Содержание
«Военная Литература»
Военная мысль

Глава IV.

Как определяется положение противника

Сбор сведений и обработка их

Достаточно малейшего опыта разведки на войне, чтобы показать, что в каждом сведении всегда можно найти кое-что полезное.

Из этого — вывод, что ни одним сведением не следует пренебрегать.

Но нетрудно установить, что интерес, возбуждаемый известным сведением, резко изменяется в зависимости от того, с какой [62] командной инстанцией мы имеем дело. Например, для пехотного полка весьма важно узнать точное место неприятельского пулемета и обстреливаемую им зону; то же самое сведение, еще имеющее важность для артиллерийского дивизиона, обязанного нейтрализовать или уничтожить этот пулемет, будет почти безразлично для того крупного подразделения армии, в состав которого входит данный полк или данный дивизион. Наоборот, для армии будет интересно узнать расположение базы — снабжения или распределительной станции крупного войскового соединения противника, тогда как это сведение не будет иметь никакого значения для полка, которому приказано взять опорный пункт на неприятельском фронте.

Легко понять, что сведения, нужные для известного начальника, — так же как и его предположения, — имеют тем более общий характер и идут тем дальше, чем выше положение этого начальника на ступенях служебной иерархии. На деле это проявится даже в безучастии, в котором он неизбежно останется по поводу неприятельских действий дальше известного периода времени, ограничивающего его предположения.

Отсюда легко понять, что в числе сведений, интересующих определенного начальника, будут более или менее важные. Для командующего армией интереснее узнать, что на его фронте противник сможет завтра выдвинуть новую дивизию, чем найти место для органов снабжения одной из дивизий, уже введенных в дело.

Соображение относительно различной ценности сведений о неприятеле, интересующих разные командные инстанции, очень важно потому, что при ограниченности средств разведки, нужно сосредоточивать максимум усилий на добывании более важных сведений. Следовательно, прежде всего, нужно определить в порядке их важности вопросы, подлежащие выяснению, а когда последнее сделано, то организовать сбор сведений, нужных для этого выяснения.

Составление перечня нужных сведений ведет к установлению общего плана разведки, а организация самой разведки — к установлению плана сбора этих сведений.

1. Вопросы, подлежащие выяснению путем разведки

Общий план разведки.

Понятно, что начальник, получивший определенное задание, должен предусмотреть в идее своего маневра, каким образом противник сможет помешать успеху последнего, и разобрать, каковы возможности неприятеля, имеющие значение для задуманного маневра.

Правда, начальник не всегда в состоянии предвидеть все те разнообразные задачи, которые на него могут быть возложены, а следовательно, [63] и определить à priori те сведения, которые позволили бы ему рассчитать с известной точностью возможности противника для противодействия разрешению каждой из этих задач.

Однако, если он составит себе более или менее верное представление о противнике, действующем в его районе, то будет в состоянии во всякий) момент предопределить, хотя бы в общих чертах, те возможности, которыми этот противник располагает в различных случаях.

Нужные сведения, позволяющие нам составить себе представление о вашем противнике, могут быть установлены à priori. Поэтому понятно, что той ведомости, в которой они собраны, присваивается название: общий план разведки такого-то войскового соединения. Действительно этот план соответствует общности случаев, могущих представиться. Его назначение — доставлять основы для общего ознакомления с противником.

Частные планы разведки.

Теперь рассмотрим положение начальника крупного войскового соединения, который только что получил задачу для выполнения. Тут могут быть два случая в смысле сроков исполнения: решение должно быть принято немедленно, или наоборот оно может быть отложено.

А. Решение должно быть принято немедленно. Если речь идет об очень простой задаче, исполнение которой потребует немного времени и распространится лишь на ограниченный район, то возможно, что имеющиеся сведения дадут начальнику достаточное знакомство с возможностями противника. Основываясь на них, он будет в состоянии установить от начала до конца весь маневр, отвечающий всем этим возможностям и, следовательно, способный привести его прямое к цели без необходимости вносить в маневр какие-либо изменения

Однако это будет исключением. Гораздо чаще, — особенно когда речь идет о более сложной задаче, имеющей в виду цель, более далекую во времени и пространстве, — начальник сможет точно установить маневр лишь в своих первоначальных распоряжениях. Затем во время самого хода маневра возможности противника будут способны видоизменяться в такой мере, что дальнейшее развитие операций можно будет предусмотреть лишь в крупных чертах.

Тогда начальник сохранит за собой свободу уточнять свой маневр, т. е. точнее приноравливать его к обстановке по мере того, как из получаемых сведений будут лучше выясняться возможности противника.

Несмотря на все разнообразие этих возможностей, начальник всегда в состоянии сгруппировать их à priori в несколько широких гипотез, так, чтобы в каждую гипотезу вошли возможности, оказывающие на развитие его маневра однородное влияние. [64]

Следовательно, при дальнейшем ходе маневра дело сведется к тому, чтобы собрать сведения, которые позволят начальнику определить, какие из рассмотренных гипотез существуют и какие должны быть отброшены.

Искомые сведения отвечают гипотезам, которые с одной стороны, тесно связаны с тем, что мы уже знаем о противнике, а с другой стороны — с предусмотренным развитием маневра.

Итак, представляется естественным дать той ведомости, которая перечисляет эти сведения и определяет в зависимости от потребностей самого маневра момент, когда они должны быть соединены, название — частный план разведки, так как он соответствует выполнению частного, вполне определенного маневра.

Он связан с существованием общего плана маневра, установленного в крупных чертах. Иными словами в этом случае частный план вытекает из плана маневра.

