Возникающие с появлением воздушной армии проблемы командования и согласования действии вооруженных сил
Проблема согласования действий сухопутной армии и морского флота, когда они одни составляли всю совокупность вооруженных сил страны, решалась легко. По существу лишь в исключительных случаях возникал вопрос о совместных военных операциях. Когда действовали оба вида вооруженных сил, решительно отличные друг от друга, то их операции просто проходили одна рядом с другой ввиду того, что большинство сухопутных операций развертывалось [110] вне непосредственного содействия со стороны морских сил, так же как в общем морские операции в целом протекали вне возможного воздействия сухопутных сил.
Эта простота, эта легкость согласованных действий всей совокупности вооруженных сил страны, исключительность случаев переплетения их активных операций ныне полностью ниспровергнута (и это не слишком сильное выражение!) фактом существования третьего вида вооруженных сил — воздушной армии, воздушных вооруженных сил.
При рассмотрении операций морского флота, сухопутных армий и воздушной армии уже не может быть вопроса о простой их постановке рядом. Воздушная армия имеет свою собственную стихию, в которой она производит свои эволюции, где она даже ведет бой, а именно воздушную стихию. Но ее наиболее существенные операции имеют своими объектами как раз те стихии, которые до сих пор были свойственны сухопутной армии и морскому флоту, а именно — сушу и море, так что наиболее существенные операции воздушной армии против объектов на суше и на море переплетаются с операциями сухопутных и морских вооруженных сил.
Кроме того, следует отметить, что воздушная армия одна, сама по себе, способна вести операции, которые свойственны лишь ей одной и которые ведутся без какого-либо согласования с сухопутными и морскими вооруженными силами В самом деле, можно представить себе воздушные сражения, которые происходят без малейшего вмешательства со стороны поверхности земли. Можно представить себе нападения на неприятельскую территорию, производимые исключительно воздушными соединениями.
Напротив, нельзя себе представить ни одной более или менее крупной морской или сухопутной операции без того или иного взаимодействия с авиацией.
Итак, с одной стороны, постоянное проникновение действий воздушных сил в сухопутные и морские операции, а с другой — независимость некоторых воздушных предприятий по отношению к сухопутным и к морским вооруженным силам. Отсюда как следствие выявляется важность проблемы командования.
Чтобы лучше понять смысл и значение этой проблемы, надо сперва представить себе общую картину взаимодействия различных элементов. Прежде всего при решении этой проблемы выделим из рассмотрения так называемую вспомогательную авиацию. Сухопутная армия располагает [111] какой-то минимальной вспомогательной авиацией, которая ей организационно придана. С момента придачи авиации нет, собственно говоря, более и проблемы командования. То же самое надо сказать относительно авиации, составляющей часть морского флота.
Собственно говоря, эта придача штатной авиации тоже нуждается во вмешательстве высшей власти для решения таких вопросов: какие средства нужно выделить, каков должен быть их состав, какова должна быть их организация, какие нужно установить нормы снабжения материальной частью, каково должно быть обучение и боевая подготовка личного состава и т. д. Но все это — дело мирного времени.
Таким образом, для упрощения нашей задачи мы займемся только сочетанием усилий всех трех армий в военное время, когда вопрос об едином командовании возникает неотвратимо.
Здесь следует не забыть и про то, что часть самостоятельной воздушной армии может в некоторых случаях передаваться в распоряжение или сухопутной армии, или морского флота, как дополнение к их штатной авиации взаимодействия. С другой стороны, нужно рассмотреть сочетание действий воздушной армии с операциями сухопутных и морских сил.
Чтобы лучше решить нашу задачу, мы сначала перед глазами читателя развернем картину того, что же воздушная армия призвана сделать во время войны.
С момента открытия враждебных действий начнутся наступательные операции воздушной армии, предпринятые или по собственному решению, или же как репрессии против жизненных частей неприятельской территории. Это одновременно будет и обороной национальной территории от воздушных операций противника подобного же рода.
Объектами этих операций будут: ангары, склады, аэродромы, авиазаводы, пути сообщения в виде наиболее существенных своих составных частей, как например: сортировочные станции, виадуки, мосты, туннели и всякого рода жизненные центры страны, т. е. политические, экономические и т. п.
