Введение: Вторая Столетняя война
В конце девятнадцатого века французский флот вошел в индустриальную эру. Чтобы хотя бы попытаться вступить в соперничество с много превосходящей по силе флота и экономике Великобританией требовалось приспособиться к огромным изменениям, произошедшим в технике, военной мысли и политике. Это процесс проходил в два этапа. Первый, относительно спокойный, занявший большую часть 70-х годов стал был посвящен восстановлению после катастрофы 1870 года и падения императора Наполеона III. Второй — период бурного соперничества с Италией и Англией — начался в середине 80-х и продлился до конца века. Прелюдией к этому соперничеству стали усилия по укреплению флота предпринимаемые при Наполеоне III (1852–1870). Они, в свою очередь, не могут быть вполне оценены без учета событий еще более отдаленного прошлого, в частности — долгого соперничества Франции и Англии на море, заслужившего у некоторых историков название Второй Столетней войны.
В середине семнадцатого века борьбу за господство на море — и доступ к источникам богатства, открытым некогда Испанией и Португалией вели три державы. Франция, Голландия и Англия объединили свои военные и торговые флоты и колонии в единые колониально-морские системы, позволявшие многим офицерам и матросам переходить по необходимости из военного в торговый флот и обратно. Внутреннее устройство соперничающих держав отличалось не слишком сильно, но место, которое военный флот занимал в жизни этих государств, и методы, которыми они вели войну имели намного больше различий.
Голландия, поначалу наиболее процветающая из этой тройки, быстро утратила свое значение, в силу того, что по чисто географическим причинам ей приходилось обороняться как на суше, так и на море. Существование страны полностью зависело от ее торговли, что делало отношения между обществом и флотом очень тесными — примерно такими же, как в более поздние годы в Англии. Временами влияние общественного мнения было таково, что определяло даже ход военно-морских операций.
Во Франции ситуация была совершенно иной. В то время как военный министр Людовика XIV, Франсуа-Мишель Ле Телье, маркиз де Лувуа (Francois-Michel Le Tellier, marquis de Louvois ) и знаменитый военный инженер Себастьян Ле Престр, маркиз де Вобан (Sebastien Le Prestre, marquis de Vauban ) приводили в порядок французскую профессиональную армию, морской министр Жан-Батист Кольбер (Jean-Baptiste Colbert ) создавал профессиональный военный флот, должный служить инструментом внешней политики. Военный флот, колонии, и торговый флот стали элементами единой, управлявшейся государством, и ставшей его частью, системы. Эти основные элементы единой колониальной системы должны были повышать престиж государства, укреплять его финансы, и помогать в борьбе с внешними и внутренними врагами. Флот, подобно Версалю, был символом мощи государства и амбиций монарха. Франция семнадцатого века была достаточно богата, чтобы оплачивать то, что считала нужным, и, когда центральное правительство приступило к захвату колоний, появление мощного флота не заставило себя долго ждать.
Французский флот, таким образом, стал для центрального правительства предметом роскоши. Он оказывал достаточно малое влияние на жизнь народа, и не играл особо большой роли в защите его интересов. Общественное мнение он интересовал также довольно мало. Офицеры флота и личный состав представляли собой закрытое сообщество отпрысков знатных фамилий и уроженцев прибрежных городов. В этом отношении он имел сходство с государственными предприятиями по изготовлению гобеленов. Во время мира или финансовых трудностей флот становился одной из первых жертв сокращения расходов. В то же время флот не прекращал свое существование потому, что государство понимало, что для выполнения определенных задач в будущем потребуется и сама организацонная структура флота, и подготовленный личный состав.
