От Вермахта до Бундесвера
В конце апреля 1945 г. в мрачном бункере имперской канцелярии в Берлине на одно из последних совещаний собрались оставшиеся в живых главари «третьего рейха»: фюрер, Геббельс, генерал Кребс, Борман, личный представитель Риббентропа фон Хевель, высшие офицеры, представители штаба СС. Новости были безрадостные, перспективы — самые мрачные. Вермахт шел к своему краху, никакие меры не могли его спасти. В имперской канцелярии надеялись только на чудо: вдруг, например, распадется антигитлеровская коалиция или появится «чудо-оружие». Тогда фон Хевель обратился к Гитлеру с отчаянным призывом:
— Мой фюрер, пора делать политику! Ведь уже без пяти двенадцать.
На это Гитлер ответил:
— С меня довольно. Когда меня не будет в живых, вам еще долго придется делать политику!
Действительно, буржуазным деятелям, ставшим преемниками «третьего рейха», пришлось делать политику, и довольно непристойную. Если порыться в газетных архивах первых послевоенных лет, то в них можно найти немало высказываний буржуазных деятелей Западной Германии, за которые, будь они произнесены сегодня, их привлекли бы в ФРГ к ответственности как за «подрывную пропаганду».
«Мне совершенно не нужна немецкая армия. Мы, пролившие столько крови и понесшие такие потери, не желаем принимать никакого участия в новом конфликте» (Конрад Аденауэр, конец 1949 г.){669}.«Новая война погребла бы все жизненные надежды немецкого народа. Немецкому народу чужда идея нового вооружения» [413] (Генрих фон Брентано, тогда лидер фракции ХДС в бундестаге, 16.XII.1949 г.){670}
«Даже если западные союзники предложат создание немецкой армии, я буду против. Я против немецких вооруженных сил, независимо, под чьим командованием они будут находиться» (президент ФРГ Теодор Хейс, конец 1949 г.){671}.
«Пусть отвалится рука у того, кто возьмет еще раз в руки винтовку» (Франц Йозеф Штраус, 1949 г.){672}.
По своей убедительности эти заявления смело могли конкурировать с мирными заверениями рейхсканцлера Адольфа Гитлера и его министров в 1933–1936 гг., когда и эти господа не жалели красноречия для описания мирных намерений национал-социалистского правительства. Но за пацифистской вывеской западногерманской политики с самого начала скрывались отнюдь не пацифистские дела.
Один из основателей Христианско-демократического союза в английской зоне оккупации и член его руководства в 1946–1948 гг. Вильгельм Эльфес рассказывал автору:
— В первые годы своей политической карьеры д-р Аденауэр, с которым мне очень часто приходилось встречаться и переписываться, никогда не говорил о вооружении и принадлежал к числу людей, которые в своих публичных заявлениях очень энергично настаивали на том, чтобы Германия вообще осталась навсегда без вооруженных сил. Но это был фасад. С настоящим образом мыслей Аденауэра мне пришлось познакомиться очень скоро. Это было 2 января 1948 г. — день этот я точно запомнил как поворотный для меня в оценке всей деятельности будущего канцлера. Вечером 2 января 1948 г. мы вели обычный разговор на различные, в том числе и политические, темы. И вдруг Аденауэр обратился ко мне:
— Господин Эльфес, что бы вы ответили, если бы вам поставили вопрос: что вы думаете о возможности войны против России?
— Войны? Зачем? — переспросил я.
— Чтобы немного оттеснить этих русских на Восток, — осторожно пояснил Аденауэр. Я возмущенно ответил:
— Как вы можете только думать об этом, господин Аденауэр! Вообще, как можно сейчас говорить о войне? Я заклинаю вас бросить эти мысли! [414]
— Этот разговор, — добавил Эльфес, — настолько меня возмутил и озадачил, что я счел нужным, вернувшись домой, записать его и на следующий день письменно подтвердить моему собеседнику свое глубокое возмущение. Я не получил от Аденауэра ответа на это письмо, хотя он всегда был очень аккуратен в нашей переписке...
Это было в январе 1948 г. Но именно с этого времени, как считает Эльфес, в узком кругу руководства правящей буржуазной партии Западной Германии начинается закулисное обсуждение практических возможностей формирования вооруженных сил. По этому вопросу Конрад Аденауэр получил ряд консультаций как у американских и английских представителей в Германии, так и у некоторых деятелей германского генералитета. Как впоследствии признавался сам Аденауэр, он «в декабре 1948 г. вызвал к себе генерала Шпейделя и потребовал подготовить данные о соотношении сил на земном шаре, из которых вытекала бы необходимость... ремилитаризации Германии»{673}.
Официально 1948–1949 годы проходили для Аденауэра под знаком «демилитаризации». Он умело предоставлял делать неосторожные заявления о будущей армии американским генералам и конгрессменам, а также некоторым отставным немецким генералам на собраниях бывших офицеров. Общественное мнение он решился прозондировать лишь в конце 1949 г. 4 декабря он принял корреспондента американской провинциальной газеты «Кливленд плейн дилер» Джона Ликакоса и заявил ему, что предполагает «создать европейскую армию», в которую «входили бы и немецкие солдаты»{674}. Западная Германия, заявил Аденауэр, «должна внести свой вклад» в военные усилия Европы, и «ответственные немецкие войска составят отряд под европейским общим командованием». Это был первый пробный шар.
Реакция в Германии и за ее рубежами была очень резкой. Даже буржуазная пресса Запада встретила интервью в штыки. «Весьма прискорбно, что д-р Аденауэр поддерживает предложения о перевооружении Западной Германии», — писала 6 декабря 1949 г. влиятельная английская газета «Манчестер гардиан». В бундестаге завязалась дискуссия. Фракция Коммунистической партии Германии внесла в бундестаг следующий запрос: [415]
«1. Верно ли, что федеральный канцлер высказал корреспонденту, выходящей в США газеты «Плейн дилер» Джону Ликакосу пожелание о том, что «Германия должна внести в оборону Европы вклад под командованием высшего европейского штаба»? Верно ли, что далее федеральный канцлер высказался за то, чтобы сформированные по его предложению «ответственные немецкие вооруженные силы» образовали бы «отряд под общим европейским командованием»?2. Посылал ли федеральный канцлер верховным комиссарам или одному из них подобные предложения?
3. Вел ли канцлер переговоры с союзными властями на тему интервью с вышеуказанной американской газетой?
4. Дал ли канцлер в ходе переговоров с союзной верховной комиссией какие-либо обязательства в этом направлении?
5. Намеревается ли канцлер в какой-либо форме выразить западным союзникам готовность федерального правительства к формированию западногерманских войск?»{675}
16 декабря 1949 г. на пленарном заседании канцлер дал ответ на запрос коммунистов-депутатов. Это были пять стереотипных «нет». «О, дитя, нет ангела чище тебя», — подал реплику депутат-коммунист Гейнц Реннер. У него были все основания для иронии, ибо свой ответ Аденауэр дал отнюдь не с чистой совестью.
Случай свел автора с г-ном Ликакосом во время одной из международных конференций в конце 1955 г. В разговоре, конечно, было упомянуто знаменитое интервью. Ликакос рассказал о некоторых небезынтересных деталях. Так, он категорически утверждал, что беседа с Аденауэром состоялась по желанию последнего, и тему вооружения тот поднял по своей инициативе. Ликакос не ставил никаких вопросов, и Аденауэр (вопреки последующим разъяснениям) сам начал развивать свои идеи, что, по словам Ликакоса, явилось «приятной неожиданностью» для американских оккупационных властей.
«Было бы извращением исторических фактов утверждение, будто федеральное правительство предлагало миру немецких солдат» — такой пышной фразой увенчал изложение эпизода с «Плейн дилер» немецкий публицист Норберт Теннис в книге «Государство из ничего»{676}. Эта фраза звучит прямым издевательством над канцлером и федеральным правительством, ибо не дольше как через восемь месяцев, 29 августа 1950 г., тот же самый д-р Аденауэр посетил верховного комиссара США Джона Макклоя и без согласия на то остальных членов правительства вручил ему ставший впоследствии печально знаменитым «меморандум», в котором предложил формирование немецких войск. Так Аденауэр подтвердил неискренность собственных ответов, данных в бундестаге 16 декабря 1949 г.
Утром 31 августа 1950 г. сообщение о визите канцлера к Макклою появилось в газетах. Министры, собравшиеся на срочное заседание, терялись в догадках. Некоторые члены кабинета выражали недовольство самовольными действиями канцлера. Наконец прибыл и он. Открыв заседание, канцлер по требованию министров изложил им содержание своего меморандума, в котором он, по словам министра внутренних дел Г. Хейнемана, «предложил использовать западногерманских солдат против четвертой оккупационной державы» (т. е. против Советского Союза){677}. Завязалась дискуссия. В оппозиции оказался лишь один Хейнеман. Много лет спустя, в беседе с автором книги он рассказывал:
— Я категорически возразил против идеи канцлера, что привело его в бешенство. «Какое вам до этого дело?» — ответил он мне. Когда я потребовал, чтобы министры имели возможность изучить текст, Аденауэр отказался. Я заявил, что напрашиваться на перевооружение — губительно для Германии. Но все остальные министры молчали...
Хейнеман ушел в отставку. Машина ремилитаризации начала вертеться, хотя механизм пока был скрыт от посторонних глаз.
Лето 1950 г. стало временем первой пробы сил для сторонников вооружения Западной Германии. При ведомстве федерального канцлера был создан пост советника по военным вопросам, на который был приглашен отставной генерал граф Герхард фон Шверин. Впервые в структуре западногерманского государства появился военный орган.
Граф Шверин не принадлежал к числу генералов с особенно высокой репутацией. В марте 1944 г., когда он командовал 16-й мотодивизией, в районе Кривого Рога и когда на его дивизию обрушились мощные удары войск 3-го Украинского фронта, Шверин поспешно бежал, оставив войска на произвол судьбы. Как писал сам генерал в своем отчете, он попал в «состояние шока»{678}. В 1944 г. Шверин на Западном фронте командовал дивизией, причем принадлежал к числу тех командиров, на которых рассчитывал Роммель в осуществлении своих планов сепаратного перемирия с западными [417] войсками{679}. Последнее обстоятельство, видимо, сыграло решающую роль при назначении Шверина в 1950 г.
Дебют графа Шверина оказался малоудачным. Он пробыл на этом посту недолго, так как имел неосторожность публично высказаться в пользу создания армии, основанной на всеобщей воинской повинности, т.е. выболтал те намерения, которые были осуществлены в 1956 г. В те годы заявление Шверина было немедленно опровергнуто, а он сам перешел со своего поста на более спокойную должность командующего «служебными частями» при английских оккупационных войсках.
Осенью 1950 г. произошли два события, придавшие всему процессу ремилитаризации если не окончательную, то во всяком случае вполне определенную форму. 12–23 сентября 1950 г. в Нью-Йорке состоялось сепаратное совещание министров иностранных дел Англии, США и Франции, которое высказалось за формирование немецких контингентов в составе «европейской армии», т. е. в принципе приняло предложение, внесенное Аденауэром в его августовском меморандуме.
Второе событие произошло в Западной Германии. 4–9 октября 1950 г. в одном из монастырей в районе Эйфелевых гор состоялось совещание группы немецких генералов. В нем участвовало 15 человек. Председательствовал генерал Фитингоф-Шеель (участник переговоров с Даллесом в Италии весной 1945 г.). На совещание прибыли: генералы Шпейдель, Хойзингер, Реттигер, барон Зенгер унд Эттерлин, Герман Ферч, полковники граф Бодиссин, граф Кильмансегг, Ностиц. Авиацию представляли генералы Мейстер и Краусс, подполковник Крюгер; флот — адмиралы Руге, Ладиш и капитан первого ранга Шульце-Хинрихс.
Впоследствии граф фон Кильмансегг в одном из докладов перед офицерами бундесвера обозначил совещание в Эйфеле как «день рождения бундесвера». Подробный меморандум, разработанный 15 генералами и полковниками, стал, по его словам, «основой всех планов и переговоров», включая цифру 12 немецких дивизий, которую участники совещания считали минимальной.
Вскоре после этого был образован единый центр, получивший наименование «Немецко-союзническая комиссия по вопросам безопасности». В комиссию вошли заместители главнокомандующих трех оккупационных держав, их советники, а также немецкие представители (депутат бундестага Бланк, генералы Шпейдель и Хойзингер, полковники Кильмансегг и [418] Остерман). Комиссия начала работу в январе 1951 г. Рабочим органом комиссии являлось созданное при канцлере ведомство с длинным и запутанным наименованием «Бюро по разрешению вопросов, связанных с размещением союзных оккупационных войск». Для краткости его стали называть «бюро Бланка», по фамилии возглавившего бюро депутата от ХДС, близкого доверенного лица Аденауэра Теодора Бланка.
