном округе не получила необходимого автотранспорта формировавшаяся там армия. Укомплектование пришлось проводить за счет 7-го автополка, 5-й танковой дивизии и других честей, это в свою очередь усложнило развертывание этих формирований.

Перед военкоматами встал, таким образом, новый и сложный вопрос об организации ремонта мехтранспорта, к которому в мирное время они не готовились. Чтобы решить его, проводилась большая работа по мобилизации с помощью партийных и советских органов людей на быстрый ремонт техники. В короткий срок создавались ремонтные мастерские, которые, как правило, успешно справлялись с поставленными задачами.

Снабжение, имуществом и вооружением было сопряжено также с огромными трудностями. Мобилизационные запасы в основном были сосредоточены в приграничных округах. В сложившейся ситуации большая их часть была уничтожена в ходе боевых действий или же осталась на территории, захваченной противником. По данным Главного артиллерийского управления, из 40 артиллерийских складов, расположенных по линии Ленинград, Нежин, Кременчуг, удалось эвакуировать только 11 (27,5%). К 10 июля противник овладел территорией, на которой размещалось 202 склада (52% складов округов и Наркомата обороны). Были случаи (187-я стрелковая дивизия Харьковского военного округа), когда и к 30 июня части округа были обеспечены имуществом лишь на 50-60%.

Зачастую из-за большой спешки автомобильный транспорт грузился в эшелоны и отправлялся на фронт без водителей и горючего. Но даже в этих случаях эшелоны не доходили до пунктов назначения. В связи с быстрым продвижением противника 1320 поездов (50347 вагонов) с автомобилями простаивали на железных дорогах, в то время как войска оставались без автотранспорта. Так, Южный фронт на 28 июля имел в своем распоряжении только 280 автомобилей.

Резкое изменение обстановки требовало назначения новых пунктов формирования, особенно для частей и учреждений тыла, что затягивало сроки их мобилизационной готовности. В связи с этим формирование железнодорожных, автомобильных, медицинских и других тыловых частей и учреждений не успевало за быстро развертывавшимися событиями на фронтах. Острая потребность в тыловых частях вынуждала направлять их на фронт неукомплектованными, особенно автотранспортом. Недостаточно подготовленными к отмобилизованию своих частей и учреждений оказались некоторые главные и центральные управления. Так, по мобплану на второй день мобилизации надлежало сформировать 100 временных военно-санитарных поездов. Фактически [111] их было подготовлено только 17. Поэтому с 1 июля 1941 г. вышел приказ о начале отмобилизования эвакуационных госпиталей Наркомата обороны и Наркомздрава РСФСР{159}.

В приграничных округах не удалось своевременно осуществить развертывание армейского и фронтового тылов. Слабо укомплектованные тыловые части и учреждения, имевшиеся в дивизиях, армиях и фронтах, не могли выполнить возложенные на них задачи по материально-техническому обеспечению войск. Для подвоза горючего, боеприпасов, продовольствия не хватало транспорта. Местонахождение многих складов не было известно частям и соединениям. Станции снабжения не успели развернуться и организовать свою работу. В связи с этим, например, командующий 3-й армией генерал В. И. Кузнецов 23 июня 1941 г. докладывал командующему войсками Западного фронта: «...деремся без транспорта, горючего и при недостаточном вооружении».

При мобилизационных перевозках эшелоны с мобресурсами формировались и отправлялись, как правило, с опозданием и нарушением времени, определенного планами. Кроме того, срыв продвижения эшелонов с мобресурсами был обусловлен одновременным движением огромного количества оперативных эшелонов (около 500), не предусмотренных планами перевозок на мобпериод. Начавшиеся большие эвакуационные перевозки, вывод из строя вражеской авиацией железных дорог еще более усложняли весь процесс мобилизационных перебросок.

Следует отметить, что противник упредил советские войска в развертывание примерно на 25 сут, т. е. на то время, которое требовалось для сосредоточения первого и второго стратегических эшелонов Вооруженных Сил на Западном театре военных действий. Потеря времени должна была компенсироваться в условиях активного воздействия противника по коммуникациям и нарушенного, частично или полностью, управления в приграничных округах.

Практика показала, что наверстать упущенное время оказалось невозможно. Таким образом, объективные условия начала войны предопределили исключительно тяжелые условия функционирования всех структурных элементов армии и страны в целом, которые должны были обеспечивать стратегическое развертывание Вооруженных Сил.

Наиболее напряженными днями по погрузке мобресурсов явились первые 2-4 сут мобилизации, а по выгрузке — 4-8 сут. Эти же дни оказались самыми напряженными по пропуску оперативных эшелонов. В это время на дорогах страны находились в движении от 250 до 900 поездов с мобресурсами.

Для захвата железнодорожных и шоссейных дорог противник выбрасывал в тыл советских войск крупные силы десантов и диверсионно-разведывательных групп. В результате в первые же дни войны противник захватил почти все приграничные железнодорожные станции. Обстановка становилась критической. Пропускная способность мощных двухпутных магистралей из-за налетов авиации противника снизилась в 2 раза.

Все это происходило, несмотря на то, что уже на 2-е сутки войны на всех дорогах был введен воинский параллельный график движения поездов, рассчитанный на максимальное использование пропускной способности железных дорог. Часть оперативно-мобилизационных эшелонов вынуждена была разгружаться, не доходя до планируемых пунктов, иногда в других округах и фронтах.

Захват противником в первые же дни войны многих выгрузочных районов, предназначенных для массовой выгрузки войск, повлек за [112] собой частые переадресовки эшелонов. Так, на 14 июля 1941 г. на железных дорогах в районе боевых действии в ожидании разгрузки и переадресовки находилось 465 поездов с общим количеством 27 тыс. вагонов.

В силу сложившейся обстановки приписной состав по межокружным нарядам не доходил до места назначения, передавался на укомплектование других войск. Поэтому на Западный фронт прибыло только 3902 офицера запаса, что составляло 44% от общего числа необходимых ресурсов.

Своевременное прибытие пополнения по межокружным нарядам зависело также и от многих других факторов. В частности, поздние сроки получения планов на межокружные перевозки привели к тому, что в ряде округов призванные военнообязанные находились на станциях в ожидании перевозки по 3-4 сут. Так, в первый же день войны планом Генерального штаба предусматривалось погрузить 3260 эшелонов из них 1500 внутриокружных. Погрузка этих эшелонов должна была закончиться на 10-е сутки мобилизации, а 1760 межокружных эшелонов должны были погрузиться на 21-е сутки мобилизации.

В течение первых 3 сут мобилизации требовалось погрузить до 70% мобилизационных ресурсов по межокружному плану и до 90% по внутриокружному, что составляло в сутки до 850 поездов. До 65% объема перевозок приходилось на 13 наиболее загруженных железных дорог. Общая потребность подвижного состава для оперативных перевози: с 24 июня по 8 июля 1941 г., по расчетам Генерального штаба, должна была составить 262 869 вагонов.

Фронтовые железные дороги, являвшиеся основной базой для стратегического сосредоточения войск, с первых же дней оказались под интенсивным воздействием авиации противника. Особенно сильным ударам подверглись железнодорожные узлы Риги, Вильнюса, Минска, Ровно, Львова, Орши, Могилева, Смоленска, Житомира, Тернополя, Киева и других городов в западной части Советского Союза. Телефонная и телеграфная связь на этих и многих других дорогах была прервана.

Наркому путей сообщения Л. М. Кагановичу в этих условиях казалось, что командование фронтов недостаточно уделяет внимания прикрытию железных дорог от воздушного нападения, а поэтому через своего уполномоченного он в резкой форме потребовал срочно решить вопросы по кардинальному усилению ПВО железнодорожных узлов и мостов{160}.

Большая удаленность складов с имуществом, отсутствие автотранспорта также приводили к задержке отмобилизования ряда стрелковых корпусов и дивизий (например, 41 СК и 69 СК, 233 сд, 229 сд и 235 сд Московского военного округа).

Задержка порожняка в районах выгрузки и использование его для эвакуации населения и огромных запасов имущества, а также потери подвижного состава вызвали в начале июля 1941 г. серьезные затруднения в оперативных и мобилизационных перевозках.

Особо большая нагрузка приходилась на Московский железнодорожный узел. Так, темп перевозок на 27 июня по этому узлу Генеральным штабом был определен в 78 эшелонов в сутки. Однако с 26 по 30 июня недогрузка составила 123 эшелона. В этих условиях в конце июня — начале июля для разгрузки этого узла потребовалось мобилизовать в столице 20 тыс. автомобилей и перебрасывать [113] ежесуточно из Москвы в район Вязьмы до 15 выгружаемых людских эшелонов.

В начале июля 1941 г. в связи с большим скоплением эшелонов и отдельных вагонов, грозящим парализовать работу железных дорог, от Генерального штаба потребовалось принятие срочных мер. Прежде всего начальникам штабов округов и фронтов было приказано в суточный срок освободить от грузов простаивавшие эшелоны. Перегруппировку и сосредоточение механизированных войск и автотранспорта на расстоянии менее 600 км требовалось осуществлять своим ходом. Темп выгрузки соединений на одной станции был определен 4-5 эшелонов в сутки{161}.

Заявки на перевозку грузов следовало представлять в Генеральный штаб не менее как на пятидневку, за 3 сут до начала перевозок. Заявки на срочные перевозки представлялись в управление ВОСО только с разрешения Начальника Генерального штаба или его заместителя{162}.

На автомобильных дорогах обстановка была также крайне сложная. При выдвижении соединении и объединении к фронту происходило перемешивание их с беженцами и тыловыми учреждениями соседей, создавались пробки на дорогах. Обстановка потребовала срочной организации военных дорог, пунктов ремонта техники, а также охраны и регулирования движения на этих дорогах. Там, где решение этих вопросов было организовано плохо, большое количество машин не доходило до пунктов назначения. Ставка ВГК потребовала развернуть густую сеть комендантских постов регулирования, организовать пункты сбора дезертиров{163}.

Среднесуточная погрузка для оперативно-мобилизационных перевозок в тоне составила 25983 вагона, а в июле — 15158. Сокращение оперативных перевозок в начале июля 1941 г. объяснялось окончанием массового отмобилизования и в целом завершением стратегического развертывания Вооруженных Сил.

В сложных условиях обстановки благодаря заблаговременной подготовке, а также принятым мерам технического и организационного характера удалось наладить работу железнодорожного и автомобильного транспорта и в основном справиться с массовыми перевозками мобресурсов в начальном периоде войны. В то же время не обошлось без нарушения графиков движения поездов. Основными причинами этого являлись: недостаточно четкое планирование перевозок и отсутствие точных данных у органов управления по перевозкам и потребностям войск; изменение выгрузочных районов и переадресовка частей и соединений в другие районы; интенсивное воздействие на этот процесс противника. С учетом этих обстоятельств, все в большей мере в основу планирования передвижения войск и мобресурсов стал вводиться распорядительный метод.

Большие потери, понесенные советскими войсками в начале войны, вызвали необходимость срочного их восполнения. Эта проблема решалась тремя основными способами: формированием новых войсковых частей и соединений; выводом частей и соединений в резерв Ставки ВГК для переформирования и доукомплектования маршевыми пополнениями из запасных и учебных частей.

Формирование новых соединений, не предусмотренных мобилизационным планом, осуществлялось по решению ГКО или Ставки ВГК. [114] Так, по приказу Ставки ВГК от 29 июня 1941 г. началось формирование 15 стрелковых дивизий за счет войск НКВД, по постановлению ГКО от 8 июля 1941 г. — еще 56 стрелковых, 10 кавалерийских и 25 дивизий народного ополчения, а позднее — еще 85 стрелковых дивизий народного ополчения и 50 отдельных стрелковых бригад. Формирование осуществлялось за счет контингента, поступающего непосредственно из военкоматов или из запасных частей округов. Кроме того, ГКО обязал Наркомат обороны использовать для формирований всех призывников прифронтовых районов, вплоть до 50-летнего возраста{164}. Развертывание большого количества дивизий имело и отрицательные последствия, так как органы управления, части обеспечения и обслуживания развертываемых дивизий поглощали большое количество командного состава, средств транспорта и связи.

В середине июля было принято решение на ликвидацию управлений стрелковых, механизированных, авиационных корпусов. Ликвидация корпусного звена была продиктована большими потерями и нехваткой командных кадров. Существенные изменения происходили также в организационной структуре частей и соединений различных родов войск и видов Вооруженных Сил.

В соответствии с постановлением ГКО от 6 июля 1941 т. на территории Московского и Западного особого военных округов на базе 26-го и 27-го мехкорпусов и ряда других соединении началось формирование 10 танковых дивизий со сроком готовности к 20 июля 1941 г.

По плану МП-41 мобпериод охватывал время с М по М25. Фактически же он завершился за первые 10 сут войны. Тяжелая обстановка, сложившаяся на фронтах, потребовала, начиная с М10, выгружать эшелоны с мобресурсами в новых пунктах и для других получателей. Поэтому погрузка мобресурсов с М10 была прекращена. С этого времени вступал в силу новый план, согласно которому осуществлялись просто оперативные перевозки, производившиеся в целях пополнения фронтов и округов.

К 1 июля намеченные по мобилизации ресурсы в основном были получены. Было призвано 5350 тыс. человек, из них свыше 505 тыс. офицеров запаса. Поставлено из, народного хозяйства 733,2 тыс. лошадей, 234 тыс. автомашин и свыше 31,5 тыс. тракторов.

В итоге мобилизации 1941 г. призвано, поставлено и обращено на укомплектование войск: военнообязанных — 99%, лошадей и обоза — 96%, легковых автомобилей — 66%, грузовых и специальных автомобилей — 82%, гусеничных тракторов — 80% их потребности по мобплану и лимиту изъятия. При этом следует отметить, что в связи с потерей западных областей страны были утрачены большие мобилизационные ресурсы военнообязанных. В ПрибОВО они составили 810 844, в ЗапОВО — 889 112, в КОВО — 1 625 174 и Одесском военном округе — 813 412 человек. Всего было оставлено на временно захваченной противником территории 5 631 600 человек из мобилизационных ресурсов Советского Союза{165}.

Управление оперативно-мобилизационным развертыванием проходило в тяжелых условиях. К началу войны утвержденное положение об управлении Вооруженными Силами на военное время, а также структуры и функции высших органов управления не были отработаны. Организация этих органов, их приспособление к требованиям войны велись в ее ходе. Только в августе 1941 г. на базе организационного управления, управления комплектования и службы войск Генерального [115] штаба создастся Главное управление формирования и укомплектования войск Красной Армии.

Управление мобилизацией в приграничных военных округах в начальный период войны было потеряно. Вышестоящие штабы мобилизационную обстановку на местах в ряде случаев знали плохо. Пункты управления, узлы и линии связи, в том числе и проводные линии Наркомата связи, в первые дни мобилизации в значительной степени были выведены из строя. Противник выделял специальные самолеты для уничтожения телефонно-телеграфных линии связи, особенно в оперативно-стратегическом звене.

В результате этого на вторые сутки войны была прервана телеграфная и проводная связь штаба ПрибОВО со штабами 8-й и 11-й армий, а в ЗапОВО это случилось уже в первые сутки. Разглашение военной тайны носило массовый характер. Часто совершенно секретные сведения передавались открытым текстом{166}. Имелись попытки противника вхождения в радиосети, под видом позывных вышестоящих штабов давать распоряжения, получать разведывательные данные и т. д.{167}

Полевые управления армий первого эшелона вынуждены были руководить оперативным развертыванием, имея лишь один батальон связи вместо положенных по штату полка, двух отдельных батальонов и девяти отдельных рот связи. Фактически отмобилизовался заново армейский тыл.

В таком же состоянии находились полевые управления фронтов. Они также не были укомплектованы и действовали без предусмотренных на военное время частей связи. Фронтовые части связи по мобилизационному плану могли быть готовы к выполнению своих задач не ранее 28 июня 1941 г.

Служебные переговоры, а также разведывательные и тыловые сводки передавались с грубым нарушением СУВ. Нарком обороны требовал добиться краткости и ясности при передаче всех документов.

Централизованного управления по призыву военнообязанных прифронтовой полосы для укомплектования армий прикрытия не было. Штабы приграничных военных округов не были подготовлены для проведения эвакуации мобилизационных ресурсов из угрожаемых зон, поэтому значительная часть их была оставлена на территории, занятой противником. Вследствие тяжелой обстановки учетные органы потеряли контроль за действительным состоянием людских ресурсов.

Таким образом, оперативно-мобилизационное развертывание проводилось в исключительно тяжелых условиях. Этот процесс в приграничных районах был сорван, и поэтому боевые действия велись войсками в основном в штатах мирного времени. Потребовались огромные усилия, воля, стойкость и мужество воинов, чтобы в этих условиях отмобилизовать и развернуть армию и остановить противника.

Мобилизация в ряды Красной Армии проходила с огромным патриотическим подъемом. Каждый военнообязанный рассматривал защиту Отечества как свой священный долг. Это в значительной степени обусловило решение задач стратегического развертывания Вооруженных Сил, несмотря на тяжелые условия.

3.2. Общий ход боевых действий войск

Боевые действия войск Северного фронта. На северном участке советско-германского фронта, от Баренцева моря до Карельского перешейка, активные боевые действия начались лишь в конце июня. [116] Противник сразу же ввел крупные силы, планируя мощными ударами взломать оборону фронта и в кратчайший срок добиться решающих успехов. Советские войска, занявшие к этому времени предусмотренные планом прикрытия рубежи, оказали врагу исключительно упорное сопротивление.

