«Аврора»

Крейсер «Аврора» спущен на воду 11 мая 1900 года. Длина — 127, ширина — 17, осадка — 7 м. Водоизмещение — 7600 тонн. Три паровые машины общей мощностью 11 970 л. с., двадцать четыре котла. Скорость хода — 20 узлов. Запас угля — 964 тонны. Дальность плавания полным ходом 1440 миль, экономическим (11 узлов при десяти действующих котлах) — 2640 миль. Вооружение: четырнадцать 152-мм орудий, два пулемета, 150 мин. Радиостанция. Экипаж 570 человек. (Аврора», как и другие корабли, о которых идет речь в этой книге, за долгие годы своей службы неоднократно модернизировалась и ремонтировалась: заменялось вооружение, ставились более совершенные механизмы и т. п. В справочниках разных лет приводятся различные сведения о корабле. Здесь данные на последний квартал 1917 года.)

После спуска на воду «Аврора» достраивалась на плаву еще три года. Таким образом, после вступления крейсера в строй его экипаж едва успел освоить и изучить корабельную технику к началу русско-японской войны 1904–1905 гг. В конце 1904 года «Аврора» была включена в состав 2-й Тихоокеанской эскадры и вместе с ней вышла из Либавы на Дальний Восток. Переход [8] до места Цусимского сражения продолжался 224 дня.

Когда эскадра находилась у острова Мадагаскар, стало известно, что после одиннадцатимесячной обороны крепость Порт-Артур пала. Одновременно прекратила свое существование 1-я Тихоокеанская эскадра, для усиления которой шли корабли с Балтики. Дальнейший путь на Дальний Восток становился теперь дорогой навстречу гибели.

Так оно и случилось. Несмотря на отвагу и мужество русских моряков, эскадра была разбита наголову. Почти все корабли либо погибли, либо были захвачены в плен японцами. «Аврора» избежала этой участи. Она вместе с крейсерами «Олег» и «Жемчуг» в ночное время оторвалась от противника и через неделю прибыла в Манилу, где была интернирована (то есть разоружена и задержана до конца войны) американскими властями.

После подписания в конце 1905 года мирного договора между Россией и Японией крейсер возвратился в Кронштадт. К тому времени его боевое значение было почти утрачено. Опыт минувшей войны показал, что крейсера должны иметь большую скорость хода, чем та, которую могла развивать «Аврора», и надежную броневую защиту. На «Авроре» же легкая броня (всего 38 мм) покрывала только палубу, да и то не полностью, а борта не имели бронирования. Кроме того, кораблю требовался большой ремонт. Все это вместе взятое определило дальнейшую судьбу крейсера: после продолжительного ремонта «Аврору» включили в отряд учебных кораблей Морского корпуса.

«Аврора» с кадетами и гардемаринами на борту часто ходила в дальние походы. Во время одного из них произошел любопытный случай, свидетельствующий о порядках в царском флоте. Крейсер прибыл к острову Крит, где в то же время находились черноморская канонерская лодка «Донец» и несколько иностранных кораблей.

Иностранцы поразились: на двух русских кораблях одинаковыми были только флаги и форма, все остальное — разным. По-разному гребли на шлюпках, по-разному писали флажками сигнальщики... Более того, познакомившиеся с русскими кораблями поближе узнавали, что и организация службы на них различна, что [9] даже стреляли балтийские и черноморские артиллеристы каждый своими методами. В чем дело?

Причина не столь уж сложная: между двумя основными флотами России существовала взаимная неприязнь, порожденная системой комплектования личным составом. Если кто из офицеров после окончания Морского корпуса попадал служить, скажем, на Чернее море, то там он оставался навсегда. На каждом из флотов постепенно накапливался свой опыт, формировались собственные взгляды. А потом возникали замкнутость, нездоровое соперничество, а там недалеко и до взаимной неприязни. Дело доходило до абсурда. Черноморцы могли, например, ознакомить с методами и приемами стрельбы офицеров французского флота, но ни за что не поделились бы опытом с балтийцами. Бывали примеры, когда балтийских артиллеристов просто-напросто не пускали на черноморские корабли, хотя вообще-то традиция взаимного гостеприимства соблюдалась. Нужно ли говорить, сколько вреда приносила боеготовности морских сил в целом такая разобщенность флотов.

В 1911 году «Аврора» ходила с официальным визитом в Мессину. Во время пребывания там экипаж крейсера должен был принять от городских властей медаль за помощь, оказанную русскими моряками жителям Мессины в 1908 году, когда город стал жертвой землетрясения. И надо же было так случиться, что и на сей раз не обошлось без стихийного бедствия — заполыхал огромный пожар. И снова итальянцы увидели готовность русских матросов помочь в беде. В самых опасных местах авроровцы боролись с огнем, спасали людей и имущество. Конечно, программа торжеств в значительной степени нарушилась, но чувство признательности за бескорыстную самоотверженную помощь надолго сохранилось в сердцах жителей Мессины.

На «Авроре» служилось нелегко. Матросы сравнивали службу на крейсере с каторгой. В том же 1908 году свыше двадцати матросов совершили побег с корабля, не выдержав издевательств. Позднее они объяснили причины своего поступка в большевистской газете «Пролетарий». Покинуть «Аврору» и оказаться за пределами родины их вынудили издевательства командира и других офицеров. Особенно отличался жестокостью [10] старший офицер крейсера капитан II ранга Бутаков Он неоднократно собственноручно избивал матросов за сущие пустяки, например за заминку в ответе на какой-нибудь его вопрос, не имевший отношения к службе.

Побег с корабля, конечно, протест. Но это пассивная форма борьбы. А матросы стремились к активным действиям. Однако любые действия без организации обречены на неудачу. Поэтому, прежде чем действовать, надо было организоваться. В годы реакции, наступившие после революции 1905 года, установить связь с рабочими организациями в России было крайне трудно. Гораздо проще это получалось в заграничных походах. Хотя и очень ограниченно, но матросов отпускали на берег. Там они нет-нет да и встречали земляка, который часто оказывался политическим эмигрантом. Беседуя с матросами, он не только интересовался российскими делами, но и разъяснял причины тяжелой жизни. Профессиональные революционеры помогали матросам разобраться в сложных вопросах, понять важность организации. Революционеры-эмигранты не ограничивались разговорами. Нередко матросы получали от них нелегальную литературу. Все это привело к тому, что в 1910 году на «Авроре» возникли революционные кружки.

На первых порах кружки работали разобщенно, не зная даже о существовании друг друга. И направление работы было разным. Большинство их придерживалось социал-демократических взглядов. Но имелись и эсеровские кружки. Впрочем, эсеры после революции 1905–1907 гг. не пользовались авторитетом на флоте, особенно среди матросов из рабочих, а такие составляли большую часть личного состава «Авроры». В дальнейшем влияние социал-демократов возрастало. К Февральской революции команда крейсера полностью поддерживала социал-демократов-большевиков. Однако кружки на «Авроре» не смогли объединиться в единую постоянно действующую организацию главным образом из-за частых провалов и арестов.

С началом первой мировой войны «Аврора» была включена во 2-ю бригаду крейсеров и вместе с крейсерами «Россия», «Олег;» и «Богатырь» несла дозорную службу в районе Центральной минно-артиллерийской [11] позиции. Иногда она привлекалась для выполнения других задач. В августе 1916 года, например, она выполняла опытовые стрельбы по проволочным заграждениям на берегу. После них была переведена в Рижский залив для артиллерийского содействия правому флангу 12-й армии. С наступлением осени «Аврора» ушла в Петроград на ремонт.

«Аврора» в числе первых поддержала рабочих Петрограда в дни Февральской революции. Волнения на крейсере начались 27 февраля. Поводом для них послужило помещение в корабельный карцер трех агитаторов-рабочих, задержанных в городе. Матросы, возмущенные превращением корабля в подобие филиала полицейского участка, отказались выполнять приказания командования. Командир не придал особого значения происходившим событиям, считая, что на следующий день все успокоится. Получилось не так. На другой день матросы вместе с рабочими захватили корабль в свои руки. Командир был убит, старший офицер ранен, многие офицеры арестованы. Из числа лояльно настроенных офицеров выбрали командира, старшего офицера и других должностных лиц. Они, естественно, не имели особой власти — фактическим хозяином крейсера стал судовой комитет.

