Тактика и обучение{76}

Тактика как дисциплина не имела бы никакого смысла, если бы она не обладала прикладным характером, т. е. если бы в существе своем она не носила и учебно-воспитательных целей. И, однако, несмотря на все свое практическое предназначение, тактика неизбежно систематизирует свой материал не в том порядке, как это требуется для непосредственного обучения той или другой части тактическому искусству на местности.

Тактика изучает природу боя и участие в нем родов войск в целом. Одновременно она может изучать боевую роль каждого из родов войск в отдельности. Но тактика не дает ответа на вопросы: как, каким образом надо обучать ту или другую часть тактическому искусству, как достигнуть при этом экономии во времени и наибольшей интенсивности усвоения; как развить в той или другой части способность к гибкому и решительному маневрированию и т. п.? Эти задачи ложатся на методику обучения.

Для удобства и поучительности изложения тактика обычно изучает бой в его наиболее характерных периодах, определяющих форму и содержание действий и взаимодействия родов войск. Не считая походных движений, разведки, охранения и проч. и останавливаясь только на бое, мы можем заметить, что в условиях современного вооружения и организации армий бой довольно четко характеризуется следующими тактическими этапами: сближением, наступлением, атакой, прерыванием и преследованием. Эти этапы характерны не только для пехоты. Весь общевойсковой организм, части которого взаимодействуют между собой, резко и довольно однообразно перестраивает систему приложения своих усилий, переходя от одного боевого этапа к другому. Вполне понятно, что все внимание тактики сосредоточивается на изучении этих этапов. Они являются теми стержнями, вокруг которых тактика группирует свой материал, анализирует задачи родов войск и объединяет свои выводы. Сущность боя лучше всего изучается именно таким порядком, и в этом случае практическое значение тактики выпячивается на первый план. [285]

Исчерпывается ли этим вопрос подготовки различных родов войск и частей различной величины? Конечно нет. Даже самая ясная и четкая картина, — например, действия пехоты в период сближения — не дает еще точных указаний, как должно решать свою задачу стрелковое отделение на том или другом рубеже или как будет действовать рота и т. п.

Для того чтобы обучение было наиболее экономным и вместе с тем интенсивным, оно должно преломить тактику под углом зрения каждой из частей. Если для тактики стержнем обучения являются этапы боя, то для методики основными стержнями являются войсковые части различной величины, на которые уже и откладываются как элементы тактики и техники данного рода войск, так и основы взаимодействия с другими категориями войск. Мы привыкли к таким терминам, как «тактика роты», «тактика взвода» и проч., и, действительно, это есть тактика, преломленная через призму ротного или взводного командира, но, по существу, мы не видим здесь особых видов тактики. Тут просто доминируют вопросы «организации труда» и тактического обучения.

Таким образом, даже «самая прикладная» тактика останется довольно отвлеченной дисциплиной, если она не будет сопровождаться особой дисциплиной — методикой. Однако если тактика идет у нас в своем развитии крупными шагами вперед, то в области методики мы остаемся консервативными, расплывчатыми, неконкретными и до настоящего времени.

Это означает, что мы не проводим «тэйлоризации» в системе тактического обучения, а без этого, вследствие неэкономной траты времени при расплывчатой постановке задач, больших результатов достигнуть невозможно.

Основа методического исследования форм тактического обучения заключается в том, что отправным стержнем изложения признается данная часть (отделение, взвод, батарея и проч.), а это значит, что методика не может и не должна быть «централизованной», отвечающей сразу на все задачи. Ее ценность только тогда велика, когда она разнообразна и многочленна, как и сама армейская организация.

Группируя тактический материал обучения вокруг данной части, взятой за стержень обучения, нельзя руководствоваться одними тактическими этапами развития боя. Сближение, наступление, атака и проч., составляя в общем для тактики совершенно определенные, характерные периоды боя, для отдельных частей, особенно мелких, совершенно не являются уже столь конкретными и понятными и требуют дальнейшей детализации. Таким образом, в зависимости от величины части приемы обучения, масштаб разрешения тактических задач в продолжение одного и того же учения будут постоянно изменяться. Например, для стрелкового отделения сближение, наступление, атака, прорыв и преследование [286] могут развиваться на протяжении 12-18 километров. При этом фронт отделения может колебаться примерно от 30 до 100 метров. Мы видим, что, при общей длине пути наступления отделения, фронт последнего так мал, что в общем полоса этого наступления будет скорее похожа на линию, чем на полосу. Даже отдельные тактические этапы, как, например, сближение или наступление, настолько велики, что по отношению к ним фронт отделения остается ничтожным, и не приходится говорить о полосе наступления отделения. Дело и тут и там сводится к направлению наступления.

Если обучение отделения приравнять к тактическим этапам боя, то фактически мы приучили бы отделение действовать прямолинейно, не применяя никакого маневра и мало оценивая обстановку. Но отделению, на протяжении всего пути его наступления, на протяжении отдельных тактических этапов боя, приходится сталкиваться с большим количеством задач, для решения которых отделенному командиру надо быть тактически развитым и вполне подготовленным начальником. В общем, приемы исследования, методические и тактические, далеко не всегда совпадают.

Правильная постановка обучения не допускает решения задач данной частью оторванно от общей обстановки, от взаимодействия с другими частями и родами войск, а вместе с тем удобство обучения, правильное разделение труда требуют производить первоначальную тренировку самых мелких частей вне состава высшего соединения. Достигается это условным обозначением противника, соседей, пулеметов и артиллерии. Даже занятия с отделениями не должны протекать без участия пулеметов и артиллерии. Необходимо выработать постоянную привычку к взаимодействию, к пониманию задач во всей совокупности обстановки, развить неискоренимую потребность постоянной связи с соседями и другими родами войск, а также умение ставить конкретные, вызываемые обстановкой задания.

Так, например, обучая стрелковое отделение наступлению и ставя ему задачу перемены огневого рубежа, района или укрытия, надо требовать от отделенного командира решения этой задачи во всей ее совокупности: использовать огонь своих соседей или обратиться к командиру взвода за огневой поддержкой; использовать моменты затишья огня противника; определить его огневые точки и своевременно поставить об этом в известность командира взвода; просить, если нужно, артиллерийской поддержки против наиболее мешающего огневого гнезда противника; наконец, определить то расстояние, на которое, по обстановке, есть смысл продвигаться вперед, в тесной связи с характером местности, укрытий, обстрела и т. п. Проводить же занятие с отделением на протяжении всего периода наступления нет никакого смысла. Все положения и задачи, вроде вышеописанных, в которых командиру отделения приходится действовать как самостоятельному начальнику, слились бы для него тогда в непрерывный поток, в какой-то калейдоскоп. Он запутается в своих обязанностях, и в конце концов [287] из него выработается начальник, умеющий действовать лишь прямолинейно, без учета обстановки и взаимодействия.

