В. Какой должна быть профессиональная армия

I. Состав

1

Репрессивным и превентивным аппаратом маневрирования — вот чем мы должны обеспечить себя. Он должен быть такой чтобы сразу же развивать чрезвычайную мощность и держать [43] противника в состоянии хронического изумления. Двигатель предоставляет возможность быть на высоте этих условий внезапности и напористости, лишь бы им управляли хорошо, а передвинуть он может все, что угодно, куда нужно и с любой скоростью.

В ближайшем будущем вся профессиональная армия будет целиком передвигаться на гусеницах. Каждая войсковая часть и каждая единица вспомогательных частей будет маневрировать по горам и долам на специально приспособленных средствах передвижения. Ни один человек, ни одно орудие или снаряд, ни один каравай хлеба не будут иным способом доставляться на место. Крупная единица, выступившая из лагеря на рассвете, к вечеру будет уже в 200 км оттуда. Одного часа ей будет вполне достаточно, чтобы продвинуться на 15 км по любой местности и развернуться в боевом порядке лицом к неприятелю или, наоборот, оторваться от него и исчезнуть из поля зрения и досягаемости выстрелов. Но скорость эта не будет давать полного эффекта, если она не будет сопровождаться такой силой огня и удара, чтобы ритм сражения согласовывался со скоростью маневрирования. Совершенно бесполезно было бы передвигаться с огромной быстротой за пределами поля боя. а в дальнейшем оказаться связанным в своих движениях. Современная техника решает и эту проблему при помощи бронированного двигателя. Идя вперед по этому пути, мы избавим наши будущие отборные части от угрозы стабилизации фронтов, исказившей последнюю войну с точки зрения искусства и приведшей к гигантским потерям.

Шесть линейных дивизии, целиком моторизованных и посаженных на гусеницы, частично бронированных, составят армию, способную создать "событие". Это будет организм, которому его фронт, глубина, средства прикрытия и снабжения позволят оперировать совершенно независимо. С другой стороны, каждая из 6 крупных единиц будет снабжена всем необходимым как в смысле вооружения, так и с точки зрения обслуживания, чтобы довести бой до конца, раз она окружена другими такими же единицами.

Состав каждой дивизии можно представить себе в следующем виде.

Броневая бригада (мехбригада), продвигающаяся по полю со скоростью скачущей лошади, вооруженная 150 орудиями среднего калибра и 400 орудиями меньшего калибра, 600 пулеметами, преодолевающая рвы в 3 м шириною, взбирающаяся на откосы в 10 м вышиною, опрокидывающая 40-летние деревья, разбивающая стены толщиною в 12 кирпичей, раздавливающая проволочные заграждения, решетки и палисады, — всей этой [44] техникой современная промышленность должна снабдить каждую профессиональную дивизию. Эта бригада, состоящая из двух полков (один из тяжелых танков, а другой из средних) со специальным разведывательным батальоном легких машин, очень быстроходных и оборудованных самыми усовершенствованными средствами для связи, наблюдения и полевых инженерных работ, составит основной эшелон этого крупного войскового соединения.

Мотобригада — бригада пехоты в составе двух ползков и одного батальона стрелков, вооруженная 50 орудиями сопровождения, таким же количеством противотанковых орудий, 600 тяжелыми и легкими пулеметами, оборудованная специальными машинами для быстрого рытья окопов и убежищ, снабженная одеждой, раскрашенными полотнищами и каркасами для маскировки, а также разнообразными пиротехническими средствами. Благодаря маскировочным средствам бригада должна быть скрыта от взора, а, следовательно, обеспечена от ударов противника. Ее назначение — постепенно, путем занятия, pacчистки и устройства местности сохранять то, что достигнуто грозным, но преходящим действием танков.

Совокупность очень подвижного, но в сущности импровизированного и незначительной досягаемости огня, в результате совокупных действий танков и пехоты, должна быть непременно поддержана со всех возможных расстояний другой системой огня, гораздо более точного. Это — обязанность артиллерии, располагающей в дивизии различными типами орудий, необходимых для подготовки атак, для непосредственной их поддержки, для защиты с дальних и близких дистанций и, наконец, для подавления неприятельского огня. Два полка, из которых один снабжен тяжелыми гаубицами, а другой — более легкими пушками для стрельбы с отлогой траекторией, образуют мощную артиллерийскую 6ригаду; при ней — дивизион противовоздушной обороны; всего бригада способна в течение 15 минут выбросить на 10 км вперед от фронта 100 тыс. кг снарядов.

Сформированная таким образом дивизия из трех дополняющих друг друга бригад, подкрепленная батальоном инженерных войск для устройства путей и проходов, а также батальоном связи, будет обладать для разведки специальной группой разведчиков. Эта последняя должна состоять из небольших, чрезвычайно быстроходных танков, а кроме того, — из различных частей, передвигаемых вслед за ними для боя в пешем строю, и из легких средств сообщения для связи на дальних расстояниях. Все это должно быть приспособлено для нащупывания неприятеля и временного удерживания фронта, прикрытия флангов и беспокойства неприятеля во время отступления. [45]

Наблюдательные авиационные эскадрильи, организационно входящие в состав вышеуказанных дивизий и предназначенные работать не эпизодически, а беспрерывно осведомлять определенных старших начальников, сопровождать в бой неизменно одни и те же части и корректировать огонь артиллерии, которую они постоянно обслуживают, должны служить глазами крупных войсковых соединений.

Вместе с тем, несмотря на быстроходность, на бронезащиту, на возможность рассредоточенного расположения и движения предоставляемые сражающимся наличием двигателей, брони и гусениц, громоздкость и заметность составленных таким способом частей остаются весьма значительными. Размеры машин, их шум и оставляемые ими следы таковы, что без принятия особых мер предосторожности приближение их не явится неожиданным для противника. Следовательно, помимо всего остального, нужно обеспечить и внезапность, а для этого необходимо методически применять маскировку. Искусство это столь же старо, как и сама война. Во время последней войны оно было использовано в массе отдельных разрозненных случаев. Теперь оно должно сделаться важнейшим элементом маскирования в совершенно такой же степени, как движение и огонь. Не следует недооценивать те результаты, которых возможно достигнуть в этой области с помощью дисциплины и преследований. В частности мимикрия (mimetisme) боевых и технических средств путем выбора и окраски почвы на пути следования, подделки внешнего вида, изменения цвета в соотношении с расстоянием, условиями местности и освещением — все еще находится еще в зачаточном, далеко несовершенном состоянии. Что же сказать о беззвучности моторов, которая при желании, конечно, будет достигнута путем сооружения соответствующих приборов? Что сказать, в частности, о дымовых завесах, искусственных облаках и туманах, размеры, густота и освещение которых могут произвольно приспосабливаться к обстоятельствам? Но быть невидимым и неслышным опять-таки еще не все. Остается, кроме того, ввести противника в заблуждение путем устройства ложных указаний: подобий войсковых колонн, фиктивных работ, обманных отблесков, искусственного грохота и треска, передачи ложных радиоволн. Маскировочный батальон, специально тренированный на этой работе и снабженный всеми необходимыми средствами для симуляции присутствия крупной войсковой единицы, должен находиться при каждой дивизии.

У описанной выше армии, состоящей из 6 линейных дивизий, быть присоединена для охранения и разведки на дальних расстояниях 1 легкая дивизия, того же в общем типа, [46] что и остальные, но состоящая из более быстроходных машин с меньшей броней, с менее тяжелой артиллерией и более подвижными пехотными частями, с меньшим числом пехотных орудий.

И, наконец, общий резерв: бригада танков самого тяжелого типа, способных атаковать укрепления постоянного характера бригада артиллерии очень крупного калибра, полк сапер, полк разведывательной авиации, полк истребительной авиации и обычные вспомогательные части. Этот резерв будет служить дополнением ударной армии, которая по сравнению с общей массой войск, поставленных Францией под ружье в августе 1914 г., будет обладать втрое большей силой огня, десятикратной потенциальной скоростью и неизмеримо большей защищенностью.

Если к этому прибавить еще и то обстоятельство, что в нормальных случаях вся эта колоссальная сила будет использована на фронте, в 10 раз менее растянутом, и что солдаты-профессионалы сумеют извлечь из своего вооружения ни с чем не сравнимую эффективность, то можно себе представить, какова будет в рамках определенного пространства потенциальная мощь профессиональной армии ближайших дней.

2

Эта грозная механическая система огня, удара, скорости и маскировки потребует для приведения ее в действие 100 тыс. человек. Таковы же приблизительно силы профессиональных войск США и Англии в тесном смысле, не считая колоний и доминионов. В особенности замечателен, наконец, тот факт, что эта же цифра являлась тем минимумом постоянных сил, который считали необходимым сохранить все правительств Франции, начиная с Генриха IV.

Бойцы должны быть, конечно, все молодые. Военное обучение, все более и более суровое и разнообразное, требует большой гибкости мускулов и ума. Если характер обязанности возлагаемых на профессиональную армию, требует от командования предусмотрительности и мудрости, то осуществление их предполагает у исполнителей наличие склонности к риску и легкой решимости. Над профессиональными частями не должно тяготеть ничего такого, от чего трудно было бы оторваться: привычек, семейных уз, различных интересов. С другой стороны, необходимо оставлять личный состав их на действительной службе достаточно долго, чтобы их военно-техническое обучение и моральное воспитание можно было считать законченным, но не дольше того срока, когда искусство переходи в рутину. Для прохождения всего цикла 20-летним добровольцам [47] достаточно будет 6 лет, после чего еще в полном расцвете сил они составят активные кадры для обучения резервов и новобранцев.

Есть, правда, люди, сомневающиеся в возможности найти в современной Франции такое большое количество профессионалов — в среднем, скажем, 15 тыс. в год. Нельзя не согласиться, что прошлое как будто оправдывает эти сомнения. Достаточно подумать о тех затруднениях, которые мы испытывали перед войной 1914 г. в деле комплектования частей профессионалами-унтер-офицерами. Это была эпоха легкой жизни, когда граждане только и думали, что о независимости, собственности и домашнем уюте, а принуждение, страдание и отрыв от привычных условий, навязываемые "несчастным солдатам", не давали покоя общественному мнению. В то время добровольное вступление в армию, маневрирование по собственной охоте на учебных полях, вместе с необходимостью заранее примириться с различными случайностями и разлукой с близкими, действительно представлялось каким-то бравированием.

В теперешней обстановке профессиональная армия найдет все условия для своего преуспеяния. Все то, что военная организация потеряла в смысле привлекательности для общества и официального положения, она начинает возвращать себе в десятикратном размере косвенными путями, или, как говорят, в бильярдной игре "по борту" ("par la bande").

Военный тип организации становится символическим для новейших времен. Военная профессия утратила во всяком случае тот странный и анахроничный склад, который прежде изолировал и замораживал ее среди современников. Отныне можно привлекать в строй юношество, само проявляющее готовность к этому.

Служба в профессиональных армиях даст прежде всего полное удовлетворение любви к прекрасным сложным механизмам. Пусть кто другой пользуется заедающими пулеметами, устаревшими, смехотворными средствами передвижения, сомнительного качества самолетами, телефонами, сотни раз ремонтировавшимися, танками, уже негодными к употреблению. Можно с уверенностью сказать, что одна эта перспектива общения с новейшими превосходными машинами привлечет добровольцев. В обществе, где все устремления направлены к машинам, специалисты, безразлично — военные или гражданские, — трудятся без всякого увлечения или проявляют настоящие чудеса, в зависимости от того, приходится ли им изощряться над посредственными приборами или иметь дело с последними, ультрановейшими образцами. Тот факт, что французское морское ведомство за последние 15 лет спускает на воду прекраснейшего типа [48] суда, оказал на качества корпуса старшин и квартирмейстеров флота влияние несравненно большее, чем бесчисленное количество разного рода воззваний. Как определить значение того доверия, которое персонал итальянской авиации почерпнул в безупречной работе гидросамолета Бальбо? Профессиональна армия, этот образцовый современный завод с тысячами точных механизмов и быстроходных машин, хорошо соединенных друг с другом, согласно действующих и управляемых мастерами своего дела, не преминет пробудить живой к себе интерес в среде нашей молодежи и даст ей тот престиж, который отборные, сложные механизмы сообщают обслуживающему их персоналу.

