В. В. Вяземский
Князь Василий Васильевич Вяземский родился в 1775 г. Он происходил из Рюриковичей, но принадлежал к одной из таких ветвей рода Вяземских, которая к княжескому титулу не добавила ни богатства, ни связей при дворе, ни сколько-нибудь видного положения. Отец Василия Васильевича дослужился только до чина надворного советника (7-й класс по Табели о рангах) и оставил детям две деревеньки с 75-ю душами крепостных. Рано осиротевший и отданный на попечение старшей сестры и ее мужа, Вяземский в 11 лет был записан в лейб-гвардии Преображенский полк сержантом, а с 15 лет началась его служба. Естественный для молодого дворянина из небогатой семьи в XVIII — XIX вв. путь военной карьеры совпал с личными наклонностями Вяземского, который писал о себе так: «С самых малых лет чувствовал я чрезвычайную страсть к военной службе. В детских летах всякой ребенок чувствует некоторую как бы склонность: он беспрестанно играет ружьем, барабаном, палочками, — но сие происходит от игрушек, а входя в лета страсть его уже обнаруживается, у иных — к торговле, у иных — к художеству. Но я, вступивши в службу, счел себя совершенно благополучным...»{*96}.
В 1792 г. 17-летний Вяземский в качестве ординарца, а затем и одного из адъютантов А. В. Суворова совершает свои первые походы, привыкая к тяготам кочевой жизни, которую ему суждено было отныне вести до конца дней. «В декабре 1792 года открыл мне путь к щастью Герой Суворов, — вспоминал Вяземский.—(Он) был тогда генерал-аншефом, и подполковник Преображенского полка потребовал ему 2-х ординарцев. Спросили охотников — явилось их мало, ибо разглашено по гвардии было о странности жизни сего Героя, а особливо, когда надобно было оставить роскошную столицу и ехать в степи. Назначенные двое заболели, потом другие двое, не вынеся трудов, [186] просились опять в полк. Тогда бедный дворянин Страхов и я искали быть ординарцами. Нас приняли»{*97}.
Находясь при Суворове, Вяземский получил боевое крещение в Польском походе 1794 г., участвовал в штурме и взятии Варшавы. Указом Екатерины II он «за отличность противу мятежников польских», как было сказано в рескрипте, был повышен в звании на два чина против обычного производства, став премьер-майором (звание это приблизительно соответствует нынешнему подполковнику; правда, в соответствии с принятыми правилами, повышение на два чина связывалось также с переходом из привилегированного гвардейского полка в армию, являясь своеобразной компенсацией).
Служба в армии вначале пошла вполне успешно. К 1803 г. Вяземский уже командует 13-м егерским полком; в этом же году 28-летний полковник получает генерал-майорский чин. Вместе со своим полком он отправляется в 1804 г. морем из Одессы в Ионическую республику, на остров Корфу, где в то время концентрируются значительные русские силы. Здесь, командуя авангардом войск Третьей антифранцузской коалиции, Вяземский совершает поход в Неаполитанское королевство. Это была бескровная операция, больше напоминающая увеселительную прогулку по прекрасной Италии; однако, после прибытия в воды Адриатики эскадры адмирала Д. Н. Сенявина, события приобретают иной оборот. Вяземский некоторое время исполнял обязанности главнокомандующего всеми приданными эскадре сухопутными силами и принимал участие во всех крупных сражениях, ключевым из которых явилась битва под Новой Рагузой (современный Дубровник в Югославии), когда русские егеря, соединенные с отрядами черногорских добровольцев, наголову разбили превосходящие силы французского генерала Лористона.
Однако военные успехи русского оружия не были закреплены, ибо после Аустерлицкого поражения Александр I, согласно условиям Тильзитского мира, вынужден был отказаться от всех блестящих побед в Адриатике. Эскадра Сенявина ушла морем, а сухопутные войска, в том числе и полк Вяземского, были эвакуированы с Адриатического побережья и из Ионической республики. Вновь находясь в составе авангарда, Вяземский пересек с юга на север весь Апеннинский полуостров, для того чтобы присоединиться со своим полком к Молдавской [187] армии и принять участие в русско-турецкой войне. Во время этого похода 1 декабря 1807 г. в итальянском городе Падуе Вяземскому довелось видеть Бонапарта и удостоиться 10-минутного разговора с императором Франции.
В марте 1812 г., в связи с концентрацией в Варшавском герцогстве крупных соединений французских и австрийских войск, часть Молдавской армии, в том числе и егерский полк Вяземского, были переброшены на Волынь. Здесь из этих частей была сформирована 3-я Западная армия под командованием А. П. Тормасова. Вяземский находился в ее составе, когда пришло известие о заключении мира с Оттоманской Портой. Здесь же, близ западных границ России и, по странному стечению обстоятельств, в тех же местах, где он когда-то, находясь рядом с Суворовым, принял участие в своих первых сражениях, Вяземский встретил начало Отечественной войны. В сентябре 1812 г. 3-я Западная армия объединилась с прибывшей для ее подкрепления с юга Дунайской армией, и общее командование принял адмирал П. В. Чичагов. Бои шли преимущественно с союзными Франции австрийскими войсками; когда же «Великая армия» Наполеона двинулась из Москвы к западным границам, преследуемая армией Кутузова, части 3-й Западной армии, отрезали ей пути к отступлению. Русскими был взят Минск; после этого последним важным стратегическим пунктом на пути отступавшей французской армии перед рекой Березиной оставался город Борисов. К городу рвались с трех сторон французские части, союзные им польские легионы под командованием генерала Домбровского и авангард армии Чичагова. Борисов несколько раз переходил из рук в руки; сражение за город было последней крупной битвой Отечественной войны 1812 г. на территории России. Прозвучавшие впоследствии обвинения в адрес адмирала Чичагова, что он из-за своей нераспорядительности и нерешительности позволил большой части французской армии переправиться через Березину и уйти от преследования, ни в коей мере не могут умалить героизма русских войск при штурме Борисова. Вновь командуя авангардом, Вяземский был тяжело ранен. Около месяца провел он в лазарете. Спасти его жизнь не удалось, и 5 декабря 1812 г. Вяземский умер от полученных ранений.
Таков краткий очерк жизни 37-летнего генерала, участника нескольких войн, которые вела Россия на изломе XVIII и в начале XIX в. Однако по причинам, которые [188] остаются до конца невыясненными, генерал-майор Вяземский — личность в русской военной истории почти совершенно неизвестная. Если в записках участников похода эскадры Д. Н. Сенявина (В. Б. Броневского, Г. М. Мельникова, П. П. Свиньина{*98}) или же участников и историков русско-турецкой войны (таких, как генерала А. Ф. Ланжерона, А. И. Михайловского-Данилевского, А. Н. Петрова{*99}) упоминания о Вяземском и его 13-м егерском полке еще встречаются, то в литературе о войне 1812 г. имя этого генерала можно найти лишь в сводных списках генералов 3-й Западной армии и в расписаниях войск — более о нем ни слова ни у современников событий, ни у позднейших историков.
Не попал портрет Вяземского и в «Военную галерею 1812 года». Напомним, что галерея была задумана как собрание портретов всех генералов, участвовавших в военных действиях в кампаниях 1812—1814 гг. Однако из-за несовершенной организации в списках, которые составлялись Генеральным штабом, были пропущены около 70 боевых генералов (большинство из них, подобно Вяземскому, воевали в армии Тормасова-Чичагова или же в ополченских частях). В середине прошлого века военный историк А. В. Висковатов составил перечень этих генералов. Числится там под № 28 и генерал Вяземский, о котором сказано «особенно отличился при штурме Борисовских укреплений», однако инициалы его не указаны. Недостаток, а вернее — почти полное отсутствие каких-либо конкретных сведений о В. В. Вяземском в справочной литературе послужило, по-видимому, причиной ошибки В. М. Глинки и А. В. Помарнацкого, которые, опубликовав список Висковатова в приложении к книге «Военная галерея Зимнего дворца», отождествили Вяземского с другим генерал-майором — Михаилом Сергеевичем [189] Вяземским (1770—1848), хотя тот участия в Борисовском деле не принимал{*100}.
Поэтому главным источником для воссоздания основных вех биографии В. В. Вяземского послужил его собственный «Журнал» — многотомный дневник, который велся князем с 1803 до ноября 1812 г.{*101}, а также его формулярный список, позволивший уточнить датировку некоторых событий{*102}.
«Журнал» Вяземского — это шесть переплетенных в кожу тетрадей общим объемом около 880 листов; пять тетрадей форматом в лист писчей бумаги, одна — в поллиста. Записи сделаны черными чернилами на голубоватой или белой бумаге с водяными знаками, позволяющими датировать ее первым десятилетием XIX в.
Начав свой «Журнал» перед тем, как отправиться вместе с полком на остров Корфу, Вяземский предварил его несколькими страницами мемуарного характера, где в сжатом виде описал свою прежнюю жизнь, начало службы в Преображенском полку, Польский поход. В дальнейшем «Журнал» сопутствовал князю во всех его переездах и переходах. Записи часто делались в походной обстановке, кое-где на внутренней стороне переплета заметны следы от бывшей там когда-то плесени, некоторые страницы подпорчены водой, но в целом сохранился «Журнал» хорошо.
Очень скоро «Журнал», начатый как личный дневник, приобрел черты военно-походного журнала, т. е. документа, который Вяземский мог бы использовать и для своих служебных и командирских надобностей. На его страницах, наряду с зарисованными Вяземским экзотическими растениями, животными, изображениями развалин античных крепостей, появляются выполненные рукой писаря карты боевых действий и передвижений 13-го егерского полка; так же рукой писаря в «Журнал» вносятся копии приказов по армии, диспозиции войск и другой официальный материал.
Содержание «Журнала» весьма разнообразно. Записи Вяземского во многих случаях по-новому освещают известные из истории эпизоды, а иногда являются единственным источником информации о событиях, представляющих исторический интерес. В первую очередь это относится к [190] описаниям сражений, участником которых был Вяземский. Важен «Журнал» и как источник для изучения мировоззрения того слоя русского общества, к которому принадлежал Вяземский. Читая его рассуждения о политических событиях, о Екатерине II и Павле I, об отношении к князю двора и лично Александра I, об Аракчееве, об иностранных монархиях и республиках, жизнь которых он наблюдает, вспоминаешь, что по своему возрасту, по своему кругу общения князь принадлежал к прототипам героев эпопеи «Война и мир». Таким образом, «Журналом» своеобразно корректируется наше восприятие эпохи сквозь призму знаменитого романа. Ведь до сих пор характеры, психология, внутренний мир, круг общественных и личных интересов людей, живших в то противоречивое, переходное время (образно названное Н. Я. Эйдельманом «гранью веков»), а также конкретные реалии войны 1812 года мы невольно соотносим с мироощущением героев грандиозного творения Толстого или же с описанными им батальными и мирными сценами.
