Предисловие

Книга А. Филиппи «Припятская проблема» посвящена исследованию влияния такого географического фактора, как лесисто-болотистый бассейн реки Припяти, на ход военных действий немецко-фашистских войск в летне-осенней кампании. 1941 года. Это исследование является одной из многочисленных попыток докопаться до истинных причин неудачи «молниеносной войны» против СССР.

Зарубежных военных историков вопрос по поводу провала планов кампании, известной под шифром «Барбаросса», волнует давно. Действительно, те же самые методы и способы действий, которые безотказно приносили немецким войскам легкие победы в Польше и Норвегии, в Голландии, Бельгии и Франции, в Греции и Югославии, оказались несостоятельными в войне против государства рабочих и крестьян. Причем если бы немецким фашистам удавались методы «молниеносной войны» только в борьбе против малых и слабых стран, тогда неудача их на Востоке, может быть, и не удивляла бы буржуазных военных историков. Но ведь эти же методы оказались успешными и в войне против Франции, причем последняя была еще поддержана экспедиционной армией Англии. Быстрая победа над Францией, достигнутая в первом же коротком стратегическом наступлении 1940 года, казалось бы, подтверждала универсальность методов «молниеносной войны»: ведь еще за 6–7 лет перед тем французская армия буржуазными военными авторитетами считалась самой сильной в Европе.

В поисках причин провала «молниеносной войны» буржуазные военные исследователи в общем выдвигают две версии. В одной из них фигурирует Гитлер, который [6] якобы своими ошибками и своим упрямым нежеланием следовать советам специалистов из генерального штаба свел на нет усилия до того непобедимого вермахта. Сторонники другой версии причины неудач ищут в географическом факторе. В качестве силы, сорвавшей «план Барбаросса», выдвигаются то «необъятные русские просторы», то распутица, то, наконец, «русская зима».

А. Филиппи, следуя своим соратникам по фашистскому вермахту, за послевоенные годы буквально наводнившим книжный рынок всякого рода воспоминаниями и исследованиями по второй мировой войне, в своей книге использует избитые оценки деятельности Гитлера как верховного командующего и не забывает о распутице, о пространстве, о морозах. Кроме того, он выдвигает новую данную, которая будто бы усиливала трудности немецко-фашистских войск при вторжении на территорию СССР, — обширный лесисто-болотистый и богатый реками Припятский географический район.

Разумеется, выпуском своей книги Филиппи преследует вполне определенную цель. Уже в предварительном замечании к своей книге он объявляет, что «Припятская проблема имела решающее значение для военных действий 1941 года на Восточном фронте» (стр. 21). Вслед за этим делается вывод, что неумение фашистского командования решить Припятскую проблему явилось недостатком, который в конечном счете, отрицательно сказался на всем дальнейшем ходе кампании (там же).

Главная причина, побудившая предпринять исследование Припятской проблемы, заключается в желании автора книги найти новые доказательства влияния стихии, перед которой бессильны человеческие возможности. Вот если бы не Припятские болота и леса, хочет сказать А. Филиппи, тогда, конечно, все выглядело бы по-другому.

Надобность в новых доказательствах вытекает из несостоятельности старых. Потуги свалить вину за поражение на Восточном фронте, повлекшее за собой невиданную национальную катастрофу Германии, на одного Гитлера давно разоблачены самими фашистскими генералами. Гудериан в книге «Воспоминания солдата» прямо говорит об ответственности за поражение не только Гитлера, но и германского генерального штаба. Типпельскирх в своем труде «История второй мировой войны» [6] не может скрыть виновности в поражении рейха фашистского генерального штаба и генералитета. Такие же признания можно найти и в написанной группой битых генералов книге «Мировая война 1939–1945 гг.». Теперь в невиновность немецко-фашистской профессиональной военщины верят только те люди, которым это нужно для возрождения германского милитаризма, для раздувания реваншистских настроений в Западной Германии и для получения выгод от участия в агрессивном Атлантическом блоке.

