Глава вторая.

Итальянская война 1859 года

Ограниченные цели войны. В условиях нового времени Австрия оказалась вынужденной отказаться от политики «выгодных браков»; во время Восточной войны Австрия заняла враждебную России позицию и тем окончательно порвала с династическими традициями своей политики. Это государство старого порядка, с разноплеменным населением, ослабляемое изнутри национальным венгерским движением, оказалось преградой как итальянскому, так и германскому стремлению к национальному объединению. Неприязненные отношения к России обусловили политическую изоляцию Австрии среди европейских государств. Кроме того, Россия и Франция начали растить грозное для австрийской государственности велико-сербское (югославское) движение. Наполеон III с 1857 г. начал строить из дунайских княжеств королевство Румынию; эта часть его «латинской» политики была также обращена острием против Австрии, подготавливая претендента на Семиградие.

В Италии Австрия владела Ломбардо-Венецианским королевством; кроме того, с Австрией династически были связаны герцогства Моденна, Парма и Тоскана, и австрийские гарнизоны обеспечивали от национально-революционного движения северную часть папских владений.

Реставрация, наступившая в Италии после низложения Наполеона, сохранила значительную часть социальных завоеваний французской революции — кодекс Наполеона, обложение дворянских имений, частичную конфискацию церковных земель; но все политически» завоевания были [78] уничтожены; полицейский, цензурный и церковный нажимы были восстановлены с неслыханной строгостью. Между социальным базисом и политической надстройкой образовался разрыв, болезненность которого особенно чувствовалась вследствие интервенции иноземцев в пользу устаревшего политического устройства. Австрия не преследовала невозможной цели онемечить свои итальянские владения, но выдвинула, как принцип своей итальянской политики, начало интервенции для борьбы за сохранение существующего строя. В этих условиях в Италии, вплоть до занятия Рима в 1870 году, почти закончившего процесс ее объединения, развивалось мощное национально-революционное движение.

Ряд неудачных попыток добиться объединения Италии путем заговоров и восстаний подчеркнул итальянским патриотам необходимость сплотиться около единственного национального государства, королевства Сардинии, располагавшего небольшой армией. Сардиния, государство с 5 миллионами населения, уже в 1849 году неудачно пыталась вытеснить Австрию из пределов итальянских земель; разбитая генералом Радецким, Сардиния готовилась к новой войне и искала себе могущественного союзника. Руководящему ее политику Кавуру удалось в 1858 году заключить наступательный союз с Францией.

Наполеон III, вступая в войну, стремился, опираясь на революционное начало самоопределения народов, прорвать постановления Венского конгресса и разрушить созданный им политический строй Европы. Наполеон III мечтал впоследствии выступить объединителем и Польши, и даже революционной Германии, с вознаграждением за свои услуги границей по Рейну, что упрочило бы положение его династии во Франции. За помощь в приобретении Ломбардии и Венецианской области, Сардиния должна была уступить Франции две пограничные области — Савойю и Ниццу. В интересы Наполеона III отнюдь не входило наносить Австрии смертельный удар; слишком большое ущербление Австрии позволило бы Пруссии объединить под своей гегемонией центральную Европу, чего французская политика должна была избегать всеми силами. Угроза революционным движением народов австрийской монархии, взрывом ее изнутри, должна была связать Австрию по рукам и ногам в предстоящей борьбе и не позволить ей развернуть всех своих сил. Но осуществление этой угрозы являлось нежелательным и по соображениям внутренней политики: и так, [79] революционные круги всего мира и рабочий класс Франции приветствовали эту войну, начатую под революционными лозунгами, а католические круги и высший командный состав французской армии, мнением коего Наполеон III особенно дрожал, морщились и сдержанно относились к этой войне за объединение Италии.

Наполеон III, начиная эту войну, выступил как боец за всеобщее голосование, за демократические начала государственности, за национальное самоопределение и сразу стал как бы коронованным главой международного революционного движения. У его политики появилось много преданных союзников во всех странах Европы{29}. Английские либералы и радикалы сумели добиться назначения новых выборов, свалили дружественное Австрии консервативное министерство и готовы были обеспечить тыл Наполеона III со стороны Пруссии. Против последней Наполеон III оставил в Эльзас-Лотарингии половину (худшую) французских войск под командой генерала Пелисье. Пруссия чувствовала себя скованной сочувствием демократических кругов Германии национально-объединительной задаче, поставленной Наполеоном III, и тянула переговоры с Австрией об оказании ей помощи. Начатая ею в момент Сольферино мобилизация остановилась вследствие прихода к власти в Англии либералов, с Пальмерстоном во главе, союзником Наполеона III по Восточной войне. Бисмарк, бывший тогда прусским послом в Петербурге, считал момент совершенно неподходящих для войны Пруссии против Франции. Россия, в отместку Австрии за ее поведение в Восточной войне, заключила тайное соглашение с Наполеоном III и препятствовала Австрии и Пруссии оголить от войск их восточные провинции.

Австрия и хотела и боялась помощи, которую ей могла оказать Пруссия. Расплачиваться за эту помощь пришлось бы уступкой Пруссии руководящего положения в [80] Германском союзе, которое Австрия ценила дороже тех своих итальянских владений, из-за которых шла война с Наполеоном III. На всякий случай Австрия долго задерживала отправку в Италию трех корпусов, которые она была обязана, в случае вступления в войну с Францией Германского союза, выставить на Рейне. Таким образом, вместо помощи со стороны Пруссии и Германского союза, получилась только чреватая последствиями задержка австрийского сосредоточения в Италии. Против натиска революционных лозунгов Наполеона III в австрийском манифесте значилось громко звучащее утверждение, что провидение уже часто пользовалось мечом Австрии, когда тень революции пыталась распространиться по земле. Но задача эта, судя по войнам Австрии, являлась весьма неблагодарной: она оставалась без друзей и союзников, и ее борцы ежеминутно должны были оглядываться назад, опасаясь удара в спину, опасаясь своих подданных итальянской, венгерской, сербской национальности, опасаясь немецкого пролетариата Вены. Пока эта революция в тылу не вспыхнула, война не затрагивала жизненных интересов Австрии, и ей приходилось также бороться лишь за ограниченные цели.

Эта война с ограниченной целью, сводившаяся к борьбе за пограничные провинции, не могла, однако, развиваться медленными приемами XVIII века: угроза вмешательства других государств заставляла воюющих стремиться к скорейшей развязке. Австрии было важно поскорее закончить войну вследствие ее тяжелого экономического положения; она еще не оправилась от больших затрат на мобилизацию армии и оккупацию Дунайских княжеств в течение Восточной войны. Война продолжалась только 10 недель.

Театр войны. Театр войны — бассейн р. По — представляет плодороднейшую и богатейшую местность Европы. Уже в эпоху Наполеона I этот театр своими средствами довольствовал значительные армии.

В течение XIX века культура его далеко шагнула в сторону ее интенсификации. Низменности Ломбардии были пересечены густой сетью каналов и канав и обращены в рисовые поля; склоны возвышенностей были усеяны виноградниками и садами; каждое поле было обсажено тутовыми деревьями. Обзор лишь в редких случаях превышал 300 шагов. Даже пехота могла двигаться вне дорог лишь [41] с трудом, а кавалерия и артиллерия встречали почти непреодолимые трудности.

В войне 1859 года впервые сказался новый фактор в ведении военных действий — железные дороги{30}. В половине XIX столетия железнодорожное строительство развивалось в Европе полным ходом; однако мощность железнодорожного транспорта была еще невелика, и железные дороги Италии еще не только не были связаны с железными дорогами Австрии и Франции, но и не слились в одну общую сеть. К постройке туннелей через Альпы еще не приступали; крайняя станция пьемонтских железных дорог, Суза, отделялась от связанной с Францией савойской узкоколейки тремя большими переходами, с тяжелым перевалом через Мон-Сенис, а от французской широкой колеи у Гренобля — четырьмя переходами с перевалом через Мон-Женевр. Основная австрийская магистраль к Триесту отделялась от ломбардо-венецианских железных дорог разрывом в три перехода, между станциями Набрезина и Казарса; этот разрыв объяснялся, с одной стороны, недостаточным вниманием австрийского генерального штаба к вопросам железнодорожного строительства, а с другой стороны — происками Франции, облегчавшимися тем обстоятельством, что собственником австрийских железных дорог являлся французский капитал, возражавший против расходов на большие мосты через реки Тальяменто и Изонцо. На тирольском направлении имелся Бреннерский перевал, представлявший разрыв в 4 перехода между Инсбруком и Боценом; при этом к Инсбруку по рельсовому пути можно было попасть из Австрии лишь кружным путем через Саксонию и Баварию, а новый участок Верона—Боцен допускал работу лишь тремя парами поездов. В самом Милане имелся разрыв: его железнодорожные станции, принимавшие поезда с запада и востока, не были связаны между собой передаточной веткой.

Водные пути дополняли железнодорожное сообщение. Господство на море французского флота предоставляло в распоряжение Наполеона III короткий морской путь из [82] Mapселя и Тулона в. Геную, гавань Пьемонта, и Ливорно, гавань Тосканы. Но австрийцам, ввиду появления французских военных судов в Адриатическом море, пришлось с началом войны отказаться от морских перевозок между Триестом и Венецией, восполнявших в мирное время разрыв в рельсовых путях. Река По, связанная несколькими судоходными каналами и притоками, представляла прекрасный речной путь, прорезавший Ломбардию.

Австрийские крепости Павия и Пьяченца запирали плавание по р. По; знаменитый четырехугольник австрийских крепостей — Мантуя, Пескьера, Верона, Леньяго — заграждал узкое пространство между оз. Гарда и р. По. Важнейшими крепостями Сардинии, долженствовавшими обеспечить фланги оперативного развертывания сардинской армии за реками По и Танаро, являлись Александрия и Казале.

Богатство театра войны, ограниченный размер действующих армий, обилие магазинов в крепостях и крупных городах, и в особенности переоценка железных дорог, привели обе враждующие стороны к решению — ограничить до крайней степени колесный обоз. К чему пользоваться для снабжения грунтовыми дорогами, когда техника выдвинула могучие рельсовые пути? Недостаточно было учтено, что железные дороги пересекали многочисленные притоки р. По, и разрушенные железнодорожные мосты могли надолго задержать восстановление движения. И недостаточно было учтено, что политические цели, выдвинутые войной, крайне затрудняли использование местных средств. Франция и Сардиния, выступавшие как освободительницы от австрийского ига, не могли допустить производства реквизиций у итальянского населения; расчет на восстание последнего против австрийцев играл крупную роль. Что касается до австрийской армии, то последняя находилась под угрозой общего восстания в Ломбардии и Венеции, и должна была отказаться от всего, что раздражало местное население; австрийцы допускали производство реквизиций лишь в тылу, путем совместных действий военной и гражданской администрации.

Австрия могла опираться лишь на сочувствие духовенства и католически настроенной части населения Ломбардии; большинство господствующих классов и особенно рабочий класс обнаруживали активную враждебность. В начале войны австрийское командование для борьбы с революционным движением в тылу армии выделило сильную дивизию Урбана; [83] она не была приурочена к каким-либо стоянкам, а долженствовала немедленно появляться в каждом районе, где вспыхнут открытые выступления населения, и беспощадно их ликвидировать{31}.