Б. Срок исполнения таков, что решение может быть отложено. Это не помешает начальнику рассмотреть, но лишь в форме предположений, каким образом он сможет выполнить свою задачу, принимая в расчет имеющиеся сведения о противнике.

Ему будет трудно углублять эту проблему, так как противник располагает тем же сроком, в течение которого его возможности подвержены изменениям, что сделает некоторые проекты невыполнимыми и наоборот — будет благоприятствовать осуществлению других.

Итак, нужно использовать имеющийся срок для сбора данных, позволяющих уточнить возможности противника, и проследить их изменения в связи с рассмотренными проектами. Как и в предыдущем случае, эти сведения отвечают гипотезам, тесно связанным, с одной стороны, с тем, что уже известно о противнике, а с другой — с имеющимися проектами. Эти сведения позволят начальнику с должным знанием дела сделать выбор среди различных проектов и, может быть, даже создать новые, а во всяком случае, когда потребуется решение, остановиться на том проекте, который будет обещать максимум шансов на успех.

Тут также будет естественным назвать документ, в котором будут фигурировать эти искомые сведения и срок, когда они должны быть собраны, частным планом разведки. Действительно последний отвечает выполнению, частной, вполне определенной задачи.

Однако этот план будет отличаться от предыдущего в том смысле, что он не связан с исполнением маневра, уже фиксированного в плане. В этом случае частный план разведки будет предшествовать плану маневра, представляя для него как бы базу.

Из этих трех планов разведки: 1) общего плана, 2) частного плана, вытекающего из плана маневра, и 3) частного плана, образующего базу [65] для плана маневра, французская Инструкция дли использования крупных войсковых соединений; рассматривает лишь второй, т. е. частный план разведки, вытекающий из плана маневра. Нет ли в этом опасного пропуска?

Может быть, таким путем хотели избежать всего, что могло бы склонить начальника к постепенному подчинению своей воли воле противника?

Но ведь если вполне логично желание прежде всего побить противника, то разве известное знание этого противника не является необходимостью для того, чтобы сказать, как именно его следует побить, т. е. для того, чтобы предписать определенный маневр? Маневр является функцией противника, иначе он представляет собой лишь одно движение. Каковы бы ни были разновидности маневра, но если конкретное представление об определенном противнике в них отсутствует, то маневр столь же мало заслуживает этого имени, как и те эволюции, которые производились в Шалонском лагере до 1870 г.

Во всяком случае, какова бы ни была обстановка, сведения о противнике, которого нужно разбить, лежат в основе решения; следовательно, разведка должна предшествовать решению...

Приложение IV к французской Инструкции о тактическом использовании крупных войсковых соединений различает частный план разведки, но, по-видимому, это различие не опирается на вполне точный критерий.

С того момента, когда начальник приступает к выполнению определенной задачи, он нуждается в сведениях, которые связаны или с различными рассмотренными им проектами, или с идеей уже установленного маневра, немедленно вызывающей соответствующие приказания.

Следовательно, от начальника зависит дать своему штабу необходимые указания для установления плана разведки, если только он не пожелает сам с большей точностью указать те сведения, которые он желает получить.

Так очень часто перед началом кампании Наполеон сам ставил свои вопросы органам разведки.

В. Форма, распространение и срок действия плана разведки. Форма плана разведки есть дело штаба и не имеет особого значения. Лучше простой перечень трех или четырех существенных сведений, отвечающих точной идее данного маневра, чем ведомости с параграфами, озаглавленными и занумерованными, но содержащие лишь банальные вопросы общего характера безотносительно к идее определенного маневра.

С другой стороны указанная в нем разведка «намерений» противника как одна из целей плана разведки возбуждает смутное воспоминание о довольно вредном германском методе. [66]

Хотя этот перечень трех или четырех ведений, отвечающих точной идее данного маневра, грозит даже без особых пояснений разоблачить тайную мысль начальника, тем не менее, этот перечень полезно сообщить начальника главных органов разведки. Они яснее увидят, в каком смысле должны направляться их усилия, и лучше поймут необходимость некоторых требований, включенных в план разведки, о котором мы скажем дальше.

Ограниченное указанными пределами распространение документа, который должен оставаться секретным, не представит никакого неудобства, так как получатели плана разведки будут те же, что и плана маневра.

Срок действий плана разведки, очевидно, зависит от хода событий, а, следовательно, всегда возможно установить его.

Этот план действует до того момента, пока начальник ввиду новых потребностей не сочтет нужным его изменить или заменить новым.

2. Организация разведки. План сбора разведывательных данных и приказы

После того как начальник в плане разведки указал вопросы, по которым он желает быть осведомленным, остается лишь определить каждому из органов разведки задачу для исполнения. Последняя должна быть назначена таким образом, чтобы, не превышая возможностей какого-либо органа, можно было извлечь из совокупности его донесений, по необходимости отрывочных, определенное или хотя бы общее представление о противнике, в котором начальник нуждается.

Этой цели служит план сбора разведывательных данных, составляемый 2-м бюро штаба.

Указанный документ более заслуживает названия «плана», чем план разведки, о которой мы только что говорили, потому что он должен быть точным путеводителем для исполнителей. В нем они должны найти все нужные указания относительно общей задачи, подлежащей выполнению, точные вопросы, на которые следует ответить, и сроки этих ответов.

Оформление плана сбора разведывательных данных.

Для этого документа существуют весьма различные формы. Одна из этих форм настолько удобна для 2-гo бюро, что оно почти всегда ею пользуется, — даже тогда, когда окончательное оформление должно быть другим. Это — таблица.

В 1-ю графу ее вносятся запросы плана разведки: то, что начальник желает знать. Во 2-й графе против каждого из этих общих запросов помещаются детальные вопросы, которые нужно поставить различным [67] органам разведки, чтобы из согласования полученных ответов вытекал ответ на общий запрос плана разведки.