Таким образом, учение следует ограничить только одной задачей, дающей тактический, маневренный простор начальнику. По ее окончании должен следовать разбор и тщательная оценка достижений. Разумеется, можно было бы продолжать обучение в условиях вновь создавшейся обстановки после продвижения отделения вперед, но это было бы уже другое учение, и путать одно с другим ни в коем случае не следует. Если самые мелкие части будут достаточно натренированы в своих прямых тактических обязанностях, если они основательно изучат все те пределы, в которых может развернуться их маневр, то тогда, при учении высшего соединения{77} — в данном случае взвода, — выполняя свою общую задачу по наступлению, всякий командир отделения уже не будет бестолково продвигаться вперед, а сумеет проявить на каждом рубеже, на каждом укрытии, при любой обстановке понимание своей задачи и своего частного маневра.

Переходя, таким образом, от обучения самых мелких частей к высшим, можно заставить командиров разных степеней естественным порядком продумать все этапы тактического подразделения боя, причем их отдельные, частные задачи будут нанизываться на стержень общих задач высшего соединения. Здесь младшие начальники получат практику в увязывании своих мелких задач с общими и более крупными. Наконец, от условного обозначения соседей и артиллерии они будут переходить к действительной обстановке и широко тренироваться на практике. Еще далее, двустороннее учение заменит обозначенного противника живым подвижным врагом, привыкать к оценке которого необходимо для достижения высокой боеспособности. Зимой такие же занятия можно вести на планах и на ящиках с песком.

В отмененной ныне «Боевой службе пехоты», изд. 1924 г., в статье 15, между прочим, говорится:

«Бой слагается из наступательных и оборонительных действий, которые, в маневренной обстановке, в ходе всего боя тесно переплетаются между собой для всякой войсковой части.

При наступлении, как и при обороне, части должны располагаться на достигнутом (занимаемом) рубеже и двигаться от одного к другому расчленению по фронту и в глубину, огневыми средствами, занимая наиболее выгодные для ведения огня точки на местности, для живой же силы используя скрытые подступы, в целях накапливания к пункту удара или контрудара. Расположение частей на достигнутом при наступлении рубеже должно обеспечивать прочное его удержание; обратно, расположение частей при [288] обороне должно обеспечивать возможность быстрого перехода в наступление».

Формулировка этой статьи несколько туманна, и о ней стоит поговорить.

Возьмем обучение стрелка наступательному бою. Мы должны приучить его к тому, чтобы он быстро и правильно умел отыскать противника, умел определить расстояние до него и изготовиться к огню, с тем чтобы, поборов его, двинуться дальше. При этом основное внимание бойца обращается на то, что он должен открыть огонь так, чтобы противник или вовсе не мог его заметить, или чтобы, по крайней мере, он представлял для последнего самую незначительную цель. Поэтому надо пользоваться каждым бугром, каждым кустом, каждой ямой, лишь бы только противник был ему хорошо виден и было бы удобно его обстреливать. Эти два момента являются основными для наступающего стрелка: он должен хорошо видеть противника, а сам должен быть тщательно применен к местности. Но из этого вовсе не следует, что наступающий боец, при выборе своего огневого гнезда, должен иметь возможность обстреливать не только назначенную цель или ту цель, которая мешает ему продвинуться, но и весь участок местности, отделяющий его от этой обстреливаемой им цели. Это положение очень удачно разобрано в брошюре тов. Чернавина «Полевое обучение пехоты».

Приводимый рисунок поясняет сказанное (схема 1).

Наступающий боец вовсе не обязан найти такое место, откуда бы он мог обстреливать всю впередилежащую местность, не имея перед собой мертвых пространств. Его задача, в основном, ограничивается возможностью поражения противника при условии самосохранения. Сравним теперь это с тем, что мы требуем от обороняющегося стрелка. Первым условием для него будет выбор такой позиции, с которой бы он мог непрерывно обстреливать наступающего перед собой противника, почему для него, естественно, потребуется не только видимость какого-либо определенного пункта, но и всей впередилежащей местности. Тот же рисунок поясняет это. [289]

Из сравнения расположения наступающего и обороняющегося стрелка видно с полной очевидностью, что ни в каком случае не следует внедрять одиночному бойцу мысли, будто бы его действия при обороне и при наступлении одинаковы. Оставляя моральную сторону боевой подготовки, которая, несомненно, должна считаться с тем, что в бою труднее всего наступать и легче всего остановиться и поэтому нужно внедрять веру в наступление, мы видим, что и требования боевой техники в использовании обстановки — для наступающего и обороняющегося бойца — совершенно различны. Не всякая позиция (месторасположение) одиночного бойца, занятая им при наступлении и очень удобная для поражения препятствующего его наступлению противника, будет пригодна для упорной обороны. Одиночный боец должен постигнуть, что положения его в том и другом случае должны быть различны и что если он переходит от наступления к обороне, то это означает не то, что он должен остаться на старом месте, а то, что для этого требуется произвести некоторый маневр, т. е. занять такую позицию, откуда он мог бы удобно поражать впередилежащую местность и по возможности избегать наличия в ней мертвых пространств. Только в условиях такой подготовки мы сумеем повести на войну вполне сознательного красноармейца, который будет целесообразно использовать обстановку, искусно пользоваться местностью и наносить противнику наибольшее поражение.

Для пулеметного отделения все то, что сказано об одиночном бойце, будет более или менее подходящим. Пулеметное отделение представляет собой точно такую же огневую точку, но обладающую гораздо более мощным поражением. При наступлении пулеметное отделение имеет задачей — обстреливать данную точку или данный участок расположения противника, а не всю впередилежащую местность. Правда, во встречном столкновении этот вопрос несколько усложняется, так как противник тоже не постоянно находится на одном месте, а продвигается вперед. Но здесь с еще большей очевидностью встает вопрос о необходимости понимания задачи момента и умения своевременно производить маневр, для того чтобы перейти от наступления к временному задержанию наступающего противника для дальнейшего перехода в новое наступление. Кстати, Боевая служба пехоты обошла молчанием встречное наступление.

Стрелковое отделение при наступлении всегда должно иметь тенденцию воспользоваться огнем своих пулеметных соседей и под их прикрытием пробираться вперед. При обороне же стрелковое отделение должно понимать, что его место — относительно позади, в интервалах, на обратных скатах, в лощинах и т. п.