Не более состоятельны также ссылки на географический фактор. В самом деле: не мешали же победам Роммеля африканские просторы, пока англичане не увеличили свои силы на подступах к Египту, не прервали вражеских коммуникаций в Средиземном море и не погнали на Запад в последнем туре «африканской кадрили» войска немецких и итальянских фашистов. В этих условиях, кстати, и для англичан расстояние почти в 3000 км от Эль-Аламейна до Туниса не было помехой. Сумели же, далее, немецко-фашистские войска не капитулировать перед «генералом зимой» и распутицей, усугубленными гористым рельефом, в Норвегии в 1940 году, несмотря на то, что военные действия велись здесь «в условиях еще не окончившейся зимы»{1} и наступать приходилось по дорогам, покрытым «по колено мокрым снегом и водой»{2}. Кстати, не мешала распутица и советским войскам. Одним из многих примеров этого может служить блестящее наступление наших войск в первые месяцы 1944 года на правобережной Украине, когда очередному разгрому подверглось все южное крыло немецко-фашистского стратегического фронта.

По-видимому, не расстояния, не просторы и не погода являются решающими факторами в войне для современных войск, а соотношение сил и средств. Не менее очевидно также, что, как и в Северной Африке и Норвегии, на Восточном фронте не география и климат играли решающую роль, а все то же соотношение сил и средств и, разумеется, искусство.

Признать мощь социалистического государства, составной частью которой являются Советская Армия и [8] Военно-Морской флот с их передовым военным искусством, признать успешную борьбу советских партизан, содействовавших нашим вооруженным силам в срыве всех планов молниеносной победы немецких фашистов, гитлеровский офицер, как и его собратья по оружию и по перу, конечно, не хочет. Такие признания могут помешать надеждам на ведущую роль немецкой военщины в вооруженных силах НАТО. Отсюда и возникают проблемы наподобие Припятской, значение которых гиперболически преувеличивается со специальной целью фальсифицировать историю.

В первом же разделе книги, называющемся «Особенности театра военных действий с оперативной точки зрения», автором проводится основная мысль о районе реки Припяти как о препятствии, разделяющем пространство между Балтийским и Черным морями к западу от Днепра и Западной Двины на два изолированных театра военных действий (стр. 24).

По всем общепринятым в военной географии установкам р. Припять является границей, разделяющей европейскую территорию СССР на два театра военных действий. Однако было бы преувеличением называть р. Припять таким препятствием, которое не просто отделяет один театр военных действий от другого, а изолирует их.

Очевидно, единого мнения у немецко-фашистских военных специалистов в оценке района р. Припяти, как об этом далее видно из работы Филиппи, не было. Генерал Зоденштерн; один из тех, кто привлекался ОКХ к разработке целесообразных вариантов похода на Восток, считал возможным нанесение контрударов советскими войсками из этого района (стр 41). Далее, вступая в еще большее противоречие со своим утверждением об изолирующих свойствах Припятского района, автор в экскурсе по истории первой мировой и гражданской (борьба Красной Армии против белополяков) войн сам же констатирует пригодность значительных частей этого района для действий крупных масс войск. Причем каких действий! Таких, как крупное наступление, продемонстрированное русскими войсками Юго-Западного фронта в 1916 году (стр. 54–56).

За время, прошедшее с тех пор вплоть до Великой Отечественной войны, район р. Припяти, то есть Белорусское и Украинское Полесье, претерпел немало [9] изменений. Значительно сгустилась сеть дорог, во многих местах были проведены мелиоративные работы. Что же касается высказывания А. Филиппи о бедности крестьянства в Полесье, то автор только показывает здесь, как, впрочем, и в других местах своей книги, нежелание считаться с огромной работой, проделанной при советской власти в направлении улучшения жизни населения как в той части Полесья, которая входила в состав БССР и УССР все время, так и в той, которая с воссоединением населения Западной Белоруссии и Западной Украины в семье братских советских республик вошла в состав СССР и освободилась от эксплуатации помещиков и кулаков.

