Глава 8.

План «Зигфрид»

I

Начальник Генерального штаба генерал-полковник Франц Гальдер посмотрел через стекло машины на солнечный свет, бликующий на волнах Мауерзее, а затем вновь перевел взгляд на метеосводку, лежавшую на его коленях. Дороги Восточной Украины подсыхали. Еще две недели и бронетехника сможет пойти вперед вдоль всего Восточного фронта. Операцию «Зигфрид», намеченную через три недели на 24 мая, уже нельзя было отложить.

Машина, ехавшая из штаба Верховного германского командования в Лётцене в штаб-квартиру фюрера под Растенбургом, миновала сверкающий Майерс и углубилась в сумрачный сосновый лес. Гальдер посмотрел на меморандум Верховного главнокомандования. По-видимому, Роммель должен был штурмовать Тобрук на следующее утро. С имевшимися в его распоряжении войсками (теми войсками, которые Гальдеру так хорошо удавалось использовать в России) у него не должно было возникнуть проблем с взятием крепости. А затем Египет, Палестина, Ирак и встреча с Клейстом и Гудерианом где-нибудь в Персии? Это было возможно и даже вполне вероятно. Гальдер не был приверженцем «грандиозных планов» — они имели привкус любительства, но он должен был признать, что этот план был более чем осуществим.

Было бы странно, если бы он думал иначе, поскольку половина «Грандиозного плана» находилась в портфеле, лежавшем на заднем сиденье его машины. Базирующийся на незаконченных [162] частях «Падения Барбароссы», разработанный Верховным главнокомандованием с учетом доработок Гальдера, переделанный с учетом доработок фюрера, опробованный на учениях в Лётцене, план «Удар Зигфрида» предусматривал завершение войны против Советского Союза и создание условий для разрушения британской мощи на Ближнем Востоке. Это был очень большой объем задач для одного плана.

За пять месяцев линия фронта на Востоке очень мало изменилась. Первой и наиболее важной причиной этого была неготовность вермахта к ведению боевых действий в условиях русской зимы. На некоторых фронтах противник мог даже просто отсутствовать, но при минусовых температурах и отсутствии антифриза, без шипов и снегоочистителей для гусениц, без смазки для замерзших телескопических прицелов танки не могли сдвинуться с места. Система снабжения не позволяла своевременно переправлять из Германии самое необходимое оборудование, а также пропитание, одежду, боеприпасы и горючее. Чем-то необходимо было жертвовать, и Верховное главнокомандование немцев предпочитало уступить несколько сотен квадратных миль снега, чем заморозить свои войска до смерти. В результате такой политики немцы понесли за зиму не такие большие потери.

Второй причиной неподвижности армии в течение этих месяцев была необходимость выиграть время для восполнения потерь, понесенных летом и осенью 1941 года. По сравнению с Красной Армией число потерь вермахта было не таким уж большим, но составляло свыше 750 000 военнослужащих и большого количества трудновосполнимого военного снаряжения. От ужасных дорог особенно сильно пострадали бронетанковые дивизии. Гораздо больше танков пришлось списать из-за поломок на дорогах, чем из-за действий противника. Чтобы полностью восстановить эти дивизии, потребовалась напряженная работа танковых заводов и инструкторов на протяжении большей части зимы.

Условия, в которых находилась армия, требовали передышки, но ее командующие были убеждены, что сумеют выйти из состояния бездействия. Уточненная оценка мощи советских войск и ресурсов, представленная Гальдеру начальником разведки иностранных армий (Восток) генералом Кинзелем, показала, что оценка 1941 года была чересчур оптимистичной. Она всего лишь на 50% отразила количественные показатели численности войск, а масштаб индустриализации регионов, расположенных [163] за Волгой, вообще не был принят во внимание. Но было здесь и одно ободряющее для Гальдера обстоятельство. Кинзель доложил, что потери и масштаб дезорганизации противника в результате германского наступления имели сокрушительные последствия для советской военной промышленности. Конечно, противнику удалось эвакуировать большое количество промышленных предприятий в регион Волги — Урала, но их невозможно будет полностью ввести в строй до лета. Подводя итоги, Кинзель заметил, что значительный подъем мощи Красной Армии до осени выглядит чрезвычайно сомнительным. Захват кавказских нефтяных месторождений, сказал он напоследок, сильно задержит возможное восстановление советской военной мощи.

Таким образом, Гальдер сделал вывод, что армия на Востоке вполне может позволить себе посидеть эти пять месяцев совершенно спокойно. В течение этого времени он без особого, впрочем, успеха пытался улучшить положение, связанное с производством германского вооружения.

