Из тайников германского Генерального штаба

Представление о том, как фашистская Германия готовила войну против СССР, было бы далеко не полным, если бы мы не проникли в тайники германского генерального штаба и не ознакомились с тем зловещим механизмом, который разрабатывал планы войны против нашей страны. Это тем более необходимо, так как германский генеральный штаб, духовно связанный с фашизмом, являлся одним из активных организаторов подготовки войны против Советского Союза. Он не только теоретически обосновал стратегические принципы ведения войны, но и практически подготовил ее развязывание.

Но как раз именно эта сторона дела очень мало исследована. И не потому, что она находилась вне поля зрения советских историков. Внимание к этой проблеме не ослабевало в течение всего послевоенного времени. Но источниковедческая база была настолько ограниченной и сомнительной, что провести сколько-нибудь серьезное исследование было просто невозможно. Тайники германского генштаба, разрабатывавшего планы агрессии против СССР, оказались трудно доступными, а гитлеровские генералы, принимавшие непосредственное участие в создании этих планов, запутывали дело, лгали народу, стараясь уйти от ответственности за совершенные ими злодеяния.

Буржуазные реакционные историки и мемуаристы, много пишущие о второй мировой войне, также умалчивают о тайной подготовке вооруженных сил Германии к войне против Советского Союза, скрывают роль германского генерального штаба в разработке стратегических планов [85] вторжения на территорию СССР. Они стремятся скрыть вероломную и коварную деятельность гитлеровского правительства.

Только после опубликования многочисленных документов, особенно материалов Нюрнбергского процесса, то, что было тайным, стало явным. Теперь уже можно точно установить, как гитлеровские генштабисты разрабатывали агрессивные планы войны против СССР, как генералы Гальдер, Хойзингер и Паулюс в цоссенских{67} подземных укрытиях в строжайшей тайне разрабатывали различные варианты планов нападения на Советский Союз, определяли необходимые для их осуществления силы и средства, составляли таблицы и графики сосредоточения и переброски войск к западным границам СССР. Стали известными и такие детали: когда Браухич и его начальник штаба Гальдер докладывали в имперской канцелярии фюреру план «Барбаросса» — план разбойничьего нападения на СССР — и какие в него вносились коррективы.

История наглядно показывает, что ни в какой другой стране генеральный штаб не играл такой ведущей роли, как в Германии. Издавна, еще со времен франко-прусской войны 1870 — 1871 гг., германский генеральный штаб во главе с Мольтке стал выразителем наиболее реакционной военной идеологии, агрессии, вероломства и насилия. Отражая интересы империалистических кругов, он служил надежной опорой прусского, а затем и германского государства.

В осуществлении своей захватнической программы фашизм встретил широкую поддержку видных руководителей германского генерального штаба. Генеральный штаб в системе фашистского аппарата являлся главным центром разработки планов агрессивных войн.

Бывшие же руководители германского генштаба и западногерманские историки пытаются отвести генеральному штабу второстепенную роль в подготовке агрессивных войн, в том числе войны против СССР, наделить его лишь исполнительными функциями. Для обоснования этого ложного [86] тезиса они выдвигают ими же придуманную версию о том, что политика и стратегия были сосредоточены в руках Гитлера, а генеральный штаб лишь выполнял его приказы.

«Гитлер, — утверждает Герлиц, — действовал теперь совершенно самостоятельно, выключив обычные инстанции старой дипломатии ведомства иностранных дел и генерального штаба, которые он теперь рассматривал уже не как советников, а только как исполнительные органы»{68}.

В силу этого, продолжает Горлиц, ответственным военачальникам нелегко было составить себе представление о подлинных намерениях и взглядах Гитлера.

Руководители германского генерального штаба Кейтель и Иодль на Нюрнбергском процессе произносили наивные и легкомысленные речи, стремясь доказать, что они будто бы стояли в стороне от политики, не входили в политические соображения Гитлера относительно войны против СССР и были лишь «преданными солдатами» фюрера. «Я всегда смотрел на себя как на солдата, а не как на политического деятеля»{69}, — заявил Кейтель.

Главный штаб вооруженных сил Германии, по утверждению Кейтеля, являлся лишь военным штабом Гитлера, так как якобы все стратегические и оперативные планы разрабатывались по поручению Гитлера главнокомандующими видами вооруженных сил и генеральным штабом сухопутных сил{70}. Развивая идею о второстепенной роли германского генерального штаба в подготовке войны против СССР, Кейтель на Нюрнбергском процессе категорически отрицал разработку главным штабом вооруженных сил директив о подготовке к нападению на Советский Союз. На вопрос главного прокурора СССР Р. А. Руденко о роли штаба ОКВ в разработке планов войны против СССР Кейтель ответил: «Я лишь передавал данные мне фюрером поручения»{71}.

Эти наивные заявления начальника штаба верховного главнокомандования вооруженных сил Германии находятся в явном противоречии с той действительной ролью, которую играл генеральный штаб в подготовке агрессии, и [87] вряд ли могут ввести кого-либо в заблуждение. Германский генеральный штаб являлся активным участником подготовки фашистской агрессии против СССР, а его руководители Кейтель и Иодль были ближайшими наставниками и советниками Гитлера по военным вопросам.

Чтобы правильно определить место генерального штаба в системе фашистского аппарата и его руководящее влияние на разработку планов войны, следует напомнить о тех структурных изменениях в аппарате гитлеровского правительства, которые поставили генштаб в привилегированное положение по отношению к другим правительственным ведомствам и учреждениям.

Став верховным главнокомандующим всеми вооруженными силами, Гитлер значительно расширил функции генерального штаба и отвел ему более видную, чем прежде, роль. 4 февраля 1938 г. был создан главный штаб вооруженных сил, начальником которого стал генерал Кейтель.

Права главного штаба верховного командования вооруженных сил Германии были определены специальным правительственным положением от 30 мая 1938 г. В нем указывалось, что вся полнота полномочий в деле подготовки и ведения войны принадлежит главному штабу верховного командования вооруженных сил и его начальнику, который «пользуется высшими правами в сравнении со всеми другими верховными органами» и персонально «отвечает за выполнение всех задач, стоящих перед верховным командованием; ему, а также главнокомандующим родов вооруженных сил передаются полномочия всех высших учреждений Германии»{72}.

Одновременно в рамках верховного командования был создан штаб оперативного руководства вооруженными силами, возглавлявшийся с августа 1939 г. генералом Иодлем, который получил право личного доклада Гитлеру. Это практически ставило его в равное положение с начальником главного штаба вооруженных сил.

Таким образом, кроме генерального штаба сухопутных войск (ОКХ) образовался главный штаб вооруженных сил (ОКВ), сосредоточивший у себя основные стратегические вопросы подготовки и ведения агрессивных войн и теснейшим образом связанный с нацистской верхушкой. [88]

Проводя организационные изменения высших органов вермахта, Гитлер сменил и его руководство. Вместо Бломберга, Фринче и Бека к руководству вермахтом пришли наиболее агрессивные представители германской военщины — Кейтель, Иодль, Браухич и Гальдер.

Готовясь к развязыванию захватнических войн, Гитлер создал 4 сентября 1938 г. совет государственной обороны, став номинально его председателем. В состав совета входили начальник главного штаба, главнокомандующие сухопутными, военно-воздушными и военно-морскими силами, министры и государственный уполномоченный по военной экономике{73}. Имперский совет играл большую роль в практической подготовке агрессивных войн. Определяя задачи совета государственной обороны, Геринг на заседании 23 июня 1939 г. заявил: «...совет обороны является... решающим центром в империи по вопросам подготовки войны»{74}.

В качестве рабочего органа совета был образован комитет государственной обороны, председателем которого являлся Кейтель. В состав комитета, кроме представителя главного штаба вооруженных сил, входили уполномоченный по четырехлетнему плану, генеральные уполномоченные по административному управлению государством, генеральные уполномоченные по экономике, представители государственной трудовой службы и министерства путей сообщения.

Комитет государственной обороны и его председатель — начальник главного штаба обладали широкими полномочиями. Комитет пользовался высшими правами по сравнению с другими верховными органами, а полномочия главного штаба распространялись на все высшие государственные учреждения, связанные с административным управлением страной и руководством экономикой, на министерства путей сообщения, почт и телеграфа и др.

После начала второй мировой войны организация высших военных органов претерпела дальнейшие изменения. 30 августа 1939 г. вместо совета государственной обороны был создан совет министров по обороне государства в более [89] узком составе. В него вошли всего шесть видных деятелей гитлеровского правительства, в том числе и начальник главного штаба вооруженных сил{75}.

Совет министров по обороне государства направлял и координировал все проводившиеся в стране экономические и военные мероприятия по использованию военно-экономического потенциала в целях подготовки и ведения агрессивных войн. Он являлся руководящим штабом по разработке преступных планов агрессии. Члены этого совета, обладая большой властью, руководили соответствующими ведомствами, каждое из которых проводило в жизнь эти планы.

Руководители главного штаба Кейтель и Иодль присутствовали и принимали активное участие во всех совещаниях у Гитлера, где решались политические и военные вопросы, связанные с фашистской агрессией. Все планы и директивы военных кампаний и операций разрабатывались главным штабом и генеральным штабом и подписывались Кейтелем и Иодлем. Некоторые из операций проводились под личным руководством начальника главного штаба Кейтеля{76}.

Документы и факты неопровержимо подтверждают, что руководители германского генерального штаба были не пассивными исполнителями воли фюрера, а убежденными сторонниками и ревностными проводниками нацистских планов заговора против мира и человечества. Можно с полным основанием считать, что без постоянных советов и активного содействия генерального штаба гитлеровская Германия не смогла бы осуществлять свои агрессивные планы.

Германский генеральный штаб был неразрывно связан с каждым отдельным актом фашистской агрессии. Ему принадлежали основные стратегические идеи и детальная разработка планов захвата Польши (план «Вейс»), Норвегии и Дании («Учение Везер»), Франции, Голландии и Бельгии (план «Гельб»), Греции и Югославии (операция «Марита»). [90]

В каждом отдельном случае генеральный штаб определял стратегические цели агрессии, необходимые для этого силы и средства, время и сроки проведения военных кампаний и операций. Обладая достаточной практикой планирования и проведения операций, используя весь свой опыт и знания, генеральный штаб детально разработал и план войны против СССР (план «Барбаросса»).

Реакционная буржуазная историография стремится запутать многие вопросы, связанные с подготовкой и планированием войны против Советского Союза, и прежде всего извратить ее политические причины. Гитлеровцам надо было как-то оправдать вероломное нападение на СССР, выдумать причины, которые бы послужили «основанием» для их вторжения на советскую территорию вопреки заключенному договору о ненападении. Они помнили наказ «железного канцлера» Бисмарка, который поучал прусских парламентариев:

«Беда тому государственному деятелю, который в наше время не изыскивает причины для начала войны, причины, которые бы и после войны продолжали оставаться убедительными».

Готовясь к войне против страны социализма, гитлеровское правительство создало версию, что якобы Германии угрожала война со стороны Советского Союза, что будто бы на западной границе СССР были сконцентрированы колоссальные вооруженные силы для нападения на Германию. Гитлеровцы утверждали далее, что создавшееся в результате мнимой угрозы «опасное положение» вынудило их предупредить нападение СССР на Германию и начать «превентивную войну» против Советского Союза.

В первые же часы вероломного нападения на СССР нацистская пропаганда раструбила на весь мир, что над Германией и над всей Западной Европой нависла коммунистическая угроза, что большевистская Москва готовила удар в спину Германии, поэтому последняя якобы вынуждена была защищаться.

Эти ложные обвинения в адрес СССР впервые появились в меморандуме, врученном министром иностранных дел Германии Риббентропом советскому послу в Берлине 22 июня 1941 г. в 4 часа утра, т. е. уже после того, как немецко-фашистские войска вторглись на территорию СССР. В меморандуме также утверждалось, что будто бы Советское правительство и Коммунистическая партия вели обширную пропагандистскую деятельность в странах [91] Европы и в самой Германии с целью распространения коммунистической доктрины и большевизации Европы. Нацисты обвиняли правительство СССР, Коммунистическую партию Советского Союза в том, что они якобы использовали компартии стран Западной Европы для подрывной деятельности, направленной против Германии.

