Допрос Альфреда Розенберга обвинением
Председательствующий: Обвинение желает провести перекрестный допрос?
Додд: Прежде чем мы начнем наше обсуждение некоторых вопросов, по которым мы пройдем, я заинтересован, если вы будете любезны, написать ваше имя несколько раз на этих листах бумаги, ручкой и карандашом.
Вы напишите «А. Розенберг», пожалуйста, ручкой, и «Альфред Розенберг» ручкой; и напишите от руки первый инициал вашей фамилии с большой буквы.
Теперь, вы сделаете то же самое карандашом на другом листе бумаги, «А. Розенберг» карандашом, «Альфред Розенберг» и первый инициал вашей фамилии?
И затем, пожалуйста, вы сделаете еще одну вещь? Вы пропишите печатной буквой первый инициал вашей фамилии?
Итак, вчера вечером, в ходе основного допроса вашим защитником, вы заявили Трибуналу, что вы обсуждали с Генрихом Гиммлером, рейхсфюрером СС, концентрационные лагеря, и если я правильно помню, вы сказали, что это было в 1938; это так?
Розенберг: Да. Я свидетельствовал о том, что я однажды обсуждал с ним концентрационные лагеря, но я не могу сказать с точно, что это было в 1938, так как я не делал её записи.
Додд: Очень хорошо. Он предлагал вам, посетить тот или иной лагерь, Дахау или какой-то другой лагерь; это так?
Розенберг: Да, тогда он сказал мне, что я должен посмотреть на лагерь Дахау.
Додд: И вы отклонили приглашение?
Розенберг: Правильно.
Додд: И я понимаю вас — если вспоминаю правильно, вы сказали, потому что вы были совершенно уверены, что он не покажет вам нелицеприятные вещи, что были в лагере?
Розенберг: Да, я более или менее предполагал, что в случае если действительно были нелицеприятные вещи, я точно бы их никак не увидел.
Додд: Вы подразумеваете, что вы просто предполагали, что были нелицеприятные вещи; что вы не знали, о том, что там были нелицеприятные вещи?
Розенберг: Я слышал это от иностранной прессы и это…
Додд: Когда вы впервые услышали это от иностранной прессы?
Розенберг: Это было уже в первые месяцы 1933.
Додд: И вы непрерывно с 1933 по 1938 читали иностранную прессу о концентрационных лагерях в Германии?
Розенберг: Я совсем не читал иностранной прессы так как к сожалению я не говорю по-английски. Я время от времени получал только некоторые выдержки из неё, и в немецкой прессе были подобные отсылки к жестким декларациям, что эти утверждения не правда. Я ещё помню заявление министра Гёринга в котором он сказал, что это за гранью его понимания, чтобы о чем-то таком писали.
Додд: Но вы думали, что они были правдой в степени, что бывшие в таких местах нелицеприятные вещи, не могли быть показанными вам Гиммлером.
Розенберг: Да, я полагал, что в таком революционном процессе точно ряд эксцессов будет иметь место, что в некоторых округах также по такому поводу могли быть конфликты, и что факт, что убийства национал-социалистов в последующие месяцы после захвата власти продолжались, вероятно, вызывая острые контрмеры здесь и там.
Додд: Вы думаете, что они еще продолжались в 1938, эти меры против национал-социалистов?
Розенберг: Нет. Основные доклады о продолжающихся убийствах членов Гитлеровской молодёжи, полиции и членов партии приходили в основном в 1943 и 1944, но я не помню, чтобы много докладов об этом публиковались в последующие годы…
Председательствующий: Вы сказали 1943 и 1944 или 1933 и 1934?
Розенберг: 1933 и 1934, извините.
Додд: Но, в любом случае, в 1938 вы имели некоторые сведения у себя на уме, которые заставляли вас думать, что для вас не будет полезным инспектировать эти лагеря, потому что происходящее там не будет показано вам. Итак, это так, не так ли?
Розенберг: Нет; но я сказал очень откровенно, что при определенных обстоятельствах могли происходить эксцессы, и я говорил с Гиммлером об этом вопросе так, что он в любом случае знал, что мы были проинформированы о таких вещах из-за рубежа и что он должен следить за своими шагами. Только однажды я получал жалобу лично себе.
Додд: Итак, перейдем к другому предмету, мы также поняли, что вы вчера сказали, что когда вы писали вашу книгу «Миф 20-го века», вы выражали ваше личное мнение и вы не намеревались производить большой эффект на государственные дела. Это честное заявление о ваших вчерашних показаниях в отношении вашей книги?
Розенберг: Я не совсем понял последнее предложение. Я должен сказать, что я писал «Миф 20-го века» приблизительно в ходе 1927 и 1928, после определенных исторических и других предварительных учений. Она была опубликована в октябре 1930 с введением в отношении, что она была чисто личным мнением, и что политическая организация, членом которой я являлся, не была ответственна за неё.
Додд: Очень хорошо. Я прошу, чтобы вам показали документ 3553-ПС. Это также, если Ваши Чести позволят, экземпляр номер США-352. Они уже в качестве доказательств.
(Обращаясь к подсудимому) Итак, вы написали предисловие или небольшое вступление к этому изданию книги. Оно прямо перед вами. Вы сказали в нём:
«К 150 000 тысячной копии: Сегодня Миф неизгладимой бороздой, глубоко проник в эмоциональную жизнь немецкого народа. Каждое новое издание отчетливо указывает, что решающая духовная и ментальная революция переросла в историческое событие. Многие вещи, которые в моей книге выглядели как отдельные идеи уже стали реальностью государственной политики. Многие другие вещи, я надеюсь, материализовываются как дальнейший результат этой новой силы».Вы написали это?
Розенберг: Это точно совершенно неправильно. Эта книга из 700 страниц не касалась только положений, в которых я обвиняюсь здесь. Книга разбиралась с большим множеством проблем, проблемой крестьян, мироустройства, концепции социализма, отношений между руководством, промышленностью, рабочими, представлением о справедливости.
Додд: Итак, минуту. Я не думаю, что нам необходимо приводить содержание книги. Я просто спросил вас, если вы написали это вступление.
Розенберг: Да, конечно.
Додд: Итак, в отношении хорошо известной программы принудительного труда. Я думаю каждому кто присутствовал на этих заседаниях Трибунала и конечно самому вам совершенно ясно, что в действии была программа принудительного труда, или так называемая трудовая программа, или так называемая программа рабского труда, как на Востоке так на западных оккупированных территориях. Не так ли?
Розенберг: Да, закон от 21 марта касался соответственно рабочих с оккупированных территорий, которых забирали в Германию. В Германии также был закон об обязательном труде.
Додд: Итак, было только два возможных ведомства в немецком государстве, которые могли, с любой натяжкой, быть ответственными либо порознь, либо совместно за эту программу принудительного рабского труда. Не так ли? По крайней мере, два принципиальных ведомства.
Розенберг: Да, именно.
Додд: И они были в вашем министерстве и ведомстве подсудимого Заукеля. Это совершенно просто. Это правда или нет?
Розенберг: Это правильно, что гауляйтеру Заукелю дали полномочия передавать приказы мне и всем высшим властям Рейха. Моей обязанностью было делать известными и осуществлять посредством этих приказов на оккупированных восточных территориях соответственно свои полномочия, свои суждения, и свои инструкции.
Додд: В своём министерстве вы проводили трудовые директивы, принуждая людей оставлять свои дома и свои сообщества отправляясь в Германию и работать на немецкое государство?
Розенберг: Я боролся эти три с четвертью года за найм рабочих на Востоке поставленный на добровольную основу. Из моего протокола дискуссии с гауляйтером Заукелем еще в 1943, очевидно, что всё время я предпринимал усилия сделать это. Я также упоминал как много миллионов листовок, плакатов и брошюр я распространял в этих странах так, чтобы в принципе это осуществилось. Однако, когда я услышал, что множество немецких рабочих отправлявшихся на фронт не могли заменить, резервы немецкой армии подошли бы к концу, тогда я больше не мог протестовать против найма определенных возрастных групп, или использования местных властей и сил жандармерии для содействия такой работе. Вчера я уже…
Додд: То что вы нам говорили, это то, что вы пытались получить их добровольно и если так не получалось, то тогда вы заставляли их. Не так ли?
Розенберг: Такое принуждение имело там место и это правда и не оспаривается. Где имели место эксцессы — и некоторые ужасные эксцессы имели место — я делал все для их предотвращения или смягчения.
Додд: Хорошо. Вы, конечно, принимали в своём министерстве приказ, касающийся обязательного труда, не так ли?
Розенберг: Да. Сначала был принят общий закон об обязательном труде.
Додд: Правильно, от 19 декабря 1941.
Розенберг: Может быть, он был принят в то время.
Додд: Что же, вы можете принять это как данность, я думаю, что это дата вашего указа, касающегося обязательного труда, обязательного труда, существенно — я хочу сделать это понятным для вас — на оккупированных восточных территориях.
Розенберг: Да.
Додд: Этот приказ был принят вами в качестве министра Рейха по оккупированным восточным территориям.
Розенберг: Да.
Додд: Я прошу показать вам документ 1975-ПС. У него номер экземпляра США-820, уже в доказательствах — не в доказательствах, извиняюсь. И я приобщаю его.
Меня не заботит вдаваться в этот документ слишком сильно за исключением удостоверения в факте, что это приказ, который вы приняли, и в первом параграфе с маленькой цифрой 1, вы заявляли «Все жители оккупированных восточных территорий предмет общей ответственности для работ в соответствии с их пригодностью». И я желаю, указать на параграф под маленьким номером 1, с номером 3, где вы сказали «Специальные правила разработать для евреев». Это девятнадцатое декабря 1941.
Розенберг: Документ который мне представлен подписан рейхскомиссаром Украины и он касался рамочного закона министра оккупированных восточных территорий с целью, я прошу, чтобы мне показали рамочный закон министра оккупированных восточных территорий, чтобы я мог правильно судить о исполнительных мерах принятых рейхскомиссаром.
Додд: Что же, мы можем, сделать его доступным для вас. Он взят из официальной газеты министерства Рейха для оккупированных восточных территорий. Вы не оспариваете, не так ли, факт, что вы приняли этот приказ и что эти два параграфа зачитанные мной были там?
Розенберг: Это я не оспариваю.
Додд: Хорошо. Если вы позаботитесь посмотреть на остальные параграфы и остальные части, я увижу, что они станут понятны вам, но для настоящей цели я могу заверить, что вас не обманывают в связи с ними.
Я хочу перейти к другому документу.
Розенберг: Я хочу сослаться только на один пункт. Под параграфом 1 утвердительно говорится, что люди не полностью пригодные для работы используются согласно их способностям к работе. Этим показывается, что учитывалось состояние здоровья.
Додд: Да, я прочитал вам это.
Итак, у вас был постоянный государственный секретарь по имени Альфред Майер, не так ли?
Розенберг: Я не нахожу здесь, чего-либо относительно законов о евреях. Здесь было положение упоминающее директиву по евреям, только её нет.
Додд: Вы найдете её прямо ниже предложения, к которому вы делали отсылку минуту назад, двумя параграфами ниже. Там есть цифра 3 в скобках, и затем это заявление: «Специальные правила разработать для евреев».
Вы не нашли там?
Розенберг: Я не нахожу её здесь — о, на этой странице, да. Это ссылка на другой закон, да.
Додд: Правильно. Я лишь спросил вас, если, оно там было. Давайте продолжим.
Я спросил вас, был у вас постоянный секретарь штаба по имени Майер, Альфред Майер, М-а — й — е — р.
Розенберг: Да.
Додд: Я хочу показать вам документ 580-ПС, который станет экземпляром номер США-821. Итак, это приказ от вашего министерства оккупированных восточных территорий, и он подписан вашим постоянным секретарем штаба, Альфредом Майером, и он адресован рейхскомиссару Остланда, человеку по имени Лозе, Л-о — з — е и также рейхскомиссару Украины, человеку по имени Кох о котором мы много слышали на этом суде.
Я хочу получить ваше согласие, если у вас оно будет, что приказ призывал 247 000 промышленных рабочих и 380 000 сельскохозяйственных рабочих.
Итак, я в особенности хочу, чтобы вы обратились к странице 2, также и немецкого текста, и строчке 14 английского текста и строчке 22 немецкого текста. Параграф имел перед собой цифру 6, и он говорит:
«Рабочие следует нанимать. Следует избегать принудительного призыва; напротив, по политическим причинам, призыв должен сохраняться на добровольной основе. В случае призыва, не приносящего требуемых результатов, для необходимого профицита рабочих, в чрезвычайном случае, можно использовать, по согласованию с генеральным комиссаром, указ, датированный 19 декабря 1941 касающийся введения обязательного труда на оккупированных восточных территориях…»Так что этот приказ, подписанный Майером из вашего штаба, указывающий рейхскомиссарам на оккупированных восточных территориях, основывался на вашем указе от 19 декабря 1941 об обязательном труде.
Розенберг: Господин обвинитель, вы зачитали вступление, и из него также видно, что мой заместитель четко пытался любым способом избежать принудительного призыва и, как он сказал, призывом было «придерживаться добровольной основы». Это подтверждение того, что я уже сказал вчера, что Майер, мой постоянный заместитель, наиболее категорически пытался работать в таких границах, и наконец, он не ссылался на произвольные меры, но скорее на общий закон об обязательном труде на оккупированных восточных территориях, который предотвращал сотни тысяч, которые ни работали и не учились от того, чтобы слоняться по улицам. Однако, я также хочу зачитать конец параграфа, что говорит:
«Не следует давать обещаний, ни письменно, ни устно. Следовательно, объявления, плакаты и обращения в прессе и по радио не могут содержать не правдивой информации с целью избежать разочарования среди рабочих, задействованных в Рейхе, и таким образом против будущего найма на оккупированных восточных территориях».Я думаю более правовое отношение в разгар войны немыслимо.
Додд: Очень хорошо. Я попытаюсь указать здесь, и понять если вы не согласны с ним, то, что вместе с тем вы, несмотря на эти демонстрации и эти возражения, которых мы не отрицаем, и что делались вами, позволяли своим людям на восточных оккупированных территорий действительно нанимать и принуждать людей поступать на работу в Германию, и я пытаюсь делать это на основе вашего указа. Это положение я пытаюсь сделать с вами.
Розенберг: Закон об обязательном труде был принят мной в конце 1941 для территории рейхскомиссариата, то есть, для Остланда и для Украины. Обязательный найм этой рабочей силы для Рейха не предпринимался длительное время, и обязательная служба в оккупированных странах, была, по моему мнению, законодательно необходима так, чтобы с одной стороны не было имевшего место дикого найма, а также для предотвращения хаоса вытекающего из сотен тысяч праздношатающихся на улицах.
Председательствующий: Вы не ответили на вопрос. Вы привели длинный рассказ вместо одного слово «да», которым вы ответили на свой же вопрос.
Розенберг: Когда в Рейхе была учреждена служба обязательной рабочей службы, я сказал, что я был в пользу добровольного призыва. Далее я не мог противостоять этому отношению и, следовательно, конечно я согласился, чтобы затем такие же законы об обязательном труде были бы введены. Я вчера уже признавал это три раза; я не оспариваю этого.
Додд: Да, я знаю, вы повторяли это три раза вчера и снова этим утром. В вашем документе защиты — Розенберг-11, я думаю том — который письмо написанное вами Коху 14 декабря 1942 — я не думаю, что нужно снова вам показывать его; я думаю, вы видели его вчера — вы в особенности упоминали Коха по вопросу сбора людей с передовых направлений театров с улиц, тех людей которые посещали кино и подобное такого же рода. Вы знали, что происходило по вашему указу об обязательном труде, не так ли? Вы возражали этому, но вы знали, это происходило.