Современная война, как и жизнь экономическая, обусловливает необходимость все возрастающей специализации. То обстоятельство, что боец должен быть натренирован на точнейшем выполнении какой-нибудь одной определенной функции, может казалось бы, внести известное однообразие в его обучение. Но это только так кажется. На самом деле, в бою никто не выполняет чего-нибудь мало-мальски эффективного вне связи со многими другими лицами, роль которых по необходимости должна быть хорошо ему известна. На завтрашний день хороший пехотинец безусловно станет отборным стрелком из нескольких видов оружия, а, кроме того, и наблюдателем, полковым сапером, сигналистом, радистом, канониром, вожатым автомашины и знатоком маскировки. Обучение профессионалов по своему разнообразию настолько же отличается от муштровки Фридриха и "школ" старых воинских уставов, насколько жизнь шофера, ведущего свою мощную машину по быстросменяющимся дорогам непохожа на притупляющий труд раба, вращающего мельничный жернов.

К делу обучения войсковых частей достаточно, впрочем, предложить пламя современного спортивного духа. Достаточно и пользовать волю, силу и ловкость, проявляемые на стольких стадионах; опьяняющее молодежь стремление превзойти друг друга; известность, которой общество наделяет чемпионов, короче говоря, то громадное проявление энергии и удовлетворенности, которые в нашем столетии вызываются физическими усилиями и соревнованием. Ничто по существу своему не поддается во действию спортивного духа с такой легкостью и готовность! как военная профессия. Всякий жест бойца подразумевает ловкость, силу, самообладание. Всякий вид выступлений военного характера является коллективным испытанием, требующим спаянности хороших воинских частей. Умение извлекать из оружия из инструментов, из машин, из средств передвижения, связи наблюдения все лучшие и лучшие результаты, стремление к тому, чтобы стать первоклассным наводчиком, исключительным [49] выдающимся маскировщиком, — вот те новые веяния, которые должны довести до максимума ценность военных профессионалов.

Необходимо, конечно, чтобы в результате этого изменились и приущие военному распорядку методы. Система обезличенной почасовой выучки, единственно применяемая к элементам, поставляемым обязательной воинской повинностью, не представляет никакой ценности, раз мы имеем дело с добровольцами. Вместо упрощенного принуждения должно применяться непрерывное соревнование. Не должно быть никаких однообразных схем "постепенного развития", а должны иметь место периодические чемпионаты, результаты которых будут создавать репутации и обусловливать награды. Вялый неопределенный режим должен быть заменен режимом соревнований, спортивных состязаний и списками удостоенных награды. Таким путем благодаря спортивному самолюбию в военное обучение будут введены самые современные ферменты активности.

Паскаль{103} тремя словами определил условия человеческой жизни своего времени: "непостоянство, скука, беспокойство". Он объяснил этим страсть к путешествиям, которая должна была завладеть людьми, как только средства сообщения позволили бы им передвигаться достаточно быстро. Покинуть насиженное место, удалиться от всего привычного, искать под другими небесами другого смысла жизни — таково в действительности наше теперешнее желание, наши пустые, может быть, мечты. Правильно понимаемое военное ремесло лучше всего соответствует таким настроениям, потому что отборные войсковые части могут быть сформированы не иначе, как на разнообразной почве. Жизнь в казармах, маневрирование, происходящее изо дня в день одном и том же плацу, походы вдоль одних и тех же, всегда одинаковых дорог, пребывание в лагерях, никогда не меняющих своего расположения, короче, вся монотонная обстановка, в которой из года в год протекает обучение личного состава, — со всем этим не смогут мириться солдаты по призванию. Зато в состоянии постоянного передвижения с места на место, — с равнин в горы, из лесов к морю,— попадая при каждом новом изменении в необычные условия, эти профессиональные туристы получат удовлетворение в своей страсти к путешествиям и научатся приспосабливаться к беспрерывно меняющимся условиям.

"Привилегированные мастера своего дела", прекрасно питающиеся и хорошо одетые, возбуждающие зависть в других теми рулями, цилиндрами, антеннами и дальномерами, с которыми они имеют постоянное соприкосновение, перемещающиеся с апреля до ноября из одной сельской местности в другую и путешествующие [50] по всей стране в порядке производимых маневров, — они без всякого труда будут пополнять свои ряды. Трудно представить себе такую степень технического совершенства, которой сумели бы достигнуть подобные добровольцы. Не раз, конечно на протяжении своей истории Франция прибегала к профессиональным армиям; но, за исключением лишь нескольких войсковых частей, они набирались путем законного принуждения или формировались из наемников. Их пыл подавлялся либо скрытой "тягостью дисциплины", т. е. по мнению Барреса{104} наихудшего зла, либо подсознательным желанием не дать ничего, что не соответствовало бы скудному их жалованию. Досада на доставшийся плохой номер, жажда скорее вернуться к своим полям и землякам или же раскаяние в опрометчивом поступке и недовольстве самим собою — мало располагали к великим самопожертвованиям. Если войны смогли из этих несчастных людей сделать храбрецов Фонтенуа{105}, Константины{106} и Севастополя, то чего мы добьемся мы завтра с сотней тысяч молодежи, хорошо отобранной и ставшей под знамена по собственному свободному призванию!..

3

Соответствие, осуществленное между духом нашего века и военной профессией, не отнимает, однако, у последней того, что заключено в ней сурового и тягостного. В армии завтрашнего дня также будут своя неприятные стороны. Бойцы познакомятся в ней с тяжестью подчинения, с быстро приедающимися сторонами стадной жизни, с назойливостью толпы, для которой они всегда будут казаться чем-то любопытным. У них не будет ни собственных привязанностей, ни собственного жилища. По самому назначению своему они предназначены осуществлять насилие, осуждены на утомление и тяжелый труд, на лишения, влияния непогоды и на смерть во время войны первыми, притом в наибольшем числе. Во всем этом есть и хорошая сторона. Настоящий солдат складывается в процессе испытаний. Доблесть войск, как и вкус фруктов, приобретается не иначе, как извращением природы. Поэтому именно профессиональная армия и в состоянии обеспечить бойцам опору для их силы, а также и компенсацию их жертв, а возможно, что и воинский дух.

Этот воинский дух придает сгруппированным под его эгидой воинам максимальную мощь.

Могущество этого фермента — коллективной энергии — таково что он остается вечным и мировым. Тот же цемент, который свое время создавал прочность римских легионов, вновь обнаруживается среди английских лучников при Креси, точно так же, как у прусских гренадер у Лейтена{107} и в французских [51] полках под Верденом{108}. Здесь заключается моральный капитал, от которого не может отречься ни один народ, не отказавшись одновременно и от себя самого. Поэтому, за исключением периода безумия, когда государства готовят свой собственный упадок, в армии принципиально культивируют воинский дух так же как это делается и по отношению к семье трудом и экономией. Даже в случаях, когда какое-либо потрясение идей или установление отклоняет их на некоторое время от этого пути, они рано или поздно снова возвращаются к нему же. Мы видим конвент, воздающий почести доблести солдат, для которых у членов Учредительного собрания не находилось ничего, кроме оскорблений и мы видим, как противники империи, сделавшись при Республике начальниками, выковывали прекрасные полки, между тем, что они же требовали ранее "такой армии, которая не была армией"; мы видим, как Советы, разрушив старую русскую армию, приложили тысячи усилий к созданию новой.

Профессиональная армия, очевидно, представляет для воинского духа наиболее подходящую почву. Остается сделать так, чтобы эта совокупность намерений и чувств превратилась на этой благодарной почве в практическую военную мощь. Пока страсти человеческие остаются рассеянными, они не дают ничего систематизированного, а, следовательно, и ничего эффективного. Им необходимо кристаллизироваться в строго определенных границах. Вот почему патриотизм неизменно носит характер чего-то местного. Каждая религия сооружает свои собственные храмы, а культ оружия настойчиво требует корпоративного духа.

То, что отдельные индивидуумы из своего существа отдают строю, поглощается в действительности в строго определенных рамках войсковых подразделений. Армия является для большинства настолько обширным целым, она представляется чем-то отвлеченным. Полк — это другое дело; его можно понять, видеть, его знают. Каждый человек имеет в нем свое собственное место и он отличается там среди других. О бойце прежде всего говорят: "он из такой-то части". К тому же и эстетическая сторона профессии находит в этой органической группировке прекрасную для себя пищу. Желание принять участие в силе, величии и долговечности, которое может испытывать любой посредственный индивидуум, возбуждается блеском, присущим войсковой части, и находит в нем удовлетворение. Кроме того, эстетическая сторона военных условий, наиболее глубоко затрагивающая чувствительность, самым непосредственным образом ощущается бойцом именно в полку.

Традиция неизменно придавала различным войсковым частям любую им присущую физиономию. И вот то, что древний опыт [52] считал хорошим для армии, настоятельно требуется в наши дни. Наличие полных жизни полков с каждым днем становится инструментом все более и более необходимым с точки зрения воинской доблести, так как по мере того, как степень опасности и рассеивание сражающихся на поле боя возрастают, увеличивается и значение моральной спаянности. Железная цепь в буквальном смысле могла сохранять тесное построение галльских орд. Соблюдя нормальный порядок, вытягивать ряды и колонны, выполняя по команде общие движения и стрельбу — в этом заключав обязанность батальонов Фридриха. Французская революция прибавила к этому и коллективный порыв. Позднее появились передвижения маленькими группами, развертывания стрелковыми цепями или линиями орудий, — приемы, применявшиеся, в сущности говоря, и в течение последней войны. До сих пор связь, хотя и предполагавшая наличие предварительной гармонии духа и воли, носила преимущественно физический характер, — связь между людьми, друг друга чувствовавшими, слышавшими и видевшими. Для этого достаточно было жестов и голоса. В ближайшее же время каждая группа будет сражаться отдельно. Нужно воздать должное тому факту, что новейшее оборудование допускает, выражаясь техническим языком, концентрацию рассеянных средств. Все же непреложным фактом остается то, что основе всего мы всегда видим человека. Тактическая эволюция более чем когда-либо требует, таким образом, военной солидарности. Среди центробежных сил, порождаемых сражением, ни одна единица не сохранит своего сцепления с остальными без тех тесных связей, которые в конце концов создаются полков жизнью: взаимным сближением, общими привычками и "честью полка".

Профессиональная армия будет сформирована из отдельных войсковых частей. И это не только на словах или в виде административного средства распределения отдельных индивидуумов, но и в силу непреклонной системы. Производить организацию, распределение по видам оружия, регулировать использование так, чтобы воинские части приобретали наиболее резкие черты постоянства и своеобразия, — это дело военной политики. Никаких перемещений ради "личных удобств", переименований единиц, перебрасывания личного состава из одной части в другую, стрелков, переводимых на роли линейной пехоты; довольно перекрашивания фуражных повозок из зеленого цвета в красный и т. п. Нужно распроститься с обучением, происходящим в тысяче центров, школ, взводов; с наставниками со стороны, с маневренными единицами, составленными из кусочков. Вместо беспрестанной смены личного состава, калейдоскопа начальников и товарищей должны быть созданы настоящие полки, постоянные [53] в составе, незаметно сменяемые прибытием незначительных в каждом отдельном случае пополнений, неизменно объединенные как в гарнизонах, так и в походах. Эти полки должны будут вести внутреннюю жизнь и принять те отличительные черты, из которых проистекает спайка коллектива.