Сардинская армия. Маленькое государство, поставившее себе целью подготовку к войне с Австрией, должно было обратиться к кратким срокам службы, чтобы использовать большую часть своего населения. Срок действительной службы был ограничен 2-мя годами, пребывания в резерве — 6 годами. Однако, при отсутствии промышленности и бедности государства, Сардиния не смогла накопить достаточного резерва, и была вынуждена ограничиться мобилизацией 62-тыс. армии, сгруппированной в 5 действующих дивизий. Вся внутренняя служба и охрана крепостей легла на ополчение (национальную гвардию), собранное в составе 26 тысяч; действующая армия в полном составе смогла быстро развернуться в двух переходах от австрийской границы, на сильном речном фронте между крепостями Александрия и Казале. К регулярной сардинской армии присоединился вождь национально-революционного движения — Гарибальди, с тремя полками совершенно недисциплинированных добровольцев. Отряд Гарибальди предназначался для того, чтобы пройти в тыл австрийцев и поднять там восстание.

Несмотря на высокое воодушевление и хорошее вооружение сардинской армии, вследствие краткости и недостаточности обучения, значительного количества резервистов в ротах, постоянных склок в высшем командном составе и отсутствия традиций, боеспособность сардинской армии была невысока; сардинские войска решительно уступали по качеству австрийским.

Австрийская армия. Пестрота национального состава монархии Габсбургов препятствовала выдвижению национального начала в организации армии. Религиозная основа также не годилась для армии католической Австрии, так как она подчеркнула бы трещину между Австрией и протестантской Германией, отрезала бы путь для комплектования командного состава дворянством мелких [85] германских государств и придала бы армии менее немецкий характер, если в гражданской администрации Австрии, в суде или школе, до 1868 года, лицо некатолического вероисповедания не могло занимать самой скромной должности, то в армии для него были открыты высшие командные посты. Коренная реформа армии встречала сопротивление в феодально-аристократическом строе государства, в котором власть принадлежала 600 фамилиям; земельных магнатов. Поэтому австрийская армия до 1868 года сохраняла ту интернациональную окраску, религиозную и национальную терпимость, которые были заложены ее основателем — Валленштейном. Сила этой старой династической армии покоилась на традициях и корпоративном- духе частей и на крепкой дисциплине, с жестокими взысканиями за все проступки.

В австрийской армии сохранился дух XVII века, несмотря на то, что комплектование армии производилось уже не вербовкой, а по воинской повинности. Последняя была далеко не всеобщей. Высшее образование, многие профессии, простой взнос в казначейство 1 200 гульденов освобождали от военной службы. Комплектование преимущественно отсталым, невежественным крестьянством благоприятствовало сохранению в армии старого порядка. Но уже революция 1848 г. нанесла основам существования старой австрийской армии тяжелый удар. Пробужденные национальные стремления венгерцев оказались сильнее династических и корпоративных традиций. При помощи русских войск, венгерское движение было временно подавлено; начались жестокие репрессии, преимущественно по отношению к личному составу тех 21 батальонов и 10 гусарских полков, которые перешли на сторону восставших венгров. 50 тыс. венгерских гонведов, капитулировавших в 1849 г. при Вилагоше, были прямо зачислены в ряды австрийской армии, подобно тому, как поступал с пленными Фридрих Великий в Семилетнюю войну; но в условиях XIX века было невозможно заставить венгерцев хорошо сражаться за враждебную им государственность, и венгерские укомплектования являлись язвой, разъедавшей австрийскую армию. Неудачи I корпуса графа Клам-Галасса отчасти объясняются большим количеством венгерцев в его составе.

В условиях войны 1859 г. ненадежными являлись и полки, укомплектованные итальянцами. Было принято решение оставить их в Венгрии и на русской границе. Было сделано [85] исключение для одного итальянского полка (Сигизмунда), квартировавшего в Вене, солдаты которого единодушно просили отправить их сражаться; но первое же столкновение, при Мадженте, эти солдаты итальянского происхождения использовали, чтобы перебежать на сторону неприятеля... Не хорошо были настроены и пользовавшиеся до того в Австрии лучшей репутацией хорваты (сербы-католики); одну хорватскую дивизию II корпуса пришлось расформировать после неустойки ее под Маджентой. Ненадежными в австрийской армии считались и резервисты, как люди, имевшие большее политическое развитие, чем молодняк-новобранцы. Поэтому в Австрии стремились пополнять полевые части в возможной степени новобранцами, а резервистов по возможности держать в тыловых гарнизонах, что едва ли являлось мудрой мерой.

Из 300 тыс. молодых людей, достигавших призывного возраста, ежегодно в армию поступало около 85 тыс. Срок службы был установлен законом в 8 лет действительной службы и 2 года в резерве. Кроме того, имелось 50 тыс. человек «граничар», своего рода австрийских казаков. Эти цифры позволили австрийской дипломатии грозить 800 тыс. армией. Фактически по финансовым условиям, срок действительной службы в мирное время сокращался намного; после Восточной войны в мирное время имелись налицо люди не восьми, а только трех призывов. Австрия была не в силах мобилизовать свыше 320 тыс. действующих войск, так как, за отсутствием ополчения и при наличии брожения во многих областях, приходилось оставлять значительное количество солдат для охраны внутреннего порядка.

В мирное время имелось 12 корпусов, сведенных в 4 армии: 1) Венско-Богемская; 2) Итальянская; 3) Венгерская; 4) Галицийская. Корпус состоял из двух пехотных дивизий, каждая силой в 2 или 3 бригады. Бригады в военное время состояла из 5 батальонов и, обычно, 1 батареи. Лучшие войска входили в состав второй (Итальянской) армии.

Тактика австрийской армии характеризовалась построениями, близкими к строю поротно. В батальоне было 6 рот; каждые две роты представляли дивизион, численность которого в 1859 г. колебалась от 200 до 250 бойцов. Батальон строился подивизионно — дивизион от дивизиона не ближе 54 шагов. Австрийский строй подивизионно являлся шагом вперед, по сравнению с построением французского компактного батальона. Однако характер местности, исключавший [87] огонь на средние и большие дистанции, не позволил австрийцам оценить те выгоды, которые давал строй подивизионно для применения к местности. Построение, раздробленное на меньшие части, представляет значительные плюсы, но лишь при условии, что во главе каждой части будут поставлены начальники, которые в решительную минуту, по своей инициативе, поведут свои части в дело. У австрийцев же во главе дивизионов не было проникнутых стремлением к инициативе офицеров. Недостаток инициативы и тактической подготовки и реакционный пессимизм приводили к неверию в успешность действий отдельных дивизионов и к стремлению фактически держать батальоны сосредоточенными. Устав обогнал фактическое развитие армии, что вызвало после войны жестокую тактическую реакцию.

Австрийская артиллерия действовала преимущественно позводно, чтобы использовать для обстрела редкие прогалины вдоль дорог на закрытой и пересеченной Ломбардской равнине.

Очень слабым был состав высших начальников. Продвижение на высшие должности талантливых людей, как Радецкий или хотя бы Бенедек, являлось исключением. Австрийские магнаты считали высшие посты в армии своими по праву. Австрийским императором приходилось терпеть явно неспособных феодалов на ответственнейших постах. При назначении Радецкого начальником генерального штаба император Франц заявил ему: «Ваш характер является мне порукой, что умышленных глупостей вы делать не будете; а что касается до обыкновенных глупостей, то к ним я уже привык».

Мобилизация и сосредоточение австрийцев. С 1 января 1859 г. неизбежность столкновения с Францией и Сардинией была ясна для Австрии. Последняя стремилась раздавить силы сардинцев прежде, чем Франция изготовится оказать им помощь. Поэтому объявление войны исходило от Австрии. Военные действия начались 29 апреля. Оправдание австрийской политики заключалось бы в одержании немедленного успеха над сардинской армией; однако, этому воспрепятствовали задержки в мобилизации и сосредоточении.

Итальянская армия насчитывала 3 корпуса (V, VII, VIII). В январе 1859 г. она была усилена III корпусом (из Вены). Мобилизация этих 4 корпусов официально была объявлена [87] 1 марта. Участки комплектования полков итальянской армии были расположены не в Ломбардии, а в противоположном конце государства, чтобы обеспечить ее политическую надежность. При мобилизации пехотный полк, численностью в 2450 человек мирного состава, приходилось развертывать в бригаду пятитысячного состава, плюс «четвертый» батальон, предназначавшийся выполнять функции запасных, крепостных, этапных частей; всего полку следовало добавить 3500 человек. Сбор этих резервистов с обширной территории Австрии затянулся. В апреле к мобилизационным перевозкам резервистов присоединилась перевозка по сосредоточению в Ломбардию II корпуса. Всего, таким образом, Австрия собрала к началу войны в действующей армии 5 корпусов. Генерал Гиулай, командующий армией, считал необходимым для быстрого развития наступления располагать 9 корпусами, т. е. приблизительно всеми силами Австрии, остававшимися после обеспечения границы с Россией и внутреннего порядка в Венгрии. Однако, выполнение его желания было задержано, ввиду надежды Австрии на открытие кампания на Рейне Германским союзом и необходимости располагать не менее чем 3 корпусами, чтобы возглавить эту кампанию.

Но и 5 корпусов действующей армии находились далеко не в полном составе. К 1 мая, на 3-й день войны и на 62-й день мобилизации, последняя далеко не была закончена: в действующей армии вместо 145 тыс. имелось налицо только 107 тыс.; в дивизии Урбана (для борьбы с революцией) — вместо 14 тыс., только 11 тыс.; в крепостях и тыловых частях — вместо 68 тыс., только 32 тыс. Итого, за два месяца, мобилизационной работы штаты военного времени оказались в общем заполненными только на 65%; боевой элемент 5 корпусов, насчитывавших в мирное время 82 тыс., вырос только на 30%, вместо предусмотренного штатами увеличения на 77%.

Особенно плохо было с лошадьми, которых приходилось пополнять покупкой. Кавалерия лошадей при мобилизации почти не получала и, за выделением негодных к походу лошадей, сократилась против состава мирного времени — эскадроны, в среднем, до 110 коней. Всех купленных упряжных: лошадей отдали в артиллерию, но удалось запрячь только 44 батареи, вместо полагавшихся 70 батарей. Для обоза лошадей вовсе не осталось, и для удовлетворения важнейших нужд пришлось реквизировать подводы у [88] местного населения; частью они оказались очень мало соответствующими военным требованиям двухколесными арбами с воловьей запряжкой.

Такова была мобилизационная готовность австрийской армии, на которую ложилась ответственная задача — молниеносного разгрома сардинской армии, пока не успеет подойти французская помощь. Люди, лошади, повозки, материальная часть в Австрии имелись, но не могли быть продвинуты на театр военных действий. Мобилизация затянулась на всю войну, продолжавшуюся 70 дней. Но, так как перевозкам по сосредоточению в течение всей войны отдавалось преимущество перед мобилизационными, то части войск оказались недомобилизованными до самого конца. Батальоны выступали с некомплектом в 25%, и численность их и в дальнейшем никогда не превосходила 800 человек. В решающий момент войны, в сражения под Сольферино 24 июня, австрийцы двинули в бой 7 корпусов, численностью в 147 тыс. вместо 250 тыс., долженствовавших быть при полном комплекте. Фактически в этой войне австрийская армия оказалась на ¹/₃ слабее установленных норм.

В течение самой войны Австрия приступила к формированию 4 новых корпусов; но организация этого нового эшелона напряжения сил государства подвигалась медленно и на ходе войны не смогла сказаться.

