Глава третья.

Очерк гражданской войны в Соединенных Штатах

Соединенные Штаты в середине XIX века. При наличии огромных пространств свободной, плодородной земли, на которых каждый землепашец мог завести с небольшими издержками свое фермерское хозяйство, в Соединенных Штатах помещичье хозяйство, базирующееся на наемном труде, не имело данных для развития. Поэтому в северных штатах энергично развивалось крестьянское землевладение; промышленность в них группировалась преимущественно в штатах «Новой Англии», лежавших на побережье Атлантического океана; промышленность работала исключительно на внутренний рынок, на котором путем покровительственных пошлин поддерживался высокий уровень цен, что позволяло уплачивать рабочим высокую заработную плату. Главный контингент рабочих доставляла европейская эмиграция; эмигранты, высадившись на побережье, работали 2-3 года на фабриках, что было достаточно для накопления необходимых сбережений, и направлялись дальше на запад — основывать собственные фермы.

В наиболее южных штатах — Южной Каролине, Георгии, Алабаме — близкий к тропическому климат крайне затруднял непосредственную работу над землей выходцев из Европы и их потомков. Эти штаты являлись страной крупного землевладения, которое пользовалось трудом негров-рабов. Цена взрослого негра достигала 3-4 тысяч долларов, т. е. почти равнялась современной стоимости полудюжины тракторов; труд негра-раба обходился дорого, и он не окупил бы себя в сеявших злаки северных штатах; но южные штаты [124] являлись мировыми монополистами по хлопку, возделывали сахарный тростник и табак, и эти ценные культуры оправдывали применение дорогого рабского труда. В расположенных несколько севернее штатах Виргинии, Северной Каролине, Тенесси, Кентукки труд белых успешно вытеснял труд негров, но эти штаты во многом сохраняли помещичий характер и разводили негров, как предмет экспорта на южные плантации. Все южные штаты были тесно связаны между собой в политическом и экономическом, отношениях: поток европейской эмиграции в них не направлялся, так как условия труда в них были много хуже, чем в северных штатах; южные штаты эксплуатировались промышленностью Севера, сбывавшей в них свою дорогую продукцию; в южных штатах господствовал аристократический, помещичий строй.

Для обеспечения своих интересов южные штаты договорились, что число рабовладельческих штатов будет строго равняться числу свободных, что обеспечивало им половину мандатов в сенат, и что вопрос рабовладения представляет внутреннее дело каждого штата, и отнюдь не входит в компетенцию федеративного законодательства. Однако права каждого класса обеспечиваются только действительным соотношением сил, а не путем конституционного законодательства. А действительное соотношение сил быстро изменилось в пользу Севера: Северная Америка идет раструбом к северу; штаты, лежавшие южнее 36° северной широты, имели к западу несравненно меньше пространства для наращения себя новыми штатами, чем штаты, лежавшие по северную сторону этой границы, между Югом и Севером. Росту южных штатов препятствовала Мексика с ее латинской колонизацией и засушливые пустыни запада, пригодные только для скотоводства. В особенности равновесие нарушалось получаемым Севером потоком европейской эмиграции; за двадцатилетие перед войной эта эмиграция достигла 4300000 человек. В результате в момент гражданской войны по северную сторону фронта оказалось 23 миллиона белых, а по южную — только 5 миллионов белых.

Демократы и республиканцы. У власти находилась демократическая партия, ядро которой образовывали плантаторы-рабовладельцы Юга. Они привлекли к себе значительную часть финансистов, промышленников и интеллигенции Севера; за политическую поддержку южане [125] расплачивались с Севером крайне обременительным: для Юга согласием на высокие таможенные пошлины, растившие северную промышленность. Политика демократической партии характеризовалась, во-первых, расширительным толкованием свободы каждого штата решать свои дела по-своему и, во-вторых, усилиями сохранить равенство между числом рабовладельческих и свободных штатов. С этой целью демократы начали войну с Мексикой, что позволило создать два новых южных штата (Техас и Новую Мексику), произвели рабовладельческий переворот в штате Канзас, нарушили соглашение о 36° северной широты и провозгласили рабовладельческим штат Небраска, лежавший севернее этой условленной границы, пытались оттягать у Испании остров Кубу, чтобы создать новый южный штат, и т. д.

Борьба рабовладельцев за сохранение равновесия толкала их, таким образом, к наступательным действиям во внешней и внутренней политике; однако время работало, очевидно, против Юга и должно было перенести власть на Север. Свободное крестьянство Севера было озлоблено наступательными попытками рабовладельцев и должно было оказать давление в сторону уничтожения рабского труда, конкурировавшего с трудом свободных хлебопашцев; промышленники Севера получали все более широкую политическую базу для захвата сырья Юга и опирающейся на повышение таможенных ставок эксплуатации Юга.

Отсюда у плантаторов Юга созрело решение: расколоть федерацию, в пределах которой политические и экономические интересы Юга приносились в жертву Северу. В своем стремлении образовать конфедерацию, самостоятельное государственное объединение южных штатов, они увлекли демократов-южан; но демократы-северяне, банкиры, промышленники, интеллигенты из старых американских фамилий, не могли последовать в этом решении за своими южными лидерами, так как раскол федерации резко противоречил их интересам и вел к потере обширного и выгодного внутреннего рынка. На президентских выборах 1860 г. демократическая партия раскололась: воинствующие южане собрали 848 тыс. голосов, крупный капитал Севера — 1 375 тыс. голосов, промежуточная фракция — 591 тыс. голосов Этот раскол демократов позволил республиканцам, собравшим 1 866 тыс. голосов, провести в президенты своего кандидата — Авраама Линкольна. [126]

Республиканская партия являлась представительницей весьма разнообразных интересов. В нее устремлялись «новые» люди, которым политическая карьера в рядах демократической партии была закрыта. Она искала опоры на Севере, улавливая в свои ряды поток европейской эмиграции, защищая интересы промышленности требованием усиления центральной власти и более тесного объединения федерации и придавала себе характер крестьянской партии, борющейся с помещичьим землевладением.

Политические условия войны. В отколовшихся южных штатах далеко не все разделяли взгляды плантаторов, но последним удалось установить твердую диктатуру, опиравшуюся на «рыцарей золотого круга», предшественников Ку-Кукс-Клана и современных фашистов; лица, заподозренные в равнодушии к политическим целям Юга, попросту убивались по приговору летучего митинга в придорожном кабаке. Гражданин умеренных взглядов мог спасти свою жизнь лишь поступлением добровольцем в армию Юга.

Политическому единству Юга противостояло разномыслие Севера. На конгрессе республиканская партия получила большинство лишь после отъезда депутатов-южан из Вашингтона. В северных штатах аппарат государственного управления, крупные газеты и банки находились в руках демократов. Последние на севере представляли две группы: меньшую часть образовывали «демократы мира», у которых симпатии к Югу брали перевес над интересами Севера; это были явные классовые соумышленники южан, саботировавшие войну, готовившие внутренние восстания, организовывавшие шпионаж в пользу Юга; более многочисленны вначале были «демократы войны», которые придавали первенствующее значение сохранению национального единства, и стремились вести войну, но лишь с ограниченной целью — заставить южан вернуться в лоно общей таможенной границы с Севером. Они резко возражали против всякого расширения целей войны путем вмешательства во внутренние дела южных штатов, в частности в вопрос о рабовладении.

Первые годы войны Линкольн должен был опираться на демократов войны, принять выдвинутую ими ограниченную цель войны, использовать демократов на высших командных постах в армии. Эти годы были затрачены на создание армии, флота и военной промышленности; на фронте удалось достигнуть лишь весьма умеренных успехов. Только [127] постепенно и с трудом Линкольн освобождался от зависимости от демократов.

На третий год войны выяснился весь огромный масштаб напряжения, необходимого для победы над Югом. Приходилось потребовать от широких народных масс тяжелых жертв, чтобы продолжать войну с большим напряжением. Ограниченная цель войны эти массы не интересовала. Линкольн увидел в классовой ненависти крестьян и рабочих Севера крупную силу, единственно способную побороть политическую сплоченность южан, и перевел войну в русло классовой, гражданской борьбы.

Цели войны получили социальный характер: уничтожение господства помещиков, освобождение негров. В начале войны беглые негры, являвшиеся к североамериканским войскам, даже не освобождались, а только задерживались, как «военная контрабанда»: ведь труд негра-раба может быть использован для окопных и тыловых работ. Теперь же негры были признаны Линкольном свободными повсюду, они провоцировались к восстанию и погрому помещичьих имений, из них формировались негритянские дивизии.

Такое изменение ориентировки войны, конечно, было связано с полным разрывом со всеми демократами: теперь они единодушно боролись с Линкольном. Последний стал на путь террора: демократы-генералы были изгнаны из армии, невзирая на их военные заслуги, демократы-сановники — со своих гражданских постов, многие газеты были закрыты, установлена серьезная цензура, десятки тысяч подозрительных, — а подозрительными начинали становиться все, принадлежавшие к господствующим классам, — были заключены в тюрьму. В войска Севера вместо люмпен-пролетариата, вербовавшегося в первые годы войны, постепенно влились более сознательные рабочие и крестьяне. Военные действия получили жестокий, неумолимый характер: сжигались огромные склады хлопка — ценнейшее достояние Юга; в захваченных южных городах население уводилось в концентрационные лагери, общественные здания уничтожались; предпринимались особые операции для уничтожения помещичьих усадеб; вождь конницы северян, Шеридан, предприняв набег по долине реки Шенандоа, подсчитал, что ему удалось сжечь помещичьих усадеб на 37 миллионов долларов. Южане отвечали (отчаянной партизанской войной, натравливанием индейцев, которые скальпировали фермеров Севера, взывали к европейским державам об интервенции [128] в целях защиты социального порядка. Их сторонники в Нью-Йорке и других центрах вызывали недовольство войной в широких массах, провоцировали народные бунты, срывали попытки установления на Севере воинской повинности.

Силы Юга в неравной борьбе поддерживались надеждой на интервенцию европейских держав и на победу внутри северных штатов многочисленных демократов над республиканцами на новых президентских выборах 1864 года. Англия и Франция действительно были чрезвычайно заинтересованы в успехе южных штатов, крайне ценных поставщиков сырья; северные штаты стремились не допустить уничтожения своего привилегированного, в сравнении с Англией и Францией, положения на рынках южных штатов. Установленная Севером блокада Юга одновременно являлась и блокадой Англии, фабрики которой останавливались за недостатком хлопка. Но Англия и Франция в первые годы гражданской войны все откладывали свое вооруженное вмешательство в надежде, что южане сумеют сами отстоять свою независимость. Когда же во второй своей половине гражданская война получила резко враждебный классовый характер, вооруженное вмешательство в нее стало крайне затруднительным: северные штаты располагали уже значительными вооруженными силами на суше и на море, борьба с ними затянулась бы на долгое время; в европейском социалистическом движении они располагали могущественным союзником. Рабочие массы Англии, несмотря на обусловленную действиями Севера безработицу, целиком стояли за противодействие всякой попытке своего правительства напасть на северные штаты. Революционные, хотя и мелкобуржуазные, лозунги Линкольна нашли широкий отклик. «Не благоразумие английских правительственных классов, а оппозиция рабочего класса преступному безумию этих высших образованных классов спасла недавно Западную Европу от позора нового крестового -похода ради поддержки и развития рабства по ту сторону океана», — писал Карл Маркс в учредительном манифесте I Интернационала. К этому надо добавить, что Англию и Францию останавливали также глубокие противоречия среди европейских держав. В частности побежденная под Севастополем Россия заняла самостоятельную позицию и ознаменовала ее посылкой, в пику Англии и Франции, эскадры для приветствия северных штатов. [129]

Выборы президента, происходившие в 1864 г. в атмосфере террора, позволили Линкольну собрать в северных штатах небольшой перевес голосов над демократами и оказаться избранным на новое четырехлетие. Дальнейшая борьба южан была лишена всяких шансов на успех, и сопротивление их быстро пошло на убыль. Действия Юга представляют в истории редкий пример войны, доведенной до крайности — полного истощения всех сил и средств.

