Питомцы отважной семьи моряков,
Ваш подвиг страна не забудет.
Фролов-командир и сержант Кочетков —
Орлиное зренье орудий;
Брусинский, Замула — огня мастера —
Наточий, Михайлов и Сурин, [326]
Удар ваш запомнит немчура.
Как смерти карающей бурю,
Шевченко, Лямок, Берсенев, Востриков,
Умело разите врага Вы!
Железный закон батарейцев таков:
Давить беспощадно двуногих волков,
Громить оккупантов кровавых!

В данном случае для нас важен сам факт написания стихотворения о геройских свершениях батарейцев и упоминания в нем фамилий артиллеристов-железнодорожников...

В этом же номере «Ворошиловского залпа» на двух полосах было подробно рассказано о высоком мастерстве и боевой выучке личного состава 180-мм транспортеров.

В последующем, после стабилизации боевой обстановки в районах Новороссийска и Туапсе, боевая деятельность береговой артиллерии и прежде всего подвижных железнодорожных артустановок, была направлена на борьбу с артиллерией и судами противника.

В 1943 году Н. Н. Богданов расстался с 16-й батареей, убыл на Тихоокеанский флот, затем служил в разных частях и соединениях Черноморского Флота.

В январе 1949 года он снова встретился с 16-й ОЖДАБ, которая в то время входила в состав 289-го отдельного артиллерийского дивизиона, командиром которого Николай Николаевич был назначен.

Боевые подвиги артиллеристов из 16-й ОЖДАБ отражены на стендах в Севастопольском музее обороны и освобождения города, в краеведческом музее города Туапсе и в альбоме Шепсинской сельской библиотеки. [327]

Огневое противостояние

Железнодорожная артиллерия Краснознаменного Балтийского флота, в сравнении с его остальной артиллерией (корабельной и стационарной) в оборонительных боях на Ленинградском фронте занимала ведущее место как по количеству проведенных стрельб, так и по расходу боезапаса. Своим огнем она наносила врагу немалый урон.

Это во многом помогло сохранить устойчивость обороны Ленинграда на протяжении всех 37 месяцев битвы за город{199}.

В конце декабря 1941 года была проведена реорганизация системы управления железнодорожной артиллерией на фронте обороны Ленинграда. До этого одна ее часть находилась под началом армейского командования, другая — в распоряжении начальника артиллерии флота. Это снижало эффект ее использования, приводило к тому, что тяжелые железнодорожные транспортеры, особенно на первом этапе войны, применялись зачастую в тех случаях, когда боевые задачи вполне могли быть решены обычной артиллерией.

8 января 1942 года была сформирована 101-я морская железнодорожная артиллерийская бригада, переданная в полное ведение Балтфлота и ставшая его самым сильным артиллерийским соединением.

Командиром бригады был назначен генерал-майор артиллерии И. Н. Дмитриев. Начальником артиллерии бригады — подполковник С. С. Кобец.

Сергей Спиридонович Кобец родился 5 июня 1903 года в Днепропетровской области. Крестьянский сын. Первоначально и сам намеревался пойти путем предков. В 1921году окончил сельскохозяйственный [328] техникум. Но уже с 1926 года он на службе в Военно-Морском Флоте. В 1930 году С. С. Кобец окончил Одесскую артиллерийскую школу по классу береговой артиллерии, в 1936 году — специальные курсы командного состава морских сил РККА. После этого его дальнейшая военная служба шла весьма успешно, он стал одним из самых подготовленных и авторитетных командиров железнодорожной артиллерии на Балтике.

Пройдя практическую выучку на должностях командира 312-й артиллерийской батареи, 1-го отдельного артиллерийского дивизиона, начальника артиллерии Выборгского сектора береговой обороны КБФ, С. С. Кобец особо проявил себя как умелый и энергичный командир при защите военно-морской базы СССР на полуострове Ханко в начале Великой Отечественной войны 1941–1945 гг., когда он был в должности начальника артиллерии сектора береговой обороны. Успешными боевыми действиями прославился С. С. Кобец при защите и прорыве блокады Ленинграда. 15 мая 1944 года он был назначен командиром 1-й гвардейской Краснознаменной морской железнодорожной артиллерийской Красносельской бригады КБФ. За 1943 и 1944 годы четырежды отмечался благодарностями в приказах Верховного Главнокомандующего.

В составе 101-й морской железнодорожной артиллерийской бригады отлично действовали 404-й и 403-й дивизионы, командирами которых были герои-гангутцы гвардии подполковник Л. М. Тудер и гвардии майор Н. 3. Волновский, которые на легендарном полуострове оба в разное время командовали 9-й ОЖДАБ. Оба за умелые действия и успешное подавление целей на позициях неприятеля неоднократно отмечались командованием. 404-й дивизион Л. М. Тудера по праву считался снайперским. Представитель именно этого дивизиона — орудийный расчет старшины 2-й статьи И. И. Мартюшева из 1108-й батареи первым в бригаде и на КБФ был удостоен чести — Красной звезды на ствол орудия.

Л. М. Тудер так вспоминал о тех днях:

«Наконец-то моя мечта сбылась. В начале июня 1942 года приказом командующего флота я был назначен командиром дивизиона в бригаду морской железнодорожной артиллерии.

До этого, по возвращении с Ханко в начале декабря, я командовал лыжным батальоном, в задачу которого входила охрана и оборона [329] Кронштадта на льду — со стороны Петергофа, а с середины января командовал башенной 305-мм батареей на форту Красная Горка. Батареи форта вели огонь по противнику, находившемуся по другую сторону реки Воронка, перед фронтом 5-й бригады морской пехоты, по финским батареям, ведущим огонь по нашим кораблям, но на самом форту было как-то непривычно спокойно, за мою бытность там не упало ни одного снаряда и ни одной бомбы противника. И, конечно, узнав, что в Ленинграде сформировано соединение морской железнодорожной артиллерии, я рвался туда, чтобы опять окунуться в настоящие боевые дела, именно в железнодорожной артиллерии, хорошо мне известной еще с довоенного времени. Да и кто из молодых офицеров флота в то время не рвался в самое пекло, чтобы быть непосредственным участником уничтожения врага.