Не всякое положение при наступлении должно отвечать условиям упорной обороны местности. Мы, конечно, должны требовать от наступающего, чтобы он, как бы ни было невыгодно его расположение, упорно оборонялся, если противник перейдет в наступление, но это вовсе не означает, что его расположение при наступлении [290] на каждом отдельном рубеже должно соответствовать требованиям организации обороны.

Из этих нескольких примеров мы видим, насколько расположение частей на достигнутом при наступлении рубеже отвечает условиям обороны. Если бы мы требовали от войск такого формального использования обстановки, то мы достигли бы этим только шаблонности действий и полной потери наступательного порыва. Это произошло бы не только потому, что мы, отожествляя наступление с обороной, затуманивали бы идею наступления, но и потому, что, если наступление на всяком рубеже и при всякой обстановке должно отвечать требованиям прочного закрепления за собой занятого пространства, оно неизбежно само собой станет осторожным, черепашьим. Нельзя задаваться одновременно несколькими задачами. А конец статьи рекомендует именно такой способ действий. Все это, конечно, вредно и нецелесообразно. Но особенно это требование становится непонятным и даже курьезным в период атаки и прорыва закрепившегося противника. Ведь совершенно очевидно, что в атаку стрелки идут под прикрытием своих пулеметов и что в период атаки остается весьма мало простора для обороны. Еще меньше найдет его оборона в период прорыва, где каждая часть должна принципиально вырываться вперед и обходить имеющиеся перед ней или перед ее соседями гнезда противника. Если мы приучим части всегда руководиться интересами обороны, то мы автоматически лишим их всякой активности и наступательного порыва.

Активность, продвижение вперед, обход, охват противника, залезание в его тылы — все это требует находчивости, смелости и умения рисковать. Эти качества труднее всего развить и в отдельных бойцах, и в начальниках, и в коллективах целых частей. Лишь тогда, когда они будут понимать совершенно ясно всю сущность боя, когда легко и привычно будут отличать они те формы своего боевого порядка, которые будут отвечать условиям нападения или условиям обороны, — только тогда эти войска смогут стать боеспособными и сумеют выполнить как те, так и другие задачи сознательно, в духе обстановки, а не шаблонно.

В связи с выходом II части Боевого устава пехоты, изд. 1927 г., я постараюсь разобрать основные положения, которые легли в основу составления Устава и определили тактическую сторону его.

Прежде всего нужно сказать, что вообще приходится очень решительно пересматривать основы ведения боя, по сравнению с довоенным уровнем. Соотношение различных родов войск теперь коренным образом изменилось. В зависимости от насыщения войсковых соединений техникой, произошел сдвиг, который самым решительным образом влияет и на задачи и на характер действий в бою того или другого рода войск.

Если мы возьмем общевойсковое соединение — стрелковую дивизию сегодняшнего дня и сравним ее со стрелковой дивизией периода 1914 г., то заметим следующее. [291]

В царской армии на 1 батальон имелось 3 орудия, в нашей Красной Армии на 1 батальон мы имеем 5 с лишком орудий; таким образом, рост артиллерии относительно как будто довольно значительный. Он вырос почти в два раза по сравнению с довоенным уровнем. Но этот метод сравнения, при более тщательном учете всех происшедших сдвигов и изменений в составе пехотных единиц, нужно считать несовершенным и, во всяком случае, однобоким.

Дело в том, что основные затруднения для наступающей пехоты и основные боевые цели для поражения артиллерийским огнем и в довоенное время и теперь представляют собой пулеметные точки. И вот если подсчитать число орудий по отношению к пулеметным точкам, то период 1914 г. является в наступательном отношении более выгодным, чем нынешний.

Старая дивизия 16-батальонного состава имела 48 орудий и 32 станковых пулемета. В иностранных армиях имелось примерно то же количество пулеметов. Таким образом, на 1 орудие имелось менее 1 пулемета. Каждое орудие должно было подавить в течение боя менее чем 1 пулеметную точку, не считая, конечно, остальных целей. К числу последних относятся трудно поддающиеся подавлению артиллерийские позиции.

Итак, на 1 орудие в войну 1914 г. имелось менее 1 пулеметной точки. Современная пехотная дивизия имеет около 400 станковых и легких пулеметов, т. е. 400 пулеметных точек. Количество артиллерии осталось то же, что и прежде, т. е. на 1 орудие у нас сейчас приходится свыше 8 пулеметных точек.

Примерно в 10 раз выросла обороноспособность современной пехоты по сравнению с 1914 г. Эта характеристика касается пехоты всех современных армий.

Отсюда само собой понятно, что и задачи наступления пехоты также усложнились, особенно когда речь идет о прерывании укрепленной полосы противника. Уже в течение империалистической войны мы сталкивались с фактами, когда наступлению пехоты препятствовало то обстоятельство, что артиллерия не могла погасить огонь пулеметов и проложить ей дорогу. Многое здесь объяснялось неподготовленностью царской армии: общевойсковая тактика стояла на низком уровне развития. Но несомненным является тот факт, что пулеметный огонь служил мощной преградой при наступлении. Теперь картина в этом отношении хуже, чем в войну 1914 г. Конечно, это соотношение огневых средств в общевойсковом бою целым рядом мероприятий можно изменить. Никто не велит одной нашей дивизии наступать против одной дивизии противника; никто не велит, кроме артиллерии дивизии, не привлекать артиллерию резерва главного командования и т. д. Словом, путем маневрирования, путем сосредоточения необходимых артиллерийских средств мы всегда можем изменить искусственно — в этом искусство и заключается — то соотношение, которое дает современная организация. Но если говорить вообще о характере [292] современного боя, то ту тенденцию, о которой упомянуто выше, мы констатировать должны.

Отсюда мы должны сделать вывод, что задача пехоты в современном бою более тяжелая; что задача эта требует гораздо большего напряжения, большей моральной устойчивости, а также большей боевой работы и большей боевой продуктивности, чем раньше. Это — основное требование к пехоте, которое предъявляет современный бой.

Какие же отсюда могут быть сделаны выводы в отношении подготовки пехоты? Прежде всего требуется высокое моральное состояние пехоты. Пехота, недостаточно стойкая, недостаточно активно воспитанная, недостаточно самодеятельная, не сумеет преодолеть всех трудностей современного боя, не сумеет собственными силами, огнем и ударом преодолеть те препятствия, которые встанут на ее пути. С одной стороны, наше положение оказывается наиболее благоприятным. Мы безусловно можем утверждать, что пехота нашей Красной Армии в моральном отношении должна быть наиболее стойкой, наиболее способной проявлять героизм, по сравнению с пехотой всех буржуазных армий. Многое — даже недочеты в обучении, в тактическом воспитании — будет покрываться тем моральным элементом, который присущ одной только Красной Армии.