Юг, как театр войны. Расчет на демократов Севера играл в борьбе южан такую довлеющую роль, что политика Юга должна была всемерно стремиться не облегчать задач, стоявших перед республиканской партией, переходом в наступление. Поэтому в разгоревшейся гражданской войне южане действовали преимущественно оборонительно, и театром военных действий являлась по преимуществу их территория.

Она протягивалась по параллели приблизительно на полторы тысячи километров и на тысячу километров по меридиану. Население достигало до 5-6 человек на кв. километр; таким образом, театр войны уступал в плотности населения, например, Белоруссии в 7-8 раз. Южные штаты представляли в своей средней и восточной части по преимуществу девственный лес, среди которого плантации образовывали только отдельные поляны; обработанная земля на востоке представляла лишь 15%; этот процент понижался к западу до 10%.

Население Юга делилось на три категории: землевладельцев-плантаторов (приблизительно 3%), белых несобственников, представлявших зависимую от первых клиентуру (приблизительно 52%), и негров-рабов (до 45%), непосредственно обрабатывающих землю. Города были ничтожны, за исключением Нового Орлеана, порта в устье Миссисипи, обслуживавшего внешнюю торговлю и западной части северных штатов, имевшего 169 тыс. жителей; в восьми остальных крупнейших городах насчитывалось всего 219 тыс. населения{46}.

95% чугуна выплавлялось в северных штатах и только 5 % — в южных. Юг располагал только 24о/₀ национального дохода против 76% Севера. Произведении Юга представляли только экспортное сырье — хлопок, сахарный тростник, [130] табак; с установлением блокады это сырье потеряло для Юга всякую ценность. В мирное время земледельческий Юг питался подвозом хлеба с Севера и с началом войны был обречен на голод. Кредит Юга, несмотря на займы, сделанные в Англии и Франции под блокированный хлопок, быстро пал: в то время, как бумажные деньги Севера через 2 года упала в цене на 130%, а через 3 года — на 185%, а затем начали подниматься, бумажные деньги Юга пали в цене через 2 года на 200%, через 3 года — на 3500%, через 4 года — на 6000%; после войны они остались неоплаченными; разорение Юга чувствовалось еще к началу XX века.

Наступательные действия северян в сильной степени задерживались отсутствием местных средств. Населенные пункты представляли, по преимуществу, редкие помещичьи усадьбы. Целые армии должны были довольствоваться 1-2 усадьбами. В этих усадьбах имелись технические культуры, но хлеба и овса не было. Во второй половине войны положение несколько улучшилось, так как под влиянием голода и невозможности реализовать хлопок, южные землевладельцы стали засевать свои поля хлебными злаками.

Снабжение армий приходилось обосновывать почти исключительно на подвозе. Шоссированных дорог не было вовсе. Грунтовые дороги в распутицу делались непроезжими; в сухое время года они допускали движение местных фур с шестерочной запряжкой, поднимавших только 800 килограммов груза. Между тем вербованные войска Севера предъявляли огромные требования к пайку и комфорту. В этих условиях, несмотря на то, что на стотысячную армию формировался значительный обоз — до 28 тысяч упряжных животных, — армии нормально не могли отходить далее 2 переходов от головной станции железной дороги или речной пристани. С течением войны удалось поднять дисциплину, ограничить требования войск, уменьшить роскошный паек в полтора раза, и подвижность армий Севера значительно возросла. Южане, воевавшие все время впроголодь, были всегда способнее к энергичным маневрам.

К началу гражданской войны протяжение железнодорожной сети Соединенных Штатов достигало уже 53 тысяч километров. Так как большая их часть лежала в северных штатах, то на театре войны железнодорожная сеть была примерно вдвое реже, чем теперь в средних европейских областях СССР. Все железные дороги были одноколейными; мосты были исключительно деревянными и легко уничтожались [131] поджогом. Предприимчивые партизаны легко могли разрушать на пустынных участках железные дороги. Но в составе войск Севера имелось много рабочих, знакомых с управлением паровозами, с техникой восстановления пути и простейших мостов; кроме того в эту войну впервые начали формировать особые железнодорожные войска. Весной 1864 г. Шерман, перед движением к Атланте, сформировал 6 строительных отделений (4620 человек) и 10-тысячный эксплуатационный корпус; непосредственно за армией двигались 100 паровозов и 1000 вагонов с рельсами и шпалами; эта могучая организация восстанавливала в 4½ суток мосты в 260 метров длиной и 30 метров высотой. Все же. хрупкость железных дорог сказывалась в полной мере и заставляла командующих при малейшей возможности предпочитать им водные коммуникации, открывавшие гораздо более широкие возможности для маневра. Море, находившееся в руках Севера и окружавшее территорию южан с запада и юга, позволяло им выбрасывать в любом пункте десант и обеспечивать его регулярным подвозом. Для Виргинского театра войны особенное значение имел [132] омывавший его Чизапикский залив, закрытый от ветров, допускавший плавание по нему и речных судов; глубокие устья рек Потомака, Рапаганока, Йорка и Джемса позволяли военным судам флота углубляться на несколько десятков километров внутрь территории Виргинии, снабжать и поддерживать огнем десанты.

Чрезвычайно важное значение имело судоходство по американской Волге — р. Миссисипи, и ее притокам — Огайо, Кумберленд, Тенесси. Импровизация речного военного флота совершается с большой быстротой. Получившая превосходство над неприятелем сторона имеет возможность почти мгновенных перебросок войск на сотни километров, может сократить до крайности войсковые тылы, получает все средства для быстрой подачи тяжелой артиллерии к пунктам, где неприятель пытается организовать позиционную войну. Крупные судоходные притоки позволяют обходить неприятеля с тыла и отхватывать сразу огромные области. Река Миссисипи протекала по территории Юга, от Каиро до Мексиканского залива, на протяжении 1 300 км. Для овладения ею северянами на всем этом протяжении совокупными усилиями сухопутной армии, речного флота и морской эскадры адмирала Фарагута потребовалось всего два года.

Бассейн р. Миссисипи отделяется от рек, текущих к Атлантическому океану, цепью Алеганских гор, прорезанных многими удобными проходами. Но движение из бассейна Миссисипи к океану требует отрыва на многие сотни километров от речных путей. В условиях бедности местных средств такой марш представлял почти неодолимые препятствия.

Поэтому северяне, относительно скоро овладевшие бассейном р. Миссисипи, только на 4-й год решились на дальнейшее наступление к Атлантическому океану: Шерман, с указанными выше огромными железнодорожными средствами, пробился на 7 переходов от г. Чатануги на р. Тенесси к г. Атланте. Дальнейшее его движение к берегам Атлантического океана, к г. Саванна, на 500 километров получило уже характер рейда, производимого целой армией, без сохранения связи с тылом. Южная Каротина при этом рейде была разграблена дочиста.

Красной нитью через всю войну проходит зависимость ведения военных действий от водных путей. Эта зависимость раздробила всю территорию южных штатов Алеганским [133] водоразделом на два отдельных театра. Важнейшим являлся Виргинский театр, лежавший между Алеганами и Чизапикским заливом. Здесь лежали столицы — политические центры Севера и Юга — Вашингтон к Ричмонд; расстояние между ними всего 150 км, меньшее удаления Твери от Москвы. Четыре года на этом оперативном пятачке протекала упорнейшая борьба главных сил обеих сторон. Другой театр — бассейн р. Миссисипи — представлял арену систематического наступления Севера; обе стороны расценивали его как второстепенный; однако успехи на нем северян оказались решающими для исхода войны.

Третий театр войны — морской; для облегчения блокады северяне захватывали острова близ берегов южных штатов, затопляли суда, наполненные камнем, в выходах из южных портов, чтобы закупорить их, и вели малоуспешные атаки на портовые города Чарлстоун и Мобиль. Важнейшим достижением здесь северян явился прорыв эскадры адмирала Фарагута в реку Миссисипи, захват и погром Нового Орлеана, что подорвало сопротивление южан на миссисипской артерии.

Начало гражданской войны. Выборы Линкольна состоялись 6 ноября 1860 года; вступление же его в должность президента должно было состояться только 4 марта 1861 года. Таким образом с того момента, как разрыв был окончательно решен президентскими выборами, в распоряжении южан оставалось еще 4 месяца, в течение которых высшая власть в федерации фактически находилась в их руках. Это оригинальное положение позволило южанам приступить к подготовке гражданской войны.

Существенным моментом этой подготовки явилась переброска запасов вооружения — между прочим 115 тыс. ружей — из северных штатов в южные. Кроме того часть оружия, признанная якобы негодной, распродавалась на рынках южных штатов. Армия федерации насчитывала всего 17 тыс.; южане могли рассчитывать на значительную часть высших начальников, но солдатская масса была целиком враждебна их попытке отколоться. Поэтому военный министр Флойд вывел большинство гарнизонов из готовившихся восстать южных штатов; в береговых укреплениях оставлены были лишь десятки солдат. Но, чтобы Север не мог получить сразу в свое распоряжение эту готовую силу, значительное количество войск было брошено в пустыни запада, под предлогом экспедиции против индейцев, [134] притом так, что все источники их снабжения находились в Техасе под контролем южан. С началом восстания большинству этих войск, не пожелавшему перейти на сторону Юга, пришлось согласиться на предложение их начальников, поставивших их в невозможность драться — сложить оружие и разойтись.

Флойд озаботился также, чтобы в Вашингтоне, ко времени вступления в должность Линкольна, в его распоряжении не было ни одного солдата. Одновременно южные штаты приступили к усилению своих милиций, имевшихся в каждом штате независимо от федеральных войск.

Характерным для американских милиций были сильные оркестры, множество выборных начальников и отсутствие желающих им подчиняться. Но в южных штатах, постоянно живших под угрозой негритянского восстания, эти милиции были значительно боеспособнее.

20 декабря 1860 г. Южная Каролина первая провозгласила свой выход из федерации. 80 солдат, представлявших всю армию федерации в этом штате, заперлись в форту Семтер, на островке при входе в Чарлстоун. Алабама, Теория, Флорида, Лузиана, Миссисипи, Техас последовали примеру Южной Каролины в период до 1 февраля 1861 г. Уже 9 января батареи Чарлстоуна открыли огонь по федеральному судну, прибывшему со снабжением для форта Семтер. 8 февраля отделившиеся штаты на съезде в Монгомери провозгласили конституцию конфедерации; 18 февраля Юг уже имел своего президента — Джеферсона Девиса.