И вот я в штабе бригады, который располагался в вагонах на Финляндской-Товарной, недалеко от Комаровского моста на Малой Охте.

Приняли меня командир бригады генерал-майор Иван Николаевич Дмитриев и начальник артиллерии бригады подполковник Сергей Спиридонович Кобец.

После короткой задушевной беседы (а нам было, что вспомнить и о ком поговорить, т. к. вместе участвовали в 164-дневной героической обороне военно-морской базы Ханко) меня ознакомили с обстановкой на фронте, с задачами бригады и дивизионов, и Иван Николаевич сказал:

— Принимай, Лев Маркович, 404-й дивизион. Имей в виду, стоит он на самом бойком месте и работа предстоит тяжелая{200}!»

В боевых донесениях того времени на Ленинградском фронте снова стала звучать фамилия еще одного ханковца — П. М. Жилина, теперь уже командира 18-й ОЖДАБ.

Выше отмечалось, что командир ВМБ Ханко С. И. Кабанов ценил в нем «ум и высокую работоспособность». П. М. Жилин достойно закончил Великую Отечественную войну. Имел награды: медаль «За отвагу», орден Боевого Красного Знамени, медаль «За оборону Ленинграда»... В конце 1945 года он был офицером по боевой подготовке [330] в штабе береговой обороны Либавской ВМБ КБФ. А затем случилось непоправимое. 31 июня 1946 года П. М. Жилин был уволен из ВМС по ст. 44 пункт «б» как осужденный военным трибуналом к 8 годам лишения свободы в ИТЛ с лишением воинского звания «майор».

Весьма успешными как при обороне, так и при прорыве блокады Ленинграда были боевые действия и 406-го дивизиона, которым командовал еще один ханковский герой Б. М. Гранин.

В апреле 1942 года артиллеристы-железнодорожники получили директиву:

С целью уменьшения ущерба жилым зданиям, населению и складам, наносимого противником при обстреле огневых позиций железнодорожных батарей, находящихся в черте города, по приказанию начальника артиллерии Ленфронта вывести нижеперечисленные батареи на новые огневые позиции...

И передвинулись батареи вперед, почти на открытые места...

Уже в составе первой волны немецко-фашистских войск, установивших блокаду Ленинграда, находились железнодорожные артиллерийские установки. Об этом свидетельствует, в частности, и «Журнал боевых действий 768-го тяжелого артиллерийского дивизиона, резерва Главного командования вермахта», представляющий весьма ценную, с нашей точки зрения, информацию о целях и тактике вражеских обстрелов окруженного города в период с 16 сентября 1941 года по 6 ноября 1942 года, а также содержащий весьма лестные для советской артиллерии признания противника.

Вот фрагменты из этого документа:

5.11.41. Дивизион вместе с другими дивизионами, подчиненными командиру 135-й артиллерийской группы, в 8–30 провел стрельбу для маскировки одновременной стрельбы орудий на железнодорожной установке. Речь идет о железнодорожной батарее «Низкий Бруно». В 8–40 дивизион закончил стрельбу по электростанции близ Московского вокзала. Расход 38 снарядов.

В 17–53 батарея вновь выпускает два снаряда для маскировки стрельбы железнодорожной батареи. Цель — Балтийский завод. [331]

13.11. 41. С 0.18 до 0.31 дивизион обстреливал Московский вокзал по карте. Расход боеприпасов — 10 снарядов. 9.31–9.51 снова стрельба по Московскому вокзалу — 3 выстрела. Эта огневая деятельность снимается на пленку ротой пропаганды.

14.4.42. Активность русской артиллерии значительно повысилась. Наши батареи, ведущие огонь, немедленно подвергаются обстрелу (артиллерией) противной стороны... Артиллерийская разведка кажется реорганизованной или вновь организованной. Возможно, лучше осуществляется взаимодействие между стреляющей артиллерией и разведкой. Создается впечатление, что под влиянием наступающей весны воля к сопротивлению Петербургской стороны получила новый импульс.

18.5.42. Противник очень искусен в подготовке и занятии позиций для кочующих орудий и, благодаря этому, предохраняет свою артиллерию от обстрела. Аналогичными мероприятиями и с нашей стороны следует затруднить ему ведение боя и добиться распыления его все более и более меткого огня.

7.10.42. Дивизион получил задачу во второй половине дня во взаимодействии с корректировочными самолетами подавить батарею — цель № 416. Хотя во второй половине дня в воздух поднялись три самолета, задача не была выполнена. Летчики не смогли обнаружить, очевидно, очень хорошо замаскированную батарею.

13.10.42. В 13–30 в результате обстрела противником в Красном Селе взлетели на воздух 6 вагонов с боеприпасами. Имеются большие потери материальные и в людях.

21.10.42. Дивизион вел беспокоящий огонь по предполагаемому орудию на железнодорожной установке, выпустив 5 снарядов. Штаб артгруппы предписал, что в случае нового (его) появления, кроме обстрела этого орудия (цель 3469) и батареи (цель 567) 12 выстрелами, произвести 12 выстрелов по мясокомбинату в отместку за обстрел г. Красногвардейска.

6.11.42. Во второй половине дня дивизион выпустил 28 снарядов с целью звукомаскировки орудия на железнодорожной установке, стрелявшего из района Ново-Лисино по складу взрывчатых веществ на Пискаревке, по батарее юго-восточнее Рыбацкого.

Во время огневого налета батареи противника по району наших позиций произошло два прямых попадания в размещение штабной батареи, причинивших потери в личном составе, особенно рабочей команды, приданной штабной батарее и здесь размещенной. [332]

Данный материал взят в сети Интернет со ссылкой на сборник документов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. «Ленинград в огне», СПб.: Лики России. 1995.

С середины 1942 года артиллерийское противостояние под Ленинградом еще более обострилось.