В 3-й графе против каждого детального вопроса — указание на органы, которые должны дать ответ.

Наконец в 4-й графе — частные приказания относительно выполнения, как-то: часы, и районы разведки, возможные маршруты, рубежи, до которых нужно достигнуть или которые не следует переходить.

Посылка донесений срочных или по мере надобности должна быть точно предусмотрена.

Таким способом 2-е бюро получит документ, представляющий одновременно и в простейшей форме как совокупность, так и детали разведки; оно избегнет пропусков, легко произведет возможную проверку одних сведений другими и сможет проделать без замедления методическую и согласованную работу.

В случае надобности от этой формы легко перейти к ведомости, которая в 1-м параграфе даст общую цель разведки (легкая переделка 1-й графы предыдущего документа); во 2-м параграфе — распределение задач между крупными соединениями, авиацией и т. д., что может быть взято из 2-й и 3-й граф того же документа; в 3-м параграфе — указания относительно срочных и внесрочных донесений на основании 4-й графы.

Какова бы ни была принятая форма, важно, чтобы план сбора разведывательных данных достаточно широко охватывал план разведки, давая уверенность в том, что ответы разведывательных органов позволяет вполне удовлетворять все запросы начальника.

План разведки от 28 марта 1914 г., приложенный к известному плану XVII, будучи одновременно и планом сбора разведывательных данных, представляет примеру досадных упущений в этом отношении.

В самом деле, в части плана разведки он повторял предписание общего приказа, отмеченное предвзятым; мнением: «Если противник вторгнется в Люксембург и Бельгию, надлежит главным образом следить, за его распространением и постоянно отдавать себе отчет в протяжении и движении его северного крыла...».

Затем он давал в части плана сбора разведывательных данных следующее указание: «По этому поводу было важно установить, насколько возможно... прибытие кавалерии и затем колонн всех родов войск на последовательные поперечные пути: 1) Вервье, Ставело, Диккирх, Ресниш; 2). Льеж, Хуффализ, Вильтц, Кросбон, Люксембург; З) Хюи, Марш, Бастонь, Арлон; 4) Намюр, Рошфор, Сен-Хюбер, Нефшато, Виртон».

Ни один из этих поперечных путей не простирается за Маас, на запад. Следовательно, сведений о распространении северного крыла противника на левом берегу Мааса к западу от этой реки, [68] получено быть не могло. Ввиду этого легко объяснить, почему около 15 августа во французской главной квартире напрасно ожидали сведений из французского источника относительно обходного движения немцев в Бельгии, о чем сообщали бельгийская и английская разведки. Этих сведений и не спрашивали!

План сбора разведывательных данных, отличающийся от плана разведки.

В общей командование армии берет на себя установление ясно разграниченных друг от друга плана разведки и плана сбора разведывательных; данных, причем сжатое изложение первого становится более подробным во втором.

Действительно в штабе армии встречается всего чаще значительное различие между интересующим начальника вопросом, поставленным в общем плане разведки, и детальными вопросами для разных разведывательных органов, помещенными в плане сбора разведывательных данных.

С другой стороны, для командования армии иногда может быть полезнее с точки зрения оперативной тайны дать исполнителям лишь детальные вопросы, сквозь которые труднее распознать сокровенную мысль начальника, чем если бы эти вопросы были сведены в 3–4 общих вопроса, точно отвечающих некоторым, вполне определенным идеям маневра.

Понятие двух различных планов, из которых один соответствует озабоченности начальника в делах разведки, тогда как другой отвечает преимущественно средствам разведки, которыми располагают исполнители, — это понятие является общим для всех командных инстанций.

Соединение двух документов в один.

Чем меньше войсковые соединения, тем более вопросы, поставленные начальником в плане разведки, приближаются к вопросам, внесенным 2-м бюро в план сбора разведывательных данных. Например, когда озабоченность начальника (в соответствии с величиною части) будет ограничиваться выяснением места одного пулемета, тогда вопрос, поставленный в плане сбора разведывательных данных, будет тот же, что и в плане разведки.

Для этих подразделений вопрос о сохранении тайны также потеряет некоторую долю своего значения.

Следовательно, представляется возможным во многих случаях в небольших войсковых частях сливать эти два плана в один, давая ему название: план разведки и сбора разведывательных данных.

Законность документа. Подпись.

Во всех случаях план сбора разведывательных данных связан с планом разведки, а потому понятно, что изменение плана разведки влечет за собой соответствующее изменение в плане сбора разведывательных данных. [69]

Для того чтобы план сбора разведывательных данных подлежал исполнению, он должен быть подписан начальником соединения или, по крайней мере, по его приказанию согласно правилам, изложенным в Инструкции для тактического использования крупных соединений.

В случае если начальник штаба передал начальнику; 2-го бюро право подписывать за него некоторые бумаги, необходимо, чтобы органы разведки были осведомлены об этом полномочии и о тех пределах, в которых оно может иметь место.

Приказы.

Приложение IV к Инструкции для тактического использования крупных соединений не указывает, что план сбора разведывательных данных должен иметь прямую исполнительную силу. Он представляет собой лишь своего рода памятную записку для исполнителей, самое же исполнение задач должно происходить по приказам.

Можно было бы не давать исполнительным органам ни плана разведки, ни даже плана сбора разведывательных данных, — тогда они должны были бы выполнять приказы, не имея общего представления о том, чего от них ожидают. Это — другой метод. Однако исполнители заслуживают большего доверия; относясь к ним подобным образом, мы лишим себя всех выгод частной инициативы, потому что исполнители не будут знать, в каком смысле они могут ее применять.