Одновременно сторонники Юга произвели энергичные выступления и в других штатах. Даже в Нью-Йорке была сделана неудачная попытка провозгласить его вольной гаванью. Чрезвычайно важна была позиция, которую займут пограничные с Севером южные штаты. Очевидно, на эти штаты в первую очередь должны были выпасть наиболее тяжелые жертвы, так как они неминуемо обращались в арену военных действий. Партизаны южан не останавливались ни перед каким насилием, чтобы вызвать присоединение к Югу этих пограничных штатов. Но доктрина верховной власти каждого штата, провозглашенная Югом, и необходимость учитывать позицию демократов Севера препятствовали южанам внести в эти штаты «контрреволюцию извне». Во второй половине мая Северная Каролина и Виргиния присоединилась к конфедерации. Но Мериленд, окружавший Вашингтон центр политической власти [135] федерации, был потерян, несмотря на то, что на стороне южан были столица Мериленда, Балтимора, так как на поддержку Авраама Линкольна северяне двинули в Мериленд первые готовые полки, а наиболее враждебные южанам северные штаты (Массачузетс) начали готовить таковые с начала января. Не меньшую по важности потерю понесли южане в штате Миссури, главный город которого, Сен-Луи, расположенный ниже слияния Миссисипи и Миссури, был захвачен капитаном регулярной армии Лайоном с пятью сотнями солдат и шестью тысячами немецких эмигрантов-добровольцев, неожиданно напавшим и разоружившим конфедератов. Этот город явился базой северян для постепенного завоевания всего бассейна Миссисипи.

Штат Кентукки объявил свой нейтралитет, и положение его по отношению к враждующим группировкам было настолько важно, что и Север и Юг не решались нарушить его границ. Однако, если влияние гражданской войны в Америке обостряло до крайности классовые взаимоотношения даже в Европе, — как мог сохранить нейтралитет Кентукки, находившийся в центре гражданской войны? Милицию, которую формировал губернатор, сторонники Севера подозревали в симпатиях к южанам. Отсюда — крестьянство Кентукки решило создать собственную самооборону; юнионисты, как назывались сторонники Севера, начали собираться в два лагеря: один — на границах Огайо, откуда они получали вооружение, другой — на востоке штата, являвшийся опорным пунктом для партизан. Такую же мобилизацию своих сил произвели и сецессионисты (сторонники Юга); вскоре партизаны обеих сторон стали разорять фермы и поселки инакомыслящих — и упорнейшая гражданская война загорелась изнутри самого Кентукки.

К началу июня 1861 года стала обозначаться линия фронта между территориями, признававшими правительство Юга и (Севера. Политическая оборона Юга привела к потере Мериленда и Миссури — двух важных позиций на западе и востоке. Но, конечно, и за этой линией фронта шли упорные схватки, частью партизанского, частью подпольного характера. Смелые партизаны Юга прорывали линию фронта, чтобы их тайные вербовщики могли сдать им тысячи навербованных в тылу северян-волонтеров. Глухая борьба велась во, многих поселках — соседи убивали и поджигали друг друга. Западная Виргиния, неудобная по своему гористому характеру для плантаций, издавна [136] представляла чисто крестьянский край, который не пожелал признать авторитета своего аристократического штата. Генерал Ли, будущий знаменитый главнокомандующий южан, был здесь быстро побежден командовавшим северными милициями Мак-Клеланом, — для южан здесь был, очевидно, «мертвящий центр».

На море положение южан было слабо. 259 офицеров военного флота — из общего числа 556 — стало на их сторону, но все матросы были единодушно настроены против рабовладельцев. Комсостав Севера был пополнен 630 офицерами торгового флота. Если южане сохранили несколько единиц флота, то исключительно благодаря тому, что некоторые военные суда, под видом ремонта, были заблаговременно направлены в доки южных портов и их командам не удалось привести их в полную негодность. Север начал войну, имея военный флот в 27 паровых и 35 парусных судов; закончил, имея 680 военных судов, в том числе 70 броненосцев, 138 вновь построенных пароходов, 313 купленных и приспособленных к военным требованиям частных пароходов. Этот могущественный флот не только справлялся с требованиями блокады морских берегов Юга на протяжении 3 950 км (1 700 км — Атлантического океана, 2 250 км — Мексиканского залива), но и являлся серьезным предостережением для попыток со стороны Франции и Англии вмешаться в войну.

Вооруженные силы Юга. За чертой фронта белое население Юга исчислялось в 5 500 тыс. человек. Из них способных носить оружие было не более 690 тыс.; все они и были взяты за время гражданской войны в войска. В течение одного первого года войны 350 тыс. добровольцев поступило в войска, остальные были мобилизованы вскоре посредством установления общей воинской повинности. Дезертирство было крайне затруднено, так как всякий мужчина, еще не одряхлевший, должен был находиться в армии: в тылу его немедленно бы обнаружили и затравили. Свыше 300 тыс. человек одновременно южанам выставить не удавалось. Южные штаты протестовали против тирании федерального правительства, но Джеферсон Девис быстро покончил с попытками отдельных штатов конфедерации вести самостоятельную военную линию и установил на Юге железную диктатуру, поддерживаемую террором плантаторского класса. [137]

В то время, как милиции штатов сохранились по преимуществу для второстепенных оперативных задач, поток добровольцев был направлен на формирование новых частей, получивших характер регулярной армии. Мобилизации распространялись на все возрасты — с 18 до 55 лет; мужчины до 35 лет обязательно направлялись в полевые части. В этих условиях войска Юга вскоре стали достаточно боеспособными. Руководящий плантаторский класс и лица примыкавших к нему интеллигентных профессий заняли в армии командные должности и внесли в управление армии тот авторитет, которым они пользовались в мирное время. Многочисленные офицеры регулярной армии, перешедшие к южанам, подняли войска на необходимую ступень тактической подготовки.

1845—1848 гг. Соединенные Штаты вели войну с Мексикой, потребовавшей 40 тыс. добровольцев на усиление постоянной армии. Эти добровольцы исходили почти целиком из южных штатов, и приобретенные ими 13 лет назад военные навыки очень пригодились Югу в гражданской войне.

Пехота южан, образованная из людей, выросших в лесах, знакомых с употреблением оружия, показала свои высокие качества в лесных боях, — а к ним сводились почти все сражения гражданской войны. Пехота характеризовалась особой бодростью, с которой шла в бой, как на праздник. Атаки ее были необычайно стремительны; в бою решающее значение имел ружейный огонь с самых близких дистанций. Она отличалась подвижностью и совершала целый ряд переходов по 40—60 км. Очень плохо обмундированная, часто без сапог, пехота южан была скована крепкой дисциплиной и довольствовалась скудным пайком. Войскам Юга переносить лишения было тем легче, что и в тылу у них царствовал голод, — всем было видно, что все средства идут на войну и войска держатся впроголодь лишь в силу необходимости.

Однако нельзя не обратить внимания на то, что дисциплина в войсках Юга стояла достаточно на высоте лишь до тех пор, пока они оставались на территории Юга, охваченной крепкой диктатурой, где каждый бы непременно донес на обнаруженного им дезертира; когда виргинская армия переходила через реку Потомак на территорию Севера и перед солдатом Юга открывались возможности и пограбить, и дезертировать, дисциплина значительно [138] расшатывалась. Генерал Гиль, лихой командир корпуса виргинской армии, утверждал, что при первом вторжении генерала Ли сражение на р. Антиетам закончилось бы уничтожением северян, если бы армия оставляла за собой меньшее число мародеров и отсталых.

Конница южан сформировалась очень быстро ввиду наличия в населении неутомимых ездоков, пригодных лошадей, уменья ухаживать за ними. При широком распространении партизан, работавших за свой счет и углублявшихся за неприятельский фронт, иногда на сотни километров, регулярная конница получила наклонность к действиям по разрешению самостоятельных задач. Никакой другой род войск не находится в такой степени в зависимости от сочувствия местного населения, как конница. Работая на территории своих штатов, конница южан имела перед собой как бы раскрытые карты противника и могла уверенно наносить удары в наиболее чувствительные пункты. Но и позади фронта северян имелось много сочувствующих и готовых помочь. Отдельные скауты (разведчики) Стюарта странствовали на несколько переходов позади неприятельского фронта и были почти неуловимы. Из этой осведомленности вырастали решения производить стремительные рейды, в течение коих южане прорывались мимо одного фланга, огибали тыл и уходили, миновав другой фланг противника. В наиболее угрожающие моменты рейда южане ускользали, делая 300 км. в 4 дня. Конница южан умела мастерски разрушать железные дороги в неприятельском тылу, портить каналы, уничтожать склады, топить пароходы, уводить с собой лошадей и оружие, нападать на мелкие части противника, сеять панику, обманывать неприятеля ложными слухами.

Но конница южан умела работать и в оперативной связи с главными силами. Она мастерски устраивала завесу, скрывавшую маневрирование главных сил, тщательной разведкой обеспечивала уверенное вступление их в бой и принимала участие в самом сражении, развертываясь для боя на фланге и в тылу неприятеля.

Конные атаки (с револьверами в руках, вместо холодного оружия) имели место, но характерным для конницы являлся спешенный бой, редкие цепи спешенных кавалеристов чрезвычайно удачно вели арьергардные бои; атака их опиралась на самую самоотверженную работу конных батарей, выскакивавших на картечь. [139]

Хуже обстояло дело с артиллерией южан. При отсутствии своей военной промышленности материальную часть приходилось получать лишь как военную контрабанду из Европы или захватывать ее с бою у врага. После второго года войны, когда блокада североамериканского флота получила вполне действительный характер, пришлось обходиться преимущественно трофейным вооружением. В искусстве артиллерийской стрельбы и в количестве батарей южане значительно уступали своему противнику; только перенос боев на закрытую лесистую местность позволял генералам Юга существенно смягчать значение артиллерийского перевеса Севера.

Формирование командного состава для южан — партии господствующих классов — не встречало затруднений. В первую очередь широко были использованы все лица, получившие военное образование. Даже епископ Полк, бывший ученик федерального военного училища, взял на себя командование армией на западе, при условии сохранения за ним его епархии. Лучшим тактическим вождем южан был Джаксон, получивший боевое прозвище «Каменная стена» («Стонволь»; Stonewall), в молодости офицер, а затем преподаватель химии. Характерным для него и других лучших вождей Юга был несокрушимый классовый фанатизм, позволявший быстро оправляться от неудач, дерзать на самые смелые маневры, вести до смерти с непоколебимой энергией безнадежную борьбу, сохранять исступленное убеждение в своей правоте. Искуснейшим вождем конницы был Стюарт, кавалерийский офицер 26 лет, с 7-летним стажем малой войны против индейцев, получивший сразу кавалерийский корпус. Главнокомандующим Юга был генерал Ли, выдающийся организатор и оператор, хорошо образованный, пробывший осаду Севастополя в лагере союзников в качестве военного агента; в течение 4 лет он отстаивал Виргинию против двойных сил Севера.

Партизаны Юга были чрезвычайно пестры по своему составу. Кентукиец Морган имел страсть к авантюрам и хорошим лошадям; среди молодежи своего штата пользовался огромным обаянием; направлял действия своих партизан не согласно с личными интересами, а в соответствии с требованиями оперативного положения. Виргинец Мосеби, адвокат, имел корректную, дисциплинированную партию специалистов по атаке сторожевого охранения. Фораст, старый торговец невольниками, был настоящим [140] бандитом, звавшим к себе всех, желавших обогатиться, искавших легких успехов; его партия представляла конную пехоту, внезапно появлявшуюся перед поселениями северян и вырезавшую всех; она разрослась до состава двух кавалерийских дивизий.

Еще на четвертый год войны войска Юга сохраняли полную боеспособность, несмотря на понесенные громадные потери в начальниках и бойцах и отсутствие пополнений. Лишь неудачный исход президентских выборов в 1864 г. и очевидная безнадежность дальнейшей борьбы поколебала их сильно поредевшие ряды в последние месяцы войны.