В марте на «Авроре» оформилась большевистская организация. Райком 2-го Городского района Петрограда принял группу авроровцев (тогда говорили «аврорцев») в члены РСДРП (б). Поручительства (то есть рекомендации) им давали рабочие-большевики завода, где ремонтировался корабль. К Октябрю на крейсере насчитывалось сорок два большевика. В судовом комитете большевики были в меньшинстве, но именно они вели за собой команду и полностью контролировали ход событий на корабле. В сентябре после перевыборов судовой комитет стал большевистским. Его председателем избрали большевика А. В. Белышева.

Победила Великая Октябрьская социалистическая революция. Власть перешла в руки Советов. Сразу же пришлось ее защищать, — в Петрограде начался мятеж, организованный контрреволюционным «Комитетом спасения родины и революции», а на город двинулись казачьи части во главе с белым генералом Красновым. «Аврора» в дни мятежа оставалась в Петрограде. Большая [12] часть команды сошла с корабля и приняла активное участие в отражении натиска белогвардейщины. Авроровцы большей частью были включены в сводный отряд моряков, отправленный навстречу мятежным войскам. Другая их часть пошла в Петропавловскую крепость для усиления ее гарнизона. Около полусотни матросов находились на охране Смольного.

Мятеж продолжался недолго. К исходу 29 октября он был ликвидирован. Через несколько дней «Аврора» снова возвратилась на завод, так как она выходила на Неву, не окончив полностью ремонтные работы. В ремонте корабль находился еще около месяца. Участие моряков в подавлении мятежа юнкеров и разгроме отрядов Керенского — Краснова получило высокую оценку Петроградского Совета.

Капитально отремонтированная «Аврора» возвратилась к месту постоянной дислокации в Гельсингфорс. Однако Центробалт (Центральный комитет Балтийского флота) решил, что уход ее из Петрограда ослабит революционные силы, а пребывание ее в Гельсингфорсе не имело ни военного, ни политического значения. Поэтому Центробалт возвратил крейсер в Петроград, чтобы «углублять революцию». Под Новый год «Аврора» вошла в Неву и встала у Английской набережной.

Наступил 1918 год. Штаб флота составил на летнюю кампанию обширные боевые расписания, в которые была включена и «Аврора». Война с Германией продолжалась, и объем боевых действий на море был достаточно велик. Но суровая действительность безжалостно перечеркнула оперативные планы. Молодая Советская Республика не располагала материально-техническими возможностями для содержания флота в полном составе: не хватало угля, мазута, смазочных материалов, да и в людях начинала ощущаться нехватка. В строю были оставлены лишь наиболее боеспособные корабли, к числу которых «Аврора» не относилась. Ее перевели в резерв, а затем сдали на хранение в Петроградский порт. Численность команды была сведена до минимума — тридцать девять с половиной человек. Полчеловека получилось в силу того, что одного штурмана назначили на два крейсера — на «Аврору» и «Диану».

Во время гражданской войны обстановка складывалась [13] так, что боевые корабли требовались на реках и озерах. В основном их находили на местах — вооружали буксиры, баржи и т. п., превращая их в канонерские лодки, плавучие батареи, тральщики. Конечно, где-нибудь на Волге морских орудий не было, приходилось ставить то, что оказывалось под рукой, чаще всего полевые трехдюймовки. Но, как показал опыт, и на буксирах, вооруженных армейскими пушками, требовалась команда из военных моряков. Их давал Балтийский флот. Наряду со всеми и авроровцы уходили на речные и озерные флотилии. Уходили они также и на бронепоезда, и в пехоту, и в кавалерию. Мало-помалу крейсер пустел. Летом 1918 года его отбуксировали в Кронштадт для перевода на долговременное хранение в порту, то есть на консервацию.

Осенью 1918 года в нижнем течении Волги сложилась неблагоприятная для нас обстановка. Советская флотилия потерпела ряд неудач из-за своей организационной и технической слабости. Чтобы исправить положение, было решено отправить на Волгу десять шестидюймовых орудий «Авроры» с соответствующим количеством зарядов и снарядов. Немногочисленной к тому времени команде крейсера вместе с личным составом Кронштадтского порта пришлось крепко потрудиться, чтобы выполнить задание в срок. На Волге весной 1919 года авроровскими орудиями были вооружены пять плавучих батарей, переоборудованных из больших сухогрузных барж. Позднее с «Авроры» сняли и остальные орудия. Ни одно из них никогда больше не возвратилось на крейсер.

Зимой 1919/20 года с «Авроры» ушли последние моряки, остававшиеся там для охраны и присмотра. Ответственность за состояние и сохранность крейсера возложили на командование 2-го отряда больших кораблей, куда входили десятки выведенных из строя кораблей, находившихся в Кронштадте. Корабельные механизмы уже давно не работали, а с уходом команды прекратилось и отопление «Авроры» с берега.

Для того чтобы содержать корабль в чистоте и исправности, требуется выполнять множество ежедневных, еженедельных, ежемесячных и т. п. мероприятий. Не безразлично и то, кто их выполняет — экипаж или береговая команда. Но в любом случае нужны люди. Во [14] 2-м отряде их не было. Отряд состоял лишь из управления да подчиненной ему местной стрелковой роты для охраны кораблей. Каких-либо подразделений для корабельных работ штат отряда не предусматривал. Так что корабли отряда, в том числе и «Аврора», содержались далеко не так, как предусматривалось уставами, инструкциями и наставлениями. Немного позже расформировали и стрелковую роту. Корабли остались не только без ухода, но и без охраны.

А жизнь диктовала свои условия. Все острее вставал вопрос о подготовке командных кадров для Красного Флота. Для решения его требовались учебные корабли. В 1921 году Управление военно-морских учебных заведений ходатайствовало об использовании «Авроры» в качестве учебного корабля. Командующий морскими силами республики удовлетворил просьбу и подчинил крейсер Управлению. Правда, от этого ничего не изменилось, ибо средств на введение крейсера в строй отпущено не было.

Лишь в сентябре 1922 года окончательно решился вопрос о восстановлении корабля. Была назначена комиссия для обследования состояния «Авроры» и определения объема работ для введения ее в строй. Возглавлял комиссию командир линкора «Парижская коммуна». Входили в нее специалисты по всем частям с той же «Парижской коммуны» и эсминцев «Забияка» и «Десна». В работе комиссии должны были участвовать и представители от команды «Авроры», которой пока еще не существовало. По этой причине комиссия не торопилась начинать работу.

В это время помощник командира гидрографического судна «Самоед» Лев Андреевич Поленов, бывший мичман с «Авроры», избранный командой после революции на должность вахтенного начальника и ротного командира, а потом старшего штурманского офицера, готовился к экзаменам для поступления на гидрографический факультет Морской академии. Подготовку прервал срочный вызов в Реввоенсовет флота. Разумеется, приглашение скромного командира в столь высокую инстанцию — дело не совсем обычное. Поленов так и не смог догадаться, зачем он понадобился Ревсобалту.

На «Кречете», где тогда размещались штаб флота [15] и Реввоенсовет, его принял Петр Иванович Курков, в прошлом машинный унтер-офицер с крейсера «Аврора», а теперь член Реввоенсовета. Два старых авроровца поздоровались, присели, помолчали минуту. Потом Курков спросил:

— Не забыли «Аврору», Лев Андреевич?

Поленов удивился. Как можно забыть? Кто из моряков забудет свой первый корабль? Кто из участников революции забудет Октябрьские дни? А для Поленова то и другое слилось воедино. Курков Одобрительно кивал головой. Иного ответа он и не ожидал. Однако не так уж много времени было у члена Реввоенсовета, чтобы предаваться воспоминаниям, и Курков перешел к делу.

Он, сообщив Поленову о решении руководства приступить к восстановлению «Авроры», от имени Реввоенсовета предложил ему вступить в командование кораблем и возглавить восстановительные работы. Именно возглавить, потому что львиную долю их должна будет выполнить команда. Думается, что с такой задачей справиться можно: крейсер перед сдачей на хранение прошел капитальный ремонт и после него почти не плавал.

Не так просто было для Поленова согласиться на такое предложение. Он достаточно хорошо представлял себе состояние корабля — все время видел его стоявшим без надзора у стенки Военной гавани. Кроме того, согласие на должность командира «Авроры» предполагало отказ от поступления в академию. В конце концов желание восстановить родной корабль взяло верх над всем остальным. Поленов доложил о готовности принять корабль и 30 октября был назначен командиром «Авроры».