Военная промышленность Германии вопреки расхожим мифам, но в полном соответствии с общим экономическим хаосом, воцарившимся при национал-социалистах, была, исключая итальянский компонент, совершенно неэффективной в области военного снабжения. Все это дело вполне в духе нацистов было распределено между связанными друг с другом иерархами, составлявшими германское руководство. Эти люди — Тодг, Геринг, Функ, Томас из Верховного командования вермахта, Мильх из Верховного командования люфтваффе — соперничали за ресурсы, преимущества, престиж и близость к фюреру. Взаимодействуя между собой, они достигли гораздо меньше, чем их более единодушные коллеги в Куйбышеве и на Западе. Гальдер, не имевший желания прокладывать свой путь среди такой звериной иерархии, мог попытаться только завоевать позиции перед вожаком этой стаи обезьян. Но Гитлер, как уже было отмечено, не интересовался такими заземленными делами, как сложная производственная статистика. Проекты Порше по производству гигантских и миниатюрных танков произвели на него впечатление. Но это были только проекты. Гальдер хотел бы, чтобы у него было больше таких танков, как PzKpfw III и PzKpfw IV, которые хотя и не являлись супероружием, но могли бы позволить выиграть войну в 1947 году. Но он не получил ничего. Один-единственный раз, когда фюрер снизошел до разговора с ним на эту тему, он заверил своего начальника Генерального [164] штаба, что война будет завершена уже к 1943 году и причин для беспокойства нет. Каким образом все это связано с изобретательскими фантазиями Порше, фюрер не объяснил, а Гальдер был отослан назад в Лётцен для разработки деталей окончательного разгрома Советского Союза в 1942 году.

Изначально планом «Барбаросса» предполагалось, что «конечной целью операции является возведение барьера против Азиатской России на генеральной линии Волга — Архангельск», но о Кавказе никаких упоминаний в плане не было. Однако Гальдеру было поручено завоевание Кавказа в соответствии с «Грандиозным планом» Каринхалле. Он испытывал сомнения по поводу того, оправдают ли результаты наступления к Волге ту цену, которую за это придется заплатить. За исключением города Горький, расположенного к западу от изгиба Волги, в том направлении не было крупных промышленных центров. Исходя из этого он разработал план завоевания Кавказа, игнорируя линию Архангельск — Волга. Группа армий «Центр» должна была осуществить только ограниченное наступление. Группе армий «Север» надлежало захватить Вологду и Коношу, отрезав, таким образом, железнодорожные ветки, по которым в регион Волга — Урал через Мурманск и Архангельск поступали продовольствие и боеприпасы от союзников. Группа армий «Юг», ядро которой было составлено из бронетанковых войск, должна была продвигаться в юго-восточном направлении по коридору между реками Дон и Донец, обеспечивая соединение между Доном и Волгой к западу от Сталинграда, а затем наступать в южном направлении на Кавказ.

Этот план был представлен Гитлеру в Берхтесгадене 4 апреля. Фюрер отнесся к нему без энтузиазма. Втайне от Гальдера Йодль подготовил другой план под названием «Зигфрид», который Гитлер нашел более приемлемым. Гальдер был ознакомлен с наиболее яркими местами этого плана без упоминания имени разработчика. Ему было предложено переработать план Верховного главнокомандования с учетом следующих целей: захват Кавказа и достижение линии Онежское озеро — Вологда — Горький — Саратов — Астрахань. Ему следовало иметь в виду, что после этого может возникнуть необходимость в дальнейшем наступлении в направлении Урала.

Гитлер не стал вдаваться в объяснения по поводу своего навязчивого стремления захватить как можно больше покрытой степями и лесом территории. Вместо этого он прочел Гальдеру лекцию о том, как Германия нуждается в кавказской нефти. После [165] этой беседы начальник Генерального штаба записал в своем дневнике, что «видимо, произошедший с фюрером несчастный случай не уменьшил его пристрастие к статистике».

Во второй половине апреля штаб Гальдера в Лётцене напряженно работал над планом «Зигфрид», приводя его в соответствие с пристрастиями Гитлера. Наконец этот трехэтапный план был одобрен. На первом этапе группе армий «Центр», которой были переданы также 16-я полевая и 4-я танковая армии (все танковые группы к этому времени получили статус армий), предстояло осуществлять наступление вдоль линии фронта, протянувшейся между рекой Окой и Бологим до линии Чудово — Рыбинск — бассейн Волги — Горький — Рязань. Захватив, таким образом, выступ, связывающий Волгу и Оку, 2-я и 4-я танковые армии вместе с 4-й армией смогут ударить в южном направлении, в то время как 2-я, 6-я полевые и 1-я танковые армии двинутся на восток на соединение с ними. В конце концов четырехугольник, соединяющий Рязань, Горький, Сталинград и Ростов, будет занят, рубеж, достижения которого требовал Гитлер, будет укомплектован пехотными частями, а бронетехника будет освобождена для третьего этапа — завоевания Кавказа. Тем временем далеко на севере 3-я танковая армия и группа армий «Север» будут вести наступление к предписанному для них рубежу Вологда — Онега.

