4. Экономический план войны

Размах экономической борьбы. Экономические цели войны подчиняют себе усилия на всех фронтах борьбы, образовавшихся в войне. Здесь будет идти речь лишь об экономическом фронте и его задачах.

Они непременно включают оборонительные элементы — возможно широкое удовлетворение потребностей, порожденных ведением военных действий, и сохранение работоспособности тыла, представляемого, за исключением вооруженных сил, всем государством; но задачи экономического фронта могут включать и элементы наступления, более или менее развитого, стремящегося к нанесению ударов неприятельской экономике.

Экономическое оружие обоюдоостро, и часто наносит одновременно себе такие же раны, как и противнику. Мы это говорим не в смысле широкой экономической философии, например, в том, что конкуренты Германии, разгромив последнюю, потеряли свою лучшую покупательницу.

Надо каждый раз основательно взвесить, чьи потери от развития враждебных действий будут серьезнее и иметь более решающее влияние на исход войны. Германия в мировую войну запретила вывоз во враждебные страны, через посредство нейтральных стран, своих анилиновых красок и медикаментов. Конечно, текстильная промышленность Антанты почувствовала известные затруднения, английские ситцы временно стали удивительно линючими; врачи, прописывая рецепты, стали испытывать некоторые затруднения; но, в общем, мероприятия Германии не нанесли ли больше ущерба ей самой, подорвав ее монопольное положение в этих отраслях промышленности и лишив ее на время войны выгодных статей вывоза?

Каждое экономическое наступление вызывает к жизни противодействующие силы. Нельзя отрицать известного воодушевления, с которым различные классы русского народа отнеслись в 1914 году к началу войны с Германией. Между тем, войне предшествовали полуторавековые мирные соседские отношения. Мы объясняем это воодушевление тем, что Россия с XVIII века представляла поле наступления немецкого капитала, труда и культуры. Русская буржуазия таила зависть к более дельной германской буржуазии, к преуспевающему в России немецкому фабриканту или булочнику. Помещики жаловались на высокие хлебные пошлины, проведенные немецкими аграриями, крестьяне думали о дележе земель немцев-помещиков и колонистов. Германофобские чувства охватили даже значительную часть интеллигенции. Один из учеников Дельбрюка, петроградский профессор истории Митрофанов, излил своему наставнику перед самой войной очень широко распространенные в русской провинции враждебные немцам мелкобуржуазные настроения. Родина славянофильского шовинизма, Чехия, не пропиталась ли она враждой к Германии еще в XV веке из-за попыток колонизации ее немцами?

Чтобы помешать поставкам Соединенными Штатами военного снаряжения Антанте, Германия попыталась организовать в Америке, в широких размерах, саботаж; устраивались несчастные случаи на заводах, перекупалось необходимое для них сырье, производился умышленно брак, среди рабочих сеялось возбуждение. Германия связалась с ближайшим недругом Соединенных Штатов — слабой Мексикой. Эта неумная политика привела к тому, что Германия скомпрометировала 20 миллионов граждан Соединенных Штатов, немцев по национальности; им пришлось доказывать, что они американцы, а не немцы, и презирают немецкие способы борьбы. Результатом было то, что 20 миллионов немцев потеряли возможность проявлять какую-либо политическую активность и не могли возвысить свой голос против вступления Соединенных Штатов в войну с Германией. Немецкая экономическая активность дала только лишнее оружие врагам, Вильсон, объявляя войну своим посланием 2-го апреля 1917 г., мог сослаться: "прусское самодержавие повсюду затеяло преступные интриги против нашей промышленности и нашей торговли. Его интриги едва не посеяли смуту в нашей стране".

Вполне возможно, что экономическое наступление не представит выгод ни для одной из воюющих сторон, и военные действия будут развиваться без параллельных схваток на экономическом фронте. Такова была война в 1870 году: слабейшая в экономическом отношении Пруссия ограничивалась действиями на вооруженном фронте, а богатая Франция не могла обострять экономической борьбы, так как ее военные дела шли плохо, и в руках немцев находились ценные залоги.

Точно так же, со стороны слабых экономически России и Италии было разумно не обострять в течение мировой войны экономической борьбы с Германией. Момент возникновения экономического фронта относится здесь не к началу войны, а к более поздним периодам. Еще осенью 1915 г. в Петрограде спокойно проживало 250.000 немцев, наполовину германских подданных, продолжая свои торговые и промышленные дела; через Скандинавию русская торговля с Германией неофициально продолжалась. Для царского правительства начинать внутри России травлю ненцев было политически невыгодно. Но этого добивалась Антанта, добивалась московская буржуазия, видевшая конкуренцию себе в немецкой контрабанде, и в немецких дельцах внутри России. Начало было положено погромом немецких магазинов в Москве весной 1915 г., затем началось преследование немецких товаров, высылка лиц немецкой национальности, секвестр их собственности и т. д. Все эти меры весьма ускорили гибель старого режима.

Италия 23 мая 1915 года объявила войну Австро-Венгрии, но не Германии; с последней она осталась в торговых отношениях, так как нуждалась в подвижном составе для железных дорог, и в угле, которые поставляла ей Германия. Только через 15 месяцев, под жестоким давлением Антанты, в надежде на скорый конец войны (момент выступления Румынии) и дабы получить право на участие в контрибуции, которую будет платить Германия, Италия вступила в борьбу с Германией и на экономическом фронте, объявив последней войну. Таким образом, и во времени и в пространстве экономическая борьба может не совпадать с вооруженной борьбой.

Надо помнить, однако, что не всегда в нашей власти будет уклониться от действий на экономическом фронте; на удары противника придется отвечать соответственными мероприятиями. Экономическое оружие приобретает особенное значение, если война складывается на измор. К нему всегда особенно охотно обращаются капиталистически сильные англо-саксонские государства. В будущем войны, невидимому, будут сопровождаться такими же ужасными экономическими схватками, как борьба Наполеона I с Англией (континентальная система), или война Севера и Юга Соединенных Штатов (голодное удушье Юга), или же последняя мировая война. Чем слабее государство в экономическом отношении, тем больше внимания надлежит уделять экономическому фронту, чтобы он: не оказался прорванным.

Экономический план войны. Старая стратегическая мудрость ограничивала объем планов кампании моментом решительного столкновения. Считалось чистой предвзятостью сколько-нибудь подробно разрабатывать дальнейшие действия, так как, де, на другой день после исхода решительного столкновения придется действовать в совершенно новой обстановке. Таким образом, план кампании подробно разрабатывал лишь подготовительные операции, занятие исходного положения к решительным действиям.

Еще большую ограниченность, еще больший перенос центра тяжести на разработку подготовительных мероприятий следует рекомендовать для разработки экономического плана, так как экономический фронт войны не является самодовлеющим, и тот или иной оборот военных действий может совершенно изменить и требования, предъявляемые к экономике, и обстановку, в которой она будет их выполнять.

Однако, экономический план не должен представлять только простой перечень целей экономической подготовки; если нельзя выступать с пророчеством относительно действительного хода событий или нагромождать предпосылки на предпосылки (если на если), то экономический план все же должен намечать такую линию экономического поведения, которая не привела бы нас в тупик ни при каких возможных вариантах.