Внешняя политика СССР изображалась в меморандуме как политика, подготовлявшая захват западноевропейских государств, вторжение на Балканы, овладение Босфором и Дарданеллами.

В заключительной части этого заранее подготовленного обширного меморандума (он составлен на 29 страницах) говорилось, что враждебная Германии политика Советского правительства сопровождалась в военной области постоянно возраставшей концентрацией всех Вооруженных Сил СССР от Балтийского до Черного моря. После проведения русской генеральной мобилизации, подчеркивалось в меморандуме, на сегодня не менее 160 дивизий развернуто против Германии. Группировка советских войск, особенно моторизованных и бронетанковых соединений, происходила таким образом, что Верховное Командование СССР в состоянии в любое время осуществить агрессию против немецкой границы.

Так беззастенчиво извращалась германским правительством предвоенная внешняя политика СССР. Все ставилось с ног на голову. Получилось, что Советский Союз рвался к захвату чужих территорий, а фашистская Германия якобы выступала в качестве спасителя Европы от «коммунистической опасности». И все это делалось во имя того, чтобы оправдать «превентивную войну» со стороны германского фашизма, предпринятую будто бы с целью «защиты» Германии и других западноевропейских стран от угрозы нападения со стороны Советского Союза.

Легенда о «превентивной войне» была пущена в ход для оправдания разбойничьего нападения гитлеровской Германии на СССР. Она получила широкое распространение на Западе. Гитлеровские дипломаты, генералы, историки использовали ее в пропагандистских целях. Уже в послевоенный период, тогда, когда непосредственные активные участники войны сидели в тюрьме, они не отказались от легенды о «превентивной войне». Кейтель на допросе 17 июня 1945 г. на вопрос о причине нападения Германии на СССР заявил:

«Я утверждаю, что все [92] подготовительные мероприятия, проводившиеся нами до весны 1941 года, носили характер оборонительных приготовлений на случай возможного нападения Красной Армии. Таким образом, всю войну на Востоке в известной мере можно назвать превентивной».

Гитлеровский генерал Типпельскирх, одним из первых опубликовавший в Западной Германии книгу по истории второй мировой войны, утверждает, что нападение фашистской Германии на СССР было вынужденным, что в войне будто бы больше всего был заинтересован Советский Союз{77}.

В книге «Роковые решения», изданной в США в конце 1956 г., генерал Вестфаль изобразил всю предвоенную внешнюю политику СССР как политику, которая якобы угрожала Германии. Вероломное нападение фашистской Германии на Советский Союз он преподнес как «превентивную войну», будто бы имевшую целью защитить Германию от «красной опасности», угрожавшей с Востока{78}.

Профессор Гамбургского университета Мейснер — «ведущий германский историк», как его называл американский журнал «Foreign affairs», утверждает, что нападение фашистской Германии на СССР послужило «ответом на советское вмешательство в сферу интересов Германии». Ему вторят и другие западногерманские писатели — Г. Серафим, А. Хильгрубер, Г. Холдак, К. Ассман, К. Хубатч.

Фальшивка о «превентивной войне» оказалась живучей и стала официальной точкой зрения в ФРГ. Бывший канцлер Аденауэр не раз пускал ее в ход в своих речах. Выступая в ноябре 1959 г. на съезде Христианско-демократического союза в Рейнской области, он, не гнушаясь явного вымысла и прямого искажения всем известных фактов, заявил: «Ни одна из стран в этом столетии не вела столько войн, не захватила столько стран, сколько Советский Союз».

Какая возмутительная ложь! Она не может не вызывать протесты у всех честных людей, хорошо знающих, что не Советский Союз, а гитлеровская Германия развязала вторую мировую войну, стоившую народам десятков миллионов жизней и неисчислимых материальных жертв, [93] что гитлеровская Германия совершила разбойничье нападение на нашу страну. Аденауэр же нарочито все события ставит с ног на голову. В своих попытках извратить политику Советского Союза бывший западногерманский канцлер отбрасывает прочь не только логику, но и элементарный здравый смысл.

В 1962 г. в ФРГ вышла книга молодого западногерманского историка Ф. Фабри «Пакт Гитлера — Сталина. Очерк методов советской внешней политики». Весь смысл этого исследования сводится к главному выводу: Гитлеру не следовало бы заключать с Советским Союзом пакт о ненападении, так как он якобы «открыл коммунизму путь в сердце Европы».

Ф. Фабри высказал и другие соображения. Хотя собранные им документы отвергают версию о «превентивной войне» Германии против СССР, тем не менее, тенденциозно истолковывая эти документы, Ф. Фабри стремится внушить читателю мысль о правомерности такого нападения, так как будто бы советские войска готовили наступательную операцию летом 1941 г.

Кроме того, аннотируя книгу, ее издатели пишут:

«До сих пор считали, что Гитлер уже летом 1940 г. принял решение начать войну с СССР. Это, как показывает автор, заблуждение. Лишь после визита Молотова в Берлин в ноябре 1940 г., т. е. лишь после того, как Гитлер убедился в неудаче попытки включить Сталина в континентальный блок, он начал желать войны».

Легенда об угрозе Германии со стороны Советского Союза распространяется не только в ФРГ, но и в США и Англии. Английский военный писатель Б. X. Лиддел Гарт в книге «Стратегия непрямых действий», оправдывая агрессию Гитлера, направленную на Восток, против СССР, указывает, что если бы Германия продолжала войну с Англией, то

«тем самым Германия поставила бы себя под опасный удар в спину со стороны России, так как Гитлер чувствовал, что его договор со Сталиным не обеспечил бы нейтралитет России ни на одну минуту дольше, чем это соответствовало бы интересам Сталина»{79}.

Кому и зачем понадобилась выдумка о «превентивной войне»? Здесь преследовались по крайней мере две цели: [94] во-первых, нужно было придать хотя бы каткую-то видимость морального оправдания вероломству и агрессии и тем самым обмануть немецкий народ и народы других стран, вызвать у них неприязнь к Советскому Союзу; во-вторых, спекулируя на антикоммунизме, сколотить антисоветский блок союзников, стоявших на единой идеологической платформе, определявшейся ненавистью к стране социализма.

Как же в действительности обстояло дело? Выше приводились факты и документы, свидетельствующие о том, в каких масштабах и с какой целью готовилась фашистская Германия к войне против Советского Союза. Но так как гитлеровские генералы, особенно те из них, которые были непосредственно связаны с разработкой плана войны, тоже утверждают, что война против СССР планировалась как «превентивная» и что практическая подготовка к ней началась лишь зимой 1940/41 г., т. е. с момента подписания Гитлером директивы № 21, то следует более подробно остановиться и на этой стороне дела.

Прежде всего надо выяснить, когда германский генеральный штаб начал разработку планов войны против СССР. Начальник штаба верховного главнокомандования Кейтель на заданный ему об этом вопрос ответил:

«Вопрос о возможности войны с Советским Союзом впервые встал с некоторой определенностью к концу 1940 года. В период осень 1940 — зима 1940/41 гг. этот вопрос ставился только в плоскости возможности активных действий германских вооруженных сил на Востоке, с целью предупреждения нападения России на Германию. В этот период никаких конкретных мероприятий генштабом не предпринималось»{80}.

Любопытно отметить, что руководители гитлеровского правительства упорно стремились скрыть длительную тайную подготовку и разработку плана войны против СССР. На интересовавший советских представителей вопрос о том, когда стало известно о военных планах против России, Геринг ответил: «Мне стало об этом известно за 1,5 — 2 месяца до начала войны»{81}. Риббентроп также утверждал, что он «ничего не знал в декабре (1940 г. — П. Ж.) [95] об агрессивной войне против России»{82}. Иодль также относил начало планирования войны против СССР к ноябрю — декабрю 1940 г. На Нюрнбергском процессе он заявил:

«Я, к моему большому удивлению, узнал здесь от свидетеля Паулюса, что задолго до того, как мы вообще, согласно приказу, начали заниматься этим вопросом, в генеральном штабе сухопутных сил составлялись проекты наступления. Я не могу совершенно точно заявить, каким образом это произошло. Может быть, об этом знает генерал-полковник Гальдер»{83}.

Не трудно догадаться, что гитлеровские генералы и дипломаты пытались, во-первых, снять ответственность с гитлеровского правительства за развязывание агрессивной войны против СССР и, во-вторых, объяснить ограниченностью времени грубейшие просчеты генерального штаба в планировании войны.

Но известно, что политический замысел вооруженного нападения на Советский Союз давно созрел в умах руководителей фашистской Германии. Идея о завоевании «жизненного пространства» на Востоке являлась одним из старейших тезисов Гитлера. Еще в книге «Моя борьба», вышедшей в Германии в конце 20-х годов, он заявил: «Говоря ныне о новых территориях в Европе, мы должны иметь в первую очередь Россию». Но для выяснения преднамеренного, заранее обдуманного замысла нападения на СССР важно ответить на вопрос, когда этот замысел стал облекаться в конкретные формы непосредственной подготовки к войне против Советского Союза и какова была действительная роль в этом германского генерального штаба.

Так как показания руководителей главного штаба ОКВ Кейтеля и Иодля не помогают выяснению этого вопроса, а лишь запутывают его, то следует обратиться к свидетельству еще одного активного участника разработки планов войны против СССР — начальника генерального штаба сухопутных войск генерал-полковника Гальдера. И отнюдь не по совету Иодля. Иодль и Гальдер — одного поля ягодки, но последний вопреки своему желанию оставил важный исторический источник — служебный дневник, [96] который не предназначался для опубликования, а велся, по свидетельству его бывшего адъютанта Мюллера-Гиллебранда, «для памяти».

Из записей дневника начальника генерального штаба становится очевидным то, что так старательно скрывали Кейтель и Иодль. Еще 30 июня 1940 г., т. е. через восемь дней после капитуляции Франции, Гальдер в беседе со статс-секретарем министерства иностранных дел Вейцзекером уже развивал идеи о том, что успехи закончившейся кампании можно закрепить только военной силой. «Теперь, — говорил Гальдер, — взоры обращены на Восток»{84}. А через три дня, 3 июля 1940 г., Гальдер дал уже указания начальнику оперативного отдела Грейфенбергу подумать о том, «как нанести России военный удар, чтобы заставить ее признать господствующую роль Германии в Европе»{85}.

Из последующих записей Гальдера видно, что генеральный штаб сухопутных войск (ОКХ) в июле 1940 г. энергично взялся за разработку конкретного стратегического и оперативного плана нападения на СССР и 22 июля смог доложить Гитлеру свои первые соображения. Они сводились к следующему: 1) основная задача состоит в том, чтобы быстро, внезапными мощными ударами разбить советские войска или по крайней мере занять такую территорию, чтобы можно было обезопасить Берлин и Силезский промышленный район от налетов авиации противника. Желательно такое продвижение в глубь Советского Союза, чтобы германская авиация могла разгромить его важнейшие центры; 2) для войны против СССР необходимо 80 — 100 дивизий; 3) развертывание продлится не менее 4 — 6 недель{86}. Это были первые, исходные наметки плана.

Ознакомившись с предварительными соображениями генерального штаба, Гитлер потребовал от главнокомандующего [97] сухопутными силами, чтобы он энергичнее занялся русской проблемой{87}. И Браухич немедленно ею занялся.

Для выяснения истины несомненный интерес представляют свидетельства бывших немецко-фашистских генералов и офицеров, непосредственно участвовавших в подготовке нападения на СССР и разработке планов этого нападения или близко стоявших к верховному командованию Германии и хорошо информированных о времени начала подготовки и ее масштабах.

Прежде всего следует ознакомиться с показаниями наиболее сведущего человека — генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса, являвшегося одним из творцов плана «Барбаросса»{88}.

Судя по материалам, хранящимся в сейфах (отдельные рукописи, черновые наброски, расчеты, схемы), Паулюс собирался написать воспоминания. И ему было о чем писать. Занимая высокие штабные и командные посты в вермахте, Паулюс знал то, что для многих оставалось тайной. Он участвовал в войнах Германии против Польши, Франции и Советского Союза. 1 сентября 1939 г. Паулюс был назначен начальником штаба 4-й группы армий, войска которой первыми вторглись на территорию Польши. С 1 августа 1940 г. он являлся начальником штаба 6-й армии, участвовавшей в войне против Франции, а с 3 сентября — первым оберквартирмейстером генерального штаба сухопутных сил (первым заместителем начальника генштаба), руководителем разработки плана «Барбаросса». Эту должность Паулюс занимал до 18 января 1942 г., т. е. до назначения его командующим 6-й армией.