Но, даже допуская, что сообщенный исполнителями план сбора разведывательных данных имеет обязательный характер, все же может случиться, что в нем не все будет точно предусмотрено и что внезапно возникнет надобность в таких сведениях, которых в нем нет. Также возможно, что некоторые сведения, предусмотренные планом, окажутся выполнимыми лишь после их уточнения. Кроме того, необходимо всегда принимать в расчет добытые результаты, которые позволят отказаться от некоторых разведок, уточнить установку некоторых других, организовать новые; и т. д.

Такого рода исправления плана сбора разведывательных данных могут быть предметами частных задач, даваемых органам разведки в форме приказов.

Но IV приложение к Инструкции для тактического использования крупных соединений предусматривает, что начальник будет отдавать эти приказы: «непосредственно или через начальника 2-го бюро». Однако нам представляется бесспорным:

а) что только один начальник имеет право отдавать приказы исполнителям, на которых возложена разведка, и

б) что каждый отдаваемый начальником приказ, независимо от формы его, должен быть немедленно зарегистрирован штабом и завизирован тем бюро, которое занимается соответствующими вопросами. [70]

3. Обработка полученных сведений. Сводка обработанных разведывательных данных

Разведывательные органы, действия которых мы рассмотрим дальше, производя организованные и предписанные командованием разведки, представляют ему одновременно со своими донесениями также взятых пленных, захваченные предметы или документы, короче — все то, что может дать сведений о противнике или послужить приметой, сколь бы незначительной последняя ни казалась.

Требования, которым должны удовлетворять донесения разведывательных органов, везде одинаковы, — это правдивость, ясность, точность и аккуратное указание источников. Везде настаивают также на том, чтобы в своих донесениях эти органы всегда отвечали на вопросы: кто или что? когда? где? как?

Разведывательные органы не только должны всегда иметь перед собою эти правила и добросовестно соблюдать их, но и сознавать, какое преступление они совершили бы, передавая в непригодной для использования форме такое сведение, добывание которого могло стоить нескольких человеческих жизней, которое может сберечь много других и которое должно способствовать выработке правильного оперативного замысла, от чего будут зависеть неудача или успех маневра.

В крупном войсковом соединении сбор и обработка разведывательных данных лежат на обязанности 2-го бюро, которое добавляет к ним сведения, полученные от опроса пленных, а также из осмотра документов и предметов, захваченных у противника или собранных в оккупированном им районе.

Мы уже не живем в той эпохе, когда Клаузевиц мог написать: «Значительное число сведений, получаемых на войне, противоречиво, а еще большее число их ложно; большинство между ними сомнительно». Бесспорно, что умение разобраться в получаемых сведениях, для чего по выражению того же Клаузевица нужны «правильное суждение и глубокое знание людей и событий», продолжает оставаться необходимым для сотрудников 2-го бюро, которым поручено изучение и истолкование добытых сведений; но источники, из которых они черпают свои выводы, более многочисленны и не так уже загрязнены, как во времена Клаузевица.

Метод обработки разведывательных данных.

С другой стороны, французский устав в целях руководства таким распознаванием рекомендует «строго научный», по его мнению, метод обработки разведывательных данных, который должен избавить от возможных ошибок.

Однако применение этого метода и изучению конкретного эпизода покажет нам, что эта наука ограничивается чаще всего обсуждением, основанным на простом здравом смысле. [71]

Например, возьмем сведение, добытое авиацией вечером 27 августа и полученное Бюловым в 8 час. утра 28 августа: «На рубеже Уазы — лишь слабые арьергарды».

В какой мере это сведение заслуживает доверия получателя? Внушает ли оно уверенность?

Станем мысленно на место наблюдателя и будем наблюдать подобно ему. Что он видел?

Неприятельские части в долине Уазы.

Так как наблюдатель их видел и так как у него нет никакого интереса нас обманывать, то мы можем допустить, что это достоверно: в долине Уазы вечером 27 августа находились неприятельские части.

Но признать, что они «слабые», это значит устранить предположение о том, что противник принял такие меры предосторожности против наблюдения с воздуха, при которых наблюдатель мог видеть в долине Уазы лишь небольшие части. Мы можем также допустить, что вероятно эти части были слабые. Но этого сведения будет недостаточно для того, чтобы отвергнуть обратное сведение, которое исходило бы из другого источника.

Признать, что эти слабые части являются арьергардами, это значит устранить a priori целый ряд возможных предположений.

Эти слабые части могут быть:

а) сторожевым охранением, если главные силы остановились;

б) боковым отрядами, если главные силы совершают фланговое движение;

в) авангардами — в случае перехода в наступление;

г) арьергардами — в случае отступления.

Пока нет никаких сведений о главных силах (наблюдатель о них ничего не говорит), нельзя остановиться на каком-либо одном из этих предположений, имеющих отношение именно к главным силам, единственно интересующим командование.

Следовательно, тут идет речь о простом предположении наблюдателя, причем ценность этого предположения, близка к нулю.

В результате этого критического разбора из полученного сведения приходится отбросить содержащуюся в нем чисто фантастическую часть. Останется, лишь фактически установленная данная, настолько верная, насколько это допускают, человеческие чувства. На ней и можно основываться.

Проверка одного сведения другим (Recoupement).

Установленная таким образом фактическая данная может быть использована для проверки других полученных сведений, что напоминает известный прием топографии (обратную засечку), носящий по-французски то же название.{13} [72]

Такая проверка может далее совпадать с засечкой, — например, когда дело идет о точном установлений в пространстве сведения, добытого наблюдением из двух различных точек.

Аналогичным способом можно установить сведение и во времени.