Однажды созданный корпоративный дух не должен оставаться в застое, он должен находить себе приложение. Об этом должно позаботиться соревнование. Спортивные состязания, организуемые среди бойцов, должны быть для этого превращены в соревнование целых полков. В этом случае в ряде крупных испытаний должны противопоставляться друг другу не отдельные чемпионы, а целые воинские части. На специально намеченной местности, в соответствии со строго обдуманной темой, каждая часть должна будет поочередно и в полном составе привести в действие все свои боевые органы в тесной их связи одних с другими. Количество попавших в мишени пуль и снарядов, качество выполненной маскировки и военно-инженерных работ, открытые путем наблюдения предметы, работа технических средств, связи, ход снабжения — все это после контроля жюри, снабженного фотографическим аппаратом, хронометрами и микрофонами, даст возможность выявить качество достигнутых результатов. Эти сравнительные испытания, сознательно торжественные, сделают для спаянности частей несравненно больше, чем все предписания, вместе взятые. Санкционируя их ношением соответственных знаков отличия, особым местом на смотрах, постоях и даже известной градацией жалования, можно придать полкам жизнь, полную пыла и солидарности. А если кроме всего этого применить систему комплектования отдельных войсковых частей из одних и тех же территориальных районов и суметь соединить с военными соревнованиями самолюбие отдельных провинций, то страстное увлечение ими охватит и все население. Раз мы знаем, чем являются для наших городов и деревень встречи спортивных команд, то для нас будет совершенно ясно и то, где надо искать средство развития корпоративного духа во всенародном масштабе.

Если спаянность надлежит культивировать в особенности в полках, то и дивизии в свою очередь должны приобретать собственную свою индивидуальность еще в обстановке мирного времени. С тех пор как Гибер придумал разбить армию на крупные, взаимно сменяющие друг друга подразделения, снабженные всем необходимым для изолированного боя, логика сражений непрерывно заостряла значение дивизии. Неизбежный результат прогресса вооружений безостановочно укрепляет взаимную зависимость различных родов войск точно так же, как механизация ведет к концентрации промышленности. Но раз для всякого [54] очевидно, что ни один род войск ничего не может сделать без другого; что никакого результата нельзя достигнуть, если он не освещен участием пехоты; что пехотинец не двинет пальцем без поддержки артиллерии и танков; что все оказались бы слепые, если бы самолеты не служили им "глазами"; что все будет парализовано в случае отсутствия технических средств связи и бессильно без содействия обслуживающих организаций, функция которых в том и состоит, чтобы комбинировать все многоразличные эти элементы, — то значит организм этот необходимо налаживать заранее. Совершенно недостаточно, чтобы у этого организма командир и штаб лишь имелись где-то; чтобы различны его части были ему только предуказаны и чтобы лишь от времени до времени одна его часть соприкасалась с другой. Дивизия должна жить своей жизнью. Будучи составлена из хорошо обученных войсковых единиц, она сможет оперировать на высших ступенях искусства. Различным родам войск должна быть предоставлена возможность совместных упражнений, а не только собеседований на месте или на карте. Крупные единицы, ежегодно объединяемые на несколько недель и составленные целиком совершенно так же, как это (имело бы место во время войны, должны в процессе маневров проходить поочередно одну область за другой.

Шесть дивизий, объединяющих определенные войсковые части, одинаково полные и постоянные, должны служить остовом профессиональной армии. Материалом для нее послужат 100 тыс. молодых отборных добровольцев, приводящих в действие необычайно мощное вооружение с необыкновенной, благодаря моторам быстротой передвижения. Мощный воинский дух вдохнет жизнь в это большое тело. Мы увидим, чего могут достигнуть в квалифицированной системе искусство и доблесть, являющиеся честь; вооруженных сил и благоприятствуемые техникой.

II. Применение

1

В наших исследованиях о способе использования отборны быстрой, мощной и хорошо оснащенной армии мы должны принципиально и раз навсегда отказаться от тех понятий, которые господствовали в период мировой войны. В частности, непрерывность фронта, необходимость перерывов в военных действия для подготовки новых ударов, невозможность развития местного успеха, т. е. все те представления, которые силою вещей сделались основою тактики, порабощенной количеством, не могут уже иметь силы в данном случае. Наоборот, самостоятельные предприятия и использование внезапности являются [55] особенно подходящими для нового аппарата. Если бы мы захотели во что бы то ни стало вскрыть аналогию с событиями прошлого, то пришлось бы искать ее отнюдь не в том медленном истощении, которое имело место в течение последней войны, а скорее всего оперативных действиях больших кавалерийских масс истекших времен.

И в самом деле, армии, подобные тем, какие мы имели в 14 г.. медлительные в движениях и развертывании, обслуживаемые разведкой лишь на коротких расстояниях и тесно связанные с путями сообщения, не смели подставлять противнику ни своих флангов, ни своего тыла. Колонны — стратегически, а цепи стрелков или линии орудий — тактически созданы были для действий в одном направлении. В случае угрозы с тыла или фланга им не оставалось другого выхода, кроме поспешного отступления. Это наблюдалось впрочем и с той и с другой стороны. Вследствие этого для каждой отдельной составной части само собою возникало требование держать тесную связь со своими соседями. Неподвижное целое, а, следовательно, и вытянутая линия, становились необходимостью. Давать бой "всеми объединенными силами" было строжайшей аксиомой. Никакой передышки противнику, чтобы он не оперся своими флангами в непреодолимые препятствия — в море или в границы Швейцарии.

Вторжение в укрепленные позиции не вносило никаких изменений в принцип непрерывного фронта, даже наоборот, — как только путем наступательного действия местного характера удавалось прорвать фронт, все усилия обороняющегося направлялись на восстановление непосредственного соприкосновения. Стыки, заградительные позиции, создание нового фронта в тылу, угрожаемые участки, постепенный отход — вот ходячие выражения для военного искусства последнего времени. А между тем нападающий, намерения которого были раскрыты в силу его успеха, сдерживал свой порыв по мере продвижения вперед, и у него речь шла уже только о поворотах, прохождениях, расширении прорыва, обеспеченности флангов и взаимной поддержке. До самого последнего орудийного выстрела враждовавшие стороны представляли собою две линии. Жестикуляция Фоша. ударявшего кулаком в воображаемую неприятельскую линию как бы для того, чтобы пробить в ней "карманы", прекрасно изображала военные действия того времени. Маневренные единицы будущего будут свободны от подобного рабства. Прикрытые органами, достаточно мощными, чтобы прорвать завесу (завесу неизвестности), обладающие чрезвычайной маневренной гибкостью благодаря поставленному на [56] гусеничный ход и моторизованному вооружению, способные необыкновенно быстро появляться и так же быстро ускользать, освобожденные от необходимости возобновлять свои запасы в строго определенных, неподвижных пунктах, короче говоря, способные почти мгновенно изменять свое местонахождение, направление и расположение, — армии будущего смогут проводить самостоятельно довольно продолжительные операции. Профессиональная армия приступит к выполнению возлагаемое на нее роли прежде всего в течение той фазы конфликта, когда противники объединяют средства для своих активных выступлений и формируют силы для первых столкновений. То начальное преимущество, которым она в силу самой своей организации будет обладать, позволит ей захватить в свой руки инициативу как залог победы в первые же дни конфликта.

Стремление к занятию территории, столь распространенное в предшествующие времена, перед последней войной успело уже утратить свое преобладающее значение в глазах французских стратегов. То. что Людовик XIV, например, внезапным ударом занял Фландрию во время войны за испанское наследство и Франш-Конте во время войны с Голландией с хорошими по существу для себя результатами; что Фридрих ни с того ни с сего наложил руку на Силезию и не освобождал ее во все 7 лет войны; что Наполеон взял себе за правило неизменно переносить театр военный действий на территорию противника,— все эти уроки прошлого представлялись господствовавшей школе в достаточной мере устаревшими. Само собою разумеется, что все стремления были направлены к действиям наступательного характера и даже исключительно к ним, но особого значения национальности той местности, которая становилась театром наступления, не придавалось. Все дело сводилось по существу к выигрышу сражения, — безразлично, где бы оно ни произошло. Позволить немцам дойти до Брюсселя, помириться с отходом до нижней Сены, лишь бы расположение армий стало более выгодным, все это казалось строго логичным. Такое настроение умов составляло, может быть, одну из главных причин хладнокровия, проявленного нашим командованием в момент кризиса. В общем нужно сказать, что события заставили нас довольно дорого расплатиться за эти настроения.

Степень разрушений, причиняемых войною; отзвуки, вызываемые в общественном мнении нашествием или победою; преимущество обладания в момент внешних переговоров захваченной областью; роль, которую та или иная область может сыграть в борьбе благодаря своему расположению или своим ресурсам, — эти обстоятельства вернули территории первостепенное значение. Потерять Тионвиль и Брией — это значило [57] отказаться от половины производимого нами железа. Примириться с захватом Страсбурга в самом начале конфликта — было бы самих себя осудить на разрушение его до основание при обратном завоевании. Как только немцы перейдут через бельгийский Маас, уже неизбежна борьба под Лиллем. Если они достигнут Антверпена и устроят там базу для аэропланов и подводных лодок, с этого момента сильно осложнятся сообщения с Англией. Каким образом совершать рейсы между Марселем и Африкой, если будет отнята у нас Корсика? Какие связи сохранились бы у нас с нашими центральными восточно-европейскими союзниками, если бы из наших рук выскользнул Тунис? И, наоборот, обеспечить за собою Саарскую область, это значит иметь лишних 10 млн. т угля в год. Добраться до Швабского Дуная{109}, значит предупредить сношение Австрии и Германии. Выходом на Майн мы отрезаем Чехо-Словакию; захватом Трев и Эйфеля мы сразу прикрываем Лотарингию, Бельгию и Люксембург. Тот, кто держит в своих руках Дюссельдорф, может парализовать Рур. Если Лиону угрожает опасность в смысле прохода по швейцарской территории, то предупредить ее можно в Женеве. Кто владеет Сардинией, тот находится в наилучших условиях для господства над Средиземным морем и Западом.

Впрочем, и с точки зрения чисто военной предупредительная превентивная интервенция может оказать чрезвычайно важное влияние на результат дальнейших операций. Переходя с мирного на военное положение, массовые армии переживают кризис. С какой бы тщательностью ни была подготовлена мобилизация, в каком бы совершенном порядке она не осуществлялась, она все равно вызывает общее потрясение и расстройство. Все время, пока длится призыв резервистов, определение колоссального военного оборудования, бесчисленнные перемещения и переброски предметов снабжения, малейшее замешательство, вызываемое этим организационным периодом, чревато огромным риском. Что сказать о транспортных средствах, нео6ходимых для сосредоточения боевых сил? В течение нескольких недель поезда, обозы, корабли чередуются одни за другими по твердо установленным расписаниям и в условиях такой дальности друг от друга, которые делают всю систему до предела хрупкой. Достаточно представить себе мельчайшие детали любого плана, хотя бы предусмотревшего различные инциденты и всевозможные "заедания", чтобы одновременно составить себе понятие и о последствиях неожиданных случайностей. Кроме того, загромождение зон назначения, куда исправно притекают части, разбитые на эшелоны для удобства перевозки, и предметы снабжения, более или менее [58] скучивающиеся на месте, делает окончательно непрочным весь период сосредоточения. Войска прикрытия находятся, конечно, на месте и готовы выполнить свою обязанность, но сами они в неполном еще составе, разбросаны в целях обороны и не могут быть достаточно сильны, чтобы помешать сосредоточенным, ранее обдуманным предприятиям противника. Поэтому мудрый Мольтке, допуская возможность стремительного продвижения наших ветеранов, издал приказ, чтобы в этом случае сосредоточение германских армий имело место на правом берегу Рейна. То обстоятельство, что наши прекрасные войска были прикованы к месту нерешительностью командования и тысячами нелепых задержек и опозданий, не должно было помешать тому, чтобы наше первое сражение разыгралось у Майнца.