Розенберг: Эксцессы связывались с каждым законом, и как скоро я узнавал об эксцессах, я предпринимал шаги против них.
Додд: Очень хорошо. Итак, наконец, в отношении этого вопроса принудительного труда, вы сказали как о вопросе честности и справедливости, что ваше министерство было, не очень сильно ответственно за эту ужасную программу выселения людей из их домов в Германию, или вы скажете, что вы должно принять очень существенную ответственность за то, что случалось с этими сотнями тысяч людей в восточных оккупированных районах?
Розенберг: Я, конечно, принимаю ответственность за эти законы, которые я принял, и за любое исполнение директив, которые принимались моим министерством. Территориальные правительства были правоответственными за их исполнение. Там где проводились эти меры — они были в 1500 километров от меня — я сам занимался с каждым делом. Делались многие преувеличения и также эксцессы. Я признаю, что случались ужасные вещи. Я пытался вмешиваться, применяя меры наказания и потому что точное число немецких чиновников отдавались под суд и приговаривались.
Додд: Оставляя в стороне ужасные вещи, что происходили с людьми, полагаете, что не было большого насилия, в самом факте принуждения их против их воли я предполагаю, вы за что-то еще принимаете ответственность.
Розенберг: Да, именно.
Додд: И вы также чувствовали, что значительная часть этого…
Розенберг: (Прерывая) Я принимаю ответственность за закон государства, которым гауляйтер Заукель уполномочивался передавать мне эти запросы, которым я придавал правовую форму на восточных территориях.
Додд: Вкратце, я хочу напомнить вам, пока мы в этом предмете, что вы удостоверились вчера, что вы согласовали изъятие детей моложе 10, 12 и 14 лет и вывоз их в Германию, и я думаю, что вы рассказали нам, что сначала это волновало вас, но когда вы обнаружили, что они рады реабилитационным обстоятельствам, вы успокоились. Это правдивое заявление о вашей позиции о принуждении этих детей на Востоке?
Розенберг: Нет, это не правильно. Я не знаю, о чем был перевод документа, но правдой было противоположное. Я как-нибудь хотел предотвратить, совершение, каких-либо действий в оперативной зоне, которые могли при определенных обстоятельствах, иметь тяжелейшее значение для этих детей. Затем, по просьбе группы армий «Центр» — которую в — любом случае она бы сделала сама — я принял заботу об этих детях при условии, что я предприму наиболее скрупулезные уход за этими детьми и заботу об их матерях, чтобы у них был контакт со своими родителями, и так чтобы они могли быть возвращены на их родину позднее. Это точно противоположно тому, что обвинение представляет из документа.
Додд: Что же, я не хочу дольше оставаться на нём за исключением напоминания вам, что документ, который вы видели и который вы обсуждали вчера, заявляет, помимо прочих вещей, что вывоз этих детей с Востока совершался более чем для одной вещи; вы уничтожали биологический потенциал этих народов Востока. Это то, что вы одобряли помимо прочих вещей, не так ли?
Розенберг: Да. Это содержится в первом пункте обвинения, и он уже был зачитан. Мне было ясно, при прочтении всего документа, что от моёго одобрения совсем не зависело всё это дело, что в первом докладе я точно отказывался, от такого аргумента, и что только после заслушивания остальной информации я нашел способ, о котором женщины благодарили меня, несмотря на факт, что не мне, а Гитлерюгенду в Дессау и кому-то ещё был доверен уход за ними.
Додд: Действительно, я понимаю из всех ваших показаний, что при возможном исключением немногого, о чем мы пока говорим, вы были очень добрым и гуманным к этим народам под вашей юрисдикцией оккупированных восточных территорий. Вы хотели быть очень добрыми с ними.
Розенберг: Я не хочу совсем провозглашать для себя какую-либо такую сентиментальную фразеологию. Однако, в разгар ужасной войны на Востоке, которая приводила к продолжающимся убийствам немецких сотрудников и немецких сельскохозяйственных рабочих, я только пытался осуществлять вежливую политику и вовлекать народы в прочувствованное добровольное содействие.
Додд: Да. Итак, я прошу показать вам документ 1058-ПС, который это экземпляр США-147.
Итак, он перед вами. Это выдержка из речи, которую вы произнесли для ваших ближайших сотрудников, и на неё ссылались ранее. Эта речь, что вы произнесли 20 июня 1941, за день до нападения на Советскую Россию. Я хочу сослаться на самый первый параграф, и он на бумаге. Он говорит: «Работа по пропитанию немецкого народа без сомнения сохранится в эти годы …»
Розенберг: На какой странице?
Додд: Он на первой странице; здесь только одна страница. О, у вас есть весь документ. Вы ссылались на него вчера; я думаю, вы способны найти его. Это страница 8, строчка 54. Вы можете вспомнить её; вы разговаривали о ней вчера. Собственно говоря, вы сказали это была экспромтная речь. Вы найдете на странице 8?
Розенберг: Да, я нашел.
Додд: В этом параграфе сказано, помимо прочих вещей — и я хочу обратить ваше внимание на особую задачу — вы сказали, что работа по пропитанию немецкого народа первая в повестке, и что южные регионы и северный Кавказ служили балансу пропитания немецкого народа. И вы продолжили говорить, что вы не видели причины, почему есть обязательство кормить русский народ излишками продуктов с территории. Затем вы сказали, «Мы знаем, что это жестокая необходимость, независимо от чувств».
Затем вы продолжили говорить, «Несомненно, необходима очень широкая программа эвакуации и будущее приготовило тяжкие годы для русских»
Итак, вы вчера прочитали нам некоторые части этой речи, о том что вам казалось совершенно правдивым. Все части речи были экспромтом или вы предполагаете, что только части, что кажутся, опасными для вас были экспромтными?
Розенберг: Я просто использовал несколько ключевых слов и таким образом произносил речь. Это параграф зачитывался обвинением три или четыре раза. Вчера, когда мы обсуждали эту речь я сам решительно сослался на этот параграф. Помимо этого, я признавал, что я рассказывал людям, связанным с Четырехлетним планом, что не было точно ясно, была ли промышленность московского промышленного региона — могла бы она поддерживаться после его завоевания — здесь упоминались «вагоностроительные фабрики». Ограничение могло быть необходимым по некоторым ключевым производствам, и из-за этого возникала сложная проблема снабжения этого района. Мои замечания указывают на то, что вероятно, имелась необходимость, эвакуировать этих безработных. Я решительно ссылался на этот документ, а именно, первый документ министра оккупированных восточных территорий по этому вопросу где, в семи наиболее важных пунктах по гражданской администрации, пункт 3 касался пропитания гражданского населения. Позже в документе сказано, что следует любым способом избежать голода, и что в таком случае, население будет получать специальные пайки. Я думаю, что в эти тяжелые времена, в виду законов и директив, для меня было невозможно, сделать больше этого. Вся моя общая политическая и духовная позиция заключалась в том, что я сказал вчера о требованиях свободы и культуры для Украине, о суверенитете кавказцев, и также о русском государстве как большом…
Додд: Хорошо. Я не хочу, чтобы вы вдавались в это. Я полностью вас понял, и я думаю, все остальные. Я просто хотел указать вам, что с ранней даты вы говорили, что будут суровые необходимости и что будет очень много тяжелых лет для русских. Это все. И если вы не осведомлены в том, что вы были серьезны говоря это, как вы говорили о других вещах, тогда я не буду давить на вас.
Я хочу перейти к документу…
Розенберг: Господин обвинитель, я не думаю, что можно было сделать больше по этой проблеме, чем планировалось заранее, при тех больших сложностях впоследствии. Остальные оккупационные силы имели такой же опыт.
Додд: Хорошо.
Я прошу показать вам документ 045-ПС, экземпляр США-822.
Розенберг: Вероятно, я могу сказать кое-что больше о переводе этого отрывка. Он был переведен мне так, что эти меры осуществлялись «без каких-либо чувств». В оригинале сказано «помимо чувств» или «превыше чувств».
Додд: Хорошо, я принимаю вашу интерпретацию, у нас нет с этим проблем. Итак, вы будете любезны посмотреть на этот документ? Это меморандум для вашего сведения, найденный в ваших делах,.
Розенберг: Да.
Додд: Вы устанавливали им, во втором параграфе, то что вы называли целью немецкой политики, применимой к Украине, как устанавливалось фюрером. Они заключались, вы говорили, в эксплуатации и мобилизации сырья, немецкого расселения в отдельных регионах, никакого искусственного образования населения для интеллектуальности, но сохранение их рабочей силы; помимо этого, обширное невмешательство во внутренние дела.
Затем, переходя ниже — потому что, я не думаю это необходимо зачитывать все, больше из этого ссылается на другой документ — мы спустимся к 12 строке снизу этого параграфа. Начиная с 14 строки:
«После непрерывного обозрения состояния дел на оккупированных восточных территориях, я убедился, что немецкая политика, включает в себя, вероятно презрительное мнение о качествах покоренных народов, но что это не задача немецких политических представителей провозглашать меры и мнения, которые могут в конечном итоге привести к унылому отчаянию вместо развития требуемых возможностей использования рабочей силы».Затем, в следующем параграфе, вы сказали:
«Если дома мы открыто и агрессивно объявляем о своих целях всей нации, в отличие от остальных, политические руководители на Востоке должны хранить молчание там, где немецкая политика вызвана необходимой суровостью. Они должны хранить молчание, так как, они могут сформировать о покоренных народах любые уничижительные мнения. Да, умная немецкая политика может в определенных обстоятельствах сделать больше в немецких интересах через послабления, которые не затрагивают политику и определенные гуманные поручения, чем через открытую, невнимательную жестокость».Вы честно выразили ваши взгляды, когда написали этот меморандум 16 марта 1942?
Розенберг: Этот документ верен. Он также представлялся мне на предварительных допросах. Он показывает, что я хотя знал, что фюрер не принял моих далеко идущих предложений, я продолжал бороться за эти далеко идущие предложения. И далее он показывает, что я видел фюрера лично, для того чтобы несколько сумасшедших людей среднего уровня на Востоке не делали уничижающие замечания об остальных нациях, чей уровень жизни мог представляться совсем бедным. От многих тысяч, кто прибыл туда, я не мог ожидать только симпатии или антипатии, но я мог требовать от них одну вещь, если их отношение было презрительным, они должны были оставлять его при себе и действовать достойно.
В заключение я хочу добавить, кое-что экстраординарно значимое, а именно, он говорит здесь в последнем параграфе, «Я прошу, чтобы фюрер принял этот протокол и проект указа». Эта инструкция, к сожалению, не приложена к документу; я думаю, что больше бы подтвердил это из неё.
Додд: Хорошо. Итак, перейдем к документу Р — 36, экземпляр номер США-699.
Вы раньше видели этот документ, не так ли?
Розенберг: Да, я видел его.
Додд: Итак, это меморандум, от 19 апреля 1942, представленный вам одних из ваших подчиненных, доктором Маркуллом, и непосредственно представлен вам Лейббрандтом, также одним из ваших подчиненных, одним из ваших высших людей. Я хочу, чтобы вы следовали вместе со мной, пока я зачитываю вам определенные параграфы из него.
Первые несколько строк датированы 5 сентябрем 1942, и он говорит «Министру Рейха; о предложениях». Он заявляет, что здесь закрытый меморандум содержащий мнение доктора Маркулла по вопросу письма Бормана от 23 июля.
Прежде чем мы сейчас продолжим — если вы уделите ему внимание — вы рассказывали нам вчера, что вы были не согласны с Борманом по некоторым вопросам. Не так ли?
Розенберг: Я сказал…
Додд: Просто ответьте на вопрос. Вы говорили нам это вчера?
Розенберг: По решающим положениям я не соглашался с Борманом. Я свидетельствовал ранее, что по ходу лет я, тяготился от таких методов, что, по поводу, я дал ему соглашательский ответ. Вся моя политика была…
Додд: Хорошо. Посмотрим на документ, который, как я сказал, меморандум о письме Бормана вам, датированном 23 июля, я полагаю 1942:
«23 июля 1942, рейхслейтер Борман направил министру письмо, в котором перечислил восемь параграфов, которым министр следовал в управлении оккупированными восточными территориями».Оно продолжает говорить, что вы, в сообщении фюреру датированному 11 августа 1942 объясняли в подробностях в какой степени эти принципы уже применялись на практике или использовались в политике.
Следующий параграф говорит:
«Любое лицо, читающее эту переписку поразиться, прежде всего, полному согласию концепций. Министр» — то есть вы — «видимому был в особенности озабочен двумя положениями. Первое относится к защите немецкого правления от давления славянской расы; второе абсолютной необходимости упрощения администрирования. Именно это решающие проблемы, о которых следует сказать подробнее».Затем это заявление:
«В остальном, министр» — ссылается на вас — «не только не выдвигает возражений против принципов Бормана или даже его фразеологии; напротив, он использовал их как основу для своего ответа и стремления продемонстрировать, что они уже введены на практике. Однако, когда, письмо Бормана было зачитано капитаном Циммерманом на совещании начальников департаментов, сразу же была продемонстрирована серьезная озабоченность, как на счет фразеологии письма, так и будущего проведения нашей восточной политики».Затем оно продолжает говорить:
«С целью понять была ли эта озабоченность оправданной, лучше начать с предположения, которое четко демонстрирует доминирующую ситуацию».Затем, под номером I, Маркулл пишет:
«Предположим, что письмо Бормана было принято для рейхскомиссаров как министерский указ. Это предположение не является нереальным, поскольку министр» — и оно снова ссылается на вас — «демонстрировал приверженность схожим взглядам. Поскольку Остланд представлял особое дело, и более того Украина является, или вероятно станет политически наиболее важным регионом, следующее обсуждение в основном основывается на этом регионе».Затем, продолжается:
«О последствиях указа такого рода будет лучше судить по отношению к нему тех людей, чьей обязанностью было внедрять его на практике».Немного ниже, он говорит:
«Представив формулы письма Бормана переведенными на язык сотрудника немецкой гражданской администрации, вы увидите, грубо говоря, следующие взгляды:Затем оно говорит:«Славяне работают на нас. Поскольку мы не нуждаемся в них, они могут умирать. Поэтому, обязательная вакцинация и немецкая система здравоохранения излишни. Рождаемость славян нежелательна. Они могут использовать контрацептивы или что даже лучше аборты. Образование опасно. Достаточно, чтобы они могли считать до 100. В лучшем случае допустимо образование, которое приводит к полезным облегчениям для нас. Каждое образованное лицо это будущий враг. Религию мы оставим для них как средство утешения. По продовольствию, они не получат чего-либо больше чем необходимо. Мы владыки; мы первые».
«Эти предложения отнюдь не являются преувеличением. Напротив они наполняли, слово за словом, дух и текст письма Бормана. Уже в таком положении возникают вопросы, желателен ли такой результат в интересах Рейха. Трудно оспорить, что эти взгляды станут известны украинскому народу. Похожие мнения сегодня доминируют».Переходим, к следующему параграфу, с номером 2, говорящему:
«Но в этом нет действительной необходимости брать на себя фиктивный указ как сделано в параграфе 1. Вышеуказанная концепция нашей роли на Востоке уже осуществляется на практике. Рейхкомиссар Украины раскрыл подчиненным свои взгляды об украинском народе в трех последующих речах при инаугурации…» — и т. д.И он продолжил цитировать эти речи, на которые ссылались перед этим судом.
Затем, в следующем параграфе, он говорит, что каждый посетитель и каждый сотрудник местной гражданской администрации может подтвердить из своих наблюдений, и они в особенности четко демонстрировали как подготовлена почва для письма Бормана. Затем он продолжил цитировать заявления, что делались, говоря «Чтобы быть точным, мы здесь среди негров; население грязное и ленивое», и так далее.