Вооруженные силы Севера. Тогда как определенная классовая диктатура на Юге крайне упрощала строительство вооруженных сил, на Севере в течение всей гражданской войны сказалась борьба крестьян и шедших за ними рабочих с крупным капиталом, — борьба республиканской и демократической партии. Линкольн лишь на третий год войны дал своей политике характер мелкобуржуазной диктатуры; последняя, конечно, уже вследствие отсутствия ясной ориентировки самой мелкой буржуазии, не могла быть достаточно выдержанной.

В числе тех трудностей, которые предстояло преодолеть Северу, первой являлось неправильное представление о размахе предстоявшей борьбы. Много дорогого времени было упущено с самого начала из-за утверждения, что южане не посмеют поднять руку на конституцию федерации. Когда насильственные действия последних стали несомненным фактом, борьба против Юга стала мыслиться, как легкая, короткая военная прогулка. Утверждение, что предстоит длительная трудная борьба, рассматривалось некоторое время, как реклама силы восставших, как измена единству Соединенных Штатов. Как раз те крайне мелкобуржуазные круги, которые должны были явиться важнейшей опорой в борьбе с помещиками Юга, смотрели на преодоление их сопротивления наиболее легкомысленно. Эта политическая ошибка Авраама Линкольна и республиканцев должна была неминуемо повести к столкновению с высшим командованием, которому ставились задачи — покончить с неприятелем одним махом, и которому отказывали в необходимых средствах. Волонтеры мобилизовались сначала на срок всего 3 месяцев. Момент сосредоточения их почти совпадал с моментом конца их службы, и командующему [141] армией, генералу Мак-Дауэлю, пришлось спешно, с недостаточными средствами, броситься в бульренскую операцию, чтобы использовать две недели, остававшиеся до срока роспуска навербованных солдат. Этот первый поход в Виргинию необученных солдат, не располагавших и численным перевесом, закончился диким бегством всей армии под защиту укреплений столицы. Значительные выводы, но далеко недостаточные, из этого опыта были сделаны: стали вербовать солдат на два и на три года, позволили генералам заняться обучением и сколачиванием частей, прежде чем их вести на неприятеля. Однако, когда в конце первого года командовавший на западе генерал Шерман, одержавший уже ряд успехов, потребовал 60 тыс. войск, чтобы занять Кентукки, и 200 тыс. чтобы разбить южан на пространстве между Алеганами и р. Миссисипи, голоса разделились: одни считали его сумасшедшим, другие — изменником. Как недостойный, Шерман был отрешен от командования, которое было передано одному из сотрудников Шермана — генералу Гранту. Последний, не пугая, привлек постепенно к борьбе в бассейне Миссисипи гораздо большие силы и средства, чем те, о которых просил «недостойный» Шерман; последний снизился на должность помощника Гранта, и только с назначением последнего на должность общего главнокомандующего вновь занял свое первоначальное место и своими решительными действиями дал победу Северу. Политика создавала обстановку, в которой первые представители высшего командования были обречены на провал, а лавры должны были пожать работники 12-го часа.

Военные действия рисовались политическому руководству Севера как сокрушительный удар, направленный против столицы конфедерации — Ричмонда. В действительности, они сложились в виде захвата, шаг за шагом, территорий, магистралей, портов Юга, в виде постепенного ареста всего его населения и уничтожения всех его материальных средств. Американские писатели образно очертили характер войны в виде Анаконда-плана. Анаконда — это удав. Он не наносит своей жертве смертельной раны, укуса, но обвивает ее, ставит в невозможность пошевелить ни одним членом, сжимает все крепче, ломает все кости, нарушает кровообращение и деятельность всех органов — и лишь тогда проглатывает свою изморенную, обессиленную, почти уже конченную жертву. Война, конечно, сложилась [142] на измор; Север расправлялся с Югом не наполеоновскими приемами сокрушения, а методом Анаконда. Однако последнее никем не предвиделось, и строительство вооруженных сил Линкольном все время имело в виду короткий удар, а не долголетнюю борьбу на измор. Только развитие морского флота и удушье Юга блокадой преследовалось Севером планомерно.

Северным штатам, при населении около 23 миллионов, пришлось в течение четырех лет войны поставить под знамена 2700000 солдат. Так как часть солдат завербовывалась только на 3—9 месяцев или 1, 2, 3 года и только меньшинство — на всю длительность войны, то в действительности напряжение Севера не достигало 10% его населения; в приведенном числе многие солдаты, вновь вербовавшиеся, очевидно, фигурируют по два или даже три раза. При наличии четырехкратного превосходства в источниках комплектования положение Севера было нелегкое. Сопротивление демократов заставляло Линкольна откладывать введение воинской повинности, а когда он наконец решился на нее, бунты потребовали вскоре сделать шаг назад и признать ее обязательной только для тех штатов, которые не могут при посредстве вербовки справиться с выставлением возложенных на них контингентов.

Милиции Севера, как и на Юге, представляли плохие войска, пригодные — и то отчасти — лишь для защиты местных интересов, для отстаивания своего штата. Регулярные войска, с их жесткой дисциплиной, с трудом могли быть увеличены Севером с 14 до 23 тысяч человек. Желающих завербоваться в них можно было найти лишь очень немного. За 6 месяцев, в течение коих удалось навербовать 600 тыс. в добровольческие части, в регулярную армию поступило только 20 тыс., вместо требовавшихся 25 тыс.

Пришлось формировать новые, со специальной целью сокрушения Юга, части. Когда в зависимости от общего требуемого от Севера контингента — 300, 500 тысяч солдат — выяснялось количество полков, которые должен был выставить штат, губернатор штата созывал ряд подходящих влиятельных лиц и обещал им чин полковника, если они в определенный срок смогут навербовать полк. Полки состояли всего из 1 батальона в 10 рот по 100 бойцов.

Командиры полков назначались губернатором, являвшимся и верховной военной властью в своем штате. Офицеры, по букве закона, должны были выбираться [143] солдатами; на практике, лицо, получившие патент на вербовку полка, созывало подходящих лиц и предлагало им навербовать себе роты; уже пустой формальностью являлись выборы вербовщика в ротные командиры. Эти методы приводили к переполнению комсостава совершенно негодными элементами. Вербовавшихся прельщали премии за поступление в войска, которые росли с каждым годом войны, а также возможность устроиться во вновь формируемом полку на командную или административную должность. Когда полк был в полном составе, администрация штата передавала его федеральному управлению. Однако в дальнейшем, высылка подарков, производство комсостава на место выбывшего или забракованного экзаменационными комиссиями, которые установил Мак-Клелан, призрение инвалидов, помощь семьям — лежали на обязанности штата; каждый штат должен был завести себе свой маленький главный штаб, который следил, хотя и не слишком внимательно, за судьбой разбросанных по различным армиям сформированных им полков.

Важнейшим недостатком этой системы являлась невозможность высылки пополнений. В маршевую команду никого нельзя было завербовать; каждому было выгоднее записаться в новый полк, чем отправляться в старый, где все хорошие места были уже заняты и не хватало лишь только рядовых бойцов с ружьями. Вопрос укомлектования остался для Севера неразрешимым до конца войны. Полк вскоре терял половину своего состава, затем постепенно таял до кучки в несколько десятков человек; когда наступал срок, на который он был навербован, приходилось его распускать — иногда в самый горячий момент операции. Боевой опыт накапливался в высших штабах, а полки почти беспрерывно пребывали в детском возрасте. В то время как на Юге скоро сложились обстрелянные закаленные полки с определенными традициями, Север бедствовал, имея массу полков без пополнения. Различный численный состав полков — многочисленных свеженабранных и вымирающих старых — вынуждал командование Севера к частым переорганизациям, дабы иметь приблизительно равные по боеспособности корпуса и дивизии.

Первый набор — 300 тыс. на) три месяца — собрал преимущественно безработный люмпен-пролетариат и был значительнее слабее следующих. [144]

С углублением гражданской войны, с уяснением ее классового смысла для крестьян и рабочих качество бойцов значительно повысилось. Этот процесс шел значительно скорее на западе, где крестьянство острее ощущало наступление плантаторов. Крупное место в наборе играли европейские эмигранты: в войсках Севера было до ¹/₃ лиц, родившихся в Европе, и свыше ¹/₁₀ лиц, не успевших перейти в американское подданство. Для успешности вербовки среди эмигрантов формировались особые национальные полки.

Хорошую репутацию, правда, не всегда, имели немецкие полки, в которых было много эмигрантов, получивших на родине военную подготовку. Ирландские полки добились даже разрешения сражаться под национальным зеленым знаменем, которое еще не развевалось на родном острове.

Дисциплина налаживалась с трудом. Добровольческие полки вначале отказывались выходить на строевые учения, усматривая в них средство поработить их высшему, заподозренному в контрреволюции начальству. Закон не предусматривал дисциплинарных наказаний для комсостава; президент мог отрешить офицера, но не был властен назначить на его место другого; повышения как награды не было. Только генеральскими чинами президент был свободен распоряжаться. Когда, после бульренского поражения, на пост главнокомандующего был призван Мак-Клелан, он энергично принялся за сколачивание войск, широко толкуя законы. Так, вместо дисциплинарных взысканий на офицеров, он рекомендовал арестовывать их в порядке предварительного следствия, а затем прерывать таковое, если офицер не протестует против отбытого заключения. Кавалеристы Севера, часто мало знакомые с лошадьми, плохо ухаживали за ними, плохо обращались; убыль конского состава была громадна. В частности, несмотря ни на какие запрещения, по мостовым Вашингтона все время галопировали кавалеристы, разбивая ноги своим невыезженным степным коням. Мак-Клелан покончил с этим, приказав пехотным солдатам и полиции стрелять без предупреждения по каждому скачущему по мостовой всаднику.

Насколько трудно давалась Северу дисциплина видно из того, что в зиму 1862/63 г. свыше 13% всей армии, в том числе 3000 офицеров, числились в «неразрешенном начальством отпуску», т. е. являлись дезертирами. [145]

Глубочайшие затруднения пришлось пережить Северу в организации высшего командования. Мак-Клелан, главнокомандующий Севера, имевший некоторые оперативные и большие организационные достижения, был выдвинут демократами Севера, как их политический лидер, и являлся непосредственным политическим соперником Линкольна. «Демократами войны» были и другие высшие начальники. Соперничество между республиканцами и демократами нарушало хорошие личные отношения и создавало атмосферу, в которой обвинения в измене сыпались, как из рога изобилия. Указание на серьезность военных усилий Юга, требование накопления больших сил для нанесения ему решительного удара, задержка в приступе к операции, унижение к неприятельским войскам, признание их храбрости и человеческое отношение к пленным и к населению захваченной территории, внимание, уделяемое дисциплине и строевому обучению, — все являлось доказательством измены. Линкольн не сумел найти формы сотрудничества между республиканской партией и политически чуждым ей комсоставом. Попытки назначения им левых политических деятелей, не имевших военной подготовки, на высшие командные посты, приводили к унизительным поражениям. По мере уклонение политики республиканцев влево, сотрудничество с демократами становилось совершенно невозможным. Если бы Линкольн не сместил Мак-Клелана в начале одержанного им успеха и не выдвинул бы против него самых тяжелых обвинений, то несомненно популярность последнего настолько увеличилась бы, что на президентских выборах 1864 года Мак-Клелан собрал бы не 45 % голосов, как это было в действительности, а большинство, и открытая гражданская война вспыхнула бы в самих штатах Севера{47}.

К концу войны Линкольну удалось подобрать если не очень даровитый, то политически надежный комсостав во главе с генералом Грантом, республиканцем, будущим президентом Соединенных штатов, имя которого как президента связывается с резким выступлением Соединенных штатов как империалистической державы и с повальным [146] распространением подкупности среди властей и чиновничества.