Французская армия. При реставрации Бурбонов после поражения Наполеона I под Ватерлоо, вся наполеоновская армия была распущена; 18400 офицеров были уволены в отставку. Первые годы Бурбоны существовали под охраной иностранных штыков; новая армия нарождалась с трудом; первоначально она состояла из 12 тыс. швейцарских наемников и немногих французских частей. В 1824 г. армия начала расти за счет призывов; срок службы был установлен в 8 лет. Посторонним наблюдателям бросалась в глаза полная негодность, неопытность и непопулярность среди солдат молодых дворян-офицеров, совершенно не умевших поддерживать дисциплину. Вопрос о выдвижении решался в зависимости от аристократических связей офицера, а не его пригодности. Военная служба стала во французском народе крайне непопулярной. Закон предоставлял каждому призванному выставлять за себя заместителя; в Париже народились большие конторы, которые поставляли этих заместителей; откуп от военной службы при помощи этой торговли людьми обходился от 4 до 6 тыс. франков. [89]

Июльская монархия восстановила трехцветные знамена революции, ликвидировала швейцарские полки, установила национальную гвардию. Ряд выдающихся деятелей — генерал Моран, философ Виктор Кузен, герцог Орлеанский — настаивали на введении во Франции личной, всеобщей воинской повинности, с краткими сроками службы. Но цензовая монархия, переживавшая период обострения социальных вопросов, не могла пойти на создание вооруженного народа. В противовес требованиям стать в военном строительстве на путь подражания Пруссии, был выдвинут культ Наполеона I, и подчеркивалось его предпочтение надежным старым ветеранам, совершившим чудеса в бою. Франция осталась при семилетнем сроке службы. Годовой призыв достигал 80 тыс. из 200 тыс., достигавших призывного возраста; при этом из призыва три четверти получали ускоренное обучение и через несколько месяцев увольнялись в запас. Армия насчитывала свыше 200 тыс. солдат долгих сроков службы; плохо обученный, ненадежный запас теоретически должен был доставить 300 тысяч.

Эта организация получила опору в особенностях колониальных войн, которые нельзя вести войсками, собранными по общей воинской повинности. Главнейшее воздействие на французскую армию оказало завоевание Алжира, начатое в 1830 г., и потребовавшее 27 лет непрерывных походов. Число действовавших в Алжире войск достигало порой 100 тыс. человек. Война в Алжире во многом напоминает одновременную ей борьбу русских на Кавказе. Но тогда как кавказская школа обучения и воспитания войск являлась в русской армии только местным явлением, и авторитет ее никогда не был достаточно значителен, чтобы побороть в основном ядре русской армии плац-парадные тенденции, во Франции алжирская военная школа стала главенствующей.

Малая война характеризуется фанатичностью врага, атмосферой постоянной опасности, воспитанием самодеятельности у младших начальников, большим опытом в ведении мелких операций. Войска обстреливаются и получают известный закал. Французская пехота научилась ценить рассыпной строй, который почти сошел на нет к концу наполеоновских походов, научилась ценить ружейный огонь, в котором преимущественно и выражалось сопротивление неприятели, и научилась сама им широко пользоваться, а Также применяться к местности. Постоянные успехи над [90] нестойким неприятелем воспитали у французов, в связи с их национальными данными, бурный порыв при атаке; но одновременно школа малой войны извращала перспективу большой войны и порождала опасные уклоны. Серьезно страдала дисциплина; воспитывалась мораль ландскнехтов, выражающаяся прежде всего в неуважении к имуществу мирного населения. Привыкшие уничтожать поселки арабов, что являлось одним из существенных приемов алжирской войны, французы на Балканах в 1854 г. сумели восстановить против себя болгар, а после, взятия Керчи в 1855 г., у строили самый дикий варварский погром этого города. Войска привыкали к действиям в отделе от соседей, становились на ночлег только биваком, снабжались исключительно из магазинов. Разведка велась лишь особыми, сформированными из туземцев частями; сами же войска в отношении разведки становились беспомощными. Тактика складывалась под влиянием отсутствия у неприятеля артиллерии, что позволяло сократить и свою артиллерию и ограничиваться постановкой ей самых простых задач. Пехота держалась за своими цепями очень сомкнуто, ввиду отсутствия у неприятеля дальнобойного оружия, и недостаточно оценивала охваты. Герои малой войны продвигались на высшие должности, на них падало руководство в большой европейской войне, к которому они оказались впоследствии мало подготовленными. Впрочем, в первую часть царствования Наполеона III высший французский командный состав резко превосходил бездарных аристократических вождей австрийской армии: французские генералы пробились на свои посты своими силами, вкусили политики, были крещены в буре революций и переворотов, умели поддерживать связь с солдатской массой и представляли заметные индивидуальности.

Слабую поддержку высшему командованию давал французский генеральный штаб. Создатель его, маршал Сен-Сир, стремился в своем законе 1818 г. о службе генерального штаба положить конец злоупотреблениям протекционизма, которые разлагали наполеоновские штабы и которые, с реставрацией, могли наполнить штабы придворными креатурами. Вместо адъютантов «равно храбрых и элегантных» нужно было выдвинуть офицеров со специальной подготовкой. Корпус генерального штаба получил совершенно закрытый характер и комплектовался прикладной школой генерального штаба, куда зачислялись, прямо со школьной скамьи, первые ученики Сен-Сирской школы и [91] трое лучших учеников Политехнической школы. Выдержав экзамен после двухлетнего курса, слушатель прикладной школы на всю жизнь становился офицером генерального штаба; служба прерывалась отбыванием цензов в различных родах войск, иногда только на бумаге. Благодаря продвижению строго по своей особой линии, протекционизм в генеральном штабе был исключен, но цеховой характер, отчужденность от армии были резко подчеркнуты в генеральном штабе, и его представители не имели авторитета ни у начальников, ни у войск, и сами решительно отставали от требований современной войны. Отсутствие полевых поездок, незнание театра вероятнейших военных действий, отсутствие организованной работы над мобилизацией и планом войны, отвратительная постановка разведывательной службы, инертность, жестокий канцеляризм — особенно характерны для французского генерального штаба до войны 1870 г.

Наполеон III, добившись переворотом власти, отнюдь не пытался покуситься на переделку армии в вооруженный народ. Он сохранил существующие организационные основы, принял ряд мер, обеспечивавших ему преданность армии — повышение жалованья, большие пенсии, обеспечение гражданскими должностями покидающих армию, создание императорской гвардии, императорские орлы на знаменах, уничтожение торговли людьми: на деньги, вносимые желающими откупиться от военной службы, само правительство нанимало заместителей, в виде остающихся на сверхсрочную службу унтер-офицеров и солдат. Из организационного творчества Наполеона III надо отметить создание им военных округов: Франция была поделена на 7 маршалатов; каждый маршал командовал всеми войсками и военными учреждениями в пределах своего округа. Создание военных округов относится к 1858 году, когда на Наполеона III произвел покушение Орсини; Наполеон Ш, задумавшись над возможностью нового покушения или революции в Париже, захотел децентрализовать военное управление, чтобы создать в провинции центры, достаточно мощные для организации похода на Париж и спасения династии. Корпусов в мирное время не было; в случае необходимости они надергивались из наиболее подходящих частей различных маршалатов; такая организация была очень удобна для небольших заморских походов, но жестоко отомстила за себя в 1870 году. [92]

Французские уставы являлись новыми изданиями уставов 1790 г., которые были освящены победами Наполеона I, одержанными, однако, не благодаря этим уставам, с их линейными тенденциями, а вопреки им. Нововведением являлся двухшереножный строй. Но уставы и теперь продолжали в весьма малой степени обусловливать тактическую подготовку французских войск. Армия руководствовалась по преимуществу алжирским опытом.

Мобизизация и сосредоточение французов. Наполеон III стремился поддержать как можно скорее сардинцев, чтобы не дать австрийцам покончить с ними до прибытия французских войск на театр войны. Однако для успеха на выборах в Англии друзей Наполеона III — либералов и радикалов, имевшего огромное значение для обеспечения тыла, Франции в предстоявшей войне, необходимо было свалить одиозность начала военных приготовлений и объявления войны на Австрию. Поэтому никакой материальной подготовки к войне не велось и даже не имелось никакого мобилизационного плана. Для борьбы в Италии предназначалась половина французской армии; другая половина должна была оставаться для охраны Франции со стороны Рейна, где можно было ждать выступления германского союза и в особенности Пруссии. Однако Наполеон III не выделил для формирования армии, предназначавшейся для итальянской кампании, половины маршалатов; наоборот, он решил выбрать из всей французской армии лучшие полки и наиболее способных генералов, имевших уже боевой опыт.

Мирная организация представляла в 1859 г., как и в 1854 г., только обширное депо, из которого черпались силы и средства для импровизации дивизий и корпусов. Так как лучшие французские войска находились в Алжире, то уже в феврале 1859 года началась перевозка из Алжира 19 пехотных полков, со сменой их более слабыми из Франции; из них для похода были сформированы 4 дивизии; 8 других дивизий, образованные из различных полков, также начали постепенно сосредоточиваться на юго-востоке Франции. Все части оставались в мирном составе, лишь для пополнения конского состава кавалерии и артиллерии было закуплено 25 тыс. лошадей. Это был почти единственный чрезвычайный расход; интендантство не выпекало сухарей, в пограничной крепости Бриансоне не было ни одного патрона, ничего не было сделано для организации быстрого перехода через Альпы. В конце марта во всех пехотных [93] полках были сформированы четвертые батальоны (кадры для обучения новобранцев и запасных). Артиллерия находилась в стадии ожидания новой материальной части для перевооружения, и оставалась в местах постоянных стоянок.

21 апреля, при получении известия о намерении Австрии предъявить Сардинии ультиматум, все отпускные были вызваны в свои части, а 24 апреля, в момент предъявления Сардинии ультиматума, было объявлено о формировании действующей армии, и пять французских корпусов получили предписание немедленно следовать, в наличном составе, без артиллерии, палаток, обозов, в Пьемонт. Офицеры, коим положено быть в походе верхом, двинулись на театр военных действий, не успев приобрести верховых лошадей. 1 мая последовал призыв 140 тыс. новобранцев, и был выпущен заем в 500 миллионов франков; еще один корпус принца Наполеона был назначен для оккупации Тосканы и поддержки национальной революции южнее р. По.

В эти шесть корпусов входило 198 батальонов и 20 кав. полков; но так как численность батальонов, в их мирном составе, не превосходила 500 человек, а кав. полков (4 эскадрона) — 450 коней, то общий состав не достигал 100 тыс. Половина корпусов была трехдивизионного состава, половина — двухдивизионного состава. Боевой состав пехотной дивизии — около 6-7 тыс. Сверх того, в состав корпуса входила кав. дивизия или кав. бригада.

III и IV корпуса направлялись в Италию через альпийские перевалы Мон-Сенис и Мон-Женевр. В помощь им удалось мобилизовать только 150 подвод. Солдаты несли на себе продовольствие на 5 дней. Ночевать на высоких горах большей части пришлось под открытым небом. Тем не менее, 29 апреля голова их спустилась к конечной станции пьемонтских дорог — Сузе — и 30 апреля прибыла в Турин. 2 мая в Турине собрался III корпус, а через 5 дней — и IV корпус.

I, II и Гвардейский корпуса направлялись морем в Геную. Переплыть приходилось только небольшой участок — 350 километров. 26 апреля в Генуе высаживались уже первые эшелоны I корпуса.