Как видно из материалов архива, Паулюс намеревался поделиться воспоминаниями о разработке планов нападения на СССР. Он уже проделал значительную работу, но не завершил ее. 1 февраля 1957 г. Паулюс умер.

Значительный интерес представляет заявление Ф. Паулюса Советскому правительству, сделанное им 9 января 1946 г., в период пребывания в СССР в лагере для [98] военнопленных{89}.

«При моем поступлении на службу в ОКХ 3.IX — 1940 года, — писал Ф. Паулюс, — я среди прочих планировок застал там еще не законченный предварительный оперативный план нападения на Советский Союз, известный под условным обозначением «Барбаросса».

Разработкой плана занимался генерал-майор Маркс. Маркс состоял начальником штаба 18-й армии (фельдмаршала фон Кюхлера) и был временно командирован в ОКХ для разработки плана.

Этот план, разработка которою производилась по приказу ОКВ, генерал-полковник Гальдер передал мне с заданием проанализировать возможности наступательных операций с учетом условий местности, использования сил, потребной силы и т. д. при наличии 130 — 140 дивизий.

По замыслу ОКВ оперативной задачей было: сначала — захват Москвы, Ленинграда и Украины, в дальнейшем — Северного Кавказа с его нефтяными источниками. Конечной целью предусматривалось достижение приблизительно линии Астрахань — Архангельск.

Поставленная цель уже сама по себе характеризует этот план как подготовку чистейшей агрессии; это явствует также из того, что оборонительные мероприятия планом не предусматривались вовсе.

Этим самым развенчиваются лживые утверждения о превентивной войне против угрожающей опасности, которые аналогично оголтелой геббельсовской пропаганде распространялись ОКВ » (курсив авт. — П. Ж.).

Не меньший интерес представляет заявление, сделанное генерал-лейтенантом В. Мюллером — бывшим командующим 12-м армейским корпусом{90}. Он принадлежал к высшим кругам вермахта. В 1940 г. В. Мюллер был начальником оперативного отдела штаба группы армий «Ц». Ему было известно многое.

Генерал-лейтенант В. Мюллер, находясь в СССР, в лагере для военнопленных, сообщил ценные сведения. Он писал:

«Подготовка к нападению на Советский Союз началась еще в июле 1940 года. В то время я был 1-м офицером штаба армейской группировки «Ц» в Дижоне [99] (Франция) командующим был генерал-фельдмаршал фон Лееб. В состав этой армейской группировки входили 1, 2 и 7-я армии, являвшиеся оккупационными войсками во Франции. Кроме того, во Франции находились армейская группировка «А» (Рундштедт), имевшая задачей подготовку «Морского льва» (десанта против Англии), и армейская группировка «Б» (фон Бок). В течение июля штаб армейской группировки «Б» был переведен на Восток (Познань). Штабу армейской группировки «Б» были приданы переброшенные из Франции (из состава оккупационных войск): 12-я армия (Лист), 4-я армия (фон Клюге), 18-я армия (фон Кюхлер) и еще несколько корпусов и около 30-ти дивизий. Из этого числа несколько дивизий взято было из армейской группировки «Ц» (фон Лееб).

Непосредственно после кампании на западе ОКХ (верховное командование сухопутных сил) отдало приказ о демобилизации 20-ти дивизий. Приказ этот был отменен, и 20 дивизий не были демобилизованы. Вместо этого они по возвращении в Германию были уволены в отпуск и таким образом держались наготове на случай срочной мобилизации.

Оба мероприятия — перевод около 500 тыс. человек на границу с Россией и отмена приказа о роспуске около 300 тыс. человек — доказывают, что уже в июле 1940 года существовали планы военных действий на Востоке.

Следующим приказом, свидетельствующим о подготовке Германии к нападению на Советский Союз, явилось изданное в сентябре 1940 года письменное распоряжение ОКХ о формировании в Лейпциге новой армии (11-й), нескольких корпусов и около 40 пехотных и танковых дивизий. Формирование этих соединений производилось с октября 1940 года командующим резервной армией генерал-полковником Фроммом, частично во Франции, главным же образом в Германии. В конце сентября 1940 года ОКХ вызвало меня в Фонтенбло. Оберквартирмейстер генерального штаба сухопутных сил генерал-лейтенант (впоследствии фельдмаршал) Паулюс передал мне пока что в устной форме приказ о том, что мой штаб (штаб армейской группировки «Ц») должен быть к 1-му ноября переведен в Дрезден, а штаб 2-й армии (генерал-полковник Вейхс), входивший в состав этой армейской группировки, — в Мюнхен (также к 1-му ноября). [100]

Задача заключалась в руководстве военной подготовкой формируемых вышеуказанных 40 дивизий. Согласно этому приказу, подтвержденному впоследствии письменным приказом за подписью начальника генерального штаба Гальдера, перевод частей был проведен в установленный срок. При нападении на Советский Союз эти 40 дивизий были введены в действие.

В начале декабря 1940 года начальник генерального штаба Гальдер прислал начальнику штаба армейской группировки «Ц» генерал-лейтенанту Бреннеке (начальнику моего штаба) предварительный оперативный план наступления на Советский Союз. Бреннеке должен был дать оценку этому плану. В середине декабря он должен был быть обсужден в ОКХ генерал-полковником Гальдером при участии начальников штабов армейской группировки «Б» (фон Бок) в Познани и армейской группировки «А» (фон Рундштедт) в Сен-Жермене, около Парижа, т. е. генералов пехоты фон Зальмут и фон Зоденштерн. По возвращении из ОКХ мой начальник штаба сообщил мне о том, что предстоит война с Советской Россией...

В связи с этим на основании имеющихся до сих пор фактов я хочу откровенно и свободно сказать, что на основании всех подготовительных мероприятий, проводившихся с июля 1940 года, тогдашнему начальнику, командующему 17-й армии генералу пехоты фон Штюльпнагелю (Гейнриху), и мне самому, и другим уже в апреле 1941 года было абсолютно ясно, что дело идет к новой агрессивной войне».

На Нюрнбергском процессе представители советского обвинения на большом документальном материале, с привлечением свидетелей, главным образом бывших гитлеровских генералов и офицеров, убедительно показали цели готовившегося нападения и раскрыли конкретные формы его подготовки.

Генерал Варлимонт — заместитель начальника оперативного штаба руководства (заместитель Иодля) — заявил, что 29 июня 1940 г. он впервые услышал от своего начальника генерал-полковника Иодля о готовившемся нападении на СССР.

«Иодль заявил, — сказал Варлимонт, — что фюрер решил подготовить войну против России. Фюрер обосновал это тем, что война должна произойти так или иначе, так лучше будет, если эту войну провести в [101] связи с уже происходящей войной и, во всяком случае, начать необходимые приготовления к ней.. »{91}.

О развернувшейся летом 1940 г. подготовке Германии к войне свидетельствовал и бывший начальник первого отдела германской военной разведки и контрразведки («Абвер-1») генерал Г. Пиккенброк.

«Я должен сказать, — заявил он, — что уже с августа — сентября 1940 года со стороны отдела иностранных армий генштаба стали значительно увеличиваться разведывательные задания «Абверу» по СССР. Эти задания, безусловно, были связаны с подготовкой войны против России»{92}.

Генерал-лейтенант И. Цукерторт, в прошлом служивший в германском вермахте, свидетельствовал:

«В конце сентября 1940 года я лично имел случай убедиться, что подготовка к нападению на СССР шла полным ходом. Я побывал тогда у начальника штаба группы армий «Ц», которой командовал генерал-фельдмаршал Риттер фон Лееб. При этом по чистой случайности мне попалась на глаза огромная карта с нанесенным планом развертывания немецких войск на советской границе и нападения их на СССР. Там была указана дислокация отдельных немецких частей и цели наступления каждой»{93}.

Опираясь на неопровержимые факты, советские обвинители сделали обоснованный вывод о том, что мероприятия по подготовке фашистской Германии к войне против Советского Союза охватили значительную часть 1940 г. и начались по крайней мере за шесть месяцев до подписания Гитлером директивы № 21 (плана «Барбаросса»).

Если генеральный штаб приступил к разработке стратегического плана войны против СССР в июле 1940 г., тогда возникает законный вопрос: как понимать заявления Кейтеля, Геринга, Иодля и Гальдера, что они или не знали об этом, или были вообще против войны с Советским Союзом?

Кейтель утверждал, что он настаивал перед Гитлером «не только изменить этот план (план «Барбаросса». — П. Ж.), но вообще отказаться от этого плана и не вести [102] войны против Советского Союза»{94}. Гальдер пошел еще дальше. Он писал, что весь высший генералитет находился в оппозиции к решению Гитлера развязать войну против СССР.

«Командования видов вооруженных сил — сухопутных войск, военно-морского флота и авиации — по приказу Гитлера взвесили в соответствии с их обязанностями военные возможности на случай вооруженного конфликта. Их компетентные представители доложили верховному главнокомандующему вооруженными силами Гитлеру результаты своей оценки и предостерегли его — даже Геринг»{95}.

Блюментрит, служивший тогда в генштабе, также заявил: «Главнокомандующий сухопутными силами Германии фельдмаршал фон Браухич и его начальник штаба генерал Гальдер отговаривали Гитлера от войны с Россией»{96}.

Так ли обстояло дело? Действительно ли была такая сильная оппозиция генералитета в вопросе о развязывании войны против Советского Союза? Факты говорят о другом. Гитлер после легких и молниеносных побед на Западе был убежден, что Германии удастся также быстро одержать победу и в войне с Советским Союзом.

Уверенность Гитлера подкреплялась тем, что вооруженные силы Германии в ходе войны на Западе понесли ничтожные потери в людях и технике по сравнению с достигнутыми результатами. По официальным данным, потери немецко-фашистской армии в войне против Польши и Франции составили: убитыми — 37 646 человек, ранеными — 131 965 человек и пропавшими без вести — 21 792 человека{97}. После капитуляции Франции вооруженные силы Германии насчитывали 157 дивизий, в том числе 10 танковых. Общий численный состав армии и флота достигал тогда 6 млн. человек.

Таким образом, немецко-фашистская армия сохранила не только людские силы, но и материальные средства — вооружение и боеприпасы. [103]

О наличии и расходе боеприпасов в войне против Франции свидетельствует следующая таблица{98}:

№ п/п.	Вид оружия	Всего имелось на 1.IV. 1940 г.		Расход боеприпасов с 10.V по 20.VI 1940 г. (в т. ш.)	Расход боеприпасов (в %)	Среднемесяч. произв. боепр. в середине 1940 г. (в т. ш.)
		оружия	боеприпасов (в тыс. шт.)
1	Минометы (81 мм)	6796	4377	459	10,5	1600
2	Легкие пехотные орудия (75 мм)	3327	6237	381	6,1	375
3	Тяжелые пехотные орудия (150 мм)	465	708	82	12	45
4	Легкие полевые гаубицы (105 мм)	5381	18970	1 403	7,7	1 110
5	Тяжелые полевые гаубицы (150 мм)	2330	3813	640	17	280
6	Пушки (105 мм)	700	1427	249	17,5	137
7	Мортиры (210 мм)	124	96,5	15,8	17	33

Приведенные цифры показывают, что безвозвратные потери в людях я расход боеприпасов были крайне незначительными. Анализируя данные расхода боеприпасов, Мюллер-Гиллебранд сделал вывод, что

«расход боеприпасов во время западной кампании 1940 года оставался поразительно небольшим... Учитывая этот опыт, можно было считать имевшееся количество боеприпасов достаточным»{99}.

Таким образом, после окончания войны с Францией летом 1940 г. фашистская Германия в военно-экономическом отношении не была ослаблена. Ее вооруженные силы сохранили свою боеспособность, а военная промышленность, получившая возможность широко использовать экономические ресурсы захваченных стран, работала на полную мощность.

Гитлер решил использовать результаты войны на Западе и, не делая продолжительной паузы, внезапно двинуть уже заведенную военную машину против Советского [104] Союза, чтобы в кратковременной кампании добиться решающего успеха. Его одолевала идея развязывания войны против СССР осенью 1940 г. Иодль в беседе с Варлимонтом 29 июня 1940 г. говорил именно о том, что «Гитлер уже осенью 1940 года намеревался начать войну против Советского Союза»{100}. О стремлении Гитлера напасть на СССР осенью 1940 г. писал в своем дневнике и Гальдер{101}.