План должен основываться исключительно на действительности. Составлению его должно предшествовать всестороннее изучение своих и неприятельских экономических сил. Нужна дельная постановка экономической статистики, дополнительные исследования об экономических возможностях, экономическая разведка. Последняя должна охватывать не только возможных противников, но и все передовые в экономическом отношении страны, так как условия мировой экономики должны быть ясны для составителя экономического плана войны. Экономическая разведка является нормальным долгом агентов консульской службы или торговых представительств государства. Консулы Соединенных Штатов известны своей склонностью к применению при этом приемов тайной агентуры и шпионажа. Знаменательно, что председателем "Ара" являлось лицо, занимавшее видный пост в американской контрразведке.

Оценка наших и неприятельских экономических сил должна привести, в связи с имеющимися указаниями о политической цели войны, к выдвижению определенных задач для экономического фронта и указанию средств для их разрешения, к подсчету минимальной экономической базы, требуемой для ведения войны. Отсюда будут уже вытекать все указания: 1) по регулировке развития народного хозяйства для достижения необходимых результатов; проведение этих указаний в жизнь составляет основную задачу экономической политики; 2) по подготовке транспорта и 3) по подготовке финансовой и экономической мобилизации.

Для разработки военной стороны плана войны крайне желательно, чтобы экономический план содержал соображения по вопросам: какой период времени потребует экономическая мобилизация страны, какие пределы намечаются для производительности военной промышленности и в течение какого периода возможно поддерживать работу полным ходом, до неизбежного понижения производительности, связанного с общим экономическим истощением страны. Самые грубые, приближенные суждения по этим вопросам в отношении как нас, так и возможных противников представляют большую ценность для уяснения характера предстоящей войны.

Вопрос о задачах по созданию боеспособной экономики мы уже затрагивали выше в главе о политике; теперь остановимся на транспорте и подготовке мобилизации.

Транспорт. Эстония может, не прибегая к железным дорогам, предупредить нас в оперативном развертывании, так как в течение одной недели можно пешком без труда пройти всю Эстонию из конца в конец. Если малое государство может вести войну, находясь не в слишком большой зависимости от состояния своего транспорта, то для обороноспособности большого государства состояние его транспортных возможностей чрезвычайно характерно. И, поскольку средства для ведения войны приходится собирать со всей территории, важно не ограничивать подготовку сети железных и шоссейных путей исключительно путями для переброски войск в район развертывания. Перед мировой войной французы настаивали на проведении Россией четырехколейной магистрали Орел—Седлец, так как они были заинтересованы в максимальном ускорении русского сосредоточения: между тем, условия ведения Россией большой войны требовали установления прочной железнодорожной связи с портами Ледовитого океана — проведения Мурманской железной дороги, и перешивки на широкую колею Архангельской. Тогда как развитие путей сообщений на театре войны отвечает, прежде всего, стратегии сокрушения, общее улучшение условий транспорта особенно важно для длительной борьбы — на измор.

Какое экономическое бессилие страны вытекает из бездорожья, можно видеть из следующих примеров, заимствованных из жизни французских колоний в мировую войну. На Берегу Слоновой Кости французы заготовили 250 тысяч пудов злаков (4200 тонн). Переброска их на морской берег потребовала мобилизации 125 тысяч негров-носильщиков, затративших в общей сложности два миллиона пятьсот тысяч рабочих дней. Вследствие сырого климата, отсутствия складочных помещений и запоздания подачи парохода под нагрузку заготовленные злаки большей частью сгнили. Французский Судан мог бы легко поставить 3.600.000 пудов (60 тысяч тонн) зерна. План транспорта зерна заключался в следующем: постройка 30 сушильных печей, 20 промежуточных складов, приобретение 1 миллиона мешков, значительного числа веялок, наем 50 присяжных весовщиков, заготовление 60 тысяч мешков из козьих шкур для перевозки хлеба в челноках, постройка 300 челноков (пирог) подъемной силой от 4 до 8 тонн для сбора зерна с берегов Нигера; третью часть пришлось бы доставлять от пунктов закупки к реке на носильщиках, в среднем на расстояние 200 километров, что потребовало бы 4 миллиона рабочих дней негров-носильщиков. В этот подсчет не входит работа негров по переноске Зерна в центры закупки и доставка хлеба на челноках к железной дороге. Ясно, что от такой хлопотливой и дорогой заготовки хлеба откажется всякое не умирающее с голоду государство.

Если французские колонии в мировую войну дали Франции только — 600 тысяч солдат и 200 тысяч рабочих, и население их приняло участие в боевых действиях в 10-20 раз меньше, чем население Франции, то это объясняется отнюдь не отсутствием желания французского правительства более широко эксплоатировать цветное население колоний и не отсутствием возможности произвести на него более сильный нажим, а отсутствием средств связи и транспорта, расстоянием во много сотен километров от жилищ туземцев до приемных пунктов и от последних до портов или железнодорожных станций; организовать движение по ним туземцев во многих случаях оказалось чрезвычайно трудно.

Даже сеть путей самой Франции, так тщательно развивавшаяся в течение столетий, оказалась не в силах справиться сама с обслуживанием фронта. Чтобы справиться с доставкой снабжения английской армии, достигавшего в иные месяцы 20 миллионов пудов груза, пришлось заимствовать в Англии 49 тысяч вагонов, соответственное количество паровозов с обслуживающим персоналом, одну железнодорожную дивизию; перевозка американской армии от берегов Атлантического океана в Лотарингию потребовала гигантских мероприятий по расширению французских портов, постройки гигантских барачных помещений и складов для прибывающих войск и грузов, расширения станций, проложения новых линий и развития существующих; осенью 1918 г. прибывало около 250.000 человек и 25 миллионов пудов грузов ежемесячно, а весной 1919 г. снабжение американской армии должно было вырасти вдвое и потребовать для своего обслуживания 100 тысяч технических железнодорожных агентов, коих во Франции не было и которых обещали дать американцы (успело прибыть только 30 тысяч). Подвижной состав должны были доставить американцы ежемесячными порциями по 268 паровозов и 7550 тридцатитонных вагонов. Союзники должны были усилить работоспособность французских станции, уложив на них 6 тысяч километров путей. Самим французам пришлось в течение 4 лет войны провести 8420 километров новых путей, т.е. выполнить, приблизительно, объем нормального десятилетнего строительства. Не только в России, но и в богатой Франции, располагавшей возможностями внешней торговли, для строительства новых железных дорог пришлось обратиться, за неимением транспорта и отвлечением тяжелой промышленности на производство вооружения, к методу тришкина кафтана и разобрать 1500 километров путей и 670 стрелок на ранее построенных железных дорогах. Процент больных паровозов увеличился в полтора раза.

Большое государство нуждается теперь в 100-200 поездах ежедневно для снабжения своего фронта, тогда как еще в 1870 году три немецкие армии удовлетворялись 1-2 поездами ежедневно каждая, и только перевозка осадного парка требовала от железных дорог большей работы.

В современных же условиях вес четырехдневной порции огнестрельных припасов для армии, которая атакует укрепленный фронт и богато снабжена тяжелой артиллерией, требует подъемной силы 60-80 железнодорожных поездов. Даже при бедных нормах артиллерии и ее снабжения число поездов достигает 30. Если бои получат материальный характер, то развитие их на фронте одной армии потребует 7-10 поездов с огнестрельными припасами ежедневно. При позиционном затишьи фронт требует до 1,5 поездов на дивизию ежедневно, а в период боев — до 4 поездов на дивизию.

Но теперь, сверх того, и маневрирование перешло на железнодорожные линии: в течение войны многократно требуется производство нового оперативного развертывания, с ежедневной подачей до 300 и более поездов, чтобы в три-четыре дня перебросить на важное направление 3-4 десятка дивизий. Неспособность русских войск и русских железных дорог к таким быстрым новым развертываниям объясняет во многом неудачу наших оборонительных действий весной и летом 1915 г.

