Роль артиллерии в войне 1914–1918 гг.
Обстановка перед началом войны
I. Французская артиллерия в 1914 г.
Общее убеждение в превосходстве маневра над огнем составляло основу нашей тактической доктрины в 1914 г. Конкретно, в области организации, этот принцип автоматически приводил к тому, что численности отдавали предпочтение перед техникой.
Разумеется, никто не отрицал могущества огня; уроки последних войн (войны 1870/71 г., Балканской, Англо-бурской и Русско-японской) напоминали о нем всем, кто взял на себя труд изучить их опыт. Но если о могуществе огня постоянно твердили и писали, все же реальное значение его не всеми было осознано.
Наши уставы провозглашали исключительное достоинство наступления во что бы то ни стало.
Устав от 28 октября 1913 г. о вождении крупных соединений устанавливает следующие принципы:
«Ведение войны должно быть проникнуто необходимостью придать операциям решительно выраженный наступательный характер. Бой — исключительная цель операций — есть единственное средство сломить волю противника: первый долг начальника стремиться к бою. Сражение, когда оно завязано, должно вестись до конца, без колебаний, до крайнего напряжения сил. Решительное наступление заставляет противника перейти к обороне и служит наиболее надежным средством, предохраняющим как командование, так и войска от внезапности».
Устав полевой службы от 2 декабря 1912 г. развивает те же идеи в ст. ст. 96 и 97: «Только наступление способно [6] сломить волю противника. Начатый бой должен быть доведен до конца; успех зависит больше от твердости и решительности в исполнении, чем от искусных комбинаций. Пехота — главный род войск. Она захватывает и удерживает местность. Она окончательно вытесняет противника из его опорных пунктов; она действует маневром и огнем; лишь движение вперед, доведенное до штыкового удара, является решающим и непреодолимым; однако, обычно огонь должен проложить ему дорогу». Устав маневрирования пехоты от 20 апреля 1914 г. точно воспроизводил выражения полевого устава.
Таким образом, обучение всей армии энергично велось в наступательном духе, в духе решительного и непреодолимого движения вперед, поддержанного огнем.
Но в то время как движение вперед может себя проявить на учениях мирного времени, действие огня воспроизведено быть не может. Наши большие маневры, завершающие год обучения, состояли из нескольких дней походов, заканчивающихся большим военным спектаклем, где пехота в сомкнутых строях, с развевающимися знаменами и барабанным боем продвигалась вперед к атакуемой позиции с полным презрением к неприятельскому огню. При разборе подвергалось обсуждению лишь то, что можно видеть: в отношении атакующего — направление атаки, пути движения, быстрота окончательного штурма; по отношению к обороняющемуся — штыковая контратака, ее своевременность и сила. Но о пушках, пригвожденных к земле своими материальными потребностями, и о пулеметах, действующих лишь с места, почти совсем забывали, и лишь редко кто-либо упоминал о способах их применения и об их участии в окончательном успехе.
Из такого общего представления, естественно, вытекала и доктрина применения артиллерии в бою.
Недооценка действия огня вызывала уменьшение доли участия артиллерии в бою. Впрочем, за этим родом войск признавали лишь ограниченную силу действия. Статистические данные, собранные в течение последних войн, указывали, что потери от артиллерийского огня никогда не превосходили 25% общих потерь, понижаясь иногда до 5%, в то время как потери от пехотного огня доходили до 90%{1}.
Устав полевой артиллерии 1910 г. указывал, что артиллерия обладает большой разрушительной силой по живым открытым целям, но что разрушительного действия часто бывает трудно достигнуть и что нейтрализация, произведенная [7] во-время сравнительно небольшим количеством снарядов, является в некоторых случаях достаточной.
Полевой устав, со своей стороны, подчеркивал, что артиллерийский огонь обладает лишь ничтожной действительностью против укрытого противника, а для того чтобы вынудить его выйти из закрытия, необходима пехотная атака.
Отсюда оставался один лишь шаг до вывода, что артиллерия есть лишь вспомогательный и второстепенный род войск. Вследствие ничтожности ее действия по всем целям, кроме живых и открытых, считали бесполезным применять ее для разрушения защищенных или просто укрытых целей, а также материальных препятствий. Полагали, что борьба с артиллерией противника, расположенной укрыто, не даст решительного результата; в бою она явится лишь случайным эпизодом второстепенного значения. И нужно заранее отказаться от подготовки атак артиллерией, как не могущей дать никакого результата.
«Вплоть до последнего времени считали, — говорит доклад министру, служащий введением к полевому уставу, — что основной долг артиллерии в бою — достигнуть превосходства в огне над артиллерией противника, а затем роль ее заключается в подготовке пехотных атак путем разрушения снарядами предназначенных для атаки целей, прежде чем пехота начнет действовать».«В настоящее время признано, что существенная роль артиллерии заключается в поддержке пехотных атак путем разрушения всего, что препятствует их успеху. Стремление достигнуть превосходства над артиллерией противника преследует лишь цель добиться максимума действия по объектам пехотной атаки... Что касается подготовки атак артиллерией, то она не будет независимой от действий пехоты, так как артиллерийский огонь мало действителен против укрытого противника, а для того, чтобы вынудить его выйти из закрытий, нужно атаковать его пехотой. Взаимодействие между двумя родами войск должно быть, следовательно, постоянным. Артиллерия не подготовляет больше атак, она их поддерживает».
Введение 75-мм скорострельной пушки в 1897 г. явилось столь значительным прогрессом, что даже породило у командования ложный взгляд на могущество этого орудия, разрушительную силу которого оно переоценивало. «75-мм пушка, — говорится в одном из официальных документов, — достаточна для решения всех задач, могущих встретиться артиллерии в полевой войне».
Из этой мысли возник догмат об индивидуальном могуществе 75-мм скорострельной пушки: из него непосредственно вытекало, что 4-орудийная 75-мм батарея на фронте в 200 м способна дать все, что можно требовать от артиллерии, [8] и бесполезно поэтому, какова бы ни была цель, сосредоточивать огонь нескольких батарей.