И как, наконец, не считаться с тем впечатлением, которое может произвести на необстрелянные войска внезапная опасность, открывающаяся перед нами совершенно неожиданно при том в грандиозном масштабе и в потрясающей форме. Люд попавшие в августе 1914 г. под град пуль и громовые разрывы тяжелых снарядов, испытали состояние, подобное потрясению. Вся их решимость, иллюзии и похвальба, в которые они бронировались, развалились в мгновение ока, оставив их оцепенелыми от ужаса среди стонавших раненых и убитых наповал. Когда теперь равнодушный историк попытается уяснить себе путаницу первых встреч, пассивность одних, исчезновение и панику других, пусть он также попытается представить себе состояние остолбенения, овладевшее людьми при виде смерти и ранений. В дальнейшем новички не подвергались уже ужасам войны таким грубо неожиданным способом. Будучи перемешанными с товарищами, успевшими познакомиться с условиями боевой обстановки, и проникая постепенно в зону непрестанной угрозы смерти, они по большей части не испытывали уже указанных выше внезапных потрясений. Но если привычка к ужасам войны и могла образоваться у сражавшихся постепенно, на протяжении четырех лет, то не следует забывать, каковы были их переживания вначале. Опыт определенно подтверждает, жуткое впечатление обстрела на неустойчивые войсковые части может иметь важные последствия. Из этого естественно вытекает, что ударная группа, снабженная самым мощным и изумительным вооружением, должна извлечь из него, не теряя единого дня, все возможные для нее выгоды.

Отборные войска, готовые к немедленному удару в контакте с воздушной армией, а в случае надобности и с морским флотом, способные вести самостоятельные операции на фронте протяжением и глубиною в 100 км, будут использовать в грядущих войнах инициативу и захват в качестве главного козыря. [59] С быстротой они из мирной обстановки будут переходить в боевую, будут овладевать полезными для последующих операций объектами, сеять расстройство в рядах только еще формирующихся сил противника. Объекты (цели) должны быть, конечно, ограниченные и соответствовать наличным средствам. Дело не в том, чтобы первоначальным ударом сразу уничтожить все неприятельские силы, а в том, чтобы получить известное преимущество перед противником. В современных конфликтах, где все зависит одно от другого, где все дает немедленный отзвук, где дрожащие от сдерживаемых страстей толпы реагируют сверх всякой меры. — полезно осуществить испытание без замедлений и посеять ужас по ту сторону границ. В частности, у нас раны, нанесенные вражеским нашествием, слишком были глубоки.

2

Независимая в своих движениях профессиональная армия не будет обладать меньшими возможностями в смысле средств к внезапным действиям. Оперирует ли она самостоятельно или составляет часть целого в общем сражении, ожидаемые от нее удары будут столь же внезапны, как и сокрушительны. Этим путем воскреснет "неожиданность событий", во все времена служившая критерием для полководцев и только в последнюю войну изгнанная из сражений длительной подготовкой. Даже для самой незначительной операции приходилось соответствующим образом приготовлять исходный пункт последовательных волн атакующих, места расположении резервов, устраивать многообразные сообщения, сооружать орудийные окопы, наполнять склады, заботиться об устройстве командных пунктов, устанавливать сети связи, подводить людей и подвозить орудия по окопам и ходам сообщения. К тому же еще людям, передвигавшимся на собственных ногах, переносившим на себе оружие, боевые припасы, провиант, приборы, инструменты и разные принадлежности, требовалась масса времени и труда, чтобы, спотыкаясь на каждом шаге по изрытой, изуродованной местности, разместиться в 10-километровой зоне, где их непрестанно подстерегал обстрел. Прежде чем бросить войска в атаку по открытой местности против укрытых позиций обороняющегося, приходилось при помощи артиллерийского обстрела в течение нескольких дней разрушать эти позиции. Правда, одновременная подготовка сил фронта к наступлению, приобретенный опыт, накопление грандиозных запасов боевых припасов по всем секторам фронта и, в особенности, появление танков, в значительной мере заменили предварительную артиллерийскую подготовку, — все это дало возможность начинать атаку прежде, чем неприятель [60] подумает принять меры предосторожности. И тем не менее вплоть до самого конца великой трагедии внезапность была исключением. Завтра же, при наличии отборного войска, соответственно вооруженного и сформированного, она будет уже не исключением, а правилом.

Перевозка всего необходимого в район будущих операций, вместо того чтобы производиться по капле, человеческими руками и на вьючных животных, по дорогам, проходам и сапам, будет выполняться в крайне короткий срок по всякой местности поставленными на гусеничный ход транспортными средствами. В 1917 г., чтобы доставить на место 10 тыс. т разного материала, необходимого для боя одной дивизии, требовалось 6 суток. Теперь дивизия нового типа будет выполнять ту же работу за одну ночь. Прикованность подготовленных к атаке частей к определенной неприятельской позиции не будет уже тяготеть над атакующими с того момента, как силы их будут состоять из бронированных машин. Эти сухопутные броненосцы, расположенные в прикрытиях вне досягаемости самого мощного обстрела, будут осуществлять непосредственное сближение с неприятелем лишь в последний момент, под прикрытием ночи или искусственных туманов. Обладая, наконец, грозной артиллерией и приспособленные для уничтожения подготовительных работ, они прекрасно обойдутся и без предварительного разрушения неприятельских позиций. Все признаки, оставляемые на местности подготовкой атаки, будут отныне ускользать от обороняющихся, которые будут находиться в полной неизвестности до самого момента, когда бронированные чудища ворвутся в их ряды. Царивший с незапамятных времен в военном искусстве захват врасплох, сданный в архив, поскольку силе не хватало стремительности, вновь обретет свою базу, а, следовательно, и свое значение.

Но внезапность требует надлежащей организации ее, — и не только с помощью соблюдения тайны, охраняемой во всех приказах, разговорах и совещаниях теми, кто выносит решение и составляет планы, но и благодаря скрытности подготовки под прикрытием густой завесы обмана. В наш век, когда во всякое дело вмешиваются тысячи любителей "половить рыбку в мутной воде"; когда деньги служат более убедительным доводом, чем честь; когда все стремления прессы направлены на получение информации; когда ни одно начинание не обходится без электрических проводов, радиоволн и пишущих машинок, а расшифровка справляется с любым шифром, — мечтать б том, чтобы помешать проникновению к неприятелю каких бы то ни было указаний, было бы почти самообманом. Зато спутать его предположения и догадки вполне возможно. [62]

Обманывая даже своих относительно истинных намерений; вводя в заблуждение и тех, кого предполагается использовать для задумываемого предприятия; применяя для распространения с рассчитанным вперед намерением ложные слухи и вообще применяя все средства, не позволяющие в наши дни одной стороне разобраться в том, что творится у другой, — этими путями всегда возможно скрыть действительность за сетью лжи. Фемистокл{110}, например, воспользовался персидскими шпионами, чтобы вызвать сражение при Саламине. Оставаться до самого позднего решительного момента в заблуждении относительно своей судьбы — это, конечно, жестокое испытание для исполнителей. Чтобы перенести его, необходима вся сила военной доблести. Вот почему массовые армии не помирились бы с таким режимом. Отборным же войскам, приученным к безропотному подчинению, начальники могут обещать отдых в ту самую минуту, когда они решили пустить их в бой; отвергать близость наступательных действий, когда последние уже предрешены; объявлять о походе в Эльзас, когда на самом деле вопрос касается Фландрии.

Но как бы высока ни была приспособляемость профессиональных войск к выполнению внезапных заданий, известные к ним приготовления все же необходимы. Нужно считаться с тем, о противник настороже. Тут также недостаточно скрывать идей и технические средства. Необходима хитрость, чтобы заставить поверить, что ты не там, где находишься на самом деле, что ты хочешь не того, к чему стремишься в действительности. В умышленно избранных зонах вступает в свои обязанности активная маскировка — хорошо натренированные войсковые части, методически создающие ложные сооружения. Взоры противников приводятся в смущение видимостью мостов, рельсовых путей, проезжих дорог, подобия батарей, наблюдательных пунктов, земляных работ, войсковых колонн, обозов, скоплений и т. п. Слух его — обманывают шумом катящихся повозок, выхлопами и гулом моторов. Разум его вводится в заблуждение действующими антеннами, легко улавливаемыми сигналами и разговорами. Целые участки закрываются дымовыми завесами, дающими основание предполагать атаки, а в действительности ложными. В результате неприятельской стороной овладевает неизвестность, изнурительная и для командования, и для войск первой линии, и для резервов.

А между тем ударная группа, элементы которой остаются рассеянными до самого конца, занимает исходные позиции за одну ночь с тем, чтобы в большинстве случаев начать бой на рассвете. Каждая дивизия устанавливает свое исходное положение, откуда наводятся орудия и пехотные пулеметы, а позади [62] располагается артиллерия, предназначенная благодаря орудиям с круговым обстрелом в гораздо большей мере для вступления в дело в зависимости от хода событий, чем для стрельбы в узких зонах по заранее указанным целям. Ее роль заключается прежде всего в том, чтобы окружить танки изолирующим заградительным огнем; окаймление должно быть очень глубоким и очень подвижным, потому что танки передвигаются с большой скоростью, а неприятельские орудия, могущие повредить им, расположены не по одной линии, а как пешки на шахматной доске. Артиллерия, кроме того, обеспечивает себе возможность сосредоточить в любой момент и всюду, где только понадобится, огромную силу огня, достаточную для немедленного господства над таким участком поля сражения, где открылись бы признаки опасности. Для такого рода войск, который в прежнее время действовал преимущественно по заранее составленному плану, гибкость становится в настоящее время правилом. Группировка единиц и калибров, распределение полученных задач, подготовка огня, расположение батарей — все должно быть рассчитано на возможность постоянного изменения.

На значительном расстоянии позади строятся в боевой порядок танки. Вся масса их обычно разбивается на три эшелона: сначала идут легкие танки, первыми вступающие в контакт с неприятелем; затем — боевой эшелон, составленный как из средних, так и из тяжелых танков; фронт его и глубина зависят от характера предпринимаемой операции и от ожидаемого сопротивления; наконец, следует резервный эшелон, предназначенный для замены выбывающих или для самостоятельного использования. Каждый из трех эшелонов состоит из ряда подразделений. В среднем, боевой порядок дивизии, выключая интервалы, охватывает в ширину 8 км, причем густота расположения отдельных составных единиц вдоль фронта колеблется в зависимости от преследуемой маневром цели. В общем получается от 5 до 6 волн танков, из которых по большей части самой сильной является первая волна боевого эшелона. Если армия состоит хотя бы из 4 дивизий, то 2 тыс. танков на протяжении фронта в 40 км готовы одновременно появиться на месте действия.