Наконец такая перекрестная проверка позволит в известной мере придать коэффициент достоверности даже какому-либо сомнительному сведению, если только будет установлено, что последнее согласуется, хотя бы частично, с другим верным сведением.

В описанном выше эпизоде Бюлова утром 28 августа возможные проверки одних сведений другими были малочисленны, потому что кроме вышеприведенного, только что полученного донесения авиации, он располагал лишь донесением гвардии, отправленным вечером 27 августа. «Сторожевое охранение 2-й гвардейской дивизии было в конце дня обстреляно артиллерийским огнем у Фруадестре; вход в Этреопон забаррикадирован; высоты к югу, от Отреп и Этреопон по-видимому сильно заняты противником». Эти два сведения (одно — от соприкосновения с противником и другое — от авиации), которые произвели на Бюлова впечатление противоположных, в действительности ни в чем друг другу не противоречат.

Они совпадают в своей общей части относительно деревни Этреопон, северный выход которой (по одному сведению) забаррикадирован и которая находится в долине Уазы, слабо занятой противником (по другому сведению). Коэффициент достоверности сведения возрос в такой степени, какая требовалась для факта этого соответствия.

Согласование сведений.

Если мы попробуем свести эти два сведения в одно общее, то заметим, что они отлично согласуются между собой.

В самом деле, сторожевое охранение 2-й гвардейской дивизии в Фруадестре может быть легко обстреляно артиллерией, находящейся ни в Долине Уазы, а на высотах к югу от реки, причем эта артиллерия может быть прикрыта слабыми частями в долине.

Кроме того, летчик-наблюдатель осведомляет лишь о районе, неточно ограниченном, который он называет рубежом Уазы. Возможно, что он не заметил, что высоты к югу от Отреп и Этреопон были сильно заняты противником.

Следовательно, изучение этих двух сведений по методу, указанному в приложении IV к Инструкции о тактическом использовании крупных соединений, привело нас к заключению, что вечером 27 августа были, по меньшей мере, слабые части в долине Уазы и более сильные части с артиллерией — на высотах южнее Отреп и Этреопон.

За неимением положительного сведения от авиации и кавалерии об отступательных движениях противника, а также за неимением точного отрицательного сведения относительно присутствия [73] противника в районе Гиза и в излучине Уазы, начальник не должен был исключать из своих расчетов предположение о присутствии 5-й французской армии вечером 27 августа к югу от Уазы.

Он не должен был это делать! И потому, что из сведений, собранных накануне, было известно, что перед: ним находится не какая-либо спасающаяся бегством орда, а армия, у которой моральные силы не были серьезно потрясены.

Ее состав был известен после Шарлеруа.

Учет потерь, понесенных ею на Самбре, был установлен. Он достигал 4 000 пленных, 6 знамен, 35 пушек, 53 пулеметов, 6 600 ружей, 50 повозок. Число захваченных ружей и повозок было особенно характерно для армии, которая отступает, но которая не выведена из строя.

Впрочем, X корпус, подтверждая впечатление, уже выраженное VII корпусом, доносил, что противник сохранял бодрый вид и отступал в Порядке.

Итак, эти сведения не давали никакого основания предполагать, что противник спешит с отступлением на юг. Присутствие значительных сил его на высотах южнее Уазы не было установлено точно, но было возможно. Начальнику оставалось учесть эту возможность в своем оперативном замысле.

Толкование сведений.

Но для того, кто имеет претензию не только здраво оценивать видимое, но еще и отгадывать то, чего он не видит, этого недостаточно; он подвергает сведение новой операции, которую иные называют толкованием.

Выше мы видели, Как Бюлов истолковал сведение, полученное от авиации утром 28 августа. Употребляя выражение некоторых вторых бюро, он «заставил это сведение говорить».

Он заставил это сведение говорить «разумно и здраво», по выражению Мольтке, т. е. он сделал из него выводы, на его взгляд логические.

Таким способом утром 28 августа он доказал самому себе на основании одного только что полученного от авиации сведения, что противник спешит с отступлением на юг. Это доказательство произвело на него такое сильное впечатление, что он не принял в расчет сведения, полученного от гвардии вечером 27 августа: что он не заставил себя призадуматься над сведением, полученным им от X корпуса 28 числа после полудня, и что он вечером 28 августа, совершенно забыв о присутствии где-то перед ним французской армии, набросился на мертвую преграду — крепость Ла-Фер.

Впрочем, если подобное «разумное» толкование, как, по-видимому, думал Бюлов, является плодотворным делом, то почему оно должно быть привилегией лишь одного командующего армией? Со своей [74] стороны эта и сделал авиатор во время разведки вечером 27 августа.

Он видел слабые неприятельские части в долине Уазы, но он «заставил это сведение говорить»: после Шарлеруа германская армия преследует французов, следовательно, первые слабые французские части, встречаемые при движении на юг, суть арьергарды.

Приняв без возражения это первое толкование, Бюлов мог рассуждать дальше: если противник имеет арьергарды, значит, он отступает и т. д.

Бесполезно подчеркивать все ребячество такого толкования.

Однако приложение IV к французской Инструкции для крупных соединений (гл. I, § 6 b гл. III, § 6) предвидело толкование сведений, «которое состоит в извлечении из них выводов для осведомления командования», но это толкование основывается единственно на критическом разборе, на сравнении сведений (принцип перекрестной проверки) и на согласовании сведений.

Толкование, чтобы сохранить цену достоверности, что позволит учесть его в оперативном замысле, должно привести к неопровержимому выводу.

Обработка разведывательных данных.

Например, можно сослаться на записку главной квартиры от 15 октября 1918 г., уже цитированную на стр. 55; там мы найдем образец сводки разведывательных данных, которая «составляет, собственно говоря, толкование полученных сведений» (приложение IV к Инструкции, гл. I, § 6).