Создание «бюро Бланка» означало уже практическое, а не только теоретическое начало всей долгой процедуры по непосредственному созданию будущего бундесвера. Теперь, что бы ни случилось на арене международной политики, генералитет знал, что он держит концы нитей в своих руках. Контакт Бланка в Бонне с верховными комиссарами, а Шпейделя в Париже с НАТО гарантировал необходимое дипломатическое обрамление.
Тем самым в 1951 г. завершился предварительный этап восстановления западногерманской военной машины, начавшийся в мае 1945 г.
Следующий этап, который занял еще пять лет, был посвящен дипломатическому оформлению того принципиального решения, которое к 1951 г. уже было принято в Вашингтоне и Бонне.
Никто из серьезных политиков в обеих столицах и в других центрах Запада не тешил себя надеждами на то, что им удастся легко обмануть мировое общественное мнение. Еще меньше, судя по опыту 1945–1951 гг., они рассчитывали, что немецкий народ покорно согласится с тезисом ремилитаризации Западной Германии. Необходим был маневр. Буржуазным политикам Запада пятидесятых годов его подсказал опыт их предшественников.
...В летний день 1940 г. начальник генштаба Франц Гальдер со своей свитой вступал в захваченный Париж. Перед ним открывались пустынные улицы великого города, мрачные фасады домов, сумрачные лица парижан. Франция была повержена. Оккупированы Польша, Чехословакия, Норвегия, Дания, Бельгия, Люксембург, Голландия. Много лет спустя Гальдер в разговоре с двумя журналистами вспомнил об одном разговоре, который состоялся у него в этот день с личным представителем Риббентропа Хассо фон Этцдорфом{680}. Гальдер философски спросил его:
— Каков смысл происходящего?
На это дипломат в форме вермахта ответствовал: [419]
— Смысл, господин генерал? Смысл состоит в создании Соединенных Штатов Европы.
Гальдер кивнул головой и сказал, что он согласен и видит в этом «единственное оправдание» для войны{681}.
Если отбросить генеральскую «лирику», то в этом разговоре содержался один весьма важный тезис любой (в том числе и германской) империалистической политики. Он состоял в том, что на грубое обличье захватнических планов набрасывалось «европейское» одеяние. Сам Гитлер не раз пользовался этими розовыми одеждами, да и генштаб, как видим, в 1940 г. предвкушал создание «Соединенных Штатов Европы».
Впоследствии эта идея генштаба получила развитие в соответствии с изменившейся обстановкой. В дни войны, когда за дипломатическими кулисами генералы вермахта искали пути к выходу из военного тупика, в одном из многочисленных проектов, врученных английскому правительству весной 1942 г.{682}, содержалось следующее предложение. После того как будет заключен сепаратный мир между Германией и западными державами, в Европе создается «федерация» Германии и ряда других стран. Немецкая армия не ликвидируется, а включается в «европейскую армию». Эта армия, как объяснялось в предложении, будет приемлема для немецкого генералитета и в то же время в глазах Европы будет гарантией от «возрождения милитаризма». С этого момента почти во всех генеральских меморандумах фигурировала тема «европейской конфедерации», или «европейского объединения», под которым подразумевался блок основных капиталистических стран Западной Европы, направленный против Советского Союза.
В лагере английской и американской реакции возникали аналогичные идеи. В октябре 1942 г., в разгар битвы на Волге. Уинстон Черчилль направил членам английского кабинета письмо, в котором изложил свои планы на послевоенный период. Черчилль предлагал создать «Европейский союз» — объединение всех стран Западной и Восточной Европы, направленный, как он писал, «против русского варварства». Это письмо сохранялось в глубокой тайне и было предано гласности лишь в 1949 г.
Тогда, в 1942 г., план Черчилля не мог рассчитывать на успех. Да и сам автор оскорбительных выпадов по адресу русских предпочитал писать на имя главы Советского правительства [420] льстивые письма, понимая, что Советская Армия на Волге защищает судьбы Англии и всего мира. Не особенно рассчитывали на успех и те немецкие генералы, которые рисовали перед умственным взором Черчилля и Аллена Даллеса картину послевоенной Европы, находящейся под опекой «европейской армии» с вермахтом в ее составе. Но не прошло и семи лет, как эти планы были извлечены из кладовой, отряхнуты от нафталина и преподнесены миру как последнее слово западной политики.
План создания «европейской армии»{683} был на этот раз призван примирить общественное мнение Франции, Англии и других западноевропейских стран с фактом вооружения Западной Германии. Задача эта отличалась значительной сложностью. Только в 1949 г. в Брюсселе был заключен договор между шестью европейскими государствами, который содержал статью, направленную против возможности новой германской агрессии. Англия и Франция были связаны договорами о дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом, отражавшими желание народов этих стран предотвратить возрождение сил германского милитаризма. Настроения в странах Западной Европы были отнюдь не в пользу формирования немецких дивизий.
В этих условиях лозунг «европейской армии» казался западным политиканам наилучшим прикрытием. Для западногерманской буржуазии эта «армия» изображалась как единственная возможность говорить вообще о вооружении. Для общественности других стран Западной Европы она фигурировала как единственное средство контроля над немцами, которых рано или поздно придется вооружать. Стремясь изобразить «европейскую армию» как некое средство контроля над Германией, ее приверженцы запугивали мир картиной «опасной» национальной армии Германии в противовес безопасным «интернационализованным» вооруженным силам.
Позиция немецких военных кругов в дискуссии вокруг «плана Плевена» и затем в вопросе о создании Европейского оборонительного сообщества (ЕОС) была противоречива. Политические лидеры ФРГ активно выступили в поддержку этих планов, как бы не замечая, что перед общественностью Западной Европы «план Плевена» изображают как метод контроля над ФРГ. Во всяком случае, в своих высказываниях Аденауэр пытался смягчить конфузную ситуацию. 8 ноября 1950 г. Он [421] заявил, что «некоторые формулировки плана Плевена» вызвали у него «удивление» (речь шла о запрете создания генштаба и военного министерства и о формировании не дивизий, а «боевых групп»). И тут же Аденауэр подчеркнул: «Федеративная Республика Германии, ежели она должна внести свой соответствующий вклад, должна располагать не только равными обязанностями, но и равными правами!»{684}.Так, обещая свое согласие на включение войск ФРГ в «европейскую армпю», чего активно добивалась американская дипломатия, правительство ФРГ давало понять, что не собирается оставаться на вторых ролях.
27 мая 1952 г. в Париже состоялось торжественное подписание соглашения о создании Европейского оборонительного сообщества. Накануне четыре его основных участника — США, Англия, Франция и ФРГ — подписали несколько документов, касающихся непосредственно Западной Германии. Основным среди них был так называемый «общий договор», или «Договор об отношениях между ФРГ и тремя западными державами». Анализ этого документа вскоре показал, что в нем, несмотря на все заверения Аденауэра о равноправии, таковым и не пахнет. Еще в 1951 г. американский журналист Дрю Миддлтон предупреждал, что «найдется немало немцев, которые будут ошеломлены и, наверно, возмущены, когда их правительство наконец огласит то, что запланировано»{685}.
В «Белой книге»{686}, изданной в 1952 г. Ведомством информации при правительстве ГДР, были подробно исследованы «общий договор» и сопровождавшие его соглашения. Было убедительно показано, что эти документы имеют своей целью укрепление привилегий и прав трех оккупационных держав в Западной Германии. Договор наносил тяжелый удар надеждам немецкого народа на восстановление нарушенного единства своей страны. На опасные последствия «общего договора», несовместимого с Потсдамскими соглашениями и суверенными правами немецкого народа, указало правительство Советского Союза в своих нотах от 24 мая и 23 августа 1952 г. В прессе Западной Германии неоднократно указывалось, что даже с точки зрения федерального правительства «обший договор» приносил определенные ограничения политического суверенитета ФРГ (например, право трех держав полностью восстанавливать оккупационный статут). [422]
Подобная ситуация вызвала законные недоумения и подозрения. Не было ли заключено в те дни в Париже каких-либо секретных соглашений, объяснявших поведение Аденауэра?
Сначала Аденауэр категорически отвергал эти подозрения. Он говорил: «Не существует никаких дополнительных секретных соглашений к договору о ЕОС... У нас нет никаких соглашений с другими державами, которые были бы тайными и неизвестными парламенту и общественности» (заявление по радио 6 августа 1954 г.){687}.
Но тайны держатся недолго. Летом 1954 г. президент ведомства по охране конституции ФРГ Отто Ион официально подтвердил перед всем миром, что такие соглашения в мае 1952 г. были заключены. А когда в конце 1954 г. были подписаны Парижские соглашения, то в них обнаружились неосторожные ссылки на «особые соглашения», заключенные в дополнение к договору о ЕОС, подписанному 27 мая 1952 г. (абзац «а» 1-го раздела 1-й статьи протокола № 2 о вооруженных силах Западноевропейского союза). Лишь после этого представители правительства ФРГ были вынуждены со значительным запозданием признать, что 27 мая 1952 г. было заключено «специальное соглашение», которым определялась численность будущей западногерманской армии в 500 тыс. человек.
Вот это и была та самая «синица в руках», которую хотели для начала заполучить боннские милитаристы. Правящие круги ФРГ были готовы идти на любую измену национальным интересам Германии, лишь бы иметь в кармане надежное подтверждение того, что три западные державы допустят существование крупной западногерманской армии.
Вполне естественно, что правительства США, Англии и Франции не хотели опубликования «специального соглашения». В официальных заявлениях они, разумеется, отрицали факты своего пособничества делу возрождения немецкой военной машины. В этом отношении правительству ФРГ была даже выгодна двуличная политика Запада: она давала Бонну возможность играть на желании оставить «специальное соглашение» в секрете и тем самым, например, давить на правительство Франции, которое ощущало в своей стране особый и все возрастающий протест против ЕОС.
С мая 1952 г., когда текст договора был подписан правительствами шести стран, до 3 августа 1954 г., когда французское Национальное собрание в бурных дебатах отвергло [423] предложение о ратификации договора, проект ЕОС был в центре усилий империалистической дипломатии. Но искусно сооруженное здание ЕОС рухнуло.
Силы мира дали бой германской и американской реакции по центральному пункту спора. Основным тезисом Даллеса и Аденауэра было утверждение, будто к плану ЕОС «нет никакой альтернативы». Создание «европейской армии» — единственный выход, утверждали они. Эта демагогия имела своей целью уверить население Западной Германии, будто план ЕОС соответствует его интересам. Побочная цель заключалась в том, чтобы сыграть на национальных чувствах немцев, изображая Запад «другом немецкой армии», а Советский Союз — сторонником ликвидации всех и всяких немецких вооруженных сил на веки веков.
Подобной демагогии советская дипломатия дала достойный ответ. В марте 1952 г были опубликованы развернутые предложения Советского Союза по германскому вопросу, которые в противовес западным планам вечного раскола Германии указывали путь к созданию единой демократической Германии, не входящей в военные блоки и являющейся равноправным членом семьи европейских народов.
Вот основные положения опубликованного в марте 1952 г. проекта мирного договора с Германией, в котором рисовался облик будущего единого немецкого государства:
((Политические положения: 1. Германия восстанавливается как единое государство. Тем самым кладется конец расколу Германии и единая Германия получает возможность развития в качестве независимого, демократического, миролюбивого государства.
2. Все вооруженные силы оккупирующих держав должны быть выведены из Германии не позднее чем через год со дня вступления в силу мирного договора Одновременно с этим будут ликвидированы все иностранные военные базы на территории Германии.
3. Германскому народу должны быть обеспечены демократические права, с тем чтобы все лица, находящиеся под германской юрисдикцией, без различия расы, пола, языка или религии, пользовались правами человека и основными свободами, включая свободу слова, печати, религиозного культа, политических убеждений и собраний.
4. В Германии должна был, обеспечена свободная деятельность демократических партий и организаций с предоставлением им права свободно решать свои внутренние дела, дооводить съезды и собрания, пользоваться свободой печати и изданий.
5. На территории Германии не должно быть допущено существование организаций, враждебных демократии и делу сохранения мира.