9 ноября 1922 года Поленов вместе с комиссией прибыл на крейсер, чтобы принять его от Кронштадтского порта. Что и говорить, запущенный корабль совершенно не походил на щеголеватый когда-то крейсер. Давно не крашенные борта пестрели ржавыми пятнами и полосами окаменевшей грязи. По коряво сбитой дощатой сходне поднялись на верхнюю палубу, в былые времена ласкавшую глаз приятной белизной. Давным-давно не мытые надстройки, толстый слой грязи, сквозь который просвечивали темные круги с торчащими из [16] них ржавыми штырями, обозначавшие места, где в свое время стояли грозные шестидюймовки.

С трудом отдраивая двери, члены комиссии проникали во внутренние помещения. Казались мертвыми застывшие машины, мрачными погребами выглядели кочегарки, трюмы заросли глыбами неизвестного происхождения. И все-таки настроение у Поленова поднималось. Он ожидал худшего. Разумеется, три с лишним года без постоянного ухода и присмотра не прошли даром, но больших разрушений не усматривалось, а механизмы, как правило, были покрыты толстым слоем смазки. Добрым словом помянули тех, кто приложил свои руки к консервации корабля.

По окончании работы комиссия сделала вывод, что восстановить крейсер возможно в сравнительно короткий срок, возложив значительную часть дел на команду. Мнение это подтверждалось расчетами.

Начали с того, что с посыльного судна «Копчик» проложили магистрали и по ним подали пар на отопление «Авроры», Одновременно приступили к комплектованию команды, располагавшейся пока на «Комсомольце». В числе первых прибыли ветераны «Авроры» — машинист А. Г. Тихонычев, кочегар А. Киров, трюмный А. М. Крючок, назначенные старшинами по своим специальностям, баталер Т. Максимов, принявший обязанности интенданта, и другие.

Первоочередная задача заключалась в том, чтобы привести корабль в состояние, позволявшее личному составу жить и работать на нем. Для этого усиленно ремонтировали жилые помещения и систему парового отопления. С работами справились в кратчайший срок. В начале января 1923 года команда смогла переселиться на корабль. Крейсер стал самостоятельной единицей во всех отношениях, благодаря чему заметно улучшилось питание да и другие виды снабжения. Важным событием стало создание партийной ячейки, хотя и малочисленной на первых порах. На первом ее собрании, состоявшемся 19 января, присутствовало всего пять человек.

23 февраля 1923 года на флагштоке крейсера был поднят военно-морской флаг СССР.

Первую погрузку угля встретили как праздник. Грязная и тяжелая работа не пугала, а радовала. [17]

Уголь — пища корабля. Заполненные угольные ямы свидетельствовали о том, что скоро заполыхает огонь в топках котлов и пар пойдет по магистралям, разнося по кораблю могучую силу. Завращаются корабельные пародинамо, побежит по кабелям электроэнергия. А там совсем немного времени останется и до того дня, когда потоки пара устремятся в цилиндры главных машин и закрутятся гребные валы.

В тот день завтракали торопливо. На разводку многие вышли, не дожидаясь сигнала, чем, однако, не обрадовали, а огорчили боцмана. Ф. С. Ремнев с вечера представлял себе, как он пробежит по палубам, подгоняя отстающих, а их не было. Кто-то спросил:

— Что, Батька, не забыл, как на погрузку угля распорядиться?

Боцман сделал свирепое лицо и показал кулак. Никто не испугался. Ф. С. Ремнев славился своей добротой и сердечностью, недаром его прозвали Батькой. «Как Батька с детьми, так и боцман наш с моряками», — говорили про него матросы. Ничего он не забыл. С разводкой распорядился с такой лихостью, что через несколько минут команда уже заняла свои места.

После разрешающего жеста старшего помощника горнист протрубил старинный флотский сигнал «Движение вперед!». Не успели затихнуть звуки горна, как добрых два-три десятка лопат врезались в уголь. «Чернослив» посыпался в корзины с шорохом, почти заглушившим поощрительный возглас боцмана: «Начинай!» Не прошло и десяти секунд, как первая корзина, доверху наполненная углем, пошла по рукам, быстро передвигаясь к борту, затем на палубу и далее к горловине угольной ямы. Еще мгновение — и из горловины донесся глухой, почти пять лет не звучавший на корабле грохот рассыпавшегося угля. На барже, на сходнях, на палубе — повсюду раздалось восторженное «ура». Вся погрузка, можно сказать, прошла на одном дыхании.

Теперь машинная команда с еще большим рвением взялась за котлы. Имея в ямах достаточное количество угля, было прямо-таки оскорбительно видеть паровые трубы, протянутые на «Аврору» с «Копчика». Первый из котлов ввели в строй в апреле, а еще через две недели могли давать пар шестнадцать котлов. Окончание [18] ремонта остальных восьми планировалось на июнь. Котлы, впрочем, перестали быть определяющим элементом ремонта — и на шестнадцати крейсер мог дать узлов 14–16 (максимальный ход «Авроры» на испытаниях — 20 узлов). Главным звеном теперь стали машины. Предполагалось, что их ремонт закончится в июле.

Численность команды крейсера к тому времени перевалила за две сотни человек. Все они трудились с огромным энтузиазмом, преодолевая разнообразные трудности — и технические, и бытовые. Правда, возникали проблемы, решение которых было для команды труднейшей, а поначалу и непосильной задачей. Но и с ними справлялись. Когда-то, например, сняли с «Авроры» якоря и куда-то их пристроили. Когда, куда, — никто и вспомнить не мог. Но, вспоминай — не вспоминай, якоря нужны, а взять их негде: в портовых складах не нашлось ничего подходящего. Заказ на новые якоря был крайне нежелателен по финансовым соображениям. Расходы на заказ якорей сметой не предусматривались. Поленов прикидывал, как быть с якорями, но не мог ничего придумать: денег не было. Если попытаться получить разрешение на дополнительные расходы, то пройдет немало дорогого времени. Даже если вопрос будет решен положительно, то придется долго ждать выполнения заказа.

Решение пришло с неожиданной стороны. Поленов был одним из крупнейших коллекционеров своего времени. Он собирал открытки и фотографии с изображениями кораблей. В часы отдыха любил рассматривать их, вспоминая их историю. И вот в его руках открытка, на которой изображен крейсер «Олег», потопленный в годы гражданской войны, Боже мой! Да ведь на нем такие же якоря, как и на «Авроре»! Ну пусть не в точности такие, но вполне подойдут.

Добраться до якорей, правда, было не просто «Олег» лежал на дне Балтийского моря неподалеку от Толбухина маяка. Когда потеплело, водолазы опустились на потопленный крейсер, отклепали якоря и подняли их. Затем портовые плавсредства доставили их к борту «Авроры». А приклепать якорь-цепи и закрепить якоря на своих местах — совсем простое дело.

1 мая 1923 года крейсер посетил комиссар при командующем морскими силами республики В. И. Зоф. [19]

Его сопровождали член Реввоенсовета Балтийского флота П. И. Курков и Ф. С. Аверичкин, командир Главного военного порта. Каждый из них занялся своим делом. Зоф с командиром крейсера подытоживали, что сделано, а что нет, что надо сделать поскорее, а с чем можно повременить. Курков отправился смотреть машины, кочегарки, электростанции. Аверичкин пошел по палубам: хотел знать, как живут авроровцы.

К Куркову сразу же пристроились старые сослуживцы. Член Реввоенсовета, осматривая технику, то и дело обращался к ним с вопросами, а потом как бы про себя повторял: «Все дело на них, на старых». Конечно, такая оценка была несколько преувеличенной. На крейсере, кроме Поленова, служили всего четыре человека, числившихся в команде «Авроры» в октябре 1917 года, но молодежь внутренне придерживалась того же мнения. Старые авроровцы и в самом деле много потрудились для восстановления корабля. Главное же — они были живым мостом, связывавшим команду легендарного корабля с Октябрьскими днями.

Восстановление «Авроры» — лишь один из множества вопросов, которыми повседневно занималось командование флота. Ведь предстояло ввести в строй не один крейсер, а воссоздать могучий Балтийский флот, способный отстаивать государственные интересы республики на море. И все же «Аврора» занимала особое место. Восстановление ее имело не только (а может быть и не столько) военное, но и политическое значение. Мог ли это не учитывать член Реввоенсовета?! К тому же на «Авроре» Курков прослужил молодые годы. Здесь он стал большевиком, участвовал в свержении самодержавия, боролся с Временным правительством... Не допуская, чтобы заботы об «Авроре» наносили ущерб остальным делам, он все же находил возможность побывать на корабле раза два в месяц. Вместе с ежедневными докладами это давало возможность не только знать общую обстановку, но и вникать в детали.