Записка говорит по существу:

«Противник, по предположению отступивший на позицию Гаген, будет располагать тремя рокадными железнодорожными линиями позади своего фронта{14}. Наибольшая провозоспособность этих линий в случае пренебрежения снабжением фронта Хирзон, Лонгюон составит максимум одну дивизию в день. Сеть поперечных дорог в Арденнах очень бедна. Противник имеет около 150 дивизий из 187 между Маасом и морем».

Разве это не бесспорный вывод, действующий на ум со всей силой очевидности? Едва ли нужно его формулировать. Начальник, осведомленный таким образом, знает, куда нужно ударить; он мог бы даже соразмерить силу своих ударов.

Это — прекрасный образчик обработки, определенной в приложении IV, § 6 словами: «Осведомить начальника — это значит представить ему общую обработку полученных данных в форме, пригодной для немедленного использования, а также все сведения о противнике, способные вызвать или изменить решение начальника». [75]

В общем, обработка разведывательных данных представляет собою частный или общий ответ на вопросы, поставленные планом разведки, и подводит под оперативный замысел одну из баз. На практике эта обработка дает материалы, нужные для составления первого параграфа оперативного приказа.

Оформление обработанных разведывательных данных.

Форма этого документа нигде не регламентирована, но это и бесполезно, так как он не предназначается для распространения. Это — письменный и даже словесный (особенно в небольших соединениях) отчет, представляемый начальником 2-го бюро начальнику штаба или начальнику войскового соединения.

Каков бы, однако, ни был этот отчет, письменный или устный, начальник 2-го бюро обязан записать его текст с указанием часа его представления начальнику штаба.

Централизация сведений. Если для Бюлова оказалось достаточным одного отрывочного сведения, чтобы отгадать все, о чем ему не доносили, то очевидно, что при методе синтеза, подобном сделанному 15 октября 1918 г., нужно сосредоточить значительное число сведений. Действительно операция проверки одного сведения другими тем плодотворнее, чем больше число сведений, над которыми она производится; это — бесспорно. Главную роль играет не важность сведения, а степень его достоверности. При многочисленных крупицах достоверности можно придать целому характер уверенности, необходимый для использования начальником полученных сведений.

Согласование полученных сведений станет невозможным, если некоторых данных будет не хватать. Так с германской стороны вечером 27-ro и даже утром 28 августа количество сведений, которым располагал Бюлов, было положительно недостаточно для согласования, которое представило бы действительную ценность. Невозможно было дать удовлетворительный ответ не только на вопрос, имеет ли противник намерение оборонять переход через Уазу (это будет невозможно всегда и при всяких сведениях), но нельзя было ответить даже та более простой и единственно важный вопрос: находится ли противник вечером 27 августа в таком положении, которое позволит ему 28-го числа оказать сопротивление переходу через реку? В самом деле, имелись лишь два сведения, и оба были недостаточны для того, чтобы дать твердый положительный ответ. Не было ни одного сведения, могущего служить хотя бы признаком, склоняющим; к отрицательному ответу.

В конце концов, благодаря централизации во 2-м бюро всех сведений, полученных из всевозможных источников, командование может сделать общий вывод, а котором мы только что говорили. Частные выводы, сделанные каким-нибудь одним разведывательным [76] органом из собранных им сведений, никогда не будут иметь такого характера достоверности, как общий вывод, установленный органом, располагающим всеми сведениями, собранными всеми органами разведки. Война изобилует примерами ошибочных выводов, сделанных некоторыми разведывательными органами на основании фатально неполной информации, — выводов, которые угрожали запутать само командование, если бы оно не приняло в расчет сведений, полученных другими путями.

Именно это соображение придает цену указаниям приложения IV к Инструкции для тактического использования крупных соединений (гл. III, § 44) относительно обработки разведывательных данных.

До сих пор мы принимали, что 2-е бюро работает, основываясь на сведениях, которые по самой форме своей сразу понятны.

Но так не всегда бывает.

В частности бюро получает пленных, разные предметы и документы; последние бывают написаны на иностранном языке и даже зашифрованы, причем заключают в себе сведения, которые нужно извлечь оттуда, прежде чем пустить их в работу.

Во 2-м бюро это лежит на обязанности разных техников: переводчиков, дешифровщиков, толкователей фотографических снимков. При исполнении своей специальной задачи эти техники руководствуются, насколько возможно, рассмотренными выше правилами. Им необходимы те же способности распознавания, правильного суждения и знания людей и событий. От них требуется, чтобы они не упустили ни одной крупицы сведений, могущей быть извлеченной из данного источника, чтобы они не дали себя обмануть никакой видимостью и чтобы в результате своего отчета они дали сведение, степень достоверности которого была бы вполне установлена.

Следовательно, эти техники выполняют задачу изучения и толкования, и их ни в коем случае нельзя умешивать с органами разведки в строгом смысле этого слова, что сделано в приложении IV к Инструкции для тактического использования крупных соединений.

Сведение, сделанное понятным для всех, обрабатывается затем, подобно другим, полученным в бюро, и облекается в форму, пригодную для немедленного использования.

* * *

Приложение IV к Инструкции для тактического использования крупных соединений и самая инструкция вменяют в обязанность начальнику штаба контроль над изучением и толкованием сведений.

Несомненно, что при начальнике 2-го бюро, у которого воображение подавляет суждение, такой контроль неизбежен; но если [77] необходимость заставляет делать этот контроль слишком жестким, то лучше заменить начальника бюро.

Прискорбно, что уставы, настаивая на подобном контроле, как будто мало интересуются необходимостью ориентироваться, и организовать разведку, что, однако, вполне зависит от командования.