Наконец, почти никто не придавал значения большой дальнобойности. С одной стороны, фактически артиллерия никогда не имела случая вести огонь вне ограниченного поля действий, не превосходящего 3000–4000 м, так как ее главная роль заключалась в поддержке пехотных атак, оставаясь в связи с этим родом войск. С другой стороны, артиллерия не могла обойтись без наблюдения для корректирования огня, а так как воздушное наблюдение находилось лишь в зачаточном состоянии, она должна была рассчитывать нормально на наземное наблюдение; между тем. последнее, даже при наличии хороших биноклей, не в состоянии отчетливо видеть далее 4 000–5 000 м. Ствол 75-мм пушки мог при соответствующем угле возвышения дать дальность свыше 8 000 м, но лафет и прицельные приспособления были рассчитаны и сконструированы для дальности не свыше 6500 м.
В итоге наша тактическая доктрина 1914 г. в части, касающейся артиллерии, может быть резюмирована следующим образом.
Война будет войной непродолжительной, с быстрыми перемещениями, где маневр будет играть главную роль: это будет маневренная война.
Бой будет главным образом борьбой двух пехот, и победа будет на стороне большего числа батальонов: армия должна быть армией численности, а не армией материальных средств.
Артиллерия будет лишь вспомогательным родом войск, имеющим одно назначение — поддерживать пехотные атаки. Для этого она нуждается лишь в ограниченной дальнобойности; главным же свойством ее должна быть скорострельность для действия по многочисленным и кратковременным целям, которые будут подняты пехотной атакой.
Препятствия, могущие встретиться в маневренной войне, будут незначительны: легкая артиллерия обладает достаточным могуществом для их поражения.
Дабы непосредственно следовать за пехотой, которую нужно поддерживать, материальная часть должна быть легкой, гибкой и подвижной. Потребность в тяжелой артиллерии будет редко ощущаться; тем не менее, на всякий случай благоразумно иметь несколько тяжелых батарей, но эти батареи, чтобы сохранить достаточную подвижность, должны оставаться сравнительно легкими, что [9] исключает применение крупных калибров к мощных орудий.
Сосредоточение огня нескольких батарей не является необходимым: так как 4-орудийная 75-мм батарея обладает полной действительностью на фронте в 200 м, было бы бесполезно перегружать себя слишком многочисленной артиллерией; достаточно рассчитать число батарей, органически придаваемых крупным соединениям, в соответствии с их нормальным фронтом действий{2}.
Нельзя отрицать, что вооружение нашей армии 1914 г., подготовка ее офицеров и кадров, а также ее организация в достаточной мере соответствовали указанным взглядам.
На вооружении состояли:
— 75-мм скорострельные пушки, которыми была вооружена вся легкая полевая артиллерия;
— 65-мм скорострельные пушки, состоящие на вооружении горных частей;
— 155-мм скорострельные гаубицы образца 1904 г., которые вместе с 120-мм короткими пушками Баке и 120-мм длинными нескорострельными пушками Банжа образца 1878 г. состояли на вооружении всей нашей тяжелой полевой артиллерии.
Старые орудия Банжа, изготовленные с 1877 по 1881 г., предназначались для обороны крепостей и для осадных парков.
В частях, мобилизуемых в первую очередь, мы располагали следующим количеством орудий{3};
3 840–75-мм пушек;
120–65-мм горных пушек;
308 — тяжелых орудий, состоявших на вооружении полевых частей;
380 — тяжелых орудий Банжа, предназначенных для комплектования осадных парков.
Эта материальная часть была использована при мобилизации для сформирования:
20 корпусных артиллерийских полков по 4 дивизиона из 3 четырехорудийных 75-мм батарей каждый;
65 дивизионных артиллерийских полков 75-мм пушек, по 3 дивизиона на каждую активную{4} дивизию и по 2 дивизиона на каждую резервную дивизию;
5 полевых тяжелых артиллерийских полков по 4 дивизиона;
3 горных артиллерийских полка; [10]
11 пеших артиллерийских полков.
Кроме того, несколько территориальных частей.
Управление артиллерией было организовано при армейских корпусах и при дивизиях.
В армейском корпусе начальник артиллерии корпуса согласовывал действия дивизионной артиллерии, руководил огнем корпусной артиллерии или в случае необходимости распределял последнюю по дивизиям согласно указаниям командира корпуса, наконец, в случае необходимости он принимал командование артиллерийской группой, созданной для поддержки одной из дивизий. Он непосредственно располагал корпусной артиллерией, состоящей из одного полка 75-мм пушек, в составе 4 дивизионов.
В дивизии командование артиллерией было возложено на полковника, который во время боя нормально находился при начальнике дивизии. В его распоряжении состоял подполковник для боевого управления 9 батареями{5}.
Управление артиллерией в масштабе армии организовано не было. Взаимодействие артиллерии различных армейских корпусов обеспечивалось лишь директивами командования или соглашением соответствующих артиллерийских начальников. Подвижные тяжелые артиллерийские полки распределялись первоначально между армиями, затем последними по армейским корпусам, где они применялись таким же образом, как и их органическая артиллерия.
Одно лишь вооружение и организация еще не характеризуют артиллерию. На ее качества значительно влияют средства связи и наблюдения, которые, в свою очередь, зависят от требований, предъявляемых к артиллерии.
Средствами связи артиллерия была снабжена не лучше, чем другие роды войск; она испытывала тот же недостаток в этих средствах, как и все другие части. Она располагала лишь несовершенным телефонным аппаратом, при конструировании которого стремились к прочности и легкости перевозки в ущерб надежности работы и дальности действия (лишь около 1 000 м ). Каждая батарея и каждый штаб дивизиона располагали всего двумя телефонными аппаратами и 500 м провода. Полки и высшие соединения собственных средств телефонной связи не имели. Эта недостаточность телефонного имущества вытекала из общепринятого взгляда и убеждения в том, что телефон не пригоден как средство связи в бою. Артиллерийский устав 1910 г. о телефоне даже не упоминает; наиболее надежным средством связи он считает, в первую очередь, зрительную связь и в некоторых случаях простые сигналы (§ 38). [11]
Средства наблюдения ограничивались биноклем, правда превосходным, но имеющимся в слишком незначительном количестве. В стрельбу на большую дистанцию не верили, а бинокль мог быть отлично использован на расстоянии до 3 000–4 000 м.