В соответствии с этим наш Боевой устав пехоты 1927 г. (БУП — 27) дает совершенно конкретные указания о политической работе в бою как политических работников и командиров, так и партийной ячейки. Устав четко формулирует основы политического воспитания для того, чтобы возможно выше поставить политико-моральную устойчивость нашего бойца.

Но помимо этого чрезвычайно важного свойства пехота должна еще научиться маневрировать, должна научиться тактически правильно разрешать свои задачи и не только быть способной к героизму, но быть способной к быстроте и гибкости выполнения маневра. Наконец, пехота должна уметь пользоваться своим собственным оружием, т. е. главным образом пулеметным и ружейным огнем. Пулеметы легче всего использовать для усиления обороны. Но это, конечно, не означает, что пулеметы не являются мощным оружием наступления.

Вот эти основные положения совершенно общего характера и положены в настоящий Устав: решительность, высокое моральное качество пехоты, умение тактически быстро и целесообразно решать встающие перед нею задачи и, наконец, умение использовать огонь для своего наиболее успешного и наиболее быстрого продвижения вперед — все это является теми основами, на которых должна воспитываться наша пехота.

Одним из основных вопросов, по-новому изложенных в БУП — 27, является роль батальона в бою и его тактическая деятельность. [293]

В современных боевых условиях на батальон выпадает особо выдающаяся роль. Нужно сказать, что до мировой войны в царской армии Наставление для действий пехоты в бою, изд. 1914 г., а также и у нас в Красной Армии руководство «Боевая служба пехоты», изд. 1924г., недостаточно обращали внимание на батальон в общей цепи подготовки пехоты. Это являлось безусловно слабым местом. Тактическая, маневренная деятельность батальона хоронилась в период сближения. Батальон не решал задачи на наступление. Это являлось уделом роты. Остановлюсь на этом поподробнее.

Наставление для действий пехоты в бою говорит:

«По данным личного наблюдения и разведки, командир батальона составляет план действий и разъясняет его ротным командирам.

Перед развертыванием батальона в боевой порядок, в соответствии с планом действий, батальонный командир объявляет ротным командирам:

а) что известно о противнике и о своих соседних войсках;
б) как предполагается выполнить задачу, данную батальону;
в) распределение рот в боевые участки и в батальонный резерв — частные задачи, возлагаемые на каждую роту, и направление их;
г) места патронных двуколок и перевязочного пункта;
д) место, где будет находиться сам батальонный командир, куда присылать к нему донесения.

Если при батальоне имеются пулеметы, то им дается задача, если надо, они распределяются по ротным боевым участкам» (статья 131).

Далее:

«Развертывание батальона в боевой порядок должно быть произведено вне влияния артиллерийского огня противника, т. е. на открытой местности — в 5-6 верстах от него, а на закрытой местности — ближе, смотря по характеру ее» (статья 133).

Нормальным, таким образом, является развертывание батальона в боевой порядок в 5 — б верстах от противника, вне влияния артиллерийского огня. В таком удалении от противника командир батальона должен был принять решение о своем наступлении. Он должен был решить, какие роты ему выдвинуть в боевой порядок, решить, какой он должен иметь резерв. Наконец, он должен был указать направления для наступления и соответствующие участки для своих рот; указать задачи пулеметам. Вполне естественно и понятно, что в 5-6 километрах от противника никакой задачи командир батальона решить не может за недостатком конкретных данных о противнике. По Наставлению выходит, что батальон вступает в сферу пулеметного и ружейного огня, т. е. подходя на 2-1 ½ километра к противнику, в том же порядке, в каком он развернулся в 5-6 километрах от него. Решение, принятое в 5-6 километрах от противника, разумеется, не всегда соответствует той обстановке, в какой батальон вступает в пулеметное и ружейное состязание с противником. В таких условиях батальон не развертывается для боя, а влипает в бой. Вот как можно охарактеризовать завязку боя по Наставлению 1914 г. [294] Эта система влипания в бой подтверждается и 6 нашем руководстве «Боевая служба пехоты 1924 г.».

Там говорится:

«Дальнобойность современной полевой артиллерии и усовершенствованные методы ведения огня позволяют, при помощи корректирования с аэропланов, вести огонь по наступающему с дальних дистанций (с 12-10 км), что заставляет наступающую пехоту развертываться ранее, чем это было прежде» (статья 220).

«Подход к полю боя чаще всего будет совершаться полковыми или батальонными колоннами, которые, при наличии реальной угрозы быть обстрелянными огнем артиллерии противника, развертываются для дальнейшего движения «поротно» (статья 221).

Два пункта дополняют один другой. Так как современная авиация обеспечивает артиллерийскую стрельбу на дальние дистанции, то командир батальона имел полное право, по Боевой службе пехоты, развернуться в 10-12 километрах поротно, и в соответствии с этим он должен был решать боевую задачу. Следует обратить внимание, что речь идет не о расчленении, а о развертывании.

Статья 243 Боевой службы пехоты конкретно перечисляет задачи, которые командир батальона должен ставить при развертывании батальона.

В этой статье мы читаем:

«Для развертывания батальона «поротно» командир его лично отдает распоряжения:

а) ознакамливает ротных командиров и орудийных начальников полковой артиллерии (если приданы) с боевой обстановкой, указывает общую цель действий и дает частные задачи ротам;

б) назначает роты в боевую часть и в резерв и дает им по карте или на местности направление и полосы для движения;

в) дает задачу пулеметной роте, указав цель действий и характер движения;

г) указывает район движения приданных полковых орудий;

д) указывает порядок движения патронных и санитарных двуколок или места их расположения;

е) дает указания на случай обстрела химическими снарядами;

ж) устанавливает связь посыльными и сигнализацией с ротами и полковыми орудиями;

з) доносит о развертывании батальона командиру полка» (статья 243).

Отсюда вытекает, что при развертывании поротно, обычно вне сферы артиллерийского влияния, от командира батальона фактически уже требуется решение его боевой задачи: он должен выделить боевую часть, должен указать задачи артиллерии и другим родам войск. И это — на расстоянии 10-12 километров! Вот это положение и создало ту ненормальность, которую мы постоянно замечали у нас на наших маневрах.

Наконец статья 282 окончательно расшифровывает эту идею.