И вот этим чудищам подается сигнал. Легкие танки, выйдя из пределов расположения первой линии, быстрым ходом направляются навстречу неприятелю. Их задача — определить местонахождение и характер ожидаемого в первую очередь сопротивления, разыскать и указать наиболее благоприятные направления, замаскировать дымовыми завесами трудные переходы, короче говоря, служить разведчиками и прикрытием больших "броненосцев"; когда же эти последние примут боевые операции в свои руки, то малые танки освобождают фронт и переходят на [63] защиту флангов или же в тыл, чтобы развернуть там линии связи. При наступлении хотя бы временного затишья они немедленно возвращаются в авангард и вновь вступают в обязанности отдельных охранителей.

Но вот в свою очередь вступает в дело боевой эшелон. Составляющие его крупные групповые объединения маневрируют лежащей перед ними местности не вытянутыми в одну линиями, а самостоятельными частями, оперирующими в зависимости от обстановки. Ось их продвижения в большинстве случаев бывает определенно скошенной по отношению к фронту неприятеля, для того чтобы иметь возможность всякое встречное сопротивление взять под косоприцельный огонь; при этом сохраняется возможность в случае надобности не раз в ходе боя изменить свое направление. Эти извилистые линии обстреливают пулеметным огнем поверхность расстилающейся перед ними местности, приберегая орудийные выстрелы для заранее намеченных целей, которые они и стараются подавить, обойдя их с тыла. Каждый маневр и состоит главным образом в чтобы обойти все части, которые ведут огонь, и ударить в тыл; при этом артиллерия прикрывает всю операцию в целом своим огнем, распределяемым вокруг зоны, в которой развивается дело, и выпуском дымовых завес, скрывающих те танки, которые почему-либо должны оставаться неподвижными. Необходимо во всяком случае избегать чересчур значительных задержек в продвижении вперед из-за медленной очистки местности от неприятеля. Поэтому головные волны занимаются очисткой лишь постольку, поскольку это требуется, чтобы продолжить себе путь, а затем как можно скорее устремляются к главным целям. Следующие за ними части довершают начатое. Если же и их окажется недостаточно, то необходимую в этом случае помощь окажут резервы и, наконец, пехота закончит ликвидацию. Короче говоря, если сопротивление неприятеля упорно, то нападающая сторона в самом скором времени представит собой группы танков, сражающихся на значительной глубине, между тем как первая волна упорно продолжает свое движение вперед, а артиллерия берет под обстрел не только окружение этого сражающегося целого, но и некоторые островки внутри его.

По мере того как танки выполняют возложенную на них операцию, пехота продвигается вперед. Это продвижение пехота совершает то пешком, то на машинах, поставленных на гусеничный ход. Ее главная задача состоит в том, чтобы вступить во владение завоеванной уже местностью. Осуществляется это путем занятий последовательного ряда позиций, быстро устраиваемых и вооружаемых пулеметами и орудиями. Зачастую пехоте же [64] приходится ликвидировать и последнее сопротивление неприятеля при помощи собственного маневрирования и огня артиллерии сопровождения. Линии пехоты служат иногда опорою и прибежищем для танков, а именно в тех случаях, когда неприятель проведав тем или иным путем о замышляемой против него од; рации, также сумеет подвести в необходимый момент и в надлежащем пункте достаточное количество бронечастей и бросить их в контратаку. Само собою разумеется, что оккупация местности производится не непрерывными цепями, а в виде сильных групп сосредоточенных вокруг пехотных орудий; хотя группы эти располагаются с большими между собой интервалами, но так, чтобы они могли оказывать друг другу взаимную поддержку

Все работы производятся, конечно, под прикрытием искусственных туманов.

Вместе с пехотой продвигается вперед и артиллерия. Благодаря гусеничному ходу она имеет возможность перемещаться совершенно свободно. В отношении артиллерии теперь уже покончено с теми "оптовыми" передвижениями, которые во время последней войны еще обусловливались трудностями маневрирования по изрытой местности, отсутствием должной гибкости в организации и медленностью в пополнении ее запасов. Вне каких-либо особых случаев дивизион, снявшийся с позиции, через несколько минут займет уже новую. километрах в 8 дальше другой стороны, само ускорение хода боя не может уже мириться со свойствами прежней артиллерии: с распределением задач, устанавливаемым раз навсегда в начале задуманного предприятия; с разделением местности на полосы действия, весьма при том ограниченные; с той математической подготовкой обстрела, которой требовали от нее стабильные фронты. Наоборот, как только целостность неприятельской позиции оказывается сколько-нибудь нарушенной, огонь приходится открывать в зависимости от стремительно развивающихся событий. Это значит, что артиллерия должна близко следовать за боевым эшелоном, и не только в виде наблюдательных групп или отделений связи, а всей массой, с оружием, иногда даже и с обозом. Она также превращается в самодвижущуюся силу, отдельные части которой самостоятельно достигнут наилучших для себя позиций, дающих возможность действовать с полным сознанием создающейся обстановки и обстреливать под всевозможными углами почти всегда подвижные цели. Снабженная при всем прочем пулеметами и противотанковыми орудиями, она защищается своими собственными средствами. Ее тактика вырабатывается теперь не под влиянием неподвижности, стрельбы по карте и централизации, на основе инициативы, непосредственного наблюдения и подвижности. [65]

Продвижение, протекающее указанными выше ритмами, максимально повышает роль разведывательной авиации. Моторизованные части требуют крайне быстрой разведки. Соответствующая условиям их работы осведомленность может быть получена только из сфер воздушных. Для войсковых частей, оперирующих с быстротой и неожиданностью, самолеты станут во всех отношениях не только помощниками, но и проводниками. Когда вопрос в том, чтобы операции танков производились именно там, где это нужно, чтобы огонь вращающихся орудий сосредотачивался на необходимых пунктах и чтобы моторизованные силы перебрасывались в надлежащем направлении, ничто не может сравниться с воздушной разведкой, открывающей неприятеля издалека, немедленно сигнализирующей нужные цели и тотчас же указывающей местонахождение своих войск. Естественным ходом вещей самолет становится для командования действительным средством своевременного личного ознакомления с положением дел, а легкие аппараты, способные делать посадку всюду, должны составлять необходимую принадлежность каждого штаба. С другой стороны, сухопутные части и в особенности танки, получат в лице авиации ценнейшую поддержку с точки зрения маскировки. Дым, распространяемый с воздуха, закрывает в несколько минут обширные пространства земли, а производимый полетом аэропланов шум заглушает гудение моторов гусеничных машин.

Что касается воздушных эскадрилий, то сотрудничество с сухопутными армиями потребует от них только коротких, но сосредоточенных действий. Если воздушные разведчики должны связать свою работу с ползающими людьми, оперировать изо дня в день на одном и том же участке последовательными подразделениями, то с течением времени все возрастающие в числе случайности сильно осложняют их задачу: ответные действия неприятельских истребителей и артиллерии специального назначения, непостоянство атмосферных условий, аварии самолетов, утомление персонала. Если же они имеют возможность внезапно сосредоточивать свои силы, оперировать в большом числе и течение сравнительно короткого времени, то успешность их действий удесятеряется. С другой стороны, и защита их благодаря этому облегчается, потому что, если трудно сохранять постоянное господство в воздухе на том участке, где противнику предоставлены все удобства для соответственного реагирования, то захватить в свои руки такое господство врасплох, — в пункте и в момент специально избранные, — вполне возможно. Тактика новой армии, действующей короткими, неожиданными ударами, будет лучшим образом отвечать как преимуществам, так и слабым сторонам воздушных разведчиков. [66]

В таком виде развертывается бой, являющийся сплетением отдельных, проводимых с большой скоростью, действий, из которых каждое требует поддержки подразделенных на мелкие части элементов. Само собою разумеется, что гибкость эта, невзирая на качество личного состава, была бы неосуществима без системы быстрой и высокоэффективной связи. Если бы мы были вынуждены придерживаться образа действий, свойственного последним годам, т. е. уложенных или подвешенных проводов, неподвижных антенн и прожекторов, кодов с условленными сигналами и задыхающихся пеших посыльных, то затруднения, присущие и разматыванию телефонов, и обмену сообщениями по аппаратам Морзе, и бегу эстафет, вызвали бы в ходе сражения такие же замедления. Прогресс, требуя введения быстроты в область применения боевых средств, дает одновременно и средства к надлежащей их между собою увязке. Радиофония усовершенствована настолько, что неограниченное количество постов может разговаривать одновременно, не мешая друг другу. Избирательность известных аппаратов такова, что делает их способными воспринимать волны только одной определенной длины, позволяет переговаривающимся вступать в сношения без настройки и изолироваться по отношению к другим передачам. Специальные приспособления не позволяют посторонним лицам устраивать путаницу на присвоенной данному посту определенной длины волне. В ближайшем будущем большинство сообщений будет делаться просто на словах. На любом расстоянии, в любой момент с танка, из автомобиля, с самолета и просто из-под дерева или с какого-нибудь угла стены голос командира будет отдавать приказания подчиненным и сообщать соседям и начальникам о сделанных им распоряжениях, а также передавать их распоряжения с такой же легкостью, как некогда это делали крики центуриона{111}. Можно себе представить, какую связанность маневрирования обещают эти возможности, несмотря на подвижность людей и машин.

Тем не менее, случайности борьбы неизменно расстраивали порядок нападающих. Уже спустя несколько часов некоторые группы танков успевают обгонять другие, пехота отстает, артиллерия нуждается в исправлении наводки, подкрепления сбиваются с пути, а органы снабжения разыскивают получателей. По этому главный объект действий армий выбирается с таким расчетом, чтобы возможна была перегруппировка. В зависимости от характера операции, предполагаемой степени сопротивления свойств местности он устанавливается в более или менее значительном отдалении от исходного пункта, — в среднем в 50 км. Таково и в действительности расстояние, необходимое для развертывания главных сил армии с целью фланговой операции [67] против соседнего участка. Такова же и глубина, благоприятная для работы авиации, если дело касается детальных наблюдений, охраняемых воздушными истребителями. Бронесилы, овладев поставленной им целью, производят всестороннюю разведку при помощи легких машин и окружают себя дымовой завесой, под защитой которой пехота и артиллерийские орудия занимают отвоеванное пространство. После этого танки направляются в тыл выжидательных позиций, где они и приводятся в готовность к новым действиям. Если нет особой надобности во что бы то ни стало продвигаться вперед, то для окончания перегруппировки выжидают вечерних сумерек, и в этом случае вплоть до наступления ночи защитные облака скрывают от взоров неприятеля определенную часть поля сражения.

3

Мы увидим "эксплуатацию" успеха осуществленной на деле, между тем как во время последней войны она была только мечтой. Конечно, и в течение недавних еще сражений бывали случаи, когда, в силу особой настойчивости, атаки пробивали бреши в фронте противника. Перед нападающим открывались пути к грандиозным победам, — таким победам, которые благодаря глубокому и быстро распространяющемуся эффекту вызывают в среде неприятеля общее потрясение, подобно тому как разрушение стены может иногда вызвать обвал всего здания. Те французы, которые 9 мая 1915 г. пробились до Вими, а 1 и 8 июля 1916 г. прорвали единым порывом германские позиции на юге и 9 августа 1918 г. совершенно сломили противника на Анкре; немцы которые 23 февраля 1916 г. под Верденом оказались в конце концов перед лицом разрозненной, беспорядочной обороны, а затем 24 марта 1918 г. прорвали левый английский фланг, а 10 недель спустя захватили с боя Шмен-де-Дам и зашли далее Ша Тьери, — все они могли с полным основанием считать, что пробил решительный час, — тот час, когда наступление пойдет ускоренными темпами, когда дозволен всякий риск и дерзость, когда воля противника парализована, и ом полагается уже только на судьбу. Но у победителей этих недоставало того, что могло бы развить и сделать ценным достигнутый успех.

