Содержание
«Военная Литература»
Исследования

Глава 7.

«Пилоты, по самолетам!»

8-я торпедоносная эскадрилья, ведомая капитаном 3-го ранга Вальдроном, стремительно приближалась к авианосцам Нагумо.

Нынешнее утро было полно томительного ожидания и ложных тревог, что сильно задержало их вылет с авианосца «Хорнет». Все задержки страшно раздражали, но можно было понять командование, которое никак не могло принять решение на основании скудной информации. Идя на юго-запад, 16-е оперативное соединение адмирала Спрюэнса не имело никаких сообщений, если. не считать первого донесения о контакте с противником, ценность которого уменьшалась с каждой минутой. С летающих лодок начиная с 6.02 не поступало никаких новых сообщений. Молчал и Мидуэй, не было ни слова и из штаба командующего флотом в Перл-Харборе.

Но скудная информация все-таки лучше, чем ее полное отсутствие. Предполагая, что японцы продолжают приближаться к Мидуэю, как сообщалось ранее, начальник штаба соединения капитан 1-го ранга Майлс Браунинг настаивал на выпуске самолетов в атаку в 7.00. Майлс, доставшийся Спрюэнсу в наследство от Хелси, предполагал, что Нагумо находится сейчас в 155 милях от них, то есть в пределах радиуса эффективного удара. Начальник штаба настаивал, чтобы для удара по японцам была использована вся бомбардировочная и торпедоносная авиация соединения. Спрюэнс колебался. Было большим искушением часть ударной авиации оставить на авианосцах. Ведь в сообщениях о контакте с противником говорилось об обнаружении только двух из четырех авианосцев Нагумо. Спрюэнс не исключал возможности, что два других авианосца находятся где-нибудь в засаде. Однако разведка Нимица твердо настаивала, что все четыре авианосца Нагумо пойдут вместе. И Спрюэнс решил рискнуть.

33 пикирующих бомбардировщика, 15 торпедоносцев и 10 истребителей готовились вылететь с «Энтерпрайза». На «Хорнете» в атаку посылались 35 пикирующих бомбардировщиков, 15 торпедоносцев и 10 истребителей. То, что оставалось на авианосцах для воздушного и противолодочного патрулирования, было явно недостаточно, но на этот риск необходимо было пойти.

Прошло уже пять часов после того, как были подняты летчики, а обстановка все еще оставалась неясной. Две ложные тревоги увеличивали нервотрепку. Летчики выскакивали на полетную палубу, бежали к своим машинам, выслушивали приказ, отменяющий вылет, и возвращались вниз, ругая на чем свет стоит тех, кто находился на мостике. И снова томительное ожидание...

В 6.45 в помещениях для инструктажа защелкали телетайпы, сообщая обстановку, основанную на перехваченном в 6.02 сообщении. Летчики, нанося обстановку на свои планшеты, одновременно пили специальный прохладительный напиток. Считалось, что если летчика собьют, то после этого напитка он долго не будет испытывать жажды.

«Пилоты, по самолетам!» — третий раз за сегодняшнее утро разнесли громкоговорители боевой трансляции. На полетных палубах «Энтерпрайза» и «Хорнета» заревели запускаемые моторы готовых к взлету машин, голубые дымки выхлопов относило назад утренним бризом. Авианосцы разошлись. «Хорнет» и его эскорт вышли из строя, «Энтерпрайз» продолжал следовать по курсу. В 7.00 оба корабля резко повернули под ветер. Резкие команды, отмашки флагами — и первые машины с ревом вышли в воздух.

На «Хорнете» капитан 3-го ранга Вальдрон сказал своим подчиненным: «Следуйте за мной, ребята! Я выведу вас на японцев».

Поднявшись вслед за своим командиром на полетную палубу, младший лейтенант Гей увидел, как взлетают самолеты с Энтерпрайза». По плану, они должны были собраться над авианосцем, чтобы лететь вместе для нанесения координированного удара. Пикирующие бомбардировщики, начавшие взлет в 7.06, набирая высоту, кружились над кораблями, строясь по звеньям.

Кружась высоко над «Энтерпрайзом», капитан 3-го рмнга Уэйд Макк.луски, командир объединенной авиагруппы с обоях авианосцев с нетерпением ждал, когда все назначенные в атаку самолеты поднимутся в воздух. Выпуск самолетов проходил удручающе медленно. Расходуя драгоценное горючее, Макклуски продолжал кружиться над соединением и ждать.

В 7.28 радары «Энтерпрайза» зафиксировали нечто подозрительное в южной части горизонта. Обследовав это направление с помощью мощного оптического дальномера, сигнальщики визуально обнаружили японский гидросамолет, укрывающийся за облаками. Он висел там слишком долго, чтобы надеяться, что он их не заметил. Сомнений не было — они были обнаружены! К этому моменту в воздух удалось выпусти менее половины назначенных в атаку машин и шансы застать противника врасплох казались очень проблематичными. Зато стала весьма вероятной угроза удара со стороны японцев. Капитан 1-го ранга Браунинг, правда, считал, что пока беспокоиться нечего. Японцы не смогут ничего предпринять, не приняв самолеты, вернувшиеся после удара по Мидуэю. Надо просто поспешить с выпуском своих самолетов. В 7.45 Спрюэнс понял, что ждать больше невозможно. Торпедоносцы и истребители «Энтерпрайза» еще находились на палубе, и взлет их грозил затянуться. Пришлось отказаться от плана координированного удара и отправить в бой тех, кто успел взлететь, — остальные пойдут следом. С корабля просигналили прожектором капитану 3-го ранга Макклуски: «Приступайте к выполнению задачи».

Пикиующие бомбардировщики уже скрылись в юго-западном направлении, когда в воздух вышла 6-я эскадрилья истребителей капитана .3-го ранга Джима Грея. Затем начали взлет торпедоносцы «Энтерпрайза», ведомые капитаном 3-го ранга Гейном Линдси. Их взлет завершился в 8.06.

Точно в это же время с «Хорнета» взлетела 8-я эскадрилья торпедоносцев Джона Вальдрона. Подобное совпадение по времени может навести на мысль о тщательной координации действий авиагрупп двух авианосцев. В действительности, ничего подобного не было и в помине. Поднявшись в воздух, летчики одной авиагруппы понятия не имели о том, что делает другая авиагруппа, и уж тем более о том, чем занимаются самолеты с «Йорктауна». Так что, хотя 6-я и 8-я эскадрильи торпедоносцев вылетели одновременно, их действия в воздухе были совершенно не согласованы. Торпедоносцы с «Энтерпрайза» направились вслед за своими пикирующими бомбардировщиками, а торпедоносцы с «Хорнета», развернувшись вправо, пошли более западным курсом.

Обе эскадрильи летели на старых торпедоносцах «Девастейтор». Разница была в том, что в 6-й эскадрилье их было 14 (один торпедоносец сломался в последний момент), а неукротимый Джон Вальдрон вел за собой 15 машин.

Построив свои истребители, Джим Грей огляделся и увидел 15 торпедоносцев, идущих без эскорта. Грей, будучи командиром 6-й эскадрильи истребителей, должен был прикрыть 6-ю эскадрилью торпедоносцев. Не зная, что в этой эскадрилье не хватает одного самолета, Грей решил, что замеченные им 15 машин как раз и являются торпедоносцами с «Энтерпрайза». Он пошел над ними, постепенно продолжая набирать высоту. Перед вылетом он договорился с командирами бомбардировщиков и торпедоносцев, что будет лететь достаточно высоко, чтобы иметь возможность прикрыть обе группы. В случае необходимости пусть они ему крикнут по радио: «Быстро вниз, Джим!» И он появится со своей эскадрильей на нужном участке.

Продолжая полет, капитан 3-го ранга Грей неожиданно увидел еще одну эскадрилью торпедоносцев, идущую сзади них и все более склоняющуюся к югу. Он постарался занять такую позицию, чтобы прикрыть и их, но расстояние между ними все время увеличивалось, и в конце концов Грей махнул рукой, сконцентрировав все свое внимание на тех торпедоносцах, что были прямо под ним. Он, конечно, не мог даже представить себе, что ушедшие в сторону 14 торпедоносцев как раз и составляли ту самую 6-ю эскадрилью с «Энтерпрайза», которую должны были прикрыть его истребители.

Внизу капитан 3-го ранга Вальдрон вел свою 8-ю эскадрилью в строю двух неправильных клиньев. Последний самолет замыкающего звена вел младший лейтенант Джордж Гей. Торпедоносцы шли между пустынным голубым морем и прерывистыми белыми облаками. Высоко над ними в облаках, немного южнее, шли 35 пикирующих бомбардировщиков и 10 истребителей с «Хорнета», которые, догнав эскадрилью Вальдрона, направлялись на юго-запад. То ли в этом районе было больше облаков, то ли они просто уклонились от курса — трудно сказать, но во всяком случае никаких попыток установить связь с торпедоносцами не было. 8-я торпедоносная эскадрилья продолжала идти одна. Через некоторое время Вальдрон перестроил свои торпедоносцы. Теперь они летели широким фронтом, внимательно следя за поверхностью океана. Вскоре на горизонте были обнаружены два дымка. Вальдрон сделал правый разворот и покачал крыльями, приказывая своим пилотам следовать за ним. В 9.20 торпедоносцы уже снизились, летя прямо на крейсера и эскадренные миноносцы дальнего кругового охранения Нагумо. Капитан 3-го ранга Джон Вальдрон, будучи по крови наполовину индейцем племени сиу наверняка обнаружил врага интуицией охотников своего племени. На самом деле, соединение Нагумо было намного севернее того места, где его рассчитывал обнаружить штаб адмирала Спрюэнса, поскольку, уклоняясь от ударов базовой авиации с Мидуэя, японское соединение все больше и больше склонялось к северу.

Вскоре с торпедоносцев увидели три авианосца. Вальдрон выбрал тот, что был слева от него, самый южный из трех, и направился к нему. Остальные самолеты эскадрильи последовали за своим командиром через яростный зенитно-заградительный огонь кораблей охранения. Непосредственно за Вальдроном шел младший лейтенант Грант Тите — бывший лесоруб, за ним несся в атаку младший лейтенант Гарольд Эллисон — бывший страховой агент, сопровождаемый младшим лейтенантом Биллом Эвансом, вчерашним аспирантом из Иельского университета. Не считая Вальдрона, вся эскадрилья состояла из резервистов, призванных всего несколько месяцев назад. И именно потому, что все пилоты 8-й эскадрильи были дилетантами, они, не колеблясь, шли на авианосец прямым курсом, несмотря на то, что до цели было еще целых 10 миль.

Неожиданно около двух десятков «Зеро» обрушились на них с яростью, на какую только способны японские пилоты. Один «Девастейтор» сразу вспыхнул и рухнул в море. На всех самолетах воздушные стрелки вели яростный ответный огонь, но даже новые спаренные пулеметы не могли состязаться с яростью атак истребителей противника. Один за другим торпедоносцы начали падать в море. Но самолет Вальдрона продолжал нестись к цели. Наконец капитан 3-го ранга Вальдрон попал в родную стихию торпедной атаки, он был в радостном возбуждении, что чувствовалось по его звенящему голосу, звучащему в наушниках Джорджа Гея. Но тихоходные «Девастейторы» не могли долго противостоять стремительным «Зеро». Гей видел, как два истребителя спикировали на машину Вальдрона. Короткая вспышка взорвавшегося в воздухе торпедоносца — и с их доблестным командиром было покончено. Летя замыкающим, Гей видел, как один за другим гибли его товарищи. Все происходило почти одинаково: широкая полоса огня, шлейф черного дыма и столб воды на месте рухнувшего в море самолета.

Вскоре на цель шли только три торпедоносца — Гей и двое других. В следующее мгновение двое других были сбиты и Гей остался один. Очереди хлестали по машине Гея, пули барабанили по бронеспинке кабины. Его стрелок, Боб Хантингтон, успел сообщить, что ранен, но больше не отзывался. Сам Гей почувствовал, что ранен в руку.

Невероятно, но самолет еще летел. Гей пронесся над эсминцем охранения, направляясь к отчаянно маневрирующему авианосцу, пытавшемуся повернуться к самолету Гея носом, чтобы уменьшить площадь цели. Гей проскочил над носом авианосца, сделал левый разворот и зашел в атаку с левого борта. Все орудия авианосца вели огонь. Воздух вокруг Гея почернел от бесчисленных зенитных разрывов, но младший лейтенант продолжал вести свой разбитый торпедоносец к цели. В 800 ярдах от авианосца Гей нажал на кнопку сбрасывателя торпеды, но электроконтакты сброса давно уже были перебиты. Не в силах поднять левую раненую руку, Гей зажал ручку управления между ног, а правой рукой дернул изо всех сил рукоятку ручного сброса торпеды. Он почувствовал благословенный толчок — торпеда пошла в цель. Теперь нужно было уходить. Но Гей был уже слишком близко от авианосца, чтобы успеть развернуться. В этом случае орудия авианосца пропороли бы ему брюхо с дистанции прямого выстрела. Гею не оставалось ничего другого, как продолжать вести машину вперед. Проскочив над полетной палубой авианосца, Гей сделал плавный разворот и полетел вдоль правого борта огромного корабля в сторону кормы. Это был фантастический момент, когда он пролетал мимо островной надстройки авианосца ниже уровня мостика. «Я мог видеть, — вспоминал позднее Гей, — маленького японского капитана, который прыгал вверх и вниз, размахивая руками, — вероятно, посылая мне проклятия».

Пролетая над кормовой частью полетной палубы японского авианосца, Гей увидел картину, которая заставила его затосковать по поводу того, что на его самолете нет направленного вперед тяжелого пулемета. Палуба была полна заправляемых горючим самолетов, везде были разбросаны бензошланги. Несколько зажигательных пуль могли бы устроить здесь ад.

Оставив корму авианосца за собой. Гей пытался уйти, прижавшись к воде. Но японские истребители были /начеку. Еще несколько очередей — и рулевое управление вышло из строя, а Гею обожгло ногу. Самолет полностью вышел из повиновения, и Гей с трудом посадил машину на воду. С пятнадцатым и последним самолетом 8-й торпедоносной эскадрильи авианосца «Хорнет» было покончено.

А высоко над сценой боя без всякой пользы кружилась 6-я эскадрилья истребителей авианосца «Энтерпрайз».

Капитан 3-го ранга Грей должен был обеспечить прикрытие и пикирующим бомбардировщикам Уэйда Макклуски, и торпедоносцам. Подходя к цели, Грей увидел низко идущие облака. Прекрасно — торпедоносцы смогут использовать это прикрытие, как во время боя в Коралловом море, а он прикроет пикирующие бомбардировщики. Если же что-нибудь случится с торпедоносцами, то ему подадут заранее условленный сигнал, и он стремительно ринется вниз.

Примерно в 9.00 торпедоносцы скрылись под облаками, и Грей их больше не видел. Чуть позднее за дальней кромкой облаков Грей узнал белые кильватерные следы японских кораблей. Следя за противником, истребители начали набирать высоту, удивляясь, куда девался капитан 3-го ранга Макклуски со своими пикирующими бомбардировщиками. Торпедная атака, полагал Грей, по всей вероятности, закончилась благополучно. Сигнала «Быстрее вниз, Джим!» не подал никто.

Когда «Девастейтор» младшего лейтенанта Гея ударился о воду, его правая плоскость отлетела, а фонарь кабины с шумом захлопнулся. В самолет хлынула вода. Гей отчаянно дергал фонарь. Его охватил страх. Азарт боя — это одно дело, а утонуть — совсем другое. В конце концов каким-то образом фонарь открылся. Выбравшись наружу, Гей прежде всего кинулся вытаскивать своего стрелка-радиста Боба Хантингтона, но быстро понял, что тот убит. Самолет быстро затонул. Гей надул свой спасательный жилет и огляделся вокруг. Он увидел, что всплыла резиновая спасательная лодка. Воздух из нее вышел и она висела мешком. Затем всплыла подушка с сиденья стрелка. Уцепившись рукой за полузатопленную лодку. Гей укрепил подушку на голове, чтобы его не было видно с воздуха — «Зеро» безжалостно расстреливали в воде сбитых американских летчиков. Оказавшись в самом центре соединения Нагумо, младший лейтенант Гей — единственный оставшийся в живых из всей 8-й эскадрильи — стал наблюдать из воды за развивающимися событиями, молясь, чтобы его не заметили.

В 9.36 на «Акаги» отдали приказ прекратить огонь — истребители сбили последний американский торпедоносец. Их атака заставила немного поволноваться за «Сорю», ко не более. С точки зрения японских летчиков, тактика американцев была примитивной. Они шли без истребителей, с одного направления, одним курсом и сбрасывали торпеды слишком далеко от цели.

Итак, шестая американская атака за это утро была отбита. Но времени порадоваться этому обстоятельству не было, поскольку в 9.38, всего через 2 минуты после прекращения огня, были обнаружены новые самолеты противника — 14 торпедоносцев, подходящих с юга.

К удивлению капитана 3-го ранга Линдси, японцы оказались севернее, чем предполагалось. К счастью, его 6-я эскадрилья торпедоносцев шла ниже облаков на высоте 1 500 футов, что было достаточно для обнаружения кильватерных следов японских кораблей на удалении в 30 миль. Линдси дал сигнал — и 14 торпедоносцев сделали широкий разворот вправо, чтобы выйти в атаку точно с юга.

Но где же остальные самолеты с «Энтерпрайза»? Их должны были прикрыть истребители Джима Грея, но они куда-то исчезли, их никто не видел после взлета. А исчезновение пикирующих бомбардировщиков Уэйда Макклуски вообще было непонятно. Они вылетели первыми, были гораздо быстроходнее и должны были ожидать торпедоносцы над целью. Однако у «Девастейторов» уже не оставалось горючего, чтобы искать пикирующие бомбардировщики или ждать их.

В 9.40 Линдси стал снижаться, нацелившись на ближайший авианосец. Приближаясь к цели, Липдси приказал своим самолетам разделиться по семь и попытаться зайти в атаку с обоих бортов. В плане Линдси было только одно слабое место: дряхлые, тихоходные торпедоносцы «Девастейтор», на которых летел он и его люди. Слишком много времени требовалось им, чтобы покрыть расстояние, отделяющее их от японских авианосцев. А истребители «Зеро» прекрасно использовали это время. Перехватив торпедоносцы в 15 милях от сеоих кораблей, 25 истребителей противника стремительно спикировали сверху на тихоходные «Девастейторы». И снова объятые пламенем торпедоносцы начали падать в океан. Но в 9.58 четыре из них все-таки прорвались к цели, остальные, включая командира эскадрильи, были сбиты. Сбросив торпеды с дистанции 700 ярдов, четыре оставшихся самолета 6-й торпедоносной эскадрильи стали уходить на полной скорости, прижимаясь к воде. Почему-то никто не воспользовался заранее условленным сигналом для связи с истребителями Грея: «Быстрее вниз, Джим!» Возможно, сигнал был послан, но не принят. Возможно, командир эскадрильи, сбитый одним из первых, не успел его дать, а возможно, Линдси, не видя никаких следов истребителей на своем пути к цели, полагал, что их нет в районе боя.

А высоко над облаками продолжала кружиться эскадрилья истребителей Джима Грея. Сигнала от торпедоносцев не было, но если они будут нуждаться в помощи, то дадут его. Грея все более и более беспокоили пикирующие бомбардировщики Макклуски. Куда они могли подеваться? Грей пытался несколько раз вызвать Макклуски по радио, но ответа не было. Он взглянул на указатель расхода горючего и был потрясен: стрелка уже перевалила за половину шкалы. Это означало, что его истребители ничем не смогут помочь пикирующим бомбардировщикам, даже если те появятся. У них не хватит горючего, чтобы вступить в бой с «Зеро». В 9.52 Грей снова попытался связаться с Макклуски по радио. Ответа не было.

Теперь уже было настолько мало горючего, что ничего нельзя было предпринимать вообще, кроме как вернуться на авианосец. Конечно, можно было обстрелять авианосцы с бреющего полета, но если еще придется потратить горючее на набор высоты после атаки, то до «Энтерпрайза» не дотянуть. А результаты обстрела вряд ли смогут оправдать этот риск. Взвесив все за и против, Грей решил, что разумнее вернуться на авианосец и дозаправиться топливом.

Примерно в 10.00, когда 6-я эскадрилья торпедоносцев, истекая кровью, пробивалась к японским авианосцам, 6-я эскадрилья истребителей повернула домой.

Капитан 1-го ранга Окада блестяще управлял авианосцем «Кага», уклоняясь от сброшенных американскими самолетами торпед. Примерно в 10.00 все уже кончилось, и соединение Нагумо поспешило на северо-запад со скоростью 24 узла. Адмирал Нагумо планировал в 10.30 нанести удар по обнаруженному американскому авианосцу, а за это время хотел сблизиться с противником. Нагумо доложил адмиралу Ямамото об утренних событиях и об обнаружении американского оперативного соединения, в состав которого входит авианосец. «После его разгрома, — докладывал Нагумо главкому, — мы возобновим атаки на Мидуэй».

Адмирал Нагумо, однако, ни словом не упомянул о двух последних атаках «Девастейторов», возможно, полагая, что они также вылетели с Мидуэя. Но какое это в конце концов имеет значение? Они уже отбили семь атак американской авиации. Зачем утомлять главкома подробностями?

35 пикирующих бомбардировщиков и 10 истребителей с авианосца «Хорнет» находились в полете уже более часа, а никаких признаков, говорящих об обнаружении японского флота, не было. Капитан 2-го ранга Стен Ринг вел самолеты точно, как было приказано, по курсу 239°, и они шли по этому курсу 155 миль, не уклоняясь ни на дюйм. По пути к цели они потеряли свои торпедоносцы, но вся остальная авиагруппа держалась вместе. Выйдя в условную точку перехвата противника, они не обнаружили там никаких кораблей.

Куда же девались японцы? Может быть, повернули на север? Или, скорее всего, на юг, ближе к Мидуэю? Ведь главная их задача — захват атолла. Стен Ринг, сделав левый разворот, направился на юг, ведя за собой три эскадрильи — 8-ю бомбардировочную, 8-ю разведывательную и 8-ю истребительную.

Не долетев всего 60 миль до Мидуэя, Ринг понял, что японцев на этом направлении нет. Нужно было возвращаться на «Хорнет», пополнить запасы горючего и вылетать снова. Авиагруппа разделилась — каждая эскадрилья возвращалась на корабль самостоятельно.

Младший лейтенант Билл Питтман с тревогой глядел на расходомер горючего. Стрелка уже прошла половину своего пути к нулю, а ведущий их группы капитан 3-го ранга Уэйд Макклуски, кажется, собрался вести свои бомбардировщики через весь Тихий океан.

Пикирующие бомбардировщики авианосца «Энтерпрайз» находились в полете уже более двух часов, а никаких признаков противника все еще не было.

Билл Питтман летел рядом с бомбардировщиком Макклуски, с другой стороны от ведущего шел «Донтлес» Дика Джеккарда, а позади ведущей тройки на разных высотах шли 28 пикирующих бомбардировщиков 6-й бомбардировочной и 6-й разведывательной эскадрилий «Энтерпрайза». По пути два бомбардировщика сделали вынужденную посадку на воду из-за поломок мотора, и младший лейтенант Тони Шнейдер чувствовал, что ему суждено быть третьим. Его мотор сильно дымил, безбожно пожирая горючее. Однако Шнейдер безупречно держался в строю, но, как и все остальные пилоты, хотел бы знать, собирается ли Макклуски вообще поворачивать обратно?

Капитан 3-го ранга Макклуски не понимал, что происходит. Они летели точно, как было приказано, — курс 240°, дистанция 155 миль. Однако, когда в 9.20 они подошли к точке перехвата, море внизу было совершенно пустынным. В поле видимости не было ни одного корабля. Макклуски еще раз проверил свой штурманский расчет: ошибки не было. Не пропустили ли они японцев по дороге? Это было маловероятно. Погода стояла прекрасная. Правда, отдельные облака проплывали внизу, но они не могли скрыть под собой весь японский флот. Так куда же девался противник? Может быть, южнее — где-нибудь между ними и Мидуэем? Нет. Допуская, что максимальная скорость их передвижения 25 узлов, Макклуски понимал, что японцы не могли уйти далеко на юг. Скорее всего, они ушли на север. Что же делать?

Макклуски развернул авиагруппу на юго-запад. Они пролетели 35 миль, но никаких признаков японского флота не было. Макклуски был убежден, что дальше «вниз» со своего курса японцы уйти не могли. Значит, они на севере. Он снова развернул бомбардировщики и повел их назад — на северо-запад.

Макклуски хорошо понимал, что его бомбардировщики, идущие с полной бомбовой нагрузкой на высоте 20 000 футов в течение более двух часов, израсходовали уже более половины горючего. Даже он израсходовал его достаточно, а ведь другие были гораздо менее опытными летчиками. В итоге, Макклуски решил вести поиск на северо-западе до 10.00, а затем, как это ни обидно, возвращаться на «Энтерпрайз». 31 пикирующий бомбардировщик продолжали полет. Внизу искрился на солнце пустынный океан. Стрелка расходомера горючего на самолете Тони Шнейдера дрожала около нуля.

Пока пикирующие бомбардировщики с «Хорнета» и «Энтерпрайза» вели поиск противника, адмирал Флетчер на «Йорктауне» пытался принять оптимальное решение. Его очень волновал тот факт, что летающие лодки доложили только о двух японских авианосцах. А где же еще два? Флетчер решил пока задержать вылет с «Йорктауна», надеясь, что время сможет пролить больше света на обстановку. Но время ничего нового не принесло. В 6.45 авианосец принял самолеты-разведчики, продолжая следовать малым ходом позади «Энтерпрайза» и «Хорнета», которые в 7.00 доложили о начале взлета их авиагрупп.

Адмирал Флетчер продолжал томиться на мостике «Йорктауна» в надежде получить новую информацию об авианосцах противника. В итоге в 8.38 он понял, что ждать больше нельзя. В любую минуту с бескрайней высоты голубого неба на него могли обрушиться японские самолеты, а меньше всего адмиралу хотелось быть пойманным со всеми своими самолетами на палубе. Но два необнаруженных японских авианосца продолжали тревожить Флетчера. Всего месяц назад в Коралловом море адмирал уже был в подобной ситуации. Тогда, действуя на основании неточной информации о контакте, он бросил всю свою авиагруппу на маленький японский авианосец «Сехо», в то время как два больших ударных авианосца «Секаку» и «Дзуйкаку» остались необнаруженными. Это еще счастье, что они тогда не нанесли удара по нему. Флетчеру совсем не хотелось подвергаться подобному риску снова. В конце концов Флетчер пришел к следующему решению: отправить в бой 3-ю бомбардировочную и 3-ю торпедоносную эскадрильи, а также 6 истребителей из 3-й истребительной эскадрильи, а 5-ю разведывательную эскадрилью и остатки истребителей оставить на всякий случай на авианосце. Штабные пытались переубедить командующего, но тот был тверд.

В 8.40 боевые громкоговорители разнесли команду: «Пилоты! По самолетам!» И в 8.45 начали взлет 12 торпедоносцев капитана 3-го ранга Месси. Затем капитан 3-го ранга Макс Лесли повел на взлет свои 17 пикирующих бомбардировщиков. Бомбардировщики набрали высоту, сделали круг над «Йорктауном» и заняли место позади торпедоносцев. Последними в 9.05 вылетели 6 истребителей капитана 3-го ранга Тэча. Когда авиагруппа легла на заданный курс, экипажи кораблей 17-го оперативного соединения долго махали им вслед, а прожектор тяжелого крейсера «Астория» промигал: «Хорошей охоты и счастливого возвращения».

Через пять минут после вылета Джон Тэч был ошеломлен видом гигантского взрыва, поднявшегося из воды почти прямо под его истребителем. Это могла быть только бомба, случайно сброшенная кем-то из бомбардировщиков.

Высоко над истребителями Тэча капитан 3-го ранга Макс Лесли сжал кулаки в бессильной ярости. Он дал сигнал своей эскадрилье поставить бомбы на боевой взвод, но когда сам включил новый электроконтактор взвода, то из-за какой-то неисправности в цепи сработал сбрасыватель, и бомба упала в океан. Лесли посоветовался со своим стрелком Биллом Галлахером: может быть, вернуться и подвесить новую бомбу? Галлахер, как всякий матрос, не очень любил нагоняи, поэтому ответил командиру, что на авианосце вряд ли придут в восторг от их возвращения. Лесли согласился, и они продолжали полет. Через минуту еще один пилот эскадрильи, пытаясь использовать новый контактор, также потерял бомбу. Лесли решил пойти на нарушение радиомолчания и предупредил пилотов, чтобы те не пользовались новыми контакторами. К счастью, Лесли не знал, что еще два пилота его эскадрильи потеряли свои бомбы и что из 17 бомбардировщиков вооруженными остались 13. Но у Лесли и без этого хватало переживаний. Он — командир и единственный профессиональный военный эскадрильи, чья вся предыдущая жизнь была подготовкой к этому дню, идет в бой без бомб. Однако Лесли и на секунду не приходило в голову выйти из боя. Эскадрилья пикирующих бомбардировщиков — это очень точный механизм, требующий исключительной точности в управлении. И Лесли решил, что поведет свою эскадрилью в любом случае и первым спикирует на цель так, как будто ничего не случилось.