Следовательно, в основе разногласий генералитета с Гитлером были не коренные вопросы политического или стратегического характера, связанные с нападением на Советский Союз. Генералитет и генеральный штаб не были противниками войны против СССР, они целиком и полностью разделяли агрессивные замыслы Гитлера. Речь шла лишь о времени начала вторжения. «В тот момент, — заявил Геринг на Нюрнбергском процессе, — я считал необходимым отложить его с тем, чтобы выполнить задачи более важные, c моей точки зрения»{102}.

В обоснование своих соображений о нежелательности нападения на СССР осенью 1940 г. генеральный штаб выдвинул следующие доводы: 1) осеннее и зимнее время не позволит успешно проводить наступательные операции; 2) в ограниченное время нельзя осуществить полное развертывание армии; 3) из-за отсутствия на территории Польши подготовленных аэродромов, из-за слаборазвитой сети железных и шоссейных дорог, необорудованности исходного положения нельзя своевременно сосредоточить крупные силы войск, танков и самолетов для развертывания наступательных операций.

Генеральному штабу удалось убедить в этом Гитлера, и он вскоре согласился с доводами своих военных советников. 31 июля 1940 г. Гальдер, присутствуя на заседании у фюрера в Бергхофе, записал выступление Гитлера, который заявил:

«Если Россия будет разбита, у Англии исчезнет последняя надежда. Тогда господствовать в Европе и [105] на Балканах будет Германия. На основании этого заключения Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года... Остановка зимой опасна. Поэтому лучше подождать, но потом, подготовившись, принять твердое решение, уничтожить Россию... Начало — май 1941 года. Срок для проведения операции — пять месяцев. Лучше всего было бы уже в этом году, однако это не даст возможности провести операцию слаженно»{103}.

Таким образом, приведенные документы и факты свидетельствуют, во-первых, о том, что германский генеральный штаб полностью разделял решение Гитлера развязать войну против СССР, и, во-вторых, о том, что планирование войны и практическая подготовка к ней начались еще в июле 1940 г., т. е. почти за год до вторжения.

Западногерманский профессор Б. Мейснер заявляет, что у него и у других историков нет документов, которые бы подтверждали, «что уже летом 1940 года Гитлер принял решение напасть на Советский Союз»{104}. Мы с удовольствием предоставляем профессору эти документы. Пусть он ознакомится с ними.

В подготовке и планировании германским генеральным штабом войны против СССР можно выделить два крупных периода. Первый — с июля 1940 г. по 18 декабря 1940 г., т. е. до подписания Гитлером директивы № 21 (плана «Барбаросса»), и второй — с 18 декабря 1940 г. до начала вторжения.

Первый период подготовки включал разработку генеральным штабом стратегических принципов ведения войны; определение сил и средств, необходимых для нападения на СССР; проведение мероприятий по увеличению вооруженных сил Германии и изучение предстоящего театра военных действий.

Планируя войну против Советского Союза, генеральный штаб был единодушен в том, что она должна носить «молниеносный» характер. На этом настаивал и Гитлер. На совещании в Бергхофе 31 июля 1940 г. он заявил: [106]

«Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше. Операция только тогда будет иметь смысл, если мы одним ударом разгромим государство»{105}.

Неоднократно возвращаясь к этому вопросу, Гитлер напоминал генеральному штабу о том, что при разработке плана войны необходимо добиться, чтобы «как можно скорее свалить Россию»{106}. При этом следует иметь в виду, что слова Гитлера «свалить Россию» означали полную ликвидацию СССР как социалистического государства.

Фашистские стратеги избрали в качестве стратегической основы ведения войны доктрину «блицкрига». Внезапно обрушиться на СССР, вложить в силу первого удара наибольшую концентрацию средств поражения и разрушения, закончить всю войну одной кратковременной кампанией — таков основной смысл теории «молниеносной войны».

Подобный способ ведения войны не нов, и не Гитлер его изобрел. Еще накануне первой мировой войны военный идеолог германского империализма Шлиффен разработал план действий германских вооруженных сил, рассчитывая в течение двух недель овладеть Францией, а затем в короткий срок разгромить Россию. Но, как известно, план Шлиффена провалился, оказавшись несостоятельным уже в первые месяцы войны.

Найти эффективное решение победы в короткие сроки стремились и раньше. Для Наполеона, например, рецептом победы служило генеральное сражение, к которому он стремился и с которым связывал исход войны. В тех условиях это тоже был своего рода «блицкриг», который до поры до времени приносил Наполеону успех. Но уже в войне против России в 1812 г., казалось бы, оправдавшая себя доктрина «генерального сражения» потерпела полный крах. Поэтому Гитлер и его генштабисты не оставляли без внимания опыт войн против России, особенно неудачный поход Наполеона. Генерал-лейтенант И. Цукерторт свидетельствовал: «Гитлер вместе с Гальдером и Иодлем [107] уже тогда (в 1938 — 1939 гг. — П. Ж.) изучал походы Наполеона, чтобы, как об этом сообщил Гальдер французскому послу Кулондру, «не впасть в те же ошибки, которые привели Наполеона к провалу»»{107}. Начальник штаба 4-й армии генерал Блюментрит вспоминает:

«Все карты и книги, касающиеся России, вскоре исчезли из книжных магазинов. Помню, на столе фельдмаршала Клюге в Варшаве всегда лежала кипа таких книг. Наполеоновская кампания 1812 г. стала предметом особого изучения. С большим вниманием Клюге читал отчеты генерала де Коленкура об этой кампании»{108}.

Но хотя Браухич, Гальдер, Иодль, Клюге, Рундштедт и другие генералы тщательно штудировали мемуары Коленкура и Сегюра, рассказывающие о гибели наполеоновской армии в России, хорошо знали, каким поражением закончилась для Германии первая мировая война, они не вняли поучительным урокам истории.

Германский генералитет в лице Кейтеля, Иодля и Гальдера полностью солидаризировался с гитлеровской идеей «блицкрига». Гитлеровские стратеги были уверены, что «русскую проблему» можно решить одной кратковременной кампанией.

«Гитлер был твердо убежден, — пишет западногерманский историк Г. Якобсен, — что сможет сокрушить Советский Союз в молниеносной кампании. Между прочим, нужно признать, что в этом мнении он был не одинок. В то время подобное убеждение разделяли руководящие военные лица не только в Германии (ОКВ, ОКХ), но также и в США и Англии»{109}.

В самом деле, война с Польшей продолжалась всего три недели. Бельгия была оккупирована в течение 18 дней, а Франция капитулировала на 44-й день войны, не говоря уже о том, что для захвата таких стран, как Дания и Голландия, гитлеровской Германии потребовалось всего несколько дней. Эти события действительно развертывались молниеносно. Характер военных действий на Западе послужил сильным аргументом для укрепления принципов «блицкрига», которые, по мнению тех, кто претворял их [108] на практике, можно было применить в войне против любой страны. Разница, полагали они, будет состоять лишь в степени подготовки к войне и конечных сроках ее завершения. Если для овладения Францией потребовалось полтора месяца, то для оккупации СССР нужны два-три месяца. Такова была «логика» рассуждений германских стратегов «блицкрига». Но именно в этом и заключался их роковой просчет. Легкость побед на Западе отнюдь не являлась заслугой «блицкрига». Тому были иные причины, о которых уже говорилось выше.

Односторонне, некритически оценив результаты войны с западными странами, особенно быстрый разгром Франции, гитлеровские стратеги восприняли их как подтверждение правильности теории «блицкрига», как своего рода генеральную репетицию войны против СССР. Генерал Блюментрит, близко стоявший к верхушке вермахта и, безусловно, хорошо знавший ее настроения, заявляет: «После молниеносных побед в Польше, Норвегии, Франции и на Балканах Гитлер был убежден, что сможет разгромить Красную Армию так же легко, как своих прежних противников»{110}. При этом гитлеровцы, разумеется, понимали, что война против Советского Союза и по масштабам и по напряжению будет значительно сложнее, но теоретические основы «блицкрига» для них оставались незыблемыми.

Гитлеровские стратеги исходили из ошибочного предположения, что после первых же мощных ударов германской армии Советский Союз лишится своих вооруженных сил, его политический строй быстро распадется, а экономика и страна в целом не смогут длительное время сопротивляться. После столь быстрой и легкой победы над Францией они в это уверовали еще больше.

Планируя «молниеносную войну» против СССР, генеральный штаб подчинил этой идее решение всех других проблем. Достижение политических и стратегических целей в войне против СССР он в значительной степени связывал с внезапностью вторжения. Именно внезапность первых ударов в сочетании с их мощностью должна была, по мнению руководителей германского генерального штаба, обеспечить широкий размах и быстрые темпы последующего, почти беспрепятственного продвижения [109] немецко-фашистских войск в глубь территорий СССР.

В западногерманской литературе распространяется версия о том, что при разработке стратегических планов войны с Советским Союзом между Гитлером и генералитетом возникли якобы острые противоречия. Э. Манштейн в книге «Утерянные победы» пишет:

«Стратегические цели Гитлера покоились преимущественно на политических и военно-экономических соображениях. Это был в первую очередь захват Ленинграда, который он рассматривал как колыбель большевизма и который должен был принести ему одновременно и связь с финнами, и господство над Прибалтикой. Далее, овладение источниками сырья на Украине и военными ресурсами Донбасса , а затем нефтяными промыслами Кавказа. Путем овладения этими районами он надеялся по существу парализовать Советский Союз в военном отношении. В противовес этому ОКХ правильно полагало, что завоеванию и овладению этими, несомненно, важными в стратегическом отношении областями должно предшествовать уничтожение Красной Армии»{111}.

Командование сухопутных сил видело основную цель в уничтожении Красной Армии, что, по его млению, автоматически должно было привести к достижению политических и экономических целей. Решение этой задачи оно искало в сосредоточении основных усилий на Московском направлении. Фельдмаршал Клюге предлагал основной удар направить на Москву — «голову и сердце советской системы». Наконец, Блюментрит был сторонником одновременного овладения Москвой и Ленинградом — этими двумя крупнейшими политическими и экономическими центрами Советского Союза.

Автор книги «История германского генерального штаба» В. Эрфурт придает этим разногласиям решающее значение в провале всей кампании. Он считает, что антагонизм, существовавший между Гитлером и генеральным штабом, «привел в конце концов к провалу всей кампании»{112}. Эту же мысль высказал и Блюментрит в книге «Роковые решения». Он утверждает, что «разногласия между Гитлером и верховным командованием относительно [110] планов войны остались неразрешенными даже после того, как наши войска перешли русскую границу»{113}.

Существовали ли такие разногласия и носили ли они столь антагонистический характер? Действительно, в процессе разработки плана имелись разногласия. Но они возникли не между Гитлером и генеральным штабом, а внутри самого генштаба. Этим, в частности, и объяснялся тот факт, что разработкой плана вместо генерала Маркса занялся генерал Паулюс. В начале сентября 1940 г. ему были переданы все планирующие материалы.

В генеральном штабе имелись различные мнения в отношении последовательности овладения Москвой и Ленинградом. Вначале, как это можно проследить по дневнику Гальдера, в генштабе были склонны считать, «что наибольшие возможности в операции сулит наступление на Москву»{114}. Но затем, после доклада Гитлеру основных стратегических целей по плану «Барбаросса», в дневнике Гальдера появилась запись: «Захват Москвы не особенно важен»{115}. Необходимо прежде всего захватить Ленинград и Кронштадт, и лишь после выполнения этой задачи следует развивать наступление на Москву.

Как видно из протокола, составленного Гальдером и Хойзингером о совещании, состоявшемся у Гитлера 5 декабря 1940 г., с этим мнением были согласны и Гитлер и генеральный штаб. «Фюрер заявил, — отмечалось в протоколе, — что он согласен с обсуждавшимися оперативными планами»{116}.