Самым разительным примером прусского чванства и зазнайства, непоколебленного даже горькими уроками поражений, понесенных в войне против Советского Союза, является игнорирование опыта Советской Армии. Филиппи не может не знать, что Полесье в северной и южной его частях было ареной успешных наступательных действий советских войск в 1944 году. В январе 1944 года войска 1-го Украинского фронта в Ровно-Луцкой операции воспользовались ошибкой гитлеровского командования, продолжавшего игнорировать возможность наступления крупных масс войск в Украинском Полесье, и разгромили северный фланг группы армий «Юг».

Войска правого крыла 1-го Украинского фронта, начав наступление из района Сарны, нанесли удар на юго-запад во фланг и тыл ровно-луцкой группировки противника, принудив ее к бегству и оставлению почти всей Волыни. А к лету того же года Советское Верховное Главнокомандование, верно оценивавшее значение и свойства Полесья, объединило в составе 1-го Белорусского фронта войска, действовавшие севернее и южнее реки Припяти. Это было сделано в предвидении одной из самых крупных наступательных операций Советской Армии в Великой Отечественной войне — Белорусской операции, осуществленной при непосредственном участии войск четырех фронтов и соединений дальней авиации и закончившейся таким сокрушительным разгромом всего центра немецко-фашистского Восточного фронта, который может быть поставлен в один ряд с поражением противника под Сталинградом. [10]

Битый фашистский генерал не может не помнить, что северная ударная группировка 1-го Белорусского фронта (имевшая, кстати, в своем составе при проведении данной операции целые танковые корпуса), начав свое наступление с северного берега р. Припять по той самой лесисто-болотистой местности, которой так боялись фашистские горе-вояки, быстро прорвала оборону немецко-фашистских войск, попутно в районе Бобруйска окружила и через два дня ликвидировала два армейских корпуса, а затем, соединившись у Минска с войсками 3-го Белорусского фронта, замкнула кольцо окружения вокруг 100-тысячной группировки противника, также через несколько дней уничтоженной. Но на этом не кончились наступательные действия войск Советской Армии в Полесье. Вслед за северным в наступление перешло южное крыло 1-го Белорусского фронта, причем исходным положением явился рубеж вдоль шоссе Брест — Ковель, то есть линия, пересекавшая почти всю западную часть Украинского Полесья. Именно удар этой группировки советских войск, в составе которой имелся не только танковый корпус, но и целая танковая армия, позволил советским войскам форсировать р. Западный Буг южнее Бреста и, угрожая ударом в тыл брестской группировке противника, сорвать ее попытку оборонять, крепость и западный берег реки. Советским войскам и в этом случае Полесье не оказалось помехой для наступления быстрыми темпами и крупными силами.

Из всего сказанного, думается, станет совершенно ясным, сколь насильственно, вопреки истинному положению вещей, выдвигается «Припятская проблема» в качестве объяснения причин срыва немецких планов летней кампании 1941 года.

Произвольно расправившись с географическим фактором, Филиппи переходит к рассмотрению планов войны против Советского Союза, непомерно выпячивая всюду решение «Припятской проблемы». Буквально забавной выглядит неудача, которая постигает автора, когда он вопреки своему желанию показать решающее значение Полесья в планах войны приходит к заключению, что главным оказывался недостаток сил, которые могли быть использованы в походе на Восток. Он не хочет называть попыткой с негодными средствами, голой авантюрой все предприятие, которое было названо [11] «планом Барбаросса», хотя план этот зиждился на ошибочном определении сил и возможностей противника.

Во всякой борьбе победу приносит не абсолютное количество, а соотношение сил борющихся сторон, и нельзя не отметить, что в определении этого соотношения и его влияния на судьбу кампании фашисты допустили не одну, а несколько ошибок.