3 июля наши войска оставили Севастополь. Тем самым германские войска получили возможность перебросить под Ленинград высвободившуюся там тяжелую осадную артиллерию, в том числе 220-мм мортиры.

К окруженному городу были доставлены, в частности, захваченные немцами во Франции железнодорожные гаубицы фирмы «Шнейдер» H(E)752(f) калибра 400 мм и Н(Е) 871 (f) калибра 520 мм, а также железнодорожные артустановки К5(Е) («Длинная Берта») калибра 283 мм, созданные на заводах Круппа{201}. Под северную советскую столицу, в район станции Тайцы, была передислоцирована и 800-мм пушка «Дора». Сюда же был доставлен и однотипный с нею «Тяжелый Густав». Его сборка была закончена в начале 1943 года{202}.

Вражеские железнодорожные транспортеры в основном вели огонь с линии Пушкин — Красногвардейск (Гатчина).

Свои дальнобойные батареи немцы разместили в районе Урицка (Лигово), Колпино и Красного Села, хутора Беззаботный, поселков Володарский и Настолово, т. е. в зонах, как правило, недосягаемых для нашей обычной артиллерии.

В комплексе это была грозная, организованная, профессионально опытная сила. Противостоять ей было весьма и весьма непросто. И на первых порах далеко не всегда в контрбатарейной борьбе перевес был за нашими артиллеристами. Сказывались слабость артиллерийской разведки, ведение огня по площадям, не удавалось упреждать противника, в полной мере использовать авиацию для корректировки стрельбы...

С первых месяцев 1943 года Ленинград стал подвергаться еще более мощным, чем ранее, артиллерийским обстрелам.

9 февраля враг обрушил на Ленинград 1878 снарядов. 1 мая гитлеровцы обстреливали все районы города почти 10 часов. В течение [333] июля средняя ежедневная продолжительность артобстрела составила 9 часов 14 минут. 17 августа был зафиксирован обстрел наибольшей интенсивности — за 13 часов 40 минут в городе разорвалось более 2000 снарядов. В сентябре противник выпустил наибольшее число снарядов за месяц — 11394{203}...

Именно тогда и появились на домах Ленинграда таблички, сохранившиеся в некоторых местах до сих пор: «Товарищи! Эта сторона улицы особо опасна из-за артиллерийского обстрела».

Нередко и сами железнодорожные батареи оказывались внутри зоны поражения. Вспоминает Л. М. Тудер:

«Снаряды рвались на огневой позиции. Свистели осколки. Земля вокруг орудий стала рыхлой, словно ее перепахал какой-то гигантский плуг. От едкого дыма разрывов вражеских снарядов, от своих выстрелов у артиллеристов слезились глаза, но пушки исправно вели огонь.

Ранило командира орудия Николая Смирнова, но он никуда не ушел, продолжал командовать расчетом, пока не потерял сознание. Был ранен в руку командир группы заряжания Михаил Копылов. Наскоро перевязав руку, он по-прежнему обеспечивал перегрузку и подачу боеприпасов. И, несмотря на то, что ему было разрешено оставить пост, Копылов не покинул его, пока не поступила команда о прекращении стрельбы.

В летопись нашей артбригады вошел подвиг командира зенитного расчета старшего сержанта Василия Мохова. Во время обстрела вражеские снаряды стали рваться возле платформы, на которой находились снаряды и заряды для тяжелых орудий. Под градом осколков Мохов первым бросился к платформе, за ним весь расчет. В считанные минуты артиллеристы перетащили боезапас в укрытие.

В одном из боев орудия старшин 1 статьи Н. Попова и Е. Волкова с первых залпов подавили две вражеские батареи. Враг открыл ответный огонь. Тяжелый снаряд разорвался вблизи нашей батареи... Е. Федюнин, Е. Волков, Н. Попов и другие воины бросились спасать боеприпасы. Новые разрывы. Упали Федюнин и Попов. Место Попова возле пушки занял мичман П. Сорокин, бывалый комендор-подводник. [334] Ранило краснофлотца А. Гаврилова и краснофлотца Тихомирова. Гаврилов вынес друга из зоны обстрела.

Это эпизоды разных лет и разных сражений, но сколько было таких в истории 101-й железнодорожной артиллерийской бригады Краснознаменного Балтийского флота{204}!»

Чтобы усилить защиту города, обеспечить верх в противоборстве с врагом, Ставка Верховного Главнокомандования в сентябре 1943 года создала в подчинении Военного Совета Ленинградского фронта 3-й Ленинградский артиллерийский контрбатарейный корпус. В полном составе в него была включена 101-я бригада железнодорожной артиллерии.

С этого времени на Ленинградском фронте развернулись особо напряженные артиллерийские дуэли, контрбатарейные бои, изощренное соперничество мастерства и организованности, дисциплины, материально-технической подготовки и военной хитрости артиллеристов Красной Армии и гитлеровского вермахта.

Противник прекрасно понимал, какую опасность представляли для него железнодорожные батареи обороняющегося Ленинграда, и поэтому самые эффективные средства поражения он направлял против них. С особой настойчивостью охотилась за ними вражеская авиация.

Чтобы взять верх в смертельной схватке с жестоким и коварным врагом, выполнить боевые задачи, сохранив при этом материальную часть и личный состав, бомбардиры-железнодорожники использовали весь свой опыт, накопленный с начала войны, применили новые тактические приемы борьбы.

При первых же залпах советских транспортеров враг старался накрыть их своим огнем. Например, 19-я батарея к октябрю 1943 года 89 раз вызывала на себя ответный огонь. Немцы выпустили по ней почти полторы тысячи снарядов, однако, благодаря ратному мастерству артиллеристов-железнодорожников, все ее транспортеры остались неповрежденными. Батарея всегда успевала ускользнуть из-под ответного удара.

Известно немало случаев, когда после проведения стрельбы артустановкам приходилось спешно уходить с позиции вагонами вперед, опережая догоняющий огонь противника лишь на считанные секунды. Вражеские снаряды перепахивали рельсы буквально в десятках метров от ускользающих артустановок. В условиях ожесточенной контрбатарейной борьбы [335] боевые расчеты 180-мм транспортеров смогли обеспечивать их уход с позиций спустя всего 3–4 минуты после завершения огневой атаки, потому что научились часть операций по переводу артустановок в походное положение проводить во время их экстренной передислокации.