И затем, пропуская, он говорит:
«Я могу добавить, что крейслейтер Кнут, которого гауляйтер всё еще сохраняет, несмотря на тяжелейшие обвинения о его профессиональной пригодности, объявил, в разговорах о вопросе Киева, что Киев сам расселяется путем эпидемий. В целом будет лучше, если излишняя часть населения умрет от голода».Переходим к параграфу третьему снизу. Он говорит:
«Наконец среди окружных комиссаров 80 процентов противостоят взглядам описанным выше. На многих совещаниях с генеральными комиссарами они подчеркивали, что население само ведет себя преданно и с пониманием»И, что заявления, противопоставлявшиеся такой выше упомянутой политике приведут к катастрофе. Вот что говорит следующий параграф:
И затем Маркулл продолжил говорить:
«Для остальных единственный эффект от ложных концепций о «высшей расе» это послабление дисциплины для наших чиновников».Я не займу много времени зачитывая его. Я уверен, что вы читали его. Затем мы переходим, и мы приходим к очень существенному параграфу, с номером 3:
«Однако, должно быть проверено не существовало ли фактического согласия между преследующейся политикой и письмом Бормана в смысле, чтобы указы цитированные выше и остальные инструкции министерства просто понимались как тактические ходы, в то время как фактически не существовало расхождения во мнениях. ответ министра» — я каждый раз напоминаю, что министр отсылает к вам — «от 11 августа может считаться указывающим в этом направлении.Затем он продолжает говорить:
«В ответе на него должно быть указано, что министр очень хорошо понимает, что невозможно реорганизовать континент размером с Россию посредством политической тактики и надевания маски освободителя, но только путем применения государственнической концепции подходящей для политических условий». — и так далее.И наконец, он сказал:
«Другая причина почему…»
Я хочу быть честным с вами об этом документе. Он указывает, на то, что вероятно она не должна просто интерпретироваться как тактический манёвр, потому что это приведет к несогласованности. Для такого случая слово «освобождение» само никогда не упоминалось и ни одному театру не позволялось оставаться открытым, ни техникуму, ни украинский университет не должен был функционировать.
И наконец, я хочу зачитать вам — не последний — но я хочу зачитать вам этот существенный параграф. Он заявляет — и я думаю, вы позволите мне подытожить им — что это письмо Бормана, которое происходило из штаб — квартиры, просто не могло быть принято как министерский указ, поскольку оно дезавуировало всю политику объявленную министром — вами.
И в этой связи, несколькими предложениями ниже, Маркулл говорит:
«Необходимо указать еще раз, на очевидную схожесть между мнениями выражаемыми Кохом и инструкциями, данными в письме Бормана».Затем в середине параграфа, оно говорит единственное, что вы можете решать об этом вопросе и он предлагал определенные соображения, которые могли быть полезными, учитывая некоторые сложности.
И наконец, вы дошли, под номером II второго параграфа:
«Без желания каким-либо путем критиковать заявления рейхслейтера Бормана необходимо еще указать на то, что формулировка в его письме не всегда четко показывает важность этого вопроса на карте. Фразу вроде «активная торговля контрацептивами» лучше не применять в связи с именем фюрера. Таким же путем сократить фразы вроде «вакцинация не — немецкого населения совершенно не обсуждается» — и так далее — «вряд ли их сохранение кажется важным с учетом значимости исторических проблем».Наконец, продолжая, я хочу прочитать вам, под номером III, Маркулл заявляет:
«Вышеуказанные заявления могу казаться очень резкими. Однако, они, продиктованы заботой и долгом».И наконец — что же, я не думаю есть какая-либо необходимость зачитывать последний параграф. Он просто говорит о политической философии, которая в грандиозной манере принята японским союзником в своих новых округах.
Итак, вы помните этот меморандум, что вы получили через вашего помощника Лейбрандта, от вашего подчиненного, Маркулла? Вы можете ответить «да» или «нет», кстати; это все чего я сейчас хочу прямо сейчас — помните вы или не помните его. Вы подождете минуту?
Розенберг: Да, я получил этот доклад от доктора Лейббрандта, и я хочу привести следующее объяснение.
Додд: Прежде чем вы это сделаете — у вас будет возможность; я не буду прерывать вас с какими-либо объяснениями или даже пытаться — у меня есть одна или две вещи о которых я хочу спросить, и затем если вы почувствуете необходимость объяснить их или что-нибудь еще, я уверен Трибунал позволит вам так сделать.
Вы написали письмо в ответ на письмо Бормана, не так ли?
Розенберг: Да, это правильно.
Додд: И вы согласились с этими — если я могу использовать такой термин — шокирующими предложениями Бормана? В своём письме вы согласились с этими шокирующими предложениями Бормана? «Да» или «нет»?
Розенберг: Я написал примирительное письмо так, чтобы я смог принести паузу в постоянное давление, под которым я находился, и я хочу возразить и скажу, что моя деятельность, и указы которые я принимал после этого письма, как-либо не изменились; но, напротив, принимались указы о создании школьной системы и дальнейшем контроле за здравоохранением. Я обсужу это далее в своём ответе.
Додд: Вы написали это письмо фюреру; вы не написали его Борману, не так ли? Ваш ответ отправился Гитлеру?
Розенберг: Я написал свой ответ фюреру, да.
Додд: И вы примирились с фюрером, не так ли, когда вы безропотно приняли фразы, повторенные в этом письме об использовании контрацепции и абортов?
Розенберг: Нет; кроме…
Додд: Подождите, пока я закончу. Я сказал, в вашем письме фюреру вы ответили на эти мерзкие предложения Бормана, не так ли — эти отвратительные, я могу сказать мерзкие предложения Бормана? Ваш ответ отправился Гитлеру?
Розенберг: Я написал письмо фюреру, но не использовал формулировки письма Бормана. Я примирительно написал фюреру, что я не буду делать больше того, чем я могу и того, что делалось. Я хотел отвязаться от атаки из штаб — квартиры, которая, знал, что последует, потому что я делал больше для восточных народов, чем для немецкого народа — что я требовал больше докторов, чем немецкому народу для своих больных, что я делал больше в своём качестве министра оккупированных восточных территорий по проблеме здравоохранения и соответственно для восточных народов чем делали немецкие доктора для немецкого народа. Нападки достигли таких размахов, что Кох наконец обвинил меня в поощрении политики иммиграции. Это было причиной, почему вскоре возник конфликт и после был доведен до фюрера.
Додд: В этом нет сомнений — я не хочу, чтобы у кого-нибудь здесь возникло недопонимание — вы рассказываете нам, что вы не отвечали почти слово в слово на то, что Борман написал вам?
Розенберг: У меня нет здесь дословного письма.
Додд: Но у нас есть меморандум Маркулла, который говорит, что министр не только не заявил возражений против принципов Бормана или хотя бы его фразеологии. Один из ваших подчиненных точно не был достаточно нахален, писать такой меморандум, зная, что совершенно правдой было то, что вы сделали так же?
Розенберг: Я очень приветствовал, чтобы мои сотрудники всегда имели отвагу возражать мне и представлять своё мнение, даже касавшееся чего-либо запрашиваемого мной. Доктор Лейббрандт пришел и сказал мне, «господин министр Рейха, это точно не согласуется с тем, что мы здесь делаем». Я сказал «Доктор Лейббрандт, пожалуйста, успокойтесь. Я написал примирительное объяснение. Ничего не меняется. Позже я лично поговорю с фюрером об этих вопросах».
Додд: Ваш подчиненный не побоялся сказать вам, что вы написали такое письмо, в котором слово в слово согласились с Борманом. У меня нет проблем на этот счет. Всё, что я пытаюсь понять, чтобы вы сказали Трибуналу, потому что это правда, что вы написали ответ, дословно выраженный в этих предложениях.
Розенберг: Это не верно. Автор — я скорее скажу доктор Лейббрандт — когда вручал мне этот меморандум, быстро прочитав его сказал, «Здесь виден господин, который верил, что он не может сделать что-нибудь еще, но что он считал правильным». Но в таком случае я столкнулся бы с серьезным конфликтом, и я поддерживаю свою позицию, так как считаю её правильной. Это можно увидеть из документов охватывающих период 3 лет, которые я зачитывал вчера. Могу я привести своё мнение об этом документе.
Додд: Ответьте на вопрос: с кем вы примирялись, с Гитлером или Борманом? Или с обоими?
Розенберг: Первое, я советовался со своим сотрудником, доктором Лейббрандтом, об идее, чтобы министерские указы в таком смысле никогда мной не принимались. Второе, я принял указ о школьной системе на Украине включающей 4-летнюю начальную школу, торговые училища, и профессиональные училища.
Председательствующий: Минуту. Это не ответ на вопрос. Вы сказали, что вы написали примирительный ответ. Вопрос с кем вы пытались примириться? Был это Гитлер или Борман или оба?
Розенберг: Да, оба; да.
Додд: Господин Председательствующий, подошло время прерваться?
Председательствующий: Да.
Председательствующий: Очень хорошо.
Додд: Я не знаю, была ли какая-либо задержка, но я прямо сейчас сделаю всё что возможно.
Розенберг: Могу я сказать, что-нибудь об этом документе? Этот меморандум, как я заявил в начале, основывался на предположении о возможном министерском указе. Он вероятно использовало фразы которые Борман использовал в своём письме, но моё письмо, которое я отправил фюреру вероятно могло не содержать такие фразы. Оно могло содержать примирительные заявления в отношении того, что я не делал ничего на оккупированных восточных территориях, за что меня отчитывали; то есть, что я не делал ничего для немецкого населения, но что я создавал крупные ведомства здравоохранения, школьные ведомства, образовательные ведомства, и т. д.; и что теперь я был совершенно вынужден сократить эти административные ведомства. Но это Борман делал эти заявления, он использовал, он использовал эти фразы! Это печально, что он выражал себя таким образом; и в ходе последних нескольких лет мы были вынуждены наблюдать ряд похожих примеров.
Я могу кратко добавить, что он сам заявлял, что министр видимо, вмешивался для разъяснения этих вещей, но я хочу указать на один решающий пункт, что мнения выдвигаемые Борманом были также знакомы в окружении Коха. В ходе этих трагических лет все мои усилия были направлены против личного окружения Коха, в особенности в подготовке административных руководителей; что можно видеть из параграфа 3, где сказано, «Более того, по крайней мере, 80 процентов окружных комиссаров противостояли описанным взглядам».
Додд: Я думаю, все мы знаем, о чем оно. Если у вас есть какое-либо объяснение, я думаю, вы сами его сделаете.
Розенберг: Да. На странице 4, оно говорит о большой части руководящего административного корпуса возлагавшего свои надежды на министра — то есть, меня — и я стремился и пытался оправдать эти надежды руководящего административного корпуса, который я пытался воспитать посредством своих указов, потому что эти тысячи людей могли не знать обширных восточных территорий, те тысячи которых, даже в борьбе против большевизма, иногда не имели совсем точной концепции о положении дел на Востоке; и я должен подчеркнуть факт, что автор здесь говорит, что указ принятый министром 17 марта 1942 — подтверждал его ранние указы в более решительной форме. Указ от 13 мая 1942 атаковал взгляд, что украинцы это вовсе не раса и атаковал ложную концепцию превосходства. Таким образом, есть два указа, которые я не получил и которые здесь есть; и в дальнейшем, господин обвинитель, я скажу, что он совершенно правильно указывал, что курс министра — то есть меня — хорошо известен, что такой континент требует отличающегося обращения чем от таких предложений, что мы услышали. Однако, как следствие этих процедур, я положительно установил, что после переписки между Кохом и Борманом я вводил создание администрации, на Украине приняв подробный указ. во-вторых, я запросил расширения…
Додд: Меня это не интересует. Минуту.
Розенберг: Что же, я ответил на эти обвинения.
Додд: Это не ответ на них, если ваша честь позволит, и не пояснение по документу. Он снова начал одну из этих длинных речей о том, что он делал после получения документа или после написания письма, и я прошу, чтобы он был проинструктирован ответить на этот вопрос и не продолжать заявлений о том, что он делал для управления на Украине. Я не думаю, что это затруднительно.
Розенберг: Я лично говорил об этом с фюрером и рассказывал ему — что указ от мая 1943 в моём деле-говорил ему, что было невозможно работать на Востоке с такими разговорами Коха и его окружения.
Председательствующий: Если здесь есть письмо в вашем деле или если нет письма в вашем деле, ваш защитник может повторно допросить вас после перекрестного допроса, но вы не можете в перекрестном допросе вдаваться в длинные объяснения. Вы должны ответить на вопрос «да» или «нет» и пояснить, если вы должны пояснить, вкратце. Вы долго объясняете этот документ.
Додд: Когда вы впервые встретили Эрих Кох?
Розенберг: Эрих Кох?
Додд: Да.
Розенберг: В двадцатых. Это мог быть 1927 или 1928…
Додд: Видимо затем вы знали его, многие годы?
Розенберг: Я не видел его часто, но в качестве гауляйтера я разговаривал с ним лично тогда и после.
Додд: Когда он стал гауляйтером?
Розенберг: Я думаю в 1928 году он стал гауляйтером Восточной Пруссии, но я не могу привести точную дату, когда он стал гауляйтером.
Додд: Правильно. Мне нужна приблизительная дата. У вас было много дел с ним со времени, когда он был назначен гауляйтером, скажем до 1940?
Розенберг: В ходе лет борьбы, я практически ничего с ним не имел. Затем, после 1933, я разговаривал с ним несколько раз.
Додд: У вас были хорошие сведения, я полагаю, в любом случае, о его общей репутации среди его друзей и знакомых?
Розенберг: Я знал, что у Коха очень взрывной темперамент, переходящий из одной крайности в другую и трудно держащийся в рамках, и поэтому не подходящий для стабильной политики.
Додд: Однако, я понял из вашего ответа, что вы, таким образом, не были осведомлены, прежде чем он стал рейхскомиссаром Украины, о его темпераменте, и что вы не знаете, что он делал эти ужасные вещи, которые он делал пока был рейхскомиссаром Украины, не так ли?
Розенберг: Нет, и…
Додд: Это ответ и нет необходимости его пояснять.
Розенберг: Я даже знал, что Кох ранее выражал противоположное мнение, и что он говорил, что молодежь Востока также примет в объятия немецкую молодежь. Он раньше так писал.
Додд: Так я понимаю, что вы были удивлены, когда этот человек превратился в такого рода человека, кем он стал. Это правдивое заявление?
Розенберг: Это только вышло на свет позже. Постороннее лицо не могло предвидеть, что такой темперамент приведет к таким результатам, и он не зайдет так далеко не поддерживаемый кем-либо.
Додд: Вы не думаете, что он был совершенно хорошим как человек, как кажется из протокола, но был скорее воодушевлён другими; это то, что вы хотите нам сказать?
Розенберг: Да, это конечно повлияло.
Додд: Я прошу показать вам документ 1019-ПС; он станет экземпляром США-823. Кстати, прежде чем мы посмотрим на документ, Кох это человек, которого вы в огромной степени сильно позорили за многие ужасные вещи, что случались при вашем министерстве на Украине, не так ли? Нет какого-либо сомнения об этом. Вы рассказывали нам это вчера весь день.
Розенберг: Да.
Председательствующий: Господин Додд, могли бы вы быть немного медленнее?
Додд: Я буду ваша честь.
(Обращаясь к подсудимому) Если вы посмотрите на документ, вы увидите, что это меморандум о ваших рекомендациях по составу рейхскомиссариатов по Востоку и для центрального политического управления в Берлине; он был написан в 7-го апреля 1941 и я понимаю, что это было только несколькими днями спустя после разговора Гитлера с вами о вашем назначении на Восток, 4 или 5 днями ранее; не так ли? Вы ответите на этот вопрос?
Розенберг: Да.
