«Верный»

Учебное судно «Верный» спущено на воду 28 ноября 1895 года. Длина — 68, ширина — 12, осадка — 4 м. Водоизмещение — 1287 тонн. Одна паровая машина мощностью 612 л. с., четыре котла. Скорость хода — 11 узлов. Запас угля — 132 тонны. Дальность плавания полным ходом — 1300 миль, экономическим (8 узлов при трех действующих котлах) — 1900 миль. Вооружение: восемь 75-мм орудий, два — 47-мм и два 37-мм орудия, пулемет. Радиостанция. Экипаж — 191 человек.

Учебное судно «Верный» до Октябрьской революции использовалось для практической подготовки матросов и унтер-офицеров артиллерийской специальности. Служба штатной команды на нем, как и на большинстве других учебных судов, была очень тяжелой: муштра, издевательства, а то и мордобой. И бесконечная тяжелая и нудная работа по наведению показного блеска, который начальство считало для учебного судна обязательным. Строжайший надзор и немедленное пресечение малейших проявлений недовольства препятствовали созданию в команде революционно настроенных кружков и групп. Начальство рассматривало [58] «Верный» как одно из наиболее надежных судов.

Однако к концу 1905 года настроение команды «Верного» резко изменилось. Матросы все чаще стали задумываться о своих правах. Правда, никто на судне толком не знал, что именно следует делать, что должно стать первым шагом к облегчению собственного положения. Непосредственной причиной возникновения таких мыслей послужило использование «Верного» в качестве плавучей тюрьмы.

24 октября 1905 года в Кронштадте состоялся многолюдный матросский митинг, на котором было решено предъявить начальству ряд требований — от улучшеня пищи и прибавки жалованья до введения всеобщего избирательного права и установления в России демократической республики. Последовала ответная реакция: 26 октября начались аресты. Матросы пытались освободить арестованных, но ничего не могли сделать: конвоиры открыли по ним огонь. Тогда матросы более половины флотских экипажей вскрыли ружейные пирамиды и вышли на улицы с винтовками. К ним незамедлительно присоединились артиллеристы фортов, минеры, солдаты пехотных полков. К ночи Кронштадт, включая и некоторые форты, фактически находился в руках восставших. Верными властям остались лишь два батальона пехоты, эскадрон драгун и полиция. Эти несколько сотен мало что значили в сравнении с двадцатью флотскими экипажами, двумя крепостными полками и другими восставшими частями. Но из-за отсутствия руководства и единого плана действий восстание 27 октябри пошло на убыль. В Кронштадт прибыли Преображенский и Павловский гвардейские полки, Иркутский пахотный полк и другие части. Началась расправа. Аресты продолжались до 1 ноября.

Не располагая почти никакими данными о руководителях и активных участниках восстания, комендант Кронштадтской крепости приказал арестовать всех раненых и всех отсутствовавших в казармах в ночь с 26 на 27 октября. По таким признакам было арестовано несколько тысяч человек. Военно-морская исправительная тюрьма не могла вместить такого количества узников. Поэтому арестованных размещали и на фортах, а затем и на учебных судах «Верный» и «Воин». Их загоняли в нижние помещения судов в таком количестве, [59] что, по официальному заключению, на одного человека приходилось примерно полтора кубических метра воздуха. Прогулок не было, паек урезали, курение запрещалось. На арестованных завелись паразиты, начались болезни. Командиры судов забеспокоились и начали донимать вышестоящее командование рапортами. В конце концов арестованных с «Верного» перевели на крейсер «Князь Пожарский», а на освободившемся судне назначили общую дезинфекцию. Паразитов, по-видимому, сумели уничтожить. Но начавшееся в команде брожение, революционные настроения продолжали нарастать. Стихийно образовывались революционные группы и кружки, которые даже в годы реакции продолжали действовать, несмотря на аресты и погромы. В начавшейся первой мировой войне «Верный» не принимал активного участия. Судно использовалось как плавучая казарма, а также как база подводных лодок.