Военные сюжеты — далеко не единственная тема, затронутая Вяземским в дневнике. На страницах «Журнала» отразились увлечения князя театром и оперой. Литературные интересы выразились в упоминании о чтении книг Гельвеция и Руссо. О культурном уровне Вяземского свидетельствует свободное владение французским и итальянским языками, знание латыни. В описании островов Ионического моря, впервые увиденных берегов Греции и Турции автор «Журнала» демонстрирует недурное знание древней истории и мифологии. Описано посещение Вяземским с группой офицеров монастыря Монте-Кассино, где им показали хранившуюся в особой комнате в специальной нише одну из мадонн кисти Рафаэля. Вяземский о своем впечатлении сказал так: «Встаньте, встаньте, все писатели с того света, встаньте! Вот вам пук перьев, опишите эту картину. Вы не беретесь? Ну, так мне ли же ее описывать». Рассказано на страницах «Журнала» и об осмотре развалин Помпеи, восхождении на Везувий и многом другом. Содержание «Журнала» и дополняющей его переписки Вяземского с женой (хранится в ОПИ ГИМ) было освещено в нашей статье в «Археографическом ежегоднике за 1981 год»{*103}.
Можно остановиться на некоторых чертах психологического [191] портрета Вяземского, в чем-то очень характерных для того полного противоречий, переломного времени, когда он жил. С одной стороны — перед нами хорошо образованный человек, проявляющий в духе Вольтера и Монтескье известную широту взглядов. Например, католические священники и монахи именуются в «Журнале» не иначе, как тунеядцами, о коренных обитателях Корфу Вяземский пишет: «Чернь честна и благородна, дворяне без чести и характера, но обманывают наружным блеском и богачеством (...) правление замешано всегда в интригах и весьма угнетает народ». Князь задумывается о безнравственности войн вообще — рассуждения его по этому поводу достаточно необычны для боевого генерала. По-видимому, Вяземского любили солдаты и недолюбливало начальство — немало строк в дневнике Вяземский посвящает своему «гонению двором», резкой критике Александра I и других, менее высокопоставленных персон. С другой стороны, перед нами — почти «хрестоматийный» помещик конца XVIII — начала XIX в. Он может, например, находясь за тысячи километров от своих деревенек, решать, кого из крепостных пора женить, а кого следует отдать в рекруты. Вот примеры отправляемых старосте подмосковной деревни Кудаево распоряжений, по-военному названных «приказами»: «Вдовы умершей Аграфены сына Пимона предписываю женить на дочери Андреяна Иванова, девке Аксинье. Если не ближняя родня и поп будет венчать, то безоговорочно отдать, а если в родне и поп венчать не будет, тогда отослать девку в Климово за другого крестьянина, за кого там староста отдаст (...) Крестьянина Луку Иванова отдать в Москву на полгода в смирительный дом, а не исправится и там, то я найду места. Сына Василия Михайлова за чужой лесок высечь больно при всем мире, а с его отца взыскать 25 рублей за несмотрение за сыном и отдать сверх положенного тому, кто пойдет в рекруты, а если еще раз хоть щепку чужую возьмет, то отдать, не спрашивая меня, в солдаты (...)».
Изучая дневник Вяземского, можно высказать некоторые предположения по поводу того, отчего после смерти генерала постигло столь долгое официальное забвение. Возможно, что поводом к «гонениям» на Вяземского послужило крайне неудачное командование им колонной егерей при штурме турецкой крепости Браилов в ночь с 19 на 20 апреля 1809 г. Недостаточно подготовленный штурм окончился полной неудачей. Колонна, которой [192] командовал Вяземский, сбилась с пути в темноте, попала в осадный ров и подверглась уничтожающему обстрелу со стороны осажденных турок. В полку Вяземского было потеряно убитыми и ранеными чуть ли не две трети — около 900 солдат и офицеров, и лишь сам Вяземский остался невредимым — по счастливой случайности он один из всего офицерского состава полка не был даже ранен. Всего же потери русской армии во время этой несчастной бойни составили более 2000 человек. В столицу полетели рапорты бездарного главнокомандующего А. А. Прозоровского, который должен был нести полную ответственность за неудачный штурм, но, «желая оправдать себя, клеветал на войска и обвинял подчиненных»{*104}. Для расследования действий Вяземского и других начальников колонн была назначена специальная комиссия, которая не установила за ними какой-либо вины. Однако, зная злопамятность Александра I и опираясь на некоторые намеки в «Журнале», можно предположить, что эта военная неудача перечеркнула прошлые боевые заслуги Вяземского и темным пятном легла даже на его посмертную репутацию. Однако все это остается только предположениями, ибо формулярный список Вяземского, каких-либо официально зафиксированных следов опалы или наложенных на князя взысканий не сохранил.
Публикуемая часть «Журнала» относится к событиям Отечественной войны и занимает примерно половину последней тетради{*105}. К сожалению, записи, которые делал Вяземский в 1812 г. — наиболее отрывочная и сухо-конспективная часть дневника. Записи эти по подробности описаний и живости изложения несравнимы, скажем, со страницами, посвященными жизни Вяземского в Неаполе. Но и в таком виде «Журнал» Вяземского остается ценным источником по истории Отечественной войны.
Исторически сложилось так, что боевые действия 3-й Западной армии изучены менее подробно, чем 1-й Западной (которой командовал Барклай-де-Толли, затем Кутузов) или 2-й Западной (под командованием П. И. Багратиона). В то же время 3-я Западная армия, ведя фланговые бои, оттянула на себя до 115 тысяч неприятельских войск и существенно влияла на общий ход войны. После того как 15 (27) июля 1812 г. у Кобрина был разбит [193] саксонский корпус под командованием Ж. Ренье (Вяземский описал это сражение в «Журнале»), основные действия развернулись против австрийского корпуса К. Шварценберга. Вяземский, очевидец и участник боевых действий, рассказывает в своем дневнике о бесконечном маневрировании войск по лесам и болотам западных областей; в то же время крупные прямые столкновения воюющих сторон были относительно редки. Марши изматывали русскую армию (как, вероятно, и противника) едва ли не больше, чем бои, стычки и атаки; в «Журнале» упоминаются и павшие лошади, и солдаты, умершие (!) на марше от усталости. То обстоятельство, что польское население областей, где проходили военные действия 3-й армии, преимущественно было настроено враждебно по отношению к царскому правительству, видя в Наполеоне своего освободителя, наложило на эти действия своеобразный отпечаток, который Вяземский не мог не заметить и по мере сил передал на страницах своего дневника.
Любопытные отклики Вяземского на действия Главного штаба и Кутузова (в частности, на тактику отступления и оставление Москвы французам), попытки политических и исторических прогнозов о судьбах России. Обращает на себя внимание оценка влияния Аракчеева на события 1812 г. и непосредственно на Александра I (оценка, разумеется, отрицательная, ибо в ненависти к временщику все слои общества были на редкость единодушны).
Как известно, ряд проблем и частных вопросов в истории Отечественной войны (вроде пожара Москвы) остаются еще недостаточно изученными либо запутанными. Можно сказать, что последняя крупная битва 1812 г. на территории России — штурм и взятие Борисова также исследована историками еще недостаточно. Известно, что командующий авангардом армии Чичагова генерал К. О. Ламберт был при штурме ранен; в авангарде находился и отряд Вяземского, однако свидетельств о том, что он принял командование, не осталось, хотя это надлежало сделать именно ему (может быть, был ранен тут же или даже раньше, чем Ламберт?). Борисов в конце концов был взят отрядом под командованием корпусного командира генерала графа А. Ф. Ланжерона. Последняя запись в «Журнале» рукой Вяземского сделана 8 ноября 1812 г.; ниже выставлено число «9», но записать что-нибудь под этим числом Вяземский уже не успел. С 22 ноября [194] он находился в городе Минске в госпитале{*106}; с начала декабря 1812 г. бумаги 13-го егерского полка подписывал новый командир генерал-майор Н. Н. Избаша{*107}. Заведующий Отделом рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина Г. П. Георгиевский в своей заметке о поступившем в Отдел «Журнале» указывал, что умер Вяземский 5 декабря 1812 г., однако, принимая эту дату как весьма близкую известным фактам, определить, чем же руководствовался Георгиевский, нам не удалось{*108}.
«Журнал» Вяземского сохранялся после смерти автора в его семье. В нем имеются записи вдовы Вяземского Екатерины Григорьевны (урожденной Зенич), некролог друга Вяземского, генерал-лейтенанта И. В. Сабанеева (ум. 1829). Позднейшие карандашные пометки свидетельствуют о чтении «Журнала» одним из сыновей Вяземского — Василием.
В 1936 г. некто В. А. Мантейфель предложил Государственному литературному музею приобрести у него все шесть тетрадей «Журнала». Однако Гослитмузей от приобретения дневников Вяземского отказался, поскольку, как говорилось в протоколе оценочной комиссии, «...содержание записок очень сухо и касается, главным образом, военных событий». Спустя три года Мантейфель продал «Журнал» Отделу рукописей Государственной библиотеки СССР им. В. И. Ленина. В упомянутой заметке Г. П. Георгиевского под названием «Ценный документ военной истории» говорилось: «Лицо, через которое поступили в Отдел дневники, засвидетельствовало, что еще в прошлом столетии они были подарены его матери обедневшим помещиком кн. Василием Васильевичем Вяземским».
В. В. Вяземский — очевидно, тот самый сын Вяземского, который оставил свои пометы на полях и чистом листе дневника. Что касается Мантейфеля, то и на его счет можно высказать некоторые предположения.
Мантейфели — фамилия в русской военной истории небезызвестная. Генерал Иван Васильевич Мантейфель (1772—1813) был сослуживцем и знакомым Вяземского по Молдавской и 3-й Западной армии. О нем несколько [195] раз упоминается в письмах Вяземского жене, хранящихся в ОПИ ГИМ{*109}. Более того, одна из деревень, принадлежащих Мантейфелю, и деревенька Вяземского в Серпуховском уезде Московской губернии находились по соседству, в нескольких верстах друг от друга{*110}. Так что не исключено, что «Журнал» Вяземского перешел в семью потомков его боевого товарища.
В помещенном ниже отрывке из «Журнала» Вяземского находятся два плана, выполненные карандашом и чернилами, по-видимому, опытной писарской рукой. При публикации эти планы, один из которых изображает расположение войск 3-й армии на 22 июня 1812 г., а второй — лагерь русских войск при Луцке, не воспроизводятся; их наличие отмечено в примечаниях.
«Журнал» 1812 г.
1. Моя брегада по новому росписанию составлена из Козловского, Витебского пехотных полков и 13-го егерского.
2. Я получил орден Анны первой степени.
8 числа смотрел главнокомандующий мой полк и был доволен. Ни слова солдату перед войною, ни «здраствуй» офицеру перед тем, что он должен иттить пеш, терпеть нужду и несть голову. Э, Тормасов, ты, как видно, мирной главнокомандующий.
9-го. Мы извещены, что 1-я Западная армия збирается и что войски и гвардия, бывшие в окрестностях Вилны, пошли в Троки, а 2-я Западная перенесла свою квартиру в Волковыске.