6. Всем бывшим военнослужащим немецкой армии, в том числе офицерам и генералам, всем бывшим нацистам, за исключением тех. [424] кто отбывает наказание по суду за совершенные ими преступления, должны быть предоставлены гражданские и политические права наравне со всеми другими немецкими гражданами для участия в строительстве миролюбивой демократической Германии.
7. Германия обязуется не вступать в какие-либо коалиции или военные союзы, направленные против любой державы, принимавшей участие своими вооруженными силами в войне против Германии.
Территория Территория Германии определяется границами, установленными постановлениями Потсдамской конференции великих держав.
Экономические положения. На Германию не налагается никаких ограничений в развитии ее мирной экономики, которая должна служить росту благосостояния германского народа.
Германия не будет также иметь никаких ограничений в отношении торговли с другими странами, в мореплавании, в допупе на мировые рынки.
Военные положения. 1. Германии будет разрешено иметь свои национальные вооруженные силы (сухопутные, военно-воздушные и военно-морские), необходимые для обороны страны.
2. Германии разрешается производство военных материалов и техники, количество или типы которых не должны выходить за пределы того, что требуется для вооруженных сил, установленных для Германии мирным договором»{688}.
Альтернатива ЕОС была налицо. Плану раскола Германии и Европы противостоял план мирного решения германской проблемы. Плану создания европейской армии с участием германских легионеров был противопоставлен план создания мирной Германии и ее вооруженных сил, призванных служить лишь целям обороны. Этот план был предметом большой дискуссии в западногерманских общественных кругах и, как впоследствии отмечал известный публипист Пауль Зете в книге «Между Бонном и Москвой», оказался тем «упущенным шансом», который Западная Германия не использовала, чтобы предотвратить движение по пути к окончательному закреплению раскола страны{689}.
Мысль о том, что необходимо задержать опасное развитие ФРГ, в то время становилась достоянием значительных кругов, передовую роль среди которых играли немецкие коммунисты В 1951 г. но инициативе КПГ в ФРГ был начат всенародный опрос против ремилитаризации. Хотя власти запретили его проведение, народный опрос увенчался большим успехом. [425]
В Западной Германии к ноябрю 1951 г. уже было собрано 4,5 млн. подписей. К апрелю 1952 г. уже 9119667 жителей Западной Германии, Саарской области и Западного Берлина высказались за немедленное заключение мирного договора с Германией, против ремилитаризации. В Германской Демократической Республике почти все население отдало свои голоса за мир, против войны. В ходе опроса 12,1 млн. человек (из 12,6 млн. участвовавших) проголосовали против американской политики ремилитаризации. Метод народных опросов широко применялся и в последующее время.
В борьбе против своего собственного народа боннские власти не останавливались перед террором. 11 мая 1952 г. западногерманская полиция учинила кровавую расправу над участниками большого молодежного слета «караванов мира» в Эссене, на который съехалось свыше 20 тыс. юношей и девушек из всех частей Западной Германии, представлявших молодежные союзы и религиозные организации, борющиеся за мир. Во время демонстрации был убит молодой мюнхенский рабочий Филипп Мюллер, многие ранены. Полиция арестовала свыше 250 молодых патриотов. Расстрел в Эссене вызвал возмущение во всей стране.
Движение протеста против ремилитаризации стало особенно активным после того, как Франция отказалась ратифицировать договор о ЕОС и открылась реальная перспектива сорвать планы превращения ФРГ в военно-политический плацдарм НАТО. Все это было серьезным сигналом для боннских политических кругов и толкало их к действиям. Но совсем не в том направлении, за которое отдал жизнь Филипп Мюллер!
Крах ЕОС имел своим результатом новые переговоры между ФРГ и западными державами, в ходе которых Соединенные Штаты с той же определенностью преследовали свою цель — включение западногерманских войск в НАТО. С 28 сентября по 3 октября 1954 г. в Лондоне министры девяти держав разработали необходимые подготовительные меры, а 23 октября в Париже были подписаны:
протокол «О прекращении оккупационного режима» в ФРГ;
договор о пребывании иностранных войск в ФРГ;
протокол о присоединении ФРГ к Брюссельскому договору;
протокол о вступлении ФРГ в НАТО{690}.
Парижские соглашения представляли собой сложный комплекс разнообразнейших протоколов и соглашений. Вдобавок [426] основные документы, подписанные в Париже, не носили законченного характера, а были лишь «дополнениями» к ранее принятым соглашениям Это превращало соглашения в сложный кроссворд, разгадка которого была доступна лишь специалистам.
Первая группа документов касалась пересмотра так называемого Брюссельского договора 1948 г. о Западном союзе. В этот союз, в который ранее входили Англия, Франция, Бельгия, Голландия, Люксембург и Италия, была принята ФРГ. Соответственно из преамбулы договора было вычеркнуто указание на меры, «которые могут быть сочтены необходимыми в случае возобновления германской агрессивной политики». Затем весь блок, переименованный в Западноевропейский союз, объявлялся «примкнувшим» к НАТО, тем самым в НАТО вступала Западная Германия.
Вторая группа касалась пересмотра «общего договора» 1952 г. Парижские соглашения объявляли «оконченной» оккупацию ФРГ, но одновременно оставляли в ней западные войска на положении «союзных». ФРГ получала право на формирование своих войск. Размер войск соответствовал «специальному соглашению» от 27 мая 1952 г., т. е. 12 дивизий (500 тыс. человек). ФРГ отказывалась «от производства атомного, химического и бактериологического оружия». В соглашениях, однако, не было ни слова о том, что войска ФРГ не могут использовать подобное оружие, предоставленное ей другими странами. Впоследствии выяснилось, что это была хитроумная уловка, обеспечившая атомное вооружение бундесвера. Один из пунктов предусматривал ревизию всех приговоров, вынесенных после 1945 г. военным преступникам.
В Париже был закреплен раскол Германии, что соответствовало общему плану США. Западные державы объявили, что признают правительство ФРГ «единственно законным» правительством в Германии. Более того, в Париже западные державы взяли на себя не принадлежащее им право диктовать немецкому народу будущее устройство его страны. В пункте 2 статьи 7 измененного «общего договора» они объявили, что единая Германия должна иметь «такую же конституцию, как Федеративная Республика». Тем самым был провозглашен тезис о ликвидации социальных достижений трудящихся ГДР в случае воссоединения на западный манер.
В Париже руководители НАТО заговорили ясным языком. И это встретило полное одобрение в Бонне. Если в 1951 г. Гудериан писал, что он «ждет дел» от США, то теперь он мог констатировать, что его требования выполняются. ФРГ создавала [427] армию без всякой европейской декорации. Наложенные ограничения были весьма условны. Политическая программа Бонна (в том числе реваншистское требование о границах) получила санкцию НАТО. Наконец, военные преступники были выпущены на свободу{691}. За эти «блага» западногерманские политики предоставляли в распоряжение НАТО военный и экономический потенциал Западной Германии. Такова была сущность сговора, совершенного за спиной немецкого народа в прямом противоречии с его интересами.
Азбука начинается с буквы «А». «Военная азбука», опубликованная в сентябре 1956 г. на страницах официозной боннской газеты «Дас парламент», начиналась так:
«Андернах — старинный город на Рейне, вниз по течению от Кобленца. 17 500 жителей. Основан в 12 году до рождества Христова как римское военное поселение Кастеллум Анте Накум. Сюда в первые дни января 1956 г. собрались первые добровольцы для службы в новом немецком бундесвере»{692}.
Действительно, в городке Андернахе 1 января 1956 г. был сформирован первый учебный батальон новой западногерманской армии, которая получила название «бундесвер» Представители крайне правых политических партий предлагали возвратиться к привычному названию «вермахт». Однако это показалось в Бонне слишком вызывающим, и по аналогии с рейхсвером новые войска назвали «бундесвер»{693}. Здесь же, в Андернахе, вскоре состоялся и первый официальный парад бундесвера, который принимали канцлер Аденауэр, генералы Хойзингер и Шпейдель
...Поезд, самолет, автомобиль для журналиста — второй дом. Вагон второго класса поезда Кельн — Мюнхен был полупустым; летний день 1955 г. был ни жарким, ни холодным, а пассажиры в достаточной мере молчаливыми и занятыми своими [428] делами, чтобы не обращать внимания на советского журналиста, совершавшего поездку по Федеративной Республике.
Но вот на какой-то остановке в вагон вошли два парня в военной форме, которые привлекли к себе всеобщее внимание: это были солдаты бундесвера. Шел 1956 год, первый год формирования бундесвера, и в Федеративной Республике еще не улеглись страсти, связанные с формированием первых воинских частей Взглянул на этих парней и я.
Парни как парни, что о них скажешь на первый взгляд? Не надо даже было быть физиономистом, чтобы сказать, чю это те самые «немцы с улицы», о которых так любят писать в газетах. Кем они были до призыва: рабочими из Эссена, конторщиками из Мюнхена, крестьянами из Нижней Саксонии?
Я мысленно составлял их биографию. Если считать, что в 1956 г они попали в бундесвер, то, видимо, год их рождения 1938-й Первый год гитлеровской агрессии: Австрия, Чехословакия. [429] Отец уже тогда мог быть призван, а если нет, то через пару лет наверняка. Франция, Греция, Восточный фронт — где он сложил голову? А мальчики, которым к 1945 г. было только 7 лет, знали о войне очень мало, пожалуй, только из рассказов матери да из тревожных бесед соседей в бомбоубежище. Что запечатлелось в их детском уме: сало, присланное с Украины, фанфары «специальных сообщений», рев сирен, протез инвалида-соседа, похоронное извещение о гибели отца? Разумеется, я составлял уравнение со многими неизвестными, но исходное равенство было дано самой жизнью: германский милитаризм есть война.
Со дня безоговорочной капитуляции вермахта до формирования первых частей бундесвера прошло десять с половиной лет. Много это или мало?
В наше время исключительно быстрого исторического развития десять с половиной лет совсем не такой незначительный период. Сопоставим следующие факты:
В 1945 г. Черчилль и Монтгомери уже видели под своим начальством немецких солдат. Однако эти надежды не сбылись.
В 1950–1951 гг. американские оккупационные генералы уже считали, что немецкие войска поступают в их подчинение. Генерал Дуайт Эйзенхауэр говорил в октябре 1951 г., что рассчитывает на западногерманские дивизии «во второй половине будущего года». Этот расчет оказался, мягко говоря, неточным.
В 1952 г., подписав договор о ЕОС, немецкие политики считали, что путь к новой армии открыт. Они ошиблись, так как проект ЕСС потерпел крушение.
В 1954 г. наконец были подписаны Парижские соглашения. Но и после того правящим группам в Бонне пришлось сбросить со счетов полтора года до формирования первых частей.
Итак, десять с половиной лет. Этот срок явился косвенным, но достаточно характерным выражением того нового соотношения сил, которое сложилось в послевоенном мире. Для тех, кто хотел в кратчайший срок превратить антисоветский политический блок США — Западная Германия в блок военный, оказалось невозможным решить эту задачу ни в 1950, ни в 1952 г. Этому противились народы европейских стран. Этому противилось население Западной Германии. Этому противостояла воля Советского Союза, стран социалистической системы, ставшей решающим фактором в международной политике. [430]
Что могли противопоставить этому бывшие гитлеровские генералы? Только тайную политику, закулисные сговоры и последовательный саботаж того политического курса, который был намечен в 1945 г. в Потсдаме.
Политическая обстановка в ФРГ в послевоенные годы характеризовалась стремлением правящих кругов создать наиболее благоприятную обстановку для восстановления военной машины. Этой цели были подчинены безудержная реваншистская пропаганда, наступление внутренней реакции, непрерывная антисоветская кампания. Параллельно шло собирание сил и кадров вермахта, учет наличных резервов. Мы приведем лишь одну иллюстрацию — таблицу численности различных реганшистских солдатских союзов и «землячеств». Как и после первой мировой войны, эта форма милитаристской подготовки получила значительное развитие:
| 1952 г | 1953 г | 1954 г | 1955 г | 1956 г | 1957 г | 1958 г | 1959 г. | |
| Землячества частей и соединений вермахта | 158 | 442 | 681 | 901 | 1 118 | 1 176 | 1 132 | 1300{694} |
Деятельность этих организаций тесно увязывалась с деятельностью реваншистских организаций другого рода — с «землячествами» переселенцев из Польши, Чехословакии и других стран Восточной и Юго-Восточной Европы. Комплекс «землячеств» вермахта и переселенцев является важным средством реваншистского воздействия на сравнительно широкие слои населения. На это отпускались и отпускаются значительные средства. Ни один «слет» подобных организаций не проходит без присутствия официальных представителей правительства.