Боевая практика показала, что при высокой разветвленности железнодорожных путей в пригородах Ленинграда и маневренных возможностях артсистем совсем необязательно было обстреливать врага сразу всеми транспортерами батареи. Весьма результативными могли быть нападения на вражеские позиции отдельных артустановок, быстро выдвинувшихся на подступы к передовой линии и так же быстро покинувших их после проведения стрельбы.

Чтобы действовать более эффективно, железнодорожные батареи стали поражать врага под активным прикрытием орудий меньшего калибра, а также более умело применять маскировку. В их боевую практику широко вошли маскировочные дымы, ложные огневые позиции с имитацией стрельбы и пр.

От машинистов паровозов в этих условиях требовалось высокое умение поддерживать такие параметры в работе котлов, чтобы в дневное время не было больших дымов из паровозных труб, а ночами — не было искр и пламени...

Тяжелые морские железнодорожные батареи, безусловно, были главной силой в контрбатарейной борьбе с противником. Их боевая работа приносила высокие результаты. Ими были уничтожены 28 батарей и 69 отдельных орудий. Во многих случаях батареи врага приводились к молчанию. Немецко-фашистское командование было вынуждено уводить из-под ударов советской железнодорожной артиллерии свои батареи, размещать их все дальше от переднего края. Естественно, в результате этого интенсивность вражеских обстрелов Ленинграда значительно снизилась. Например, в октябре 1943 года по сравнению с сентябрем количество разорвавшихся в городе немецких снарядов уменьшилось вдвое. И в дальнейшем подавление вражеских батарей шло по нарастающей.

Вновь свидетельствует Л. М. Тудер:

«Штаб 404-го дивизиона, которым я командовал, размещался в вагонах на ветке Витебского вокзала и территории фабрики подбивочных материалов, сразу за мостом через Обводной канал. Командный пункт и его узел связи находились рядом, в железобетонном довоенном газоубежище. Четыре батареи, состоящие из орудий 130 мм стояли на огневых позициях справа и слева Московского [336] шоссе, на ветках Балтийского и Витебского вокзалов. Соседом справа (на путях торгового порта) у нас был 406-й дивизион майора Якова Даниловича Тупикова, а соседом слева — 407-й дивизион майора Николая Николаевича Крайнева (на станции Витебская-Товарная).

Мой наблюдательный пункт находился на эллинге завода имени А.А.Жданова{205}, откуда хорошо просматривались передний край обороны, далекие тылы противника, вплоть до Красного Села и Дудергофских высот. Рабочие завода установили на самом верху эллинга небольшое помещение, сваренное из броневых плит Оно походило на боевую рубку, имело амбразуры для наблюдения и массивную бронированную дверь.

В дни, когда была хорошая видимость, артиллерия противника, как правило, вела интенсивный огонь по городу. И тогда вся дальнобойная артиллерия 42-й армии, кораблей, фортов, и железнодорожной бригады КБФ стремилась подавить его батареи{206}...»

Л. М.Тудер был командиром 404-го дивизиона по декабрь 1944 года. [337]

Транспортеры таранят блокаду

Изнутри кольца обороны блокадного Ленинграда, поддерживая сухопутные части, били по врагу могучие железнодорожные артустановки...

«В боях по прорыву блокады участвовала большая часть батарей нашей бригады — 40 орудий калибра 130–356 миллиметров. Запомнилась артиллерийская подготовка. Наши дальнобойные пушки наносили удары по узлам сопротивления противника и его тылам, по железнодорожным станциям и эшелонам, штабам, местам скопления живой силы и техники.

Сплошной гул стоял более двух часов. На стволах орудий горела краска. Разгоряченные боем, краснофлотцы-артиллеристы, несмотря на мороз, сбросив с себя ватники и фланелевки, заряжали орудия в одних тельняшках. Командиры батарей П. И. Антошенко, Г. И. Барбакадзе, С. И. Жук, Я. Г. Меншуткин, А. В. Марчуков, В. А. Тарасов находились в боевых порядках наступающих войск. Тесно взаимодействуя с командирами армейских частей, своевременно выполняли их заявки. Огонь тяжелых батарей буквально сметал орудия, минометы и танки противника.

В эти дни мы, что называется, отвели душу. За счет жесткой экономии в предыдущие недели и резервов командования мы в те дни не испытывали нужды в боеприпасах. За две недели наши батареи провели 843 стрельбы, уничтожив много живой силы и техники противника{207}...»

8 октября 1943 года Народный комиссар Военно-Морского Флота Соза ССР адмирал Кузнецов направил в адрес командиров соединений обращение:

По докладу Военного Совета Краснознаменного Балтийского Флота особенно хорошо показала себя в боях по прорыву блокады [338] города ЛЕНИНГРАДА жел. дор. артиллерия командиров дивизионов: ГРАНИНА, ВОЛНОВСКОГО, БАРБАКАДЗЕ, ЖУК, КРАЙНЕВА, ВИДЯЕВА.

Объявляю командирам и бойцам за отличную работу БЛАГОДАРНОСТЬ.

О Ваших успехах буду докладывать ПРАВИТЕЛЬСТВУ.

В конце 1943 года, в период подготовки операции по разгрому вражеских группировок под Ленинградом, вся артиллерия Балтийского флота была объединена в пять специальных групп. Батареи №№ 11, 12, 18 и 19 из 101-й бригады железнодорожной артиллерии были включены в состав 5-й артиллерийской группы, которую возглавил генерал-майор береговой службы Д. С. Смирнов, а затем полковник С. С. Кобец.

5-я группа действовала на красносельском направлении, в полосе дислокации 42-й армии. Перед нею ставились задачи главным образом по подавлению дальнобойной артиллерии противника в районах Беззаботного и Насталово, нарушению дорожного сообщения неприятеля в зоне Красного Села, поселка Володарского, Гатчины, Пушкина и Покровского.