10-го. Мы имели верное известие о заключении с турками мира. О! Как это хорошо в теперешний час. Австрийцы дали 30 т. Наполеону вспомогательного войска и объявили Галицийскою линию неутралною. Многие это хвалят. Что же тут доброго? Что богатая земля под рукой и будет снабжать припасами нашего неприятеля и под видом укомплектования тех 30 т. снабжать его войсками и оружием, а мы почитаем таковой неутралитет и не тронем запасного неприятелского магазейна? Странная политика. [196]
На юг приехали адмиралы наши командовать сухопутными войсками. Один флот завезли в Англию, другой продали, третий гноят, а сухим путем собрались воевать{1}. Новые планы, прожекты. Тра-ла-ла-ла-ла, тра-ла-ла-ла-фан, тра-ла-ла-три-три-три-бр-бр-бр-бом!!! Чудаки, право, чудаки! Естли здесь хорошо, естли здесь удачно — не нужно таких планов, само по себе пойдет ретироваться. Диверсия, скажете, да какая же туда диверсия, где у него ближе запас войск, а от наших часть отнимается — ну, естли здесь худо? Что ж, эти прожекты оставить войски, как корабли? Тра-ла-ла-ла-ла-три-три-три-лилили-пуф!
11. Покуда что дворы делают, а я хорошо поживаю. — Здесь частые и проливные дожди.
12-го. Встал рано и объехал приятный Мизочь.
14-го. Получил повеление выступить в поход с 13-м и 14-м полками.
15-го. Выступил. Переход был до Княжнина. Выступил и 5 часов пополудни, прибыл в 9 вечера.
16-го. Выступил из Княжнина в 2 часа ночи; прибыл в Дубно в 10 часов утра. Вечеру, в 10 часов, выступил из Дубно.
17-го. В половине 9-го часа утра прибыл в деревню Надчицы, откуда выступил в 9 часов вечера.
18. В 8 часов утра прибыли в Забороль. В деревне Чепно переходили реку Стыр по мосту, очень ненадежному, но есть и получше. В 12, в полночь, выступили.
19-го. В половине 6-го часа прибыли в Торчин, а в 12 полдни в Киселин, где и расположились кантонировать.
20-го. Прошел чрез Киселин Владимерской драгунской полк.
21-го. Я получил повеление за болезнию генерал-майора Назимова командовать 15-й пехотною дивизиею{2}.
22-го. Прибыл для командования дивизиею в Торчин. В полночь пошли сей дивизии 14-й егерской полк к Владимеру в авангард под команду графа де Ламберта, а Куринской пехотной и лехкой 29-я рота артиллерии перешли из Блудова в Забороль.
Дивизия расположена: Витебской пехотной и Козловской полки, батарейная 15-я рота и лехкая 28-я в Торчине, Куринской пехотной в Забороле, с ним же и 29-я лехкая рота; 13-й в Киселине.
Корпус Маркова расположен:
Александровской гусарской в Порецке.
Татарской уланской в Локачи.
Евпаторийской казачий в Азютечи. [197]
Тверской драгунской в Владимере
Стародубовской драг, в Вербе.
Арзамасской драг, в Свинарине.
Житомирской драг, в Копачеве.
13-й егерской в Киселине.
14 егерской во Владимере.
10 егер. во Владимере.
38. егер. в Рожище.
Козловской пехотной.
Витебской пехот.в Торчине{3}
Куринской пех. в Забороле.
Рижской пех. в Луцке.
Апшеронской пех. в Луцке.
Нашебурской пех. вРодомысске.
Якутской пех. в Родомысске.
Мы, как видно, ожидаем неприятеля на себя. Неприятельские войски в небольшом числе стоят при Замосци.
Продоволствие наше идет хорошо. Поляки наши ожидают тучи и грому. Политика кончена: Наполеон вступил в границы, и война объявлена.
Все сии дни жарки, и лето дает себя знать. Хлеб будет хорош, естли война, бич божий, позволит успеть его собрать.
Деревня Надчицы не имеет и 50 дворов, лежит на болшой дороге из Дубно в Луцк, в сторону оной дороги две версты, при лесе, сенокос есть.
Деревня Забороль и деревня Омельянин, в обеих до 80-ти дворов, лежат на версту в сторону по болшой дороге из Луцка во Владимер в 4-х верстах от Луцка, обе деревни лежат на косогорах. В Омельянине стоит еще и зеленеет липа, на коей Петр Великой вырезал свое имя и Екатерина, супруга его, тоже: липа зеленеет, а те, кто под нею были, уже не существуют. Петр в сей деревне ползовался свежим воздухом и опочил. Помещик — охотник строитца, но за множеством прожектов и недостатком денег по сих пор еще ничего не построил. Жена его занимается садом и имеет много вкуса. Она разводит прекрасной садик, в ней много романического, и, кажется, она согласна сыграть роман всякой час. Впротчем, г-н Чернявской и его жена веема добры, ласковы, учтивы, гостеприимны. Она недурна собой.
Киселин — местечко, имеющее до 100 дворов, Владимерского повета, лежит на болоте.
28-го. Моя Катя с милым Алексеем поехала в Могилев горевать{4}.
В Бржесте перешел неприятель. [198]
1-го. О точном числе неприятеля еще неизвестно. Наши 1-я и 2 Западные армии идут от Вилны к Динабургу и известия никакова. По занятии французами Вилны, Гродны, Ковны и Бржеста курьиры должны делать болшой круг, переежая к нам в армию.
Помещики все бегут, всякой день проходит множество экипажей и фур. — Это, правду сказать, наводит уныние, и каково же хозяину? Оставить дом, все хозяйство, посееной хлеб под присмотр наших или неприятелских войск. Но, со всем тем, беспокойные головы, поляки, возятся каждой день под караулом по подозрению. Они все-таки хотят разбирать, судить и разделить Александра с Наполеоном.
В армии нашей все удивляются и не могут отгадать маневра и методы, которую принял государь — начать войну отступлением, впустить неприятеля в край. Все это загадка.
Я, проводив Катю, возвратился в свою пустую хату. Грусно, да чем же переменить? Перестал бы служить, естли б не было так худо матери-России.
5-го. В полдень я получил повеление выступить с дивизиею в поход и в 1 час выступил Козловской и Витебской пехотные полки, ½ роты батарейной. В местечке Киселине присоединился ко мне 13 егерской. — В 10 часов вечера пришли на ночлег в селение Маковичи.
3-я Западная наша армия збирается при Ковеле в намерении отвлечь неприятеля, наступающего на 2-ю Западную армию.
6-го. Полки выступили в 7 часов утра и прибыли в Ковель в 9 часов вечера. Расположились биваком при деревне Вербки.
7-го. Прибыл главнокомандующий к армии. Того же дни присоединился к дивизии Колыванской полк.
9. Присоединился к дивизии Куринской полк. Армия наша разделена следующим образом:
А. Отряд генерал-майора де Ламберта, из двух полков егерей, одного драгунского, одного гусарского следует по течению Буга к Бржесту. — В. Отряд генерал-майора князя Щербатова следует чрез Ратно к Бржесту. Оба сии отряды должны атаковать неприятеля в Бржесте. — С. Отряд генерал-майора Милисино в Любашове, дабы неприятель из Пинска не зашел к нам в тыл. — D. Авангард из 13-го егерского полка, одного гусарского, одного [199] казачьего, etc, etc под командою генерал-майора Чаплица{5} следует перед главным корпусом армии. — Е. Главной корпус армии, под командою графа Каменского{6} и под ним ген.-лейт. Маркова состоит из батарейных рот трех: 9-й, 15-й, 34-й, лехких рот 4-х, конной артиллерии 1 роты № 13, из полков:
Рижского,
Апшеронского,
Нашебурского,
Якутского пехотных, под командою генерал-майора Удома{7}.
Козловского,
Витебского,
Куринского,
Колыванского пехотных, под командою моею.
38-й егерской,
Четыре баталиона сводных гренадерских — Арьерград под командою генерал-майора князя Хованского{8}.
F. Корпус генерал-лейтенанта Сакена остался на своем месте.
Неприятель противу нас находитца в Врежете, Кобрине, Пинске. О числе его точно неизвестно.
10-й. Главный корпус армии выступил из Ковеля в 2 часа пополудни и прибыл к местечку Несухоеже в 10 часов утра. Дорога была веема пещана. — Корпус расположен в две линии, в тылу имея речку Турия и местечко, на правом и на левом фланге лес. Здесь неудобно иметь дело с неприятелем. На сих днях отряд Ламберта переправился через Буг, разогнал кучку вооруженных мужиков.
Австрийские гусары сорвали пикет в отряде Милисино.
Земля терпит, но неприятель еще и контрибуции берет.
У нас в армии начались распры. Каменский поссорился с Тормасовым. Изрядное начало!!
Погода жаркая.
Маковичи до ста дворов, Ковельского уезда, лежит на ровнине. В ней два помещика. Один скуп и вечно пьян.
Ковель — выгоревшее местечко. Лежит на ровнине и в болоте.
Деревня Вербки в двух верстах от Ковеля. Кроме милой экономши ничего доброго.
Несухоежи — скверное местечко.
Лагерь был оддален от воды, места для сражения совсем нет.
11-го. В 10 часов вечера главной корпус армии выступил. Дорога хотя и пещаная, но просторная. [200]
12-го. Около 9 часов утра корпус расположился при деревне Селимче. Биваки были в куче, в 7 или 8 линий, воды недоставало. Места для сражения нет и для двух баталионов.
13-го. В 4 часа утра корпус выступил до Ратно. Здесь лагерное место доволно изрядно.
Того ж числа в ночь корпус пошел и шел до Сумары.
14-го. Корпус пошел до Дивина, биваковал в улицах и того ж числа выступил в 3 часа пополудни до деревни Хобовичи.
15-го. В 7 часов утра корпус выступил к Кобрину. В 8 часов подошел к Кобрину наш авангард и нашел неприятеля в Кобрине и круг местечка расположенного, коего было до 5000 и 8 пушек. Войски сии были саксонцы, под командою генерала Клингеля. Генерал-майор Чаплиц, командовавший нашим авангардом, напал на неприятелскую кавалерию, врубился в оную. Часть оной бежала в местечко, а часть малая в лес; а 13-му егерскому полку приказал атаковать пехоту саксонскую. Сей полк храбро сражался более двух часов. В нем было до 900 человек и две пушки. Саксонцы имели против сего полка более 3000 и 8 пушек. Около девяти часов показался по Дивинской дороге наш корпус, по Бржестской — отряд де Ламберта, и тогда 13-й полк секурсирован Ряжским полком. Но 13-й взял уже 8 пушек, командующего генерала, до 20 штаб и обер-офицеров и до 1000 рядовых. — В то же время я с дивизиею обошел местечко справа, де Ламберт слева, а осталные войски стали пред местечком. Сим кончилась победа около 12-ти часов полдня. У неприятеля взято 8 пушек, 4 знамя, генерал 1, штаб и обер-офицеров 53, рядовых 2500, множество лошадей и оружия. Убитыми неприятель потерял до 1300 человек. С нашей стороны убито два офицера, до 10 раненых; (рядовых) до 100 убитых и до ста раненых. Полк мой отличил себя, но я не имел щастия участвовать в победе сей. Такое мое щастье.
16. Армия наша стояла при Кобрине.
Я с дивизиею составляю правой фланг армии. Неприятелская армия противу нас под командою генерала Ренье, збирается при Антополе. Сия неприятелская армия прикрывает правой фланг Наполеоновой армии.
Здесь ужасно дороги скверны и тесны, беда ретироваться, тем лучше.
Лагерь наш веема на выгодном месте. Пусть неприятель покажется со своими французскими маневрами. [201]
Здесь чистота. Кавалерия наша ободрена, пехота тоже, артиллерии до 130 орудий.