Воздушное наблюдение было лишь в зачатке, как и сама авиация. Естественно, что это средство было еще неудовлетворительно как в качественном, так и в количественном отношении. Способы корректирования были примитивны, прежде всего, вследствие несовершенства связи между самолетом и землей, которая осуществлялась лишь путем сбрасывания донесений или посредством маневрирования самолета. Тем не менее, в некоторых армейских корпусах отдавали себе отчет в той первостепенной роли, которую должно играть воздушное наблюдение, и прилагали усилия к созданию артиллерийских летчиков-наблюдателей и к подготовке батарей для совместной работы с ними.
Комплектование кадров артиллерии было превосходно. Офицерский корпус в течение многих лет широко пополнялся из обильных источников. Политехническая школа регулярно выпускала достаточное число лиц с высоким уровнем общего образования и научной подготовки. Существенную поддержку оказывала Военная школа, где наиболее способные унтер-офицеры получали надлежащее образование и конкретную техническую подготовку{6}. Наконец, кадр офицеров запаса состоял из действительно отборного элемента: инженеров государственной службы, бывших слушателей Политехнической школы, слушателей Центральной и Горной школ. Во всей армии царили традиции добросовестной работы, профессиональной солидарности и морального достоинства.
Корпус офицеров получал в своей работе поддержку от испытанного кадра сверхсрочных унтер-офицеров, обладавших высокими моральными качествами и достаточной технической подготовкой.
Общее направление обучения логически вытекало из взглядов на характер будущей войны и на ту роль, которую в ней будет играть артиллерия.
Считалось, что бой, прежде всего, будет пехотным маневром; «роль артиллерии, следовательно, ограничится поддержкой всеми своими средствами продвижения пехоты». Ввиду этого полагали, что артиллерия должна быть способна быстро маневрировать, внезапно открывать огонь по все новым и новым целям и производить повторные, но кратковременные огневые нападения. И действительно, наша [12] артиллерия была отлично подготовлена к этой роли. Она умела передвигаться, хорошо используя местность, быстро и гибко менять позиции. Командиры батарей, которые рассчитывали играть главную роль в бою, слагающемся, как предполагали, из отдельных эпизодов, стали настоящими виртуозами стрельбы.
С другой стороны, так как никто не предвидел позиционной войны, полевая артиллерия совершенно не была подготовлена к решению топографических и балистических задач, выдвигаемых этого рода войной.
В свою очередь, пешая артиллерия обычно игнорировала тактические приемы пехоты, не предполагая, что им придется сражаться совместно, зато у артиллерии были высоко развиты методы и техника стрельбы. К сожалению, распространенные взгляды на войну не толкали массу офицеров на изучение техники. Примеру пеших артиллеристов не последовали их товарищи полевой артиллерии, и между офицерами этих двух подразделений одного и того же рода войск не было благотворного обмена мнений; они ограничивались изучением частных вопросов маневренной войны, в которой предполагали принимать участие.
II. Германская артиллерия в 1914 г.
Каковы же были по сравнению с нашими тактические взгляды, вооружение и организация наших будущих противников?
Как и мы, германцы верили в кратковременную войну, с быстрыми передвижениями, близкую, таким образом, по своему характеру к наполеоновским походам или операциям 1870 г. В то время как наша полевая артиллерия имела первоначально по 1 300 выстрелов на орудие, запас германской легкой пушки не превышал 800 выстрелов.
Как и мы, германцы были абсолютно убеждены в превосходстве наступления.
Но в то время как наша доктрина придавала главное значение маневру и основывалась на решающем значении движения вперед, их доктрина лучше оценивала могущество огня и важность его роли. Она признавала необходимость оборонительных периодов боя и придавала им большое значение; она предусматривала поэтому все то, что может послужить для успешного ведения обороны: как развитие огневых средств, так и оборудование местности.
С другой стороны, германцы в их подготовке войны имели в виду, прежде всего, столкновение с Францией. Организация [13] и вооружение их армии соответствовали особому характеру борьбы, вызванному двумя обстоятельствами материального порядка: превосходством нашей 75-мм пушки над их 77-мм и укреплением нашей восточной границы.
Введение Францией в 1897 г. 75-мм скорострельной пушки с независимой линией прицеливания, снабженной угломером и приспособлением для стрельбы косьбою, сразу же вызвало настоящую революцию в материальной части артиллерии. Распространение способов стрельбы непрямой наводкой, позволяющей, в частности, во всякой обстановке пользоваться закрытыми позициями, усложняло для артиллерии противника борьбу с нашими батареями, которые под защитой местности ускользали от настильного огня пушек. Германцы немедленно учли опасность и совершенно правильно признали, что единственное средство заключается в применении навесного огня. Основываясь на этом, они приняли на вооружение 105-мм гаубицу образца 1898 г., которая после улучшений, произведенных в 1909 г., стала превосходным) скорострельным орудием, обладающим такой же подвижностью, как и полевая пушка; она выбрасывала снаряд весом в 16 кг на 6400 м и, благодаря крутизне траектории, могла поражать все закрытые позиции, которыми пользовалась наша артиллерия. Артиллерийский устав 1912 г. определяет роль этого орудия следующим образом:
«Легкая гаубица решает те же задачи, как и полевая пушка. Она значительно действительнее пушки при стрельбе по укрытой артиллерии, по целям, расположенным позади закрытий, по населенным пунктам и по войскам в высокоствольном лесу».
Развитие наших оборонительных сооружений на северо-востоке с их задерживающими фортами и непрерывными укрепленными завесами, на которые неизбежно должна натолкнуться значительная часть германских армий с самого начала военных действий, вынуждало германцев располагать для их атаки значительной тяжелой артиллерией. Но ввиду стремления германцев придать войне насколько возможно быстрый и наступательный характер, им пришлось сделать тяжелую артиллерию достаточно подвижной для того, чтобы она могла следовать непосредственно за полевыми войсками и без промедления предпринимать атаки наших укреплений.
Эта тяжелая полевая артиллерия состояла из:
— гаубиц среднего и крупного калибра (15 см и 21 см ) для разрушения укреплений;
— длинных дальнобойных пушек среднего калибра [14] (10,5 см и 13 см ) для дополнения на больших дистанциях разрушительного действия гаубиц.
Но можно сразу заметить, что эти орудия могли иметь и другое применение.