29 июня на мурманском направлении перешли в наступление левофланговые дивизии армии «Норвегия». Почти одновременно противник перешел в наступление и на других участках фронта. 30 июня финские соединения начали атаки на ухтинском направлении, а 1 июля немецкие и финские войска нанесли удар из района Куолоярви в направлении Кандалакши с задачей уничтожить противостоящие советские войска и овладеть Кандалакшей.

С севера на Ленинград и Петрозаводск наступали Юго-Восточная и Карельская армии финнов (15 дивизии и 3 бригады). Им противостояли 7-й и 23-я армии Северного фронта (7 дивизий). Полуостров Ханко удерживала бригада, против которой действовала финская пехотная дивизия.

С переходом противника в наступление разгорелись ожесточенные бои. Основную задачу — захват Лахденпохья, выход к Ладожскому озеру, расчленение сортавальской и кексгольмской группировок войск Северного фронта — враг не выполнил, хотя вклинился в оборону советских войск на глубину 14-17 км и создал угрозу выхода к Ладожскому озеру. 9 июля он был вынужден перейти к обороне.

Боевые действия войск Северо-Западного фронта. По количеству сил и средств фронт значительно уступал противнику. За счет решительного массирования сил и средств на главных направлениях немецкое командование создало ударные группировки, которые позволили ему достичь 5 — 8-кратного превосходства над советскими войсками на шяуляйском и вильнюсском направлениях. Советские войска, наоборот, не успев завершить сосредоточение в планируемых районах и не имея четко выраженной оборонительной группировки, к 22 июня были рассредоточены на фронте, свыше 200 км. Такое расположение войск фронта позволило противнику громить их по частям: сначала соединения прикрытия, затем 12-й и 3-й мехкорпуса и, наконец, резервы (приложение 22).

Двумя сильными ударами противник уже в первые сутки расколол оборону Северо-Западного фронта. Танковые клинья противника (4-я и 3-я танковые группы) пробили бреши в обороне советских войск. Наибольших успехов он добился на левом фланге фронта, где переправился через р. Неман южнее Каунаса и продвинулся на 60 км. В обороне войск фронта образовались две глубокие бреши: юго-восточнее Тильзита и восточнее Сувалок. Соединения фронта, особенно 11-й армии, вынуждены были поспешно и неорганизованно отступать.

Ни командующий Северо-Западным фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, ни штаб во главе с генерал-лейтенантом П. С. Кленовым не имели полного представления о положении своих войск на направлении вражеских ударов и, следовательно, не могли своевременно влиять на развитие событии. Удары немецкой авиации по штабам и действия диверсантов приводили к систематическому нарушению связи с войсками. Вследствие этого командующий фронтом, а также командования армий не смогли правильно оценить обстановку, своевременно доложить в Генеральный штаб, быстро принять необходимое решение и организовать управление подчиненными войсками. «Не было никаких признаков целеустремленного и планового руководства войсками противника в целом, — указывается в отчетных документах 3-й [117] танковой группы. Непосредственное управление войсками отличалось малоподвижностью, схематичностью. Отсутствовали быстрая реакция и быстрое принятие решений в связи с меняющейся боевой обстановкой. Ни один советский войсковой начальник не принимал самостоятельного решения уничтожать переправы и мосты»{168}. Такая оценка событий была близка к истине. О реально сложившейся обстановке не знало и политическое руководство страны. Тем не менее оно отдало приказ Вооруженным Силам разгромить вторгшиеся войска агрессора. Главный военный совет отдал советским войскам директиву № 2. В первом пункте этой директивы требовалось «всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу...». В 21 ч 15 мин 22 июня Главный военный совет отдал Военным советам Северо-западного, Западного и Юго-Западного фронтов новую директиву, в которой были сформулированы ближайшие задачи войск. Северо-Западному фронту приказывалось нанести мощный контрудар из района Каунаса во фланг и в тыл сувалкской группировки противника, уничтожить ее во взаимодействии с Западным фронтом и к исходу 24 июня овладеть районом Сувалки.

Выдвигавшиеся в течение 22 июня из глубины соединения и части вводились в сражение с ходу, без поддержки артиллерии и авиационного прикрытия. Авиация противника, обнаружив колонны советских войск на подходе к полю боя, наносила по ним мощные удары. Стрелковые соединения, вводимые, в сражение неодновременно и по частям, не могли существенно замедлить стремительное продвижение танковых и моторизованных группировок противника.

Войска 8-й и 11-й армий, понеся большие потери, продолжали 23 июня отходить по расходящимся направлениям. На стыке Северо-западного и Западного фронтов образовалась брешь шириной до 130 км.

Быстрое продвижение ударных группировок противника могла бы остановить авиация Северо-западного фронта, однако из-за понесенных потерь ей не только не удалось нанести значительный урон вражеским моторизованным колоннам, но даже задержать их. Господство в воздухе на длительное время перешло к противнику.

Контрудар 3-го и 12-го мехкорпусов 23-24 июня из-за плохой организации и обеспечения свелся к поспешным, не согласованным по месту и времени действиям (приложение 23). Результаты оказались незначительными, а потери в танках весьма существенными. Так, 12-й мехкорпус к 29 июня потерял до 80% материальной части{169}. Тяжелые потери понесла и 48-я стрелковая дивизия: погиб командир дивизии генерал-майор П. В. Богданов, соединение лишилось штаба и 70% личного состава{170}. Соединения вступали в бой после марша, с ходу, разрозненными группами. Не было организовано взаимодействие не только между стрелковыми соединениями, артиллерией и авиацией, но и между дивизиями механизированных корпусов. Отсутствие времени на подготовку контрудара, крайне сложная обстановка, сильное воздействие вражеской авиации, низкая обеспеченность боевых действий материальными средствами, особенно горючим и боеприпасами, привели к разрозненности действий войск, а по сути — к срыву выполнения боевой задачи

Последствия первых ударов противника оказались для войск Северо-западного фронта катастрофическими. ВВС фронта за первые три [118] дня войны потеряли 921 самолет{171} (76% всего состава). Войска армий прикрытия начали беспорядочный отход. Неразбериха усугублялась тем, что вместе с войсками отходили до 60 тыс. строительных рабочих и гражданское население{172}. Система управления была нарушена. Радиосвязь работала с перебоями из-за создаваемых противником помех. Почти полностью прекратился подвоз боеприпасов и горючего. Потеряв управление, командование фронта не смогло принять решительных мер по восстановлению положения и предотвращению отхода 8-й и 13-й армий. К вечеру 24 июня противник захватил Каунас и Вильнюс,

Оценив обстановку, Военный совет фронта счел целесообразным отвести войска 8-й и 11-й армий на рубеж рек Вента, Шушве, Вилия. Однако в ночь на 25 июня на очередном заседании Военного совета Северо-Западного фронта было принято новое решение: нанести контрудар 16-м стрелковым корпусом генерал-майора М. М. Иванова с задачей вернуть Каунас, хотя логика событий требовала отвести его за р. Вилия и постараться закрепиться на выгодном естественном рубеже.

В целом основная задача — задержать врага в приграничной полосе и обеспечить развертывание главных сил — войсками фронта выполнена не была. Не удались и попытки ликвидировать глубокие прорывы вражеских танков на важнейших направлениях. Войска Северо-Запад-ного фронта не смогли удержаться на промежуточных рубежах и отходит на северо-восток.

25 июня Ставка потребовала организовать оборону по р. Западная Дюна силами отходящих войск, резервов и соединений второго эшелона фронта. Для решения этой же задачи из своего резерва она выдвигала 21-й мехкорпус. Однако своевременно занять оборону он не успел. Не смогли выдвинуться к реке и войска 27-й армии — второй эшелон фронта. 26 июня они были атакованы 56-м моторизованным корпусом противника в районе Даугавпилса. Положение отходивших войск резко ухудшалось. Соединения 3-го мехкорпуса были окружены. 11-я армия, находившаяся в полуокружении в районе лагеря Гайщуны, подвергалась беспрерывным атакам трех пехотных дивизий противника. Она потеряла до 75% техники и до 60% личного состава{173}.

Положение 11-й армии было крайне тяжелым, о чем ее командующие генерал-лейтенант В. И. Морозов многократно докладывал командующему фронтом, взывая о помощи. Не получая ее, Морозов упрекал командующего фронтом генерал-полковника Ф. И. Кузнецова в бездействии. В. И. Морозов был известен своей выдержкой и дисциплинированностью, поэтому в Военном совете фронта посчитали, что он не мог докладывать в такой грубой форме. При этом Ф. И. Кузнецов сделал ошибочный вывод, что штаб армии вместе с В. И. Морозовым попал в плен и работает под диктовку врага. Командующий фронтом приказал прекратить радиосвязь с 11-й армией в тот момент, когда она остро нуждалась в управлении.

До прибытия из Риги управления 27-й армии все части, находившиеся в районе Даугавпилса, а также 5-й воздушно-десантный корпус, прибывший из резерва фронта, были объединены под единое руководство помощника командующего фронтом генерал-майора С. Д. Акимова. Группе была поставлена задача освободить город. Однако наспех организованная 26 июня атака сколько-нибудь значительных успехов не принесла. [119]

Во второй половине дня 27 июня в район северо-западнее Даугавпилса прибыл 21-й механизированный корпус генерал-майора Д. Д. Лелюшенко. Его соединения имели всего 98 танков и 129 орудий. После ожесточенных боев части корпуса отошли.

Предвидя такой исход, Ставка еще 29 июня приказала командующему Северо-Западным фронтом одновременно с организацией обороны по р. Западная Двина подготовить и занять для обороны рубеж по р. Великая, опираясь на ранее созданные Псковский и Островский укрепленные районы. Для усиления войск фронта из резерва Ставки и соседнего Северного фронта прибывали 41-й стрелковый и 1-й механизированный корпуса, а также 235-я стрелковая дивизия. Командующий Северо-западным фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов, не поняв директивы Ставки, 30 июня отдал приказ войскам, оборонявшим рубеж р. Западная Двина, отойти в Псковский, Островский и Себежский укрепрайоны. В этот же день он был снят с должности. В ходе отступления вновь назначенный командующий фронтом генерал-майор П. П. Собенников отменил ранее отданные распоряжения и потребовал от отходивших соединений перейти с утра 2 июля в наступление в целях восстановления обороны. Быстрая и неожиданная смена решений без учета фактора времени привела к тому, что 2 июля войска находились в движении и оказались не готовыми ни к наступлению, ни к обороне. Этим воспользовался противник и утром того же дня нанес удар в стык между 8-й и 28-й армиями, 27-я армия, имея ограниченные силы, не смогла оказать должного сопротивления 4-й танковой труппе врага и стала отходить в направлении на Опочку, открыв дорогу на Остров.

Таким образом, командованию Северо-Западного фронта не удалось создать оборону, способную отразить удар агрессора. Значительную роль в таком исходе оборонительной операции в Прибалтике сыграли неумелое управление войсками, грубые ошибки и просчеты командования фронта и армий в оценке обстановки, принятии решений и организации выполнения поставленных задач. Запоздалая, а порой искаженная информация не давала возможности принимать решение в соответствии с обстановкой.

При организации обороны плохо использовались естественные рубежи — крупные реки и межозерные дефиле. Войска фронта не сумели закрепиться на таких преградах, как Неман, Даугава, Великая. Безостановочный отход в первые недели войны деморализующе действовал на личный состав, появилась боязнь окружения. Не чувствуя соседей на флангах, некоторые части оставляли позиции и отходили даже в том случае, если противник наступал равными или меньшими силами.

Трудные условия, сложившиеся на Северо-Западном направлении, не позволили отмобилизовать и развернуть армейский и фронтовой тылы. Войска вынуждены были обороняться, не имея надежного тылового обеспечения, формируя тыловые органы уже в ходе боевых действий.

Испытывая острую нужду в горючем и боеприпасах, многие части и соединения не могли пополнить их запасы своими силами, так как не знали местонахождения складов. В начале июля 1941 г. войска располагали всего 0,6 — 0,8 боекомплекта.

Сложная обстановка была и на море. Краснознаменный Балтийский флот, даже имея превосходство в надводных и подводных силах, был поставлен в трудное положение. С захватом противником баз в Лиепае и Риге корабли перешли в Таллин, где подвергались жестоким [120] бомбардировкам немецкой авиации. А в начале июля флоту пришлось вплотную заняться организацией обороны Ленинграда с моря.

Боевые действия войск Западного фронта. В соответствии с планом «Барбаросса» против войск Западного фронта начала наступление группа армий «Центр», с тем чтобы окружить и в последующем уничтожить советские войска в районе между Белостоком и Минском.

Для решения поставленных задач группа армий «Центр» имела 2 танковые группы и 2 полевые армии, в составе которых насчитывалась 51 расчетная дивизия. 8 дивизий противника были сконцентрированы на участке в 70 км для удара в стык 10-й и 4-й советских армий. На участках прорыва противнику удалось достичь 3-4-кратного превосходства над советскими войсками.

Авиационная поддержка группы армий осуществлялась 2-м воздушным флотом, имевшим в своем составе более 1200 самолетов.

Войска Западного фронта, не успев развернуться, приняли на себя главный удар вермахта и понесли тяжелые потери в первый же день войны. Из имевшихся 1685 исправных самолетов к исходу 22 июня осталось около 950 машин. Особенно тяжелое положение сложилось на гродненском и брестско-барановичском направлениях, где враг наносил главные удары силами 2-й танковой группы, 9-й и 4-й полевых армий (приложение 24).

Уже в первый день войны правый фланг 3-й армии был глубоко охвачен войсками 3-й танковой группы врага. Между Северо-Западным и Западным фронтами образовался разрыв шириной до 130 км. В этот разрыв устремились танковые части противника и к вечеру 23 июня продвинулись в глубь нашей территории до 120 км.

Тяжелая обстановка создалась и на левом фланге Западного фронта, где против 4 еще не развернувшихся дивизий первого эшелона 4-й армян перешли в наступление 10 дивизий противника (в том числе 4 танковые). Вслед за ними во втором эшелоне наступали еще 2 пехотные, 3 моторизованные и танковая дивизии.

Уже к вечеру 22 июня передовые танковые части противника заняли Кобрин и продвинулись в глубь советской территории до 60 км (приложение 25).

Таким образом, к исходу первого дня войны обозначилась угроза глубокого охвата танковыми соединениями противника обоих флангов Западного фронта. Из-за потерн управления войсками ни генерал армии Д. Г. Павлов, ни его штаб не сумели вскрыть обозначившейся угрозы.

В целях восстановления положения и во исполнение требований директив № 2 и 3 Главного военного совета от 22 июня командование фронта предприняло попытки в течение 23-25 июня вводом в бой резервов и одновременным контрударом силами 6-го и 11-го механизированных корпусов перехватить у врага инициативу и отбросить его за пределы нашей территории. Вследствие разбросанности соединений, неустойчивости управления, мощного воздействия авиации противника сосредоточить контрударную группировку в назначенное время не удалось. Конечные цели контрудара (уничтожить сувалкинскую группировку противника и овладеть Сувалками) не были достигнуты, имелись большие потери. Так, в 11-м мехкорпусе из 243 танков осталось 50 (приложение 23).

К 25 июня соединения и части 3-й и 10-й армий, действовавшие в белостокском выступе, были глубоко охвачены с обоих флангов (приложение 26). В этот день Ставка Главного Командования приказала командующему фронтом вывести войска из белостокского выступа на линию Лида, Слоним, Пинск. Однако это решение оказалось запоздалым, [121] так как для отвода войск в направлении на Минск оставался узкий коридор шириной до 60 км. Вследствие низкой подвижности соединениям 3-й и 10-й армий не удалось оторваться от наступавших с фронта и флангов частей противника. 28 июня врагу удалось отсечь и окружить часть сил 10-й армии восточнее Белостока, а 29 июня его передовые соединения 3-й и 2-й танковых групп прорвались в район восточнее Минска и сомкнули кольцо окружения. В результате западнее Минска оказались в окружении 26 дивизий Западного фронта. Войска 4-й армии, ведя сдерживающие бои, отходили в направлении Слуцка.

До 8 июля большая часть войск Западного фронта, лишенная централизованного управления, снабжения и связи, вела упорные бон в тылу врага. Вне кольца окружения 16 обескровленных дивизий сдерживали соединения 3-й и 2-й немецких танковых групп.

Поражение войск Западного фронта привело к прорыву стратегического фронта на минском направлении, где в обороне советских войск образовалась огромная брешь шириной более 400 км. Ни командование Западного фронта, ни пять Маршалов Советского Союза (Б. М. Шапошников, Г. И. Кулик, К. Е. Ворошилов, С. К. Тимошенко и С. М. Буденный), прибывшие сюда по решению И. В. Сталина, не смогли правильно оценить обстановку и целесообразно распорядиться имевшимися силами. Вслед за ними со специальным карательным заданием прибыл начальник Главного политического управления Красной Армии Л. 3. Мехлис. Генерал армии Д. Г. Павлов был отстранен от командования франтом и по решению суда военного трибунала расстрелян. Были репрессированы и другие генералы и офицеры.

