Эволюция японской военно-морской стратегии
1. Развитие стратегии в предвоенный период
Чтобы уяснить причины рокового исхода операции, на проведение которой Объединенный флот вышел в конце мая 1942 года, следует вспомнить о стратегических концепциях, господствовавших в японском флоте, в проследить их эволюцию в ходе наших операций в первой фазе войны на Тихом океане.
За много лет до Пирл-Харбора в Японии господствовало мнение, что императорский флот создает свои боевые силы и разрабатывает стратегию, ориентируясь на флот Соединенных Штатов, как на будущего противника, а императорская армия, готовясь к войне и составляя планы предстоящих операций, исходит из предположения, что ей придется иметь дело с Советской Армией.
Однако такая ориентация на двух противников существовала не всегда. До первой мировой войны у армии и флота был один общий противник. Сначала (до конца прошлого столетия) им был Китай, а затем в течение примерно двух десятилетий эту роль выполняла царская Россия, пока первая мировая война и ее последствия коренным образом не изменили международную обстановку.
Япония, участвовавшая в войне на стороне победоносных союзников, вышла из нее первоклассной мировой державой и стала, таким образом, соперником Соединенных Штатов — своего недавнего союзника по оружию — в борьбе за господство на Тихом океане. В то же время революция в России [39] выдвинула молодое Советское государство на второе по важности место в военных планах Японии.
Поэтому в 1918 году была принята новая государственная оборонительная политика, согласно которой Соединенные Штаты определялись как потенциальный противник № 1, а СССР — как противник № 2. С этого времени военно-морская программа Японии была неразрывно связана и разрабатывалась в соответствии с этой политикой. Несколько иначе обстояло дело в сухопутных войсках. Видя в укреплении мощи Советской России препятствие к претворению в жизнь планов континентальной экспансии, армия вновь стала рассматривать Россию как своего главного противника. Так родилась политика двусторонней готовности, которая доминировала до начала войны на Тихом океане.
Когда в 1921 году я поступил в военно-морское училище, будущих офицеров флота уже приучали к мысли, что их «потенциальным противником является Америка». Нам говорили, что флот должен готовиться к наступлению на юг, а это означало столкновение с Соединенными Штатами. В то же время сухопутные силы готовили экспансию на севере, что влекло за собой конфликт с Россией.
В этот период во флоте получила развитие практика посылки в Вашингтон наиболее талантливых офицеров в качестве морских атташе, в то время как армия направляла наиболее достойных выпускников академии генерального штаба сухопутных сил на дипломатическую службу в Москву.
Адмирал Осами Нагано и адмирал Исороку Ямамото, которые, соответственно, как начальник морского генерального штаба и главнокомандующий Объединенным флотом были в начале войны на Тихом океане центральными фигурами в японском флоте, в свое время служили в столице Соединенных Штатов. Такой же опыт имели и многие другие офицеры.
Я не ошибусь, если скажу, что почти все высокопоставленные офицеры, которые на протяжении почти двух десятилетий, предшествовавших Пирл-Харбору, занимали руководящие посты в японском флоте, могли вполне правильно оценить возможности флота Соединенных Штатов. На основе этой оценки они сформулировали концепцию стратегической обороны, которая стала традиционной для японского флота. Эта концепция укоренилась настолько прочно, что почти парализовала мышление в каком-либо ином направлении. [40]
Суть концепции стратегической обороны наиболее отчетливо проявилась в конструкции японских военных кораблей. Наши военно-морские специалисты считали, что в случае войны превосходящие силы американского флота начнут наступательные операции в западной части Тихого океана и задача японского флота будет состоять в том, чтобы перехватить и атаковать противника в непосредственной близости от берегов метрополии. Поэтому, рассуждали они, японские корабли должны обладать всеми возможными преимуществами для ведения такого рода боевых действий.
Для этой цели было решено пожертвовать удобствами личного состава, средствами обороны и дальностью плавания кораблей, чтобы всемерно повысить их атакующую мощь и скорость. Мы стремились создать корабли, которые превосходили бы корабли противника того же класса хотя бы на одну пушку, торпедный аппарат или на один узел скорости. Начиная с легкого крейсера «Юбари», в японском флоте стали строить корабли с одинаковой почти по всей длине корабля высотой надводного борта, в результате чего палуба стала непривычно плоской. Дело здесь в том, что корабли такой конструкции больше всего отвечали действиям в бурных морях, омывающих Японию.
Таким путем руководители японского флота намеревались возместить отсутствующую для Японии возможность превзойти флот Соединенных Штатов в количественном отношении. Все усилия они направили на достижение качественного превосходства своих кораблей, которые предназначались для действий в специфических условиях. В го же время разрабатывались специальные тактические приемы ведения решительных боевых действий против флота противника, особенно при перехвате его сил на подступах к Японии. Использование флота основывалось на принципе «сбалансированных сил», ядром которых должны были явиться линейные корабли.
Новые концепции внедрялись настойчиво и неустанно. В результате всех этих усилий у руководителей флота появилась уверенность, что теперь военно-морские силы Японии смогут противостоять противнику. Она нашла свое выражение в следующей фразе: «Мы уверены не в том, что враг не нападет на нас, а в нашей готовности встретить его, когда он придет».
Однако военно-морская готовность Японии оставалась ограниченной рамками оборонительной концепции, которая предусматривала лишь сохранение мира и обеспечение безопасности [41] страны в случае нападения. Естественно, что мысль о нападении на далекие Гавайские острова никому не приходила в голову. Наши военно-морские руководители никогда не задумывались и над тем, что Япония может быть вовлечена в международный конфликт, в котором ее небольшой флот окажется один на один с флотами нескольких держав.
В конце 1936 года меня зачислили слушателем в военно-морскую академию. Это было напряженное время. Япония собиралась освободиться от ярма договоров, ограничивавших ее военно-морское строительство, а несколько ранее повсюду раздавались тревожные голоса о том, что 1936 год будет переломным и что он может стать годом начала войны между Японией и Соединенными Штатами.
Соперничество на море было, разумеется, больным местом в японо-американских отношениях. В 1921 году на Вашингтонской конференции Япония настаивала на соотношении 7 : 10 в размерах японского и американского флотов. Такое соотношение обеспечивало обороноспособность каждой стороны, но не позволяло ни одной из них напасть на другую или угрожать ей нападением.
В то время специалисты военно-морского флота сходились на том, что в войне на море нападающая сторона должна быть на 50 процентов сильнее обороняющейся. При соотношении 7 : 10, которого добивалась Япония, военно-морской флот США превосходил бы японский не на столько, чтобы он был достаточно силен для ведения агрессивных действий.
Однако конференция установила соотношение 3 : 5 для кораблей основного класса, то есть линейных кораблей, так как авианосцев в то время практически еще не было. Такое соотношение давало американскому флоту значительное превосходство в этом классе кораблей, что, с точки зрения японцев, порождало угрозу агрессии. Поэтому усилия, о которых говорилось выше, направленные на создание более мощных кораблей, пригодных для ведения оборонительных действий, определялись в основном этой угрозой.
В 1930 году в Лондоне была созвана морская конференция с целью распространить ограничения и на другие классы кораблей. На ней Япония вновь настаивала на соотношении общего водоизмещения кораблей неосновных классов 7:10, выдвигая те же мотивы, что и прежде, но и на этот раз ее требования были отвергнуты. [42]
Япония натолкнулась на непреклонность нескольких держав. Стремясь развязать себе руки, она решила отказаться от продления договоров, ограничивавших военно-морское строительство, срок которых истекал в конце 1936 года. Согласно условиям этих договоров в декабре 1934 года, то есть за два года до истечения срока их действия, японское правительство заявило о своем намерении.
В том же году, но несколько раньше, Соединенные Штаты приняли программу Винсона, которая предусматривала увеличение военно-морских сил, что, как утверждали в США, было вызвано изменением обстановки в Европе и Азии. Согласно этой программе мощь американского флота к 1939 году должна была увеличиться до пределов, установленных вашингтонским и лондонским договорами. Японский же флот к этому времени полностью исчерпал предоставленные ему возможности. Поэтому до принятия программы Винсона Япония чувствовала себя в некоторой безопасности, несмотря на установленное договорами соотношение в силах. В случае же если бы программа Винсона была осуществлена, флот Соединенных Штатов на 67 процентов превзошел бы по своей мощи японский, что, как этого боялось японское военно-морское руководство, позволило бы США успешно вести наступательные действия против Японии.
Как только срок действия договоров, лимитирующих военно-морское строительство, истек, Япония сразу же начала принимать контрмеры, стремясь обезопасить себя от последствий осуществления программы Винсона. В 1937 году была принята «Программа Марусан», означавшая третье по счету увеличение военно-морского флота, предпринятое Японией со времени подписания Вашингтонского договора. В этой программе основной упор делался на строительство более совершенных и более мощных кораблей и создание сильного вооружения, чтобы в какой-то мере возместить отставание в численности. В результате этих усилий появились крупнейшие в мире линейные корабли «Ямато» и «Мусаси», обладающие наиболее мощным вооружением.