Германское командование было убеждено, что пехота не сможет продвигаться под современным огнем, в частности, под огнем артиллерии; оно поэтому считало необходимым начинать бой систематической борьбой с артиллерией противника, борьбой, отделяющейся по времени от боя пехоты. Последние опытные стрельбы новой тяжелой артиллерии в Торне и на Ванском полигоне показали, что тяжелая гаубица особенно пригодна для этой артиллерийской борьбы{7}. Ген. фон-Дулитц, главный инспектор пешей артиллерии, на основании этих опытов пришел к заключению о возможности использовать эту артиллерию в чисто полевом бою и о необходимости возложить на нее ведение артиллерийской борьбы. Однако полагали, что ее роль этим не ограничится: с момента своего появления она будет применяться для решения всех встречающихся задач. Таким образом, роль тяжелой артиллерии в бою стала признаваться основной.
В итоге германские взгляды на использование артиллерии могут быть сведены к следующему.
Дальнобойность мощных орудий должна быть с самого начала соприкосновения использована против скоплений противника, походных колонн и обнаруженных батарей. Чтобы без опоздания выполнять эти задачи, тяжелая артиллерия должна находиться в составе колонн или в хвосте головной дивизии, которой она придана, или даже иногда за легкой артиллерией главных сил этой дивизии; она должна выдвигаться вперед уже при завязке боя и развертываться возможно быстрее.
Установленная вне досягаемости 75-мм французских пушек, обладающих меньшей дальнобойностью, она должна обеспечить своим огнем развертывание легкой артиллерии. Планомерной деятельностью, предшествующей действиям пехоты, она сможет уничтожить неприятельскую артиллерию. После достигнутого более или менее полного результата она должна использовать свое могущество для подготовки пехотных атак, разрушая материальные препятствия и опорные пункты. Эта подготовка атаки, выполненная всей артиллерией, сможет морально и материально потрясти войска противника и подготовить к штурму (stürmreif) тот участок, где командование желает добиться решения. [15]
Легкая артиллерия, постоянно охраняемая огнем тяжелой артиллерии, в значительной степени избавляющим ее от артиллерии противника, сможет тогда свободно и действительно осуществлять свою основную задачу — прямую и непосредственную поддержку пехоты.
Как видно, эта доктрина во многом противоречит нашей, которая считает напрасной предварительную борьбу с артиллерией, не верит в необходимость подготовки атак и, наконец, не убежденная в пользе и даже в возможности участия тяжелой артиллерии во всех периодах чисто полевого боя, помещает ее в хвосте колонн и сохраняет ее для решения некоторых специальных задач{8}.
Вооружение и организация германской артиллерии находились в полном соответствии с этой доктриной.
Легкая полевая 77-мм пушка нового образца была превосходным орудием, уступавшим, однако, нашей 75-мм пушке, если не в подвижности и дальнобойности, то, по крайней мере, в скорострельности и действительности снаряда. Этот недостаток немцы покрывали количеством. Наряду с полевой пушкой настильного огня имелась 105-мм гаубица, обладавшая недостаточной дальнобойностью, но легкая, подвижная и снабженная отличными снарядами.
Тяжелая артиллерия органически входила в состав крупных соединений, начиная с дивизии (включительно). Вооружение ее отличалось большой однородностью; конструкция орудий была более современной, чем некоторых наших тяжелых пушек; их дальнобойность при равном калибре была, в общем, выше; большинство из них были скорострельными.
В общем, наши противники располагали приблизительно следующим количеством артиллерии:
— 5 500 полевых орудий, из коих около 75% — 77-мм пушек и около 25% легких 105-мм гаубиц;
— 2 000 тяжелых орудий, пригодных для полевой войны, — 10,5-см и 13-см пушки, 15-см гаубицы, 21-см мортиры.
Эта материальная часть послужила для формирования по одной легкой полевой артиллерийской бригаде на каждую дивизию. Бригада состояла из двух полков, а всего из 3 дивизионов 77-мм пушек и дивизиона легких 105-мм гаубиц; все дивизионы по 3 шестиорудийных батареи. Рассматривался вопрос об увеличении количества гаубиц и о повышении их числа с 18 до 36.
Каждый армейский корпус нормально располагал одним батальоном тяжелых 15-см гаубиц (всего 12 орудий), а каждая армия — различным числом мортирных 21-см батарей. Таким образом, армия в составе 4 армейских корпусов имела [16] в среднем 12–16 тяжелых батарей, вооруженных современными орудиями. Обычно вся эта артиллерия действовала в пределах дивизии без вмешательства со стороны высших инстанций: ни армейский корпус, ни армия командования артиллерии не имели.
Средства связи германской артиллерии несколько превышали наши как количественно, так и качественно.
Наблюдательная авиация противника фактически превосходила нашу не столько более совершенными методами, как большим количеством самолетов и лучшей подготовкой личного состава к работе совместно с артиллерией.
Техническая подготовка офицеров, кадров и войск соответствовала, в общем, нашей. Но комплектование офицерами стояло ниже, чем у нас, так как звание артиллериста не пользовалось в германской армии особыми симпатиями, и молодежь отдавала предпочтение пехоте и, прежде всего, кавалерии.
III. Вопрос о тяжелой артиллерии. Легкая гаубица
Таким образом, вопрос о тяжелой артиллерии получил во Франции и Германии различное решение. В то время как Франция в 1914 г. могла мобилизовать всего лишь 308 тяжелых орудий, Германия сразу же выставила на фронт более 2 000 тяжелых орудий, приспособленных к полевой войне. Взгляды на применение этих орудий также сильно различались в обоих лагерях.
Чтобы лучше уяснить мотивы, смысл и формы эволюции, происшедшей у нас с начала войны, необходимо хотя бы в кратких чертах обрисовать историю вопроса, вкратце изложить полемику, вызванную им до войны, и, наконец, возобновить в памяти те аргументы, которые послужили основой официальных решений и оправданием принятой доктрины. Равным образом необходимо выяснить, какой стадии достигла разработка конструкции тяжелых орудий. К вопросу о тяжелой артиллерии непосредственно примыкает вопрос о легких полевых гаубицах, которые по своему весу и подвижности аналогичны полевым пушкам, но по более крупному калибру и по могуществу снаряда приближаются к орудиям тяжелой полевой артиллерии и являются, таким образом, связующим звеном между этими двумя видами артиллерии.