Додд: Итак, в этом меморандуме вы устанавливали, что вы рекомендуете гауляйтера Лозе и мы знаем из документов и показаний, что он был назначен; это факт, не так ли?
Розенберг: Да.
Додд: Правильно. Теперь, перевернем страницу английского текста; этот параграф начинается со следующего:
«Дополнительно в итоге станет необходимым оккупировать войсками не только Ленинград, но также Москву. Эта оккупация, вероятно, будет существенно отличатся от той, что в балтийских провинциях, на Украине, и Кавказе. Её целью будет подавление любого русского и большевистского сопротивления и будет требоваться абсолютно безжалостное лицо как в отношении с военных представлений и также итогового политического направления. Проблемы, возникающие из этой необходимости здесь не приводятся. Если нет намерения поддерживать постоянную военную администрацию, желательно рекомендовать гауляйтера Восточной Пруссии, Эриха Коха, в качестве рейхскомиссара Москвы.В апреле 1941, вы рекомендовали Коха для этой работы как в особенности беспощадного человека? «Да» или «нет»?
Розенберг: Да…
Додд: Минуту. Последние дни и сегодня, вы много здесь говорили, дайте пока мне шанс.
Он тот же человек, о котором минуту назад вы говорили нам, что вы не знали о его особенной беспощадности до этих ужасных вещей на Украине. Итак, в апреле 1941 вам это было совершенно ясно, не так ли? Каков ваш ответ на это?
Розенберг: Это не правильно; так здесь не излагается. Я заявлял, что я знаю произведения Коха с 1933 и 1934, что ему в особенности нравился русский народ. Я знал Коха, как инициативного человека в Восточной Пруссии. Я ожидал, что в центре Москвы и вокруг Москвы очень сложно будет проводить работу. Здесь был центр притяжения большевизма и здесь при определенных обстоятельствах возникло бы величайшее сопротивление. Тогда я не хотел иметь Коха на восточных территориях, потому что я не верил в опасность сопротивления там. Была с одной стороны, склонность Коха к русским, а с другой стороны он был человеком с экономической инициативой; наконец я знал, что он поддерживался за такие манеры, какие намеревался делать на Востоке фюрером как и рейхсмаршалом.
Додд: Когда вы искали безжалостного человека, вы предложили Коха уже в апреле 1941.
Розенберг: Это выражение относится скорее к инициативе и конечно, взгляду, что он будет безжалостно бороться с любым большевистским сопротивлением; но не в смысле, что он будет подавлять иностранную расу или пытаться уничтожить иностранные культуры.
Додд: Суть дела в том, что у вас был некий своеобразный и четкий интерес к Украине и у вас был кто-то другой в уме для этой работы, но вы знали, что Кох был плохим актером и вы хотели его для другой части России, не так ли?
Розенберг: Нет, как видно из этого документа для украинцев я хотел государственного секретаря Баке или моего начальника штаба Шикеданца. Я хотел государственного секретаря Баке, потому что он из немцев Кавказа и говорил по-русски, зная все южные территории и вероятно мог хорошо работать. Мне его не дали и я был вынужден принять Коха, я хочу сказать, вопреки моему личному протесту на встрече 16 июля 1941.
Додд: Что же, если это ваш ответ, мне нет надобности продолжать с этим.
В отношении вашего отношения к еврейскому народу, в вашей франкфуртской речи в 1938 вы предлагали, чтобы все они покинули Европу и Германию, не так ли?
Розенберг: Такие фразы использовались.
Додд: Всё, что вам нужно говорить «да» или «нет». Они были или не были в вашей речи во Франкфурте в 1938?
Розенберг: Да, но я точно не могу ответить «да» или «нет» о неправильном цитировании!
Додд: Я не думаю, что вам нужно объяснять что-нибудь еще. Я просто спросил говорили ли вы это во Франкфурте в своей речи на День партии.
Розенберг: Да, в сущности это правильно.
Додд: Итак, в своей речи на День партии на который вы ссылались вчера, вы сказали, что вы использовали жесткий язык об евреях. В те дни вы возражали факту, что они были в определенных профессиях, я полагаю, и вещах такого рода. Это правдивое заявление?
Розенберг: Я вчера сказал, что в двух речах я требовал рыцарского решения и равного обращения, и я сказал, чтобы иностранные нации не обвиняли нас в дискриминации еврейского народа, пока эти иностранные нации дискриминировали нашу нацию…
Додд: Да, хорошо. Вы когда-либо говорили об уничтожении евреев?
Розенберг: Я в целом не говорил об уничтожении евреев в смысле этого термина. Можно здесь рассмотреть слова. Термин «уничтожение» использовался британским премьер-министром…
Додд: Вы поняли, о чем слова. Просто скажите мне, говорили ли вы это или нет? Вы сказали это, не так ли?
Розенберг: Ни в одной речи в этом смысле…
Додд: Я понимаю смысл. Вы когда-либо говорили об этом с кем-либо об уничтожении евреев как о вопросе государственной политики или партийной политики?
Розенберг: Однажды, на совещании с фюрером была открытая дискуссия по этому вопросу о готовившейся речи, которая не произносилась. Смысл её, в том, что теперь идет война и что эта угроза не должна упоминаться снова. Вся речь также не представлена.
Додд: Когда вы произносили эту речь? Приблизительно, какого числа?
Розенберг: В декабре 1941.
Додд: Затем вы написали в своёй речи замечания об уничтожении евреев, не так ли? Ответьте «да» или «нет».
Розенберг: Я уже сказал, что слово не имело смысла, придаваемого ему.
Додд: Я понимаю слово и его значение. Я спрашиваю вас, вы использовали слово или термин «уничтожение евреев» в речи, которую вы подготовили для произнесения в Sportpalast в декабре 1941? Итак, вы можете ответить, это очень просто.
Розенберг: Это могло быть, но я не помню. Я сам в дальнейшем не читал фразы из черновика. В какой форме я выражался я не могу больше сказать.
Додд: Что же, тогда, вероятно, мы можем помочь вам в этом. Я прошу показать вам документ 1517-ПС. Он станет экземпляром США-824.
Итак, это также меморандум, написанный вами о вашей дискуссии с Гитлером 14 декабря 1941, и из первого параграфа совершенно ясно, что вы и Гитлер обсуждали речь, которую вы произнесли в Sportpalast в Берлине, и если вы посмотрите на второй параграф, вы найдете эти слова.
«По еврейскому вопросу я заметил, что комментарии о евреях Нью-Йорка должны вероятно замениться чем-то вроде вывода (по вопросам Востока). Я занял позицию не говорить об уничтожении (Ausrottung) еврейства. фюрер подтвердил такой взгляд и сказал, что они возложили на нас бремя войны, что они принесли разрушения; нет удивления тому, если результаты в первую очередь бьют по ним первыми».Итак, вы указали, что у вас были некоторые сложности со значением слова, и я собираюсь спросить вас о слове «Ausrottung». Я собираюсь попросить, чтобы вам показали — вы знакомы с обычным немецко — английским словарем, Cassell's, я полагаю, не так ли? Вы знаете это слово, когда-либо слышали его?
Розенберг: Нет.
Додд: Это нечто в чем вы были заинтересованы. Вы посмотрите и прочтете Трибуналу, каково определение «Ausrottung»?
Розенберг: Я не нуждаюсь в иностранном словаре с целью объяснить различные значения «Ausrottung» имеющиеся в немецком языке. Можно уничтожить идею, экономическую систему, социальный порядок, и как окончательное последствие, также точно группу человеческих особей. Таково множество возможностей, которые содержаться в этом слове. Для этого мне не нужен англо-немецкий словарь. Переводы с немецкого на английский часто ошибочны — и как и в последнем документе представленном мне, я снова услышал перевод «Herrenrasse». В самом документе «Herrenrasse» даже не упоминалось; однако, есть термин «ein falsches Herrenmenschentum» (ложная высшая порода). Видимо все здесь переведено в другом смысле.
Додд: Хорошо, я не заинтересован в этом. Позвольте нам оставаться на термине «Ausrottung». Я тогда его приму, чтобы вы согласились с тем, что он значит «истребление» или «убийство» как их понимают, и что вы использовали термин в разговоре с Гитлером.
Розенберг: Здесь я снова слышу отличный перевод, который снова использовал новые немецкие слова, так что я не могу определиться, что вы хотели выразить по-английски.
Додд: Вы очень серьезно давите на то, что видимо вы неспособны согласиться со мной в этом слове или вы пытаетесь убить время? Вам не известно, что здесь в этом зале суда множество людей, которые говорят по-немецки и которые согласны, что слово означает «истребить», «искоренить»?
Розенберг: Оно значит с одной стороны «побороть» и затем оно использовалось не в отношении индивидуумов, но скорее как к юридическим лицам, по определенным историческим традициям. С другой стороны это слово использовалось в отношении немецкого народа, и мы также не верили, что впоследствии 60 миллионов немцев будут расстреляны.
Додд: Я хочу напомнить вам, что она в этой вашей речи в которой вы использовали термин «Ausrottung» произнесенной почти через 6 месяцев после Гиммлера сказавшего Хёссу, которого вы слышали на месте свидетеля, начать уничтожение евреев. Это факт, не так ли?
Розенберг: Нет, это не правильно, Адольф Гитлер заявил в своей декларации перед Рейхстагом: Новая мировая война начнется этими нападениями эмигрантов и их пособников, затем как последствие будут уничтожение и искоренение. Это понималось как результат и как политическая угроза. Видимо, похожая политическая угроза также использовалась мною перед войной против Америки. И, когда война уже разразилась, я видимо сказал, что поскольку до этого дошло, совсем не уместно говорить об этом.
Додд: Что же, тогда и после действительно, евреи уничтожались на восточных оккупированных территориях, не так ли?
Розенберг: Тогда, могу я вероятно сказать что-нибудь об использовании здесь слов? Мы здесь говорим об уничтожении еврейства; есть также различие между «еврейством» и «евреями».
Додд: Я спросил вас, если это не было фактом, что тогда и позднее евреев уничтожали на оккупированных восточных территориях, которые были под вашим министерством? Вы ответите «да» или «нет»?
Розенберг: Да. Я вчера цитировал документ.
Додд: Да, и после этого вы рассказали Трибуналу, или, как я понимаю вы по крайней мере, хотели, чтобы Трибунал поверил, что это делалось полицией без участия каких-либо ваших людей; не так ли?
Розенберг: Я слышал от свидетеля, что окружной комиссар сказал, что он участвовал в таких вещах в Вильно, и я слышал от другого свидетеля, что в остальных городах поступали доклады, что полиция так делает. Из документа 1184 я почерпнул, что окружной комиссар противостоял всеми возможными способами против так называемых «Schweinerei» (скандальных вещей).
Додд: Доктор Лейббрандт был вашим подчиненным; он был ответственным за подразделение II вашего министерства оккупированных восточных территорий, не так ли?
Розенберг: Да, в то время.
Додд: Итак, второй раз, я прошу показать вам документ 3663-ПС, экземпляр США-825.
Итак, как вы заметите, этот документ содержит три части. Первая страница это письмо написанное доктором Лейббрандтом замещая министра Рейха по оккупированным восточным территориям и оно датировано 31 октября 1941; незадолго перед вашим разговором с фюрером о вашей речи, и оно адресовано рейхскомиссару Остланда в Риге. Это был Лозе, человек, которого вы рекомендовали. Письмо говорит:
«Главное управление безопасности Рейха пожаловалось на то, что рейхскомиссар Остланда запретил казни евреев в Либау. Я прошу доложить относительно этого вопроса ответным письмом. По приказу» — подписано — «доктор Лейббрандт».Итак, если вы перевернете на следующую страницу, вы увидите ответ. Переверните этот документ, если у вас есть оригинал — есть у вас? Вы увидите ответ, датированный Рига, 15-м ноября 1941, министру Рейха по оккупированным восточным территориям, Берлин. «Предмет: казни евреев, на: указ». Он ссылается на письмо от Лейббрандта, видимо, от 31 октября 1941, и оно говорит:
«Я запретил произвольные казни евреев в Либау, потому что они не были оправданы в той манере как они осуществлялись. Я хочу быть проинформирован был ли ваш запрос от 31 октября относящимся к директиве о ликвидации всех евреев в Остланде. Должно это иметь место безотносительно к возрасту и полу и экономических интересов Вермахта, например в специалистах военной промышленности?»И есть другая рукописная пометка:
«Конечно, очищение Остланда от евреев это главная задача. Однако, это решение, должно координироваться с нуждами военной промышленности»Оно продолжает:
«Поскольку, я не смог обнаружить такую директиву, либо в правилах относительно еврейского вопроса в «Коричневой книге» либо в других указах».Итак, там есть инициал «Л» для «Лозе» не так ли, внизу его? И затем, если вы посмотрите на третью страницу — нет, это другой документ. Есть только две части у документа.
Итак, я желаю, чтобы вы посмотрели на документ 3666-ПС, который станет экземпляром США-826.
Председательствующий: Там есть инициал «Л», не так ли?
Додд: Оригинал имеет, ваша честь, да.
Председательствующий: И подсудимый согласен, что это инициал Лозе; правильно?
Розенберг: Вряд ли это Лозе. Мне не известны инициалы Лозе. Я не знаю.
Додд: Что же, он очень…
Розенберг: Это мог также быть Лейббрандт; я не знаю.
Додд: Вы не хотите сказать, что второе письмо было от Лозе и что это его инициал внизу?
Розенберг: Этого я не могу сказать.
Додд: Хорошо.
Розенберг: Этого я не могу сказать, потому что обычно всюду посылались машинописные письма.
Додд: Что же, мы…
Розенберг: Эта пометка не совсем мне понятна. Однако, в сущности, она означает, что это был протест против полицейских мер, которые стали известны и что инструкция…
Додд: Мы сейчас разберемся с тем, что она значит. Мы говорили об инициале «Л». Пока мы говорили об инициале, вы посмотрите на него и увидите если там есть какие-либо «Р», заглавная «Р»?
Розенберг: Да, здесь есть «Л».
Додд: Да «Р»?
Розенберг: Да, здесь есть два «Р».
Додд: Это вы их поставили.
Розенберг: Нет.
Додд: Это ваши инициалы, не так ли?
Розенберг: Я не могу расшифровать её как свою «Р».
Додд: Вы говорите это не ваша «Р»? Мы выясним это. Вы узнаете, ваши собственные инициалы, если увидите их.
Розенберг: Я никогда не отмечал «Р» вверху. Вы можете сравнить их с моим рукописным.
Додд: Что же, мы сделаем это; не волнуйтесь. Я просто хотел спросить вас, если это ваши инициалы или нет?
Розенберг: Я не могу идентифицировать их как мои инициалы.
Додд: Вы говорите, что это не ваши инициалы?
Розенберг: Да.
Додд: Хорошо. Итак, я желаю чтобы вы посмотрели на документ 3666-ПС, который также относится к этим другим документам, и что это также письмо, написанное исполняющим обязанности министра Рейха по оккупированным восточным территориям и оно датировано 18 декабря 1941. Предмет: еврейский вопрос. На: переписка от 15 ноября 1941. Это ответ, далее на письме помеченном «Л» запрашивающее были или нет казни евреев поняты как одобренная политика.
«Разъяснения еврейского вопроса хочется достичь через устные дискуссии. Экономические соображения должны принципиально оставаться не учитываемыми при урегулировании проблемы. Более того, запрашивается, чтобы возникающие вопросы урегулировались с высшим руководителем СС и полиции. По приказу (подписано) Бройтигам».Вы видели это письмо ранее?
Розенберг: Нет, я его не видел; по моему мнению, нет. Здесь я снова вижу такую «Р», отмеченную вверху, и я не могу идентифицировать, что это также моя «Р».
Додд: Так что вы также не идентифицируете, что это ваш инициал,?