Подогнать движения, исполняемые походным порядком, можно, форсируя силы людского и конского состава. Но форсирование железнодорожного маневра имеет, в условиях железнодорожной сети, весьма тесные пределы. На помощь Самсонову подкрепления перебрасывались по одноколейной железной дороге на Млаву, с движением в одну сторону и со сбрасыванием с рельс части подвижного состава, загромождавшего головной участок. Беспорядок и убытки получились большие, а выигрыш — ничтожный.

Но эта гигантская работа железных дорог по обслуживанию фронта составляет далеко не все. Многие раньше представляли себе войну, как картину общей безработицы тыла, ожидающего конца войны, остановку всей торговой и промышленной жизни страны. На самом деле, картина получается совершенно обратная; чтобы иметь возможность поддержать фронт, тыл должен развить лихорадочную промышленную деятельность.

Население городов не только не остается без работы, но почти удваивает ее. Многое приходится строить и создавать заново. Многое приходится везти с гораздо большего удаления, так как ближайшие источники зерна, сырья или товара оказываются исчерпанными. Морские каботажные перевозки приходится заменять железнодорожными. Приходится организовывать эксплуатацию дальних источников, от которой в мирное время удерживали хозяйственные соображения. В результате и количество пассажиров, и количество грузов, и длина их пробега по железным дорогам значительно увеличиваются. Если для Франции, с сильно развитым довоенным железнодорожным движением, мировая война увеличила нагрузку железных дорог, не считая фронтового движения, на 40%, то в СССР можно ожидать развития требований на перевозки по железным дорогам с началом войны не менее, как на 60%.

Как ни выгодно движение грузовых автомобилей по шоссе, по сравнению с гужевой тягой по проселкам, оно неизмеримо расточительнее по сравнению с ширококолейной железной дорогой. Само содержание шоссе в порядке, при максимальном развитии движения по нем тяжелых автомобилей, требует почти такой же рабочей силы, как постройка большой двухколейной железной дороги, и доставки для ремонта такого же груза материалов, какого требует строительство железной дороги. Под Верденом ремонт обслуживавшего питание фронта "священного" шоссе требовал 8.400 рабочих и 2.300 куб. метров щебня в день. А 6.400 рабочих плюс S железнодорожных рот в течение трех месяцев построили железную дорогу на две широкие колеи, расчитанную на 24 пары поездов, протяжением в 60 километров. Заранее построенная железная дорога сделала бы излишней толкучку на "священном" шоссе.

В отношении личного состава транспорт по железной дороге в 10 раз более экономен, чем перевозка автомобилями. И такое соотношение верно уже для коротких расстояний перевозок, не дальше 60 — 80 километров; далее оно складывается все более невыгодно для автомобиля; свыше 150 километров автомобиль является уже весьма не экономным средством. Все 120 тысяч автомобилей с их армией в 250 тысяч шоферов, обслуживавшие западный фронт Антанты на удалении в триста километров, могли бы заменить работу лишь одной железнодорожной магистрали.

Так как широкая колея в 4 раза экономичнее в отношении людского труда по сравнению с узкой колеёй, то она особенно важна для организации транспорта на обширной территории экономически бедного государства.

Экономика войны требует максимального развития железных дорог. Европейский масштаб, а не только наш советский, более уже не отвечает требованиям войны; необходимо брать пример с Соединенных Штатов, с их тридцатитонными товарными вагонами, более длинными поездами, вдвое большей скоростью товарного движения и самыми низкими тарифами в мире.

Внутренние водные пути являются могучим резервом; нужна такая их организация, которая позволила бы им в течение войны широчайшим образом пойти на помощь железным дорогам в разрешении непосильных для последних задач. Дунай и сеть германских и французских каналов играли в экономике мировой войны крупнейшую роль. Они позволяли в тылу разгружать железные дороги от многих задач (часть движения сельскохозяйственных продуктов в Германии с востока на запад, значительная часть перебросок каменного угля, вывоз из Румынии по Дунаю нефти и хлеба); но они также часто доставляли до самой линии фронта грузы цемента, щебня, леса и топлива; если были подстреленные при работе снабжения паровозы, то были и подбитые при исполнении служебных обязанностей мелкие буксирные пароходы.

Крупнейшее значение имеет и организация в стране гужевого и автомобильного транспорта.

Мобилизации вырвут из пользования населения многие тысячи автомобилей и полтора — два миллиона лучших лошадей, оставив на нем полностью сельскохозяйственные задания и увеличив втрое потребности городов и промышленности. Угроза экономике страны особенно обострится, если на фронте не будет достаточного ухода за животными, и они будут падать после короткой службы. Рекорд падежа принадлежит английской армии, действовавшей в Восточной Африке против Летов — Форбека. В английской армии состояло при наступлении в разное время от 12 до 20 тысяч упряжных животных. Из их числа ежемесячно падало тря тысячи лошадей и три тысячи мулов, в среднем; быки падали чаще: за три недели, однажды, пало 4.500 быков; бык служил не более шести недель, мул — 2 месяцев; ослы, которых запрягали в повозку по 16, были несколько более стойкими. В общем, за 14 месяцев, к маю 1917 года, потери в животных превышали 100.000 годов, т.е. превосходили в 6 раз штатный состав. Автомобили служили в среднем шесть месяцев, поглощали за это время 100% запасных частей, вместо 10% европейской нормы, и 600% рессор, после чего выкидывались. Причинами были: муха це-це, хищники, грубое африканское сено, плохие дороги, но прежде всего — плохой уход за животными и дурные качества шоферов-китайцев и негров. В 1917 г., хотя муха це-це в России не родилась, падеж лошадей на фронте вырос во много раз против нормы. Статистика гражданской войны также показала бы, если бы велась, чрезвычайное мотовство по отношению к коневым богатствам страны.

Побороть вытекающие затруднения можно лишь путем жесточайшей дисциплины, крайней экономии в снабжении армии транспортами и в штатной организации обоза; надо отказаться от привычки иметь транспортные Средства на всякий случай и беспощадно бороться с обрастанием войск нештатным обозом. Вместе с этим необходимо воспитать в населении и армии культурный расчет, понимание выгоды регулярной починки мостов и дорог, которая дает величайшую экономию в гужевых транспортных средствах.

В русских условиях, конечно, придется вовсе отказаться от маневрирования на автомобилях. Для переброски дивизии без обоза и лошадей, в вовсе небоеспособном состоянии, требуется до 600 грузовиков и очень хорошее шоссе. Чтобы захватить важнейшую часть обоза, хотя бы немного зарядных ящиков и самое ограниченное количество лошадей — по 4 на орудие и 2 — на зарядной ящик, — надо 1.100 грузовиков. Считая по 30 метров на автомобиль, получаем кишку в 33 километра длиной; малейшее недоразумение на шоссе остановит и расстроит ее движение. Роскошь перевозки лошадей на автомобилях нам, безусловно, не доступна; маневрирование на автомобилях даже на Западе получит значение не как условие комфорта, а как боевое средство лишь при замене в артиллерии и в станковых пулеметах лошадиной тяги механической. Сказанное, конечно, не исключает возможности использования автомобилей и подвод для мелких отрядов, поддерживающих порядок в оккупированных областях в ведущих борьбу с отдельными бандами.