Темпы формирования бундесвера были довольно значительными. Начав с андернахского батальона, командование бундесвера во главе с его первым генеральным инспектором Адольфом Хойзингером (1956–1960 гг.) приняло меры к тому, [431] чтобы бундесвер в максимально короткий срок стал реальным военно-политическим фактором. Вот данные, говорящие об этом:
Год |
Дивизий |
Человек |
| 1956 | 3 | 55570 |
| 1957 | 7 | 115000 |
| 1958 | 9 | 200 000 |
| 1959 | 9 | 225 000 |
| 1960 | 9 | 240 000 |
| 1961 | 11 | 291 000 |
| 1962 | 11 | 375 000 |
| 1963 | 12 | 404 000 |
| 1964 | 12 | 420 000 |
Параллельно этому шло развитие и расширение аппарата управления бундесвера. Из маленького «бюро Бланка» с пятью [432] отделами выросла сложная система: оперативный штаб бундесвера и в его подчинении инспекторы родов войск со своими штабами. Инспекторы вместе с генеральным инспектором бундесвера образовали «военный оперативный совет» при министре обороны. В начале 1964 г. была проведена реорганизация системы управления, в ходе которой чисто военные отделы министерства (инспекции родов войск) были отделены в особую группу, подчиненную непосредственно генеральному инспектору и министру{696}. Иными словами, шел интенсивный процесс создания боннского Пентагона (его в ФРГ иронически называют «Пентабонном»), который должен соединить в себе функции бывших ОКВ и ОКХ.
Уже с первого момента формирования бундесвера определились некоторые характерные особенности вооруженных сил Федеративной Республики.
Во-первых, бундесвер формируется не по принципу массовой армии, а по принципу кадровой армии. В свое время быстрое развертывание вермахта стало возможным потому, что каждый унтер-офицер рейхсвера за ночь превращался в офицера-инструктора; каждый офицер был не только командиром своего подразделения, но и потенциальным командиром подразделения более крупного. Нечто схожее имеет место и сейчас.
Характер бундесвера как «армии инструкторов» может стать ясным, если проанализировать соотношение в нем офицерского, унтер-офицерского и рядового состава. В штатном расписании бундесвера на 1957 г. значились следующие данные{697} :
Общая численность (план) — 265000 человек
Число генералов — 136 человек
Фисло офицеров — 26352 человека
Число унтер-офицеров — 92752 человек.
Если пересчитать эти цифры, то получается: 1 генерал на 1900 подчиненных; 1 офицер на 9 подчиненных; 1 унтер-офицер на 3 подчиненных. В рейхсвере — «армии инструкторов» было: 1 офицер на 10 подчиненных, 1 унтер-офицер на 2,5 подчиненных. Тем самым соотношение командных и рядовых должностей в бундесвере разработано в духе испытанных традиций рейхсвера Это означает, что в случае необходимости наличного офицерского и унтер-офицерского состава бундесвера [433] будет достаточно, чтобы развернуть армию мирного времени примерно в шестьдесят дивизий.
Другое обстоятельство, объяснявшее небольшую численность бундесвера, заключается в том, что министерство обороны старалось избегать излишнего форсирования сроков формирования и численности частей, учитывая недовольство и протест среди широких слоев населения. Когда в 1956 г. правительство Аденауэра решило ввести всеобщую воинскую повинность, ему пришлось испытать серьезные внутриполитические затруднения и парламентские бои. Для успокоения масс в начале 1957 г. министру обороны пришлось выбросить демагогический лозунг: «Не количество, а качество!» — и заверять, что он не допустит излишнего ускорения темпов формирования бундесвера.
Наконец, вопрос о численности войск в эпоху атомной и ракетной войны стоит совсем иначе, чем это было в 1933–1939 гг. Руководители бундесвера учитывают развитие военной техники и те требования, которые ставятся перед ними штабом НАТО. Так, когда Совет НАТО в апреле 1958 г. принял секретный проект «МС-70», касающийся атомного перевооружения всех войск НАТО в Европе{698}, в Бонне немедленно сделали из этого практические выводы. В 1958 г. была проведена реорганизация сухопутных войск — создание в их составе небольших высокоподвижных и самостоятельных соединений. Вместо прежних дивизий было решено сделать основной и решаюшей единицей бригаду, обладающую мошным вооружением. Были предусмотрены два типа бригад: первый тип — пехотная бригада с двумя пехотными батальонами, одним мотопехотным, одним танковым, одним артиллерийским батальонами и батальоном снабжения; второй тип — танковая бригада (два танковых, один мотопехотный, один артиллерийский батальон, батальон снабжения, саперы, разведчики и ПВО){699}. Так выглядела программа приспособления бундесвера к условиям атомной войны по американским методам. Разумеется, для решения подобных задач были важны не сотни тысяч наскоро обученных новобранцев, а несколько тысяч отборных специалистов
Но этим не завершались все секреты бундесвера У нею есть еще одна важная особенность, отличающая армию ФРГ как от рейхсвера тридцатых годов, так и от вермахта 1935–1945 гг. [434]
Обычно в мирное время все государства помимо регулярных войск располагают системой военно-призывных органов. Эти органы появились и в ФРГ. Западная Германия была разделена на шесть военных округов с соответствующими штабами{700}:
| Oкpyr | Охватывает землю | Штаб |
| I округ | Шлезвиг-Гольштейн, Гамбург | Киль |
| II округ | Нижняя Саксония, Бремен | |
| III округ | Северный Рейн-Вестфалия | Ганновep Дюссельдорф |
| IV округ | Гессен, Рейнланд-Пфальц | Майнц |
| V округ | Баден-Вюртемберг | Штутгарт |
| VI округ | Бавария | Мюнхен |
У штабов этих шести округов кроме обычных задач были две специфические:
первая — связь с соответствующими штабами американских, английских, французских оккупационных войск;
вторая — организация так называемых территориальных войск.
Последнее — новинка в арсенале германских милитаристов. Она появилась на свет вслед за подписанием Парижских соглашений. В тексте этих соглашений указывается, что ФРГ должна сформировать двенадцать дивизий в качестве своего вклада в войска НАТО. Но эта формулировка (которую некоторые наивные хотели рассматривать как максимальный предел для численности войск ФРГ) ничего не говорила о том случае, если ФРГ начнет формировать войска не для НАТО.
Эту намеренную неясность истолковали в свою пользу генералы в Бонне. Военный министр Штраус выступил в декабре 1956 г. с теорией «четырех столпов» вооружения ФРГ. Согласно этой теории, должны были формироваться{701}:
1) «соединения армии, ВВС и флота, предназначенные для НАТО, в количестве не свыше двенадцати дивизий;
2) «войска территориальной обороны, имеющие национальное подчинение, но сотрудничающие с НАТО»;
3) «войска местной ПВО, имеющие национальное подчинение, хотя для них также требуется взаимодействие с НАТО»;
4) «войска гражданской обороны, имеющие также национальное подчинение и организуемые министерством обороны».
Один из этих «столпов» — войска «территориальной обороны». Они мыслятся в Бонне в размере до двух миллионов человек. Для организации этой армии в боннском министерстве обороны уже создано специальное управление. Функции территориальных войск будут очень широки, в том числе: военная охрана объектов и коммуникаций в тыловом районе, обеспечение безопасности транспорта, ремонт дорог, противотанковая оборона. Предусматривается формирование в составе территориальных войск охранных батальонов, полков и батальонов связи, тяжелых инженерных батальонов и мостостроительных полков, железнодорожных, саперных частей и т. д.{702} Одним словом, это будет та же армия, что подтвердил и сам Штраус в беседе с представителями журнала «Шпигель» в начале 1957 г. Тогда Штрауса спросили: кто же будет служить в территориальных войсках? [436]
Штраус «Это будут солдаты в полном смысле слова, со всеми правами и обязанностями солдата. Это не штатские с повязками, а регулярные части бундесвера...»{703}
Что представлял собой бундесвер к началу 1964 г.? Вот официальные данные:
Сухопутные войска. 3 корпуса, 12 дивизий общей численностью 235 тыс. человек. Соединения сухопутных войск полностью моторизованы. В основу организации положен бригадный принцип. Все бригады в состоянии вести боевые действия самостоятельно.
Военно-воздушные силы. 28 эскадр, 93 тыс. человек.
Военно-морские силы. Два флота — на Балтийском и Северном морях, 28 тыс. человек.
Территориальная оборона. 28 тыс. человек.
Следует также иметь в виду, что, по мнению нынешнего военного руководства ФРГ, вооруженные силы не должны ограничиваться бундесвером. На 1964 г. было запланировано довести численность всех сил, находящихся в распоряжении военных властей ФРГ, до 930 тыс. человек, в том числе в бундесвере и пограничной охране свыше полумиллиона солдат{704}.
Вооружение бундесвера — преимущественно американского происхождения. Так, основными типами танков являются американские средние танки М-47, М-48 и М-60. В авиации — американские истребители-бомбардировщики «Старфайтер», F-104 и F-104G (скорость до 2400 км в час). Части бундесвера оснащены американскими, минометами, а истребительно-противотанковые подразделения — управляемыми противотанковыми ракетами французского производства. Однако боннские власти ставят перед собой задачу перейти на оснащение бундесвера преимущественно западногерманскими образцами вооружения. К началу 1964 г. были разработаны, в частности, новый средний танк, истребитель-бомбардировщик с вертикальным взлетом и другие виды оружия и боевой техники. Западногерманские промышленники надеются, что вслед за бундесвером и другие страны — участницы НАТО также перейдут на боннское вооружение.
Итак, хотя формирование бундесвера еще не завершено, определенный ряд фактов говорит за себя. ФРГ располагает численно небольшой кадровой армией, завершающей стадию [437] организации и оснащения. Она получает новейшую технику, в том числе средства массового уничтожения. Ситуацию неплохо определил генерал Адольф Хойзингер, когда он однажды выступал при разборе маневров на мюнстерском военном полигоне.
«Мы стоим сейчас, — заявил Хойзингер, — перед той же ситуацией, что и в 1939 г. Формирование вермахта в 1939 г. также не было закончено. И если мы, несмотря на то что численно уступали, могли достигать успехов, это было конечной заслугой руководства. Мы должны помнить наше прошлое и не игнорировать решающих факторов руководства, которые приносят успех. Итак, будем и впредь проводить старые принципы, которых мы придерживались раньше»{705}.
И чтобы быть максимально наглядным, выступавший вслед, за Хойзингером инспектор сухопутных сил напомнил, что разбор маневров происходит на том самом полигоне, где 23 года назад впервые формировались танковые и моторизованные дивизии вермахта{706}.
Зловещие параллели!
Летом 1960 г. орган боннского генералитета «Веркунде» задался вопросом: что было бы, если бы вермахт Гитлера обладал атомной бомбой? И отвечал так:
«Англичане, прижатые летом 1940 г. к Дюнкерку, едва ли смогли бы удрать за Ла-Манш, если бы немцы в то время сумели пустить в ход. атомную бомбу... Ленинград, который уже в сентябре 1941 г. был окружен немецкими войсками, можно было бы в кратчайший срок ликвидировать при помощи атомных атак. То же самое можно было бы сделать и с Севастополем. Осенью 1941 г. при помощи атомных бомб можно было бы разделаться с «котлами» у Киева, Брянска и Вязьмы не за несколько недель, а за несколько часов. Это дало бы огромное преимущество для продолжения немецкого наступления. Было бы сбережено время, и тогда немецкие войска не попали бы в период грязи и последовавшие за ним морозы. А сибирские дивизии не подоспели бы вовремя, если учесть, что имелась бы возможность подвергнуть атомной атаке Москву как один из важнейших транспортных центров»{707}.
Если бы эти рассуждения появились на страницах западногерманской печати, скажем, в 1948 г., то их можно было бы [438] счесть досужими домыслами недобитых генералов вермахта. Но они были написаны в 1960 г., и в журнале, членами редакционного совета которого были два члена «оперативного совета бундесвера». Для этих людей и в этом периоде развития бундесвера вопрос об атомном оружии уже не был предметом домыслов или помыслов. Это был предмет практического планирования, особенно с того момента, когда в марте 1958 г. бундестаг принял закон об атомном вооружении бундесвера.