В академии проблемы строительства военно-морского флота и вопрос о возможности возникновения войны с Соединенными Штатами вызывали, естественно, постоянные дискуссии среди слушателей. Мне особенно запомнилась одна из них, когда большинство участников дискуссии пришло к выводу, что в конечном итоге война с Соединенными Штатами неизбежна. Как и всегда, я воспользовался возможностью высказать свое особое мнение по этому вопросу, до некоторой степени противоречившее общепринятым положениям.
— Если война неизбежна, — доказывал я, — то наша теперешняя политика, направленная на поддержание постоянной боевой готовности военно-морского флота, на мой взгляд, совершенно неправильна, и, пока мы будем следовать ей, нам никогда не удастся победить. Вся беда в том, что мы стараемся быть готовыми к войне — и войне успешной — в любой момент, когда бы противнику ни заблагорассудилось напасть на нас. Однако мы не можем постоянно, безотносительно к тому, когда начнется война, поддерживать уровень вооружений, необходимый для достижения победы.
Поэтому, если мы действительно убеждены, что война неизбежна, мы должны заранее определить время нашего вступления в войну и разработать стройный и подробный план подготовки к ней. В дальнейшем мы должны неуклонно придерживаться этого плана и, главное, избегать преждевременного вступления в войну. Затем, когда время придет и мы достигнем уровня готовности, достаточного для достижения победы, нам следует первыми начать военные действия.
Мой тезис подвергся резкой критике, а я был обвинен в еретическом извращении сущности принципа готовности.
— Вооружение, — утверждали мои оппоненты, — служит делу сохранения мира, а не подготовке к войне. Главная цель вооружения состоит в том, чтобы избежать необходимости вступления в войну.
Это была, конечно, ходячая версия теории готовности. Однако в рассуждениях моих коллег было одно противоречие, которое я и поспешил отметить.
— Как же вы можете придерживаться этого утверждения, — спросил я, — считая в то же время, что война с Соединенными Штатами неизбежна? Ваша предпосылка уже сама по себе ошибочна. Японии и Соединенным Штатам вовсе не предопределена судьба быть непримиримыми врагами. В сущности, я не против концепции готовности. Я возражаю лишь против существующего метода подготовки наших военно-морских сил.
Во-первых, я считаю бессмысленным создавать вооруженные силы в противовес вооруженным силам какой-то другой страны. Допустим, что нам удастся достичь уровня, при котором мы сможем при любых условиях разгромить [45] американский флот — нашего предполагаемого противника. Но и в этом случае мы не будем в безопасности, поскольку при современных условиях всякая война, по всей вероятности, перерастет в войну мировую. Пусть мы будем успешно выполнять нашу программу и строить первоклассные корабли, подобные «Ямато» и «Мусаси», но только они одни не смогут обеспечить нам победу в случае возникновения международного конфликта. Поэтому Японии следует проводить более гибкую и умиротворяющую внешнюю политику.
Во-вторых, я считаю ошибочной нашу теперешнюю политику в области военно-морского строительства, поскольку она не учитывает радикальных изменений в методах ведения войны. Мы должны отказаться от мысли, что нам следует лишь опередить наших противников в строительстве военных кораблей. В будущем решающим фактором станут военно-воздушные силы. Традиционные военно-морские силы, основная мощь которых состоит в надводных кораблях, стали, в сущности, декоративным украшением. Кроме того, будущая воздушная война будет войной тотальной. Она потребует мобилизации всех национальных ресурсов. Но я боюсь, что нынешний уровень развития нашей экономики недостаточен для того, чтобы мы смогли обеспечить свою безопасность, создав мощные военно-воздушные силы. Прежде всего нам необходима более дальновидная внутренняя политика.
Мои коллеги слушали эти замечания с таким выражением, как будто говорили: «Ну, опять начал разглагольствовать о своей всемогущей авиации». Тем дискуссия и закончилась.
Каковы бы ни были недостатки в обеспечении готовности флота, сухопутные войска уже со времени маньчжурского инцидента 1931 года, успешно использовали надводные силы флота для экспансии на континенте. В 1937 году произошел так называемый северокитайский инцидент, который вскоре вылился в японо-китайскую войну. Военные действия постепенно перемещались на юг, пока в сентябре 1940 года японские войска не утвердились в северной части Индокитая. В том же месяце Япония заключила военный союз с Германией и Италией, и с этого времени ее отношения с Соединенными Штатами стали быстро ухудшаться, пока не привели к полному разрыву.
К концу 1941 года руководители нашего военно-морского флота оказались перед необходимостью выбора между миром [46] и войной. Я искренне верю, что большинство из них склонялось к миру.
Пацифистские настроения были особенно сильны среди старых адмиралов, которые предостерегали от слепой веры в непобедимость Японии. Они указывали, что войны 1895 и 1904 годов закончились успешно благодаря не только военным, но и большим политическим усилиям и вовсе не являются «полнейшим триумфом Японии», как заявляют пропагандистски настроенные историки. Судебный процесс над военными преступниками, состоявшийся в Токио после капитуляции Японии, показал, что адмиралы Окада и Енаи, ушедшие в отставку в 1941 году, а также адмирал Тоёда, находившийся на действительной службе, выступали против участия Японии в войне.
Известно также, что даже адмирал Исороку Ямамото, которому флот больше чем кому-либо доверял как руководителю и который являлся в то время главнокомандующим Объединенным флотом, был против вступления Японии в войну. Он ясно дал понять, что если исходить из возможностей военно-морских сил и национальных ресурсов, то, по его мнению, флот сможет успешно вести войну не больше года.
Эти колебания некоторой части руководителей флота расценивались армией, главным противником которой являлась скорее Россия, нежели Соединенные Штаты и Великобритания, и некоторой частью японской общественности, слепо верившей в непобедимость Японии, как малодушие и нерешительность. К тому же в самом флоте наряду с пацифистскими настроениями существовало мнение, что Япония должна немедленно взяться за оружие или в противном случае она задохнется в тисках англо-голландско-американских экономических репрессий.
После того как Япония, ослепленная победами Германии в Европе, заключила военный союз со странами оси, Соединенные Штаты, Великобритания и Голландия усилили экономический нажим на Японию. Когда в июле 1941 года японские войска двинулись в южную часть Индокитая, эти три державы нанесли сокрушительный ответный удар — они объявили эмбарго на экспорт нефти в Японию.
Прекращение импорта нефти ударило по самому уязвимому месту японского флота. Топливные запасы флота, составлявшие 6 450 000 т, уменьшались с каждым днем, и даже при самой строгой экономии они были бы исчерпаны самое большее в 3–4 года. Без нефти же японские вооруженные [47] силы стали бы совершенно беспомощными, и тогда Япония была бы вынуждена удовлетворить любое требование англо-американского блока.
Когда весной 1941 года начались японо-американские переговоры, многие надеялись, что будет найдено мирное решение вопроса. Однако по мере того как переговоры продолжались, а надежды на достижение обоюдно приемлемого соглашения не появлялось, провоенная фракция все громче кричала о последствиях эмбарго на ввоз нефти, утверждая, что Японии остается одно из двух: или взяться за оружие, пока еще не поздно, или примириться с неизбежностью безоговорочной капитуляции.
Следует заметить, что большинство офицеров военно-морского флота держалось в стороне от этих бесконечных и ожесточенных дискуссий по вопросу о войне и мире. Предоставляя решение такого серьезного вопроса высшим кругам политического руководства страны, они всю свою энергию направляли на повышение боеспособности флота.
Тем временем уже с начала 1941 года специалисты по военно-морским вопросам начали осторожно давать советы пересмотреть взгляды на роль флота и характер военных действий на море. Становилось очевидным, что традиционная концепция, рассчитанная на проведение только оборонительных действий в японских водах, не будет соответствовать характеру той войны, к которой Япония неуклонно приближалась.
2. Стратегический план первой фазы войны
Если прежде руководители японского флота думали исключительно о борьбе против одного противника — Соединенных Штатов, то теперь они должны были пересмотреть свои планы и сделать их пригодными на случай участия Японии в мировой войне. Японии, как одной из стран оси, следовало учитывать, что ей придется вести борьбу против тихоокеанских флотов двух сильнейших морских держав — Великобритании и США, не говоря о Голландии. С Китаем Япония воевала уже с 1937 года.
Совершенно очевидно, что конфликт такого масштаба должен был вылиться в длительную войну, исход которой зависел бы от наличия запасов природных стратегических ресурсов. Что же касается Японии, то она очень скоро должна была ощутить нехватку нефти. Это и определило японскую стратегию в первой фазе войны, точно так же, как [48] позднее именно нехватка нефти лишила Японию последней решимости продолжать борьбу.
