Модные заблуждения{27}

«Старая тактика отжила...

Ее бессильные неуклюжие цепи оказались неудобоуправляемыми... Оказалось, что в боевой обстановке командир может управлять только небольшой группой бойцов...

Огонь настолько силен, что сплошные цепи порваны и заменены рассеянными по полю сражения группками...»

Такие соображения сейчас в большой моде. И на основании этих соображений строится новая тактика пехоты. Основным положением ее является:

«Наступать и обороняться только группками!..

Вся власть группкам!..»

Я пишу не сатирическую статью, и если все-таки приведенные мною отрывки несколько смешны, то в этом виноват не я. В современной тактике пехоты есть действительно много нового по сравнению с тактикой предыдущей эпохи. К этому имеется много оснований, и о них я буду говорить далее. Но все это вовсе не означает надобности прибегать к скороспелым выводам и обобщениям, возводить в правило то, что является частностью, хотя бы и очень яркой.

Для ясности изложения затронутых ошибочных тактических выводов придется сначала обратиться к исторической справке.

Начиная с введения огнестрельного оружия тактика пехоты в своем развитии претерпевает целый ряд эволюции и революций.

Местность по протяжению этого времени оставалась величиной постоянной.

Человек тоже был сравнительно постоянной величиной. Однако все же изменялся, хотя и не влияя резко на развитие тактики. Так, например, благодаря особым этнографическим условиям, швейцарцы были прекрасными стрелками, превосходя в этом отношении войска других стран. То же можно сказать о легкой пехоте австрийской армии и т. п. Эти свойства сильно влияли на тактику своих частей.

Обратимся к истории пехоты. [169] Появление мушкета сразу изломало прежнюю тактику. В пехоте появилась смесь мушкетеров и пикинеров. Первые своим огнем могли легко расстроить сомкнутые строи пикинеров. Перед ударом в пики появлялся, таким образом, огневой бой. Пикинеры не могли в нем участвовать. Они ждали момента расстройства противника для того, чтобы окончательно смять его ударом в пики.

Это положение рождает новый строй: цепь мушкетеров, а за ними глубокие, плотные построения пикинеров. Малоопытные войска обрастали мушкетерами со всех сторон. Таковы порядки пехоты XV и первой половины XVI века.

Между прочим, интересно отметить реакционную борьбу робких умов против развития огнестрельного оружия. Как теперь многие боятся машинизации, так же и тогда многие боялись «мушкетизации» армии. Но как теперь, так и тогда развитие производительных сил неумолимо делало свое дело, и огнестрельное оружие все более и более распространялось в пехоте.

К концу XVI века мушкетеров становится столько же, сколько и пикинеров. Это обстоятельство уже не позволяет смотреть на первого только как на огневую силу. В мушкетерах ищут уже и ударной силы. А учитывая, что мушкетный огонь того времени все ж таки не был уничтожающим, мушкетеры получают свои собственные участки в построениях пехоты, из которых они давали перекрестный огонь и вместе с тем служили ударной силой.

В этом отношении характерно построение Нидерландского полуполка. В центре он имел 25 рядов пикинеров, а по флангам по 12 рядов мушкетеров. В глубину те и другие имели по 10 рядов. Такое построение допускало перекрестный огонь из мушкетов и, вместе с тем, обладало достаточной ударной способностью.

Густав Адольф, введя целый ряд улучшений в стрелковое дело и увеличив число мушкетеров, усовершенствовал этот порядок в смысле использования огня возможно большего числа мушкетеров. Он строит их только в шесть шеренг, а перед открытием огня в бою вздваивает ряды и, таким образом, перестраивает в три шеренги. Мушкетеры развивают свой строй в линейном духе, а пикинеры остаются в более глубоких построениях. Это, конечно, правильно, так как этим достигается максимальное развитие огня и достаточно ударная сила (пикинерами). Такая погоня за силой огня объясняется главным образом усовершенствованием мушкета и появлением бумажных патронов, что в значительной мере увеличивало скорострельность.

В конце XVII века изобретается штык к кремневому ружью, гораздо более скорострельному, чем мушкет. Кремневое ружье, гораздо более удобное и легкое, давно уже вело состязание с мушкетом и теперь сгоняет его со сцены вместе с пикою. Таким образом, нормализуется вооружение пехоты. Теперь уже нет надобности разбивать пехотный порядок на разношерстные участки. Вместе с тем кремневое ружье позволяет развивать мощный и ружейный [170] огонь, не очень меткий в одиночной стрельбе, но очень действительный в стрельбе по площадям.