Состояние транспорта, как элемента экономической подготовки к войне, нам представляется имеющим для такого большого государства, как СССР, несравненно большее значение, чем какие-либо финансовые успехи, до достижения твердой денежной системы включительно. Фридрих Великий уделял величайшее внимание постройке каналов, Наполеон I — проведению шоссе, Мольтке — организации железнодорожной сети. В нашу эпоху вопросы транспорта остались не менее острыми, ввиду необычайного объема требуемых войной средств. Быть может, подсчет тех усилий, которые может дать наш транспорт, следовало бы положить в основу экономического плана; необходимы, с одной стороны, большие усилия на дальнейшее развитие транспорта, а, с другой стороны, уяснение предела экономической мобилизации, который не может быть превзойден при данном состоянии транспорта.

Стоимость войны и военный бюджет. Стоимость войны, при явной тенденции к повышению по мере усложнения военной техники, представляет резкие колебания. 20 золотых франков в день на мобилизованного, это — современный минимум военных издержек буржуазного государства. Если приходится вести войну на значительном удалении (осада Севастополя), то стоимость ее имеет наклонность к возрастанию на 50%, вследствие больших транспортных расходов и необходимости оборудовать новую базу. Для такого большого государства, как Россия, издержки всегда были выше нормального уровня, из-за необходимости собирать силы и средства с громадной территории и связанных с этим значительных прогулов. Если война получает позиционный характер, то непосредственные издержки увеличиваются вдвое, вследствие меньшего использования местных средств и материального характера, приобретаемого вооруженной борьбой.

Но особенно увеличиваются военные издержки при недостаточной мирной подготовке. Наименее экономично всегда вели войну Соединенные Штаты, содержавшие до мировой войны лишь ничтожную армию, Им приходилось и в 1861-1865 г.г. и в 1917-1918 г.г. сразу заказывать и создавать все военное оборудование: ружья, патроны, шинели, лагери, уставы и тактические учебники, командные школы, обоз и лошадей, манежи для обучения верховой езды, стрельбища. Заказы, закупки, строительство приходилось организовывать в атмосфере чрезвычайных расценок. Приходилось приглашать поставщиков, которые, получив заказ, еще должны были строить заводы и собирать рабочих, чтобы их выполнить. Торговаться с этими поставщиками приходилось импровизированному, не сработавшемуся, малоопытному административному составу, имевшему такое же отдаленное представление, как и поставщики, о технических условиях, которым должно удовлетворять заказываемое снаряжение. И так как никаких запасов у военного ведомства не было, а нужда в них была острая, то не приходилось ни уклоняться от несолидных предложений, ни защищать интересы казны. Да и не имелось масштаба правильных расценок, которым можно было бы руководствоваться при обуздании хищнических аппетитов. Отсюда — в мировую войну день пребывания американского солдата на фронте во Франции стоил в 50 раз дороже пребывания европейского бойца. Конечно, американцы сделали капитальные затраты, а дрались очень недолго, и только половина их солдат была перевезена во Францию; тем не менее, необходимость для каждого государства оплатить, в случае войны, всю произведенную им в мирное время на военном бюджете экономию в десятикратном размере, ясна.

Когда работа на оборону ведется промышленностью в мирное время, имеются детальные чертежи, готовые образцы, лекала, производственные традиции, определенные мирные расценки, — тогда снаряжение в течение самой войны может изготовляться и гораздо скорее, и в большем масштабе, и лучшего качества, и более дешево. Поставка военному ведомству теряет характер авантюры.

Военный бюджет должен являться средством не только для подготовки могущественной армии, но и для понижения издержек будущей войны. Он должен обеспечить государству и капитальное оборудование на случай войны, и мобилизационные запасы, и значительные массы обученных в населении, дабы уменьшить в случае войны прогул на обучение в запасных частях, отрывающий в самое горячее время миллионы рабочих рук и от фронта и от работы в тылу.

Наличие мобилизационных запасов снаряжения удовлетворить современные требования войны, конечно, не может полностью, как это было еще 50 дет тому назад; то, что было изготовлено промышленностью в течение самой мировой войны, порой в десятки раз превзошло мирные запасы. Однако, необходимо, чтобы склады военного ведомства к началу войны не пустовали; наполнение их воспитает военную промышленность; они необходимы, чтобы выиграть время на мобилизацию промышленности и на приступ ее к работе полным ходом. Наличие их должно обеспечить, в случае необходимости, осуществление сокрушительного удара. Не имея запасов, придется стать на путь очень скользких мероприятий, до покупок дорогой и сомнительной заграничной контрабанды включительно.

Характеризовать военный бюджет следует процентом его, обращенным на заготовку мобилизационных запасов и капитальное оборудование (вооружение, фортификационные работы, связь и проч.). Эта часть бюджета может колебаться от — 10%) (израсходование в мирное время мобилизационных запасов обмундирования, патронов и т. д.) до + 70% всего военного бюджета. В царской РОССИИ она достигала 37%. Производительность расхода остальной части бюджета следует измерять количеством уволенных за год в запас обученных красноармейцев (и прошедших обучение на территориальных сборах) и качеством их подготовки. Современная армия есть школа, судить о ней следует по выпускам ее учеников.

Выгодные соотношения в военном бюджете могут сложиться лишь при достаточном его размере, так как нищенский бюджет, естественно, будет поглощаться кадровым составом без производительного остатка. При надлежащем распределении военного бюджета экономические перспективы войны складываются несравненно благоприятнее.

Средства для ведения войны. Фридрих Великий содержал в крепостях в мирное время два десятка миллионов пудов зерна, что обеспечивало хлебом и овсом его двухсоттысячную армию на три года, я хранил запас серебра в размере трехлетней потребности войск в жалованье; он мог себя считать экономически подготовленным к войне.

Война ведется частью за счет отложенных для нее запасов, а частью за счет средств, взятых из народного хозяйства в течение самой войны. Запасы могут быть отложены как военным, так и другими ведомствами (например, двухмесячный мобилизационный запас топлива на железных дорогах, запасы заграничного сырья и оборудования в промышленности). По мере развития производительных сил и увеличения сложности техники наблюдается тенденция к умалению значения заранее заготовленных запасов и к подчеркиванию значения экономических усилий, сделанных в течение самой войны.

Для Германии, Франции, России 1 месяц мировой войны обходился в 800-1500 мил. зол. руб. Нужные для войны средства могут быть добыты из народного хозяйства различными путями: 1) путем отказа от помещения излишков народного дохода над расходами в новые капитальные затраты — постройку жилищной площади, новых фабрик, новых дорог, устройство электрификации, организацию новых предприятий, размещение капитала за границей; 2) путем реализации за границей запасов золота, валюты или от заключения заграничного займа; 3) путем постепенного изъятия вложенного в народное хозяйство капитала, которое достигается посредством экономии на ремонте помещений и оборудования, сокращения оборотных средств; 4) путем уменьшения реальной заработной платы при увеличении продолжительности труда и широкой эксплуатации женского и детского труда и уменьшения расходов на народное просвещение, здравоохранение, социальное обеспечение и т. д. Война берет средства и у будущего, и у прошлого, ухудшает условия производительности труда и не оплачивает его полностью, расходует здоровье следующих поколений.