Естественно, что, стремясь обеспечить себя запасами нефти, Япония с самого начала войны и как можно скорее должна была захватить богатые нефтью районы Юго-Восточной Азии. Все военно-морские специалисты сходились на необходимости оккупации этих районов, но в вопросе о том, как лучше осуществить это намерение, мнения двух основных органов, занимавшихся вопросами военно-морской стратегии — морского генерального штаба и штаба Объединенного флота, — резко расходились.
Основной план войны, разработанный морским генеральным штабом, который возглавлял адмирал Осами Нагано, был более последовательным и более осторожным, по крайней мере на первый взгляд. В нем последовательно проводился принцип максимальной концентрации сил, или, коротко говоря, предусматривалось использование всех надводных и воздушных сил флота, включая авианосное соединение Нагумо, для решительного удара в южном направлении с целью захвата уже в самом начале военных действий богатых нефтью районов. Таким образом, по плану морского генерального штаба предполагалось овладеть этими районами прежде, чем главные силы Тихоокеанского флота США, находившиеся в далеком Пирл-Харборе, сумеют помешать этому. Если же затем американский флот попытается нанести ответный удар, наш флот перехватит и уничтожит его в западной части Тихого океана так, как это предусмотрено старой оборонительной доктриной.
Пока морской генеральный штаб занимался разработкой этого плана, некоторые офицеры штаба Объединенного флота самостоятельно изучали возможности осуществления гораздо более смелого и решительного стратегического замысла. Теперь точно известно, что основная идея этого плана сложилась в уме адмирала Исороку Ямамото, главнокомандующего Объединенным флотом, уже в 1941 году.
Адмирал Ямамото прежде всего был озабочен потенциальной угрозой со стороны сильного американского флота, базировавшегося на Гавайские острова. Стремление морского генерального штаба бросить большую часть сил на захват богатых нефтью южных районов вызывало у него серьезные опасения. По его мнению, в этом случае американский флот получал возможность осуществить нападение в западной части Тихого океана прежде, чем мы сумеем перестроить силы для его отражения. Поэтому совершенно [49] понятно, что главнокомандующий Объединенным флотом считал необходимым ликвидировать эту опасность, нанеся мощный удар по Тихоокеанскому флоту США одновременно с проведением операций на юге. Уже здесь проскальзывает мысль о внезапном нападении на Пирл-Харбор.
Адмирал Ямамото в общих чертах изложил свой смелый план в конфиденциальной беседе с контр-адмиралом Ониси, которому предстояло стать организатором первых авиационных подразделений смертников. Ониси был одним из самых блестящих офицеров корпуса морской авиации и пользовался большим уважением как человек принципиальный и дальновидный. Он тщательно продумал идею Ямамото.
Уже с самого начала Ониси понимал, что для успеха нападения на Тихоокеанский флот в его базе на Гавайских островах необходимо использовать авианосное соединение (1-й воздушный флот), которое в то время состояло из четырех тяжелых, двух легких авианосцев и эскадренных миноносцев. Дело в том, что 11-й воздушный флот, которым командовал сам Ониси, располагал в основном самолетами базовой авиации и, естественно, не мог атаковать Гавайские острова со своих баз на Маршалловых островах, так как расстояние между ними составляло 2000 миль. Эти авиационные силы могли эффективно использоваться лишь против Филиппин и Малайи.
Поэтому Ониси обратился за помощью к капитану 2 ранга Минору Гэнда — офицеру штаба 1-го воздушного флота, который разделял взгляды Описи на решающую роль морской авиации.
Гэнда начал свою карьеру во флоте летчиком-истребителем. Искусство и смелость, проявленные им на этом поприще, принесли его подразделению прозвище «фокусники Гэнды».
Но Гэнда был больше, чем искусный летчик. Он хорошо разбирался в вопросах оперативного использования авиации. Являясь начальником оперативного отдела штаба 2-й объединенной авиагруппы, направленной в 1937 году в район Шанхая, Гэнда способствовал внедрению новых, гораздо более совершенных методов массового использования истребителей дальнего действия. Значительным вкладом Гэнда в область боевого использования военно-воздушных сил является разработка методов массового применения истребителей для установления господства в воздухе в том районе, где должны действовать свои бомбардировщики. [50]
Me менее ценны предложенные им приёмы использования нескольких авианосных групп специального назначения на одном тактическом участке. Эти новые методы, успешно примененные в. первой фазе войны на Тихом океане, стали широко известны в американских авиационных кругах под названием «гэндаизма».
По просьбе адмирала Гэнда всесторонне изучил возможности осуществления идеи адмирала Ямамото о нападении на Гавайские острова и изложил свои соображения в обширной докладной записке. Оч пришел к выводу, что удар по Гавайским островам может быть успешным лишь при выполнении следующих необходимых условий:
1) в нападении должны участвовать все шесть тяжелых авианосцев{3};
2) для участия в ударе должны быть отобраны наиболее опытные командиры и наиболее подготовленный летный состав;
3) необходимо соблюдать полнейшую секретность для обеспечения внезапности нападения.
Доклад Гэнда убедил адмирала Ямамото, что воздушное нападение на Пирл-Харбор силами авианосной авиации является реальным, и штаб Объединенного флота занялся дальнейшей разработкой этой идеи. Однако, когда ориентировочный план нападения был представлен в морской генеральный штаб, он, естественно, встретил сильную оппозицию, так как к этому времени здесь окончательно пришли к выводу, что основные силы флота должны быть использованы для захвата южных районов.
По мнению морского генерального штаба, отвлечение значительной части флота, включая фактически все имеющиеся авианосцы, для нападения на Пирл-Харбор ставило под сомнение успех операций на юге. Этот аргумент, конечно, имел под собой почву, так как в то время даже в авиационных кругах немногие верили, что базовая авиация одна сможет обеспечить и поддержать операции на юге. К тому же многие имели достаточно верное представление о мощи американских, английских и голландских военно-морских сил в тихоокеанских водах.
Наряду с этим офицеры морского генерального штаба указывали, что нападение на Пирл-Харбор является слишком [51] рискованным предприятием, так как успех его всецело зависит от того, удастся ли захватить американский флот врасплох в его базе. Если же это условие по каким-либо причинам не будет выполнено, вся операция провалится и, возможно, с роковыми последствиями.
В успехе операции сомневался не только морской генеральный штаб. Вице-адмирал Нагумо, 1-й воздушный флот которого должен был сыграть решающую роль в нападении на Гавайские острова, с самого начала выступал против этого плана. Нагумо был согласен с мнением морского генерального штаба, что максимум сил следует бросить на юг для захвата богатых нефтью районов, так как эта задача являлась первостепенной по своей стратегической важности. Отмечая рискованность плана Ямамото, Нагумо указывал также на уязвимость авианосцев в случае воздушной атаки противника. Даже тяжелый авианосец, предостерегал он, можно очень легко вывести из строя несколькими попаданиями бомб.
Однако точку зрения вице-адмирала Нагумо разделяли не все его подчиненные. Контр-адмирал Ямагути, командир 2-й дивизии авианосцев, с энтузиазмом поддержал план Ямамото. Он доказывал, что Тихоокеанский флот США является главной силой союзников на Тихоокеанском театре военных действий, и поэтому уничтожение этого флота следует рассматривать как основную стратегическую задачу. Япония не сможет использовать свои успехи на юге, если американскому флоту не будет причинен значительный ущерб. И, наоборот, если в самом начале боевых действий он будет разгромлен в Пирл-Харборе, захват и эксплуатация богатых нефтью районов станет простым делом.
Сам Ямамото со всей твердостью и решительностью настаивал на проведении в жизнь плана нападения на Пирл-Харбор. Он, безусловно, был против вступления Японии в войну, но решение по этому вопросу было принято, и теперь вся ответственность за успешное ведение боевых действий на море ложилась на него. Тихоокеанский флот США был чрезвычайно опасным противником, и его разгром являлся первостепенной и основной задачей Ямамото. Достижения в области морской авиации позволяли напасть на Тихоокеанский флот США у Гавайских островов, не дожидаясь, когда он выйдет в западную часть Тихого океана. Разумеется, эта операция была связана с известным риском, но Ямамото не видел причин для колебаний в вопросе о ее проведении. [52]
Тем не менее морской генеральный штаб очень неохотно шел на уступки. Дело дошло до того, что адмирал Ямамото пригрозил, что он сложит с себя обязанности главнокомандующего Объединенным флотом, если план его не будет принят. Он заявил также, что готов лично командовать Ударным авианосным соединением во время нападения на Гавайские острова, если адмирал Нагумо не решится на эту операцию. Перед этим ультиматумом начальнику морского генерального штаба адмиралу Нагано пришлось отступить. Документы, ставшие известными в настоящее время, говорят о том, что Нагано в конце концов дал согласие на встречу с Ямамото в Токио 3 ноября 1941 года, всего за 35 дней до нападения на Пирл-Харбор.