Самолеты «Йорктауна» продолжали полет, летя поэскадрильно, на разных высотах. Ниже всех, на высоте 1 500 футов, шли торпедоносцы, несколько выше — истребители и выше всех — пикирующие бомбардировщики, выглядевшие крошечными черточками на высоте 16 000 футов.

В 10.00 с торпедоносцев заметили три клуба дыма, поднимавшихся в небо далеко, в северо-западной части горизонта, на дистанции примерно 30-40 миль. Торпедоносцы немедленно повернули в том направлении, слегка увеличив высоту для лучшего наблюдения. Заметив поворот торпедоносцев, повернули и истребители с бомбардировщиками, хотя визуально они еще ничего не обнаружили. Лесли снова рискнул нарушить радиомолчание, запросив Месси, обнаружил ли тот противника. Ответа не было, но в 10.05 Лесли сам обнаружил противника. Примерно в 10.15 Лесли потерял из видимости торпедоносцы, но зато теперь мог очень хорошо их слышать. Месси включил радио и отчаянно вызывал истребительное прикрытие. Его торпедоносцы уже шли над кораблями дальнего кругового охранения Нагумо, которые находились примерно в 15 милях от авианосцев. Именно в этот момент они и были перехвачены истребителями. Как всегда, «Зеро» появились внезапно и прежде чем один из пилотов, главстаршина Уильям Эсдерс, понял, что происходит, пули прошили его кабину, взорвав пожарный огнетушитель. Кабина заполнилась пеной и газом. Открыв фонарь, Эсдерс жадно глотнул свежего воздуха. Между тем Месси стремительно пошел вниз. Главстаршина Эсдерс и уорент-офицер Гарри Корл вели свои машины вслед за командиром, образовав ведущее звено эскадрильи. За ними, звеньями по три машины, шли остальные самолеты. «Зеро» не оставляли их ни на секунду, делая заход за заходом на неуклюжие «Девастейторы». Эскадрилья шла теперь на нижнем пределе своего потолка — на высоте всего 150 футов. Месси выбрал ведущий авианосец — самый северный из всех — и разделил свои торпедоносцы так, чтобы с каждого борта в атаку зашло по 6 машин. Когда до японского авианосца оставалось около мили, самолет капитана 3-го ранга Месси был подбит. Все еще летя рядом, главстаршина Эсдерс видел, как его командир, теряя высоту, шел на обрубке крыла. Затем пламя внезапно охватило ведущий торпедоносец, и он рухнул в море. Эсдерс понял, что теперь он должен вести эскадрилью. Уже было невозможно передать командование следующему по званию офицеру.

В 700 ярдах от авианосца Эсдерс сбросил торпеду и резко бросил самолет вправо, проскочив почти буквально над самым авианосцем. Он заметил, как четыре других «Девастейтора» также сбросили торпеды и один из них врезался в воду почти у самого авианосца. Эсдерс не знал, что случилось с остальными. Он знал только, что в ходе этой атаки 10 из 12 самолетов 3-й торпедоносной эскадрильи были сбиты, и вернуться на авианосец удалось только ему и Корлу.

Находясь на 1 000 футов выше, Джон Тэч мало чем мог помочь торпедоносцам. Он слышал сигнал Месси о помощи, но как раз в этот момент целая орда «Зеро» набросилась на его истребители. «Было такое впечатление, — вспоминал позднее Тэч, — что мы угодили в осиное гнездо». Истребителям пришлось защищать самих себя, предоставив торпедоносцы собственной судьбе.

Лейтенант Огава, кружась в боевом воздушном патруле над авианосцем «Акаги», чувствовал, как он устал за это утро. Особенно трудными были две последних атаки торпедоносцев противника. Они лучше маневрировали, сбить их было сложнее, и для борьбы с ними пришлось стянуть вниз все воздушное прикрытие соединения. Теперь уже никого не осталось для патрулирования на больших высотах.

Строй авианосцев снова нарушился. С мостика «Акаги» капитан 1-го ранга Аоки долгое время не мог разглядеть авианосец «Хирю» — тот был где-то в туманной дымке на горизонте. «Кага» и «Сорю» хотя и были в поле видимости, но дистанция между ними увеличилась с предписанных 1 500 ярдов до 6 000. В 10.10 ударное соединение получило приказ идти на восток, но через минуту флагманский авианосец «Акаги» вынужден был изменить курс на северо-запад, уклоняясь от новой атаки торпедоносцев. Строй соединения окончательно пришел в беспорядок. При этом все как-то забыли о рыскавшей вокруг подводной лодке противника, первое донесение о которой поступило с эскадренного миноносца «Араси» еще в 9.10. Эсминец стал преследовать лодку, сбрасывая глубинные бомбы, и теперь потерялся из вида где-то за горизонтом.

Однако это утро вполне можно было назвать удачным. В 10.15 последняя группа атакующих торпедоносцев была почти полностью уничтожена, как и все предыдущие, и тем самым была отбита уже восьмая атака американской авиации. А между тем все работы по перевооружению и заправке самолетов подошли к концу. 93 готовых к вылету машины, ожидая сигнала, стояли на полетных палубах. Удар по американскому флоту было решено нанести, как и планировалось, в 10.30.

В 10.20, еще до того, как была отбита последняя атака торпедоносцев, адмирал Нагумо отдал приказ начать подъем самолетов в воздух. Огромные корабли начали разворачиваться под ветер.

На авианосце «Кага» главстаршина Моринага стоял с группой пилотов на полетной палубе, позади центрального самолетоподъемника. Они все должны были принять участие в предстоящем ударе по американскому флоту, но, пока время их вылета еще не наступило, им было приказано с мостика взять на себя роль наблюдателей. Теперь пилоты внимательно изучали небо — чистое, лишь местами усеянное облаками.

Никто не мог сказать, кто из них увидел это первым. Внезапно пилоты, как по команде, принялись указывать в одном и том же направлении. Их внимание привлекло нечто, что падало с голубого неба наподобие крошечных бусинок, сорвавшихся с нитки.

В один голос они закричали на мостик: «Пикирующие бомбардировщики противника!!!»

Глава 8.

«Не дайте этому авианосцу уйти!»

У Тони Шнейдера горючее было на исходе, в бензобаках Билла Питтмана его оставалось только для возвращения на «Энтерпрайз». Нервы у всех пилотов были напряжены до предела, но капитан 3-го ранга Уэйд Макклуски упрямо продолжал полет. Он был уверен, что японцы где-то здесь, хотя он по-прежнему ничего не видел. Было 9.55. Все понимали, что, если ничего не будет обнаружено в течение ближайших пяти минут, Макклуски должен будет повести их обратно — или они вообще не вернутся на авианосец.

Внезапно далеко внизу Макклуски увидел одинокий корабль, идущий полным ходом на северо-восток. Макклуски решил, что этот корабль выполняет роль связного в условиях радиомолчания между силами вторжения и ударным соединением Нагумо. Капитан 3-го ранга изменил свой курс согласно курсу обнаруженного корабля, остальные пикировщики последовали за ним.

В действительности, замеченный корабль не был связным — это был эскадренный миноносец «Араси» из состава охранения авианосцев Нагумо. Отделившись от соединения для преследования американской подводной лодки, эсминец сбросил на нее несколько глубинных; бомб и сейчас пытался догнать соединение. Хотя капитан 3-го ранга Макклуски слегка ошибся в определении задачи корабля, его вывод был правилен на 100% — курс корабля выводил бомбардировщики прямо на авианосцы Нагумо.

В 10.05 младший лейтенант Питтман, летевший рядом с Макклуски, не отрывая взгляда от расходомера горючего, заметил жест командира, показывающего вперед. Там, на расстоянии примерно 35 миль, немного левее их курса, он заметил белые кильватерные следы. Летевший дальше сзади лейтенант Билл Робертс также увидел их — на первый взгляд, они выглядели «извивающимися белыми змеями на голубом ковре».

Для младшего лейтенанта Шнейдера это была особенно приятная картина. Он был уже без горючего и полагал, что эти корабли свои. Это, действительно, казалось вполне логичным: самолеты «Энтерпрайза» находились в воздухе уже три часа, и было вполне естественно, что капитан 3-го ранга Макклуски, не обнаружив противника, привел их домой. В этот момент мотор Шнейдера сделал последний хлопок и заглох. Начав планирование вниз прямо на корабли, младший лейтенант с удивлением заметил среди них линкор. Американцы не имели линкоров в районе боя. Тони Шнейдер не нуждался в дальнейших разъяснениях. Он резко развернул бомбардировщик к югу, надеясь теперь сесть на воду как можно дальше от этих кораблей.

Теперь капитан 3-го ранга Макклуски уже хорошо видел все соединение противника. Оно шло строем огромного круга с четырьмя авианосцами в центре. Двое из них были достаточно близко друг от друга... третий — восточнее... четвертый — далеко от них, в северной части горизонта. Более всего интриговало Макклуски то обстоятельство, что его бомбардировщикам никто не мешал. В воздухе не было истребителей, не было и заградительного огня зенитной артиллерии; но было видно, что все корабли японского соединения отчаянно маневрируют.

Макклуски вел свои бомбардировщики слишком высоко, чтобы увидеть, что корабли противника уклоняются от атаки торпедоносцев, действующих далеко внизу. Но факт оставался фактом: бомбардировщикам никто не мешал. Такой момент упустить было нельзя. Макклуски, нарушив радиомолчание, доложил о контакте на «Энтерпрайз» и распределил цели между своими двумя эскадрильями. 6-я разведывательная эскадрилья лейтенанта Эрла Галлахера шла справа, немного выше его, а 6-я бомбардировочная эскадрилья лейтенанта Ричарда Беста — немного ниже, сзади. Приближаясь с юго-запада, Макклуски имел два авианосца противника прямо по курсу своего движения. Ближайший из них — тот, что был слева, — он решил атаковать вместе с эскадрильей Галлахера. Второй же, что был справа, — отдать Дику Бесту. Однако по каким-то причинам Бест не услышал приказа командира и, будучи замыкающим строй, он полагал, что его эскадрилья должна атаковать ближайшую цель, как обычно практиковалось. Приняв такое решение, Бест отдал соответствующий приказ своей эскадрилье. Но теперь Макклуски не услышал этого сообщения. Обе эскадрильи приближались к точке выхода в атаку, готовясь нанести удар по одному и тому же авианосцу.

Когда серией сверкающих молний самолеты лейтенанта Беста ринулись вниз, Макклуски с 6-й разведывательной эскадрильей вначале последовал за ними, но, поняв, что его план атаки нарушен, вышел из пике и просигналил самолетам Галлахера, чтобы они сделали то же самое и шли на следующий авианосец, который был восточное. Однако сигнал Макклуски приняли и летчики эскадрильи Беста. В итоге 2-е и 3-е звенья этой эскадрильи также последовали за командиром авиагруппы, оставив в распоряжении Ричарда Беста всего 5 машин, в то время, как за стремительно спикировавшим вниз Макклуски шло 25 пикировщиков.

Какие-то невероятные секунды казалось, что авианосец не замечает их. Огромный корабль шел против ветра, по-видимому, готовясь к выпуску самолетов. Бомбардировщик капитана 3-го ранга Макклуски был уже на высоте 2 000 футов, когда его, наконец, заметили. Тогда с авианосца раздалось несколько очередей зенитных автоматов, но это было все, что японцы успели сделать.

На высоте 1 700 футов Макклуски рванул бомбосбрасыватель и стал резко выводить машину из пике. Один за другим все 25 пикирующих бомбардировщиков делали то же самое, и, казалось, под ними разверзся ад. Море огня, летящие во все стороны осколки, обломки разбитых самолетов — каждый пилот вынес из боя свои собственные впечатления в тот момент, когда он сбрасывал свою бомбу. Но через мгновение уже другой летчик выходил в точку сбрасывания, и новый взрыв совершенно менял предыдущую картину. Никто не видел всего целиком, и не было двух человек, которые бы впоследствии рассказали одно и то же.

Капитан 3-го ранга Макклуски, пикировавший первым, видел совершенно не поврежденную полетную палубу с самолетами, стоявшими в полной готовности к вылету на корме. Эрл Галлахер, пикирующий четвертым, заметил столбы воды от двух близких разрывов и взрыв своей собственной бомбы, разорвавшейся среди стоявших на палубе самолетов. Младший лейтенант Клайс, пикирующий седьмым, видел уже море огня, бушевавшего на корме авианосца, но совершенно не поврежденный центр полетной палубы с нарисованным на ней красным кругом. Именно в этот круг и угодила его бомба.

Так все и продолжалось до младшего лейтенанта Голдсмита, пикировавшего последним. Голдсмит ясно видел, как авианосец, который теперь представлял из себя пылающий остов, пытался маневрировать в отчаянной попытке избежать дальнейших попаданий.

В этот же момент Дик Бест атаковал второй авианосец. За ним шли только пять самолетов его собственного звена, но сделать уже ничего было нельзя. «Ребята! Не дайте этому авианосцу уйти!» — крикнул Бест по радио и кинул машину в крутое пике. Несколько восточное он заметил третий авианосец, а дальше, на севере, — четвертый. Бесту показалось, что третий авианосец также находится под ударом, но убедиться в этом не было времени. Все его внимание сосредоточилось на том авианосце, что был под ним. Бест был прямо над целью. Невероятно, но атака Макклуски, казалось, нисколько не взволновала японцев. Зенитного огня не было, авианосец держался на своем прежнем курсе, идя под ветер и готовясь к выпуску самолетов. Сколько раз Бест мысленно представлял себе этот момент, и вот он, наконец, настал — в виде стремительно приближающейся желтой полетной палубы с большим красным кругом посередине. Лейтенант следил за полетной палубой в прицел, наметив точку, захватывающую мостик и центр полетной палубы. На высоте 3 000 футов он заметил, как в линзе прицела проскочил самолет — взлетающий внизу истребитель. За Бестом неслись в атаку 4 самолета его звена.

Позднее его летчики рассказывали, что никогда не видели более стремительного и крутого пикирования, чем то, что демонстрировал тогда Дик Бест. Они даже беспокоились, сможет ли Бест вывести машину из такого пике. Но Бест продолжал пикирование, пока точно не понял, что не промахнется. Тогда, в последнюю секунду, он сбросил бомбу. Затем лейтенант резко, со скольжением и сносом в сторону, начал выводить машину из пике, чтобы иметь возможность наблюдать за происходящим внизу. Он всегда мечтал, что не пропустит момент попадания своей первой бомбы, и увидел, как сброшенная им бомба разорвалась на полетной палубе рядом с островной надстройкой. Две другие попали в корму авианосца, одна разорвалась рядом с бортом. Бест ясно видел, как на охваченных пламенем самолета, стоявших на полетной палубе авианосца, начали рваться подвешенные бомбы и бензобаки. Это было фантастическое зрелище, подобное извержению вулкана. И снова не нашлось двух человек, которые бы рассказывали одно и то же. Сам Бест «ясно и определенно видел», что островная надстройка атакованного им авианосца находилась с правой стороны, однако пикировавший пятым Билл Роберте с полной уверенностью утверждал, что «остров» был слева.

Выходя из атаки, Бест снова поймал взглядом третий авианосец, на который он обратил внимание еще перед пикированием. Беста ошеломило то, что и этот авианосец был охвачен пламенем и представлял из себя окутанную огнем и клубами дыма развалину. Кто-то здорово потрудился, потроша его!

Капитан 3-го ранга Макс Лесли направил свой самолет на самый восточный из всех трех авианосцев, на которые он вывел свою 3-ю бомбардировочную эскадрилью. Самолеты с «Йорктауна» уже 15 минут как обнаружили японский флот, но Лесли медлил, пытаясь установить связь с торпедоносцами Месси, чтобы скоординировать с ними свою атаку. Месси не отвечал. Тогда в 10.25 Лесли похлопал себя по голове — обычный сигнал, означающий «за мной!» — и ринулся вниз с высоты 14 500 футов. Он шел прямо на цель, и можно не сомневаться относительно тех чувств, которые его охватили, — ведь он пикировал на противника без бомбы. Но еще оставались пулеметы, и с высоты 10 000 футов он открыл огонь, целясь в мостик авианосца. Но на высоте 4 000 футов пулеметы заклинило. Теперь Лесли остался совершенно безоружным, но продолжал пикирование. Это было лучшее пикирование за всю его службу, и, только поняв, что дальше вниз уже идти нельзя, Лесли вышел из атаки, показав своим летчикам, с какого места им следует сбрасывать бомбы.

Лейтенант Хоммберг, пикирующий вторым, решил, что большой красный круг в центре полетной палубы авианосца является великолепной точкой наводки, и он не спускал с него взгляда. Авианосец все еще держался своего курса, и с высоты 2 500 футов Хоммберг нажал кнопку электросбрасывателя, а для большей уверенности рванул и рукоятку ручного сброса бомбы. Выходя из пикирования, лейтенант услышал в наушниках ликующий рев своего стрелка-радиста Лепланта, кричавшего, что их бомба попала в цель. Хоммберг сделал разворот влево и взглянул вниз. Огромные клубы оранжевого, черного и грязно-серого дыма поднимались из центра полетной палубы корабля.

Один за другим пилоты 3-й эскадрильи пикировали, сбрасывали бомбы и выходили из пикирования. И каждый из них видел внизу что-либо свое, непохожее на то, что видели другие. Многие видели разлетающиеся обломки полетной палубы и самолетов. Было ясно, что этот авианосец, по крайней мере в этом бою, уже никому не причинит беспокойства. Видя охваченный с носа до кормы пламенем авианосец, последние четыре пилота 3-й эскадрильи решили не тратить на него бомбы. Поэтому двое из них атаковали «крейсер» (в действительности, эсминец), а двое — идущий сзади авианосца линкор.

Выйдя из боя, капитан 3-го ранга Лесли направился в точку сбора для возвращения на авианосец. Он покружил там минут 10, ожидая других самолетов, но появился только один из них. Остальные, вероятно, отправились домой самостоятельно. Ожидая своих летчиков, Лесли с удовольствием наблюдал, как взрывы продолжают сотрясать авианосец, атакованный его 3-й эскадрильей. Затем, внезапно, он увидел, как примерно в 10-12 милях западнее пылают, окутанные клубами черного дыма, еще два корабля, похожие на авианосцы. Кто-то основательно над ними потрудился!

Пилоты пикирующих бомбардировщиков с «Энтерпрайза» и «Йорктауна» еще долго будут спорить, кто нанес противнику первый удар в сражении у атолла Мидуэй. Летчики этих двух авиагрупп, которые подошли с разных направлений и не подозревали о присутствии друг друга, рассказывают примерно одну и ту же историю. Каждая из этих авиагрупп обнаружила авианосцы Нагумо совершенно невредимыми. Каждая атаковала в течение примерно одних и тех же шести минут. Выходя из атаки, каждая из них обнаружила — неожиданно для себя — присутствие другой. Так что решить спор пилотов просто невозможно. Никто никогда точно не узнает, как все произошло на самом деле.

Главстаршина Моринага видел, как приближается бомба, сброшенная бомбардировщиком противника. Первые три бомбы упали рядом, по левому борту «Kaгa», но относительно четвертой никаких сомнений не было — она шла прямо на полетную палубу авианосца. Моринага бросился на палубу, закрыв глаза и зажав руками уши. Бомба взорвалась, сея вокруг осколки, рядом с кормовым самолетоподъемником. Подняв голову, Моринага огляделся вокруг — только трое из большой группы пилотов, стоявших рядом с ним, были еще живы.

Командир авианосца капитан 1-го ранга Окада, вероятно, даже не успел понять, что произошло. Почти в следующее мгновение он был убит другой бомбой, упавшей прямо впереди мостика и взорвавшей цистерну с горючим, временно поставленную там для обслуживания самолетов, вернувшихся с Мидуэя. Цистерна взорвалась морем огня, ударив по мостику струёй горящего бензина. Все находившиеся на мостике погибли.

Стоявший немного сзади на посту управления авиацией, капитан 2-го ранга Амагаи успел уклониться от потока огня. Ничего не зная о цистерне с бензином, он предположил, что весь этот ад произошел «от какой-то ужасной новой бомбы, которую выдумали янки».

Другим попаданием несколько человек были сброшены за борт, а командир авиатехнического дивизиона капитан 2-го ранга Ямасаки — разорван на куски. Казалось, что бомба попала прямо в него и с начала налета прошла вечность — в действительности все закончилось в течение пары минут. Когда последний из темно-голубых самолетов противника вышел из пике, «Кага» уже имел, по меньшей мере, четыре прямых попадания, а может быть, и больше, поскольку в грохоте рвущихся самолетов и боеприпасов никто не мог поручиться за точность подсчетов.

На «Акаги» кинооператор Таичи Макисима не отрывал взгляда от окуляра кинокамеры, пытаясь заснять все страшные подробности агонии авианосца «Кага». В тот момент, когда над мостиком авианосца взметнулся столб желтого пламени, у Макисима кончилась пленка. Нырнув в штурманскую рубку, Макисима быстро вставил в кинокамеру новую кассету. Вернувшись на мостик, он услышал пронзительный крик сигнальщиков: «Пикирующие бомбардировщики!». Это невероятно, но все на «Акаги» были захвачены врасплох. Адмирал Кусака наблюдал за началом взлета самолетов для удара по американскому флоту. Капитан 1-го ранга Аоки сконцентрировал свое внимание на последних американских торпедоносцах. Несколько торпедоносцев еще кружились вокруг.

На линейном корабле «Кирисима», идущем примерно в 5 000 ярдах от авианосца, также заметили самолеты над «Акаги». Старший офицер линкора схватил трубку радиотелефона, но, пока он пытался передать предупреждение, было уже поздно.

Макисима, увидев идущие в крутом пике самолеты противника, направил на них объектив своей кинокамеры. Он успел снять три первых бомбардировщика, которые приближались с каждой секундой. Потом кинооператор решил, что с него достаточно (в конце концов он был гражданским человеком), и упал на палубу.

Капитан 2-го ранга Футида наблюдал за приближением бомбардировщиков немного дольше. Внезапно он увидел какие-то темные капли, отделившиеся от крыльев бомбардировщиков, и тоже решил, что наблюдать достаточно, укрывшись за броневым щитком. Затем оглушительный взрыв, потрясший весь корабль — это бомба, порвав радиоантенну, взорвалась всего в пяти ярдах от левого борта. Огромный столб грязной, черной воды, поднявшись до клотика мачты, обрушился на стоящих на мостике офицеров.

Сразу же после этого — некоторые говорят, что даже немного раньше, — вторая бомба угодила в полетную палубу напротив мостика. На этот раз взрывной удар был не так силен, но только потому, что бомба, легко пробив центральный самолетоподъемник, взорвалась внизу на ангарной палубе. Там она смела все: самолеты, цистерны с бензином, бомбы, торпеды, людей. Начались пожары, которые перекинулись на самолеты, находившиеся на полетной палубе.

Третья бомба угодила прямо в корму корабля, превратив стоявшие там самолеты в груду обломков. Что еще хуже, она заклинила руль настолько, что авианосец больше не мог управляться. Затем наступила внезапная тишина, и на какой-то момент не было слышно никаких звуков, кроме шума огня. Глядя с мостика вниз на пылающие обломки самолетов, капитан 2-го ранга Футида зарыдал.

Капитан 2-го ранга Хисаси Охара, стоя на штурманском мостике авианосца «Сорю», также наблюдал за атакой на «Kaгa». Бомбы уже попали в авианосец, и он мог видеть пламя, бушующее на палубе «Kaгa». Внезапно он услышал пронзительный крик сигнальщиков своего корабля: «Пикирующие бомбардировщики противника — в просветах облаков!» Охара взглянул вверх как раз вовремя, чтобы увидеть дюжину самолетов, стремительно приближавшихся к «Сорю». В следующее мгновение первая бомба попала в левую сторону полетной палубы, впереди самолетоподъемника, затем вторая — прямо в мостик. Вспышка взрыва блеснула в каких-нибудь пяти ярдах позади Охара, но он каким-то чудом уцелел. После того, как третья бомба попала в корму, вся полетная палуба оказалась охваченной пламенем.

Третье попадание, по рассказам, было самым тяжелым — самолеты и боеприпасы взлетели на воздух в одном чудовищном взрыве. Это случилось настолько быстро, что многие на «Сорю» вообще не успели понять, что же произошло. Главстаршина Мори находился внизу, в помещении для инструктажа, вместе с другими пилотами, вернувшимися после удара по Мидуэю. Летчики сидели, развалясь в больших кожаных креслах, жевали шарики риса и пытались понять, чем вызвана эта таинственная возня на мостике. Затем включилась боевая трансляция, и усиленный динамиком голос объявил, что «Kaгa» находится под атакой. Некоторые молодые пилоты побежали смотреть, но Мори остался в помещении: когда он понадобится, его позовут. Он все еще вел непринужденную беседу с дюжиной других летчиков, когда внезапно раздался страшный скрежет и грохот, корабль резко накренился на правый борт, очевидно, производя критический поворот влево. В следующее мгновение одна из переборок помещения для инструктажа с треском раскололась, и в помещение ворвалось пламя. Пилоты устроили сумасшедшую давку у единственных дверей. Применив известные ему приемы регби, Мори вырвался из помещения одним из первых. Другой пилот из этой группы, Отава, выбравшись на полетную палубу, обнаружил, что она представляет собой море огня. Отава не успел даже очухаться, как близко раздавшимся взрывом его сбросило за борт.

На «Хирю» лейтенанты Томонага и Хасимото весь последний час были заняты подготовкой удара по американскому флоту. Теперь уже все, казалось, было готово, и Хасимото забежал перевести дух в помещение для инструктажа эскадрильи торпедоносцев. Через несколько минут в помещение ворвался лейтенант Ясухиро Сигемацу и закричал: «Быстро наверх! «Акаги» — поврежден, «Кага» и «Сорю» — горят! Только наш корабль не получил попаданий!»

Не веря тому, что он услышал, Хасимото быстро поднялся на полетную палубу. Было тяжело увидеть много: в течение утреннего маневрирования «Хирю» ушел далеко от трех других авианосцев, и сейчас они были примерно в 10 000 ярдах за его кормой. Но все-таки лейтенант Хасимото смог увидеть пламя и три отдельных столба дыма, поднимавшихся высоко в небо на горизонте.

Старший офицер авианосца «Хирю» капитан 2-го ранга Каноэ наблюдал за развивающимися событиями с ходового мостика. Самым ужасным было то, что все, казалось, произошло одновременно и так неожиданно.

Лейтенанта Хоммберга уже почти ничего не заботило. Если даже он и не вернется на «Йорктаун» — не беда: задача выполнена! Хоммберг считал, что зенитный огонь перебил ему бензосистему и он скоро упадет. Бензин разбрызгивало по всей кабине. Лейтенант ожидал, что мотор вот-вот заглохнет, но тот продолжал работать, и приборы показывали, что все в порядке. В итоге летчик понял, что ничего плохого с его мотором не случилось: это была всего-навсего гидравлическая система, работающая на шасси и закрылки. Продолжая полет, Хоммберг вскоре соединился с другими самолетами 3-й бомбардировочной эскадрильи, и они вместе направились к «Йорктауну», радуясь, что их не атаковали японские истребители.

Однако так везло отнюдь не всем. Будучи далеко внизу, срывая атаку американских торпедоносцев, «Зеро» не могли помешать атаке пикирующих бомбардировщиков, но они находились в прекрасной позиции для удара по выходящим из пике машинам. Разъяренные видом трех горящих авианосцев, они жаждали реванша.

Пушечно-пулеметная очередь всплеснула воду вокруг самолета Уэйда Макклуски, когда, прижимаясь к воде, командир авиагруппы выходил из боя. Два «Зеро», сделав разворот, спикировали на него. Макклуски резко развернул машину прямо на одного японца. Это уменьшало площадь попадания и давало его юному стрелку Челосеку шанс продемонстрировать свое мастерство, всего месяц назад полученное в школе воздушных стрелков. Около пяти минут три самолета носились в смертельной карусели. Затем очереди японских пулеметов настигли самолет Макклуски. Левая сторона его кокпита была изрешечена, а сам капитан 3-го ранга почувствовал, будто по его левому плечу ударили кузнечным молотом. Макклуски подумал, что все уже кончено, но атаки неожиданно прекратились. Макклуски вызвал своего стрелка по СПУ, но ответа не было. Несмотря на раненое плечо, Макклуски повернулся назад. Челосек был на месте — невредимый, с готовым к действию пулеметом. Выяснилось, что он подбил один «Зеро» и «убедил» другой оставить их в покое. «Донтлес» командира авиагруппы продолжал полет, неся на себе многочисленные сувениры прошедшего боя. Бомбардировщик имел 55 пробоин только от японцев, не считая тех, которые он получил от собственного стрелка. Челосек, зная, что спаренные стволы его пулеметов имеют между собой расстояние 8 дюймов, считал это расстояние вполне достаточным, чтобы вести огонь одновременно по обе стороны хвостового стабилизатора. К счастью, от стабилизатора осталось достаточно, чтобы вернуться домой.

Старшина Адкинс, стрелок-радист в самолете младшего лейтенанта Питтмана, сражался с собственными пулеметами, которые соскочили со станины во время пикирования бомбардировщика. Адкинс умудрился подхватить пулеметы, чтобы их не унесло за борт. Более того, он ухитрился вести из них огонь, держа на весу, отогнав при этом «Зеро», заходивший на бомбардировщик снизу. Никто не мог понять, как это ему удалось. Когда они вернулись на «Энтерпрайз», Адкинс, будучи очень хрупким юношей, даже не мог приподнять пулеметы, весившие 180 фунтов!