Мы только что видели, какая радикальная перемена произошла в Германии в области материальной части артиллерии, [17] ее организации и, наконец, во взглядах на ее боевое применение.
Во Франции внимательно следили за этой эволюцией взглядов, которая находила здесь сторонников, но встречала также и многочисленных противников.
Сторонники тяжелой артиллерии приводили те же аргументы, которые одержали верх в Германии. К этому они добавляли, что применение тяжелой артиллерии в чисто полевом бою может лишь усилить во всех отношениях средства наступления германской армии, и что мы не имеем права уступать последней в этом отношении: введение нового орудия в одной только армии делает необходимым принятие его во всех остальных.
Возражения противников тяжелой артиллерии заключались в следующем. Могущество отдельного снаряда крупного калибра, несомненно, выше, чем отдельного снаряда меньшего калибра, но во время войны важен не отдельный снаряд, а общий вес всех израсходованных снарядов и их общее действие; вопрос заключается в том, что действительнее: десять снарядов по 5 кг или один в 50 кг. На полях Маньчжурии, Балкан и Трансвааля выяснилась несостоятельность снарядов крупного калибра при действии по полевым окопам; этот результат нетрудно было предвидеть, так как нет надобности в снаряде весом в 30–40 кг, чтобы пробить бруствер окопа; для этого достаточен снаряд самого небольшого калибра; между тем для одного удачного попадания вследствие рассеивания нужно израсходовать большое число крупных снарядов, и зарядные ящики очень быстро опустошатся. Поступать так — значит стрелять из пушек по воробьям и то с большим шансом промахнуться. Остается моральное действие крупных снарядов, но к нему люди привыкают. При этом ссылались на Куропаткина, начальника штаба Скобелева под Плевной, который, констатируя недействительность огня тяжелой артиллерии по турецким окопам, писал:
«Материальное действие было равно нулю, зато моральный эффект был превосходен... для турок, убедившихся в нашем бессилии, и губителен для русской армии».
В этой полемике вынуждены были принять участие официальные круги.
Генеральный штаб, осведомленный своим II бюро, которое непрерывно получало сведения о германской артиллерии, забил тревогу. По его мнению, 75-мм пушка, несмотря на свои неоспоримые качества, не в состоянии бороться с легкой германской гаубицей, которая превосходит ее дальнобойностью [18] и сможет занимать позиции, не досягаемые благодаря закрытию для настильной траектории легких пушек. Вопреки мнению тех, кто считал 75-мм пушку достаточной для решения всех задач полевой войны, штаб полагал необходимым для атаки полудолговременных укреплений, могущих встретиться в полевой войне, иметь орудие более мощное, чем 75-мм пушка, но вместе с тем более подвижное, чем орудие легких осадных парков образца Банжа.
Идя навстречу этим пожеланиям, кап. Римальо еще в 1904 г. представил скорострельную короткую 155-мм гаубицу (С. T. R.) превосходной конструкции, сравнительно подвижную благодаря разделению на две повозки и удобную в обращении. Немедленно было заказано некоторое количество этих орудий{9}.
Высший военный совет стал на ту же точку зрения. Считая, что данный вопрос не решается введением тяжелой 155-мм гаубицы, так как вес ее ограничивал возможность применения в полевой войне и вынуждал включить ее в состав легких осадных парков, Совет предложил в 1909 г. приступить к разработке легкой 120-мм гаубицы, более подвижной, более способной следовать за пехотой и облегчающей снабжение боеприпасами.
В другом лагере выступили главным образом III управление{10} и техническая артиллерийская секция, которые считали, что германцы вынуждены применять в борьбе с артиллерией легкие полевые гаубицы волей-неволей вследствие малой действительности их 77-мм снарядов по орудийной прислуге наших батарей, закрытой щитами, и что сведения о результатах стрельбы германских гаубиц весьма сомнительны. Военная школа стала на ту же точку зрения.
Парламент не отнесся к этому спору безучастно, он был обеспокоен бесспорным превосходством германской тяжелой артиллерии и поднял этот вопрос при обсуждении бюджета на 1910 г. Это беспокойство проявилось в обращении, изданном зимой 1910/11 г., в котором приведены следующие выводы.
Организация пешей артиллерии в Германии носит в высшей степени наступательный характер; между тем, во Франции она предусматривает оборонительные цели и имеет в виду применение этой артиллерии лишь в осадной войне.
Германские тяжелые орудия многочисленны, новейшего образца, подвижны, усовершенствованы, скорострельны; наши — немногочисленны, устаревшего образца, нескорострельны, скованы необходимостью применения платформ и малоподвижны. [19]
Взгляды на приметшие тяжелой артиллерии носят чисто положительный характер в Германии, где доверяют крупным орудиям и стремятся использовать их во всех периодах боя; они имеют чисто отрицательный характер во Франции, где не желают верить в крупные калибры или, по крайней мере, не признают за ними действительности, соответствующей весу их снарядов.
Наша организация, таким образом, не может считаться приемлемой. Нужно превратить пешую артиллерию в наступательный род войск и вооружить ее новой материальной частью. С этой точки зрения 155-мм С. T. R.{11} гаубица не пригодна ни для осадной войны, для которой она недостаточно могущественна, ни для полевой войны, требованиям которой она одна удовлетворить не может; нам нужно иметь, сверх того, легкую гаубицу в армейских корпусах и длинную дальнобойную и мощную пушку в армиях.
Директор артиллерии, он же правительственный комиссар по обсуждению бюджета, счел необходимым успокоить тревогу парламента, заявив на открытом заседании, что военные власти не упускают этого вопроса из виду; первые опыты с новыми орудиями, изготовленными в артиллерийских мастерских Пюто (Puteaux), в частности с орудиями калибра 75 и 120 мм на взаимозаменяемом лафете{12}, дали, по его словам, полное удовлетворение, и в ближайшем будущем предполагается принять их на вооружение.
Это оптимистическое заявление было по меньшей мере преждевременным: в 1911 г. ни одно, из этих орудий не вышло из стадии первоначальных опытов. Как в прессе, так и в парламенте уже подымались авторитетные голоса, протестующие против такой медлительности и запаздывания. Ставя последнее (не без основания) в связь с ликвидацией технического артиллерийского комитета, внезапно распущенного декретом от 22 августа 1910 г., они требовали восстановления постоянного органа «в целях изучения с технической точки зрения вопросов материальной части и вооружения и доклада по ним министру».