Быстрота, с которой французы появились в Италии, ошеломила не только австрийцев, но и всю Европу; она спасла сардинскую армию от отдельного поражения; но, конечно, подтягивание последующих эшелонов французов заняло еще много времени. Раньше 10 мая едва ли они [94] были способны оказать сардинцам существенную помощь. Артиллерия гвардейского корпуса 9 мая еще только собиралась отправляться из Парижа. Армейская артиллерия сформировалась только в июне. Укомплектование, следовавшее им по мобилизации, французские полки получили окончательно лишь к заключению мира.

В данном случае французам, благодаря бездействию австрийцев, удалось постепенно разобраться в создавшемся хаосе неподготовленного сосредоточения немобилизованных частей. Но сосредоточения 1854 и 1859 гг., счастливо сошедшие с рук, явились печальной школой для 1870 г.

Французская армия постепенно сгруппировалась на правом крыле сардинской армии.

Вооружение. Наполеон III, лично работавший над артиллерийскими вопросами, выступил уже в 1852 году с идеей перевооружения артиллерии одним универсальным образцом орудия. Он продолжал работу Грибоваля и Наполеона I над упрощением и введением единообразия в материальную часть артиллерии. Недостатком: артиллерии середины XIX века являлось унаследованное от XVIII века наличие в одной батарее нескольких — обыкновенно двух — образцов: пушки и гаубицы В эпоху Наполеона I это объяснялось тем обстоятельством, что разрывными снарядами могли стрелять только гаубицы. Наполеон III нашел техническое решение: была сконструирована короткая 12 фунтовая гладкая пушка, которая могла стрелять гранатой и шрапнелью{32}; французские полевые батареи были вооружены единственно этим образцом, что чрезвычайно облегчило управление огнем и питание огнестрельными припасами.

Но под Севастополем, сначала у англичан, появились первые образцы тяжелых пушек, придававшие снарядам вращение. Они начали распространяться и во флоте. Введение нарезов обещало дать и артиллерии такой же огромный выигрыш в дальности и в меткости, который получила пехота при перевооружении штуцерами. Оно задерживалось исключительно консерватизмом артиллеристов: их идеалом являлся выезд на картечь и поражение неприятельской пехоты с дистанции в 600—700 шагов. Введение нарезов [95] значительно ухудшало действие картечи, а покушение на картечь означало для артиллеристов того времени примерно то же, что и покушение на штыки пехоты.

Наполеон III сумел преодолеть эти предрассудки. Сардинская армия уже ввела нарезную полевую артиллерию, так как традиции и предрассудки не имели силы в этой молодой армии.

В 1858 г. заканчивались во Франции опыты. Предпочтение, из-за простоты, было отдано образцу Лаита, заряжаемому с дула, перед образцом, заряжаемым с казны, хотя последний обещал дать лучшую меткость. Весной 1859 г. заканчивалось изготовление материальной части четырехфунтовых нарезных пушек (калибра 8,65 мм) для 37 шестиорудийных батарей. Дистанция артиллерийского огня увеличивалась почти до, 3 километров. Главным снарядом являлась шрапнель, с установкой на 5 дистанций (до 2200 метров).

Войска получили новую нарезную пушку только на походе; боевые действия начались, а французские артиллеристы только еще учились стрелять и пользоваться прицелом. Пересеченная местность Ломбардии вообще затрудняла использование артиллерии. Только на правом фланге под Сольферино поле сражения открывало достаточный обзор. Здесь французская нарезная артиллерия действовала успешно.

Вооружение французской пехоты оставалось тем же, что и под Севастополем: часть пехоты имела скверные штуцера, а часть сохраняла еще гладкие ружья.

Австрийцы, из опыта Восточной войны, сделали заключение, что важнее всего — дать пехоте превосходное ружье; что же касается до полевой артиллерии, то роль ее очень скромна. Поэтому австрийцы небольшие имевшиеся средства направили на перевооружение пехоты прекрасным образцом нарезного ружья, заряжавшимся с дула, калибром в 13,9 мм; уменьшение калибра на 4,6 миллиметра по сравнению с французским штуцером позволило сильно повысить баллистические качества ружья; австрийцы могли вести прицельную стрельбу до 1 200 шагов. На средних и больших дистанциях австрийское ружье сильно превосходило французское.

Перевооружение австрийцев новым ружьем затянулось до последних месяцев перед войной. Значительная часть войсковых частей и все резервисты выступили в поход, не [96] проделав вовсе практических стрельб с новым ружьем. Незнакомство пехоты со своим оружием и закрытый характер местности в Ломбардии не позволили австрийцам полностью использовать выгоды их лучшего ружья. Однако, если потеря убитыми и ранеными в боях 1859 г. были одинаковы с обеих сторон, несмотря на постоянные неудачи австрийцев, то этот результат может быть объяснен только техническим превосходством австрийцев, уравнивавшим потери при их тактических неуспехах.

Устройство обозов. Австрийский главнокомандущий Гиулай, имея в виду наступление лишь накоротке, наличие железных дорог, богатство местных средств, находил возможным ограничиться минимальным, но легким обозом. Австрийские войсковые части не имели почти никаких повозок для перевозки продовольствия. Весь запас продовольствия (хлеб и сухари на 4 дня) в частях переносился на плечах солдата. Сверх того, гнался скот по расчету мясных порций на 4 дня, и возился лишь рис или заболточная мука на 2 дня. Солдаты в своем снаряжении не имели индивидуального котелка{33}, и поэтому пища могла приготовляться только в возимых больших котлах.

Так как к началу военных действий не удалось запрячь полностью даже батареи, то дивизии и корпуса не получили вовсе запряженного обоза. Приходилось обходиться полковыми повозками. Корпусам было разрешено реквизировать по 600 местных повозок с запряжкой в отведенных им районах. Однако собрать их полностью не удалось. Брали даже арбы (двуколки) с воловьей запряжкой, и все же в некоторых корпусах оказалось гораздо меньше повозок: в VII — 311 повозок, в III — 53 повозки. Еще хуже было положение I корпуса, который после начала войны перевозился только в составе строевых частей; его обоз из Богемии двигался походным порядком и так до конца военных действий и не прибыл. Лишенный права производства войсковой реквизиции, корпус голодал даже, начав высадку в Мадженте, [97] на удалении в 6 километров от магазина в Абиате-Грассо и в 30 километрах по железной дороге от большого магазина в Милане. Железная дорога целиком использовалась для оперативных перевозок и не давала поездов под снабжение. Только к моменту Сольферино австрийцы додумались до организации «железнодорожного комитета», имевшего функции, близкие к «транспортному совещанию», и долженствовавшего часть провозоспособности дорог отводить под снабжение.

Более счастливые корпуса имели корпусный транспорт в 200 повозок; но и в них все запасы были съедены, войска голодали; горячую пищу полагалось выдавать один раз в сутки; однако к приготовлению пищи утром: нельзя было приступать, пока не подойдут очередные повозки транспорта; войска запаздывали с выступлением, неприятель их предупреждал; часто приходилось вывертывать котлы с несваренной еще пищей и выступать, оставляя войска без горячей пищи 2—3 суток. При таком недостаточном питании, в австрийской армии распространились болезни. 50 тыс. больных ослабили ряды австрийских войск еще до Сольферино, после 7 недель похода; развившиеся эпидемии свирепствовали и дальше, после перемирия, когда войска начали уже регулярно получать продовольствие{34}.

Потери от болезней втрое превышали потери в боях; поэтому, несмотря на направленные укомплектования, демобилизовать войска так и не удалось. Местное население пощадили от войсковых реквизиций, но войска были принесены в жертву. Особенно губило австрийцев полное отсутствие связи между полевым интендантством и оперативной частью. Операторы не интересовались, до реорганизации управления 16 июля, снабжением, а интенданты-заготовители ничего не понимали в операциях{35}. Это объясняется совершенно оторванным от оперативной работы положением австрийских органов снабжения в мирное время. [98]

Французские корпуса выступили также без обоза Сардиния обещалась приготовить им на 17 дней продовольствия. Наполеон III двинул из Франции за армией транспортные средства лишь в размере 600 повозок; 200 повозок были сохранены в виде армейских транспортов, остальные розданы корпусам. Пока французы оставались в оборонительном положении, все шло удовлетворительно; в Геную прибывало французское снабжение и развозилось по железной дороге к войскам. Французы избрали для наступления направление вдоль железной дороги. Но мост через р. Сесию был взорван австрийцами, и пришлось доставлять снабжение по колесным путям. Несмотря на использование местных транспортных средств, французская армия с тыла получала при нахождении в районе Милана лишь около 100 подвод снабжения в сутки. На быстрое преследование уходящих австрийцев рассчитывать было тем труднее, что Наполеон III, после неожиданностей Мадженты, решил вести свою армию тесно сосредоточенной, в постоянной готовности к бою, что ограничивало количество доступных для армии местных средств. Используя широко запасы, брошенные австрийцами, организуя местный подвоз по отдельным участкам железных дорог, между разрушенными мостами, искусно пользуясь водными путями, французская армия все же должна была держаться не далее 3-4 переходов от восстановленного участка железной дороги. Несмотря на энергичную работу по восстановлению и на плохое и не полное разрушение австрийцами мостов, общий темп наступления французской армии определился всего в 7,5 километров в сутки. А стреляли тогда мало, и подвоз огнестрельных припасов требовался очень скромный.

Маджентская операция. Австрийская армия к началу войны была собрана на тесных квартирах близ Павии, у самой границы. Тесное предварительное сосредоточение является плохой приметой для энергии последующих действий. 29 апреля Гиулай перешел со своими 5 корпусами в наступление против центра сардинцев 2 мая он мог бы атаковать сардинцев; но последние находились на сильной позиции за рекой, из Генуи и Турина получались достоверные сведения о прибытии французских масс; в самой австрийской армии живо ощущались дефекты мобилизации и неустройства обозов. Призрак революционного восстания всего итальянского тыла сковывал решимость Гиулая. Особенно опасным казался весь правый берег р. По, откуда [99] шли панические слухи. После двух демонстраций против флангов сардинской армии австрийская армия заняла оборонительное расположение в Ломелине — области Сардинского королевства, лежащий между реками Тичино и Сесия.

Французская армия собиралась на правом фланге сардинцев, южнее реки По Австрийцы ожидали, что французы будут обходить их расположение по южному берегу р. По. В таком случае французы могли бы опереться на местные средства Пармы и Модены. В соответствии с таким предположением о неприятельских действиях, австрийцы приняли группировку, допускавшую быстрое сосредоточение к укрепленным переправам на р. По, и произвели усиленную рекогносцировку своим V армейским корпусом, которая привела 20 мая к неудачному бою частей этого корпуса с одной французской дивизией (Форей) при Монтебелло. Рекогносцировка, раскрывшая австрийцам сосредоточение здесь значительных сил французов, еще более убедила их в том, что французы будут обходить их левый фланг{36}.

Однако такое направление операций заставило бы французов оторваться от железной дороги, с которой они, вследствие слабости колесного обоза, были крепко связаны, и требовало больших понтонных средств, а также осадного парка для овладевания австрийскими крепостями на р. По; а осадный парк прибыл к французам лишь в конце войны. Наполеон III предпочел поэтому обойти австрийцев с севера, вдоль железной дороги Верчели — Маджента — Милан. Обход австрийцев с севера, правда, являлся для французов рискованным маневром, так как при этом им приходилось оголить свои сообщения с Генуей, на которую они базировались. [100]

27 мая французская армия приступила к фланговому маршу, для перегруппировки с крайнего правого на крайний левый фланг развертывания. В Верчели, при посредстве железной дороги, был заготовлен четырехсуточный запас продовольствия. Сардинская армия прикрывала фланговый марш. III корпус Канробера уже накануне отправил на север свою артиллерию, кавалерию, обозы и верховых лошадей, а пехота на 60-километровом участке Понтекурон — Казале была перевезена по железной дороге. На дивизию давалось по 4 поезда.