Имея свободные морские сообщения и могучую промышленность, Север скоро справился с критическим недостатком оружия. В первый же год войны было закуплено 1 276 тыс. ручного оружия, 3 132 пушек, 214 млн. патронов. Частью это было, однако, очень недоброкачественное оружие. Все старое оружие средних и мелких германских государств было продано Северу; за счет последнего центральная Европа в значительной степени перевооружилась.

Война на море и на реках выдвинула бронированные суда, мины, орудия крупного калибра. Значение железных дорог привело к формированию обеими сторонами бронированных поездов. Лучшим родом войск Севера была артиллерия. Позиционная борьба, возникшая на многих участках вследствие недостаточной подвижности армий и слабой ударной силы войск Севера, заставила усовершенствовать нарезную тяжелую артиллерию. Что же касается полевой артиллерии, то преимущественно лесной характер боев заставлял держаться старых, гладких орудий, имевших надежную картечь и удовлетворявших вполне требованиям боя на небольших лесных полянах. Но наравне с гладкими орудиями здесь начали применяться и картечницы, как назывались первые появившиеся крупнокалиберные пулеметы.

Пехота имела средний возраст 25 лет, состояла из здоровых и в большинстве сознательных бойцов. Обучение было неважное. На поле сражения под Гетисбургом, оставшимся за северянами, последние подобрали 24 тыс. ружей, заряжавшихся тогда с дула. 25% ружей оказалось заряженными правильно или незаряженными, 50% — дважды, а 25% заряженными от 3 до 10 и даже до 23 раз. Такое явление объясняется тем, что при наступлении разрешалось приостанавливаться, чтобы опустить в дуло заряд, пыж и пулю; пехотинцы инстинктивно и останавливались, а стрелять забывали, так как для производства выстрела надо было догнать шедших впереди; в результате ружья и набивались. Сначала на переходах было много отсталых, и колонны разваливались на походе; вскоре, однако, отсталые исчезли, так как местные жители, сочувствовавшие Югу, добивали их. Бой велся исключительно в стрелковых цепях, развертывавшихся одна за другой в несколько рядов. При отсутствии сплоченности над слабой дисциплиной господствовало общественное мнение: поскольку боевая [147] обстановка оценивалась благоприятно, наступление шло; если положение представлялось безысходным или даже только невыгодным, крупные части стихийно, бегом, откалывались назад; однако, паника скоро проходила, и через несколько часов бежавшие части готовы были сражаться лучше свежих частей. В пользу северной пехоты говорит то обстоятельство, что чем больше части обстреливались, чем больше несли потерь, тем они все больше выигрывали в боеспособности.

О тактической подготовке пехоты в начале войны можно судить потому, что пехотинцы, поставленные в охранение, требовали, чтобы на пост рядом с часовым ставилась и пушка; командир полка, получивший приказание произвести разведку на переход перед фронтом, потребовал железнодорожный состав, погрузился и отправился; полк напоролся на отряд южан, встретивший поезд пушечными выстрелами; хотя и огорошенные внезапностью, северяне все же выскочили из поезда, постреляли и затем разошлись со столь же добродушным противником.

Конница северян была качественно слабее конницы южан, потребовала больше времени на свое сколачивание и стремилась — современен весьма успешно — подражать южанам.

Оперативное искусство отчасти характеризовалось сознанием известного бессилия атаковать неприятельский фронт и стремлением к энергичным, превосходившим маневренные возможности войск обходам, а отчасти, особенно вначале, сводилось к войне непосредственно вдоль железнодорожных рельс. Первое объясняется отсутствием меры у молодых распорядителей операций, стремлением к эффектному на чертеже маневру, не считающимся с его трудностями; второе — это род эшелонной войны, когда войска, слабо обеспеченные обозом, не хотят расставаться со своими теплушками, а слабое командование не может войска от них оторвать.

Маневрирование северян затруднялось полным отсутствием сколько-нибудь подробных карт территории южных штатов. Приходилось часто довольствоваться расспросами темных, невежественных негров.

В позиционной войне обе стороны показали себя большими мастерами в быстром устройстве укрепленных позиций, тянувшихся на много верст. Типичной формой укреплений был завал из бревен на опушке или среди леса, [148] обсыпанный спереди землей, с искусственными препятствиями в виде засеки; очень скоро на этом длинном окопе начинали вырастать опорные пункты сильной профили.

Несмотря на большие потери северян, выполнявших большей частью роль наступающих, вследствие недостаточного искусства и сплоченности их пехоты атаки на простую линию окопов, занятую одной шеренгой стрелков, почти всегда оказывались отбитыми, хотя бы в них принимали участие и густые массы. Отсюда начала расти легенда о неуязвимости современного фронта, как бы жидок он ни был, и создаваться предпочтение тактическим оборонительным действиям. Опыт гражданской войны в Соединенных Штатах в этом именно смысле и был растолкован во Франции в короткий срок, остававшийся до начала франко-прусской войны.

Хроника первых лет военных действий на Виргинском театре. Мы остановим свое внимание лишь на главном Виргинском театре{48}, хотя действия на нем в течение 4 лет войны и не привели к решению, и победа северян сложилась лишь из общего истощения Юга: блокада, голод, истощение всего людского запаса в возрасте от 18 до 55 лет, постепенная утрата всей территории, уничтожение всех материальных средств, — вот путь, на котором Север одержал победу и на котором успехи на второстепенных театрах имели важнейшее значение.

Окончательным сигналом для обострения военных действий явилось взятие южанами форта Семтер 13 апреля 1861 г. Немедленно Линкольн приступил к формированию добровольческой армии; вместо указанных 75 тыс. волонтеров на 3 месяца северные штаты мобилизовали 90 тыс. таковых. В конце июля срок их службы должен был уже кончиться; поэтому во второй половине июля решено было торопиться со вторжением в Виргинию. Север собрал две группы: главную армию Мак-Дауэля в 35 тыс. около Вашингтона и 20 тыс. Петерсона на р. Потомак выше Харперс Ферри. [149]

Южане имели против них 23 тыс. Борегара у Маназаса и 8 тыс. Джонстона у Винчестера. В тот момент, 21 июля 1861 г., когда на р. Буль-Рен, близ Маназаса, Мак-Дауэль охватила слева Борегара и ввел в бой все свои силы; на помощь Борегару явился Джонстон. Его отряд перевозился по железной дороге через Генсвиль; часть своевременно присоединилась к главным силам Мак-Дауэля, а последняя бригада, не успев доехать до Маназаса, высадилась в Генсвиле, находившемся уже в тылу охватывавших северян. Началось общее бегство, которое прикрыл один регулярный батальон, входивший в армию северян. Армия северян укрылась под защиту укреплений Вашингтона, на атаку которых южане не решились.

Новый главнокомандующий Мак-Клелан отказался вести какие-либо активные действия вплоть до приведения армии в надлежащий порядок. К весне 1862 г. Мак-Клелан располагал 158 тыс. готовых полевых войск и 55 тыс. войск для обороны укрепленного района Вашингтона; общий списочный состав североамериканских войск возрос до 700 тыс. Республиканцы настойчиво торопили Мак-Кле-лана переходить к активным действиям; восьмимесячный антракт, затраченный Мак-Клеланом на серьезную организационную и воспитательную работу в армии, казался горячим сторонникам скорейшего подавления Юга преступно-изменническим бездельем перед лицом врага, уступавшего в численности в 2-3 раза.

Особенности Виргинского театра крайне затрудняют непосредственное наступление от р. Потомака, на которой расположен Вашингтон, к р. Джемс, на которой располагалась столица южан — Ричмонд. Путь преграждается рядом сильных речных рубежей — Буль-Рен, Рапаганок с Рапиданом, речками, сливающимися в р. Йорк. Бездорожные лесные пространства стесняют операции. Гряда Синих гор отделяет от района кратчайших путей наступления долину р. Шенандоа, посредством которой южане всегда могли обходить правый фланг северян и выходить на их сообщения. Поэтому Мак-Клелан предложил вместо постепенного фронтального продвижения в Виргинию погрузить его армию на суда на р. Потомак и в Балтиморе и перебросить в район полуострова, образуемого нижними течениями р. Йорк и Джемс, где у северян имелся опорный пункт — ф. Монрое. Морские суда могли подниматься по этим рекам на 40-50 км; далее оставалось пройти до неприятельской столицы не [150] больше 2 переходов; таким образом тыл и снабжение были обеспечены.

Линкольн согласился. В течение трех недель, начиная с 6 апреля 1862 г., к форту Монрое было переброшено 100 тыс. человек; тут, однако, явилось подозрение, не стремится ли Мак-Клелал очистить дорогу в Вашингтон противнику; президент задержал последний сильный корпус в 40 тыс., Предназначенный для десанта, на подступах к Вашингтону. Мак-Клелан в дальнейшем получал очень скупо подкрепления, что и определило неуспех его операции. Ему пришлось ввязаться в позиционную борьбу, наступая на узком пространстве между двумя реками; только к концу мая Мак-Клелан пробился к неприятельской столице на удаление небольшого перехода. 2 июня главнокомандующим Юга был назначен ген. Ли, сосредоточивший против Мак-Клелана до 80 тыс., и наступление Мак-Клелана остановилось. В середине июня Стюарт произвел первый свой рейд, проникнув в тесный тыл южан на полуострове. 26 июня Ли перешел в наступление; в семидневных упорнейших боях на р. Чикагомини охваченные Джаксоном и Стюартом с правого фланга и тыла северяне должны были стянуться к левому берегу р. Джемс, несколько ниже впадения в нее р. Апоматокс.

На эту неудачу Линкольн реагировал призывом новых 300 тыс. добровольцев и 300 тыс. милиции. В течение операции Мак-Клелана Линкольн сформировал новую Виргинскую армию в 60 тыс. под командой генерала Поп, в молодости бывшего военным топографом, крайнего республиканца, храбрейшего человека, но с совершенно фантастическими представлениями о руководстве операциями. После месячного колебания Линкольн приказал Мак-Клелану вновь посадить на суда его 90-тысячную армию и вернуть ее на нижний Потомак. На этом командование Мак-Клелана должно было закончиться. Оперативная идея Мак-Клелана была совершенно правильной; пребывание его закаленных солдат в одном переходе от столицы связывало южан по рукам и ногам; к концу войны Грант также направил главные усилия против Ричмонда со стороны р. Джемс. Но у Мак-Клелана не хватило политического кредита для проведения разумно задуманной операции.

Как только генерал Ли получил известие о предполагаемом уходе десанта, он предоставил ему спокойно отплывать и бросился с 53 тыс. против Попа, несколоченные силы [151] которого были разбросаны между Рапаганоком и Рапида-ном. Поп, выжидая прибытия в конце августа войск Мак-Клелана, отошел за Рапаганок, который разлился от дождей и делал расположение Попа с фронта неприступным. Но тот же разлившийся Рапаганок позволил ген. Ли предпринять дерзкий фланговый марш для обхода правого крыла ген. Попа с севера. Во главе обхода направлялся Стюарт, вышедший на железную дорогу в тылу Попа, захвативший у Маназаса огромные склады; за конницей шел корпус Джаксона, делавший переходы не менее 40 км в сутки, без обозов, застрявших позади, сначала голодавший, а затем кормившийся за счет складов Попа. Разрушения, произведенные корпусом Джаксона и тылу Попа, были капитальны. Тогда Поп решил броситься всеми силами против Джаксона, находившегося позади него в полутора переходах. Но Джаксон ускользнул из Маназаса на полперехода вверх по р. Буль-Рен, и, когда Поп бросился преследовать его, как незначительную часть, хозяйничавшую в его тылу, он натолкнулся на его войска, занявшие сильную позицию. Во втором сражении у Буль-Рена, 29 — 30 августа, пока Поп неорганизованно старался сбить Джаксона, подошла другая половина армии Ли — корпус Лонгстрита, внезапно обрушившийся на фланг Попа. Поп был разбит наголову как раз в тот момент, когда начали подходить части войск бывшей армии Мак-Клелана.

