«Амур»
Минный заградитель «Амур» спущен на воду в 1907 году. Длина — 98, ширина — 14, осадка — 5 м. Водоизмещение — 3600 тонн. Две паровые машины общей мощностью 5306 л. с., двенадцать котлов. Скорость хода — 17 узлов. Запас угля — 670 тонн. Дальность плавания полным ходом — 1600 миль, экономическим (12 узлов при восьми действующих котлах) — 3200 миль. Вооружение: девять 120-мм орудий, четыре пулемета, 323 мины. Радиостанция. Экипаж 322 человека.
В русском флоте существовал обычай сохранять в списках имена заслуженных кораблей. Так и «Амур» получил свое название в память о минном заградителе «Амур», совершившем немало славных дел во время обороны Порт-Артура и погибшем там в 1904 году.
После достройки на плаву корабль вступил в строй, экипаж начал осваивать довольно сложную по тому времени минную технику. К началу первой мировой войны корабль представлял полноценную боевую единицу.
Для России война началась 1 августа 1914 года. В тот день ей объявила войну Германия. А для «Амура» и его [42] собратьев — «Ладоги», «Наровы» и «Енисея» — он бы уже вторым днем боевых действий. Отряд минных заградителей начал минные постановки 31 июля. В первые же сутки корабли поставили в Финском заливе на линии Порккала-Удд-Нарген заграждение из 2119 мин. Оно должно было преградить германскому флоту подходы к побережью в непосредственной близости от Петербурга.
Впоследствии «Амур» принимал участие в большом количестве минно-заградительных операций. Особенно эффективным оказалось выставленное им под прикрытием крейсеров «Рюрик», «Олег», «Богатырь» и двух подводных лодок минное поле из 240 мин в районе острова Борнхольм. Несмотря на то что мины ставились в акватории довольно интенсивного движения немецких судов, русские моряки сумели сделать это скрытно. В результате здесь погибли, подорвавшись на минах, немецкие пароходы «Кенигсберг» и «Бавария», тральщики «Т-47» и «Т-51».
Зиму с 1915 на 1916 год «Амур» находился в Гельсингфорсе. С наступлением весны ледоколы провели его через тяжелые льды в Ревель, а затем в соседний порт. Следом за ним туда же провели заградители «Волга», «Лена» и «Свирь». 28 марта 1916 года все они под прикрытием дивизиона миноносцев выставили минные заграждения в южной части передовой позиции, закончив тем самым перекрытие входа в Финский залив. Заградители продолжали базироваться в Ревеле до лета. Они несколько раз выходили в море для усиления передовой позиции новыми линиями заграждений.
Летом на основе данных разведки и анализа деятельности немецкого флота стало ясным, что неприятель намерен, как и в 1915 году, осуществить прорыв в Моонзунд и Рижский залив через Ирбенский пролив. Командование разработало план усиления обороны в этом районе. Одним яз элементов плана было дополнительное заграждение пролива минами. Их постановкой и занимался «Амур» до окончания кампании 1916 года.
Зимовал «Амур» в Ревеле. Там и застало его известие о Февральской революции 1917 года. Революционно настроенные амурцы быстро разобрались в сущности [43] положения и неоднократно выступали против реакционной политики Временного правительства. 23 июля, например, они на собрании судовых комитетов и делегатов судов, стоявших в Ревеле, голосовали за отмену решения Керенского о введении смертной казни, с оговоркой, что ее следует применить к Николаю Кровавому и его приспешникам. Они требовали немедленного упразднения Государственной думы и Государственного совета. А в сентябре представители команды «Амура» вместе с революционно настроенными матросами других кораблей приняли резолюцию о провозглашении России демократической республикой и постановили в 8 часов 8 сентября поднять на боевых кораблях красные флаги, которые не спускать до фактического проведения в жизнь всех реформ, связанных с установлением демократической республики.
В октябре, в связи с изменением оперативной обстановки, «Амур» перешел в Кронштадт. 24 октября его судовой комитет получил распоряжение Центробалта о поступлении корабля в полное подчинение Военно-революционному комитету Петроградского Совета. На «Амуре» разместились штаб и некоторые подразделения сводного отряда матросов. Утром 25 октября «Амур» вышел из Кронштадта в Петроград. Днем он вошел в Неву и встал на якорь неподалеку от «Авроры». В дальнейшем с него осуществлялось общее руководство отрядами вооруженных матросов.
