Вопросы организации и тактики пехоты{52}

Настоящая статья не претендует на рассмотрение и изучение вопросов организации и тактики пехоты во всем объеме. Я попытаюсь остановиться в ней на основных моментах, которые сейчас являются для нас чрезвычайно важными. Хотя прошлым летом нам всем приходилось неоднократно думать по вопросам и организации, и тактики пехоты, но тем не менее некоторые детали и некоторые положения, которые в летнее полемическое время мало затрагивались, сейчас полезно было бы осветить.

Новая пехотная тактика народилась главным образом в силу того, что развитие вооружения во время империалистической войны, к концу последней, повлекло за собой снабжение роты большим числом ручных пулеметов; это требовалось и по условиям обороны и по условиям наступления. Могущественное развитие артиллерийского огня, полное потрясение и уничтожение передовой полосы настоятельно требовали от обороняющейся пехоты оставить минимальное количество бойцов в этой выдвинутой полосе, отводя свои главные силы подальше в тыл, где они могли бы организовать прорвавшемуся противнику и огневой отпор, и энергичный контрудар сосредоточенными силами. Вполне понятно, что отдельные стрелки, как бы хорошо они ни стреляли, не могли бы выполнить задачу удержания наступающего противника после солидной артиллерийской подготовки. Приходилось искать более легкое оружие, которое позволило бы одиночным людям, прячущимся в воронках от снарядов, самостоятельно развивать такой могущественный огонь, чтобы быть в состоянии остановить значительные атакующие массы противника. Станковый пулемет, конечно, весьма пригоден был для такой цели, но не всегда, так как обслужить его не может один человек и перемена позиции для него чрезвычайно затруднительна, точно так же как и затруднительно применение его к местности на близких дистанциях. Приходилось искать более легкий пулемет, с которым мог бы справиться один пехотинец, который не затруднил бы для этого пехотинца перемену позиции и который не демаскировал бы его даже на самых близких дистанциях. Ручной пулемет явился таким новым средством, который был в большом числе вкраплен в стрелковые пехотные части, [236] вплоть до отделений. При помощи этих пулеметов действительно удавалось создавать, комбинируя их огонь с огнем станковых пулеметов, редкую, глубокую, трудноуязвимую и для артиллерийского, и для пулеметного огня противника укрепленную полосу. Прорывая ее, противник нес здесь большие потери, расстраивая свои ряды, доходил до второй укрепленной полосы в значительно потрепанном виде, с ослабленным порывом, где его ожидали главные пехотные силы.

При наступлении ручные пулеметы играли еще большую роль. Станковый пулемет, тяжелый и малоподвижный, очень трудно было применять в условиях чрезвычайной пересеченности укрепленных полос конца позиционной войны. Сплошные поля воронок, проволочные заграждения, хотя и разрушенные, но все же непрерывно разбросанные, бесчисленные ходы сообщения и т. п. — все это делало передвижение станкового пулемета весьма затруднительным, и не иначе как в разобранном виде. Вполне естественно, что в таких условиях ручные пулеметы являлись самым лучшим оружием для передовых пехотных частей, которые к тому же, действуя против огневых гнезд противника, должны были, естественно, разбиваться на отдельные группы, обладающие значительной огневой силой, способные выполнить самостоятельные задачи. Этот метод наступления вполне оправдал себя: во-первых, он является наиболее целесообразным способом для действий против разбросанных пулеметных гнезд; во-вторых, он позволяет самое широкое использование местности и всех мер маскировки и, наконец, несет меньшие потери от артиллерийского, пулеметного и ружейного огня. Немцы, использовав впервые этот метод наступления весной 1918 г., совершая новые операции, шли в этом направлении дальше по пути развития самостоятельности мелких пехотных единиц, вооруженных легкими пулеметами.