Это был смелый план, особенно, если принять во внимание такой же недостаток резервов, имевшихся в распоряжении Верховного командования, с каким ему в свое время уже приходилось осуществлять операцию «Барбаросса». «Но этот план, — успокаивал свои сомнения Гальдер, — обязательно сработает. Проверка плана на штабных учениях в Лётцене 2 мая еще раз показала недостаток резервов, но тем не менее сулила операции успешный исход. Гитлер был чрезвычайно доволен новым планом, но не удержался от нескольких незначительных поправок. Наконец приказы о подготовке к выполнению операции были разосланы.

17 мая, в тот день, когда 20-я танковая дивизия достигла побережья у Бук-Бука в Северной Африке, Гитлер обратился к командующим Восточным фронтом в своей Ставке «Вольфшанце». Обычно он встречал своих командующих на середине пути, однако русские расстояния были слишком велики, а у фюрера не было желания делать пересадку на другой самолет. Компании собравшихся офицеров пришлось выслушать многословные излияния фюрера по поводу сложившейся на фронте [166] ситуации: Роммель будет в Каире «через несколько дней», немецкие подводные лодки за один месяц топят больше торговых судов союзников, чем они в состоянии построить за полгода, японцы оказались не по зубам изнеженным американцам. Единственное, что требуется от присутствующих, — это нанести последний сокрушительный удар по распадающемуся колоссу на Востоке. Когда это будет сделано, ядро вермахта сможет вернуться на Запад, где будет решительно пресекать англосаксонское вмешательство в европейские дела. Таким образом, эта война будет блистательно выиграна.

Генералы, перед которыми рисовалась эта радужная картина, так и не получили возможность задать волновавшие их вопросы и были распущены. После происшествия с Гитлером они видели его в первый раз. «Он постарел, — отметил Гудериан в своем письме к жене. — Его левая рука ужасно трясется». [167]

Находившийся в Куйбышеве Сталин и без метеорологических сводок прекрасно понимал, что период весенней распутицы подходит к концу. Для этого ему достаточно было просто взглянуть в окно. Очень скоро немцы смогут возобновить свое наступление, и остановить их будет едва ли возможно.

Однако ни среди руководителей, собранных за широким столом куйбышевского правительственного дворца, ни среди широких масс населения не наблюдалось признаков отчаяния. Сокрушительные удары, нанесенные захватчиками, так и не смогли расколоть Советский Союз. Более того, варварская жестокость нацистской оккупационной политики послужила на пользу сталинскому тоталитаризму, выявив его позитивные аспекты. Жизнь в Советской России была действительно суровой, но, как оказалось, эта суровость могла быть полезной для определенных целей. Мечта, рожденная в 1917 году, но сильно потускневшая в последующие годы, казалась в 1942 году более реальной, чем она была даже при жизни Ленина.

На обширных просторах оккупированной России среди лесов и болот, протянувшихся к северу от границ украинской степи, стали появляться партизаны, возвращавшиеся после зимнего отступления. Оставаясь слабо организованными, они тем не менее в последующие месяцы дадут почувствовать свое присутствие, особенно тем неудачливым подразделениям, которым выпала задача охранять протяженные коммуникационные линии, [168] по которым осуществлялось снабжение германской армии. На Украине, где значительная часть населения поначалу встречала немцев как освободителей, деятельность партизан была скована из-за слишком большой открытости территории. Однако жестокости, совершенные оккупантами, сделали активное сотрудничество с ними со стороны населения скорее исключением, чем правилом. Лояльность представителей народов Кавказа, которые уже испытали прелести германского правления, еще предстояло испытать.

На тысячах милях неоккупированной территории России Красная Армия готовилась к встрече врага. Несмотря на восьмимиллионные потери, это по-прежнему была самая крупная армия в мире. Правда, снаряжение и подготовка личного состава этой армии были откровенно слабыми. Те немногочисленные солдаты, которым удалось уцелеть среди боев 1941 года, потерялись среди многочисленных рядов необученных новобранцев. Только сибирские дивизии Дальневосточной армии представляли собой организованные военные подразделения. И именно они понесли наиболее тяжелые потери в ходе ожесточенных боев в начале зимы.