Чтобы удовлетворить этим требованиям, в сентябре 1911 г. был действительно утвержден новый орган под названием «Комиссия новой материальной части», на которую было возложено составление программ для разработки новой материальной части. Она немедленно приступила к работе и работала интенсивно{13}.
Не прошло и месяца, как 28 октября 1911 г. председатель этой комиссии представил на утверждение министру условия и программу испытаний полевой гаубицы и длинной [20] дальнобойной пушки среднего калибра со следующими требованиями.
Легкая гаубица должна быть скорострельной, достаточно подвижной для того, чтобы всегда следовать наравне с 75-мм пушкой, вместе с тем достаточно мощной для того, чтобы производить разрушающее и деморализующее действие, превосходящее действие 75-мм пушки; она должна иметь широкое поле обстрела и максимальную дальнобойность, допустимую ори ее ограниченном весе.
Длинная пушка должна, прежде всего, предназначаться для стрельбы на большие дистанции (12–13 км ) по крупным слабо защищенным целям. Вертикальное и горизонтальное поле обстрела должно удовлетворять тем же условиям, как и для гаубицы. Пушка должна иметь возможность двигаться шагом при запряжке 6 или 8 лошадей по плохим и даже ухабистым дорогам и быстро становиться на позицию на вспаханном поле, не требуя никаких особых земляных работ.
Было решено объявить конкурс на конструкцию этих орудий и допустить к нему наравне с государственными заводами частную промышленность. Эта мера полностью порывала с ошибками прошлого и, как мы увидим в дальнейшем, имела чрезвычайно благоприятные последствия.
В феврале 1912 г. мастерские Пюто представили два орудия: одно калибром в 120 мм, другое — в 75/120 мм {14}, о которых директор артиллерии докладывал парламенту еще в 1910 г.; однако ни одно из этих орудий ее было признано удовлетворительным.
В марте, т. е. месяц спустя, заводы Шнейдера представили 105-мм гаубицу, изготовленную для Болгарии, и длинную 42-линейную (106,7-мм ) пушку, изготовленную для России. 105-мм гаубица вполне удовлетворила условиям программы. Комиссия предложила испытать одну батарею на осенних маневрах, а затем в комиссии практического изучения стрельбы полевой артиллерии в Малый. 42-линейная пушка в значительной степени не удовлетворяла условиям программы. Тем не менее, ввиду удовлетворительных результатов пробной стрельбы, комиссия решила продолжать испытание и предложила командировать на осенние маневры один взвод этих орудий.
Маневры на Западе в 1912 г. показали всем непредубежденным лицам необходимость этих тяжелых полевых орудий. Две стороны были неоднократно разделяемы широкими и глубокими долинами, дно которых было досягаемо лишь для орудий с навесной траекторией, а кроме того, [21] только длинная дальнобойная пушка могла обстреливать противоположный склон, не выезжая на гребень.
После целого ряда вполне удовлетворительных стрельб в Кале, в январе 1913 г., на которых присутствовал начальник генерального штаба, комиссия решила принять 42-линейную пушку, калибр которой заводы Шнейдера обязались уменьшить до 105 мм. Несмотря на это решение и на настоятельные требования начальника генерального штаба, заказы на эти орудия были даны с большим опозданием. Все же первые экземпляры стали выпускаться, когда разразилась война.
Однако эта 105-мм L. пушка не удовлетворяла всем требованиям программы. Она была недостаточно дальнобойна и могущественна, значительно уступая германской 13-см пушке. Военный министр одобрил также в принципе конструирование орудия калибром около 135 мм, дальнобойностью в 16–18 км при весе снаряда около 40 кг. В то же самое время приступили к разработке конструкции 155-мм L. пушки большой дальнобойности, перевозимой на двух повозках.
В ожидании выпуска новых орудий, на что требовалось время, было предложено использовать имеющиеся старые тяжелые орудия — 120-мм и 155-мм длинные пушки — путем переделки, увеличивающей их дальнобойность и подвижность (программа сентября 1912 г.). Наконец, подполк. Римальо был занят изучением вопроса об установке 120-мм длинной пушки образца 1878 г. на лафет его 155-мм гаубицы G. T. R., благодаря чему рассчитывал достигнуть значительного увеличения дальнобойности.
В то время как разрабатывались эти программы, в Малый продолжались опыты с легкой гаубицей, и одновременно с этим комиссия по практическому изучению стрельбы изыскала средства к повышению действительности огня 75-мм пушек при поражении укрытых за гребнями целей. Для этого было предложено три способа:
— применение уменьшенного заряда, что представляло неудобство, так как усложняло снабжение и подвоз боеприпасов;
— дистанционная стрельба гранатами, что заранее оспаривалось, неизвестно почему, фанатическими сторонниками 75-мм пушки;
— наконец, «способ дисков», примененный опытной комиссией для устранения рикошетов и предложенный кап. Маландреном для увеличения крутизны траектории{15}. [22]
Последний способ допускал немедленное осуществление без значительных затрат и был рекомендован председателем комиссии по новой материальной части в качестве временного в ожидании изготовления легких полевых гаубиц, введение которых он считал необходимым и спешным.
Ни этот генерал, ни сам автор проекта неповинны в той рекламе, которая была организована вокруг этого предложения пристрастными и заинтересованными кругами, и в том чрезвычайно прискорбном решении, принятию которого они явились косвенной причиной.
7 марта 1913 г. по окончании опытов было организовано торжественное заключительное заседание. На нем присутствовали: военный министр, начальник генерального штаба и полностью состав высшего военного совета, состав военных комиссий палаты депутатов и сената, а также комиссии по новой материальной части.
Комиссия полигона Мальи указала, что гаубичные снаряды не могут считаться вполне удовлетворительными, так как при дистанционной стрельбе дают недопустимое рассеивание{16}. С другой стороны, значительность затрат, вызываемых изготовлением гаубиц, подействовала на членов парламента, чрезвычайно озабоченных экономией государственных финансов.