Ружейный огонь становится самым сильным оружием в бою. Поэтому необходимо использовать его до максимума, а это возможно только при дальнейшем развитии линейного порядка.

Теперь общий боевой порядок представляет собой линию развернутых батальонов, а батальоны строятся в три — четыре шеренги, что допускает одновременно участие в огне всех стрелков.

Фридрих Великий не внес в это построение ничего нового, но зато он усовершенствовал стрельбу и, главное, научил пехоту наступать под прикрытием своего же огня. Для этого выбегали вперед по очереди части или ряды и немедленно давали залп. Под его прикрытием то же самое проделывали и другие. Таким образом, Фридрихом был введен метод, несколько похожий на перебежки наших цепей до и во время империалистической войны.

Французская революция отмечается также революцией и в тактике пехоты. Мы отбросим здесь идеалистические обоснования происхождения этой тактики, как-то: революционный дух, слабая обученность войск и проч. Эти явления могли быть только подсобными факторами, но не решающими. В легкой австрийской пехоте рассыпные действия имели место в силу ряда этнографических условий, о которых упоминалось выше, и, однако, эти действия не могли привиться, ибо материальная сторона — вооружение не позволяло этого. Покуда вооружение оставалось нормализованным, неминуемо сохранялся линейный порядок.

Но вот, в эпоху революции, французская армия получает новое нарезное оружие. Его отличительным свойством являлась меткость. В скорострельности оно уступало кремневому ружью. Но эта меткость давала колоссальное преимущество в деле расстройства рядов противника. Даже массовый огонь кремневых ружей не вносит в них такого опустошения.

Нарезного оружия было немного, но оно было вкраплено во все роты. Таким образом снова была нарушена нормализация вооружения, а тем самым ломался линейный порядок, который вновь распался на часть, ведущую огневое состязание, и часть, продвигающуюся под прикрытием огневых частей к штыковому удару.

Эта революция коснулась цепи и батальонных колонн.

Однако дальнейшее развитие нарезного оружия привело к однообразному вооружению пехоты винтовкой.

Это нанесло удар глубокой тактике пехоты. Вновь появился линейный порядок.

Характерно, что, когда была введена магазинная винтовка, порядок пехоты не подвергся революции. Он только эволюционировал в сторону разреженности линейного порядка.

Чем это объясняется? Да тем, что перевооружение велось не путем вкрапления магазинок, а путем полного нормализованного перевооружения. [171]

Наконец, мы подходим к империалистической войне.

Вошла в нее пехота линейным порядком, а вышла глубоким.

Откуда эта революция?

В роту, в отделение был вкраплен легкий пулемет.

Как только появилось в роте это мощное огневое средство, так стрелковый огонь стушевался, отошел на последнее место. В нашей новой роте, например, пулеметов и автоматов в семь раз меньше винтовок, а огонь их в три с лишком раза превосходит по силе стрелковый огонь роты. Ясно, что стрелковый огонь становится вспомогательным, и главной задачей стрелков является продвижение под прикрытием огня пулеметов и автоматов к штыковому удару.

Но также ясно и то, что, как только мы вооружим автоматами всю пехоту, так снова выплывет на сцену линейный порядок. Ибо превосходство в огне будет иметь тот, кто выдвинет в огневую линию большее число автоматчиков.

Таковы злоключения тактики пехоты за последние пять веков, где она, диалектически развиваясь, претерпела немало революций и эволюции.

Возможно, что газовое дело внесет в пехоту такой же переворот, как в свое время изобретение огнестрельного оружия (если не больший), но этого вопроса я здесь разбирать не буду.

Какие обобщающие выводы можно сделать из всего вышеизложенного?

1) Глубокая тактика пехоты, т. е. такая, которая при нормальной ширине участка частей развивает порядок в глубину, численно ослабляя боевую линию, есть следствие вкрапленного в пехоту нового сильного оружия.

Таким образом, глубокая тактика пехоты вовсе не есть идеал, как это принято провозглашать, а знаменует собой первоначальный период развития и производства нового оружия. Это есть тактика переходного периода от эпохи старого оружия к эпохе нового, более мощного и совершенного оружия.

2) Линейная тактика пехоты выражает собой расцвет нового мощного оружия, когда им вооружена поголовно вся пехота.