Спустившись в левую машину, Курков забеспокоился: машина разобрана, ползун отсоединен от шатуна. А в прежнее его посещение она была в собранном виде. Машинисты объяснили: неожиданно обнаружили неисправность, а чтобы до нее добраться, пришлось разобрать машину. Приглядевшись, Курков и сам это понял, [20] не забыл еще флотской специальности, но не упустил случая заметить, что в его время за машинами смотрели, как за малыми детьми, и обходились без неожиданностей.

Прошли в носовую электростанцию. Ее Курков посещал с особым чувством. Именно здесь в давние времена находилось его заведование: четыре паровых динамо-машины. Сейчас они были в полной исправности. Помещение сияло чистотой, повсюду безукоризненный порядок. Курков с увлечением рассказал, как он осваивал эту технику, довольно сложную по тем временам. От воспоминаний перешли к сугубо практическим вопросам. Машинисты и электрики спрашивали, Курков отвечал, приводя примеры из своей практики. Уходя, член Реввоенсовета сказал, что он в команде не сомневается. Сделано очень многое, и сделано на совесть, а то, что осталось, несомненно будет выполнено также доброкачественно и в установленные сроки. Командование уверено в этом.

Аверичкин начал с лазарета. Здесь не задержались. Чистое и достаточно просторное по корабельным масштабам помещение, хорошая вентиляция, аккуратные койки... Все понятно. Желательно лишь, чтобы надобность в использовании этого помещения возникала пореже. Пошли в баталерку.

Там как раз выдавали махорку, мыло и другое довольствие. Полагалось тогда не так уж много, да и качество было не всегда высоким. Взял Аверичкин пачку махорки, понюхал и сказал со вздохом: «Все такая же дрянь, ребята!» Кое-кто намеревался спросить у командира Главвоенпорта насчет улучшения качества махорки, а после таких слов вроде бы и неловко. Аверичкин возвратил пачку матросу. Тот спрятал ее в карман и сказал, что махорка не такая уж плохая, курить можно.

— Можно, — согласился Аверичкин. — Дым идет. Не ври, сам понимаю.

Поинтересовался, как дела с мылом. Матросы дружно ответили, что мыло выдают хорошее, только вот маловато: на умывание хватает, а на стирку почти ничего не остается. Аверичкин согласился: да, снабжение пока не ахти какое. Но это дело временное. Если уж смогли взяться за восстановление кораблей и справляемся, то с махоркой-то как-нибудь уладим. Тем более [21] что снабжение ею стало гораздо лучше, чем года три-четыре назад.

Матросы и сами понимали, что табак — не самое главное для флота, хотя курящему без махорки не обойтись. Необходимо ввести крейсер в строй к назначенному сроку, а с куревом можно и подождать немного.

— Однако начальство и про махорку должно помнить, — закончил разговор Аверичкин.

Обсудили все вопросы и у командира. Помимо прочего, Поленов получил от Зофа разрешение на передачу «Авроре» катера с эсминца «Инженер-механик Зверев». Дело в том, что при консервации все катера с крейсера передали на другие надобности. А крейсеру без них не обойтись. Катер со «Зверева» получили, отремонтировали. Он долгое время служил «Авроре». Был у него какой-то номер, но его никто не помнит. А вот прозвище «Зверушка», которое он неофициально получил от команды, старики помнят и поныне.

Командование отбыло с корабля, убедившись, что экипажу крейсера по плечу поставленные задачи.

Как уже говорилось, «Аврора» восстанавливалась как учебный корабль. Поскольку помещения для личного состава, проходящего практику, были подготовлены еще в середине апреля, можно было начинать практическое обучение учеников и курсантов, не дожидаясь полного окончания работ. Корабль еще стоял в доке, когда на него прибыли на практику ученики-марсовые. Немного погодя на крейсере начали занятия полторы сотни курсантов и слушателей военно-морского училища.

Понятно, что на корабле, находящемся в доке, трудно организовать занятия по стабильной программе. К этому и не стремились. Практикантов разводили на работы наравне с командой. Трудились они добросовестно и споро. И неудивительно: примерно три четверти из них до поступления в училище служили матросами, многие по навыкам превосходили команду, в значительной степени состоявшую из молодежи. На корабельных работах слушатели, пожалуй, не столько учились, сколько учили команду.

Крейсер вывели из дока 25 июня. Это не означало окончания работ. Предстояла приемка и установка орудий, [22] регулировка машин, не говоря уже о пополнении запасов угля. В тот же день «Аврору» посетил помощник главнокомандующего по морским силам Э. С. Панцержанский. Его визит был чисто деловым, без большого сбора и оркестра. Да и какие могли быть торжественные церемонии, если с правого борта принимали катер помглакомора, а у левого в это же время швартовалась баржа с углем?! Ознакомившись с состоянием корабля, Панцержанский высказал предположение, что крейсер мог бы выйти на общефлотский смотр, назначенный на 30 июня, если команда приложит максимум усилий для окончания работ.

На следующий день под звуки любительского оркестра началась вторая погрузка угля. Грузили в два потока: кадровая команда и практиканты, соревнуясь между собой. Закончили работу те и другие примерно в одно и то же время. Погрузили около половины полного запаса — 500 тонн.

После угольной погрузки испокон веков полагались отдых и развлечения. На «Авроре» от соблюдения этой традиции пока отошли: помылись, прибрались и опять принялись за работу. По собственной инициативе ее продолжали и авроровцы, и практиканты.

Ночью буксиры утащили опустевшую угольную баржу. С рассветом на ее место встала уже давно ожидавшая очереди артиллерийская баржа. С нее на крейсер начали поднимать орудия. Конечно, это были не те шестидюймовки, что стояли на корабле в 1917 году. Их и не искали. «Аврора» тогда восстанавливалась не как исторический памятник, а как учебный корабль. В планах ее использования значительное место отводилось практической подготовке специалистов корабельной артиллерии. Разумеется, было бы нецелесообразно организовывать их обучение на устаревших пушках Канэ образца 1891 года. На крейсер ставили 130-мм орудия морского образца, самые совершенные по тому времени.

На смотр «Аврора» все же не попала. В нем участвовали корабли, вышедшие на рейд, а крейсер пока что стоял у стенки. Но это не столь уж важно, хотя авроровцам очень хотелось продемонстрировать все, что они сумели сделать. Ведь еще в феврале — марте с трудом верилось, что оживает легендарная «Аврора». А теперь, [23] в июле, казалось, что и не было долгих лет стоянки на корабельном кладбище, что крейсер и не покидал боевой строй. За полгода корабль преобразился. Все на нем сверкало и блестело. Правда, работы еще продолжались, но объем их был не столь уж велик, да и значение они имели не первостепенное. Основное — машины и котлы полностью введены в строй. Провели якорную паровую пробу. Теперь оставалось только проверить их на ходу.

Партийная прослойка в экипаже составляла в то время около 35%. Главным в партийно-политической работе было обеспечение успешного и полного введения корабля в строй в соответствии с установленными сроками. Предполагалось, что «Аврора» полностью приготовится к плаванию до своего корабельного праздника — 16 июля. К тому времени предварительно был решен вопрос о заграничном походе «Авроры» и «Комсомольца». Командование продумывало маршрут! На крейсере об этом пока не знали, хотя кое-какие слухи доходили до команды. Так что по вечерам в библиотеке, имевшей в своих фондах, к слову сказать, около двух тысяч томов, или на баке у фитиля нет-нет да и начинался разговор о дальних морях, о походах в зарубежные страны.

В начале августа печать сообщила, что 3 августа на «Авроре» получена правительственная телеграмма. В ней говорилось о том, что Президиум Центрального Исполнительного Комитета СССР решил принять шефство над крейсером. Далее сообщалось, что в связи с этим крейсер переименован в «Союз Советских Социалистических Республик». Здесь произошла путаница, впрочем, легко объяснимая. В те годы шефы были практически у всех кораблей. Очень часто одновременно с принятием шефства корабли переименовывались по имени шефа. Переименована, например, была плавбаза «Верный» в «Петросовет» после того, как над ней принял шефство Петроградский Совет рабочих и крестьянских депутатов. Бывало и наоборот: корабль называли по фамилии одного из руководителей Советского государства, и он становился шефом корабля. Так было с эсминцами «Самсон» и «Забияка», соответственно переименованными в «Сталин» и «Урицкий». Поэтому и поняли, что если ЦИК СССР стал шефом «Авроры [24] «, то, само собою разумеется, «Аврора» должна быть переименована в «ЦИК. СССР» или в «СССР».