Розенберг: Что же, я просто не могу идентифицировать, что это моя «Р» потому что это было письмо, подписанное Бройтигамом отправленное из министерства оккупированных восточных территорий Остланду, и пометки вверху от ведомства, что получило это письмо.
Тома: Господин Председательствующий, могу я здесь обратить ваше внимание на явную ошибку? Эта «Р» в связи с «К». Это видимо значит «Рейхскомиссар»
Додд: Я не обсуждаю «Р» вверху письма; я обсуждаю одно рукописное письмо.
Розенберг: Что же, из этого «Р» можно теперь увидеть совершенно несомненно, что оно относится к человеку, который получил письмо. «Получено 22 декабря — Р.». И оно адресовано от министерства «Остланду». Эта пометка, следовательно, была написана лицом, живущим в Риге, и что это та же «Р», которую можно найти, а другом документе.
Додд: Кто ваш рейхскомиссар на Востоке в Риге?
Розенберг: Лозе.
Додд: Его имя не начинается с «Р», не так ли?
Розенберг: Да, но ясно, что это письмо очевидно было инициировано в вашем департаменте.
Тома: Могу я также помочь Трибуналу в этом вопросе? В рукописном экземпляре с немецкой «Л» вы обнаружите слева черновика «WV 1/12/41», что значит представлено повторно (Wiedervorlage). И затем вы обнаружите «представлено (vorgelegt) 1/12/41 R.» Это, кажется, имело место в ведомстве рейхскомиссара и это первый проект и поэтому он был маркирован своим именем только с первым письмом.
Додд: Мы не принимаем, что как будто любым заявлением мы можем подтвердить это настоящему Трибуналу. Я думаю, вопрос чей это инициал будет представлен позже для исследования.
Председательствующий: Что значат слова вверху, «министр Рейха по оккупированным восточным территориям?»
Додд: Это почтовая бумага, на которой оно написано. Оно рукописно специально на этой бумаге, потому что всё письмо рукописно на обратной стороне первого письма. Они оба найдены в ведомстве подсудимого в Берлине.
(Обращаясь к подсудимому) Что же, я хочу обратить ваше внимание на другой документ, номер 38.
Розенберг: Я категорически поддерживаю, что этот инициал «Р» был поставлен лицом, которое получило письмо, кому письмо было адресовано.
Додд: Что же, мы разберемся с этим. Документ номер 36 — я прошу показать вам документ номер 3428, который стал экземпляром США-827.
Председательствующий: Назовите номер снова?
Додд: Прошу прощения. 3428-ПС станет 827, США-827.
(Обращаясь к подсудимому) Итак, это письмо, от 31 июля 1942 написанное из Минска с оккупированной территории и оно написано Кубе, К — у — б — е. ОН был еще одним из ваших подчиненных, не так ли? Ответьте пожалуйста?
Розенберг: Да.
Додд: И оно направлено Лозе, рейхскомиссару восточной территории, не так ли.
Розенберг: Да, правильно.
Додд: Итак, далее, позвольте взглянуть на: «Борьба с партизанами и акции против евреев в генеральном округе Белоруссия».
Он говорит:
«Во всех схватках с партизанами в Белоруссии подтверждено, что еврейство, на бывшей польской территории» — и так далее — «это основное пополнение партизанского движения. Впоследствии, обращение с еврейством а Белоруссии в основном вопрос политической работы…»Затем, спустившись вниз на предложение или два:
«В исчерпывающих дискуссиях с бригадефюрером СС Зеннером и чрезвычайно деятельным руководителем СД, оберштурмбанфюрером СС доктором права Штраухом, было удостоверено, что за последние 10 недель у нас в Белоруссии ликвидировано около 55 000 тысяч евреев. В районе Минска, без угрозы обязательствам в рабочей силе еврейство полностью уничтожено. В преимущественно польском округе Лида, 16 000 евреев; в Слониме, 8 000 евреев» — и так далее — «ликвидированы. Из-за посягательств на поставки армии и зоне коммуникаций вам уже докладывались, о сорванных приготовлениях сделанных нами по ликвидации евреев в районе Глубокого,. Поставки ликвидировавшихся 10 000 евреев армии и зоне коммуникаций, без контакта со мной, чье систематическое уничтожение осуществилось бы нами в любом случае. В городе Минск приблизительно 10 000 евреев были ликвидированы 28 и 29 июля, 6 500 из них русские евреи, преимущественно возрастные лица, женщины и дети; оставшихся составляют евреи непригодные для трудовых обязательств, большая часть которых были депортированы в Минск в ноябре прошлого года из Вены, Брюнна, Бремена и Берлина, по приказу фюрера.И он продолжает говорить:«Район Слуцка также освобожден от нескольких тысяч евреев. То же относится к Новогрудкову и Вилейкам. Радикальные меры неминуемы в Барановичах и Ханзевичах. Только в Барановичах, приблизительно 10 000 евреев еще живут в самом городе; из них, 9000 евреев будут ликвидированы в следующем месяце».
«В городе Минске остаются 2600 евреев из Германии. В дополнение, все 6000 русских евреев и евреек, которые в ходе акции остаются с подразделениями, которым они приданы для работы, еще живы. Даже в будущем Минск сохранит свой характер крупнейший центр еврейских трудовых обязательств, необходимых в настоящем для концентрации военной промышленности и железнодорожных проблем. Во всех остальных районах, число евреев отобранных для трудовой повинности будет ограничено СД и мной до 800 максимум, но если возможно до 500…»И так далее. Оно рассказывает об остальных ситуациях в отношении евреев, все из которого я не думаю необходимо зачитывать. Но я хочу обратить ваше внимание на последний параграф, последнее предложение:
«Я полностью согласен с командиром СД в Белоруссии, что мы должны ликвидировать каждые группы евреев, о которых не приказываются или объявляются нашим вышестоящими ведомствами, для предотвращения дальнейших беспорядков в Белоруссии».И ниже я опускаю одно предложение или два, что я хотел зачитать:
«Естественно, после определения экономических требований Вермахта, СД и я хотим совершенно точно уничтожить еврейство в генеральном округе Белоруссии. По прошествии времени, необходимые требования Вермахта, чьи основные работники евреи, учитывались».Я также сам скажу вам, что этот документ был также найден в вашем ведомстве в Берлине. Итак, это письмо…
Розенберг: Мне кажется очень сомнительным, что он был найден в моём ведомстве в Берлине. Если так, это в основном только, из-за того, что рейхскомиссар Остланда отправил все свои дела в Берлин, запаковав их в коробки. Тогда так было не только с моим ведомством, и это письмо также мне никогда не представлялось. Здесь штамп «Рейхскомиссар Остланда», не министр Рейха по оккупированным восточным территориям. Однако, я вчера заявлял, что о ряде таких происшествий было доложено мне как об отдельных боевых действиях, и что я лично получил тот единственный доклад из Слуцка, и гауляйтер Майер немедленно заявил протест Гейдриху и приказал расследовать. Этим предполагается, что он, гауляйтер Мейер, не знал и не думал о таких общих акциях по приказу центрального командования.
Додд: Что же, я только хочу предложить вам, что это странное совпадение, что двое из ваших высших людей были на связи в таком тоне в 1942 без вашего ведома.
Вы также вчера говорили Трибуналу, что вы понимали, что наибольшие сложности или большая часть сложностей на Востоке для еврейского народа шла от местного населения? Вы помните, что говорили так вчера?
Розенберг: До меня не дошел перевод.
Додд: Я спросил вас, если не было факта, что вчера вы рассказывали Трибуналу, что наибольшие сложности для евреев на Востоке шли от местного населения в таких районах.
Розенберг: Да. Я был проинформирован о том, что при начале возврата лиц, что это было не из-за местных властей, но со стороны населения. Я знал отношение на Востоке ранее и хорошо мог представить, что это было правдой.
Во-вторых, я заявил, что я был проинформирован, что вместе с казнями различных иных гнезд сопротивления и центров саботажа в различных городах, большое число евреев расстреливались полицией. И затем я предупреждался по делу Слуцка.
Додд: Я думаю, вы согласны, что на Украине ваш человек Кох делал всякого рода ужасные вещи, и теперь я не понимаю, что вы оспариваете, что Лозе и Кубе помогали в уничтожении или ликвидации евреев, и что Бройтигам, важный сотрудник вашего штаба, и что Лейббрандт, другой важный сотрудник вашего штаба, были проинформированы о программе. Так что по крайней мере пять человек под вашим управлением были задействованы в такого рода поведении, и это были немаленькие люди.
Розенберг: Я хочу указать на то, что указ рейхскомиссара Остланда на руках, который в соответствии…
Председательствующий: Вы ответите сначала на вопрос? Вы согласны, что эти пять человек были задействованы в уничтожении евреев?
Розенберг: Да. Они знали, об определенном количестве ликвидаций евреев. Это я признаю, и о них мне рассказывали, или если не они, я слышал о них из других источников. Я только хочу заявить одну вещь: что согласно общему закону Рейха, рейхскомиссар Остланда принял указ, согласно которому еврейство, которое конечно было враждебно нам, должно было концентрироваться в определенных еврейских районах городов. И до конца, до 1943–1944, я слышал, что в этих городах такая работа в очень большой степени еще осуществлялась в этих еврейских гетто.
И могу я дополнить это еще одним случаем, который попал в мои сведения, а именно, что окружной комиссар…
Додд: Я не хочу, чтобы вы указывали на, что-то еще. Вы ответили на вопрос, и вы пояснили ваш ответ. Я далее не спрашиваю вас …
Розенберг: Что я хотел добавить объясняет часть моего ответа в самом конкретном случае, а именно, окружной комиссар на Украине предстал перед судом за совершение вымогательства в еврейской общине и отправке мехов, одежд, и т. д. в Германию. Он предстал перед судом, он был приговорен к смерти, и был расстрелян.
Додд: Что же, это очень интересно, но я не думаю, что это необходимое пояснение к ответу. И я попрошу, чтобы вы попытались ограничить себя ответами. Я хочу пройти их за несколько минут.
Вы также конечно, человек, который написал письмо, как вы вчера сказали Трибуналу, предлагая произвольные казни 100 евреев во Франции, хотя вы сказали, что вы думали, о том, чем они были? Ошибочным суждением, или не совсем правильным, или что-то еще такого рода? Это правильно?
Розенберг: Я вчера сделал своё заявление.
Додд: Я знаю вы делали, и я хочу сегодня поговорить об этом немного. Это то, что вы сказали об этом, что это не было правильным, и не являлось справедливым? «Да» или «нет», не так ли вы это сказали вчера Трибуналу?
Розенберг: Вы дословно процитировали, слово в слово, если вы хотите моего ответа «да» или «нет».
Додд: Я спрошу вас снова. Вы не говорили вчера этому Трибуналу, что ваше предложение в этом письме, в документе 001-ПС, было ошибочным и несправедливым? Итак, это совершенно просто и вы можете ответить на него.
Розенберг: Я заявлял, что это было по-человечески несправедливым.
Додд: Это было убийство, не так ли, план по убийству? «Да» или «нет»?
Розенберг: Нет. Но я считал расстрелы заложников, которые были публично известны вооруженным силам, как очевидно в целом допустимый факт в исключительных условиях войны. Об этих расстрелах заложников публиковалось в прессе. Следовательно, я полагал, что согласно международному праву и определенным традициям войны это был допустимый акт репрессалий. Поэтому, я не могу признать…
Додд: Что же, вы говорили, тогда как милостивый философ или как солдат? Когда вы написали это письмо, 001-ПС, в какой должности вы писали его, как милостивый, философский министр по идеологии и культуре, или вы были военнослужащим вооруженных сил?
Розенберг: Как можно увидеть из документа, я говорил о факте, что там совершались определенный саботаж и убийства немецких солдат, так что будущие хорошие отношения, которые также были целью, между Германией и Францией отравлялись бы вечно. По этой причине, это письмо было написано, хотя я сожалел об этом с человеческой точки зрения.
Додд: Это пришло немного позже, вы не думаете?
Свидетель Хёсс — вы были в зале суда, когда он свидетельствовал, Хёсс, Х — ё — с — с?
Розенберг: Да, я слышал его.
Додд: Вы слышали, ужасную историю от 2 ½ до 3 миллионов убийств множества еврейских людей, которую он рассказал на месте свидетеля?
Розенберг: Да.
Додд: Хотя это не приводилось здесь, вы можете принять это от меня. Если вас заботит оспорить это, вы можете, и мы установим позже. Вы знаете, что он был читателем ваших книг и ваших речей, этот человек Хёсс?
Розенберг: Я не знаю, читал ли он мои книги. Антиеврейские книги существуют последние 200 лет.
Додд: Итак, вы предлагали отставку в октябре 1944 с вашей должности министра Рейха по оккупированным восточным территориям?
Розенберг: Октябрь 1944.
Додд: У вас не оставалось очень много до отставки с этой даты, не так ли? Немцы были практически вне России, это факт, не так ли? На 12 октября 1944, немецкая армия была практически вне России. Это было отступление, не так ли?
Розенберг: Да. Это был вопрос моих дальнейших задач для политического и психологического обращения с несколькими миллионами восточных рабочих в Германии; это было далее вопрос беженцев, которые прибыли с восточных территорий и из Украины в Германию, и урегулирование экономических проблем, и прежде всего я все еще надеялся, что даже в тот час военные события смогут измениться на Востоке.
Додд: И каждый, совершенно точно каждый, был проинформирован во всей Германии, что война проиграна в октябре 1944, не так ли? В октябре 1944 вы знали, что война была проиграна.
Розенберг: Нет, я не знал этого.
Додд: Вы не знали этого?
Розенберг: Нет, я не знал этого.
Додд: Я принимаю ваш ответ. Это всё. У меня больше нет вопросов.
Председательствующий: Доктор Тома, вы желаете провести повторный допрос?
Генерал Руденко, у вас есть некоторые дополнительные вопросы, чтобы их задать?
Руденко: У меня есть некоторые вопросы в связи с деятельностью подсудимого на восточных территориях?
Председательствующий: Хорошо, генерал.
Руденко: Подсудимый Розенберг, с какого времени вы начали лично и непосредственно участвовать в подготовке нападения на Советский Союз?
Розенберг: Вообще никогда не начинал.
Руденко: Разве ваше назначение 20 апреля 1941 г. уполномоченным по центральному контролю над вопросами, связанными с восточноевропейскими областями, не находилось в непосредственной связи с подготовкой нападения Германии на Советский Союз?
Розенберг: Это не было планированием, в котором я принимал участие. Это было лишь последствием уже принятого решения, о котором со мной никто не советовался. Мне было лишь сообщено об этом решении и о том, что отданы соответствующие военные приказы. Поэтому я ничего не имел… Что же, так как я должен отвечать только «да» или «нет», я ответил на ваш вопрос «нет».
Руденко: Но вы не отрицаете того факта, что это назначение имело место в апреле 1941 года?
Розенберг: Известно, что я получил это задание.
Руденко: При этом назначении Гитлер предоставил вам широкие полномочия. Вы осуществляли сотрудничество с высшими имперскими властями, получали от них информацию и созывали представителей имперских властей на совещания, в частности, осуществляли сотрудничество с Гёрингом, с министром экономики и Кейтелем? Вы это подтверждаете? Ответьте коротко.
Рсзенберг: Вы одновременно задали мне три вопроса. Первый вопрос — получил ли я широкие полномочия. Я вообще никаких полномочий не получал. Таким образом, я отвечаю на этот вопрос — нет. Второй вопрос — были ли у меня совещания? Я отвечаю, — да, само собой разумеется, что я проводил совещания со всеми высшими имперскими властями, занимавшимися Востоком. Я должен был это делать в соответствии с возложенным на меня заданием.
Руденко: Вы ответьте коротко на следующий вопрос: сразу после назначения от 20 апреля 1941 г. у вас состоялось совещание с начальником ОКВ?