Подход западногерманской военной верхушки к проблематике атомной войны очень своеобразен. Он характерен стремлением извлечь из атомного оружия максимум пользы, но в то же время не предпринимать сколько-нибудь значительного сокращения численности сухопутных и военно-воздушных сил. На первых этапах ремилитаризации немецкие генералы всячески подчеркивали, что в будущей войне только «сухопутные армии будут играть решающую роль»{708}. Эту войну, заявляли они, будет невозможно выиграть без «оккупации территории противника». В частности, генерал войск СС Феликс Штейнер в своей книге «Военная идея Запада» весьма скептически отзывался об американских планах «выигрыша войны с воздуха» и указывал, что, «раз бомбу могут бросить обе стороны, все надежды на нее лопаются»{709}. Штейнер настаивал на том, что главным орудием в будущей войне должна быть высокоподвижная наземная армия. Это мнение разделяли Гальдер{710} и Гудериан. Последний выражал, в частности, сомнение в том, что атомное оружие «будет иметь достаточный эффект на огромных пространствах Евразии»{711}.
Таковы были воззрения, господствовавшие в западногерманских военных кругах в 1950–1951 гг. С течением времени они видоизменились в соответствии с тем, что некогда весьма отдаленная перспектива получения атомного оружия для ФРГ начала становиться реальностью. Свое влияние оказала также и общая стратегическая концепция НАТО, которая возвела применение ядерного оружия в высшую норму действия Североатлантического блока. После знаменитых атомных маневров «Карт бланш» (июнь 1955 г.). проводившихся на территории ФРГ, стало ясно, что война НАТО планируется как ядерная война, а ФРГ «автоматически превращается в поле боя»{712}. [439]
Свое влияние и давление оказывали и те мощные военно-промышленные монополии ФРГ, которые считали выгодным для себя «атомный гешефт».
Результатом явился некий «симбиоз» теории атомной войны и прежних воззрений о роли мощной наземной армии. Когда отставной генерал Гюнтер Блюментритт в 1956 г. выпустил книгу «Воздействие атомной техники на политику и экономику», он уже не сомневался в том, что в будущей войне «эффект атомной бомбы будет решающим»{713}. В частности, он не сомневался в том, что при помощи атомного оружия можно будет уничтожить Англию (!) и вообще все западноевропейские страны. Тем не менее и Блюментритт выступал за создание мощных наземных соединений. О том же писал престарелый фельдмаршал Манштейн: «Германия должна развивать обычные вооружения»{714}. Максимум, на что шли в военных кругах, было некоторое преобразование ВВС. Так, влиятельный военный обозреватель Адельберт Вейнштейн выступил за то, чтобы западногерманские ВВС отказались от истребительных частей, а создали бы «высококачественные небольшие бомбардировочные силы, которые будут носителями атомных бомб»{715}.
Однако генералы не уставали напоминать: гоняясь за атомным журавлем, не забывайте о танковой синице! В декабре 1959 г. видный танковый военачальник вермахта Герман Гот выступил на страницах журнала «Веркунде» с поистине истерическим призывом: не забывать о необходимости создания мощных танковых дивизий, «способных к самостоятельным атакам»{716}. Гот предупреждал о том, что «влияние (атомного) оружия на ход боя едва ли должно заставлять нас сомневаться в эффективности танков в бою». Так на службу своей агрессивной военной доктрине западногерманский генералитет стремится поставить все возможные средства: и атомное оружие, и оружие «обычного типа».
В планах бундесвера раздел «атомное вооружение» занимает важное место. Так, в апреле 1957 г. инспектор бундесвера Хойзингер направил во все части специальную директиву о том, что боевая подготовка должна совершаться «в строгом соответствии с принципами атомной войны»{717}. Как сообщал [440] орган министерства обороны ФРГ «Бундесвер-корреспонденц», еще в 1956 г. «оперативное руководство сухопутных сил разработало принципы организации войск с учетом ведения войны атомным оружием»{718}. Был подготовлен ряд уставов и инструкций, которые пересматривали все методы ведения боя в условиях применения атомного оружия. Так, ранее действовавший устав HDv 100/1 «Основы руководства сухопутных войск» был заменен уставом HDv 100/2, именовавшимся «Оперативные принципы сухопутных войск в атомной войне»{719}. Этот устав кроме методов противоатомной защиты излагал методы наступательных действий батальонов, боевых групп и дивизий в наступательном бою с применением тактического атомного оружия. Устав HDv 100/2 излагал следующие принципы:
неожиданное использование ядерного оружия во всех видах боя, особенно в наступательном бою, против сосредоточений и протяженных целей; использование атомного оружия на главном направлении наступления или обороны; усиленное применение ночных условий для подготовки войск, использующих воздействие атомного оружия; возросшее значение авиадесантных войск для использования в районе воздействия ядерного оружия в ходе наступательной операции{720}.
Уже в течение 1956 г. в рядах только-только начавшего формироваться бундесвера шла подготовка его кадров к атомно-ракетной войне. Весной — осенью 1956 г. этот вопрос тщательно отрабатывался на курсах офицеров генштаба. Вслед за этим началась регулярная посылка офицеров бундесвера в США для прохождения соответствующих курсов. В частности, в форте Блисс в 1956–1957 гг. обучались кадры орудийной прислуги для ракетных батальонов «Найк», а в Хэнтсвилле (Алабама) немецкие офицеры обучались обращению с ракетами среднего радиуса действия «Матадор».
Первая партия ракет «Онест Джон», способных нести атомные головки, прибыла в ФРГ в конце 1958 г.{721} и разместилась на учебных полигонах в районах Хоэнфельс и Графенвер (Верхний Пфальц). Вскоре в составе бундесвера были сформированы первые специальные подразделения, оснащенные ракетами типа «Онест Джон» и «Найк». Некоторые военные корабли также получили американское ракетно-атомное вооружение. [441]
Осенью 1958 г. части бундесвера приняли активное участие в «атомных маневрах» войск НАТО в Верхнем Пфальце (близ границы Чехословакии). Эти учения имели своим результатом указание инспектора сухопутных сил о введении в каждой дивизии бундесвера поста специального «советника по атомным вопросам». В задачу этих советников входил «выбор возможных целей для атомного оружия и инструктаж войск о последствиях запланированного использования ядерного оружия для дальнейшего ведения операций»{722}.
Подобная задача значительно облегчилась, поскольку под давлением ФРГ на сессии НАТО в декабре 1958 г. было принято решение о пересмотре некоторых статей Парижских соглашений, запрещавших ФРГ создавать любые ракеты. На первых порах было снято запрещение производства противотанковых ракет и ракет ПВО ближнего радиуса действия Таким образом, даже бумажные преграды для атомно-ракетного [442] вооружения падали. Осенью 1959 г. с немецкой стороны уже было высказано требование предоставить ФРГ стратегическое атомное оружие.
Медленно и упорно генералы бундесвера оснащают свои войска самыми современными видами оружия массового уничтожения. Летом 1960 г. стало известно, что готовится оснащение бундесвера американскими баллистическими ракетами «Поларис», и в это же время стали появляться упорные слухи о том, что военные монополии ФРГ работают над тайной подготовкой производства собственного атомного оружия. 4 июля 1960 г. военный министр США Бракер, посетив с «инспекицонной» целью Бонн, официально подтвердил, что США передадут на вооружение бундесвера ракеты типа «Поларис», имеющие радиус действия свыше 2 тыс. км.
«Таким образом, — говорилось в ноте Советского правительства правительству ФРГ, — в руки бундесвера предполагается вложить неизмеримо более мощное оружие, чем когда-либо обладал Гитлер и его генералитет, бросившие народы в пучину второй мировой войны...
Нынешние заявления о том, что ядерные заряды для ракет «Поларис» будут находиться под контролем командования НАТО, — это дымовая завеса, под прикрытием которой готовится оснащение бундесвера ядерным оружием.
Разгул реваншизма, который усиливается в ФРГ с каждым месяцем, открытые притязания на территории соседних государств, с которыми постоянно выступают западногерманские политические и военные деятели, рассуждения об особой «исторической миссии» ФГГ — все говорит о том, в каких целях осуществляется милитаризация ФРГ, под какими знаменами воспитывается бундесвер»{723}.
Характеризуя процесс атомного вооружения бундесвера, военный публицист, бывший генерал-майор Курт Хелинг, проживающий и работающий ныне в ГДР, писал летом 1958 г.:
«Атомному вооружению бундесвера предшествовал, начиная с 1955 г., длительный процесс подготовки теоретических, кадровых и организационных предпосылок для атомной агрессии. Эти мероприятия проводились преимущественно за кулисами в нарушение международного права и вразрез с официальным заявлениями руководящих кругов Федеративной Республики Еще 10 мая 1957 г Штраус заявлял в бундестагe, что «вопрос об оснащении бундесвера атомным оружием вообще не стоит на повестке дня», а Аденауэр говорил, что в сообщениях об [443] атомном вооружении бундесвера «нет ни грана правды»... Однако тайная подготовка атомного оснащения бундесвера с 1955 г. и принятое бундестагом решение показали Аденауэра и его сподвижников как лжецов и обманщиков народа»{724}.
Трудно не провести очень тревожной параллели, которая буквально напрашивается на язык: ведь и в тридцатых годах германский генералитет и политическое руководство Германии неоднократно применяли тактику обмана своего народа и мирового общественного мнения. Тогда с трибуны рейхстага и в Женеве, на конференции по разоружению, немецкие представители начисто отрицали факт производства танков и самолетов, запрещенного Германии. Они вели бесконечные дискуссии, стремясь замаскировать объем и цели германского вооружения. Эта игра повторяется и сейчас.
Чем дальше, тем упорнее делал Бонн атомное оружие «альфой и омегой» своей военной политики. Тот же Аденауэр, который некогда клялся, что и не думает об атомном вооружении, теперь стал буквально молиться на атомную бомбу. Его соратник по ХДС барон фон Гуттенберг заявил, что ФРГ «не должна быть лишена того оружия, которое в наше время решает исход войны», а военный министр Хассель подтвердил, что «бундесвер нуждается в ядерном оружии и его носителях дальнего действия»{725}.
Свое слово сказал и генералитет. Об этом мир был поставлен в известность в форме, которая по откровенности может сравниться с такими произведениями германского милитаризма, как «протокол Хоссбаха» или «протокол Шмундта». С одним только отличием: те протоколы хранились в сейфах ОКВ, а документ боннского генералитета был предназначен для самой широкой гласности. Речь идет о скандальном «меморандуме» оперативного штаба бундесвера, опубликованном в западногерманской печати 19 августа 1960 г. по специальному указанию федерального министерства обороны.
Предыстория этого документа, вызвавшего шум во всем мире, такова. Весна и лето 1960 г. были заполнены особенно активными действиями руководства бундесвера, направленными на осуществление планов атомного и ракетного вооружения. Эти действия шли параллельно с дипломатической активностью Бонна, стремившегося любой ценой сорвать намечавшуюся разрядку международной напряженности. Именно в этот период западногерманский генералитет провел ряд мероприятий, имевших целью ускорение атомно-ракетного вооружения. Об этом усердно хлопотал Штраус, лично открывший серию переговоров с США и Англией; в свою очередь ФРГ посетили многие видные деятели Пентагона. Результаты переговоров подытожило секретное совещание генералитета бундесвера, состоявшееся в Киле 11–13 июля 1960 г. под руководством Хойзингера и Штрауса. На этом совещании было решено оказать открытое и откровенное давление на общественность ФРГ, опубликовав в прессе военно-политическую платформу руководства бундесвера. В соответствии с этим решением был разработан специальный меморандум{726}.
В меморандуме прямо указывалось: «Бундесвер должен быть вооружен так же эффективно, как и все союзные войска НАТО». Задача бундесвера, заявляли генералы, состоит в том, чтобы «быть вооруженным для любой формы военного конфликта». Меморандум не оставлял никакого сомнения в объеме военно-политических претензий бундесвера. Под флагом «равноправия» с другими участниками НАТО западногерманский генералитет желал получить самые современные средства массового уничтожения, причем без всякого ограничения.
Далеко идущие политические претензии бундесвера нашли в меморандуме свое наиболее яркое отражение в следующем требовании генералов: «Задача бундесвера, — говорилось в меморандуме, — заключается в том, чтобы своевременно и ясно сказать политическому руководству, в каких средствах нуждаются немецкие вооруженные силы для выполнения поставленных перед ними задач и чего они могут достичь с помощью отпущенных им средств». Трудно сказать более определенно!