На самом деле переименовывать корабль не собирались, и в телеграмме об этом не говорилось. Недоразумение быстро разъяснилось, но не прошло бесследно. Если кому-нибудь из читателей придется работать с иностранными справочниками корабельного состава, то он может встретить в них данные о крейсере «СССР» — бывшей «Авроре», а позже — о крейсере «Аврора» — бывшем «СССР». Не зная в чем дело, можно подумать, что имело место такое переименование.

Ожидалось прибытие делегации ЦИК СССР для вручения кораблю шефского знамени, но различные неотложные дела несколько раз заставляли переносить сроки. Эта задержка не означала отсутствия шефской работы. ЦИК поддерживал регулярную связь с крейсером. В частности, на III сессию ЦИК СССР была приглашена делегация «Авроры». Поехали командир крейсера Поленов, ответственный организатор партколлектива Федоров и старейший авроровец старший трюмный механик Тихонычев.

Утром 6 ноября делегация прибыла в Москву, а в 12 часов дня она уже находилась в Кремле на открытии сессии. Председательствовал в тот день председатель ЦИК Белоруссии А. Г. Червяков. Открыв сессию, он предоставил слово Поленову. Доклад Поленова был очень коротким: «Товарищи члены Центрального Исполнительного Комитета Союза Советских Социалистических Республик! На вверенном мне крейсере «Аврора» состоит командного состава сорок восемь, команды триста пятьдесят три человека, за кампанию пройдено две тысячи четыреста сорок семь и две десятых мили. Военные моряки и командный состав крейсера «Аврора» оправдают ту высокую честь и то доверие, которое оказано им принятием крейсера под шефство ЦИК». Более длинным было выступление Федорова.

А. Г. Червяков, выступая от имени Президиума ЦИК, сказал о том, что значение советского флота чрезвычайно велико. Несмотря на все материальные затруднения, которые переживают советские республики, правительство Советов все же напрягает все усилия к тому, чтобы в этой области военного дела быть готовым на случай внезапных нападений со стороны наших [25] врагов. В числе этих мер создание военного флота является одной из неотложных задач.

Авроровская делегация не имела в Москве ни одной свободной минуты. В тот же день вечером она присутствовала на заседании Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов. Депутаты встретили ее бурными аплодисментами и тут же единогласно избрали в президиум. Выступал от команды «Авроры» Федоров. Он приветствовал Совет и рассказал о задачах, стоящих перед Балтийским флотом, об участии «Авроры» в революционных событиях, поблагодарил москвичей за пополнение, которое они прислали во время второго набора членов РКСМ на флот, а в заключение заверил депутатов в полной готовности крейсера к выполнению любых заданий Советского правительства.

Утром 7 ноября авроровцы отправились на Красную площадь, чтобы присутствовать в качестве почетных гостей Москвы на военном параде и демонстрации трудящихся в честь шестой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

Большой идейный заряд дала поездка в Москву. Конечно, энтузиазм команды крейсера и без того был велик. Все горели желанием вложить свой труд в восстановление крейсера, а затем в полное и всестороннее освоение его оружия и техники. Однако все это воспринималось как дело чисто флотское. После участия делегации «Авроры» в заседаниях ЦИК СССР и Моссовета стало понятным, что второе рождение «Авроры» имеет куда большее значение — не только флотское, но и государственное.

15 мая 1924 года «Авроре» было вручено шефское знамя ЦИК СССР. Делегацию со знаменем возглавляли члены ЦИК СССР А. С. Енукидзе, П. Г. Смидович и Г. И. Петровский. В нее входили известный поэт Демьян Бедный, член Ревсобалта, старый авроровец П. И. Курков, представители союзных республик, городов Москвы и Ленинграда. Делегацию сопровождали представители высшего морского командования и Ленинградского военного округа.

Церемония проходила на рейде, где выстроились все корабли Балтийского флота. Под звуки «Интернационала», исполнявшегося корабельными оркестрами, и крики «ура» команд, выстроенных по большому сбору, [26] П. Г. Смидович передал знамя командиру «Авроры» Л. А. Поленову и открыл посвященный этому событии, торжественный митинг. Затем А. С. Енукидзе вручил, командиру крейсера шефский подарок — две тысячи рублей, предназначенных на культурно-просветительную работу. В своем выступлении он подчеркнул: «С особенным чувством мы вступили на этот корабль который первым возвестил начало Октябрьской революции». Обратился к авроровцам и народный поэт — Демьян Бедный, почитателями таланта которого были пожалуй, все без исключения авроровцы. Потом выступали представители Украины, ЦК РКСМ, Ревсобалта. Ленинградского военного округа.

Разумеется, авроровцы понимали, что им, в большинстве только что пришедшим на флот, не следует безоговорочно принимать на свой счет все похвальные слова, сказанные в выступлениях. Они относились к авроровцам старшего поколения. Им же предстояло продолжить дело старших товарищей и свершить не менее славные дела. Об этом и говорили от имени команды комиссар крейсера А. А. Утенькин и один из военморов, отвечая на приветствия дорогих гостей.

В те дни «Аврора» уже готовилась к выполнению ответственного задания. Ей и учебному судну «Комсомолец» предстояло показать советский военно-морской флаг в заграничных водах, что имело большое политическое значение. После вручения шефского знамени подготовка к походу продолжалась с новой энергией. Она не сводилась только к техническим мероприятиям. Конечно, исправность и надежность в работе всех механизмов и устройств очень много значила, но не меньшее внимание уделялось морской выучке личного состава.

22 июня на Балтийский флот для ознакомления с его жизнью и деятельностью прибыли несколько делегатов V конгресса Коммунистического Интернационала. Они должны были принять участие в походе кораблей Балтийского флота. А перед походом в честь высоких гостей провели общефлотские шлюпочные гонки. Авроровцы не подкачали. 16-весельный барказ крейсера, которым командовал военный моряк Банков, окончил дистанцию первым. Барказу линкора «Марат» — постоянному победителю во всех гонках — пришлось на этот [27] раз довольствоваться вторым местом. А ведь линкоровский барказ был 20-весельным, да и команда его имела куда больший опыт гребных гонок. Правда, отстали маратовцы не намного — всего на 1/16 корпуса.

На ночь коминтерновцев разместили на разных кораблях по два-три человека: командование хотело, чтобы они пообщались с возможно большим числом моряков. На «Авроре» оказались француз Фосс и англичанин Шпрингольф. Но вот беда — как с ними объясняться? Среди командиров не нашлось знающих английский язык. Комиссар Утенькин послал дежурного писаря по палубам, чтобы где-нибудь найти толмача. Поскольку никто не знал, зачем дежурному писарю понадобились переводчики, то ему сначала пришлось выслушать разные остроты и шуточки. Когда же разобрались, то в помощь писарю нашлось десятка два добровольных помощников. В конце концов отыскали моряков, способных разговаривать с иностранцами.

Разговоры, впрочем, отложили до утра, так как гости, утомленные в течение дня, отправились спать. Долго отдыхать им не пришлось — в час ночи на крейсере прогремела боевая тревога, означавшая начало похода кораблей Балтийского флота. Из самых добрых побуждений разбудили и коминтерновцев, пригласили на мостик, чтобы они своими глазами увидели, насколько высока боеготовность крейсера. К сожалению, они мало что рассмотрели: пока поднимались на мостик, крейсер уже затих, изготовившись к бою. Последний доклад о готовности поступил через 2 минуты 27 секунд после сигнала. Команда пунктуально выполнила все мероприятия, предусмотренные расписанием по приготовлению корабля к бою.

Правда, обнаружились и недостатки. Позже, когда проводили гостей, крейсерская общественность с возмущением обсуждала эти упущения: забыли снять дульный чехол на 130-мм орудии, остался незадраенным один иллюминатор. Конечно, подобные промахи недопустимы. Важнее, однако, было то, что на корабле, проплававшем одну неполную кампанию, не обнаружилось более серьезных недостатков. Отрадно, что никто не пытался искать оправданий случившемуся, не упирая на то, что это, мол, мелочи. Понятно, что при такой непримиримости к сравнительно незначительным [28] оплошностям они не повторялись. Команда крейсера во время похода действовала отлично.