После победы революции «Амур» оставался в Петрограде. С наступлением холодов его, как это было принято в те времена, перевели в состояние зимнего хранения: наглухо задраили большую часть корабельных помещений, предварительно законсервировав механизмы и технику. Команда перебралась в береговые казармы. На борту заградителя остался для поддержания корабля в порядке и исправности лишь тридцать один человек. В таком состоянии «Амур» находился и после начала летней кампании 1918 года. Тяжелые обстоятельства гражданской войны и связанные с ней материальные затруднения не позволили ввести его в строй.
В сентябре 1918 года «Амур» отбуксировали в Кронштадт, где он поступил в подчинение заведующего делами траления и заграждения на Балтийском море. Введения его в строй в ближайшее время не предполагалось, [44] так как, по заключению командования, кораблю требовался капитальный ремонт. Его начали в январе 1919 года. Однако успели разобрать лишь основные судовые механизмы. Работы были приостановлены из-за нехватки средств. Весной и летом «Амур» оставался в неопределенном положении, а осенью было принято решение капитальный ремонт на нем не производить, а поставить его на долговременное хранение.
Кораблей, которые не могли быть использованы по прямому назначению из-за нехватки топлива, смазочных материалов, ремонтных мощностей и т. п., накопилось много. Все они предназначались для долговременного хранения, но и на это у Кронштадтского и Петроградского портов сил не хватало. Мало чем помогло и сведение таких кораблей в специальные соединения. «Амур», зачисленный во 2-й отряд больших кораблей, располагавшийся в Кронштадте, в сущности оказался брошенным и разделил судьбу многих других. Экипаж его сократили до двадцати четырех человек, а фактически и их не было. Эти штатные единицы давно использовались в других местах. Зиму 1919/20 года «Амур» даже не отапливался.
В 1920 году специально назначенная команда перевела «Амур» в состояние длительного хранения. Конечно, работая на чужом для них корабле, матросы относились к порученному делу несколько не так, как относились бы амурцы. С другой стороны, они и не могли, пожалуй, сделать лучше. Ведь техника на «Амуре» уже около года находилась без присмотра в разобранном состоянии, силы и средства для выполнения работы были крайне ограничены. Взять хотя бы такой пример. По правилам полагалось наглухо заделать кингстоны (клапаны в подводной части, через которые можно впустить забортную воду), а технические возможности порта не позволяли выполнить эту работу. В то же время все хорошо знали, что рано или поздно кингстоны начнут пропускать воду. Выход нашли: кингстонные выгородки завалили конским навозом. Рассчитывали на то, что сначала просачивающаяся вода будет впитываться навозом и поступление ее внутрь корпуса окажется минимальным. А зимой навоз в выгородке смерзнется в сплошную глыбу, которая, пожалуй, и летом не растает полностью. Вот и будет обеспечена водонепроницаемость. [45] Такой способ применили не только на «Амуре». Надо сказать, что он себя оправдал.
«Амур» простоял в Кронштадте без движения и присмотра до 1922 года. Надежд на скорое восстановление его становилось все меньше, а техническое состояние с каждым годом ухудшалось. Так же обстояло дело и с другими кораблями, находившимися на долговременном хранении. А они представляли собою огромную ценность — дорогостоящие механизмы, системы, не говоря уже об остававшихся на кораблях запасах разного имущества, которое не только портилось, но подчас и растаскивалось. Естественно, что возник вопрос о реализации корабельных ценностей.
12 января 1922 года была образована комиссия для проверки наличия и состояния внутреннего оборудования и имущества на законсервированных кораблях. В результате ее работы предполагалось выяснить, что можно снять для использования на других кораблях или в частях, а то, что непригодно или ненужно для морского ведомства, должно было быть передано в распоряжение аналогичной комиссии при Совете труда и обороны для использования в народном хозяйстве. Комиссия должна была обследовать тридцать семь кораблей, в том числе и «Амур».