Так, один за другим пикирующие бомбардировщики уходили после своей блестящей атаки, увертываясь от огня орудий горящих авианосцев, прорываясь через стену заградительного огня кораблей охранения, удирая от свирепо рычащих «Зеро». Это удалось не всем, но те, кому удалось, снова могли почувствовать жизнь, направляясь обратно к родным авианосцам.

Чувство мрачного разочарования охватило Стена Ринга, командира авиагруппы с «Хорнета», когда после бесполезного поиска на юге он повел свои самолеты обратно на авианосец. Несброшенные бомбы виднелись под крыльями всех бомбардировщиков. Хуже всего было то, что многие бомбардировщики 8-й эскадрильи не могли поймать сигнал приводной радиостанции «Хорнета» и шли наощупь, расходуя последние капли горючего. К счастью, сам Мидуэй был на расстоянии всего 70 миль, и командир эскадрильи Раф Джонсон принял решение совершить там посадку, дозаправиться горючим, а затем продолжать полет. У некоторых горючего оставалось настолько мало, что они не смогли дотянуть даже до Мидуэя. Младший лейтенант Гвеллори сел на воду в 40 милях от атолла, младший лейтенант Вуд — в 10 милях, а младший лейтенант Айман спланировал с заглохшим мотором прямо в лагуну Мидуэя. Остальные 11 бомбардировщиков подходили с большой осторожностью, справедливо подозревая, что гарнизон Мидуэя был более чем начеку. На подходе самолеты «Хорнета» сбросили свои бомбы на рифы, надеясь, что это будет истолковано как дружеский жест, но эффект был совершенно противоположным. Полковник Шаннон был убежден, что перед высадкой десанта японцы обязательно взорвут проходы в коралловых рифах. Поэтому самолеты были встречены дружным зенитным огнем, повредившим три машины. Затем чьи-то зоркие глаза опознали знакомые силуэты «Донтлесов», и все кончилось благополучно.

Лейтенант Стен Райлоу, ведущий обратно на «Хорнет» 8-ю эскадрилью истребителей, не решился сесть на Мидуэе. Большие столбы дыма, поднявшиеся над атоллом, могли означать все что угодно, в том числе и то, что Мидуэй уже захвачен противником.

Истребители продолжали полет. Летели минуты, горючего становилось все меньше, и в конце концов первый истребитель сел на воду. Затем второй. Райлоу наблюдал, как его истребители шли вниз один за другим — некоторые одни, некоторые парами — пока в итоге не остались только младший лейтенант Пат Митчелл, лейтенант Джим Грэй и он сам. Затем Митчелл и Грей тоже сели на воду. Теперь Райлоу остался один. Поняв, что с ним все равно через несколько минут произойдет то же самое, Райлоу развернулся и посадил свой истребитель на воду рядом с Митчеллом и Греем. Вместе веселее! В 11.00 8-я эскадрилья истребителей перестала существовать.

Было только одно утешение: примерно полчаса назад Райлоу на большом удалении обнаружил то, что они безуспешно искали все утро — японский флот. Конечно, было обидно обнаружить противника в тот момент, когда их бензобаки были пустыми, но картина была все-таки приятной: было видно, что три авианосца горят. Некоторые другие американцы могли наблюдать эту картину с гораздо более близкого расстояния. Не считая трех сбитых пилотов, которых японцы подняли на свои корабли, за горящими авианосцами наблюдали младший лейтенант Тони Шнейдер, посадивший свой «Донтлес» на воду, и младший лейтенант Джордж Гей — единственный уцелевший из эскадрильи Вальдрона.

Гей плавал прямо среди кораблей японского соединения, но его так и не заметили. Он же наблюдал вовсю. Гей видел, как «Зеро» садились на авианосец, обратив внимание на то, что у японцев аэрофинишеры находятся ближе к корме, чем у американцев, и процедура захода на посадку у них другая. Когда появились пикирующие бомбардировщики, Гей видел все подробности их атаки. Он хлопал в ладоши и вопил от восторга при каждом попадании.

Капитан 1-го ранга Рюсаку Янагимото прилагал все усилия, чтобы спасти «Сорю». Однако отдавать приказания не было никакой возможности — из строя вышли переговорные трубы, телефоны и машинный телеграф.

Несмотря на сильные ожоги, капитан 2-го ранга Охара пытался возглавить борьбу с пожаром. Связи с мостиком не было. Он спустился на палубу с поста управления авиацией, собирая людей на борьбу с огнем. Но все было бесполезно — средства пожаротушения вышли из строя. В конце концов Охара потерял сознание от ожогов и то ли сам упал, то ли был сброшен взрывом за борт. Придя в себя, Охара увидел, что находится в воде. Какой-то матрос поддерживал его и бил по лицу, чтобы он снова не потерял сознание.

В 10.40 обе машины авианосца встали, весь корабль был объят пламенем. Огонь добрался до погреба, где хранились торпеды, и страшный взрыв, чуть не перевернув «Сорю», разорвал полетную палубу. В 10.45 тяжело раненный капитан 1-го ранга Янагимо-то отдал приказ покинуть корабль. Когда этот приказ был отдан, главстаршина Мори с группой других пилотов, вырвавшихся из помещения для инструктажа, находился на крошечном отрезке шлюпочной палубы под мостиком. Они стояли там так тесно, что никто не мог пошевелить рукой. Когда же стали прибывать другие люди, загнанные сюда огнем, пришлось карабкаться на плечи друг друга, чтобы всем хватило места.

А тем временем пламя подбиралось все ближе к этому месту. Была сделана попытка спустить катер. Однако ничего не получилось — шлюпбалки заело, один конец талей оборвался. Вскоре многие стали прыгать в море. Рассчитав момент, Мори прыгнул с палубы и схватился руками за тали пустой шлюпбалки, надеясь по ней спуститься в воду. Но второй конец талей оказался не закрепленным, а просто перекинутым через блок, и Мори, сорвавшись, упал в воду. Он вынырнул и начал отплывать от корабля. В следующее мгновение шлюпка, сорвавшаяся откуда-то сверху, шлепнулась в воду недалеко от него. Она упала в воду вверх дном, но Мори с помощью других моряков поставил ее на ровный киль и стал вычерпывать из шлюпки воду с помощью своего летного сапога. Они все вскарабкались в шлюпку и начали отгребать от авианосца. Это происходило очень медленно, так как в их распоряжении было только одно весло.

Пожар на «Кага» становился таким сильным, что капитан 2-го ранга Амагаи не мог больше оставаться на посту управления авиацией. Никто ничем не распоряжался, и Амагаи по собственной инициативе попытался организовать борьбу с огнем.

Гигантские взрывы грохотали по всему кораблю, убивая людей и разбивая вдребезги самолеты. Амагаи пытался проникнуть на ангарную палубу, но там пожар был еще хуже, и это выглядело подобно аду. Услышав крики, что ангарная палуба в огне, главстаршина Моринага бросился к своему бомбардировщику, но ситуация была уже безнадежной. Все средства пожаротушения вышли из строя. В отчаянии Моринага организовал бригаду с ведрами, которые обычно использовались в гальюнах, расположенных по бортам ангарной палубы. Как и ожидалось, результаты оказались жалкими. Огонь и взрывы неуклонно распространялись, и, в конце концов, Моринага оказался загнанным на крошечный отрезок еще чистой палубы под островной надстройкой. Вверху уже все было охвачено огнем, нужно было спуститься на следующую палубу. Ступеньки ведущего туда трапа накалились докрасна. К счастью, Моринага заметил катер, принайтованный к борту корабля. Брезент катера был туго натянут, но Моринага стал карабкаться вниз, цепляясь за него пальцами. Он сам удивлялся, как ему это удалось, но он добрался до следующей палубы. Наконец старшина почувствовал себя на какой-то момент в безопасности, но здесь было много народа. Капитан 2-го ранга Амагаи собрал тут большинство пилотов. Он понял, что пожар погасить не удастся, и теперь был одержим идеей спасти как можно больше своих летчиков для будущих операций. Амагаи не слышал приказа оставить корабль, но сейчас это уже не имело значения. По собственной инициативе он отдал приказ: «Прыгайте в море!»

Моринага рванул с себя легкий комбинезон, сапоги и даже свой «сеним бари». Оставшись в одних шортах, он прыгнул с палубы так далеко, как мог. Сам Амагаи последовал за своими пилотами и, отплывая от горящего авианосца, обратил внимание на то, что краска на правом борту «Kaгa» уже начала гореть.

— Все, кто не занят, вниз! — закричал капитан 3-го ранга Масуда в момент страшной суматохи на мостике флагманского авианосца «Акаги». Необходимо было собрать как можно больше людей для борьбы с огнем.

Капитан 2-го ранга Футида был слишком слаб после аппендицита, чтобы участвовать в борьбе с пожаром, и он спустился в помещение для инструктажа. Туда же спустился и Макисима — основательно помятый и без кинокамеры. Но в помещении для инструктажа передохнуть не удалось. Оно было переполнено пострадавшими, в нем стояла невыносимая жара, постепенно становилось трудно дышать от все прибывающего дыма. Футида и Макисима вернулись на пост управления авиацией.

Командир дивизиона живучести капитан 2-го ранга Добаси делал все, что мог, чтобы остановить огонь. Он развернул пожарные шланги, но подающие воду насосы не работали из-за отсутствия энергии. Добаси попытался затопить хотя бы погреба боеприпасов, но клапана затопления оказались поврежденными. В бессильной ярости капитан 2-го ранга решил погибнуть вместе с кораблем по древней традиции.

Штурман авианосца капитан 2-го ранга Миура понял, что корабль не управляется. Бомба, попавшая в корму, заклинила положенный влево руль, и теперь «Акаги» мог только совершать циркуляции. Миура поставил машинный телеграф на «стоп», но машины продолжали работать. Поскольку все переговорные трубы и телефоны были разбиты, пришлось послать рассыльного в машину узнать, что там случилось. Выяснилось, что с машинами все в порядке, но вся машинная вахта погибла — люди задохнулись раскаленными газами, проникшими вниз через систему вытяжной вентиляции. Что-то сверхъестественное было в продолжающейся работе машин с мертвыми механиками. Пришлось перекрыть пар, ив 10.42 авианосец остановился. Пламя тут же с ревом устремилось вперед. В 10.43 огонь подобрался к истребителю, стоявшему на полетной палубе прямо под мостиком. Раздался взрыв, и пламя, охватив мостик, зализало иллюминаторы флагманской рубки. Жара внутри адмиральского помещения становилась невыносимой.

Адмиралу Кусака было ясно, что «Акаги» больше не может служить флагманским кораблем. Корабль не управлялся и потерял ход, пожар становился все яростнее, радио вышло из строя, а руководить боем с пылающего мостика с помощью семафора и сигнальных флагов было невозможно. Он настаивал, чтобы адмирал Нагумо перешел на другой корабль.

Нагумо отказался, тогда командир авианосца капитан 1-го ранга Аоки со слезами на глазах сказал командующему: «Адмирал, вы должны перенести флаг, оставьте «Акаги» на меня». Нагумо снова отказался. Кусака продолжал настаивать. Самурайский дух это, конечно, хорошо, но пылающий флагманский корабль — не место для руководства боем. «Вы командующий соединением, — резко сказал он своему шефу. — И ваш долг — продолжать бой!» Долгое молчание, затем едва заметным кивком головы Нагумо дал согласие.

Нельзя было терять ни секунды. На находящийся поблизости эскадренный миноносец «Новаки» семафором передали приказ спустить шлюпки и приготовиться принять адмирала. В то же время флаг-офицер капитан 3-го ранга Нисибаси получил приказ разведать все выходы и найти лучший путь отступления из этого пекла. Нисибаси вскоре вернулся — все проходы внизу были в огне.

Спастись можно было только через иллюминаторы. В 10.46 они открыли один с подветренной стороны, выкинули через него пару концов и начали спускаться. Первым спустился Нагумо. Он проделал это с легкостью и грацией — пригодилась спортивная подготовка в молодости, когда адмирал был чемпионом флота по дзюдо. Для располневшего адмирала Кусака этот спуск оказался более тяжелым. Он сорвался с конца и тяжело упал на палубу, растянув обе лодыжки. Однако в тот момент он даже этого не заметил. Взрывались боеприпасы, вокруг со свистом летали осколки, бушевало пламя. Хуже, что при падении начальник штаба потерял сапог. Какое-то мгновение он колебался — тратить время на надевание сапога или же догонять других в одном сапоге, прыгая по раскаленной палубе. Весь штаб был уже на баке, крича своему начальнику, чтобы тот поторопился. Кусака побежал на бак — то бегом, то прыгая на одной ноге.

Катер с эсминца «Новаки» подошел под нос авианосца, и все они спустились в него и направились к легкому крейсеру «Нагара», куда Нагумо в последний момент решил перенести флаг. Когда катер отвалил от горящего авианосца, взрывы продолжали сотрясать флагманский корабль. Во все стороны в воздух взлетали обломки.

В 11.30 с крейсера «Нагара» подали штормтрап и Нагумо вместе со своим штабом вскарабкался на борт, где его встретил контр-адмирал Кимура — командующий 10-й эскадрой эсминцев охранения.

— Кимура, как вы думаете, сможет ли «Нагара» буксировать «Акаги»? — были первые слова Нагумо, когда он поднялся на борт крейсера.

— Это, наверное, будет трудно осуществить, — ответил контр-адмирал Кимура, стараясь выбирать наиболее тактичные слова, — если принять во внимание то состояние, в котором находится «Акаги».

Поднявшись на мостик крейсера, Кусака немедленно приказал поднять на мачте флаг Нагумо. Но оказалось, что вице-адмиральского флага на крейсере нет. Тогда Кусака взял контр-адмиральский флаг Кимуры, который отличался от вицеадмиральского лишь красной полосой, идущей через нижнюю часть полотнища. Эту полосу отодрали, а остатки подняли на мачте. Флаг Нагумо, поднятый на крейсере «Нагара», был немного в лохмотьях, но, конечно, потрепан в гораздо меньшей степени, чем само соединение.

Адмирал Исороку Ямамото чувствовал себя гораздо лучше. Легкое несварение желудка, которое мучило его за день перед этим, прошло, и адмирал с огромным аппетитом съел свой обычный утренний завтрак: суп миссо, рисовую кашу, яйца и вяленую рыбу.

Когда Ямамото появился на мостике, штабные удивленно переглянулись. Все они были одеты в повседневную форму или в обычные рабочие куртки, но главком появился в накрахмаленной белой форме и в белых перчатках.

Стоя на флагманском мостике чудовищного линкора «Ямато», адмирал, выслушивая доклады штабных, осматривал в бинокль 18 кораблей своих главных сил. Он не особенно волновался. Нагумо все еще строго придерживался радиомолчания, и на «Ямато» знали только то, что удавалось перехватить из сообщений летчиков. В штабе Ямамото поняли, что американские летающие лодки обнаружили авианосцы Нагумо, что Томонага потребовал второго удара по Мидуэю, что самолеты с Мидуэя пытались атаковать авианосцы. В 7.28 они слышали доклад гидросамолета № 4 с «Тонэ», что американский флот уже появился на сцене.

Поскольку все их планы базировались на совершенно противоположных предпосылках, адмирал и его штаб приняли к сведению новую ситуацию с легким удивлением. Но это нисколько не заставило их встревожиться. Напротив, новость о появлении американского флота привела всех в восторг. Если американский флот уже появился, с ним просто будет покончено быстрее, чем планировалось. А когда самолет с «Тонэ» доложил об обнаружении авианосца противника, возбуждение на мостике «Ямато» возросло еще больше. Капитан 1-го ранга Куросима уверял всех, что Нагумо, конечно, предусмотрел такую возможность и наверняка имеет в запасе резервную волну торпедоносцев. «Все идет так, как мы этого хотели», — доложил Куросима адмиралу. В последующие два часа не случилось ничего, что изменило бы это мнение. За это время Нагумо уже отказался от радиомолчания и дважды выходил на прямую связь с Ямамото. Суть его сообщений была весьма оптимистичной: он нанес много ударов, он не имеет никаких повреждений, он преследует флот противника...

Затем, примерно в 10.30, из радиорубки поступило совершенно неожиданное сообщение. Капитан 2-го ранга Ватанабе услышал его через переговорную трубу — так из радиорубки передавалось на мостик все, что удавалось перехватить в эфире. Взволнованный голос радиста доложил: «Пожар на «Акаги»! Ватанабе немедленно передал сообщение адмиралу Ямамото. Главком спросил у капитана 1-го ранга Куросима, есть ли возможность получить подтверждение, что авианосцы, действительно, подняли самолеты для удара по американскому флоту. Если это еще не сделано, то дело может кончиться плохо. Капитан 1-го ранга Куросима был уверен, что требовать подтверждения нет никакой необходимости. Конечно же, ударная волна поднята. Ведь все это было предусмотрено планом операции!

Затем была принята еще одна радиограмма: пожары на «Кага» и на «Сорю». Но в штабе Ямамото все еще не беспокоились. Не было причин полагать, что повреждения серьезны: корабли, идущие в бой, могут получить попадания, «Хирю» совершенно цел, настоящий бой только начинается.

В 10.50 на мостик поспешно поднялся рассыльный, передав новое сообщение начальнику связи главкома капитану 2-го ранга Вада. Вада кинул взгляд на сообщение и молча передал его начальнику штаба Объединенного флота адмиралу Угаки. Тот взглянул на него и также молча передал его главнокомандующему.

Сообщение было от заместителя Нагумо контрадмирала Абз, державшего свой флаг на тяжелом крейсере «Тонэ». Абэ автоматически вступил в командование соединением, пока Нагумо переносил свой флаг на крейсер «Нагара». В радиограмме говорилось: «В результате атак береговой и авианосной авиации противника на «Акаги», «Kaгa» и «Сорю» начались пожары. Намерены бросить в бой против американского авианосца «Хирю». В настоящий момент отходим к северу, перегруппировывая силы...»

Ямамото вернул радиограмму, не сказав ни слова. Лицо его оставалось невозмутимым — даже бровь не дрогнула.

Одновременно с донесением главнокомандующему адмирал Абэ радировал контр-адмиралу Ямагути на «Хирю», который к тому времени почти скрылся за горизонтом в северном направлении: «Атакуйте авианосец противника!»

Ямагути не.нуждался в напоминаниях. К этому он стремился все утро. Бросив взгляд на клубы дыма, поднимавшиеся далеко за кормой, он начал отдавать приказы, просигналив в ответ Абэ: «Поднимаем в воздух все самолеты с целью уничтожения авианосца противника».

Матросы трудились на палубах «Хирю», продолжая перевооружение самолетов. Если среди экипажа авианосца и был кто-нибудь, кто недостаточно осознавал серьезность обстановки, он вскоре услышал об этом. Громкоговорители кратко сообщили о повреждениях трех других авианосцев и возвестили, что теперь на «Хирю» ложится вся тяжесть борьбы во славу великой Японии.

Командир авиационной боевой части капитан 2-го ранга Кавагучи составил план атаки. Идеальным, конечно, было бы послать вместе пикирующие бомбардировщики и торпедоносцы для координированного удара. Но для этого потребовался бы час, чтобы подвесить торпеды под самолеты, вернувшиеся после удара по Мидуэю, а этого часа уже терять было нельзя. В такой рискованной игре главным становился фактор времени. Пикирующие бомбардировщики готовы — они пойдут одни. Торпедоносцы последуют за ними позднее. Самым важным было быстрейшее нанесение удара по врагу!

Лейтенант Мичио Кабаяси понимал все это очень хорошо. Он должен был вести пикирующие бомбардировщики в бой. Высокий, молчаливый, Кабаяси был ветераном Перл-Харбора, участвовавшим во всех боевых походах соединения. Прекрасный летчик, он сохранял хладнокровие в любой обстановке. Беда состояла лишь в том, что Кабаяси имел только 18 пикирующих бомбардировщиков в своей маленькой авиагруппе.

Еще хуже дело обстояло с истребителями сопровождения. Они так много потеряли их, пытаясь прикрыть авианосцы во время утренних атак, что для сопровождения пикировщиков удалось выделить только шесть «Зеро».

В 10.50 все было готово. Пилоты пикирующих бомбардировщиков, выйдя из инструкторской, поспешили к своим машинам. Однако им неожиданно приказали построиться на полетной палубе под мостиком, откуда к ним обратился адмирал Ямагути. Адмирал подчеркнул, что они — это все, что осталось. Следовательно, все зависит от их усилий, хладнокровия и мастерства.

18 летчиков заняли свои места в бомбардировщиках, когда моторы уже работали. Импульсивно Кавагучи кинулся к своему однокурснику по академии лейтенанту Конда — командиру дивизиона пикировщиков — и обнял его.

В 10.54 первые «Зеро» взмыли с полетной палубы, а в 10.58 в воздухе уже была вся ударная группа. Летчики не стали тратить времени на набор высоты и традиционные круги над авианосцем, сразу же взяв курс на восток. Следя за ними с поста управления авиацией, капитан 2-го ранга Кавагучи молился о реванше.

Глава 9.

Контрудар и агония

Прошло только два часа с тех пор, как Уэйд Макклуски повел в бой пикирующие бомбардировщики «Энтерпрайза», однако они показались вечностью для всех оставшихся на авианосце. Все понимали, что Макклуски сильно запаздывал. Он должен был выйти на японцев в 9.20, теперь же было 10.00, а от Макклуски еще не было ни слова. Радиоприем был отвратительный — сплошные помехи. К тому же какой-то дурак с Алеутских островов постоянно забивал каналы связи своими бессвязными сообщениями, а штаб командующего флотом в Перл-Харборе почему-то считал нужным ретранслировать эту чепуху на «Энтерпрайз».

В 10.05 долгое ожидание кончилось. Через треск помех пришло сообщение от Макклуски, докладывавшего о контакте с противником. Сообщение было настолько тихим и невнятным, что радисты хотели еще запросить у Макклуски подтверждение. Однако неугомонный Майлс Браунинг выхватил у радиста микрофон и в 10.08 бешено проорал сквозь треск помех: «Атакуйте! Немедленно атакуйте!»

На эсминце «Бэлч» сообщение о контакте не было принято вообще. Первый намек на то, что Макклуски обнаружил противника, был в веселом американском голосе, внезапно закричавшем по радио: «Ребята, смотрите, какой мы устроили пожар!»

В радиорубке крейсера «Астория» радисты слушали пикирующие бомбардировщики Макса Лесли с «Йорктауна». Никаких сообщений о контакте принято не было, но через помехи прорвался ликующий крик: «Смотри, как мы им врезали, Джо!»

Снова полетели минуты томительного ожидания. Затем около 11.00 какие-то черточки появились в западной части неба. Они оказались возвращающимися истребителями Джима Грея. Злой и разочарованный, Грей не мог сказать ничего нового о результатах атаки пикирующих бомбардировщиков.

Наконец около 11.50 начали возвращаться бомбардировщики Макклуски. Пикировщики шли без всякого строя: по трое, по двое, по одному... Капитан 3-го ранга Макклуски был среди них, с трудом дотягивая машину до авианосца: во-первых, он был ранен, а во-вторых, «Энтерпрайз» оказался на 60 миль дальше той точки, где его надеялись обнаружить. Теперь Макклуски шел на посадку, имея в бензобаках всего 5 галлонов бензина.

С трудом совершив посадку, Макклуски поднялся на мостик авианосца и доложил о результатах атаки адмиралу Спрюэнсу: три авианосца получили прямые попадания и горят, четвертый — остался неповрежденным. Неожиданно доклад Макклуски был прерван криком старшего офицера авианосца капитана 2-го ранга Буна: «Боже мой, Мак, вы ранены!» В горячке Макклуски забыл об этом, но кровь, просочившись через его куртку, начала капать на палубу. В лазарете, куда командир авиагруппы был немедленно направлен, насчитали у него 5 ран на плече и в левой руке. В суматохе доклад Макклуски о четвертом авианосце был как-то упущен из вида. Так же было и с подробным рапортом Дика Беста, который, совершив посадку пятью минутами позже, докладывал о результатах атаки капитану 1-го ранга Браунингу.

На палубах встревоженными взглядами пересчитывали самолеты в эскадрильях, когда они возвращались на «Энтерпрайз». Занятие было не из веселых. Кроме ужасающих потерь в 6-й эскадрилье торпедоносцев, огромный урон понесли и пикирующие бомбардировщики — 18 из 32. Такие большие потери у пикирующих бомбардировщиков отчасти объяснялись тем, что у многих пилотов не хватило горючего дотянуть до авианосца и им пришлось садиться на воду. Некоторые из них были подобраны только через сутки.

На «Хорнете» царила еще более мрачная атмосфера. Стен Ринг привел на авианосец после безрезультатного поиска на юге 8-ю разведывательную эскадрилью и один бомбардировщик из 8-й бомбардировочной. Не вернулись все остальные самолеты 8-й бомбардировочной, а также ни одного самолета из 8-й торпедоносной и 8-й истребительной эскадрилий. 39 самолетов исчезли без следа. Немного позднее появился истребитель с «Йорктауна», тяжело поврежденный в бою с «Зеро». Он пошел на посадку на первый увиденный им авианосец. Когда он тяжело плюхнулся на полетную палубу, его пулеметы случайно дали длинную очередь, против островную надстройку и убив несколько человек. Это тоже не способствовало поднятию настроения.

А техсостав 8-й торпедоносной эскадрильи все еще продолжал на что-то надеяться. Адъютант эскадрильи Джордж Флин хорошо знал, что торпедоносцы могли держаться в воздухе 5 часов 20 минут, но еще долго по истечении этого времени он продолжал обшаривать взглядом небо, надеясь, что какое-нибудь чудо поможет торпедоносцам Вальдрона вернуться назад. И когда не оставалось уже никакой надежды, он все еще продолжал хранить ужин 8-й эскадрильи, оставленный в расход.

На «Йорктауне» обстановка была спокойнее. Его самолеты вылетели на час позже и, не считая одного истребителя, совершившего вынужденную посадку на «Хорнет», все остальные самолеты без труда вернулись на авианосец, который оказался точно в том месте, где он и обещал быть перед вылетом.

В 11.15 пикирующие бомбардировщики Макса Лесли были уже над «Йорктауном», но в последний момент было решено пропустить первыми на посадку истребители Тэча, поскольку у них кончалось горючее. Бомбардировщики продолжали кружиться над авианосцем, но хорошие новости невозможно долго держать при себе. Один из «Донтлесов» просигналил фонарем Элдайса о потоплении ими авианосца противника. Аплодисменты и крики восторга загремели на всех кораблях 17-го оперативного соединения. Тут же с молниеносной быстротой корабли обошел совершенно фантастический слух: японские летчики после гибели своего авианосца совершили посадку на Мидуэе и сдались в плен.

Адмирал Флетчер, однако, не разделял общего ликования. Он все еще знал только о двух японских авианосцах, а в течение 5 часов от летающих лодок не поступило больше ни одного сообщения. Адмиралу так и не удалось до сих пор составить ясную картину разворачивающегося боя. В 11.20 адмирал решил послать на северо-запад еще 10 из 17 пикирующих бомбардировщиков, которые он держал в резерве все утро.

В 11.45, после некоторой задержки, вызванной сменой боевого воздушного патруля, начали посадку истребители Тача. Посадив самолет, Тэч поспешил на флагманский мостик, доложив Флетчеру, что три японских авианосца определенно выведены из строя и ход боя, по-видимому, складывается «в нашу пользу». Теперь Флетчер знал, по крайней мере, о трех авианосцах противника. Но был ли среди них четвертый? Тэч не мог этого сказать. Он видел только три, и все они горели. Был ли там еще один, комэск сказать не мог.

В этот момент на «Йорктауне» прозвучал сигнал воздушной тревоги. С радарной станции доложили, что большое количество неизвестных самолетов приближаются с запада. Теперь Флетчеру стало ясно, что где-то поблизости действует и четвертый авианосец противника. В 11.52 с радарного поста доложили, что неизвестные самолеты находятся уже на расстоянии 32 миль от авианосца. Они шли на такой высоте, что становилось совершенно ясно, что это пикирующие бомбардировщики противника, а поскольку «Йоркта-ун» был первым на линии их движения, он и должен был стать их целью.

Эскадренные миноносцы охранения придвинулись ближе, крейсеры «Астория» и «Портленд» встали с правого борта, заняв позицию между авианосцем и надвигающейся атакой. «Йорктаун» повернул на юго-восток, подставив самолетам противника корму Авианосец увеличил скорость с 25 до 30,5 узлов.

«Йорктаун» был полностью готов к бою. Из трубопроводов выкачали топливо и заполнили их углекислым газом. Небольшая передвижная цистерна с горючим, находившаяся на полетной палубе, была выброшена за борт. Расчеты зенитных орудий и пулеметов заняли свои места, следя за западным направлением. Аварийные команды разбежались по своим боевым постам. На пунктах первой помощи в полной готовности находились врачи и санитары.

Первой линией обороны «Йорктауна» был его боевой воздушный патруль. Как только раздался сигнал тревоги, капитан 3-го ранга Педерсон сразу же повел свои 12 истребителей на перехват бомбардировщиков противника.