Англия занимала во всех отношениях — кроме географического положения — среднее место между этими двумя странами. Она был менее богата людскими и природными ресурсами, чем Франция, но превосходила в этом отношении Голландию. Хотя ее экономика не зависела целиком от морской торговли, таковая торговля и, следовательно, флот, занимали в сознании общества более значительное место, нежели во Франции. Для англичан их профессиональный флот был тем же, чем профессиональные армии — для жителей континентальных стран. Они оплачивали его содержание, аплодировали удачливым флотоводцам, таким как адмирал Горацио Нельсон (Horatio Nelson ), и карали неудачников — можно вспомнить расстрел адмирала Джона Бинга (John Byng ), сочтенного виновником потери Минорки в 1756 году. Несмотря на такой интерес к делам флота, общественное мнение никогда не было достаточно сильным, чтобы оказывать заметное влияние на проводимые им операции, как то было в Голландии. Офицерский корпус, не столь открытый для народа, как голландский, все же не был столь замкнут на представителей определенных районов, как французский. Но надо отметить, что ограничение существовало — не столько по знатности, среди офицеров было предостаточно отнюдь не истинных джентльменов — сколько по достатку.
Несмотря на существующую склонность историков объяснять все экономическими факторами, надо признать, что основной причиной английских успехов стала банальная география. Благодаря естественной защите — Английскому Каналу — Англия могла сконцентрировать все свои ресурсы на одном только флоте, оказавшемся способным достичь большинства целей. Которые ставились перед ним в бесконечных конфликтах восемнадцатого века. Он мог защитить территорию Англии, но также мог сыграть роль в обретении как на континенте, так и в колониях символов династического престижа, оспариваемых европейскими государствами. Изначально англичане без разбору вмешивались как в конфликты на территории Европы, так и за морями, но с опыт показал им, что завоевания на континенте для них невозможны, и в итоге они обратили свой взор в сторону колоний. Надо отметить, что даже в Англии поначалу флот был в некоторой степени инструментом завоевания престижа и славы для государства.
Англичане одержали победу в борьбе за контроль над большей частью разрушающихся испанской и португальской колониальных империй благодаря своему безоговорочному превосходству на море. Ключевым моментом стало то, что все морские пути, ведущие из Франции и Голландии в остальной мир, проходили достаточно близко от Англии, чтобы ее флот, издавна контролирующий прибрежные воды, мог утвердить свое главенство и на них. Англия вела три типа военных операций на море: боевые действия в открытом море, целью которых было нанесение поражения или блокирование военного флота врага, и обеспечение безопасности английских вод, уничтожение/защита морской торговли, совместные операции армии и флота. Контроль за окружающими Британию водами всегда был основной задачей британского флота. Блокирование французского флота в портах позволяло отряжать большое число кораблей для достижения своих целей на континенте и в колониях, а также — для непосредственной защиты своей торговли. Контроль над «британскими морями» (в которые входили и пролив Гибралтар, и часть Северной Атлантики) был важен в основном потому, что он был единственным способом не допустить французскую армию на английскую землю. Также он позволял перерезать французские морские коммуникационные линии и снизить способность французов наносить урон английской морской торговле и колониям. Сосредоточившись на выполнении этих задач Англии удалось укрепить и сохранить свое превосходство на море в серии войн, произошедших в указанный период. Даже потеря важнейших колониальных владений — тринадцати североамериканских колоний — не смогла нанести серьезного урона ее мощи.
В долгой серии войн, длившихся с 1688 до 1815 года Франция выбирала попеременно одну из трех стратегий, каждая из которых может быть связана с тремя традиционными для Франции типами действий на море. Обычно поначалу внимание обращалось на Канал. Приложением в мирное время значительных усилий ради укрепления флота, заключением союза с Испанией и замысловатыми стратегическими комбинациями французы пытались достичь в Канале примерного равенства сил, которое позволило бы им предпринять военные экспедиции в Ирландию или якобитскую Шотландию. Временами Франции удавалось достичь такого равновесия, но Англия всегда успевала восстановить свои силы, Испания демонстрировала свою неспособность быть хорошим союзником, и Франция отказывалась от вторжений в Ирландию или Шотландию ради других целей, достижение которых выглядело более вероятным. Цели Франции всегда были ограничены — и только при Наполеоне — речь идет о знаменитом Булонском лагере — была сделана попытка нанести удар в самое сердце Британии.