Наконец наступило время выхода в дальний поход. Весь флот торжественно провожал «Аврору» и «Комсомольца». В литературе есть небольшое расхождение «в датах начала похода — или 9, или 10 июля. Ошибки, собственно, здесь нет. Все зависит от того, что считать началом похода.

9 июля 1924 года в 9 часов 45 минут начал движение «Комсомолец». После него снялись со швартовов корабли дивизии траления. В 11 часов дала ход «Аврора». После нее выходили из гавани все остальные корабли. Замыкало строи штабное судно «Кречет». На кораблях развевались флажные сигналы: «Желаю счастливого плавания». Играли оркестры, выстроенные на верхних палубах, команды кричали «ура». Это была торжественная и волнующая церемония.

Затем часть кораблей возвратилась в кронштадтские гавани. Остальные вместе с «Авророй» и «Комсомольцем» пошли в Лужскую губу к месту летней стоянки флота. Там «заграничники» простояли около суток, в последний раз проверяя готовность к походу. 10 июля во второй половине дня они снялись с якоря и взяли курс на запад. Это было фактическое начало похода.

На борту кораблей находились, кроме штатных команд, слушатели штурманских классов усовершенствования командного состава, курсанты инженерного и политического факультетов военно-морского училища, ученики школ учебного отряда. Они во время похода должны были выполнить обширные программы практики. Команды кораблей отрабатывали свои задачи. Поход представлял серьезное испытание для всех — от рядового до командира. Так что дел и забот хватало для каждого.

18 июля корабли пришли в норвежский порт Берген. Там они находились пять суток. Курсанты и краснофлотцы побывали на берегу, а корабли посетило командование норвежского флота. На эти дни в Берген приехала А. М. Коллонтай, посол СССР в Норвегии. На борту «Авроры» она от имени ЦИК СССР вручила ордена Красного Знамени курсантам военно-морского училища Елисееву, Моралеву, Полещуку, Сидельникову и [29] Сокольскому, награжденным за отвагу и мужество во время тушения горевших мин на форту Павел.

Первому контакту советских военных моряков с иностранными гражданами придавалось очень большое значение. Понимали это и наши враги. Как только стало известно о предстоящем заходе советских военных кораблей в норвежские порты, белоэмигрантская печать, в том числе и в Норвегии, на все лады стала чернить наших военных моряков и наши корабли. Русские моряки, дескать, все, как один, босяки и оборванцы, О корабельной технике, мол, и говорить не стоит: все разломано и растащено. Предпринятый поход, если он вообще состоится, большевики намерены выполнить силами «немецких инструкторов», которые-де уже сидят на кораблях, кое-как вводя в строй технику. Они же будут и обслуживать ее.

Нашлись, разумеется, такие, кто поверил белоэмигрантским басням. Однако после первых же встреч с «красными» простые норвежцы почувствовали глубокую симпатию к ним. Они увидели своими глазами отличное состояние кораблей, добротное обмундирование моряков, безукоризненное поведение их на берегу. Разумеется, сравнивали с тем, что они видели во время визитов военных кораблей капиталистических государств. Сравнение было в нашу пользу.

В книге почетных посетителей наших кораблей появились записи: «Видя краснофлотцев на крейсере, на берегу и в личном общении, пришли еще раз к убеждению, что Советское государство может не беспокоиться за новое поколение, за будущее социалистического строительства». Изменила тон о наших моряках и норвежская пресса.

Покинув Берген, корабли пошли на север, в Мурманск. Туда они пришли 22 июля. По этому случаю в городе организовали торжественную встречу, после которой состоялся митинг. Затем сборная футбольная команда города померилась силами с футболистами отряда кораблей. Гости победили. Для моряков были организованы экскурсии по городу и окрестностям. Во время их моряки побывали на новостройках, узнали условия жизни и работы на Севере. Через неделю корабли направились в Архангельск. [30]

«Аврора» и «Комсомолец» не могли войти в Северную Двину. Этому препятствовали песчаный бар в устье реки и малые глубины на фарватере. Отряд отдал якоря на Мудьюгском рейде, отдаленность которого не помешала общению моряков с жителями города. Сразу же к кораблям подошли пять пароходов и большое количество катеров и лодок, доставивших к морякам представителей губкомов РКП (б) и РКСМ, райкомов, советских и профсоюзных организаций, корреспондентов газет и жителей Архангельска и окрестностей — рыбаков, рабочих лесозаводов, охотников...

Член ЦИК СССР и член губисполкома крестьянин Пинежского района Порядин приветствовал моряков от имени трудящихся. Выступали и другие товарищи. Гости осмотрели корабли, побеседовали с краснофлотцами и курсантами. Настало время возвращаться домой. Вместе с ними в Архангельск отправились три сотни моряков. Визиты продолжались все дни пребывания кораблей на Мудьюгском рейде. Почти круглосуточно небольшие пароходы, буксиры, катера перевозили экскурсантов на корабли и на архангельский берег.

24 августа корабли возвратились в Кронштадт. За поход «Аврора» преодолела 5688 миль — в два с половиной раза больше, чем за весь минувший 1923 год. Поход явился большой практической школой для первого отряда красных командиров возрождавшегося Советского Военно-Морского Флота.

В последующие годы «Аврора» неоднократно ходила в дальние походы. Маршрут Кронштадт — Архангельск стал для нее почти традиционным. Главной задачей корабля оставалось обеспечение практики учеников школ учебного отряда и курсантов военно-морских училищ. Экипаж успешно справлялся с этим ответственным поручением, отрабатывая одновременно и своп корабельные задачи. В походах и учениях мужала команда крейсера.

В 1927 году делегацию «Авроры» пригласили на IV съезд Советов. В Москву поехали командир крейсера Поленов, комиссар Варюшенков, строевой Зуев и гальванер (по-нынешнему — артиллерийский электрик) Губерман.

Обычно в такие короткие поездки моряки отправляются налегке — небольшой чемоданчик и всё. На [31] этот раз багаж отъезжавших доставили к поезду на подводе. Провожавшие сняли с телеги большой ящик и не без труда втащили его в вагон. Посочувствовали: «В Москве придется его вчетвером нести, а в нем пудов шесть будет...»

В ящике лежала модель «Авроры». Корабельные умельцы начали делать ее еще в 1925 году. Окончили работу незадолго до съезда. Когда пришло приглашение на IV съезд Советов, авроровцы решили подарить модель своего корабля съезду.

Наряду с прочими вопросами IV съезд Советов рассматривал возможности повышения обороноспособности страны и состояние Рабоче-Крестьянской Красной Армии. Доклад сделал К. Е. Ворошилов. Предоставили слово и представителям «Авроры». Они внесли на сцену уже распакованную модель «Авроры», которая вызвала восхищение делегатов съезда.

Вскоре после возвращения делегации из Москвы крейсер участвовал в съемках фильма С. М. Эйзенштейна «Десять дней, которые потрясли мир» (в прокате он шел под названием «Октябрь»). «Аврора» играла в нем саму себя. Она вошла в Неву и встала на то самое место, где находилась 25 октября 1917 года. В ночь на 17 мая снимались сцены исторического выстрела, приготовлений к нему, высадки десанта с «Авроры» и другие. В дни съемок на крейсере побывало множество экскурсий и делегаций.

В канун десятилетия Великой Октябрьской социалистической революции «Аврора» была награждена орденом Красного Знамени. Вручение награды состоялось 6 ноября 1927 года в зале Революции Военно-морского училища имени Фрунзе. В торжествах участвовали лучшие люди команды крейсера, представители армии, флота и трудящихся Ленинграда.

Открыл собрание командир крейсера Л. А. Поленов. После этого член ЦИК СССР Н. И. Пахомов огласил текст грамоты о награждении корабля революции: «В то время как ленинградский пролетариат восстал за власть Советов и вел подготовку к боям с наступающими контрреволюционными силами Корнилова и Керенского, а в Зимнем дворце засел защищенный штыками юнкеров и женского батальона штаб подавления пролетариата и солдатских масс — Временное правительство, [32] — в этот исторически ответственный момент крейсер «Аврора», который с полным правом можно на звать первым судном Красного Флота, выполнил свой, революционный долг, и его пушечный выстрел по Зимнему дворцу явился одновременно вестником окончательной гибели контрреволюционных сил и салютом Великому Октябрю».