Лейтенант Сигемацу не смог побороть искушения. Шесть его «Зеро» должны были прикрыть пикирующие бомбардировщики Кабаяси, но далеко внизу лейтенант заметил группу американских бомбардировщиков, которые возвращались домой после атаки. Сигемацу решил расправиться с ними, а затем вернуться к своим бомбардировщикам. «Зеро» спикировали на идущие внизу «Донтлесы», но не только не смогли их сбить, но сами получили настолько сильные повреждения, что два истребителя вынуждены были вернуться на «Хирю». Сигемацу догнал свои бомбардировщики, но теперь он имел четыре истребителя вместо шести.

Пикирующие бомбардировщики лейтенанта Кабаяси продолжали полет. Гидросамолетам № 4 и 5 с тя желого крейсера «Тикума» было приказано указать им дорогу, но Кабаяси, пристроившись к одной группе, следовал за ней.

Незадолго до полудня, в 30 милях по курсу, лейтенант Кабаяси увидел то, к чему стремился. Там, в разрыве облаков, окруженный ощетинившимися крейсерами и эсминцами, шел огромный авианосец. Кабаяси включил передатчик и приказал своим 18 пикирующим бомбардировщикам построиться для атаки.

Затем откуда-то сверху — совершенно внезапно — на небольшую группу Кабаяси обрушилась дюжина американских истребителей, расколов японский строй и почти одновременно уничтожив шесть бомбардировщиков.

Лейтенант Гринбеккер, наблюдавший за воздушным боем с поста управления авиацией на «Йорктауне», был уверен, что ни одному японцу не удастся уцелеть, но восемь самолетов противника каким-то чудом прорвались через цепь истребителей. Они шли к «Йорктауну», вытянувшись широкой дугой, один за другим.

Командир авианосца капитан 1-го ранга Букмастер находился на ходовом мостике, а адмирал Флетчер во флагманской рубке продолжал работать со своими картами. Штабной офицер, подойдя к командующему, вежливо доложил:

— Противник приближается, сэр.

— Что же я могу поделать, — ответил адмирал, — только надеть каску.

Кружащиеся в ожидании разрешения на посадку пикирующие бомбардировщики Макса Лесли вообще ничего не знали о приближении японских самолетов. Когда сам Лесли начал заходить на посадку, то следовавший за ним лейтенант Хоммберг увидел, как командир эскадрильи получил запрещающую отмашку. Это удивило Хоммберга, потому что Лесли всегда садился с первой попытки. Хоммберг пошел на посадку сам и тоже получил отмашку. Недоумевая, лейтенант прошел близко вдоль левого борта авианосца, высунувшись из кабины, стараясь понять, что случилось. Неожиданно он вздрогнул от грохота 5 зенитных орудий авианосца. Стремительно набирая высоту, Хоммберг стал удаляться от «Йорктауна», когда радио корабля передало на бомбардировщики запоздалое предупреждение: «Уходите — нас атакуют!»

Разрывы зенитных снарядов усеяли небо, но японские самолеты продолжали приближаться. Вскоре их можно было видеть даже без бинокля. Взрыв зенитного снаряда настиг одного из них — самолет вспыхнул и упал, но остальные семь продолжали полет. Теперь они были почти над «Йорктауном».

Сигнальщик Уильям Мартин наблюдал за приближением японцев с прожекторной площадки на дымовой трубе авианосца. Когда ведущий самолет, упав на крыло, начал пикирование, Мартин направил на него луч прожектора, надеясь ослепить пилота.

Захлебываясь, вели огонь все зенитные орудия и пулеметы корабля. Ливень снарядов и пуль разорвал японский бомбардировщик на две части. Но когда он уже разваливался, от него оторвалась бомба и стала падать прямо на «Йорктаун». Угодив в полетную палубу позади островной надстройки, бомба взорвалась в яркой вспышке красно-желтого пламени. Ее осколки вымели все вокруг, убив 34 человека из числа расчетов зенитных орудий. На ангарной палубе взрывом подожгло три самолета, на одном из которых была подвешена 1000-фунтовая бомба. Однако спринклерная система орошения быстро сбила пламя. Все обратили внимание, что японские пикировщики действуют гораздо острее американских. В то время как бомбардировщики американской морской авиации обычно сбрасывали бомбы с высоты 2000 футов, японцы делали это с 1000 футов и, выходя из пикирования, едва не задевали верхушки мачт.

Второй японский пикировщик, прорвавшись через шквальный заградительный огонь, сбросил бомбу, которая наискосок прошла через полетную палубу... через ангарную палубу... через вторую палубу... и, наконец, взорвалась в шахте дымовой трубы, глубоко внутри корабля. Эта бомба, действительно, наделала дел. Дым и пламя были повсюду: в котельном отделении, в канцелярии старшего помощника, в фотолаборатории, в строевом отделе, в прачечной, в лаборатории исследования воды и топлива, в офицерском камбузе, в кают-компании, в радиолокационной рубке. Взрывом была разбита и покорежена на большой площади дымовая труба.

Сигнальщик Мартин был сброшен со своей прожекторной площадки, смонтированной на дымовой трубе. У него было какое-то странное ощущение, что он плавно парит в воздухе над всеми кораблями оперативного соединения. Он был уверен, что уже мертв, но секундой позже пришел в себя, вися на поручнях другой платформы, которая находилась под его прожекторным постом. Невероятно, но у него не было даже царапины.

Далеко не так повезло старшему матросу Вэйсу, которого подбросило так высоко в воздух, что, как острили позднее, он мог схватить за крыло выходящий из пикирования японский бомбардировщик. Вэйс упал на палубу без сознания, с проломленным черепом.

Тяжелые клубы черного дыма поднялись над «Йорктауном», скорость авианосца упала почти до 6 узлов. Но это было еще не все. Еще одна бомба настигла авианосец и, пройдя через носовой самолетоподъемник, взорвалась в помещении хранения ветоши. Возник сильный пожар, что было очень опасно, поскольку вблизи находились погреба 5-дм снарядов.

Когда японские бомбардировщики, выйдя из пикирования, стали уходить, прижимаясь к воде, крейсера и эскадренные миноносцы охранения, развернувшиеся вокруг «Йорктауна», встретили их морем огня. Один бомбардировщик противника повернул прямо на крейсер «Астория», летя почти на уровне мостика. Зенитные автоматы крейсера вели непрерывный огонь — самолет стал разваливаться и, с ревом пройдя вдоль правого борта крейсера, упал у него за кормой.

Примерно в 20 милях к юго-востоку с кораблей 16-го оперативного соединения внимательно всматривались вдаль, пытаясь угадать, как проходит бой.

Видно было немного — главным образом, черные шапки зенитных разрывов. Затем появилось тяжелое грязно-черное пятно. Оно не сносилось ветром: подобно зенитным разрывам, оно висело над горизонтом, устойчивое и зловещее. Адмирал Спрюэнс понял, что «Йорктаун» получил попадание.

Спрюэнс приказал крейсерам «Пенсакола» и «Винсенсенс» с двумя эсминцами идти на помощь 17-му оперативному соединению, отдавая дань общему недовольству, что «Йорктаун» ведет бой, а они ему ничем не помогают. Особенно недовольны были летчики-истребители, кружившиеся в воздушном патрулировании над «Энтерпрайзом» и «Хорнетом».

Когда японские бомбардировщики прорвались через истребительное прикрытие «Йорктауна», лейтенант Роже Меле запросил разрешения вести свои 12 истребителей на помощь «Йорктауну». Ему было приказано оставаться на месте и выполнять свои обязанности по прикрытию «Энтерпрайза». Вынужденный подчиниться приказу, Меле тем не менее постоянно увеличивал круг барражирования, неуклонно приближаясь к месту боя. Также поступили и истребители «Хорнета». Однако, когда они приблизились к месту боя, было уже поздно — им удалось сбить только один японский бомбардировщик, выходивший из атаки.

Неожиданно наступила тишина. Люди протирали глаза, вертели головами, не в силах поверить наступившей тишине. Огненный шквал, казалось, длился вечность, хотя было только 12.16 — прошло всего 11 минут с того момента, когда орудия кораблей открыли? огонь. Адмирал Флетчер и его штаб стояли на палубе, изгнанные из флагманской рубки пожаром, бушевавшим в островной надстройке. Рядом с ними невозмутимо, как всегда, стоял английский наблюдатель, капитан 1-го ранга Королевского флота Лэйнг, размышляя о результатах атаки.

Лишь семи из 18 японских бомбардировщиков удалось выйти в атаку, и три из них добились попаданий — поразительный результат для такого небольшого количества машин. Свою дань собрали даже близкие промахи. Одна бомба упала прямо за кормой, убив и ранив много матросов, стоящих на корме. Другая прошла так близко, что заставила спикировать в поисках укрытия самого адмирала Флетчера.

Он ударился обо что-то головой и продолжал работать, окропив кровью свои карты.

Корабль понес большие потери, но и отплатил за это. По мнению матросов авианосца, ни одному из атакующих самолетов не удалось уйти.

«Авианосец противника горит!» — радировал в 12.45 на «Хирю» один из летчиков ударной группы. Его бомбардировщик шел теперь к месту сбора, надеясь соединиться там с остальными, уцелевшими после атаки.

Это сообщение несколько подняло настроение на «Хирю», но одновременно породило и чувство досады. Сообщение исходило не от лейтенанта Кабаяси и даже не от командиров дивизионов, а от какого-то унтер-офицера, фамилию которого никто даже не мог вспомнить. А это означало, что все пилоты-офицеры погибли в этой атаке. Цена оказалась слишком дорогой.

Так оно и было, но все-таки не все самолеты погибли, как полагали американцы. Пять пикировщиков и один истребитель вернулись на «Хирю», на котором в бешеном темпе готовили торпедную атаку на американский авианосец. Теперь уже на палубе в полной готовности стояли 9 торпедоносцев с «Хирю» и один (успевший перелететь) с пылающего «Акаги» — всего 10. Их должны были сопровождать 5 истребителей — четыре с «Хирю» и один, перелетевший с горящего «Кага». Подготовка других оставшихся машин требовала времени, а адмирал Ямагучи не мог себе этого позволить. Хотя самолет-разведчик сообщил только об одном американском авианосце, адмирал сейчас очень сильно в этом сомневался. Один авианосец не мог сделать все то, что было сделано с «Акаги», «Кага» и «Сорю». Где-то должен быть второй американский авианосец. Один уже выведен из строя — значит, силы уравнялись.

Капитан 2-го ранга Кларенс Элдрич, казалось, одновременно был повсюду. Как командир дивизиона живучести «Йорктауна» он имел достаточно работы — три попадания в различных местах и четыре серьезных пожара. Особенно беспокоил пожар в помещении для хранения ветоши вблизи от цистерн с топливом и погребов боезапаса. Элдрич распорядился затопить погреба, а цистерны заполнить углекислым газом.

Другая партия боролась с огнем в островной надстройке, а аварийная команда заделывала дыры в полетной палубе. Самая большая пробоина шириной 12 футов требовала сверхизобретательности. Поперек нее были положены деревянные балки, на них четвертьдюймовая стальная плита, а сверху — новые стальные плиты, которые своим весом прижали и закрепили всю конструкцию. Через 20 минут «Йоркта-ун» снова имел полетную палубу, пригодную к приему и выпуску самолетов. Но корабль не имел хода. Бомба, взорвавшаяся в дымовой трубе, разбила два котла и погасила огонь в других. Тяжелый черный дым наполнил кочегарно-котельные отделения. Люди задыхались, делая все возможное, чтобы скорее вернуть авианосцу ход.

Но адмирал Флетчер не мог больше ждать. Он руководил боем, а корабль, неподвижно покачивающийся на волнах, не был лучшим местом для этого.

Кроме того, радио авианосца вышло из строя, а дым от пожаров затруднял флажную и прожекторную сигнализацию. Примерно в 12.30 с «Йорктауна» передали приказ на крейсер «Астория» приготовиться принять адмирала. В 13.00 вельбот с «Астории» подошел к борту авианосца. С полетной палубы «Йорктауна» на вельбот были сброшены концы с узлами, и штабные офицеры Флетчера быстро спустились вниз. Адмирал хотел последовать за ними, но в последний момент передумал. В конце концов ему было 56 лет. Тогда матросы связали беседку и опустили командующего на вельбот, который отвалил от авианосца в 13.13. Эти минуты казались вечностью для экипажа крейсера. Плавающие вокруг пустые гильзы от 5-дм снарядов напоминали перископы подводных лодок, а «Астория» стояла без хода в самом центре Тихого океана. Когда в 13.24 Флетчер поднялся на борт и крейсер дал ход, все облегченно вздохнули.

Самолеты «Йорктауна» получили приказ сесть на другие авианосцы, дозаправиться горючим и ждать дальнейших распоряжений. До этого 17 пикирующих бомбардировщиков Макса Лесли, кружившиеся неподалеку, обстреливались и своими, и чужими. Один японский пилот, выходя из атаки на «Йорктаун», потел прямо на «Донтлесы», ведя огонь из пулеметов. Откуда-то появившийся американский истребитель сбил его, а затем атаковал «Донтлесы». Истребитель отвернул в сторону в последнюю секунду, когда кто-то пронзительно заорал по радио: «Ты, безмозглый ублюдок! Разве не видишь белые звезды?!»

Воздушная мешанина была ужасной, так что ошибка американского истребителя была вполне объяснима. Самолеты с одного авианосца садились на другой, боевые воздушные патрули лезли в чужие сектора, истребители отзывались на посадку и взлетали снова. Эфир был переполнен радиосообщениями, беспорядочными приказами, запросами и ответами, передаваемыми на сочном летном жаргоне. Один из японских летчиков, настроившись на частоту станции наведения истребителей «Энтерпрайза», услышал, как капитан 3-го ранга Доу вызывает на авианосец трехсамолетный дивизион истребителей, чтобы те дозаправились топливом. Это, по-видимому, подало японцу мысль: а почему бы вообще не очистить небо от американских истребителей? Включив передатчик, японец сказал по-английски:

— Всем истребителям вернуться на авианосец, всем истребителям вернуться на авианосец!

— Не выполняйте этот приказ, — истошно кричал в микрофон Доу. — Это японец работает на нашей частоте! Оставайтесь в воздухе!

Японец повторил свой ложный приказ.

— Этот ублюдок использует нашу частоту, ребята! — орал Доу. — Слушайте меня, я перехожу на нецензурщину!

Доу начал отдавать команды, используя сочные нецензурные выражения, которые японец, изучавший английский язык в каком-нибудь университете, конечно, не мог знать. Это был первый случай в ходе войны на Тихом океане, когда японцы пытались применить радиообман.

Между тем пикирующие бомбардировщики Макса Лесли стали садиться на «Энтерпрайз» и «Хорнет». Сам капитан 3-го ранга Лесли хотел уже заходить на посадку, когда его стрелок Билл Галлахер увидел что-то странное внизу. Они полетели разузнать, что это такое, а Хоммберг послушно повел свой самолет за машиной командира. Пролетев миль 10, они обнаружили внизу тонущий американский торпедоносец, экипаж которого дрейфовал неподалеку на резиновом плоту. Лесли сообщил об этом на эсминец «Хэммэн» и повернул обратно к авианосцам. Но горючее уже подходило к концу, и было ясно, что до «Энтерпрайза» не дотянуть. Лесли решил сесть на воду у крейсера «Астория».

Летчики 3-й бомбардировочной эскадрильи, вспоминая Лесли, утверждают, что это был самый лучший и самый педантичный пилот в мире. Эскадрильская легенда гласит, что он посадил бомбардировщик так близко к «Астории», что просто шагнул с крыла на трап крейсера. В действительности, Лесли посадил самолет в 50 ярдах от крейсера. Когда Билл Галлахер вылез из кабины и сбросил в воду надувную лодку, он заметил, что командир еще находится на своем месте. Думая, что Лесли был оглушен при посадке на воду, Галлахер вскарабкался в кабину, чтобы вытащить своего командира. Но в этом не было необходимости. Педантичный Лесли задержался, потому что прежде, чем покинуть свой тонущий «Донтлес», ставил все переключатели и тумблеры в положение «выключено».

Лейтенант Райт Огава бесцельно кружился над горящим «Акаги». Летая в боевом воздушном патруле, он израсходовал уже почти все горючее, а места для посадки не было. Три авианосца внизу горели, а «Хирю» был слишком далеко. Огава взглянул на расходомер горючего — пять галлонов. Еще несколько минут — и он свалится в океан. Лейтенант направился к крейсеру «Тикума», идущему полным ходом на север вслед за «Хирю». Два других самолета дивизиона Огавы последовали за своим командиром — они находились в таком же положении. Снижаясь, Огава покачиванием крыльев дал понять на крейсер, что садится на воду. С «Тикумы» просигналили:

«Имеем важное задание — не можем вас подобрать». Но крейсер все-таки повернул под ветер, создавая спокойную полосу воды для посадки. В 11.50 лейтенант Огава со свойственным ему мастерством легко и спокойно посадил свой «Зеро» на воду. Также поступили и два других пилота его звена. Они выбрались из тонущих самолетов и присоединились к другим, ищущим спасение в волнах.

Масса людей боролась за жизнь в воде около горящего «Сорю». Некоторые были сброшены за борт взрывами, другие прыгнули сами, спасаясь от огня. Неожиданно над ними, на семафорной площадке правого крыла мостика, появился командир авианосца капитан 1-го ранга Янагимото. Он громко поблагодарил плававших внизу людей и крикнул: «Да здравствует Император!» Около 30 человек, плававших прямо под мостиком, прокричали в ответ здравицу в честь Императора, и Янагимото вновь исчез в огне и дыму.

Многие моряки из экипажа «Сорю» столпились на полубаке, который был еще свободен от огня. Некоторые бросали концы матросам, находящимся в воде, и вытаскивали их назад на этот небольшой безопасный участок палубы. Среди вытащенных назад был и страдающий от ожогов старший помощник командира капитан 2-го ранга Охара. В полубессознательном состоянии он лежал на палубе, уже мало заботясь о том, что произойдет дальше. Как будто сквозь сон, Охара слышал, как артиллерийский офицер приказал сигнальщику передать семафором на «Акаги»: «Командир погиб, старпом без сознания. Что делать дальше?»

С флагманского корабля ничего не ответили — там было достаточно своих забот. После того, как Нагумо покинул корабль, капитан 1-го ранга Аоки и несколько его офицеров оставались на мостике до 11.20, но затем нестерпимая жара заставила их опуститься на полетную палубу и пробраться в нос, на подветренный борт корабля. Они стояли там, не зная, что делать дальше. Хотелось курить, но у них было только две сигареты на всех. В конце концов офицеры пустили сигарету по кругу. Капитану 2-го ранга Миура это напомнило слова из популярной песни «Боевые товарищи»: «Мы с тобой разделим одну сигарету...» Миура процитировал эти слова, что вызвало короткую вспышку мрачного смеха.

Около 11.35 пламя достигло погребов хранения бомб и торпед. Страшный взрыв, казалось, расколол авианосец пополам. Пламя забушевало еще пуще, и капитан 1-го ранга Аоки со своими офицерами перебрался на полубак, где собралось уже много уцелевших моряков, отступивших из различных помещений корабля. В 12.03 совершенно неожиданно начали снова работать машины авианосца, и огромный корабль стал разворачиваться вправо. Никто не мог представить себе, как это могло случиться, — ведь вся машинная команда погибла на своих боевых постах, задохнувшись газами. Младший лейтенант Акияма был послан попытаться выяснить, что случилось с машинами, но он не вернулся, и никто так ничего и не узнал. К 13.38 обстановка настолько ухудшилась, что пришлось предпринять самый тяжелый шаг — висевший в кают-компании портрет Императора был передан на эсминец «Новаки».

Также поступили и на «Kaгa», на котором все утро шла безнадежная борьба с пожарами. Лейтенанту Кунисада, руководившему тушением пожара на ангарной палубе, начало в какой-то момент казаться, что огонь затихает. Но тут загорелась краска, распространяя вокруг густой маслянистый дым, который чуть не задушил всех. Кунисада распорядился открыть жалюзи бортовых портов ангарной палубы, но начавшийся сквозняк еще более усилил пламя. Жалюзи закрыли, но вскоре их пришлось открыть снова, поскольку дышать было уже совсем нечем. Пламя охватило практически всю ангарную палубу, и людям оставалось только одно — покинуть корабль. Все проходы были уже блокированы огнем, но, когда снова открыли жалюзи бортовых портов, семь человек включая лейтенанта Кунисада вылезли на узкий привальный брус, который шел вдоль борта авианосца примерно в 20 футах над водой. Этот брус был шириной всего в фут и на половине своей ширины плавно закруглялся вниз, но на нем можно было стоять, прижавшись спиной к борту. Конечно, с бруса легко было сорваться в воду, что и произошло с несколькими матросами, напуганными выстрелами зенитных орудий одного из эсминцев охранения, открывшего огонь по какой-то воображаемой цели. Однако вскоре на брусе собралось человек 20. Лейтенант Кунисада успел прихватить с собой блок сигарет и теперь раздал их матросам, надеясь, что курение поднимет настроение этих измученных и напуганных людей.

— Торпеда справа, 45°, — неожиданно пронзительно закричал кто-то из стоявших на брусе.

И, действительно, примерно в 1 000 ярдах от корабля шла торпеда, оставляя за собой белый след. Она прошла под носом авианосца. Небольшой интервал — и все увидели новую торпеду, которая на этот раз прошла под кормой «Kaгa». Еще интервал — и снова белый след — третья торпеда шла прямо в борт авианосца.

Капитан 3-го ранга Билл Брокман приказал уходить на глубину. Было 14.05, и американская подводная лодка «Наутилус» только что выпустила третью торпеду в поврежденный японский авианосец, находившийся в 2 700 ярдах. Для Билла Брокмана и его 92 подчиненных это было концом почти семичасового подкрадывания к цели.

Все началось еще 28 мая, когда «Наутилус» занял свое место в веерообразной завесе подводных лодок к западу от Мидуэя. Первые дни прошли в полном безделье, экипаж привыкал к обстановке. Перед рассветом 4 июня «Наутилус» находился на своей позиции, идя на перископной глубине. Радио лодки было настроено на волну летающих лодок, и в 5.44 четко и ясно прозвучало сообщение, переданное открытым текстом: «Много самолетов идет к Мидуэю». Лодка немедленно направилась к месту, указанному «Каталинами».

В 7.10 прильнувший к перископу Брокман заметил на горизонте дым и разрывы зенитных снарядов. Он изменил курс, и «Наутилус» направился к месту боя. В 7.55 прямо по курсу появились верхушки мачт. Вскоре лодка наткнулась на японское охранение, была обстреляна истребителем и забросана глубинными бомбами. Брокман ушел на глубину, а затем снова всплыл под перископ, чтобы оглядеться.

На этот раз он подвсплыл прямо в центре японского ордера и был немедленно обнаружен. Брокман увидел, как на линейном корабле взвился флажной сигнал, после чего линкор открыл огонь по тому месту, где находился «Наутилус». В 8.25 Брокман выпустил две торпеды в линкор или, по крайней мере, считал, что выпустил, поскольку почти сразу обнаружилось, что торпедный аппарат № 1 поврежден и торпеда из него не вышла.

От второй торпеды линкор увернулся, а крейсер начал преследование «Наутилуса», загнав его на глубину 150 футов. Хуже всего, что поврежденный торпедный аппарат пропускал воздух. А это означало, что над лодкой на поверхности поднимаются пузырьки воздуха, выдавая ее позицию и давая возможность крейсеру прицельно сбрасывать глубинные бомбы.

Атака продолжалась долго, бомбы рвались вокруг, сотрясая лодку, и только в 10.26 Брокману удалось вновь подвсплыть под перископ и оглядеться. Корабли противника исчезли — вдалеке виднелось лишь несколько мачт, но из-за горизонта поднимались клубы серого, дыма. Брокман направился туда и в 11.45 с расстояния примерно 8 миль ясно опознал горящий авианосец. Сближение с целью было мучительно долгим. Идя средним ходом в подводном положении, «Наутилус» мог дать только 4 узла — скорость идущего пешком человека. А это была жаркая восьмимильная прогулка. Для уменьшения шума была выключена система вентиляции воздуха в отсеках. В 12.53 они были уже достаточно близко, чтобы разглядеть некоторые подробности. Два «крейсера» (в действительности, эсминцы) держались поблизости от авианосца, на котором, казалось, уже ликвидировали пожар. Брокман видел, как матросы авианосца работают на полубаке. Ему показалось, что они заводят буксирный конец. Вместе со своим помощником лейтенантом Бенсоном Брокман стал листать справочник, чтобы определить тип авианосца. Они решили, что это «Сорю».

В 13.59 Брокман выпустил первую торпеду... затем вторую и, наконец, в 14.05 — третью. Брокман и все 5 офицеров, находящихся в центральном посту, были уверены, что все торпеды попали в корабль. Лодка быстро ушла на глубину, готовясь уклоняться от новой атаки глубинными бомбами, которую подводники считали неизбежной.

— Прыгайте в воду! — закричал лейтенант Кунисада, когда к авианосцу «Kaгa» устремилась третья американская торпеда.

Но матросы, стоящие вместе с ним на привальном брусе горящего авианосца, не могли даже пошевелиться от ужаса и оцепенения. Тогда Кунисада прыгнул сам, и за ним попрыгали все, отчаянно пытаясь отплыть как можно дальше от корабля. Кто-то крикнул, что торпеда попала, и Кунисада весь напрягся в ожидании взрыва, но ничего не произошло. Чудо-торпеда не взорвалась. Когда она ударилась о борт «Кага», ее боевая часть отломалась от корпуса и затонула. Корпус же торпеды всплыл на поверхность недалеко от Кунисада. Матросы с авианосца подплыли к торпеде. Несколько человек пытались использовать остатки торпеды как плот, но большинство, придя в ярость, стали бить по торпеде кулаками, рыча страшные проклятия. Американская торпеда послужила своего рода материальным воплощением причины всех их бед.

Находящийся в нескольких милях севернее авианосец «Хирю» продолжал вести бой. В полдень его пикирующие бомбардировщики нанесли удар по противнику, а к 12.45 десять оставшихся торпедоносцев уже были приведены в полную боевую готовность. Они должны были вылететь двумя группами — по 5 самолетов в каждой: одна под командованием лейтенанта Томонага, вторая — .лейтенанта Хасимото. Обычно оба лейтенанта летали вместе, но теперь их, имеющих офицерское звание, осталось только двое, и считалось, что они, добьются большего, ведя каждый свою группу.

Выйдя на полетную палубу, Томонага обнаружил, что механики еще не починили левый бензобак его машины, поврежденный во время бомбардировки Мидуэя. «Не беспокойтесь, — остановил их Томонага, — заправьте правый бак. Этого будет достаточно». Хасимото побледнел. С одним баком Томонага уже не мог вернуться на авианосец. Он начал уговаривать своего друга сменить машину, но все было бесполезно — Томонага уже принял решение. Лейтенанты поднялись на мостик и были ошеломлены новостью, которой с ними поделился адмирал Ямагути. Недавно возвратившийся специальный скоростной разведывательный самолет, посланный с «Сорю» рано утром, сообщил о наличии в районе боя не одного и не двух, а трех американских авианосцев. Кроме того авианосца, по которому нанесли удар пикирующие бомбардировщики, поблизости находятся два других. Пилот с «Сорю» обнаружил авианосцы противника в 11.30, но у него вышло из строя радио. Спешно вернувшись назад, летчик увидел, что его корабль объят пламенем и лишь в 12.50 отыскал «Хирю». Он только что сбросил пакет с донесением. В 13.00 было получено подтверждение этого сообщения.

Дал показания сбитый пилот с «Йорктауна», поднятый из воды на японский эсминец. Командир 4-й флотилии эскадренных миноносцев капитан 1-го ранга Арита радировал на «Хирю»: «По показаниям пленного соединение противника состоит из авианосцев: «Йорктаун», «Энтерпрайз» и «Хорнет». Охранение: 6 крейсеров и около 10 эсминцев. «Йорктаун» действует отдельно с двумя крейсерами и тремя эсминцами охранения». Это меняло дело. До сих пор адмирал Ямагути полагал, что после вывода из строя одного американского авианосца «Хирю» ведет бой один на один с другим. Теперь выяснилось, что соотношение сил — два к одному. Что еще хуже — «Хирю» отправлял в бой последние самолеты. «Необходимо, — подчеркнул адмирал, инструктируя Томонага и Хасимото, — нанести удар по тем авианосцам противника, которые еще не получили повреждений».

Снова пилоты построились на полетной палубе под мостиком и снова адмирал Ямагути обратился к ним: они — последняя надежда — должны сделать все, что в их силах во имя Японии. Затем адмирал спустился вниз и обнял лейтенанта Томонага. Как и все на авианосце, адмирал знал, что Томонага вылетает на самолете, которому уже не суждено вернуться назад. Обняв офицера, Ямагути поблагодарил его за все, что тот сделал, и, пожимая ему руку, сказал:

«Я с радостью последую за вами!»

Пилоты заняли свои места, торпедоносцы стояли на палубе, прогревая моторы. В этот момент вернулись пикирующие бомбардировщики. Они не могли сесть, пока не взлетят торпедоносцы, но один из них сбросил на палубу вымпел с донесением. В донесении указывалась новая позиция американского соединения — несколько южнее, чем предполагалось. Зная, что Хасимото обычно был штурманом у Томонага, и, забыв, что на этот раз они летели в разных самолетах, капитан 2-го ранга Кавагучи передал полученную информацию Хасимото. Прежде чем Кавагучи вспомнил, что Томонага летит в другом самолете, торпедоносцы начали взлет с палубы «Хирю».