Крупный ежегодный избыток национального дохода выражается в энергичном капиталистическом иди социалистическом накоплении. Оно обычно связано с крупными затратами на новые сооружения, с вложением новых капиталов в промышленное оборудование государства. Последнее, в свою очередь, в большом государстве обычно связывается с цветущим состоянием тяжелой промышленности. При таком положении государство оказывается наилучше подготовленным к войне в экономическом отношении: действительно, Соединенные Штаты, откладывающие из ежегодной производительности труда, достигающей 135 миллиардов рублей, 12-15 миллиардов рублей, должны на время войны, в существенных чертах, лишь отказаться от экономического прогресса и направить тяжелую промышленность, вместо изготовления рельсов, балок и машин, на работу по военному снаряжению. Слабость социалистического накопления СССР и медленные успехи в восстановлении нашей тяжелой промышленности, представляют важнейшие препятствия, которые Нам необходимо преодолеть для создания вполне боеспособного экономического организма. Доведение размеров социалистического накопления, по крайней мере, до тех же 10%, производительности всего народного труда, как в Соединенных Штатах, явилось бы крупным бюджетным успехом, имеющим колоссальное значение для военной боеспособности.

Второй источник — реализация за границей сбережений или производство займов — представляет крупное значение лишь для буржуазных государств, и то при наличии хороших морских сообщений с заграничными рынками.

Третий источник — изъятие части оборотного капитала — очень важен для смягчения обусловливаемых военными условиями кризисов и толчков. Это — жирок экономического организма, который является резервом, когда нет обеда. Но в условиях нашей современной экономической действительности этот источник крайне ограничен.

Самым широким образом придется обратиться к четвертому источнику — сокращению личных затрат населения, понижению достигнутого им экономического уровня жизни, путем форсирования труда при неполноценной его оплате. Вместо каких-либо прибавок на дороговизну, нужно думать об удлинении рабочего дня, о понижении заработной платы, о постановке в рабочие смены детей школьного возраста, о соответственном повышении налогового пресса на крестьянство, буржуазию, государственные тресты. Войну ведет теперь народ, и ведет на свои средства. И воевать, это значит не только манифестировать, выражать свои чувства к враждебному режиму, нарушать мирные права населения в оккупированной территории. Воевать, это значит бороться, голодать, страдать, переносить лишения, умирать, повиноваться — и не только на фронте, но и в далеком тылу. Сокращение заработной платы в тылу находит свое оправдание и в том, что экономически сравнивает работников тыла с бойцами на фронте.

Конечно, чем выше в мирное время благосостояние населения и уровень его заработной платы, тем большие сбережения может дать этот источник. Но удивительна способность человеческих потребностей растягиваться и сокращаться; опыт 1919-1921 годов позволяет прозреть, при высоком подъеме сознания ведущего борьбу класса, возможность для государства, имеющего общий национальный доход в 10 миллиардов рублей в год, вести войну, одни издержки на которую в иных случаях были бы исчислены в 15 миллиардов в год.

Финансовое могущество далеко еще не является военным могуществом. Только в тех случаях, когда высоко культурные народы вступают в борьбу с народами, стоящими на очень низкой ступени экономического развития, и притом не имеющими лозунгов, около которых они могли бы объединиться, война может рассматриваться, как предприятие, обеспеченное превосходством техники, при достаточных денежных ассигнованиях. Юлий Цезарь, опиравшийся на высокую римскую технику и экономику, пережил в Галлии не мало трудных минут. Италия в Абиссинии и Испания в Марокко, затратив тысячи жизней и значительные средства, не подвинулись ни на шаг вперед. Уже Бюлов подчеркнул в своей стратегии отсутствие прямого соответствия между количеством денежных средств, находящихся в распоряжении государства, и количеством материальных средств (в том числе и людей, по Бюлову), развертываемых при мобилизации на границе. В августе 1870 года Пруссия, стройно развертывавшая превосходные силы на Рейне, стояла в финансовом тупике: прусская буржуазия не подписывалась на военный заем. Только ряд побед на фронте, не оставивших сомнения в исходе войны, развязал перед прусским министром финансов кошельки. А Франция, армии которой сразу попали в катастрофическое положение и терпели сплошь поражения, переживавшая внутри революцию, находилась в условиях полного финансового благополучия. Если бы исход войны диктовался банкирами, Пруссия в 1870 г., несомненно, была бы побеждена Францией. Национальное богатство Соединенных Штатов, оцениваемое в 635 миллиардов рублей, представляет чрезвычайно важную данную, определяющую экономический фронт. Но остается еще фронт классовой борьбы и фронт вооруженных схваток. Несомненно, банкиры в силах воспламенить войну; но решение ей дадут другие силы.

Военный коммунизм. Если стоимость войны равна всему национальному доходу государства, то ведение ее будет возможным лишь при добавочном труде населения, сопровождаемом планомерным переходом на черный хлеб и картофель и притом в ограниченных количествах. Этот переход, при достаточной сознательности населения, может быть выполнен энергичными способами покрытия издержек войны. Если же мы откажемся посмотреть прямо в лицо выпадающим на нас экономическим задачам и не проявим достаточной решительности, то обесценение денежных знаков и дороговизна вскоре заставят обратиться к менее выгодному решению, заключающемуся в "военном коммунизме", связанном с переходом всего населения на пайки и карточки.

Экономическая мобилизация. Задачи экономической мобилизации охватывают все отрасли экономической деятельности. Самое важное — в правильной оценке возможностей народного хозяйства; боеспособность государства может быть подорвана требованием от его экономики непосильных напряжений и жертв. Излишнее усердие, проявленное в царской России в 1916 г., в особенности деятельностью Ванкова, принесло еще больший вред, чем недостаточная энергия 1914 и начала 1915 года. Между созданием надлежащей хозяйственной базы для длительной борьбы на измор и ударными экономическими мероприятиями, вроде приспособления железнодорожных мастерских для военных надобностей, — то же противоречие, которое характеризует постановку всех стратегических проблем. Разрешение его будет правильным лишь в том случае, если оно будет находиться в соответствии с характером данной войны.

Проблемы экономической мобилизации не могут быть проработаны заранее с такой же четкостью и исчерпывающей полнотой, как вопросы чисто военной мобилизации. Разрешение первых сводится к организации войны, к приспособлению жизни всего государства к военным условиям. Исчерпать такую задачу чисто бюрократическим путем невозможно. Нужно, чтобы каждый на своем месте сделал все усилия приспособить труд к условиям военной экономики. Успех увенчает сознательную работу массы, при твердом и дальновидном руководстве сверху.

Перманентность экономической мобилизации. Было бы совершенно ошибочно рисовать себе экономическую мобилизацию, как переход промышленности от мирной нормы изготовления военного снаряжения к выполнению твердо установленного, повышенного в десятки раз задания, осуществляемый одним приемом в течение 5-8-12 месяцев. Опыт мировой войны, напротив, свидетельствует о том, что рост заданий для промышленности разбивался на ряд ступеней. От изготовления снарядов десятками тысяч в месяц переходили к сотням тысяч, от сотен тысяч — к миллионам. Италия, успевшая частично провести экономическую мобилизацию до своего запоздалого вступления в войну, все же в течение самой войны увеличила производство снарядов в 9 раз (с 5 до 45 тысяч снарядов в день), производство ружей — в 5,5 раз (с 600 на 3.300), пулеметов — в 40 раз (с 1 на 40 в день). Еще в 1917 году Италия производила 358 орудий в месяц, но катастрофа под Капоретто осенью 1917 года, когда Италия потеряла половину своей артиллерии (3.152 орудия из общего числа 7.138), заставила увеличить задание, и в мае 1918 года итальянская промышленность добилась рекордной цифры в 1.338 изготовленных орудий, при средней ежемесячной норме 1918 года в 852 орудия.