Кроме ордена крейсер получил от ЦИК шефский подарок — восемь тысяч рублей на устройство праздника и культурно-воспитательную работу в зимний период. Награды получили также четыре ветерана-авроровца служивших на крейсере в дни Октября. Командиру корабля Л. А. Поленову вручили золотые часы, именной браунинг и месячный оклад. Главный трюмный старшина А. М. Крючков (в 1917 году — Крючок) и машинно-артиллерийский содержатель Некрасов были отмечены золотыми часами и месячным окладом каждый. Четвертый из ветеранов — механик А. Г. Тихонычев — умер незадолго до Октябрьского праздника. Его награда позднее была передана семье.

На торжественный подъем флага 7 ноября вместе с командой построились двадцать пять старых авроровцев, прибывших в гости на родной корабль. Они выступили перед командой, рассказали о событиях исторических дней. 8 ноября ветераны собрались вместе с командой на баке возле носового орудия, поставленного на месте известной шестидюймовки. К ее щиту была прислонена доска с надписью: «6-дюймовое баковое орудие из которого был произведен исторический выстрел 25 октября 1917 г. в момент взятия Зимнего дворца». В броневом щите орудия заранее просверлили отверстия и нарезали в них резьбу. Два молодых матроса подняли доску и приложили ее к месту установки. Авроровцы 1917 года поочередно подходили к орудию и вворачивали болты, закрепляя доску на предназначенном для нее месте.

Из года в год рос количественно и качественно Советский Военно-Морской Флот. Подошло время, когда стала ощущаться нехватка специалистов. Существовавшие школы учебных отрядов не успевали готовить их в необходимом количестве. Расширять имевшиеся учебные подразделения или создавать новые далеко не всегда представлялось возможным. Требовалось принимать [33] какие-то меры. Одной из них стала подготовка специалистов непосредственно на кораблях. Обучение таким методом проводилось впервые.

В 1931 году на крейсере «Аврора» и учебном корабле «Комсомолец» разместилась корабельная школа единого машиниста. «Единого» в том смысле, что их предполагалось готовить без специализации по профилям (поршневые машины, турбины и т. п.). При организации школы возникли разные мнения. Были рьяные сторонники ее и не менее рьяные противники. Первые убеждали, что подготовка специалистов на корабле даст гораздо лучшие результаты, чем в береговых школах. По-видимому, полностью согласиться с таким утверждением нельзя. Но нельзя отрицать и того, что в некоторых вопросах учеба на корабле давала известные преимущества. Например, снижение расходов на одного обучающегося, что в те годы имело немаловажное значение, совмещение теории и практики, одновременность освоения специальности и общекорабельной службы. Были и другие доводы. Возражения выглядели менее убедительно. Они сводились к тому, что в корабельных условиях качество подготовки специалиста окажется невысоким. Но подтвердить свое мнение ни те, ни другие не могли: фактов пока не было.

Жизнь показала, что трудностей в организации обучения на корабле возникло куда больше, чем предполагалось вначале. Сказывалась слабость учебной базы: не было достаточного количества учебников и негде было их раздобыть. Демонстрационные чертежи и наглядные пособия вообще отсутствовали, а на «живой» технике далеко не каждый вопрос можно было изучить с достаточной полнотой и ясностью, тем более что многие образцы техники, изучение которых предусматривалось программой, на корабле отсутствовали.

Имелись недостатки и в организации занятий. Преподавателями назначили корабельных специалистов в дополнение к их основным обязанностям. Они не чувствовали должной ответственности, да и распределить свое время между службой и занятиями было не всегда просто. Вот и получалось, что стоит механик и думает — что делать? Надо проводить занятия, но кто тогда будет руководить вскрытием цилиндров главной машины? Хорошо бы, конечно, показать эту работу ученикам, [34] но они же будут мешать. Подумает, подумает и пойдет на рабочее место, махнув рукой на занятия.

Всегда находятся корабельные работы, которые выполнять нужно немедленно. Но кому? Вахтенные начальники помнили об учениках и не особенно утруждали себя раздумьями. Раздавался сигнал: «Такая-то смена — наверх!» Смена выбегала на верхнюю палубу и вместо занятий час-другой разгружала, скажем, баржу со шкиперским имуществом. С точки зрения вахтенных начальников, школа представляла собою неисчерпаемый резерв рабочей силы.

Не стану углубляться в анализ достоинств и недостатков первоначальной подготовки специалистов в корабельных условиях. Думается, что в школах учебных отрядов она все же более результативна. Но при существовавших недостатках школа на «Авроре» и «Комсомольце» дала заметную прибавку в подготовке машинных специалистов, внеся тем самым свою долю в решение вопроса о комплектовании кораблей личным составом. Опыт пригодился и позднее: когда требовалась быстрая подготовка кадров, прибегали к обучению специалистов на кораблях. В конечном счете затраченные усилия оправдывались.

Шли годы. Крейсер старел, понемногу изнашивались и выходили из строя механизмы. В 1939 году он уже не имел собственного хода — главные машины полностью отработали ресурс, и никакой ремонт не мог им помочь. Тем не менее «Аврора» продолжала использоваться в качестве учебного корабля.

7 ноября 1939 года крейсер, как обычно, поставили на свое место у моста Лейтенанта Шмидта. Привели его туда буксиры.

Началась советско-финляндская война 1939–1940 гг. «Аврора» не могла принимать участия в боевых действиях, но, как и в гражданскую войну, пригодились ее пушки. «Стотридцатки» сняли и установили на канонерские лодки, переоборудованные из торговых судов. После окончания войны орудия вернулись на «Аврору».

В то время и встал вопрос о дальнейшей судьбе легендарного крейсера. Боевое значение его было утрачено, да и требованиям учебного корабля он уже не отвечал. Существовала тогда такая организация — Рудметаллторг. Нашлись в ней горячие головы, в которых [35] созрело не очень мудрое решение — разделать «Аврору» на металлолом. Трудно сказать, чем бы окончились их настойчивые притязания, если бы крейсер не понадобился для других целей.

Советская промышленность начала поставлять флоту новые современные подводные лодки. Появились серьезные затруднения с их базированием. Один из дивизионов подводных лодок, например, совершенно не имел места для размещения личного состава. Старший начальник обратился к вышестоящему командованию с просьбой о размещении бойцов и командиров дивизиона на «Авроре». Разрешение было дано. 18 ноября 1939 года подводные лодки «Щ-305», «Щ-306» и «Щ-308» пришвартовались к борту «Авроры», стоявшей тогда возле Масляного буяна. Корабль снова оказался при деле.

Постепенно подводники обжили крейсер, а в 1940 году его и организационно передали в бригаду подводных лодок. И сентября 1940 года буксиры привели его в Ораниенбаумскую военную гавань, где он встал на швартовы у восточной стенки и находился там до 1944 года. Ныне в Ломоносове (так с 1948 года называется Ораниенбаум) скромный памятник с надписью извещает, что здесь стояла «Аврора» во время Великой Отечественной войны. Правда, установили памятник там, где «Аврора» никогда не стояла и не могла стоять из-за мелководья. На самом деле она стояла примерно на километр севернее и с другой стороны пирса, там, где сейчас размещаются причалы Северо-Западного речного пароходства.

С 17 октября 1940 года «Аврора» стала флагманским кораблем бригады подводных лодок. Командовал соединением Александр Иванович Матвеев, выпускник училища имени Фрунзе, хорошо помнивший крейсер еще по курсантским временам. Матвеев проходил на «Авроре» практику, участвовал в дальних походах 1928–1930 гг. Теперь крейсер поступил в его непосредственное подчинение.

Неумолимое время на глазах у Матвеева разрушало корабль. «Аврору» не мог возвратить в строй даже капитальный ремонт. После долгих размышлений Александр Иванович, сознавая и личную ответственность за судьбу крейсера, сел за стол и написал письмо [36] народному комиссару Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецову. «Конечно, — писал он, — Краснознаменный крейсер «Аврора» еще можно использовать как блокшив — непередвигающуюся базу для военно-морской подготовки, но ненадолго — техническое состояние не позволит, а оставлять в будущем этот исторический корабль на слом нецелесообразно. С Краснознаменным крейсером «Аврора» связана подготовка всех наших командных кадров. Крейсер будет ценен для показа истории нашего флота, революционного движения в нем и как возвестивший 25 октября 1917 года начало новой эры — эры Великой Октябрьской социалистической революции».