Прошло лишь несколько лет — и стал известен еще один документ, не уступающий по откровенности меморандуму 1960 г. Это была так называемая «Разработка по вопросам реорганизации федерального министерства обороны и будущих задач вооруженных сил», составленная в Бонне в 1963 г. и попавшая в руки сторонников мира{727}. В разработке указывалось, что «в наше время владение и право распоряжаться ядерным оружием является символом государственного суверенитета». «Разработка» констатировала, что ФРГ «еще находится в стадии недостаточного влияния на использование ядерного оружия», и в соответствии с этим ставились задачи:
— добиться права участия в решениях НАТО об использовании ядерного оружия;
— добиться создания «сбалансированной системы вооружения» бундесвера, включающей право использования ядерного оружия;
— усилить позиции ФРГ в руководстве НАТО;
— оснастить бундесвер тактическим ядерным оружием;
— добиться создания многосторонних ядерных сил НАТО и участия бундесвера в них.
Последнее требование стало в 1963–1964 гг. «лозунгом дня» бундесвера, как в свое время им являлся лозунг о создании EOС или о вступлении в НАТО. Речь шла о проекте создания некоего «объединенного» вида вооруженных сил НАТО, оснашенных ядерным оружием США, однако с правом других стран участвовать в решении о введении этого ядерного оружия в действие. Как образно выражались западные газеты, Бонн ставил вопрос о праве «положить палец на ядерную кнопку». Хотя этот проект и не предусматривал прямой передачи ядерного оружия бундесверу, он делал это в замаскированной форме. Недаром генерал Треттнер прозрачно намекал: «Многосторонние ядерные силы — это не конечная станция...»{728} Или, как писал американский военный теоретик А. Киссингер: «Многосторонние силы для ФРГ станут лишь промежуточной фазой, самым удобным путем к тому, чтобы заняться серьезным атомным гешефтом»{729}.
А тем временем шел процесс подготовки к осуществлению главной мечты «старухи Ильзебиль» — мечты о владении ядерным [446] оружием. Как сообщал в 1962 г. журнал «Шпигель», на вооружении бундесвера к этому времени имелись следующие ракетные средства доставки ядерного оружия{730} :
| Радиус действия вкм | |
| "Лакросс" | 32 |
| "Онест Джон" | 40 |
| "Сарджент" | 150 |
| "Найк" (ПВО) | 50 |
| "Корпорал" | 120 |
| "Редстоун" | 400 |
| "Першинг" | 600 |
| "Матадор" | 750 |
| "Мэйс" | 1200 |
Но и это не последнее слово. ФРГ за последние годы включилась в производство ракет в ряде стран НАТО (во Франции, Италии, США) и наконец в начале 1964 г. открыто начала производство собственных ракет. А некоторые западные эксперты считают, что вскоре начнется и производство собственного ядерного оружия.
В книге «Немецкие козыри» западногерманский промышленник И. Барник, любимый автор Штрауса, употребил такой образ: «Политика ФРГ — это многоступенчатая ракета, в которой политика правительства Аденауэра представляет лишь первую ступень»{731}. Это довольно точное определение, и оно верно не только в переносном, но и в прямом смысле. Какие же люди принимают участие в запуске «боннской ракеты»?
Если в 1933–1939 гг. Европа, взвешивая шансы мира и войны, с тревогой присматривалась к генералам рейхсвера и вермахта, то мы имеем не меньшее основание присмотреться к генералам бундесвера. Более того, мы обязаны это сделать, [447] если желаем понять целенаправленность вооруженных сил Федеративной Республики Германии.
Новые генералы носят новую форму. Вместо мундира с высоким тесным воротником, приоткрывавшимся сверху только для того, чтобы было где подвесить рыцарский крест, генералы бундесвера носят удобные френчи, похожие на американские, из которых выглядывает галстук и белый воротничок. Вместо золотых витых погон — мягкие матерчатые лычки со звездами, окаймленными золотой ветвью. Даже звания изменились: вместо былого порядка — генерал-майор, генерал-лейтенант, генерал рода войск, генерал-полковник, генерал-фельдмаршал — в бундесвере приняты такие чины: бригадный генерал, генерал-майор, генерал-лейтенант, генерал (полный), что в точности скопировано со званий американского генералитета.
Как далеко идут эти нововведения? Над этим, безусловно, могли задуматься 4 декабря 1956 г. депутаты бундестага, когда в ответ на запрос о кадровой политике бундесвера министр Штраус ответил кратко, по-военному{732} :
».Первое. На 15 октября 1956 г. в бундесвере служило 38 генералов и 237 полковников.Второе. В министерстве обороны на 15 октября 1956 г. служило 225 подполковников.
Третье. Из этого числа в бывшем генеральном штабе служили 31 генерал и 100 полковников.
Четвертое. Из бывшего генерального штаба вышли 84 подполковника, служащие ныне в министерстве обороны.
Пятое. Из офицеров, перечисленных в пункте первом и втором, в период с 1 сентября 1939 г. по 5 мая 1945 г. служило в действующей армии на командных постах 6 генералов, 64 полковника, 75 подполковников».
Штраус не добавил лишь одного, шестого пункта. Из перечисленных им 38 генералов, 237 полковников и 225 подполковников все служили в вермахте — будь то в генштабе, в ОКВ, в войсковых штабах или на командных должностях различных уровней. Вермахт представляет собой основной, и единственный, источник, из которого черпается командный состав бундесвера.
Первые два диплома генералов бундесвера получили Ганс Шпейдель и Адольф Хойзингер.
Генерал Ганс Шпейдель нам уже неоднократно встречался: как помощник немецкого военного атташе в Париже и участник [448] убийства Барту, как участник подписания перемирия с Францией в 1940 г. и начальник штаба оккупационных войск во Франции, как немецкий представитель при штабе 8-й итальянской армии на Дону, как начальник штаба 8-й немецкой армии, попавшей в окружение под Корсунь-Шевченковским, наконец, как начальник штаба Роммеля и участник генеральского заговора 1944 г.
Как удалось Гансу Шпейделю выпутаться из опасной истории с заговором? Все его коллеги поплатились жизнью. Фон Штюльпнагель, фон Хофакер были казнены. Роммеля заставили покончить жизнь самоубийством. Секрет прост: как сообщил после окончания войны сын фельдмаршала Роммеля Манфред, Ганс Шпейдель выдал гестапо участие фельдмаршала в заговоре и поэтому был помилован. Таким образом, Шпейдель спас свою жизнь путем заурядного предательства. Шпейдель попал в 1944 г. в тюрьму под Кюстрином, но о степени суровости этого наказания можно судить по тому лишь факту, что весной 1945 г. Шпейдель «уговорил» эсэсовского коменданта тюрьмы... бежать вместе с ним из Кюстрина (которому угрожали советские войска) в Западную Германию, чтобы сдаться англо-американским войскам.
Ценность Шпейделя с его дипломатическим опытом и хорошим знанием стран Западной Европы (недаром он работал в отделе «иностранных армий стран Запада») была несомненна. Но не меньше значили его специфические связи периода 1948–1950 гг. В то время многие немецкие генералы еще не могли принимать непосредственного участия в процессе перевооружения, так как по приговорам союзных трибуналов, вынесенным в 1945–1946 гг., они продолжали отбывать наказания. Большинство генералов находилось в американской военной тюрьме Ландсберг. Среди этой компании находился и генерал-лейтенант авиации Вильгельм Шпейдель. Его, брат Ганс был частым гостем в Ландсберге. Как-то в 1951 г. корреспондент мюнхенской газеты «Зюддейче цейтунг», побывав в тюрьме, спросил Вильгельма Шпейделя: «Как вы себя чувствуете в тот момент, когда вам здесь приходится полоть траву в тюремном саду, в то время как ваш брат совещается с американцами о немецком перевооружении?» Шпейдель ответил: «В этом вопросе между мной и братом налажено тесное взаимодействие». И дальше журналисту сообщили о «важных беседах братьев Шпейдель в Ландсбергской тюрьме» и даже показали разработанные во время этих бесед документы{733}. [449]
Таким образом, Ганс Шпейдель был своеобразным связным между Ландсберюм и Бонном.
Однако решающую роль сыграл контакт, который сразу после окончания войны д-р Шпейдель наладил с английскими и американскими офицерами. Недаром Роммель включил его в состав делегации, которую собирался посылать к американскому командованию. Шпейдель быстро нашел общий язык с генералами из штаба НАТО. В Бонне он стал проводить гораздо меньше времени, чем в Париже. В течение 1951–1952гг. он вел в Париже переговоры о EOС. В 1954 г. он занимался подготовкой Парижских соглашений. Когда в 1955 г. было создано министерство обороны, он стал начальником военного отдела, но вскоре перешел в НАТО на пост командующего сухопутными войсками в Центральной Европе. Дипломат и разведчик, он оказался в штабе НАТО на месте.
Если с именем Шпейделя связаны дипломатические ассоциации, то генерал-лейтенант Адольф Хойзингер — это само воплощение стратегических планов бундесвера.
Оперативный отдел генштаба сухопутных войск, который возглавлял Хойзингер в годы войны, был подлинной лабораторией агрессии. Архивы регистрируют участие Хойзингера в разработке операций «Зеелеве», «Марита», «Аттила», «Барбаросса», «Феликс» и многих других. Но в прошлой деятельности Хойзингера были некоторые специфические черты, которые придают особое значение его деятельности на посту первого генерального инспектора бундесвера.
Хойзингер был не только автором планов. Он не только водил пером по бумаге. С той же холодной методичностью, с которой он разрабатывал операции вермахта, генерал подписывал директивы об уничтожении советских людей. Облик Хойзингера как палача советских людей долгое время оставался в тени. В отличие от эсэсовских палачей генерал Адольф Хойзингер действовал не револьвером, не плеткой, не «Циклоном-Б». Его оружие было особым: это была подпись на приказе, директива по телефону, распоряжение войскам. Потребовалось немало времени, чтобы раскрыть тайны приказов Хойзингера, которые поступали из ОКХ в дивизии Восточного фронта. В приказах были только слова и цифры, но они преврашались в пули и виселицы.
Например, что особенное могло скрываться за телеграммой, которая поступила в штаб группы армий «Центр» 1 сентября 1942 г. и гласила с телеграфной краткостью: «Главное командование сухопутных войск сообщило: «На совершенно секретное донесение оперативного отдела штаба группы армий [450] «Центр» номер 6744/42 от 30.VITI. 1942 г. С намеченными мероприятиями согласен. О результатах доложить». Штамп: «Получено в штабе группы армий «Центр». 1. IX. 1942 года, 12 часов 50 минут». Сам по себе документ ничего не говорит. Но если разобраться, с чем был «согласен» генеральный штаб, то документ оказывается вопиющим свидетельством преступлений против человечности, совершенных Хойзингером.
.. Летом 1942 г. начальнику оперативного управления генштаба сухопутных войск генералу Адольфу Хойзингеру была поручена особая функция — руководство карательными операциями против советских партизан. Как гласил приказ (его текст найден в архивах), «в главном командовании сухопутных войск руководство всей борьбой с партизанами и вопросы укомплектования охранных частей отныне осуществляет оперативное управление».
С этого момента Хойзингер стал вплотную заниматься карательными операциями: разрабатывать инструкции, утверждать планы отдельных акций.
Утром 28 августа 1942 г. в генеральный штаб поступило телеграфное донесение о том, что «хорошо вооруженный партизанский отряд численностью в 350 человек» атаковал немецкие войска, стоявшие на станции Славное (железнодорожная линия Орша - Борисов). Реакция оперативного управления была немедленной — в штаб группы армий «Центр» полетела телеграмма:
«Фюрер требует немедленного проведения репрессивных мероприятий в связи с нападением на ст. Славное с применением самых жестоких репрессивных мер. О намеченных мероприятиях доложить». Подпись. Оперативное управление. Номер 11027/42.
Получив эту директиву, в штабе группы армий «Центр» решили действовать. В генштаб было отправлено такое донесение:
«Во исполнение вашего приказа о проведении репрессивных мер за нападение на ст. Славное предусмотрено расстрелять 100 человек из населенного пункта Славное, которые заподозрены в участии или в поддержке этого нападения и являются единомышленниками или членами семей партизан. Их дома будут сожжены. Намеченные мероприятия будут прокомментированы по радио. Проведение этих мер подготовлено. Ждем вашего решения». Подпись: Оперативный отдел. Номер 6744/42. Пометка «Сов. секретно».
И вот тогда-то Хойзингер ответил: «С намеченными мероприятиями согласен». [451]
...В архивах не обнаружено донесения об исполнении приказа Хойзингера. Но жители города Крупки прекрасно помнят, что произошло близ станции Славное 2 сентября 1942 г.: там было уничтожено 100 мирных жителей. В их числе были трое десятилетних детей: две девочки и один мальчик, женщины и старики. Расстрел происходил на глазах всех жителей Крупок. Их заставили пройти мимо рва, куда сбрасывали расстрелянных. Оттуда доносились стоны...