Разумеется, первоначально пехотную тактику вырабатывали эмпирически, от случая к случаю, так как времени на теоретическое ее обоснование не оставалось. Лишь по окончании войны опыт 1918 г. начал обобщаться и приводиться в силу; становилось совершенно очевидно, что отношение между огневой силой в пехотной роте, между стрелками и пулеметами, невыгодно для стрелков. Пулеметов хотя по числу и меньше, но они развивают гораздо большую силу. Вместе с тем эти пулеметы и их пулеметчики по внешнему виду ничем не отличаются от обыкновенных стрелков и поэтому ничем не привлекают к себе особого внимания противника. Вполне естественно встал вопрос о том, чтобы центр тяжести огневого состязания снять с станковых и переложить на ручные пулеметы. Что достигалось этим? Прежде всего, сила огня не ослаблялась, но зато боевой порядок значительно разрежался, и благодаря этому являлась возможность ручные пулеметы вести не одни, как это требуется для стрелковой цепи, а эшелонировать их в глубину с организацией перекрестного обстрела в интервалы между соседями. Благодаря такому разделению огневых наступающих [237] единиц, как по фронту, так и в глубину, достигалась значительная маскировка всего наступательного нашего движения. Разумеется, стрелки, вооруженные винтовками и гранатами, точно так же должны наступать, но раз на них не выпадает задача ведения массового огня, то, следовательно, им нет надобности постоянно занимать открытые стрелковые рубежи, а, наоборот, имея задачей дойти в наиболее свежем состоянии до рубежа, с которого начинается атака, стрелкам в большинстве случаев выгоднее бывает менять позиции не от стрелкового рубежа к стрелковому рубежу, а от одного укрытия к другому укрытию. Эти перебежки совершаются под прикрытием массового огня ручных пулеметов, поддержанных огнем пулеметов станковых.

В обороне центр тяжести выпадает на перекрестный огонь сосредоточенных по фронту и в глубину ручных и станковых пулеметов. Стрелки располагаются на обратных скатах и в резервах, а частью содействуют одиночным огнем своим пулеметным силам.

Надо сказать, что эти основы в новой тактике, безусловно, отвечают и свойствам автоматического оружия, и свойствам стрелкового огня, и требованию штыкового удара. Но здесь же надо оговорить, что вся эта, безусловно, живая картина новой глубокой тактики не обошлась без того, чтобы не породить крайне абстрактного и вредного увлечения. Образование понятной резкой грани между стрелками и пулеметами и происшедшая отсюда новая глубокая тактика повлекли за собой дальнейшее ее углубление, не столько на основе боевого опыта, сколько на основе формальной логически правильной и стильной аналогии. Важнейшее увлечение заключается в том, что станковый пулемет, раз он не так подвижен, как ручной пулемет, раз он требует обслуживания несколькими людьми, то он настолько демаскирует себя и требует потери такого времени для открытия огня и перемены позиции, что на него не следует смотреть как на орудие передового боя, что для точности боя станковый пулемет возможно снабдить оптическими прицелами и т. п. Развитие вышеприведенных соображений повлекло к тому выводу, что станковый пулемет выгоднее использовать в больших массах для стрельбы через голову наступающей пехоты, и при этом главным образом на дальних дистанциях и не ближе средних. На дистанциях, ближайших перед атакой, будто бы станковый пулемет вовсе не имеет применения и служит скорее элементом, связывающим войска, а не элементом, их проталкивающим.

Безусловно, этот вывод совершенно не жизнен. Правда, было бы вредно отрицать способность станкового пулемета действовать в массах и удачно бить по отдаленным целям; но прямо-таки абсурдно утверждать, что станковый пулемет не имеет применения в ближнем пехотном бою и является элементом, отяжеляющим маневры пехоты. Боевая практика, боевой опыт маневренной войны нам доказывают с полной очевидностью, что станковый пулемет, даже такой тяжелый, как пулемет Максима с бронзовыми частями, [238] все-таки всегда являлся самым надежным другом передовых пехотных цепей и никогда от них не отставал. Правда, мы замечали в течение войны и империалистической, и гражданской, что станковые пулеметы, объединенные пулеметной командой или ротой, мало имели привычки действовать небольшими единицами в составе небольших пехотных частей. С другой стороны, и низшие пехотные начальники точно так же мало умели обращаться со станковыми пулеметами, плохо зная их технические и тактические основы их использования. Эти вредные условия, конечно, всегда отражались на целесообразном использовании станковых пулеметов. Но, несмотря на это, все-таки пехота всегда держалась за максима, никогда не отпускала его из передовых частей. Казалось бы, этот опыт говорит не о тех абстрактных выводах, о которых я упоминал выше, а о том, что мы недостаточно воспитывали наши мелкие пехотные единицы в духе применения и использования станковых пулеметов. Казалось бы, что самым правильным выходом из этого положения явились бы известная децентрализация станковых пулеметных сил, внедрение их в более мелкие единицы, тактическое сближение их еще в мирное время, с тем чтобы на войне мы бы имели дело с полным контактом и пониманием друг друга.