Таким образом, разногласия, возникавшие в ходе разработки плана «Барбаросса», не были столь непримиримыми, как об этом пишут Манштейн, Эрфурт и Блюментрит. Раздувая их, бывшие гитлеровские генералы и западногерманские историки по-прежнему стремятся обелить генералитет, оправдать его за поражение в войне против Советского Союза и взвалить всю вину только на Гитлера. [111]

Одновременно с планированием войны против СССР активизировала свою работу германская разведка. Отдел иностранных армий Востока (начальник отдела Кинцель) развернул деятельность по изучению состояния Советских Вооруженных Сил, особенностей восточного театра военных действий и систематически докладывал начальнику генерального штаба результаты изучения и разведки.

Отдел картографии и топографии (начальник отдела Хеммерих) приступил к уточнению и изготовлению в большом количестве карт территории Советского Союза. Отдел военно-транспортной службы изучал наличие и состояние шоссейных дорог и железнодорожных линий. Начальник этого отдела Герке 28 июля 1940 г. докладывал Гальдеру о том, что для стратегического развертывания на Востоке имеется 12 шоссейных и 14 железных дорог, а также о необходимости строительства дополнительных шоссейных дорог в Венгрии и Румынии и привлечении для этой работы организации Тодта. Герке подчеркнул, что при переходе на русские железнодорожные линии наиболее простым и быстрым их использованием явится перешивка колеи{117}.

Исходя из предложений отдела военно-транспортной службы, командование и генеральный штаб ОКХ ходатайствовали перед Гитлером о необходимости развернуть работы по подготовке предстоящего театра военных действий. 9 августа 1940 г. Гитлер через главный штаб вооруженных сил отдал распоряжение «о строительных мероприятиях па Востоке», в котором обязывал высшие государственные органы и генерал-губернатора в Польше содействовать работам по сооружению железных и шоссейных дорог, линий связи, складов и т. д.{118}

Отдел снабжения генерального штаба (подполковник Вагнер) разработал и 12 ноября 1940 г. передал начальнику генштаба соображения об организации «районов снабжения» для 2 млн. человек, 300 тыс. лошадей и 500 тыс. автомашин. Одновременно отдел снабжения представил расчет о потребности в 960 железнодорожных эшелонах [112] для перевозки боеприпасов, продовольствия и горючего. Из этого расчета видно, что генеральный штаб исходил из необходимости создания 20-дневного запаса боеприпасов и продовольствия и создания запасов горючего из расчета обеспечения танков и автотранспорта на 700 — 800 км{119}.

Летом и осенью 1940 г. развернулась большая работа по формированию новых частей и соединений. При их создании генеральный штаб исходил из распоряжения Гитлера от 31 июля 1940 г. о доведении сухопутной армии до 180 дивизий, что потребовало ее увеличения почти на 60 дивизий{120}.

Осенью 1940 г. во Франции и Германии началось формирование 40 пехотных и танковых дивизий с расчетом их готовности к 1 марта 1941 г. В октябре 1940 г. началось формирование новой, 11-й армии в Лейпциге. Оно проводилось под руководством командующего резервной армией генерал-полковника Фромма. Из штаба армейской группы «Ц», находившейся во Франции, перебрасывались штабы в Дрезден и Мюнхен.

Можно ли допустить мысль, что о работе генерального штаба ОКХ по подготовке к войне против СССР и разработке плана «Барбаросса» было неизвестно Кейтелю, Иодлю и вообще главному штабу ОКВ? Ведь на Нюрнбергском процессе Кейтель наотрез отказался признать какую-либо свою причастность к разработке этого плана. Он заявил: «Этот документ мне не известен и не мог быть известным, так как документы и материалы генерального штаба никогда не находились в моем распоряжении, я никогда не видел их»{121}.

Конечно, можно было бы и не принимать в расчет эти наивные «свидетельства» Кейтеля, если бы не было утверждений, идущих с другой стороны — от сотрудника генерального штаба ОКХ Б. Мюллера-Гиллебранда. [113] «Главнокомандующий сухопутными силами и начальник генерального штаба сухопутных сил, — писал он, — стремясь, чтобы планирование главного командования сухопутных сил отвечало действительным потребностям ведения войны, вынуждены были самостоятельно выбирать правильные политические ориентиры »{122} (курсив авт. — П. Ж.).

Относятся ли эти самостоятельные политические ориентиры, если они вообще когда-либо имелись в ОКХ, к разработке генеральным штабом сухопутных сил плана «Барбаросса»? Нет, не относятся. Разработка плана «Барбаросса» велась по прямому указанию Гитлера, при непосредственном и активном участии главного штаба ОКВ. Своеобразие структуры высшего военного аппарата фашистской Германии, состоявшее в том, что наряду с главным штабом ОКВ имелись генеральный штаб сухопутных сил и штабы военно-воздушных и военно-морских сил, не исключало, а, наоборот, предполагало самую активную роль главного штаба ОКВ, координировавшего и объединявшего деятельность штабов отдельных видов вооруженных сил.

Главный штаб и его руководители Кейтель и Иодль не стояли в стороне от разработки агрессивного плана гитлеровского правительства. Паулюс, непосредственно занимавшийся разработкой плана «Барбаросса», свидетельствовал, что план разрабатывался на основе директивы, полученной из главного штаба ОКВ{123}. Браухич и Гальдер в присутствии Кейтеля и Иодля неоднократно докладывали Гитлеру о ходе разработки плана.

К началу декабря 1940 г. все важнейшие решения о нападении на СССР были приняты. Но пока что в тайные стратегические планы войны была посвящена лишь сравнительно небольшая группа генералов и офицеров верховного командования. Теперь необходимо было расширить размах подготовки и планирования, и прежде всего дать необходимые директивы главнокомандующим различными видами вооруженных сил.

Следует отметить, что за полтора месяца до подписания плана «Барбаросса», т. е. тогда, когда вопрос о нападении на СССР был уже давно решен и перешел в область [114] практической подготовки вторжения, Гитлер стал настойчиво добиваться встречи с советскими представителями на высшем уровне. Он просил приехать Сталина или Молотова в Берлин. Сталин не поехал. Вести переговоры уполномочили Молотова.

Переговоры состоялись в Берлине 12 — 14 ноября 1940 г. Гитлер пространно изложил внешнеполитические цели Германии и трудности, возникшие при решении вопросов внешней политики. Он выдвинул план разделения сфер влияния между Германией и СССР в Западной Европе, на Балканах и в скандинавских странах. Гитлер предложил Советскому Союзу присоединиться к странам «Тройственного пакта», т. е. объединиться с державами «оси» (Берлин — Рим — Токио). Конечно, правительство СССР ни при каких условиях не могло согласиться на такой союз, основу которого составляли агрессивные цели.

Переговоры закончились безрезультатно, хотя в опубликованном в германской печати коммюнике было заявлено, что «обмен мнений протекал в атмосфере взаимного доверия и установил взаимное понимание по всем важнейшим вопросам, интересующим СССР и Германию».

Маршал Советского Союза А. М. Василевский, работавший в то время в Генеральном штабе, рассказывал автору:

«В ноябре 1940 г. мне вместе с генералом В. М. Злобиным довелось побывать в Берлине в качестве советника. Мы выехали из Москвы 9 ноября. Ехали поездом. В этом же поезде ехал посол Германии в СССР Шуленбург. В Берлине состоялся ряд встреч. Молотов вел переговоры с Гитлером. С нашей стороны в них участвовал советский посол. Беседы проходили в имперской канцелярии. Во время приема, устроенного Риббентропом в честь советской делегации, Злобин и я имели встречи с Кейтелем и Браухичем. Последний в беседе c нами поделился своими хорошими впечатлениями о Красной Армии, которые остались у него от пребывания на наших маневрах в конце двадцатых годов, участником которых был и я.

Возвращаясь из Германии, мы делились между собою своими впечатлениями о поездке. От встреч с германскими правительственными кругами и бесед с работниками нашего посольства и военного атташе настроение у всех нас было невеселое, подавленное. По-видимому, все мы были убеждены, что Гитлер держит камень за пазухой и рано или поздно нападет на нас. Я полагаю, что Молотов [115] именно так и докладывал Сталину, но он не поверил этому».

15 ноября 1940 г., на следующий день после отъезда Молотова из Берлина, Гитлер посетил японского посла Хироси Осима по случаю 2600-летия императорского двора и имел с ним продолжительную беседу. В тот же день Кейтель совещался в Инсбруке с итальянским маршалом Бадалио, а 18 ноября Гитлер и Риббентроп встретились в Зальцбурге с министром иностранных дел Италии Чиано. Союзники по «Тройственному пакту» — Япония и Италия были, разумеется, информированы о ходе и результатах переговоров с Молотовым. 17 ноября в Берлин прибыл болгарский царь Борис и, как сообщили газеты, имел «важную беседу с Гитлером», потребовавшим от него создания прогерманского правительства «сильной руки». 20 ноября состоялась Венская конференция стран «оси» с участием Гитлера, на которой Венгрия присоединилась к «Тройственному пакту». 22 ноября в Берлин прибыл Антонеску, а на следующий день Румыния уже подписала «Тройственный пакт». Таким образом, уже в конце ноября 1940 г. оформилась коалиция, основной целью которой было объединение усилий в подготовлявшейся войне против СССР.

После четырехмесячной разработки плана войны против Советского Союза Гальдер 19 ноября 1940 г. доложил его Браухичу, а 5 декабря Браухич и Гальдер докладывали основные положения плана Гитлеру.

В докладе были изложены главные направления наступления войск, их группировки и стратегические цели, принципы взаимодействия различных видов вооруженных сил, время начала и окончания кампании.

Вторжение планировалось начать в середине мая 1941 г.

«Я не сделаю такой ошибки, как Наполеон, — заявил Гитлер. — Когда я пойду на Москву, я выступлю достаточно рано, чтобы достичь ее до зимы».

Что же касается окончания похода, то все участники совещания были единодушны, что он завершится быстро. Назывался срок — восемь недель. Самонадеянный и легкомысленный генерал Иодль позже, на другом совещании, заявил: «Через три недели после нашего наступления этот карточный домик развалится»{124}. Гитлер согласился с [116] предложениями генерального штаба и приказал «полным ходом развернуть подготовку в соответствии с основами предложенного нами плана», — писал Гальдер.

Все эти и многие другие факты нельзя обойти или опровергнуть. Они слишком наглядно и убедительно показывают, как планомерно готовилась агрессия против СССР.

Вечером 18 декабря 1940 г. Гитлер подписал директиву № 21 (план «Барбаросса»), а 19 декабря в 12 часов дня он устроил официальный прием советскому послу в Германии по случаю вступления его в эту должность, хотя он уже около месяца находился в Берлине и ожидал приема для вручения верительных грамот.

Прием продолжался всего 35 минут. Гитлер был любезен с послом, не скупился на комплименты. Он даже извинился, что по условиям военного времени не смог принять советского посла раньше. Гитлер искусно разыграл сцену взаимного доверия и понимания между Германией и СССР, заверяя посла, что не имеет никаких претензий к Советскому правительству.

А в то же время заведенная пружина военной машины делала свое коварное дело. В войска была направлена совершенно секретная директива, в которой говорилось:

«Немецкие вооруженные силы должны быть готовы к тому, чтобы еще до окончания войны с Англией победить путем быстротечной военной операции Советскую Россию. .. Приказ о наступлении на Советскую Россию я дам в случае необходимости за восемь недель перед намеченным началом операции. Приготовления, требующие более значительного времени, должны быть начаты (если они еще не начались) уже сейчас и доведены до конца к 15.5 — 41 г.».

Основной стратегический замысел сводился к следующему: внезапным мощным ударом уничтожить советские войска, расположенные на западе СССР, с последующим глубоким продвижением германских танковых частей для воспрепятствования отступлению войск Красной Армии в глубь территории. «Конечной целью операции, — указывалось в директиве, — является отгородиться от азиатской России по общей линии Архангельск — Волга»{125}. [117]

Подписание Гитлером плана «Барбаросса» послужило началом второго периода подготовки войны против СССР. В это время подготовка нападения приняла более широкий размах. Теперь она включала детальную разработку планов всех видов вооруженных сил, планов сосредоточения и развертывания воинских частей, подготовку театра военных действий и войск для наступления.

План «Барбаросса» — это не только гитлеровская директива № 21, в которой изложены лишь основные политические и стратегические цели войны против СССР. План «Барбаросса» включал в себя целый комплекс дополнительных директив и распоряжений главного штаба ОКВ и генерального штаба ОКХ по планированию и практической подготовке нападения на Советский Союз.