Зачем саксонцы не ретировались, к чему оборонялись в местечке, где все строение деревянное, что он хотел зделать славного? Глупо!! Глуписсимо! Ретировавшись к лесу, нанес бы болшей вред нашему авангарду и хорошо бы отретировался. Мы не могли его преследовать, у нас пехота до того была утомлена, что у меня в дивизии 6 человек умерли от усталости и более 300 разбросано было на дороге.
Наши транспорты приотстали. Магазейнов впереди нет.
Солдаты имеют много мяса, досталось и водки. В овсе терпим нужду.
Неприятель уже учредил здесь свое правление, наши войски здесь терпели с весны, а неприятелские нашли все. Вот плоды нашей доброты!
Земля опустошается, все здесь стонет.
Погода хорошая.
Какая ужасная картина, когда я обходил местечко. Всё в пламени, жены, девушки в одних рубашках, дети, все бегут и ищут спасения; сражение в пожаре, быстрое движение войск, раскиданные неприятелем обозы, ревущей и бегущей скот по полю, пыль затмила солнце, ужас повсюду. Другой раз я вижу сражение на сем же поле и в сем же местечке{9}.
25. По приказу главнокомандующего назначен я командовать пехотой в авангарде под командою генерал-майора Чаплица, в коем пехоты было Колыванской и 13 егерской полки.
Армия оставлена наша в Городце. Авангард Чаплица был по дороге к Хомску, а под командою графа Ламберта по дороге к Пружанам. Резерв нашей армии оставался в окрестностях Луцка под командою генерала Сакена. Особой отряд в команде генерал-майора Милисино был на Пинской дороге к Хомску.
Армия наша оставалась в Городце для снабжения себя провиантом. Снабжали себя посредством чрезвычайной фуражировки — то есть без всяких раскладок, а что кто где нашел, то и берет. Сверх того выгоняли мужиков жать, молотить и молоть, и таким образом армия снабдила себя на 10 дней. — Водкою и мясом продоволствованы войски также контрибуционно, лошадей продоволствовали также чрезвычайною фуражировкою, но овса не могли достать, и потому кавалерия приходила в изнурение. [202]
Земля стонет. Зимою будут люди мереть с голоду, естли неприятель сюда взойдет.
Поляка ни одного к нам приверженного, но многие напротив.
Всё оставляет свои домы, всё бежит. Армия наша просит сражения!!
Погода всё дождливая.
Городец — местечко, лежащее на канале, имеет до 150 домов, Кобринского повета. Канал имеет быть Городца вправо. При селении Нехородовичи — один брод, в самом местечке брод и ниже местечка брод против деревни Калень.
26-го. Авангард генерал-майора Чаплица, к коему я прибыл, состоял из Колыванского пехотного, 13 егерского, Павлоградского гусарского полков, 3-х эскадронов Владимирского драгунского, 4-х эскадронов Лубенского гусарского полка, 1-го эскадрона Таганрогского драгунского и 1-го полка казаков. В 3 часа оный выступил и шел из деревни Став в деревню Сигневичи. Неприятелская армия, саксонские войски, шли к Пружанам, а австрийские из Слонима в Картузки Березы. Наш авангард под командою графа Ламберта шел к Пружанам, отряд князя Хованского шел к Малку. Армия наша шла в Тараканы.
В 11 часов утра мы прибыли в Сигневичи. В 12 началась перестрелка лехкой кавалерии, продолжалась с час; позицию от Сигневич до Малко, которую нам велено удерживать, могла бы только удерживать армия, ибо на 12 верст — чистое место и множество обходных дорог.
Мы расположились при деревне Сигневичи, раскидав свои посты кавалерии влево до селения Ревятич. Неприятель находился в лагере при Березе Картузке в 12 верстах от нас, в доволно крепкой позиции.
В 6 часов пополудни опять началась перестрелка.
Дождь проливной во всю ночь.
Сигневичи — деревня, лежащая при болотистом ручье, имеет до 100 домов, от оной идет дорога к Картузке и в Ревятичи.
27. Неприятель на всех пунктах умножался, и генерал Шварценберг прибыл к соединению с саксонцами, под командою Ренье находящимися. Все силы неприятеля стягиваются к Пружанам. — Армия наша отошла к Кобрину, граф Ламберт ретируется к Пружанам, почему и присоединился к Чаплицу с отрядом князь Хованского, которой и стал в четырех верстах от Сигневич по дороге к Тараканам, пройдя длинную плотину от сей дороги [203] идущую. В 11 часов утра наша кавалерия имела силную перестрелку. — Чаплиц получил повеление главнокомандующего отступить от Сигневич в Антополь, и в то же время неприятель вышел атаковать нас. Кавалерия наша была с левого фланга эшелонами и до правого в линии впереди Сигневич, в полуторе версте. Колыванской полк с 4-мя пушками стоял при самой деревне Сигневичи. 13-го егерского три роты занимали кладбищу, которая прикрывала дорогу, одна рота прикрывала с правой стороны ту же дорогу, ведущую на наш правой фланг и на Греблю, две роты заняли дома для защищения дороги из Ревятич, две роты построились близ Гребли. Неприятелская кавалерия опрокинула нашу кавалерию и гнала в Сигневичи, в самою деревню, но была встречена силным огнем наших егерей, прикрывающих Ревятическую дорогу, и во фланг взята стрелками Колыванского полка, от чего обратилась в бегство. Лубенские гусары и казаки сели на плечи и прогнали оную, а, между тем, драгуны наши ретировались чрез Сигневичи и Греблю. — Неприятель, усиля свою кавалерию, пошел в атаку вторично на наш левый фланг, но, будучи встречен огнем из 4-х орудий Колыванского полку, отступил, а, между тем, отступили наши Лубенские гусары и казаки. Неприятелская пехота подходила, кавалерия уже нас не смела атаковать, и в то время отступил Павлоградской гусарской полк и потом Колыванской. — Егери вступили в перестрелку и отступили с огнем, разломав на Гребле мост. Колыванской полк потерял одного, 13-й егер. 25, да в кавалерии до 50 человек. — Мы пошли к Тараканам в претемною ночь с болшим дождем. Авангард был утомлен, а особливо кавалерия. — Проливной дождь совсем испортил дорогу.
28-го. В 7 часов мы прибыли в Тараканы, армия наша пошла в Городечно противу неприятеля, в 4 часа пополудни мы выступили из Таракан и, по испортившейся совсем дороге, прибыли около 8 часов вечера в Антополь. Обозы оставались назади. 500 рабочих мало успевали улучшить дорогу.
Все обыватели бегут и спасаются с имуществом их в лес.
Дождь проливной продолжается.
Тараканы имеет до 150 домов, окружено болотами и лежит на открытом месте. Оно принадлежит аббатству, имеет хорошей костел.
Местечко Антополь имеет до 200 домов, более жидовских. Лежит на песчаной равнине. В сем местечке девицей [204] пансион. Родители разобрали девушек, и осталось только 12. В нем была моя квартира. Все малютки, одна только 16-летняя прекрасна Высоцкая, другая 14 — совершенная красота Скульская.
Здесь авангард наш состоял: Павлоградской гусарской полк, 4 эскадрона Лубенского гусарского, три эскадрона Владимирского, один Таганрогского, два Стародубенских драгунских, полк казаков, рота конной артиллерии, 16 орудий лехкой артиллерии, Колыванской и Якутской пехотные полки, 13-й и 38-й егерские полки, 4 баталиона сводных гренадер.
29-го. Сей корпус Чаплица оставался в Антополе, занимались отправлением наших обозов и перевозом магазейна. 149 четвертей мы не могли перевезть и оддали жителям.
Люди наши были доволны и мясом и водкою. Я перевез девичей пансион в деревню, удалив его от пламени и грабителства. Как прекрасные меня благодарили!
30-го. Корпус наш (Чаплица) отошел в Городец, чтобы лучше взять позицию, куда прибыли мы в 9 часов утра. — Неприятелская армия собралась в Пружанах, 40 т. австрийцев под командою Шварценберга и 15 т. саксонцев под командою Ренье со 140 орудиями артиллерии. Армия наша пошла к Городечне. Генерал-майор Удом пошел от нашего корпуса в деревню Стрыхов на дороге от Кобрина к Городечно. Мне поручены были передовые посты. Я, объезжая передовые посты рано очень, заехал в деревню, где были мои пансионерки. Все вскочили, в одних рубашонках, с открытыми грудионками, цаловали мне плечи. Полная грудь Высоцкой прелщала меня, и я, шутя, начал ее цаловать и, спустя мой взор к земле перпендикулярно, видел всю Высоцкую. Какое надобно было терпенье! Боже, это моя Катя в 16 лет. — Прости, Катинька, сравнение, ей-богу, хорошо: та же белизна, та же твердость, та же прелестность и даже... — прости, Катя. Проклятый Шталь{10} прискакал во всю прыть сказать, что отряд неприятеля около деревни. Прости, ангел Высоцкая! Ух, и теперь еще не опомнился от прелестей ее.
31-го. Армия наша была атакована неприятелскою армиею около 2-го часа пополудни и сражалась до самой ночи. 200 орудий с лишком гремело; темнота развела их. Неприятелская армия отступила на свою позицию. С нашей стороны убито и ранено до 1200, с неприятелской до 4 т. По всем сведениям, неприятель имеет до 30 т. под ружьем, а мы до 16 т. [205]
Чаплица отряд, в коем и я находился, пришел в 9 часов в Кобрин, оставя в Городце один драгунской эскадрон и Колыванской полк. В 12 часов ночью выступили из Кобрина. Сражение при Городечне можно назвать славным, а похвалить русских: 30 и 16 — великая разница.
Император лишь желал, чтоб мы зделали диверсию, отвлекли Шварценбергову армию и саксонцев от болшой армии. Мы выполнили сие, отвлекли их. Но каково-то теперь нам разделаться: надобно потерять или болшую часть армии или Подолию, а потерявши болшую часть армии, оддашь и всю Подолию.
1-го. В 4 часа утра отряд Чаплица остановился для прикрытия марша армии при деревне.
Я получил в команду 13-й и 38-й егерские полки, 1 баталион Якутского полка и Павлоградской гусарской Полк, и поручено было мне защищать с левой стороны, а князю Хованскому, покуда придет отряд графа Ламберта, с правой стороны. — Армия наша должна была отступить, ибо неприятель мог послать особой корпус пресечь нашу операционною линию; посему в 4 часа пошел к Кобрину корпус Каменского, за ним вслед корпус Маркова. В то же время показалась неприятелская кавалерия. Жаркая перестрелка началась, но за ним прошел и корпус Маркова. Тогда и отряд Ламберта вступил в жаркою перестрелку, а неприятель открыл канонаду из своей конной артиллерии. В 7 часов горячо наступала его конница и отряды Чаплица и графа Ламберта прикрывали ретираду с беспрерывною жаркою перестрелкою и атаками нашей кавалерии, и таким образом неприятель и мы маневрировали до деревни Страхова.