В ней сказано:

«Вступая в зону дальнего пулеметного огня, [295] командир роты, на основании личной рекогносцировки и данных разведки:

а) принимает решение, составляет план действий и намечает пункт главного удара;

б) руководит движением стрелковых взводов;

в) следит за надлежащим продвижением станковых пулеметов (если таковые приданы), давая им огневые задачи;

г) путем непрерывного наблюдения за полем боя и противником изучает расположение последнего и вносит дополнения и некоторые изменения в задачи, ранее данные взводам;

д) устанавливает порядок питания патронами;

е) организует наблюдение за полем боя и дает указания на случай обстрела противником химическими снарядами;

ж) управление взводами командир, роты ведет посыльными сигнальщиками и ротными телефонными средствами».

Таким образом, командир батальона, вступая в полосу наступления, когда, казалось бы, он и должен был принять боевое решение, на самом деле уже связан тем, что решение принято вдали от противника. Здесь он может дать только дополнительные указания. Решение он принимал вдали от противника — тогда, когда его фактически не было видно и лично разведать его он не мог. Подойдя же к тому рубежу, откуда он может его обследовать, — к сфере завязывания пулеметного и ружейного боя, — командир батальона, как и командир полка, следит только за развитием боя и боевой обстановки. И только командир роты в этой обстановке оценивает наличные данные, принимает решение, намечает главный удар и т. д.

Фактически «Наставлением для действий пехоты в бою» 1914 г. и нашей Боевой службой пехоты батальон исключался из поля организации наступления; он лишался возможности решать боевую задачу. Основное тактическое пехотное решение возлагалось этими двумя наставлениями на командира роты. Конечно, это являлось делом ненормальным в современных боевых условиях. По нашей организации и по организации вообще всех существующих европейских армий мы видим, что командир батальона имеет очень мощные огневые средства. Кроме стрелковых рот, насыщенных самостоятельными пулеметными средствами, он имеет еще пулеметную роту и т. д.

Таким образом, командир батальона, имея в своих руках мощные огневые средства, может и должен решать основную тактическую задачу на наступление. А огневые средства в руках командира батальона должны быть гибкими, должны обеспечивать захват наиболее выгодных позиций и выигрывать в маневре огня по сравнению с противником.

Решение, принимаемое командиром батальона, будет соответствовать действительной обстановке только тогда, когда командир батальона лично уяснит себе эту обстановку и получит достаточные данные о противнике. На этой основе он сумеет наметить тот [296] пункт, куда нужно нанести главный удар, правильно выделить роты в боевой порядок и правильно поставить задачи своим пулеметным средствам. Вот почему наступила необходимость пересмотреть те методы вождения, которые предлагались Боевой службой пехоты.

Боевой устав пехоты уделяет батальону исключительное внимание. В Уставе даны вполне исчерпывающие указания для действий батальона в бою.

Начиная с 1924 г. мы провели целый ряд организационных мер для того, чтобы улучшить строение батальона, чтобы обеспечить ему большую подвижность и маневренность.

Организационные мероприятия являются предпосылками для соответствующей учебной работы и увеличения интенсификации боевого использования батальона.

В 1914 г. русская пехота, руководствуясь упомянутым выше Наставлением, развертывалась поротно и повзводно даже тогда, когда артиллерия еще не начинала обстреливать. Раз предстоял вход в сферу артиллерийского влияния — пехота развертывалась. Нужно сказать, что это имело место в первые бои, покуда пехота на своей шкуре не почувствовала все неудобства такого образа действий. Она открывала себя противнику издали, подвергалась артиллерийскому обстрелу, ее наступление никогда не могло явиться внезапным.

Новый Устав пехоты исходит из других положений. Мы считаем, что командир батальона, идя во главе своей колонны, должен лично разведать расположение противника, оценить обстановку, наметить пункт для главного удара, наметить маневр, который должны выполнить стрелковые роты для осуществления намеченной задачи, поставить задачу пулеметной роте и соответствующим образом использовать артиллерию. Только при этих условиях решение командира батальона будет целесообразным; только в таких условиях роты войдут в бой не случайно, а по определенному, целесообразно выработанному командиром батальона плану.

Высказываются иногда сомнения, сумеет ли батальон, подойдя по скрытому подступу на расстояние одного километра от противника, — а может быть, и ближе, — развернуться из этого подступа, причем, как это ни странно, скрытый подступ часто рассматривают непременно в виде прямого коридора.

Если бы это был действительно прямой коридор, из него развертываться было бы, конечно, не так удобно. Но не нужно забывать, что если бы это был прямой коридор, то он не мог бы быть скрытым подступом, потому что он был бы наблюдаем противником. Скрытый подступ избирается в косом, зигзагообразном или змееобразном направлении по отношению к противнику. Следовательно, расчленение и развертывание батальона в боевой порядок будет происходить не из какой-нибудь перпендикулярной по отношению фронта противника линии, а из некоей кривой, находящейся [297] в косом направлении. В таких условиях особых затруднений для развертывания не встретится.

Наконец, командир батальона имеет в своем распоряжении мощное станковопулеметное оружие, которое, в соответствии с принятым планом развертывания, он может скрыто выдвинуть на огневые позиции, внезапно открыть станковопулеметный огонь и тем самым облегчить развертывание. Кроме того, не нужно забывать, что если продвижение осуществляется в достаточной мере скрытно, то никогда противник не сумеет так быстро поразить открывающиеся цели. В самом деле, не так-то просто определить расстояние, не так-то просто сразу перейти на поражение того или иного пехотного подразделения, маневрирующего не только ускоренным шагом, но и бегом.

В общем и целом, это я знаю и по личному опыту, стрелковый батальон всегда имеет достаточно и огневых средств и средств скрытности подхода для того, чтобы развернуться беспрепятственно. А это дает чрезвычайно большие преимущества. Какие, именно? Противник не знает о подходе пехоты, противник не знает, где намечается главный удар, потому что он не знает, как группируется в движении пехота.

Встает еще вопрос: не будет ли противник заранее пристреливать подступы и не будет ли он их постоянно держать под огнем? Первое вполне возможно, но чтобы он вел постоянный огонь — это, конечно, невозможно. Обстрел может быть произведен наудачу; это — вещь не исключенная, точно так же как не исключено, что, скажем, стрелковая рота, наступающая повзводно, может попасть под артиллерийский обстрел и какая-нибудь шрапнель может вывести из строя целый стрелковый взвод. Такие случаи на войне рассматриваются как вполне «законные». Во всяком случае, артиллерия нанесет большее поражение по открыто движущимся целям, чем по скрыто двигающейся пехоте.

Вот в этих положениях и заключается основное решение вопроса.

Новый Боевой устав пехоты говорит по этому поводу следующее:

«В целях обеспечения наиболее выгодных условий для маневра, быстроты движения и сохранения более продолжительного личного влияния командира, надлежит двигаться общим строем (колонна по одному, змейка) и расчленять пехотную часть только в соответствии с принятым планом наступления. Сближение в преждевременно расчлененном порядке может повлечь за собою несоответствующий плану наступления боевой порядок» (статья 26).