А мы снова обращаемся к воспоминаниям Л. М. Тудера:

«В начале 1944 года я получил приказ перевести батареи своего дивизиона по железнодорожным веткам на позиции в районе Автово, Красненького кладбища и станции Шоссейная. Поставили мы пушки и на путях Мясокомбината, а также возле станции Шушары. Передвигались и другие дивизионы. Было ясно, что предстоит крупное сражение, поскольку тяжелую артиллерию подтягивают к переднему краю.

Эти предположения вскоре подтвердились.

Утро 14 января. С крыши эллинга судостроительного завода имени А. А. Жданова, на которой находился мой командно-наблюдательный пункт, видны многочисленные вспышки от выстрелов орудий. Доносится артиллерийская канонада со стороны приморского плацдарма. Вскоре по приказу командования корпуса контр-батарейной борьбы вся дальнобойная артиллерия фронта нанесла удары по артиллерийским позициям противника, по его командным пунктам и штабам.

15 января 1944 года в 9 часов 20 минут заговорили сотни орудий. Содрогнулась земля, когда были приведены в действие все огневые средства фронта и флота. Сплошные фонтаны земли и снега [339] от разрывов... Во многих артиллерийских боях мне пришлось участвовать до этого, но такого, как в тот день, еще никогда не видел.

15 января батареи нашей бригады 136 раз открывали огонь и обрушили на врага семь тысяч снарядов.

Напряженным был и следующий день. Канонада не прекращалась с рассвета до позднего вечера. Особенно сильные удары мы наносили по артиллерийским позициям и узлам сопротивления врага в районах Александравки и Пушкина{208}...»

15 января 1944 года части 42-й армии перешли в наступление на участке Урицк (Лигово) — Большое Казьмино.

За шесть дней боев по разгрому петергофско-стрельнинской (Приморской) группировки врага только железнодорожная артиллерия (5-я группа) провела 438 стрельб по 267 целям с расходом 10 182 снарядов. Она вела огонь по занятым противником населенным пунктам Константиновка, Слобода Павловская, Красный Хутор, Красное Село, по скоплениям живой силы и техники, участвовала в контрбатарейной борьбе...

27 января 1944 года в освобожденном городе над Невой заполыхал победный салют.

Боевые заслуги 101 артиллерийской железнодорожной бригады были высоко оценены. 22 января приказом № 29 Народного комиссара Военно-Морского Флота адмирала Н. Г. Кузнецова «за проявленную в боях с немецко-фашистскими захватчиками отвагу, стойкость, мужество, дисциплину, организованность и героизм» она была преобразована в 1-ю ГВАРДЕЙСКУЮ морскую железнодорожную артиллерийскую КРАСНОСЕЛЬСКУЮ бригаду. 22 марта 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР 1-я гвардейская Красносельская МЖДАБ «за отличные боевые действия в обороне Ленинграда, при прорыве блокады и разгроме немцев под Ленинградом» была награждена орденом Красного Знамени.

К концу войны на орудийных стволах бригады было уже почти 300 звезд за снайперскую стрельбу по врагу.

В середине 1944 года развернулись бои на Карельском перешейке. Перед войсками 21-й и 23-й армий Ленинградского фронта была поставлена задача разгромить группировку финских войск. И снова горячая работа началась у железнодорожных артиллеристов. [340]

Для более оптимального соответствия боевым задачам снова было проведено организационное перестроение артиллерии флота. Она была разделена на четыре группы. В 1-ю группу вошла 1-я гвардейская морская железнодорожная артиллерийская Красносельская Краснознаменная бригада (командир — гвардии полковник С. С. Кобец).

Перед началом операции тяжелые железнодорожные батареи заняли позиции в возможной близости к фронту, на станциях Грузино, Пери и на шести тупиковых позициях, построенных личным составом батарей в районе Левашово, Дибуны, Черная Речка.

Мы уже вели речь о массированном ударе советской артиллерии по финским позициям 10 июня 1944 года, предшествовавшем успешному наступлению 21-й армии. В этом разрушительном артналете всей своей мощью участвовали и железнодорожные транспортеры. Так, 403-й ОЖДАД под командованием гвардии майора Н. 3 Волновского с 9 по 15 июня провел 68 стрельб и в 57 случаях вышел победителем в артиллерийских дуэлях, вызвал 9 взрывов и 4 пожара на позициях противника.

11 июня батарея № 12 тремя 180-мм транспортерами вела огонь по станции Тюрасово. Был израсходован 31 снаряд. После третьего залпа в районе цели произошел взрыв, вслед за которым возник сильный пожар, продолжавшийся 8 часов...

Оказывая непосредственную поддержку войскам, атакующим противника на выборгском направлении, 180-мм железнодорожные батареи № 18 — со станции Мустамяки (в 4–5 километрах северо-западнее Рощино) и № 19 — из района станции Перк-Ярви (Кирпичное) вели массированный огонь по финским опорным пунктам в районах Кямяря (Гаврилово), Лейпясуо (в 6 километрах юго-восточнее Гаврилово), Хумала (Ермилово).

19 июня железнодорожные артустановки первыми из всей артиллерии 21 армии с предельно близких дистанций повели обстрел станции и города Выборг...

Дивизионы Л. М. Тудера и Н. 3. Волновского отличились также при освобождении острова Тейкассари.

В приказе Верховного Главнокомандования от 21 июня 1944 года среди соединений и частей, отличившихся при прорыве обороны финнов на Карельском перешейке, была отмечена и бригада железнодорожной артиллерии.

27 июля 1944 года (по данным военкомата Выборгского района) на станции Сомме (примерно в шести километрах к югу от Выборга) советские [341] железнодорожные батареи были подвергнуты бомбардировке авиацией противника и понесли тяжелые потери. Среди погибших был и командир 403-го ОЖДАД, бывший командир 9-й 305-мм ОЖДАБ, гвардии подполковник Николай Захарович Волновский.