Розенберг: Да, я посетил фельдмаршала Кейтеля.
Руденко: Вы имели беседу с Браухичем и Редером в связи с вашим назначением?
Розенберг: Насколько я помню, с Браухичем я не говорил, и с адмиралом Редером, насколько помню, я тогда также не имел никаких бесед.
Руденко: Вы совещались с подсудимым Функом? Он в качестве своего постоянного представителя назначил доктора Шлоттерера?
Розенберг: Тогдашний имперский министр Функ, конечно, знал о моем новом назначении и назначил доктора Шлоттерера посредником между мной и своим министерством.
Руденко: У вас были беседы с генералом Томасом, статс-секретарем Рикке и статс-секретарем Бакке по вопросам экономической эксплуатации восточных областей? Розенберг: Мне кажется, что я не говорил с Томасом. С другими господами, о которых вы сейчас упоминали, я познакомился позже, Рикке я взял позже в свое министерство для связи с экономическим штабом Востока. Бакке я, само собой разумеется, встречал также в последующее время. Что касается генерала Томаса, то я даже не помню, был ли я с ним лично знаком. Во всяком случае, наше знакомство было весьма поверхностным. Руденко: Тогда я должен представить документы, о которых вы сами говорили.
Вы вели переговоры с министром иностранных дел, в результате которых подсудимый Риббентроп назначил Гросскопфа для постоянной связи с вашим аппаратом, а представителем политического отдела выделил доктора Бройтигама. Это правильно?
Розенберг: Это правильно. Имперский министр иностранных дел был проинформирован обо всем этом и назначил своим представителем тогдашнего генерального консула Гросскопфа.
Руденко: Вы принимали ответственных представителей министерства пропаганды: Фриче Шмидта, Глазмана и других? Розенберг: Да, очень может быть, что это было так. С большей частью этих господ я познакомился тогда впервые. Само собой разумеется, что я должен был ознакомиться со своим заданием.
Руденко: Вы вели переговоры с начальником штаба СА о выделении в ваше распоряжение самых опытных руководителей СА?
Розенберг: Разумеется, я говорил с начальником штаба СА о предоставлении мне подходящих сотрудников на случай занятия восточных областей.
Руденко: Итак, вы не станете отрицать, что имелся координирующий центр по подготовке мероприятий, связанных с нападением на СССР?
Розенберг: В такой форме, как вы говорите, — нет, так как все задачи, которые вытекали из предполагавшейся войны с Советским Союзом, были распределены по военным органам. Экономические мероприятия разрабатывались Гёрингом. Как выяснилось позднее, большие задачи были возложены на полицию. Я руководил лишь осуществлявшим связь политическим ведомством, которое должно было обсуждать политические проблемы Востока, информировать и обсуждать с соответствующими инстанциями все могущие возникнуть вопросы политического и административного порядка и информировать их о политической линии. В основном я осуществлял все это так, как о том говорится в моей речи от 20 июня.
Руденко: Очень хорошо. За полтора месяца до вероломного нападения Германии на Советский Союз вы разработали инструкцию для всех рейхскомиссаров оккупированных восточных областей. Вы не отрицаете этого?
Розенберг: Вчера я уже говорил об этом. В соответствии с нашим долгом я и мои сотрудники сейчас же разработали предварительные проекты. Эти проекты в такой форме, в какой они имеются здесь и в какой они мне предъявлялись, в действительности не вышли в свет.
Руденко: К этому вопросу я еще возвращусь. В своем отчете, который вы представили Гитлеру 28 июня 1941 г. «О подготовительной работе по вопросам, связанным с территорией Восточной Европы», вы указали, что с адмиралом Канарисом у вас состоялась беседа, во время которой вы просили Канариса в интересах задач контрразведки выделить людей, которые, работая контрразведчиками, в то же время смогут выступать как политические работники. Вы подтверждаете это? Розенберг: Нет, это неправильно. Я слышал, что адмирал Канарис создал группу из украинцев и других национальностей для проведения актов саботажа или иной работы. Он был у меня однажды, я просил его не вмешиваться в подготовительные работы политического характера, что он мне и обещал.
Руденко: Вы не отрицаете встречу с Канарисом?
Розенберг: Встречу — нет.
Руденко: А беседу, во время которой вы просили Канариса в интересах разведки выделить людей для помощи вам, вы это отрицаете?
Розенберг: Нет — да, это я отрицаю. Но я не отрицаю того, что, разумеется, если бы у Канариса были какие-либо интересные важные политические новости, ему следовало бы мне об этом сообщить. Но у меня не было никакой контрразведывательной или шпионской организации. В те годы я вообще...
Руденко: Не распространяйтесь, я вам покажу документ.
(Обращаясь к Председательствующему) Господин Председательствующий, вероятно мы можем сейчас объявить перерыв, потому что у меня еще есть серия вопросов.
Председательствующий: Хорошо.
Председательствующий: Трибунал прервётся в заслушивании данного дела в 4 часа с целью заслушать дополнительные ходатайства о свидетелях и документах. Однако, Трибунал надеется, что мы до этого способны завершить дело Розенберга. Я подразумеваю, завершить дело Розенберга, включая только его собственных свидетелей, или каких-либо других свидетелей.
Руденко: Подсудимый Розенберг, вы ответили мне, что разговор с адмиралом Канарисом не имел места.
Розенберг: Напротив, я сказал, что такое совещание с адмиралом Канарисом проходило.
Руденко: Тогда это было неправильно переведено.
Розенберг: Вероятно.
Руденко: Я спрашивал вас, запрашивали ли вы Канариса в ходе вашего разговора, в интересах контрразведывательной службы, отобрать людей, работающих как агенты контрразведки, способных одновременно для политической работы. Вы помните вопрос?
Розенберг: Да.
Руденко: Это была основная тема разговора?
Розенберг: Это не правильно. Адмирал Канарис имел…
Руденко: Это не правильно? Что, позвольте нам разобраться подробно.
В интересах ускорения допроса, и оглашу это место. (Дайте подсудимому документ.) Я имею в виду, господа судьи, документ ПС — 1039, на странице 2. Часть подчеркнута. Я зачитаю этот отрывок.
(Обращаясь к подсудимому) Речь идет о вашем отчете «О подготовительной работе по вопросам, связанным с территорией Восточной Европы». Я зачитываю:
«С адмиралом Канарисом состоялась беседа, во время которой договорились о том, что люди моего аппарата, при имеющихся условиях, ни в коем случае не вступят ни в какие сношения с какими-либо представителями народов Восточной Европы. Я попросил его в интересах задач контрразведки выделить людей, которые, работая контрразведчиками, в то же время смогут выступать как политические работники с тем, чтобы определить их дальнейшее использование. Адмирал Канарис сказал, что, само собой разумеется, он учтет мое желание не признавать никаких политических групп среди эмигрантов и что он намерен действовать в духе моих высказываний».Розенберг: Это соответствует тому, что я сказал.
Председательствующий: Генерал, я думаю вы немного быстры.
Руденко: Хорошо, господин Председательствующий.
(Обращаясь к подсудимому) Я вас спрашиваю, вы подтверждаете эту цитату? Розенберг: Да, с немецкой формулировкой, но не с русским переводом. Я также понимаю русский язык и следовательно могу, определить, что перевод не совсем верен; здесь говорится, что я в существующих конфиденциальных условиях, естественно не мог вести переговоры с другими странами для результативного сотрудничества в гражданском управлении. Это первый пункт. И пункт два в том, что поскольку адмирал Канарис имел различные группы украинцев, русских и других людей, я попросил его — помимо контрразведки, то есть — не шпионить для меня или просить меня делать шпионскую работу, но что он должен указать мне на людей других национальностей, которых мог позже использовать — в данных условиях — в гражданской администрации. В этом был смысл: и в дальнейшем, в конце совершенно правильно, что он сам согласился не осуществлять какую-либо политическую работу.
Руденко: Подсудимый Розенберг, это абсолютно согласуется с русским текстом. То что вы нам говорите, означает то же самое по-русски.
Розенберг: Согласно немецкому, переведенному на русский должно так быть. Я могу признать только немецкий текст, а не русский перевод, который не согласуется с этим значением. Вы интерпретируете этот текст как будто я пытался осуществлять шпионскую работу. Я попросил адмирала Канариса, поскольку я не мог осуществлять политические переговоры с представителями восточных народов, просто сказать мне из его личных сведений, помимо его официальной должности, какие люди в восточных районах, для меня при определенных обстоятельствах могут позже работать в гражданских администрациях. Таково значение. Однако, перевод, не совсем верен.
Руденко: Хорошо; но вы подтверждаете немецкий текст?
Розенберг: Да.
Руденко: Иначе говоря, вы были связаны с контрразведкой?
Розенберг: Нет, я лишь принял адмирала Канариса и оказал ему, чтобы он по своему долгу службы по возможности не занимался политическими переговорами и планами, так как это теперь должен делать я. Руденко: Вы слышали напоминание Председательствующего Трибунала о кратких ответах, и я прошу вас так делать.
Розенберг: Я буду отвечать более кратко, если вопросы, поставленные мне будут фактическими.
Руденко: Я задам вам несколько вопросов о целях войны против Советского Союза. Признаете ли вы, что, подготовив и совершив нападение на Советский Союз, нацистская Германия преследовала цели экономического разграбления богатств Советского Союза, истребления советских людей, порабощения народов Советского Союза и расчленения Советского Союза. Вы признаете это или нет?
Розенберг: Здесь опять поставлено пять вопросов…
Руденко: Я прошу ответить кратко — признаете вы цели этого нападения или нет? Потом сможете дать объяснения.
Председатель: Вы можете ответить на этот вопрос словами «да» или «нет».
Розенберг: На четыре вопроса я должен ответить — нет.
Руденко: Нет? В таком случае обратимся к некоторым документам. Я имею в виду документ 2718-ПС. Это ваш меморандум от 2 мая 1941 г. Вы следите за текстом. В этом документе говорится следующее:
«1.Война может продолжаться в случае, если все вооруженные силы на третьем году войны будут снабжаться продовольствием из России.Розенберг: Я этого не писал и не участвовал в этом совещании. Я также не могу установить, знал ли вообще кто-либо из моих сотрудников об этом совещании. Здесь написано: «Секретный документ для начальников высших штабов. Два экземпляра: 1 — й экземпляр — в актах 1 А, 2 — й экземпляр — генералу Лимберту». Таким образом, об этом знали только два человека в вооруженных силах.«2.Нет никакого сомнения в том, что в результате многомиллионное население погибнет голодной смертью, если мы возьмем в стране то, что нам необходимо». Я вас спрашиваю — вы это писали?
Руденко: Не распространяйтесь, подсудимый. Вы не знаете об этом?
Розенберг: Здесь два раза зачитывали этот документ. Руденко: Перейдем к следующему.
Председательствующий: Вопрос был, знали ли вы об этом документе?
Розенберг: Нет.
Руденко: Следующий документ, определяющий цели войны. В инструкции рейхскомиссару Прибалтики и Белоруссии вы указывали следующее. Я имею в виду документ 1029-ПС, там отмечено место, которое я буду цитировать.
«Целью имперского уполномоченного для Эстонии, Латвии, Литвы Белоруссии должно являться создание германского протектората с тем, чтобы впоследствии превратить эти области в составную часть великой германской империи путем германизации подходящих в расовом отношении элементов, колонизации представителями германской расы и переселения нежелательных элементов».Вы припоминаете эту инструкцию? Ответьте сначала.
Розенберг: Да, этот документ мне знаком. Я уже вчера говорил, что вначале в моем бюро разрабатывались разного рода проекты, которых я не одобрял. Мной вносились поправки.
Руденко: Я вас спросил совершенно ясно — вам знакома эта инструкция?
Розенберг: Я опять слышал неправильный перевод. Ничего не упоминалось о «разрушении», но о «включении» и русский перевод снова сказал «разрушение». Если таким образом переводить, это кажется по-русски одобрением разрушения; и этому ошибочному переводу, который здесь сделан, я могу следовать, только потому что я говорю по-русски.
Председательствующий: Подсудимый, вас прекрасно слышно без крика.
Розенберг: Прошу прощения.
Руденко: Итак, вы вносите исправление в перевод. В остальном — германизация, колонизация. Это правильно по-немецки звучит? Отвечайте: правильно или неправильно?
Розенберг: Это тоже не совсем правильно переведено. Здесь оказано: «колонизация германских народов», а вы переводите «германизация и колонизация». Это — два существительных, которые придают соответственно другой смысл. Я должен сказать, что это проект одного из моих сотрудников; проект этот вообще не вышел в свет, и он ни в какой степени не является инструкцией.
Руденко: Я вас не спрашиваю, вышел ли он в свет. Я спрашиваю вас, был такой проект? Вы этого не отрицаете?
Розенберг: Я не отрицаю, что такой проект был составлен в моем ведомстве.
Руденко: Очень хорошо. Перейдем дальше. В инструкции (это все касается целей войны) для всех рейхскомиссаров оккупированных восточных областей от 8 мая 1941 г. (это документ 1030-ПС) говорится:
«Эта грядущая борьба явится борьбой за снабжение Германии и всей Европы сырьем и продовольствием».
Розенберг: Да. Руденко: Значит вы подтверждаете это?
Розенберг: Да, конечно. Этот документ был составлен в качестве проекта в моем ведомстве. Это верно, я этого не оспариваю.
Руденко: Не распространяйтесь. Я еще раз напоминаю вам: отвечайте коротко на мои вопросы. Вы подтвердили, это положение, и этого достаточно.
Розенберг: Документ, да.
Руденко: Это ваши высказывания до нападения на Советский Союз. Теперь я напомню вам, не предъявляя документа, ибо этот документ уже неоднократно предъявлялся, запись совещания у Гитлера 16 июля 1941 г. Я имею в виду, господин председатель, документ Л-221. На этом совещании вы присутствовали (к подсудимому) ?
Розенберг: Да.
Руденко: Там Гитлер говорил тогда, что «вся Прибалтика должна стать областью империи точно так же, как должен стать областью империи Крым с прилегающими районами; волжские районы должны стать областью империи точно так же, как Бакинская область». Вы припоминаете эти высказывания Гитлера?
Розенберг: Я впервые увидел этот документ здесь. Это запись Бормана. фюрер говорил тогда очень долго и пылко. Я не делал себе точных заметок, но он действительно говорил о Крыме и о том, что ввиду необычайной силы Советского Союза там не должно быть потом ни одного вооруженного лица...
Руденко: Я вас спрашиваю, говорил он это? Председательствующий: Генерал Руденко, вы слишком быстры. Вы должны ждать, пока человек закончит.
Руденко: Он слишком вдается в подробности, господин Председательствующий.
(Обращаясь к подсудимому) Что же, вы признаете Крым. Вы согласны были с установками Гитлера по вопросу захвата этих территорий?
Розенберг: Из документа, а также из моей речи следует, как я представлял себе право восточных народов на самоопределение в рамках новой государственной структуры и, как это видно здесь, я полемизировал с фюрером. Это здесь видно. Как я спорил.
Руденко: Я не спрашиваю вас об этом. Я спрашиваю сейчас: вы были согласны с предложениями Гитлера или возражали против них?
Розенберг: Да, я возражал, и это указано даже в протоколе.
Председатель: Трибунал не интересует вопрос, может ли это быть доказано. Вопрос заключается в том, согласны ли вы с этим. Мне кажется, на это вы можете ответить. Скажите, были вы согласны с этим или нет?
Розенберг: Со многими пунктами я согласился, а с некоторыми — нет. Но всего там было, по меньшей мере, от 10 до 15 пунктов.
Председатель: Это уже ответ.
Руденко: Хорошо, к этому вопросу мы еще вернемся через несколько минут. Я сейчас обращусь к вашим директивам, которые вы издавали в качестве министра оккупированных восточных областей. Прежде всего, я имею один вопрос к вам: что это за «коричневая папка»?