В октябре 1917 года «Верный» находился в Биорке. Утром 25 октября он вышел в море и двинулся в Кронштадт, где принял на борт две роты вооруженных матросов учебно-артиллерийского отряда. Затем пошел в Петроград. В 20 часов 15 минут «Верный» отдал якорь на Неве ниже Николаевского моста.

В 1918 году «Верный» использовался как плавучая база для дивизиона эскадренных миноносцев, ремонтировавшихся на петроградских заводах. Из-за разных нехваток ремонт понемногу сворачивался, а к осени вообще прекратился. Дивизион вместе с «Верным» был переведен в Кронштадт. Там эсминцы сдали на хранение, личный состав с них получил другие назначения. Надобность в «Верном» отпала.

Как раз в то время понадобилась плавучая казарма для фортов, расположенных на островах к северу от Кронштадта, личный состав которых не имел зимних казарм. По окончании зимы плавказарма на фортах стала ненужной, и «Верный» возвратился в Кронштадт. Там ему также не нашли употребления и передали судно на хранение во 2-й отряд больших кораблей. Оно простояло без отопления до весны 1919 года, после чего поступило в распоряжение Охраны рейдов Кронштадтской базы. Там его использовали в качестве брандвахты. Судно поставили на якоря. На нем разместилась [60] дежурная служба Охраны рейдов, следившая за передвижением кораблей в районе, непосредственно прилегающем к Кронштадту.

Примерно через год командование дивизии подводных лодок обратилось к начальнику морских сил Балтийского моря с просьбой передать им «Верный», чтобы использовать его как плавбазу. Наморси согласился, и судно до 1928 года служило плавбазой для подводных лодок. За это время его дважды переименовывали. В 1923 году он стал «Петросоветом» по причине того, что над ним взял шефство Петроградский Совет. A когда Петроград переименовали в Ленинград, то и судно с 1 января 1925 года стало называться «Ленинградсоветом».

Нелегкими были те годы для страны. Тяжело приходилось и флоту. Не хватало обмундирования, особенно обуви, неблагополучно обстояло дело и с питанием. Была и еще одна трудность: образование молодежи, приходившей служить на флот, не соответствовало требованиям морской службы. Военкоматы, конечно, старались подбирать для флота и других специальных войск наиболее грамотных, но часто это оказывалось невозможным — в стране еще не был решен вопрос о всеобщем образовании. Вот и получалось, что даже на подводные лодки попадало немало людей, едва умевших писать и читать. Встречались и совсем неграмотные.

«Ленинградсовет» стал основным общеобразовательным центром дивизии подводных лодок На нем разместилась одна из трех библиотек соединения и школа по повышению грамотности. Школа работала весьма успешно: в ней учили русскому языку, арифметике, давали краткие сведения по другим общеобразовательным предметам, которые могли быть полезными при освоении корабельной техники. Матросы учились с большим желанием, хотя знания давались нелегко. Неважно обстояло дело и с пособиями — учебники, тетради, географические карты имелись в самом незначительном количестве. Мало было и литературы для чтения: библиотека на судне насчитывала сотни четыре с половиной книг.

«Ленинградсовет» поддерживал тесные связи с комсомольскими организациями Ленинграда. Несколько [61] ленинградских предприятий были его шефами. Шефское знамя, врученное «Ленинградсовету» комсомольцами завода «Севкабель», поныне хранится в Центральном военно-морском музее.

В мае — сентябре 1927 рода плавзаба «Ленинградсовет» использовалась для штурманской практики слушателей параллельных классов и курсантов военно-морского училища имени М. В. Фрунзе. Анализируя ее итоги, руководство военно-морских учебных заведений признало судно вполне подходящим для этой цели. По ходатайству ВМУЗ последовал соответствующий приказ, и «Ленинградсовет» на долгое время стал учебным кораблем. Он обеспечивал штурманскую практику — совершал штурманские походы, то есть походы, имевшие целью ознакомление курсантов с берегами и портами Балтийского моря. Знакомство носило сугубо практический характер — курсанты несли штурманскую вахту параллельно с корабельными штурманами, выполняли в ходе ее весь комплекс действий по безопасности и точности кораблевождения. Свободные от штурманской вахты занимались вопросами морской практики.