В честь погибших моряков-артиллеристов железнодорожная станция Сомме была переименована в станцию Матросово Октябрьской ж. д., а на могиле павших воинов сооружен обелиск, на котором выбиты слова:

Матросам, сержантам, офицерам 1-й гвардейской Краснознаменной морской железнодорожной артиллерийской Красносельской бригады КБФ.

Всего в этой братской могиле захоронено 175 человек.

После разгрома крупных вражеских группировок под Ленинградом батареи железнодорожной артиллерии были переведены на позиции в зоне Рижского залива.

В течение февраля 1945 года тяжелые железнодорожные транспортеры своим огнем поддерживали войска 2-го Прибалтийского фронта, сражавшиеся против окруженной 400 тысячной курляндской группировки противника. На этом участке фронта была сформирована Либавская артиллерийская группа, в которую, в частности, вошли десять транспортеров из 12-й, 18-й и 19-и железнодорожных батарей.

Истории было угодно распорядиться так, чтобы 18-я ОЖДАБ вновь вернулась в район Либавы и нанесла там удары по врагу, отомстила ему за спешное отступление 22 июня 1941 года. В течение всего времени, пока сопротивлялась курляндская группировка противника, Либава оставалась ее главным портом. Чтобы получить возможность для поражения транспортерами акватории порта, была проложена 29 километровая железнодорожная ветка от порта Свента до станции Циниус. Удары 180-мм установок привели к значительному разрушению причалов и других сооружений порта, а в итоге — к серьезной дестабилизации его работы.

Всего в период проведения Восточно-Прусской операции 180-мм транспортеры провели 56 стрельб, израсходовав 684 снаряда...

На завершающем этапе войны батареи железнодорожной артиллерии были объединены в специальную артиллерийскую группу и передислоцированы в район Кенигсберга. Они заняли позиции в районе станций Гутельфельд и Левенхольм. [342]

Начальником группы был назначен командир 404-го дивизиона майор Л. М. Тудер.

Пришло время попрощаться в нашем повествовании с этим заслуженным представителем железнодорожной артиллерии.

В начале марта 2003 года, разыскав через ветеранские организации Санкт-Петербурга координаты членов семьи Л. М. Тудера, я встретился с его дочерью, библиотекарем с 43-летним стажем Алисой Львовной, проживающей в доме № 5 по переулку Антоненко.

Это самый центр Питера. Совсем рядом Исаакиевский Собор. А Мариинский дворец, как она уточнила, сразу за стеной ее квартиры...

Так получилось, (думаю, и на сей раз не без помощи Провидения), что наша встреча пришлась как раз на годину смерти Л. М. Тудера. В первой половине дня родственники навестили его могилу на Южном кладбище Санкт-Петербурга, а вечером состоялся наш разговор. Но это обстоятельство не только не помешало нашему общению, а даже наоборот — сделало его очень душевным.

Мы пили чай, рассматривали альбомы с семейными фотографиями, на которых Л. М. Тудер запечатлен во всех периодах своей жизни, и я слушал рассказ дочери об отце:

В папе была какая-то особая офицерская жилка. Он очень любил военную службу. Всегда добивался, чтобы в его части все было на высоте, полный порядок, дисциплина, чистота... И чтобы была лучшая самодеятельность...

До последнего времени он был прямой и подтянутый, хотя во время «финской» получил ранение в ногу... Был очень контактный, общительный, умел себя подать... Хорошо танцевал, пел под гитару... Интересно говорил, любил компании, женщин, умел ухаживать... И они его любили...

У него были природные данные по математике. После войны он трижды пытался поступить в артиллерийскую академию, но не удалось. Возможно, из-за каких-то людских козней. Было немало завистников. Лев Маркович всегда рвался высказаться и быть первым... Поэтому сразу после войны он сначала служил на острове Эзель, затем был назначен на Камчатку, а потом, еще полный сил, демобилизовался... Ведь он и войну-то встретил, когда ему было всего 30 лет, а он уже был командир такой особенной батареи, капитан... По тем временам это было высокое звание... [343]

Оставив службу, стал работать в экскурсионном бюро, сопровождал туристические пароходы на Валаам... Возглавлял городской клуб собаководства. Долгое время пел в хоре ветеранов войны при окружном Доме офицеров... Хор по праздничным событиям выступал даже в Мариинском театре, в Октябрьском зале... Отец был старостой хора и вел эти концерты...

Он пользовался большим авторитетом среди ветеранской общественности. Его часто приглашали на всякие мероприятия. С гордостью вспоминал воинскую службу, годы войны... Говорил: «Все форты Кронштадта и побережья Финского залива мои!.. По всему Ленинграду стояли мои батареи!..»

В Музее обороны Ленинграда, до того, как его разорили по распоряжению из Москвы, был помещен большой портрет моего отца и было выставлено одно из орудий, находившихся под его командованием...

Отца уважали в «Ленинградской правде», часто печатали его воспоминания...

До конца жизни он поддерживал связи с однополчанами. Среди его друзей был тоже прославленный артиллерист С. И. Жук. Пока были силы, они встречались, перезванивались... На Ханко, в 9-й батарее железнодорожных транспортеров, под командованием отца новобранцем-краснофлотцем был известный поэт Михаил Дудин...

Папа сильно беспокоился о том, чтобы после смерти о нем не забыли... Умер он в 2002 году, в один и тот же день, в который родился, 12 марта, прожив 91 год...

Когда мы уже почти заканчивали разговор, Алиса Львовна вдруг принесла написанный маслом портрет отца. Надпись на обороте свидетельствовала о том, что портрет исполнен художником В. Н. Комиссаровым и был передан Л. М. Тудеру 12 марта 1981 года.

С картона, немного откинувшись назад и чуть прищурившись, на меня испытующе и весьма сурово смотрел человек в парадном мундире полковника береговой обороны. Его награды говорили сами за себя: четыре ордена Боевого Красного Знамени, два — Великой Отечественной, два — Красной звезды, орден Ленина, восемь медалей. Но во взгляде этого заслуженного ветерана присутствовали как высокое достоинство неординарной личности, так и глубочайшая внутренняя печаль...