В 13.31 торпедоносцы уже были в воздухе: Томонага — ведущий, Хасимото — замыкающий. Когда они развернулись и направились на восток, адмирал Ямагути молча следил за ними, стоя без движения, погруженный в свои мысли.

Глава 10.

«Оставить корабль!»

Сигнальщики на эсминцах охранения заревели от восторга, наблюдая за тем, как неподвижно стоящий «Йорктаун» в 14.02 спустил желтый флаг: «Не имею хода» и вместо него поднял новый: «Имею ход 5 узлов». Механикам авианосца удалось снова ввести в действие три котла, и они полагали, что через некоторое время они доведут скорость «Йорктауна» до 20 узлов, достаточной для взлетно-посадочных операций.

Между тем пожары были локализованы, и в 13.50 капитан 2-го ранга Элдрич доложил на мостик, что условия на полетной палубе являются уже достаточно безопасными для заправки топливом самолетов. В тот момент, когда авианосец дал ход, капитан 1-го ранга Букмастер, столь же хороший психолог, как и моряк, приказал поднять на мачте «Йорктауна» новый огромный американский флаг. Не было человека, видевшего эту картину, который бы ее забыл. Позднее младший лейтенант Джон Лоренц писал:

«Я на всю жизнь запомнил эту картину развевающегося на ветру нашего национального флага... Флаг был огромным, его яркие цвета были прекрасны в солнечном свете... Может быть, впервые я по-настоящему понял, что означает флаг — это все мы — миллионы американцев, вся наша страна!»

Передышка оказалась короткой. В 14.20 радары сообщили о новой волне японских самолетов, приближающихся с северо-запада. По всем боевым постам снова прозвучал сигнал воздушной тревоги. Корабли охранения придвинулись ближе, формируя компактный ордер вокруг авианосца, а на «Йорктауне» изо всех сил старались увеличить ход. В 14.18 авианосец уже давал 8 узлов, затем 10 узлов, 12 узлов... и в 14.28 уже 15 узлов. В этот момент радары эсминца «Бэлч» засекли японцев всего в 37 милях от соединения.

Лейтенант Хасимото знал, что противник должен быть уже близко. Было 14.28. Прошло около часа с тех пор, как они вылетели с «Хирю», и американские корабли должны были уже появиться в поле зрения. Двумя минутами позже он увидел их — крошечные белые следы по пеленгу 80° на расстоянии 30 миль — плотный круг кораблей с авианосцем в центре. Авианосец выглядел совершенно не поврежденным, а в последнем сообщении пикирующих бомбардировщиков говорилось, что они добились многочисленных попаданий и авианосец противника «объят пламенем». Так что, по-видимому, это уже другой авианосец. «Объятый пламенем» корабль не может войти в строй так быстро. Подлетев к лейтенанту Томонага, Хасимото указал ему на корабли противника и вернулся на свое место. Томонага в крутом вираже повернул на юго-восток и в 14.32 приказал своим самолетам построиться для атаки.

Разделившись на две группы, торпедоносцы планировали приблизиться вместе, затем разделиться — Томонага зайдет с правого борта авианосца, Хасимото — с левого. Шесть истребителей лейтенанта Мори начали набирать высоту для лучшего прикрытия.

В 10 милях от цели обе группы были перехвачены американскими истребителями. Спикировав сверху, они мгновенно отправили в океан целый дивизион из группы Томонага. Затем шесть «Зеро» лейтенанта Мори врезались в американский строй, завязав яростный воздушный бой. Это помогло торпедоносцам прорваться, и они ринулись к авианосцу, приближаясь с кормового курсового угла левого борта.

В 14.40 все корабли охранения открыли огонь. Огонь оказался гораздо плотнее, чем ожидал Хасимото. Шрапнель барабанила по крыльям его самолета как град по железной крыше.

Авианосец тяжело развернулся вправо, и Хасимото внезапно обнаружил, что находится с его левого борта, а не с правого, как планировалось. Еще хуже пришлось Томонага — он остался теперь за кормой корабля. Строй его группы распался, и торпедоносцы пытались выйти в атаку по одному, прорываясь через заградительный огонь кораблей охранения. Хасимото решил не делать другого захода, а атаковать авианосец с того направления, на котором он оказался. Он никогда не делал лучшего захода на цель, чем этот, идя на высоте 150 футов над водой. Хасимото видел, как стремительно приближается левый борт авианосца, ощетинившийся вспышками зенитного огня. С дистанции 800 ярдов лейтенант сбросил торпеду.

Капитан 1-го ранга Букмастер наблюдал за вспенившимися белыми следами, стремительно приближающимися к «Йорктауну». Если бы авианосец имел хоть немножко большую скорость! Во время боя в Коралловом море, уклоняясь от японских торпедоносцев, Букмастер вызвал всеобщее восхищение, великолепно управляя 19000-ю тоннами стали. Но тогда «Йорктаун» имел 30 узлов хода, а сейчас — только 19. Еще хорошо, что удалось увернуться от двух первых торпед. Но в 14.44 в воде появился третий вспенившийся след, направляясь на этот раз прямо в левый борт авианосца, чуть в нос от миделя. Стоя на левом крыле ходового мостика, сигнальщик Адаме видел, что торпеда идет прямо в то место, над которым он стоял. Матрос схватился руками за дверь рубки, сжавшись в ожидании взрыва.

Взрыв был страшный. Казалось, огромный авианосец был подброшен в воздух и с большой высоты снова рухнул в море. В памяти многих остались мгновенные впечатления — разлетающийся в щепки настил полетной палубы... поручни ограждения левого борта, скрученные, как гнилой забор... фонтан топлива из разбитых цистерн... едкий желтый дым и огромный фонтан воды, повисший над левым бортом. Авианосец накренился на 6° влево, но все еще шел вперед.

Затем второе попадание торпеды, пришедшееся в тот же левый борт, но дальше в корму, напротив помещения главных генераторов. Взрывом убило всех в помещении главных генераторов, сами генераторы были разбиты, руль заклинило под углом 15° на левый борт, нарушилась связь, погасло освещение. Огромное облако серо-белого дыма повисло над кораблем. «Йорктаун» остановился с креном 17° на левый борт.

Какое-то болезненное чувство охватило всех на крейсере «Портленд», когда они наблюдали за тем, что делается с «Йорктауном». Крейсер вел шквальный заградительный огонь из всех орудий, включая 8-дм орудия главного калибра, в надежде не допустить удара по авианосцу. И было что-то ужасное в этих самолетах, которые упорно продолжали свой путь, несмотря на все усилия, прилагаемые с тем, чтобы их уничтожить. Эти самолеты выглядели подобно «каким-то гигантским хищным птицам, которых не заставить свернуть в сторону, когда они видят добычу».

Как и крейсер «Портленд», вели огонь все корабли охранения. Снаряд с крейсера «Пенсакола» попал в подвешенную под одним самолетом торпеду — самолет исчез в ослепительной вспышке взрыва. Другой торпедоносец, сбросив торпеду в «Йорктаун», пронесся над крейсером «Винсеннес» и, изрешеченный зенитным огнем, рухнул в воду в 50 ярдах от носа крейсера. Третий, так и не сумевший выйти в точку сброса торпеды, попал под убийственный огонь орудий эсминца «Бэлч» и, развалившись на куски, упал в море.

В отчаянных усилиях спасти авианосец, американские истребители смело входили в зону зенитного огня своих кораблей. Когда раздались сигналы воздушной тревоги, «Йорктаун» начал выпуск своих истребителей, заправлявшихся топливом на полетной палубе. Восьмым и последним самолетом, успевшим взлететь с «Йорктауна», оказался истребитель Милтона Татла, который служил на авианосце всего 6 дней после окончания училища, идя в свой первый неучебный полет, младший лейтенант Татл взлетел, сцепился с японским самолетом, сбил его, сам получил попадание от собственных зениток, выбросился с парашютом, опустился в море и был подобран эсминцем «Андерсон» — все в течение 15 минут.

Затем наступила тишина. Японцы ушли также быстро, как и появились. В 14.52 последним из всех прекратил огонь крейсер «Портленд», а всего за 12 минут до этого он первым открыл его. Люди падали около своих орудий в полном изнеможении. Напряжение боя спало: теперь все почувствовали нечеловеческую усталость. Многие плакали, глядя на неподвижно стоящий накренившийся «Йорктаун». Выло лишь одно удовлетворение: снова все считали, что ни одному японцу не удалось уйти после атаки.

— Заходите в атаку с носа! — кричал лейтенант Хасимото, когда его торпеда уже шла к цели.

Унтер-офицер Такахаси, следующий за ним, сбросил свою торпеду с еще более низкой высоты, скользя над самой водой и идя прямо на авианосец противника. Зенитный огонь был слабым — по-видимому, американские зенитки не могли действовать на таких малых высотах.

«Мы попали?» — спросил по радио Такахаси. Хасимото, набирая высоту, смотрел вниз. Он увидел, как около борта авианосца поднялся огромный гейзер воды — такой огромный, что лейтенант мог отчетливо видеть его. Хасимото буквально завизжал от радости. Но радость Хасимото быстро угасла. Придя в точку сбора, он надеялся соединиться с самолетами Томонага, но ни один из них не появился. Сам Томонага и не мог вернуться с одним бензобаком, но оказались уничтоженными и все 5 торпедоносцев его группы. Но все 5 самолетов Хасимото уцелели, а также и три из шести истребителей лейтенанта Мори. Правда, три торпедоносца были настолько сильно повреждены, что их дальнейшее боевое использование не представлялось возможным, но дело свое они сделали. Хасимото был абсолютно уверен, что они атаковали другой авианосец, а не тот, который повредили пикирующие бомбардировщики. Уже на подлете он радировал на «Хирю» радостную новость: «Два точных торпедных попадания в авианосец типа «Энтерпрайз». Это не тот авианосец, о котором докладывали пикирующие бомбардировщики».

«Йорктаун» находился в критическом положении. Через 5 минут после окончания атаки кренометр на мостике авианосца показывал крен 26° на левый борт. Капитан 1-го ранга Букмастер позвонил в машину по безбатарейному телефону, но услышал только плохие новости. Старший механик капитан 3-го ранга Дилени доложил, что все котлы погасли — корабль остался без энергии. Вспомогательный генератор цел, но все электроцепи разбиты. Затем на мостик пришло сообщение от командира дивизиона живучести капитана 2-го ранга Элдрича. Он докладывал, что без энергии нет возможности пустить насосы для контрзатопления отсеков и перекачки топлива или сделать что-либо другое для выравнивания крена. На мостике казалось, что «Йорктаун» вот-вот перевернется.

На протяжении нескольких минут капитан 1-го ранга Букмастер, мучительно размышляя, молча ходил взад и вперед, по мостику. Офицеры, стоявшие вокруг, молча ждали решения командира. В конце концов Букмастер принял решение оставить корабль. «Йорктаун» выглядел обреченным, и впоследствии Букмастер заметил:

— Я не видел никакого смысла топить вместе с авианосцем 2000 человек.

В 14.55 был отдан приказ: «Оставить корабль!» Семафором его сообщили на корабли охранения, голосом и по безбатарейным телефонам передали экипажу авианосца. Из машинных отделений, с аварийных постов, из бесчисленных помещений гигантского корабля, спотыкаясь в кромешной темноте нижних коридоров, скользя на облитых горючим трапах, на полетную палубу хлынул поток людей. Крен, темнота, разлитый кругом мазут — все затрудняло подъем наверх. Ни одно учение по оставлению корабля не было похоже на то, с чем пришлось столкнуться в действительности. Были забыты или игнорировались все правила, связанные с оставлением корабля. На мостике был оставлен вахтенный журнал, в шифровальной рубке остался открытым сейф, вокруг лежали шифровальные книги и папки с секретными документами, в помещениях для инструктажа было разбросано более 70 комплектов авиашифров для боевой радиосвязи.

Внизу, в лазарете, врачи и санитары, подсвечивая себе ручными фонарями, пытались организовать подъем наверх 60 раненых. Раненых приходилось тащить на носилках по накренившимся, скользким палубам и поднимать наверх по разбитым трапам. Все в полной темноте или в свете ручных фонарей. А в операционной старший врач авианосца капитан 1-го ранга Дэвис и хирург капитан 3-го ранга Френч Продолжали оперировать тяжело раненного при свете акумуляторного фонаря, ничего не зная о приказе оставить корабль.

Сотни людей столпились на полетной палубе, совершенно не представляя себе, что делать дальше. Некоторые ожидали спуска на воду шлюпок и катеров, забыв, что отсутствие электроэнергии не позволяет этого сделать. Некоторые были мрачны, кое-кто плакал, но, как ни странно, слышались также шутки и смех. Было чуть больше 15.00. Эскадренные миноносцы подошли ближе, готовясь принять из воды экипаж авианосца. Собираясь покинуть корабль, матросы снимали ботинки, и постепенно целый ряд ботинок выстроился на полетной палубе — все они аккуратно стояли носками в сторону борта.

Дюжина концов с узлами была сброшена с поручней вниз, и сначала первые смельчаки, а затем уже непрерывный поток людей начали спуск. Лейтенант Уильям Криншоу вспомнил, как в училище инструктор учил их лазить по канату, объясняя, что при спуске самое главное тщательно перехватывать руки. Однако между теми канатами, что висели в спортивных залах Аннаполиса, и теми, что свисали с поручней «Йорктауна», была большая разница — в училище канаты не были покрыты грязью, маслом и мазутом. Поэтому, когда Криншоу попытался использовать полученные в училище знания, он сорвался с каната и упал в воду.

Матрос Мелвин Франц начал спуск вполне благополучно, но ему на голову упал кто-то спускающийся сверху. Они вместе упали в воду. Боцман Бриггс также сорвался с каната, и, погружаясь в воду, подумал о том, что ему уже не выплыть, несмотря на спасательный жилет. Не считая обычной формы, на боцмане были надеты сапоги, тяжелый свитер и пояс с двумя пистолетами. Но все-таки спасательный жилет выбросил его на поверхность.

Капитан 2-го ранга Рэй спускался вниз, зажав в зубах свою неизменную трубку, показывая пример своим хладнокровием. Один юный матрос сказал, что с первого дня службы мечтал нырнуть в воду прямо с полетной палубы авианосца, но это категорически запрещалось. Он воспользовался случаем и осуществил свою мечту.

Хлынувшее из пробитых цистерн топливо толстой пленкой покрыло поверхность воды вокруг авианосца. Людей тошнило и рвало, пока они доплывали до чистой воды.

Экипаж уже почти полностью покинул авианосец, а внизу в операционной Дэвис и Френч, все еще не зная ничего, продолжали оперировать раненого матроса. Когда операция закончилась, Дэвис вышел и позвал санитаров, чтобы те унесли раненого. Никто не отозвался. Тогда Дэвис спросил пробегавшего мимо какого-то матроса, куда девались санитары, и только тогда узнал, что уже давно отдан приказ оставить корабль. Дэвис и Френч вынесли раненого на полетную палубу. Затем Дэвис снова спустился вниз, чтобы проверить, не остался ли кто-нибудь в лазарете. В полной темноте это было трудно сделать, он крикнул несколько раз и, не получив ответа, снова поднялся на палубу. На корабле уже не было никого, и Дэвис, спускаясь вниз по канату, был уверен, что покидает авианосец последним.

Но на мостике еще находились капитан 1-го ранга Букмастер и старший помощник командира капитан 2-го ранга Кайфер. Букмастер приказал старпому покинуть «Йорктаун». Немного поколебавшись у борта, Кайфер начал спускаться по канату. Сорвавшись, старпом ударился о корпус корабля и сломал себе ногу, но это не помешало ему отплыть на безопасное расстояние от авианосца.

Завершив последний обход корабля, капитан 1-го ранга Букмастер также спустился по канату вниз. Он подплыл к одному из спасательных плотиков, но тот оказался переполненным ранеными, и командир авианосца продолжал плыть, держась за леер плотика.

Шлюпки и катера с эсминцев подводили переполненные людьми плотики к бортам своих кораблей. За борт были спущены грузовые сети, и сотни мокрых, измазанных мазутом людей начали подниматься на палубы эскадренных миноносцев. Количество спасенных было слишком большим даже для семи эсминцев. Один только «Бэлч» принял на борт 720 человек. В 16.46, когда эскадренные миноносцы последний раз обследовали район вокруг оставленного авианосца, на их борту находилось 2 270 человек. Одним из последних на борт эсминца «Бэнхэм» был поднят английский наблюдатель, капитан 2-го ранга Королевского флота Великобритании, Лэйнг. Мокрый и измазанный мазутом, но в фуражке, англичанин вскарабкался на палубу эсминца, отдал честь флагу и сказал: «Боже, храни короля! Боже, храни флот Соединенных Штатов!»

Адмирал Флетчер следил за действиями торпедоносцев противника с мостика тяжелого крейсера «Астория». Никогда он не чувствовал себя таким беспомощным. Японцы точно знали, где найти «Йорктаун», а он до сих пор понятия не имел, где их четвертый авианосец. Три часа уже прошло с тех пор, как 5-я разведывательная эскадрилья вылетела в поиск на северо-запад, но от нее все еще не поступало никаких сообщений. Флетчер уже обдумывал возможность посылки гидросамолетов крейсера на Мидуэй, чтобы попросить тамошнее командование произвести новый поиск летающими лодками. Адмирал еще не знал, что четвертый японский авианосец уже обнаружен.

Лейтенант Сэм Адаме, один из пилотов 5-й эскадрильи, ведя за собой два самолета своего звена, осматривал самый западный сектор района поиска. В течение трех долгих часов полета обнаружить ничего не удавалось. В 14.30 Адаме повернул назад и уже будучи на полпути от американских авианосцев неожиданно увидел внизу целую гирлянду белых следов. Осторожно приближаясь, Адаме пересчитал следы — их было 10. Вскоре лейтенант смог опознать четыре эсминца, три крейсера, два линкора и... Вот он — четвертый авианосец! Все соединение противника шло на север со скоростью 20 узлов. Адаме определил позицию противника, доложил о ней голосом по микрофону, а для верности приказал своему стрелку-радисту дублировать это сообщение морзянкой.

Сообщение пришло на «Йорктаун», когда еще отбивалась атака торпедоносцев. Его хотели передать по внутриэскадренной связи на 16-е оперативное соединение, но не успели этого сделать, поскольку корабль лишился энергии. Тогда сообщение передали прожектором на крейсер «Астория» для ретрансляции Спрюэнсу. Адмирал Флетчер облегченно вздохнул — наконец обнаружен последний авианосец противника! В 15.08 это сообщение было принято на «Энтерпрайзе». Штаб Спрюэнса начал подсчитывать имеющиеся в распоряжении силы. Торпедоносцев уже не было вообще, истребителей едва хватало для воздушного патруля. Пришлось создать сборную «команду» из трех различных эскадрилий пикирующих бомбардировщиков. 6-я бомбардировочная и 6-я разведывательная эскадрильи насчитывали вместе 11 «Донтлесов». К ним добавили и 14 пикировщиков, перелетевших с «Йорктауна». Возглавить авиагруппу должен был лейтенант Эрл Галлахер.

В помещениях для инструктажа смертельно усталые летчики ждали команды, стараясь не смотреть на пустые кресла тех, кто не вернулся из боя. В 15.15 заработали телетайпы, сообщая данные об обстановке, а в 15.30 громкоговорители разнесли по авианосцу команду: «Пилоты! По самолетам!» «Энтерпрайз» повернул под ветер, и Галлахер повел на взлет свою пеструю авиагруппу. Один из бомбардировщиков сразу же вернулся назад, но остальные 24 «Донтлеса», продолжая полет, развернулись навстречу послеполуденному солнцу.

Когда пикировщики «Энтерпрайза» уже скрылись за горизонтом, на «Хорнете» произошло чудо. К 15.00 экипаж уже перестал надеяться, что вернутся самолеты исчезнувших эскадрилий. Однако минут через 10 были замечены приближающиеся с юга самолеты. Противник? Нет, это были «Донтлесы» Уныние сменилось буйной радостью, когда 11 бомбардировщиков 8-й эскадрильи Раффа Джонсона совершили посадку на авианосец. Эскадрилья заправилась горючим на Мидуэе и вернулась на корабль, чтобы продолжать бой.

Самолеты быстро подготовили к вылету, и в 16.03 вслед за самолетами «Энтерпрайза» вылетели 16 пикирующих бомбардировщиков «Хорнета», ведомые лейтенантом резерва Эдгаром Стиббинсом.

«Авиагруппы 16-го оперативного соединения вылетели для удара по авианосцу противника, о котором доложил ваш разведывательный самолет», — просигналил адмирал Спрюэнс Флетчеру и добавил: «Имеете ли какие-нибудь приказы для меня? Флетчер немедленно ответил: «Нет. Действуйте по собственному усмотрению». Это было очень разумное решение. Флетчер командовал всеми американскими силами в этом районе, но он потерял свой авианосец, а Спрюэнс имел их два. Поэтому Флетчер поступил совершенно правильно, устранившись от руководства боем. С этого момента судьба сражения перешла полностью в руки контр-адмирала Раймонда Спрюэнса.

— Сражение еще можно выиграть, — сказал адмирал Ямагути командиру «Хирю». — В самом худшем случае, мы ведем сейчас борьбу один на один. Действительно, если учесть, что один американский авианосец был поврежден бомбами, а второй — торпедами, силы снова уравнялись. Адмирал немедленно приказал лейтенанту Хасимото, только что вернувшемуся после торпедной атаки, возглавить третью ударную волну против американского флота.

Беда была в том, что уже почти не оставалось самолетов. В лучшем случае, могли вылететь только 5 пикирующих бомбардировщиков и 4 торпедоносца. Истребителей с ними уже нельзя было послать — 6 оставшихся «Зеро» должны были прикрывать авианосец. Кроме лейтенантов Хасимото и Сигемацу, уже не осталось летчиков-офицеров. Все смертельно устали. Сам Хасимото не вылезал из самолета с самого рассвета, а ему предстоял еще один боевой вылет. Приняв все это во внимание, адмирал Ямагути решил отложить вылет до 18.00, чтобы летчики могли хоть немного отдохнуть и что-нибудь поесть — ни у кого во рту не было крошки с самого завтрака. Кроме того, эта отсрочка позволяла нанести удар по американцам в сумерках, что давало столь малому количеству японских самолетов лучшие шансы в борьбе с американскими истребителями.

Лейтенант Хасимото не мог даже есть, настолько он устал. Свалившись на один из диванов помещения для инструктажа, он тут же забылся в тяжелом сне.

На полетной палубе механики готовили к вылету опытный скоростной разведывательный самолет типа 13, который перелетел с «Сорю». Он должен был лететь впереди остальных, чтобы вывести их на американские авианосцы. На посту управления авиацией капитан 3-го ранга Кавагучи жадно совал себе в рот шарики риса. Было ровно 17.03, когда раздался испуганный крик сигнальщика, прокричавшего страшные слова: «Прямо над нами пикирующие бомбардировщики противника!»

Глава 11.

Портрет императора

На этот раз противник был обнаружен легко. Примерно в 16.45 лейтенант Эрл Галлахер заметил предательские кильватерные следы в 30 милях на северо-западе. Несколькими минутами позже он опознал авианосец и полдюжины других кораблей, идущих на запад. Снизившись до 19 000 футов, Галлахер описал круг над японским соединением, чтобы атаковать его из-под солнца. Далеко внизу корабли противника шли прежним курсом, даже не подозревая о присутствии американцев.

В 16.58, четко построившись по эскадрильям и дивизионам, пикирующие бомбардировщики камнем ринулись вниз. Выходя на цель, Галлахер передал приказ: самолетам «Энтерпрайза» атаковать авианосец, группе «Йорктауна» — ближайший линкор. Затем, как обычно, совершенно внезапно откуда-то сверху, появились «Зеро». Они налетели настолько стремительно и настолько не давали перевести дух американским летчикам, что точно определить их количество было просто невозможно.

Японские истребители дрались за свою последнюю полетную палубу, и это придавало им ярости. Их первой жертвой стала отставшая от строя машина младшего лейтенанта Вебера. Сам Галлахер подвергся атаке, когда вышел из строя, чтобы начать пикирование. Какую-то долю секунды истребитель противника несся прямо на него, а затем исчез, когда Галлахер со скольжением на крыло пошел в боевой разворот. В следующее мгновение с диким криком ярости он пошел вниз, ведя свою «сборную» эскадрилью на последний находящийся в строю японский авианосец.

Заметив наконец опасность, авианосец в отчаянной попытке избежать попаданий стал тяжело разворачиваться влево. Галлахер уже не мог откорректировать свое пикирование. Тогда он стал резко выходить из пике, не сбросив бомбы, надеясь сделать это прямо над кораблем. Такие трюки иногда удавались, но на этот раз ничего не вышло. Сначала сам Галлахер, а затем несколько других пилотов 6-й бомбардировочной эскадрильи положили бомбы за кормой авианосца.

Видя это, лейтенант Дэйв Шамвей, ведущий группы с «Йорктауна», перенацелил свои бомбардировщики, которым было приказано атаковать линкор, на авианосец. Его самолеты ринулись вниз, совершенно смешавшись с бомбардировщиками Дика Беста. Это был один из тех моментов, который мог бы довести до припадка любого преподавателя в училище морской авиации в Пенсаколе.

«Зеро» продолжали свои атаки, с великолепным мастерством демонстрируя сложнейшие фигуры высшего пилотажа. Один истребитель сделал заход на бомбардировщик младшего лейтенанта Гобса, проскочил над ним, перевернулся через крыло и молниеносно совершил второй заход — и все это за то время, пока Гобс пикировал на цель. Другой «Зеро» штопором стал падать вниз, напоминая сорванный с дерева лист, чтобы не выпустить из придела бомбардировщик лейтенанта Боттомлея. Было видно, как, объятые пламенем, рухнули в море машины лейтенанта Вайсмана и Батлера.

Казалось, авианосец сможет избежать попаданий. Его искусное маневрирование, яростные атаки «Зеро», шквальный зенитный огонь должны были сорвать атаку пикирующих бомбардировщиков. Младший лейтенант Хенсон видел, как несколько пилотов, пикировавших перед ним, промахнулись. Затем, едва не воя от злости, он наблюдал, как и его собственная бомба прошла мимо цели. Выходя из атаки, Хенсон уныло поглядел вниз, и его настроение мгновенно переменилось. Одна... две... три бомбы попали в авианосец одна за другой. Кому принадлежат лавры этих попаданий — неизвестно. Обе авиагруппы пикировали вместе и до сих пор спорят о том, кто именно уничтожил последний авианосец Нагумо. Разобраться в этом, конечно, невозможно. Но в любом случае дело было сделано, причем настолько хорошо, что два последних самолета снова перенацелились на линкор. Уже казалось излишним тратить бомбы на авианосец — его полетная палуба была разбита вдребезги.

Стекла брызнули во все стороны из иллюминаторов ходовой рубки авианосца «Хирю». Первое попадание пришлось прямо в платформу носового самолетоподъемника и разрушило полетную палубу от носа почти до островной надстройки. Взрывной волной капитан 2-го ранга Кавагучи был сброшен с поста управления авиацией на полетную палубу. Чудом уцелевший, он вскочил на ноги и снова был сбит с ног еще одним попаданием в район мостика.

Глубоко внизу, в машинном отделении авианосца, лейтенант Мандаи почувствовал, как тяжело тряхнуло корабль. Освещение погасло, пришлось перейти на аварийное. В помещение по системе вентиляции начал поступать дым. Когда двое мотористов, посланные за обедом, открыли люк, вслед за ними в машинное отделение ворвалось пламя.

В помещении для инструктажа спавший на диване лейтенант Хасимото проснулся от страшного грохота. Он выскочил на полетную палубу и, застыв на месте, увидел невероятную картину: прямо напротив мостика вертикально вверх была задрана платформа носового самолетоподъемника. Из-за этого с мостика ничего нельзя было видеть по курсу корабля. Машины были в порядке, авианосец все еще давал 30 узлов, но эта проклятая платформа, совершенно закрывая обзор с мостика, не давала возможности маневрировать. Однако ход был, а основная пожарная система продолжала работать. Капитан 3-го ранга Каноэ, приказав затопить боевые погреба, быстро организовал матросов для борьбы с огнем.

Капитан 2-го ранга Кавагучи стоял недалеко от островной надстройки, наблюдая за тушением пожара. Командиру авиационной боевой части ничего не оставалось делать — начиная от носа, полетная палуба на треть своей длины представляла собой огромный кратер. Затем Кавагучи увидел, как несколько огромных столбов воды поднялись примерно в 50 ярдах от корабля. Кавагучи взглянул вверх. В просвете облаков он с удивлением увидел величественный строй летающих крепостей. Как будто они мало уже получили, их еще бомбили «летающие крепости».

Шесть тяжелых бомбардировщиков Б-17 майора Джорджа Блэки получили приказ перелететь с Гавайских островов на Мидуэй, с тем, чтобы еще более усилить ударную мощь атолла. Пробыв в воздухе около 7 часов, они уже на подлете к Истерн-Айленду получили с Мидуэя приказ, не садясь, атаковать японское соединение. Майор Блэки провел короткое совещание по радио. Достаточно ли у них горючего? Мидуэй передал, что противник находится в 170 милях северо-западнее — туда и обратно выходило чуть больше 400 миль полета. Это означало, что они будут вынуждены выйти в атаку на высоте 3 600 футов. Абсурдно низко, но делать было нечего — майор Блэки отдал приказ об изменении курса.