Таким образом, стратегия первой фазы войны на Тихом океане была, наконец, определена. Оборонительные концепции предвоенных дней умерли и были похоронены. Новым девизом стало слово «нападение».
Между тем события на политическом фронте стремительно приближали Японию к войне. 5 ноября правительство и высшее военное командование приняли совместное решение о том, что Япония возьмется за оружие, если к концу ноября дипломатические переговоры не приведут к соглашению. В этот же день адмирал Ямамото приказал Объединенному флоту закончить приготовления к войне и в общих чертах охарактеризовал действия флота на первом этапе, включая и нападение на Пирл-Харбор. 7 ноября главнокомандующий Объединенным флотом издал приказ, в котором начало военных действий было ориентировочно намечено на 8 декабря.
3. Нападение на Пирл-Харбор
22 ноября оперативное соединение, выделенное для атаки Пирл-Харбора, в составе 23 кораблей и 8 танкеров под командованием вице-адмирала Нагумо в строжайшей тайне собралось в заливе Хитокаппу (Курильские острова). Соединение состояло из Ударной группы, насчитывавшей шесть авианосцев (1, 2 и 5-я дивизии авианосцев), Группы прикрытия в составе двух быстроходных линейных кораблей (2-й отряд 3-й дивизии линейных кораблей), двух тяжелых крейсеров (8-я дивизия крейсеров), одного легкого крейсера и девяти эсминцев (1-я эскадра эскадренных миноносцев), Передового отряда в составе трех подводных лодок и Отряда снабжения из восьми танкеров. [53]
26 ноября в 06.00 корабли соединения вышли из залива и разными маршрутами направились к заранее намеченному пункту сбора, который находился на 42° сев. широты и 170° зап. долготы. Здесь они должны были получить последние указания, которые зависели от окончательного решения вопроса о том, начинать или не начинать войну.
1 декабря такое решение приняли, и оно было за войну. На следующий же день вице-адмиралу Нагумо, продвигавшемуся на восток, был направлен приказ главнокомандующего Объединенным флотом, в котором нападение на Пирл-Харбор назначалось на 7 декабря{4}.
3 декабря (4 декабря по японскому времени) соединение взяло курс на юго-восток, а в 11.30 6 декабря повернуло на юг и направилось прямо к о. Оаху, увеличив скорость до 24 узлов.
В 00.50 7 декабря, находясь всего лишь в нескольких часах хода от точки подъема самолетов, соединение приняло тревожное сообщение из Токио. Императорская ставка доводила до сведения Нагумо, что авианосцев противника в Пирл-Харборе нет{5}. Американские авианосцы были нашей главной целью, и мы рассчитывали застать их здесь. Повидимому, и авианосцы и тяжелые крейсера вышли в море. Однако в сообщении указывалось, что линейные корабли находятся в Пирл-Харборе.
Несмотря на это, правда, запоздалое предупреждение, вице-адмирал Нагумо и его штаб решили, что при сложившихся обстоятельствах ничего не остается, как осуществить нападение согласно плану. Линейные корабли тоже представляли собой важный и заманчивый объект. Кроме того, имелась некоторая надежда, что несколько авианосцев все-таки вернутся в Пирл-Харбор к началу удара. Итак, оперативное соединение устремилось к своей цели. Все были теперь начеку и готовы к бою. [54]
В предрассветной темноте 7 декабря авианосцы Нагумо достигли точки подъема самолетов и теперь находились в 200 милях к северу от Пирл-Харбора. Час атаки настал! Авианосцы развернулись против ветра, и в 06.00 первая волна авиационной ударной группы нашего соединения, насчитывавшего в общей сложности 353 самолета, поднялась с авианосцев и направилась к цели. Этой волной командовал я.
Первая атакующая волна состояла из 183 самолетов. Здесь были бомбардировщики типа «97», пикирующие бомбардировщики типа «99», торпедоносцы и истребители. Я летел на флагманском самолете, за мной под моим непосредственным командованием следовало 49 бомбардировщиков типа «97». Каждый из них нес одну 800-килограммовую бронебойную бомбу.
Справа и несколько ниже под командованием капитана 3 ранга Мурата шли 40 самолетов с четырех авианосцев, неся по торпеде, подвешенной под фюзеляжем. Левее и выше меня летела группа из 51 пикирующего бомбардировщика под командованием капитана 3 ранга Такахаси. Каждый из этих самолетов нес 250-килограммовую бомбу. Силы прикрытия, которые состояли из трех групп истребителей типа «О», насчитывавших в общей сложности 43 машины, под командованием капитана 3 ранга Итая ушли вперед, чтобы отразить возможное нападение со стороны авиации противника.
Погода была далеко не идеальной. Сильный северовосточный ветер вздымал тяжелые волны. Летя на высоте 3000 метров, мы были выше плотного слоя облаков, который опускался вниз до высоты 1500 метров. Только что взошло солнце, залив ярким пламенем восточную часть неба.
Я знал, что через час сорок минут после вылета мы должны подойти к цели. Напрягая зрение, я старался не пропустить момента, когда появится земля, но в небольших разрывах облаков мелькала лишь поверхность океана. Вдруг прямо под моим самолетом появилась длинная белая линия бушующего прибоя. Это был северный берег о. Оаху.
Небо над Пирл-Харбором было чистым. Вот, наконец, видна и сама гавань. Над ней висела легкая дымка утреннего тумана. Я внимательно рассматривал в бинокль корабли, мирно стоявшие на якорях. Да, линкоры были на месте. Я насчитал их восемь. Но наша надежда на то, что [55] в гавани окажется и несколько авианосцев, не оправдалась. Я не видел ни одного.
Было 07.49, когда я приказал своему радисту передать команду «Атака!». Он немедленно стал выстукивать установленный сигнал.
Ведя за собой всю атакующую волну, торпедоносцы Мурата устремились вниз, а истребители Итая ушли вперед, чтобы перехватить истребители противника в случае их появления. Группа пикирующих бомбардировщиков Такахаси набрала высоту и скрылась из виду. Тем временем мои бомбардировщики сделали петлю в направлении Барберс-Пойнт, чтобы выйти на цель в предусмотренное планом атаки время. В небе не было ни одного вражеского истребителя, а на земле — ни одной орудийной вспышки.
В 07.53 на «Акаги» отправили донесение: «Внезапная атака удалась!» Это сообщение получили на авианосце и в должное время передали в Японию. Однако, как я с удивлением узнал позже, донесение, посланное из моего самолета, было непосредственно принято в «Нагато», который находился в заливе Хиросима, и генеральным штабом в Токио.
Атака началась бомбардировкой аэродрома Уилер. Вслед за тем пикирующие бомбардировщики атаковали аэродром Хикэм и объекты на о. Форд. Боясь, что дым от взрывов бомб закроет цель, Мурата ускорил выход своей группы на линейные корабли, стоявшие на якорях у восточного берега о. Форд. От самолетов отделились торпеды и полетели вниз. Скоро в гавани поднялась целая серия белых водяных столбов.
Истребители Итая господствовали в небе над Пирл-Харбором. Появившиеся было четыре вражеских истребителя скоро были сбиты. К 08.00 в воздухе не оставалось ни одного самолета противника, и наши истребители начали штурмовать аэродромы.
Моя группа бомбардировщиков готовилась лечь на боевой курс. Нашей целью были линейные корабли, стоявшие на якорях у восточного берега о. Форд. Достигнув высоты 3000 метров, я выслал вперед ведущий самолет.
По мере нашего приближения к цели зенитный огонь противника стал сосредоточиваться на моей группе. Повсюду появлялись темно-серые клубки разрывов. В основном огонь вела корабельная артиллерия, но активно действовали и береговые батареи. Вдруг мой самолет сильно подбросило, как будто по нему ударили чем-то тяжелым. [56]
Когда я оглянулся, чтобы узнать в чем дело, радист сказал мне:
— Пробит фюзеляж и поврежден руль направления.
Нам повезло — самолет еще подчинялся управлению, а это было главным, так как мы приближались к цели и должны были точно выдерживать курс. Мой самолет подходил к точке сбрасывания, и все внимание я сосредоточил на ведущем самолете, чтобы уловить момент, когда он сбросит бомбы. Вдруг облако скрыло от нас корабли противника, и не успел я сообразить, что мы прошли цель, как ведущий самолет сделал вираж и повернул прямо на Гонолулу. Из-за облака мы пропустили точку сбрасывания и должны были сделать новый заход.
В то время как моя группа делала вторую попытку выйти на цель, другие группы делали такие же заходы, причем некоторым из них пришлось делать это трижды, прежде чем они добились успеха. Мы уже почти легли на боевой курс, как вдруг на одном из линейных кораблей раздался взрыв страшной силы. Колоссальный столб черно-красного дыма поднялся на высоту 1000 метров. Очевидно, взорвался корабельный артиллерийский погреб{6}. Даже мы ощутили удар взрывной волны, хотя находились в нескольких милях от гавани.