Я попросил этот портрет для Центрального музея Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. и, к моей радости, получил согласие. [344]

Алиса Львовна предоставила в мое распоряжение всю переписку отца с его однополчанами, с ветеранами-ханковцами. Я внимательно изучил эти письма. И, когда я вчитывался в их содержание, меня не покидала мысль о какой-то особенности этих людей, о их значительном отличии от нынешнего, от моего поколения, о высоких достоинствах их личностей.

Вот слова из письма Петра Емельяновича Корицкого, бывшего старшего артиллерийского мастера 9-й ОЖДАБ, одного из тех, кто стоял у истоков формирования личного состава батареи:

«После перенесенного инфаркта нахожусь на пенсии. Дали мне персональную местного значения (максимум 80 р.). Состояние здоровья неважное, замучил полиартрит. Передвигаюсь с палочкой плоховато, в транспорте обл ВТЭК отказал, ну да что будешь делать. Настроение всегда оптимистическое, без дела не сижу, стараюсь быть, хотя и в ограниченном, но движении.

Воспоминания о флотской жизни до конца моих дней останутся самые наилучшие. Всю свою сознательную жизнь, а трудовой мой стаж равен 43 годам, я прожил честно, никогда не искал для себя корысти, с товарищами, с которыми служил и работал, был в дружбе, старался никогда не унижать человеческого достоинства подчиненных. В лекциях, докладах, беседах с рабочими, колхозниками, учащимися всегда старался подчеркнуть успехи нашей страны, преимущество нашего социалистического строя, Коммунистической партии и Правительства...

Очень хотелось бы, чтобы наши дети, внуки (у меня пока их нет) не знали, что такое война, а главное, чтобы они честно и беззаветно служили Родине...»

Так о себе, наверное, мог сказать, так думал почти каждый из этих людей.

По письмам Петра Емельяновича Корицкого (последнее из них датировано 24 января 1977 года), вполне можно проследить его жизненный путь...

Родился он в июле 1917 года в городе Ессентуки, в семье почтового служащего. В 1932 году начал трудовую деятельность слесарем на киевском судостроительном заводе. Ко времени призыва на военно-морской флот, в марте 1938 года, он уже имел 5-й разряд, был одним из первых стахановцев. [345]

После прохождения учебной подготовки его в числе группы других матросов отправили в Николаев, где в это время заканчивалась сборка 305-мм транспортеров ТМ — III-12 9-й железнодорожной батареи. Весной 1939 года, как он пишет, «мы их привели на полигон (на Ржевку) «.

Затем была Советско-финляндская война и служба на Ханко. К сожалению, П. Е. Корицкий ничего не сообщает в своих письмах об этом периоде своей жизни.

С конца 1941 года и до демобилизации в августе 1946 года он служил в 19-й ОЖДАБ. Сначала был старшиной артиллерийской мастерской, а затем старшиной комендоров 4-го транспортера. Он первым в батарее был награжден знаком «Отличный артиллерист», первым — и орденом Красной Звезды. Их у него два. Удостоен он и медали «За боевые заслуги», а также чести быть на встрече Героев обороны Ленинграда...

Петр Емельянович с гордостью пишет:

«Технику знал в совершенстве... Мы первые в полевых условиях (во дворе цементного завода в Ленинграде) сменили лейнер... за считанные часы...»

А далее замечает:

«Между прочим, нашему транспортеру как-то не совсем везло. Мы больше других потеряли личного состава и совсем не по вине наших командиров. Это были замечательные высококвалифицированные офицеры-артиллеристы, такие как старшие лейтенанты Разумовский, Евсеев И. Е., Иванов П. Я.»

Вспоминает он и боевой эпизод, произошедший на 19-й батарее 16 сентября 1942 года:

«Перед нами была поставлена задача в обеспечении переправы десанта через Неву (т. е. мы должны были поддержать огнем). Командовал тогда транспортером тов. Евсеев... В это время у нас на стажировке был бывший работник мин. ВМФ ст. л-т Соколов (чудесный, высококультурный офицер) он во время боя старался все воспринять, но случилась беда, на 33 угле заряжания произошло [346] самовоспламенение полузарядов, в основном все газы, горящий порох, обрушились на личный состав. Ст. л-т Соколов, досылающий Варныкин, замковый, два рольганговых и еще трое краснофлотцев были убиты. С. Гагарин получил тяжелейшее ранение, а мне, стоявшему между Соколовым, Гагариным, повезло. Я получил, правда, порядочные ожоги головы, рук, ну и сорвало форму одежды, остался жив. Взрывной волной я был выброшен, к счастью, (на) елки, маскировавшие транспортер… (Это, видимо, и спасло меня!).

... Поднявшись с земли, я мгновенно взобрался на орудие, вижу: горит порох... С верхнего расчета нет никого!.. Я успел сбросить на землю два полузаряда, ст. погребных тов. Барч Б. Г., молодец, не растерялся, вовремя успел задраить люки в погреб. С оставшейся командой быстро ликвидировали начавшийся пожар. (Транспортер до 6 ноября был выведен из строя).

В этом эпизоде (трагическом) отлично проявили себя младшие командиры Барч Б. Г. — ленинградец, Шуклаев Саша — ст. арт. электриков — из Шуи, Рындин — уставщик целика — из Магнитогорска, Ануфриев Филипп — из Воронежской области (ст. мотористов), Мурныкин — ст. компрессорной...

Т. к. задание нужно было выполнять, после нас открыл огонь 3-й транспортер (командир — ст. л-т Васильев — ленинградец). У них такая же катастрофа произошла на 7 угле заряжания и, к счастью, обошлось без жертв...

Эти события происходили в тот период, когда фашисты хотели овладеть Ростовом-на-Дону и нам нужно было отвлечь их силы на себя (так объясняли наши политработники)...

После ремонта 3-й и 4-й транспортеры разобрали, погрузили на баржи и в темную историческую ночь{209} переправили в Кронштадт. Здесь мы пробыли с 6 ноября 1942 г. по июнь 1944 г., а после ушли под Либаву на ликвидацию немецкой группировки{210}.