Эшелонирование заданий естественно вытекает из насущных требований войны: необходимо получить не максимальные достижения военной промышленности, а скорейшее получение достаточного прироста. Когда стал обозначаться кризис в боевых припасах на русском фронте в феврале 1915 года, естественно было дать задание — увеличить их производство в 10 раз, а не в 25 раз, если первое пожелание могло быть выполнено в 7 месяцев, а второе в 27 месяцев.

Поэтому нам кажется, что погоня за достижением сразу же максимальных результатов от экономической мобилизации представляет неразрешимую задачу. Конечная цель, если потребуется, будет достигнута в несколько этапов. Серьезные войны вспыхивают обычно в момент, когда на юге начинается уборка урожая. Через 8 месяцев, весной, начнется новый акт воины, кампания, которая будет вестись уже почти исключительно материальными средствами, изготовленными во время самой войны. Вся подготовка к экономической мобилизации должна быть направлена на Организацию использования этих 8 месяцев. Расчеты мирного времени будут иметь в виду дальнейшие достижения лишь настолько, чтобы намеченные на первые 8 месяцев мероприятия не закрывали дорогу дальнейшему росту военной промышленности.

В течение этих первых 8 месяцев мобилизованная в первую очередь часть вооруженных сил может быть усилена на 50, на 100, на 300% новыми формированиями. Вопрос о сроке и количестве вновь образуемых корпусов разрешается только в связи с вопросом о сроках изготовления для них военного снаряжения. Экономическая мобилизация тесно связывается с военной мобилизацией, которая ныне также, как мы увидим, является перманентной. Очень важно разбить и эти 8 месяцев на 2-3 этапа роста выполнения экономических заданий. Только в таком случае вопросы экономической мобилизации станут на вполне конкретную почву. Необходимо подробно разработать 2-3 эшелона экономической мобилизации, каждый не свыше 2-3 месяцев. Первый эшелон совпадает с истощением части мирных запасов; второй эшелон даст вооружение новым формируемым войскам; третий эшелон обозначит готовность к открытию новой кампании (примерно).

Организационный вопрос. Экономическая мобилизация представляет вопросы организационный, транспортный, финансовый, распределения рабочей силы, отношений города и деревни и мобилизации промышленности. Мы подробнее остановимся лишь на трех последних. Организационный вопрос в СССР существенно облегчается в том отношении, что уже в мирное время вся наша экономика имеет боевые органы руководства — Совет труда и обороны, Высший совет народного хозяйства, Госторг, и мобилизация у нас не вызывает необходимости в какой-либо организационной ломке, тогда как в буржуазных государствах придется импровизировать — создавать и расширять — верхушку экономического аппарата. Наше преимущество при мобилизации экономики — такое же, какое имела армия Фридриха Великого, выступавшая на войну в постоянном мирном составе, над современными полумилиционными армиями. В значительной степени наша промышленность уже в мирное время работает по общему плану. Руководящие органы с объявлением войны останутся на своих местах, изменится лишь осуществляемая ими экономическая программа. К этому изменению своей деятельности они должны быть хорошо подготовлены разработкой мобилизационных соображений.

Мобилизация транспорта и финансов имеет уже обширные традиции в прошлом, опыт 60 лет, и проведение ее должно быть осуществлено вполне планомерно. Мы уже говорили о задачах транспорта, к коим он должен подготовиться, и о нашем представлении о путях покрытия издержек войны. Последнее представляет сущность финансовой мобилизации, которая в остальном сводится лишь к обеспечению наличности в кассах государственного казначейства достаточного числа денежных знаков для удовлетворения потребностей военной мобилизации. Финансовая техника уже в мировую войну во всех государствах стояла высоко.

Распределение рабочей силы. Перераспределение рабочей силы при мобилизации — обширная и сложная экономическая операция, в отношении которой мы находимся в выгодном положении. Какую бы сильную армию мы ни выставляли, если мы не слишком расточительно будем относиться к переполнению военных тылов людьми, то при нашем народонаселении мы оторвем от производительного труда меньший (сравнительно с другими государствами) процент рабочих рук. Наша деревня, на которую падает свыше 90% мобилизованных, далеко не использует в мирное время полностью свою рабочую силу. У нас, невидимому, возможно будет ограничиться поддержанием у крестьян экономического импульса к тщательной обработке земель и организацией общественной помощи хозяйствам мобилизованных.

Совершенно понятным является стремление иметь в рядах Красной армии во время войны возможно больший процент рабочих. В этом отношении, однако, надо быть чрезвычайно осторожным, чтобы избежать отрицательных последствий, наблюдавшихся в мировую войну, в которую все государства вступили, не имея продуманной системы отсрочек от призыва. Мировая война представляет картину удивительной толчеи: рабочих призывали в действующие армии, а затем, как квалифицированных специалистов, без которых промышленность не могла справиться с выпавшими на нее задачами, возвращали к станку. Страдало и военное ведомство, затрачивавшее бесплодно много усилий, и транспорт, и промышленность, на которую тяжело ложились эти прогулы рабочих по запасным частям и на фронт. Во Франции к осени 1917 г. число отозванных с фронта достигало 700.000 человек, а к концу войны перевалило за миллион. На уставших бойцов в окопах такой способ увольнения на родину, конечно, мог производить только отрицательное впечатление. Людендорф осенью 1916 г., чтобы преодолеть угольный кризис, уволил одним приемом с фронта в шахты 50.000 забойщиков. Шатание в Германии происходило до конца войны: военная власть усматривала в промышленности таких военнообязанных, которых можно было бы заменить женщинами или инвалидами, а промышленность добивалась возвращения из армии особенно ценных персонально (а часто просто имевших протекцию) рабочих: еще в сентябре 1918 г., когда германская армия испытывала жесточайший кризис укомплектований, промышленность отобрала от армии 34.769 человек, и отдала армии 24.175 человек. До 20% всей убыли причиняли армии требования промышленности. Всего в конце мировой войны, когда германская армия, не получавшая укомплектования, таяла на глазах, в промышленности работало 2.434.000 военнообязанных, в том числе 1.188.000 физически годных к службе в действующей армии.

Надо во что бы то ни стало освободить армию от подобных 20% лишних для нее потерь. Надо основательно продумать, какие категории рабочих могут быть призваны на фронт ввиду того, что их труд не является связанным с интересами войны или может без ущерба быть заменен трудом неквалифицированных чернорабочих или трудом женщин и детей, или трудом мужчин, физически негодных к походу. Нужно быть в этом деле очень строгим и придирчивым, чтобы не допустить обращения Красной армии на все 100% в крестьянскую армию. Но там, где требуется квалифицированный труд, рабочие сразу же должны быть освобождены от призыва по мобилизации. Если нельзя рекомендовать увольнять в целях экономии всех таких рабочих и от отбывания воинской повинности в мирное время, то можно высказать сомнение в целесообразности предлагавшегося некоторыми приурочения первых территориальных дивизий к промышленным районам. Дивизия донецких шахтеров или дивизия железнодорожников московского узла имела бы в военном отношении нулевое значение, так как не могла бы быть мобилизованной. По опыту Германии, 50% всех отсрочек следует относить на горную промышленность, 25% — на транспорт и только 25% — на всю остальную промышленность и "незаменимых" служащих. Такое отношение нам кажется здоровым.

Конечно, вопрос о мобилизации рабочей силы имеет и много других сторон, но они меньше интересуют стратегию.