Мак-Клелан был вновь восстановлен командующим армией. Во фронтальном сражении на р. Антьетам, 16-17 сентября, ему удалось заставить ген. Ли, перешедшего р. Потомак — границу Виргинии, — вновь уйти на территорию южных штатов. Южане, защищавшие на речке Антьетам род предмостной позиции на Потомаке, потеряли 10 тыс. человек; таковы же были потери северян, но для последних пополнение их было несравненно легче. Чтобы приподнять настроение южан, Стюарт произвел 10-13 октября рейд за р. Потомак; в 4 дня было пройдено 300 км отрядом из 1 800 всадников с 4 орудиями; Стюарт, обойдя правый фланг расположения южан, достиг города Чемберсбурга, захватил массу лошадей и 5 тыс. ружей и вернулся, пройдя мимо левого фанга неприятеля, разрушая железные дороги и ускользая от брошенной за ним погони.

В связи с уклоном своей политики влево, Линкольн решил порвать с демократами. 5 ноября популярный в армии Мак-Клелан, готовившийся к серьезному наступлению, был [152] сменён ген. Борнсайдом. Смена командования привела к потере остававшегося удобного времени для активных действий. Борнсайд решил избрать для наступления новое, более восточное направление — от Фредериксбурга на Ричмонд. Сосредоточение северян к нижнему течению Рапаганока потребовало, однако, свыше месяца. Ли успел сильно укрепиться на правом берегу реки; попытки Борнсайда переправиться через реку в лоб 11-13 декабря окончились полной неудачей, с потерей в 12 тыс. человек. После этого поражения Борнсайд 25 января 1863 года был сменен храбрым, но бесталанным генералом Гукером. Высший комсостав был деморализован и плохо слушался Гукера. Имея 124500 солдат против 62 тыс. Ли, в конца апреля 1863 г. Гукер решил обойти левый фланг стоявших у Фредериксбурга южан через лесной массив Вильдернесс. Операция подготовлялась удачным рейдом конницы северян Стонмана, которому, впрочем, не удалось оттянуть к Ричмонду часть сил генерала Ли. Гукер счастливо перешел Рапаганок и Рапидан несколько выше их слияния и продвинулся в центр лесного массива, к корчме Ченслорсвиль, представлявшей единственное жилище в расположении северян. 1 мая Гукер нерешительно двинулся в трех колоннах на восток, но, встретивши южан, перешел сразу к обороне. В трехдневном бою 2-4 мая Ли, благодаря лучшему знакомству с местностью его армии и большей энергии командования, удалось постепенно окружить с трех сторон у Ченслорсвиля вдвое большие силы северян. Отсутствие у последних кавалерии, не вернувшейся из рейда, было очень чувствительно. 3 корпуса северян были сильно помяты, но другие 3 корпуса почти не вступали в бой. Безнадежное построение армии покоем (лит. П) в дремучем лесу, под концентрическим огнем южан, заставило Гукера держаться пассивно и ждать освобождения от корпуса Седжвика, оставленного у Фредериксбурга. Последнему удалось переправиться через Рапаганок, пройти полпути до Ченслорсвиля; но 4 мая Ли нанес поражение Седжвику, собрав резервы с фронта, действовавшего против Ченслорсвиля. 5 мая Гукеру, с потерей в 17 тыс. человек, удалось уйти за Рапаганок. В этом сражении и южане потеряли свыше 10 тыс., в том числе своего лучшего тактика, генерала Джаксона.

Гетисбургская операция. Ченслорсвильская победа совпала с критическим положением южан, создавшимся во всем бассейне реки Миссисипи, и с подготовкой друзей [153] южан к выступлению во многих штатах Севера. Связанные с этими данными соображения привели генерала Ли, столь искусно ведшего до сих пор оборонительные действия в Виргинии, к решению использовать моральный успех у Ченслорсвиля для решительного, глубокого вторжения на территорию Севера. Ли собрал армию из 3 пехотных корпусов — Лонгстрита, Иуэля, Гиля и кавкорпуса Стюарта — всего 68 тысяч. В начале июня под прикрытием конной завесы началось фланговое движение на запад, поэшелонно; 9 июня конница северян Плизантона, ставшая уже боеспособной, в конном бою с завесой Стюарта у станции Бренди выяснила этот марш южан{49}. Головной корпус южан Иуэля, тем не менее, пройдя в два перехода 78 км, неожиданно появился у Винчестера и разбил находившуюся там дивизию северян. Передовая конница (партизанская бригада) южан», 16 июня уже захватила Чемберсбург.

Армия южан представляла кишку, протянувшуюся через весь театр. Головной корпус уже перешел авангардом (14 июня) через верхний Потомак, когда корпус Лонгстрита только выступал (15 июня) из Кельпепера, а третий корпус Гиля — из Фредериксбурга. Такая разброска сил вынуждалась необходимостью прикрывать "Виргинию до тех пор, пока наступление южан не вызовет паники в Пенсильвании и не оттянет на левый берег Потомака все силы северян. Армия Гукера насчитывала 90 тыс.; кроме того до 50 тыс. гарнизонов имелось в Вашингтоне и на нижнем течении Шенандоа. У главного города Пенсильвании, Гарисбурга, на реке Сускеганне, собиралась пенсильванская милиция. На армию Гукера угнетающе действовали не только поражения, но и роспуск добровольцев, приобретших наибольший закал, но выслуживших свой срок: в мае уволилось 5 тыс. пехотинцев, в июне, в разгар операции — 10 тыс.

Гукер не решился атаковать разбросанную армию южан, не имея сосредоточенными все свои силы; выяснив появление северян к северу от Потомака, он переправил и свою армию через Потомак. К 25 июня северяне сосредоточились в окрестностях Фредерика, Гукер предполагал наступать на запад, на сообщения Ли, устремившегося далее на север, но в самый разгар операции был сменен. Командование [154] перешло к не блестящему по внешности генералу Миду, которого Ли считал, однако, самым серьезным из своих противников.

Конница Стюарта — 5 кавбригад — оставалась пока в Виргинии, продолжая выполнять роль завесы. Искусные действия конницы северян мешали Стюарту выяснить маневр армии северян. Генерал Ли полагал, что Гукер задержится южнее Потомака, и решил продолжать вторжение. Богатая Пенсильвания позволяла ему рассчитывать прожить местными средствами. Корпус Иуэля, находившийся впереди, еще раньше получил приказание овладеть главным городом Пенсильвании, Гарисбургом, прорваться через р. Сускеганну, за которой уже начинались штаты Новой Англии. Взятие столицы Пенсильвании в условиях гражданской войны должно было получить громадное значение; друзья в штате Делавар обещали выступить; грандиозное выступление готовилось в Нью-Йорке, до которого оставался от Гарисбурга только десяток переходов. В связи с необходимостью использовать момент паники и действовать быстро, приходилось пренебречь тем обстоятельством, что главные силы — корпуса Лонгстрита и Гиля — должны были отстать от Иуэля на три перехода, и находиться лишь у Чемберсбурга 27 — 28 июня, когда Иуэль уже надвинулся к р. Сускеганне. Основной помехой этой операции являлось отсутствие под рукой конницы. Одна партизанская бригада наступала в голове армии с Иуэлем; другая имевшаяся кавбригада разведывала от Чемберсбурга на запад и имела задачей — собрать реквизициями, впрочем, оплачивавшимися ничего не стоившими бумажными деньгами конфедерации, большой армейский магазин снабжения в Чемберсбурге. Вправо, в сторону неприятельских главных сил, Вашингтона и Балтиморы, разведку вести было нечем.

Очевидно, надо было использовать прекрасную конницу Стюарта, остававшуюся еще к востоку от р. Шенандоа. Эта задержка Стюарта произошла отчасти из-за неясно редактированного приказа Ли.

Последний, высоко ценя Стюарта, давал последнему лишь очень широкие директивы. Новые указания Стюарту гласили, что ему надлежит перейти для охраны правого фланга в Йорк; вместе с тем Ли не возражал против предложения Стюарта активными действиями в тыл Гукера задержать его движение на Север; вопрос о пункте переправы Стюарта через Потомак не возбуждался, но, конечно, [155] Ли имел в виду, что Стюарт пройдет к Йорку между его главными силами и неприятелем, разведает и прикроет по пути весь угрожаемый фланг операции. А лихой вождь конницы южан рассчитал, что марш к Йорку можно сочетать с заманчивым рейдом на пространстве между неприятельской армии и Вашингтоном — Балтиморой, с разрушением неприятельских тылов, важных магистралей, с прохождением богатейшего, еще не затронутого военными действиями района.

Это решение вылилось в тем более крупную оперативную ошибку, что вечером 28 июня, на 5 день марша к реке Сускеганне, генерал Ли отказался от намеченной операции ввиду более скромной оценки значения предстоящих в тылу Севера бунтовщических выступлений демократов и выяснившегося ему с большим запозданием сосредоточения главных сил северян к северу от реки Потомака; генерал Ли решил развернуться против живой силы северян у Гетисбурга и заставить их атаковать себя на выгодной позиции. Главным силам из Чемберсбурга и генералу Иуэлю из района Карлейля — Гарисбурга приказано было сосредоточиться к Гетисбургу. Это сосредоточение не было обеспечено разведкой, а оно обещало быть долгим, так как для обоих корпусов Гиля и Лонгстрита, сосредоточенных к востоку от Чемберсбурга и у самого этого города, для движения к Гетисбургу имелась только одна дорога, пересекавшая хребет Южных гор. К шести дивизиям этих двух корпусов прибавилась еще одна из корпуса Иуэля, которую последний отослал из Карлейля назад по западную сторону Южных гор. С другими двумя дивизиями своего корпуса Иуэль двинулся 29 июня прямо с северо-востока; одна дивизия шла на Гейдлербург, другая — на Гунтерстаун.