В первый же год пребывания в отряде кораблей ВМУЗ «Ленинградсовет» совершил три больших по тому времени штурманских похода. Наиболее примечательным из них был поход Кронштадт — Висби — Кронштадт в сентябре 1928 года.

30 августа «Ленинградсовет» вышел из Кронштадта и без происшествий пришел в шведский порт Висби, расположенный на острове Готланд. Находясь в Висби, команда и курсанты три раза побывали на берегу. Программа была обычной — экскурсии по историческим местам города, спортивные мероприятия, знакомство с бытом и жизнью шведов и т. п. Получилось так, что среди курсантов оказалось немало знающих в той или иной степени немецкий, английский и французский языки. Поэтому, в отличие от большинства других заграничных визитов того времени, общение с местным населением происходило без особых затруднений.

Жители Висби обратили внимание на образцовый внешний вид советских моряков, их выправку, добротное обмундирование. Нашлись, впрочем, и не верившие своим глазам. Один такой недоверчивый, а может быть, просто очень любопытный, попросил разрешения попробовать [62] на ощупь сукно советского морского обмундирования. Потом для сравнения пощупал мундир шведского солдата, оказавшегося рядом. Затем последовал глубокий вздох и признание, что в данном вопросе Швеция не на первом месте.

Беседы иногда велись на довольно сложные темы. Как-то у борта «Ленинградсовета» собралась группа шведских гимназистов и студентов. Завязался разговор об образовании. Шведской молодежи было трудно противопоставить что-нибудь тому факту, что образование в СССР бесплатное. Но они высказали предположение, что оно, мол, у вас похуже нашего, потому-то и бесплатное. Один из наших курсантов несколько, может быть, самонадеянно и не совсем тактично ответил: «Шведская гимназия дает мало знаний».

Естественно, что молодые шведы, а особенно почему-то шведки, обиделись. Возник спор, зашедший в такие дебри, что словарного запаса не хватило. Решили перейти на международный язык математики. Составили алгебраический пример и предложили решить ее гимназистке выпускного класса. Увы, она так и не справилась с задачей, решил ее студент. Выходило, что реплика нашего курсанта относительно шведского гимназического образования вроде бы подтвердилась. Но шведы не хотели сдаваться. Тот же студент, видимо самый сильный в математике среди присутствовавших составил геометрическую задачу и предложил решить ее нашим морякам. Курсант, взявшийся за решение, справился с ней буквально за две минуты. После этого шведскому студенту ничего не оставалось, как признать: «Русские матросы очень грамотные».

И в последующие годы «Ленинградсовет» много раз ходил по водам седой Балтики. Из множества его походов стоит, пожалуй, упомянуть еще один — большой штурманский поход 1930 года. Во время него курсанты обошли почти все Балтийское море. Не были только в Ботническом заливе — помешал густой туман. На этом походе курсанты не только несли штурманскую вахту, но и работали в кочегарке.

На борту «Ленинградсовета» прошли практику тысячи курсантов. Многие из них стали потом командирами кораблей и соединений, крупными штабными и научными работниками. Был среди них и Н. Н. Амелько [63] служивший потом на «Ленинградсовете», ставший к началу Великой Отечественной войны его командиром, а позже — одним из видных советских флотоводцев.

Чтобы сделать практику будущих штурманов более полноценной, командование флота принимало меры к обеспечению корабля новейшей штурманской техникой. Подчас она появлялась на «Ленинградсовете» раньше, чем на боевых кораблях. Когда, например, на флот поступили первые три комплекта эхолотов (гидроакустических приборов для измерения глубины моря), один из них был смонтирован на «Ленинградсовете». Два других установили на линкоре «Октябрьская революция» и крейсере «Профинтерн».

Корабль выполнял и другие задания. Осенью 1931 года, например, он в составе отряда особого назначения участвовал в работах по подъему затонувшей подводной лодки. Не забывали на корабле и о боевой подготовке. К началу маневров 1931 года, которые проводились под общим руководством народного комиссара по военным и морским делам К. Е. Ворошилова, 98 процентов из числа младших командиров и краснофлотцев были ударниками. Все младшие командиры и краснофлотцы-специалисты, которым полагалось после окончания маневров уволиться в запас, остались на сверхсрочную службу.