Новое руководство Красной Армии в какой-то степени пыталось компенсировать слабую подготовку личного состава. Большая часть погибших в боях 1941 года в силу своей некомпетентности или по несчастливому стечению обстоятельств были заменены новыми кадрами. Те, кто остался в живых до весны 1942 года, оказались либо чрезвычайно приспособленными, либо чрезвычайно удачливыми. Этот год не прошел даром и многому научил. Много устаревших теорий было отброшено. Самым важным было то, что и Сталин осознал многие свои ошибки, связанные с политическими реалиями советской системы. Теперь советским армиям больше не приказывали отстаивать свои позиции до последней капли крови, пока танки противника окончательно не вырвут почву у них из-под ног.

По-прежнему, стратегическим savoirfaire было ограниченное использование армии, испытывавшей сильнейшую нехватку в танках и самолетах. Эвакуация Горьковского и Харьковского танковых заводов вдвое сократила производство танков в первые пять месяцев 1942 года. Перемещение авиационной промышленности из Воронежа также сильно повлияло на производство самолетов. Хотя в Уральском регионе и танки, и самолеты производились в шокирующих немцев количествах, к началу кампании их все равно не хватало. [169]

Вот такой материал имелся в распоряжении Ставки для отражения очередного «сокрушительного удара» Гитлера. Огромная, но не имеющая опыта армия, умелое руководство, недостаточное количество бронетехники и военно-воздушные силы, которые вряд ли могли бы поспорить с люфтваффе за контроль над российским небом. Как же наиболее эффективно использовать этот материал?

Подобно тому, как Гитлер и Гальдер имели список объектов, которые необходимо было захватить, также и Сталин, и Ставка имели свой список объектов, которые необходимо было удержать. Неудивительно, что оба списка были схожи. Но, к счастью для Советского Союза, а в конечном счете и для всего мира, они были не совсем идентичными. Имелось различие в расстановке приоритетов.

Решения советской стороны принимались поздним вечером 4 апреля 1942 года на одном из обычных собраний Ставки. Среди присутствующих были Сталин, Молотов, Шапошников, Тимошенко, Буденный и Жуков. Последний отстаивал свою точку зрения, что немецкое наступление на Волге будет представлять величайшую опасность для существования Советского Союза. За этой рекой, продолжал Жуков, советская военная промышленность уже восстановлена. В таких поволжских городах, как Казань, Ульяновск, Сызрань и Куйбышев, а также в регионах, расположенных на востоке и юге, на Урале, в Сибири и на советской территории Центральной Азии, были заложены основы для грядущей победы. Нельзя допустить разрушения этой конструкции. Хотя не было ни малейшей надежды на то, что советские войска в одиночку смогут отбросить войска немцев назад, нарастающая мощь Соединенных Штатов и продолжающаяся оборона Великобритании смогут в конечном счете сильно ограничить германское присутствие на советской территории. Тогда эти новые основания смогут выявиться с наибольшим эффектом. По мере того как германская мощь будет уменьшаться, советская мощь будет расти. А затем наступит и такое время, когда советские войска начнут маршировать на запад.

Пока Жуков излагал свою точку зрения, Сталин по своему обыкновению прогуливался взад-вперед за спинами сидевших у стола генералов и маршалов, попыхивая трубкой и время от времени останавливаясь у окна, чтобы взглянуть на освещенную луной Волгу. Доклад, произносимый в комнате за его спиной, то и дело прерывался резким треском ломавшегося на реке льда. [170]

Шапошников поднял тему, связанную с Кавказом: «Смогут ли промышленные центры, расположенные к востоку от Волги, поддерживать свое производство без кавказской нефти?»

«Конечно, сохранение Кавказа является для нас жизненно важной задачей, — ответил Жуков. — Но мы не располагаем ресурсами для обороны всех жизненно важных регионов». — Из своей папки он извлек меморандум. — И, может статься, что Кавказ вовсе и не является настолько жизненно важным регионом, как верят в это немцы, или как верим в это мы сами. Нефтяные месторождения Волги, Камы, Ухты, Гурьева и уральских регионов разрабатываются сейчас настолько быстро, насколько это возможно. Если верить этому докладу, мы сможем при необходимости обойтись и без кавказской нефти. А такая необходимость имеется. Оборона Кавказа вторична по отношению к обороне линии Волги».

Сталин, грузин по национальности, промолчал. Обычно его молчание истолковывалось как согласие. Но Шапошников остался недоволен. А как обстоят дела с помощью Запада? Не является ли жизненной необходимостью сохранение входных маршрутов для этой помощи, которые проходят через Кавказ?