Но так же возможно, чтобы не сказать вероятно, что враждебные действия начнутся внезапным наступлением на суше сравнительно малочисленных войск, но с ультра-быстрой боевой готовностью и технически богато оснащенных. Это наступление будет скомбинировано с нападениями мощной и инициативной воздушной армии. Если эта [112] возможность не будет заблаговременно предусмотрена, то она немедленно же повлечет за собой, может быть, решающие результаты. Во всяком случае нужно ожидать в стране, подвергшейся нападению, возникновения трудно устранимого беспорядка. Следовательно, нужно быть готовым к немедленному ответу ударом за удар, к внезапному наступлению и в особенности быть готовым к немедленным действиям своей воздушной армии, ни в чем не уступающей воздушной армии агрессора. В сочетании с действиями своей воздушной армии атакованная страна сможет, очевидным образом, также бросить в бой свои хотя и малочисленные сухопутные силы, но тоже мощные благодаря своим внутренним достоинствам, своей боевой подготовке, своему вооружению, своим моральным и техническим качествам. Отсюда видно, кстати сказать, что гипотеза о внезапной атаке ставит в порядок дня всю организацию вооруженных сил мирного времени{88}.
С самого начала враждебных действий может также возникнуть вопрос о взаимодействии воздушных сил и морского флота. Например, может понадобиться защита морских транспортов, морских путей сообщений; воздушное нападение на неприятельские морские части и соединения, угрожающие этим путям; нападение на военные порты и на большие торговые порты. Может понадобиться даже участие в морском сражении. Не следует забывать, что благодаря большому радиусу действия самолетов такое взаимодействие ныне стало возможным даже на больших удалениях от берегов{89}.
Когда начнутся крупные сухопутные операции, то воздушная армия примет в них непосредственное участие.
Затем в периоды затишья снова возобновятся чисто воздушные действия против территориальных центров противника и в особенности против его тылов.
Воздушная армия может рассматриваться как своего рода резерв, идеально перебрасываемый в зависимости от обстановки не только между различными театрами войны в одной стране, но также и между театрами, разделенными друг от друга неприятельскими территориями. Эта возможность в высшей степени ценна в такой войне, которую следует ожидать, к которой следует готовиться и которая, как и прошлая, может даже еще более приобрести характер как бы всеобщности{90}.
Ген Арманго в своем труде изображает эту ценную особенность и свойство воздушной армии, рисуя картину, как французская воздушная армия могла бы выступить в пользу [113] чехословацких и польских армий в их общей борьбе против Германии{91}. Он описывает также возможные действия воздушной армии Франции непосредственно со своих французских баз против тылов германских армий, сражающихся с армиями Польши и Чехо-Словакии, или с перенесением своих баз в Богемию. То же самое, говорит он, может иметь место в возможном конфликте Югославии с нашими соседями на юго-востоке. Он не добавляет, но это само собой разумеется, что крайне важное значение такой маневренный резерв имел бы в том случае, если бы Франция и ее союзники должны были бы одновременно иметь дело со своими восточными и юго-восточными соседями, усиленными их известными спутниками.
Наконец, если, к сожалению, мы, несмотря ни на что, должны будем вступить в братоубийственную борьбу с Италией, то у кого хватит смелости утверждать, что враждебные действия не перекинутся на французские владения в Северной Африке. В данном случае экстра-подвижной маневренный резерв, каким будет воздушная армия, отвечающая требованиям международной обстановки для Франции, мог бы вмешаться и там, приняв участие также и в морской борьбе, которая неизбежно разгорится в водах Средиземного моря{92}.
Таким образом, если ограничиться лишь театрами военных действий, расположенными непосредственно на французской территории или близко к ней, а также вблизи от ее берегов, то будет видно, что воздушной армии придется выполнять задачи, ей одной свойственные, и что она будет работать сообща или с сухопутными армиями, или с морским флотом. Если же, кроме того, представить себе европейский вооруженный конфликт, а может быть, и мировой, то следует предвидеть, что на эту же самую воздушную армию могут быть возложены задачи общего маневренного резерва, понимая этот термин во всей широте его значения. Выполнение этих задач будет происходить не только на различных театрах военных действий в одной стране, но и на театрах военных действий, не имеющих между собой сухопутных путей сообщения.
Учитывая такое переплетение задач, выполняемых тремя видами вооруженных сил, и принимая во внимание сложность и разнообразие задач, выпадающих на долю воздушной армии, как не поставить такой существеннейший вопрос: а как же быть с верховным командованием?
Если не будет верховного командования, то кто же будет решать, когда следует применить полностью самостоятельные [114] действия воздушных сил; когда следует всю воздушную армию или часть ее применить для взаимодействия с сухопутными и морскими вооруженными силами в их операциях, для чего ее нужно целиком или частично передать в распоряжение главного командования армии или флота? Кто определит объекты независимых действий воздушной армии? Кто установит порядок очередности в операциях этого рода? Кто распределит задачи и силы между различными национальными и междусоюзными театрами военных действий и кто в особенности примет решение об использовании воздушной армии на национальном театре военных действий или же на междусоюзном? Кто будет задумывать комбинированные операции вооруженных сил, действующих на суше, в воздухе и на море, и кто будет координировать их действия во времени и в пространстве?