«Как общее правило, сближение с противником производится скрытыми подступами.

Когда скрытый подступ прерывается открытыми местами, таковые проходят разреженными строями или расчлененным порядком.

Открытая местность, лишенная скрытых подступов, и огонь [298] противника могут принудить пехоту расчлениться и вдали от противника (батальон — поротно, роту — повзводно, взвод — по отделениям).

Для сближения выгодно использовать ночное время, туман, непогоду и т. д.» (статья 27).

«При наличии хорошо скрытых подступов особенно выгодно подойти к противнику на дистанцию огня ручных пулеметов (800-900 м) и затем внезапно развернуться для наступления. Скрытность сближения является основным залогом внезапности и успешности наступления» (статья 28).

Новый Устав не отрицает возможности движения поротно, повзводно — расчлененным порядком, но он говорит о том, что это является исключением и применяется в тех случаях, когда местность открытая, не допускающая скрытного движения.

Установка, даваемая новым Боевым уставом, резко отличается от установок Наставления 1914 г. и Боевой службы пехоты.

Признавая нормальным движение батальона общим строем по скрытому подступу, мы считаем, что развертывание батальона должно происходить тогда, когда командир его решит задачу на основе личной разведки противника, разведки его сил и средств, оценки различных элементов его укрепления, его боевого порядка, наметит главный удар и в соответствии с этим распределит силы и средства.

Попутно несколько слов о том, как понимать общий строй. Общий строй может быть разреженный и сомкнутый. Преимущество — за разреженным строем. Основное заключается в том, что командир, в особенности командир батальона, не теряя влияния, непосредственно управляет частью до момента развертывания ее в боевой порядок.

Маневренность, решительность, смелость и быстрота ставятся здесь на первое место, конечно, с учетом необходимых мер скрытности и маскировки, которые во всех случаях являются обязательными и категорически требуются нашим Уставом.

Немцы тоже стараются подойти к противнику как можно ближе, не развертывая своих батальонов. Но они чрезвычайно грешат в отношении вопросов скрытности и маскировки. Поэтому немцы и в будущей войне будут нести крупные потери, как они их несли и в 1914 г. Это является их минусом, и в этом отношении Красная Армия никоим образом не должна копировать немецких навыков. Наша установка дает возможность скрытно подойти к противнику, внезапно развернуться в наиболее выгодном для наступления боевом порядке и тем самым обеспечить безостановочность и успех наступления. Это — чрезвычайно важное дело.

Опыт наших маневров за последние годы говорит о том, что наши батальоны, обученные по-старому, являлись чрезвычайно слабым местом. Это вполне понятно, и в этом нет ничего странного. Наша система, существовавшая до последнего времени и перешедшая к нам по наследству от старой армии, или, вернее, от [299] Наставления старой армии, — эта система заставляла командира батальона принимать тактические решения шаблонно и безотносительно к обстановке — к тому, как расположен противник. В результате — преждевременное развертывание поротно, повзводно, медленное движение вслепую, черепашьим шагом. Боевой устав пехоты исходит из других положений, дающих возможность самым резким образом изжить эти крупные недостатки.

Перейду к вопросу о построении боевого порядка. Построение боевого порядка должно соответствовать той основной тактической задаче, той основной тактической цели, которую ставит себе командир батальона, роты или взвода. Каким образом эту задачу нужно решить? Боевой порядок до сих пор состоял из боевой части и резерва. Уже опыт русско-японской войны указывал, что резервы, в большинстве случаев, в бою постоянно запаздывают. Это объясняется тем, что под огнем пулеметов и винтовок резерву приходится двигаться, подтягиваться к боевой линии с той же медленностью и применением тех же строев, что и боевой части. В результате резервы, как правило, всегда отставали.

Академия генерального штаба, до империалистической войны, в своих тактических трудах предложила следующий способ изжития этих недостатков.

Она объясняла, что затяжка подхода резервов объясняется не только условиями современного боя, но и тем, что командир очень долго колеблется, очень долго принимает «окончательное» решение, вследствие чего резерв отстает от наступающей его части. Поэтому предлагалось иметь два резерва в каждой боевой части: резерв маневренный и резерв старшего начальника. Резерв маневренный должен был довершать главный удар на решающем направлении, а резерв старшего начальника назначался небольшой численности для парирования случайностей.

Это предложение академии, которое не лишено большой доли практической полезности, не проникло в царскую армию и совершенно там не применялось. У нас в Красной Армии этот вопрос до сих пор точно так же оставался нерешенным. Вот почему мы постоянно сталкиваемся с тем фактом, что резерв опаздывает к нанесению главного удара.

Основным недостатком является здесь то обстоятельство, что резерв не имеет заранее совершенно определенного назначения. Поэтому начальник резерва заранее не знает предстоящей ему задачи, а когда эта задача наконец определится, то указания для выполнения ее не всегда своевременно можно получить.

Очевидно, нужно положить с самого начала в решение задачи какую-то основную идею маневра. Конечно, в ходе боя идея эта может видоизмениться, и на основе этого видоизменения командир резервной части должен сам, по личной инициативе, уметь внести необходимые изменения в первоначальную задачу. Но это он может сделать только в том случае, если ему поставлено определенное тактическое задание. [300]

Вот что говорят о резерве соответствующие статьи Наставления для действий пехоты в бою.

«Батальонный резерв наступает за одним из боевых участков или уступом относительно ротных боевых участков» (статья 137).

«По мере выяснения обстановки и сообразуясь с целью действий, командир батальона окончательно намечает направление главного удара батальона и перемещает батальонный резерв, если он еще сохранился, на это направление» (статья 141).

Сущность этих статей сводится к тому, что, во-первых, резерв не получает определенного предназначения, во-вторых, что выделение резерва происходит по шаблону, без учета действительной обстановки. Но что самое важное — это «растаскивание» резерва еще до того, как командир батальона примет решение о нанесении главного удара. Когда фактически определится направление главного удара, когда он будет больше всего нужен, его, согласно Наставлению, может и не оказаться. Он может быть уже израсходованным.

Наше руководство «Боевая служба пехоты» говорит об этом следующее:

«Командир полка в период наступления обязан:

а) следить за развитием боя и боевой обстановки;

б) окончательно нацелить полковой резерв и дать ему задачу;

в) наблюдать за действием полковой артиллерии, указывая ей, на каких участках необходимо сосредоточить огонь;

г) если потребуется обстановкой, усилить батальонные участки станковыми пулеметами из резерва;

д) в случае охвата противником одного из флангов полка, принять меры к противодействию высылкой на фланг охватывающей части противника части или всего полкового резерва или резервов батальонов» (статья 279).