В первых числах июля противник вышел на р. Днепр на участке Новый Быхов, Рогачев, Жлобин. Обстановка требовала немедленного принятия мер по восстановлению стратегического фронта обороны. Сделать это удалось лишь выдвижением стратегических резервов. 1 июля Ставка включила в состав. Западного фронта 19, 20, 21 и. 22-ю армии, входившие до этого в группу армий резерва Главного Командования. По существу, был создан новый фронт.

В начале июля ожесточенные бои разгорелись в междуречье Березины и Днепра. К 4 июля танковые части врага прорвались в район Лепеля, Уллы и Старого Быхова. В этих условиях Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко решил контрударом 5-го и 7-го механизированных корпусов 20-й армии разгромить прорвавшуюся вражескую группировку (приложение 23). Из-за неподготовленности и недостаточной артиллерийской и авиационной поддержки контрудар не достиг своих целей. В то же время в результате активных действий мехкорпусов все попытки противника форсировать Днепр были сорваны. Это позволило укрепить оборону 20-й армии и обеспечило сосредоточение войск фронта. Однако это было достигнуто дорогой ценой, 5-й и 7-й мехкорпуса потеряли 832 танка{174}. В тяжелом, ожесточенном танковом сражении перевес в конечном счете оказался за противником, хотя и он понес ощутимые потери: было разгромлено до 4 пехотных полков, несколько артиллерийских батарей, уничтожено более 300 танков{175}.

К исходу 9 июля танковые и моторизованные дивизии 4-й танковой армии{176} (3 июля 3-я и 2-я танковые группы были объединены в 4-ю танковую армию) подошли к рубежу рек Западная Двина и Днепр на фронте от Полоцка до Жлобина. Противнику удалось прорваться [122] в стыке 20-й и 22-й армии, овладеть Витебском и захватить плацдарм на северном берегу р. Западная Двина у Десны. Дальнейшее его продвижение было остановлено резервами Ставки.

Таким образом, войска Западного фронта в начальном периоде войны потерпели тяжелое поражение. Из 44 дивизий 24 были разгромлены полностью, остальные 20 дивизий потеряли от 30 до 90% сил и средств{177}. На территории Белоруссии были потеряны 32 склада с горючим из 45 имевшихся и все склады боеприпасов. Западный фронт оказался не в состоянии остановить врага и обеспечить необходимое время для полного сосредоточения и развертывания стратегических резервов и создания устойчивого фронта обороны.

Немецко-фашистские войска к 10 июля продвинулись на западном направлении на глубину до 450-600 км, захватили почти всю Белоруссию и создали угрозу прорыва с ходу на Смоленск.

Неудачи Западного фронта кроме причин, обусловленных отсутствием должной боевой готовности его войск, в большей степени явились следствием частой потери управления войсками во всех звеньях.

Боевые действия Юго-Западного фронта. Война застала войска фронта в группировке, которая включала первый эшелон (5, 6, 26 и 12-я армии прикрытия) и фронтовые резервы, в составе которых было 58 дивизий, из них 16 танковых и 8 моторизованных.

Войска группы армий «Юг», наступавшие против войск фронта (6-я и 17-я армии, 1-я танковая группа), имели 39 расчетных дивизий, в том числе 5 танковых и 4 моторизованные. Резерв группы армий насчитывал 3 пехотные дивизии, остальные составляли ее первый эшелон. В целом, как уже указывалось, соотношение сил позволяло фронту отразить наступление, но его войска, большая часть которых сосредоточилась в стороне от направления главного удара врага, были растянуты в глубину, что затрудняло реализацию имевшихся возможностей.

Главный удар противник нанес смежными флангами 6-й и 17-й армий, а также 1-й танковой группой севернее львовского выступа. Удар 13 пехотных дивизий первого эшелона врага пришелся в стык 5-й и 6-й армий по 4 стрелковым и кавалерийской дивизиям, которые выходили на рубежи согласно планам прикрытия. Они вступали с ходу во встречный бой на необорудованной местности. Между соединениями образовались большие разрывы. Используя 15 — 20-километровые промежутки между дивизиями и подавляющее превосходство в силах на направлении главного удара, 6 пехотных и танковая дивизии врага в первый же день войны прорвались в глубину до 30 км (приложение 27).

При отсутствии реальных данных о положении и состоянии своих войск, группировке и силах врага командующий Юго-Западным фронтом генерал М. П. Кирпонос во исполнение директивы Главного военного совета приказал 15-му и 4-му мехкорпусам с утра 23 июня нанести удар в направлении Радехов, Сокаль-Слабе, Наспех организованный контрудар успеха не имел. В середине дня 24 июня в полосе 5-й армии нанес контрудар 22-й мехкорпус совместно со 135-й стрелковой дивизией. Однако, действуя разрозненно, не имея авиационного прикрытия, корпус, потеряв более половины танков, вынужден был отходить к Луцку{178}. К исходу 24 июня 3 немецкие танковые дивизии, а вслед за ними и пехотные соединения, используя мощную поддержку авиации, на 60-километровом участке продвинулись на 100 км от границы. [123] На других участках армии прикрытия сдерживали противника в 40—50 км от границы, а в районе Перемышля и в полосе 12-й армии — вдоль ее.

Для ликвидации угрозы глубокого прорыва обороны фронта и уничтожения основных сил вклинившейся 1-й танковой группы командующий войсками Юго-Западного фронта принял решение силами 9-го и 19-го мехкорпусов нанести контрудар с севера, а 8-го и 15-го мехкорпусов — с юга. Фронтовой контрудар был предпринят с 25 по 29 июня, вылившись в крупнейшее танковое сражение начального периода войны (приложение 23).

Проводя контрудар, командование фронта решило в то же время создать позиционный фронт обороны. 26 июня выдвигающимся резервам фронта (31, 36 и 37-й стрелковые корпуса) было приказано занять прочную оборону на рубеже Луцк, Кременец, Гологуры, отвести в последующем за него мехкорпуса, которыми подготовить мощный контрудар с целью разгрома вклинившегося противника. Это решение следует признать целесообразным. Однако Ставка ВГК это решение отменила, и начавшийся контрудар продолжался. Наступление танковой группы противника было задержано до конца июня. Однако войскам фронта не удалось ликвидировать прорыв. Основные причины низкой эффективности контрударов заключались в их поспешной подготовке, отсутствии единого руководства и надежной ПВО. Корпуса вступали в сражение после 200-400-километрового марша, в ходе которого они несли значительные потери от ударов вражеской авиации. Большое количество танков вышло из строя по техническим причинам. Практически контрудар превратился в разрозненные действия соединений: одни начинали атаку, другие завершали ее, а третьи еще подходили. В окружении оказались многие части и соединения, в том числе основные силы 8-го мехкорпуса, было потеряно 2648 танков. В это же время сражались в окружении 87-я и 124-я стрелковые дивизии.

К 30 июня 3 стрелковых корпуса (7 дивизий) из резерва фронта заняли оборону севернее Луцка по р. Стырь и на рубеже Дубно, Кременец, Золочев протяженностью 200 км. Однако между Луцком и Дубно остался незанятый промежуток, куда устремились 9 дивизий противника, в том числе 6 танковых и моторизованных. Противодействовали этой группировке лишь остатки 9-го мехкорпуса и не успевшая перегруппироваться на Западный фронт мотодивизия 16-й армии, которая занимала оборону в г. Острог.

Реальных сил, способных остановить наступление танковой группы на киевском направлении, фронт не имел. Над войсками его левого фланга нависла серьезная угроза удара в тыл с севера. Одновременно на юге крупная группировка изготовилась к наступлению с территории Румынии. Учитывая это, Ставка 30 июня приказала отвести войска фронта к 9 июля на рубеж укрепленных районов вдоль старой госграницы и, опираясь на них, создать прочную оборону. Но это решение оказалось запоздалым.

Начавшие 1—2 июля отход войска фронта находились от рубежа укрепрайонов в 120-200 км. Передовые соединения немецкой 1-й танковой группы отделяло от УР первой линии всего 25—50 км, а от Новоград-Волынского укрепрайона — 70-80 км. Для обеспечения отвода войск в укрепленные районы 5-я армия силами стрелкового и 3 механизированных корпусов 1 июля нанесла контрудар по левому флангу 1-й танковой группы, который лишь на два дня задержал противника в районах Ровно и Острога. Противник, отразив разрозненные атаки соединений 5-й армии, танковыми дивизиями 6 июля с ходу преодолел [124] не занятые полевыми войсками укрепрайоны первой линии, вышел к Новоград-Волынскому укрепрайону и, обойдя его с севера и юга, начал наступление на Киев.

Результатом боевых действий фронта за первые 15 сут войны явился неудачный исход приграничных сражений и отход на старую границу на глубину 300-350 км. Фронт задержал наступление ударной группировки противника, но остановить его не смог.

Боевые действия Южного фронта. Активные боевые действия немецко-румынских войск (немецкой 11-й, румынских 3-й и 4-й армий) начались 2 июля, поэтому войскам фронта удалось вступить в сражения начального периода войны более организованно, чем на других фронтах. Ход военных действий на Южном фронте в значительной степени определялся развитием событий на соседнем Юго-Западном фронте. Глубокие прорывы противника в его полосе вынуждали командование Южного фронта держать на правом крыле половину сил: 17-й и 55-й стрелковые, 16-й и 18-й механизированные корпуса, 3 отдельные стрелковые дивизии и противотанковую бригаду (приложение 28). Причем вместо упорного удержания занимаемого рубежа производился систематический отвод войск, хотя противник не имел здесь необходимого превосходства в силах и средствах, а в танках и самолетах преимущество было на стороне Южного фронта.

В результате ожесточенных боев противник вклинился на бельцском и могилев-подольском направлениях. Он сосредоточил основные силы против 9-й армии (7 дивизий противника в первом эшелоне на 2 июля). Против 18-й армии вражеское командование держало крайне ограниченные силы — в основном венгерские войска, включавшие четыре бригады. Несмотря на более или менее организованное вступление в сражение, войска фронта с 2 по 10 июля на 350-километровом фронте отошли на 60-90 км. На остальном участке устойчивость обороны сохранялась.

Одни из причин отвода войск на рубеж Днестра, на левом берегу которого имелись долговременные оборонительные сооружения, явилась неправильная оценка противостоящих сил противника. Так, 5 июля Военный совет фронта докладывал в Ставку, что в его полосе действуют 53 вражеские дивизии{179}. Это превышало реальное количество более чем вдвое.

Таким образом, основная задача, которая стояла перед армиями прикрытия в начальный период войны — задержать противника в приграничной полосе и обеспечить развертывание Советских Вооруженных сил, — оказалась невыполненной. За три недели войны противник продвинулся на северо-западном направлении на 450-500 км, на западном — на 450-600 км и юго-западном — на 300-350 км.

Обстановка к концу начального периода войны продолжала оставаться сложной. Боевые действия проходили в 120 км от Ленинграда, в районе Смоленска и на подступах к Киеву. Враг создал непосредственную угрозу захвата этих крупных административных центров. — Советские войска нуждались в пополнении людьми и вооружением. Из 212 дивизий и 3 стрелковых бригад, имевшихся в составе действующей армии, были полностью укомплектованы лишь 90. Поэтому Советские Вооруженные Силы вступили в новый, чрезвычайно трудный этап борьбы в неблагоприятной обстановке. Он продолжался 2,5 месяца. В это время особенно напряженный характер носили бои под Ленинградом, в районах Смоленска, Киева, а также на Крайнем Севере и в Карелии. [125]

Начало обороны Ленинграда. Ход военных действий на Крайнем Севере и в Карелии, несмотря на ожесточенный характер, вызывал меньше опасении у советского командования, чем на Северо-Западном направлении. Продвижение противника на отдельных участках было незначительным. Войска 14-й армии во взаимодействии с силами Северного флота сорвали операцию немецкой армии «Норвегия» по захвату полуострова Рыбачий, Мурманска, военно-морской базы Полярный, Кировской железной дороги.

Наступление Юго-Восточной армии финнов, начавшееся в конце июля, было остановлено к 1 сентября войсками 23-й армии, силами Краснознаменного Балтийского флота, Ладожской военной флотилии и авиации Северного фронта у государственной границы 1939 г. — в Карельском укрепрайоне. Фронт на северных подступах к Ленинграду стабилизировался до июня 1944 г.

Карельская армия финнов (7 дивизий и 3 бригады), перешедшая в наступление 10 июля, в ходе продолжительных боев продвинулась к р. Свирь, но здесь была остановлена войсками 7-й армии (3 дивизии). К концу сентября — началу октября фронт стабилизировался и на этом участке.

10 июля было создано главное командование войск Северо-Западного стратегического направления, объединившее руководство войсками Северного и Северо-Западного фронтов. Ему же в оперативном отношении были подчинены Краснознаменный Балтийский и Северный флоты. Главнокомандующим Северо-Западным направлением был назначен Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов, приближенный Сталина, имевший в вопросах ведения войны устаревшие взгляды времен гражданской, войны.

Решающие события развернулись на южном и юго-западных подступах к Ленинграду, где 10 июля противник перешел в наступление. Прорвав фронт обороны советских войск, он продвинулся вдоль шоссе Псков, Луга. Одновременно другая его группировка наступала из района Порхова в общем направлении на Новгород.

С подходом стратегических резервов и занятием лужского рубежа обороны действия войск на ленинградском направлении переросли в Ленинградскую оборонительную операцию. В ней участвовали войска Северного (с 23 августа Ленинградский и Карельский фронты), Северо-Западного фронтов, а также силы Краснознаменного Балтийского флота. Боеспособность советских войск, участвовавших в боях, была низкой. Например, 41-й стрелковый корпус, переданный 13 июля из Северо-Западного фронта в подчинение командующему Северным фронтом, находился в дезорганизованном состоянии. Его войска, понесшие потери в предыдущих боях, были деморализованы, штабы и командиры растерялись и показали несостоятельность в управлении войсками.

Тем не менее все попытки врага сломить сопротивление советских войск и выйти к Ленинграду через Лугу окончились неудачей. В результате своевременного создания лужской оперативной группы войск, которая упорной обороной отразила все атаки противника, наступление немецко-фашистских войск на этом направлении к 19 июля было остановлено. Этим был сорван план германского командования с ходу прорваться к Ленинграду через Лугу и Копорское плато. Оно вынуждено было прекратить наступление на Ленинград до подхода основных сил группы армий «Север». Выигранное время советские войска использовали для организации обороны на ближних подступах к Ленинграду, а также для подтягивания на это направление свежих сил. 23 августа Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение разделить [126] Северный фронт на Карельский в составе 7-й и 14-й армий под командованием генерал-лейтенанта В. А. Фролова и Ленинградский в составе 23, 8 и 48-й армий под командованием генерал-лейтенанта М. М. Попова. Главное командование Северо-Западного направления решением ГКО от 29 августа было объединено с командованием Ленинградского фронта, а в начале сентября ликвидировано.

Важной мерой являлись решения Ставки от 23 августа и 2 сентября о развертывании восточнее Волхова 52-й резервной армии под командованием генерал-лейтенанта Н. К. Клыкова и вновь формируемой 54-й армии под командованием Маршала Советского Союза Г. К. Кулика. Войска этих армий прикрывали волховское направление.

Продолжая наступление, 30 августа противник занял ст. Мга и перерезал последнюю железную дорогу, связывавшую Ленинград со страной, а 8 сентября захватил Шлиссельбург. С выходом противника к Ладожскому озеру и верховью Невы Ленинград оказался плотно блокированным вражескими войсками. С этого дня сообщение с Ленинградом стало возможным только через Ладожское озеро и по воздуху. К 30 сентября 1941 г. фронт на юго-западных и южных подступах к Ленинграду стабилизировался.

В ходе операции, особенно на ближних подступах к Ленинграду, постепенно наметился перелом в ведении обороны на Северо-Западном стратегическом направлении. Сила сопротивления советских войск возросла, а наступательные возможности войск противника иссякали. Так, если в начале войны средний темп продвижения противника в сутки составлял 26 км, то после 10 июля он равнялся 5 км, в августе — 2,2 км, а в сентябре — 1.25 км.

Большую роль в ходе оборонительных боев под Ленинградом сыграли Краснознаменный Балтийский флот и Ладожская военная флотилия, которые мощной артиллерией систематически поддерживали стрелковые войска, пополняли их своими формированиями. Удерживая острова Эзель и Даго, а также полуостров Ханко, Балтийский флот прочно закрыл вход вражеским кораблям в Финский залив и постоянно затруднял их действия в Рижском и Финском заливах. Ладожская флотилия прикрывала фланги сухопутных войск, а с началом блокады города обеспечивала подвоз войскам по Ладожскому озеру боеприпасов и продовольствия, эвакуацию раненых, больных и мирного населения из Ленинграда.

Смоленское оборонительное сражение (приложение 29) охватывает период с 10 июля по 10 сентября. Немецко-фашистское командование, выйдя главными силами к Днепру, предполагало, что путь для продвижения к Смоленску, а затем и к Москве открыт. Но именно здесь, на Днепре, начался новый этап вооруженной борьбы на Западном стратегическом направлении.

Командование вермахта бросило в это сражение 62 дивизии и 3 бригады, в первом эшелоне вражеских войск действовало 28 дивизий (в том числе 9 танковых). В них насчитывалось около 430 тыс. человек, более 1 тыс. танков, свыше 6,6 тыс. орудий и минометов. Их действия поддерживали 1,5 тыс. самолетов.