Жуков извлек из папки еще один меморандум. «Строительство новой дороги между Ашхабадом и Мешедом в Северной Персии продвигается уверенными темпами. Конечно, эта дорога не даст тех возможностей, что дает транс кавказский маршрут, но все же это лучше, чем ничего. Кроме того, эти ворота на юге не являются единственными. Архангельская железная дорога перевозит значительно большее количество товаров. И даже в том случае, если Вологда будет захвачена противником, что представляется весьма вероятным, территория, которая лежит между Вологдой и Коношей, совершенно не подходит для продвижения бронетанковых формирований противника. У нас имеется гораздо больше шансов сохранить открытым именно этот маршрут. Но даже в том случае, если и он будет перекрыт, остается Владивосток. Хотя японцы и одержали крупную победу над американцами, они не посмеют атаковать нас на Дальнем Востоке. Если же такое все-таки произойдет, если случится наихудшее, тогда нам придется справляться со своими задачами без помощи из-за рубежа. У нас нет другого выхода. Но мы должны удержать линию Волги или нам уже нечего будет удерживать!»

Собрание продолжалось до раннего утра, но в принципе приоритеты, расставленные Жуковым, никто не собирался оспаривать. [171] Эти приоритеты нашли отражение в последующие недели в диспозиции Красной Армии. Весь фронт был разделен на девять фронтов — Северный, Волховский, Северо-Западный, Западный, Воронежский, Юго-Западный, Северокавказский и Кавказский, — включавших в себя двадцать шесть армий общей численностью около трех с половиной миллионов солдат. Половина этих армий входила в состав двух фронтов — Западного и Воронежского, — которые расположились в центре, между Волгой ниже Калязина и Лисками на Дону. Из шести резервных армий, четыре были размещены за двумя этими главными фронтами. Если бы немцы попытались двинуться прямо на восток в направлении Урала, они наскочили бы прямо на ядро Красной Армии.

III

24 мая, за час до рассвета, германская артиллерия начала артподготовку. Когда солнце показалось над краем восточного горизонта, командиры немецких танков, высунувшись из башен своих машин, жестами дали команду танкам и бронемашинам пехоты двигаться вперед.

Боевой дух немецких солдат был на высоком уровне. Солдатам удалось пережить суровую зиму, ужасы которой превзошли самые мрачные предположения, и вот настала весна. Деревья покрылись листвой. Бледное солнце согревало их обмороженные ноги и руки, а самое главное, наполняло сердца надеждой. Боевые действия на Востоке должны быть завершены в течение нескольких месяцев. Затем в лучшем случае их ждало возвращение к мирной жизни в своих домах, а в худшем — боевые операции на другом, менее суровом, театре военных действий.

Их командиры тоже смотрели вперед с оптимизмом. Гудериан, который ехал впереди с головными танками 2-й бронетанковой армии, напишет впоследствии:

«Хотя у нас было ощущение, что конечные цели летней кампании не совсем ясно определены и что эта неопределенность может вызвать вмешательство Высшего командования (т. е. Гитлера), мало кто из нас сомневался, что война на Востоке завершится до начала осени».

Конечно, Гудериан был всегда преисполнен оптимизма, когда ему приходилось двигаться вперед, а 2-я бронетанковая армия в тот момент как раз осуществляла такое движение. [172]

В день начала кампании мощные 24-й и 47-й танковые корпуса прорвали слабую линию обороны между 24-й и 50-й советскими армиями, отшвырнув первую на юг в направлении Оки, а вторую — на север, под удар наступавшей пехоты фон Клюге. К вечеру того же дня передовые части 2-й танковой армии продвинулись на глубину в 30 миль и приблизились к Лашме на Оке. На расстоянии 15 миль к северу 3-я танковая армия уже находилась на подходе к Туме. Советские войска, противостоявшие 2-й танковой армии, были полностью разгромлены.

В 120 милях дальше к северу, на другом крыле атаки группы армий «Центр», 4-й танковой армии пришлось столкнуться с серьезными затруднениями при попытке прорваться через позиции 5-й советской армии, расположенные у реки Нерль. Это неожиданное упорное сопротивление вынудило Манштейна, сменившего заболевшего Геппнера на посту командующего танковой армией, направить в начале дня острие своей атаки южнее, и еще до наступления сумерек 8-я бронетанковая армия, прорвав оборонительную линию, уже двигалась в направлении дороги Москва — Ярославль.

На следующий день обе танковые армии на всех парах продвигались в направлении Волги к своему предполагаемому месту встречи в окрестностях города Горького. Но как раз в этот вечер фюрер решил вмешаться в ход событий и изменить план Гальдера. Для Гитлера, вышедшего из длительной комы, июль 1941 года был всего три месяца назад. Единственное, что он слишком хорошо помнил, так это то, что очень многим русским солдатам удалось ускользнуть из крупномасштабного окружения вокруг Минска и Смоленска. Впоследствии вопреки противодействию своих танковых генералов он настаивал на том, чтобы операции по окружению противника были не такими крупными, но более плотными. Так же он поступил и теперь. Наблюдая по карте в своем Вольфшанце, как Гудериан и Манштейн продвигаются к далекой Волге, фюрер снова почувствовал опасение, что русские смогут ускользнуть из ловушки. Обеим бронетанковым армиям он отдал приказ повернуть навстречу друг другу позади отступающего противника.