Последнее не имеет права жаловаться на 2-е бюро за недоставление желаемых сведений, если оно само не указало этому бюро с необходимой точностью того, что именно от него ожидается.

Начальник 2-го бюро штаба не в состоянии заменить собою неспособное командование.

С другой стороны начальник 2-го бюро не является (как это можно думать на основании гл. 4, § 18 приложения IV к Инструкции для тактического использования крупных соединений начальником службы, имеющим право применять органы, разведки. Он представляет лишь вспомогательный орган командования, которое «составляет приказы» и снабжает их подписями, придающими им исполнительную силу.

Начальник штаба и начальник войскового соединения не должны относиться безучастно к плану разведки, к плану сбора разведывательных данных и к приказам, приводящим в действие войска и Службы, назначенные для сбора сведений; обязанность 2-го бюро состоит лишь в том, чтобы изучать и подготовлять нужные данные.

2-е бюро.

Но если, начальник войскового соединения и начальник штаба принимают участие в руководстве разведкой и несут за нее ответственность, то обязанность их будет тем легче, чем лучше будет составлено и организовано 2-е бюро, чем лучше его начальник понимает оперативные вопросы и чем он более одарен теми свойствами, которые должны быть ему присущи по Клаузевицу, а именно — даром распознавания, правильным суждением и знанием людей и событий.

Тут мы не будем рассматривать организацию 2-го бюро, которая достаточно подробно изложена в различных изданиях и даже кодифицирована в Инструкции для службы генерального штаба. Тем более мы не будем говорить о численном составе этого бюро; его можно найти; в штатах; военного времени. Но, по-видимому, полезно будет сказать несколько слов о качествах, которые необходимы разным категориям командиров, призванных войти в состав 2-го бюро.

Начальник 2-го бюро.

Ум и воображение, нужные для того, чтобы понять маневр начальника; построение разного рода гипотез, которые могут быть приняты относительно противника; выявление сведений, необходимых для выполнения намечаемых начальником предположений и этих гипотез; глубокое знание возможностей каждого из органов разведки, чтобы подготовить разумное распределение задач между ними; дар распознавания, правильное [78] суждение, знание людей и событий; чтобы изучать и толковать сведения, не уклоняясь от предъявления к ним требования достоверности; терпение и хладнокровие, чтобы не смущаться трудностями и не быть сбитым; с толку тревожными известиями; твердый характер, чтобы высказывать истину, как бы неприятна она да была, — всеми этими высокими качествами должен обладать начальник 2-го бюро. Может быть, к этому следовало бы добавить еще и некоторые другие, нужные ему для приобретения доверия начальника и для установления своего авторитета среди подчиненных.

Но не следует никого обескураживать. Дело с начальником 2-го бюро обстоит так же, как и с лакеем Бомарше.{15} При таких требованиях немногие начальники были бы способны заменить этого подчиненного. Следовательно, нужно сделать уступку: начальник 2-го бюро не будет одновременно и в равной мере обладать всеми перечисленными достоинствами, но, тем не менее, он сможет успешно работать. Например, он найдет среди своих подчиненных людей, одаренных удивительным воображением, которые смогут восполнить в этом отношении его недостаток; другие откроют полезное сведение, которое иначе могло бы ускользнуть ют его внимания. Начальнику бюро действительно необходимо то, чего от него требует Клаузевиц: дар распознавания, правильное суждение и знание людей и событий. Эти качества позволят ему связать между собой причины и вытекающие из них следствия, безошибочно отделять верное от недостоверного и возможное от невозможного. Но, прежде всего ему нужно правильное суждение, без которого все остальное будет тщетно: не может быть ни верного распознавания, ни точного знания там, где отсутствует суждение.

Именно это правильное суждение оградит его от готовых мнений, от предвзятых идей и от ложных рассуждений; оно сохранит ему свободу ума при всяких обстоятельствах и обеспечит его от того самомнения, вред которого ясно выступает у Мольтке и его учеников, — того самомнения, при котором, кичась своим опытом, глазомером и проницательностью, люди составляют себе убеждение, от которого после уже не отрекаются.

Следует назначать начальником 2-го бюро командира, не зараженного самомнением, — следовательно скромного, но не в ущерб его личности или значению его должности. Последняя война дает на протяжении от 1914 до 1918 гг. много примеров, в которых стирание этого важного зубчатого колеса в штабной машине причиняло большие неприятности.

Отделение изучения разведывательных данных. Именно в этом отделении начальник 2-го бюро должен найти [79] сотрудников, способных ему помочь и в случае нужды его заменить. Особенно в области воображения и знания событий могут оказать действительно ценную помощь командиры, способные понимать маневр в целом и знакомые со свойствами разных родов войск.

При изучении и толковании сведений они, подобно своему начальнику, нуждаются в правильном суждении и в критическом уме, чтобы распознавать истинное от ложного, достоверное от недостоверного и возможное от невозможного.

Им нужно сочетать большую скромность с пылким стремлением к счастливым открытиям. Самомнение и желание отличиться являются основой многих заблуждений.

В отделении техников мы находим три категории личного состава: дешифровщики, толкователи, (дешифровщики) воздушных фотографий и переводчики.

Дешифровщики рискуют вскоре быть обреченными на безработицу, но не вследствие изобретения машин для дешифрирования, а от принятия машин для шифрования. Все-таки пока их искусство способно давать результаты, сведения, обнаруженные дешифрированием, будут чрезвычайно полезны. Самый факт, что речь идет о шифрованных документах, подчеркивает их важность, а операции, требуемые дешифрированием, исключают шансы ошибок. Может возникнуть лишь одно предположение, которое должно быть разобрано отделением изучения, а именно — что документ зашифрован противником исключительно с целью подослать его нам и нас обмануть. Возможно, что такие примеры имели место во время последней войны.