Выйдя на боевой курс, мы встретили сильный сосредоточенный огонь зенитной артиллерии. В этот момент ведущий самолет успешно вышел на цель и сбросил бомбы. Остальные самолеты нашей группы сделали то же самое. Я тотчас же лег на дно кабины и открыл смотровой люк, чтобы следить за попаданиями наших бомб. Было видно, как четыре бомбы полетели вниз. Впереди темнела наша цель — два линейных корабля, стоявшие борт к борту. Бомбы становились все меньше и меньше и, наконец, совсем скрылись из глаз. Я затаил дыхание и вдруг увидел, как два крошечных клуба дыма появились на корабле слева. «Два попадания!» — крикнул я, решив, что наши бомбы поразили линкор «Мэриленд»{7}. [57]
Попадания бронебойных бомб со взрывателем замедленного действия почти незаметны с большой высоты. И наоборот, всякий промах заметен очень хорошо, так как бомбы оставляют на воде концентрически расходящиеся круги, и я увидел два таких круга.
Закончив бомбометание, бомбардировщики направились на север к своим авианосцам. Сам Пирл-Харбор и аэродромы подверглись значительному разрушению. От строгого порядка, царившего в базе час назад, не осталось и следа. К этому времени зенитный огонь значительно усилился, но истребители противника не появлялись. Мы по-прежнему господствовали в воздухе.
В 08.54 я неожиданно услышал голос капитана 3 ранга Симадзаки, командира авиационной боевой части «Дзуйкаку», командовавшего самолетами второй волны. Он приказывал своим 170 самолетам начать атаку. Самолеты второй волны поднялись с авианосцев в 07.15, час пятнадцать минут спустя после вылета первой волны, и теперь были над целью. Я не возвратился на свой авианосец вместе с первой волной, а продолжал кружиться над островом и, таким образом, видел результаты обеих атак. К тому же было предусмотрено, что мой самолет вернется последним, чтобы привести на авианосцы наши истребители, которые не имели приводного радиооборудования.
Во второй волне было 54 бомбардировщика типа «97», которыми командовал Симадзаки. Их бомбовый груз состоял из двух 250-килограммовых бомб или одной такой бомбы и шести 60-килограммовых. Целью этой группы были аэродромы.
Группа пикирующих бомбардировщиков, возглавляемая капитаном 3 ранга Егуса (командир авиационной боевой части «Сорю»), состояла из 80 бомбардировщиков типа «99», вооруженных 250-килограммовыми бомбами. По первоначальному замыслу они должны были атаковать авианосцы противника. Но поскольку авианосцев в Пирл-Харборе не оказалось, пикирующие бомбардировщики сами выбирали себе цели среди кораблей, которые остались невредимыми или были мало повреждены в результате атаки самолетов первой волны. Прикрытие второй волны обеспечивалось 36 истребителями под командованием капитан-лейтенанта Синдо.
Идя вслед за бомбардировщиками Симадзаки, истребители устремились на Пирл-Харбор и его аэродромы. В этот момент, перевалив через горы восточного побережья, подошли [58] пикирующие бомбардировщики Егуса и вслед за ведущим самолетом своего командира, который был хорошо заметен по красному хвосту, начали пикирование. От горящих кораблей и портовых сооружений поднимался густой дым. Он сильно затруднял атаку, но пикирующие бомбардировщики настойчиво выполняли свою задачу.
Большая часть бомбардировщиков Симадзаки бомбила аэродром Хикэм. Остальные атаковали о. Форд и авиабазу Канэохэ. Бомбардировщики летели на высоте не более 2000 метров, чтобы производить бомбометание, находясь ниже облаков. Несмотря на это, ни один самолет не был сбит огнем зенитной артиллерии, хотя почти половина из них получила пробоины.
К 13.00 самолеты возвратились на авианосцы. Из 353 самолетов, участвовавших в воздушном налете, было потеряно всего лишь 9 истребителей, 15 пикирующих бомбардировщиков и 5 торпедоносцев. Потери в живой силе составили в общей сложности 55 офицеров и рядовых. Что же касается потерь противника, то восемь линкоров — фактически все линейные корабли Тихоокеанского флота США, — надо думать, были потоплены или тяжело повреждены{8}. Кроме того, военно-воздушным силам противника, базировавшимся на о. Оаху, был нанесен такой сокрушительный удар, что в результате ни один американский самолет не атаковал нашего соединения.
Даже сторонники линейных кораблей, считавшие их решающей силой в войне на море, были вынуждены признать наш полнейший триумф. Дело дошло до того, что летчики, вернувшиеся из первой атаки, единодушно настаивали на дальнейшем развитии операции, чтобы нанести противнику еще больший урон. Наши ударные силы не понесли, фактически, никакого ущерба. Мы господствовали в воздухе. Ничто, казалось, не стояло на нашем пути. [59]
После того как атака Пирл-Харбора закончилась, мы собрались в командирской рубке на полетной палубе «Акаги», чтобы подвести итоги и наметить план дальнейших действий. Каждый из нас был за развитие успеха, но мы хотели не столько причинить новый ущерб уже пораженным целям, сколько найти и уничтожить авианосцы противника, ускользнувшие от нас.
Совершенно неожиданно у меня созрел план, который мог бы помочь осуществлению этой задачи. Мы предполагали, что авианосцы и тяжелые крейсера противника находятся на учениях где-то южнее о. Оаху. Я подумал, что еще одним ударом с воздуха по о. Оаху мы могли бы заставить авианосные силы противника подойти ближе к Пирл-Харбору. И тогда, если наше соединение вместо того, чтобы уйти тем же путем, каким пришло, обогнет Гавайские острова с юга и направится к Маршалловым островам, ведя поиск силами авиации, вполне вероятно, что нам удастся обнаружить американские авианосцы.
Эта идея нашла горячий отклик у моих товарищей, но одно непреодолимое препятствие помешало ее осуществлению. Наши танкеры уже отправились в заранее намеченную точку. Они находились теперь значительно севернее нас и в случае принятия моего плана не смогли бы вовремя встретиться с кораблями нашего соединения, чтобы обеспечить их топливом.
Так нам пришлось расстаться с последней надеждой уничтожить авианосцы противника. Докладывая адмиралу Нагумо о результатах налета, я упорно настаивал на еще одном ударе по о. Оаху, как на лучшем варианте наших последующих действий. Однако его решение, на которое, как мне кажется, в значительной степени повлияло мнение начальника его штаба контр-адмирала Кусака, состояло в том, чтобы закончить боевые действия и лечь на обратный курс. В 11.30 по флажному сигналу с «Акаги» наше соединение взяло курс на северо-запад и двинулось в обратный путь так же быстро и молча, как и пришло.
За исключением кораблей, вошедших в специально организованное соединение, которое состояло из 2-й дивизии авианосцев («Сорю», «Хирю»), 8-й дивизии крейсеров («Тонэ», «Тикума») и двух эскадренных миноносцев, все соединение направилось во Внутреннее Японское море. 23 декабря оно прибыло на якорную стоянку у о. Хасира. Что касается кораблей специально организованного соединения, то они 16 декабря по приказу главнокомандующего [60] Объединенным флотом были направлены на поддержку нашего наступления на атолл Уэйк{9}.
Военно-морские эксперты и историки, особенно за границей, недоумевали по поводу причин, заставивших адмирала Нагумо принять решение об отходе, не развив должным образом достигнутый успех. Мне известен лишь один документ, в котором адмирал дает оценку обстановки, заставившей его принять такое решение. В этом документе говорится следующее:
1. Во время первой атаки мы нанесли противнику максимальный урон и нельзя было ожидать, что в последующих атаках нам удалось бы значительно увеличить его.
2. Даже во время первой атаки зенитная артиллерия противника так быстро открыла огонь, что преимущества внезапного нападения фактически свелись к нулю. Поэтому следовало ожидать, что при повторной атаке наши потери оказались бы несоизмеримыми с результатами, которых мы могли достичь.
3. Из перехваченных радиограмм явствовало, что противник располагает по крайней мере 50 тяжелыми бомбардировщиками, готовыми к бою. Кроме того, мы не знали, где находятся и что делают авианосцы, тяжелые крейсера и подводные лодки противника.
4. Для нас было крайне невыгодно оставаться под угрозой удара со стороны базовой авиации противника, тем более что радиус действия наших разведывательных самолетов был ограничен (250 миль), а наш передовой отряд подводных лодок действовал в районе Гавайских островов независимо от нас.