С другой стороны, если рассматривать оборону территории от воздушных операций противника, то не кажется ли, что сухопутное командование должно иметь в своем распоряжении средства обороны, так как мобилизация, сосредоточение, подача снабжения, движение и перевозка резервов и материальной части всякого рода как раз являются главными объектами действий неприятельских воздушных сил? Но сейчас же напрашивается мысль, что оборона от таких действий противника прежде всего зиждется на воздушных репрессиях против неприятельской территории, во всяком случае зиждется более на них, чем на обороне в собственном смысле слова, т. е. на постоянной обороне, на зенитной артиллерии, на истребительной авиации. Отсюда следствие, что оба эти способа защиты территории от неприятельских нападений необходимо тесно увязать друг с другом через посредство единой власти. Это единство командования тем более необходимо, что истребительная авиация предназначена не только для прямой обороны территории, но и для обеспечения свободы действия линейной авиации.
В конце концов, под каким бы углом ни рассматривать эту проблему, возникает убеждение в необходимости иметь верховное командование. Отрицать эту необходимость значит восставать против здравого смысла{93}.
Чем объясняется, что ничего еще не сделано для удовлетворения этой необходимой потребности? Нужно ли здесь усматривать слабость власти, которая не осмеливается проявить себя, боязнь нарушить частные интересы и т. д.? [115]
Во всяком случае, какова бы ни была причина, эффект ее плачевный, так как опасности подвергаются судьбы страны.
Тем не менее ясно, что если еще сегодня и нет никакого решения этой проблемы и если мы не находимся даже накануне этого решения, то это вовсе не значит, что вопрос еще не был поставлен со всей необходимой ясностью и точностью как в правительственных, так и в парламентских кругах.
Доказательством служит поистине замечательный доклад 1933 г. председателя сенатской военной комиссии сенатора ген. Мессими относительно проекта закона об организации воздушного министерства.
В этом докладе проблема поставлена так ясно, а решена она так логично и резонно, что лучше всего привести здесь из него существенные выдержки.
«Возникает важнейший вопрос, на который необходимо незамедлительно дать полный ответ. Мы имеем в виду вопрос о высшем командовании, призванном отныне в военное время координировать операции воздушной армии с операциями сухопутных и морских армий.Существенный принцип, который в основном направляет проводимую реорганизацию, зиждется на единстве и полной независимости воздушной армии. Она призвана действовать массой в воздушном сражении в собственном смысле этого слова, по приказам воздушного главнокомандующего, но в то же время она должна принимать участие в комбинированных операциях с сухопутной и морской армиями и по воздушной обороне территории».
Далее следует перечисление главных операций, в которых необходимо согласование действий различных армий и различных вопросов, возникающих перед командованием относительно самостоятельного применения воздушных сил и применения их в сочетании с другими армиями. Было бы излишне повторять здесь это перечисление задач, которые известны читателю из предыдущего изложения. Затем ген. Мессими добавляет:
«Мы видим пробел в наших мероприятиях в отношении высшего командования в военное время и срочную необходимость внести в эту проблему необходимые уточнения. [116]Каждому ясно что при наличии самостоятельной воздушной армии, могущей действовать или в интересах сухопутной армии или в интересах военного флота, или же действовать в массе независимо, тотчас же возникают щекотливые проблемы распределения частей воздушного флота, а также распределения, согласования и увязки задач. Очень важно еще в мирное время ответить на эти вопросы».
Сказав это, докладчик, спрашивает, каковы должны быть отношения между правительством и командованием{94}.
«Первым возникает вопрос: каковы должны быть отношения между правительством и высшим командованием? Было бы ошибкой думать, что после окончания войны очередные правительства и палаты депутатов разного созыва не занимались этой важной проблемой. 10 января 1924 г. председатель совета министров Пуанкаре внес проект закона об «общей организации нации на военное время». Статьи 17 и 21 этого проекта вкратце указывают, на каких принципах должно основываться необходимое разделение ответственности.«7 июля 1925 г. Пенлеве, военный министр и председатель совета министров, вновь внес тот же самый проект, на котором, кроме того, стояли подписи Бриана, Кайо, Эмиля Бореля и Шрамека. Военная комиссия палаты депутатов поручила изучение этого проекта Полю Бонкуру. Последний большую часть своего доклада посвятил изучению этой деликатной проблемы. Его мнение, утвержденное голосованием палаты, сводится к следующему:
«Правительство не имеет права отрекаться, как это было с 1 сентября 1914 г. до конца 1916 г., от своей роли и передавать свою власть в руки командования. Его долг сохранить в своих руках общее руководство войной. Напротив, командование требует высшей власти для того, чтобы быстро принимать решения, которые могут потребоваться при возникновении критической обстановки и когда от быстроты решения зависит судьба страны.