Боевая «линия» не есть что-либо презренное, не есть недомыслие, а есть продукт стремления к извлечению максимума силы из пехоты данной части путем наибольшего использования самого сильного оружия — огня.

Необходимая живая сила для штыкового столкновения может быть достигнута при линейном порядке тем же способом, что и при глубоком, т. е. концентрацией на данном участке нескольких частей и эшелонированным наступлением ими.

Собственно говоря, и глубокая и линейная тактика не изменяет ударной способности части. Например, если мы возьмем для роты участок в 400 шагов и если ударную способность роты оценивать величиной поперечной нагрузки ее строя, то таковая не изменяется от применения той или другой тактики. [172] В заключение этих выводов надо сказать, что и линейной тактики не надо идеализировать.

Каждая из тактик, как в чистом, так и в смешанном виде, зависит всецело от развития производительных сил страны, и та, которая лучше всего с ними согласована, и является самой «идеальной».

* * *

Если не очень вдумываться в сущность наступления пехоты, то оно как будто бы исчерпывается огнем и движением. Наша инструкция и весьма распространенные взгляды так и смотрят на этот вопрос. «Огневые группы», «огневая рота» — вот новые термины, выдвинутые ими.

Из предыдущего изложения должно стать ясным, что в самих терминах этих заложены недоразумения.

Огневая рота... Как раз новая рота не является, по существу, таковой. В ней на двести с лишком человек имеется всего только 19 мощных огневых машин. Остальные стрелки, по сравнению с этими машинами, вооружены «дрекольем», и их главная задача далеко не огневая, на чем я подробно остановлюсь позднее. Рота прежнего характера гораздо более походила на огневую, ибо там фактически вся рота участвовала в огневом состязании.

Огневые группы... Здесь уже можно отметить двойственное недоразумение. Во-первых, в них включаются и автоматические машины, и стрелки, а во-вторых, этот термин указывает на слияние для всех частей роты функций огня и движения.

Это последнее положение является верным только для линейных порядков.

К подробному рассмотрению обоих последних вопросов я и перейду.

Выше уже было освещено вооружение нашей новой роты. Оно состоит из 19 мощных автоматических машин, дающих в общем эквивалент огня в 10 стрелковых взводов, и из 189 магазинных винтовок, дающих в бою нормально огонь 3 стрелковых взводов.

Ярко бросается в глаза то обстоятельство, что автоматы являются господами огня в роте. Представляя собою малую редкую цель они в то же время развивают бешеный огонь.

Есть ли смысл впутывать в огневое состязание стрелков? Для того чтобы достичь действительного их огня, потребуется цепь. Это мало усилит огонь (только на 30 процентов), но зато создаст сильно поражаемый уязвимый строй. Игра не стоит свеч. Я говорю о стрелковом огне в крупном масштабе. Одиночный огонь хороших стрелков даже из строя змейкой будет всегда полезен и необходим.

Итак, главная задача стрелков — это продвижение, под прикрытием автоматного превосходства в огне над противником, до штыкового столкновения. [173] Конечно, на протяжении боя эти задачи будут постоянно перекрещиваться, но я их нарочно резко подчеркнул в их основном значении.

Отсюда ясно, что соединять в одно движение всей роты и огонь — нельзя, неверно. Движение и огонь полностью совпадают только для автоматического оружия, а для стрелковой массы огонь — явление эпизодическое, при выполнении их основной задачи — безубыльного продвижения к штыковой атаке.

Движение автоматов вовсе не должно слепо связываться с продвижением стрелков. Оно согласуется главным образом с условиями удобства стрельбы. Стрелки же (в массе) стремятся к замаскированному следованию за ними или, лучше сказать, под их прикрытием.

Французы лучше нашей инструкции поняли стрелковую картину боя.

Огневое состязание они всецело возлагают на пулеметы. Но зато они путаются в другом. Порожденные империалистической войной боязнь, робость перед решительными штыковыми схватками окутывают всю их тактику дымкой какой-то пассивной вялости. Решительный тон редакции не изменяет осторожного, нерешительного содержания.

Французы правильно оценивают роль огня. Приблизительно правильно понимают характер двойственного продвижения, но они резко путаются в оценке такового.

«Пулеметное звено наступает, стрелковое гранатное звено его прикрывает». Вот каков французский взгляд.

Совершенно очевидно, что задачи по прикрытию пулеметов являются для стрелков столь же эпизодическими, как и ведение огня, и поднос патронов. Они движутся с более активной целью: они стремятся дорваться до штыка и гранаты. Правильнее сказать наоборот: пулеметы прикрывают стрелков.