Быстро росла корабельная партийная организация, К приему в партию подходили строго, но сами поступавшие подходили к себе с еще более жесткими требованиями. Принимали, например, в партию кочегара Рыбаченко, ударника, оставшегося на сверхсрочную службу. При разборе его заявления поинтересовались: «А ты как работаешь?» В ответ Рыбаченко показал на висевший лозунг: «Коммунист, не являющийся примером, не достоин звания коммуниста».

Лозунгов на корабле висело очень много. Каждый из них призывал решать конкретную задачу. Многие были в стихах: «Шуруй смелее, кочегар! Держать на полный нужно пар, чтоб крепче нанести удар!» Или: «Машин исправная работа — в бою залог успеха флота». Да и не только лозунги, инструкции были в стихах: «Минер номер третий! Стакан принимай, ключом его в мину до места вставляй!» и т. д. Хорошо запоминались [64] такие инструкции. И хотя авторы их были не так уж сильны в стихосложении, технических ошибок в них не допускалось. Впрочем, такие стихотворные инструкции существовали и на других кораблях. Можно было встретить их и после Великой Отечественной войны. Правда, тогда они уже не были официальными инструкциями.

Все бойцы и командиры «Ленинградсовета» соревновались. В соревновании главным считалась конкретность. Договоров и обязательств не писали — считали это бюрократизмом и пустой тратой времени. Основой для соревнования служили нормативы, таблицы которых висели во многих помещениях и были выписаны на надстройках у боевых постов. Командир отделения собирал краснофлотцев, подводил итоги за день, а затем все по очереди брали обязательства на следующий день. Все знали обязательства своих товарищей, следили их выполнением. Забыть про них никак не могли — завтра снова подведение итогов. Командир корабля регулярно собирал младших командиров и инструктировал их по организации соревнования, называл, если нужно, основные вопросы, которым следовало уделить побольше внимания.

На маневрах команда «Ленинградсовета» показала высокую выучку. После их окончания корабль вместе с «Авророй», «Комсомольцем», канонерской лодкой «Красное знамя» и четырьмя эсминцами пошел в Ленинград на празднование 14-й годовщины Октября.

В апреле 1939 года «Ленинградсовет» был удостоен немалой чести — летняя учеба Балтийского флота началась его трехсуточным походом. Подготовка команд на корабле тогда была не самой лучшей. Только что уволились в запас старослужащие, на смену им пришли молодые матросы из учебного отряда, еще ни разу не бывавшие в море. Да и бывалые моряки за время продолжительной зимней стоянки несколько утратили практические навыки. И все же команда справилась с поставленными задачами. Молодые во время похода прочувствовали особенности морской службы и получили первоначальную закалку. Да и старослужащим он да хорошую зарядку.

Вначале, правда, не все шло гладко. Котельные машинисты, например, в первый день никак не могли [65] удержать пар на марке, то есть поддержать в котле постоянное давление пара, несмотря на изменение хода. То стрелка вдруг шла к нулю и корабль волей-неволей сбавлял ход, хотя машинисты открывали маневровые клапаны до отказа, а то лезла за красную черту, предупреждая об опасном повышении давления. Командованию корабля пришлось принимать срочные меры. Механик то и дело вызывался на мостик, где выслушивал замечания. Возвратившись к себе, он отчитывал старшин вахт, а уж те вели работу с подчиненными.

Первой исправила положение комсомольская вахта старшины Артамонова. В нее входили Самуилов (секретарь бюро ВЛКСМ), Савин, Сурочкин и Терентьев. Эта вахта считалась лучшей. Комсомольцы заявили: «Обязуемся нести вахту так, чтобы стрелка манометра замерла на одном месте». Дела не разошлись с обещанием. Примеру передовой вахты последовали остальные котельные машинисты. К концу похода вопрос о поддержании постоянного давления в паровой магистрали уже не ставился.