Маневр был подготовлен вторжением Гарибальди, который 20 мая двинулся в обход австрийцев с севера, вдоль швейцарской границы. Появление Гарибальди вызвало движение в тылу австрийцев; молва преувеличивала его силы; много добровольцев вливались в ряды Гарибальди, которому удалось прорваться до Комо. Только к 30 мая Урбан собрал все свои силы (11 тыс.) и перешел в наступление против Гарибальди. Последний был оттеснен на высокие горы у самой границы Швейцарии, к северу от Варезе; австрийцы не рискнули последовать за его альпийскими стрелками в эти трущобы, а Гарибальди поостерегся перейти швейцарскую границу и был выручен успехом французов при Мадженте 4 июня.

Сардинская армия, активно прикрывая фланговый марш главных сил французов, переправилась через Сесию и потеснила 30 мая у Палестро австрийскую бригаду. Но австрийский главнокомандующий продолжал быть убежденным, что и Гарибальди, и атаки сардинцев представляют только демонстрацию. Даже неудача 31 мая четырех австрийских бригад, стремившихся произвести «рекогносцировку» у Палестро и натолкнувшихся, кроме всей сардинской армии, и на французов, не раскрыла Гиулаю глаза. Только 1 июня, когда все силы франко-сардинской армии собрались у Новара и Палестро, Гиулай понял, что совершается обход его правого фланга. Ввиду полуторного превосходства противника Гиулай признал попытку атаки сосредоточившихся сил обходящего неприятеля уже запоздалой и приказал армии отойти за пограничную р. Тичино; оттяжка решительного столкновения на несколько дней являлась выгодной для австрийцев и потому, что в Милан начал прибывать I корпус, и потому, что уже сосредоточился на р. По, между Павцей и Пьяченцой, IX корпус, что усиливало австрийскую армию на 35%. I корпус получил [101] приказание занять на железной дороге переправу через р. Тичино. I

2-го и 3 июня Наполеон III ожидал атаки австрийцев и поэтому очень нерешительно продвигал войска к переправам через р. Тичино на направлении к Турбиго и Мадженте.

К утру 4 июня австрийцы занимали следующее положение: I корпус, имея на Тичино только одну дивизию, оставил предмостное укрепление у С.-Мартино и отошел [102] за канал Навиглио-Гранде. Другая его дивизия только собиралась в Милане. Через мост у "Вигевано отошли за Тичино три корпуса; II корпус достиг Мадженты, III корпус расположился в Абиатеграссо, VII — несколько вос-точнее дромежутка между II и III корпусами. Через мост у Берегардо отошли V и VIII корпуса и протянулись от этой переправы до района Фалавечиа. IX корпус, находившийся на р. По у Пьяченцы и Вакарица, против Страдельской теснины, был задержан слухами о революционных выступлениях и демонстрациями войск, оставленных Наполеоном III на своих сообщениях. Резервная кавалерия армии (17 эскадр.) находилась к востоку от Мадженты, у Корбето. Дивизия Урбана, оставив позади себя Гарибальди, направлялась к Галарате. Войска, совершившие накануне тяжелые переходы в длинных походных колоннах, должны были к 8 часам утра быть готовыми к продолжению движения в северном направлении. Гиулай имел ввиду ликвидировать перешедшую через Тичино у Турбиго группу французов.

Союзники располагались так: II корпус и одна гвардейская дивизия под общей командой Мак-Магона — у Турбиго; другая гвардейская дивизия у С.-Мартино обеспечивала постройку переправ через Тичино. Так как у Мадженты Наполеон III рассчитывал встретить только слабые силы австрийцев, то 4 июня намечалось собрать гвардию у Бофалоры, а II корпус продвинуть к Мадженте. III и IV корпуса ночевали у Новары и должны были продвинуться: III — к С.-Мартино, IV — к Трескате. I корпус, правофланговый, должен был оставаться уОленго. Сардинские войска собрались, а частью еще подтягивались к Галиате; они образовывали общий резерв и у Турбиго должны были сменить войска Мак-Магона. Таким образом, Наполеон III имел в виду 4 июня собрать свою армию фронтом на юг, по обе стороны р. Тичино. На сообщениях с Генуей были оставлены 1 французская дивизия (из корпуса принца Наполеона) и 1 сардинская дивизия, которые демонстрациями отвлекали от себя внимание IX австрийского корпуса.

Затруднительность кавалерийской разведки оставляла обе стороны в неведении о противнике; обе стороны не рассчитывали раньше 5 июня вступить в серьезный бой с неприятелем; Наполеон III оставался еще в нерешительности, на каком берегу Тичино ему предстоит встретить главные силы неприятеля. [103]

Из создавшегося положения вытекло сражение 4 июня при Мадженте, в котором мы можем рассмотреть некоторые характерные черты встречного сражения. Хотя колонны корпусов были еще не глубоки, но им приходилось следовать одним за другим; особенно глубоко были эшелонированы австрийские корпуса вдоль р. Тичино. Но и III и IV французским корпусам приходилось следовать по одной дороге, притом забитой обозом гвардии и понтонных батальонов. Развертывание обеих сторон происходило крайне медленно, и до глубокого вечера ни одна из них не смогла ввести в бой и половины своих сил. Отсутствие всякого обзора в районе боев крайне затрудняло централизацию управления и открывало широкий простор инициативе частных начальников.

Существенную тактическую роль в этом сражении играл канал Навигяио-Грандо. К западу от Мадженты он представлял выемку, глубиной 10 — 13 метров, с очень крутыми берегами, местами представлявшими отвесную каменную стенку; глубина воды в канале достигала почти 2 метров, при ширине русла свыше 8 метров; течение было быстрое. Это было почти непроходимое в условиях полевого боя препятствие. Через него имелось 4 моста: у Бофалоры, новый Маджентский мост на шоссе, железнодорожный мост и старый Маджентский мост. Командир I австрийского корпуса, готовясь к наступлению на Турбиго, уже накануне сражения отдал приказ уничтожить все мосты для обеспечения своего фланга. Слабые мосты — у Бофалоры и старый Маджентский — были действительно уничтожены. Что же касается до прочных шоссейного и железнодорожного, то для их взрыва был затребован порох, но приготовления к взрыву не были закончены. Пехота I корпуса расположилась поэтому перед самыми мостами, на высотах, обрывающихся в долину Тичино.

В 8 часов утра гвардейская дивизия Мелинэ, переправившись у С.-Мартино через Тичино, начала движение к Навиглио-Гранде. Несколько пушечных выстрелов австрийцев убедили Наполеона III, что фронтальная атака через канал будет затруднительна, что противник, по-видимому, сильнее, чем предполагалось; Наполеон III приостановил движение Мелинэ, выжидая появления Мак-Магона; последнему в Турбиго был послан приказ ускорить наступление.

Мак-Магон выступил в 9 часов утра; часть его сил задерживалась у Турбиго в ожидании сардинцев, которые [104] должны были его поддержать и прикрыть его сообщения у Турбиго со стороны Урбана; а сардинцы, задержанные различными недоразумениями, появились с большим запозданием. Около 12 часов дня головная дивизия Мак-Магона обнаружила против себя сторожевое охранение австрийцев и начала развертываться у Казате; две французские батареи открыли оживленный огонь. Авангардный полк алжирских стрелков, преследуя австрийские заставы, вопреки приказу Мак-Магона, бросился на Бофалору, но был отражен. Мак-Магон приостановил наступление своих войск вплоть до окончания систематического развертывания; его трех дивизий и подхода одной сардинской дивизии, что затянулось до 16 час. дня.

Наполеон III, заслышав после полудня пушечные выстрелы Мак-Магона за Бофалорой, приказал гвардейской дивизии Медине возобновить наступление. Хотя все внимание графа Клам-Галасса, комкора I, объединявшего командование и II корпусом, было обращено не на Мак-Магона, которого ему было поручено атаковать, а на оборону Навиглио-Гранде, все же дивизии Мелине, атаковавшей на широком фронте от Бофалоры до старого Маджентского моста всюду удалось сбить венгров I корпуса, овладеть западным берегом Навиглио-Гранде и перебежать на плечах австрийцев через шоссейный и железнодорожный мосты, занять и приспособить к обороне ближайшие дома; французы начали распространяться и дальше, но в 14 час. 30 мин. дивизия Рейшаха (VII корпуса) стремительным ударом отбросила их к мостам и за канал. Другая дивизия VII корпуса и резервная кавалерия, к востоку от Мадженты, оставались в бездействии в течение всего сражения.

Гиулай не имел оснований рассчитывать на вступление в этот день в бой V и VIII корпусов, которым предстояло еще совершить предварительно переход; тем не менее он не попытался около полудня отвести I, II, VII корпуса из района Мадженты, где им приходилось выдерживать бой хотя и на сильной позиции, но на два фронта. Он обратил внимание на то, что французы, атакующие Навиглио-Гранде, подставляют ему свой правый фланг, и приказал III корпусу, от Робекко, ударить во фланг французам вдоль канала, главным образом, по западному его берегу. III австрийский корпус успешно вступил в бой около 15 час., однако успел развернуть достаточные силы только к 16 часам. [105] Между тем, к С.-Мартино начали подходить части III и IV корпуса. Одна дивизия последнего вклинилась между авангардом III корпуса и его главными силами; голова их поспела как раз вовремя, чтобы у старого Маджентского моста встретить фланговый удар австрийцев. Австрийцам удалось было приблизиться к железной дороге, но затем они были оттеснены за старый Маджентский мост. Бой продолжался до ночи с переменным успехом. С 17 ч. 30 мин. начал подходить V австрийский корпус; головные его части успению вступили в бой.

К 16 часам Мак-Магон изготовился к переходу в наступление. Комкор австрийского II, видя угрожаемое положение австрийской бригады, занимавшей в остром углу фронта Бофалору, начал отводить ее назад. Наступление Мак-Магона встретило слабый и неустроенный фронт австрийцев; к 18 часам они были оттеснены к Мадженте; Мак-Магон медленно наступал на селение с севера и запада, установив, после разрыва связи в течение всего дня, связь с французскими частями, вновь теперь перешедшими через канал. Гиулай хотел отложить решительный бой на завтра и, прибыв в с. Маджента, приказал австрийцам отойти к югу от него. Но прежде чем это приказание могло быть исполнено, Маджента была атакована. 2 часа продолжался упорный бой за обширное селение Маджента, где перемешались две дивизии II австрийского корпуса, по одной I и VII, одна бригада III корпуса. К 20 часам французы утвердились в селении, и бой затих. Свежие австрийские резервы, имевшиеся вне селения, вследствие решения Гиулая, в бой не вступили.

Из общей массы в 160 тыс. солдат, которой к этому времени располагала на театре военных действий каждая из сторон, успело принять в бою участие, примерно, по 60 тыс. Французы потеряли 4100 убитых и раненых, австрийцы — 5700; но потери австрийцев пленными — главным образом засевшими в домах Мадженты — превышали потери союзников в 7 раз — 4500 и 655. Огромные свежие резервы оставались в наличии у обеих сторон. Гиулай предполагал на другой день возобновить сражение, но войска II и I корпусов временно потеряли всякую боеспособность. I корпус имел слабый состав, всего по 90 человек в ротах, к тому же состоял на одну треть из новобранцев, не успел осмотреться в Италии, прямо из поездов попал в ожесточенный бой и потерпел сильнейшее духовное потрясение. [106]

Часть венгров I корпуса и хорватов II корпуса бросила в Мадженте ружья и, отбившись от своих частей, ушла в Милан. Комкор I Клам-Галасс доносил:

«Наступление будет совершенно невыполнимо, оно приведет к полному разрушению армии. Войска находятся в состоянии такого распада, что нельзя собрать ни роты, не говоря уже о батальоне. Потребуется для этого несколько дней.. Единственное средство спасти армию — отступить возможно скорее».