Поскольку английские корабли должны были быть сосредоточены в британских водах, французам время от времени удавалось, сосредоточившись на районах, удаленных от центра британской мощи, либо ускользнуть от британского флота, либо — если он был слабее — нанести ему поражение. В кампании Пьера-Андре, байи де Сюффрена де Сен-Тропе (Pierre-Andre, bailli de Suffren de Saint-Tropez ) в Индийском океане в 1782–83 годах были использованы выгоды того, что превосходящие британские силы не слишком серьезно отнеслись к выполнению важнейшей из не первостепенных задач — защите Индии. В 1798 году Бонапарт, во время своей экспедиции в Египет, овладение которым он считал столь важным, проскользнул мимо английского Средиземноморского флота.
Атака вражеской торговли и осторожное уклонение от сражений становились основной стратегией французского флота, как только обе предыдущие терпели крах. Как и в случае экспедиций против Ирландии или английских колоний, эта стратегия ставила целью не нанесение смертельного удара Англии, а причинение ей максимального вреда, который были способны нанести средства, остававшиеся в распоряжении французов. На этом этапе войны основная часть английского флота блокировала французский флот в портах, и английская морская торговля осталась по сути незащищенной. В этой ситуации использование кораблей, выделенных из состава своих запертых эскадр, равно как и не используемых торговых кораблей, для действий для атаки торговли врага выглядело вполне логичным. Последовавшая поначалу серия успехов, вызвавшая кризис в лондонском Сити, стала подтверждением. Англичане стали отнимать корабли у блокадных сил, отправляя их на защиту конвоев и патрулирование, французы отправляли все большее число своих военных кораблей на борьбу с ней. Одиночные корабли французских корсаров объединялись, чтобы достичь превосходства над охранением конвоев, и вскоре численность кораблей в эскадрах рейдеров и охранении конвоев сильно выросла — в то время как французский военный флот по сути умер, так и не выйдя из портов. После этого основные силы английского флота освободились от необходимости блокировать порты, и используя превосходство в численности принялись за истребление корсаров с той же беспощадностью, с которой они недавно блокировали линейные корабли в портах. С этого момента корсарам, равно как и экспедициям против колоний, приходилось действовать в тех же районах и тех же условиях, в которых потерпел неудачу военный флот, и конечный успех борьбы против торговли становился вероятен не более, чем успех линейных кораблей. В 1815 году Британия одержала окончательную победу как над французским линейным флотом, так и над французским корсарами, и установила полный контроль над морскими путями сообщения между Европой и остальным миром.
С этого момента весь девятнадцатый век Англия, пользуясь сырьем, поступавшим со всего мира, и залежами железа и угля на собственной территории, стала лидером Европы в сфере экономики. Характер морской торговли изменился, и, хотя контроль над британскими морями по прежнему был основой британской обороны, существование ее экономики полностью зависело от безопасности и регулярности судоходства. Мало-помалу такой же тип экономики установился и в континентальных странах, и связь с внешним миром стала важна для них также, как и для Англии, и ее поддержание стало одним из факторов, определяющих их положение на континенте.
Промышленная революция изменила основы морской мощи. Значение традиций офицерского корпуса было сильно уменьшено нововведениями и изменениями в области техники, и морская мощь государства стала в значительной мере зависеть от его индустриальной мощи. Географическая составляющая морской стратегии также сильно изменилась, поскольку единственному морскому пути из Европы в Ост — и Вест-Индию пришло на смену множество морских и сухопутных путей сообщения между Европой и остальным миром. Наконец, даже в Англии возникли проблемы с пониманием — как правителями, так и более широкими слоями общества — необходимости защищать эти торговые пути.
На континенте девятнадцатый век стал временем, когда флот стал полноправным партнером сухопутной армии и неотъемлемой частью национальной обороны. К середине века, с ужесточением (не без участия Англии) соперничества на континенте перед континентальными державами вставал вопрос противостояния с Англией один на один — из вопроса престижа переместившийся в разряд вопросов существования. Каждая сталкивалась с одной и той же проблемой — борьбы с превосходными военно-морскими силами при помощи сил, по определению им уступающими. По ставшим классикой словами двух французских историков, их подвигала к борьбе "notre eternel desir de rendre le faible plus fort que le fort" - «наша вечная надежда доказать, что слабость сильнее силы»{1}. Решение этой проблемы было отныне не роскошью, но необходимостью. Именно попытка найти это решение является наиболее интересной страницей истории французского флота на протяжении оставшейся части девятнадцатого века.