2-й отряд больших кораблей к тому времени был расформирован. Корабли находились в ведении заведующего судами, сданными Кронштадтскому порту. Комиссия начала знакомиться с имевшимися документами. Выяснилось, что при неоднократных приемах-сдачах не производилось не то что детальных, но и поверхностных проверок. Дело не в халатности должностных лиц, а в отсутствии аппарата, способного осуществлять контроль за состоянием кораблей. В последнем приемо-сдаточном акте значился пятьдесят один корабль, а занимались приемом-сдачей уходивший и вновь назначенный заведующие с двумя-тремя помощниками. Много ли они могли проверить? Да и как? Об «Амуре», например, в приемо-сдаточной ведомости сказано: «Никаких документов о приеме не имеется». Потому невозможно было узнать, что имелось на корабле в момент сдачи его на хранение.
Заключение комиссии по «Амуру» гласило, что «состояние на плаву заградителя удовлетворительное. Имеется [46] немного льду в поперечных угольных ямах. На верхнем дне и междудонных пространствах воды нет». Восстановление корабля признавалось невозможным, предлагалось разобрать его.
Когда стало известно о решении комиссии, нашлось немало претендентов на технику и оборудование корабля. Паровой катер, например, взял учебный отряд Балтийского флота. Одну из динамо-машин, извлеченных из отсека судовой электростанции, установили в училище командного состава. Разумеется, изымали судовую технику не самочинно, а на основании соответствующих разрешений Ревсобалта.
К разборке помимо «Амура» предназначалось значительное количество других кораблей. Флот не мог своими силами справиться с таким большим объемом работ. Начали подыскивать исполнителей. Петроградский судостроительный трест брался за разборку нескольких кораблей, в том числе и «Амура». Однако когда пришло время приниматься за работу, выяснилось, что трест переоценил свои возможности. В конечном счете на полную реализацию предложений комиссии не хватило ни сил, ни средств. Разобрали лишь те корабли, с которыми полегче справиться. «Амур» в числе таковых не попал и по-прежнему стоял в Военной гавани Кронштадта, на «корабельном кладбище», как называли эту стоянку.
В 1929 году Ленинградская организация Осоавиахима (Общество содействия обороне, авиационному и химическому строительству, предшественник нынешнего ДОСААФ) обратилась к народному комиссару по военным и морским делам с просьбой о выделении в ее распоряжение одного из старых кораблей для создания на нем учебной военно-морской станции. Нарком принял положительное решение и дал соответствующие указания командованию Балтийского флота. Наиболее подходящим для этой цели признали «Амур», который и передали Ленинградскому совету Осоавиахима. Самые трудоемкие и сложные работы по переоборудованию заградителя возложили на Кронштадтский Морской завод. В мае 1930 года буксиры притащили «Амур» к заводскому причалу.
Невеселое зрелище представлял собою старый корабль: ржавый корпус, на котором лишь при самом [47] внимательном рассмотрении можно было увидеть остатки надписи «Амур». Не украшали его и почти насквозь проржавевшие трубы. Корпус венчали покосившиеся мачты со сломанными стеньгами, на которых болтались на ветру обрывки такелажа. Желавшему проникнуть во внутренние помещения преграждали дорогу горы обломков и мусора неизвестного происхождения. И внутри ничто не могло порадовать глаз. Корабельные системы были почти полностью разрушены. Об электропроводке и говорить не приходилось — от нее оставались только следы. Одним словом, даже самому неискушенному в вопросах судоремонта человеку становилось ясным, что требуется выполнить большие работы по очистке и подготовке корпуса и помещений к покраске, почти полностью обновить палубный настил и многое другое. А пока что штабом флота на «Амур» были назначены четыре краснофлотца.
Завод всячески оттягивал начало работ. С одной стороны, он был перегружен плановыми заказами, а «Амур» шел вне плана, а с другой — на заводе просто не верили, что из затеи Осоавиахима что-нибудь получится. Не сумел правильно оценить положение дел и Ленинградский совет Осоавиахима, хотя Центральный совет установил чрезвычайно жесткий срок для создания учебной станции — 1 июля поднять флаг! Всего два месяца.