Хуже получилось у радистов. Связь корабля с командованием они обеспечили, а вот прием телеграмм ТАСС так и не наладили.

Команда не отмахивалась от недостатков. Наставляемые коммунистами, комсомольцы вникали в каждую мелочь. Искали причины недостатков, конкретных виновников. Вот вроде бы совсем пустяк: во время ремонта в верхней палубе проделали отверстия для прокладки временных электрических и других магистралей, а по окончании работ два из них не заделали. Недосмотрел за этим боцман Ветерков. «Очень уж маленькие, — говорил он, — эти дырочки». Маленькие, верно, а вода через них протекала. Впрочем, боцман свою вину на других не перекладывал.

А вот командир отделения трюмных машинистов Кондратьев попробовал было свалить вину на завод. Иллюминаторы левого борта входили в его заведование. Некоторые из них оказались неподогнанными и пропускали воду. «Не я их ремонтировал, — оправдывался Кондратьев, — а завод. С завода и спрашивайте». Но комсомольцы так его распушили на собрании, что он сразу же после окончания его собрал отделение и пошел наводить порядок. [66]

«Ленинградсовет» оставался учебным кораблем до начала Великой Отечественной войны.

С началом войны ему полагалось войти в состав отряда шхерных кораблей в качестве плавбазы. В установленный срок корабль отмобилизовался и 27 июня 1941 года прибыл в Транзунд, где сосредоточивался отряд.

В первые дни войны корабли Краснознаменного Балтийского флота оборудовали в устье Финского залива мощную минно-артиллерийскую позицию, преграждавшую вход в него. Однако быстрое продвижение фашистских войск по южному берегу залива обнажило южный фланг позиции. Ее значение и возможности снизились. Командование быстро отреагировало на изменение обстановки, решив выставить заграждения и в средней части Финского залива, примерно на меридиане острова Гогланд.

Для выполнения этой задачи было сформировав о специальное соединение. Правда, корабли для него собирали по одному. В Восточную позицию — так называлось соединение — включили эсминец «Калинин», минные и сетевые заградители, тральщики и три дивизиона катеров. Для обеспечения боевой деятельности катеров и размещения их личного состава требовалась плавбаза. Да и управлению соединения нужно было где-то размещаться. «Ленинградсовет» был отозван из Транзунда и включен в состав Восточной позиции. В течение июля корабли Восточной позиции вместе с придававшимися ей кораблями Кронштадтской военно-морской базы поставили несколько тысяч мин и минных защитников, несколько десятков километров противолодочных сетей. Боевую задачу соединение полностью выполнило, после чего перешло в Таллин, где и было расформировано.

«Ленинградсовет» прибыл в Таллин 3 августа и стал там плавбазой дивизиона катерных тральщиков. Использовался и в качестве плавказармы для других частей, в частности для формировавшихся батальонов морской пехоты.

В море корабль выходил редко: как боевая единица он мало значил. Вооружение его тогда состояло всего из двух 76-мм орудий системы Лендера еще дореволюционного производства да пулемета. Главная машина — [67] паровая машина тройного расширения — при работе всех трех котлов могла обеспечивать скорость хода около десяти узлов. Но и таким ходом корабль мог идти примерно час, так как на большее время пара не хватало.

Естественно, что такое вооружение и скорость не позволяли использовать «Ленинградсовет» в качестве даже сторожевого корабля, хотя в них испытывался недостаток. Еще больший недостаток ощущался в тральщиках, но и для этой цели «Ленинградсовет» не подходил — слишком большие размеры для тральщика. Так что, несмотря на прекрасное оборудование штурманскими приборами (на нем стояли два гирокомпаса, четыре магнитных компаса, четыре лага и т. п.), он оставался только плавбазой.

Когда было решено оставить Таллин и перевести корабли Краснознаменного Балтийского флота в Кронштадт, «Ленинградсовет» включили в первый конвой. В его составе он 28 августа вышел в море курсом на восток.

Фашисты пытались уничтожить наши корабли во время перехода. Конвои подвергались многочисленным атакам авиации и торпедных катеров, их усиленно обстреливали береговые батареи. Удары наносились в первую очередь по наиболее важным объектам — крейсеру «Киров», эскадренным миноносцам, крупнотоннажным транспортам.