Наиболее важными из этих документов являлись: директивы по сосредоточению войск и по дезинформации; инструкция об особых областях к директиве № 21 (плану «Барбаросса»); указания о применении пропаганды по варианту «Барбаросса»; директива главнокомандующему оккупационными войсками в Норвегии о его задачах согласно плану «Барбаросса».

Важным планирующим документом была «Директива по сосредоточению войск», изданная 31 января 1941 г. главным командованием сухопутных войск и разосланная всем командующим группами армий, танковыми группами и командующим армиями. В ней определялись общие цели войны, задачи групп армий и входивших в них полевых армий и танковых групп, устанавливались разграничительные линии между ними, предусматривались способы взаимодействия сухопутных войск с военно-воздушными и военно-морскими силами, определялись общие принципы сотрудничества с румынскими и финскими войсками. Директива имела 12 приложений, содержавших распределение сил, план переброски войск, карту разгрузочных районов, расписание переброски сил из районов размещения и выгрузки их в исходные районы, данные о положении советских войск, карты с объектами для полетов авиации, распоряжения по связи и снабжению.

Ставка главного командования сухопутных войск Германии особенно строго предупреждала о скрытности и строжайшей секретности проведения всех мероприятий, связанных с подготовкой к нападению на СССР. В директиве указывалось на необходимость ограничить количество [118] офицеров, привлекаемых к разработке планов, причем они должны быть осведомлены лишь настолько, чтобы могли решать поставленную перед ними конкретную задачу. Круг полностью осведомленных лиц ограничивался командующими группами армий, командующими армиями и корпусами, начальниками их штабов, обер-квартирмейстерами и первыми офицерами генерального штаба{126}.

Через два дня после подписания «Директивы по сосредоточению войск», 3 февраля 1941 г., в Берхтесгадене Гитлер в присутствии Кейтеля и Иодля заслушал подробный доклад Браухича и Паулюса{127} (Гальдер находился в отпуске) и, в целом одобрив разработанный генеральным штабом оперативный план, заявил: «Когда начнутся операции «Барбаросса», мир затаит дыхание и не сделает никаких комментариев»{128}.

В развитие плана «Барбаросса» главным штабом ОКВ была разработана и 7 апреля 1941 г. издана директива командующему войсками в Норвегии о задачах германских оккупационных войск и финской армии. В директиве предлагалось, во-первых, с началом вторжения на территорию СССР основных сил германской армии оборонять область Петсамо и совместно с финскими войсками обеспечить ее защиту от нападения с воздуха, моря и суши. При этом особенно подчеркивалась важность никелевых рудников, имеющих большое значение для военной промышленности Германии; во-вторых, овладеть Мурманском — важным опорным пунктом Красной Армии на Севере — и не допускать никакой связи с ним; в-третьих, как можно быстрее занять полуостров Ханко.

Военно-морской флот наряду с перевозкой войск для перегруппировки сил в Норвегии и Балтийском море обязан был обеспечить оборону берегов и порта Петсамо и содержание в боевой готовности судов для операции «Северный олень» в северной Норвегии.

Авиации надлежало поддерживать операции, проводившиеся с территории Финляндии, а также систематически [119] разрушать портовые сооружения в Мурманске, блокировать канал Северного Ледовитого океана путем постановки мин и затапливания судов.

В соответствии с директивой главного штаба ОКВ командование и штаб оккупационных войск в Норвегии разработали план сосредоточения, развертывания и проведения операций по захвату Мурманска, Кандалакши и выходу к Белому морю.

Все эти довольно детально разработанные планы вторжения утверждались Гитлером. Но одна проблема по-прежнему оставалась нерешенной. Гитлера мучил вопрос: как сохранить в тайне подготовку нападения на СССР? И хотя в плане «Барбаросса» акцентировалось внимание на соблюдении строжайшей тайны и подчеркивалось, что «из-за огласки наших приготовлений могут возникнуть тяжелейшие политические и военные последствия», хотя были даны указания командующим о скрытности переброски войск с Запада на Восток, всего этого было явно недостаточно. Ведь речь шла не о переброске дивизии или корпуса. Необходимо было подтянуть к советским границам многомиллионную армию с огромным количеством танков, орудий, автомашин. Утаить это было невозможно

Выход оставался один: обмануть, ввести в заблуждение общественное мнение как внутри страны, так и за рубежом. С этой целью главный штаб ОКВ по распоряжению Гитлера разработал целую систему дезинформационных мероприятий.

15 февраля 1941 г. главный штаб верховного командования издал специальную «Директиву по дезинформации». В ней отмечалось, что дезинформационные мероприятия должны проводиться с целью маскировки приготовления к операции «Барбаросса». На первом этапе (примерно до апреля 1941 г.) сосредоточение и развертывание войск по плану «Барбаросса» должно объясняться как обмен силами между Западной и Восточной Германией и подтягиванием эшелонов для проведения операции «Марита»{129}. На втором этапе (с апреля до вторжения на территорию СССР) стратегическое развертывание изображалось в свете величайшего дезинформационного маневра, который якобы проводился с целью отвлечения внимания от приготовлений для вторжения в Англию. [120]

В директиве по осуществлению дезинформация указывалось:

«Несмотря на значительное ослабление приготовлений к операции «Морской лев», необходимо делать все возможное для того, чтобы в своих войсках сохранить впечатление, что подготовка к высадке в Англию, если даже и в совершенно новой форме, ведется, хотя подготовленные для этой цели войска отводятся в тыл до определенного момента. Необходимо как можно дольше держать в заблуждении относительно действительных планов даже те войска, которые предназначены для действий непосредственно на Востоке».

Отдел разведки и контрразведки главного штаба вооруженных сил, на который было возложено общее руководство и направление всей службы дезинформации, проделал большую работу по распространению ложных сведений, связанных с переброской войск на Восток и их сосредоточением вблизи советско-германской границы. Для обмана населения Германии и народов других стран, а также для того, чтобы до поры до времени держать в неведении свои войска, были использованы радио, печать, дипломатическая переписка, распространение заведомо ложных информации.

Следует признать, что проводившаяся в широком масштабе дезинформация в сочетании с секретностью переброски и сосредоточения войск позволила гитлеровскому командованию добиться положительных результатов в подготовке внезапного вторжения на территорию СССР.

Зимой и весной 1941 г. подготовка к нападению на СССР принимала все более широкий размах. Она охватила все основные звенья военного аппарата. В канцелярии Гитлера, в Цоссене у Браухича происходили непрерывные совещания. Сюда то и дело вызывались главнокомандующие группами войск и их штабные начальники. Один за другим прибывали представители финской, румынской и венгерской армий. В штабах согласовывались и уточнялись планы. 20 февраля в генеральном штабе сухопутных войск состоялось обсуждение оперативных планов групп армий. Им была дана в целом положительная оценка. Гальдер записал в этот день в своем дневнике: «Наше совместное обсуждение имело самые лучшие результаты»{130}. [121]

В штабах групп армий в феврале — марте проводились военные игры, на которых по этапам проигрывались действия войск и порядок организации их снабжения. Большая военная игра с участием начальника генерального штаба Гальдера, командующих и начальников штабов армий была проведена в штабе группы армий «А» («Юг») в Сен-Жермене (около Парижа). Отдельно проигрывались действия танковой группы Гудериана.

После доработки планы групп армий и отдельных армий были доложены 17 марта 1941 г. Гитлеру. Сделав общие замечания, он указал на необходимость строить планы операции с учетом тех сил, которыми располагала Германия, так как финские, румынские и венгерские войска обладали ограниченными наступательными возможностями. «Мы можем с уверенностью рассчитывать только на немецкие войска», — заявил Гитлер.

Осуществляя контроль за планированием наступательных операций армейских групп и армий, генеральный штаб одновременно проводил большую работу по организации разведки и получению сведений о состоянии экономики СССР, о количестве и качестве Советских Вооруженных Сил, о группировке Красной Армии на западных границах, о характере укреплений. Отдел аэрофоторазведки штаба ВВС периодически производил аэрофотосъемку пограничных районов, сообщая данные о ее результатах генеральному штабу ОКХ и штабам групп армий.

Однако, несмотря на усилия, предпринятые германской разведкой, лично адмиралом Канарисом и полковником Кинцелем по организации разведывательной сети, им не удалось добыть те сведения, которыми интересовался генеральный штаб.

В дневнике Гальдера часто встречаются заметки, указывающие на неясность общей картины группировки советских войск, на отсутствие точных сведений об укреплениях и т. д. Генерал Блюментрит, близко стоявший тогда к генеральному штабу, жаловался, что при подготовке к нападению на СССР (Блюментрит осенью 1940 г. был назначен начальником штаба 4-й армии) им было очень трудно составить ясное представление о Советской России и ее армии.

«У нас, — писал он, — было мало сведений относительно русских танков. Мы понятия не имели о том, сколько танков в месяц способна произвести русская [122] промышленность. О боевой мощи русской армии мы тоже не имели точных данных»{131}.

Правда, по словам Гальдера, к началу марта 1941 г. группировка советских войск стала несколько яснее для генерального штаба{132}. Но теперь, когда генштаб располагал некоторыми обобщенными данными о группировке советских войск и материалами аэрофотосъемок, у него не было никаких оснований считать, что советские войска готовятся первыми нанести удар. Гальдер в результате анализа всех имевшихся у него материалов пришел к выводу о несостоятельности такого мнения. 6 апреля 1941 г. он записал в своем дневнике:

«Главнокомандующий полагает, что не исключена возможность вторжения русских в Венгрию и Буковину. Я же считаю это совершенно невероятным»{133}.

На заключительном этапе подготовки Германии к войне против Советского Союза (май — июнь 1941 г.) генеральный штаб занимался вопросами сосредоточения и развертывания войск. Особенностью стратегического развертывания немецко-фашистской армии являлось то, что оно проводилось неравномерно. Если за три с половиной месяца (с 4 февраля по 25 мая) было переброшено с Запада на Восток 42 дивизии, то за последний месяц до начала вторжения (с 25 мая по 22 июня) — 47 дивизий, в том числе танковых и моторизованных. Генеральный штаб разрабатывал графики переброски войск, заботился о создании запасов боеприпасов, горючего и продовольствия, об обеспечении инженерно-саперных и дорожно-строительных частей инженерным, и прежде всего мостовым, имуществом, об организации устойчивой связи между всеми армейскими звеньями.

Следует отметить еще одну сферу деятельности германского генерального штаба, связанную с подготовкой к войне против СССР, а именно мероприятия по организации управления на захваченной территории и пропаганды среди германских и советских войск и населения. [123]

В подписанной 13 марта 1941 г. начальником главного штаба Кейтелем специальной инструкции об особых областях к директиве № 21 определялось положение, согласно которому захваченные области Советского Союза должны были управляться собственными правительствами. Рейхсфюрер СС Гиммлер по поручению Гитлера подготавливал здесь систему политического управления, вытекавшую из окончательной и решительной борьбы двух противоположных политических систем.

Одновременно в директиве подчеркивалось, что исполнительная власть на театре военных действий должна передаваться командованию германской армии.

«Для выполнения всех военных задач в новых областях, организованных в тылу театра военных действий, учреждаются командующие вооруженными силами, которые подчиняются начальнику штаба верховного главнокомандования вооруженными силами. Командующий вооруженными силами является высшим представителем вооруженных сил в соответствующей области и осуществляет верховную власть»{134}.

На командующего оккупационными войсками возлагались задачи: осуществлять тесное сотрудничество с органами СС и полиции, полностью использовать экономические ресурсы области для нужд германского хозяйства и обеспечения войск, охранять коммуникации и военные объекты, вести борьбу против саботажа, диверсий и партизан. Известно, что гитлеровцы в полной мере пользовались предоставленными им правами. Они беспощадно грабили население, совершали массовые убийства и террор,

12 марта 1941 г. Кейтель подписал еще одну директиву, в которой требовал уничтожать всех захваченных в плен советских политических работников{135}.

Не трудно понять, как далеки от истины рассуждения В. Герлица о глубоких идеологических и политико-мировоззренческих разногласиях, якобы возникших внутри генерального штаба в связи с появлением этих документов. «Приказ о комиссарах, — писал В. Герлиц, — привел многих генералов в ужас... они оказались перед дилеммой: выполнение долга согласно присяге или следование велениям [124] совести». Зверские расправы с коммунистами, расстрелы и повешение комиссаров генералитет неизменно пытался оправдать спасительным тезисом: мы стояли вне политики, а лишь выполняли свой солдатский долг.