Здесь наиболее характерным штрихом можно отметить День Победы 9 Мая, когда уже стало известно о капитуляции после грандиозного фронтового салюта (ну и, конечно, выпили по доброй чарке, несколько расслабились). Немцы уже колоннами шли в плен метрах [347] в пятистах от нашей позиции. Мы получили радиограмму: немедленно открыть огонь по порту, по отходящему с гитлеровцами транспорту. Мы весьма сокращенным составом дали несколько залпов (я одновременно был наводчиком и досылающим). Нам сообщили, что цель поражена и с транспортером расправляется авиация (так ли это, не утверждаю, т. к. цель невидима), но ст. л-т Иванов П. Я. — командир транспортера — и я были награждены орденами Красной Звезды, комендоры Бахов Григорий (со Смоленска) и Пинаев Иван (Томск) — медалями «За боевые заслуги».

За время войны пришлось пережить не только огорчения, но и много радостных и счастливых дней...»

(Стиль автора писем полностью сохранен.)

После демобилизации П. Е. Корецкий вернулся в Новгород-Северский, несколько лет работал завхозом в райбольнице, заочно окончил Новозыбковский пединститут, после чего восемь лет был в должности заведующего отделом пропаганды и агитации райкома КП Украины.

«Сожалею, — пишет он, — что не пришлось работать учителем, но это была воля райкома».

После партийной работы Петр Емельянович пятнадцать лет трудился директором местного дома отдыха...

Письмом, отправленным, видимо, в конце 1968 года, он звал своего бывшего командира, Л. М. Тудера — «брата по оружию», в гости вместе с семьей:

«Приму и устрою по всем правилам и с любовью. Я не забыл Ваше хорошее отношение не только ко мне, а и всем, с кем я служил под Вашим командованием, хотя, признаюсь, иногда и я немного, но портил Ваши нервы. Все эти отдельные моменты можно вспомнить в разговоре. Тем не менее, Вы мне давали рекомендацию в партию. Это не забывается!..»

Подобные чувства проявляет П. Е. Корицкий и в другом письме:

«С большим запозданием высылаю свои фотографии. Одна из них 1942 г., вторая — 1944. Быть может Вы вспомните, да вряд ли, ведь сколько сотен прошло перед Вами таких, как я. Ведь запоминаются в основном яркие личности или особо проявившие себя, но главное мне кажется в том, чтобы мы — рядовые, бывшие матросы, [348] никогда не забывали своих любимых командиров. Я это говорю от чистого сердца. Мне всегда нравилась Ваша требовательность, подтянутость, деловитость. Это не лесть, а сущая правда. Я счастлив, что почти все 9 лет моей службы прошли под командованием хороших командиров, о которых я всегда вспоминаю с благодарностью.»

На мой взгляд, скромность, проявленная автором этого письма, с особой силой показывает, что сам он как раз и был удивительно яркой и героически проявившей себя личностью...

В период, предшествовавший штурму Кенигсберга, железнодорожные артиллерийские батареи наносили удары по его фортам, военным заводам, скоплениям войск и техники... Мобильность и мощь транспортеров всегда выводили их на решение самых ответственных боевых задач. Так, после взятия 9 апреля 1945 года советскими войсками Кенигсберга, 180-мм батарея № 18 была срочно перебазирована в район Пиллау (нынешний Балтийск), где проводилась операция по уничтожению земландской группировки противника. С 19 по 25 апреля 1945 года батарея накрывала своим огнем железнодорожную станцию Пиллау, порт и находившиеся там суда. Снарядами 18-й батареи, которая получала боевые задачи непосредственно от командующего артиллерией 39-й армии, были потоплены подводная лодка, тральщик и четыре вспомогательных судна.

Высокую оценку действиям артиллеристов-железнодорожников на курляндском направлении дал Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов:

«На побережье Балтики превосходно действовала морская железнодорожная артиллерия. Она внесла ощутимый вклад в освобождение Мемеля (Клайпеды). Два железнодорожных дивизиона — 406-й майора В. С. Мясникова и 407-й подполковника Г. И. Барбакадзе своим огнем помогали нашим войскам отражать вражеские контратаки, обстреливали фашистские корабли в порту, обеспечивали переправу наших войск на косу Куриш-Нерунг, мешали противнику эвакуировать свои части морем.

Еще под Ленинградом мы убедились, какая это сила — морские дальнобойные пушки, установленные на железнодорожных платформах. Они обладают большими возможностями маневра, лишь бы имелись железнодорожные пути. Железнодорожные батареи обладали дальностью стрельбы большей, чем орудия армейцев. Они могли [349] быстро приближаться к линии фронта и наносить удары там, где это было всего нужнее в интересах, наступающих, войск. Замечу сразу же, что морские железнодорожные батареи привлекались к содействию сухопутным фронтам на всех приморских направлениях.

В дни Восточно-Прусской операции железнодорожная артиллерия использовалась особенно активно. В Прибалтику перешли 5 дивизионов и 3 отдельные батареи 1-й гвардейской железнодорожной морской артиллерийской Красносельской бригады, состоявшей из 47 орудий калибром 130 и 180 миллиметров. Под Кенисгбергом, а затем в Пиллау были развернуты 4 артиллерийских дивизиона и отдельная батарея. В их задачи входило препятствовать движению судов противника в Кенигсбергском канале, вести обстрел железнодорожного узла и порта, разрушать наиболее важные объекты и оказывать поддержку войскам при прорыве обороны противника на подступах к Кенигсбергу.

9 апреля 1945 года Кенигсберг пал. Морская артиллерия начала содействовать войскам 3-го Белорусского фронта в прорыве оборонительных укреплений на подходах к Фришгаузену и в овладении портом Пиллау. На ее счету потопленные и поврежденные суда, подавленные батареи, разрушенные опорные и штабные пункты.»

(Н. Г. Кузнецов. «Курсом к победе».) [350]