Обратимся теперь к различным армиям и посмотрим, как они организованно ответили на новые условия, предъявляемые тактикой.

Франция, а за ней и Польша пошли по пути максимального упрощения пехотного маневра. Французский пехотный взвод имеет четыре боевые группы, из них каждая распадается на две ячейки: пулеметную и гренадерскую (волтижерную). Французская боевая группа, а у поляков — дружина имеют низшие, и при этом неделимые тактические единицы. Боевые группы имеют значительную самостоятельность и в период сближения, и в период наступления. Мы видим, что выполнение основного пехотного маневра возложено на начальника такой группы; он должен согласовать продвижение своих гренадер для удара в штыки и гранаты с огнем своей пулеметной секции. Надо заметить, что это дело, конечно, не легкое, и не легкое по следующим обстоятельствам. Во-первых, признавая, что стрелковый огонь может быть только одиночным и не в состоянии состязаться с пулеметным огнем противника, тем самым приходится признать, что продвижение вперед ручного пулемета никем в боевой группе всерьез не поддерживается. Если он действительно проталкивает вперед гренадер, то эти последние не могут, в свою очередь, протолкнуть его вперед, когда это потребуется. Очевидно, потребуется помощь соседних боевых групп, что, по всей вероятности, будет делом частной инициативы последних, так как, отдавши свободу организации маневра вниз, командиры взводов вряд ли сумеют в пылу боя взять в свои руки управление. С одной стороны, командир взвода является при франко-польской системе пехоты, в полном смысле слова, коридорным командиром. Другими словами, в его распоряжении нет такого специального средства, которым бы он мог регулировать маневр своих боевых групп, ибо все средства огня находятся в руках последних. С другой стороны, и боевые группы, как это уже указывалось выше, не обладают полностью маневром, так как для последнего необходимо иметь не менее двух боевых единиц. Очевидно, в смысле маневренном была бы более правильной организация боевой группы, если бы в ней было два ручных пулемета и одна гренадерская секция, но, по-видимому, такая организация, и на французский взгляд, является чрезмерной машинизацией пехоты.

Во-вторых, нужно учитывать, что унтер-офицерский кадр, который будет стоять во главе боевых rgynn, вряд ли будет настолько подготовленным, чтобы полностью удовлетворить все требования, предъявленные командиру современным сложным пехотным маневром. Быть может, кадр сверхсрочных унтер-офицеров и будет принципиально справляться с такой задачей, но унтер-офицеры, пришедшие из запаса, и тот унтер-офицерский кадр, который будет оставаться к концу войны, вряд ли будут хорошо справляться с этой задачей. Довольно рискованно перелагать основное тактическое руководство с офицеров на унтер-офицеров. Нет никакого сомнения в том, что, какие бы меры ни принимало французское военное управление к затратам на подготовку унтер-офицерского состава, вряд ли оно сумеет приравнять таковых к офицерскому уровню. Еще меньше сумеет справиться с такой задачей польское правительство.

Румыния, по всей вероятности, в связи с недостатком ручных пулеметов, приняла несколько урезанную французскую организацию. Румынский пехотный взвод имеет три боевые группы, из которых две организованы по типу французской, но с большим числом стрелков и третья является чисто стрелковой без ручного пулемета. С первого взгляда может показаться, что организация огня и движения в румынской пехоте передана в руки взводного командира, который пулеметным огнем двух боевых групп проталкивает последние вперед и под их прикрытием выводит на линию атаки и свою третью ударную единицу. Однако более внимательное изучение румынской структуры показывает, что она является лишь выходом из недостатка ручного пулеметного оружия. Боевые группы пулеметные перегружены стрелками, вместе с тем эти боевые группы, имея, как и французские, две секции пулеметные и гренадерскую, должны организовывать маневр внутри себя, и поэтому естественно, что огонь ручных пулеметов всегда будет на деле использован в интересах самой боевой группы, а не в интересах всего взвода. Благодаря этому влияние командира взвода будет так же ничтожно, как и при французской организации, с той только разницей, что третьей ударной группе дойти до линии атаки будет труднее, чем французской или польской пехоте.