Зато способ, предложенный Маландреном, умело изложенный, был принят с энтузиазмом, как соединяющий преимущества экономии с выгодой простого и немедленного решения вопроса. Было также оценено, что этот способ обладал еще прекрасным качеством делать из нашей 75-мм пушки орудие двоякого действия, по желанию — пушку настильного опт или гаубицу навесного, и, таким образом, сторонники навесного огня удовлетворялись полностью, получая по 36 пушек навесного огня на дивизию вместо нескольких гаубиц, которых они требовали.
Напрасно председатель и некоторые дальновидные члены комиссии по новой материальной части указывали, что этот варварский способ, столь вредный с балистической точки зрения, может быть лишь временным паллиативом, а не окончательным решением задачи, и что вопрос о гаубицах остается еще открытым. Их не послушались, и легкая полевая гаубица была отвергнута и заменена средством, которое впоследствии было осуждено войной{17}.
Испытания новых орудий, выставленных на конкурс в 1912 г., продолжались в течение 1913 г.
31 октября 1913 г. в Кале состоялось повторное заседание с участием военного министра для рассмотрения 155-мм [23] длинной переделанной пушки образца 1877 г., 280-мм мортиры Шнейдера и 105-мм длинной пушки. Представленный фирмой Шнейдера лафет для 155-мм длинной пушки позволял достигнуть дальности в 12–13 км, т. е. увеличить дальность на 3–4 км по сравнению с прежней. 280-мм мортира Шнейдера вполне разрешала вопрос о крупных мортирах; наконец, 105-мм пушка той же фирмы еще раз подтвердила свои тактические и балистические свойства. Опыты оказались, таким образом, безусловно благоприятными, и все 3 орудия были приняты. Однако заказ на них по второстепенным мотивам был отложен, и ваши недавно сформированные пять тяжелых артиллерийских полков, когда вспыхнула война, оказались без современных орудий.
Этим, однако, спор о пользе тяжелой артиллерии во Франции далеко еще не закончился.
Ген. Эрр, начальник артиллерии VI армейского корпуса, имея законное разрешение, но без официальных полномочий, отправился в ноябре 1912 г. на Балканский театр военных действий за несколько дней до заключения перемирия. Он имел возможность опросить сербских и турецких артиллерийских офицеров, принимавших участие в крупных сражениях, и вынес из своего опроса полное убеждение в необходимости применения тяжелой дальнобойной артиллерии в современном бою, а также в необходимости постоянной связи между тяжелой и полевой артиллерией и, следовательно, в необходимости создать из первой артиллерию армейского корпуса. Опубликование его доклада в 1913 г. вызвало живой интерес в военных и парламентских кругах. Крайние сторонники 75-мм пушки, непримиримые противники всякой тяжелой артиллерии, предприняли ожесточенную кампанию, чтобы свести на-нет все его утверждения. Среди офицеров, также бывших на Балканах после войны, нашлись такие, которые выступили с опровержением его взглядов и дошли даже до того, что подвергли сомнению его правдивость. Циркуляр генерального штаба от января 1914 г. резюмировал аргументы противников тяжелой артиллерии: после детального параллельного описания французской и германской полевой артиллерии этот циркуляр делал вывод, что нескольких имеющихся у нас дивизионов 120 L. и 155 С. T. R., усиленных 105 L. батареями, будет достаточно, чтобы противостоять германской полевой тяжелой артиллерии в тех редких случаях, когда 75-мм пушка будет бессильна с ней бороться, и что «артиллерия, способная маневрировать и умеющая использовать местность, лишь редко будет нуждаться в дальнобойной пушке для того, чтобы встать на [24] действительную дистанцию от противника». Это была теория превосходства маневра над огнем в применении к артиллерии.
Таково было положение, когда война грубо прервала спор и окончательно доказала правоту сторонников тяжелой артиллерии. Ниже мы увидим, насколько оправдались тактические взгляды последних и насколько технические исследования, предпринятые по их инициативе и доведенные до успешного окончания благодаря их настойчивости, облегчили и ускорили создание в разгаре войны тяжелой артиллерии, действительно отвечающей требованиям современного боя.
По вопросу о тяжелой осадной и крепостной артиллерии спор был более спокойным, разногласия менее резкими и интерес общественного мнения значительно слабее; соглашение, таким образом, могло быть достигнуто быстрее.
В 1909 г. председатель артиллерийского комитета, считая существующие осадные и крепостные орудия не удовлетворяющими требованиям современной войны и основываясь на опыте осады Порт-Артура, а также на результатах некоторых опытных стрельб во Франции, представил на утверждение министра и высшей крепостной комиссии программу со следующими предложениями:
— использовать по мере возможности имеющиеся орудия при помощи простейших улучшений;
— увеличить дальнобойность длинных пушек, предназначенных при атаке действовать на моральное состояние осажденных посредством бомбардировки с большой дистанции центрального ядра и гражданского населения, при обороне — препятствовать и замедлять работы осаждающего;
— повысить могущество мортир, предназначенных для атаки бетонированных и бронированных укреплений;
— увеличить подвижность орудий всех образцов для обеспечения быстрой их установки и легкости передвижений.
В состав этой артиллерии должны входить:
— длинные дальнобойные (13–14 км ) пушки двух калибров, улучшенные существующие 155-мм и 120-мм пушки;
— легкие гаубицы калибром 120 мм ;
— 370-мм мортиры, перевозимые по узкоколейной железной дороге (0,60 м );
— мелкокалиберные пушки и маленькие мортиры для ближнего боя при обороне крепостей.
370-м мортира, сконструированная кап. Филлу к концу 1913 г., была готова для первой пробной стрельбы. Но зато [25] ничего не было сделано в отношении других орудий, и председатель комитета, ставший председателем комиссии по новой материальной части, был вынужден 20 февраля 1913 г. представить министру новую программу, которая учитывала достигнутые за границей успехи и производимые в различных странах опыты по сопротивлению бетонированных и бронированных укреплений. Эта программа предусматривала:
— сконструирование длинной, скорострельной, дальнобойной 135-мм пушки, во всех отношениях превосходящей 13-см германскую;
— использование имеющейся 155-мм пушки на новом лафете, допускающем стрельбу без платформы и дающем увеличение дальности; дальнейшее изготовление 370-мм мортир Филлу;
— разработку 280-мм мортиры взамен имеющейся 270-мм мортиры, недостаточную мощность огня которой по бетону и броневым башням показал опыт Очакова;
— переконструирование 155-мм С. T. R. пушки образца 1904 г. для получения системы, состоящей из одной повозки;
— переконструирование 155-мм С. пушки образца 1881 г. в орудие ускоренной стрельбы{18}.