Говоря о причинах отхода Нагумо, следует остановиться на гораздо менее логичных рассуждениях, которым часто предаются после войны. Для многих казалось непонятным, почему японцы сразу не захватили Гавайские острова и ограничились ударом по Пирл-Харбору. Подобные рассуждения возникли благодаря крупному успеху, которым неожиданно закончилось наше нападение. Когда принималось решение о проведении операции, мы вовсе не были уверены в успехе. В то время мы чувствовали себя так, как если бы нам предстояло выдергивать перья из хвоста орла, и, естественно, захват Гавайских островов не входил в наши планы. [62]
Больше того, как указывалось ранее, главной стратегической задачей первой фазы войны являлось обеспечение Японии нефтяными ресурсами. Нападение на Пирл-Харбор само по себе было задумано как вспомогательная операция в ходе выполнения этой большой задачи. И так как наши военные ресурсы были ограничены, а главной целью являлась нефть, то на этой стадии войны мы не могли и помышлять о захвате Гавайских островов.
В общем удар по Пирл-Харбору достиг своей основной стратегической цели — воспрепятствовать вмешательству Тихоокеанского флота США в наши операции на юге. Но нам не удалось причинить ни малейшего вреда авианосцам противника. Этот факт сильно угнетал штаб адмирала Нагумо и офицеров-летчиков, когда наше соединение возвращалось в японские воды. Мы сразу же стали строить планы последующих операций, с помощью которых можно было бы добиться того, чего не удалось осуществить в Пирл-Харборе.
Наряду с этим мы разрабатывали новую тактику борьбы против авианосцев противника. Суть ее сводилась к объединению самолетов всех наших шести авианосцев в одну мощную атакующую группу в составе истребителей, бомбардировщиков и торпедоносцев, которые должны были наносить сосредоточенные удары по противнику. Мы не сомневались, что эта новая тактика принесет нам успех.
С другой стороны, капитан 2 ранга Гэнда, как начальник оперативного отдела штаба Нагумо тщательно продумал основные стратегические и тактические проблемы, стоявшие перед нами. Он пришел к выводу, что в последующих операциях все усилия следует направить на уничтожение вражеских авианосцев. А чтобы заставить противника выйти из базы и навязать ему бой, он считал целесообразным провести операции по захвату о. Мидуэй, а также рифа Кингмен, который находится в 960 милях к юго-западу от Пирл-Харбора. Таким образом, Гэнда первый сформулировал ту основную идею, которая шесть месяцев спустя нашла свое воплощение в операции по захвату о. Мидуэй.
План Гэнда был, разумеется, встречен нами с полным одобрением. С нашей точки зрения, это был логический путь к использованию и развитию нашего первоначального успеха, и мы чувствовали, что удар следовало нанести без промедления. Наше желание приступить к осуществлению этого плана было таким сильным, что предлагали даже направить [63] в Трук для поддержки операции по захвату атолла Уэйк все соединение, которое затем должно было быть готовым к боевым действиям против авианосцев противника. Однако, возвратившись в Японию, мы увидели, что наши военно-морские руководители, ликовавшие по поводу уничтожения такого большого количества линейных кораблей в Пирл-Харборе, не собираются что-либо предпринимать против авианосцев противника. Насколько мне известно, единственным высокопоставленным военно-морским офицером, который подверг критике тот факт, что нам не удалось причинить вреда вражеским авианосцам, был контр-адмирал Уэно, занимавший в то время пост командующего корпусом морской авиации в Йокосука.
4. Участие соединения Нагумо в операциях на юге
К тому времени, когда основная часть наших сил возвратилась в свои воды после успешного нападения на Пирл-Харбор, операции на юге были в самом разгаре. Наши войска уже продвигались в южную часть п-ова Малакка к Сингапуру. Таиланд был оккупирован. 16 декабря захватом города Мири началась оккупация богатых нефтью районов на о. Борнео. Уже через два дня после начала боевых действий авиации удалось добиться крупного успеха — в водах восточнее п-ова Малакка ею были потоплены линейный корабль «Принс оф Уэлс» и линейный крейсер «Рипалс», составлявшие ядро английского Дальневосточного флота.
В других районах нашим войскам также удалось добиться значительных успехов. Захват Филиппин, необходимый для обеспечения наступления в южном направлении, проводился успешно: сопротивление вражеской авиации было сломлено, и в заливе Лингаен была осуществлена высадка десанта на о. Лусон. Наши позиции к востоку от этого района значительно упрочились с захватом о. Гуам в группе Марианских островов, атоллов Макин и Тарава в группе островов Гилберта и атолла Уэйк, который под усилившимся нажимом наших сил пал, наконец, 23 декабря, в тот самый день, когда корабли соединения Нагумо бросили якоря у о. Хасира.
В обстановке всеобщего ликования по поводу повсеместных успехов Японии адмирал Нагумо узнал, что вопрос о дальнейшем использовании его соединения уже решен. [64] Морской генеральный штаб и командование Объединенного флота были вполне удовлетворены результатами, достигнутыми в Пирл-Харборе, и не видели необходимости продолжать боевые действия по нейтрализации Тихоокеанского флота США. В связи с этим было принято решение перебросить соединение Нагумо на Южный театр военных действий, где его основная задача состояла в поддержке готовящегося захвата Рабаула и Кавиенга на островах архипелага Бисмарка.
В соответствии с этим планом соединение Нагумо, за исключением тех кораблей, которые были высланы для действий против о. Уэйк, 5 января 1942 года вышло из Внутреннего Японского моря и после непродолжительной остановки в Труке направилось на юг. 20 января северо-восточнее о. Новая Ирландия атакующие группы палубной авиации поднялись с четырех авианосцев и нанесли удар по Рабаулу. На другой день одновременно с нейтрализующими ударами авиации с «Дзуйкаку» и «Сёкаку» по аэродромам в Лаэ и Саламоа (восточное побережье Новой Гвинеи) был атакован Кавиенг.
Однако сколько-нибудь значительных воздушных сил противника обнаружить не удалось. Ведя мощную группу из 90 бомбардировщиков и истребителей в атаку на Рабаул, я видел всего лишь два вражеских самолета. Они попытались [65] было подняться с одного из аэродромов, но их сразу же сбили наши истребители. Второй аэродром оказался пустым. Пикирующие бомбардировщики уничтожили единственное грузовое судно, которое им удалось застать в гавани. Мои бомбардировщики типа «97» за неимением более достойного объекта сбросили все свои 800-килограммовые бомбы на позиции береговой артиллерии, которая контролировала вход в гавань.
Следующий налет на Рабаул был произведен 22 января, но он оказался излишним. На другой день наши десантные части без боя захватили Рабаул и Кавиенг. В общем, использование соединения Нагумо в этой операции представляется мне ненужным предприятием. Это выглядело примерно так же, как если бы мы прибегли к помощи кувалды, чтобы разбить яйцо.
Соединение возвратилось в Трук и стало готовиться к походу к о. Целебес, где оно должно было поддержать наши операции в юго-западном районе. Но этому помешало одно неожиданное событие. Ранним утром 1 февраля поступило сообщение, что авианосная авиация противника атакует Маршалловы острова. Поход к о. Целебес был немедленно отменен, и мы полным ходом направились на восток, чтобы перехватить оперативное соединение противника.
Однако вся эта затея имела мало смысла. Нам требовалось целых двое суток, чтобы покрыть расстояние в 1200 миль до Маршалловых островов, а за это время противник несомненно мог уйти в безопасную зону. Тем не менее внутренне я был доволен. Этот сумасшедший бросок, думал я, поможет убедить командование Объединенного флота в необходимости направить соединение Нагумо на восток против его настоящего и потенциально наиболее опасного противника — авианосных сил американского флота.
В течение всего дня 1 февраля мы получали сообщения с Маршалловых островов, в которых подробно говорилось о рейде противника. Уже к ночи стало ясно, что американские авианосцы ушли из этого района. Тем не менее 2 февраля соединение продолжало идти на восток. Лишь после того, как было перехвачено сообщение американского радио, в котором говорилось об успешном рейде на Маршалловы острова и о-ва Гилберта, мы, наконец, повернули обратно — теперь было совершенно ясно, что противник недосягаем. [66]
Реакция командования Объединенного флота на все эти события говорила о его глубоком разочаровании. Оно рассматривало нападение на Маршалловы острова как попытку противника отвлечь часть наших сил от проведения операций на юге. Поспешив обвинить командование обороной островов в том, что оно было захвачено противником врасплох, штаб Объединенного флота со своей стороны не предложил какого-либо эффективного плана борьбы с авианосными силами противника. Он лишь предпринял слабые и по существу тщетные контрмеры, что, как мне кажется, хуже, чем если бы вообще ничего не было сделано.
5-й дивизии авианосцев («Дзуйкаку», «Сёкаку») из состава соединения Нагумо было приказано направиться в район к востоку от островов метрополии для ведения воздушного патрулирования. Такое решение было порождено опасением командования Объединенного флота, что противник, успешно осуществив нападение на Маршалловы острова, может попытаться нанести следующий удар по объектам, находящимся еще ближе к Японии, а возможно, и по самой столице. Для предупреждения такой возможности и были посланы два авианосца. К несчастью, это ослабило наше соединение, которое, имей оно в своем составе все шесть авианосцев, могло уверенно вести наступление против любого противника на Тихом океане, включая и американские авианосные силы.