И Гудериан, и Манштейн резко выразили свой протест фон Боку, Бок дипломатично выразил свое несогласие Браухичу. Браухич очень дипломатично выразил несогласие Гитлеру. Пока все это происходило, целый день был потерян понапрасну. Фюрер остался непреклонным. Браухич сообщил об этом Боку, который передал эту информацию Гудериану и Манштейну. [173] Оба в должное время повернули скорее танковые корпуса, чем целые армии навстречу друг другу позади отступавших русских.

Они думали, что этот маневр им удался, но на самом деле формирования Красной Армии, которым препиравшиеся немцы подарили лишний день для отступления, сумели ускользнуть от клацнувших челюстей германского окружения. Когда вечером 27 мая подразделения Гудериана и Манштейна встретились восточнее города Коврова, они окружили огромное пустое пространство. Общая численность военнопленных не превысила 12 000.

Однако Гитлер не был обескуражен. Небольшое количество пленных, заявил он Гальдеру, свидетельствует о слабости противника. Гальдер готов был с ним согласиться, но командиры на местах были не слишком уверены в таком объяснении. Но, как бы там ни было, потеряно было всего несколько дней. А что такое несколько дней?

Однако впоследствии эти потерянные дни приобрели гораздо большее значение. В тот момент, когда Манштейн получил первоначальное указание Гитлера, он готовился отдать приказ 41-му танковому корпусу войти в незащищенный город Ярославль. Однако поставленный перед необходимостью замкнуть окружение, он потерял возможность войти в город. Для немцев это была большая потеря, поскольку впоследствии вермахту пришлось заплатить за Ярославль гораздо больше, чем стоили русские военнопленные, захваченные в результате маневра Гитлера.

Между тем те советские армии, которые ушли от окружения, находились уже за рекой Клязьмой, и бронетанковым частям Гудериана пришлось еще в течение двух дней преодолевать решительное сопротивление противника. Затем, к удивлению немцев, в ночь на 30 мая русские неожиданно отступили. По-видимому, они больше не собирались сражаться до последней капли крови, как поступали в прошлом году. Такое использование эластичной обороны стало новостью для немцев.

К счастью для немцев, в тот же день стало ясно, что Красная Армия не вполне избавилась от своих вредных привычек. С той же некомпетентностью, которую господствующая раса считала более типичной для своего врага, советские войска в Муроме позволили 2-й танковой армии захватить дорогу и железнодорожные мосты через Оку нетронутыми. К утру 31 мая был установлен плацдарм внушительных размеров, и весь 47-й танковый корпус был переправлен на правый берег реки. Спустя два [174] дня, когда танки Манштейна достигли Волги к северу от Горького, танки Гудериана отрезали дороги и железнодорожные пути, ведущие в город с юга и востока.

В этот момент Гитлер опять попытался вмешаться, хотя на этот раз ему удалось добиться меньшего успеха. Он запретил Гудериану входить в город, поскольку танки плохо подходили для городского сражения, и приказал ожидать подхода к Горькому пехоты, находившейся в восьми милях к западу. Гудериан был вынужден согласиться, хотя считал бессмысленным давать противнику, засевшему в лишенном укреплений городе, три или четыре дня на возведение оборонительных сооружений. Он сообщил Боку, что приказ не может быть выполнен, поскольку 29-я моторизованная дивизия уже находилась в черте города. Гитлер вынужден был покориться неизбежному. 3 июня последние подразделения Красной Армии отступили, перейдя через Волгу, а над Красной площадью Горького уже реяло полотнище со свастикой.

Но над Ярославлем германский флаг пока еще не развевался. Обойденный танковыми войсками в тот момент, когда оккупация города могла стать не более чем формальностью, город лихорадочно готовился к обороне, когда 9-я армия с грохотом приближалась с запада, видя впереди горящие сигнальными огнями заводские трубы. 3 июня в западных пригородах древнего города, на территории крупных текстильных фабрик, начались первые бои. Никто из германского или советского высшего командования не мог предполагать, что для взятия Ярославля понадобится шесть недель и заплатить за это придется 45 000 жизней германских военнослужащих. На начало этого сражения даже не обратили особого внимания, поскольку после захвата Горького все глаза были прикованы к линии Оки, где находилась стартовая площадка для второй ступени операции «Зигфрид», связанной с крупным продвижением на юг.