На помощь «Амуру» пришла газета «Красный Балтийский флот». 5 июня в ней выступили писатель В. В. Вишневский и командир «Амура» (к тому времени на «Амуре» уже была штатная команда — около двадцати человек) С. И. Абрамович, впоследствии также писатель. Вишневский взывал к революционному долгу: «Балтийцы! В дни войны придут на корабли запасники и новобранцы. И если они не будут твердо знать дело — часть вины на нас самих: мы не дали летом 1930 года «Амур» для товарищей. Мы отняли у них месяцы». Слова Абрамовича были не столь эмоциональными, зато более деловитыми. Он писал о большом объеме работ, о необходимости рационального использования времени и о том, что характер значительной части работ таков, что их сможет выполнить любой краснофлотец, если проявит желание. [48]
Призыв газеты не остался без ответа — популярность ее в краснофлотских кругах была очень велика. Первыми пришли на «Амур» шестьдесят курсантов училища имени Ф. Э. Дзержинского. 8 июня они с 21 до 23 часов сгружали балласт в трюмы и выносили мусор. Так было положено начало массовым работам на «Амуре».
В следующие дни работы шли почти по всему кораблю. Все больше находилось желающих внести свои лепту в восстановление корабля. Приходили работать курсанты училищ, проходившие практику в Кронштадте, ученики машинной и электроминной школ, краснофлотцы с кораблей. Позже появились и осоавиахимовцы из городских организаций. В большинстве случае: приходили группами, но встречались и одиночки. Зайдут вроде мимоходом два-три краснофлотца, побродят по палубам, а потом скажут: «Что ж, ладно. Мы вот эту выгородку берем на шабаш...» Вытащат откуда-то из за пазухи скребки и с большим усердием примутся за дело.
Результаты не замедлили сказаться. Часть внутренних помещений была приведена в состояние, позволявшее приступить к покраске. Потом взялись за подготовку наружного борта и надстроек. Зашевелился и завод. Бригада плотников начала поправлять настил верхней палубы, слесари приступили к ремонту системы водоснабжения. Выпрямились и обросли такелажем мачты. Корабль приобрел более или менее благопристойный вид.
Но, как ни старались, к 1 июля не успели. Срок перехода в Ленинград пришлось перенести на 19 июля а фактически буксировка началась 20 июля. Закончилась она благополучно, и 21 июля «Амур» подал швартовы на набережную Красного Флота. Здесь он и должен был через десять дней торжественно поднять флаг. Работы оставалось еще очень много: покраска внутренних помещений, подготовка оборудования кабинетов введение в действие судовых систем...
Предполагалось, что на «Амуре» разместятся пять учебных кабинетов: артиллерийский, минный, торпедный, штурманский и радиотелеграфный. Планировалось также создание большой учебной библиотеки по всем отраслям морского дела. Кроме того, учебная военно-морская станция должна была получить гребные и моторные [49] суда, в числе которых предполагалось иметь торпедный катер.
Все это было делом будущего, кроме артиллерийского кабинета, который начал действовать в первые же дни прибытия «Амура» в Ленинград. На полуюте стояли два четырехдюймовых орудия, на которых можно было проводить занятия, тренировки и учения. Оба орудия, кроме того, можно было рассматривать и как экспонаты истории советского флота. Их сняли с потопленных в годы первой мировой и гражданской войн неприятельских кораблей. Первое — с английской подводной лодки «L-55», потопленной эсминцем «Гавриил», второе — с подорвавшегося на минах итальянского миноносца «Раччиа».
В литературе встречаются упоминания о том, что на «Амуре» стояла также одна из авроровских шестидюймовок. Это неверно. Откуда могла появиться такая ошибка, установить не удалось. Может быть, источником ее послужили чьи-то слова, неверно понятые, или сказавший их сам основательно забыл события прежних лет. Так или иначе, но на «Амуре» не было шестидюймовой пушки ни с «Авроры», ни с другого корабля, ни с береговой батареи.
Наступило 1 августа — день торжественного подъема флага на учебной военно-морской станции «Амур». После рабочего дня на набережной собрались тысячи осоавиахимовцев. Большинство из них — молодые рабочие ленинградских заводов. Митинг открыл В. В. Вишневский. Он напомнил о революционных заслугах «Амура» и высказал убеждение, что теперь, готовя кадры для флота, корабль принесет большую пользу обороне страны и прославит себя в новом качестве. После Вишневского выступили с приветствиями представители командования Ленинградского военного округа и делегации Болгарской компартии, находившейся тогда в Ленинграде. Представители от флота не выступали. Дело в том, что командование флота почти полностью входило в руководящие органы морской секции Леносоавиахима, так что приветствовать самих себя было незачем.