Матвеев отправил письмо в 1940 году. Он не знал, что вопрос о сохранении «Авроры» в составе флота уже рассматривался. Из-за неудовлетворительного технического состояния содержание крейсера требовало больших затрат. Возникали большие затруднения инженерного характера. Поэтому показалась очень заманчивой идея о замене «Авроры». Наиболее подходящим для этой цели признали заложенный еще в 1913 году, но так и не достроенный крейсер «Адмирал Бутаков». Старые моряки помнят однотипный с ним крейсер «Красный Крым» (ранее — «Профинтерн», «Светлана»). Они могут подтвердить, что по внешнему виду он был весьма схож с «Авророй». Поэтому не ожидалось особых сложностей привести крейсер при достройке почти в такой же вид, какой имела «Аврора».

Однако по затратам сил и средств такое мероприятие было бы равнозначно строительству нового корабля, а полноценной боевой единицы для флота все равно не получилось бы. Устарела не только сама по себе «Аврора», устарели принципы, руководствуясь которыми ее проектировали. От достройки «Адмирала Бутакова» отказались и признали более разумным передать имя «Аврора» новейшему современному крейсеру, хотя это все-таки несколько не то, что сохранение подлинной «Авроры».

Перед началом Великой Отечественной войны нарком Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов подписал приказ о наименовании «Авророй» одного из закладывавшихся в 1941 году крейсеров. Трудно сказать, имело ли это решение какую-нибудь связь с письмом Матвеева, [37] но крейсер под названием «Аврора» остался бы в составе Военно-Морского Флота. Великая Отечественная война вынудила отложить на время выполнение многих планов.

Во время войны нередко возникала обстановка, когда на счету был каждый самолет, танк, а то и автомат. Тем более не могли остаться неучтенными мощные корабельные орудия «Авроры». Нецелесообразно, конечно, было оставлять их на крейсере, стоявшем у стенки в Ораниенбауме. И опять опустела палуба. Одно из орудий поставили на бронепоезд «Балтиец», остальные «стотридцатки» отправили вместе с расчетами на Дудергофские высоты, где они героически сражались за город Ленина. Малокалиберные орудия пошли на вооружение кораблей Чудской военной флотилии. На «Авроре» остались только кормовое 130-мм орудие и зенитная пулеметная установка. Ушла на сухопутный фронт и команда. На крейсере осталось всего десятка полтора человек.

Авроровское орудие на бронепоезде «Балтиец» описывается иногда в литературе как то самое, из которого был произведен выстрел по Зимнему дворцу, то есть 152-мм баковое орудие. Это не соответствует действительности. С «Авроры» было снято, как уже упоминалось, совсем другое — 130-мм орудие.

Когда гитлеровцы вышли на ближние подступы к Ленинграду, корабль оказался в пределах досягаемости огня фашистских батарей. Тем более он был доступен для авиации. Надо полагать, немецкое командование прекрасно понимало, что означает крейсер «Аврора» для советских людей. Хотя боевая значимость корабля была очень мала, его регулярно обстреливала артиллерия, на него сбрасывали бомбы вражеские самолеты. Во время артиллерийского налета в октябре 1941 года крейсер получил несколько прямых попадании. Через пробоины «Аврора» приняла внутрь большое количество воды, что вызвало опасный крен на правый борт. Спасая корабль от опрокидывания, трюмный машинист Н. Косюков затопил соответствующие отсеки левого борта. Корабль выровнялся, но осадка его увеличилась. Через некоторое время он сел на грунт, погрузившись в воду почти по верхнюю палубу. [38]

21 августа 1944 года Исполнительный комитет Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся постановил отремонтировать Краснознаменный крейсер и поставить его на реке Неве на вечную стоянку. Аварийно-спасательная служба подняла корабль и отбуксировала его в Ленинград для ремонта. Ленинградские судостроители заделали пробоины, восстановили надстройки, отремонтировали палубный настил, поправили мачты. Корабль привели в более или менее исправное: состояние. Летом 1946 года его уже снимали кинематографисты. «Аврора» изображала крейсер «Варяг» в одноименном фильме. Для сходства на ней поставили четвертую, фальшивую трубу. А к ноябрю крейсер стал плавучей школой Нахимовского училища.

7 ноября 1946 года, как и на всех кораблях, команда выстроилась на торжественный подъем военно-морского флага. Вместе с ней в строю стояла старшая рота Нахимовского училища. В 9 часов раздалась команда: «Флаг, гюйс, флаги расцвечивания поднять!» Звенели склянки, играл горнист. Затем тишина. По трансляции разнесся голос командира, зачитывавшего текст Грамоты о награждении крейсера орденом Красного Знамени: «Президиум Центрального Исполнительного Комитета Союза ССР, с искренним восхищением вспоминая в дни 10-летия Октябрьской революции борьбу крейсера «Аврора» на передовых позициях революции, награждает его как отдельную войсковую часть Красного Флота орденом Красного Знамени за проявленное им отличие в дни Октября и не сомневается, что и в дальнейшем крейсер «Аврора» будет в первых рядах борцов за Октябрьскую революцию, за ее завоевания, за Союз Советских Социалистических Республик. Председатель ЦИК СССР — М. Калинин».

Зачитав грамоту, командир прошел на бак и прикрепил к щиту носового орудия мемориальную доску (прежняя отсутствовала) с текстом: «Крейсер «Аврора» громом своих пушек, направленных на Зимний дворец, возвестил 25 октября начало новой эры — эры Великой социалистической революции». Некоторые из очевидцев этого события утверждали потом, что доска — та самая, что устанавливалась в 1939 году.

7 ноября 1947 года, в день празднования тридцатилетия Великой Октябрьской социалистической революции, [39] «Аврору» поставили на то самое место, где она тридцать лет назад стояла по приказу Военно-революционного комитета. Программа праздника воскрешала события тех дней. Как и тогда, поднялись на мостик крейсера комиссар и председатель судового комитета А. В. Белышев и член комитета Т. И. Липатов. Ровно через тридцать лет Белышев вторично скомандовал; «Носовое! Пли!» Точно так же, как и тогда, над Невой пронесся гром орудийного выстрела. На Дворцовой площади раздалось многоголосое «Ура-а-а...»

Через несколько дней, 18 ноября, к «Авроре» подошли буксиры и повели ее к месту вечной стоянки. Около полудня крейсер встал на швартовы у Петроградской набережной Большой Невки, против здания Ленинградского нахимовского училища.

Работы по восстановлению корабля продолжались. Дело заключалось не только в том, чтобы отремонтировать крейсер, обеспечить его живучесть, создать условия для обитаемости, но и воссоздать как можно полнее облик, который он имел в 1917 году. Это не так просто. Давным-давно сняты с вооружения 6-дюймовые пушки, которыми был вооружен крейсер, а нужно было отыскать именно их. Нашли, хотя и не совсем такие, установили. На носовой шестидюймовке прикрепили доску с первоначальной надписью: «6-дм баковое орудие, из которого произведен исторический выстрел 25 октября 1917 г. в момент взятия Зимнего дворца. Крейсер «Аврора». Восстановили радиорубку — первую радиостанцию на службе пролетарской революции. Из нее радиотелеграфист Ф. Н. Алонцев передавал на корабли боевые распоряжения Военно-революционного комитета, а утром 25 октября 1917 года — написанное В. И. Лениным воззвание «К гражданам России!». Восстановили каюту судового комитета, среднюю машину и многое другое.

С 1956 года на борту крейсера работает филиал Центрального военно-морского музея. Экспозиции его знакомят многочисленных посетителей, прибывающих из разных уголков нашей Родины и из многих иностранных государств, со славной историей легендарного корабля, рассказывают о людях, служивших на нем. Ежегодно крейсер «Аврора» и музей на нем посещают свыше четверти миллиона человек, более одной десятой [40] из них — гости из-за рубежа. Крейсер «Аврора», памятник героических дней Великой Октябрьской социалистической революции, стал одним из самых дорогих мест для советских людей, про которое с полным основанием можно сказать словами поэта: «К нему не зарастет народная тропа».

В 1968 году Вооруженным Силам Союза ССР исполнилось пятьдесят лет. В ознаменование этой даты крейсер «Аврора» награжден орденом Октябрьской Революции.

А в квартире А. И. Матвеева, до последних дней своей жизни не порывавшего связей с Военно-Морским Флотом, висит фотография «Авроры» в скромной рамке. На ней надпись: «Ветерану Военно-Морского Флота СССР Александру Ивановичу Матвееву, предложившему установить Краснознаменный крейсер «Аврора» на вечную стоянку». Ниже — подпись командира «Авроры» и гербовая печать крейсера.