Однако командование Объединенного флота имело иные соображения в отношении соединения Нагумо. Оно по-прежнему все внимание уделяло Южному театру военных действий, так как его больше всего беспокоило, что союзники будут пытаться использовать северо-западную часть Австралии как базу для противодействия нашим операциям по захвату Голландской Восточной Индии. Предложение о высадке десанта в порту Дарвин натолкнулось на решительное возражение со стороны морского генерального штаба и генерального штаба сухопутных войск. В связи с этим командование Объединенного флота решило, что еще лучше использовать авианосную авиацию для уничтожения в этом районе военных баз. Был отдан соответствующий приказ, в котором эта задача возлагалась на соединение Нагумо.
Адмирал Нагумо получил этот приказ в тот момент, когда его соединение возвращалось из неудачного похода к Маршалловым островам. Небольшому отряду контр-адмирала Ямагути, который с 16 декабря{10} действовал самостоятельно, было приказано соединиться с главными силами для атаки Дарвина. Адмирал Нагумо назначил ему встречу в районе о-вов Палау, кула направлялось соединение. На пути к Палау 5-я дивизия авианосцев оставила главные силы и взяла курс на Японию.
15 февраля, когда подготовка к операции закончилась, соединение Нагумо, состоявшее теперь из авианосцев «Акаги», «Кага», «Сорю», «Хирю», линейных кораблей «Хией» и «Кирисима», тяжелых крейсеров «Тоне» и «Тикума», легкого крейсера «Абукума» и девяти эскадренных миноносцев, выступило из района о-вов Палау и направилось в море Банда. Рано утром 19 февраля из точки, находящейся в 220 милях к северо-западу от Дарвина, было поднято в воздух 188 самолетов, которые действовали под моим командованием.
Как и при нападении на Рабаул, результаты этой операции не оправдывались затраченными усилиями. Порт, правда, был забит различными кораблями и судами, но единственная пристань и немногочисленные строения на берегу были всего-навсего обычными портовыми сооружениями. Аэродром на окраине города был довольно большой, но на нем оказалось всего лишь два — три маленьких ангара и двадцать с небольшим самолетов различных типов, разбросанныых по всему полю. В воздухе мы не встретили ни одного самолета. При нашем появлении несколько самолетов попыталось подняться с аэродрома, но они сразу же были сбиты, а остальные — уничтожены на земле.
Пока истребители расправлялись с самолетами противника, я приказал группе пикирующих бомбардировщиков атаковать корабли и суда в гавани, а основную часть бомбардировщиков бросил в атаку на портовые сооружения и цистерны с горючим, находившиеся неподалеку. Остальные бомбардировщики занялись уничтожением ангаров на [69] аэродроме. Огонь зенитной артиллерии был довольно плотным, но малоэффективным, и мы вскоре выполнили свою задачу. В итоге было потоплено 11 судов и кораблей, в том числе несколько эскадренных миноносцев, и уничтожено свыше 20 самолетов. Все портовые сооружения были почти полностью разрушены.
Соединение Нагумо возвратилось в залив Старинг (юго-восточная часть о. Целебес), но оставалось там недолго. 1 марта предполагалось начать вторжение на о. Ява — кульминационный момент операций на юге. Для поддержки этой операции соединение Нагумо совместно с главными силами Южного соединения вице-адмирала Нобутакэ Кондо (четыре линейных корабля) должно было выйти к югу от о. Ява, чтобы лишить противника возможности получить подкрепление и отрезать ему пути отхода. 25 февраля это мощное соединение вышло из залива Старинг и через пролив Омбаи направилось в Индийский океан. 3 марта 180 самолетов нашего соединения атаковали южный порт Явы Чилачап, где потопили около 20 кораблей и судов. 5 марта были потоплены 3 эскадренных миноносца и 14 транспортов противника, пытавшихся уйти на юг. Три транспорта были захвачены. Тем временем десантные операции развивались по плану, и 9 марта Ява капитулировала. Соединение Нагумо возвратилось в залив Старинг в ожидании последующих приказаний.
В последние дни марта в руках Японии оказались Суматра и Андаманские острова в Бенгальском заливе. В Бирме японские войска овладели Рангуном и продвигались на север. Чтобы удержать в своих руках эти вновь завоеванные территории и обеспечить безопасность морских коммуникаций снабжения наших войск в Бирме, командование Объединенного флота решило нанести удар по английским надводным и воздушным силам в Индийском океане. Предполагалось, что силы противника в этом районе состоят из двух авианосцев, двух линейных кораблей, трех тяжелых крейсеров, четырех — семи легких крейсеров и нескольких эскадренных миноносцев{11} плюс 300 самолетов береговой авиации.
Эту задачу перед соединением Нагумо поставил вице-адмирал [70] Кондо, являвшийся главнокомандующим военно-морскими силами Японии в Юго-Восточной Азии. 5-я дивизия авианосцев, вышедшая из состава соединения в феврале, вновь перешла под командование Нагумо для участия в предстоящей операции. Соединение было усилено также двумя линейными кораблями адмирала Кондо. Выйдя из залива Старинг 26 марта, соединение направилось в Индийский океан и 5 апреля начало операцию внезапным ударом по Коломбо. В ней принимали участие авианосцы, которые в свое время нанесли удар по Пирл-Харбору, за исключением «Кага» — он ушел в Японию для ремонта.
Первая атакующая волна, которая состояла из 36 истребителей, 54 пикирующих бомбардировщиков и 90 бомбардировщиков типа «97», поднялась в воздух за 30 минут до рассвета, когда соединение находилось примерно в 200 милях от Цейлона. Я был ведущим этой волны. Мы были сильно обеспокоены тем, что накануне летающая лодка противника обнаружила наше соединение, и хотя ее сбили самолеты воздушного прикрытия, она, возможно, успела сообщить о нашем появлении в этом районе.
На пути к цели, летя сквозь густые с редкими разрывами облака, я заметил группу торпедоносцев противника, состоявшую из 12 самолетов «Суордфиш». Они летели гораздо ниже, не имели истребительного сопровождения и, очевидно, не замечали нас. Я немедленно подал сигнал капитану 3 ранга Итая, командиру группы истребителей, летевшему слева, приказывая приблизиться ко мне. Когда он сделал это, я указал ему на торпедоносцы и жестом приказал атаковать их. Итая понимающе кивнул головой и сделал разворот, чтобы вести свои истребители в атаку на все еще ничего не подозревавшего противника. В стремительной атаке с высоты неуклюжие «Суордфиш» все до одного были сбиты.
Эти самолеты были посланы, очевидно, для атаки наших авианосцев, и теперь я был уверен, что истребители противника попытаются перехватить нас. Чтобы избежать встречи с ними, я приказал всей группе изменить курс. Подойдя к Коломбо с севера, мы стремительно пошли на цель. Мокрый от недавнего ливня город лежал под нами, блестя на солнце. В воздухе не было видно ни одного вражеского истребителя, был пуст и большой аэродром, находившийся к юго-востоку от города. Все говорило о том, что самолеты противника ушли на юг, чтобы встретить нас. [71]
Истребители Итая и несколько моих бомбардировщиков атаковали аэродром, а остальные бомбардировщики типа «97» и вся группа пикирующих бомбардировщиков нанесли удар по судам, находившимся в гавани. Здесь не оказалось ни одного военного корабля, и мы причинили большой урон транспортам, которыми гавань была буквально забита. Когда самолеты сбросили последние бомбы, я решил сообщить на «Акаги», что мы выполнили свою задачу и атака объекта второй волной самолетов представляется излишней.
В этот момент от одного из гидросамолетов, который поднялся в воздух одновременно с нашей группой и вел поиск на широком участке в западной части Индийского океана, поступило короткое донесение: «Вижу два тяжелых крейсера противника. Идут на юг».
Из донесения следовало, что противник направил надводные силы для атаки соединения Нагумо, и дело могло принять опасный оборот, если наша авиационная группа не успеет вернуться на авианосцы. Я тотчас же приказал всем самолетам собраться. Мы уже были готовы лечь на обратный курс, когда с юга появилось около 20 истребителей «Харрикейн». Истребители Итая тотчас же отделились от строя и завязали бой, в то время как остальные самолеты направились к авианосцам. Нам было тяжело покидать истребители, предоставляя им самим проложить себе обратный путь. Большинство их благополучно возвратилось, но некоторые не вернутся никогда.