В 19 часов 30 минут Вишневский подал команду: «Флаг поднять!» Под пушечный выстрел на кормовом флагштоке был поднят флаг судов допризывной подготовки, [50] специально учрежденный для этого случая. Он состоял из трех горизонтальных полос — крайние голубые, средняя белая — с наложенным на нее посредине черным адмиралтейским якорем с алой пятиконечной звездой на штоке.
После подъема флага участники митинга осмотрели корабль. Потом состоялся шлюпочный парад. Особое впечатление произвел прошедший после шлюпок торпедный катер.
Главная цель заключалась, конечно, не в том, чтобы чем-то кого-то удивить. Корабль предназначался для обучения рабочей молодежи допризывного возраста военно-морскому делу. Но для этого требовалось, чтобы и она приняла самое непосредственное участие в превращении «Амура» в учебный корабль, полностью оборудованный всеми механизмами и устройствами. Работы хватало всем специалистам, что было видно из развешанных по кораблю лозунгов: «Электромонтеры! Электрические лебедки корабля требуют вашей работы!», «Комсомольцы — токари, слесари, механики! Корабельная машина ждет ваших рук!» Это для начала, а на будущее ставилась символическая задача: «Перенести флаг на гафель!» Иными словами, не только заниматься в корабельных учебных кабинетах, но и выйти на «Амуре» в море. Как известно, во время стоянки корабли несут флаг на кормовом флагштоке, а с началом движения переносят его на гафель.
В том же месяце «Амур» начал действовать как учебная станция. В кружках проводились занятия по изучению различных отраслей военно-морского дела. Занятия совмещались с работами. Продолжалась чистка и покраска корабля, обрастали пособиями кабинеты. Вскоре заработала мастерская по ремонту двигателей для осоавиахимовских плавсредств. В первой половине августа отремонтировали три подвесных шлюпочных мотора, обнаруженных среди всякого старья в складах военного порта. Из отдельных частей, также отысканных на складах, собрали три мотора, предназначавшихся для осоавиахимовцев Перми.
Наиболее успешно, пожалуй, шло дело у радиотелеграфистов. Они начали с того, что установили на верхней палубе громкоговоритель. Говорили, что это самый мощный громкоговоритель в СССР, что в хорошую погоду [51] его можно услышать километров за пятнадцать от «Амура». Может быть, это несколько преувеличено, но звуки он издавал очень громкие. Затем стала работать коротковолновая радиостанция. Коротковолновики-амурцы сумели установить радиосвязи с коротковолновиками ряда городов СССР. В ближайшее время предполагалось установить связь с Новой Землей и другими районами Крайнего Севера, с ледоколом «Седов».
А между трубами расположился не планировавшийся ранее авиационный кабинет. Возник он в связи с тем, что Ленинградская организация Осоавиахима передала на «Амур» исправный гидросамолет. Вот и пришлось выбрать для самолета несколько необычное место, так как только там его можно было поставить.
Оборудовали и другие кабинеты. Несколько отставал механический, но на то была веская причина — рабочие Северной судостроительной верфи, взявшиеся за создание его, занимались и ремонтом главных машин.
Помимо занимавшихся в кружках, «Амур» ежедневно посещали человек по сто экскурсантов. Были среди них делегации и просто любопытные. Однажды пришла группа представителей Коммунистического Интернационала Молодежи (КИМ): англичанин, итальянец, француз и немцы. Все они встретились на борту «Амура» со своими «земляками». Англичанин увидел пушку, снятую с «L-55», итальянец — пушку с эсминца «Раччиа», немцы смогли посмотреть на мины германского производства, а французу показали трофейный французский вельбот. Очень примечательно, что на учебном корабле добровольного оборонного общества с самого начала сосредоточивались трофеи Советского Военно-Морского Флота. Увы, сохранить их не сумели. Забегая вперед, скажем, что, когда «Амур» снова возвратился в состав флота, никто не побеспокоился о передаче трофеев в музеи. Пушки, например, снимали после прихода «Амура» в Ораниенбаум. Оружием они давно не считались и нигде по учету не проходили, поэтому сдаче на склады не подлежали. Пошли бы они на свалку, если бы не приглянулись командованию подразделения охраны водного района. Пушки установили [52] перед входом в здание, где размещалось подразделение. Позднее, когда подразделение перебиралось в другое место, пушки просто бросили. Куда они делись потом — неизвестно. Скорее всего, пошли в металлолом.