Германия, несмотря на то что она по Версальскому договору [240] установила в своей армии 12-летний срок службы и тем, казалось бы, могла подготовить действительно надежных унтер-офицеров, все-таки пошла не по французскому пути организации, а по своему собственному, при котором руководство огнем и движением возлагается не на боевую группу, а на взвод. Немецкий взвод имеет две пулеметные группы и две-три стрелковые группы. Под прикрытием подвижного огня легкопулеметных групп пехота пробирается к исходным положениям для атаки. Быть может, в этом вопросе для немцев сыграло роль и то обстоятельство, что по Версальскому договору они лишены возможности иметь большее число оружия и вследствие этого, подобно нам, должны были перейти на такую организацию. Но думается, что основной причиной все же являются тактические соображения, которые не позволяют центр тяжести пехотной тактики снять с офицера и переложить на унтер-офицера.

Станковые пулеметы во всех армиях объединены в пулеметные роты и придаются батальонам и полкам. Ни одна западноевропейская армия не стала на путь децентрализации станково-пулеметного оружия и тем самым выделяет его из непосредственного участия в кипящем котле пехотного боя.

Наша организация во многом сходна с немецкой организацией не потому, конечно, чтобы мы очень полагались на немецкий боевой опыт и способности, а потому, что, во-первых, не могли остаться со старой показной организацией из-за недостатка ручных пулеметов и автоматов, и, во-вторых, потому, что в силу целого ряда обстоятельств, в связи с упразднением командных одногодичных курсов, мы должны были нашу ставку пехотного командира с отделенного перенести, на взводного. Если раньше каждый кончающий курсы должен был обязательно протянуть лямку отделенного командира, то переход на нормальную трехгодичную пехотную школу заставил нас от этого отказаться и службу командира начинать со стрелкового взвода. Это два основных обстоятельства, которые заставили пойти нас по пути новой организации, хотя, конечно, имелся и целый ряд других соображений, которые нас побуждали к тому же.

В нашем стрелковом взводе идея сочетания огня и движения подчеркнута очень ярко. Все, что возможно иметь во взводе ударного, мы ввели в стрелковое отделение. Отделения же пулеметные являются только огневыми единицами и имеют число людей, необходимое для всестороннего обслуживания ручных пулеметов. Высказывалось немало соображений в том смысле, что было бы полезно сделать наши стрелковые отделения более компактными, человек этак в 11-13. Конечно, это увеличило бы ударную силу взвода, но, во-первых, это понизило бы насыщенность пехоты пулеметами, и, во-вторых, это затруднило бы пулеметам перекрестный обстрел пространства при расположении их в глубину, если бы стрелковым отделениям пришлось наступать не змейками, а в каких-либо других строях (стайки, цепи). Эти соображения и [124] заставили остановиться на трех отделениях по 9 человек в каждом. При этом решении вопроса вставало еще и другое сомнение: не слишком ли мы обременяем командира взвода числом ему подчиненных единиц. По опыту всех иностранных армий мы видим, что командиру взвода подчинено не менее четырех единиц. Таким образом, для нас является страшным не сам по себе факт подчинения пяти единиц, а резкий скачок с трех до пяти. Конечно, некоторый минус, если не в первые дни войны, то в последующие, когда качество нашего комсостава понизится, в этом обстоятельстве есть. Но не нужно забывать, что, во-первых, командир взвода может пользоваться третьим стрелковым звеном как органом своего управления. Даже в старом взводе командир всегда вызывал себе связных и имел их не менее четырех человек; в современном бою, когда управление стало значительно труднее, этого числа командиру взвода ни в коем случае хватать не будет, и поэтому, водя за собой целые стрелковые отделения, командир взвода будет иметь более широкие возможности в деле управления остальными своими четырьмя единицами. Вместе с тем это отделение не сумеет провести к линии удара и двинуть его в штыки. При этом выгода будет заключаться в том, что командир взвода не будет нарушать организацию подчиненных ему частей, вызывая к себе отдельных людей из их состава. Наконец, у командира взвода имеется помощник, которому он всегда может поручить объединение двух и даже трех отделений. Иногда, по обстановке, он сумеет объединить действие стрелковых отделений, иногда пулеметных, и, во всяком случае, в этом вопросе у командира взвода всегда будет широкий простор для тактического творчества.