IV

Между тем в Куйбышеве Ставка ожидала дальнейшего развития событий. В каком месте враг нанесет свой следующий удар? Жуков, который в течение двух предшествующих недель являлся представителем Ставки в главном штабе Западного фронта, с облегчением видел, что немцы не делают попыток обезопасить плацдарм за Волгой между Горьким и Ярославлем.

Наступление бронетехники вниз по течению вдоль обоих берегов реки могло бы стать серьезнейшей проблемой. [175] Но в случае, если противник остережется воспользоваться такой заманчивой возможностью и если его бронетехника будет продолжать концентрироваться к северу от Оки, более вероятно, что он предпримет дальнейшее продвижение на восток через Волжскую возвышенность. А это было бы гораздо менее опасно. Ставке было известно, что вблизи реки не было никаких естественных препятствий, на которых Красная Армия смогла бы закрепиться. Все имевшиеся в распоряжении силы необходимо было бросить на удержание самой реки. Всем командующим фронтами, армиями и дивизиями было дано четкое указание — ни в коем случае не допускать, чтобы вверенные им формирования попадали в окружение германских бронетанковых частей. Они должны сражаться, отступать, затем опять сражаться и снова отступать. При необходимости, а вероятнее всего так оно и будет, им придется так поступать всю дорогу до самой Волги.

В Ставке Гитлера в Растенбурге, находившемся теперь на расстоянии 800 миль от линии фронта, вероятные контрдействия противника не принимались в расчет. Как всегда, стратегическое мышление немцев было настолько же плохо, насколько хорошо было их тактическое мышление. Небольшое количество военнопленных, захваченных на первой стадии операции, было приписано недостатку личного состава Красной Армии. Поступавшим с фронта сообщениям о том, что советские войска демонстрируют новую тактику, предпочитая отступать, не придавали особого значения. Было установлено, что на линии Горький — Азовское море находится приблизительно 120 советских дивизий, и фюрер рассчитывал, что большая их часть попадет в мешок во время осуществления второй стадии операции. В эти дни начала июня атмосфера в Растенбурге была близка к эйфории. Каир пал, Горький был захвачен. Японцы одержали крупную победу на Тихом океане. Все шло как по маслу. Не было никаких предпосылок к тому, что вторая стадия операции закончится неудачей.

Утром 17 июня группа армий «Центр» в очередной раз двинулась вперед на врага. На этот раз 2-я танковая армия находилась на левом крыле. В течение всей второй недели месяца 4-я танковая армия продвигалась в район Рязани. Обе эти армии продвигались быстро. Они двигались с такой скоростью, что даже Гальдер стал испытывать определенные подозрения. Военнопленных было мало, отступая, русские сражались без особого пыла. Танки Гудериана уже вошли в Арзамас, а Манштейн [176] добрался до реки Цны южнее Сасово. Вторая армия на правом фланге Манштейна захватила Ряжск, 4-я армия продвигалась вперед между двумя танковыми армиями.

В течение нескольких последующих дней танковые части катились вперед через пастбища, перемежаемые крупными лесными массивами. Немецкие самолеты «Штука» пикировали на отступавшие части Красной Армии, под гусеницами танков клубилась пыль, немецкие командиры отмечали свое положение на неточных картах при свете горящих деревень. Это был знакомый и наводящий ужас блицкриг, разворачивавшийся в южном направлении к открытым степям.

Танковые гусеницы отмеряли милю за милей с невиданной скоростью по сравнению с предыдущим летом. 23 июня наступавшие подразделения Гудериана оставили за собой двести миль и приближались к Пензе с севера. На следующий день они встретились с авангардом Манштейна к юго-востоку от города. Еще одно огромное кольцо было замкнуто. Но опять количество военнопленных и захваченного снаряжения было обескураживающим. Кроме того, большая часть пойманных в кольцо войск без особого труда ускользнула из окружения через тонкий заслон Гудериана и ушла на восток.

В четырех милях к северу шла уже третья неделя сражения за Ярославль. Танки Гота захватили плацдарм за Волгой, на востоке от Рыбинска, и командующий группы армий «Север», фельдмаршал фон Лееб, рассчитывал использовать этот плацдарм для того, чтобы перерезать коммуникационные линии Ярославля на севере. Но, когда он был уже готов осуществить это, Гитлер, обеспокоенный растянутой линией фронта к югу от Дона, где находились только 17-я армия и армии союзников Германии, потребовал, чтобы танковая армия Гота передала один из двух своих танковых корпусов. 9-я армия должна была продолжать сражение за заводы, сточные трубы и подвалы Ярославля, не имея достаточной поддержки.

23 июня две армии, находившиеся на северной оконечности группы армий «Юг», — 6-я армия и 1-я танковая армия — присоединились к наступлению на юго-восток. Танки Клейста нанесли удары на востоке и юго-востоке в направлении Балашова и вдоль левого берега реки Дон. Одновременно с этим Ман-штейн и Гудериан готовились к возобновлению своего движения на юг.