Молодежь стремилась на «Амур», чтобы получить там военно-морские специальности. Личный состав корабля (теперь уже осоавиахимовский) стремился создать наиболее благоприятные условия для допризывной подготовки. Однако Леносоавиахим не располагал нужными для этого силами и средствами. Приходилось обращаться к командованию флота. Оно относилось к нуждам «Амура» с полным пониманием. Корабль, например, не имел своего источника электроэнергии — она подавалась с берега. Требовался силовой кабель, вещь в то время весьма дефицитная. Командующий морскими силами Балтийского моря, когда с этим вопросом обратились к нему, только спросил: «А где есть кабель? В Ленинградском военном порту? Получить!»
Однако, когда приказание дошло до техника Ленвоенпорта Соколова, тот засомневался: кабель-то, дескать, есть, но как я его могу отпустить без распоряжения командира порта? Командир порта, в свою очередь, потребовал заключение о необходимости кабеля для «Амура» от того же Соколова. Пошла волокита, а электроэнергия тем временем подавалась на корабль по скрученному из нескольких жил оголенному проводу.
Возникали и другие сложности, в частности по бытовым вопросам. Отопление на корабле не работало, а приближалось холодное время года. Воду для бытовых нужд качали ручным насосом. Даже питались амурцы не у себя, а на другом корабле. Понемногу все эти трудности разрешались, но тут же возникали новые.
В конце концов флот полностью взял на себя заботу об «Амуре». В июле 1933 года корабль поставили на плановый заводской ремонт, который продолжался до декабря 1934 года. За это время «Амур» был приведен в более или менее удовлетворительное состояние. Правда, он остался несамоходным. Восстановление машин оказалось невозможным, а монтаж новой машинно-котельной установки на корабль, давно отслуживший свой срок, не имел смысла. [53]
Тысячи молодых людей прошли на «Амуре» допризывную военно-морскую подготовку, получив такие флотские специальности, как сигнальщик, радист, рулевой, комендор, минер и многие другие. Ежегодно амурцы участвовали в дальних шлюпочных походах — в Москву, Астрахань, Сталинград, Пермь... На корабле регулярно проходили встречи молодежи с участниками Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны, со старыми амурцами. Среди них были Ф. С. Аверичкин, Э. Ныу, Э. Вишневский, А. Дорогов и многие другие. Беседы с ними приносили большую пользу. Они готовили морских допризывников к подвигам, которые предстояло совершить их поколению в недалеком будущем.
Те, кто осваивал на «Амуре» азы военно-морского дела, впоследствии отважно сражались за честь, свободу и независимость нашей Родины. Конечно, литейщик Балтийского завода Е. Осипов тогда не знал, что не так много времени остается до Великой Отечественной войны, во время которой он будет громить врага, командуя подводной лодкой «Щ-406». Не знали этого и кузнец Пролетарского завода А. Клюшкин, будущий командир подводной лодки «С-4», токарь Металлического завода В. Ныров, ставший во время войны командиром подводной лодки «Калев»... Но, как бы то ни было, все они получили морскую закалку на «Амуре», как и многие другие молодые ленинградцы.
Весной 1938 года «Амур» был возвращен Балтийскому флоту. Промышленность в большом количестве поставляла флоту подводные лодки. Им требовались плавучие базы для обеспечения повседневной деятельности и размещения личного состава. По этой причине вспомнили о судах, подходящих для этой цели, в том числе и об «Амуре». Его отбуксировали на завод, произвели необходимый ремонт и некоторое переоборудование помещений. В начале лета он уже находился в бригаде подводных лодок. «Амур» неплохо справлялся со своей новой задачей. В разное время на него базировались разные лодки, но большей частью он обеспечивал 14-й дивизион подводных лодок, в основном состоявший из подводных лодок типа «Щ».
Перед началом Великой Отечественной войны наш флот осваивал новые военно-морские базы — Таллин, [54] Либаву, Ригу... Новая дислокация Балтийского флота требовала соответствующей организации. Расформировывались старые соединения и создавались новые. В западные базы перешли и наиболее боеспособные подводные лодки. Несамоходный «Амур» не пошел с ними. Он остался на старом месте. В марте 1941 года он стал плавбазой учебного дивизиона подводных лодок Краснознаменного учебного отряда подводного плавания имени С. М. Кирова, в который вошли лодки, оставшиеся на прежних местах дислокации.