На «Акаги» я с облегчением узнал, что оба крейсера противника ушли, не атаковав нашего соединения, и что другие силы противника не появлялись. Группа пикирующих бомбардировщиков второй волны, состоявшая из 80 самолетов, под командованием капитана 3 ранга Эгуса уже вылетела для атаки крейсеров противника. Через несколько минут Эгуса радировал: «Вижу противника». Двадцать минут спустя атака закончилась, и вражеские крейсеры — это были «Дорсетшир» и «Корнуол» — отправились на дно. Почти 90 процентов бомб, сброшенных нашими пикирующими бомбардировщиками, попали в цель. Завидная точность бомбометания даже при отсутствии ветра! Но если я восхищался мастерством летчиков Эгуса, то к этим двум надводным кораблям противника, подвергнувшимся нападению с воздуха при соотношении сил сорок к одному, я испытывал только жалость. [72]
Вскоре соединение Нагумо отошло на юг за пределы зоны воздушного патрулирования, которое проводилось самолетами, базировавшимися на о. Цейлон. Однако через несколько дней оно вновь направилось на север к восточному побережью о. Цейлон для атаки важной английской военно-морской базы Тринкомали. Наша авиационная группа имела тот же состав, что и при атаке Коломбо. Первая атакующая волна, которой я командовал и на этот раз, поднялась в воздух 9 апреля в предрассветных сумерках. Погода была прекрасная.
Радиолокационные установки противника, должно быть, обнаружили наши самолеты, так как истребители «Харрикейн» пытались перехватить нас еще на пути к цели. Но наши истребители очень быстро расправились с ними, и мы поспешили к объекту атаки. Как только мы подошли к базе, зенитная артиллерия противника сразу же открыла плотный заградительный огонь.
Атака была чрезвычайно успешной, хотя противник оказал упорное сопротивление. Наши пикирующие бомбардировщики обнаружили большое количество палубных самолетов, выстроенных на площадках перед ангарами аэродрома, и очень скоро превратили их в пылающие костры. Мои бомбардировщики, имевшие по одной 800-килограммовой бомбе, занялись аэродромными сооружениями и складскими помещениями военно-морской базы.
В порту на якорях стояли два легких крейсера, несколько эскадренных миноносцев и около десятка грузовых судов. Для атаки крейсеров я выделил лишь несколько бомбардировщиков, так как решил, что основную работу по уничтожению вражеских кораблей лучше всего оставить для пикирующих бомбардировщиков второй волны. О своем решении я радировал на «Акаги», и в скором времени все наши самолеты направились к авианосцам. На обратном пути повторилось то же самое, что произошло при нападении на Коломбо. Один из разведывательных самолетов неожиданно сообщил, что видит два корабля противника, идущих на юг, только на этот раз это был авианосец в сопровождении эскадренного миноносца. Мы увеличили скорость и не без некоторой тревоги поспешили к своим авианосцам.
К счастью, корабли противника были замечены до того, как самолеты второй волны вылетели к Тринкомали, и к тому времени, когда мы посадили свои машины на авианосцы, Эгуса уже повел пикирующие бомбардировщики в атаку. Все наши патрульные самолеты были подняты в воздух и находились в полной боевой готовности. Внизу, на авианосцах, кипела работа. Самолеты, вернувшиеся из налета на Тринкомали, готовили для атаки на тот случаи, если пикирующим бомбардировщикам Эгуса не удастся уничтожить вражеский авианосец. На этот раз на мои бомбардировщики подвесили торпеды.
Неожиданно на «Акаги» по боевой трансляции передали команду «Воздух!». Почти в это же мгновение раздались оглушительные взрывы бомб и шесть белых водяных столбов поднялись у носа корабля — четыре с правою борта и два с левого. Взглянув вверх, я увидел на высоте 4000 метров шесть бомбардировщиков «Веллингтон»{12}. Им каким-то образом удалось проскользнуть незамеченными мимо нашего воздушного охранения. Истребители сразу же начали преследование и сбили их в скоротечном бою.
Скоро пикирующие бомбардировщики Эгуса настигли вражеский корабль, который был опознан как английский авианосец «Гермес». D течение пятнадцати минут они потопили авианосец и его эскорт, состоявший всего лишь из одного эскадренного миноносца. Было потоплено и крупное грузовое судно, обнаруженное дальше к северу. «Гермес» не имел истребительного прикрытия, а на его палубах не было ни одного самолета. Перед началом атаки наши летчики слышали запросы с авнаносца, адресованные в Тринкомали, с просьбой выслать истребители. Это говорило о том, что самолеты, которые мы уничтожили на аэродроме в Тринкомали несколько часов назад, были с этого авианосца.
На этом адмирал Нагумо решил закончить операции в Индийском океане. После того как самолеты Эгуса возвратились на свои корабли, соединение направилось на восток в Малаккский пролив. «Операции первой фазы» войны закончились, и командование Объединенного флота отдало лаконичный приказ о нашем возвращении в Японию. На обратном пути 5-й дивизии авианосцев контр-адмирала Хара («Дзуйкаку», «Секаку») вновь было приказано отделиться от наших сил и направиться в Трук. Оттуда в начале мая она должна была выступить для участия в планируемом захвате Порта-Морсби, который находится на юго-восточном побережье Новой Гвинеи. [75]
Когда тропики остались позади, у меня нашлось свободное время, чтобы поразмыслить над операциями, которые мы провели в минувшие четыре изнурительных месяца. За этот короткий срок соединение Нагумо покрыло расстояние примерно в 50 000 миль, почти полностью проделав путь от Гавайских островов до берегов Индии. В каждой из проведенных операций мы показали себя с хорошей стороны. Наш моральный дух неуклонно повышался вместе с ростом боевого мастерства.
Однако теперь я еще более убедился, что соединение Нагумо после атаки Пирл-Харбора использовалось неразумно. На Южном театре военных действий не было достаточно сильного противника, для борьбы с которым следовало бы использовать наши лучшие ударные силы. Вне всякого сомнения, операции на юге с одинаковым успехом были бы проведены при участии тех военно-морских сил, которые уже были выделены. Привлечение сил Нагумо имело мало смысла. И действительно, по существу соединение играло недостойную его вспомогательную роль.
Все это можно объяснить лишь тем, что после Пирл-Харбора высшее командование, очевидно, считало, что более серьезной задачи для соединения Нагумо нет, и чтобы не оставлять его в бездействии, направило его на Южный театр военных действий. Но разве верно, что в тот период не существовало задачи первостепенной важности? Разве морской генеральный штаб и командование Объединенного флота забыли, что нашим главным противником на море был флот Соединенных Штатов? Разве по опыту Пирл-Харбора они не знали, что основой военно-морской мощи являются авианосцы с их авиацией, а не линейные корабли, как это было прежде. Мы нанесли мощный удар по линейным кораблям противника, но его авианосцы с тяжелыми крейсерами, составлявшими их боевое охранение, остались невредимыми. Поэтому вместо того, чтобы отправить соединение Нагумо на юг, где в нем фактически не было нужды, не следовало ли командованию Объединенного флота оставить его на востоке с задачей уничтожить американские авианосные силы?
Размышляя обо всем этом, я вспомнил о наших семи линейных кораблях — «хасирском флоте», — которые с самого начала войны оставались в бездействии, находясь во Внутреннем Японском море. Если уж для соединения Нагумо не было дела, то что же можно сказать об этих «отважных» [76] кораблях, которые считались оплотом и ядром боевой мощи японского флота?
Ясно, что их приберегали для решающего сражения с Тихоокеанским флотом США, которое уже давно планировалось нашим военно-морским руководством и которое линейные корабли должны были вести с помощью своих мощных орудий, так как это было в годы первой мировой войны. Однако в Пирл-Харборе японская авианосная авиация уничтожила линейные корабли противника, развеяв тем самым миф о их решающей роли. Таким образом, уже только по этим соображениям сохранение «хасирского флота» в качестве решающей боевой силы становилось бессмысленным. И тем не менее этот флот оставался во Внутреннем Японском море, способствуя ведению войны не более, чем линейные корабли противника, уничтоженные в Пирл-Харборе.
Кто знает, каков был бы ход войны, если бы наше высшее военно-морское командование в свете последних событий пересмотрело свои устаревшие взгляды на ведение военных действий на море. Нашему командованию следовало лучше усвоить урок Пирл-Харбора и, не медля, признать, что ядро японского флота составляет соединение Нагумо с его шестью авианосцами, а не семь линейных кораблей «хасирского флота». Думаю, что, признав это, командование объединило бы соединение Нагумо и семь бездействующих линейных кораблей в одно мощное авианосное соединение специального назначения, в котором линкоры играли бы вспомогательную роль, и поставило бы перед ним одну задачу — завершить уничтожение Тихоокеанского флота Соединенных Штатов.
Разумеется, я не хочу сказать, что, если бы это было сделано, исход войны на Тихом океане оказался бы иным. Но мне кажется, что в этом случае американские авианосные силы, которые избежали уничтожения в Пирл-Харборе, могли бы быть разгромлены очень быстро. Тогда японский флот не утратил бы так скоро своего преимущества над противником, который быстрее сумел сделать правильные выводы из поражения, чем наши руководители из победы. [77]