В сущности, приблизительно верно определялись только силы первого стратегического эшелона Советской Армии, то есть войска западных приграничных округов. Что же касается второго стратегического эшелона, то есть кадровых войск, которые могли быть переброшены из глубины страны, то о них как о чем-то значительном, способном резко повлиять на соотношение сил в планах немецко-фашистского командования не упоминается. Кроме того, следует подчеркнуть, что эта так называемая «быстротечная кампания» даже по замыслу самих гитлеровцев должна была длиться по крайней мере четыре месяца. В такой срок следовало ожидать начала развертывания третьего стратегического эшелона Советской Армии, то есть формирований военного времени. Разумеется, нельзя было не считаться с возможностью появления на театре войны также части сформированных второочередных соединений. И за столь значительный срок упомянутые соединения могли быть представлены на фронте не единицами, а десятками. Об этом ни ОКБ, ни ОКХ серьезно не думали. И уж вовсе не предполагали твердолобые прусские генштабисты мощного народного сопротивления иноземным захватчикам, выразившегося в партизанском движении, и ни в каких оперативных расчетах не принимали во внимание эту силу, не предполагая ей что-нибудь противопоставлять.

Пусть читателя не вводят в заблуждение многие рассуждения самого автора или места в приводимых им документах, где говорится о больших силах Советской Армии по сравнению с фашистской армией вторжения. Ведь все это только декларации. Неслучайно оперативная директива «Барбаросса», приводимая автором в приложении 3, дается только в своей первой части. Ее последующая часть, содержащая указания о способах действий, скрывается за строками точек. Между тем директива в своей второй части рекомендует войскам в качестве главных видов действий «марш с боем» и «марш [12] без боя». Такие действия, как прорыв подготовленной обороны противника и тем более переход к обороне, хотя бы временно, хотя бы на отдельных направлениях, как следствие верного учета превосходства сил противника, в директиве не предусматриваются.

Напрасны потуги гитлеровского офицера, скрыть эти ошибки фашистской военщины. Определение сил противника, так же как и выбор оперативных и тактических способов действий, всегда являлось и будет являться прерогативой военного командования.

Автор сам сознает грубый просчет, который был допущен и Гитлером и всеми его военными помощниками в отношении политической крепости советского государства. Они считали, что наше государство распадется после первых же испытаний. Разумеется, составной частью этого миража была и надежда на слабость советских вооруженных сил.

Как далеко зашли в своем тупом самодовольстве фашистские политики и еще больше фашистские стратеги, видно из их оценки качеств советского военного командования. Гитлеровцы отказывали нашему командованию не то что в военном искусстве, но даже в знаниях элементарных правил военного ремесла и в умении применять простейшие формы маневра и способы действий на театре военных действий и на полях сражений. Но ведь военное искусство противника, обученность войск, штабов и полководческие качества командования — это далеко не последняя составная часть военного потенциала государства, против которого готовится война! И первой обязанностью, важнейшим долгом генерального штаба должно являться точное — именно точное! — определение военного потенциала всякого вероятного противника. Без достоверных данных о военных возможностях вражеского государства не может быть и речи о подготовке реального, построенного не на песке, а на прочной основе плана не только войны в целом, но даже какого-либо стратегического вида действий, являющегося частью кампании и средством достижения одной из многих промежуточных целей в войне. План же «Барбаросса» был не только планом кампании, но и планом войны, поскольку в одной летне-осенней кампании 1941 года ставились задачи разгрома и принуждения к капитуляции советского государства. [13]

Задачей генерального штаба любого государства должно являться не только выявление количества сил противника, но и ознакомление с военным искусством последнего, определяющим качество его армии и флота. Незнание качеств советских войск и командования — это просчеты не только и не столько Гитлера, сколько немецко-фашистских военных заправил.