К лету в Таллине, ставшем главной базой Краснознаменного Балтийского флота, сложилось очень тяжелое положение с размещением личного состава подводных лодок и малых кораблей. Требовалось увеличить количество плавучих баз. В числе прочих судов, определенных для этой цели, оказался и «Амур». В середине июня его прибуксировали в базу, где он прошел планово-предупредительный ремонт. К 20 июня корабль был готов к переходу в Таллин.
21 июня в 10 часов 25 минут, когда до первых залпов войны оставалось менее суток, ледокол «Трувор» повел его в Таллин. Безоружные ледокол и плавбаза могли бы стать легкой добычей для фашистских самолетов или катеров, но им повезло. Ни разу не атакованные, они 22 июня в 6 часов 58 минут вышли на видимость сигнально-наблюдательного поста на острове Найссаар.
В обычных условиях оперативная служба сразу бы занялась ими и определила бы их на место. Но уже шла война. Над Таллином летали вражеские самолеты, в штаб флота отовсюду поступали сведения о действиях неприятеля. Понятно, что и оперативной службе, и командованию хватало дел и без «Амура» с «Трувером». Пока что «Амур» отдал якорь на рейде. На следующий день командующий флотом приказал пришвартовать «Амур» к борту линкора «Октябрьская революция». Лишь неделю спустя появилась возможность ввести его в Каботажную гавань и поставить там на швартовы.
В сложной, быстро меняющейся обстановке обороны Таллина не могло быть и речи об использовании «Амура» для базирования только подводных лодок. К его борту швартовались и лодки, и катера, и буксиры. [55]
На нем размещались и подводники, и катерники, и морские пехотинцы, и многие другие. На нем же находились некоторые подразделения тыла, береговые помещения которых были разрушены в ходе боевых действий. Трюмы использовались как временные склады для различного военного имущества. Так что хотя «Амур» и не стрелял по врагу, но он оказался активным бойцом при обороне Таллина.
К исходу августа положение в районе Таллина ухудшилось. Верховное Командование приняло решение оставить город, с тем чтобы все освободившиеся при этом силы направить на оборону Ленинграда. Сложные задачи, связанные с эвакуацией из осажденного города, выпали на долю Балтийского флота. Кораблям и судам с личным составом, боевой техникой и военным имуществом на борту предстояло прорываться в Кронштадт под огнем фашистских батарей, занявших позиции на южном берегу Финского залива, через минные поля. Буксировка в таких условиях большого несамоходного судна обрекала почти на верную гибель и его, и буксировщик. К тому же «Амур» во время одного из вражеских авиационных налетов получил повреждения, исправить которые в условиях осажденного Таллина не представлялось возможным. Командование признало целесообразным затопить «Амур» на входе в гавань, чтобы исключить возможность использования ее кораблями немецкого флота без проведения более или менее значительных судоподъемных работ.
Последний отряд транспортов выходил из Таллина в ночь на 28 августа. У причалов остались лишь плавсредства для вывоза небольшого количества бойцов, подрывавших последние объекты. В их число входили и затоплявшиеся суда — «Амур» и три старые шхуны. Мощные взрывы разворотили корпус, и старый корабль медленно сел на грунт.
Полузатопленный корпус довольно продолжительное время преграждал вход в гавань крупнотоннажным кораблям и судам. Лишь к зиме германская аварийно-спасательная служба, использовав плавучесть уцелевших отсеков, смогла несколько приподнять корпус над грунтом и оттащить его в сторону. Там он и оставался до конца войны. [56]
Для восстановления порта после освобождения Таллина потребовалось выполнить огромный объем работ. Естественно, что в первую очередь брались за то, что давало наибольшие результаты. Подъем «Амура» к таким первоочередным объектам не относился и потому ждал своей очереди полдесятка лет. Когда же подошло время заняться им, то при осмотре выяснилась полная непригодность корпуса для восстановления. Он не мог быть использован даже в качестве причала. Поднятый корпус отбуксировали на судоразборную базу и затем разделали на металлолом.