Но доставалось и «Ленинградсовету». В первый день перехода корабельной артиллерии пришлось активно защищаться от многочисленных атак немецких бомбардировщиков. И небезуспешно: корабль не получил сколько-нибудь серьезных повреждений. Второй день прошел спокойнее — было всего пятьдесят девять налетов. Весь артиллерийский боезапас корабль израсходовал полностью. Последние атаки вражеской авиации отражались винтовочным огнем. В таких неимоверно тяжелых условиях «Ленинградсовет» еще успевал спасать людей с погибавших кораблей. За два дня было подобрано из воды несколько сот человек.

К концу второго дня, незадолго до наступления темноты, в воздухе появились наши истребители. Конвой вошел в зону действия авиации фронта и флота. Обстановка несколько разрядилась, да и до Кронштадта оставалось, [68] как говорится, рукой подать. Но с наступлением ночи пришлось стать на якорь. Наличие большого количества минных заграждений, своих и вражеских, требовало чрезвычайно высокой точности кораблевождения, обеспечить которую штурманская боевая часть не могла. Оба гирокомпаса были выведены из строя сотрясениями от близких разрывов авиабомб. Нельзя было полагаться и на магнитные компасы.

Неподалеку от «Ленинградсовета» стали на якорь два катера-охотника за подводными лодками. Якорная стоянка оказалась далеко не безопасной. Гитлеровцы начали шарить по морской поверхности прожекторами. Вскоре они обнаружили корабли и стали их обстреливать. Командир корабля Н. Н. Амелько решил сниматься с якоря и продолжать движение в Кронштадт. Учитывая большую минную опасность, он приказал одному из катеров-охотников идти в голове небольшою отряда, сбрасывая каждые пятнадцать минут глубинную бомбу. По израсходовании глубинных бомб его место должен был занять другой катер. Надеялись, что такой прием предохранит «Ленинградсовет» от мин.

Старому кораблю сопутствовала удача. Он благополучно преодолел минные поля и пришел в Кронштад. Повреждения, полученные во время перехода, были невелики. Их устранили в короткий срок силами личного состава.

Из кораблей, прибывших из Таллина, командование формировало новые соединения и части. Среди них был истребительный отряд в составе пяти дивизионорв сторожевых катеров и катеров-охотников за подводными лодками. «Ленинградсовет» вошел в его состав как плавбаза дивизиона сторожевых катеров. Он обеспечивал боевые действия катеров до осени.

7 октября 1941 года «Ленинградсовет» был включен в состав отряда кораблей реки Невы. Он поднялся вверх по реке и встал на якорь неподалеку от фарфорового завода имени Ломоносова, где и оставался до осени 1942 года. Корабли отряда — недостроенные эсминцы «Строгий» и «Стройный», канонерские лодки «Красное знамя». «Зея», «Ока», «Сестрорецк» и другие — стояли на Неве в районе села Рыбацкое и выше.

Основная задача отряда заключалась в огневой поддержке частей 55-й армии. «Ленинградсовет» служил [69] плавбазой входившего в отряд подразделения катеров (бронекатера, охотники, каэмки). Катера поднимались по Неве до линии фронта для несения дозора и обстрела вражеских позиций. Численность команды «Ленинградсовета» значительно сократилась. Обстановка на сухопутном фронте вынуждала снимать матросов с кораблей и формировать из них части морской пехоты. Оставшиеся на корабле моряки старательно постигали общевойсковую тактику ведения боя, тренировались в стрельбе и гранатометании, учились орудовать штыком и прикладом. Не забывали и о боеготовности корабля: стоянку на замерзшей Неве использовали для переборки и ремонта механизмов.

Стрелять по наземным целям орудиям «Ленинградсовета» приходилось не часто — не позволяла дальнобойность. Но по вражеским самолетам огонь вели всегда, когда противник появлялся в зоне досягаемости. Пушки корабля были включены в систему противовоздушной обороны района. Фашистская авиация наносила удары по мостам и другим важным объектам. Доставалось и заводу имени Ломоносова. Первый после прихода «Ленинградсовета» к заводу налет был успешно отражен. Во время второго комендоры сбили вражеский бомбардировщик. Заводские рабочие видели своими глазами результаты боевой работы зенитчиков и решили послать на корабль делегацию, чтобы передать благодарность морякам.