Граф Ламберт, не желая потерять много людей в продолжителной перестрелке, приказал пехоте отходить поспешнее. Прикрывали ретираду двумя дорогами: графа Ламберта отряд левее и Чаплица по болшой дороге. Посему кавалерия графа Ламберта оддалилась влево, а пехота отошла далеко, и тогда неприятель вблизи атаковал кавалерию Чаплица, обратил и врубился в оную; тут конфузия, всё бежит, всё друг друга топчет, но, по случаю, 38-й егерской полк оттянул от пехоты, выстроился и произвел огонь по неприятелю, обратил оного в бегство, и тогда наши гусары, в свою очередь, посидели у неприятеля на плечах. Я выстроил 13-й и 10 егерск. полки при [206] деревне Лехте, сделал несколько выстрелов из пушек по неприятелской кавалерии, и дело пошло прежним чередом. Кавалерия прошла деревню, остановилась в версте от деревни, потом я прошел 4-мя колоннами, и тем дошли до Кобрина. Здесь пехота отряда Чаплица и отряда Ламберта сбилась вместе, десять разных двусмысленных приказаний, то от того, то от другого, — как главнокомандующего уже известили, что неприятель обходит Кобрин. — Армия наша стояла верстах в 3-х от Кобрина по Дивинской дороге. Генерал-майор Сиверс{11} приехал и сказал, чтоб всякой полк бегом присоединился к армии; всё бросилось и побежало, кавалерия вплавь, пехота топчет друг друга, и конфузия страшная. Едва могли мы в местечко привесть полки в порядок, неприятель открыл по нас канонаду, и тем проводили нас от Кобрина. Армия уже была в марше по Дивинской дороге. Совершенно испортившаяся дорога, едва проходимые болота, топкие плотины, дождь, самая темная ночь, множество обозов, и никакого порядку в марше, благодаря темноте!! В сию ночь мы потеряли до 500 отставших и разбредшихся.
Граф Ламберт веема поспешно отступил, не употребляя пехоты как должно, и оттого привел на плечах неприятеля к армии. Главной наш штаб не подумал в свое время отправить обозы, болных, раненых, не был деятелен, и оттого весь хаос. — Не думали о починке дорог, и оттого после последовала потеря некоторой части обоза. Кавалерия не получала несколко дней овса, будучи в беспрестанных трудах. Также худое распоряжение.
Как я измучился. 46 часов не ел, не пил и с лошади не сходил. Забудешь и о красоточке Высоцкой. — Кобрин опять в пламени, и бедные жители опять в стенании.
2-го. Мне поручена в командование 15-я дивизия. Около 9 часов граф Ламберт пришел к армии, расположенной близ деревни Шматы. У него оставлены 10 и 14 егерские полки и вся его кавалерия.
Армия пошла в Дивин, куда и прибыла чрезвычайными болотами в 8 часов вечера, а некоторые полки в 10 часов вечера.
Неприятель пошел из Кобрина по Бржестской дороге, отправя часть к Пинску и обсервационной корпус за нами вслед под командою генерала Бианки{12}. Дождь проливной! — Сегодняшний день стоил 100 человек неприятелю.
3-го. В б часов вечера граф Ламберт атакован, опять отступили до самой армии. — В ночь корпус Каменского и [207] обозы пошли к Самаре. Корпус Маркова остался в подкрепление графа Ламберта.
Белено облехчить повозки, бросить часть муки и часть сухарей и некоторые обозы в болото.
4-го. Я с 5-ю полками стал за Дивин. На Ламберта начали наступать. Он имел у себя четыре егерские полка, да в подкрепление полк пехоты и всю его кавалерию. Пополудни Марков с 5-ю полками, мною командуемыми, пошел в Самару. Неприятель отступил от Ламберта. Сей день нам стоил до 150 человек.
Армия наша отошла в Ратно и состояла из одного Каменского корпуса.
5-го. С полками Рижским, Куринским, Витебским, Козловским я пошел из Самары. Отойдя 4 версты, не мог следовать далее. Обозы наши остановились, плотины испорчены, и я остановился в лесу, в колоннах, отправя рабочих к Гребле.
6-го. Я стоял на том же месте. Граф Ламберт прибыл в Самару.
7-го. В арьергарде при Самаре оставлены 10-й и 38-й егерские полки под командою генерал-майора Удома. Я с полками прибыл в Ратну, и корпусы Маркова и Каменского соединились. У меня в команде были Ряжской казачий, Витебской, Куринской, 13-й и 14-й егерские полки.
8-го. Армия оставалась в Ратно. По сю сторону Ратны сделано укрепление.
9-го. Князь Хованской остался с 8-ю баталионами в Ратно, занимая дорогу Мокринскую и из Кобрина ведущие; генерал-майор Милисино остается в Любашеве, генерал-майор Чаплиц с отрядом кавалерии и с 28 егерским в Выжве, граф Ламберт с отрядом своей кавалерии и с 10-м полком в Турпине, корпус Каменского в Несухоежи, корпус Маркова перешел до Песечко. Я командовал 13-м и 14-м полком.
10-го. В команду мою поступили Нашебурской и Ряжской полки и 1 баталион Апшеронского. — Корпус перешел до селения Мизов.
11-го. Корпус прибыл в Ковель. Генерал Каменской сказался болным и увезен для излечения в Киев. Оба корпуса поступили в команду у князя Хованского. Была перестрелка.
12-го. В команду мою поступили полки Нашебурской, Колыванской пехотные, 1 баталион Апшеронского и 13-й егерский. Ряжской полк пошел к Лонбричу.
Мы ожидаем Молдавской армии, следовательно, надобно [208] маневрировать и избегать сражения до соединения с оною, ибо слабы. Естли встретить неприятеля и ретироваться — опять потеря людей и, все-таки, потеря земли; естли отступать — мы потеряем землю до Дубно и неприятель найдет себе выгодное продоволствие. — Естли мы разбиты, то и Молдавская армия наша одна не устоит, особливо приходя частями, — частями будет разбита. Итак, цель наша — маневрировать до соединения с Молдавскою армиею. Вот задача, остается ее умно решить.
Неприятелская армия видит наше намерение. Генерал Ренье с саксонцами в Шацке. Шварценберг сзади его в неболшой переход. Один корпус пошел занять Пинск, часть набрана полячишков, хорохорятся на Буге против Устилуга; генерал Бианко с обсервационным корпусом теснит князя Хованского.
Генерал-майор Чаплиц в перестрелке. Итак, неприятель идет прямо на нас.
Резервы наши далеки.
Вечером была перестрелка у генерал-майора Чаплица. Не худо, естли б была у нас под боком крепость. Надобно нам, кажется, за Стыр.
13-го. Отправлен весь вагенбург. Отряд графа Ламберта пошел к Турпину. Неприятель занял Любомлю и Шацк, вытеснил из Крымны отряд Чаплица. Граф Ламберт близ Любомли, а Чаплиц при Выжве имели жаркие схватки.
14-го. Чаплиц имел сражение доволно жаркое, коему послано подкрепление: Колыванской и Витебской полки. Генерал-майор Бернандос{13} оставлен в Несухоежи с Владимерским пехотным, Таганрогским драгунским и казачьими полками. Вся осталная пехота и кавалерия 1-го корпуса прибыла в Ковель около 4 часов пополудни. Брошено много в воду провианта. У меня оставались в команде Нашебурской полк, 13-й егерской и 1 батальон Апшерон-ского. — Корпусы разделены на отряды: 1-й, графа Ламберта: Александрийской гусарской, Татарской уланской, казачий Власова {14}, башкиры, калмыки, 10-й егерской полк. 2-й, Чаплица: Павлоградской гусарской, один баталион Лубенского гусарского, 28 егерской, Витебской и Колыванской пехотные. 3-й, Бернандоса, как выше сказано; 4-й, Милисино: 1 баталион Лубенского гусар, полка, четыре баталиона сводных гренадерских, 32-й егерской полк. 5-й, князя Хованского: 4 сводных гренадерских баталиона, батарейная рота № 34. 6-й, князя Щербатова: Тамбовской и Днепровской пехотные, батарейная рота [209] № 18. 7-й, Назимова: Козловской, Куринской пехотные; батарейная рота № 15. 8-й, Удома: Нашебурской, Якутской, 1 баталион Апшеронского, 38-й егерской, батарейная рота № 9.—9-й отряд мой: Тверской драгунской, конная рота артиллерии майора Арнолда{15} и 13-й егерской полк.
Отряд Чаплица к вечеру отступил до Шекны.
15-го. Отряд Бернандоса выступил из Несухоежи и пошел в Колки. Отряд Чаплица в 9 часов прибыл в Ковель. 5, 6, 7, 8 и 9-й отряды в 3 часа пополуночи выступили и шли до Голобы.
16-го. 5, 6, 7, 8, 9 отряды выступили в 2 часа ночью из Рожищ. В 11 часов прибыли в лагерь к Луцку. Чаплицу велено притти в Рожищи.
В Ковеле созжены все мосты.
Парк наш прибыл в Луцк.
Из Луцка начали вывозить провиант.
18-го. Неприятель показался в Рожище. Полковник Кноринг{16} пошел в Берестечко. Чаплиц с отрядом противу Рожищ. — Генералу Хрущову{17} в Владимер послан в сикурс Якутской полк.
22-го. В корпусном лагере при Луцке состоят: Тверской и Владимерской драгунской, Мячина казачий, Нашебурской, 1 баталион Апшеронского полка, Куринской, Витебской, Тамбовской, Костромской, Днепровской, Владимирской пехотные полки, 13-й, 14-й, 38-й егерские.
Отряд графа Ламберта состоит из Александрийского гусарского полка, Власова казачьего, 10 егерского, Ряжского и Козловского пехотных. Сей отряд расположен на Стыре при Торговице. Отряд Хрущева, расположенный при Михайловке на Стыре, состоит из Арзамасского драгунского и Якутского пехотного полка.
Отряд Кноринга, расположенный при Берестечке на Стыре, состоит из Татарского уланского, башкир и Евпаторийского татарского.
Отряд Чаплица, расположенный от Рожищ до Жидичина, состоит из Павлоградского гусарского, 1 баталиона Лубенского гусарского, Таганрогского драгунского, Колыванского пехотного, 28-го егерского.
Отряд Милисино, расположенный при Колке, состоит из 4-х баталионов сводных гренадер, 1 баталиона Лубенского гусарского полка.
Мы ожидаем в сикурс корпус Воинова из Молдавии{18}, но он подвигается медленно.
Неприятелский сикурс присоединился к нему в 10 т., из [210] новонабранных полков и запасных эскадронов кавалерии.
На Стыре всюду позжены мосты.
Военная позгиция наша хороша доволно, но правой фланг по притчине длинного лесу от самых Рожищ и много выходящих из него дорог требует болшого внимания и занятия сего леса болшим отрядом.
Никогда не разливались летом и даже весною реки, как они теперь в сем краю разлиты{19}.
24-го. Поехал я по приказанию главнокомандующего для отыскания людей послать шпиона в неприятелскую армию.
Вечеру прибыл в местечко Торговицу, в отряд графа Ламберта.
Торговица имеет до 200 домов, лежит на реке Стыре, в 20 верстах от Луцка, на высоком берегу. Оно принадлежит госпоже Стройновой, умной женщине, но которая взялась за ремесло, за которое вешают.
25-го. Выехал и на вечер приехал в Берестечки. Имеет до 400 домов, лежит на берегу Стыру, на полуострове; Дубенского повета, приятное местоположение. Принадлежит графине Платен.
26. Я приехал в Радзивилов. Он после пожару весь выстраивается наново.