Таково усложнение наступления пехоты, порожденное введением в роту неодинакового вооружения.

Когда рота получит однообразное автоматическое вооружение, когда порядки ее вследствие этого потянутся в линию, тогда огонь и движение снова совпадут и будут неразделимы в том, конечно, случае, если вопрос идет не о построении волнами. Там опять этот вопрос усложнится и раздвоится.

Самым сильным строем для новой роты является строй линией змеек. Этот строй — наиболее разреженный из всех строев и развивающий мощный огонь.

Это вполне естественное явление тоже вызвало немаловажные заблуждения.

Очень распространено мнение, что разреженность строя современной [174] роты есть следствие невыносимо сильного огня пулеметов и артиллерии. Конечно, эти факторы влияют на разреженность строев, но в данном случае не они являются законодателями. Мы знаем, что германская пехота весной 1918 г. принимала чрезвычайно плотные построения, и притом с полным успехом, несмотря на то что артиллерии и пулеметов тогда было столько, сколько в маневренной войне не встретится. Стало быть, дело не в этом.

Боевой порядок новой роты, даже сохраняя прежнюю ширину участка, будет все-таки более разреженным, чем раньше. Это происходит от замены цепи змейкой. Словом, на разреженность боевого порядка главным образом повлияли активные факторы, вооружение, а не пассивные, как-то: огонь противника и проч.

Часто думают, что наступление пехоты будет происходить тем более редким порядком, чем сильнее огонь противника.

В этом заложено глубочайшее заблуждение. Ведь чем реже наш боевой порядок, тем меньшую силу огня он может развить, а стало быть, тем безнадежнее будет его единоборство с могущественным огнем противника. Превосходство в огне, в смысле его качества, будет всегда на стороне обороняющегося. Силы наступающей пехоты, даже равные обороняющимся, все-таки не смогут с ними бороться. Принципиально требуется превосходство в числе огневых единиц.

Если оставить в стороне артиллерийский огонь, то массирование автоматического оружия в огневой линии будет служить не во вред, а на пользу наступающему. Артиллерийский огонь вводит некоторое изменение в это положение, целиком верное для узко пехотного боя. Однако изменения эти не столь велики практически. Вспомним боевой опыт, вспомним построения германской пехоты весной 1918 г., когда даже позиционная артиллерия не могла запретить ей наступать самыми плотными порядками, и мы увидим, что артиллерийский огонь не в состоянии упразднить густо наступающих автоматических огневых линий.

Само собой разумеется, не следует этот вывод возводить в догмат. Он является лишь общей ориентировкой. Настоящее положение дела можно оценить только на местности, в боевой обстановке. Нужно только было удостовериться — можно ли массировать пехоту при наступлении. И мы видим, что можно. Даже более того — должно там, где направление решающее.

Если опасны в военном деле стратегические кордоны, то в тактике они прямо гибельны. А ведь бросить лозунг принципиальной разреженности боевых порядков пехоты — это означает проповедовать тактический кордон. Если он не страшен в столкновениях головных отрядов, то для боев в составе главных сил он является величайшим бедствием. Надо всеми возможными средствами вытравить его из голов командиров всех степеней.

Они должны воспитываться на следующих началах. Для наступления всегда надо создавать на важнейших участках превосходство и в огне, и в штыке. На неважных участках можно задаваться [175] обороной и размещать здесь сил меньше, чем у противника, пользуясь удобством в использовании огня.

Как отразится это на плотности боевого порядка пехоты? На его важных участках будет достигаться уплотнение, иногда очень значительное, а на неважных будет царствовать разреженность.

Вот каковы последствия, результаты стремления к преобладанию в огне.

Посмотрим теперь, какие возможности дают строи и порядки нашей новой роты в деле осуществления наступательных задач.

Выше уже обращалось внимание на то, что наиболее сильным строем новой роты является линия звеньевых змеек. По сравнению с цепью она является гораздо более разреженной по фронту и развитой в глубину. Если для роты взять участок в 300-400 шагов, то, считая даже, что все взводы будут в боевой линии, между звеньями интервалы будут от 18 до 24 шагов (в цепи 2-3 шага).

Из опыта империалистической войны мы знаем, что цепи и волны ходили в атаки в гораздо более плотных построениях даже в самый тяжелый (конечный) период позиционной войны. Весной 1918 г. немцы зачастую строили роты на участке в 150 шагов. Считая, что взводы эшелонировались, все-таки интервалы между стрелками не могли быть более пяти шагов.