Филиппи пишет об «озабоченности» фашистского генерального штаба при разработке плана войны против СССР, когда производилась оценка сил своих и противника (стр. 29–31). Но «озабоченность» эта отнюдь не привела к какой-либо осторожности, к разработке гибкого плана, предусматривавшего различные варианты действий. Нет. «Проанализировав соотношение сил и возможные намерения противника», гитлеровское командование решило покончить с Советским Союзом одним ударом, то есть так же, как с панской Польшей, Францией, Югославией и Грецией. Это уже был шаблон, до абсурда доведенная самоуверенность, которые загипнотизировали фашистского фюрера и его военных помощников, сделав их неспособными трезво оценивать обстановку.

Филиппи описывает различные планы стратегического наступления при вторжении на территорию СССР. Правда, разработка генерала Маркса отличается от плана, принятого ОКХ, только в деталях, в то время как в замысле генерала Зоденштерна имеется существенное расхождение с планом ОКД. Но для всех вариантов характерны одни и те же органические пороки. Во-первых, расчет делался на абсолютную пассивность противника. Во-вторых, наступление групп армий представлялось в виде какого-то перманентного продвижения в быстрых темпах, без пауз, вынуждаемых, как показал последующий опыт, не только сопротивлением противника, необходимостью перегруппировок, но и подтягиванием отстающих тылов.

Расчет на пассивность противника виден в стремлении отказаться от создания сплошного фронта в наступлении, пренебречь уязвимостью незанятых или слабо занятых войсками промежутков между наступающими ударными группировками, откуда могли последовать контрудары советских войск по их флангам. [14]

С другой стороны, немаловажную роль здесь сыграл и нехватка сил, заведомо признанная ОКХ. В частности, Полесье не было включено в число направлений, по которым должны были наступать крупные группировки немецко-фашистских войск, вовсе не в силу недоступности этого района, а из-за недостатка сил, подтвержденного расчетами ОКХ. Кстати, Полесье было не единственным направлением, на котором ОКХ не предполагалось использовать сколько-нибудь значительные силы, из-за чего создавались слабые промежутки между наступающими группировками немецко-фашистских войск. Более широкий промежуток допускался между группой армий «Юг» и войсками, наступавшими с румынской территории. Если ширина Полесья между Брестом и Владимиром-Волынским, то есть промежуток между направлениями ударных группировок групп армий «Центр» и «Юг», равнялась 150 км, то промежуток между полосой действий группы армий «Юг» и войсками, наступавшими из Румынии, был вдвое шире. Да и позднее все та же нехватка сил привела к образованию аналогичного уязвимого промежутка между главными силами, групп армий «Север» и «Центр» (между Новгородом и Ржевом) шириной около 250 км, слабостью которого блестяще воспользовалось Советское Верховное Главнокомандование в январе 1942 года, проведя Торопецко-Холмскую операцию, в результате которой был глубоко охвачен северный фланг группы армий «Центр». Наконец, в последние месяцы 1942 года та же авантюристическая стратегия, в основе которой лежал расчет на пассивность противника, привела и к слабости промежутка между главными силами группы армий «Б» и группы армий «Центр», что повлекло за собой сталинградскую катастрофу немецко-фашистских войск.

Огульное наступление без пауз для перегруппировок и без подтягивания тылов также не удавалось. Непредусмотренная активность советских войск, не упускавших случая наносить контрудары, когда этому мало-мальски благоприятствовали обстоятельства, а также упорство советской обороны на ряде рубежей заставляли немецко-фашистские ударные группировки расползаться по фронту, терять ударную силу и искать новые направления для продолжения наступления. Это вынуждало производить перегруппировки, а для отражения контрударов [15] поневоле приходилось переходить к обороне: Полностью несостоятельным оказался такой рецепт, как предусмотренный планом «Барбаросса» «арсенал» способов действий, ограничивавшийся «маршем с боем» и «маршем без боя».