А Стюарт в ночь на 25 июня сосредоточил у Салема 3 лучших бригады с 6 конными орудиями и выступил в рейд. Другие две бригады конного корпуса получили задачу следовать к главным силам Ли, но также не попали в важнейший район Гетисбурга, а оказались связанными прикрытием сообщений генерала Ли на северном берегу реки Потомака, на которые покушалась дивизия северян из Фредерика. Сам Стюарт, сталкиваясь с хвостами отрядов северян, спешивших на север к Фредерику, подошел на полперехода к Александрии и Вашингтону, сохранив убеждение, что армия северян еще на южном берегу Потомака, И что сейчас же после переправы через реку он сможет [156] войти в связь с армией Ли. В ночь на 28 июня Стюарту удалось переправиться через Потомак, на котором вследствие засушливой погоды открылся глубокий брод против Дренсвиля. На следующее утро, у Роквиля, Стюарт узнал, что между ним и Ли находятся главные силы северян. Стюарт решил продолжать рейд в обход северян с севера. В Вашингтоне, имевшем 30-тысячный гарнизон, распространилась паника. 29 июня Стюарт разрушил в одном переходе к западу от Балтиморы Огайскую железную дорогу, на которой висело снабжение армии Мида; 30 июня у Ганновера, он столкнулся с кавдивизией северян Кильпатрика, которая была выслана Мидом со специальной целью — препятствовать соединению Стюарта с Ли; Стюарт отбросил головную бригаду Кильпатрика, но, имея на исходе боевые припасы, будучи обременен обозом с добычей и пленными, Стюарт не решился развивать бой и двинулся на соединение с южанами, долженствовавшими наступать к р. Сускеганне. После ночного марша, утром 1 июля в Дувре Стюарт нашел следы пребывания корпуса Иуэля, но последний куда-то исчез. Положение Стюарта между неприятелем и непроходимой вброд рекой Сускеганной становилось печальным. Стюарт продолжал движение к Карлейлю, куда прибыл с головной бригадой после полудня, сделав за двое суток, с серьезным боем у Ганновера, свыше 200 км. Около Карлейля были следы пребывания южан, но город был забаррикадирован и занят милицией северян. Вследствие изнеможения конского состава, Стюарт здесь остановился и выпустил по городу свои последние снаряды. На утро 2 июля Стюарта разыскал офицер штаба Ли, объяснивший ему, что решительное столкновение у Гетисбурга уже в полном ходу. Стюарт немедленно выступил кратчайшими путями к Гетисбургу и вечером 2 же июля уже пристроился к левому флангу армии Ли и обеспечил его. Однако он не подготовил разведкой развертывание армии и со своей измученной конницей не мог уже действовать в бою с достаточным напряжением сил. Несмотря на громадную смуту, поднятую рейдом в тылу Мида, в окончательном счете этот рейд, оторвавший лучшую конницу от армии в наиболее горячий период операции, надо считать как крупный минус, как одно из важных слагаемых в общей неудаче южан.

Генерал Мид решил отказаться от действий на сообщения Ли, которые намечал его предшественник, и двинулся на север, параллельно движению южан с тем, чтобы [157] оставаться между неприятелем и Балтиморой и Вашингтоном. Марш 29 и 30 июня производился тремя колоннами: левая из I и XI корпусов на Эметсбург, средняя в составе XII и III корпусов на Танейтаун, правая — II, V и VI корпуса — на Вестминстер. Кавалерийская дивизия Буфорда прикрывала армию слева и выдвинулась к Гетисбургу; кавдивизия Грегга прикрывала у Вестминстера правый фланг и тыл армии со стороны Стюарта, а кавдивизия Кильпатрика, в направлении на Ганновер, должна была охотиться за Стюартом и мешать ему пройти на запад, к своим. Кроме того, одна пехотная дивизия Френча оставлена Выла в г. Фредерик, чтобы прикрывать узел путей на Вашингтон и Балтимору.

На 1 июля генерал Мид, получивший сведения об отходе назад корпуса Иуэля и о сосредоточении южан, решил принять группировку, обеспечивавшую ему занятие сильной позиции Манчестер — Мидельсбург, со снабжением по ветке Балтимора — Вестминстер, в том случае, если Ли попытается [158] на него обрушиться; но, не желая сразу принимать вполне пассивное положение, он оставил свои силы (за исключением VI корпуса), разделенными в четырехугольнике площадью 20 х 25 км. I и XI корпуса направлялись в Гетисбург, III корпус из средней колонны — на их место в Эметсбург; эти передовые корпуса должны были наблюдать за проходами Южных гор, которые вели к этим двум пунктам, и обеспечить армии время для спокойного сосредоточения на избранной позиции. XII и II корпуса направлялись к Ту-Таверн, в полупереходе от Гетисбурга. V корпус направлялся в Ганновер, VI — в Манчестер. Такая группировка позволяла без затруднений продолжить марш на север, если бы обстановка изменилась.

Таким образом 1 июля ни северяне, ни южане не предполагали вступать в решительное сражение. Встречное столкновение, однако, должно было иметь место вследствие сближения под углом в 90° сил обеих сторон.

Южане привыкли одерживать успехи на своей территории, где их конница, опираясь на сочувствие и агентов среди местных жителей, раскрывала им полную картину движений и намерений неприятеля. Таланты Ли особенно ярко развертывались приблизительно в такой же обстановке, как и таланты Людендорфа в Восточной Пруссии, когда русский радиотелеграф раскрывал немецким штабам все приказы, отдаваемые русским войскам. Теперь же южанам предстояло в трудных условиях организовать марш, из которого непосредственно могло вылиться решительное столкновение, а Стюарта, который выяснил бы обстановку, не было.

Когда голова корпуса Гиля подходила 30 июня к Гетисбургу, хвостовая дивизия корпуса Лонгстрита — отборная виргинская дивизия Пикета — оставалась еще; на квартирах у Чемберсбурга. Ввиду самоснабжения хозяйственные вопросы получали даже в этой обстановке перевес над боевыми; головная дивизия Хета — из корпуса Гиля — двигалась, разделившись побригадно, причем первая бригада имела за собой значительное количество повозок{50}; кавдивизия Буфорда предупредила южан в Гетисбурге. Наличие большого обоза и полная невыясненность, какие силы [159] находятся перед ней, побудили авангардную бригаду Хета отойти, не ввязываясь в бой. Таким образом возможность занять важный узел путей Гетисбурга еще 30 июня осталась южанами неиспользованной.

Утром 1 июля кавдивизия Буфорда (4000 всадников) знала, что в ее соседстве находятся значительные силы южан. Но так как вскоре должны были подойти два корпуса северян (I и XI), то Буфорд решил удерживать Гетисбург и развернул свою дивизию на подступах к западу со стороны Гетисбурга, на Семинарском холме.

Гиль предполагал утром 1 июля занять Гетисбург одной своей головной дивизией, но Ли, опасавшийся осложнений, приказал ему наступать, имея вместе две дивизии и корпусную артиллерию. Головная дивизия Гиля была остановлена спешенной кавалерией; стала развертываться вторая дивизия. К Буфорду начали подходить на помощь части I армейского корпуса. Гиль, уяснив, что в развертывании он обогнал своего противника, двинул свои две дивизии на штурм и сбросил северян с высот западнее Гетисбурга.

Командир I корпуса был убит в начале боя. Командир XI корпуса, объединивший командование обоими корпусами, оставил I корпус оборонять Гетисбург непосредственно с запада, а свой XI корпус развернул вдоль железной дороги, фронтом на север, откуда, как дала знать разведка, подходили части Иуэля. Третья дивизия XI корпуса была оставлена окапываться на тыловой позиции, на Кладбищенском холме, к югу от Гетисбурга. III корпус из Эметсбурга уведомил, что он по своей инициативе движется на пушечные выстрелы к Гетисбургу. Командир же [160] ХП корпуса, находившегося всего в 8 км от поля сражения в Тy-Таверне, на просьбу XI корпуса о помощи сообщил, что без приказа Мида он не двинется. Командующий армией Мид в течение всего первого дня сражения оставался в Танейтауне, в 20 км позади, и прибыл только в ночь на второй день.

Генерал Дуэль развернул свои дивизии и артиллерию с севера. Дружная, концентрическая атака 5 дивизий Гиля и особенно Иуэля с запада и севера к 17 часам имела боевой порядок I и XI корпусов; город Гетисбург был захвачен; в нем была взята масса пленных. Но здесь Гиль и Иуэль придержали свои перемешавшиеся войска. Иуэль опасался флангового удара с востока и выжидал, несмотря на приказ Ли — энергично продолжать преследование. В понятиях того времени атака требовала предварительного упорядоченного развертывания в исходном положении. Дорогое время терялось на наведение этого порядка. Получившаяся задержка южан позволила резервной дивизии XI корпуса удержаться на Кладбищенском холме. Около 18 час. начали пристраиваться к ней части III и XII корпусов. Генерал Мид. получил от командира II корпуса, выехавшего на поле сражения в качестве стороннего наблюдателя, донесение, что южнее Гетисбурга держаться можно, и отдал общий приказ о сосредоточении к полю сражения, толкнувший и XII корпус вперед.

Вечером к южанам подошли 2 дивизии Лонгстрита, ночью — последняя дивизия Иуэля, совершавшая марш между дивизиями корпуса Лонгстрита. Лонгстрит стал развертываться правее Тиля. Ли принял решение — охватить северян с севера и запада и на 2 июля составил план, по которому Гиль в центре должен был связывать противника, а Иуэль и Лонгстрит с двух сторон, атакуя флангами, развить охват в окружение. Все это требовало сложных перестроений. Лонгстрит, не имея своей лучшей дивизии Пикета, смотрел скептически «а наступление 2 июля. Иуэль должен был продвинуть свою вновь прибывшую дивизию Джонсона на крайний левый фланг, чтобы атаковать северян с востока; мешала конница северян, приходилось выжидать, пока прибывший Стюарт покроет левый фланг южан. В результате наступления южан началось только после 15 часов; вялая атака Лонгстрита была отбита, а Иуэлю удалось с помощью дивизии Джонсона сдавить северян с востока. Позиция последних [161] напоминала половину эллипса, обращенную вершиной к северу. Расстояние между фронтами северян, обращенными на запад и восток, не превосходило 2 км. Вечером вся армия северян была в сборе, и все корпуса участвовали, хотя бы частично, в бою.

Мид с опаской смотрел на постепенное окружение своих войск южанами; но так как попытка отступления, вероятно, привела бы к катастрофе, к беспорядочному бегству, то он решил продолжать 3 июля сражение, сосредоточив главные силы против угрозы, нависшей на него с востока.

Ли на 3 июля решил использовать невыгодное положение охваченного центра северян, сосредоточить против него подавляющую артиллерию для концентрического обстрела и прорвать его подошедшей дивизией Пикета.

Бои 3 июля свелись к тому, что в 11 часов утра северяне, сосредоточив все усилия, сумели оттеснить несколько к востоку нависшую над ними дивизию Джонсона, и атака Пикета на центр, начавшаяся весьма удачно, была в конечном счете отбита с громадными потерями картечным огнем массы артиллерии северян, в момент артиллерийской подготовки замолкнувшей и даже частично снявшейся с позиции, но вновь выскочившей на картечь в момент штурма.

Артиллерийская подготовка сосредоточенной массы артиллерии южан слишком резко была отделена от пехотной атаки; пехота в решительные минуты осталась без поддержки своей артиллерии; была переоценена действительность артиллерийской подготовки; создалось ложное представление о перевесе над неприятельскими батареями, замолчавшими во время артиллерийской дуэли и вновь ожившими в момент атаки. Установленная еще под Равенной в 1512 г. форма разделения сражения на подготовку и атаку уже не отвечала изменившимся условиям.

Этот неуспех имел решающее значение. Потери каждой из сторон достигали 23 тыс. Но для более слабых численно южан эти потери составили 34% всего состава армии. Последняя уменьшилась до 45 тыс.; только решительная победа над Мидом могла бы открыть путь дальнейшему вторжению в штаты Севера этим слабым силам. А вместо победы третий день сражения под Гетисбургом принес тяжелую тактическую неудачу. Новые 12 тыс. подкреплений, подошедшее к Мецу, еще более нарушали соответствие сил. [162]

Ли решил отступить в Виргинию. Чтобы дать время обозам отойти, 4 июля Ли оставался в занятом расположении. Мид, армия которого была страшно потрясена, также бездействовал. Утром 5 июля позиции южан перед его фронтом оказались пустыми, и лишь Стюарт искусно прикрывал отступление.