Каким образом продвинуть еще дальше вперед пехоту, доведенную до изнеможения, с сильно поредевшими рядами, за которой не могла следовать артиллерия? Пехоту, которую не могли догнать подкрепления и которую не могли достигнуть даже приказы. Что же касается кавалерии, то она оказалась бессильной маневрировать по исковерканной местности, плохо приспособленной к бою в смысле вооружения и в высшей степени уязвимой; [68] ее мечты об атаке в конном строю разбивались о первые же изуродованные пулеметным огнем проволочные заграждения.

В будущем благодаря наличию отборных войск, специально организованных для преследования, дело будет обстоять совершенно иначе. Если мы подумаем о беспомощности обыкновенных формирований при нанесении им ударов в тыл или во фланг, то мы можем составить себе представление об ошеломляющем действии появления в тылу современной оборонительной позиции массы бронированных чудищ, выбрасывающих потоки огня. Целью такого предприятия по большей части будут сообщения неприятеля. Старое, но обновленное приемами ведения войн правило требует для малейшего дела огромных технических сил и делает армию зависимой от производительных сил страны. Наступательные действия при Мальмезон, если взять только этот один пример, потребовали переброски 500 тыс. т, погрузки 1 тыс. поездов или 100 тыс. больших грузовиков. Отсюда следует, что, перерезав в нескольких пунктах большие железнодорожные или шоссейные артерии неприятеля, мы совершенно его обессилили. Прервать под Верденом его "священный путь" — значило вызвать гибель его самого и его армии. Достаточно было германской кавалерии в сентябре 1915 г. достигнуть Молодечно — железнодорожного узла, где соединялись рельсовые пути, обслуживавшие русских к западу от Полесских болот, — и катастрофа для русских войск казалась неизбежной. Что случилось бы с совершенно расстроенными немецкими войсками, если бы объявление перемирия не помешало началу наступления французов в Лотарингии, намечавшегося на 14 ноября 1918 г.? Захват мостов через Рейн по направлению к Кобленцу и дальше к югу, в тылу истощенного противника, — какой грандиозный Седан вновь отметил бы страницы истории!..

При всяком прорыве фронта в будущих конфликтах мы увидим быстроходные войсковые части устремляющимися в далекий тыл противника, наносящими удары в самые чувствительные места его и опрокидывающими всю его оборонительную систему. Таким путем будет осуществляться стратегическое расширение успехов, достигнутых тактическим порядком, чего за отсутствием надлежащих средств никогда не умели достигнуть ни Жоффр, ни Фалькентайн, ни Гинденбург, ни Фош и что в былое время составляло высшую ступень военного искусства. Если война по самому существу своему и является разрушительницей, то идеалом полководца все же остается экономия сил, минимальные жертвы для достижения максимального результата, извлечение выгод из страданий, смерти и ужаса для скорейшего достижения целей. [69]

Эта приспособленность к самостоятельным действиям, к внезапности, к использованию достигнутого успеха, которой мотор наделяет сухопутные профессиональные армии, наилучшим образом сочетается с существеннейшими отныне свойствами боевых авиационных сил. Нельзя же в самом деле сомневаться в том, что воздушные эскадры, имеющие возможность действовать на дальних расстояниях, наделенные поражающей быстротой, маневрирующие в трех измерениях, наносящие самые тяжелые — в деле производимого ими морального впечатления — вертикальные удары, должны будут играть главную роль в войне будущего. Но до настоящего времени они не имели надлежащего дополнения на суше, потому что как бы ни был велик эффект, производимый бомбардировочными самолетами, он являлся до известной степени потенциальным. Этот летающий аппарат не в состоянии извлечь пользу из своего же собственного успеха. Нагроможденные им развалины и тот ужас, который благодаря ему становится хроническим, в конце концов действуют, конечно, на неприятеля, но действие это во всяком случае, отраженное. Авиация так же, как и артиллерия, безграничным продлением которой она является, умеет разрушать, но не умеет занимать, заставлять, принуждать, завоевывать.

До тех пор пока на суше не существует никакой силы, могущей объединиться с воздушным флотом, последнему остается выбор лишь между двумя, по существу неполноценными положениями: или сокращать сферу своих действий в рамках помощи сухопутным армиям, или же, действуя изолированно, способствовать коллективному успеху, хотя бы и косвенным путем. Такова была судьба воздушной бомбардировки в течение последней войны. И на той и на другой стороне она применялась то в тылу приятельского фронта в пунктах, не особенно отдаленных, чем далеко не использовала всех своих возможностей, то переводилась вдаль, против важных объектов, — промышленных центров, портов, железнодорожных узлов, — где и производила очень большой, но в общем неопределенный эффект. Из своих налетов на Париж или на Кельн аэропланы и дирижабли возвращались вполне убежденные в том, что посеяли смерть и пожары, но убийства и разрушения не находили себе оправдания, так как ни продвижения вперед для освобождения границ, ни завоевания неприятельской территории налицо не имелось. Не было никакой видимой связи между такими эпизодами и медленными усилиями тех, кто завоевывал или защищал землю,—что только и являлось бы реальным объектом войны.

С того момента, как отдаленные рейды становятся снова возможными, эта неувязанность между войною на суше и воздушной войной оказывается устраненной. Моральные потрясения и [70] материальные разрушения, произведенные боевой авиацией, могут принести немедленную пользу. Расстройство работы Рурского бассейна с помощью вертикальной бомбардировки окажет воздействие на совокупность факторов, составляющих силу сопротивления немцев. Армия, приспособленная к отдаленным операциям, не преминет ее использовать надлежащим образом. Захват мостов через Рейн в Кобленце и Майнце полезен, конечно, при всяких обстоятельствах, но каково будет его значение, если на берегах реки одновременно появятся пулеметы и орудия. С другой стороны, действия воздушных сил будут служить продолжением операций ударной группы. Богатый результатами путь открывается перед "комбинированными операциями", о которых бесполезно спорят сейчас и комитеты и теоретики. Последняя война была свидетельницей достижения мощи невероятной высоты, но могущество это было грубым и однообразным. Прогресс, прибавляя к нему быстроту, обслуживаемую от борными войсками, восстанавливает разнообразие комбинаций.

III. Командование

1

Изменения в использовании силы (преобразуют и работу "командования; не в основах ее, конечно, потому что для того, что бы вести людей в бой, — будь они вооружены мечами или со временными танками, — роль начальника все равно заключается в том, чтобы задумать операцию, сообразуясь с обстоятельствами, решить и предписать ее исполнение, насилуя натуру как свою, так и других, а позднее, когда операция начата, от времени до времени возобновлять средства системы, неустанно расстраивающиеся в ходе событий. Повсюду и во все времена существовала известная философия командования, неизменная, как природа человеческая, и являющаяся действительным уроком военной истории. Если Карл XII{112} плакал над рассказами о подвигах Александра Македонского, если Бонапарт{113} изучал походы Фридриха и если Фош указывал на приемы Наполеона, то это значит, что они были проникнуты чувством непрерывности, преемственности. Подняться выше самого себя, чтобы господствовать над другими, а тем самым и над событиями, — это такое усилие, которое неизменно в своей сущности. Зато внешние его приемы радикально меняются.

По правде говоря, до тех пор, пока ведение боя являлось исключительно фактом проявления физических (мускульных) усилий человека и лошади, искусство начальника состояло в сущности в том, чтобы поддерживать расположение своих людей по отношению к неприятелю, к местности и к солнцу таким образом, [71] чтобы одновременность и эффективность их колющих, рубящих, отбивающих чужие удары движений была как можно выше. А так как сила наносимых войскам ударов зависела от их решительности, — ведь страх парализует, а воинский пыл укрепляет тело, — то командование тем самым и должно было возбуждать в своих подчиненных душевные порывы, повышающие энергию ударов. Кроме того, сражение разыгрывалось на коротких дистанциях между тесно сжатыми, стоявшими на ногах людьми, а потому всякий начальник, вплоть до высших, мог простым взглядом охватить всю совокупность боя; другими словами, он мог командовать, не прибегая к посредничеству и воздействовать на поведение сражающихся одним своим присутствием. Тактика заключалась во взгляде (сводилась к кругозору), а престиж — в производимом внешнем впечатлении. Ганнибал выигрывал свои сражения взором и примером.

Появление огнестрельного оружия сразу ввело войну, не менявшую своей формы в течение всех отмеченных историей тысячелетий, в стадию хронической эволюции. Прогрессирующее совершенствование мушкетов, ружей и пушек не прекращалось. Новое оружие было уже не простым продолжением человеческих рук, как меч и копье. Оно, независимо от ловкости и храбрости солдат, обладало своими внутренними свойствами, которыми надо было уметь воспользоваться, а также и невыгодными сторонами, которыми нельзя было пренебречь. Дальнобойность, настильность, скорострельность, система снабжения боевыми припасами сделались существеннейшими факторами при выборе построений, времени и местности. Принимая, с другой стороны, во внимание то обстоятельство, что вместе с увеличением радиуса действия оружия возрастали дистанции и интервалы, а войсковые части оказывались вынужденными прятаться за прикрытиями, начальникам в конце концов стало несравненно труднее составлять себе представление о том. что делается вокруг них. Условия, связанные с применением военно-технических средств, приобретали, таким образом, все возрастающее значение, а, с другой стороны, непосредственное воздействие руководителей на исполнителей с каждым сражением все усложнялось. Лучшими генералами оказывались те, чьи распоряжения обеспечивали за огнестрельным оружием максимальную эффективность. Не имея возможности быть одновременно видимыми для всех, они прилагали все усилия к тому, чтобы создать в рядах большой скрытый подъем, а в минуту решительного удара появлялись самолично в надлежащем месте и в надлежащий момент. Таковы были Конде, Гош{114}, Наполеон.

Мировая война возвела на максимальную высоту господство техники. Никакое мужество не в состоянии восторжествовать над [72] ураганным артиллерийским огнем и огневыми заграждениями. Достигнутая вооружением мощность требовала строжайшего сообразования каждого предприятия с числовыми данными. В конце концов, никакие и самые смелые решения, — "во что бы то ни стало", "так или иначе", — в сущности ровно ничего не стоили, если не было предварительно поставлено на позиции известное количество пушек определенного калибра, с определенным, рассчитанным на столько-то выстрелов количеством снарядов, причем действия их должны еще были регулироваться и координироваться по точным таблицам, расписаниям и расчетам. Так как все эти вычисления и измерения обусловливали сотрудничество различных специалистов, то работа генеральных штабов протекала по определенному плану. Кроме того, за исключением редких случаев, эта боевая бюрократия, принимая во внимание тяжеловесность всего механизма, могла не слишком спешить со своей работой. Само собою разумеется, что ответственность оставалась на начальниках, — этого достаточно было для их достоинства и славы, — но что касается идей, то их они извлекали не столько из молниеносных сверканий собственного мозга, как из мелочных детальных предложений своих помощников. Наконец, и расширение фронта как в длину, так и в глубину, обязательное вкапывание сражающихся в землю, а если говорить правду, то и привлекательность благоустроенных стоянок мешали непосредственному контакту более или менее высоко стоявших на иерархической лестнице начальников с подчиненными им войсками. Сколько тысяч человек умирало, даже и в глаза не видев своих генералов. Короче говоря, все способствовало тому, что бы придать командованию характер чего-то отдаленного, безличного, коллективного, отодвигавшего в тень гений и чувство.