Забвение потребностей оперативного тыла не замедлило сказаться на самом главном — восполнении потерь. По авторитетному свидетельству начальника организационного отдела фашистского генерального штаба, содержащемуся в его докладе от 28 августа 1941 года, «количество грузовых автомашин в моторизованных дивизиях понизилось на ½ в частях резерва — на 1/4, в пехотных дивизиях — также на ¼. Части 1-й танковой группы в среднем потеряли 50 % своих танков. Части 3-й танковой группы: 7-я танковая дивизия имеет 24 % от своего первоначального количества танков. Остальные дивизии этой танковой группы в среднем имеют 45% от своего первоначального количества танков. Остальные дивизии этой танковой группы в среднем имеют 45% от своего первоначального количества танков...»{3}

Да и сам Филиппи пишет о перебоях с подвозом горючего для группы армий «Юг» в середине августа (стр. 109).

Даже не комментированные, эти свидетельства говорят сами за себя.

Из всего сказанного видна несостоятельность утверждений Филиппи о решающем влиянии Полесья на самый замысел стратегического наступления немецко-фашистских войск. Не ошибочное решение «Припятской проблемы» фашистским генштабом предопределило срыв планов «молниеносной войны», а более глубокие пороки немецко-фашистской стратегии.

В какой мере оказало влияние Полесье на операции{4} группы армий «Юг»?

Войскам группы армий «Юг», как на это указывалось выше, при избранном способе действий, когда главный удар основной массой сил наносился на узком [16] фронте, действительно приходилось беспокоиться за свои фланги. И не потому, что на флангах лежали какие-то труднодоступные для крупных войсковых масс районы и области, а в силу того, что фланги ударной группировки повисали в воздухе, были открытыми. До начала военных действий ни в одной из разработок плана кампании опасений по поводу открытых флангов серьезно не высказывалось. Считалось, что советское командование неспособно к ведению маневренных, наступательных действий своими оперативными объединениями. Опьяненное такими перспективами борьбы с пассивным противником, фашистское командование рассчитывало на полное подчинение советского противника своей воле.

Отрезвление наступило уже на другой день после вторжения немецко-фашистских войск. Советские войска проявили непредвиденную активность. Советское командование настойчиво наносило контрудары по прорывающимся группировкам противника. Причем наиболее сильными и организованными были контрудары советских войск, направленные против группы армий «Юг». Именно армиям этой группы пришлось тяжело и с немалыми потерями отражать контрудары под Ровно и Луцком. Это были контрудары, в которых использовались главным образом мехкорпуса из резерва командования Юго-Западного фронта, выдвигавшиеся из глубины советской территории. Но затем в контрударах стали принимать участие также общевойсковые объединения и соединения, не только выдвигавшиеся из глубины, но и находившиеся на линии соприкосновения с фашистскими войсками. Они переходили к активным действиям всякий раз, когда сами не испытывали сильного давления противника. Такими были, например, действия 5-й армии, которая неоднократно наносила сильные удары по флангу ударной группировки группы армий «Юг», рвавшейся к Киеву. Причем контрудары 5-й армии, возглавлявшейся тогда генерал-майором М. И. Потаповым, являлись прямым следствием того, что командование группы армий «Юг» пыталось просто игнорировать ее. Последнее за это, конечно, неоднократно наказывалось не только потерей времени, на которую так горестно сетует Филиппи, но и тяжелыми потерями в людях и материальной части. [17]

Филиппи видит в действиях советской 5-й армии исключение, потому что группа армий «Юг» испытывала наибольшее давление на своем северном фланге. Но он не может в силу неполного знания обстановки или не хочет в силу своей приверженности к «Припятской проблеме» объективно оценить положение советских войск, оказавшихся у Карпат охваченными главной группировкой группы армий «Юг», а затем 11-й немецко-фашистской армией и войсками боярской Румынии. Эти советские войска, сильно растянутые в предгорьях, не представляли компактной группировки для активных действий, почему и не наносили столь частых и столь сильных ударов, как 5-я армия. Именно этим и объясняются сравнительное благополучие южного фланга группы армий «Юг» и последующие неудачи советских войск, приведшие, в конце концов, к окружению части их в районе Умани.