Толкователи (дешифровщики) воздушных фотографий.

Во время войны мы имели замечательных толкователей. Ничто из того, что могло находиться на аэроснимке, не ускользало от их лупы и стереоскопа. Они получали результаты бесспорной достоверности, которые теперь могли бы казаться удивительными, — например возможность различать свои и неприятельские части в хаосе полей сражения, маршруты снабжений, разграничительные линии секторов и все органы командования, вплоть до деталей внутренней жизни войсковых частей на фронте.

Но и в этой области приходится опасаться дурных последствий воображения. Некоторые толкователи, одаренные богатой фантазией, уверенные в своей опытности и желавшие отличиться, доходили до открытия таких деталей, существование которых оставалось сомнительным для тех, кто смотрел собственными глазами даже при помощи лучших инструментов. Впрочем, этот недостаток не столь важен, так как работа толкователей всегда поверялась неспециалистами из отделения изучения, а в случае нужды и начальником бюро. [80]

Указанный недостаток мог сделаться более серьезным, когда толкователь отваживался на основании одних только фотографий воспроизводить якобы полную картину расположения противника и делать из этого выводы более общего характера.

Следует ли и теперь опасаться подобных недочетов? Подготовлены ли дешифровщики аэроснимков? Работают ли они в связи с генеральным штабом? Освоилось ли 2-е бюро с чтением фотографий, истолкованных и неистолкованных, и способны ли они проверять толкования, которые им будут представлены?

Переводчики (les interprètes).

Они разбирают документы и опрашивают пленных. В этом заключается сущность их обязанностей.

.От них требуется отличное знание языка противника — и не только вообще, но и знание специального военного жаргона со всей его путаницей сокращений, а до некоторой степени — даже знание условного языка.

Глубокое знание иностранного языка должно сочетаться с достаточно полным знанием военных порядков, чтобы видеть именно то, что скрывается за словами.

Каким образом переводчик может выполнять свою роль, если слова рота, батальон, дивизион, батарея не представляют в его уме ничего, кроме воинской части вообще, причем он не отдает себе отчета о значении и роли каждой из этих частей во время боевых действий? Каким образом переводчик заметит, что пленный принадлежит к новой части, что он говорит о новом оружии, если переводчик не имеет никакого понятия об организации противника, его вооружении и т. д.?

Затем как мог бы переводчик изучать со всей быстротой, — часто в высшей степени необходимой, — документы, взятые у противника, если бы он не освоился с особым характером каждого из них — с приказами, с инструкциями, с донесениями и пр.? Или если бы он не имел отчетливого представления о той пользе, какую можно извлечь из приложений к документам, а также из дат и номеров, проставленных на этих документах?

Однако все эти общие знания являются лишь материальными предпосылками, нужными для работы переводчика. Их одних недостаточно, чтобы получить наибольшее число полезных сведений, скрытых в документе или которыми обладает (иногда без своего ведома) пленный.

О чем бы ни шла речь — о документе или же о пленном, — переводчик сможет извлечь из него всю пользу лишь тогда, когда находится в курсе всего, что уже известна, о неприятеле; и что командование желало бы еще о нем знать.

Посредством быстро сделанного сопоставления одних сведений другим переводчик сможет отдать себе отчет в степени того [81] доверия, какого заслуживает новый источник. А какое преимущество приобретает переводчик над пленным, если он, показывая ему, что знает все, известное пленному, сможет точно восстановить весь марш пленного, что позволят ему сделать имеющиеся карты и фотографии!

Кроме того, какое преимущество приобретет переводчик, если он сумеет создать у пленного впечатление, будто он так мною знает, что в ответах пленного на его вопросы вообще не будет никакого разоблачения военной тайны.

Для того чтобы быть в курсе всего, что уже известно о противнике, переводчик должен интенсивно жить жизнью каждого из отделений бюро. Только при этом условии он будет в состоянии плодотворно изучать неприятельские документы и успешно опрашивать пленных.

Общие лингвистические и военные познания, особое знание обстановки и ее потребностей, — все это можно приобрести работой. Но помимо этого переводчик должен обладать известным знанием людей, которое может быть развито опытом, но которое требует и природных свойств ума, принципиальности и авторитетности.

Пленный может быть храбрым или трусливым; он может быть шовинистом или интернационалистом, скромным или с самомнением, равнодушным к лишениям или склонным к комфорту; он может думать о своих близких или только о самом себе. Но какова бы ни была основа его характера; в его душе будут бороться различные чувства: надежда и отчаяние, сознание полной опасности и относительной безопасности, удовольствие жить и сожаление о том, что он не убит...

Переводчик должен уметь выбрать время и способ воздействовать на пленного, найти чувствительную струнку, на которой следует играть, и незаметно зарегистрировать показания, о которых сам пленный даже не отдает себе отчета, что он их дал.

Все это требует от переводчика обширных познаний и большой работы, а в то же время и некоторых природных свойств, которые не часто встречаются. После этого понятно, что человек, обладающий столь разнообразными достоинствами, может быть использован для выполнения и других функций во 2-м бюро, когда у него остается время от исполнения его прямых обязанностей.

Комплектование состава переводчиков, как оно теперь обеспечено, позволяет рассматривать их роль в указанном смысле, и мы видели на войне таких переводчиков, которых можно было легко смешать с хорошим начальником 2-го бюро. В некоторых войсковых соединениях переводчики даже чередовались с начальником бюро, чтобы обеспечить непрерывность службы. [82]

Дальше