Как же, оставаясь в рамках конституции, разрешить эту трудную задачу и действительным образом обеспечить скорость принятия решения и эффективное руководство войной во всех областях? [117]
Решение, которое рекомендует Поль Бонкур, состоит в «сосредоточении в военное время правительственной власти в руках немногочисленного военного комитета и в усилении власти председателя совета министров, который и должен иметь возможность посвятить себя исключительно руководству войной».
Сказав это, ген. Мессими добавляет:
«На основании своего личного горького опыта ваш докладчик целиком присоединяется к этому тезису».
Однако, он спешит добавить:
«Но само собою разумеется, что ни военный комитет, ни председатель совета не будут сами командовать воздушными, сухопутными и морскими силами. Правительство, отвечающее за общее руководство войной, в силу необходимости должно поручить другой инстанции выполнение этой задачи».
Эту проблему «командования» он излагает следующим образом.
«Кому же должна быть поручена задача командования в военное время всей совокупностью вооруженных сил страны? Кому должна быть поручена задача в мирное время подготовить вооруженные силы к общим действиям?«Ваша комиссия, — продолжает докладчик, — долгое время решала эту задачу. Она считает своим долгом отметить, насколько важна эта задача, насколько здесь требуется ясное решение».
Затем следует изложение первого из предлагаемых комиссией решений:
«А) Одно из этих решений, — первое, которое приходит на ум, — состоит в поручении ответственности за все операции на всех театрах войны верховному главнокомандующему, назначаемому заблаговременно и еще в мирное время, получающему задание являться «координатором и вдохновителем» военных усилий страны. В военное время он имест свою резиденцию вместе с правительством. Если бы существовало министерство государственной обороны, то это решение было бы легко принять, так как оно не вызвало бы никаких затруднений. [118]
Но осуществимо ли создание такого министерства? Эфемерная попытка Тардье ведь может повториться и завтра.Ваша комиссия считает, однако, что создание министерства государственной обороны вполне отвечает необходимости, которая стала еще более повелительной вследствие появления третьего военного ведомства, а именно воздушного ведомства.
Не без удовлетворения ваша комиссия услышала то же самое мнение в недавнем замечательном докладе докладчика{95} по воздушному бюджету в палате депутатов. Вот что говорится в этом докладе:
«Долго ли Франция будет заставлять парламент рассматривать три военных бюджета? Когда же и какая высшая власть по поручению правительства будет заблаговременно распределять... между этими тремя видами вооруженных сил кредиты, выделенные на оборону? Должна ли в мирное время продолжаться между генеральными штабами армии, флота и воздушных сил борьба за свои прерогативы?
Долго ли будут продолжать рассматривать войну, как не вносящую морального разложения в тыл страны спустя уже несколько часов после объявления войны, когда начнется разрушение столиц и крупных центров промышленного производства с воздуха при помощи огня, взрывчатых и отравляющих веществ? Будет ли флот упорно отрицать мысль, что отныне борьба ведется между гидросамолетом и линейным кораблем, как с 1886 г. она ведется между линейным кораблем и подводной лодкой?
Решится ли, наконец, воздушное министерство признать, что воздушная армия должна быть результатом взаимного проникновения и взаимодействия всех живых сил страны, — гражданских и военных летчиков, гражданских и военных самолетов, частной и государственной промышленности?
Кто же будет тем командующим, который выслушает и исследует вопрос и который примет решение?
Единый военный начальник, уполномоченный в своих функциях министром государственной обороны, — вот простое, ясное, рациональное и основательное решение.
Но принципиально возражают даже против существования министерства государственной обороны. Попытка его создания в 1932 г. потерпела неудачу [119] ввиду громадности и трудности задачи, порученной одному единственному человеку{96}.
Критика неверно толкует эту неудачу. Неудача произошла вследствие ошибок, допущенных во внутренней организации этого нового ведомства. Тардье имел смелость попытаться объединить в одних единственных руках три военных ведомства. Но он в то же время затруднил и усложнил задачу нового министерства, поставив вверх дном солидную организацию военного, морского и воздушного министерств, потому что он раздробил их на три части: командование, военно-хозяйственное и административное дело, материальная часть.