Чуть позднее, в 18.00, капитан Найк Уайткер, ведущий трехсамолетного дивизиона, заметил прямо по курсу далеко на горизонте клубы черного дыма. Приблизившись, он опознал горящий авианосец, окруженный многочисленной компанией крейсеров и эсминцев. Но не все молодые пилоты, «зеленые» выпускники летных училищ, могли действовать так отчетливо, как капитан Уайткер.

Лейтенант Чарльз Кройвел, 2-й пилот в одном из Б-17, даже понятия не имел, что там внизу был противник. Когда поступил приказ приготовиться к сбросу бомб, лейтенант полагал, что самолет заблудился и просто освобождается от лишнего груза. Заблуждение, однако, продолжалось недолго. Когда летающие крепости повернули на авианосец, появились «Зеро», и все корабли внизу открыли огонь. Зенитный снаряд повредил крыло одного бомбардировщика, осколки разбили носовой колпак другого, сбив с ног бомбардира. Но тяжелые бомбардировщики прорвались через все преграды. Отбиваясь от истребителей, они, ревя моторами, сбросили свои бомбы и ясно видели взрыв на палубе авианосца.

Примерно в это же время над японским соединением появились еще 4 летающих крепости полковника Суини взлетевшие с Мидуэя. Авианосец внизу был поврежден, и они занялись тяжелым крейсером. Несколько позднее с Мидуэя взлетел капитан Уайтейл с двумя тяжелыми бомбардировщиками. Авианосец противника еще горел, но Уайтейл на всякий случай решил атаковать его, а второй Б-17 сбросил бомбы на линейный корабль.

Между тем к месту боя подошел лейтенант Стиббинс, ведя за собой пикирующие бомбардировщики с «Хорнета». Он также решил, что с авианосцем покончено, и атаковал два корабля охранения, один из которых в это же время бомбил полковник Суини.

Путаницы и неразберихи было много, но это уже не имело большого значения — атака была легкой. Последние японские истребители, израсходовав горючее, падали в море. У японцев уже оставалось мало средств продолжать борьбу.

Когда все американские летчики в конце концов повернули домой, оценка ими своих действий была столь же прекрасной, как и провожающий их Тихоокеанский закат. Лейтенант Стиббинс доложил о трех попаданиях в линкор и двух — в крейсер. Пилоты летающих крепостей были еще более самонадеянными: попадание в горящий авианосец, в линкор ив крейсер, потопленный эсминец плюс целый ассортимент близких смертоносных разрывов. Они и сейчас с трудом верят в то, что не добились ни одного попадания.

Старший офицер линейного корабля «Харуна» капитан 1-го ранга Мичисо Цутсуми следил за двумя бомбардировщиками, идущими в крутом пике прямо на мостик линкора. Один из них, казалось, уже никогда не выйдет из пике, настолько он снизился — Цутсуми мог ясно видеть лицо пилота. Затем, в какую-то последнюю секунду, бомбардировщик резко выровнялся уже на такой высоте, что задел хвостом за антенну линкора. Каким-то чудом бомба не попала в линкор, а с оглушительным грохотом взорвалась за кормой. В течение следующего часа все соединение подверглось атакам: в 17.30 пикирующие бомбардировщики атаковали тяжелый крейсер «Тонэ», в 17.40 «летающие крепости» — «Харуну», в 17.50 пикирующие бомбардировщики — тяжелый крейсер «Тикума», в 18.15 «летающие крепости» — авианосец «Хирю». Казалось, эти атаки никогда не закончатся. Но, наконец, измученные сигнальщики крейсера «Тикума» заметили, что последние атакующие самолеты противника уходят и соединение имеет шансы передохнуть. Невероятно, но ни один корабль не получил попаданий. Близкие разрывы за кормой линкора «Харуна» погнули несколько листов обшивки и заклинили дальномер на башне главного калибра. Кроме того, один из низколетящих бомбардировщиков обстрелял палубу «Хирю», повредив зенитное орудие и убив несколько человек. Однако для авианосца «Хирю» уже не имело значения, сколько он теперь имеет зенитных орудий. Капитан 1-го ранга Каку отлично понимал, что его единственной надеждой на спасение был быстрейший уход из района боя. Если удастся выйти за пределы радиуса действия американской авиации, то, может быть, удастся зализать раны и вернуться в Японию.

Телефонная связь еще работала, и Каку вызвал на мостик своего старшего механика капитана 2-го ранга Кунизо Айзо, приказав ему продолжать поддерживать скорость в 30 узлов. Айзо доложил, что центральный пост управления машиной совершенно не пострадал, а пожар в машинном отделении № 4 потушен. До трех других машинных отделений он не смог добраться, поскольку все проходы были отрезаны огнем, но он говорил с ними по телефону, и из блокированных отделений доложили, что у них все в порядке. Были жалобы только, что очень душно и дымно.

Айзо, по-видимому, был оптимистом. Пока он докладывал командиру обстановку, в машинном отделении № 4 лейтенант Мандаи взглянул на подволок и заметил, что белая краска на нем начала таять. Расплавленная краска стала капать вниз, обжигая людей, и даже стала причиной небольшого пожара. Когда краска исчезла, подволок стал накаляться и, в конце концов, раскалился докрасна. Никто об этом не говорил, но все понимали, что они отрезаны от остальных огнем, бушующим наверху.

В нескольких сотнях ярдов от горящего авианосца, в надвигающихся сумерках, рассекал волны линейный корабль «Кирисима». Линкор имел приказ быть готовым к буксировке в случае, если на «Хирю» выйдут из строя машины. Когда стемнело, на линкоре поняли, какой опасности они подвергаются. Языки огня на «Хирю» время от времени вырывались высоко вверх, служа отличным маяком для подводных лодок противника. В конце концов командир «Кирисимы» капитан 1-го ранга Ивабучи радировал адмиралу Нагумо, прося разрешение отойти от авианосца.

В 18.37 Нагумо передал на линкор приказ оставить «Хирю» и присоединиться к крейсеру «Нагара». «Кирисима» повернул на северо-запад, и, когда линкор стал медленно удаляться от горящего авианосца, старпом «Кирисимы» капитан 2-го ранга Хонда задумчиво глядел на оставляемый «Хирю». Авианосец выглядел черным на фоне заката, а из каждого его бортового портика вырывались языки огня. На расстоянии маленькие тонкие языки пламени напомнили ему фонарики — сотни бумажных фонариков, которые зажигают по праздникам у него на родине.

Глядя на тяжело накренившийся «Йорктаун», капитан 2-го ранга Гартвиг с трудом подавил вздох. Почти два года его эсминец «Рассел» входил в состав охранения авианосца и стал как бы частью его. Теперь же его приходится бросить на произвол судьбы.

После снятия экипажа с «Йорктауна» адмирал Флетчер приказал кораблям охранения идти на соединение с силами адмирала Спрюэнса. Приказ есть приказ, но от этого не становилось легче. В голове у Гар-твига все время вертелась фраза из «Гамлета»: «Увы! Бедный Йорик, я так хорошо знал его!»

Очень многие считали оставление «Йорктауна» преждевременным. Авианосец держался на воде, пожар был потушен, крен не увеличивался, и крейсер «Портленд» был готов начать буксировку. Однако адмирал Флетчер, взвесив все факторы — возможность новой атаки, находящиеся где-то поблизости тяжелые корабли противника, подводные лодки, — приказал отходить. Наступала ночь, и опасность быть пойманным у брошенного авианосца становилась вполне очевидной. В 17.38 Флетчер отдал приказ всем следовать на восток. Следующие 35 минут «Йорктаун» один покачивался в надвигающейся темноте. Затем в 18.13 был передан новый приказ: «Эсминцу «Хьюджес» вернуться к авианосцу и остаться возле него».

Остальные корабли 17-го оперативного соединения двинулись на соединение со Спрюэнсом, который еще принимал самолеты, возвращающиеся после завершающих ударов по противнику. Снова встревоженные взгляды пересчитывали возвращающиеся бомбардировщики, ища признаки повреждения или жертв. Но на этот раз напряжение было гораздо меньшим, чем утром, главным образом благодаря радио. Эфир был заполнен радостными криками пилотов и шутками: «Эй! Им уже нечем нас сбивать, разве что помойными ведрами!» «Ого! В меня, кажется, летит помойное ведро!»

На этот раз на авианосец не вернулись три машины, а три других были тяжело повреждены. У самого Галлахера при выходе из пике открылась старая рана в спине. Боль буквально убивала командира авиагруппы. Он не в силах был даже нагнуться, чтобы выпустить посадочный гак. Однако без выпущенного гака на авианосец совершить посадку было невозможно. Не могло быть и речи о посадке на воду — Галлахер отлично понимал, что со своей больной спиной он никогда не выберется из машины. Галлахер отвернул в сторону, пропуская на посадку остальных, отчаянно пытаясь выпустить посадочный гак. Теряя сознание от боли, лейтенант все-таки ухитрился дотянуться до рукоятки выпуска гака и в 18.34 посадил свой самолет на палубу «Энтерпрайза».

Уныние царило на временном флагманском корабле адмирала Нагумо — легком крейсере «Нагара». Сам Нагумо вспоминал былые дни, когда он командовал эсминцем и говорил что-то невнятное о ночных торпедных атаках, которые следует навязать противнику с наступлением темноты. Начальник штаба соединения адмирал Кусака лежал на койке в маленькой каюте, мучаясь от растянутых сухожилий на ногах. Когда он был нужен на мостике, то один здоровенный матрос нес его туда, как свиную тушу. Это была смешная картина, в какой-то мере символизирующая беспомощность и бедственное положение всего соединения Нагумо.

А на мостике «Ямато» адмирал Ямамото наконец начал осознавать весь ужас положения, лихорадочно обдумывая план дальнейших действий. Еще в 12.20, узнав о выходе из строя трех авианосцев Нагумо, главком отдал новый четкий приказ по Объединенному флоту. Транспортам было приказано временно отойти. Подводным лодкам — занять позиции несколько восточнее их линии. Адмиралу Какута — оставить Алеутские острова и спешить на юг с легкими авианосцами «Рюдзе» и «Джунье». Адмиралу Кондо отдавать приказы не было нужды — он уже спешил на север со своими линейными кораблями и авианосцем «Дзуйхо». Сам Ямамото продвигался на восток, ведя могучий «Ямато», два других линкора и авианосец «Хосе». При благоприятных обстоятельствах эти соединения включая четыре легких авианосца должны были соединиться с Нагумо в течение ночи.

Первым должен был появиться Кондо — его соединение находилось всего на расстоянии 300 миль от Нагумо. Ямамото надеялся, что если все эти корабли построить вокруг «Хирю» и его мощного прикрытия, то этого будет достаточно, чтобы добить американский флот. Кроме того, оставалась и первоначальная цель операции — сам Мидуэй. Не собираются ли американцы превратить Мидуэй в непотопляемый авианосец и тем самым держать большую часть Объедиценного флота под постоянными ударами своей авиации?

«Бог операций» капитан 1-го ранга Куросима убеждал главкома, что авиабаза на Мидуэе должна быть уничтожена, даже в ущерб быстрейшему сосредоточению сил. Адмирал согласился и в 13.10 радировал Кондо: «Выделите часть сил для обстрела и уничтожения авиабазы противника на «AF». Оккупация «AF» и «АО» временно откладывается». Алеутская операция была вскоре возобновлена, но захват Мидуэя отложен по меньшей мере до тех пор, пока корабли адмирала Кондо не ослабят оборону атолла. Для выполнения этой операции Кондо выделил новейшие и самые быстроходные крейсера японского флота «Кумано», «Судзуя», «Микума» и «Могами». Под командованием адмирала Такео Курита они ринулись на северо-восток со скоростью 32 узла.

Планирование дальнейших шагов было бы значительно легче, знай в штабе Ямамото хоть немножко больше о реальной обстановке. Но Нагумо отправил им единственное короткое сообщение, описывающее утренний налет, и с тех пор от него не было ни слова. В 16.55 штаб главкома запросил Нагумо по радио, требуя дополнительной информации. Никто даже не подтвердил получение этой радиограммы — возможно, потому что она пришла в самое неудачное время, когда американские пикирующие бомбардировщики внезапно атаковали «Хирю».

Адмирал Ямамото оставался в неведении: с 11.30, почти 6 часов, он не получал никаких сообщений от Нагумо. Адмирал, начиная нервничать, беспокойно ходил взад и вперед по мостику, рассеянно поднимая свой бинокль и смотря на восток, как будто таким образом можно было узнать что-то новое.

Как обухом ударило сообщение в 17.30 — «Хирю» горит в результате попадания бомб. Ямамото тяжело опустился в кресло, стоящее в центре флагманской рубки. Он не сказал ни слова. Несколько минут главнокомандующий Объединенным флотом сидел без движения как мертвый.

А на крейсере «Нагара» адмирал Нагумо продолжал носиться со своей идеей ночной торпедной атаки эсминцами. По его схеме, нужно было в определенный момент отойти на запад, затем вернуться на прежний курс и с наступлением темноты поймать американцев в ловушку, навязав им новый Ютландский бой. Разрабатывая свой план, Нагумо заметно оживился, и капитан 2-го ранга Есиоко отметил: «Старый морской волк впервые за сегодняшнее утро выглядит бодрым». Однако в 18.30 крейсер «Тикума» просигналил сообщение, которое разбило все надежды адмирала: «Разведывательный самолет № 2 в 17.13 обнаружил 4 авианосца противника, 6 крейсеров и 15 эсминцев в 30 милях восточное горящего и накренившегося американского авианосца. Соединение противника идет на запад».

Это меняло все дело. Нагумо полагал, что противник также понес тяжелые потери, а теперь выяснилось, что он повредил только один американский авианосец, а четыре других идут прямо на него. Втянуть противника в классическое морское сражение времени Ютланда — это, конечно, было бы неплохо, но ни сам Нагумо, ни его штаб не имели никакого желания связываться с такой воздушной армадой.

Интересно, что никто не подверг сомнению полученное с «Тикумы» сообщение. Ошеломленные полученным ударом, офицеры Нагумо готовы были теперь поверить во что угодно. Учитывая события минувшего утра, они имели право даже на еще больший скептицизм, и ни у кого не возникло желания проанализировать это более чем сомнительное сообщение. Все поняли, что надо поскорее убираться из этого района. В 19.05 остатки соединения повернули назад и стали уходить полным ходом от опасности, надвигающейся с северо-запада.

На «Ямато» адмирал Ямамото делал все, что в его силах, чтобы поднять боевой дух своих подчиненных. Хотя главком и сам был потрясен не меньше других, хладнокровие являлось одним из лучших боевых качеств адмирала. В 19.15 Ямамото радировал всем командующим соединениям:

«Флот противника, который фактически разбит, отступает к востоку. Силы Объединенного флота, находящиеся в этом районе, готовятся к преследованию разбитых соединений противника и одновременно к захвату «AF». Приказываю:

1. Главным силам к 3.00 5 июня быть в точке 32°08' с. ш. и 175°45' в. д. Курс 90°, скорость 20 узлов.

2. Ударному авианосному соединению, соединению вторжения (исключая 7-ю дивизию крейсеров) и соединению подводных лодок, взаимодействуя друг с другом, немедленно вступить в боевое соприкосновение с противником и завершить его разгром».

Неизвестно, как отреагировал на этот приказ адмирал Нагумо, поскольку одновременно пришло сообщение о том, что авианосец «Сорю» затонул.

Все послеполуденное время «Сорю» продолжал гореть, сотрясаясь от внутренних взрывов. Эсминцы охранения беспомощно кружили вокруг него. Перед заходом солнца, когда экипаж был уже снят с авианосца, на него был отправлен главстаршина Абэ с тем, чтобы попытаться спасти командира авианосца капитана 1-го ранга Янагимото, который отказался покинуть корабль. Абэ был чемпионом флота по борьбе и имел приказ — в случае необходимости силой заставить Янагимото покинуть обреченный авианосец. Но капитан 1-го ранга Янагимото отказался даже пошевелиться, а у Абэ не хватило духу поднять руку на своего командира. Со слезами на глазах он вернулся с авианосца один. «Сорю» медленно погружался. На стоящем рядом эсминце «Макигумо» кто-то запел японский национальный гимн. Другие подхватили его. Когда величественная мелодия гимна взлетела над волнами, нос авианосца задрался вверх, а корма погрузилась в воду. На мгновение «Сорю» застыл в этом положении — и в 19.13 все было кончено.

Через 20 минут наступила очередь авианосца «Kaгa». Все время после полудня корабль дрейфовал, лишившись хода, но оставшиеся на его борту люди продолжали бороться с огнем, пытаясь залить пожар ведрами. Это была безнадежная борьба, и перед заходом солнца эсминец «Хагикадзе» послал катер, чтобы снять с авианосца тех, кто еще оставался на борту. Матросы отказались покинуть корабль и отправили катер назад за ручной пожарной помпой. Катер вернулся на авианосец с письменным приказом, который предписывал всем покинуть корабль. На этот раз моряки подчинились. Один старый старшина, служивший на авианосце с момента его спуска на воду, плакал как ребенок: слезы стекали с его седых усов. Через некоторое время в темноте прозвучали два оглушительных взрыва, и в 19.25 с авианосцем «Кага» было также покончено.

В этот же самый момент на «Акаги» капитан 1-го ранга Аоки приказал всем уцелевшим собраться на полетной палубе. Потеряв надежду спасти корабль, Аоки поблагодарил своих подчиненных за проявленное мужество, попрощался с ними и приказал всем покинуть авианосец. Эскадренные миноносцы «Новаки» и «Араси» подошли к «Акаги», начав в 20.00 снимать с него экипаж. Адмиралу Нагумо была послана радиограмма, запрашивающая разрешения затопить «Акаги». Нагумо ничего не ответил, но тут вмешался сам Ямамото. Главнокомандующий перехватил запрос и в 22.25 радировал в ответ короткий приказ: «Не топить «Акаги».

Частично этот приказ был вызван сентиментальностью адмирала. В дни молодости Ямамото служил несколько лет на авианосце, и «Акаги» был его любимцем. Штурман «Акаги» капитан 2-го ранга Миура уже будучи на эсминце «Новаки» получил приказ Ямамото, которым он назначался командиром спасательной партии. Миура обошел на катере вокруг «Акаги», с трудом поднялся на борт и обнаружил командира, который, ожидая потопления авианосца, уже привязался к якорю. Сообщив о приказе главкома, Миура убедил своего командира перейти на эсминец и принять участие в спасении «Акаги». Капитан 1-го ранга Аоки выглядел очень подавленным (в таком настроении он оставался до конца своих дней). Он кивнул и спрыгнул в катер с «Новаки», Катер отошел, оставляя за собой черную громаду брошенного авианосца, покачивающегося в призрачном свете луны.

Пока «Новаки» и «Араси» снимали экипаж с «Акаги», другие эсминцы прочесывали район, подбирая плававших в воде людей. В основном, это были летчики боевого воздушного патруля, у которых кончилось горючее, а также моряки, сброшенные взрывами с авианосцев. Так были спасены: лейтенант Огава с «Акаги», плававший на спасательном жилете, Татсута Отава с «Сорю», державшийся за деревянный брус, главстаршина Такаеси Моринага с авианосца «Kaгa», уцепившийся за плавающую койку, и другие. Вначале было много криков, чтобы привлечь внимание эсминцев, но по мере приближения вечера их становилось все меньше. Наконец наступила тишина. Затемненные эсминцы, закончив поиск, пошли на северо-запад догонять остатки соединения.

Младший лейтенант Джордж Гей все еще плавал один под звездами ночного тихоокеанского неба. Перед закатом японский эсминец прошел так близко от него, что Гей мог разглядеть лица стоящих на палубе матросов. Гей попытался сделаться еще меньше, прячась под своей черной подушкой. Японцы его не заметили, но легче от этого не становилось. Обожженная нога страшно болела, рука кровоточила, и Гей с ужасом стал думать об акулах. Затем он успокоился, вспомнив, как кто-то рассказывал, что акулы не выносят взрывов, а взрывов здесь было более чем достаточно. Морская вода настолько разъела ему глаза, что Гей уже почти ничего не мог видеть. Он держал глаза закрытыми, открывал их только иногда, чтобы кинуть короткий, быстрый взгляд на горизонт. Этого было достаточно для того, чтобы заметить, что японцы покидают район боя. Когда стемнело, Гей развернул свой желтый спасательный плот, надул его и, вскарабкавшись, наконец почувствовал себя лучше. Младший лейтенант лег на спину в полном изнеможении, временами забываясь в дремоте, временами наблюдая за пылающим далеко на севере заревом, где японцы еще пытались спасти какой-то из своих разбитых кораблей.

Капитан 2-го ранга Есида ловко подвел свой эсминец «Казагумо» к борту горящего «Хирю». Его матросы быстро работали в темноте, выгружая пожарное снаряжение и скромный ужин из сухарей и воды для экипажа авианосца. Эскадренный миноносец «Югумо» также приблизился к «Хирю», подав на авианосец мощные пожарные шланги, переброшенные с крейсера «Тикума». Два других эсминца стояли неподалеку, готовые оказать помощь, если она понадобится. Сам «Хирю» покачивался на волне без хода. Около 21.00 корабль лишился энергии. В машинное отделение № 4 позвонили с мостика и спросили капитана 2-го ранга Айзо, смогут ли механики выбраться наверх. Айзо взглянул на раскаленный докрасна подволок и ответил отрицательно. Тогда наступила пауза, а затем с мостика спросили, есть ли у механиков какие-нибудь последние пожелания для передачи в Японию. Этот вопрос ошеломил старшего механика, приведя его в ярость. Он знал, что обстановка на корабле очень серьезна, но совсем не считал ее безнадежной, полагая, что авианосец вполне может дойти до базы. Со всей горячностью Айзо стал убеждать мостик не сдаваться, хотя и не был уверен, что его слышат — слышимость становилась все глуше, а затем пропала вообще.

Какой бы ни была в действительности ситуация в момент этого телефонного разговора, судьба корабля решилась в 23.58. В этот момент что-то со страшным грохотом взорвалось внизу. Огонь, уже почти затихнувший, вспыхнул опять, распространяясь повсюду и выходя из-под контроля. Это поставило младшего лейтенанта Каваками перед необходимостью принять важное решение. На авианосце Каваками служил интендантом, и на время боя на него падала тяжелейшая ответственность — он назначался хранителем портрета императора. Обычно портрет висел в каюте командира, но перед боем его клали в специальный полированный футляр и уносили в хронометрическое помещение под броневой палубой. Считалось, что здесь портрет будет находиться в полной безопасности. Ведь никто не мог даже подумать, что придется оставить корабль. Каваками уже не мог связаться с мостиком и решил действовать самостоятельно. Терять время уже было нельзя. Взяв подчиненного ему старшину, Каваками пробился через пламя в хронометрическое помещение. Старшина завернул футляр с портретом в брезент, затем они вместе со своим сокровищем снова пробились через огонь на полетную палубу, где Каваками почтительно передал портрет Микадо на эсминец «Казагумо».

К этому времени авианосец уже накренился на 15°, вода постоянно прибывала. Никто не мог сказать, сколько еще корабль продержится на воде. В 2.30 ночи 5 июня капитан 1-го ранга Каку повернулся к адмиралу Ямагути и доложил: «Мы собираемся оставить корабль, адмирал».

Ямагути кивнул и приказал доложить об этом адмиралу Нагумо. Затем адмирал попросил капитана 1-го ранга Каку собрать остатки экипажа на полетной палубе. Около 800 уцелевших моряков сгрудились вокруг двух своих командиров, освещаемые зловещими отблесками пламени. Первым заговорил командир корабля, подчеркнув, что война еще не окончена и нужно продолжать борьбу. «Уцелевшие после этого боя, — сказал капитан 1-го ранга Каку, — составят ядро личного состава нового, еще более сильного флота». Затем слово взял Ямагути, сказав морякам, что он восхищен их мужеством и чувством долга. «Я один, — закончил адмирал, — несу ответственность за гибель «Хирю» и «Сорю». Я останусь на авианосце, а вам приказываю оставить корабль и продолжать верно служить его величеству императору». Затем все повернулись лицами в сторону Японии, и Ямагути трижды провозгласил банзай в честь императора. После этого с мачты «Хирю» были торжественно спущены военно-морской и адмиральский флаги. Когда флаг страны Восходящего Солнца соскользнул с гафеля мачты, ночную тишину разорвали звуки горнов, игравших сурово-торжественный национальный гимн.

Экипаж «Хирю» стал перебираться на эсминцы, а капитан 1-го ранга Каку обратился к адмиралу Ямагути:

— Я собираюсь разделить судьбу корабля, адмирал.

Ямагути согласился, и затем они начали чисто японскую беседу, символизирующую неожиданное сближение и дружбу двух людей.

— Насладимся прекрасным светом луны, — предложил Ямагути.

— Как ярко она светит сегодня, — согласился Каку, — должно быть, это ее 21-й день.

Слышавший эту беседу старший помощник командира капитан 2-го ранга Каноэ решил, что все старшие офицеры также должны остаться на борту корабля. Он поднял этот вопрос перед ними, и все согласились. Однако это совсем не растрогало командира «Хирю». Капитан 1-го ранга Каку снова заявил, что остается на авианосце один и категорически приказал всем остальным покинуть корабль.

Начальник штаба Ямагути капитан 2-го ранга Ито попрощался с адмиралом и спросил, есть ли у него какие-нибудь последние пожелания.

— Передайте адмиралу Нагумо, — сказал Ямагути, — что я только тогда прощу ему случившееся, если он приложит все усилия для создания более мощного флота и возьмет реванш.

Затем адмирал отдал капитану 2-го ранга Ито свою фуражку, чтобы тот передал ее семье Ямагути После этого командующий 10-й флотилией эсминцев капитан 1-го ранга Абэ получил личный приказ адмирала:

— Утопите «Хирю» торпедами.

Было 4.30 — первые лучи рассвета пламенели на востоке, когда весь экипаж «Хирю» перешел на эсминец охранения. Последний оставил авианосец капитан 2-го ранга Каноэ. Когда катер подходил к эсминцам, Каноэ увидел Ямагути и Каку, которые махали руками с мостика.

В 5.10 капитан 1-го ранга Абэ выполнил последний приказ адмирала. Эскадренный миноносец «Макигумо» повернул прямо на «Хирю» и выпустил две торпеды. Одна прошла мимо, другая — с грохотом взорвалась. Больше терять времени было нельзя Абэ повернул свои эсминцы на северо-запад и стал поспешно догонять остальные корабли соединения.

В 21.30 адмирал Нагумо радировал главнокомандующему о том, что на него идут четыре американских авианосца и что он отходит на северо-запад со скоростью 18 узлов. Ответа не было, тогда в 22.50 Нагумо направил это донесение снова, слегка его изменив. На этот раз ответ пришел через пять минут Ямамото отстранял Нагумо от командования, заменив его более агрессивным адмиралом Кондо, идущим с юга со своими линкорами и крейсерами Нагумо пожал плечами, но штаб его отреагировал на это событие очень болезненно. В горячке боя у них не было времени подумать о случившемся, сейчас же времени было с избытком.

Вечером старший офицер штаба капитан 1-го ранга Оиси доложил адмиралу Кусака.

— Адмирал, мы, штабные офицеры, приняли решение покончить с собой посредством харакири, чтобы искупить свою личную ответственность за то, что произошло. Не будете ли Вы настолько любезны информировать об этом адмирала Нагумо?

Кусака немедленно приказал собрать всех штабных офицеров и устроил им головомойку.

— Как вы вообще могли додуматься до этого, — разносил своих подчиненных адмирал. — Если при каждой неудаче мы будем делать харакири, то чем все это кончится?

Категорически запретив своим подчиненный даже думать о самоубийстве. Кусака доложил об этом инциденте адмиралу Нагумо. Оказалось, что Нагумо тоже подумывает о харакири. Кусака начал горячо разубеждать командующего. Харакири ничего не докажет, кроме слабости, горазда важнее вернуться в Японию, собрать новые силы и отомстить за сегодняшнее поражение» В конце-концов Нагумо согласился с доводами своего начальника штаба.

1-e авианосное ударное соединение, потеряв все свои 4 авианосца, продолжало идти через ночь, все дальше и дальше удаляясь от места событий этого ужасного дня.

Глава 12.

Победители и побежденные

На Мидуэе и в мыслях ни у кого не было, что все уже кончилось. Дело не могло ограничиться одним утренним налетом — японцы, без, сомнения, вернутся. Капитан 1-го ранга Симард, считая, что перед заходом солнца атолл подвергнется бомбардировке с моря, приказал рассредоточить самолеты, а часть «летающих крепостей» отправил обратно на Гавайские острова. В последних разведсообщени.ях указывалось, что силы вторжения противника все еще направляются к Мидуэю. В действительности же, если кто и направлялся морем к Мидуэю, то это были не японские корабли, а маленькая резиновая лодка, в которой находились младший лейтенант Томас Вуд и его стрелок-радист.