По прибытии делегации на корабле провели митинг. Рабочие благодарили моряков, моряки обещали и впредь уничтожать фашистских стервятников. Потом делегатам показали корабль. Один из рабочих что-то уж очень тщательно присматривался к кораблю, озабоченно почесывал худые щеки. Выражение его лица то и дело менялось. То он вроде чему-то обрадуется, то нахмурится. Наконец он воскликнул, обращаясь к краснофлотцам: «Ребята! Да ведь это же «Верный»! Вот где пришлось встретиться!» Оказалось, что рабочий завода в годы первой мировой войны по поручению большевистской партии был связан с командой «Верного». Участвуя в штурме Зимнего дворца, он шел в атаку с отрядом матросов, высадившихся с «Верного». «Вот уж, — говорил он, — не думал и не гадал, что до сих пор жив корабль-ветеран». Ему отвечали, что жив «Верный [70] «, теперь «Ленинградсовет», и не только живет, но и воюет. Случай этот долго вспоминали на корабле. Одно жаль, не разузнали об этом рабочем подробнее, даже фамилия его осталась неизвестной.

Казалось, у личного состава корабля все время без остатка занимают бои, ремонт, общевойсковая подготовка. А моряки еще сумели выкроить не один час для помощи находившейся поблизости катушечной фабрике (ныне деревообрабатывающий завод имени Володарского). Скромная «катушка» работала по заказам фронта. На ней изготовляли саперные лопаты, кирки-мотыги и другую мелочь, без которой на войне не обойтись. Мужчин на фабрике почти не осталось — все ушли воевать. Вот и получалось порой так, что станок останавливался из-за пустяковой неисправности, а устранить ее некому. Краснофлотцы «Ленинградсовета» помогли «катушке» в ремонте оборудования. После этого на фабрике выпуск продукции увеличился.

В январе 1942 года на «Ленинградсовете» сменилось командование — Н. Н. Амелько назначили командиром дивизиона заградителей. Конечно, он прекрасно понимал, что не всю же жизнь командовать одним и тем же кораблем, но расставаться было очень трудно. Очень уж многое в жизни Николая Николаевича было связано с «Ленинградсоветом» — на нем он новобранцем прибыл в Кронштадт, проходил практику курсантом, служил после училища командиром группы, штурманом, помощником командира и, наконец, командовал им в первые месяцы войны.

Осенью 1942 года в целях лучшего использования сил флота для обороны Ленинграда командование произвело некоторые изменения в организации корабельных соединений. Коснулись они и отряда кораблей реки Невы. Его переформировали в группу кораблей реки Невы, сократив при этом состав примерно вдвое. Ушла в Охрану водного района плавбаза «Банга», на которой размещался штаб отряда. «Ленинградсовет» заменил ее. 23 сентября он перешел к пристани у Невского лесопарка, на место, где раньше стояла «Банга», и принял на борт штаб группы для постоянного размещения.

Группа просуществовала недолго. Вскоре ее переформировали в отдельный дивизион канонерских лодок Ленинградской военно-морской базы, что не сказалось [71] особенно на корабельном составе части и ее задачах. В дивизионе «Ленинградсовет» находился до прорыва блокады Ленинграда.

После прорыва блокады обстановка на Неве резко изменилась в лучшую сторону. Появилась возможность использовать находившиеся там корабли в других местах. В связи с этим «Ленинградсовет» в апреле 1943 года передали Охране водного района Кронштадтской военно-морской базы. Местом стоянки для него определили набережную Робеспьера. На «Ленинградсовете» базировались двадцать катерных тральщиков 3-го дивизиона бригады траления Кронштадтского морского оборонительного района.