Нет никакого сомнения в том, что в будущем управление составленными из моторизованных механизмов единицами будет носить на себе глубокий отпечаток чисто технического характера. Границы возможного, полезного или абсурдного будут более, чем когда-либо, неподвижны в системах тех сил, которым технические средства будут диктовать свои требования. В самом деле, мощность машин нерастяжима, а их потребности несжимаемы. Тот коэффициент невесомого, который самоотвержение солдат преподносило некогда начальнику в возмещение недостаточности материальных сил, в настоящее время нужно сбросить со счетов. Вновь набранные ополченцы Самбры и Мааса маршировали без хлеба и без сапог. Великая армия делала в 10 дней 20 переходов от Булони до Майнца. В будущем сражающиеся моторизованные механизмы будут останавливаться, как только будет израсходована последняя капля горючего, и откажутся передвигаться со скоростью большей, чем предусмотрено их конструкцией. [73] С другой стороны, сложность механизмов потребует от тех, кто будет ими действовать, все больших и больших, чисто технических способностей. В прежнее время говорилось, что начальник не может действовать с пользой, если он не составляет единого целого со своими людьми. Теперь скажут, что он ничего нее стоит, если представление о том, что могут и чего не в состоянии дать его технические средства, не стало для него второй натурой. Никакой, конечно, нет нужды, чтобы голова его была полна теми детализированными знаниями, которые требуются от инженера, но он несомненно должен обладать ясным представлением о всех возможных комбинациях механических средств.

Если, с одной стороны, совершенство машин не может не подчеркнуть технический характер войны, то, с другой стороны, оно же воскрешает в применении командования на практике известные черты смелости и стремительности, которые возвратят личности прежнюю ее яркость. Начальники всех степеней должны будут думать и принимать решения с чрезвычайной быстротой, исключающей возможность отсрочек и совещаний. Они должны будут в несколько секунд взвешивать все обстоятельства, останавливаться на том или ином решении и отдавать соответствующие приказания. Нет никакого сомнения в том, что останутся возможными, — больше того, самыми главными, — работы, предпринимаемые в предвидении тех или иных случайностей, и работы подготовительного характера, понижающие роль внезапности, но само сражение, раз уже начатое, чаще всего будет развертываться такими стремительными темпами, что вмешательство командования должно происходить мгновенно. Никаких заранее установленных маневрировании, никаких отрегулированных, как балет, атак, преобладавших в мировую войну. Грубый разрыв между руководством и выполнением, который регулярно создавался часом "Ч" (моментом начала атаки), уже неприемлем. Покончено с непрерывным пребыванием под землей, когда полный тревоги начальник поджидал, пока расположившаяся за письменными столами канцелярия подготовит ему сводку не вполне достоверных сведений. Вместо этого мы будем свидетелями постоянных неожиданностей, быстрых перемещений чрезвычайно подвижных единиц, начальников, стремящихся узнать, что происходит, и с этой целью циркулирующих на машинах или летающих на аэропланах по всей подчиненной им зоне; одним словом, личные и мгновенные действия, возведенные в принцип на всех командных инстанциях.

Подобные изменения в порядке управления войсками вызывают последствия не только интеллектуального характера. Если умственная работа будет складываться у начальника в соответствии с новыми ритмами, то равным образом и моральные напряжения [74] станут также более значительными и более частыми. В армии, где самостоятельные действия станут законом, каждый начальник должен будет принимать много решений такого рода, с которыми ему совершенно не приходилось сталкиваться в прежних войнах. Никакой не будет возможности ограничиться одним буквальным исполнением; прежде чем приступить к делу, нужно будет посоветоваться с вышестоящими авторитетами и со образоваться в своих действиях с действиями соседей. Инициатива, которую расхваливали в уставах, но к которой недоверчиво относились в приказах, снова станет царствовать безраздельно. Свойства, столь чтимые внизу, но внушающие страх наверху, снова водворятся на полях сражений во всем своем величии и славе.

Кроме этого, мы увидим в профессиональной армии возрождение между начальниками и войсками того взаимного знания друг друга, которое было искажено системой масс. Те преходящие толпы, которыми после каждой гекатомбы пополнялись ряды, вряд ли могли проникнуться особыми симпатиями к генералам, мельком разве виденным или посылающим их на смерть через посредство приказов, переписанных на пишущей машинке. Окружающая их среда навязанной дисциплины гарантировала, конечно, послушание, но между людьми, управляющими с такой высоты и так издалека, и теми, которые телами своими образовывали нанесенные на картах черточки и кружки, не может быть в сущности ничего такого, что напоминало бы те простые — близкие взаимоотношения, которые в конце концов характеризовали старинные армии. Нет больше гоплитов{115}, жадно ловивших взгляд Александра Македонского, нет легионеров, умиравших за Цезаря{116}, ветеранов, плакавших над телом Тюреня{117}, наполеоновских "ворчунов", кричавших "да здравствует император", рядовых солдат, приветствовавших гриву Канробера{118}. Где же в среде той "серой толпы, доброй скотинки", о которой говорил Драгомиров{119}, искать тихого сияния уважения, бурного пламени самопожертвования, которые в былое время окружали ореолом командные верхи? Зато над прикованными к военному строю (по склонности или в силу привычки) профессионалами те военачальники, узнать которых ближе у них будет и время и желание, приобретут безусловное, огромное влияние. И наоборот, какую для себя поддержку, а может быть и скрытый стимул, найдут начальники в заслуженно приобретенном среди подчиненных авторитете.

Воздействие будет обоюдным и тем более глубоким, что сам характер сражений будет сильнее сближать солдат и генералов. Эти последние, стремясь заранее создать необходимое им для командования личное быстрое впечатление, будут беспрестанно показываться своим войскам. Акт личного присутствия, [75] которого даже в течение самых наших мрачных войн не могли осуществлять наиболее пылкие наши военачальники, будет восстановлен катящимся по земле или летящим в воздухе мотором. Вместо того чтобы, как в прежнее время, управлять войсками из центра развернутого веера (потому что там именно находится узел необходимых нитей связи), вожди будут отныне стоять во главе войск в буквальном, а не только в фигуральном смысле этих слов. Вместе с этим увеличатся и встречающиеся им опасности, а, следовательно, и честь подаваемого примера. Впечатление, производившееся в давние времена на сражающихся появлением под огнем неприятельских выстрелов шарфа Конде, вышитого золотом мундира Мюрата и личного значка Мак-Магана, воскреснет вновь при виде командирского автомобиля или полета. И если в будущем, как в старые времена, списки потерь будут возглавляться длинным рядом генеральских имен, то вполне возможно, что факт этот послужит на пользу установления того товарищества по оружию, которое, невзирая на звезды и галуны, остается самым благородным цветком в венке иной профессии.

2

Ценность командования заключается в доведении длительных усилий до благоприятного их окончания. Случайно может, конечно, вмешаться в дело и переменчивое влияние гения. Приходится, само собою, принимать в расчет накопленный армией более или менее сознательный капитал доблести и традиций. Но те несколько часов, когда два-три раза в течение столетия судьбы целого народа решаются на полях сражения, суждение, повеение и авторитет начальника зависят, главным образом, от умственных и нравственных рефлексов, приобретенных им за военную карьеру.

В далеком прошлом, когда войны следовали одна за другой непрерывно, начальники вырабатывались в результате многолетней практики и отбора многократным испытанием. За всю свою жизнь Баярд только на 3 года вложил меч свой в ножны. Катина{120} участвовал в 28 войнах. Даву{121} сражался 23 года. При таких условиях, какая была нужда в организации обучения будущих генералов? Война сама позаботится об этом, точно так же, как и о том, чтобы подчеркнуть достоинства, оттенить заслуги создать благоприятный случай. Такое эмпирическое формирование могло иногда повлечь за собой умственную пассивность, которая является результатом злоупотреблений той или иной профессией. Для генералов было бы может быть и полезнее, если бы отрешившись на время от неотложных требований, предъявляемых к ним их функциями, они периодически прорабатывали в [76] виде общих идей огромный запас по частям накопленного ими опыта. Но живая деятельность поглощала весь их пыл и все свободное их время.

В наше время война приобрела такие размеры, что народы редко прибегают к ней. С другой стороны, каждый последующий конфликт резко отличается от предшествующего, а это значит, что между каждыми двумя испытаниями работе начальников не хватает санкции опыта, а делаемому среди них выбору — критерия результатов. Так или иначе, необходимо, однако, чтобы они ; учились и выделялись; в этом отношении теория преподает уроки и берет на себя задачу отбора. Но тут-то и начинается опасность. Хотя дар предвидения и помог Мольтке создать в период полного затишья генеральный штаб, идеально приспособленный к ожидавшим его задачам, но нельзя отрицать, что и во Франции перед 1914 г. было подготовлено обладавшее действительными достоинствами командование. Это не мешает тому, что в течение ряда лет, когда труд не находит себе применения на практике, тысячи досадных влияний обычно направляют верхушку армии на ложные пути. В результате первые же бои бывают полны ошибок в руководстве войсками и ярко выявляют скрытые и непризнававшиеся до того времени достоинства и недостатки.

Нужно сказать правду, что в современной армии, узнавшей на опыте в течение последней войны, чего стоят и какие результаты дают способности командного состава и как дорого обходится их отсутствие, ведется обширная профессиональная работа на всех ступенях иерархической лестницы. Помимо школ в буквальном смысле этого слова, бесчисленное количество курсов, стажировок и научных центров периодически собирают офицеров всех степеней. Упражнения кадров беспрерывно возрастают, а различных комиссий как научного характера, так и испытательных, прямо не счесть. Единственная среди всех профессий — военная карьера — обязывает своих членов сверху до низу иерархической лестницы к беспрерывному совершенствованию раз приобретенных знаний. Общество не без некоторого удивления наблюдает, как поседевшие на службе генералы торопятся на какую-нибудь конференцию с атрибутами студента под мышкой. Вместе с тем, если вглядеться в основу этой деятельности, то мы увидим, что заботы о будущем несколько уступают здесь уважению к прошлому. Полная страшных уроков недавнего времени военная среда в особенности как будто стремится к тому, чтобы придать отборной части командного состава форму, наиболее желательную для действий в условиях, аналогичных тем, которые ей только что пришлось пережить. Приучить каждого к надлежащему исполнению роли, предназначенной ему в общей [77] централизованной системе, заставить всех сообразоваться со этими правилами, неизменно держать в уме хорошие примеры событий 1918 г. — вот к чему стремится эта работа. Отсюда само собою вытекает замечательное единство и масса удобств. Зато обновление доктрин по мере изменений в средствах, склонность идей следовать за эволюцией предметов, откуда во все время не проистекали победы, найдут в этой неподвижности мало благоприятные для себя условия.

Поразительным является то, что исторические эпохи, когда командование в целом обнаруживало наличие самых высоких достоинств, были как раз такими периодами, когда чисто дидактический порядок оказывал на него наименьшее влияние. Великие полководцы древности, рассказывающие нам о своих деяниях, никогда не ссылаются на полученные уроки. В Анабазисе{122}<Ксенофонта точно также, как и в комментариях{123} Юлия Цезаря, мы не встречаем ни малейшего намека на принципы, а исключительно одно изложение событий и решений. Чем же вдохновлялись Густав-Адольф, принц Евгений Люксембург или Мориц Саксонский{124}, если не собственным своим талантом? Плеяда генералов, одержавших столько побед в эпоху Великой революции и Первой империи, не располагала даже и уставом. Замечательно то, что военачальники, обнаружившие наиболее совершенные таланты, первоначально отличались явной независимостью по отношению к официальным доктринам. Те и другие безусловно обладали знанием средств и основанным на опыте умением использовать интуицию. Творческая искра, ярко вспыхивавшая в каждом отдельном случае, ни из каких кодексов или регламентов не проистекала. Первоисточниками своих действий они обязаны были исключительно самим себе.