Прошла еще одна неделя. 30 июня клещи сомкнулись снова, на этот раз за железнодорожным узлом Ртищево. Дальше к востоку [177] танки Гудериана, нацеленные на Саратов, в первый раз были остановлены в окрестностях Петровска. Головные подразделения 2-й танковой армии, атакованные советской бронетанковой бригадой, понесли неожиданные потери. Для продолжения немецкого наступления пришлось дожидаться 18-й танковой дивизии, подошедшей на следующий день. Советские танки отошли на восток.

Гудериан продолжал двигаться на юг, достиг Волги выше Саратова 2 июля и спустя 24 часа перерезал железнодорожную линию, ведущую в город с запада. Саратов производил впечатление хорошо укрепленного города, поэтому упорный генерал на этот раз послушался приказа из Растенбурга и обложил город со всех сторон, не сделав попытки взять его штурмом. 47-й танковый корпус продолжал движение по правому берегу великой реки. С 24 мая его танки уже преодолели расстояние в 500 миль. Усталость и напряжение начинали сказываться. Хотя потери, понесенные в ходе этого наступления, были незначительны, плохое качество советских дорог стало причиной выхода из строя большого количества техники.

На карте в Вольфшанце все эти нюансы были незаметны. На ней можно было увидеть только неутомимое продвижение германских войск. Операция «Зигфрид» осуществлялась успешно. Все шло как надо.

В Куйбышеве, как ни странно это могло показаться Гитлеру и его приближенным, не было заметно никаких признаков уныния. Наоборот, настроение здесь поднималось с каждым днем. Бросок германской бронетехники на юг был воспринят здесь с таким же облегчением, с каким французское командование восприняло фатальный поворот фон Клюка на юг от Парижа в августе 1914 года. Тогда военный комендант французской столицы, генерал Галлиени, должен был перебрасывать войска на Такси, чтобы атаковать открытый германский фланг. В распоряжении Ставки не было таких возможностей, но советские руководители могли с этим смириться. Важно было то, и это было самым главным, что бронетехника противника двигалась на юг, прочь от критической линии, прочь от быстрого окончания войны на Востоке.

Их армии последовательно отступали в направлении Волги. Германской бронетехнике часто удавалось обходить Красную Армию с фланга, а «Штуки» наносили бомбовые удары сверху, но советские войска больше не допускали прорыва своей линии и гибели, как это случалось в предыдущий год. Мастерское командование [178] на поле боя и грамотное использование пропаганды играли свою роль в поддержании решимости армии, но самым важным фактором была простая и разумная установка Ставки — сражаться до тех пор, пока не возникнет угроза окружения, а затем отступать. Конечно, время от времени большие группы советских войск попадали в кольцо, но огромные степные пространства и изобилие лесов на северной половине зоны боевых действий давали большие возможности для того, чтобы уйти из окружения. Кольцо наземных германских войск было слишком тонким, а самолетов люфтваффе не хватало для таких огромных просторов. К концу первой недели июля основная часть армий Западного и Воронежского фронтов достигла линии Горький — Саранск — Саратов — Сталинград.

Их отступление оставило Юго-Западный и Южный фронта, прикрывавшие линию Дон — Азовское море, в открытой позиции, и когда 6 июля танки Клейста приблизились к зоне между Доном и Волгой западнее Сталинграда, Жуков отдал приказ командующим двумя фронтами отступать в юго-восточном направлении до линии Дона. Танковые корпуса Гота, которые только что прибыли в «угрожаемый сектор», получили приказ Гитлера вернуться на север, что вызвало всеобщее раздражение. 17-я армия, а также итальянские, румынские и венгерские формирования двинулись вперед, заполнив вакуум, оставленный отступившими русскими.

Вторая стадия операции «Зигфрид» была почти завершена. 8 июля танки Гудериана вошли в северный пригород Сталинграда, в то время как Клейст подошел с юго-запада. После двухдневной перестрелки Красная Армия была отброшена назад через Волгу, достигавшую в этом месте ширины 1 мили. В верховьях реки 6-я армия прокладывала себе дорогу к Саратову. Центральный участок линии Архангельск — Астрахань был достигнут. В то время как 9-я и 3-я бронетанковые армии готовились к финальному броску на Ярославль, 11-я, 17-я, 1-я и 2-я танковые армии развернулись для вторжения на Кавказ.

А вслед за этим их ждал Ближний Восток. Роммель, как слишком преждевременно сообщили войскам в России, был готов пересечь Суэцкий канал. Вскоре они смогут пожать ему руку в какой-нибудь арабской стране. Врагов рейха ожидало неминуемое возмездие.