Город и деревня. При экономической мобилизации необходимо удержать существующее экономическое равновесие между городом и деревней, рабочими и крестьянами. Служащие и рабочие, живущие в городах, непосредственным своим производством не обслуживают личных потребностей и находятся в гораздо большей зависимости от рынка, чем крестьяне, обеспечивающие своим личным хозяйством себя в отношении продовольствия, топлива, ремонта жилищ, отчасти даже одежды. Война, опустошая рынки, колебля денежную систему, имеет тенденцию нарушить равновесие, поставив городское население в неизмеримо более трудное положение, чем население деревень, живущее в значительной мере натуральным хозяйством. С началом войны быстро уменьшается предложение крестьянских продуктов, конкуренция производителей исчезает, цены на продовольствие растут. Промышленность, обратившая свое производство на войну, не имеет возможности снабжать деревенские рынки ходким крестьянским товаром.

Здоровая экономическая политика должна обеспечить равновесие во что бы то ни стало; недостаток товаров для деревни должен быть заменен соответственным налоговым нажимом. Экономическая мобилизация должна предвидеть формы военного налога на крестьян, пропорционально уменьшению реальной заработной платы в городах. Отнюдь нельзя допускать даже признака наживы на общественном бедствии, представляемом войной. Война уже проиграна, как только значительные массы пожелают что-либо выиграть на ней.

Экономическая мобилизация должна предвидеть ряд энергичных мер борьбы за низкие хлебные цены, относительно целесообразности коих до начала войны можно быть различного мнения. Мобилизация армии вызывает значительное увеличение потребления овса, так как лошади, мобилизованное в армию, переходят с нормальной в крестьянском хозяйстве дачи в 2 килограмма на дачу в 5-6 килограммов. Общая потребность в продовольствии почти не увеличивается, так как население значительно суживает свои потребности, что покрывает увеличенное потребление красноармейца но, тогда как раньше этот фураж и продовольствие собирались по крохам в различных хозяйствах, теперь потребность в ней обнаруживается сразу, суммированной в одну массу. Нужна большая организованность, чтобы разрешить возникающие затруднения. Задача сильно облегчалась бы при наличии в мирное время обычного вывоза зерна за границу. Поскольку СССР постепенно перестает быть государством, ведущим крупную экспортную торговлю зерном, и стремится заменить ее вывозом более ценного сельскохозяйственного сырья, придется, может быть, поставить и вопрос об организации крупных хлебных резервов, которые позволили бы преодолеть стихию крестьянского рынка.

В Германии, чтобы обеспечить города хотя бы картофелем, пришлось провести в начале войны и такую меру, как массовый обязательный убой свиней.

Промышленная мобилизация. Мобилизация промышленности планомерно еще никогда не производилась, если не считать очень сомнительной подготовки Италии в первые 10 месяцев мировой войны, когда она не принимала еще непосредственного участия в военных действиях; исторический опыт гласит лишь о необходимости такой мобилизации и дает данные о стихийном процессе перехода промышленности на новые пути в мировую войну. Учет всего необходимого сырья и распределение его, учет и наиболее рациональное использование фабричного оборудования, перегруппировка технических руководителей и рабочих, полное использование труда безработных, привлечение новой рабочей силы из деревни, задания, соображенные с возможностями имеющихся средств и нуждами войны, — составляют сущность этой мобилизации. Практика руководства мирной экономической жизнью СССР представляет, может быть, лучшую школу для составителей плана такой мобилизации.

Особенно важна гармония плана промышленной мобилизации. Необходим равномерный рост производства военного снаряжения: если будет усилено производство снарядов, но не будет хватать стали, или транспорт не будет справляться с перевозками угля, то снарядное производство остановится. Но и снаряды будут ни к чему, если не будет хватать пороха, гильз или трубок. Количество производимых выстрелов должно быть в полном соответствии с производством орудийных стволов на замену изношенных или погибших. Однобокое развитие производства ручных гранат или ружей, или солдатских сапог, бязи и сукна тяжело отзовется на материальных средствах государства и не даст армии никакого реального выигрыша.

Как ни обширен рынок потребления военного снаряжения, представляемый войной, но и здесь не всегда имеются люди, потребляющие это военное снаряжение; поэтому и на войне возможны кризисы перепроизводства военного материала. Если мы будем рассматривать "большую программу Гинденбурга", принятую германской промышленностью в конце 1916 г., как задание для новой экономической мобилизации среди войны, то мы почерпнем ряд указаний об опасности преувеличения военной части задания для мобилизации экономики. Остановим наше внимание на одном примере. Людендорф определил в сентябре 1916 года месячное задание промышленности по производству полевых орудий в 3.000, что значительно превосходило действительную потребность; для достижения такого гигантского успеха пришлось построить новые фабричные корпуса, изготовить новые станки, увеличить производство стали, отвлечь для этого часть вырабатываемого угля, ослабить имевшийся для армии запас пополнений на значительное количество рабочей силы, необходимой для добычи сырья, увеличившейся работы транспорта, строительства, производства. В мае 1917 г. Людендорф сознал допущенную в программе ошибку и дал соответственные указания о переходе на фабрикацию не свыше 1.500 полевых пушек в месяц; в сентябре 1917 г. он сократил норму до 1.100; в марте 1918 г.- до 725 орудий в месяц. Однако, промышленное производство имеет громадную инерцию, поддерживаемую заинтересованными в нем лицами; оно достигло-таки трехтысячной порции в месяц и с великим трудом было понижено тыловыми органами снабжения. Еще в июне 1918 г. производство равнялось 2.498 полевых орудий. В результате, в германском тылу образовались залежи совершенно новых полевых пушек; один Кёльн был забит складом из 3.500 новых полевых пушек и 2.500 новых полевых гаубиц. Некоторое облегчение принес только Фош, желавший своими условиями перемирия обезоружить Германию: после подсчета германской артиллерии, долженствовавшей быть налицо в действующей германской армии, Фош предъявил требование выдать 2.500 полевых орудий и 2.500 тяжелых орудий. Требование его было исполнено, в отношении полевых орудий, совершенно новыми пушками из тыловых складов, нисколько не затрагивая состоявшее в армии вооружение. Контрольные комиссии Антанты, уничтожившие германское вооружение, были поражены впоследствии десятками тысяч предъявленных им, для обращения в лом, германских орудий.

Надо себе ясно представлять, что усилие, которое государство способно произвести на фронте и в тылу, составляет одно целое, и перегрузка тыла ведет к ослаблению фронта. Когда летом 1918 г. германская армия стала таять, естественно было бы уменьшить объем военной работы тыла, чтобы сохранить боеспособность фронта. К чему было в течение одного года фабриковать такое количество огнестрельных припасов, которое, погруженное в вагоны, заполнило бы на рельсах все расстояние от Гамбурга до Константинополя, когда на фронте не было рук, чтобы расстреливать их? Мы усматриваем логическую нелепость у Людендорфа, допустившего вступление Германии в ноябрьский кризис 1918 г. с обезлюдевшим фронтом и с тылом военной промышленности, работавшим максимальным ходом. Перед этим фактом бледнеет лишний десяток миллионов снарядов, изготовленных русской промышленностью к 1917 г. И в производстве военного снаряжения нельзя стремиться непременно к высшим достижениям, а необходимо знать разумную меру.

Военная промышленность должна быть технически подготовлена к мобилизации. В мирное время естественно стремление к наивысшему качеству изделий и к способности их выдержать долголетнее хранение. В течение войны нет смысла фабриковать дорогой порох, могущий выдержать 15 лет хранения, если он будет израсходован через несколько месяцев; да и к качеству можно быть не столь придирчивым, если нечем стрелять. Однако, разработка пониженных технических условий представляет процедуру, требующую немало внимания и времени, и она должна быть проделана еще в мирное время.