Для того чтобы подготовить командиров к руководству в ближайшем будущем войсками, резко отличающимися от тяжеловесных последней войны, неизбежно изменение системы обучения начальствующего состава. Эта последняя, вместо того чтобы находить вдохновение главным образом в уже приобретенном, преподанном в виде целостной доктрины кафедр, состоящих под надлежащим наблюдением, должна будет поставить себе законом развитие личности.

Без глубины соображения, легкости синтеза и уверенности суждений профессиональные знания были бы напрасными уловками; те, кто обладает зародышами этих свойств, будут плохо развивать их, если будут применять их в одной только военной области. Сила ума требует разнообразия, которого нельзя найти в исключительных навыках определенной профессии. Истинной школой командования является общая культура. Благодаря ей мысль получает возможность упражнения в строгом порядке, [78] может различать в вещах существенное от побочного, замечать то, что является дополнением или просто лишним, короче говоря, подняться на такую ступень, где целое представляется уже освобожденным от влияния оттенков. Не было ни одного знаменитого полководца, который не черпал бы своего искусства из сокровищницы человеческого разума. В основе побед Александра Македонского мы в конце концов всегда находим Аристотеля{125}.

Вместе с тем, как в армии, так и повсюду, человек складывается не только под влиянием науки и обучения. Жизнь также налагает на него свой отпечаток. Возведение на пьедестал инициативы в маневрировании было бы напрасным в сущности делом, если бы вся военная обстановка имела тенденцию к ее обеспложению. Нельзя не согласиться с тем, что ре жим командования и административного управления, в приложении его к войсковым и служебным частям, отнюдь не поощряет самостоятельных действий. Всеподавляющая централизация господствует как над целым, так и над деталями. Бесчисленное количество правил, беспрерывно увеличивающихся в числе, изменяющихся и переделываемых, держит на тугих помочах все ступени военной иерархии, вплоть до высших. Эту чащу, очень удобную для укрытия, не только предлагают, а просто навязывают командирам всех ступеней. Хотя официально и заявляется. что от них ждут тех или иных результатов, но в действительности не требуется ничего, кроме строжайшего соблюдения действующих циркуляров. В результате чрезмерной сложности законы становятся противоречивыми. Нет такой человеческой силы, которая была бы в состоянии удовлетворить одновременно все предписания различных регламентов. Вот почему даже авторитет не опекает, а душит всеми двоими требованиями: разбивая порывы, он мало-помалу, в результате чрезмерного количества неуместных вмешательств, теряет свое обаяние.

Само собою разумеется, что военная система масс может в крайнем случае помириться и с таким режимом. Если держаться в границах общего упрощенного или временного, то подобная нивелировка на посредственность в конце концов все же терпима. Но профессиональная армия, предназначенная для быстрых действий, требует иных ферментов. Для получения определенных очертаний в мелких войсковых частях необходимо, чтобы образ начальника оставлял на них свой отпечаток. Твердо установить цель, на которую должна направить свои усилия та или иная войсковая единица, суметь пробудить соревнование и судить о результатах, вот чем должна будет ограничиться высшая власть. Что же касается того, каким способом действовать, — пусть каждый сам распоряжается в отведенной ему области; [79] единственный путь, ведущий к духу предприимчивости, — это путь децентрализации.

Что касается, однако, достоинств начальников, то каково бы ни было в этом отношении влияние образования и широкой самостоятельности, главным останется, как всегда, личное усилие и скрытое стремление тех, чьи мечты направлены на командование. Если ежедневных занятий и полученного образования достаточно для большей части человечества, то характеры исключительной мощи формируются сами. Созданные для того, чтобы налагать свой отпечаток на других, а никак не для того, чтобы самим воспринимать таковой, они в тайниках своей внутренней жизни сооружают величественное здание своих чувств, концепций и воли. Вот почему в те трагические часы, когда исторические ураганы сметают условности и привычку, они одни оказываются на ногах, а потому и необходимыми. Нет для государства ничего важнее, как суметь сохранить в рядах армии эти исключительные личности, которые в критический момент будут единственной его опорой и прибежищем.

Вызываемое подобной подготовкой напряжение всего существа в обыкновенное время сопряжено с массой испытаний и дает мало выгод. Все, что есть глубокого, оригинального и выделяющего из толпы в человеке, созданном для великих деяний, не вызывает к себе сочувствия вне дней критических. Пусть при соприкосновении с ним другие и ощущают какую-то приподнятость, внушающую к нему уважение, — но такого контакта ищут неохотно. К тому же и способности его, созданные для суровых подвигов, не уживаются с низкопоклонством, интригами и парадами, т. е. со всем тем, что в мирное время по большей части и создает блестящие карьеры. В результате характер такой осужден на захирение или развращение, если в нем не хватает для поддержки могучего стимула — самолюбия. Мы не хотим под этим подразумевать жажду чинов и почестей, — это уже чистейший карьеризм, — а имеем в виду надежду того или иного лица играть крупную роль в великих событиях.

В этом между прочим и заключается одна из причин, делающих абсолютно необходимой для солдат полную убежденность относительно своей воинской будущности. Отборное войско, составленное из лучших представителей военной профессии, быстро придет в состояние упадка, если не будет жить желанием войны. Одной мысли о реванше достаточно было, чтобы в течение 40 лет поддерживать пыл нашего офицерства. Каковы бы ни были внешние цели государства, оно поступит крайне неполитично, если не будет поддерживать в армии мысли о лежащей перед ней великой задаче и склонности к обширным проектам. В противном случае в момент опасности родина будет [79] понапрасну искать людей, заслуживающих победы, потому что слава нисходит только на тех, для кого она составляет предмет постоянных вожделений.

3

Хотя создание надлежащим образом оснащенной армии добровольцев необходимо и находится в полном соответствии с тенденциями современной эволюции, оно тем не менее является реформой чрезвычайного размаха. Этим путем подвергнется изменению дух самого установления, точно так же, как политика и техника войны. Во всей истории французской армии мы сумеем найти самое большее 4—5 преобразований, которые с точки зрения их широты и последствий можно было бы сравнить с интересующей нас реформой. Это обновление не будет безболезненным для армии, а потому ожидать его можно лишь в том случае, если на путь такой реформы армия будет увлечена влиянием могущественного авторитета.

Ведь по природе своей армия вообще туго поддается переменам. И не потому, чтобы чувство прогресса отсутствовало у ее членов. Нетрудно даже доказать, что военная среда из всех остальных профессий поставляет наибольший контингент людей мысли, науки и действия. Но эта широта ума отдельных лиц не исключает коллективного недоверия. Взращиваемая на устойчивости и традициях армия инстинктивно боится всего, что обнаруживает тенденцию к изменениям в ее структуре. Кроме того, всякий новый проект постепенно профильтровывается там строгой иерархией. Наконец, и свойственные мирному времени заблуждения создают между вырабатывающими решения организмами соперничество, противодействующее нарушениям равновесия. Необходимо, впрочем, добавить, что это благоразумие в достаточной мере оправдывается получаемыми извне резкими толчками. Военный статут страны в силу налагаемого им бремени, неизбежной непопулярности и присущего ему свойства отвечать случайным и относящимся к различному времени требованиям представляет собою объект исключительно благоприятный в смысле его переоценивания. Так как нововведения, предлагаемые под прикрытием шумной риторики, обычно приводят к уменьшению силы, то легко объяснить себе и недоверие тех людей, которым пришлось бы оперировать этой силой. Хотя таких людей и именуют "экспертами", но в период обсуждения подготовительных мер держат на некотором отдаления и пренебрегают их мнениями; несмотря на это они же оказываются ответственными за военные события, являющиеся следствием вышеупомянутых мероприятий. Всему миру известно имя вождя, которому не посчастливилось в первом нашем столкновении на границе, а позднее [81] удалось одержать победу на Марне. Но кто в состоянии перечислить тех бесчисленных министров, репортеров, ораторов, публицистов, теоретиков, преходящие действия которых, разбившиеся по тысячам совещаний, документов, дискуссий, прикрытые фактически анонимным голосованием, играли между тем большую роль в положительных сторонах и в недостатках наших боевых средств.

По различным основаниям постоянного или случайного характера в армии поддерживается, таким образом, опасение великих реформ, а из этого следует, что эти последние обычно осуществляются не в виде естественного жизненного процесса и не по инициативе самого организма. Исторические хроники говорят нам о негодовании старых банд, разогнанных Карлом VII{126}, чтобы заменить их новыми, постоянными войсками. Лувуа, создавая регулярную армию, должен был преодолеть бесконечное сопротивление кадров. Реформа, введенная Карно{127}, не понравилась первоначально ни линейным частям, ни волонтерам. Система 1818 г., которой мы обязаны Гувиону де Сен-Сиру, находила мало одобрения в армиях Империи. В 1867 г. проект маршала Ниеля, преследовавший цель создания резервов, встретил сопротивление даже в военной комиссии. В организации 1872 г. главную роль играл сам Тьер{128}.

Для того чтобы назавтра родилась профессиональная армия, чтобы вместе с новым телом в нее вложен был и новый дух, без чего она будет только "покушением с негодными средствами", необходимо появление вождя, независимого в своих сужениях, неопровержимого в приказаниях и пользующегося общественным доверием. Такой человек должен иметь в виду только интересы государства. Он должен быть лишен предрассудков, не искать поклонений, уйти целиком в свою задачу, насквозь проникнуться проектами, охватывающими большой период времени, быть всегда осведомленным о людях и вещах, полезных для его дела; он должен быть начальником, составляющим со своей армией одно целое, преданным своим подчиненным и жадно хватающимся за ответственность; он должен быть человеком, достаточно сильным, для того чтобы властвовать над другими, но вместе с тем и достаточно искусным, чтобы убеждать. Он должен быть достаточно крупным для великих дел.

Таков должен быть министр, солдат или политик, которому отечество обязано будет будущей экономией своих сил.

Если судить только по видимости, то можно было бы подумать, что те условия, в которых в настоящее время функционирует государство, не оставляют никому ни возможностей, ни времени, достаточных для того, чтобы довести до благополучного конца подобного рода предприятие. В жизни общественной [82] столько различных волнений, раздора и зависимости, что личность даже самого высокого порядка часто не приводит ни к каким результатам. Но как раз такое параличное состояние и начинает пробуждать желание выздоровления. Оппозиция между пылкостью общества и склерозом власти слишком бросается в глаза, чтобы не появилось стремления уничтожить ее или хотя бы уменьшить. Наше поколение, увлекающееся коэффициентом полезной деятельности, — лошадиными силами, рекордами, серийным производством, специалистами, себестоимостью; наша эпоха, требующая ясности во всем, — резкого света, определенных резких линий; наш век, сосредоточивший свое внимание на силе конкуренции, картелях, пропаганде, национализме и т. п. — в ближайшем будущем уже не будут мириться с медленностью, замешательствами и слабостями, с которыми кое-как мирились в более легкие времена. Тысячи признаков указывают на то что скоро последует приспособление. Нет такой группировки такой партии или такого политика, которые не призывали бы к новому порядку, к авторитетам, к оздоровлению. Нет никакого сомнения, что в самом скором времени под давлением прогрессирующей нужды взаимоотношение различных установлений откроет дорогу решительным характерам.

Если эта национальная переплавка должна начаться в армии, то в этом не заключалось бы ничего несоответственною естественному порядку вещей. Не только потому, что сила, как никогда еще, необходима нациям, желающим существовать, но также и потому, что армия является наиболее полным выражением духа всего общества в целом. Понять древний Рим можно лучше всего по истории его легионов. Королевские полки были зеркалом старой французской монархии. Кто в состоянии думать о революции, не вспоминая в то же время о волонтерах? В том тяжелом труде, который обновит Францию, новая армия должна служить опорой и ферментом.