В настоящее время исследователи располагают еще одним документом германского генерального штаба, раскрывающим уже не военную, а пропагандистскую его деятельность. В начале июня 1941 г. главный штаб ОКВ издал и разослал подписанные Иодлем «Указания о применении пропаганды по (варианту «Барбаросса»»{136}. В этом документе намечались основные линии антисоветской пропаганды в войсках и среди оккупированного населения с помощью печати, радио, листовок, воззваний к населению. Были созданы специальные роты пропаганды, формировавшиеся из опытных нацистских пропагандистов и военных журналистов, снабженные техникой и оборудованием (радиопередатчики, громкоговорящие установки, киноустановки, типографии и т. д.). По нескольку таких рот придавалось группам армий «Север», «Центр», «Юг» и воздушным флотам (всего 17 рот). Это были самостоятельные войска, объединенные в ведомство «начальника частей пропаганды», которое возглавлял генерал-майор Хассо фон Ведель.

На войска пропаганды возлагались в основном две задачи: давать информацию о военных событиях на фронте и вести антисоветскую пропаганду среди советских войск и населения оккупированной территории. Вторая задача являлась главной, и ей придавалось особо важное значение.

«Применение всех средств активной пропаганды, — писал Иодль, — в борьбе против Красной Армии обещает больший успех, нежели в борьбе со всеми прежними противниками немецких вооруженных сил. Поэтому имеется намерение применить ее в больших масштабах»{137}.

Помимо подготовки своих вооруженных сил к нападению на СССР германский генеральный штаб играл активную роль в подготовке к войне армий стран-сателлитов: Румынии, Венгрии и Финляндии.

Вопрос о привлечении Румынии к войне против Советского Союза и использовании ее как плацдарма для [125] наступлений был решен еще осенью 1940 г. Бывший румынский премьер-министр Антонеску в своих показаниях подтвердил, что в ноябре 1940 г. Румыния, присоединившись к «Тройственному пакту», стала усиленно готовиться к совместному с Германией нападению на СССР.

Уже первая встреча Гитлера с Антонеску, состоявшаяся в ноябре 1940 г. в Берлине, послужила началом оговора между Германией и Румынией о подготовке войны против Советского Союза. Антонеску писал:

«Я и Гитлер согласились, чтобы находившаяся в Румынии германская военная миссия продолжала вести работы по перестройке румынской армии по немецкому образцу, а также заключила экономическое соглашение, согласно которому немцы в последующем поставляли в Румынию самолеты марки «Мессершмидт-106», танки, тракторы, зенитную и противотанковую артиллерию, автоматы и другое вооружение, получая взамен от Румынии хлеб и бензин для нужд германской армии.

На поставленный вопрос, можно ли рассматривать мою первую беседу с Гитлером как начало моего сговора с немцами в подготовке войны против Советского Союза, я отвечаю утвердительно»{138}.

В сентябре 1940 г. в Румынию была направлена военная миссия с целью реорганизации румынской армии по германскому образцу и подготовки ее к нападению на СССР в соответствии с планом «Барбаросса». Миссия, возглавлявшаяся генералами Ганзеном и Шпейделем и состоявшая из многочисленного аппарата военных инструкторов, являлась связующим звеном между германским и румынским генеральными штабами.

По прибытии военной миссии в Румынию начальник генерального штаба румынской армии генерал Моанициу отдал приказ по армии о допуске германских офицеров-инструкторов в части и соединения для реорганизации и переподготовки их в соответствии с уставами германской армии. По заявлению бывшего военного министра Румынии Пантази, к началу войны против Советского Союза вся румынская армия была реорганизована и переподготовлена{139}. [126]

Активную деятельность развернул германский генеральный штаб то вовлечению в войну Венгрии и подготовке для этого ее армии. Еще в ноябре 1940 г. Гальдер через военного атташе в Будапеште полковника Г. Краппе информировал начальника венгерского генерального штаба Верта о подготовлявшейся войне против Советского Союза, в которой должна была принять участие и Венгрия.

Г. Краппе, ставший к концу войны генерал-лейтенантом, командиром X корпуса СС армейской группы «Висла», сообщил следующее:

«В конце августа 1940 года я был вызван в Берлин на совещание всех военных атташе. Это совещание было созвано по указанию Гитлера и проводилось генералом фон Типпельскирх и начальником отдела полковником фон Мелентин. Оно происходило в здании командования сухопутных сил. 30 августа все участники совещания были приняты Гитлером в здании новой имперской канцелярии.

По возвращении в Венгрию я сообщил начальнику оперативного отдела венгерского генштаба полковнику Ласло об этих докладах. С согласия своего начальника штаба генерала Верт, Ласло просил меня сделать доклад об этом работникам венгерского генштаба и офицерам из военного министерства. Со своей стороны я получил на это разрешение от генерала фон Типпельскирх. Доклад мною был сделан в одном из залов военного министерства перед 40 специально подобранными офицерами и начальниками отделов генштаба. В числе других присутствовали: генерал Верт, военный министр фон Барта, заместитель начальника генштаба генерал Надай и генерал Барабаш.

В октябре 1940 года я получил от ОКХ задание доложить о состоянии укреплений пограничного с Россией района (Прикарпатская Украина). Начальник оперативного отдела полковник Ласло сообщил мне, что пока там имеются только простые противотанковые препятствия, расположенные в глубину на 1 — 2 км, и что начато строительство бараков для размещения частей. Изыскания, необходимые для строительства бетонных дотов вдоль границы и дорог, будут проведены зимой и весной 1941 года можно будет приступить к строительству. Но прежде всего необходимо ассигнование средств на это строительство. Речь шла как будто о 6 000 000 пенго. [127]

Генерал Верт разрешил мне поездку в автомашине через Мукачево к Ужокскому перевалу; для сопровождения мне дали офицера в чине старшего лейтенанта.

Результат моей инспекционной поездки и сведения, полученные от полковника Ласло, я сообщил в Берлин. Через некоторое время полковник Ласло сообщил мне, что уже отпущены необходимые суммы для строительства этих укреплений».

После подписания плана «Барбаросса» Кейтель в декабре 1940 г. пригласил венгерского министра обороны К. Барта для выработки плана военно-политического сотрудничества Германии и Венгрии. Прибывшая в Берлин в январе 1941 г. венгерская комиссия в составе генерал-полковника К. Барта, начальника оперативного отдела генерального штаба полковника Ласло и начальника 2-го отдела генерального штаба полковника Уйсаси вела длительные переговоры с Кейтелем, Кессельрингом, Гальдером, Иодлем и Канарисом. Во время переговоров с Ласло Гальдер подчеркнул, что германский генеральный штаб будет приветствовать, если Венгрия примет участие в войне против Советского Союза. В результате этих переговоров была достигнута договоренность о выделении ею для этой цели не менее 15 дивизий.

В начале марта 1941 г. Венгрию посетили начальник отдела иностранных армий Востока полковник Кинцель, а в конце марта — генерал-лейтенант Паулюс с группой офицеров генерального штаба. Военная миссия, возглавлявшаяся Паулюсом, вела переговоры с венгерским генеральным штабом относительно определения конкретных военных мероприятий, необходимых для совместных действий. Эти переговоры, по заявлению Паулюса, проходили в деловой обстановке и привели к общему быстрому соглашению обеих сторон.

Германский генеральный штаб уделял большое внимание обеспечению левого крыла фронта в подготовлявшейся войне против Советского Союза. Значительная роль в наступательных действиях на Севере отводилась Финляндии.

В целях предварительного зондирования позиции Финляндии в Берлин в декабре 1940 г. был приглашен начальник генерального штаба финской армии генерал-лейтенант Гейнрикс. В Цоссене на совещании начальников штабов армейских групп и отдельных армий, созванном [128] генеральным штабом ОКХ для ознакомления с планом «Барбаросса», он сделал доклад об опыте советско-финской войны 1939/40 г. Во время своего пребывания в Цоссене Гейнрикс имел несколько встреч с Гальдером, с которым обсуждал проблемы сотрудничества финских и германских войск в случае возникновения германо-советской войны. 30 января 1941 г. Гальдер и Гейнрикс обсуждали уже более конкретные вопросы, связанные с проведением скрытой мобилизации и выбора направлений ударов по обе стороны Ладожского озера{140}.

Одновременно в Цоссен вызвали командующего оккупационными германскими войсками в Норвегии Фалькенхорста. Ему приказано было доложить соображения о проведении наступательных операций в районах Петсамо и Мурманска и разработать оперативный план финско-германского наступления между Ладожским и Онежским озерами.

Присутствовавший в то время в Цоссене начальник штаба германских оккупационных войск в Норвегии полковник Бушенгаген, ставший затем генералом, сообщил следующее:

«В конце декабря 1940 года (приблизительно 20 числа), являясь начальником штаба германских войск в Норвегии в чине полковника, я был приглашен на длившееся несколько дней совещание начальников штабов армий в ОКХ (Верховное командование сухопутных войск) в Цоссен (вблизи Берлина), на котором начальник генштаба генерал-полковник Гальдер изложил план «Барбаросса», предусматривающий нападение на Советский Союз. В тот же период в Цоссене находился начальник генерального штаба финской армии генерал Гейнрикс, который вел там переговоры с генерал-полковником Гальдер. Хотя я и не принимал в них участие, предполагаю, что они касались совместных германо-финских действий в войне Германии против СССР. Тогда же в ОКХ генерал Гейнрикс сделал доклад для высших немецких офицеров о советско-финской войне в 1939 г.

В декабре 1940 года или январе 1941 года я вел переговоры в ОКВ с генералами Иодль и Варлимонт о возможном [129] взаимодействии германских войск в Норвегии и финской армии с началом войны против СССР. Тогда был намечен план наступления на Мурманск.

В соответствии с этими задачами я был уполномочен ОКВ в феврале 1941 года выехать в Хельсинки для переговоров с финским генеральным штабом о совместных операциях против Советского Союза».

Полковник Бушенгаген, по поручению главного штаба ОКВ, в феврале 1941 г. был направлен в Хельсинки, где вел переговоры с финским генеральным штабом о совместных операциях против Советского Союза. С финской стороны в переговорах участвовали: начальник генштаба Гейнрикс, его заместитель генерал Айре и начальник оперативного отдела полковник Топола. Тогда же Бушенгаген в сопровождении полковника Топола совершил десятидневную поездку с целью рекогносцировки местности в приграничной полосе и определения возможностей размещения войск при нападении на Советский Союз. В результате посещения Бушенгагеном Финляндии был разработан оперативный план совместных операций с финской территории, получивший название «Голубой песец».

Гейнрикс с группой офицеров финского генерального штаба в мае 1941 г. вновь был приглашен в ставку Гитлера — Берхтесгаден. Штаб ОКВ заранее разработал подробную программу переговоров с представителями финского генштаба об участии Финляндии в подготовке к операции «Барбаросса». Программой предусматривалось проведение совещаний у начальника штаба оперативного руководства, ознакомление финской делегации с общими планами Германии и задачами Финляндии, вытекавшими из этих планов.

В указаниях об объеме переговоров, подписанных 1 мая 1941 г. Кейтелем, особенно подчеркивалась необходимость мотивировать подготовку вооруженных сил тем, что якобы запланированные Германией крупные наступательные операции на Западе требовали повышенной готовности к обороне на Востоке.

В тезисах переговоров начальника штаба оперативного руководства с представителями Финляндии перед ними ставились задачи: путем срочного проведения скрытой мобилизации подготовиться к обороне на финляндско-советской границе; участвовать в наступлении вместе с германскими войсками по обе стороны Ладожского озеpa; [130] захватить полуостров Ханко, с тем чтобы не дать возможности: Балтийскому флоту уйти из этого опорного пункта.

На основе программы переговоров, разработанной 25 мая в Зальцбурге на совещании с участием Кейтеля, Иодля и Варлимонта, были окончательно установлены планы совместных операций финских и германских войск в войне против СССР, сроки мобилизации и наступления финской армии.

Таким образом, германский генеральный штаб играл активную роль не только в подготовке вооруженных сил фашистской Германии к войне против Советского Союза. Он был не менее активен и в подготовке румынской, венгерской и финской армий к нападению на СССР. Генеральные штабы этих стран беспрекословно выполняли указания германского генштаба и по сути дела превратились в его филиалы.