Когда бомбардировщики с «Хориста» направились на Мидуэй для дозаправки горючим, Вуду пришлось сесть на воду — его бензобаки оказались пустыми в 10 милях от атолла Перебравшись в спасательную лодку, Вуд и его. радист направились к Мидуэю, ориентируясь на столб дыма, поднимающегося на горизонте С наступлением темноты они добрались до рифов Мидуэя. До самих островов еще оставалось примерно 5 миль, но это уже была тихая вода лагуны. Существовало только одно удобное место, где можно было перебраться через рифы, но это место «охранялось» огромным морским львом. Он не желал освободить проход, не обращая внимания ни на крики, ни на угрозы. Пришлось его как следует огреть веслом по спине. Лев заревел и плюхнулся в воду, но не успокоился. Пока измученные летчики отдыхали на рифах, лев плавал вокруг, раздраженно лаял, всем своим видом демонстрируя сильное недовольство. В конце концов Вуд и его стрелок добрались до Мидуэя, попав в самую гущу боевой активности.

Вечером уцелевшие пикирующие бомбардировщики морской пехоты вылетели для нанесения нового удара по противнику. Ничего не обнаружив, они вернулись обратно, потеряв своего нового командира майора Норриса, самолет которого неожиданно рухнул в море. По-видимому, Норрис потерял сознание от переутомления. Затем начали возвращаться летающие крепости, неся на себе «сувениры» многочисленных встреч с «3еро». Скорее всего, их атаковали истребители с потопленных авианосцев (в действительности, так оно и было), но нельзя было исключить возможность нахождения в этом районе и пятого авианосца противника.

Около 22.00 наблюдатели с береговой батареи морской пехоты увидели подводную лодку, идущую малым ходом в надводном положении примерно в 2 милях от рифов. Не зная, что это за лодка, огонь открыть не решились, продолжая молча наблюдать, как в свете наполовину скрывшейся луны лодка плавно скользила вдоль берега, идя в юго-западном направлении. В 22.21 она исчезла в темноте Надвигалась ночь, и все сильнее росло напряжение, вызванное неизвестностью.

Не меньшее напряжение царило и в Перл-Харборе. Рабочие продолжали дежурить с пулеметами на крышах цехов судоремонтного завода. Вся авиация находилась в состоянии полной готовности. Воинские части и подразделения морской пехоты заняли позиции по периметру побережья.

Напряженная обстановка сохранялась и на западном побережье США. Все прибрежные дороги были закрыты — пропускались только военные автомашины Губернатор Калифорнии Эрл Уоррен официально объявил, что над штатом нависла угроза нападения с моря и воздуха.

А далеко в море эскадренный миноносец «Хьюджес» одиноко стоял в охранении брошенного «Йор-ктауна». Командир «Хьюджеса» капитан 3-го ранга Рамсей опасался, что под прикрытием темноты сюда подойдут японские тяжелые надводные корабли и покончат и с ним, и с авианосцем. Существовала также реальная опасность появления подводных лодок противника, а с рассвета — и нового удара с воздуха. Рамсей имел приказ затопить авианосец торпедами, чтобы предотвратить возможный захват «Йорктауна» японцами, или в случае, если пожар на нем достигнет угрожающих размеров. Всю ночь эсминец ходил вокруг покинутого корабля. В темноте «Йорктаун» выглядел мрачно. На нем то и дело появлялись мерцающие огоньки, на эсминце казалось, что слышны голоса и какой-то странный шум. Рамсей уже собрался высадить кого-нибудь на борт авианосца для проверки, но затем передумал. Для этого нужно было останавливаться, спускать шлюпку, включать освещение, а это все было сопряжено с большой опасностью.

Нервное возбуждение царило и на авианосцах 16-го оперативного соединения. Правда, летчики были слишком уставшими и подавленными, чтобы о чем-нибудь думать. В кают-компании «Хорнета» никто не мог спокойно находиться — 29 пустых кресел вызывали ужас. Младшего лейтенанта Чарльза Лайна, перелетевшего с «Йорктауна» на «Энтерпрайз», поместили в каюту пилота 6-й эскадрильи торпедоносцев, который не вернулся назад. Войдя в нее, Лайн увидел на столе фотографию семьи погибшего летчика и Библию. Это было невозможно вынести, и Лайн провел ночь на диване в кают-компании. В матросских кубриках царила такая же атмосфера. Стрелок-радист Сноуден из 6-й разведывательной эскадрильи ошеломленно смотрел на многочисленные пустые койки, не в силах еще поверить тому, что погибло такое количество его близких друзей.

Наверху вахтенные офицеры внимательно всматривались в ночь. После возвращения самолетов, атаковавших «Хирю», 16-е оперативное соединение в 19.09 повернуло на восток и теперь уходило от противника. Многие офицеры из старого штаба Холси открыто выражали свое недовольство. Адмирал Холси никогда бы так не поступил! Он не упустил бы шанса разгромить остатки японского флота. Японская авиация в районе боя уничтожена, а раз так, то нужно начинать преследование противника, совершить ночную атаку торпедоносцами, а с рассветом бросить на японцев новую волну пикирующих бомбардировщиков.

Офицерам штаба казалось диким, что адмирал Спрюэнс этого не понимает. Но Спрюэнс это понимал. Ночная атака по деморализованным силам противника была большим соблазном, но адмирал был вынужден учитывать и другие факторы. Он уже полностью использовал развединформацию, полученную от Нимица, а сейчас уже никто не мог сказать точно, что японцы собираются делать дальше. Где-то в ночи еще идут армады линкоров и крейсеров адмирала Ямамото. Возможно, поблизости скрываются и другие авианосцы противника. Японцы имеют еще достаточно сил, чтобы, при благоприятном для себя раскладе, разгромить 16-е оперативное соединение и захватить Мидуэй.

В своем боевом рапорте адмиралу Нимицу Спрюэнс позднее писал: «Я не считал оправданным риск ночного боя с превосходящими силами противника. С другой стороны, я не мог далеко удаляться от Мидуэя. Поэтому я решил занять своими авианосцами такую позицию, с которой можно было бы и осуществить преследование противника, и сорвать попытку высадки десанта на Мидуэй...»

16-е оперативное соединение продолжало отходить на восток со скоростью 15 узлов. Около 2 часов ночи авианосцы повернули на север и шли на новом курсе 45 минут. Затем повернули на юг и на запад. Спрюэнс вел свои корабли по безопасному треугольнику. Он не хотел быть пойманным в ловушку: огромные японские линкоры и крейсеры могли в настоящий момент идти прямо на него.

Линейные корабли и крейсеры адмирала Кондо шли полным ходом через ночь, направляясь на северо-восток. В 23.40 Кондо доложил свой план главкому: он будет в указанной позиции в 3.00, а затем проведет поиск в восточном направлении, надеясь поймать американцев в ловушку ночного сражения. В середине ночи Кондо снова вышел в эфир, давая всем своим подчиненным конкретные задания. Все его корабли должны были построиться строем фронта и следовать на северо-восток со скоростью 24 узла, «прочесывая» море в поисках американского флота; «расческа» адмирала Кондо имела достаточно «зубцов» — 21 корабль, которые шли на расстоянии менее четырех миль друг от друга. Позади «расчески» шли линейные корабли «Конго» и «Хийя», готовые немедленно появиться на сцене в случае необходимости. Все вместе корабли составляли линию длиной около 75 миль. Этого было вполне достаточно, чтобы обнаружить противника.

В энергичных действиях Кондо было одно слабое место — уже не было времени для осуществления задуманного им плана. Пятью часами раньше — да, но теперь уже было поздно. Адмирал Ямамото понимал, что корабли Кондо не смогут выйти в указанную им позицию ранее трех часов ночи. Значит, у Кондо останется чуть больше часа на то, чтобы обнаружить американский флот и втянуть его в ночное сражение. А с первыми же лучами рассвета самолеты с американских авианосцев вцепятся ему самому в горло.

Ничего не выходило и с планом обстрела Мидуэя тяжелыми крейсерами адмирала Курита. Им было приказано выйти на огневую позицию к двум часам ночи, но крейсеры опаздывали, и уже становилось ясно, что они смогут подойти к Мидуэю перед самым рассветом, став превосходными целями для удара с воздуха. Штаб Ямамото лихорадочно обдумывал различные варианты действий. Но все они были как безнадежными, так и бессмысленными. Ямамото даже не снисходил до их рассмотрения.

— Но как мы оправдаемся перед Его Величеством за это поражение? — с нотками истерики в голосе спросил один из штабных офицеров.

— Оставьте это мне, — холодно ответил Ямамото, — только я буду оправдываться перед Его Величеством.

В 0.15 главнокомандующий Объединенным флотом отменил планы ночного сражения и приказал адмиралам Кондо, Нагумо и Курита соединиться с главными силами, назначив рандеву в 9.00 в точке, лежащей в 350 милях северо-западнее Мидуэя. Отдав приказ крейсерам Куриты отставить бомбардировку Мидуэя, Ямамото совершенно забыл, что приказ обстрелять Мидуэй имела и подводная лодка «J-168». Капитан 3-го ранга Танабэ рыскал вокруг атолла уже несколько дней и находился в прекрасной позиции для выполнения приказа. По плану он должен был открыть огонь и вести его до 2.00, пока его не сменят крейсеры. Когда же крейсера Куриты были отозваны, никто не сообщил Танабэ, что ему надлежит делать в изменившейся обстановке. Танабэ подвсплыл, выбросил антенну, тщетно пытаясь услышать какие-либо дальнейшие инструкции. В 1.20 он всплыл и повел свою лодку на позицию открытия огня.

Короткая вспышка в темноте ночи и резкий грохот разорвал тревожную тишину на Мидуэе. Снаряд, просвистев в воздухе, упал в лагуну. Затем другой... В полной темноте люди разбежались по укрытиям. В 1.23 батарея «С» открыла ответный огонь осветительными снарядами, в 1.24 береговой прожектор обнаружил подводную, лодку по пеленгу 110, а в 1.25 загрохотали еще три батареи морской пехоты. Артиллерийская дуэль продолжалась минуты три. Выпустив без всякой пользы 8 снарядов в лагуну, подводная лодка в 1.28 погрузилась и исчезла так же неожиданно, как и появилась.

Тяжелые крейсера адмирала Курита находились менее чем в 80 милях от Мидуэя, когда пришел приказ, отменяющий бомбардировку. Многие на крейсерах облегченно вздохнули. Задание обстрелять Мидуэй начинало выглядеть почти как самоубийство. Отряд повернул назад и, освещаемый тусклым светом луны, направился на северо-запад со скоростью 28 узлов. Кильватерный строй возглавлял флагманский крейсер «Кумано», вторым шел «Судзуя», затем «Микума» и замыкал колонну «Могами». Несколько сзади шли два эсминца охранения — «Арасио» и «Асасио».

Было 2.15 ночи, когда крейсер «Кумано» справа по носу обнаружил подводную лодку, идущую в надводном положении. При помощи маломощной сигнальной лампы направленного действия с флагманского крейсера на остальные корабли отряда передали сигнал о срочном повороте влево на 45°. На мостике «Могами» штурман крейсера капитан 3-го ранга Масаки Ямаути отстранил в сторону вахтенного офицера, желая выполнить этот сложный маневр лично. Повернув крейсер, Ямаути решил, что дистанция между «Могами» и его мателотом «Микума» несколько увеличилась. Тогда Ямаути изменил курс «Могами» немного вправо и тут, к своему ужасу, обнаружил, что вообще потерял из вида «Микуму», поскольку в его видимости находился только «Судзуя» — второй корабль кильватерной колонны. Поняв, что «Микума» теперь идет между ними поперек курса «Могами», капитан 3-го ранга Ямаути скомандовал «Лево на борт» и дал машинами полный назад. Но было уже поздно. Выбив сноп искр, нос «Могами» врезался в левую скулу «Микума». Оба крейсера тряхнуло, затем они снова разошлись. «Микума» отделался сравнительно легко — у него оказалась пробитой только бортовая топливная цистерна, но «Могами» лишился носовой оконечности почти на 40 футов длины. Вся его палуба до башни главного калибра была искорежена. Теперь крейсер мог с трудом идти со скоростью 12 узлов. Это никак не устраивало адмирала Курита, которому было необходимо в условленное время соединиться с главными силами флота. Оставив «Микума» и оба эсминца для эскортирования поврежденного «Могами», Курита поспешил на северо-запад с «Кумано» и «Судзуя».

На мостике «Ямато», который шел полным ходом на восток к точке рандеву, адмирал Ямамото, казалось, совершенно не отреагировал на сообщение о столкновении «Могами» и «Микума». Ничто не могло сравниться с тем шагом, который главнокомандующий был вынужден предпринять в 2.55. Поставленный перед лицом фактов, Ямамото радировал всем своим командующим: «Оккупация «AF» отменяется». Когда капитан 2-го ранга Ватанабе спросил адмирала, не преждевременно ли его решение, Ямамото ответил: «Саси суги», что приблизительно означает: «Цена итак уже слишком высока». Перед восходом солнца Ямамото принял другое, не менее тяжелое решение. В 4.50 адмирал, снова поставленный перед лицом неумолимых фактов, приказал затопить свой любимый «Акаги». На фоне этих событий столкновение двух его крейсеров выглядело уже не очень значительным.

Капитан 3-го ранга Джон Мэрфи, командир подводной лодки «Тембор», повернул свой перископ, внимательно изучая два крейсера, за которыми он следовал по пятам. Всю ночь он никак не мог опознать их, но сейчас, с первыми лучами рассвета, все сомнения исчезли — характерные изогнутые трубы ясно говорили о том, что перед ним корабли противника. Приглядевшись, Мэрфи даже определил, что это были крейсера типа «Могами». Они шли на запад, и Мэрфи было трудно выйти в атаку, так что около 5 часов утра он передал сообщение: «Множество надводных кораблей на удалении 89 миль от Мидуэя».

На Мидуэе были готовы к самому худшему. В донесении о контакте с противником, переданном подводной лодкой «Тембор», ничего не говорилось о курсе «большого количества кораблей», но дистанция 89 миль выглядела очень вероятной. В 5.10 капитан Брук Аллеи повел 8 «летающих крепостей» для первого удара по этим кораблям. Но рано утром туман, висевший над морем, был еще слишком густым, и «летающие крепости» ничего не обнаружили. До 6.00 они бесцельно кружились над атоллом Куре.

Первая информация, определившая обстановку, пришла в 6.30 с одной из летающих лодок, которая доложила о «двух линейных кораблях, оставляющих за собой след вытекающего горючего», идущих на запад в 125 милях от Мидуэя. Стало ясно, что корабли противника отходят, и на Мидуэе облегченно вздохнули.

В 7.00 первыми в преследование противника были брошены пикирующие бомбардировщики морской пехоты. В составе 241-й авиагруппы оставалось только 12 машин. За два дня в ней уже сменилось три командира. На этот раз молодых пилотов вел в атаку капитан Маршалл Тайлер. Через 45 минут летчики морской пехоты обнаружили широкий след вытекшего мазута, ведущий прямо на запад. Еще через 20 минут были обнаружены и сами цели — два больших корабля, уже ощетинившихся зенитным огнем. Один из этих кораблей оставлял след вытекающего мазута, у второго был поврежден нос. Неподалеку от них шла пара эсминцев.

В 8.08 бомбардировщики морской пехоты начали атаку. Первым пикировал Тайлер с шестью уцелевшими «Донтлесами», но не добился ни одного попадания. Затем подошел капитан Флеминг с «Виндикейторами», атаковав противника с пологого пикирования. Никто из них также не добился попадания. На подлете к цели самолет Флеминга начал гореть. Однако капитан продолжал идти в атаку, выйдя на цель и сбросив бомбу. Затем, мелькнув в воздухе огненной кометой, капитан Флеминг врезался на своем горящем бомбардировщике в кормовую башню японского крейсера.

«Боже, какой герой!» — со смешанным чувством ужаса и восхищения подумал капитан 1-го ранга Акира Содзи, наблюдая с мостика «Могами», как американский бомбардировщик врезался в крейсер «Микума». «Могами» также пострадал от близких разрывов — некоторые из них прогрохотали буквально в 10 ярдах от борта. Осколки изрешетили мостик и дымовую трубу, но не причинили серьезных повреждений. Крейсеру «Микума» пришлось гораздо хуже. Когда самолет капитана Флеминга врезался в башню, на корабле вспыхнул сильный пожар, перебросившийся во внутренние помещения, захватив машинное отделение правого борта. Оба крейсера продолжали ковылять на запад со скоростью 12 узлов, но «Микума» уже не мог больше эскортировать поврежденный «Могами». Благодаря доблести капитана Флеминга, этому японскому крейсеру теперь приходилось заботиться только о самом себе.

Получив сообщение с подводной лодки «Тембор» о «множестве надводных кораблей в 89 милях от Мидуэя», адмирал Спрюэнс сильно встревожился. Подобно многим другим, он считал возможность вторжения на атолл очень вероятной. В 5.20 он повернул свои авианосцы на юго-запад и направился прямо к Мидуэю со скоростью 25 узлов.

Однако к 9.30 стало ясно, что опасения Спрюэнса были беспочвенны. Поэтому соединение изменило курс на запад, чтобы занять хорошую позицию как для атаки поврежденных крейсеров противника, так и для преследования уцелевших кораблей Нагумо. В 8.00 летающая лодка сообщила о горящем авианосце, прикрытом двумя линкорами, тремя крейсерами и четырьмя эсминцами. По некоторым причинам это сообщение не дошло до 16-го оперативного соединения вовремя, но когда Спрюэнс получил его, он решил именно на нем остановить свой выбор. Авианосец противника в 8.00 находился на расстоянии 275 миль от соединения. Сейчас было 11.15, но шансы прикончить этот авианосец еще оставались.

Капитан 2-го ранга Айзо решил, что необходимо попытаться как-то выбраться из машинного отделения авианосца «Хирю». Прошло уже много часов после последнего контакта с мостиком, часы в машине показывали 8.00. Как это ни парадоксально, но торпеда, попавшая в корабль, погасила пожар. Младший лейтенант Мандаи выбрался наверх, погасил еще несколько горящих мешков с рисом и крикнул вниз, чтобы они выбирались: «Хирю» тонет. Механики, возглавляемые Айзо, вылезли через люк и оказались в коридоре, выход из которого был безнадежно завален обломками, а другой конец заканчивался переборкой, где было крошечное отверстие от лопнувшего сварного шва. Через это отверстие можно было разглядеть пустую, странно выглядевшую в потоках солнечного света ангарную палубу. Айзо понял, что их единственная надежда на спасение — пробить более широкое отверстие в этой переборке. Сталь переборки была тонкая, а просачивающийся через отверстие солнечный свет очень стимулировал желание спастись. Разыскав кувалды и зубила, моряки принялись за работу и достаточно быстро пробили в переборке отверстие шириной в ярд. Протиснувшись через него, они очутились на пустой ангарной палубе. В носовой части ангарной палубы зияла огромная дыра — результат попадания бомбы в носовой самолетоподъемник, через которую и пробивался солнечный свет. Затем механики выбрались на полетную палубу и обнаружили, что она тоже пуста. Флага на мачте не было. Никаких сомнений в том, что корабль оставлен.

«Хирю» быстро оседал носом, морская вода уже заливала ангарную палубу. Ситуация казалась совершенно безнадежной, но тут появилась еще группа из 5 человек, которым еще раньше удалось выбраться из кормовых помещений. Когда они это сделали, эсминец только что отошел от авианосца. Матросы отчаянно кричали, размахивая руками, чтобы он снял их с обреченного корабля. Эсминец просигналил что-то в ответ прожектором. Что именно, они не поняли, но это могло означать, что их снимут позднее. Затем, около 6.30, над авианосцем пролетел японский самолет, причем самолет колесный. Такой самолет мог взлететь только с авианосца «Хосе», а это означало, что адмирал Ямамото был где-то поблизости. Это сообщение придало всем силы — нужно попытаться спастись.

Спустившись на шлюпочную палубу, механики обнаружили за кормой авианосца два катера и большой гребной баркас, которые дрейфовали на довольно большом расстоянии от корабля. Капитан 2-го ранга Айзо приказал прыгать в воду и попытаться добраться до баркаса. Корма авианосца поднималась — он быстро погружался. Младший лейтенант Мандаи прыгнул в воду, а когда вынырнул, увидел, как над водой уже торчали огромные, бронзовые винты авианосца. Мандаи быстро отплыл на безопасное расстояние и, снова обернувшись, увидел только пустое море. Это произошло где-то между 9.07 и 9.15. Затем 39 человек, включая Айзо и Мандаи, перебрались в баркас. Айзо решил оставаться на месте гибели «Хирю» и ожидать подхода главных сил адмирала Ямамото, которого, конечно, должен был предупредить пролетавший над авианосцем самолет.

В действительности же, Ямамото и не думал идти к ним на помощь. Он получил донесение от «самолета с колесами» и был весьма шокирован — работа по затоплению «Хирю» была явно выполнена очень небрежно. Еще не хватало, чтобы «Хирю» захватили американцы! Ямамото радировал Нагумо, чтобы тот принял все меры для затопления авианосца. А между тем внимание Ямамото привлек другой брошенный корабль. В 6.52 — всего за несколько минут до рапорта о «Хирю» — пришло интригующее сообщение с гидросамолета № 4 тяжелого крейсера «Тикума»: «Вижу накренившийся авианосец противника типа «Йорктаун». Авианосец дрейфует по курсу 111° на расстоянии 240 миль от точки моего взлета. В охранении один эскадренный миноносец».

Адмирал Ямамото немедленно приказал подводной лодке «J-168» прекратить патрулирование у Мидуэя, разыскать поврежденный авианосец противника и уничтожить его. Склонившись над картой, капитан 3-го ранга Танабе начал рассчитывать свой новый курс. Он вычислил, что американский авианосец был всего в 150 милях от него, так что достигнуть его было нетрудно. Танабе решил подойти к этому месту с запада на рассвете. В этом случае авианосец хорошо бы вырисовывался на фоне восхода, в то время, как его лодка оставалась бы в темноте. Проложив курс и рассчитав скорость, Танабе повернул свою подводную лодку прочь от Мидуэя, направившись на северо-восток.

На эсминце «Хьюджес» поймали радаром японский разведывательный самолет, но визуально его так и не увидели. Импульс на экране показывал, что самолет находится на дистанции примерно 20 миль к западу. Через 10 минут после обнаружения в 6.26 импульс на экране исчез. В 7.41 все на мостике «Хьюджеса» невольно вздрогнули, когда пулеметная очередь прочертила воду с левого борта «Йорктауна». Сигнальщик Питер Каретка, вскинув бинокль, стал обшаривать небо, считая, что их обстрелял какой-то подкравшийся японский самолет. Однако небо было чистым, и что это все означало — никто понять не мог. Капитан 2-го ранга Рамсей в какой-то момент подумал, что какой-нибудь пулемет на авианосце выстрелил сам, перегревшись от пожара.

Пулеметная очередь повторилась, и на эсминце все внезапно поняли, что стрелять мог только кто-то из еще оставшихся в живых на «Йорктауне». Действительно, с левого борта на полетной палубе стоял человек, размахивая руками. Рамсей приказал спустить на воду вельбот, и вскоре моряки эсминца, поднявшись на борт «Йорктауна», обнаружили там лежащего без сознания возле пулемета матроса Нормана Пичета, тяжело раненного в живот. В 8.35 раненого доставили на эсминец, привели в чувство и узнали, что на борту авианосца есть еще один живой человек.

Снова вельбот подошел к борту «Йорктауна». На этот раз он вернулся с матросом Джорджем Вайсом, который проломил себе череп, когда взрывная волна сбросила его с платформы на дымовой трубе. Вайс смутно помнил звуки тревоги и команду оставить корабль. Он почувствовал, как корабль накренился и понял, что началась эвакуация раненых. Он позвал кого-то, чтобы вынесли и его. Затем ему или показалось, или он действительно услышал, как чей-то голос сказал: «Оставь его и пошли — он все равно умрет». Вайс помнил, как он сидел на койке и ругался страшными словами, а потом снова потерял сознание. Пичет был также брошен в лазарете, поскольку санитары решили, что его состояние безнадежно. Однако он нашел в себе силы пробраться в полубессознательном состоянии через три палубы и дать несколько очередей из пулемета, чтобы вызвать помощь.

Матросы с вельбота считали, что на «Йорктауне» еще остались люди. Они доложили о странном глухом стуке, раздавшемся внутри авианосца. Рамсей снова направил вельбот к «Йорктауну», на этот раз с приказом обследовать все. Людей больше обнаружено не было, но на эсминец доставили с авианосца большое количество секретных документов и шифровальных книг, брошенных в спешке.

Около 10.00 появился тральщик «Вирео», вызванный Рамсеем для буксировки авианосца. Заведя концы, они начали свой путь на восток, идя со скоростью 2 узла. «Йорктаун» страшно рыскал на курсе, казалось, он не желает оставлять сцену боя. Иногда авианосец даже тянул «Вирео» в обратном направлении. После полудня подошли два других эсминца: «Гвайн» и «Монегхен». На авианосец была высажена группа матросов, которые приступили к частичному демонтажу палубного оборудования, пытаясь выровнять крен «Йорктауна». Уверенный, что «Йорктаун» можно спасти, капитан 2-го ранга Рамсей развил бурную деятельность. Он радировал в штаб Нимица и адмиралу Флетчеру, убеждая командование принять необходимые меры. Это было не простым делом. К утру 5 июня 17-е оперативное соединение находилось уже в 150 милях восточное «Йорктауна», а снятый с него экипаж был размещен на шести различных эсминцах. Необходимых для спасательных работ специалистов собрали на крейсере «Астория», а затем уже передали на эсминец «Хэммен», который отправился к «Йорктауну» только в 18.00. На борту «Хэммена» находился капитан 1-го ранга Букмастер, а также 29 офицеров и 141 матрос спасательной партии. Эскортируемый эскадренными миноносцами «Бэлч» и «Бэнхем», «Хэммен» подошел к «Йорктауну» около 2.00 ночи 6 июня.

Далеко на западе адмирал Спрюэнс продолжал преследование противника, но 5 июня стало днем сплошных разочарований. Контакт с японцами был ненадежным, преследование долгим, и когда ударная волна наконец была поднята в воздух, расстояние до цели еще составляло 230 миль. В воздух были подняты 32 бомбардировщика с «Энтерпрайза» и 26 с «Хор-нета». Прошло два часа полета, но бомбардировщики все еще ничего не обнаружили. Три часа — и снова ничего. Горючее кончалось... наступала темнота... летчики устали. Чей-то голос сказал по радио: «Кончай, ребята! Пошли домой».

Наконец в 18.20 кто-то обнаружил внизу одинокий кильватерный след корабля, идущего полным ходом в западном направлении. Цель была, конечно, ничтожной, но нужно было либо атаковать ее, либо возвращаться ни с чем на авианосцы. Было принято решение атаковать, и 58 пикирующих бомбардировщиков, ведомые Дэйвом Шамвеем, ринулись вниз на свою одинокую жертву. Казалось, столь неравный бой должен кончиться быстро, но ничего подобного не произошло.

Корабль, оказавшийся эскадренным миноносцем, крутился и маневрировал с фантастическим мастерством. 58 бомб со свистом устремились вниз, но ни одна из них не попала. Хуже того, зенитным огнем был подбит и упал в море самолет лейтенанта Сэма Адамса.

Возвращаться на авианосцы пришлось уже в полной темноте, а ни один из пилотов не имел опыта ночных посадок. Невзирая на очевидный риск, командир «Энтерпрайза» капитан 1-го ранга Джордж Муррей приказал включить палубные огни и подсветку аэрофинишера. Руководящий посадкой лейтенант Робин Линдси принимал на авианосец один самолет за другим, и, казалось, что этот парад никогда не кончится. Линдси повернулся к сигнальщику и спросил, как много самолетов будет еще. «Будь я проклят, если я знаю, — ответил матрос. — Мы их уже приняли больше, чем имели». Оказалось, что 5 самолетов с «Хорнета» сели у них. В свою очередь один бомбардировщик с «Энтерпрайза» сел на «Хорнет».

Лейтенант Раф Джонсон, ведущий 8-й бомбардировочной эскадрильи, вообще не мог обнаружить ни того ни другого авианосца — у него вышел из строя радиокомпас, а баки были пустыми. Джонсон спросил своего стрелка-радиста Маккоу, умеет ли тот плавать.

Маккоу ответил, что нет. К счастью, в последнюю минуту Джонсон обнаружил соединение и запросил «Хорнет», чтобы авианосец зажег посадочные огни. Воды, в которых находились авианосцы, были очень опасными, вокруг могли рыскать японские лодки, но пилоты были слишком драгоценны, чтобы капитан 1-го ранга Митчер колебался хотя бы мгновение. Два прожекторных луча прорезали темноту, и Джонсон совершил посадку, не имея горючего даже для того, чтобы отъехать от аэрофинишера.

Этот день был столь же бесплодным и для «летающих крепостей». Утром 8 бомбардировщиков в конце концов обнаружили поврежденные японские крейсера. Выйдя на цель, В-17 сбросили на противника 39 бомб с высоты 20 000 футов, не добившись ни одного попадания.

После полудня неугомонные «летающие крепости» вылетели снова, на этот раз на поиск того самого «горящего авианосца», за которым охотился Спрюэнс. Конечно, они ничего не обнаружили, кроме одинокого эсминца, который только что отбился от 58 пикирующих бомбардировщиков. На этот раз на японский корабль обрушилось 79 бомб, но снова ни одна из них не попала в цель.