Возьмем пять шагов, как предельно малый интервал. Если на таких интервалах мы построим звеньевые змейки, то трехвзводная боевая линия роты займет по фронту 85 шагов. Это надо признать действительно максимальным уплотнением роты.

Положим, что обороняющийся противник растянул свою роту на участке в 850 шагов. Тогда фронту густо наступающей нашей роты он может противопоставить примерно одно отделение (дружину, боевую группу) с легким пулеметом, эквивалентом огня равные одному с третью взводам стрелков. Против этого огня наша рота противопоставит огонь десяти взводов.

Ясно, что такое массирование для роты будет не опасно, а, наоборот, безопасно, если все прочие элементы обстановки учтены.

Могут видеть серьезное возражение в силе артиллерийского огня. Конечно, с этим надо считаться, но надо учитывать и следующее: во-первых, данные опыта. Немецкие волны весной 1918 г. выдерживали при той же самой густоте построения огонь артиллерии значительно сильнейшей, чем та, которую мы встретим в маневренной войне, по крайней мере в ее первый период. Во-вторых, если мы массируем нашу пехоту к главному месту атаки, то тем более мы будем массировать здесь же и нашу артиллерию, которая должна будет забить артиллерию противника. Наконец, хорошая артиллерия противника может ведь сбивать не только густо построенные змейки, но и широко разбросанные.

Подводя итоги, мы скажем, что, наступая, надо маневрировать пехотой. Проповедуя принципиально разреженное построение рот, тем самым проповедуют кордон и упразднение ударного тактического маневра. Наоборот, пехота должна быть приучена к самым [176] разнообразным действиям как в густых, так и в разреженных построениях. Густота и глубина построения не могут быть определены шаблонно. Вышеприведенные примеры ни в каком случае не следует принимать как твердые схемы. Густоту построения определит задуманный маневр, основанный на оценке сил своих, противника и местности.

Наконец, надо остановиться на методах управления наступающей пехотой.

Мы все знаем новые модные взгляды на то, что пехота наступает и вообще действует самостоятельными мелкими группками. Управление свыше становится чем-то даже непонятным.

Главная беда подобного рода взглядов заключается в том, что они страдают внутренней неясностью, недостаточной логической связанностью. В чем же, в конце концов, заключается управление, где границы наступательной стихии группок, когда и где эта стихия теряется или завоевывается управлением?!

Наша инструкция не дает на это ясного ответа, более того, она вконец запутывает его, когда после проповеди стихийного наступления группок неожиданно предлагает брать в руки твердое управление тогда... когда нужно преследование. Она даже вовсе упраздняет столь вредное понятие, как «преследование», и заменяет его «закреплением». Это положение не только неожиданно, но и в корне расходится как с данными боевого опыта, так и с просто разумными теоретическими соображениями.

Своевременное наступление пехоты сложно не только в силу чисто внутренних пехотных затруднений, но и благодаря тому, что это сложное наступление приходится согласовывать с артиллерийским огнем. Укрепленная позиция в настоящее время обороняется не прямым огнем. Она вся строится на сложной системе перекрестного обстрела, из пулеметных гнезд. Благодаря этому мелкие части, ведя перед своим фронтом огневой бой, вовсе иногда не могут повлиять на понижение обороноспособности противника. Для этого необходимо вмешательство соседних частей и, очень часто, артиллерии.

Как можно решать подобные задачи без управления?! Никакая частная инициатива, умение оценить обстановку не только у себя на участке, но и у соседей не могут заменить управления. Особенно это касается связи с артиллерией. Если в роте нет фактического управления, то не может быть и речи о планомерном взаимодействии артиллерии и пехоты.

Итак, теоретически совершенно необходимо осуществлять твердое управление, по крайней мере до тех пор, пока возможно содействие артиллерии, т. е. до линии штыкового удара, когда артиллерия переносит свой огонь на резервы противника. [177]

Нет ли в природе современного боя каких-либо факторов, физически исключающих возможность управления?

Мне лично не приходилось принимать участия в позиционной войне, но в маневренной войне мне всегда удавалось осуществлять управление взводом вплоть до линии штыкового удара. И это было общим явлением для последних войн.