В июне надобность в плавбазе для катерных тральщиков отпала. «Ленинградсовет» частично законсервировали. В действии оставили два котла для поочередной работы на отопление, приготовление пищи и приведение в действие вспомогательных механизмов, необходимых в повседневных условиях, — пожарных насосов, электрогенераторов и т. п. В августе с корабля сдали на склады электронавигационные приборы — гирокомпасы, лаги, эхолот, гирорулевой. Оставили минимальную команду: командира, десять старшин и восемь краснофлотцев.

В сентябре 1943 года «Ленинградсовет» поступил а распоряжение аварийно-спасательного отдела как плавбаза. Здесь возникли некоторые трудности. Размещение на нем экипажей мелких аварийно-спасательных судов значительно увеличило объем хозяйственно-бытовых работ. Сами спасатели мало чем могли помочь. Короткого времени стоянки у борта «Ленинградеовета» им едва хватало на приведение в порядок и исправность своей материальной части. Два десятка старшин и краснофлотцев плавбазы с трудом поддерживали в исправности свои заведования и без помощи личного состава аварийно-спасательных судов не могли справиться со всеми работами. Чтобы выйти из затруднительного положения, командование решило переформировать «Ленинградсовет» в аварийно-спасательное судно, что и было сделано в апреле 1944 года. Никакого переоборудования на нем не производилось. Все свелось к увеличению численности команды до семидесяти двух человек. [72]

Линия фронта, а вместе с ней и действующие силы флота уходили все дальше на запад. Наступило время, когда в Ленинград стали возвращаться военно-морские училища, эвакуированные в восточные районы страны. «Ленинградсовет» зачислили в отряд учебных кораблей на Балтийском море. 8 января 1945 года команда корабля приступила к прежней работе.

После расконсервации механизмов и ремонта, установки и регулировки штурманского вооружения «Ленинградсовет» с курсантами на борту отправился в штурманский поход. Интересным было плавание в августе 1945 года. Корабль в течение двадцати дней прошел по маршруту Кронштадт — Лавенсаари — Хельсинки — Таллин — Хельсинки — Кронштадт. В этом походе участвовали курсанты 2-го курса училища имени М. В. Фрунзе. Они имели возможность ознакомиться с побережьем и основными портами Балтики, учились применять на практике знания, полученные в училищных классах. В сентябре — новый двухнедельный поход: Ленинград — Хельсинки — Або — Хельсинки — Таллин — Либава — Хельсинки — Ленинград. Попутно «Ленинградсовет» вывозил из германских портов трофейные и репарационные грузы, предназначавшиеся для ленинградских предприятий и организаций.

Теоретическая подготовка офицеров флота в ту пору велась на высоком уровне. В училищных классах и лабораториях сосредоточивались самые современные образцы оружия и техники, курсанты отрабатывали тактические приемы, выработанные в ходе войны. Учили их преподаватели, имевшие большой опыт морской службы, в большинстве своем получившие его в годы Великой Отечественной войны. А на «Ленинградсоветч» курсанты, проходившие практику, встречались с устаревшей и изношенной техникой. На нем, как и на других учебных кораблях, отсутствовали крупнокалиберные артиллерийские установки со стабилизацией и современными приборами управления стрельбой, не было новейших радиолокационных и гидроакустических станций и многого другого. Да и вряд ли было целесообразно устанавливать все это на старых учебных кораблях. Ведь даже их размеры ограничивали возможности размещения крупногабаритной техники. А энергетические установки не могли обеспечить мощную технику [73] питанием. В результате всего этого «Ленинградсовет» терял свое значение как учебный корабль.

В 1948 году на «Ленинградсовет» прибыла 7-я рота училища имени Ф. Э. Дзержинского. Это были последние курсанты, проходившие на нем практику. По окончании ее в августе имя «Ленинградсовета» исчезло из списков учебных кораблей. А в других списках появилась несамоходная плавучая база. Однако вскоре выяснилось, что и в качестве несамоходной плавучей базы судно непригодно к дальнейшему использованию. Позднее окончательно обветшавший корпус корабля разделан на металлолом. Свыше полувека прослужил в русском и советском флоте «Верный» — «Ленинградсовет». Для корабля это очень большой срок.