В период наступления командир батальона, согласно Боевой службе, руководствуется теми же соображениями, что и командир полка, т. е. следит за развитием боевой обстановки. Приведенная статья полностью совпадает с тем, что у нас было в 1914 г., т. е. сначала развернись, выдели резерв, двинь его за тем или другим участком батальона, а потом дай задачу в соответствии с выяснившейся обстановкой.

Но условия современного боя таковы, что передвинуть соответствующую часть с одного направления на другое, с одного фланга на другой является делом почти совершенно невозможным.

Какое разрешение этого вопроса дает новый Боевой устав пехоты? Он решает этот вопрос следующим образом. По Уставу, боевой порядок составляется из ударной и сковывающей группы. Ударная группа, при наступлении боевого порядка, должна составлять не менее двух третей общих сил. Сковывающая группа должна равняться примерно одной трети этих сил. Наконец, смотря по обстановке, командир части может выделить в свое распоряжение и резерв не свыше одной девятой всех сил, т. е. командир [301] батальона, скажем, может выделить в свое распоряжение не свыше одного взвода. Предназначение резерва — парирование непредвиденных случайностей. Кроме того, в боевом порядке имеются огневые группы, составляемые из пулеметов и артиллерии, имеющихся в распоряжении соответствующего пехотного командира.

Каковы же задачи отдельных подразделений боевого порядка? Ударная группа составляется из тех частей, которые должны нанести главный удар по решающему пункту противника. Она разворачивается на направлении главного удара.

Сковывающая группа должна своим наступлением, своим огнем сковать противника на второстепенном участке, чтобы он не мог сосредоточить огня на важнейшем направлении и чтобы он не мог производить необходимых ему перегруппировок. Такое сковывание может произойти тогда, когда сковывающая группа не будет стоять на месте, а будет наступать, ибо сковывание можно произвести, как правило, движением с огневыми действиями. Но нужно сказать, что всякое хорошее правило имеет и некоторые теневые стороны. Не исключена, конечно, возможность, что наиболее слабые, наименее решительные командиры, стоящие во главе сковывающей группы, могут решить: мое дело маленькое, я должен сковать противника; я огонь открыл, противника сковал, и двигаться далее мне не требуется.

Тут, конечно, необходима последовательная и систематическая работа в развитие указаний Боевого устава. Нужно внедрить правильное понимание термина. Надо преодолеть те плохие стороны, которые могут явиться следствием плохо понятой терминологии. Сковывание противника в наступающей части может быть произведено только сочетанием огня и движения. Это — основное правило.

Новое положение дает нам возможность и более правильно решать ударные задачи. Мы часто распределяем свои части равномерно на всем участке атаки и забываем отличать наиболее важное от второстепенного.

Новый Боевой устав воспитывает в пехотном командире умение расчленять задачи в зависимости от местности, расположения противника, системы его огня.

Нужно наметить себе какое-либо основное, главное звено во всей цепи и на этом основном звене сосредоточить свой главный удар. Каждый командир должен уметь наметить себе направление главного удара и, в соответствии с этим направлением, построить свою ударную группу. Это положение дает совершенно определенную тактическую установку, которая очень способствует воспитанию активности, решительности и необходимости координирования пехотных и огневых действий.

Каким же образом строится боевой порядок? Как правило, части, входящие в состав той или иной группы боевого порядка, не объединяются каким-либо особым начальником. Разделение боевого порядка на группы является лишь выражением определенной [302] тактической идеи в решении задачи командиром. Подразделения же, входящие в состав той или иной группы, подчиняются непосредственно своему командиру.

Предположим, что командир батальона в ударную группу намечает две роты, в сковывающую группу — одну роту. Это не значит, что ударная группа будет подчинена какому-то другому лицу. Каждая рота будет подчиняться командиру батальона. Главнейшей задачей командира батальона будет организация наступления рот, входящих в ударную группу.

Наконец вопрос о резерве. Уставом резерв предусматривается небольшой, но зато с определенным предназначением — для парирования непредвиденных случайностей. Новый боевой порядок и эшелонное построение исключают необходимость выделять большой резерв. Зачастую он и вовсе не нужен.

Я привожу первую часть статьи 42 Устава, где мысль о построении ударной группы изложена ясно и четко:

«При наступлении — особенно на направлении главного удара — части строят боевой порядок поэшелонно, в два-три эшелона (мелкие части обычно — в два эшелона).

Первый эшелон двигается прямо перед собой и прокладывает себе дорогу огнем, гранатой и штыком, опрокидывая противника. Второй и, если есть, третий, двигаясь самостоятельно за первым эшелоном, поддерживают и развивают атаку первого эшелона, стремясь охватом (обходом) уничтожить атакованного противника.

Каждая часть, входящая в состав эшелона, получает точно определенную (по местности) задачу, с таким расчетом, чтобы по крайней мере последний эшелон захватил район артиллерийских позиций противника» (статья 42).

Таким образом, второй, а при наличии — и третий эшелоны, по сути дела, выполняют роль прежнего резерва. Разговоры о том, что командир, не имея в своих руках сильного резерва, не может влиять на развитие боя, — все эти разговоры совершенно неосновательны. Ведь прежние резервы обычно запаздывали и в большинстве случаев положения не спасали.

Затем не надо забывать, что по новому Уставу развертывание в боевой порядок происходит после того, как командир батальона примет определенное тактическое решение и выберет направление главного удара. А после того как части развернутся в боевой порядок, какие бы то ни было перегруппировки, а в том числе и резерва, будут почти невозможны, так как все это «обычно» будет происходить уже в сфере действительного пулеметного огня.

Боевой устав пехоты требует группировать на главнейшем направлении превосходные силы, с эшелонированием их в глубину» Вместе с тем Устав предусматривает, что никакой эшелон не имеет права ждать особых указаний. Тактическую задачу он получает [303] при развертывании батальона в боевой порядок, и, в развитие этой задачи, он следует за первым эшелоном. Он намечает, как он сможет охватить атакуемые части противника. Он обязан совершенно самостоятельно, не дожидаясь никаких дополнительных указаний, решать свою боевую задачу.

При таких условиях о запаздывании резервов, по-видимому, не придется уже больше говорить, если мы только правильно, в полном соответствии с духом Боевого устава будем успешно воспитывать нашу пехоту.

Таким образом, скрытное сближение, выбор направления главного удара, сосредоточение сил на направлении главного удара и, в соответствии с этим, построение боевого порядка — проявление инициативы частями боевого порядка — все это составляет чрезвычайно существенные основы, которые заложены в новый Боевой устав пехоты.