Ставка ВГК продолжала выдвигать на данное направление стратегические резервы из глубины. В район Смоленска, Ярцева и Духовщины начала прибывать 16-я армия, которая вместе с 19-й армией составила второй эшелон фронта. В тылу фронта, в 200 км от Днепра, развертывалась группа войск фронта резервных армий (29, 30, 24, 28, 31 и 32-я). Всего в составе Западного фронта имелось 7 общевойсковых армий (22, 201 13, 21, 4, 19 и 16-я), которые к началу сражения [127] еще продолжали сосредоточиваться и развертываться на рубеже Себеж, Орша, Шклов и далее на юг, вдоль Днепра на Жлобин, Калинковичи. Однако в условиях господства вражеской авиации темпы сосредоточения были низкими. К 10 июля из 48 дивизий, имевшихся в армиях, развернулись лишь 37 дивизий. В них имелось 275 тыс. человек, 145 танков, около 38 тыс. орудий и минометов, 383 самолета. Превосходство было на стороне противника, особенно в танках, артиллерии и самолетах.

Развертывание на рубеже рек Западная Двина и Днепр резервов Ставки позволило несколько уплотнить боевые порядки советских войск, однако ширина полос обороны стрелковых дивизий продолжала оставаться большой (в среднем 24 км), поэтому, чтобы создать высокие плотности огня перед передним краем обороны, боевые порядки соединений строились, как правило, в один эшелон.

Оборона носила очаговый характер. Войска успели отрыть лишь отдельные окопы, что при недостатке артиллерии делало ее уязвимой. Оперативное построение армий также было неглубоким. В войсках ощущался острый недостаток противотанковых средств, прежде всего артиллерии, плотность которой не превышала 6 — 8 орудий, а противотанковой — 1-2 орудия на 1 км фронта.

На первом этапе Смоленского сражения (10-20 июля) противник, нанося удары танковыми группировками, прорвал оборону фронта на правом фланге и в центре. Продвинувшись на глубину до 200 км, он окружил Могилев, захватил междуречье. Днепра и Западной Двины, где расположен Смоленск, который считался «ключом к Москве». 16 и 20-я армии оказались в оперативном окружении в районе Смоленска.

Для срыва стремительного продвижения врага командование фронта предприняло ряд контрударов, использовав не только вторые эшелоны, но и все резервы. Однако из-за низких темпов перегруппировок и развертывания войск контрудары, как правило, проводились с опозданием. Лишь 21-я армия успешно наступала на бобруйском направлении, сковав на длительное время главные силы 2-й полевой армии.

В ходе второго этапа Смоленского сражения (с 21 июля по 7 августа) советским командованием впервые была предпринята попытка организации и проведения контрнаступления. К участию в нем привлекалась часть сил 29, 30, 24 и 28-й армий фронта резервных армий. Созданные на их базе 5 армейских оперативных групп нанесли удары из районов Белого, Ярцева и Рославля по сходящимся направлениям на Смоленск в целях окружения и уничтожения смоленской группировки врага. Одновременно в полосе 21-й армии была направлена в рейд по тылам противника кавгруппа в составе трех кавалерийских дивизий. Однако обстановка для перехода в контрнаступление была не самая благоприятная. Советское военное руководство, и прежде всего И. В. Сталин, не учло планов противника, который также готовился к продолжению активных действий. Это привело к частым встречным сражениям, которые отличались исключительной ожесточенностью. Важнейшие, события развернулись в районах Духовщины, Ярцева, западнее и северо-западнее Смоленска, а также в районе Ельни. В результате упорных боев советские войска добились некоторых результатов, однако контрнаступление поставленных целей не достигло. Созданные для его осуществления оперативные группы оказались недостаточно мощными. Тем не менее советские войска сорвали наступление группы армий «Центр» на Москву, заставив ее 30 июля перейти [128] к обороне. Была оказана помощь 20-й и 16-й армиям, которые прорвали кольцо окружения и главными силами отошли за Днепр.

В связи с тем, что военные действия войск центра и левого крыла Западного фронта разделились на два самостоятельных очага борьбы (одна — в районе Смоленска, другой — в районе Гомеля), Ставка 24 июля выделила 13-ю и 21-ю армии в самостоятельный Центральный фронт во главе с генерал-полковником Ф. И. Кузнецовым, а войска Западного фронта объединились с войсками Западного направления в единый Западный фронт. Хотя Смоленск оказался в руках противника, все же оборона Западного фронта сломлена не была.

В ходе третьего этапа (с 8 по 21 августа) центр боевых действий переместился к югу — в полосу Центрального фронта. Здесь против 24 советских дивизий (в том числе 2 танковых) 8 августа перешли в наступление 2-я танковая группа и 2-я полевая армия противника (25 дивизий, из них 6 танковых и моторизованных). Армии Центрального фронта, растянутые в одну линию, не смогли сдержать танкового удара врага и начали отходить в южном и юго-восточном направлениях. В оборонительном построении фронта образовались широкие разрывы. Советские войска с тяжелыми боями начали отходить в южном и юго-восточном направлениях. Создалась угроза Брянску, который с 16 августа прикрывал вновь созданный Брянский фронт, (13-я и 50-я армии). Чтобы задержать продвижение противника, Ставка приказала Брянскому фронту нанести контрудар по 2-й танковой группе врага и разгромить ее. Однако перегруппировка войск фронта проводилась медленно. Противник, упреждая соединения фронта, срывал планомерное проведение перегруппировок. К 21 августа немецкие войска продвинулись на глубину 120-140 км и, выйдя на рубеж Новозыбков, Стародуб, глубоко охватила с востока и запада 21-ю армию. Связь между Брянским и Центральным фронтами нарушилась.

В ходе завершающего этапа Смоленского сражения, начавшегося 22 августа, Ставка ВГК предприняла очередную попытку организовать и провести наступление силами группы фронтов на Западном направлении. Брянский фронт (с 25 августа в его состав включены войска Центрального фронта) должен был разгромить 2-ю танковую группу врага, Западный — продолжить наступление, начатое 16 августа, и выйти на рубеж Велиж, Демидов, Смоленск, Резервный — завершить Ельнинскую операцию, освободить Ельню и выйти в район Рославля.

На всем фронте, от Андреаполя до Новгород-Северского, развернулись ожесточенные бои. На правом крыле Западного фронта противник нанес сальный танковый удар, прорвал оборону и отбросил 22-ю и 29-ю армии на левый берег Западной Двины. Под Смоленском войска Западного фронта из-за недостатка сил и средств не смогли сломить сопротивление противника, 24-я и 43-я армии Резервного фронта успешно завершили Ельнинскую наступательную операцию: освободили Ельню и к 8 сентября ликвидировали опасный ельнинский выступ.

Сложная обстановка сложилась на юге, где танковая группа Гудериана развивала наступление во фланг и в тыл войскам Юго-Западного фронта. Брянский фронт предпринял попытки остановить продвижение противника, но безрезультатно. Для срыва наступления танковых соединений врага Ставка силами ВВС Брянского фронта, а также дальнебомбардировочной авиации (всего 460 самолетов) провела воздушную операцию. Однако результаты ударов авиации по наступавшему противнику не были в полной мере использованы войсками Брянского фронта. 3-я и 13-я армии не смогли развить успех. Наиболее сильная 50-я армия в это время вела боевые действия не пробив [129] наступавший вражеской танковой группировки, а против занявшей оборону 4-й армии. К 10 сентября противник форсировал Десну и вышел на рубеж Конотоп, Чернигов. В тот же день войска Западного, Резервного и Брянского фронтов, исчерпавшие наступательные возможности, по приказу Ставки перешли к обороне. Смоленское оборонительное сражение, продолжавшееся 2 месяца, завершилось.

Главным итогом Смоленского сражения, развернувшегося на фронте 650 км и в глубину до 250 км, явился срыв расчетов гитлеровского командования на безостановочное продвижение к Москве. Вместо этого противнику пришлось в течение 2 мес. вести тяжелые сражения. Впервые в ходе второй мировой войны он был вынужден прекратить наступление на главном направлении и, понеся большие потери, перейти к обороне. В результате Смоленского сражения советское командование выиграло время для подготовки обороны Москвы.

Оборонительные операции на Украине. Одновременно с упорными боями на подступах к Ленинграду и в районе Смоленска войска Юго-Западного фронта при поддержке кораблей Пинской военной флотилии провели Киевскую оборонительную операцию, а войска Южного фронта — операцию на Правобережной Украине.

Киевская оборонительная операция началась 7 июля борьбой за укрепленные районы по старой госгранице. 5-я и 6-я армии не успели занять укрепрайоны на направлении наступления немецкой 1-й танковой группы, соединения которой к 10 июля овладели Бердичевом и Житомиром. В последующие два дня они продвинулись на 110 км и к исходу 11 июля вышли к Киевскому УР, где упорной обороной были остановлены. В результате войска фронта оказались расчлененными на две части: северную, включавшую 5-ю армию, которая заняла Коростенский УР, и южную — основные силы фронта в составе 6, 26 и 12-й армии, которые вышли на Новоград-Волынский и Лотичевский УР. Против них действовали 27 пехотных дивизий 6-й и 17-й армий противника, а между ними вырвавшаяся на 150 км вперед 1-я танковая группа (9 танковых и моторизованных дивизий).

В целях ликвидации вражеского прорыва соединения 5-й армии с севера и 6-й армии с юга в середине июля нанесли контрудары по флангам прорвавшейся группировки. Хотя прорыв ликвидировать не удалось, основные силы 6-й и 17-й армий противника были скованы в двух районах, удаленных друг от друга на 100 км. Одновременно наносились удары по 1-й танковой группе.

В соответствии с планом противник повернул 1-ю танковую группу на юг. Одновременно его 17-я армия нанесла рассекающий удар в стык с Южным фронтом. Над 6-й и 12-й армиями нависла угроза окружения. Ставка приказала к 21 июля отвести их на рубеж Белая Церковь, Гайсин. 26-я армия, которая ранее, передав свои соединения 12-й армии, объединила дивизии, сражавшиеся южнее Киева, 20 июля для обеспечения отхода нанесла удар во фланг и в тыл 1-й танковой группе. Это позволило на 5 дней задержать ее в районе Белой Церкви. Сменив танковые соединения пехотными дивизиями, противник 24 июля продолжил наступление и отрезал 6-ю и 12-ю армии от остальных сил.

В конце июля враг стремился овладеть Киевом и уничтожить советские войска севернее его на коростенском направлении. Больше месяца шли здесь упорные бои. Контрудары и контратаки 5-й армии и 27-го стрелкового корпуса во фланг 6-й немецкой армии сковали ее основные силы. Одновременно войска левого крыла фронта и корабли Пинской военной флотилии продолжали удерживать каневский и черкасский плацдармы. Кроме 5-й и 26-й армий в составе фронта к середине [130] августа находились созданные за счет резервов Ставки 37-я армия, оборонявшаяся в районе Киева, к 38-я армия, удерживавшая черкасский плацдарм. Так как отход соседей угрожал стыкам с Центральных и Южным фронтами, Ставка ВГК 19 августа приказала Юго-Западному фронту, продолжая удерживать Киев,, отвести войска за Днепр и создать сильные резервы для отражения угрозы на стыках с соседями.

С 21 по 25 августа севернее и южнее Киева фронт отвел войска за Днепр. Противник, использовав слабо обороняемый мост севернее Киева, двумя пехотными дивизиями захватил плацдарм, ввел танковую дивизию и в районе Остра вышел к Десне. Контрударом соединений 5-й и 37-й армий он был отброшен к Днепру. Однако танковая дивизия противника отошла на небольшой плацдарм, прикрывавший мост, и он остался в руках врага.

В начале сентября обстановка в полосе фронта еще более осложнялась в результате переноса основных усилий противника с западного на юго-западное направление. Повернутые на юг 2-я армия и 2-я танковая группа выходили в тыл войскам правого фланга фронта. Им противостояли вновь созданная 40-я армия и отошедшая 21-я армия. На юге, га кременчугском направлении, противник сосредоточил 17-ю армию л 1-ю танковую группу, против которых оборонялась 38-я армия. Фронт, сосредоточивший основные усилия в центре, достаточных сил для отражения наступления на обоих флангах не имел. В его резерве находились 3,5 расчетные дивизии и танковая бригада. Противник же создал подавляющее превосходство.

Нанеся удар в стык 40-й и 21-й армии, 2-я танковая группа противника 10 сентября прорвалась в район Ромны, а 17-я армия захватила плацдарм в районе Кременчуга. На нем для удара на север сосредоточилась 1-я танковая группа. 11 сентября главком Юго-Западного направления обратился в Ставку ВГК с просьбой отвести войска фронта за р. Псёл. Ставка не разрешила отход до создания фронтом обороны на этой реке, приказав удерживать Киев и совместно с Брянским фронтом задержать наступление конотопской группировки врага. Однако достаточными силами для организации обороны на новом рубеже и нанесения удара фронт не располагал.

12 сентября немецкая 1-я танковая группа устремилась на север, навстречу 2-й танковой группе. 15 сентября они соединились в районе Лошнцы, сдружив основные силы фронта. Только к исходу 17 сентября Ставка ВГК разрешила 37-й армии оставить Киев и отойти на левый берег Днепра. Несколькими часами раньше Военный совет фронта решил прорвать пока еще слабый фронт окружения. Однако из-за отсутствия связи с войсками штаб фронта управление потерял. Расчлененные на изолированные группировки, войска продолжали сопротивление и сковывали главные силы противника. 20 сентября только 6 пехотных дивизий 17-й армии продолжали наступление на внешнем фронте окружения в направлении Полтавы. Это позволило вновь созданному управлению Юго-3ападного фронта, объединившему войска, которые прибыли: из резерва Ставки ВГК и остались от прежнего фронта, восстановить оборону на новом рубеже. В результате за 2,5 мес. боевых действий почти полумиллионная группировка фронта была окружена и в основном уничтожена. Противник продвинулся в глубь Украины на 600 км, но его наступление на западном (московском) направлении было задержана.

Одновременно с Киевской оборонительной операцией Южный фронт проводил оборонительную операцию на Правобережной Украине. В результате [131] упорного сопротивления войск 9-й и Приморской армий противник к 10 июля утратил свои наступательные возможности и вынужден был приостановить наступление до 17 июля. Так как 6-я и 12-я армии Юго-Западного фронта продолжали отходить, командующий Южным фронтом 18 июля отдал приказ на отвод 9-й и Приморской армии на левый берег Днестра. Организованный отход завершился 24 июля. К этому времени войска противника охватили с запада, севера и востока войска 6-й и 12-й армий, фактически примкнувших к правому флангу Южного фронта. 25 июля по решению Ставки они были подчинены Южному фронту.

Следует отметить, что Ставка не до конца осознала всю тяжесть обстановки на стыке Юго-Западного и Южного фронтов. Передача армий привела к окончательной потере управления ими и ускорила катастрофу. Полагая, что главный удар противник наносит на Киев, и стремясь оказать Помощь его защитникам, советское Верховное Командование приказало Южному фронту организовать контрудар во фланг группировке противника, действовавшей на киевском направлении. Однако в срочной помощи нуждались в первую очередь 6-я и 12-я армии. К сожалению, командующий войсками фронта и его штаб не знали истинного положения дел в этих армиях, поэтому и не приняли мер для оказания существенной помощи. Основное внимание было обращено на отражение попыток противника прорваться на стыке 18-й и 9-й армий и на подготовку контрудара. В результате 6-я и 12-я армии, фактически потерявшие боеспособность, были полностью окружены.

Сломив к 8 августа их сопротивление, враг получил возможность беспрепятственно продвигаться к Днепру и в тыл войскам Южного фронта. В связи с этим начался отвод всех армий на левый берег р. Южный Буг. При этом противник прорвался на стыке 9-й и Приморской армий, вынудив их отходить по расходящимся направлениям:

Приморскую армию — на юг к Одессе, а 9-ю и 18-ю армии — на восток к Николаеву. К 17августа они отошли за р. Ингулец. В связи с переносом противником основных усилий на криворожско-днепропетровское направление эти армии получили возможность планомерно отойти за Днепр. Приморская армия оказалась блокированной врагом с суши в районе Одессы. К концу августа она вышла из подчинения фронта, и ее действиями руководила Ставка ВГК.

К моменту выхода войск противника на рубеж Кременчуг, Кривой Рог и далее по р. Ингулец сюда удалось выдвинуть лишь 5 вновь сформированных и не полностью укомплектованных дивизий. Тем не менее им удалось замедлить продвижение врага к Днепру и обеспечить отвод на левый берег войск 18-й и 9-й армий, а к концу августа и всех сил Южного фронта, который занял оборону в полосе шириной 500 км.

Таким образом, на Правобережной Украине советские войска отошли на 300-500 км. Основными причинами неудачного исхода оборонительной операции Южного фронта явились глубокий охват противником его северного фланга после окружения и разгрома 6-й и 12-й армий, его подавляющее превосходство над советскими войсками в силах и средствах за счет их решительного массирования на направлениях ударов, незначительная глубина обороны войск фронта из-за недостатка сил и средств и относительно равномерного распределения их по фронту.

В итоге оборонительных операций войска Юго-Западного и Южного фронтов были вынуждены оставить Правобережную Украину и часть Левобережной Украины. Враг продвинулся в глубину на 500-600 км. [132] Прорванный фронт был восстановлен лишь новым фронтовым объединением, созданным за счет остатков прежнего объединения, усиленного соединениями резерва Ставки.