Наравне с этим необходимо иметь наготове и упрощенные образцы снаряжения, на случай, если выработка совершенных не может быть доведена до требуемого количества. Механические сильно взрывчатые смеси могут заменить в снарядах тринитротолуол; чугунные гранаты, в крайности, могут служить вместо стальных; отсутствие вполне безопасных взрывателей не должно заставлять молчать артиллерию, так как и простенькие, чуточку не безопасные взрыватели могут позволить ей стрелять; даже традиционная латунь может быть заменена для гильз более дешевым материалом. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы техника бюрократически относилась к потребностям войны, как это было в старой русской армии: есть — хорошо, нет — обойдетесь. Техника должна применяться к условиям войны и подчиняться им; гибкость ее должна быть обеспечена мобилизационной подготовкой.

Для того, чтобы фабрика, не производившая в мирное время военного снаряжения, могла приступить к массовой его выработке, необходимо снабдить ее достаточным числом экземпляров рабочих чертежей и обеспечить техническими условиями, нужными лекалами и шаблонами, сосредоточить запас сырья и обеспечить непрерывный его подвоз, приспособить, развить или создать заново необходимое оборудование, собрать и подготовить к новому производству рабочую силу. Массовое изготовление чертежей и лекал требует много времени; с незначительными затратами эти работы, однако, могут быть исполнены или подготовлены в мирное время. Вопросы с сырьем и оборудованием разрешатся несравненно скорее, если будут обдуманы еще в мирное время. Подготовка рабочей силы к производству потребует до двух месяцев. В мировую войну мобилизация металлургического предприятия часто растягивалась на срок свыше одного года. Мы полагаем, что уделение этому вопросу в мирное время самого скромного внимания должно повысить успех мобилизации вдвое.

Техническая внезапность. Уже в войну 1861-1865 г. в Соединенных Штатах были сделаны в течение войны широкие шаги в самых различных областях военной техники: появились мины, броненосцы, 12-дюймовые пушки, магазинные ружья, пулеметы и т. д. В войну 1870 года Наполеон III втайне подготовил введение на вооружение французской армии двух сотен пулеметов и весьма рассчитывал на эффект технической внезапности. Однако, использование пулеметов вовсе не было продумано тактически, не согласовано с тактикой французских войск; полигонные артиллеристы-математики, которым поручено было проведение этого мероприятия, додумались лишь до перевооружения части батарей пулеметами и предназначали пулеметные батареи преимущественно для боя на дальних дистанциях. Это тактическое непонимание не только свело на нет техническую внезапность, но задержало на тридцать лет распространение пулеметов в европейских странах.

В мировую войну германцам отчасти удался эффект внезапного появления 42 см гаубиц; несмотря на то, что русские для своих опытов заказали уже перед войной образец такой гаубицы во Франции, что теоретически все было ясно, и новые русские долговременные оборонительные постройки рассчитывались уже не на 6-8-дюймовый осадный калибр, а на 11-16-дюймовую осадную артиллерию, что мы произвели обширные опыты с 11" калибром, — все же во всех крепостях мира наблюдалась страшная растерянность, когда обнаружилось действие германских "Берт", увеличенное до фантастических размеров искусной рекламой. Другие крупные шаги германской технической мысли не были реализованы сколько-нибудь разумно: Фалькенгайн согласился на применение ядовитых газов на фронте лишь в виде пробы, а артиллерия экстрадальней стрельбы выступала с какими-то выставочными одиночками; обстрел Парижа с удаления свыше 100 километров носил характер спортивного выступления артиллерийской техники Круппа, но не серьезного предприятия (303 выстрела за 44 дня, в том числе 183 попадания в черте города). Антанта проявила техническую инициативу лишь в разработке танков; с 1916 г. начались опыты на фронте, достаточно неудачные, и если в 1918 г. танки имели успех, то отнюдь не потому, что у немцев не было времени подготовиться к их встрече, отражению и введению танков на вооружение германской армии: известная переоценка своих успехов над первыми танками,. невнимание и презрение к техническим усилиям Антанты, технический консерватизм военного германского командования, затруднявший и шаги собственной техники, — вот условия, создавшие, в связи с общим началом разложения германских войск, выгодные рамки для танковых атак Антанты летом 1918 года.

В будущую войну техническая инициатива будет иметь огромное значение. Но нужно, чтобы она встречала у генерального штаба доброжелательный прием, чтобы все первые опыты выполнялись в далеком тылу в полной тайне. При высокой квалификации технических и тактических работников и постановке работы в надлежащие, а не бюрократические, условия, при отстранении от нее ведомственных ученых комитетов, являющихся, по самой своей сущности и организации, оплотом технической реакции и кладбищем для новых мыслей — возможно втайне создать пригодное к бою новое оружие. И нужно такое доверие верхов, чтобы без боевого крещения было приступлено к массовому изготовлению. Конечно, велика опасность, что если тактическо-техническая головка окажется не на высоте, то даром будут брошены огромные средства. Но на этот риск надо идти сознательно. Ценность действительно разумного работника в этой области бесконечна (ген. шт. полковник Бауэр в Германии). Новое оружие должно выступить сразу массивно, в большом количестве; это тоже резерв, который нельзя тратить капля за каплей; не нужно постепеновцев и опытов на поле сражения!

Экономический генеральный штаб. Экономический генеральный штаб является отражением современного расширенного представления о руководстве войной. Если боевые задачи предстоят в течение войны не только на фронте вооруженной борьбы, но и на фронтах классовом и экономическом, то необходимо заблаговременное создание боевых органов, ведающих подготовкой и подготовляющих себя к руководству соответственным фронтом. Создание боевого экономического штаба стоит в порядке ближайших мероприятий.

Опыт прошлого показывает, что без особого боевого органа деятельность различных высоких вневедомственных органов по общей подготовке к войне может замереть (Совет национальной обороны, созданным во Франции еще 20 лет тому назад) или же сосредоточиться исключительно на решении текущих вопросов мирного времени (Совет труда и обороны в минувшие годы в СССР). Чрезвычайно сложное сцепление всех экономических вопросов исключает всякую возможность успеха эпизодического вмешательства представителей военного ведомства, налетов по отдельным экономическим вопросам. Все крупные экономические мероприятия, даже такие, которые, как Волховстрой, проблема электрификации в полном объеме или простое определение цены на крестьянскую рожь, казалось бы, не имеют непосредственного отношения к подготовке к войне, в действительности обусловливают экономические сдвиги, влияющие положительно или отрицательно на подготовку к войне, и потому нуждаются в критической оценке их с точки зрения военной экономики. Довлеющее значение общего развития и оздоровления экономики, конечно, может весьма часто заставить временно пренебречь интересами военной подготовки, но сознание последних должно неотступно проникать всю экономическую деятельность.

Экономический генеральный штаб может быть не многочислен, но квалификация его должна стоять очень высоко. Мы полагаем, что частью он должен состоять из лиц, тесно связанных своей подготовкой и службой с Красной армией и получивших высшее военное образование, дополненное стажировкой в промышленности и отдельными работами по военной экономике, а частью из выдающихся экономистов и техников, с широким взглядом, специально разрабатывающих вопросы экономики, связанные с войной, и уделивших время для ознакомления с историей некоторых последних войн, стратегией и администрацией. В Германии вопрос об Экономическом генеральном штабе возникал еще до мировой войны, но не получил решения; Франция находится теперь впервой стадии организации такого органа.