Таким образом, Филиппи из-за деревьев не видит леса. Ослепленный предубеждением против советского командования, он не в состоянии разглядеть за контрударами советских войск в летней кампании 1941 года линию стратегического поведения Советского Верховного Главнокомандования. Принужденное силой обстоятельств избрать такой способ действий, как стратегическая оборона, оно не придавало обороне пассивного характера. Наоборот, стратегическая оборона советских вооруженных сил включала многочисленные контрудары и наступательные операции на отдельных направлениях, проводившиеся накоротке и с ограниченными целями. Филиппи не хочет признать за Советским Верховным Главнокомандованием и за командованием фронтов умения так вести военные действия, чтобы сорвать план «молниеносной войны». Между тем именно это являлось целью действий советских войск, которые стремились обеспечить государству рабочих и крестьян выигрыш времени, необходимый для развертывания всех сил и средств в интересах окончательного разгрома агрессора. И такая цель была достигнута.

Следовательно, решающим в срыве планов группы армий «Юг» было не Полесье, а стратегия Советского Верховного Главнокомандования, которое очень быстро обнаружило слабое место в способах действий [19] немецко-фашистских войск и противопоставило врагу свой способ действий, увенчавшийся полным успехом.

Не свободна книга и от других недостатков, органически вытекающих из идеологии ее автора, представителя германской военщины, верного слуги германского империализма. Читатель найдет в ней набившие оскомину претензии на «жизненное пространство», давным-давно опровергнутые определения войны против Советского Союза как превентивной, то есть предупреждающей выступление Советского государства против фашистской Германии. Правда, все это автор вкладывает в уста своего «фюрера». Но он не отмежевывается от империалистических намерений и определений своего фашистского вождя. Нашло отражение в книге и недостаточное знание автором действий советских войск, нумерации их объединений, состава наших группировок, действовавших на различных участках фронта. Это можно было бы понять, учитывая, что он незнаком с нашими материалами, если бы не тенденция всюду преувеличивать силы советских войск. Здесь уже отчетливо выявляется стремление превознести качества немецко-фашистских войск и их командования, приукрасить свои победы. Так, например, почти на 30% преувеличена цифра советских соединений, противостоявших группе армий «Юг» с началом войны (стр. 61). И еще больше Филиппи грешит против истины, объявляя их приведенными в боевую готовность (там же). Между тем общеизвестно, что вероломному нападению фашистской армии вторжения противостояли неотмобилизованные до начала войны советские войска. Повторяет Филиппи и неимоверно преувеличенные цифры советских бойцов, попавших в плен в сентябре 1941 года в районе Киева. Цифры эти были опубликованы тогда же, в 1941 году, в сводке немецко-фашистского главного командования и включали огромное количество гражданских лиц призывных возрастов, попадавших в массовые облавы и объявлявшихся военнопленными без всяких к тому оснований.

Автор допускает немало вольностей в обращении с военной терминологией. Он не всегда делает нужные различия между такими понятиями, как фланг и крыло, не придерживается установленного им же самим деления территории между Балтийским и Черным морями на два театра военных действий, разделенных Полесьем, [19] называя в других местах книги всю эту территорию Восточным театром военных действий, и т. д.

Несмотря на это, книга Филиппи представляет интерес для советского читателя, в первую очередь военного. В переводных изданиях иностранной литературы мы не имели такого подробного описания действий одной из самых сильных группировок вермахта в кампании 1941 года. Этот пробел в известной мере восполняется изданием разбираемой книги. К достоинствам книги следует отнести и значительное количество документов, на которых базируется ее текст. Интересны для советского читателя приводимые в книге в качестве приложения и впервые публикуемые в русском переводе варианты планов кампании ряда фашистских генералов, дающие возможность судить о доктрине германского генштаба того времени. Автор позволяет читателю проникнуть в систему управления фашистского генштаба крупными оперативными объединениями в ходе военных действий, составить впечатление о способах ведения операций группы армий, то есть об оперативном искусстве врага. Наконец, советский читатель получит известное удовлетворение от вольных и невольных признаний врага, который не может не воздать должное храбрости, стойкости и мастерству советских войск.