Совершенно самостоятельным решением в нашей организации является произведенная нами резкая децентрализация станково-пулеметного дела: мы ввели станковые пулеметы в роту и даже во взвод. Правда, в последнее время заменяем их пулеметами ручными, но и это является большим шагом вперед. При этих условиях мы, безусловно, приучим наших ротных и взводных командиров к тактическому употреблению станковых пулеметов еще в мирное время, что в военное время уже не может удаться.

Часто приходится слышать, что станковый пулемет утяжеляет взвод, лишает его возможности маневрировать, а главный недостаток включения тяжелого пулемета во взвод видят в том, что наши младшие начальники не сумеют совладать с таким сложным оружием. Мне кажется, что эти доводы, безусловно, говорят в пользу новой организации. Ведь даже самые ярые сторонники централизации станковопулеметного дела все-таки признают, что в бою станковым пулеметам постоянно придется находиться в передовой линии. Раз это так, раз это необходимо, то не для того же это делается, чтобы утяжелить наши передовые части, а для того, чтобы содействовать их продвижению вперед. Во-вторых, если мы считаем, что наши младшие начальники не сумеют сейчас воспользоваться станковыми пулеметами, то как же сможем мы передавать [242] им таковые на войне, в действительном бою. Ведь там они совсем не сумеют справиться с этим сложным и трудным делом. Совершенно очевидно, что, только включив станковые пулеметы в наши низшие пехотные единицы, мы сумеем приучить и наш средний и наш младший командный состав к целесообразному использованию станковых пулеметов и к четкому взаимодействию между ними, ручными пулеметами и стрелками. Наш стрелковый взвод является единицей очень гибкой, он имеет две огневые единицы, и при этом одна из них станковопулеметная, другая легкопулеметная. Это позволяет командиру взвода самые широкие и разнообразные тактические комбинации. Если мы даже и предположим, что на совершенно ровной местности, лишенной возможности удачно применить к местности станковый пулемет Максима, командир взвода и столкнется с затруднением проталкивания последнего, что, во всяком случае, может быть не далее 500-600 метров, то под прикрытием станкового пулемета командир взвода всегда сумеет выдвинуть на последний огневой рубеж свой ручной пулемет и под прикрытием перекрестного огня обоих пулеметов продвинуть вперед стрелков. Если даже в конце концов станковому пулемету и придется прекратить свой огонь, то ручной пулемет возьмет на себя эту задачу и сумеет обеспечить дальнейшее продвижение стрелка. Даже в этом худшем случае, какой только можно себе представить, и тут станковый пулемет взвода, лишенный возможности действовать, непосредственно после атаки и прорыва явится лучшим средством для закрепления занятого пространства и позволит взводу, не прекращая своего стремительного наступления и не ослабляя своих живых сил, прочно и окончательно закрепить за собой занятое пространство. Нет никакого сомнения и в том, что в период боя от своего ротного командира командир взвода получит в поддержку и другой станковый пулемет, и, конечно, никогда от него он не откажется.

Безусловно, приходится признать, что станковый пулемет является очень тяжелым; было бы желательно всемерно его облегчить, к чему, конечно, имеются возможности. Но это обстоятельство, т. е. тяжелое состояние пулемета сегодняшнего дня, вовсе не является основанием для того, чтобы выкинуть станковый пулемет из игры ближнего пехотного боя.

В общем, мы безусловно должны признать, что наша новая организация пехоты является вполне отвечающей современным требованиям пехотной тактики. В этом отношении мы не отстаем от западноевропейских армий, зато в области станковопулеметного дела мы безусловно превосходим их, так как резко откололись от принципа централизации и вкрапили станковые пулеметы и в роту, и во взвод.