Во время позиционной войны дело резко менялось. Там войска не знали ни сближения, ни наступления. Они находились всегда на линии штыкового удара, почему задачи, в связи с близостью противника и шириною фронта частей, естественным образом разменивались и решались непременно частной инициативой мелких частей.

Громадное влияние позиционной войны на французские тактические взгляды отразилось полностью и в затронутом здесь вопросе. Французы считают, что вообще дело решается самостоятельностью и искусством группок.

Выше уже указывалось, что одной из важных причин выскользания управления из рук ротного и взводного командира на линии атаки является перенесение артиллерийского огня на резервы противника. Уменьшается потребность в управлении свыше. К этому присоединяются и трудности управления.

Если к этому еще прибавить то, что атака роты производится на довольно широком фронте, благодаря чему перед каждым отделением и звеном встают их собственные, конкретные объекты атаки в виде пулеметного и стрелкового гнезд противника, то самостоятельность малых единиц станет совершенно ясна и понятна.

Точно так же понятна самостоятельность мелких частей при прорыве укрепленной полосы противника. Здесь перед каждой малой частью последовательно встанет целый ряд мелких объектов атаки в виде вражеских пулеметных и стрелковых гнезд.

То же самое относится и к преследованию. Всякая централизация управления в этот период боя является потерей времени, а малейшая потеря времени является громаднейшей прибылью для противника. Преследование должно быть неотступным, смелым и дерзким. Засад бояться нечего. Их сметут соседние части. Лишь бы все стремились вперед. Это должно строго и последовательно проводиться в жизнь.

Надо иметь в виду, что наступающий несет потерь больше обороняющегося. Единственно, чем он может компенсировать свои потери, — это удачным, энергичным преследованием, позволяющим до конца уничтожить живую силу врага.

Вернемся несколько назад и проследим, какие причины влияют на характер управления пехотой, начиная со сближения и до линии атаки.

Эти причины могут быть двоякого рода: пассивные и активные.

К первому относится главным образом огонь противника. Чем ближе дело к атаке, тем сильнее его огонь. Огонь затрудняет управление, и отсюда проистекает пассивная причина децентрализации [178] управления. Активные причины заложены в том, что, во-первых, перед частями (все более и более мелкого размера) постепенно вырастают их частные задачи. Они требуют самостоятельности, своего собственного маневра.

Во-вторых, последовательный ввод в дело различных видов вооружения роты.

Так, например, ввод в дело ружей-автоматов и легких пулеметов на дистанциях от 600 до 900 шагов, приданных организационно взводам, дает взводному командиру большой интерес самостоятельности, ибо только при свободном распоряжении и напряжении всех своих средств огня можно достигнуть перевеса над противником. Это огневое обстоятельство является одной из главнейших активных причин перехода самостоятельности от ротного к взводному командирам.

Конечно, и пространственные причины играют большую роль. В период сближения взвод по фронту занимает почти несоизмеримо малое протяжение по отношению к дистанции до противника. Его полоса наступления практически более похожа на линию, чем на полосу. Поэтому в этот период у взвода не может быть маневра. Он имеет дело только с прямолинейным движением. Само собою понятно, что при таких условиях над взводами имеется твердая рука ротного командира.

Когда же взвод достаточно близко подходит к противнику, то отношение ширины его участка к расстоянию до противника увеличивается, полоса становится реальной, для нанесения главного удара надо выбрать решающее направление, т. е. избрать маневр, а это обстоятельство заставляет прежде всего разрешить свою задачу, а для этого ему нужна свобода и самостоятельность.

Подводя итоги изложенному выше, необходимо сделать вывод, что наступление пехоты происходит не группками, а гораздо сложнее. Оно распадается на ряд рубежей, полос, в которых управление, чем дальше от противника, тем становится централизованнее.

Приблизительно до ввода в дело легких пулеметов и даже автоматов осуществляется твердое управление ротой. Далее, до линии атаки — взводом. Еще далее — отделением и звеном.

Неправильная характеристика методов наступления влечет за собой и неправильное обучение войск. Только различая последовательную децентрализацию управления, можно правильно его наладить и провести необходимую тэйлоризацию обучения.

На этом я и закончу статью.

* * *

Задачей ее являлось не систематическое изложение боя пехоты, а выяснение наиболее важных заблуждений из всех модных заблуждений в области тактики пехоты. Без их выяснения и устранения нельзя правильно ни воевать, ни обучать. Необходимо на» учиться анализу, прежде чем хвататься за чужие выводы, особенно когда они являются не истиной, а заблуждением.