Это расчленение обрекало попытку на неуспех. По крайней мере в самом начале министерство государственной обороны должно сохранить существующие ведомства. Задача министра обороны должна состоять вначале только в хорошем согласовании того, что у них является общим в их задачах.
Но хотя и нет министерства государственной обороны, необходимо тем не менее решить задачу о едином командующем. Нет никаких препятствий к принятию такого решения».
Таково решение, согласующееся с природой вещей и со здравым смыслом. Тем не менее ген. Мессими присовокупляет:
«Б) Но нельзя, закрывать глаз на следующие возражения, выставляемые против этого решения:«Положение такого главнокомандующего, поставленного между министрами морским, военным и воздушным, было бы очень сложным. Легко предвидеть также и затруднения по отношению к правительству, а может быть и по отношению к трем главнокомандующим сухопутных, морских и воздушных сил».
Докладчик в своем докладе не уточняет эти затруднения, но можно предположить, о чем тут идет речь. Тут весь вопрос в престиже, где выбрать верховного командующего? Это затруднение, конечно, легко обойти. Ясно, что верховное командование должно быть вручено тому, кто лучше всего может справиться с этой задачей. Главнокомандующий, наиболее достойный доверия нации, главнокомандующий именно той армии, тех вооруженных сил страны, на которые будет возложена [120] главная задача, несомненно, и должен быть верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами.
Если такой армией будет воздушная, то верховное командование должно быть доверено лучшему из ее командиров. Если это будет морской флот, то верховный главнокомандующий должен быть выбран из морских командующих.
Но если признать тезис, что решить судьбу войны должен попрежнему исход операций сухопутной армии, то нужно возложить на наиболее квалифицированного высшего и выдающегося командира сухопутной армии громадную ответственность за командование всеми вооруженными силами страны.
Возможно что одну из трудностей, про которые говорит ген. Мессими, он видит в том, что, как известно, демократия не доверяет военным начальникам! Конечно, недоверие было бы особенно велико, если бы, как это следует по проекту, в руках одного начальника сосредоточилась бы военная власть над всеми вооруженными силами страны.
Боязнь подобного рода нелепа{97}. Ведь можно же различными способами испытать и проверить полную лойяльность крупных военных начальников, а с другой стороны, ведь не поручит же правительство такую власть вслепую и всегда будет иметь в своем распоряжении средства для передачи власти другому командующему, более достойному во всех отношениях. Ведь доказано, что французские армии вовсе не являются армиями государственного переворота. Но, несмотря на это, ген. Мессими, экая слабость демократии в этом отношении, предлагает другое решение — более скромное, как он говорит, и могущее натолкнуться на менее свирепую оппозицию. Это более скромное решение состоит в следующем:
«Возложить солидарную ответственность на главнокомандующих сухопутных, морских и воздушных сил за решения, интересующие все три театра военных действий. Если же взаимодействие на равных правах не может быть осуществлено, что весьма вероятно, то в обязанность правительства должно быть вменено назначение ответственного лица (из числа трех главнокомандующих) за согласование общих операций. Тогда организация высшего командования представится в таком виде:1) Совет министров, с участием главнокомандующих сухопутными, морскими и воздушными силами, отвечает [121] за общее руководство войной. В настоящее время эту задачу выполняет «Высший совет государственной обороны».
2) Фактически же общее руководство войною должно быть поручено, под председательством председателя совета министров, трем министрам военных ведомств, с участием трех главнокомандующих и их начальников генеральных штабов. Эти лица образуют Военный комитет.
3) Главнокомандующие сухопутными, морскими и воздушными силами вместе со своими основными сотрудниками мирного времени должны образовать Высший технический штаб. Ему поручается руководство операциями на суше, на море и в воздухе».
Ничего нельзя возразить ни против Высшего совета государственной обороны, ни против Военного комитета. Но что это за высший технический штаб, руководящий операциями на суше, на море и в воздухе? Что это за организм с тремя головами, где ни одна голова не имеет другой власти, кроме власти согласования? Опыт и здравый смысл единодушно говорят, чего стоят комитеты и «увязки» там, где нужен командир, отдающий приказ. Следовательно, правильным является лишь единственное решение, — это единое верховное командование, ибо оно одно только гарантирует интересы государственной обороны.
Но надо заметить, что организация верховного командования военного времени требует создания в мирное время соответствующей организации в виде министерства государственной обороны. Министр государственной обороны должен иметь в своем подчинении все три существующие военные ведомства, которые должны быть поручены государственным секретарям.
Кроме того, само собой понятно, что верховный главнокомандующий, назначенный еще в мирное время, должен занять место рядом с министром государственной обороны, возглавляя подготовку всех вооруженных сил к войне. [123]