Длительная карьера Хойзингера как участника разработки и осуществления всех основных операций вермахта{734} прервалась лишь в июле 1944 г., когда его заподозрили в соучастии в заговоре и арестовали. Арест длился недолго, после чего Гиммлер настоял на увольнении Хойзингера в запас. Гитлер расстался с генералом очень неохотно.
По живописному описанию самого Хойзингера, это произошло так.
«Ставка фюрера в Растенбурге. Бункер Гитлера. Столовая — небольшая комната с большим круглым столом.Слуга (к генерал-лейтенанту Хойзингеру). Фюрер просит вас подождать здесь минутку. Он сейчас придет.
Гитлер (сгорбившийся и усталый, подает Хойзингеру руку и долго смотрит на него). Мне очень жаль, что вас впутали в следствие. Но я не мог вмешаться...»{735}
Только недавно раскрылся еще один «секрет» генерала Хойзингера, который дополнил поразительное сходство его карьеры с карьерой Шпейделя. Оказывается, Хойзингер, как и Шпейдель, спас свою шкуру после 20 июля ценой предательства. В феврале 1959 г. берлинское Общество бывших офицеров опубликовало результаты изучения протоколов суда над участниками заговора, из которых явствует, что Адольф Хойзингер выдал гестапо генерал-майора Штифа (снабдившего Штауффенберга зарядом для адской машины){736}. Один из родственников повешенного фельдмаршала Витцлебена сообщил и такую подробность: генерал Ольбрихт уже в 1944 г. подозревал Хойзингера в двойной игре{737}.
Несколько месяцев, отделявших увольнение из ОКХ от краха рейха, Хойзингер провел в вынужденном безделье. [452]
Затем, пребывая в американских лагерях Оберурзель и Алендорф, он отвечал на вопросы «исторических анкет»{738}. Потом наступил «простой». Но здесь на пути Хойзингера встретился его старый приятель и сослуживец генерал-майор Рейнхард Гелен, бывший начальник «отдела иностранных армий Востока» при Гальдере, Цейтцлере и Гудериане, «молодая звезда» немецкой разведки. В отличие от Хойзингера Гелен уже имел постоянное занятие: он был руководителем глубоко засекреченной разведывательной организации, созданной американскими военными властями. В 1945 г. Гелен, запасшись архивными материалами о немецкой разведывательной деятельности в Советском Союзе, явился к американскому командованию и предложил свои услуги. Гелен был принят с распростертыми объятиями и получил средства на создание новой, немецко-американской разведывательной организации, действующей против Советского Союза и народно-демократических стран.
Именно Гелен приметил Хойзингера и, вульгарно выражаясь, завербовал его в свою организацию. Хойзингер так рассказывал об этом эпизоде в своей биографии:
«Господин Гелен появился у меня весной 1948 г. и высказал мнение, что будет наверняка целесообразно, если я буду регулярно информироваться о развитии военной обстановки на Востоке. Именно это я и делал у Гелена. С агентурной деятельностью я не имел ничего общего...»{739}
Этому можно поверить. Хойзингер стал не мелким шпиком, каким являлся Гитлер на первых ступенях своей карьеры, а авторитетным советником американских властей по военным вопросам. Это делает понятным его внезапное появление на посту генерала в Бонне. Заботливый Гелен порекомендовал Хойзингера канцлеру Аденауэру, когда в начале 1951 г. граф Шверин ушел с поста военного советника при канцлере. С тех пор у западногерманских военных кругов появился новый «дуумвират»: вместо Кейтеля и Йодля — Шпейдель и Хойзингер.
Итак, что же смог предложить германский генералитет новому генеральному штабу — руководству западногерманского бундесвера?
В качестве главнокомандующего — автора оперативных планов вермахта, оказавшихся несостоятельными и приведших к величайшей военной катастрофе в истории Германии.
В качестве военно-дипломатического лидера — руководителя немецкой оккупационной политики во Франции, палача [453] партизан, генерала, разбитого под Москвой, на Дону и под Корсунь-Шевченковским.
Но это только два генерала. Надо было найти и других. Их стали искать там же, где нашли Хойзингера и Шпейделя — среди бывших генералов вермахта.
Рассказывают, что незадолго до подписания Парижских соглашений в Париже имел место такой эпизод. Канцлер Аденауэр давал одну из пресс-конференций во время своего очередного визита в столицу Франции. Корреспонденты атаковали канцлера в связи с предстоявшей тогда легализацией западногерманских вооруженных сил. Один из корреспондентов без обиняков спросил:
— Господин федеральный канцлер, верно ли, что в вашем бундесвере будут служить в качестве генералов люди, носившие звания генералов вермахта у Гитлера?
Канцлер с наигранной безнадежностью в голосе ответил:
— Господа, я боюсь, что это придется сделать. Ведь командование НАТО не утвердит мне на генеральских постах восемнадцатилетних юнцов...
Притворство г-на канцлера было понятно всем. Ибо уже давно шел подбор высших командных кадров бундесвера среди генеральского и старшего офицерского состава вермахта. Лидеры бундесвера и не задумались искать себе кадры где-либо в другом месте. С этой целью была учреждена специальная «комиссия по экспертизе кадров» во главе с несколькими генералами из гитлеровского военного управления кадров. Эта комиссия пропустила через свое «сито» сотни возможных кандидатов.
Где же находились в то время, т. е. в 1955–1957 гг., бывшие генералы вермахта? На «действительной службе» (т. е. в полиции, в пограничной охране или в служебных частях при оккупационных войсках) числилось лишь несколько человек из тысячи. Остальные были не у дел или, точнее, еще не у дел.
Основная масса генералов и старших офицеров вермахта в этот период пребывала в «благодушном» состоянии пенсионеров боннского государства. К этому времени из американских и английских тюрем уже были освобождены почти все осужденные на различные сроки генералы — военные преступники, в том числе такие «тузы», как фельдмаршалы Манштейн, Рундштедт, Кессельринг, Лист, Кюхлер, Мильх, Шперрле, а также десятки генерал-полковников. Большинство из них группировалось вокруг упоминавшегося выше «Общества военных наук», занимаясь исследованием второй мировой войны, выпуская мемуары и различные военно-исторические работы. [454]
Однако эта категория лиц не рассматривалась Штраусом и Аденауэром как резервуар для командного состава бундесвера. «Почтенные старцы» привлекались лишь как эксперты и специальные советники, как это неоднократно было, например, с Эрихом фон Манштейном.
Еще более значительная по численности категория генералов и старших офицеров нашла себе применение в специфической области — в экономике. Тесные связи, завязанные в годы войны гитлеровским генералитетом с рурскими монополиями, не остались безрезультатными. Значительное число генералов и полковников нашло себе приют в конторах и дирекциях фирм: они стали директорами, доверенными лицами, советниками этих фирм.
Массовый переход высших чинов вермахта в «деловой мир» можно наблюдать по следующей таблице (составлена по данным западногерманской печати){740}:
Генералы и офицеры вермахта |
Фирма, на службу которой поступил после 1945 г. |
| Генерал-фельдмаршалМильх | "Клекнер", "Ауто-Унион", "Маннесман" |
| Генерал авиации фон Шенбек | "Люфтфарттехник" |
| Генерал авиации Мейстер | "Кали-хеми АГ" |
| Генерал авиации Боденшатц | Фирма по производству стальных шлемов |
| Генерал танковых войск Венк | "Феррошталь" |
| Генерал танковых войск Лейерс | <Ютто Р. Краузе" |
| Генерал танковых войск Мантей | "Матра-верке" |
| Генерал танковых войск Филипп | "Хеншель" |
| Генерал танковых войск Мантейфель | "Шраубенверке Нейс" |
| Генерал-лейтенант Оотеркамп | "Фоккер" |
| Генерал-лейтенант Конрад | "Фоккер" |
| Генерал-лейтенант Халличгхау-зен | "Руэнсфронт" |
| Генерал-лейтенант Галланд | "Кирхфельд" |
| Генерал-лейтенант Кейпер | Машиностроительный завод в Гейдельберхе |
| Генерал-лейтенант Хеншке | "Телефонбау" |
| Генерал-лейтенант Реттигер | Торговая фирма в Гамбург |
| Генерал-лейтенант Пемзель | Страховая компания "Аллианц-Ферзихерунг" |
| Генерал-майор Бухнер | Директор страхового общества |
| Генерал-майор Гедке | Доверенное лицо дирекции фабрики в Ганновере |
| Генерал-майор Герман | Руководитель сбытового отдела одной из западногерманских промышленных фирм |
| Генерал-майор Летелер | Рекламная фирма в Штутгарте |
| Генерал-майор Мюллер | "Хоман верке" |
| Генерал-майор Убельхак | Руководитель экспортного отдела фирмы |
| Генерал-майор Цербель | Руководитель отдела в страховой компании |
| Генерал-майор Фронхерц | "Лонца-верке" |
| Генерал-майор Шульц | "Аккер-хеми" |
| Генерал-майор Юнк | "Фокке-Вульф" |
| Полковник генштаба Берендсен | "Клекнер-Гумбольдт-Дейц" |
| Полковник генштаба фон Бонин | "Даймлер-Бенц" |
| Полковник генштаба Шпитцер | Аккумуляторная фабрика в Мюнхене |
| Полковник фон дер Гребен | "Преисише Бергверкс ундхют-тен АГ>> |
| Полковник Шнец | "Клекнер-Губольдт-Дейц" |
Следует отметить, что ряд высших офицеров вермахта проявили себя на новом поприще «наилучшим образом». Например, полковник генштаба Берендсен стал уполномоченным концерна «Клекнер». В свою очередь фирма «Клекнер» помогла Берендсену в 1953 г. попасть в бундестаг, где полковник стал «военным экспертом» ХДС. В бундестаге он вошел в состав комиссии по вопросам обороны, где с выгодой для «Клекнера» использовал свое положение. Объясняя секреты его махинаций, газета «Франкфуртер рундшау» писала 14 апреля 1957 г.: «Как член комиссии по вопросам обороны Фриц Берендсен узнает гораздо раньше все новости, касающиеся заказов на танки. Поэтому его нельзя упрекнуть в том, что он использует эти сведения для своей пользы и для пользы фирмы, как только покидает зал заседаний комиссии...» А попавшись на одной из махинаций, Берендсен ушел из бундестага, благополучно избежав судебного преследования. Подобных темных махинаций в Бонне совершалось немало. Среди бывших генералов, ныне спекулянтов, называли не только Берендсена, но и генерала Мантейфеля. Что же касается более мелких чинов, то здесь коррупция расцветала пышным цветом. [456]
Такова была «среда», в которой Штраус и Хойзингер подбирали себе генералов для новых дивизий. Кое-кого они взяли из «первого разряда», т. е. из числа деятелей «Общества военных наук», занимавших в вермахте значительные посты. Такими оказались генералы Каммхубер и Реттигер, адмирал Руге, генерал Темпельхоф и некоторые другие. Значительная часть генералов была набрана из числа тех, кто в первые послевоенные годы связал свои судьбы с миром монополий. Так, тот же Берендсен стал бригадным генералом и получил дивизию. Отставной генерал танковых войск Мантей, служивший после 1945 г. в фирме «Матра-верке», стал заместителем командира дивизии. Директор фирмы в Мюнхене Шпитцер вспомнил о своих полковничьих погонах и вернулся в армию. Кроме того, «комиссия по экспертизе кадров» переворошила личные дела десятков бывших генералов и сотен бывших полковников, дабы найти компаньонов генералам Хойзингеру и Шпейделю.