3.3. Характерные черты боевых действии войск в начальном периоде войны

Итоги начального периода войны. Начальный период Великий Отечественной войны был для Советского Союза и его Вооруженных Сил крайне неудачным. Примерно за три недели войны немецко-фашистские войска захватили Латвию, Литву, Белоруссию, Значительную часть Украины и Молдавии. На северо-западном и юго-западном направлениях противник вторгся на территорию СССР до 500 км, на западном — до 600 км. Средний темп его наступления составил от 15 до 30 км в сутки.

Внезапность нападения, быстрое продвижение вражеских войск и ожесточенность сражений повлекли за собой значительные людские и материальные потери советских войск. В приграничных сражениях и в последующих оборонительных операциях Советские Вооруженные Силы потеряли 28 дивизий, которые оказались полностью разгромленными (12 стрелковых, 10 танковых, 4 моторизованные, 2 кавалерийские). Свыше 72 дивизий понесли потери в людях и технике от 50% и более. Советские войска потеряли около 9,5 тыс. орудий, 12 тыс. минометов, 6 тыс. танков, по неполным данным фронтов и штаба, дальнебомбардировочная авиация потеряла за это время 3468 самолетов. Потери ВМФ были также внушительными: лидер, 3 эсминца, 11 подводных лодок, 5 тральщиков, 5 торпедных катеров, ряд вспомогательных судов и транспортов.

Тяжелые неудачи и крупные потери советских войск создали противнику временное численное превосходство и оказали серьезное влияние на последующий ход военных действий на советско-германском фронте. В частности, оставались весьма крупными из-за продолжавшихся военных неудач потери войск (табл. 14).

Захват противником значительной территории лишил советские войска большого количества накопленных запасов горючего, боеприпасов, вооружения и других материальных средств. Было потеряно 200 [133] складов (52% окружных складов и складов Наркомата обороны на территории приграничных округов). Это привело к острому недостатку боеприпасов, горючего и продовольствия в частях и соединениях.

Вследствие больших потерь к 10 июля многие дивизии Северо-Западного и Западного фронтов были укомплектованы личным составом и военной техникой всего на 10-30%. Лишь незначительное количество дивизий имело людей и военной техники 80-90% штатной численности. С укомплектованностью дивизий Юго-Западного фронта дело обстояло несколько лучше.

Советские Вооруженные Силы, несмотря на неудачи и большие потери, все же выстояли под ударами немецко-фашистских войск, проявив героизм и мужество. Из-за упорного сопротивления советских войск враг понес крупные потери в людях и боевой технике. По признанию начальника генерального штаба сухопутных сил Германии Гальдера, вермахт потерял к середине июля около 100 тыс. человек (столько же, сколько за два года войны в Европе), свыше 1 тыс. самолетов и до 1,5 тыс. танков (около половины имевшихся к началу войны). Ударные группировки противника постепенно теряли наступательные возможности.

Немецкое командование не достигло предусмотренных планом стратегических целей: не удалось разгромить советские войска в Прибалтике и на Правобережной Украине. Признавая это, немецкий генерал Типпельскирх писал после войны: «Немецкая армия не смогла до 10 июля нанести войскам противника сокрушительный удар в полосах действия групп армий «Юг» и «Север», а только отбросила их назад»{181}. Определенную роль в этом сыграли позитивные моменты в искусстве советских войск организовывать и вести боевые действия.

Военное искусство советских войск. Боевые действия с началом войны развивались прежде всего под влиянием внезапности нападения численно превосходящего, хорошо оснащенного и имевшего богатый боевой опыт противника. Одновременно развернувшись на огромном пространстве, они приобрели высокоманевренный характер и складывались в пользу противника.

Отрицательно сказались на боевых действиях войск ошибочные решения Главного Командования (директивы № 2 и 3). Требования к войскам осуществлять наступательные действия с решительными целями не отвечали сложившейся обстановке.

Главное Командование Советских Вооруженных Сил только к концу июня пришло к выводу, что план войны, разработанный в мирное время, в основу которого была положена идея нанесения мощного ответного удара, является несостоятельным и полностью отвергнут всем ходом событий. Тяжелая обстановка, сложившаяся на всем советско-германском фронте, потребовала в корне пересмотреть план ведения войны и перейти к стратегической обороне, но уже в очень сложных условиях, когда отсутствовал сплошной фронт и на главных стратегических направлениях образовались крупные бреши, в которые устремились основные силы вражеских войск, и прежде всего бронетанковые и моторизованные соединения, при надежном прикрытии их авиацией.

Анализ стратегических действий в начальном периоде войны показывает, что поражение советских войск обусловливалось неготовностью приграничных военных округов к отражению внезапных и мощных танковых ударов врага, неудачной дислокацией войск и созданной группировкой по плану прикрытия. Военные действия начались в тот [134] момент, когда соединения и части округа не были полностью отмобилизованы и не имели штатного количества личного состава, оружия а военной техники. Многие соединения округов, особенно мехкорпуса, заходились в стадии формирования и перевооружения. Все это явилось результатом ошибочной оценки высшим руководством страны военно-политической обстановки и времени возможного начала войны. Отсюда — отказ от приведения войск западных особых военных округов в полную боевую готовность, робкие меры по отмобилизованию Вооруженных Сил, запаздывание в развертывании второго стратегического эшелона.

Советское командование непродуманно подошло к выбору стратегических действий. Фашистской стратегии блицкрига была противопоставлена не оборона, в том числе и маневренная, с широким применением внезапных и хорошо подготовленных контрударов, а, по существа, стратегия молниеносного разгрома вторгшегося противника. Однако в отличие от немецкого блицкрига наши так называемые молниеносные действия не обеспечивались ни заблаговременным развертыванием войск, ни их высокой боевой готовностью, ни умелой организацией контрнаступления, ни поддержкой контрударных группировок авиацией. Естественно, это привело к поражению.

Противник, умело используя наши ошибки и просчеты, решал свои задачи внезапными и быстрыми ударами мощных группировок, главным образом подвижных войск, при поддержке авиации, которые стремились ворваться на возможно большую глубину и захватить выгодные рубежи. Основной его ударной силой были танковые группы, действовавшие на сравнительно узких участках фронта (60-70 км) и в отрыве от пехотных соединений.

Развитие наступления осуществлялось на широком фронте, на значительную глубину, в высоких темпах и с решительными целями. Используя выгодную обстановку и захватив стратегическую инициативу, агрессор осуществлял глубокие обходы, окружал и уничтожал советские войска, принимал меры к воспрещению их отхода в глубь страны.

Противник разрушал и захватывал коммуникации, важные районы в оперативном и стратегическом отношении, срывал мобилизацию и планомерное развертывание приграничных военных округов.

В этих условиях военные действия следовало бы возможно быстрее перевести на рельсы позиционной войны. Однако сделать это было непросто. Стратегическая оборона заранее не планировалась. Более тога, основы организации стратегической обороны пришлось разрабатывать уже в ходе начавшейся войны. Войска, оставив оборудованную в инженерном отношении полосу обороны, а также укрепленные районы, не имела: возможности создавать оборонительные рубежи в глубине территории, так как противник, обладая стратегической инициативой и господством в воздухе, препятствовал организованному переходу к обороне отходивших соединений. Из-за незавершенности сосредоточение второго стратегического эшелона не удалось подготовить оборону на рубеже Западная Двина, Днепр. Много времени, сил и средств было потрачено на неудачные попытки разгромить вторгшиеся ударные группировки противника контрударами в приграничной зоне.

И все же Ставка Главного Командования хотя и с запозданием, но приняла решение на отвод войск на тыловые рубежи, а также на приведение в боевую готовность укрепленных районов, построенных вдоль старой границы, создание тыловых рубежей стратегического резерва и выдвижение на них стратегических резервов. [135]

Неудачные действия советских войск во многом обусловливались низкой эффективностью стратегической разведки и неподготовленностью органов стратегического руководства к управлению Вооруженными Силами в сложной обстановке начального периода войны.

Основным органом по ведению военной разведки в 1941 г. являлось разведывательное управление Генерального штаба. В нем сосредоточивались все разведывательные сведения, полученные в действующей армии. Здесь они анализировались, обобщались и оформлялись в ежедневных разведсводках, которые докладывались командованию Вооруженных Сил. Однако первые разведсводки содержали мало конкретных сведений и носили слишком общий характер. В оценке сил и средств противника, его группировок допускались большие ошибки. Так, командование Южного фронта, а вместе с ним и разведуправление считало, что у противника в районе Стефанешти ко 2 июля 1941 г. сосредоточена группировка в составе 9 — 10 дивизий, в том числе 5 — 6 танковых и моторизованных. Фактически же там находилось 5 пехотных дивизии и 5 бригад, в том числе танковая, насчитывавшая 60 танков{182}. Разведка, однако, предполагала наличие 900-960 танков{183}. Вплоть до середины июля в числе наступавших армий противника ошибочно указывались 3, 8 и 14-я полевые армии. В течение многих дней начального периода войны не удавалось установить даже номера наступавших немецких армий, а группы армий именовались армейскими группами.

Для устранения имевших место недостатков в ведении разведки были, во-первых, усилены разведывательные части и подразделения, а также разведывательные отделы и отделения фронтов, во-вторых, больше внимания стало уделяться агентурной, радио- и авиационной разведкам. В целом же все виды разведки испытывали в начальный период войны большие затруднения в добывании достоверных сведений о противнике.

На результатах начального периода войны сказались и недостатки стратегического руководства. Характерно, что этот статус высшего органа стратегического управления постоянно возрастал. В первые дни, когда угроза не представлялась слишком опасной, действовал Главный военный совет. 24 июня, когда стало ясно, что быстро и ограниченными силами разгромить вторгшегося противника не удастся, была создана Ставка Главного Командования во главе с Маршалом Советского Союза С. К. Тимошенко. Ее рядовым членом был и И. В. Сталин. Естественно, что роль С. К. Тимошенко в качестве руководителя Ставки была в этих условиях номинальная. Чтобы соединить в одном лице реальную и формальную власть, решено было создать Ставку Верховного Главнокомандования во главе с И. В. Сталиным. Одновременно были созданы главные командования стратегических направлений (Северо-Западного, Западного и Юго-Западного) во главе с популярными в народе и в армии Маршалами Советского Союза К. Е. Ворошиловым, С. К. Тимошенко, С. М. Буденным. Создание Ставки ВГК во главе с И. В. Сталиным отвечало новому этапу войны, когда для разгрома противника требовалось привлечь усилия всей страны.

Таким образом, достаточно стройная структура стратегического руководства (Ставка ВГК — главные командования направлений, командования фронтов) была создана лишь к концу начального периода войны. [136]

Неопределенное положение маршала Советского Союза С. К. Тимошенко в Ставке ГК сказалось на характере и содержании принимаемых решений. В частности, ни одна из отданных Ставкой ГК. оперативных директив не касалась одновременно всех фронтов и видов Вооруженных Сил, как это было, например, определено директивой № 3. Приказы и распоряжения носили частный характер. Из их содержания видно, что высшее военное, руководство, находясь в плену первоначальных выводов и решений, с большим трудом приближалось к мысли о необходимости перехода по всему советско-германскому фронту к стратегической обороне.

Ошибочная стратегия, к сожалению, не была спасена оперативным искусством и тактикой.

В оперативном искусстве советских войск причудливо переплетались два основных вида боевых действии — наступление и оборона. Так как советскому командованию не удалось осуществить единого контрнаступления, боевые действия по выполнению директивы № 3 вылились в разрозненные контрудары фронтов и армий. При этом наступательные действия дивизий первого эшелона армий прикрытия ограничились в основном встречными боями с вторгшимися частями противника. Контратаки же проводились в рамках оборонительных боев и имели целью удержание занимаемой полосы. В отличие от этих дивизий соединения, составлявшие вторые эшелоны (резервы) армий и фронтов, почти все без исключения проводили контрудары или участвовали в них. Фронтовые контрудары наносились, как правило, на стыках двух фронтов или двух армий, где наступавший противник достигал наибольших успехов. При этом следует выделить контрудары, которые проводились по приказу командующих войсками фронтов, но лишь силами армий прикрытия и под руководством командующих этими армиями; контрудары, проводившиеся по приказу командующих фронтами с привлечением сил фронта, но под руководством одного из командующих армией; наконец, контрудары, которые наносились силами фронта и под непосредственным руководством фронтового командования (табл. 15). [137]

Как видно из данных таблицы, одни из контрударов оказались неудачными, другие вообще не удалось провести. Как то, так и другое обусловливалось рядом причин. Во-первых, командующие войсками фронтов зачастую ставили объединениям и соединениям совершенно нереальные задачи, их нельзя было выполнить физически. Постановка нереальных задач объясняется как почти полным незнанием обстановки, так и стремлением безоговорочно выполнить директиву № 3 Главного военного совета, переложив определенную долю ответственности на подчиненные войска. Во-вторых, жесткие временные рамки не позволяли командующим и командирам, а также штабам объединений и соединений организовать огневое поражение противника и взаимодействие. В-третьих, стремление командующих почти моментально отреагировать на приказ вышестоящей инстанции или на ставшие известными им изменения в обстановке приводило к тому, что войска получали большое количество сменявших и часто исключавших друг друга распоряжений. Так как большинство из них касалось проведения контрударов, то это требовало беспрерывных 2-3-суточных маршей под воздействием авиации противника, при недостатке горючего и невозможности приводить плановое обслуживание танков и другой техники.

К полю боя войска подходили измотанными, отдельными соединениями и частями, а в наступление переходили с ходу без должной артиллерийской и авиационной подготовки и поддержки, зачастую на [138] широком фронте. Мощного и одновременного удара не получалось, поэтому сопротивление даже небольших сил противника преодолевать не удавалось. Задача оставалась невыполненной. В-четвертых, контрудары во многих случаях наносились по слабо разведанным, сильным и, главное, лучше управляемым группировкам врага. В-пятых, в ходе осуществления контрударов совершенно неудовлетворительно было поставлено управление войсками. Вследствие низкой эффективности разведки не удавалось организовать непрерывный сбор данных о противнике. Отсутствие опыта и слабая сколоченность штабов, а также частое нарушение связи не позволяли иметь достоверные сведения о положении и характере действий своих войск. Все это затрудняло принятие решения и постановку соединениям боевых задач. Взаимодействия войск, по существу, не организовывалось. Об этом свидетельствует такой, например, факт.

27 июня в ходе контрудара на южную окраину Дубно вышли части 34-8 танковой дивизии 8-го механизированного корпуса. В тот же день, но на несколько часов раньше, к Дубно с севера и северо-востока прорвались соединения 19-го механизированного и 36-го стрелкового корпусов. Однако вышедшие к Дубно с разных направлений советские войска не смогли установить между собой связь и организовать совместные действия. В результате овладеть районом Дубно не удалось.

В целом же фронтовые и армейские контрудары, предпринятые в ходе приграничного сражения, не привели к разгрому вторгшегося противника, а лишь нанесли ему некоторые потери и замедлили темпы его продвижения. В то же время неоправданная активность советских войск стоила им больших потерь в живой силе и боевой технике, особенно в танках. Боеспособность потеряли не только механизированные корпуса первого стратегического эшелона, но и некоторые корпуса резерва Ставки ГК. По этой причине, а также вследствие незавершенности развертывания армий и фронтов, подавляющего превосходства противника на избранных им направлениях наступления, достигнутой вражескими войсками внезапности, отсутствия в глубине подготовленных оборонительных рубежей первые оборонительные операции приняли далеко не тог вид, который рисовался в воображении советского командования. Вместо прикрытия госграницы пришлось вести «нормальную» оборону против главных сил противника. К такому повороту событий войска не были готовы. На Северо-Западном фронте, например, 22 июня в полосе шириной 300 км оборонялись 7 дивизий. Остальные . 13 выдвигались в предназначенные им районы или полосы обороны. Ударные группировки противника сравнительно легко преодолели такую оборону и к 29 июня вклинились на 300 км к востоку от границы. Не был выполнен и приказ Ставки ГК от 25 июня об отходе и закреплении на р. Западная Двина. Отход продолжался. За 18 сут вражеские войска продвинулись в полосе фронта на 500 км.

Скоротечность оборонительных операций была характерна для многих армий, которые имели широкие полосы обороны и сравнительно низкие плотности сил и средств (табл. 16).

Первые армейские оборонительные операции складывались из боевых действий в тактической зоне обороны и боев в оперативной глубине. При этом продолжительность боев в той или иной зоне зависела от степени готовности каждой армии к боевым действиям и от обороняемого направления. В полосах армий, которые оказались на направлении главного удара противника (11-я и 4-я), борьба в тактической зоне завершилась в первый день войны, а в оперативной зоне — к 24 июля. На третьи сутки войны соединения этих армий вели [139] бои в 110-130 км от границы. При этом вследствие больших потерь они уже не имели возможности сдерживать противника своими силами. 4-я армия, в частности, к 24 июня получила на усиление 4 дивизии (101, 155, 143, 55 сд). Следовательно, первые операции этих 2 армий продолжались 2 сут.

В других армиях на направлениях главных ударов противника сказались лишь отдельные соединения (125 сд 8 А, 56 сд 3 А, 131 сд 10 А, 87 и 124 сд 5 А, 97 сд 6 А). Оборона указанных дивизии была прорвана в первые же сутки, и противник продвинулся к востоку от границы на 20-30 км. На других направлениях советские войска либо оставались на границе, либо отошли на 5 — 10 км. Первые оборонительные операции этих армий завершились 25 — 26 июня, т. е. через 4-5 сут после начала войны. В дальнейшем армии осуществляли отход (8 А), вели боевые действия в окружении (3, 10 А) или оборонялись совместно с фронтовыми резервами в 50-90 км от государственной границы.