Этот доклад подорвал доверие Гиулая к своим войскам, на австрийское командование, сверх того, гнетущее впечатление производили агентурные донесения о готовящемся восстании в Милане Сражение, которое начинают считать проигранным, действительно проиграно. Австрийцы начали отступление к р. Минчио и эвакуировали всю Ломбардию. Французы оставались 5 июня в оборонительном положении и не преследовали. Отсутствие связи{37} с Мак-Магоном в течение сражения и критические минуты на правом фланге гвардейской дивизии Мелине, когда у Наполеона III не было налицо резервов, чтобы парировать нависший удар австрийцев, произвели на вождя французов сильнейшее впечатление. Большие потери французов в командном составе в упорных схватках в сел. Маджента не позволили Мак-Магону сразу же оценить крупный успех, одержанный им. Первые донесения из Мадженты звучали пессимистически. Только к полудню на другой день французы выяснили, что в селении брошено до 15 тыс. австрийских винтовок, и что здесь разбиты два австрийских корпуса.

Маджента начинает особый период военного искусства, когда бои получают преимущественно встречный характер. Всякая теория встречного боя в ту эпоху отсутствовала; последний находился в «диком» состоянии; решение выпадало из рук высшего командования; огромное значение получала инициатива начальников отдельных колонн.

Трудное положение, в котором оказалась французская атака на Навиглио-Грандо, во многом зависело от 3½-часового перерыва, который был сделан Мак-Магоном между завязкой боя и решительной атакой. Мак-Магон избегал [107] последовательно вводить в бой подходящие части, и предпочел сначала классически развернуть все свои силы, а затем продвигать их в развернутом боевом порядке, который приходилось часто сворачивать в походные колонны для прохождения преград и вновь развертывать, что крайне задерживало наступление. Он предоставил, таким образом, австрийцам в течение долгого времени сосредоточивать все свои усилия против французов, дебушировавших со стороны С.-Мартино. III и IV французские корпуса, поддерживавшие дивизию Мелине, уже не смогли действовать таким путем и должны были вступать в бой последовательными частями, непосредственно из походной колонны.

Численное превосходство, до начала решительной атаки Мак-Магона, находилось на стороне австрийцев. Вместо того, однако, чтобы двинуть все наличные силы немедленно в бой, представив роль резервов подтягивающимся далее к полю сражения колоннам, австрийцы сохранили крупные части к востоку от Мадженты для обеспечения сообщений с Миланом (дивизия VII корпуса, резервная кавалерийская). Ни вести, ни прервать начавшийся встречный бой австрийское командование не сумело.

Сольферино. Австрийская армия отступила южными путями, через Пичигетоне, за реки Киезу и Минчио. VIII корпус, составляя боковой арьергард, отошел через Лоди. Соприкосновение с французами было утрачено. Последние лишь при Меленьяно не слишком успешно атаковали арьергардную бригаду VIII корпуса. Связанные железной дорогой, союзники медленно наступали сосредоточенной массой по северному направлению, на Милан и Бресчию Гарибальди, поддержанный одной сардинской дивизией, направился против границ Тироля, севернее озера Гарда. На усиление главных сил французов сейчас же после Мадженты был вызван из Флоренции принц Наполеон с французской и тосканской дивизиями (18 тыс.); другая французская дивизия (Отемара) V корпуса принца Наполеона, обеспечивавшая в момент сражения при Мадженте сообщения главных сил, направлялась на Пьяченцу на соединение с ним. Принц Наполеон лишь 25 июня, на следующий день после Сольферино, достиг своими передовыми частями г. Пармы, но предшествующее ему революционное движение успело охватить весь правый берег р. По; агентурные донесения преувеличивали силы принца Наполеона и говорили о быстром марше его в обход австрийцев с юга. [108]

Австрийские войска, после нескольких колебаний между р. Киезой и Минчио, отошли 21 июня за р. Минчио. Они были усилены X корпусом, XI корпусом, частями VI корпуса. 16 июня Гиулай был смещен{38}, и в командование вступил император Франц-Иосиф. Войска были разделены на две армии: первую, из трех корпусов, 67-тыс. — генерала Вимпфена, и вторую, из четырех корпусов, 90-тыс. — генерала Шлика. Вместе с общим артиллерийским резервом численность австрийцев, достигала 160 тыс. 78 австрийских батарей были сгруппированы так: арт. резерв 1-й армии — 3 батареи, 2-й армии — 14 батарей; всего в 1-й армии 29 батарей, во 2-й армии — 49 батарей. Вторая армия являлась основной армией, предназначенной для действий в Италии, и, как видно, была гораздо лучше обеспечена, особенно артиллерией, чем первая армия, сформированная дополнительно, развернутая на левом крыле, на равнинной местности и, однако, предназначавшаяся действовать наступательно.

Австрийское командование опасалось движения принца Наполеона из Тосканы к нижнему течению р. По. Чрезвычайно опасным для австрийцев являлось революционное брожение в их тылу, в Венецианской области; вспышка там революции поставила бы их армии на р. Минчио в очень трудное положение. Перед Венецией крейсировали французские военные суда. Поэтому австрийское командование выделило значительные силы для обороны р. По: X корпус — на нижнее течение реки, южнее Леньяго, а II корпус (свернутый в одну дивизию Иелачича) — в район Мантуи. Три полевых батальона и четвертые (запасные) батальоны из Ломбардии образовывали гарнизоны крепостей. Большая часть VI корпуса была задержана для обороны тирольских проходов против Гарибальди.

Отвлечение 40 тыс. полевых войск, допущенное австрийцами, являлось тем более нежелательным, что император Франц-Иосиф пришел к правильному заключению, что только победа в поле над французской армией может позволить ему справиться с революционным движением в его итальянских владениях, что Пруссия окажет лишь корыстную поддержку, за которую придется дорого заплатить, что более ¾ всех его вооруженных сил уже стянуты в [109] Италию, что нельзя больше оголять от войск Венгрию и русскую границу{39}, что финансовое положение Австрии и брожение в глубоком тылу не позволяют затягивать далее войны; что все, одним словом, говорит за то, чтобы поставить решение участи всей войны на карту одного сражения. Австрийцы перешли на сокрушение, но двинули в решительный бой только 147 тыс., тогда как могли бы сосредоточить до 185 тыс. Таким образом, столкновение произошло почти в равных силах с обеих сторон, так как главные силы союзников, наступавшие южнее озера Гарда, насчитывали 100 тыс. французов и 40 тыс. сардинцев (всего 140 тыс.).

Австрийцы предполагали перейти в наступление 24 июня, но так как были получены сведения о том, что союзники перешли некоторыми частями через Киезу, то, чтобы не быть в необходимости брать с боя трудную местность на западном берегу Минчио, движение вперед началось 23 июня. Австрийцы ночевали: 2-я армия — VIII корпус в Поцоленго; V корпус — в Сольферино; I корпус — в Кавриано; VII корпус, в резерве, — около Вольта; 1-я армия — III корпус — в Гвидицоло, IX корпус — в Гвидицоло и Робеко; резервная кавалерия, обычно державшаяся позади, выдвинулась — к Медоле и Кастель Годфредо; XI корпус — в армейском резерве — Кастель Гримальдо и Черлунго. Так как обозы могли подойти только к утру, а войска сидели без продовольствия, то выступление 24 июня было назначено на 9 час. утра, после того как войска получат горячую пищу. Так как у французов накануне была дневка, то немногочисленные австрийские разъезды могли только констатировать, что противник не обнаруживает стремления двигаться вперед, что Лонато и Кастильоне заняты довольно сильными пехотными частями. Австрийское командование предполагало 24 июня одержать верх над передовыми частями французов. Решительное столкновение ожидалось не раньше, чем через день. К решительному моменту австрийцы предполагали подтянуть еще две дивизии: дивизия Иелачича была направлена из Мантуи к Маркариа с тем, чтобы затем следовать к главной армии, если на р. Ольо не будут [110] обнаружены французы; одна из дивизий X корпуса подтягивалась с нижнего течения р. По, но к вечеру 24 июня успела достигнуть только Мантуи.

24 июня вторая австрийская армия должна была наступать с целью занятия сильного фронта Лонато-Кастильоне, а первая армия — наступать на Карпенедоло. Армия должна была совершить небольшой переход — от 7 до 12 километров, имея в виду, что конечные пункты придется занимать с боя; 1-я армия на равнине совершала несколько охватывающее движение против союзников, которые в гористом районе пытались бы удержаться против 2-й армии. За исключением VIII корпуса, каждая из армий должна была наступать в одной колонне, силой в три корпуса: порядок следования 2-й армии: V, I, VII корпуса. Порядок следования 1-й армии: III, IX, XI корпуса. Такая группировка, намеченная для марша, объяснялась недоверием новых командармов к способности своих комкоров распорядиться соответственно обстановке и стремлением их сохранить жесткое управление, чтобы воспрепятствовать анархическому развитию боев.

Союзники достигли 22 июня фронта Дезенцано — Кастильоне — Карпенедоло и 23 июня имели дневку. Наполеон III имел сведения о занятии австрийцами позиции за р. Минчио; разведка 23 июня была организована посредством выдвижения отдельных пехотных полков, так как кавалерию берегли для сражения; она выяснила, что Сольферино, Кавриана, Гвидицоло и Медоле заняты сильными отрядами, тысяч по шести, и что на р. Минчио сильное движение{40}. Однако, Наполеон III не мог придти к заключению, что австрийцы собираются брать с бою позиции, добровольно очищенные несколькими днями ранее, и предположил, что австрийцы лишь хотят установить соприкосновение с французами своими передовыми частями. Таким образом, две армии ночевали друг перед другом, не подозревая этого; между II французским корпусом и V австрийским в Сольферино расстояние было всего в 6½ км, сторожевые части стояли почти вплотную. [111]

На 24 июня Наполеон III назначил дальнейшее наступление к р. Минчио. Переходы были назначены не свыше 14 км.

Чтобы избегнуть дневного зноя, французы выступили в 3 часа утра. Это привело к тому, что австрийцы были атакованы в пунктах их ночлега. I французский корпус направлялся от Эзента к Сольферино; II корпус — от Кастильоне на Кавриано; IV корпус (с двумя кав. дивиз.) — из Карпенедоло через Медоле в Гвидицоло; III корпус (отдавший свою кав. дивиз. IV корпусу) — уступом за правым крылом, через переправу у Визано на Кастель Годфредо и Медоле. Гвардейский корпус — общий резерв за центром — направлялся из Монтекиаре в Кастильоне. 4 пьемонтские дивизии направлялись на левом фланге различными дорогами, в общем направлении на Поцоленго.

Из указанных решений обеих сторон вытекло сражение при Сольферино. Так как французы выступили очень рано и около 6 час. утра ввязались уже в сильный бой, а австрийцы собирались выступить, накормив солдат горячей пищей, только в 9 час. утра, то инициатива была захвачена французами. Сражение это, однако, не имело характера наступления одной стороны на изготовившегося к обороне противника: австрийцы приняли бой в занимаемом глубоком расположении с целью перехода в наступление после развертывания находившихся позади корпусов; обе стороны развертывались в бой или из походных колонн, или из растянутого вдоль двух основных путей расположения на ночлег; по характеру управления мы должны признать это сражение типичным встречным столкновением; диспозиций для боя с обеих сторон отдано не было.