Дивизия северян Френча, из Фредерика, успела продвинуться вверх по Потомаку и разрушить в тылу Ли все мосты; Потомак от дождей разлился; все броды закрылись. Только что, 4 июля пал на р. Миссисипи последний оплот южан — Виксбург, в котором Гранту сдались осажденные 30 тыс. южан с 117 орудиями. Весь Север ожидал, что та же участь постигнет и армию Ли. Однако последний успел собрать 7 июля свою армию к Хагерстауну и ожидал падения уровня воды в Потомаке и сбора нового мостового материала. Лишь 13 и 14 июля Ли удалось совершить переправу у Вильямспорта. Мид вел параллельное преследование через Мильдтаун, подошел к Вильямспорту только 12 июля и перешел в решительную атаку 14 июля, когда на предмостной позиции оставались только редкие спешенные стрелки Стюарта, которые счастливо ускользнули. Удалось захватить всего 2 орудия. От дальнейшего вторжения в Виргинию Мида удержали вспыхнувшие на Севере бунты, не только прекратившие приток пополнений к северянам, но вынудившие направить в крупные центры лучшие полевые части. Лишь в октябре Мид смог перейти в наступление и в ноябре форсировал Рапаганок. Общие замечания. Работа над историей гражданской войны представляет необычайные трудности. Соединенные Штаты отказались после нескольких попыток от издания официальной истории и лишь отпечатали, сведя в систему, весь громадный архивный материал. Нет еще не только исчерпывающей военной, но и политической истории гражданской войны между Севером и Югом.

События гражданской войны в Соединенных штатах отразились на предпочтении, оказанном французами в 1870 г. пассивным оборонительным действиям в бою; Мольтке усвоил из опыта этой войны требование выдвигать кавалерийские дивизии для самостоятельных действий; кавалерийские дивизии и в Европе стали отрываться от пехоты, хотя в 1871 г. прусская кавалерия еще почти не была вооружена ружьями и не годилась для спешенного боя. у* 0 скором времени опыт этой дальней и труднопонятной [163] войны был оттеснен из кругозора Европы крупными успехами прусских армий под руководством Мольтке в войнах 1866 и 1870—71 гг.

Только кавалерийские писатели продолжали изучать кавалерийские рейды Стюарта — явление, почти вовсе незнакомое новейшей военной истории Европы до гражданской войны в России 1918—1920 гг. исключительно. Театр войны, условия борьбы, измор, лежавший в основе успеха северян, — все противоречило шаблонам европейского военного мышления. Без внимания к условиям гражданской войны ограничивались указанием на огромные военные затраты Севера в течение четырехлетней войны против 5 миллионов отколовшегося, белого населения, не имевшего прочной военной организации. Прямые военные издержки Севера превышали 13 миллиардов франков, т. е. победа Севера над Югом обошлась почти в 7 раз дороже, чем победа Германии над Францией в 1871 г., хотя Франция имела в 7 раз большее население, крупную промышленность, военные традиции и организацию. Отсюда защитники регулярных армий делали выводы, что в своем материальном истощении и в громадных потерях в людях{51} Соединенные Штаты должны видеть расплату за то, что в мирное время они игнорировали военное дело; за то, что военное ведомство в мирное время занимало в Вашингтоне лишь небольшой неказистый домик, тогда как другим министерствам были настроены мраморные дворцы; за то, что численность регулярной армии доходила лишь до 17 тыс. человек. Все эти аргументы довольно сомнительны; наличие большой регулярной армии не спасает от гражданской войны, как мы видели в России в 1917—1920 гг.; быстрейшее завершение гражданской войны в России, по сравнению с Соединенными штатами, мы, конечно, должны отнести главным образом за счет гораздо более глубокого революционно-социального потрясения, чем за счет наличия в России 1917 г. широких военных навыков, хотя и последнее, конечно, имело значение.

Изучение эволюции военного искусства не может в наше время обходить историю гражданских войн. В частности уроки событий 1861 — 1865 гг. нашли непосредственный [164] отголосок в Европе в 1870—71 гг. в руководстве Гамбеттой и его ближайшими сотрудниками борьбой французских провинций против прусского нашествия. Едва ли, не изучив серьезно гражданскую войну 1861—1865 гг., исследователь может понять вполне историю современной нам русской гражданской, войны и справиться с ее исследованием. Аналогии до толкования международного права Линкольном и Лениным, до влияния позиции зарубежного пролетариата, до роли конницы, до рейдов Стюарта, Буденного, Мамонтова, до значения в операциях населенных пунктов (Гарисбург — Львов) напрашиваются сами собой. В кратком приведенном очерке мы уже смогли познакомиться с теми трудностями, которые рабочие и крестьяне Севера — в конечном счете основная опора Линкольна — встретили на пути построения своей армии и в особенности на пути создания высшего командного состава. Отношения между политикой и стратегией в эту войну заслуживали бы отдельные исследования..

При изучении Гетисбургской операции мы видели, какое огромное значение может получить политический центр, вроде Гарисбурга. Это значение, этот расчет на базу впереди приводят к тому, что Ли, игнорируя живую силу неприятеля, намечал сначала одним корпусом Иуэля, затем всей армией выполнение как бы огромного рейда по неприятельской территории и готовился вовсе отказаться от сообщений со своей истощенной базой — Виргинией. В этой важнейшей операции генерал Ли как бы стремился вооруженной рукой внести контрреволюцию извне на Север. Но вскоре у него создалось впечатление, что его успехи скорее мешают, чем помогают агитации его друзей-демократов Севера.

«Я вижу, что мы никогда не сумеем добиться мира наступательными сражениями; чем больше мы побеждаем, тем сильнее раздуваем мы ненависть в этой гражданской войне; поэтому впредь я ограничусь, по возможности, обороной и буду беречь своих солдат».

Так резюмировал Ли политико-стратегический опыт Гетисбурга. В середине операции-рейда он сознал отсутствие под ним политической почвы и хотел перейти к тактической обороне на неприятельской территории; получилось, однако, встречное сражение.

Надо подчеркнуть крупные невыгоды для армий Юга, выливавшиеся из тесного сосредоточения их главных сил около г. Чемберсбурга; это сосредоточение объяснялось [165] привычкой войск бивакировать в Виргинии вследствие ничтожных размеров виргинских поселков, а также желанием дать войскам дневку около магазинов, собранных конницей в Чемберсбурге, откуда войска могли регулярно получать довольствие. За это тесное сосредоточение, в связи с неожиданным изменением дальнейшего движения под прямым углом вправо, пришлось расплатиться маршем 7 дивизий по одной дороге и вытекавшими из него трудностями развертывания. Как это ни удивительно на первый взгляд, но группировка корпуса Иуэля на отлете оказалась в боевом отношении много выгоднее, позволив двум дивизиям последнего простым движением к полю сражения поставить северян в охваченное положение.

Создавшееся в первый день под Гетисбургом положение, после разгрома двух головных корпусов северян, исключало возможность для южан и перехода к обороне, и планомерной подготовки дальнейшего наступления. Надо было ковать железо, пока горячо, и, не заботясь об установлении порядка, о занятии исходного положения, о выжидании других дивизий, подходивших тонкой кишкой, энергично ломить вперед, разбрасывая подходящие корпуса северян и нанося им поражение по частям. Следовало вести атаку без оглядки, вводя немедленно в бой каждую часть, прибывавшую на поле сражения, оставляя задачу резервов на еще тянувшиеся в походном порядке части. Ли тщетно пытался в первый день сражения дать ему такой встречный характер, развивать его непосредственно из походной колонны. Его корпусные командиры были не знакомы с методами ведения встречного боя, они были избалованы успехами, одержанными в Виргинии, когда обстановка была ясна заранее и роли каждого определенно очерчены. Корпусные командиры инстинктивно перевели бой в русло планомерного сражения.

Решительная атака таким образом оттянулась на третий день; северяне, огорошенные первоначальной неудачей, успели подтянуться и устроиться; великолепные качества южан, как индивидуально подготовленных бойцов на пересеченной местности, не могли быть использованы в массовых атаках; получившееся расхождение между пехотной атакой и артиллерийской подготовкой представляло очень опасное тактическое явление, за которое русская армия жестоко платилась еще под Пленной в 1877 г. и которое не во всех армиях изжита еще и по сие время, несмотря на постоянное [166] подчеркивание теорией тактики опасности расчленения во времени действий пехоты и артиллерии.

В проигрыше операции лежит крупная часть вины и на Стюарте; его блестящий рейд — типичная партизанщина; успехи Стюарта не окупили отсутствия его вовремя на надлежащем месте, в районе Гетисбурга, где он позволил бы Ли сознательно и в выгоднейших условиях вступить в решительное сражение.

Группировка Мида перед сражением была несравненно выгоднее тесного сосредоточения южан у Чемберсбурга. Но тактическое построение северян тесным эллипсом, их пассивность, разумеется, подчеркивает их меньшую тактическую подготовку, боязнь маневра. При дальности гладких орудий охват северян не получил решительного значения. При нарезных орудиях такое столпление войск на поле сражения привело бы, несомненно, к катастрофе, подобной седанской. С поперечником в два километра, на два фронта драться и под Гетисбургом было крайне трудно, несмотря на удобную цепь холмов, по которой выстроился эллипс северян. Бои в этом положении не могли не привести к сильному потрясению армии Мида, сказавшемуся только в обозначенном преследовании южан.

Литература

1) Le Comte de Paris. Histoire de la guerre civile en Amérique 1874—1883 гг. 6 томов.

Перу графа Парижского, главе орлеанской династии, участвовавшему лично в гражданской войне на стороне Севера, принадлежит лучшее, добросовестнейшее исследование военных событий войны. Автор, несмотря на свое явное сочувствие Северу, оценивает весьма объективно и действия южан, хорошо знаком с театром войны, важнейшими руке водящими лицами Севера, и основывает свое изложение на многих первоисточниках. Его многотомная история осталась незаконченной; она доведена лишь до конца 1863 г. Первые два тома, с ценным очерком обеих армий и первого года военных действий, имеются в русском переводе.
Гр. Парижский. История междоусобной американской войны 1863—1865 гг. (перев. Риттера, изд. 1875 г.).

2) Freihern v. Freytag-Loringhoven. Studien über Kriegfuhrung auf Grundlage des Nordamerikanischen Sezessionskrieges in Virginien. — Berlin. 1901. 3 тома.

Этюды Фрейтаг-Лорингофена охватывают критику действий на Виргинском театре и кратко излагают события на других театрах. Имеются любопытные оперативные и тактические оценки и сопоставления с операциями Наполеона в Мольтке.

3) Сухотин. Рейды и поиски кавалерии. 1875 г.

Автор известен как сторонник стратегического употребления конницы и [167] немало содействовал обращению всей русской кавалерии, до воскрешения Сухомлиновым гусар и улан, в конницу драгунского типа.

4) War of the Rebellion. A compilation of the Official Records of the Union and Confederate Armies. 128 томов.

Изданное правительством Соединенных штатов и разосланное важнейшим библиотекам, в том числе и русской военной академии, бесчисленное количество томов, с систематизированными документами северных и южных штатов, ждет многими десятилетиями любознательного исследователя гражданской войны в Америке.

5)Memoires of Heros von Воrcke. — London, 1856.

Мемуары Борка представляют особенный интерес в кавалерийском отношении. Имеются и в немецком переводе Келера: Zwei Jahre im Sattel und am Feinde.

6) А. Саймонс. Социальные силы в американской истории. 1925.

Вместе с этим переводным трудом, популярная брошюра: Д. Заславский. Гражданская война в Соединенных Штатах Сев. Ам., 1926., излагает марксистскую точку зрения. Серьезным исследованием последняя брошюра не является; в ней содержатся многие неточности. [168]