Розенберг: «Коричневая папка» была составлена административным отделом министерства по делам Востока в соответствии с пожеланиями экономистов, политического отдела, отдела снабжения, технического отдела и других отделов; она была составлена для чиновников в балтийских странах и на Украине, то есть это была первая попытка сведения воедино всех вопросов. Руденко: Это, своего рода, — «зеленая папка». Понятно.
Обратимся к вашим директивам (документ ЕС-347). Сейчас вам дадут этот документ. Обратите внимание, там подчеркнуто место на странице 39 документа. Я вам зачитываю этот абзац:
«Первой задачей гражданского управления в оккупированных восточных областях является проведение интересов империи».Далее там сказано:
«Положения Гаагской конвенции о ведении сухопутной войны, которыми предусматривается управление страной, оккупированной иностранной державой, не имеют действия, так как СССР надо считать уничтоженным».И дальше:
Поэтому допустимы также все мероприятия, которые германской администрации кажутся необходимыми и удобными для проведения этой обширной задачи».Вы согласны, что это выдает ваши тайные замыслы, хотя вы несколько и поторопились объявить Советский Союз уничтоженным?
Розенберг: Я в русском переводе слышал слово «разграбление», Слова «разграбление» в немецком тексте не встречалось. Если немецкий текст переводит таким образом, слово «разграбление» появится повсюду в немецком…
Руденко: В русском тексте, который я огласил, нет слова «разграбление», вы здесь измышляете или до вас не то дошло.
Розенберг: Можно мне сказать несколько слов?
Руденко: Я вас спрашиваю, это вы писали?
Розенберг: Хотя я этого не писал, но это появилось в циркуляре министерства по делам Востока, и я несу служебную ответственность за «коричневую папку». Но я хочу сказать несколько слов относительно этого — объяснение о статусе международного права на Востоке я получил из штаб-квартиры фюрера. Оно заявляло, что в соответствии с отношением Советского Союза к определенным конвенциям, что касалось например Гаагской конвенции, она не применима к Советскому Союзу. В дальнейшем, так как документ содержит много страниц, я не способен прочитать его целиком сейчас; но на второй странице я уже обнаружил параграф, который совершенно очевидно показывает, каким линиям формулировок следовали. Он заявляет следующее…
Руденко: Подсудимый Розенберг, минуту пожалуйста.
Розенберг: Но мне должно быть позволено, прочитать документ.
Председательствующий: Вы должны проводить этот перекрестный допрос упорядоченно. Итак, в чем вопрос?
(Обращаясь к генералу Руденко) В чем ваш вопрос?
Руденко: Я поставил ему вопрос, признавал ли он, что он знал о задачах поставленных заранее гражданской администрации на оккупированных территориях, так как они далее в цитате, что я зачитал. Он сказал, что он не знал. Я исчерпал свои вопросы в этой сфере. Документ в распоряжении защиты и защита способна процитировать иные части этого документа, который еще не зачитывался под протокол. Это очень длинный документ. Если я попытался бы цитировать его Трибуналу полностью, это заняло бы слишком много времени.
Председательствующий: (Подсудимому) Вы ответили на вопрос. Я понимаю, о чем был вопрос, и что вы сказали, что Гаагская конвенция не применима к России.
Розенберг: Да. Могу я процитировать один параграф на странице 40, следующий за последним параграфом:
«Наиболее важные требования для этого» — то есть, для развития на Востоке — «обращение со страной и с населением в соответствующей манере. Война против Советского Союза — при всей необходимости относительно обеспечения продовольствием — политическая кампания по созданию длительного порядка в качестве её цели. Поэтому, завоеванная территория, не рассматривается как объект эксплуатации, даже если немецкая продовольственная и военная экономика должны снабжаться в крупной степени от значимых районов».И я уверен, я могу сказать, что факт таких требований по населению принимаемый к рассмотрению не мог быть выражен более четко.
Руденко: Очень хорошо. Я поставлю вам еще несколько вопросов о том, как вы обращались с населением, хотя мы достаточно услышали о таком обращении, как и вы. Оставим это.
Я вас спрашивал в отношении Крыма. Вы сказали, что Гитлер предлагал присоединить Крым к Германии. Припоминаете ли вы, что вы не только разделяли эти планы, но даже придумали новые названия городов: Симферополь вы решили переименовать в Оттенбург, а Севастополь — в Теодорихгафен. Припоминаете вы это?
Розенберг: Да, это правильно. фюрер сказал, чтобы я переименовал эти города. Мы говорили о переименовании еще многих других городов. Руденко: Да, конечно.
Тома: Господин Председательствующий, я ожидаю завершить всё своё представление доказательств в отношении Розенберга к 4 часам. Я не знаю, как я смогу так сделать.
Председательствующий: Трибунал не устанавливал этого как условие. Я не делал какого-нибудь распоряжения об этом. Я лишь сказал, что Трибунал надеется, и «надежда» была адресована больше обвинению, чем к защите.
Тома: Господин Председательствующий, я могу позволить себе также сказать, советский обвинитель снова представил документы, которые я уже приобщал вчера, и о которых подсудимый уже давал ответы. Я ссылаюсь на документы 1029-ПС и 1030-ПС. Подсудимый уже сам сказал…
Председательствующий: Вы тратите время Трибунала делая обширное возражение.
Руденко: Итак, вы признаете, что занимались переименованием Симферополя и Севастополя. Вы также занимались преобразованием Кавказа и имели в своем ведении специальный штаб. Я прошу ответить так или нет?
Розенберг: Так.
Руденко: Вы даже подобрали в качестве грузинского престолонаследника проходимца из эмигрантов князя Багратиона-Мухранского. Это правильно, ответьте кратко?
Розенберг: Да, это верно. Мы говорили о нем — но мы отвергли такую кандидатуру.
Руденко: Его отвергли. Это так? Очень хорошо.
О преобразовании Кавказа вы 27 июля 1942 г. составили специальный доклад. Это правда?
Розенберг: Возможно, что был такой доклад. Да, да, конечно, это довольно длинный доклад, вот он.
Руденко: Мы предъявим вам этот доклад, чтобы обратить ваше внимание на одну небольшую цитату. Я имею в виду, господин председатель, документ, представленный уже Суду под номером СССР-58. Подсудимый Розенберг, обратите внимание на страницу 7.
Розенберг: Я нашел это на странице 7 текста.
Руденко: Там говорится
«Германская империя должна взять в свои руки всю нефть. Относительно нашего участия в использовании других богатств можно будет договориться впоследствии».Вы подтверждаете, что эти слова принадлежат вам?
Розенберг: Этот документ является меморандумом моего ведомства, и я подтверждаю, что он правилен. Руденко: Очень хорошо.
Розенберг: Могу я сделать замечание в дополнение? Здесь мы не говорим о подавлении народа, но о гарантиях автономии и любого возможного смягчения для этих народов. Только я не могу сразу определить в документе на 14 страницах, если я прочитал одно предложение.
Руденко: Теперь обратите внимание на страницу 14 этого же доклада. Это в конце. Вы так определяли задачи:
«Проблема Востока состоит в том, чтобы перевести балтийские народы на почву немецкой культуры и подготовить широко задуманные границы Германии. Задача Украины состоит в том, чтобы обеспечить продуктами питания Германию и Европу, а континент — сырьем. Задача Кавказа, прежде всего является политической задачей и означает расширение континентальной Европы, руководимой Германией, от Кавказского перешейка на Ближний Восток».Вы прочли это место?
Розенберг: Да.
Руденко: Вы не отрицаете, что действительно был такой план?
Розенберг: Я подтверждаю, что это верно, и что согласно с нашей надеждой, что мощь восточно-континентальной Европы, когда-нибудь, будет включена в общую экономическую систему и экономическую поддержку остального континента, как было до 1914; для такого времени Украина была важной страной для экспорта сырья и продовольствия.
Руденко: Да, ваш план, касающийся Украины хорошо известен. В этой связи я поставлю последний вопрос, касающийся агрессии. После этого документа, который вы не отрицаете, признаете ли вы агрессивный, грабительский характер войны Германии против Советского Союза и свою личную ответственность за подготовку и осуществление агрессии? Ответьте кратко: признаете или нет.
Розенберг: Нет.Руденко: Нет? Очень хорошо.
Розенберг: Нет, потому что я не считал эту войну агрессией с нашей стороны, но наоборот.
Руденко: Конечно; мы не будем вдаваться в подробности.
Я имею еще несколько вопросов относительно германской политики в восточных областях. Кто являлся ответственным лицом германской администрации в имперском комиссариате?
Розенберг: Административную и законодательную власть осуществлял министр по делам восточных областей, а функции местного правительства осуществлял рейхскомиссар. Председательствующий: Генерал Руденко, Трибунал уже слышал всё об управлении — бывшем управлении — и составе администраций.
Руденко: Господин Председательствующий, у меня есть еще два или три вопроса в этой сфере.
Мог ли имперский комиссар своей властью издавать распоряжения об аресте и расстреле заложников?
Розенберг: В данный момент я не помню, имел ли он по закону такое право или это относилось к компетенции полиции. Я не могу определенно ответить на этот вопрос, так как не помню, существовал ли такой декрет, но это возможно. Я не знаю.
Руденко: Возможно? Я должен вам напомнить, что в вашей директиве было предусмотрено право комиссара расстреливать своей властью заложников.
Здесь очень много говорилось по поводу германской политики в оккупированных областях. Я поставлю вам только несколько вопросов и прежде всего в отношении Украины. Вы здесь изображали положение так, что во всем был повинен Кох. Вы же якобы протестовали и были «благодетелем» украинского народа.
Розенберг: Нет, это неверно. Я никогда не говорил, что я — благодетель.
Руденко: В вашем документе, который представлен вашим защитником под номером РО-19, Рикке писал: «В письме к имперским руководителям прессы в ноябре 1942 года Кох заявил:
«Украина является для нас лишь объектом эксплуатации, она должна оплатить войну, и население должно быть в известной степени как второсортный народ использовано при решении военных задач, даже если его надо ловить с помощью лассо».Это — политика Коха на Украине. Это документ, представленный вашим защитником. Я сейчас вам поставлю вопрос: вы писали Коху 14 декабря?
Розенберг: Можно мне ответить на вопрос? У меня нет сейчас текста этого документа. Я знаю только, что это письмо Рикке ко мне с жалобой. Он просто несколько резко выразился, и мы вместе старались продолжать работу. Руденко: Кох?
Розенберг: Да — жалоба, и что он использовал скорее резкий язык, и что мы оба стремились достичь упорядоченных методов работы там.
Председательствующий: Трибунал полностью изучил вопросо о Кохе как об Украине, и прохождение этого снова не поможет Трибуналу.
Руденко: Правильно, господин Председательствующий.
Вы неоднократно заявляли вчера в своих объяснениях Трибуналу в отношении зверств и истребления советского населения, что вы об этом не были осведомлены, что это были полицейские меры. Так я вас понял?
Розенберг: Нет, это не совсем верно. Я, как уже было сказано, получал донесения о многочисленных столкновениях с партизанами и бандами и о некоторых расстрелах, а также о том, что партизаны и банды нападали на немецких руководителей сельского хозяйства, полицейских и чиновников и тысячами их убивали.
Руденко: Очень хорошо. Нам известно, что партизан, которые боролись с вами вы называли бандитами и обращались соответственно. Я вас спрашиваю об истреблении мирного населения — стариков, женщин и детей. Об этом вы знали?
Розенберг: Мы стремились к тому, чтобы в этой борьбе крестьяне и прочие мирные жители были в безопасности. Когда мы узнавали о слишком строгих мерах полиции, мы решительно требовали, чтобы, несмотря на всю тяжесть борьбы, эти соображения учитывались. Полиция отвечала нам, что, сидя за письменным столом, очень легко этого требовать, но когда в Белоруссии партизаны сожгли 500 бургомистров вместе, с их семьями в их собственных домах и стреляли в спину полицейским, естественно, происходили ужасные расправы.
Руденко: Я напомню вам вашу директиву по вопросу организации администрации и о первоочередных задачах этой администрации. Вы лично запланировали своей первой задачей полицейские меры. Я вас спрашиваю, вы этого не станете отрицать?
Розенберг: Если это документ номер 1056, то я там поставил семь первоочередных задач. Я не помню, какая из них первая. Я прошу представить мне этот документ.
Руденко: Хорошо. Я прошу показать ему только один пункт. На первом месте поставлена задача «Полицейские меры». Председательствующий: Документ представлялся ему?
Руденко: Да.
Председательствующий: Для чего его снова использовать?
Руденко: Господин Председательствующий, подсудимый Розенберг попросил его. Я хочу просто, чтобы подсудимый попытался убедить меня, что он не был проинформирован и что эти были чисто полицейские меры. Я собираюсь подтвердить, что он поставил своей главной задачей осуществление полицейских мер.
Розенберг: Совершенно очевидно, что в оккупированной области в ходе такой войны полиция должна проводить полицейские меры. И третий пункт это «снабжение населения продовольствием во избежание голода». Я повторюсь, «снабжение населения с целью избежать голода».
Руденко: Очень хорошо. Очень хорошо. Мы подробно слышали об этом вчера. Я имею к вам еще несколько вопросов. Прежде всего, я должен вас спросить об истории в районе Цуман. Документ здесь уже был предъявлен, в нем шла речь о массовом расстреле советских граждан только потому, что потребовалось место для охоты. Вы помните этот документ?
Розенберг: Да, я вчера уже дал исчерпывающие разъяснения по этому вопросу. Председательствующий: Генерал Руденко, ранее это уже проходили в Трибунале. Почему Трибунал должен тратить время, проходя одни и те же вопросы? Мы говорили, что не будем проходить эти вещи кумулятивно.
Руденко: Господин Председательствующий, есть несколько подробностей этого вопроса огромного значения, и подсудимый не объяснил их; поэтому, я хочу задать этот вопрос.
Председательствующий: Хорошо, Трибунал прервется для рассмотрения вопроса.
Председательствующий: Прежде всего, Трибунал завтра откроется после полудня в половине 4.
Итак, что по этому вопросу, Трибунал думает, что вопрос существенно исследован; но, если есть отдельное положение, с которым не разбирались ранее, в этой связи может быть задан вопрос.
Руденко: Очень хорошо, господин Председательствующий.
Подсудимый Розенберг, вы 2 апреля 1943 г. адресовали письмо Гиммлеру об этом случае, о расстреле сотен советских граждан в районе Цуман, так как это место требовалось для охоты. Такое письмо вы адресовали Гиммлеру. Вы до июня 1943 года интересовались, какие же наступили последствия этого письма?
Розенберг: Я, прежде всего, сделал сообщение ответственному начальнику немецкой полиции и должен был подождать сначала, что предпримет он, как ответственный за проведение мероприятий по безопасности на Украине. Когда я не получил более подробных разъяснений, я подал жалобу об этом случае лично фюреру.
Руденко: Когда вы доложили Гитлеру?
Розенберг: Эта жалоба фюреру рассматривалась в середине мая 1943 года. Она была довольно объемистой, так что, разумеется, до этого пролежала несколько недель у фюрера. Со 2 апреля до середины или до конца мая прошло пять — шесть недель, так что дело шло очень быстро;
сначала жалобу должны были довольно подробно разобрать Ламмерс и Борман. Затем фюрер должен был принять решение и дать указания, а тогда уже пригласили меня.
Руденко: Когда, в последний раз решалась эта жалоба?
Розенберг: В мае, между серединой и концом мая 1943 года.
Руденко: В присутствии Коха решалась эта жалоба?
Розенберг: Да.
Руденко: Вы вчера сообщили Трибуналу, что якобы Кох представил Гитлеру справку управления лесничества, верховного лесного управления?