Сражение разбилось на три отдельных очага боев. На северном участке VIII австрийский корпус генерала Бенедека встретил у Поцоленго наступление авангардов двух сардинских дивизий, опрокинул их, двинулся до С.-Мартино и здесь с 9 час. утра до вечера успешно страдал яростные, но разрозненные атаки сардинцев. Одна их дивизия (Фанги), находившаяся в резерве, уклонилась по просьбе Наполеона III на юг, к французам, для содействия им у Сольферино, но с пути была возвращена к Поцоленго. Торная местность препятствовала свертыванию колонн, непосредственно на выстрелы; резервная дивизия прибыла к С.-Мартино лишь поздно вечером Большое удаление от главных сил, на котором наступали слабые (2 батальона, [112] 1 батарея) авангарды сардинских дивизий, и выделение целого ряда разведывательных отрядов содействовали распылению усилий сардинцев. Ожесточенные схватки у С.-Мартино являлись, однако, лишь отдельным эпизодом, не повлиявшим на судьбу сражения.

Второй очаг боев развернулся близ Сольферино. Линия Кастильоне — Сольферино — Вольта делила все поле сражения на две части, совершенно различные по характеру местности. Севернее местность представляла нагромождение крутых холмов; узкие долины чередовались с обрывистыми гребнями, ширина коих по верху измерялась лишь десятками шагов; южнее местность представляла лишенную каких-либо складок равнину. На шоссе Гвидицоло—Кастильоне, приблизительно на линии Медоло и Сольферино, эта равнина представляла совершенно оголенный плац площадью около 7 кв. км, — здесь помещался лагерь австрийских войск, обычно квартировавших в Италии. Вдоль края холмов наступал I французский корпус Барагэ д'Илье, который натолкнулся уже около 5 часов утра, в двух километрах от своей стоянки в Кастильоне, на охранение V австрийского корпуса. Австрийцы стянулись к Сольферино, и здесь упорно оборонялись до полудня, имея достаточные силы для защиты весьма стесненных подступов к Сольферино с запада. Развившиеся здесь бои могли бы получить быстрое решение лишь посредством широкого охвата на равнине. Но осторожный Мак-Магон, наступавший южнее Барагэ д'Илье по шоссе, сбив охранение III австрийского корпуса, остановился, не вылезая на оголенный лагерный плац, на одной высоте с I корпусом, приступил к систематическому развертыванию своих войск и обратился к командиру IV французского корпуса генералу Ниэлю с просьбой скорее выдвинуться и обеспечить его справа.

Около 11 часов за правым флангом I французского корпуса начала развертываться гвардия. Находившийся здесь Наполеон III оценивал свое положение на флангах, как не дающее основания рассчитывать на успех, и решил разбить и прорвать австрийский центр. Он нашел в себе решимость вовремя израсходовать свой резерв — гвардию. Гвардейский корпус около полудня был двинут в промежуток между I и II корпусами на Сольферино.

V австрийский корпус, оспаривавший каждую пядь территории, был к полудню уже сильно истощен. На помощь ему направлялись слабые части I австрийского корпуса, [113] еще не оправившиеся от поражения у Мадженты, и VII корпус. Одна дивизия последнего первоначально взяла южное направление, была свернута на участок своей армии и опоздала к развязке у Сольферино.

Первыми прибыли к Сольферино части I австрийского корпуса. Вместо того, чтобы помочь V австрийскому корпусу, уже 8 часов находившемуся в сильном бою, развертыванием свежих сил на его флангах и влитием поддержек, австрийцы затеяли смену усталых частей V корпуса и вывод их с боя. Эта смена совпала с решительной атакой I французского корпуса, поддержанного гвардией. Венгерцы I корпуса были сбиты. VII австрийский корпус, к которому котлы и продовольствие были подвезены только в 3 часа утра, до 10 часов задержался, чтобы получить горячую [114] пищу, прогулялся затем в южном направлении и успел занять лишь к востоку от Сольферино ряд арьергардных позиций. С развитием французской атаки в ней принял выигрышное участие в корпус Мак-Магона.

Император Франц-Иосиф, находившийся близ Кавриана, был подавлен зрелищем отступления частей V и I корпусов; 2-я армия могла еще задерживать продвижение французов, но ив 1-й армии, долженствовавшей наступать, бои складывались не благоприятно; поэтому император приказал начать общее наступление за р. Минчио{41}.

На третьем важном очаге боев австрийцы (располагали значительным численным превосходством. Наполеон III получил известие (доклад извозчика из Мантуи) о выступлении II австрийского корпуса (дивизия Иелачича) из Мантуи, и ожидал удара с юга{42}. Поэтому он задержал уступом позади левофланговый III корпус Канробера; так как последний передал дивизию своей кавалерии IV корпусу Ниэля, то у него в распоряжении осталось только 12 кавалеристов; поэтому фланговый корпус не мог сам установить призрачность угрозы, о которой сообщал Наполеон III, и лишь далеко после полудня начал поддерживать IV корпус. Первая задача, выпавшая на IV корпус, заключалась в оттеснении двух австрийских батальонов из Медоле. Находившаяся по соседству резервная австрийская конница вступила в бой, но дальний огонь нарезных французских орудий произвел на кавалерийских начальников такое впечатление, что конница около 6 часов утра начала отход и задержалась около 9 часов утра в Гоито, на р. Минчио, в значительном переходе позади пола сражения{43}. В [115] дальнейшем IV французскому корпусу пришлось выбить из Робекко и оттеснить к Гвидицоло III австрийский корпус. Последний мог быть поддержан IX и XI корпусами, но в австрийской армии проявление частной инициативы не культивировалось; диспозиции для сражения отдано не было, и все выжидали приказаний. Командующий I армией генерал Вимпфен получил только в 10 час., через 5 часов после начала боя, устное приказание Франца Иосифа — выполнить движение армии, указанное накануне, и тем помочь атакованному неприятелем центру. В 12 час. генерал Вимпфен получил письменный приказ, уклонявший направление его движения несколько к северу — вместо Медоле вдоль шоссе на Кастильоне. Это направление приводило 1-ю австрийскую армию к атаке через лагерный плац. Предстояло пройти 2-3 километра по совершенно открытому пространству. Командир IV французского корпуса, инженер и будущий военный министр генерал Ниэль, выставил для обстрела его 42 пушки, и Мак-Магон — 24 пушки. По поводу наступления через этот лагерный плац Мольтке в своей истории кампании 1859 года замечает, что «для наступления не может быть поставлено более трудной задачи, чем прохождение через чистое ровное пространство».

Организация австрийского наступления в новом указанном направлении затянулась. IV французский корпус после полудня начал получать поддержку от Канробера. Бой получил здесь характер перемежающихся атак с обеих сторон. Австрийская артиллерия действовала изолированными батареями и даже взводами; серьезную артиллерийскую массу можно было бы создать лишь за счет привлечения находившегося поблизости и бездействовавшего артиллерийского резерва 2-й армии; но массирование артиллерии не входило еще в круг тактических идей австрийского командования. Австрийцам удалось достигнуть лишь очень скромных частных успехов. Ниэль удержался в занятом расположении. Так как австрийский центр уже давно находился в полном отступлении, то в 17 часов и Вимпфек отдал приказ об отходе своих войск.

Разразившийся в этот момент дождь прервал бой; французы нигде не преследовали. Под прикрытием арьергарда, [116] остававшегося в Гвидицоло до 22 часов, австрийцы спокойно отошли. К утру австрийцы находились уже за р. Минчио, а затем сосредоточились в районе Вероны. Потеря в сражении под Сольферино были: у австрийцев — 13 тыс. убитыми и (ранеными, 9 тыс. пленными; у союзников — 14 тыс. убитыми и ранеными, 3 тыс. пленными. Особенно крупные потери — 20% своего состава — понес IV французский корпус, ведший упорный бой с численно превосходной 1-й австрийской армией. Из 78 австрийских батарей только 45 батарей приняли хотя бы небольшое участие в сражении. Уже из сравнения потерь видно, что австрийские войска дрались с достаточным упорством, и что превосходство австрийского ружья уравновешивало превосходство французских пушек. Это встречное сражение было проиграно австрийцами преимущественно вследствие недостатков управления и вытекавшего из него нагромождения корпусов в глубину. 8 часов V австрийский корпус (всего 13 тыс.) отбивал в центре атаки полуторных сил французов, выигрывая тем драгоценное время для маневра — перехода левого крыла австрийцев в наступление. Но к последнему удалось подойти лишь спустя 9 часов после завязки боев, когда в сущности сражение уже было проиграно. Это опоздание австрийцев естественно вытекало из того, что корпуса, атакованные в первой линии, ограничивались тем, что сдерживали неприятеля своими передовыми частями, а корпуса, находившиеся позади, оставались на месте, ожидая указаний свыше. Верховному же командованию потребовалось 6-7 часов времени, чтобы прибыть на поле сражения, разобраться в обстановке и составить по донесениям о различных схватках в передовых частях представление о начавшемся сражении.

Стремление каждого австрийского начальника возможно дольше удерживать сильный резерв, подготовлять на случай неудачи тыловую позицию, вытекавшее из господствующей пессимистической оценки общего положения, задерживало вступление в бой австрийских масс, что являлось особенно гибельным в условиях встречного боя; боевая часть австрийцев, несмотря на некоторое численное превосходство последних, почти всегда количественно уступала боевой части французов; редкие цепи не позволяли полностью выявить превосходство австрийских ружей. Преувеличенная забота австрийцев о тыле и об обеспечении операции прежде всего отражала их боязнь революции и [117] недостаточную волю к победе, вытекавшую из политического устройства Австрии.

Толкование опыта войны во Франции и Австрии. Через две недели после Сольферино военные действия закончились, так как продолжение их являлось невыгодным как для Франции, так и для Австрии. Любопытно, какое толкование в дальнейшем получил опыт этой кампании у обеих враждующих сторон.

Французские победы в Крыму и Италии явились в результате приложения их «алжирских» тактических методов: целые батальоны развертывались сразу в густую стрелковую цепь и с неподражаемым порывом устремлялись вперед. Отсутствие тактической дисциплины, известная анархия были характерны для ведения французами боя. Атака не могла быть никогда начата слишком рано или ведена слишком быстро, Наполеон III в начале кампании опасался, что скажется превосходство австрийского ружья, если французская пехота не будет стремиться скорее сблизиться с австрийской пехотой на близкие дистанции, и отдал армии приказ, в котором значилось: «новое оружие опасно только в том случае, если вы остаетесь на удалении от него»; этот приказ подлил еще масла в огонь. Основной лозунг боя был: «вперед, вперед». Всякие уставные формы должны были отступать на второй план перед индивидуальным чувством исполнителей.