27-го. Прибыл я в Почаев. Монастырь Почаева славится во всей Полше, лежит на высокой горе, управляется провинциалом. Сей монастырь униятской, в нем чудотворный образ богоматери, богоматерь чудесна! Воевала с турками. Жаль, что при этом местоположении нет воды. Из Почаева приехал я в Дубно и оттуда в лагерь.
30-го. Мы по сю пору еще не знаем, где неприятелские корпусы расположены и какое их намерение, — мало денег, нет верных шпионов. Обыватели преданы им, жиды боятся виселницы.
Корпус генерал-лейт. Воинова, идущий к нам в сикурс из Молдавской армии, сегодня прибыл в Дубно.
Кавалерия наша поправилась, артиллерийские лошади тоже, а люди изнуряются. Мясо отпущается толко два раза в неделю. Водки мало, холодно.
Мы все-таки бережем эту землю, хотя явно обнаружилась преданность их Наполеону, бережем даже и тогда, когда уже армия Наполеона в Вязме, оставляем ей серебро, частные богатствы, лошадей, скот и, одним словом, хорошее состояние, исключая жатвы нынешнего года.
Теперь уже сердце дрожит о состоянии матери России. Интриги в армиях — не мудрено: наполнены иностранцами, [211] командуемы выскочками. При дворе кто помощник государя? Граф Аракчеев. Где вел он войну? Какою победою прославился? Какие привязал к себе войски? Какой народ любит его? Чем он доказал благодарность свою отечеству? И он-то есть в сию критическую минуту ближним к государю. Вся армия, весь народ обвиняют отступление наших армий от Вилны до Смоленска. Или вся армия, весь народ — дураки, или тот, по чьему приказу сделано сие отступление.
Я живу в моем шалаше более уединенно. Грусть и грусть о милом отечестве.
Теперь хорошо мое положение будет. 10-й взят в рекруты с моего имения, кормить осталных должен я, денег ни копейки, долгу много, детей содержать нечем, служба ненадежна.
Погода стоит хороша, утры и целые дни холодноваты, под шубой спишь.
Всякою минуту мне приходит на мысль будущая картина любезной отчизны. Громкое ее название всё уже исчезнет, число обитателей ее убавится, может быть, до 9 миллионов, границы ее будут пространны и слабы. Надобно зделать новое образование управления. Какой запутанности, каким переменам все это подвержено будет. — Религия ослаблена просвящением. Чем мы удержим нашу буйною и голодною чернь? — О! Бедное мое отечество, думал ли я, что это последний том твоей истории. — К чему полезны теперь завоеванные тобою моря, ты можешь смотреть на них, но не ползоватся. — Нет, монарх, лучше бы ты обратил более на воинов своих твое внимание, нежели на купечество и просвящение, — погиб силный враг — тогда примись за комерцию, просвящение. — Теперь, конечно, надобно будет удвоить подати, но чем, где взять? — Фабрики наши упадут, заводы лошадиные и скотоводство поддержат южной край, а северной, не имея комерции — что будет из него? — Артисты чрезвычайно умножились, хлебопашцы уменшены. Дворянство слишком расплодилось, с берега моря ни шагу, а купечество многочисленно. — Граждане познали роскошь, чернь не верит чудотворным, духовенство распутно, ученые привыкли мешатся в придворные интриги, привыкли брать болшое жалованье, — истинных патриотов мало, а кто и оказался, так поздно; просвящение распространено и на лакея, а захочет ли просвященной служить, не имея сам слуг? Множество училищей, но мало хорошего, настоящего, ндравственного училища. Сии как бутто для того, чтоб [212] в них выучивались читать на чужих языках всю развратность и все то, что разрушает общею связь. — Столицы привыкли к роскоши, привыкли ко всему иностранному, введены в них сибаритские обычаи, порокам даны другие названия, и они уже не есть пороки: игрок назван нужным в обществе, лжец — приятным в собрании, пьяница — настоящим англичанином, курва — светскою и любезною женщиною. Карактер русских теперь составлен из карактеров всех наций: из француской лживости, гишпанской гордости, италианской распутности, греческой ехидности, иудейской интересности, — а старой карактер русской называется мизантропиею, нелюдимостью и даже свинством.
Пусть мущины обратятся к своим должностям, наши женщины им соревнуют и будут знать должности: матери, хозяйки, жены, — лишь толко изгони проклятую методу жене мешатся в дела мужа и любовницу велможи называть курвою тайного канцлера, а не Аксиньею Антоновной, Марьею Ивановной, etc, etc. — Нет, подумаешь, что сие самое нещастье России может возвратить русским прежнюю твердость духа, прежнюю ндравственность. Изгнание иностранцов — и Россия еще будет или теперешнею Англиею или российской государь превзойдет теперешнего Наполеона.
Не словом доказать, то должно б вашей кровью,
Священно слово то ль из ваших бросьте слов —
Или отечество быть может у рабов?
...2-го. Прибыла к Дубно вторая колонна Молдавской 1рмии. Первым корпусом сей армии командует генерал-лейтенант Воинов. Вторым — генерал-лейтенант Эссен 3-й.
Главная квартира австрийских войск в Голобы, саксонских — в Киселине, конфедератов — в Владимере.
Сего числа окончен с нашей стороны живой мост чрез Стыр противу левого фланга лагеря версты 3 выше Луцка.
Кавалерия наша поправилась, и армия оддохнула. Погода опять хороша.
4-го. Сегодня 10 лет минуло, как родился мой Иван. Какая перемена! Я жил мирно в Овидиополе с милою соучастницею, всё нам улыбалось, отечество было покойно, служба утешителна, царствование еще не тягостно. Россия гордо смотрела на возвращение Наполеона из Египта, щитая его обыкновенным удалцом. Славились Суворова победами в Италии, не могли и предполагать замыслов Наполеона. Естли бы тогда кто сказал, что [213] Наполеон будет в Смоленске, — посадили бы на стул и пустили кровь, — а в 10 лет, что теперь скажем? Что будем делать?
Прошлого года в сей же день я расстался с моею Катею, оставил ее в Бучео, а сам пошел в Обелешти. Всё гораздо лучше было, я шел с надеждою победить, прогнать турок и возвратица на покой, наслаждатся плодами трудов. Теперь друг души моей далеко, дети еще далше, имение раззорено. Победа сомнителна, в проспекте — зимняя кампания. И за всё это что? Еще неудоволствие за неудоволствием от подлецов.
6-го. Третья колонна армии Чичагова также прибыла. Сия армия располагается между Берестечком и Луцком на Стыре.
Вчера была слышна вправо канонада, но неизвестно, где оная происходила.
7-го. В 2 часа показались за Стыром пред Луцка две неприятелские колонны, эскадронов 20 кавалерии и баталиона 2 пехоты с 4-мя орудиями. Намерение неприятеля — или рекогносцирование, или занять сию для них выгодную позицию. Около 3-х часов началась шармицель. Неприятелская 1-я колонна пришла по Торчинской дороге, а другая от дороги, что из Полоннии. Около 4 часов обе колонны соединились в левой стороне сей позиции к лесу, зделали несколко выстрелов из пушек и с сумерками отошли по дороге из Полоннии.
С нашей стороны убито и ранено 5 или 6 человек и с их тоже, да взято в плен два.
Мы не могли им противопуставить более 4-х эскадронов, и то дурной кавалерии, а потому, что кавалерия наша разбросана в шести пунктах на расстоянии 80 верст. Вот невыгодность оборонителной войны.
9-го. Граф Ламберт с частью своей кавалерии перешел Стыр, в несколких верстах встретил неболшую неприятелскую партию, окружил ее, схватил, переодел своих людей в неприятелские мундиры, сею уловкою обманул неприятелские пикеты, ударил на рассвете на спящий детиштамент неприятелской кавалерии, состоящий из 900, рассеял его. Много убито и ранено, более 200 взято в плен: штаб-офицер 1, офицеров 8 и все три штандарта полку принца Орели{20}.
Не было бы сего, естли б командующий детиштаментом не думал того, что он за рекой.
10-го. Марков хотел последовать Ламберту, но не удалось. Возвратился ни с чем.
Молдавской армии две колонны перешли Стыр. [214]
11-го. Неприятель расположен на позициях между Владимера, Торчина, Киселина, Голоб. Аванпосты его на виду нашем.
Генерал-майор Чаплиц со своим отрядом пришел на рассвете в наш лагерь и остановился на правом фланге.
У нас на Стыре четыре моста: в Берестечке, близ Березнони, при Торговице и при Луцке.
Теперь армия наша возмет позиции между Владимером и Рожищами паралелно неприятелю. Естли неприятель зделает нападение на правой фланг — весь от Рожищ, — тогда претерпит армия, покудова ее подкрепит Чичагова армия. На центр наш он напасть не может. Естли вздумал бы напасть на левый Чичагова фланг, оный отступит один марш и неприятель будет обойден. Мы его можем атаковать во всех пунктах. То-то надобно знать, где его сколко.
Продоволствие наше еще идет хорошо.
Погода стоит хороша, утры холодны.
Отряд генерал-майора Чаплица, составляющий правой фланг армии, состоящий из Павлоградского и Лубенского гусарского полков, из Серпуховского и Арзамасского драгунских полков, Барабанщикова казачьего, 13-го и 28-го егерских и Колыванского пехотного полка, конной роты артиллерии и 8-ми лехких орудий, — перешел Стыр при деревне Гнидове и стал при оной.
Авангард 3-й Западной армии под командою генерал-майора графа Ламберта перешел Стыр при Хроники и остановился в Забороле. Авангард сей состоит из Алек-, сандринского гусарского, Татарского уланского, двух казачьих, двух драгунских, 8-ми баталионов пехоты, конной роты артиллерии и полевых полковых пушек.
Кор д'арме 3-й армии под командою генерал-майора Маркова перешел Стыр и остановился при Гнидове. Оный состоит из двух драгунских полков, двух казачьих, б баталионов егерей, 12-ти баталионов пехоты, двух батарейных, одной конноартиллерийской рот и полевых орудий, что при полках.
Армия Чичагова — 1-я колонна перешла Стыр в Хроники и пошла в Блудов, 2-я колонна из Берестечка пошла в Горохов.
12-го. Неприятель занимал Сырники, Переспу, Голобы, где была и главная квартира Шварценберга, Свидники, Торчин, Владимер. В Торчине была главная квартира Ренье, а в Владимире — Касинского.
Отряд Чаплица прибыл в 5 ч. утра; пришел в 12 часов [215] в село Сырники, откуда казаки согнали передовой пост неприятелской.
Граф Ламберт прибыл в Торчин.
Кор д'арме 3-й армии также перешел в Торчин.
Неприятель отовсюду начал ретироваться.
Наша армия, 3-я, состоит из 25 т. сражающимися и 160 пушек. Армия Чичагова состоит вся из 40 т. сражающихся и 170 пушек. Обе армии составляют 65 т. (исключая корпусов Эртеля {21} в Пинске и Сакена, сзади армии) и 330 орудий артиллерии.
Армия неприятелская состоит из 30 т. австрийцев, 26 т. саксонцев и 12 т. поляков, а всего 62 т. и до 200 орудий.
Земли здесь совершенно раззорены, немцы показывают себя грабителями, край совсем опустошен. По болшой дороге кой-где — жилой дом.