Эта программа была частью начата, частью в стадии осуществления к моменту объявления войны; особая форма, которую приняла борьба в период позиционной войны, дала возможность использовать старые улучшенные пушки (155 L., образца 1877–1914 гг., 155-мм образца 1881–1912 гг.) и новые орудия (280-мм мортира Шнейдера и 370-мм мортира Филлу).
Хотя французская армия и отставала значительно от германской в отношении тяжелой артиллерии (полевой, осадной и крепостной) и взгляды на применение этой артиллерии были еще предметом страстных споров, все же война не застала нас совершенно врасплох в области подготовительных работ и первоначальных опытов над материальной частью. Как государственные, так и частные заводы имели вполне удовлетворительные образцы, готовые к валовому производству, как только будет отдан приказ; оставалось лишь приказать и обеспечить массовое изготовление этих орудий. Мы вскоре будем иметь возможность оценить благоприятные последствия этой подготовительной работы, которая позволила сократить на много месяцев срок по интенсивному осуществлению программы тяжелой артиллерии. [26]
IV. Зенитная артиллерия
Дирижабли и самолеты с момента их появления были сразу признаны грозным боевым средством, с которым придется считаться в предстоящую кампанию; все почувствовали необходимость дать войскам, сражающимся на земле, возможность снижать летательные аппараты или, по крайней мере, препятствовать им производить наблюдение и разведку.
Очевидно, что пушка была наиболее пригодным для этого средством. Но условия стрельбы по воздушным целям во многом отличаются от стрельбы на земле; для попадания в летящую цель, обладающую большой скоростью, необходимо орудие с большим вертикальным и горизонтальным полем обстрела, скорострельное и с большой начальной скоростью. Пушки для наземной стрельбы не обладают этими качествами в достаточной степени. Представлялось возможным два решения: или приспособить обычные пушки для стрельбы как по наземным, так и по воздушным целям, или же создать новое орудие специально для стрельбы по воздушным целям.
На первый взгляд, первое решение являлось более соблазнительным: было бы огромным преимуществом, если бы вся артиллерия могла выполнять все задачи. Ввиду этого сперва возникло стремление улучшить имеющиеся орудия, прежде всего 75-мм пушку, и разработать орудие универсальное.
Полк. Депор, вышедший в отставку, но продолжавший на заводе Шатильон-Комантри опыты по изучению скорострельных орудий, сконструировал в 1909 г. орудие, обладавшее благодаря лафету с раздвижными станинами горизонтальным полем обстрела до 900 тысячных и вертикальным от — 10° до +50°; по его заявлению, это орудие было пригодно для зенитной стрельбы. Представленная в комиссию по новой материальной части в апреле 1912 г. пушка Депора не была принята{19}. По предложению председателя комиссии, военный министр, который уже на основании других соображений поручил произвести опыты по усовершенствованию 75-мм пушки образца 1897 г., решил расширить программу этого усовершенствования требованием возможности стрелять по воздушным целям; это требование стремились распространить на все новые полевые орудия, в том числе и на легкие гаубицы, за исключением, впрочем, пушек тяжелой подвижной артиллерии. Общая программа была одобрена в октябре 1912 г. Но к августу 1914 г. не было предложено еще ни одного удовлетворительного решения. [27]
Большинство офицеров не проявляло по этому поводу никакого беспокойства. Для них — согласно уставному положению — 75-мм пушка образца 1897 г. была пригодна для решения всех задач и, следовательно, достаточна и для поражения воздушных целей. Хотя для этого нужно было стрелять при больших углах возвышения, иметь специальные приспособления для увеличения вертикального поля обстрела, но этого считали возможным достигнуть путем быстрого устройства платформы в виде усеченного конуса, приподнятого над почвой и окруженного кольцеобразной канавой, по которой двигается сошник лафета. Это чрезвычайно простое приспособление, устраиваемое в момент необходимости при помощи нескольких ударов киркой, позволяло придать пушке угол возвышения до 4°, который считали достаточным, так как самолеты и дирижабли летали в то время еще очень низко.
К счастью, несколько офицеров, выдающихся техников, мастерских Пюто, имели совершенно другие взгляды. Они уже с 1907 г. поняли, что в деле стрельбы по воздушным целям первая задача, требующая разрешения, это вопрос о лафете: необходим специальный лафет или особая платформа, позволяющая очень быстро наводить орудие на любую точку пространства и легко следовать за всеми перемещениями быстро двигающейся цели. Чтобы удовлетворить указанным условиям, этот лафет нуждается в многочисленных сложных механизмах, утяжеляющих его сверх допустимого для полевой пушки веса, что вынуждает пользоваться для перевозки автомобильной тягой. При решении данного вопроса в пользу механической тяги выступает еще следующее соображение: зенитные орудия как орудия специальные могут иметься лишь в ограниченном количестве и, чтобы выполнять свои задачи, должны компенсировать свое незначительное число быстротой передвижения. Кроме того, в то время речь шла главным образом о стрельбе по дирижаблям, и лишь автомобильное орудие считалось способным перерезать путь, по которому, на основании полученных сведений, направлялся аэростат. Таким образом, зенитное орудие могло быть лишь автопушкой.
Исходя из этого взгляда, безусловную правильность которого подтвердил опыт войны, техникам Пюто удалось осуществить в 1914 г. 75-мм автопушку, совершенство которой не было с тех пор превзойдено, ни даже достигнуто никаким другим французским и иностранным орудием. Правда, в течение войны механизмы для наводки были усовершенствованы, [28] были введены более совершенные измерительные приборы, и при стрельбе стали применяться новые методы, отличные от первоначальных. Благодаря этому действительность орудия радикально изменилась, но само по себе оно осталось прежним.
К сожалению, в августе 1914 г. имелся один единственный экземпляр этого превосходного орудия, а для интенсивного его изготовления требовалось много месяцев. Но и здесь, как и в вопросе тяжелой артиллерии, вся подготовительная работа была сделана, все опыты закончены, оставалось лишь начать фабричное производство.