Розенберг: Да.
Руденко: И якобы эта справка подтверждала, что это была борьба с партизанами?
Розенберг: Это не совсем так. Там было сказано, что этот лесной район должен быть обязательно использован для поставки леса военному ведомству или администрации и что в этом лесном районе очень много партизан и банд, представляющих большую опасность для рабочих в этих лесах; что дело доходило до перестрелок с партизанами и бандами и, так как нельзя было за всеми следить, было произведено переселение некоторых групп населения в лесные области, расположенные южнее. К этому Кох добавил, что переселенцы были даже благодарны, так как им была дана лучшая земля. Вот разъяснения, которые дал Кох по этому вопросу.
Руденко: Они были благодарны за то, что в одну декабрьскую ночь их выбросили из их жилищ за сотни километров, а сотни из них были расстреляны. Они были благодарны за это? Я хочу вас спросить, 2 апреля 1943 г. на имя Гиммлера вы приложили также справку верховного лесного управления, и в этой справке лесного управления указывалось... Я прочту этот пункт. Вы должны помнить этот случай, это страшный случай расстрела граждан из-за охоты. В справке лесного управления говорилось: «Несомненно, что прежде всего из интересов охоты была произведена эвакуация многих деревень, расположенных в лесном массиве Цуман». Так написано в справке лесного управления?
Розенберг: Я хочу отметить, что здесь речь идет о сотруднике лесного управления в Берлине, который это написал на основе своих материалов, а то, что сказал Кох, было сказано начальником лесного управления на самой Украине.
Руденко: Последний вопрос по этому поводу. Вы верили Коху?
Розенберг: Это, если говорить по совести, трудно сказать, но в данном случае...
Руденко: Именно по совести, если вы хотите.
Розенберг: В данном случае это было сообщение лесного управления, и я не мог ничего возразить против этого сообщения, которое было обоснованно. Я должен был сказать себе, что ошибся, подавая эту жалобу.
Руденко: Не возражали, и это понятно. Я должен закончить лишь напомнив вам одну цитату из вашего письма:
«Сотни людей в или около Цумана были расстреляны в ходе всей полицейской кампании «потому что они были коммунистически настроены». Ни один украинец не верит этому. Немцы также обескуражены таким аргументом; потому что, если бы это делалось для безопасности страны, тогда коммунистически зараженные элементы в остальных регионах должны были тогда же казнится».Вы вчера Трибуналу неоднократно заявляли, что хотели уйти в отставку. Вы даже сослались на свое письмо на имя Гитлера от 12 октября 1944 г., где вы просили указаний, как быть дальше. Мой коллега г-н Додд напомнил вам, что уже к тому времени, к этой дате 12 октября 1944 г., имперский министр восточных областей оказался без областей. Но я вас о следующем спрошу: неужели вы могли просить об отставке, вы, который годами мечтал получить пост имперского министра и даже быть членом тайного совета? Вы, даже больше, просили у Гитлера, чтобы вам дали пост имперского министра. Вы это помните?
Розенберг: Во-первых, я никогда не был членом тайного совета. Это неверно.
Руденко: Вы добивались назначения членом тайного совета?
Розенберг: Да, это верно.
Руденко: И мечтали быть имперским министром? Это тоже верно?
Розенберг: Когда остро встал вопрос о моем назначении, много говорилось о его форме. Доктор Ламмерс как уполномоченный фюрера сказал мне, что он не намерен назначать имперского инспектора, так как оба рейхскомиссара... Руденко: Подсудимый Розенберг. Чтобы нам не затягивать этот вопрос, я предъявлю сейчас Трибуналу документ. Это ваше личное письмо — последний документ…
Председательствующий: В первую очередь, я не знаю, что у вас был за вопрос, и вы прервали свидетеля, прежде чем он ответил на вопрос.
Руденко: Нет, господин Председательствующий. У меня здесь есть одна цель, потому что я также хочу сократить свой допрос в соответствии с пожеланием Трибунала. Это письмо Розенберга от 6 февраля 1938 г. на имя Гитлера, где он ходатайствует об этих должностях. Это короткое письмо. Мы предъявляем этот документ под номером СССР-117.
(Обращаясь к подсудимому) Подсудимый Розенберг, я собираюсь зачитать этот документ под протокол. Он не очень длинный:
«6 февраля 1938. Мой фюрер, так как я не был способен…»
Председательствующий: Документ переведен на немецкий, не так ли?
Руденко: Оригинал на немецком.
Председательствующий: Он на немецком изначально. Нет необходимости зачитывать его; вы можете представить его, как и остальные документы.
Руденко: Хорошо. В этом письме вы высказали свою обиду в связи с назначением подсудимого Риббентропа министром иностранных дел. Правда это?
Розенберг: Да, да.
Руденко: Вы считали, что таким министром иностранных дел гитлеровского кабинета могли быть вы. Это правда?
Розенберг: Да. Я не считаю чем-либо порочащим меня то, что после стольких лет деятельности я выразил желание быть использованным на государственной службе в германской империи.
Руденко: Вы в этом письме указываете на существование тайного совета. Правильно это?
Розенберг: Да, позвольте мне прочесть это письмо. Я не могу отвечать на такие отрывочные вопросы.
Руденко: Пожалуйста.
Розенберг: Да, я прочел письмо.
Руденко: Все то, что в нем изложено, — правильно?
Розенберг: Да.
Руденко: Это ваше письмо?
Розенберг: Да.
Руденко: Вы просили назначить вас в тайный совет?
Розенберг: Да.
Руденко: Просили пост имперского министра?
Розенберг: Я сообщил, что я говорил с товарищем по партии Гёрингом об этом назначении, так как фюрер поручил мне идеологическое воспитание партии, и существовал еще внешнеполитический отдел партии; при тогдашних условиях создалось бы впечатление, что фюрер отклоняет мою кандидатуру. Поэтому я попросил фюрера дать мне этот пост. Я считаю вполне понятным свое желание побеседовать о важном для меня деле.
Руденко: Последний вопрос. Вы были ближайшим сподвижником Гитлера в выполнении всех его планов и замыслов?
Розенберг: Нет, это не так. Это совершенно неверно.
Руденко: Хорошо, будем считать это ответом на мой вопрос. Я закончил, господин председатель. Монерай (помощник обвинителя от Французской республики): У меня есть лишь несколько вопросов к подсудимому.
(Обращаясь к подсудимому) Подсудимый Розенберг, это верно, что депортация и казни евреев во Франции проводились вашей организацией с целью захвата интерьеров и ценностей, которые принадлежали этим евреям?
Розенберг: Это совершенно верно, что я получил правительственный приказ о конфискации архивов, предметов искусства, и позже, домашней утвари еврейских граждан Франции.
Монерай: Массовая депортация евреев могла только повысить ваш доход от конфискаций и захватов; не так ли?
Розенберг: Нет. Депортация евреев ничего с этим не имела. Предложение об этих мерах было дано только, когда я был проинформирован, что ответственные еврейские лица больше не ответственны за свои учреждения, замки, и апартаменты — что они оставили Париж и другие места и не вернулись.
Монерай: Однажды депортированные евреи пропадали; это правда?
Розенберг: Когда немецкие войска вступили, Париж был почти полностью пустым. Оставшиеся парижане и жители городов на севере Франции возвратились по прошествии времени; но, как меня проинформировали, еврейское население не вернулось в эти города — в особенности в Париж. Поэтому их не депортировали, но они сбежали. Я уверен число тех, кто сбежал, приводилось как 5, 6 или 7 миллионов.
Монерай: Подсудимый Розенберг вы подразумеваете, говоря так, , что в последующее время, когда в ходе немецкой оккупации Франции осуществлялись новые меры депортации, апартаменты и дома депортированных людей не захватывались вашей организацией?
Розенберг: Нет, я не могу так это выразить. Могло быть, что апартаменты еврейских лиц, которых арестовывали также конфисковывались при определенных обстоятельствах, но я не могу дать точную информацию об этом.
Монерай: Можно, следовательно, сказать, что депортационные меры давали вашей организации большой шанс на успех в захватах и конфискациях; это правда?
Розенберг: Нет, это не согласуется с фактами; но, как можно видеть из доклада, который французское обвинение сделало здесь, то что происходило в действительности было в основном опечатанными полицией конфискованными апартаментами. Давалось два месяца отсрочки, чтобы посмотреть вернуться или нет собственники этих апартаментов, и только после установленного факта, что этого не произошло, домашняя утварь перевозилась в Германию для тех, чьи дома пострадали от бомб. Это видно из доклада, который французское обвинение представило здесь.
Монерай: Я полагаю, что было совсем мало дел — и я уверен вы согласитесь со мной в этом — о людях которых депортировали возвращавшихся через два месяца?
Розенберг: Напротив! Я был проинформирован о таких делах. Даже в документе 001-ПС, печальном с гуманной точки зрения, ясно заявлено, что мы слышали, что большое число еврейских лиц, которых ранее арестовали, снова освобождали.
Монерай: Вы точно помните, меморандум, который вы отправили Гитлеру 3 октября 1942, который уже представлялся Трибуналу как документ номер Франция — 1327. В этом документе вы напоминали Гитлеру о вашей юрисдикции и ваших полномочиях; и вы говорите, что это ваш вопрос, в качестве министра оккупированных восточных территорий, захватывать дома евреев, которые сбежали, кто отсутствовал, или кого призвали оставить. Я могу представить вам документ с цель освежить вашу память если необходимо.
Можно я сошлюсь на первые строки документа. Я подчеркиваю слова «евреи, которых призвали оставить» Это документ от 3 октября 1942, который уже представлялся.
Розенберг: Да, это верно — это соответствует фактам. И я уже говорил раньше, возможно, что ряд апартаментов арестованных людей — других людей, которые отсутствовали — были включены в это; но как я ранее сказал, в другом докладе была более подробная информация. Но этот документ соответствует фактам; это моё письмо.
Монерай: Соответственно этим актом было, что вам доверяли не только захват апартаментов, которые вы обнаружили свободными тогда, по прибытии немцев в Париж, но также апартаментов людей, которые были, как вы говорили «призваны оставить» в последующий период.
Вам совершенно известно, подсудимый Розенберг, о таких условиях, на территориях оккупированных немцами на Западе как и на Востоке, которые вынуждали евреев отсутствовать — а именно, в специальных поездах, которые в основном вели прямо в концентрационные лагеря?
Розенберг: Нет, я не знал о таких поездах. Мы точно занимались пустующими апартаментами, и я вероятно был проинформирован в итоге, о принимавшихся во внимание, об апартаментах людей, которых арестовали, кто еще был жив, или надолго сбежал. Ничего более не заявлялось здесь, и я не могу привести вам дальнейшую информацию. Что о докладах, которые представлены суду, я вижу их впервые. Я могу только сказать, что в конце, я был проинформирован, что до покорения Парижа союзными войсками, все доступные интерьеры и домашняя утварь были переданы французскому Красному кресту.
Монерай: Вы согласны со мной в следующем положении: что ваша организация имела право захватывать ценности и апартаменты, которые были свободны после прибытия немецких войск в Париж? Вы согласны со мной в этом положении?
Розенберг: Да.
Монерай: Подсудимый, вы только что сказали, что у вас не было сведений о каких-либо депортациях в специальных поездах в специальные места. Вы знаете — и я полагаю вы знаете это поскольку документ на который я ссылаюсь уже ранее представлялся Трибуналу — что в Париже, каждый вторник с 1941 до конца немецкой оккупации собирались совещания называемые «совещания по вторникам» вместе с представителями различных немецких организаций в Париже — то есть, экспертов в еврейских делах в различных немецких административных органах — для точности, представитель немецкого военного командования, представитель гражданской администрации, представитель полицейского департамента и представитель экономического департамента? На этих встречах также присутствовал представитель немецкого посольства в Париже и также представитель вашего специального штаба.
Я сошлюсь на документ номер Франция — 1210, который это доклад Даннекера от 22 февраля 1942. Он был ответственным начальником и главным экспертом в антиеврейских террористических акциях в Париже в ходе оккупации. Если желаете, я представлю вам документ.
Розенберг: Я хорошо запомнил эти декларации в ходе суда, но я никогда не получал докладов о таких совещаниях по вторникам, которые проходили регулярно. Факт, что мой заместитель по интерьерной акции поддерживал ближайшие связи с полицией был само собой разумеющимся, поскольку конфискации таких предметов, не могли осуществляться моим ведомством, будучи исключительным, правом полиции. Поэтому, нужно было говорить с полицией о таких вопросах. Мне об этом не докладывалось, о регулярных совещаниях по вторникам. Я думаю, если такой доклад последовательно передавался, его представляли мне.
Монерай: Однако вы согласны, что эти совещания по вторникам были чрезвычайно полезны для интересов вашей организации. Как вопрос факта, различные коллективные акции, которые предпринимались против евреев — то есть, аресты, полицейские облавы и депортации — обсуждались на этих встречах. Поэтому кажется, не так ли, совершенно логичным и естественным для вашей организации регулярно информироваться о таких акциях с целью, что может привести экономическим шагам — а именно, захватам собственности?
Розенберг: По моему мнению, это совсем не логично, потому что если этот определенный начальник полиции отправлял секретные транспорты такого рода в эти лагеря, как открылось здесь, тогда не следует, что он докладывал об этом каждый вторник остальным господам. Также я не уверен, что этот начальник полиции в подробностях информировал представителя министерства иностранных дел о таких вещах.
Монерай: Вы вероятно плохо информированы по этому положению, но я хочу снова зачитать завершающий отрывок доклада, который говорит «Совещание привело к согласованию еврейской политики как полностью осознанной оккупированной территории…»
Председательствующий: Свидетель сказал, не так ли, что он не знает чего-либо о таких совещаниях по вторникам — он не получал докладов о них?
Монерай: Да, господин Председательствующий.
Председательствующий: Тогда зачем вы спрашиваете его об этом?
Монерай: Службы в Париже активно содействовали в террористической политике полиции и благоприятствовали ей, через следующие экономические шаги — а именно, захват ценностей.
Председательствующий: Вы не способны связать с ним эти доклады — с документом. Он не подписывал документ. Ничего не показывает в документе, что он получал его — по крайней мере, я предполагаю нет — или о его представлении ему. Он сказал, что не знает документа.
Монерай: Позвольте мне, господин Председательствующий, в таком случае спросить, возражает ли он доказательствам, касающимся его представительства в Париже на этой встрече.
(Обращаясь к подсудимому) Вы отрицаете присутствие на этой встрече?
Розенберг: Я не могу дать вам какую-либо информацию об этом, потому что я не получал доклад.
Монерай: Я хочу завершить этот перекрестный допрос, напомнив вам о документе, который уже представлялся, и обсуждался — то есть документ 001-ПС. В этом документе подсудимый предлагал, в первом параграфе, перевозку всей захваченной домашней утвари на Восток, и в параграфе 2 он предложил Гитлеру, чтобы французских евреев вместо французов расстреливали в качестве заложников.
Учитывая, как итог вопросов и ответов, что организация подсудимого могла благоприятствовать этим мерам казней и депортации, он очень четко кажется реальным мотивом этого документа. Это необходимо — это не ваше мнение, подсудимый — сначала устранять людей с целью после захватывать их собственность?
Розенберг: Нет, это не правда.
Монерай: У меня больше нет вопросов, господин Председательствующий.
Председательствующий: Доктор Тома, вы хотите спросить свидетеля о чем-нибудь еще?
Тома: Господин Председательствующий, могу я совершенно коротко спросить подсудимого хочет ли он, чтобы я задал ему другой вопрос? Я думаю я должен немедленно завершить.
Розенберг: Нет.
Тома: Спасибо. Подсудимый не хочет еще вопросов. Тогда, с разрешения суда, я хочу вызвать свидетеля Рике.