Французы в Москве! Вот до чего дошла Россия! Вот плоды отступления, плоды невежества, водворения иностранцев, плоды просвящения, плоды, Аракчеевым, Клейнмихелем{22}, etc, etc насажденные, распутством двора вырощенные. Боже! За что же? Наказание столь любящей тебя нации!
В армии глухой ропот: на правление все негодуют за ретирады от Вилны до Смоленска.
13-го. Неприятель отступил, оставил Рожище, Переспу.
14-го. Армия Чичагова: колонна Булатова следовала из Владимеру до Корытницы. Кор д'арме из Павлович в Озютичи.—3-я армия: авангард в Туличово, кор д'арме до Киселина, отряд Чаплица — передовые до Ковеля, я с своим полком и тремя эскадронами до Свидники, осталные — до Переспы.
При холодной погоде — камин и стакан чаю. Забыл все горе.
15-го. Армия Чичагова: корпус Булатова из Корытницы до Ставки, кор д'арме в местечке Бобль, авангард в Мокрицы и занимает переправу чрез реку Турию при Ягодно и Торичинах. — 3-я армия из Киселина в Туличово, кор д'арме Ламберт(а) — до Турпина, занимая постами до Колодезно. — Отряд Чаплица, часть Жевахова — до Колодезна, с перестрелкою с неприятелем, где взято в плен 10 неприятелских чинов и 27 мородеров. — Моя часть до Любитева. Выступила в половине 8-го часа поутру, прибыла в 11 утра с отрядом. Чаплиц прибыл в 5 часов вечера в Любитев.
Погода была хороша.
Я остановился у пожилой вдовы, волочился за нею [216] целой вечер и тем смешил приятелей, забавлял вдову и убивал скучной осенний вечер.
16-го. Отряд Чаплица, передовые его, вытеснили неприятеля из Ковеля. — Я с моею и князя Жевахова частью прибыл в Ковель. — Неприятель пошел по трем дорогам в Несухоежи, Выжву и Мациав. В Несухоежи отправил я партию и эскадрон драгун по дороге к Выжве до Мощаней; князя Жевахова с 5-ю эскадронами, двумя ротами и двумя пушками — по дороге в Мациав; к Мещане отправил партию и три эскадрона.
Граф Ламберт перешел в Турчине Турию и пошел к Новосполкам, откуда неприятель ретировался к Любомли. 3-й армии кор д'арме в Турпине. — Армия Чичагова шла на Любомль по берегу Буга.
Сырники. Деревня имеет до 30 дворов. Лежит при ручье Став. Окружена лесом; в 10-ти верстах от Луцка, между Стыром и Ставом.
Свидники — деревня до 20 дворов, окружена лесом. Здесь почтовая станция.
Голобы. Деревня имеет до 100 дворов. Лежит на равнине в 22 верстах от Ковеля. Принадлежит графине Вилге. Она старуха, дочь ее, графиня Стецкая, умная женщина. Дом господской с хорошим садом.
17-го. Отряд Чаплица из Ковеля выступил в 9 часов утра и прибыл в Мациав в 5 часов вечера. Передовые его до Городно, где имели перестрелку, подкрепя графа Ламберта.
Граф Ламберт имел жаркую перестрелку при Городно. Кор д'арме до Мошева; часть армии Чичаговой имеет дело при Любомли.
Неприятель ретируется многими дорогами к Влодиве.
18-го. Отряд Чаплица в Подгородно. Кор д'арме в Мышове, Ламберт в Городне. Армия Чичагова между Любомлей и Бугом.
Неприятель везде жжет мосты и портит дороги.
Армия Чичагова имеет в предмете отрезать его от Влодивы.
Наш отряд со времени выступления из Луцка имеет 75 пленных.
Мациав. До 150 домов, лежит на равнине между Ковелем и Любомлью. Принадлежит графу Менчинскому, дом коего хорошо выстроен, болшой, с изрядным садиком. Менчинский, по подозрителному поведению его, взят в Киев. Жена его и дочери поехали с неприятелем.
19-го. Отряд Чаплица выступил из Подгородно в 3 [217] часа и в 9 прибыл в Головно. Чичагова армии колонна Эссена имела лехкое сражение. Поляки и саксонцы перешли чрез Буг к Влодиве. — Австрийские войски ретируются и стягиваются к Бржесту. Он жжет мосты и везде портит переправы.
20-го. Отряд Чаплица выступил в 9 часов из Головно, шел на Нужду, в Крымно, куда прибыл в 4 часа пополудни. Неириятель открыт в Краскиволи. Авангард под командою графа Ламберта идет форсированным маршем в Бржесту. Цель Чаплица и Ламберта не дать соединится генералу Мору{23}, идущему от Сокола. Главной корпус армии идет к Влодиве. — Армии Чичаговой корпус Воинова следовал по одной с нами дороге.
Армии маневрируют в болотах и в лесах. Здесь-то нужно соображение.
Наша армия имеет уже 700 пленных и мородеров, взятых у австрийцев.
Австрийцы ретируются на Кобрин и Бржест, а мы обратились все влево к Влодиве. Это уже пахнет невежеством, притом движение наше чрезвычайно медленно, а сверх того стояли месяц на месте и не имели времени приготовить транспортов провиантских. На всё притчины, на всё есть доказателства! Да дела-то идут плохо.
21-го. Отряд Чаплица выступил из Крымны и следовал до Краскиволи, где австрийцы сожгли мост, и сие нас задержало, и в 9 часов мы прибыли в Тул. — Корпус Воинова пошел в Ратно.
Погода прекрасная, но что в этой погоде, когда не примечаешь ее за хлопотами.
22-го. Отряд Чаплица выступил в 5 часов утра и чрез Мокряны пришел в Рудно в 7 часов вечера. — Полковник Сталь ударил на два эскадрона неприятелских гусар, рассеял их, положил много на месте и взял в плен двух офицеров, двух трубачей и 47 рядовых.
Граф Ламберт пришел между Бржестом и Рудно.
Крымно — деревня, регулярно выстроенная, имеет до 140 дворов.
23-го. Отряд Чаплица перешел в Радоновичи. Неприятель в Булкове на речке Мухавце сожег мост.
24-го. Я с полками своим, Колыванским и Лубенским гусарским пришел в Булков в 9 часов утра. Осталная часть отряда Чаплица прибыла в 6 часов вечера.
Сего ж числа корпус Маркова и главная квартира прибыли в Рудно.
Мост был мною исправлен. [218]
Погода была прекрасная я совершенно весенняя. Деревня Радоновичи имеет до 100 дворов, принадлежит помещику Медаревичу.
25-го. Отряд простоял в Булках.
26-го. Неприятелская армия примыкает правым флангом к Бресту, а левым к деревне Черни.
Отряд Чаплица перешел в 7 часов утра чрез Мухавец и стал в колоннах при Щербине. В 9 часов отряд графа, Ламберта от Щербина пошел на деревню Братилов и. вступил в дело с авангардом неприятеля. — 28-й егерской послан для занятия леса вступить в дело; я с полком стал на его месте. На вечер корпус Маркова и главная квартира прибыла в Булков, отряд Чаплица оставался на месте, отряд Ламберта на ночь остался несколько его впереди. — Корпус графа Ланжерона{24} остановился за Мухавцом, на виду Бреста, а корпус Эссена на виду неприятеля по болшой Брестской дороге.
Неприятель укрепил свой правой фланг. Мы в сей день взяли до 200 пленных и много убили неприятеля; с нашей стороны потери убитыми и ранеными до 120.
27-го. Всё оставалось в том же положении.
28-го. Сделано росписание нашей армии к атаке неприятеля. — Корпус графа Ламберта, в которой и я поступил, составлен из гусарских Александрийского и Белорусского, Татарского уланского, трех козачьих, 10-го, 13-го и 38-го егерского. Якутского, Козловского и Апшеронского, Колыванского, Ряжского пехотных, одной роты конной, одной батарейной и лехкой, при полках находящейся, артиллерии. Я получил в отряд Колыванской, Ряженой и 10-й полк, да пол-роты батарейной. Сей корпус к полуночи собрался и остановился при деревне Косичи.
Корпус Маркова остановился правее сей деревни.
Корпусы Эссена и Ланжерона также остановились на своих местах.
Сего числа отказал, главнокомандующий от команды генерал-лейтенанту Маркову.
Вся военная публика была обрадована сею переменою.
29-го. Корпус Ламберта должен был мимо деревни Черни обойти левой фланг неприятеля, корпусы Маркова и Ланжерона — атаковать его фронт и корпус Эссена — укрепленный его правой фланг.
В резерве корпус был под командою генерал-лейтенанта Сабанеева{25}. — Корпус Ламберта пошел в 4 часа; прочие корпусы двинулись к атаке.
Неприятель с полуночи ретировался за реку Лену. [219]
В 9 часов корпус Ламберта показался на вид к неприятелю, который и зажег мост чрез реку, как и все мосты по сей реке были зазжены вдруг. Корпус Ламберта был встречен пушечными выстрелами, с нашей стороны им ответствовано, потом стрелки наши занялись с их стрелками. В нашем корпусе ранен ядром генерал-майор Удом, 2 егеря и один егерь убит. Около 11-ти часов прибыл корпус бывшей Маркова к берегу Лены, версты две левее нашего. Тогда началась доволно болшая канонада и ружейной огонь в корпусе Эссена.
В 1 (час) прибыл на тот же пункт, где и наш корпус находился, от Кобрина отряд Булатова.
Тогда корпус Маркова пошел к Чернивчицы, куда и прибыл после сумерек.
30-го. Генерал-лейтенант Сакен получил в команду корпус бывшей Маркова.
1-го. Я с отрядом перешел чрез Лену. — Отряд Кноринга пошел в Высоколитовск. Отряд Ланского{26} стал в Турне, отряд Паденского{27} остался при Черновчицы.
Корпус Сакена прибыл к Черновчицам.
Корпус Воинова пошел к Пружанам.
2-го. Корпус Сакена пошел в Глубоко.
3-го. По известиям, неприятель ретируется к Белостоку.
Наша главная квартира в селе Адамкове.
Как же нам побеждать? Дватцать дней, как мы тронулись с места,- перешли верст 220, и уже хлеба нет шестой день. Естли б не картофель обывателская, умирай хоть с голоду; да при том же кричат о порядке, устройстве, бранятся о наказании шефов и награждают провиантских чиновников. Сколко забот было о провиантских транспортах! Сколко притеснений обывателям? — и те транспорты не поспевают за армией, идущей по 10 верст в сутки. Неприятель запас свои магазейны. Теперь взята мера продоволствия с обывателей без всякого порядка и установления, а это от того, что поздно принимать меры, прежде всё обнадеживая. — Тогда назначили продоволствие с земли, когда 6 дней ни сухаря в полках.
Водка уже продается по 40 коп. серебром кварта; в состоянии ли солдат пить, отщитают денги по 5 руб. за ведро, да где ее взять, купить-то? Но щитают, что денги взяты и солдат уже напился.
Фураж также берется, где кто и кто сколко нашел — тот и прав. Хорошее учреждение, как-то назад? Правда, [220] что кавалерия наша в хорошем состоянии от этих безпорядков, но надолго ли?
Земля совершенно раззорена.
Что-то бедная Россия терпит? что-то в ней делается? Секретные курьиры не предвещают хорошего.