Капитан 2-го ранга Мотоми Кацуми был мастером своего дела. Блестяще маневрируя своим эсминцем «Таникадзе», он умудрился уклониться от бесчисленного количества американских бомб. «Таникадзе» был отправлен адмиралом Нагумо проверить, затонул «Хирю» или нет. Ничего не обнаружив, эсминец повернул назад, когда на него набросились и пикирующие бомбардировщики, и «летающие крепости». Только одна бомба причинила повреждение эсминцу. Разорвавшись вблизи борта, она засыпала «Таникадзе» осколками, которые пробили броню башни № 3, вызвав в ней взрыв, убивший всех находящихся там людей. Это не помешало эсминцу продолжить свой путь и после захода солнца соединиться с главными силами флота.

Отступающие на запад корабли японского флота со страхом и напряжением ожидали ударов американской авиации. В 14.30 радиоразведка предупредила о самолетах противника, идущих на большой высоте. Тревога оказалась ложной, но многим потрепала нервы. Затем, в 17.25, с крейсера «Нагара» сообщили о нескольких американских бомбардировщиках, идущих на запад. К счастью, облака надежно прикрыли корабли, и самолеты противника их не обнаружили. То, что американцы не смогли обнаружить в этот момент японский флот, просто невероятно. Армады кораблей адмирала Ямамото в этот момент уже соединились в 350 милях северо-западнее Мидуэя. В этот момент все корабли стояли без движения, а катера перевозили подобранных из воды и снятых с авианосцев людей с эсминцев на линкоры «Харуна», «Кирисима», «Муцу» и «Нагато».

Весь остаток дня и всю ночь Ямамото уводил свой флот все дальше на запад, стараясь выйти из радиуса действия авиации противника. Рано утром 6 июня подошли крейсеры Куриты — «Кумано» и «Судзуя» Большая часть флота была уже в безопасности, не считая крейсеров «Могами» и «Микума», которые вместе с двумя эсминцами остались далеко позади и должны были теперь сами о себе заботиться.

Всю ночь 5 июня и предрассветные часы 6 июня адмирал Спрюэнс продолжал идти на запад осторожным 15-узловым ходом. Поняв, что ему не удастся настигнуть главные силы японского флота, он решил заняться поврежденными крейсерами противника. В 5.10 «Энтерпрайз» выпустил 18 разведчиков для 200-мильного поиска на западе, и в 6.45 противник был уже обнаружен. Одновременно «Хорнет» выпустил первую ударную волну — 26 пикирующих бомбардировщиков и 8 истребителей, которые в 9.30 уже настигли японцев. В 9.50 ведущий бомбардировщиков «Хорнета» скомандовал по радио: «Атака по готовности!», и бомбардировщики с ревом устремились вниз, нанеся удар по обоим крейсерам и эсминцу. Японцы яростно огрызались плотным зенитно-заградительным огнем, в результате которого был сбит один бомбардировщик. Авиагруппа с «Хорнета» отправилась на авианосец за новыми бомбами. После их ухода наступила очередь бомбардировщиков «Энтерпрайза».

В 10.45 лейтенант Велли Шорт повел в атаку 31 пикирующий бомбардировщик, 12 истребителей и 3 торпедоносца. Они быстро обнаружили японцев и в 12.30 устремились на крейсера противника, вдохновляемые предыдущим триумфом, жаждой крови и отсутствием смертоносных «Зеро». Когда в 14.45 вернулись бомбардировщики с «Хорнета», оба крейсера горели, а один из них оставлял экипаж. Эскадренный миноносец стоял у борта покидаемого крейсера, принимая людей. Заметив приближающиеся бомбардировщики, эсминец попытался отойти, но был накрыт попаданием с бомбардировщика лейтенанта Слайтона Фишера. Завершили атаку истребители, обстреляв с бреющего полета корабли противника. Когда лейтенант Сатерленд вел свой истребитель в атаку, он заметил на одном из крейсеров большое количество людей, которые сгрудились на корме, махая руками в бессильной ярости. Лейтенант внезапно почувствовал жалость к этим людям, оказавшимся в безнадежном положении. Возвращаясь на авианосец, он размышлял о том, как могло случиться, что враг, которого он ненавидел, вызвал у него чисто человеческое сострадание.

До наступления темноты «Энтерпрайз» выслал еще два самолета на аэрофотосъемку разбитых японских крейсеров. Возглавлявший полет лейтенант Добсон обнаружил брошенный крейсер еще горящим с плавающими вокруг него матросами. Снизившись до 100 футов, Добсон начал съемку. Объектив его кинокамеры запечатлел корабль во всей его агонии — надстройка и дымовые трубы крейсера были разбиты, матросы карабкались вниз по штормтрапам, другие — плавали за кормой. Дальше на западе Добсон заметил еще один крейсер и два эсминца, уходящих прочь с возможной быстротой.

Плавая на плотах, экипаж «Микумы» наблюдал за гибелью своего корабля. Крейсер тонул быстро, но не быстрее, чем садилось солнце. Было уже совсем темно, когда «Микума», перевернувшись через левый борт, скрылся в волнах Тихого океана. Но и погибнув, «Микума» подтвердил свою репутацию одного из лучших крейсеров японского флота. Во время самой первой атаки разбило мостик, смертельно ранив командира — капитана 1-го ранга Сакияма. Командование принял старший помощник капитан 2-го ранга Такаги. Вторая атака прикончила крейсер — пять прямых попаданий и взрыв собственного торпедного погреба. Такаги приказал оставить корабль. Когда матросы начали прыгать за борт, лейтенант Нассао Коямо вынул кинжал и сделал себе харакири прямо в носовой башне главного калибра. Эскадренный миноносец «Арасио» подошел к борту и начал принимать уцелевших, когда нагрянула третья атака. Бомбой, попавшей в корму эсминца, было убито немало перешедших с крейсера.

«Могами» также получил 5 прямых попаданий, а близкие разрывы изрешетили левый борт крейсера — впоследствии на нем насчитали 800 пробоин. 90 человек было убито. Но капитан 1-го ранга Содзи и его экипаж провели немыслимую борьбу за жизнь и спасли корабль. К заходу солнца пожар был потушен, переборки держали напор воды, и эскортируемый двумя поврежденными эсминцами «Могами» продолжал ковылять на запад к атоллу Уэйк.

Между тем спасательная партия, возглавляемая капитаном 1-го ранга Букмастером, приступила к работам на «Йорктауне». После короткой погребальной церемонии по убитым, которые еще лежали на своих боевых постах, матросы начали демонтаж различного оборудования для облегчения корабля. За борт полетели приготовленные во время боя бомбы и торпеды, а также два поврежденных самолета. Эскадренный миноносец «Хэммен» пришвартовался к правому борту авианосца, обеспечивая «Йорктаун» энергией, передав ему ручные насосы и пожарные шланги. Внизу матросы быстро потушили еще тлевший пожар и начали приводить в порядок систему контрзатопления отсеков. Одно за другим за борт полетели пять 5-мм орудий правого борта. К 13.00 крен авианосца удалось практически выровнять — он составлял всего 2°. Наступило время ленча, и с «Хэммена» передали на авианосец сэндвичи и фрукты. Пять других эсминцев малыми ходами кружили вокруг «Йорктауна», прослушивая гидролокаторами подводную опасность. Гидролокационные условия были очень плохими. Почти под самой поверхностью образовался «слой скачка», что часто бывает в этих теплых водах, особенно в штилевую погоду.

Капитан 3-го ранга Танабе не отрывал взгляда от перископа. Американский авианосец находился теперь примерно в 1 300 ярдах от него. Авианосец пытались буксировать, но двигался он очень медленно. Один эсминец все еще стоял около борта. Другие медленно кружили вокруг, но не было никаких признаков, говорящих о том, что они что-то подозревают. Гидроакустик лодки доложил Танабе, что он не слышит работы гидролокаторов противника. Танабе посмотрел на часы и усмехнулся: ну конечно, у американцев ленч.

Принимая все меры предосторожности, Танабе продолжал подкрадываться все ближе. Он решил выстрелить своими четырьмя торпедами с углом раствора только 2° вместо шести. Это обеспечивало более концентрированный удар в середину авианосца, но требовало сближения на максимально короткую дистанцию. Последний раз взглянув в перископ, Танабе скомандовал залп.

С мостика «Йорктауна» раздалась пулеметная очередь, предупреждающая об опасности. Наверху началась дикая суматоха — четыре белых торпедных следа шли прямо на корабль. Одна торпеда прошла мимо... одна попала в «Хэммен»... две других, пройдя под эсминцем, угодили прямо в середину «Йорктауна». Снова грохот взрывов, сопровождаемый зубодробильным скрежетом, который бывает только при попаданиях торпед. Взрывом выбило заклепки треногой мачты и сбросило вниз корабельный колокол, разбив его вдребезги. Капитан 2-го ранга Элдрич упал на палубу со сломанной рукой, а капитана 3-го ранга Дэвиса, руководившего демонтажем 5-дм орудий, выбросило за борт.

Увидев следы торпед, командир «Хэммена» капитан 3-го ранга Грэй отчаянно пытался отвести эсминец от авианосца. Командоры эсминца открыли огонь, пытаясь расстрелять торпеды в воде. Взрыв сбил Грэя с ног, бросив его на штурманский столик. Капитан 3-го ранга сломал два ребра, у него перехватило дыхание, и в течение нескольких минут он не мог произнести ни слова.

Судьба эсминца была решена. Гидравлический удар от двух попаданий в «Йорктаун» проломил ему корпус, а прямое попадание почти разорвало корабль пополам. Через две минуты после взрыва эсминец уже погрузился в воду до уровня верхней палубы, и старший помощник лейтенант Ральф Илден приказал оставить корабль. Когда эсминец затонул, его глубинные бомбы, хотя и поставленные на предохранитель, неожиданно взорвались прямо среди плавающих моряков, убив большинство из них. Эскадренные миноносцы «Бэнхем» и «Бэлч» вытащили из воды тех счастливцев, которым удалось уцелеть, и несколько человек, сбитых взрывной волной с «Йорктауна». Позже всех на эсминец «Бэлч» был поднят командир «Хэммена» капитан 3-го ранга Грэй. Плавая среди обломков, Грэй поддерживал на воде в течение трех часов двух тяжело раненных матросов, забыв о своей контузии и сломанных ребрах.

На «Йорктауне» снова пришло время покидать корабль. Два новых попадания в правый борт прикончили авианосец. Он начал погружаться. Тральщик «Вирео» подошел к правому борту и снял с авианосца спасательную партию. Пока люди покидали «Йорктаун», эскадренные миноносцы «Гвайн», «Хьюджес» и «Монегхен» рыскали вокруг, пытаясь обнаружить подводную лодку. Эсминцы забрасывали район глубинными бомбами, но в течение пяти часов не было никаких признаков, говорящих о том, что им удалось достигнуть какого-либо успеха. Только в 18.45 с «Хьюджеса» внезапно увидели дым на горизонте. Через мощный дальномер удалось выяснить, что на расстоянии 13 миль в надводном положении, дымя дизелями, полным ходом идет подводная лодка, по-видимому, пытаясь быстрее покинуть район боя. «Хьюджес» и «Монегхен» ринулись в погоню и в 19.05 открыли огонь. Взятая в вилку разрывами снарядов, подводная лодка вскоре исчезла с поверхности моря. На эсминцах были уверены, что утопили ее. Спасенных не было.

Капитан 3-го ранга Танабе снова продемонстрировал свое блестящее мастерство. Погрузившись в дым собственных дизелей, он пошел прямо на преследующие его эсминцы и прошел под ними. Они прогрохотали у него над головой и вскоре куда-то ушли. Танабе облегченно вздохнул. Не считая короткого момента восторга и банзай во всех отсеках, когда торпеды поразили авианосец, все послеполуденное время было настоящим адом для подводников. Лейтенант Томита насчитал 61 взрыв глубинных бомб.

Всплыв с наступлением темноты, Танабе радировал о своем успехе адмиралу Ямамото.

На мостике «Ямато» адмирал Ямамото находился в глубокой задумчивости. Бесконечные атаки на «Микума» и «Могами» говорили о том, что американские авианосцы все дальше и дальше уходят на запад. Может быть, их все-таки удастся поймать в ловушку? Около полудня Ямамото отправил на юг адмирала Кондо с авианосцем «Дзуйхо», шестью крейсерами и 8 эсминцами. Они должны были соединиться с «Могами» и «Микума», а затем попытаться втянуть американцев в ночное сражение. В 15.50 Ямамото сам повернул на юг, ведя за собой свои главные силы и все, что осталось от соединения Нагумо. Бомбардировщикам базовой авиации было приказано перелететь с Маршалловых островов на атолл Уэйк. Эти бомбардировщики плюс самолеты, оставшиеся на уцелевших легких авианосцах, должны были обеспечить Ямамото воздушную поддержку, а тяжелые корабли — сделать все остальное. Оставалось только поймать американцев в ловушку.

Адмирал Спрюэнс интуитивно чувствовал, что уже достаточно испытал свое счастье, продвигаясь на запад. Он был в 400 милях от Мидуэя и уже входил в радиус действия японских самолетов, базирующихся на аэродромах атолла Уэйк. Топливо, особенно на эсминцах, было на исходе. Лучшие летчики были либо убиты, либо ранены, а оставшиеся в строю — измучены до предела. Поэтому вскоре после 19.00, когда вернулись самолеты, посланные на фотографирование гибели крейсера «Микума», 16-е оперативное соединение легло на обратный курс и направилось на восток. За кормой остались разбитые надежды японцев, а впереди ждала родная база и, конечно, отдых.

Для Мидуэя тоже все кончилось. Под занавес летчики «летающих крепостей» доложили о потоплении за 15 секунд крейсера противника. «Крейсер» оказался американской подводной лодкой «Грейлинг», которая спешно погрузилась, чтобы избежать бомб. На рассвете 7 июня на Мидуэе вновь воцарилось спокойствие.

В течение ночи авианосец «Йорктаун» снова накренился на левый борт. В 4.30 его полетная палуба опустилась в воду. На поверхности появился огромный пузырь, а внутри корабля раздался страшный треск ломаемых переборок. На сигнальных фалах авианосца все еще трепетал сигнал: «Мой ход 15 узлов», поднятый перед атакой торпедоносцев. Огромный американский флаг, поднятый перед той же атакой, уже почти касался воды.

В 4.43 авианосец лег на левый борт, обнажая огромную пробоину в правом боку. Конец был близок, и в 4.54 все корабли приспустили флаги, экипажи стояли с непокрытыми головами, вытянувшись по стойке смирно. Две патрульные летающие лодки появились над соединением, отсалютовав погибающему кораблю покачиванием крыльев. К 5.01 «Йорктаун», погружаясь кормой, медленно скрылся в пучине Тихого океана. Казалось, что он тонул спокойно, с величавым достоинством.

На эсминце «Хьюджес» сигнальщик Каретка пытался сдержать слезы. Он был очень юным, а хотел казаться взрослым. Когда же он увидел, что по щекам старослужащих, бывалых моряков, тоже текут слезы, то уже, не стесняясь никого, расплакался как ребенок.

Глава 13.

После боя

Оставалось очень мало следов сражения: пустые снарядные гильзы... следы топлива... плавающие спасательные койки... черные резиновые плоты японцев, желтые — американцев... и разбросанные по океану одинокие фигурки полуголых, измученных людей, надеющихся на спасение...

Еще в ходе боя капитан 1-го ранга Симард направил с Мидуэя сторожевые катера и летающие лодки разыскивать уцелевших. К полудню 4 июня сторожевой катер «РТ-20» уже вытащил из воды трех летчиков морской пехоты. 5 июня лейтенант Коул посадил свою летающую лодку в открытом море и принял на борт младшего лейтенанта Джорджа Гея — единственного уцелевшего из 8-й торпедоносной эскадрильи авианосца «Хорнет». 6 июня лейтенант Брэдли доставил на Мидуэй четырех своих коллег с одной летающей лодки, сбитой японцами. Они провели 58 часов в океане, вычерпывая воду из порванной резиновой лодки. Брэдли обнаружил их в 400 милях западнее Мидуэя. Но заметить человека в океане очень трудно, и многие уже теряли надежду на спасение.

Летчики-истребители с «Хорнета» Пит Митчелл, Стен Райлоу и Джим Грэй, связав свои плотики, плавали вместе. Вокруг все время летали самолеты, и летчики были уверены, что их скоро спасут. Они ждали этого всю ночь и весь следующий день, но помощь не приходила. Когда наступила вторая ночь, появилась акула. Она вспорола плавником днище одного плотика, сбросив Райлоу и Митчелла в воду. Митчелл поранил руку о плавник акулы, в воду пролилась кровь, и казалось, что все кончено. Однако акула, испугавшись чего-то, ушла. Утром летчики с помощью тюбика с цементом кое-как залатали плотик, вернув ему сносные мореходные качества, и снова стали ждать. Неприкосновенный запас продовольствия кончался. Оставалась одна фляга воды. Прошло 6 июня, наступило 7-е. Над ними пролетали случайные самолеты, а однажды на большом расстоянии летчики увидели эсминец, великолепно различимый на фоне дождевого шквала. Они отчаянно сигналили ему зеркалом, но с корабля их не заметили. Наступило 8 июня. Утром прямо над ними появилась летающая лодка. Пилоты дико замахали руками, и их сердца почти остановились, когда казалось, что «Каталина» пролетит мимо. Но в последний момент летающая лодка развернулась, и ее командир лейтенант Фрэнк Файслер великолепно сел на воду, подрулив к самым плотикам.

За 10 дней летающие лодки подобрали из воды 27 летчиков, а 9 июня подводная лодка «Троит» добавила к этой коллекции еще двух человек, на этот раз — японцев с крейсера «Микума». Двое матросов-радистов — Есида и кочегар Исикава — были единственными уцелевшими на плоту, где первоначально находились 19 человек.

А через Тихий океан шел на веслах баркас, набитый чудом спасшимися механиками с авианосца «Хирю». Капитан 2-го ранга Айзо, отчаявшись дождаться подхода линкоров адмирала Ямамото, решил попытаться на веслах и под импровизированным парусом из одеяла добраться до Уэйка. У них не было ни карт, ни компаса — только солнце, звезды и шесть весел. Беда заключалась в том, что было очень мало продовольствия и еще меньше жидкости — 58 бутылок пива на 39 человек. Проходил день за днем, но они ничего не видели, кроме пустынного океана. Неожиданно налетел шторм, и в борьбе с разбушевавшейся стихией приходилось сажать по четыре человека на весло, чтобы держать баркас носом к волне. Затем погода снова успокоилась, наступил полный штиль. Продовольствие кончалось, и все разговоры шли только о еде. Младший лейтенант Мандаи вспоминал чудесные плоды молочного дерева у себя на родине, обещая угостить ими всех, когда они вернутся домой. На 10-й день, 14 июня, один из матросов умер от истощения. Над ним прочли молитву и осторожно опустили тело за борт. Затем умерли еще 4 человека. На 12-й день они заметили летающую лодку, а на 13-й день — еще одну. Они были уверены, что самолет японский, и взвыли от злости, увидев на его борту огромную белую звезду. На 15-й день на горизонте появился корабль. Он был четырехтрубный, и стало ясно, что это корабль противника. На баркасе разгорелся спор, принимать от американцев помощь или нет. В конце концов решили сделать это, а потом попытаться захватить корабль и привести его с триумфом в Японию. Конечно, это была совершенно дикая фантазия, но она облегчила их решение остаться в живых. Корабль, оказавшийся американским гидроавиатранспортом «Бэллэрд», подошел к баркасу. Матросы бросили японцам конец, и война для механиков с «Хирю» закончилась. Позднее на допросах все они твердо заявили, что считают себя опозоренными попаданием в плен, что дорога на родину им закрыта, что они не хотят, чтобы Япония была информирована об их судьбе — пусть дома думают, что они погибли вместе с авианосцем «Хирю».

Возвращение японского флота домой было тяжелым. На рассвете 7 июня адмирал Ямамото махнул рукой на все планы и, уйдя в свою каюту, лег на койку и уже не вставал до следующего утра. Старший вестовой Оми принес главкому тарелку с рисовой кашей, но адмирал даже не притронулся к ней.

9 июня на «Ямато» прибыл катер с адмиралом Кусака. Кусака, еще одетый в свою испачканную и обгоревшую форму, тяжело хромая, с трудом поднялся на мостик в сопровождении капитана 1-го ранга Оиси и капитана 2-го ранга Гэнда. На мостике их встретил Ямамото. Он обнял адмирала Кусака за плечи, поблагодарив за все, что тот сделал и перенес. Ямамото пытался сделать все, чтобы поднять настроение своих подчиненных. Для уцелевших с авианосцев были приготовлены пирожные, пакеты с деньгами и даже свежее белье.

Кусака попросил разрешения поговорить с Ямамото с глазу на глаз. В маленьком помещении под мостиком он рассказал главкому, как подавлены случившимся его офицеры, все еще ведя разговоры о самоубийстве. Кусака попросил Ямамото реорганизовать авианосный флот и дать шанс отомстить за поражение. Глаза Ямамото наполнились слезами, и он ответил: «Я понимаю вас. Кусака, и все сделаю».

На крейсере «Нагара» адмирал Нагумо снова впал в прострацию. Было приказано не спускать с него глаз, чтобы он не наделал каких-нибудь глупостей, Ошеломленные поражением офицеры, осознав катастрофу, пытались понять, как это могло произойти. Если бы гидросамолет № 4 с тяжелого крейсера «Тонэ» вылетел вовремя, то американский флот мог быть обнаруженным до перевооружения второй ударной волны... если бы пикирующие бомбардировщики противника атаковали их всего на несколько минут позже, то самолеты с авианосцев были бы уже подняты в воздух... если бы они атаковали американские авианосцы сразу же, как предлагал Ямагути, не дожидаясь, пока будут готовы все самолеты... Неожиданно стали очевидны грубейшие ошибки всего оперативного плана боя, который полностью зависел от того, что американский флот отреагирует на удар по Мидуэю именно так, как ожидали японцы. Это распылило огромные силы адмирала Ямамото по всему Тихому океану вместо сосредоточения их в направлении главного удара. От всего плана веяло сверхсамоуверенностью и опасным пренебрежением к противнику. А ведь было совсем несложно обеспечить лучшую завесу подводных лодок и усилить воздушную разведку на авианосцах, участвовавших в бою.

Все это было так, но сейчас самым главным становилось ослабление эффекта в стране от столь ошеломляющего поражения. Еще находясь в море, Ямамото полностью сообщил о результатах боя начальнику Главного Морского штаба адмиралу Нагано. Нагано позвонил в генштаб, и 8 июня представители высшего командования собрались на совещание, на котором эти ужасные новости были доложены премьер-министру Тодзио. Выслушав доклад, генерал Тодзио принял следующие решения:

1. Факты катастрофы не должны выйти за пределы этой комнаты.

2. Все имеющиеся в распоряжении средства должны быть выделены для восполнения потерь.

3. Никакой публичной критики в отношении флота.

10 июня звуки фанфар и знакомая мелодия военно-морского марша возвестили слушателям Токийского радио, что сейчас будет передано сообщение о новой крупной победе на море. И действительно сообщение выглядело внушительным: два американских авианосца потоплено... сбито 120 самолетов противника... высажен десант на Алеутские острова... стерта с лица земли военно-воздушная база противника на Мидуэе. Японские потери: один авианосец потоплен, еще один авианосец и крейсер повреждены. Потеряно 35 самолетов.

На следующий день ведущий военный радиокомментатор Японии Масанори Ито, выступая по столичному радио, заявил, что «результаты войны настолько блестящи, что превосходят всякое воображение». Ему вторил начальник отдела прессы ВМС при императорской ставке капитан 1-го ранга Хидео Хирайде, который договорился до того, что «отвлекающий диверсионный удар по Мидуэю дал возможность без помех высадить десант на Алеутские острова».

Кинооператор Макисима, прибыв на военно-морскую базу в Куре, был предупрежден, что если он появится в Токио, то будет немедленно арестован. Несколько недель Макисима находился в Куре, не имея возможности даже связаться с семьей, а затем снова был послан в море. Уцелевшие из экипажей погибших авианосцев были изолированы в казармах на базах Сахеки и Капоя, а экипажи надводных кораблей, вставших на рейде Хасирадзима, были лишены увольнений на берег. Еще тяжелее пришлось раненым. Капитан 2-го ранга Охара 10 недель пробыл в госпитале, залечивая ожоги полученные на авианосце «Сорю», и в течение всего этого времени ему не разрешалось принимать никаких посетителей или видеть кого-нибудь из других пациентов госпиталя.

Когда капитана 2-го ранга Футида несли на берег, с ним обращались подобно тому, как в средние века обращались с жертвами чумы. Его сняли с корабля ночью, неся в закрытых носилках, и тайно пронесли в госпиталь через черный ход.

На залитых послеполуденным солнцем пирсах Перл-Харбора ровными рядами стояли санитарные автомашины. Среди многих людей, высыпавших на пирс, были адмирал Нимиц с несколькими офицерами своего штаба. Подходил эскадренный миноносец «Бэнхем» — первый корабль, вернувшийся в Перл-Харбор после боя, имея на борту раненых с эсминца «Хэммен». Когда эсминец подходил к своему месту у стенки, все корабли, находящиеся в гавани, приспустили флаги, салютуя ему. Матросы «Бэнхема» были очень сконфужены такими почестями, но они безмерно гордились осколочными пробоинами в корпусе своего корабля и перебитой антенной на мачте. Когда «Бэнхем» встал на швартовы, на борт эсминца поднялся адмирал Нимиц. Командующий флотом пожал руку командиру корабля капитану 3-го ранга Джозефу Вортингтону, а затем, повернувшись к построенному экипажу, поблагодарил моряков за все, что они сделали. После того, как командующий флотом покинул эсминец, началась выгрузка раненых — 50 носилок были погружены в санитарные автомобили.

Через четыре дня, утром 13 июня, развевая на ветру огромные боевые флаги, в Перл-Харбор прибыли «Энтерпрайз» и «Хорнет» вместе со всеми остальными кораблями 16-го и 17-го оперативных соединений. Пирсы и палубы кораблей были заполнены народом. Моряки, рабочие заводов, жители города — все стояли молча — не было ни оркестров, ни салютов, ни оваций...

Несколько позже в штаб Нимица прибыл капитан 1-го ранга Симард, направляющийся с Мидуэя к новому месту службы. Командующий флотом поблагодарил Симарда и поздравил его с присвоенным накануне боя очередным воинским званием. Указав на новые серебряные орлы капитана 1-го ранга на погонах Симарда, адмирал Нимиц, который присвоил ему это звание, с усмешкой заметил: «Откровенно говоря, я просто направил вам цветы перед похоронами».

Затем к Нимицу явился генерал Иммонс с бутылкой шампанского, украшенной бело-голубой лентой, символизирующей цвета флота. Иммонс поздравил командующего флотом и признал свою неправоту при оценке намерений противника. Тут кто-то вспомнил о Джо Рочфорте, из подвала которого поступила та блестящая развединформация, что и позволила выиграть сражение. Нимиц приказал вызвать Рочфорта, но тот, как всегда погруженный в работу, снова опоздал на полчаса. Но на этот раз адмирал не рассердился на него. Собрав свой штаб, командующий объявил, что одержанной победой они все обязаны блестящей работе возглавляемого Рочфортом подразделения военно-морской разведки. Рочфорт ответил, что он очень рад переменой отношения к его подразделению со стороны командования.

Летчики отдыхали. Пилоты «Энтерпрайза» и «Йорктауна» оспоривали друг у друга почести первого дня сражения. В Королевском Гавайском отеле произошел яростный спор между летчиками армейской и морской авиации, чуть не закончившийся дракой. (Только после войны стало известно, что «летающие крепости» сбросили в бою у Мидуэя 322 бомбы на корабли противника, но не добились ни одного попадания.)

Первоначальное напряжение спадало, и вскоре все больше и больше стали говорить о недостатках, выявленных в ходе боя. Были сделаны, пожалуй, правильные выводы, что развертывание подводных лодок было проведено плохо, что воздушная разведка была организована убого, что связь была медленной и громоздкой, что не было достаточной координации действий между оперативными соединениями, что «Йорктаун» можно было спасти, что 16-е оперативное соединение на сумело как следует развить достигнутый успех. В длинном перечне выявленных недостатков легко даже можно было забыть о том, какое громадное дело было сделано, несмотря на все недостатки! Ведь, в сущности, совсем небольшое количество решительных людей, вступив в бой с подавляюще-превосходящими силами противника, ценой величайшего самопожертвования полностью изменили ход войны на Тихом океане. После этого поражения японцы так больше и не сумели перехватить инициативу и перейти в наступление. Однако судьба сражения висела на таком тонком волоске, что американцы были ошеломлены своей победой не меньше, чем противник поражением. И насколько этот волосок был тонким, может быть, никто не понял лучше, чем командир подводной лодки «Наутилус» капитан 3-го ранга Брокман.

Подойдя 5 июня к Мидуэю, он понятия не имел о том, как кончилось сражение и в чьих руках находится сам атолл. Мидуэй выглядел, как обычно, — проносящиеся над морем альбатросы, белая полоса прибоя, разбивающаяся об ослепительный коралловый песок, тусклая голубизна лагуны. Брокман провел своим перископом вдоль атолла и, наконец, увидел то, что искал. Высоко над командным пунктом Сэнд-Айленда гордо развевался в воздухе звездно-полосатый американский флаг.

Дальше