Подготовка фашистской Германии к агрессивной войне против Советского Союза завершилась целой серией инспекционных поездок руководителей вермахта и генерального штаба. 6 мая 1941 г. Гитлер в сопровождении Кейтеля и офицеров генштаба отправился в Восточную Пруссию, где проверял состояние войск и посетил новую ставку — «Логовище волка» вблизи Растенбурга.

В середине мая войска групп армий «Центр» и «Юг» посетил Браухич. В первой половине июня Браухич в сопровождении Хойзингера вновь совершил поездку на Восток, проверяя готовность войск к наступлению. По возвращении в Цоссен он заявил: «Общее впечатление отрадное. Войска превосходные. Подготовка операции штабами продумана в общем хорошо»{141}. В июне в войсках Восточного фронта дважды побывал Гальдер, который также сделал вывод, что они «все хорошо проинструктированы и в превосходном настроении».

14 июня 1941 г. состоялось последнее перед нападением на СССР большое военное совещание у Гитлера. На нем были заслушаны подробные доклады командующих группами армий, армиями и танковыми группами о готовности войск к вторжению. Совещание продолжалось с утра до [131] позднего вечера. После обеда Гитлер произнес большую напутственную речь. Он еще раз изложил «политическое кредо» войны против СССР, заявив, что это будет последний великий поход, который откроет Германии путь к завоеванию мирового господства.

И по какому-то роковому совпадению именно 14 июня, когда гитлеровские генералы рапортовали своему фюреру о полной готовности к нападению на СССР, в советской печати по распоряжению Сталина было опубликовано сообщение ТАСС. В нем говорилось:

«...в английской и вообще в иностранной печати стали муссироваться слухи о «близости войны между СССР и Германией»... Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны.

ТАСС заявляет, что: 1) Германия не предъявляла СССР никаких претензий и не предлагает какого-либо нового, более тесного соглашения, ввиду чего и переговоры на этот предмет не могли иметь места; 2) по данным СССР, Германия также неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям...»{142}.

Разумеется, такое ответственное правительственное заявление не могло не оказать успокаивающего воздействия на советский народ и армию. Но оно, как вскоре стало совершенно очевидно, основывалось на глубоко ошибочной оценке Сталиным военно-политической обстановки.

Следует отметить, что сообщение ТАСС не было опубликовано ни в одной из германских газет, а распространение в Германии сведений о его публикации в советской печати категорически запрещалось. Гитлеру, конечно, сразу [132] же стало известно о сообщении ТАСС. И он, безусловно, был удовлетворен, что его дезинформационные маневры сделали свое дело.

В этот период гитлеровское командование окончательно сформулировало задачи войскам в предстоящей войне против Советского Союза. Они сводились к следующему: быстрыми и глубокими ударами мощных танковых группировок севернее и южнее Полесья расколоть на две части фронт Красной Армии, сосредоточенной на западе СССР, и, используя этот прорыв, уничтожить разобщенные советские войска. Операции намечалось провести таким образом, чтобы посредством глубокого вклинения германских танковых частей была уничтожена вся масса советских войск, находившихся в западной части СССР. При этом подчеркивалась необходимость предотвращения возможности отступления боеспособных частей Красной Армии в обширные внутренние районы страны.

С этой целью в результате длительной и кропотливой работы, сопоставления различных вариантов были избраны три основных стратегических направления наступления немецко-фашистских войск: первое — из Восточной Пруссии через Прибалтику на Псков — Ленинград; второе — из района Варшавы на Минск — Смоленск и далее на Москву; третье — из района Люблина в общем направлении на Житомир — Киев. Кроме того, планировалось нанесение вспомогательных ударов: из Финляндии — на Ленинград и Мурманск и из Румынии — на Кишинев.

В соответствии с этими направлениями были созданы три армейские группы немецко-фашистских войск: «Север», «Центр» и «Юг». Кроме того, предусматривалось активное участие в войне вооруженных сил Румынии и Финляндии.

Для обеспечения внезапности нападения на территорию СССР планировалось осуществить переброску войск пятью эшелонами. В первых четырех эшелонах перебрасывались войска и военная техника, непосредственно входившие в состав групп армий. Пятым эшелоном перебрасывались 24 дивизии, входившие в резерв главного командования сухопутных сил. В директиве от 31 января 1941 г. подчеркивалось, что

«выдвижение сосредоточенных войск к границе должно произойти по возможности в последний момент и неожиданно для противника. Соединения, входящие в состав 1 и 2 эшелонов, в общем не должны до 25 апреля [133] 1941 г. переходить линию Тарнув — Варшава — Кенигсберг».

Последний этап сосредоточения немецко-фашистских войск был спланирован наиболее детально. Оперативный отдел главного штаба вооруженных сил разработал календарный план (расчет времени) переброски и сосредоточения сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил, в котором начиная с 1 июня 1941 г. и вплоть до момента вторжения определялись по дням время и характер действий войск и их штабов. Этот расчет времени, утвержденный Гитлером, был положен в основу дальнейшего сосредоточения войск.

В окончательном виде группировка армий Германии и ее сателлитов, предназначавшаяся для вторжения на территорию СССР, была следующей.

На территории Финляндии развертывались две финские армии («Юго-восточная» и «Карельская») и немецко-фашистская армия «Норвегия» — всего 21 пехотная дивизия. Финские войска должны были наступать на Карельском перешейке, между Ладожским и Онежским озерами, с тем чтобы соединиться в районе Ленинграда с частями группы армий «Север». Армия «Норвегия» была нацелена на Мурманск и Кандалакшу. Для поддержки наступления финских и немецко-фашистских войск выделялось около 900 самолетов из состава 5-го германского воздушного флота и финских военно-воздушных сил.

Войска армий «Север» (16-я армия и 4-я танковая группа — всего 29 дивизий) развертывались на 230-километровом фронте от Клайпеды до Голдапа. Их задачей являлись уничтожение советских войск в Прибалтике и захват портов на Балтийском море. Сосредоточив главные усилия на направлении Даугавпилс — Опочка — Псков и стремительно продвигаясь в этом направлении, части группы «Север» должны были не допустить отхода советских войск из Прибалтики и создать условия для дальнейшего беспрепятственного продвижения на Ленинград. Наступление поддерживалось 1-м воздушным флотом (1100 самолетов).

Группа армий «Центр» (9-я, 4-я армии и 3-я, 2-я танковые группы — всего 50 дивизий и две бригады), развернутая на 550-километровом фронте от Голдапа до Влодава, одновременными ударами 2-й танковой группы во взаимодействии с 4-й армией в общем направлении [134] Брест — Минск и 3-й танковой группы во взаимодействий с 9-й армией в направлении Гродно — Минск должна была окружить и уничтожить советские войска в Белоруссии, развить наступление на Смоленск, овладеть городом и районом южнее его, обеспечив таким образом группе армий «Центр» свободу действий для выполнения последующих задач. Поддержка наступления возлагалась на 2-й воздушный флот (1700 самолетов).

Войска группы армий «Юг» (6, 17, 11-я армии, 1-я танковая группа, 3-я и 4-я румынские армии, один венгерский корпус — всего 57 дивизий и 13 бригад) были развернуты от Люблина до устья Дуная на фронте протяженностью в 780 км. Перед ними ставилась задача: ударной группировкой (6-я армия и 2-я танковая группа) прорвать оборону на участке Ковель — Рава Русская и, стремительно развивая наступление в направлении Житомир — Киев, овладеть районом Киева и переправами через Днепр. В дальнейшем 6-я, 17-я армии и 1-я танковая группа должны были перейти в наступление на юго-восточном направлении, воспрепятствовать советским войскам отойти за Днепр и уничтожить их ударом с тыла. Перед 11-й германской, 3-й и 4-й румынскими армиями стояла задача сковать противостоявшие им советские войска, а затем по мере развития общего наступления перейти в наступление и во взаимодействии с авиацией препятствовать организованному отходу советских частей. Авиационная поддержка наступления группы армий «Юг» возлагалась на 4-й германский воздушный флот и румынскую авиацию (около 1300 самолетов).

Таким образом, фашистская Германия, длительное время готовившаяся к войне против Советского Союза, к середине июня 1941 т. сосредоточила у западных границ СССР огромнейшие вооруженные силы, насчитывавшие 190 дивизий (вместе с войсками сателлитов). Общая численность личного состава вооруженных сил Германии, развернутых для вторжения на территорию СССР, составляла 4 400 тыс. человек, а с войсками союзников — до 5 млн. человек. Фашистская армия располагала новейшей военной техникой. Против Советского Союза были нацелены 5 тыс. самолетов, 3400 танков, свыше 50 тыс. орудий и минометов.

Грозная военная армада, готовая обрушить смертоносные удары на мирные советские города и села, заняла [135] исходные рубежи вдоль всей западной границы СССР. Она ждала лишь приказа Гитлера.

Оставался нерешенным один вопрос: когда начать вторжение на территорию СССР? Первоначально директивой № 21 готовность войск для вторжения была определена 15 мая 1941 г. Но затем произошли изменения. Муссолини никак не удавалось овладеть Грецией, где итальянские войска встретили серьезное сопротивление. Гитлер решил оказать помощь своему партнеру по агрессии и направить в Грецию часть войск, предназначавшихся для нападения на СССР. Кроме того, и это главное, Гитлер стремился внезапным ударом овладеть Югославией и тем самым прочно обеспечить свои стратегические позиции в Юго-Восточной Европе. Это было для него тем более необходимым, так как югославский народ, свергнув профашистское правительство Цветковича, заставил новое правительство заключить 5 апреля 1941 г. договор о дружбе и ненападении с Советским Союзом.

27 марта 1941 г. Гитлер созвал экстренное военное совещание, на котором присутствовали Геринг, Кейтель, Иодль, Браухич, Гальдер и Хойзингер. На этом совещании было принято решение о том, чтобы до нападения на СССР овладеть в кратчайший срок Югославией, выделив для этого достаточно крупные силы. «В связи с этим, — указывалось в секретном документе совещания, — началом операции «Барбаросса» считать 22 июня».

Дата эта была избрана не случайно. 22 июня 1941 г. было воскресенье. Гитлеровцы понимали, что после трудовой недели советские люди будут спокойно отдыхать. К тому же, доверившись недавно опубликованному сообщению ТАСС, они и не подозревали о нависшей над страной военной опасности. Чтобы застать врасплох советские войска, гитлеровцы избрали и соответствующее время нанесения первых ударов. Браухич после посещения войск считал желательным начать наступление на рассвете — в 3 час. 5 мин. На этом же настаивала часть командиров корпусов. Однако вскоре между командованием групп армий «Север» и «Центр» возник спор о времени начала наступления. Тогда главный штаб ОКВ, еще раз рассмотрев этот вопрос, окончательно определил время вторжения, назначив его на 3 час. 30 мин. 22 июня 1941 г.

Так это и произошло. [136]

Фашистские главари были настолько уверены в быстром и успешном достижении своих политических и экономических целей, что одновременно с разработкой плана «Барбаросса» наметили дальнейшие этапы своего пути к мировому господству.

В служебном дневнике верховного командования германских вооруженных сил имеется следующая запись, датированная 17 февраля 1941 г.: «После окончания Восточной кампании необходимо продумать план захвата Афганистана и организации наступления на Индию». В директиве № 32 германского верховного командования от 11 июня 1941 г. излагались еще более широкие замыслы овладения странами Ближнего и Среднего Востока с последующим вторжением в Англию. В этом документе указывалось, что

«после разгрома русских вооруженных сил Германия и Италия установят военное господство над Европейским континентом... Какой-либо серьезной угрозы для территории Европы на суше тогда больше не будет существовать».

Фашистские главари рассчитывали, что уже с осени 1941 г. им удастся приступить к захвату Ирана, Ирака, Египта и Суэцкого канала. После овладения Испанией и Португалией они намеревались захватить Гибралтар, отрезать Англию от ее сырьевых источников и приступить к осаде метрополии.

Таковы были далеко идущие расчеты германского империализма. Они свидетельствуют о том, что нападение на СССР и овладение его территорией рассматривались руководителями фашистской Германии как важнейшее, решающее звено в общей цепи агрессии. От исхода этой борьбы зависела судьба не только советского народа, но и народов всего мира. [137]