Армейские контрудары, проводившиеся в первые — третьи сутки операции на глубине 15 — 35 км от госграницы, не достигли той цели, которая перед ними ставилась. Это произошло потому, что в большинстве случаев немецкие ударные группировки стремились не вступать в бой с советскими танковыми соединениями, обходили их и продолжали двигаться на восток с целью выполнения ближайшей стратегической [140] задачи. Советским механизированным корпусам приходилось вести бои в основном с пехотными соединениями противника, хорошо оснащенными противотанковыми средствами и артиллерией и поддерживаемыми авиацией. Контрудары зачастую наносились разрозненными силами по нерасстроенным и превосходящим группировкам врага. Так, в готовившемся контрударе 4-й армии 14-й механизированный корпус в 1,5 раза уступал танковой группировке противника, а скованный боем 28-й стрелковый корпус должен был переходить в атаку против 5 пехотных дивизий противника.

Не имея штатных разведывательных подразделений, штабы армий мало внимания уделяли организации разведки силами разведывательных подразделений дивизий. В результате командующие армиями принимали решения, не имея достаточно ясного представления о группировке и состоянии противника. Однако это было лишь одно из слабых звеньев управления. Система управления войсками, подвергшись массированному воздействию авиации противника, его огневых средств и диверсионно-разведывательных групп, оказалась нарушенной, а в ряде случаев и полностью вышедшей из строя. Управление войсками во многих случаях было потеряно.

Одной из причин потери управления войсками в начальный период войны явилась низкая боевая и мобилизационная готовность органов управления, а именно штабов частей, соединений и объединений. Они оказались не подготовленными к решению задач управления в сложных условиях обстановки, особенно при отсутствии связи со старшим штабом.

Уровень управления войсками продолжал снижаться. Вся управленческая работа в штабах строилась в основном распорядительным порядком. Решения принимались в большинстве случаев при отсутствии необходимых разведданных о противнике и сведений об истинном положении и состоянии своих войск, без тщательного анализа сложившейся обстановке. Полученные боевые задачи немедленно доводились до войск без соответствующего планирования и подготовки. Боевые действия готовилась в спешке, войскам ставились нереальные задачи на ходу, с помощью директив, приказов, нередко устно командующими, командирами, начальниками штабов или через офицеров связи. Необходимого времени на подготовку к боевым действиям не выделялось. В поставленных задачах часто указывалось: «Вступить в бой немедленно». Взаимодействие организовывалось поверхностно, в общих чертах, как правило, по карте, без соответствующей работы на местности. Очень часто боевые задачи соединениям и частям уточнялись, а то и менялись, порой одни противоречили другим еще до выхода войск в своя исходные районы. В результате войска вступали в бои и сражения в весьма невыгодных для них условиях обстановки и потому нередко не выполняли своевременно поставленные перед ними задачи.

Слабым звеном систем управления войсками, как показали боевые действия, явились пункты управления. Их система практически во всех звеньях оказалась недостаточно продуманной и слаборазвитой, она не обеспечивала работу штабов в полевых условиях. Перемещение командных пунктов не планировалось и должным образом не организовывалось, хотя обстановка вынуждала штабы фронтов и армий часто менять свои пункты управления и перемещать их на значительные расстояния. Нередкими были случаи, когда перемещение пунктов управления осуществлялось без разрешения вышестоящего штаба и без уведомления о новом районе расположения. При этом новые районы размещения заранее не выбирались и соответственно не готовились. В этих условиях подготовка пунктов управления к работе в новых районах [141] недопустимо затягивалась, что приводило к длительным нарушениям непрерывности управления войсками. Сами пункты управления не имели твердо установленной штатной структуры, формировались стихийно, были неоправданно громоздки и не приспособлены к быстрому развертыванию и свертыванию на местности. Недостаточно надежно организовывалась охрана и оборона пунктов управления при перемещении и расположении их на местности, что приводило к большим потерям как в личном составе органов управления, так и в средствах управления и связи.

Одной из причин потерн управления войсками в начальный период явилась плохая организация и неустойчивость связи. Недостатки в организации связи оперативного и тактического звеньев в предвоенные годы были известны командованию армии, и принимались определенные меры по их усмотрению. Так, лишь в 1940 г. для войск было построено и сдано в эксплуатацию 42 объекта связи, из которых 98% находились на западных направлениях.

Однако решить эту проблему хотя бы для обеспечения самых насущных потребностей войск до начала войны не удалось.

В самом начале войны противнику удалось повредить линии телефонно-телеграфной государственной и местной связи на глубину 250-400 км. При этом значительно пострадала и войсковая связь, которая базировалась в основном на магистральных и областных линиях и узлах связи. Нарушение проводной связи при отсутствии радиосвязи приводило к потере управления войсками. Обеспечить линейную связь своими силами фронты и армии не могли (не хватало своих сил и средств, так как положенные для доукомплектования части связи находились в стадии формирования).

В этих условиях основную тяжесть по обеспечению управления должна была взять на себя радиосвязь. Однако имевшиеся в войсках радиосредства для обеспечения управления войсками практически не использовались. Командиры и офицеры штабов не умели управлять войсками по радио, радиостанциям запрещалась работа на передачу или же они отсылались в тыловые эшелоны управления. Вследствие этого многие командиры и штабы оставались без всякой связи и в результате теряли управление подчиненными войсками.

Этот период войны выявил необходимость руководства войсками на одну-две ступени вниз. В соответствии с требованиями обстановки радио- и проводная связь Ставки ВГК стала осуществляться не только со штабами фронтов, но и с подчиненными им армиями. В дальнейшем такой порядок обеспечения связи был распространен на все звенья управления РККА.

Большое внимание придавалось подвижным средствам связи. Был установлен институт офицеров Генерального штаба со средствами связи при объединениях и соединениях. При штабах объединений, соединений и частей введены штатные офицеры связи со средствами передвижения и связи.

Таким образом, первые оборонительные операции фронтов и армий, начавшиеся после внезапного нападения противника, отличались: значительным динамизмом и высокой активностью советских войск в условиях значительного превосходства противника на избранных им направлениях наступления и господства в воздухе его авиации; заметным пренебрежением к позиционным формам ведения обороны, что вело к глубоким прорывам подвижных соединений врага, окружению и последующему разгрому ряда армий прикрытия и отдельных соединений; скоротечностью оборонительных операций, которые [142] продолжались 4-9 сут во фронтах и 2-6 сут в армиях; большими трудностями в материальном и техническом обеспечении войск.

Особенности начала войны оказали воздействие и на тактику войск. Она во многом не совпадала с довоенными представлениями об организации и ведении оборонительного боя. Необычным был сам переход соединений и частей к обороне. Во многих случаях вместо планомерного занятия заранее оборудованных позиций дивизии первого эшелона армий прикрытия вынуждены были с боями пробиваться в предназначенные полосы обороны. Решить эту задачу удавалось не всегда, поэтому оборону приходилось занимать на не оборудованной в инженерном отношении местности. И это при том, что ширина фронта обороны дивизий в 2-5 раз превосходила нормативные показатели. Особенно в тяжелом положении оказались дивизии первого эшелона армии прикрытая, которые находились под воздействием огня артиллерии противника и поэтому не смогли не только своевременно занять оборону, но и организованно покинуть места расквартирования.

В отличие от этих дивизии ряду соединении, удавалось занять предназначенные им полосы. Например, из 10 соединений первого эшелона 5, 6 и 26-и армий 62, 87, 41 и 99-я стрелковые дивизии сумели, занять рубежи по планам прикрытия. Между этими и остальными соединениями образовались большие разрывы. Так, между соседними 87-и и 124-й стрелковыми дивизиями возник разрыв в 20 км, а между 124-й стрелковой и 3-й кавалерийской — в 15 км. Сюда и устремились ударные группировки врага. Разрывы были и между другими соединениями поэтому большинство дивизий первого эшелона дрались. изолированно друг от друга, зачастую в окружении (87, 124 сд).

Полосы обороны дивизий первого эшелона, именуемые в планах подучастками прикрытия, имели значительную ширину — от 20 до 50 км. Такая ширина во многом объяснялась наличием в главной полосе обороны укрепленных районов. Во многих случаях дивизии выполняли задачу их полевого заполнения, занимая подготовленные позиции между узлами сопротивления. Таковой была еще одна особенность обороны стрелковых дивизий первого эшелона армий прикрытия.

Боевой порядок дивизий имел, как правило, одноэшелонное построение. В общий резерв выделялось при этом до стрелкового батальона. В этом случае стрелковые полки строили свои боевые порядки в два эшелона. Обстановка зачастую складывалась так, что полки, располагавшиеся на большом расстоянии от границы, не успевали занять свои участки в первом эшелоне. Такие полки получали задачу обороняться во втором эшелоне дивизии.

В тех соединениях, которые сумели занять свои полосы обороны и отразить первые атаки противника, создавались, по существу, все предусмотренные уставом элементы боевого порядка (артиллерийские группы поддержка пехоты в полках, группы дальнего действия в дивизиях, артиллерийско-противотанковые резервы и т. д.). Этого нельзя сказать о соединениях, которые выходили к границе без артиллерии, находившейся на полигонах, без зенитных средств, без подразделений, оставленных для охраны имущества в пунктах дислокации. Их боевые порядки состояли, как правило, из одного эшелона и общего резерва.

Основу системы огня стрелковых дивизий составлял огонь стрелкового оружия, средняя плотность которого была в 2-3,5 раза ниже принятой, т. е. 5 пуль на 1 м фронта обороны в минуту. Невысокими были плотности артиллерии и минометов (обычно около 4 на 1 км фронта). При таких плотностях огня и огневых средств соединения с большим трудом отражали атаки пехоты и танков противника. [143] На направлениях его главных ударов боевые порядки частей буквально сметались превосходящими силами врага. В полосе обороны 48-й стрелковой дивизии 8-й армии Северо-Западного фронта соединения танковой группы Гёппнера своими передовыми частями к исходу 22 июня продвинулись на 60-70 км от границы. В стороне от главных ударов противника устойчивость обороны стрелковых дивизий была значительно большей. Так, 41-я стрелковая дивизия 6-й армии Юго-Западного фронта, оборонявшаяся в районе Равы-Русской, в течение 5 сут удерживала свою полосу. Устойчивость обороны была достигнута стойкостью подразделений и частей, тесным взаимодействием с укрепленным районом, умелым применением артиллерии групп поддержки пехоты и группы дальнего действия, своевременным маневром силами и средствами с пассивных участков на угрожаемые направления, решительным проведением контратак, в том числе с выходом на сопредельную территорию, твердым управлением частями.

В целом тактика оборонительного боя в начальном периоде войны отличалась рядом особенностей: переходом дивизий к обороне после выдвижения в предназначенные им полосы и встречных боев с противником, как правило, на широком фронте в 8 — 30 км от государственной границы; преимущественно одноэшелонным построением боевых порядков, отсутствием в ряде случаев артиллерийских групп и противотанковых резервов при слабом инженерном оборудовании местности и недостаточно организованной системе огня; низкой устойчивостью тактической, обороны вследствие ее малой глубины, значительного превосходства противника на направлениях его главных ударов и достигнутой им внезапностью; упорством и высокой активностью соединений, успевших занять подготовленные позиции и сумевших организовать отражение вражеских атак совместно с укрепленными районами.

Инженерное обеспечение. С началом войны инженерное обеспечение боевых действий советских войск осуществлялось в чрезвычайно сложных условиях. По этой причине выполнение важнейших инженерных задач встретило ряд трудностей, которые определялись не только большими потерями инженерных частей, находящихся на строительстве укрепленных районов, но и недооценкой рядом общевойсковых командиров и начальников значения инженерного обеспечения для успешных действий войск. Для выполнения инженерных задач могли быть использованы лишь те части и подразделения, которые в момент развертывания боевых действий выполняли задания по подготовке и минированию мостов, оборудованию командных пунктов округов (фронтов) и находились на окружных сборах в глубине нашей территории. Из войсковых саперных батальонов были привлечены к обеспечению действий войск только те немногочисленные части, которые не попали под первый удар врага и сравнительно организованно смогли войти в состав своих соединений.

Начавшаяся война с первых дней поставила перед инженерными войсками ряд новых, слабо разработанных в предвоенные годы проблем. К ним можно отнести такие, как поиск путей эффективного противодействия инженерными средствами глубоким прорывам крупных танковых группировок противника в условиях острого недостатка инженерных сил и средств; обеспечение отхода войск на тыловые рубежи в условиях более высокой подвижности противника; создание глубоко эшелонированной системы оперативных и стратегических оборонительных рубежей, заграждении и обеспечение действии контрударных группировок фронтов и армий; организация управления инженерными [144] войсками в сложных условиях маневренных действий. Однако в начальный период войны организация инженерного обеспечения носила характер выполнения отдельных инженерных задач, мало увязанных с действиями войск.

С началом военных действий на всех фронтах предпринимались меры по возведению тыловых армейских и фронтовых оборонительных рубежей, а решением Ставки ГК — по восстановлению прорванного в приграничных сражениях стратегического фронта на Западном направлении и на тыловых стратегических рубежах. Но в связи с быстрым продвижением ударных группировок противника работы были проведены лишь на отдельных участках. Не был подготовлен и оборонительный рубеж по р. Днепр группы армий резерва Главного Командования, соединения которых до подхода противника не успели развернуться в назначенных районах. По этой же причине не были завершены работы по приведению в боевую готовность укрепленных районов по старой государственной границе.

Следует отметить, что стрелковые и артиллерийские части и соединения в начале войны при переходе к обороне ввиду отсутствия времени и необученности практически своих позиций не оборудовали, а пехота при наличии шанцевого инструмента ограничивалась самоокапыванием. Степень фортификационного оборудования полос и позиций войск возрастала в тех случаях, когда соединения занимали подготовленные в тылу оборонительные рубежи. На оборонительных рубежах, возводимых в июле — августе 1941 г., более широкое применение получали дзоты усиленного и легкого типа.

По мере накопления опыта масштабы строительства тыловых оборонительных рубежей непрерывно возрастали, а их фортификационное оборудование улучшалось. В августе — декабре на оборонительных рубежах в тылу страны работали 10 млн. человек. К 5 декабря 1941 г. возводилось 8500 км тыловых рубежей, было подготовлено к обороне около 100 крупных административных и промышленных центров. Рубежи строились на глубину от 200 до 400 км и включали в себя несколько полос обороны. Однако их глубина ограничивалась глубиной батальонных районов обороны. Тыловые и отсечные позиции, как правило, отсутствовали. Несмотря на недостатки, там, где подготовленные в тылу рубежи заблаговременно занимались войсками (Лужский рубеж, укрепления Ленинграда, Одессы, Севастополя и др.), противник не имел быстрого продвижения и нес большие потери.

Опыт инженерного обеспечения оборонительных действий убедительно показал, что применение инженерных заграждений, и особенно минновзрывных, как и фортификационное оборудование местности, являлось важнейшим мероприятием в системе мер по повышению устойчивости и. эффективности обороны советских войск. В начальный период войны, вследствие ограниченного количества инженерных частей и минновзрывных средств в войсках, заграждения создавались путем подрыва и разрушения мостов и других сооружений, прежде всего на крупных водных преградах, а также путем установки минных полей и невзрывных заграждений на направлениях продвижения танковых группировок противника. Однако недостаток инженерных боеприпасов не позволял применять их с достаточной плотностью как в тактической, так и оперативной глубине.

При отходе на тыловые рубежи войска устанавливали на отдельных направлениях очаги из противотанковых мин, минировали мосты и переправы. В тех случаях, когда противник прорывал стратегический фронт [145] советских войск, устройство заграждений на направлениях продвижения танковых группировок противника осуществлялось под руководством Ставки ГК.

Потребность борьбы с сильными и подвижными группировками противника обусловила необходимость более тесного сочетания огня артиллерии и заграждений, а также широкий их маневр в ходе боя и операции. Начало этим принципам применения заграждений было положено уже в первые месяцы войны созданием противотанковых районов, прикрытых минными полями, отрядов (инженерно-оперативных групп) заграждений в армиях, фронтах и истребительных отрядов в дивизиях. Последние не являлись еще обязательными элементами боевого порядка и оперативного построения войск.

Определенный опыт был накоплен в инженерном обеспечении контрударных группировок и отхода войск на тыловые рубежи. Инженерное обеспечение заключалось в применении заграждений и разрушений силами арьергардных частей, прикрывавших отход главных сил, и в обеспечении переправы войск через водные преграды. Все большее внимание уделялось маскировке войск. О повышении внимания к вопросам военно-инженерного искусства свидетельствуют многочисленные документы Генерального штаба и Ставки ГК по вопросам инженерного обеспечения и боевого применения инженерных войск, направленные в войска летом и осенью 1941 г.

Опыт войны показал, что принятая в то время форма долговременного укрепления местности (укрепленный район) в целом себя оправдала. Там, где противник встречал заблаговременно подготовленную оборону, он, как правило, отказывался от ее прорыва и развивал наступление на других направлениях. Однако при борьбе с сильными танковыми группировками врага принятая система укрепрайона позволяла рассчитывать на успех только при условии создания в его полосе развитых инженерных заграждений, главным образом минновзрывных, и сильной системы противотанковой обороны оперативного масштаба. В начале войны этих элементов в укрепленных районах не было.