Армия уже привыкла слышать «Французы в Москве», и рассуждают о сем, как о всяком чуде после трех дней, холодно. Теперь у наших надежда на мороз, на снега, на безкормие, а все-таки на правительство никакой надежды.
Армия занята крестами, звездами и благодарит правителство, сколь оно милостиво. За несколко шагов опять раздумываются и говорят, что эти награждения не имеют цены. Ох! Смешны русские!!
Я занимался продоволствием и ползовался покоем, покудова можно.
Погода было вчерась испортилась, но нонче опять весенняя.
Сего дня 14 лет, как я щастлив, как женат. Как летит время! как оно летит...
6-го. Неприятель ретировался к Варшаве, генерал Мор к Гродно. Часть нашей армии в Варшавском княжестве, и болшою частью собралася около Белой. По неверным сведениям адмирал предложил Эссену иттить и, естли найдет по силе, атаковать неприятеля. Эссен лишь подошел к неприятелю, был от него атакован, целый день продолжалось дело. Эссен отступил с боем 7 верст. — С нашей стороны потеряно одно батарейное орудие, 318 убитыми, ранеными и без вести пропавшими. Неприятель потерял до 900, ибо мы были гораздо превосходнее в артиллерии. Генерал-майору Булатову велено сикурсировать Эссена, но он пошел другою дорогою, и оттого не помог Эссену.
Посему послано повеление в Пружаны корпусу Сакена воротиться к Бресту, наш корпус Ламберта выступил в 5 часов вечера (отряды мой и Паденского) и прибыл в 10 часов вечера в Брест. — Корпус Ланжерона пошел из Бреста и расположился при Залесьи. Корпус Сабанеева перешел Буг и стал при Терасполе.
Итак, скоро месяц, как наша армия в движении противу армии, которая многочисленнее нас. Что ж мы зделали? Потеряли пушку — они же с трофеем; разбросаны корпусы, отряды, нет по сих пор решителного намерения, что хочет адмирал с этой армиею делать. Взять ли Варшаву? — Раззорить ли княжество? — Разбить ли Шварценберга? Помочь ли своей болшой армии? Отрезать ли все пути наполеоновской армии, к тылу ведущие? [221]
Естли хочет брать Варшаву, пусть разчислит, есть ли у него снаряды, осадная артиллерия, инженерное депо, время на апроши к ней и ползу, какая от того выйдет болшой нашей армии. Взятие Варшавы избавит ли Москву? — Раззорить княжество хорошо и скоро, но Шварценберг и Ренье еще целы, — надобно же с ними что-нибудь делать!! — Разбить Шварценберга нелзя уже: он в двух переходах от силной Праги, однако же решимость и быстрота, может быть, и зделали бы удачу. — Помочь своей болшой армии — так надобно укрепится по Турий, оставить 30 т, в укрепленных лагерях. Здесь уже будет в болотах и раззоренных местах Шварценбергу маневрировать трудно, и мы, разбив Виктора{28} при Бобруйске, нападем на тыл наполеоновой армии.
7-го. Неприятелская армия ретировалась из Белой к Лощицы.
В 4 часа корпуса Ламберта отряды — мой и Паденского, выступили из Бреста, вступили в Варшавское княжество и остановились при деревне Вулки. В 9 часов вечера пришел корпуса Ламберта отряд Ланского в Вулки же.
Двор к нам прислал графа Чернышева. Хотел удивить нас сей ближний к государю. Полетел делать экспедиции, и какие партизанские! — хочет быть Платовым. Собрал везде контрибуции, отправил их прямо в руки к неприятелю. Казаки взяты, офицер взят, и контрибуции взяты. Премудро!
Сегодня был проливной дождь целой день.
8-го. Корпус графа Ламберта, отряды мой, Паденского и Ланского выступили в 9 часов утра и в 4 часа вечера прибыли к местечку Биала.
Отряд Кноринга, состоящий из его полка и 38-го егерского, находится в Высоколитовске. — 10-й егерской полк в Братулине.
Корпусы Ланжерона и Эссена, отряд Булатова опять тронулись вперед.
9-го. Биала — местечко изрядное, имеющее до 250 дворов и монастырь милосердных сестер. Дом князя Радзивила готической архитектуры, огромное строение с башнями. Над входом в первую залу нижнего этажа над дверьми положена кость рыбья, длиною сажени три и коей уже более ста лет, как она лежит.
10-го. Наши войски доволствуются от земли. Варшавское княжество оттерпливается за то, что саксонцы и австрийцы делали нашим жителям; скот, лошади — все [222] забирается, домы раззоряются, хлеб и все запасы истребляются. Обыватели стонут, воин буянит, цари проклинаемы.
11-го. Я с отрядом моим в 2 часа пополудни выступил из Биалой и прибыл в 7 часов вечера в Рогозницу по дороге к Мижиричи.
Неприятель в 12 т. был расположен в Радзине и Борки; К оному прибыл сикурс, составленной из пленных гишпанцев, части французов — в 5 т.
Здесь забрано нами более 3 т. гишпанских овец.
Я послан для сикурсирования в нужном случае Ланского. — В ночь получил повеление, естли неприятель будет приближаться к Ланскому, мне отступить заблаговременно.
12-го. В 2 часа пополудни получил я повеление возвратиться в Биалу.
Корпусы Эссена и Ланжерона остановились в Залесье, а Булатова отошел в Вулки.
С 12-го на 13-е число отряды мой и генерал-майора Паденского выступили (из) Биалой, а отряд Ланского из Мижирич.
13-го. В 6 часов поутру прибыли отряды в Залесье. Корпусы Эссена и Ланжерона пошли к Бресту. В 6 часов вечера присоединился к ним отряд Ланского.
14-го. В 6 часов утра весь корпус графа Ламберта выступил из Залесья и около 2 часов пополудни прибыл к Терасполю.
Вся армия наша собралась около Бржеста Литовского. Оная расписана:
корпус Сакена остается при Бржесте для действия противу австрийцев и саксонцев. Сей корпус щитается в 26 т.
Корпусы Эссена и Воинова, как и авангард под командою графа Ламберта, назначены итти к Вилне и далее, в тыл наполеоновой армии.
15-го. В 9 часов я с полками 13-м егерским, Козловским и Колыванским выступил из Бржеста и в 5 часов вечера, чрез Плоски и Ветошки прибыл в Елизарев Став для присоединения в корпус Эссена.
Корпус Эссена по случившейся перемене составился из 8-й дивизии, Тверского драгунского, Белорусского гусарского полков, Олонецкого пехотного и оставлен в Елизаровом Ставе.
Корпус Сабанеева составлен из Павлоградского гусарского, Кинбурнского драгунского, из 5-ти полков [223] 15-й дивизии, 12-го егерского и 7-го егерского полков.
16-го. В 7 часов утра сей корпус следовал до Пружан, а полки 15-й дивизии остались в Чихочи.
17-го. Корпус оставался на том же месте.
18-го. Погода была самая дождливая и ненастная.
19-го. В Пружанах зделаны неболшие заготовки провианта.
20-го. Резервной корпус и 15-я дивизия следовали до деревни Хвойники.
Войски начали ставить по стодолам{29}.
21-го. Корпус шел до Картузы Бериозы и был расположен по деревням в окрестностях оной. Подвижного провиантского магазейна еще нет, и мы уже терпим недостаток в провианте. Лошади доволствуются фуражем от земли. 21-го корпус оставался на том же месте. Я стоял покойно в хорошо убранном и теплом доме.
22-го. По ложным известиям, что неприятель находится в Хомске, корпус оставался на месте.
23-го. Резервной корпус пошел до Косова. 15-я дивизия, не доходя до оного, остановилась в ближней деревне. Косое — неболшое, грязное местечко.
24-го. Резервной корпус и 15-я дивизия шли до местечка Девяткович.
25-го. Корпусы Воинова, резервной и 15-я дивизия соединились в окрестностях Слонима и Журавице.
26-го. По известиям о неприятеле все собрались и стали на бивак при Слониме.
27-го. В полудни, перед вечером, авангард пошел вперед, корпус Воинова на Новогрудок, а резервной корпус и 15-я дивизия — до местечка Полонки. Выступили около 4 часов пополудни, а в Полонку прибыли 28-го в 8 часов утра.
Сего ж числа выступили и следовали до Столович.
28-го. Войски дневали в окрестностях Столович. Здесь были передовые посты неприятелские от Несвижа.
Получено известие, что Шварценберг с австрийцами и Ренье с саксонцами прибыли к Волковицку. Надобно думать, что и Мор присоединится к ним. Генерал Дембровский{30} также имеет до 10 т. французов, смешенными с поляками, да Ренье получил сикурс 13 т. французов.
Итак, щитая Шварценберга в 30 т.
Ренье.....в 33 т.
Дембровского в 10.
Мы имеем противу нас .....73 т.
Цель их — не допустить нас в тыл Наполеона и перерезать [224] ему операционною линию, отрезать ему все подвозы — что, я думаю, нам и не удастся, ибо и они уже силны, как и мы почти. — Мы себя щитаем под командою Чичагова в 80 т. и 400 пушек.
Что, естли бы эдакая армия Суворову?
Здесь земля мало потерпела и почти не раззорена.
Жители здешние смотрят уже на нас как на иностранцев и неприятелей. В три месяца они уже забыли, что они подданные России.
Что, естли бы теперь австрийцы объявили теперь войну Наполеону? Тогда бы сии упадшие австрийцы даровали бы мир и щастие целой Европы.
Армия начинает быть недоволна адмиралом.
30-го. Мы шли до Снова.
31-го. Корпусы шли до Несвижа.
1 -го. Корпусы дневали в Несвиже и окрестностях. Корпус Воинова был в Мире.
Неприятелские войски были в Новосвержене.
2-го. Граф Ламберт прогнал неприятеля из Новосвержена. Наши корпусы шли до Кайданова. В Кайданове граф Ламберт атаковал неприятеля, разбил его, взял до 1500 в плен и две пушки.
Чего дожидался начальник неприятелских войск, зная, что идет целая армия к нему?
Мы продоволствуемся от земли и кой-как.
3-го. Марш был до Гречени. Администрация наша безтолкова, но и француская не лучше нашей.
4-го. Марш был до Минска.
5-го. В Минске была дневка.
6-го. Я с полками Витебским и 13-м егерским поступил в авангард под команду графа Ламберта. Авангард сей составлен из полков:
Александрийского гусарского;
Житомирского,
Стародубенского,
Арзамасского драгунских;
трех казачьих полков;
7-го,
13-го,
14-го,
38-го егерских
и Витебского пехотного, батарейной роты № 34, конных артиллерийских рот № 11 и 12. [225]
Авангард шел до Смолевич. Здесь все предано огню, повсюду пустота, кучи мертвых от болезни французов находим на дорогах; болные их оставлены по деревням брошеными, без пищи, без одежды, без призрения. Каждая изба полна болными, и между ими наполовину умерших уже несколко дней.
В Минске у меня были милые хозяйки — вдова и девушка, обе молоды, а мне ли быть скучну с женщинами.
8-го. Марш авангарда был до местечка Жодин. Здесь получили мы известие от захваченного офицера, что Дембровский спешит к Борисову. Граф Ламберт хотел его предупредить.
9{31}. [226]