Тогда как французские приемы вызывали восхищение у других армий, недостаточно с ними знакомых, они возбуждали глубокое сомнение среди французского высшего комсостава. Мы видели, как Мак-Магон в сражении при Мадженте и Сольферино боялся выпустить войска из своих рук, тщательно задерживал вступление в бой своего корпуса и искал в систематическом развертывании, «ученом маневрировании», и нацеливании боевого порядка противоядие анархическим приемам боя. После 1859 года на пост военного министра был призван Ниэль — талантливый военный инженер и неплохой командир корпуса в 1859 г. Ему не удалось добиться значительных результатов в области организационно-мобилизационной, но тактику французской армии он изменил коренным образом, изгнав анархию и установив инженерный распорядок. Превосходство противника в чем-либо производит на войска всегда большее впечатление, чем свои собственные достижения. Встретившись в 1859 г. с лучшим австрийским ружьем, французы [118] предали особенно важное значение вооружению пехоты. Ниэль перевооружил французскую армию превосходным ружьем Шаспо, заряжавшимся с казны, на, как техник, переоценил успехи техники и преподал в уставе следующий завет армии: «в настоящее время, при новом оружии, преимущество находится на стороне обороны». В 1868 г. во французской уставной комиссии считалось хорошим тоном видеть в тактике только отрасль искусства фортификации: тактика — это искусство насколько возможно дольше оставаться за закрытием и не подставлять себя под убийственный огонь неприятельских заряжающихся с казны ружей. Сущность тактического решения сводилась к выбору хорошей позиции; значение местности преувеличивалось до крайних пределов. Порыв и инициатива были похоронены, преклонение перед техникой привело к пассивности; понимание маневра утратилось. Борьба с тактической анархией, начатая Ниэлем, дала огромный перегиб в другую сторону. Австрийская армия реагировала на опыт 1859 года совершенно иначе. Хорошее вооружение австрийской пехоты и начатки огневой тактики в ее уставах не привели к успеху; бурные атаки французов восторжествовали; отсюда в австрийском уставе 1862 года качествам пехотного ружья и огню пехоты придавалось второстепенное значение; центр тяжести переносился с ружья на штыки, воскрешалось положение: пуля — дура, штык — молодец; пехота подготовлялась в духе ударной тактики к атаке батальонными колоннами, следующими в 200—300 шагах за густой стрелковой цепью; так как колонны следовали в атаку безостановочно, то для стрелковой цепи не оставалось почти вовсе времени для подготовки атаки огнем. За это движение вспять от дивизионной к батальонной колонне{44} австрийцам пришлось дорого расплатиться в 1866 году. Артиллерийскому превосходству, которое в 1859 находилось на стороне французов, австрийцы придали большое значение; они перевооружили артиллерию нарезными пушками, заряжающимися с дула, как у победителей французов, и начали обучать свои батареи действовать не отдельными взводами, а массами в десятки и сотни орудий, сосредоточивающими [119] свой огонь для решения одной задачи. В 1866 году австрийцы уже не забывали, как в 1859 году, свои артиллерийские резервы в тылу поля сражения.

В организационном отношении бросаются в глаза невыгоды, сложившиеся для австрийцев вследствие разделения их войск в сражении при Сольферино на две армии; в центре, на стыке обеих армий, как раз и состоялся прорыв французов; лишняя инстанция между верховным командованием и корпусами задерживала передачу донесений и приказов; первая армия оставила на стыке открытый участок, не помогла обороне Сольферино и слишком поздно перешла в наступление для поддержки второй армии; VII и XI корпуса — армейские резервы 2-й и 1-й армий — были израсходованы порознь на достижение различных целей, вместо того, чтобы объединиться для нанесения на равнине решительного удара. Все эти замечания Мольтке сделал уже в 1862 году, в своем печатном труде по кампании 1859 года. Верность их неоспорима. Но тогда как Молътке отсюда сделал вывод о необходимости перехода от приказного к директивному управлению, и сохранил деление прусских войск, действующих на одном театре, на несколько армий, австрийцы приняли его слова за чистую монету{45}, признали свой грех против наполеоновского принципа — иметь на одном театре военных действий только одну армию — и в 1866 году объединили под начальством Бенедека на Богемском театре 8 армейских корпусов, сверх того армейский арт. резерв и 4 кав. дивизии; управление такой массой вызвало трения несомненно большие тех, которые были бы вызваны делением ее на две или несколько армий.

Так различно были поняты воюющими новые условия поля сражения, в которых сказывалась новая техника вооружения. И во Франции, и особенно в Австрии, теория не пользовалась в армии большим почетом. Практике, опыту уделялось несравненно большее значение, чем теоретическим рассуждения. Но действительный опыт рождается только [120] при критическом исследовании фактов. Практика, не освещенная критическим исследованием, дает нам лишь внешнее, поверхностное представление о причинах успехов и неудач, и наталкивает порой на чрезвычайно ошибочные выводы. Что же касается до встречного боя, как типичной формы новейших боевых столкновений, которую мы усматриваем теперь в событиях кампании 1859 года, то теоретической мысли потребовалось три десятилетия, чтобы в лице Шлихтинга отметить этот новый этап эволюции тактики и попытаться приспособить к нему уставы и курсы тактики.

Кампания 1859 года засвидетельствовала превосходство французского солдата над австрийским. Конечно, для объяснения этого превосходства можно было указать на много различных данных; склонная к реакции военная мысль Европы обратила внимание на то, что тогда как Франция выдерживала 7-летний срок службы, Австрия фактически перед войной сократила действительную службу до 3-х лет. Отсюда, война была воспринята, как победа более долгого срока службы над более коротким. Опыт кампании 1859 г. толкнул и Пруссию на реформу 1860 года и переход от двух- к трехлетнему сроку службы.

Мы обращаем внимание на противоречивость толкования опыта войн Восточной и 1859 г., объясняемую во многом тем, что к уяснению опыта одной войны подходили без учета предшествовавшей эволюции.

Литература

1) Moltkes Militarische Werke. III. Kriegsgeschichtliche Arbeiten. Dritter Teil. Der Italienische Feldzug des Jahres 1859. — Berlin, 1904.

Труд Мольтке по истории Кампании 1859 года представляет классическое произведение, получившее самое широкое распространение. На русском языке имеется перевод Фельдмана со старого издания. Новое издание в полной собрании военных сочинений Мольтке, проредактированное военно-историческим отделением большого генерального штаба, имеет то преимущество, что сохраняя оригинальный текст второго издания 1863 года, оно в примечаниях отмечает ту массу неточностей, которые не могли не проскочить в работу Мольтке, предшествовавшую опубликованию всех документов и появлению австрийской официальной истории войны. Сравнение текста и примечаний чрезвычайно поучительно для лип, готовящихся к работе по военной истории. Мольтке и без доступа к архивам воюющих сумел обрисовать важнейшие черты событий; его цифры чрезвычайно точны; очерк мобилизации и развертывания весьма любопытен; вся работа имеет громадное значение для стратегии и тактики, являясь проповедью новых взглядов; недостатки спешно [121] написанной истории Мольтке относятся преимущественно к установлению причинной связи между различными событиями, уловить которую современникам событий очень нелегко.

2) Studien zur Kriegsgeschichte und Taktik. Herausgegeben vom Grossen Generalstabe. Band VI. Heeresverpflegung. — Berlin. 1913.

6-й том этюдов по военной истории и тактике большого прусского генерального штаба охватывает собой вопросы продовольствия войск в войнах Наполеона, русско-польской 1831 года, в итальянской кампании 1859 года, в богемской кампании 1866 года, во франко-прусской войне 1870-71 годов, в русско-турецкой войне 1877-78 гг., в русско-японской войне 1904-95 гг.

3) Hans Delbrück. Geschichte der Kriegskunst. V Teil. Fortgesetzt von Emil Daniels. Zweites Buch.

Вторая книжка продолжаемой Даниельсом истории военного искусства Дельбрюка представляет изложение фактической стороны событий войны 1859 г., любопытное по некоторым характеристикам и по внимательному учету влияния политики и в частности революционных течений на ход военных действий.

4) Анри Дюнан. Воспоминания о битве при Сольферино. — С.-Петербург, 1904. Русские перевод Норман.

Эта брошюра содержит воспоминания французского гражданского врача, оказавшегося на поле сражения под Сольферино и наблюдавшего отчаянное положение раненых. Крайне сокращенные тыловые учреждения обеих сторон не располагали ни медицинскими, ни транспортными средствами для оказания им помощи. Анри Дюнан помогал, как доброволец, и указывает, какую огромную роль может сыграть в деле помощи раненым добровольческая организация. Агитация Дюнана привела в 1864 году к заключению Женевской конвенции, которая дала права нейтральным лицам, ухаживающим за ранеными, и к основанию обществ Красного Креста. Русский перевод, вышедший в год русско-японской войны, спустя 4 с лишним лет после появления оригинала, очень плох.

5) W. von Willisen. Die Feldzuge der Jahre 1859 und 1866. — Leipzig, 1866.

Известный стратег, Вилизен, издал, как 4-ю часть своей "Теории большой войны", историю кампании 1859 и 1866 годов. "История" каждой из этих кампаний складывается у Вилизена из двух частей: первая — фактическое изложение событий по опубликованным впоследствии данным; вторая часть — критика событий и выводы — представляет статьи и письма, написанные Вилизеном во время самого хода событий. Такой способ изложения — совпадение замечаний и предположений Вилизена с действительным ходом кампании — должен убедить читателя в истинности положения стратегической теории Вилизена, ложащейся в основу его критики и пророчеств. Метод этот, на наш взгляд, заключает в себе нежелательный элемент хвастовства. Статьи Вилизена являются образцовыми для газетного обозревателя; Вилизену, конечно, нельзя отказать в глубоком понимании военного дела.

6) Официальные истории войны: Австрийского генерального штаба "Der Krieg in Italien 1859", три тома, Вена, 1879-1876 гг.; французского генерального штаба "Campagne de l'empereur Napoleon III en Italic" (Париж, 1860 г.); работа, изданная непосредственно после войны, уступает австрийской в точности. Острая критика [122] австрийского толкования, в труде Bartels. Der Krieg im Jahre 1859. Nach offiziellen Quellen nicht ofliziell bearbeitet. Автор, бывший в 1859 году начальником штаба VII австрийского корпуса, лишен, по приговору офицерского суда чести, за смелую, резкую критику офицерского звания. Критика французского ведения войны — у Alfred Duquet. La guerre d'ltalie и в труде — Due d'AImazon. Campagne de 1859.

7) Лучшая характеристика австрийской армии в труде Heinrich Friedjung. Der Kampf um die Vorherrschaft in, Deutschland 1859 bis 1886. — Штутгардт, 1896. 2 тома.

Образцовый, редко встречающийся военно-исторический труд гражданского историка брызжущий знанием и талантом. Австрийский генеральный штаб эпохи пятидесятых и шестидесятых годов злобно, но правдиво очерчен в интересных мемуарах: Wilhelm Ritter Gründorf von Zebegeny. Memoiren eines österreichischen Generalstäblers. 1913.

Для изучения французской армии особую важность представляют: Моrand. L'armee selon la charte (эпоха Бурбонов); duc d'Amnale.Les institutions militaires de la France(эпоха июльской монархии); Trochu. L'armee française en 1867 и того же автора Oeuvres posthumes (эпоха второй империи), и общий труд Thoumas. Les transformatios de l'аrmee française. Любопытнейшее значение имеет многотомный труд Germain Bapst. Le marechal Canrobert. Souvenirs d'un siecle, изданный в 1910—1913 гг.

Бапст, французский посол в Копенгагене, по профессии историк, обработал воспоминания Канробера и его бумаги, проверив по всем доступным первоклассному историку материалам, и дополнил их многими фактическими данными. В результате получилась военная история Франции в XIX веке. Очень выпукло изложены войны второй Империи, в которых Канробер принимал самое видное участие, и даны блестящие характеристики французских генералов, в особенности Базена. Труд первоклассный. [123]