Масштабы строительства не в полной мере согласовывались с возможностями промышленности по производству специального вооружения и внутреннего оборудования, поступление которого должно быть в комплекте. Отсутствие какого-либо элемента (например, инженерных заграждений) может резко снизить его возможности по отражению внезапного удара противника. В тех условиях, видимо, было бы правильнее вести строительство долговременных оборонительных сооружений в таком количестве, которое обеспечивалось бы необходимым оборудованием. Укрепрайоны следовало возводить последовательно по мере их полной боевой готовности, прикрывая в первую очередь наиболее важные операционные направления.

Как показал опыт войны, боеготовность укрепрайонов, в которых закончено строительство, определяется возможностью их занятия постоянными гарнизонами и войсками полевого заполнения. Это условие наиболее выполнимо при наличии глубокого оперативно-стратегического предполья. Расчет на занятие тыловых укрепрайонов отходящими частями, как показала практика, оказался несостоятельным.

Важным критерием, определявшим степень боевой готовности личного состава, являлось качество отработки взаимодействия между постоянными гарнизонами и полевыми войсками в борьбе за укрепленный район.[146]

Постоянные артиллерийско-пулеметные части укрепленных районов должны всегда содержаться по штатам военного времени, так как времени на их отмобилизование, как правило, не будет.

Вследствие указанных недостатков укрепленные районы в начальном периоде войны не сыграли той роли, которую им отводило советское командование.

Некоторые вопросы тылового обеспечения войск и использования людских ресурсов. Части и учреждения тыла в начале войны находились в сокращенном составе, по штатам мирного времени. Одновременно с их отмобилизованием и развертыванием пришлось осуществлять тыловое обеспечение войск авиации и сил флота. Войсковой тыл развертывался в основном за счет отмобилизования своих подразделении и доукомплектовывался до штатов и табелей военного времени.

Быстрое продвижение противника не дало возможности отмобилизовать части и учреждения тыла. К 5 июля было сорвано отмобилизование 68 головных складов, 20 батальонов обслуживания станций снабжения, 3 травлении госпитальных баз, 7 управлений полевых эвакопунктов. 34 полевых подвижных госпиталей, других частей и учреждений тыла{184}.

Войска вынуждены были вести боевые действия с ограниченным количеством частей и учреждений тыла, а иногда и без них. Положение усугублялось большими потерями запасов материальных средств, сосредоточенных в приграничных военных округах к началу войны. В первый месяц потери составили около 12,5 тыс. вагонов боеприпасов, 73 склада ГСМ (171 тыс. м³, около 30% запасов), 30 складов с продовольствием до 60% вещевого имущества неприкосновенного запаса. На 1 августа 1941 г. авиационные части Западного, Северо-Западного и Юго-Западного фронтов израсходовали в среднем по 18% запаса авиабомб, остальное было уничтожено при отходе или оставлено противнику{185}.

Войска стали испытывать недостаток материальных средств. В этих условиях войска снабжались всеми имевшимися в полосе действий фронтов запасами материальных средств, прежде всего из ближайших окружных складов, ставших фронтовыми и армейскими, а также материальными средствами со станций выгрузки и снабжения, подаваемыми Центром. По распоряжению Генерального штаба все имевшиеся запасы баз Управления государственных резервов. Народного комиссариата заготовок, холодильники Нарком мясомолпрома, находившиеся в границах фронтовых тыловых районов, быть переданы фронтам{186}.

Для срочной подачи материальных средств фронтам из центральных складов и баз, расположенных в районе Москвы, использовались автотранспортные части Ставки. Только в июне этими частями было перевезено 19500 т различных грузов. Ограниченно использовалась транспортная авиация. Так, в период с 22 по 31 июля 1941 г. для снабжения войск 13-й и 16-й армий Западного фронта было сделано лишь 6. вылетов, в которых участвовало 79 самолетов, и сброшено 637 мешков (10 с медикаментами, а остальные с боеприпасами){187}.

Широко применялись местные ресурсы продфуража. На приморских направлениях при материальном обеспечении использовались запасы тыла флота и военно-морских баз. [147]

С первых дней войны отсутствие единого органа по руководству тыловым обеспечением приводило к резкому увеличению недостатков в организации управления тылом. Общевойсковой штаб был перегружен оперативной работой и не мог уделять достаточного времени, внимания и сил изучению обстановки по тылу и выработке соответствующих решений по работе тыла. Обозначился разрыв между функциями планирования, подвоза и снабжения. Усилия различных служб были разрознены, они не получали достаточной информация об обстановке и обеспеченности войск, их усилия не направлялись на выполнение основных задач тыла. Документы по управлению тылом в этот период почта не отрабатывались. В большинстве случаев отдавались лишь отдельные директивы (приказы) по тылу и распоряжения начальников родов войск и служб по специальным вопросам. Выработанная перед войной система управления тылом не соответствовала условиям ведения войны и не оправдала себя. Необходима была реорганизация всей системы тыла и его управления. Ясно определилась необходимость централизации управления тылом в каждом звене и масштабах Наркомата обороны. Лишь 28 июля 1941 г. ГКО принял решение о создании самостоятельных органов управления Тылом Красной Армии. 30 июля были утверждены Положение об управлении Тылом Красной Армии и схема организации органов управления. 1 августа приказом наркома обороны вводится должность начальника Тыла Краской Армии и образовано Главное управление Тыла Красной Армии. Начальник Тыла одновременно являлся заместителем наркома обороны{188}.

Во фронтах и армиях были созданы управления тыла во главе с начальниками тыла фронтов, армий, являвшимися заместителями командующих и подчиненных по специальным вопросам начальнику Тыла Красной Армии.

Опыт приграничных сражений показал, что ориентация на стационарный фронтовой тыл не оправдалась. Маневренный характер военных действий требовал соответствующей подвижности тыла. Армейский и дивизионный тылы оказались громоздкими и не приспособленными к быстрому свертыванию и перемещению. Армии имели до 25 складов. Чтобы перевезти дивизию, требовалось 33 железнодорожных эшелона, из них 14 занимали части и подразделения тыла. В связи с этим вполне обоснованно были произведены изменения в составе фронтового, армейского и дивизионного тылов. В сентябре 1941 г. были учреждены фронтовые полевые склады (артиллерийский, автобронетанковый, интендантский, военно-технический, ГСМ), которые размещались в районе распорядительных станций. В каждой армии создавалась полевая армейская база в составе артиллерийского, автобронетанкового, интендантского, военно-технического, ГСМ, ВВС, санитарного и ветеринарного складов{189}.

В связи с большими потерями остро встал вопрос подготовки людских резервов. Направление призывных военнообязанных непосредственно в соединения и части действующей армии и во вновь формируемые боевые части без должной военной подготовки отрицательно сказалось на их боеспособности. ГКО поставил военным округам задачу — сосредоточить все внимание на подготовке маршевых пополнений фронту. [148]

Подготовкой людских ресурсов для пополнения войск занимались военные округа. Основным источником пополнения являлись запасные части.

Боевая обстановка показала, что предусмотренная мобпланом емкость запасных частей была явно недостаточной. До 15 июля для удовлетворения потребности фронтов в пополнении из запасных частей было отправлено 95438 человек (16% от заявленного ими). Примерно такое же количество маршевого пополнения военные округа могли отправить и во второй половине июля, но он было использовано на формирование новых стрелковых дивизий. Только с августа возросла интенсивность подготовки людских резервов. На основании постановления ГКО увеличились количество и емкость запасных частей. Если на 1 августа было 19 запасных бригад, то к 1 сентября их стало 39. При этом их штатная численность увеличилась в 2 раза (с 389 899 до 809315 человек). Формирование маршевых батальонов и бесперебойное пополнение частей стало основной задачей Главупраформа и военных округов. Запрещалось использовать людские и материальные ресурсы запасных частей для формирования новых соединений. Вводился 1,5 — 2-месячный срок подготовки для необученного контингента и 3-месячный — для младшего командного состава. Уже в августе фронты получили 613 тыс. человек в маршевых пополнениях и 380 тыс. человек молодых возрастов, изъятых из частей и учреждений тыла, что вместе составило 57 % всей штатной численности действовавших дивизий.

Подача пополнения фронтам в первые месяцы войны осуществлялась в соответствии с Положением о запасных частях через армейские и фронтовые запасные полки. Однако боевой опыт показал, что наряду с этим пополнение должно подаваться и прямо в части и соединения. Существовавший до сентября типовой штатный расчет маршевого батальона не позволял подавать пополнение непосредственно в части без предварительного распределения в запасных армейских полках. Это приводило к тому, что личным составом укомплектовывались лишь стрелковые дивизии, а остальные армейские части пополнения не получали. Поэтому начиная с сентября пополнение стало направляться маршевыми стрелковыми ротами, батареями, эскадронами, ротами тылового обслуживания и отдельными командами. При существовавшей на 15 сентября штатной численности запасных частей они ежемесячно могли давать фронту 1772 маршевые единицы численностью 443 тыс. человек, что обеспечивало пополнение убыли. Всего до конца 1941 г. было подготовлено и отправлено 2250 тыс. человек маршевого пополнения.

Таким образом, запасные части, являясь в первые месяцы войны основным источником подготовки резервов для восполнения потерь, со своей задачей в основном справились. Они явились учебными центрами массовой подготовки боевых резервов Красной Армии. Однако в использовании людских ресурсов, в вопросах комплектования были допущены значительные просчеты. С самого начала войны не было их централизованного планового расхода. Комплектование бронетанковых, воздушно-десантных и авиационных частей осуществлялось за счет штатного личного состава стрелковых дивизий. Серьезная ошибка Главупраформа заключалась в том, что с начала войны не был установлен строгий порядок в распределении ресурсов. Формирование новых частей и соединений осуществлялось всеми главными управлениями Краснов Армии самостоятельно. Начальники главных управлений являлись заместителями наркома обороны, сами определяли размеры формирований, представляли на утверждение и издавали приказы и [149] директивы о новых формированиях и их укомплектовании без всякого учета наличия людских ресурсов. Уже в августе были полностью использованы остатки всех поднятых по мобилизации возрастов (1918 — 1905 гг. рождения). Планирование работы по призыву военнообязанных и направление их в войска отсутствовало. Призыв ресурсов был поставлен в зависимость исключительно от формирования новых частей и соединений и от заявок фронтов на необходимое пополнение в связи с понесенными ими потерями.

3.4. Особенности применения ВВС, ВМФ и ПВО

Боевое применение Военно-воздушных сил. Свыше 1 тыс. фашистских бомбардировщиков 22. июня подвергли неоднократным ударам 66 из 100 наших аэродромов{190} (ПрибОВО — 11, ЗапОВО — 26, КОВО — 23, ОдВО — 6), на которых базировалось до 70% авиационных полков четырех приграничных военных округов (без ЛенВО). В первый день войны советская авиация потеряла около 1200 самолетов, из них 800 было уничтожено на аэродромах. Наибольшие потери понесли ВВС Западного особого военного округа (738 самолетов).

Одной из причин больших потерь ВВС явилась нераспорядительность и безынициативность командного состава военных округов и их ВВС. Это привело к тому, что при резком ухудшении обстановки авиация не рассредоточилась и продолжала базироваться во всех округах, кроме Одесского, на постоянных аэродромах, хорошо известных и изученных противником. В ОдВО противник уничтожил на аэродромах лишь 20 самолетов{191}.

По неполным данным, потерн ВВС фронтов и ДБА ВГК к 30 сентября 1941 г. составляли 8166 самолетов{192}. Это почти столько, сколько они имели на 22 июня 1941 г. (96%).

Приведение авиации в полную боевую готовность прошло с опозданием. Несвоевременно поступила в авиационные соединения и части директива наркома обороны № 2 от 22 июня об ответных боевых действиях советских войск. Наиболее боеспособные соединения и части западных приграничных военных округов к моменту ее получения были выведены противником из строя. Конкретные боевые задачи вышестоящим командованием авиационным соединениям и частям поставлены не были. Поэтому 22 июня они действовали разрозненно, в основном по инициативе своих командиров.

Несмотря на огромные потери авиации приграничных округов, фашистским ВВС не удалось, как это было на Западе в 1939 — 1941 гг., полностью разгромить советские ВВС. В июле — сентябре 1941 г. заводы Наркомата авиационной промышленности СССР дали фронту 4517 боевых самолетов{193}. До 1 августа в состав ВВС действующей армии из внутренних военных округов, Закавказья, с Дальнего Востока было переброшено 15 авиадивизий.

Основные усилия советской авиации были сосредоточены на борьбе за господство в воздухе, поддержке наземных войск. Кроме того, частью сил она вела самостоятельные боевые действия по объектам глубокого тыла противника. [150]

Борьба за господство в воздухе летом 1941 г. в основном велась путем уничтожения самолетов врага в воздухе. Это обусловливалось тем, что фронтовая истребительная авиация, несмотря на потери, являлась наиболее многочисленным родом авиации.

Борьба с вражеской авиацией велась в рамках фронтовых и армейских операций. Сложная наземная и воздушная обстановка, а также отсутствие хорошо разработанной и проверенной на практике еще в мирное время теории воздушной операции не позволили широко использовать эту форму боевого применения ВВС. Исключение составляли действия советских ВВС на северном участке советско-германского фронта, где противник развернул наступление только на седьмой день войны. Здесь советское командование с 25 по 30 июня подготовило II провело воздушную операцию в целях ослабления авиационной группировки противника. Используя этот опыт, Ставка 8 июля организовала авиационный удар силами и средствами ВВС пяти фронтов (Северного, Северо-Западного, Западного, Юго-Западного, Южного), соединений ДБА по 42 аэродромам противника на фронте от Балтийского до Черного моря. По решению Ставки ГК была спланирована и проведена воздушная операция в целях срыва наступления 2-й танковой группы противника. В ней участвовало 450 самолетов ВВС Брянского и Резервного фронтов, 1-й резервной авиагруппы и ДБА. В период с 29 августа по 4 сентября было совершено более 4 тыс. самолето-вылетов.

Всего с 22 июня по 21 сентября советская авиация, по неполным данным, уничтожила в воздухе и на аэродромах 3851 самолет противника{194}. На борьбу за господство в воздухе до 30 сентября затрачено 37% всех самолето-вылетов.

На борьбу за господство в воздухе выделялось крайне ограниченное количество самолето-вылетов. ВВС Западного фронта с 1 июня по 30 сентября 1941 г. на удары по аэродромам затратили не многим более 4% от общего количества вылетов{195}. С 22 по 30 июня 1941 г. удары по аэродромам вообще во всех фронтах, кроме Ленинградского, не наносились{196}.

Одновременно советские ВВС осуществляли авиационную поддержку сухопутных войск, чем в определенной степени способствовали усилению сопротивления противнику в оборонительных операциях начального периода войны, и, прежде всего, под Ленинградом, Смоленском и Киевом. Для поддержки привлекалась фронтовая и дальнебомбардировочная авиация, а на приморских направлениях — и авиация ВМФ. Главная роль отводилась фронтовой бомбардировочной авиации, поскольку штурмовой авиации во фронтовых объединениях почта не было. По состоянию на 22 июня в составе советских ВВС удельный вес штурмовиков Ил-2 составлял 0,3%. На 10 сентября во фронтах и в резервных авиагруппах их насчитывалось 183, что было крайне недостаточно. Из 250 тыс. самолето-вылетов, выполненных советской авиацией за первые 3 мес. войны, 47% осуществлялись по танковых и моторизованным колоннам противника, войскам врага на поле боя.

Эффективность авиационной поддержки войск во фронтовых оборонительных операциях была низкой. Это были отдельные эпизодические удары небольших групп самолетов по объектам противника, находившимся на значительном удалении от своих оборонявшихся войск. [151] Из-за разделения авиации фронта на фронтовую и армейскую ее усилия распылялись по большому числу объектов в широкой полосе, но не на направлении главного удара противника. Тактическое взаимодействие с поддерживаемыми соединениями было организовано плохо. Удары по наступавшим войскам противника наносились с большими временными интервалами, а из-за ограниченного использования радиосредств — часто с большим опозданием. Имелись случаи нанесения ударов и по своим войскам.

У командования ВВС летом 1941 г. отсутствовали крупные авиационные резервы для усиления ВВС фронтов, действовавших на главных направлениях. Использовались для этой цели авиадивизии и авиаполки из внутренних военных округов. Их оказалось крайне мало при столь больших потерях. Было начато создание специальных авиасоединений РВГК — резервных авиагрупп.

Летом 1941 г. советская авиация вела и самостоятельные боевые действия по объектам глубокого тыла противника. Основная роль в решении этой задачи отводилась ДБА, частично привлекалась авиация ВМФ. Основными объектами действий являлись: административно-политические и военно-промышленные объекты, нефтепромыслы, крупные железнодорожные узлы и военно-морские базы. С 24 июня по 3 июля соединения ДБА во взаимодействии с ВВС Балтийского и Черноморского флотов нанесли удары по военным объектам в Данциге, Кенигсберге, Варшаве, Бухаресте, по объектам нефтепромыслов в Плоешти. В ночь на 8 августа был нанесен удар по Берлину. В последующем эти действия продолжались малыми силами. Для нанесения ударов по промышленным объектам за первые 3 мес. войны ДБА затратила не многим более 5% общего числа ее самолето-вылетов{197}. Обстановка на фронтах потребовала от советского командования сосредоточить основные усилия ДБА по войскам противника (8265 самолето-вылетов из 11 186) в июле — сентябре{198}. Интенсивность боевых действии дальне-бомбардировочной авиации была ограниченной в связи с резким сокращением численности ее самолетного парка. Если на 22 июня она насчитывала 1339 самолетов, то на 30 сентября, вследствие больших потерь, дальних бомбардировщиков насчитывалось до 402, при этом 171 был неисправным{199}.