Далее, перечислю некоторые другие положения.

Боевой устав пехоты, в отличие от Боевой службы пехоты, предусматривает особую главу о встречном бое. Пехота во встречном бою должна действовать более решительно, более маневренно, более быстро, чем это необходимо при наступлении на обороняющегося противника. Во встречном бою огневые средства должны быстро развернуться и своим огневым превосходством обеспечить выгодное развертывание и быстрое наступление пехоты.

Оборона, в общем и целом, не расходится с положениями, изложенными и в Боевой службе пехоты и во Временном полевом уставе, изд. 1925 г.

Оборона строится таким образом, что основной бой ведется за передний край оборонительной полосы. Сковывающей группой называется та часть, которая выставлена к переднему краю оборонительной полосы и ведет главным образом огневой бой. Вместо прежнего резерва, теперь выделяется ударная группа с задачами производства контрударов. Здесь менее всего пострадало прежнее понимание боевого порядка.

Необходимо только указать на одно положение, которое не совпадает с указаниями Боевой службы пехоты. В последней указывается, что при обороне в стрелковом взводе стрелковые отделения составляют передовую линию, а пулеметные — вторую.

В статье 486 Боевой службы пехоты сказано:

«Звенья располагаются в глубину в шахматном или уступном порядке, причем стрелковые звенья — в первой линии точек, ручные пулеметы — во второй».

Эти указания совершенно неосновательны, потому что стрелковое отделение представляет собой сравнительно большую цепь и вместе с тем оно не обладает достаточно мощной огневой силой. Пулеметные отделения являются гораздо меньшей целью для противника и имеют большую огневую силу. С другой стороны, пулеметное отделение мало приспособлено выбить штыковым ударом противника, ворвавшегося в район обороны. Зато стрелковое отделение [304] именно к этому и приспособлено. Боевой устав пехоты так формулирует задачу пулеметных и стрелковых отделений (статьи 641 и 644):

«Стрелковые отделения располагаются внутри взводного района в укрытых местах, преимущественно на обратных скатах, откуда наиболее удобен переход в контратаку.

В зависимости от имеющихся укрытий и расстановки огневых средств, стрелковые отделения располагаются или все вместе, или каждое отделение порознь.

При совместном расположении стрелковые отделения объединяются обычно под командой помощника командира взвода. Контратака может производиться по приказанию командира взвода, а также и по инициативе командира, объединяющего действия стрелковых отделений, а при разрозненном расположении стрелковых отделений — по почину командиров последних».

«Командир взвода лично избирает огневые точки для ручного и станкового пулеметов. Ручной пулемет обычно находится на переднем крае оборонительной полосы. Станковый пулемет, в зависимости от местности и важности подступов к району обороны, располагается уступом за ручным пулеметом».

Основательно изложены методы выхода из боя. Выход из боя является совершенно нормальным видом боя. Надо сказать, что обычно пехота слабо выполняет эти задачи. Когда нужно выйти из боя, она просто встает и валом валит назад. Разумеется, это является верным признаком полного поражения или, во всяком случае, больших потерь. Устав дает указания, как сочетать действия во время выхода из боя, какими перекатами организованно переходить в новые районы стрелковым и пулеметным частям, как избрать новую оборонительную полосу где-нибудь в тылу и т. д.

Выход из боя рассматривается в различных условиях: днем, ночью, когда противник ворвется в оборонительную полосу и когда он не успел ворваться.

Имеются кое-какие новые указания по разведке, особенно для встречного боя, и это вполне понятно, так как Боевая служба пехоты совсем не предусматривала встречного боя. Новый Устав в отношении организации разведки исходит из принципа строгой экономии сил.

В статье 289 указывается:

«Экономия сил и средств требует самого внимательного отношения к организации разведки: для одной и той же задачи не высылать двух, разведывательных, органов: вела впереди уже имеются части, могущие выполнять требуемые разведывательные задачи, дополнительно разведку не высылать.

Исходя из сказанного, при наличии впереди охраняющих частей разведка боем выполняется этими частями и особых разведывательных органов с этой целью высылать нет надобности.

Поэтому если ранее были высланы вперед разведывательные органы, то при выходе на их линию охраняющих частей эти последние принимают на себя преемственно дальнейшую разведку. [305]

Каждый разведывательный орган работает, как правило, не более 1 суток».

Эта статья вносит полную ясность и упорядочивает организацию разведки.

В отношении охранения нужно указать, что в Боевом уставе пехоты восстановлены наши старые термины. Во Временном уставе комиссия, незначительным большинством голосов, ввела новые термины подвижного и неподвижного охранения, отказавшись от авангарда, арьергарда и всех других названий. В практике дальнейшей работы, особенно в связи с переобучением командного состава запаса, мы столкнулись с тем, что это вносит чрезвычайно большую путаницу. В связи с этим пришлось восстановить старые термины, т. е. «головной отряд», «авангард» и т. п.

Несколько слов о том, как бороться с воздушным противником.

«Пехота, — говорится в статье 176 Устава, — не рассчитывая на помощь артиллерии, может и должна своими собственными силами и средствами бороться с самолетами, летающими ниже 1000 м».

Кроме активной борьбы тщательно разбирается и пассивная: маскировка и проч. Боевой устав пехоты дает также исчерпывающие указания по взаимодействию с различными родами войск: как им ставить задачи, как их использовать, как с ними держать связь и т. д. Но вместе с тем Устав проводит основную линию, что в современном бою успех пехоты зависит прежде всего от нее самой.

Боевой устав пехоты отнюдь не считает, что все выдвинутые им положения и схемы верны на все случаи и периоды боя. В соответствии с различными этапами боя, Устав предусматривает гибкость видоизменения. В приказе председателя РВС СССР, который предпослан Уставу, имеется по этому поводу следующее категорическое заявление:

«IV. Требую от командиров всех степеней разумного пользования Уставом, памятуя, что Устав не может являться шаблоном на все случаи. Боевые примеры и схемы, приложенные к Уставу как образцы, ни в коей мере не должны стать трафаретом».

Основной чертой нового Боевого устава пехоты является то, что он требует от пехоты решительных и смелых действий, не позволяет пехоте падать духом от современных трудностей и вместе с тем ставит такие задачи, которые для пехоты являются выполнимыми. Устав ведет решительную борьбу с медлительностью и расхлябанностью.

В этом духе Устав выдержан от начала до конца.

Боевой устав пехоты должен развить смелость и решительность, активность, гибкость и величайшую маневренность пехоты, что так необходимо в современном бою.