В первые недели войны соединения ДБА получали боевые задачи от различных инстанций: командующих войсками фронтов, командующего ВВС Красной Армии и наркома обороны СССР. Были случаи, когда командиры авиационных соединений и частей получали одновременно несколько, причем совершенно различных, боевых задач. 4 июля 1941 г. в директиве Ставки право постановки задач ДБА ГК было возложено на начальника Генерального штаба.

Вследствие больших потерь запасов материальных средств в начальном периоде войны весьма осложнилось тыловое обеспечение авиационных частей и соединений (табл. 17).

Штабы ВВС фронтов со своими функциями справлялись с трудом. Для оказания помощи и координации их действий были созданы одновременно с главными командованиями направлений (и в их составе) командования ВВС направлений. Командующий ВВС направления мог использовать все силы авиации направления (ДБА ГК, фронтовой, ПВО, ВМФ) для решения важнейших задач. [152]

Недостаточная организованность в работе штабов, отсутствие надежной связи влияли на организацию взаимодействия соединений и частей различных родов авиации с сухопутными войсками. Летом 1941 г. значительная часть фронтовой авиации продолжала находиться в подчинении командующих общевойсковыми армиями. Например, в июле около 50% сил авиации Западного фронта входило в состав ВВС армий, что в известной мере не позволяло массированно применять авиацию для выполнения задач фронта, а также для межфронтового маневра. Существенным недостатком в организации управления авиационными соединениями, частями и подразделениями явились крайне низкая оснащенность советских ВВС средствами радиосвязи и неподготовленность личного состава к их использованию.

Таким образом, к числу главных причин, определивших наши неудачи в первые месяцы войны, следует отнести: несовершенство организационной структуры Военно-воздушных сил; большой удельный вес в самолетном парке устаревших типов самолетов; недостаточное освоение новой авиационной техники личным составом; отсутствие авиационных резервов; несвоевременное приведение в боевую готовность авиационных соединений и частей; недостаточный уровень организация инженерно-авиационного и тылового обеспечения.

Наряду с этим слабо велась разведка, недоставало данных о. противнике. Командование и штабы в большинстве случаев не могли и не умели правильно организовать боевое применение авиации в сложной оперативно-стратегической обстановке, при полном господстве военно-воздушных сил противника.

Боевые действия Военно-Морского Флота. В начале войны немецко-фашистское командование не проводило на море против советского флота активных наступательных действий, ограничиваясь главным образом авиационными ударами по базам и кораблям, а также постановкой минных заграждений и развертыванием подводных лодок и торпедных катеров у наших баз, в основном на Балтике. 22 июня вражеская авиация нанесла удары по военно-морским базам и портам в Лиепае, Риге, Кронштадте, Вентспилсе, Ханко, Измаиле. У входа в Севастопольскую бухту были сброшены магнитные мины с целью блокады кораблей в базе. На Баренцевом море авиация противника ограничивалась ведением разведки.

Основную опасность для ВМФ в тот период представляли наступательные действия сухопутных сил противника на приморских направлениях, что сразу же поставило под угрозу наши передовые военно-морские базы, захват которых мог серьезно отразиться на боеспособности сил флота. Уже на второй день противник вышел на подступы [153] к Лиепае, а 25 июня немецкие войска окружили ее с суши. 29 июня начались боевые, действия финских войск против военно-морской базы Ханко. На Крайнем Севере создалась угроза базированию Северного флота в главной базе Полярный. Обозначилась опасность с суши Риге, Таллину, а позднее Одессе, Николаеву и другим базам.

Таким образом, обстановка и условия использования основных сил ВМФ в начале войны сложились весьма неблагоприятно. Вместо активных самостоятельных действий на коммуникациях противника и совместных с сухопутными силами операций вдоль морского побережья, на что были ориентированы советские флоты в предвоенные годы, им пришлось в основном перейти к обороне и главное внимание сосредоточить на защите своих баз не только с моря, но и с суши, что не было предусмотрено оперативными планами и обеспечено в инженерном отношении. Флоты и флотилии принимали активное участие в оборонительных действиях Красной Армии на мурманском направлении, в районе Лиепаи, Таллина, Риги, Ханко и Ленинграда, Моонзундского архипелага и Выборгского залива, на Дунае, Днепре, Южном Буге, под Одессой.

Содействие сухопутным войскам выражалось в артиллерийской и авиационной поддержке, высадке тактических десантов, обеспечении воинских перевозок, выделении на сухопутный фронт флотских формирований. Особенно тесным было взаимодействие сил флота и армии при обороне военно-морских баз. Из-за нехватки артиллерийского вооружения в войсках береговой и корабельной артиллерии пришлось решать задачи, которые возлагались на полевую артиллерию, к чему она не была приспособлена. Флотская авиация наносила удары не только по тылам противника, но и по целям на поле боя. При этом из-за нехватки самолетов в качестве бомбардировщиков использовались и тихоходные летающие лодки. Для перевозки личного состава и грузов привлекались не приспособленные для этой цели надводные корабли.

Планы совместных действий армии и флота в изменявшейся оперативно-стратегической обстановке были недостаточно конкретными, не уточнялись вопросы взаимоподчиненности в оперативном и тактическом звеньях, нарушался принцип единства управления силами. Флотское командование плохо знало особенности применения сухопутных войск, а армейское — специфику применения сил флота, что приводило к недоразумениям при постановке задач и их решении. Эффективность поддержки сухопутных войск в связи с этим снижалась. Кроме того, сказывалось и то обстоятельство, что в планах боевой подготовки предвоенного периода взаимодействию флота с сухопутными войсками уделялось недостаточно внимания. Строительство сухопутной обороны баз перед войной только развертывалось. ВВС флота к борьбе с сухопутными целями были подготовлены слабо.

Особое место в действиях флота согласно планам, разработанным перед войной, отводилось постановке оборонительных минных заграждений. Эти планы исходили из того, что значительная часть военно-морских сил противника, и прежде всего его тяжелых кораблей, будет сосредоточена против советских флотов, побережья и военно-морских баз. И хотя фактически подобных действий им не предпринималось, флоты на постановку минных заграждений израсходовали почти все запасы мин. Их расход в первые дни войны составил 54% общего количества мин, израсходованных ВМФ за все годы Великой Отечественной войны. Усиленное минирование фарватеров и подступов к своим базам резко ограничило маневренность советского флота в последующем [154] и стеснило его действия по защите собственных коммуникаций. При этом ограждения на Балтике производились там, где противник уже поставил свои мины.

Боевые действия на коммуникациях противника и против его боевых кораблей вели подводные лодки, авиация, надводные корабли (в основном торпедные катера) и береговая артиллерия. Всего ими с 22 июня по 10 сентября было уничтожено 6 боевых кораблей, 6 судов и более 20 мелких плавсредств, повреждено 10 боевых кораблей и 16 судов. Кроме того, на наших минных заграждениях противник потерял 7 боевых кораблей, 4 судна, 8 других плавсредств{200}.

Незначительная эффективность действий сил ВМФ на коммуникациях и против боевых кораблей противника объяснялась малой интенсивностью движения судов противника на морских коммуникациям особенно в первый месяц войны, использованием противником прибрежных маршрутов, прикрытых минными заграждениями, и шхерных форватеров, нерациональным использованием сил флота, слабой разведкой морских театров, применением малоэффективных форм и методов ведения боевых действий, упущениями в боевой подготовке ВМФ в предвоенные годы.

Одной из важных задач флотов с первого же дня войны явилась защита своих морских коммуникаций. С этой целью на флотах была введена система конвоев (26 июня — на Черноморском флоте, а в первой половине июля — на Северном и Балтийском флотах). Однако ни один из. флотов не располагал достаточными силами для организации походного охранения всех транспортных судов, надежного прикрытия конвоев с воздуха и обеспечения выхода кораблей и судов предварительным контрольным тралением и проводкой конвоев за тралами. Например, на Черноморском флоте в июле 60% транспортов совершит переходы без охранения. Разнообразие судов по своим тактико-техническим данным неблагоприятно сказывалось на формировании конвоев, а следовательно, и на скорости их движения. Отсутствие в начальный период войны зенитного и другого вооружения на транспортах ставило их экипажи во многих случаях при нападении противника в безвыходное положение. Нехватка средств ПВО ощущалась и на кораблях охранения.

На противолодочную оборону существенно влияло отсутствие современных средств гидроакустики, а на противоминную — неконтактных тралов. Слабая организация защиты своих коммуникаций являлась следствием неотработанности этого вопроса в предвоенный период.

Успешность отражения нападения противника, непрерывность и четкость руководства силами во многом определяются эффективностью функционирования системы управления, подготовленностью командования: и штабов к управлению силами. Отсутствие защищенных флагманских командных пунктов на флотах и командных пунктов во многих военно-морских базах и соединениях создавало большие трудности в боевом управлении. Однородный принцип флотских формирований также создавал трудности в управлении силами в ходе боевых действий. Для решения, многих задач приходилось формировать разнородные соединения, а создававшиеся временные командования и штабы не были подготовлены к управлению ими.

Таким образом, серьезные упущения в видах оперативного (боевого) обеспечения боевых действий сил послужили одной из главных [155] причин тяжелых потерь: гибели 111 кораблей и катеров (в том числе 19 подводных лодок, 15 лидеров и эсминцев), 70 транспортов и 160 других плавсредств, 30% потерь понесены от ударов вражеской авиации, 25% — от мин. На Балтике же потери от мин составили 57%{201}.

В целом начало войны показало, что при континентальном ее характере деятельность сил Военно-Морского Флота должна быть ориентирована в большей степени на всемерное содействие войскам приморских флангов фронтов.

Боевое применение войск ПВО. С началом войны дежурные батареи и экипажи самолетов-истребителей в приграничных округах не могли открывать огонь по самолетам-истребителям без особого распоряжения командующих войсками округов. Войска ПВО и истребительная авиация приграничных округов с первых минут войны стали объектами ударов авиации противника. Не имея приказа на открытие огня по вражеской авиации, командиры частей, взяв на себя ответственность, вступали в бой. Официальное разрешение на боевые действия отдельные части ПВО получили лишь через 2 ч после нападения врага.

В первые дни боевых действий выявилось отсутствие четкого взаимодействия между ВВС и ПВО в вопросах взаимного оповещения и разведки воздушного противника. Авиация и войска несли большие потерн из-за слабого зенитного прикрытия, неустойчивого управления силами и средствами ПВО. Так, по донесениям штаба артиллерии Южного фронта, за период с 22 июня по 16 сентября только в 6-й и 12-й армиях по причине понесенных потерь были расформированы 12 отдельных зенитных артдивизионов.

Потерн войсковой ПВО усугублялись нехваткой боеприпасов, так как запасы складов были израсходованы, а поступления из тыла были весьма ограничены. Для создания плотного зенитного огня на всех высотах практиковалось совместное применение средней и малой зенитной артиллерии. Оказалось положительным создание маневренных кочующих групп зенитной артиллерии и применение их из засад около объектов вероятных ударов противника.

Зенитные артиллерийские батареи располагались, как правило, на не оборудованных в инженерном отношении позициях. Во время массированных налетов вражеской авиации они подвергались сильному артиллерийскому и минометному воздействию и несли значительные потери.

В первые недели войны из-за слабого знания личным составом средств управления огнем и преждевременного открытия огня расход боеприпасов был большим. Низкая натренированность разведчиков в опознавании самолетов приводила к обстрелам своих самолетов. Войсковая система ВНОС в ходе боевых действий отсутствовала. Оповещение о воздушном противнике часто не достигалось из-за разрушения линий проводной связи. Радиосвязь как в системе ВНОС, так и в зенитной артиллерии и истребительной авиации использовалась редко из-за ее низкого качества и недостаточной подготовки личного состава.

С получением боевого опыта войска ПВО начали наносить противнику ощутимый урон, что заставило немецкую авиацию применять противозенитный маневр. За первые 14 дней [156] войны немецкая авиация потеряла на советско-германском фронте 806 самолетов, а с 6 по 29 июля — еще 477.

Анализ хода боевых действий ПВО первых месяцев войны показал, что наиболее подготовленной и более устойчивой оказалась, противовоздушная оборона крупных центров страны: Львова, Киева, Ленинграда, Москвы. Выделенные накануне войны силы и средства ПВО (дивизии и корпуса) для их обороны практически выполнили стоявшие перед ними задачи. В то же время выделенных средств ПВО для таких городов, как Рига, Каунас, Минск, оказалось недостаточно.

Большое внимание придавалось совершенствованию противовоздушной обороны Москвы и Ленинграда. К 22 июля в системе ПВО г. Москвы насчитывалось 602 истребителя, 796 орудий средней зенитной артиллерии, 248 орудий малой зенитной артиллерии. Вокруг Москвы было развернуто 702 поста ВНОС. Из-за больших потерь противник с 15 августа вынужден был перейти от массированных налетов к налетам мелкими группами и одиночными самолетами.

В целом потери ВВС Германии от воздействия средств ПВО фронтов за июль — сентябрь 1941 г. составили 4578 самолетов{202}. Боевой опыт выявил серьезные недостатки в организации противовоздушной обороны. Отсутствовало централизованное управление Войсками ПВО в масштабе страны. Так, например, Главное управление ПВО не руководило истребительной авиацией, выделенной для выполнения задач ПВО. Непосредственное руководство соединениями и частями ПВО с началом войны было децентрализовано и осуществлялось по фронтам. При этом управления ПВО фронтов также не смогли руководить всеми силами и средствами, так как истребительная авиация и зенитные артиллерийские дивизионы войсковых соединений им не подчинялись. Решение на применение истребительной авиации для целей ПВО войск и объектов их тыла принималось командованием ПВО и ВВС фронта, а вылеты истребителей для решения задач ПВО осуществлялись только по приказу штаба ВВС, если имелись свободные резервы и летный ресурс. Поэтому чаще всего наземные средства ПВО и истребительная авиация действовали независимо друг от друга. Оперативного взаимодействия между ними, как правило, не было.

Отрицательно влияло на управление частями ПВО в первые месяцы войны отсутствие единых прав и обязанностей начальника управления ПВО фронта, а также инструкций (положений, указаний) по противовоздушной обороне войск, фронтового и армейского тылов.

В условиях острого недостатка в войсках противотанковых средств командующие войсками фронтов неоднократно привлекали объектовые (пунктовые) части и соединения ПВО для борьбы с наземным противником. В первые месяцы войны почти все выпускаемые промышленностью новые, 85-мм зенитные пушки (400-600 орудий в месяц) шли на укомплектование формируемых частей противотанковой обороны. Для этой же цели направлялись артиллеристы зенитных частей ПВО. Одновременно с 6 истребительных авиаполков была снята задача ПВО важных объектов территории страны. Части истребитель-вой авиации нередко отвлекались от выполнения основной задачи (борьбы с воздушным противником) и использовались для нанесения штурмовых ударов по танковым колоннам, хотя они не имели для этого необходимого вооружения.

В целях усиления противовоздушной обороны и совершенствования ее системы управления директивой Генерального штаба от 23 июля [157] зоны ПВО действующих фронтов были свернуты и устанавливалась единая система ПВО фронтов в их границах. Вся ответственность за ПВО войск и объектов возлагалась на командующих фронтами.

Ставка ВГК определила строгое разграничение сил и средств ПВО для обороны войск и объектов в границах фронтов. Запрещалось использование пунктовых частей ПВО для других задач. Решением ГКО была усилена ПВО Москвы (количество истребительных полков увеличено с 11 до 29), Ленинграда и Донбасского промышленного района. В связи с расширением «угрожаемой территории» в начале августа 1941 г. потребовалось организовать прикрытие 160 новых объектов и пунктов на глубину до рубежа р. Волга.

В дальнейшем активная стратегическая оборона Красной Армии потребовала перестройки и укрепления противовоздушной обороны как одной из составных частей общей обороны. В ноябре 1941 г. была проведена коренная реорганизация системы ПВО, положившая начало созданию нового вида Вооруженных Сил СССР — Войск ПВО страны.

Таким образом, начальный период войны был для советских войск тяжелым, он повлиял на весь ход вооруженной борьбы в последующем. Его результаты прежде всего определялись: заблаговременной и продуманной подготовкой к войне главного агрессора — фашистской Германии; достижением им внезапности в оперативно-стратегическом масштабе; ошибочной оценкой военно-политической обстановки руководством Советского государства; низкой подготовкой и боевой готовностью войск и Вооруженных Сил в целом; запоздалым принятием решения на оперативно-мобилизационное развертывание войск и другими серьезными недостатками.

Боевые действия выявили также большие упущения в организации и осуществлении управления войсками и руководства Вооруженными Силами в целом.

В этот период контрастно были обнажены просчеты в оперативно-мобилизационном планировании и подготовке авиации флота и войск ПВО к войне.

Анализ подготовки Вооруженных Сил к войне и ход вооруженной борьбы в ее начальном периоде позволяют сделать глубокие выводы и извлечь поучительные уроки для сегодняшних условий. [158]