Мы только что ставили вопрос, что смог предложить германский генералитет бундесверу как армии нового реванша, и ответили на него, осветив карьеру Хойзингера и Шпейделя. Но тот же самый вопрос возникает с особой силой, если посмотреть на карьеру некоторых генералов вермахта, которые стали первыми генералами бундесвера (1956–1959 гг.).
| Деятели бундесвера | Основные этапы карьеры в годы войны (1941-1945) |
| Инспектор сухопутных сил Ганс Реттигер | 1941 г. - начальник штаба 41-ю танкового корпуса. Поражение под Москвой 1942 г. - начальник штаба 4-й армии на Центральном фронте Безуспешные бои 1943-1944 гг. - начальник штаба группы армий "А", понесшей поражение на Украине |
| Начальник оперативного штаба вооруженных сил Вернер Паницки | 1943-1944 гг. - начальник штаба 3-го воздушного флота 1944-1945 ir. - начальник оперативного отдела главного штаба ВВС, т. е. практически один из руководителей немецкой авиации в период ее поражений |
| Инспектор военно-воздушных сил Йозеф Каммхубер | 1941 г. - командир дивизии ночных истребителей 1943-1944 гг. - командующий 5-м воздушным флотом на северном участке советско-германского фронта. 1945 г. - особый уполномоченный но борьбе с бомбардировочной авиацией |
| Представитель в постоянной группе НАТО Ганс Георг фон Темпельхоф | Офицер 14-й, затем 21-й танковых дивизий 1944 г. - начальник оперативного отдела группы армий "Б", разгромленной англо-американскими войсками 1945 г. - командир 28-й егерской дивизии, взятой в плен советскими войсками. |
| Командующий 1-м корпусом генерал-лейтенант Герхард Матцки | 1943 г. - командир 23-й пехоаной дивизии и 26-го армейского корпуса на советско-германском фронте (поражение в Восточной Пруссии) |
| Командующий 2-м корпусом генерал-лейтенант Макс Пемзель | 1943 г. - командир дивизии на Мурманском направлении 1944 г. - начальник штаба 7-й армии 1945 г. - начальник штаба группы "Лигурия", капитулировавшей в Италии |
| Командующий 3-й танковой дивизией генерал-майор Генрих Хакс | 1944-1945 гг. - командир 8-й танковой дивизии, начальник штаба 56-го танкового корпуса, разгромленного в Белоруссии. Осужден как военный преступник. |
| Командир 1-й пехотной дивизии генерал-майор Рейхельт | Бывший генерал-лейтенант вермахта, начальник группы "Нарва", разбитой в Прибалтике. |
| Командир 2-й пехотной дивизии бригадный генерал Цербель | Бывший полковник вермахта, штабной офицер, начальник штаба ряда дивизий, понесших поражения на Украине, начальник управления боевой подготовки ОКХ. |
| Командир 4-й пехотной дивизии генерал-майор Легелер | 1943 г. - начальник штаба 57-го танкового корпуса, разгромленного при попытке прорваться на выручку 6-й армии. |
| Командир 5-й танковой дивизии генерал-майор Генрих фон Бер | Командовал в войну моточастями, неоднократно терпевшими поражения. |
| Командующий 1-м военным округом контр-адмирал Рогге | Вице-адмирал во время войны (действовал в Балтийском море). |
| Командующий 2-м военным округом генерал-майор Зиверт | Служил у Манштейна. Участник бесславных боев в "курляндском котле" |
| Командующий 4-м военным округом генерал-майор Пауль Герман | В юды войны - командир 264-й пехотной дивизии, начальник штаба 16-й армии, разбитой под Ленинградом. |
| Командующий 5-м военным округом генерал-майор барон Курт фон Либенштейн | Начальник штаба 2-й танковой aрмии Гудериана в период ее разгрома под Тулой. |
Таков был «скорбный лист» военных успехов первых деятелей бундесвера в годы войны. Почти все (на 60–70%) вышли из рядов рейхсвера, все служили в вермахте, участвовали в «военных прогулках» по Западной Европе и... оказались разбитыми на полях сражений. Можно понять английского художника Викки, который во время одного из визитов Шпейделя в Лондон изобразил его и английского премьера Макмиллана следующим образом. Макмиллан, обращаясь к Шпейделю с просьбой, говорит: «Господин генерал, будьте настолько любезны проинструктировать нас, каким образом лучше проиграть войну с Советским Союзом!..»
Но если отбросить шутки в сторону, то оставалась неприглядная правда: генералы бундесвера — это генералы проигранной войны. Формируя новый генералитет, боннские правители начали с «повторения пройденного». Чем же они продолжили?
Когда летом 1950 г. перед судом советского военного трибунала предстал невысокий седой человек в форме бывшего генерала вермахта и стал давать сбивчивые показания о своем прошлом, едва ли мог председатель суда предположить, какова будет судьба этого человека. Тогда это был обычный подсудимый, который всячески пытался оправдаться, сваливая вину на других, скрывал одни факты и забывал другие. Но обвинения были тяжелы, и суд в своем приговоре констатировал, что подсудимый «участвовал в издании преступных приказов о насильственной эвакуации мирных советских граждан из населенных пунктов в районе городов Псков и Остров в 1944 г.; о проведении карательных эксподиций против мирного советского населения в связи с военными действиями [460] против советских патриотов-партизан; о введении особо жестокого режима в лагерях для военнопленных Советской Армии; о насильственном использовании мирных советских граждан и военнопленных для работы на оборонительных сооружениях для немецких войск; о разрушении в период отступления из районов Ленинградской, Новгородской и Псковской областей железнодорожных путей и построек. Кроме того, он допустил разрушение городов Пскова, Новгорода, Ленинграда, разрушение исторических памятников искусства в городах Гатчине, Петергофе, Павловске и Пушкине, а также допустил грабежи и зверства со стороны солдат и офицеров подчиненных ему воинских частей в отношении мирного советского населения вышеупомянутых областей и военнопленных совеютнх граждан»{741}.
29 июня 1950 г. подсудимый был приговорен к 25 годам тюремного заключения. 1 апреля 1961 г. этот человек сменил генерала Хойзингера на посту генерального инспектора бундесвера. Его имя Фридрих Ферч.
Назначение Ферча на этот высокий пост представляет для исследователя военной политики ФРГ достаточно сложную проблему. Не потому, что оно последовало неожиданно. Скорее наоборот, трудно было ожидать иного. Однако появление Фридриха Ферча на подобной должности свидетельствовало о том, что военная политика Федеративной Республики перешла какую-то невидимую границу, миновав которую уже очень трудно вернуться от безумия к разуму, от бессильной злобы к реалистической оценке положения, от жажды реванша к трезвому курсу.
Уже пребывание Хойзингера на посту генерального инспектора было достаточно симптоматично. Но он не был осужден за совершенные преступления. С Ферчем дело обстояло иначе. Поэтому его назначение прозвучало как вызов всем антифашистским силам в Европе и во всем мире. Именно это обстоятельство заставляет нас подробно заняться его биографией.
Военная карьера генерала германской армии Фридриха Ферча началась еще в кайзеровской армии. В 1922 г., когда ему было 22 года, Ферч стал лейтенантом рейхсвера. Прослужив десять лет в различных частях, Ферч поступил в военную академию, окончив которую получил звание офицера генерального штаба. К началу второй мировой войны майор Ферч был офицером штаба 3-го армейского корпуса (Берлин), а с октября 1939 г. стал начальником оперативного отдела штаба 60-й [461] пехотной дивизии. В этом звании он принял участие в нападении на Францию, после чего перешел на службу в управление резервной армии и вооружений вермахта{742}.
Стремительное возвышение Ферча началось 1 июня 1942 г., когда он прибыл на германо-советский фронт и занял пост начальника оперативного отдела штаба 18-й немецкой армии, действовавшей на северном участке фронта. Полковник Ферч быстро пошел в гору: через два года он получил звание генерал-майора, менее чем через год — звание генерал-лейтенанта. С 1 декабря 1943 г. он возглавил штаб 18-й армии, а к концу войны был уже начальником штаба Курляндской группы армий, пока не попал в плен. Таким образом, карьера Ферча теснейшим образом связана с действиями гитлеровского вермахта в северной части временно оккупированной советской территории. Из приговора мы знаем, что творил Ферч на советской земле. Однако язык судебных приговоров сух и краток, формулировки сжаты до минимума. Их надо развернуть, вызвать к жизни трагические события тех лет, как бы тяжелы они ни были. И самое главное, надо увидеть лицо человека, который был повинен в том, что эти события имели место.
То, о чем автор собирается сейчас рассказать читателю, может носить подзаголовок: «Четыре лжи генерала Ферча». Ибо мы постараемся воспроизвести не только события, но и отношение к ним Фридриха Ферча.
Ложь первая. Когда Фридрих Ферч предстал перед лицом советского военного трибунала, он категорически и торжественно заявил: «Я выполнял приказы своих начальников, но преступных приказов никогда не получал». Так написано черным по белому в протоколе суда. Что ж, напомним генералу Ферчу то, о чем он не хотел вспоминать.
Перед 18-й армией, входившей в состав группы армий «Север», была поставлена задача захватить Ленинград. Взятие Ленинграда было одной из трех главных целей гитлеровского «похода на Восток». 7 октября 1941 г. оперативный штаб верховного главнокомандования отдал совершенно секретное распоряжение, направленное оперативному управлению генерального штаба сухопутных сил, т. е. Хойзингеру. В распоряжении указывалось:
«Фюрер снова решил, что капитуляция Ленинграда, а позже Москвы не должна быть принята даже в том случае, если она была бы предложена противником... И для всех других городов должно действовать [462] правило, что перед их занятием они должны быть превращены в развалины артиллерийским огнем и воздушными налетами, а население должно быть обращено в бегство»{743}.
В соответствии с этой установкой всю осень и зиму 1941 г. дивизии 18-й армии непрерывно атаковали советские линии. Ленинград был взят в кольцо блокады. Авиация 1-го воздушного флота и артиллерия 18-й армии непрерывно бомбили город. Началась беспримерная в истории битва за Ленинград. Однако 18-й армии не удалось с ходу взять город. Весна 1942 г. застала ее на подступах к городу, который героически обороняла Советская Армия. Но Гитлер не оставил своих планов. 5 апреля 1942 г. в кругу своих ближайших сообщников Гитлер говорил: «В будущем Нева должна стать границей между Финляндией и Германией; Ленинградская гавань и верфь также должны исчезнуть»{744}.
Такова была задача, поставленная Гитлером весной 1942 г. немецким дивизиям, брошенным на Ленинград. Эти дивизии подчинялись штабу 18-й армии, начальником оперативного отдела которого стал Фридрих Ферч. Нет никакого сомнения в том, что Ферч получал, выполнял и сам отдавал преступные приказы (именно так они были квалифицированы в Нюрнберге). Но для Ферча они были нормой поведения.
Ложь вторая. Когда суд разбирал последствия осады Ленинграда, Ферч стереотипно утверждал, что это была «военная необходимость», что «обстреливались только военные объекты», что он даже старался щадить мирное население. Что ж, напомним о том, как обстояло дело и здесь.
В результате артиллерийского обстрела и бомбежек было убито 16 747 человек и ранено 38 702 человека. Число полностью и частично разрушенных жилых зданий составило 29 415. Погибли уникальные дворцы в пригородах Ленинграда. Жилые дома, музеи, церкви, больницы, парки — все служило объектом обстрела.
Кто в этом виноват? Когда генерал Фридрих Ферч предстал перед советскими следственными органами, он в своих показаниях заявил: «Обстрел города Ленинграда производился по приказу штаба 18-й армии».
Результат приказа Ферча — руины сожженных домов, могилы на ленинградских кладбищах, развалины дворцов, музеев, больниц, школ! [463]
На стол военного трибунала, судившего Ферча, можно было положить тысячи страниц, повествующих о страданиях ленинградцев. Вот странички из блокнота маленькой девочки Тани Савичевой, которая озябшими пальчиками, обессилевшими от голода, могла лишь записывать:
«Женя умерла 28 декабря в 12. 30 часов утра. 1941 год.»«Бабушка умерла 25 января в 3 ч. дня 1942 г.»
«Лека умер 17 марта в 5 ч. утра 1942 г.»
«Дядя Вася умер 13 апреля в 2 часа ночи. 1942 г.»
Это страшная хроника, за которой стоят мучения детей, стариков и взрослых, умиравших от голода и мороза. После 13 апреля 1942 г. Таня уже не писала слово «умер». Это само собой подразумевалось:
«Дядя Леша 10 мая в 4 ч. дня. 1942 г.» «Мама 13 мая в 7. 30 утра. 1942 г.»
Вот он, ленинградский реквием, созданный рукой ребенка! И финал, написанный слабеющей рукой: «Савичевы умерли». «Умерли все».
Такова страшная правда о Ленинграде. Перед судом Ферч лгал, либо считал, что мучения Тани Савичевой представляют собой норму.
Ложь третья. Когда на суде шла речь о действиях 18-й армии, превратившей Новгородскую, Ленинградскую и Псковскую области в «зону выжженной земли», Ферч утверждал, что его войска совершали лишь действия, «необходимые в военном отношении», и даже заботились о судьбе гражданского населения. Посмотрим же и здесь правде в глаза.
Более двух лет стояли дивизии 18-й армии и ее тылы на территории Ленинградской, Новгородской и Псковской областей. Вот некоторые цифры из актов Чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. На территории нынешней Новгородской области было расстреляно 6513 мирных жителей, повешено — 430, умерло в результате истязаний — 4851, угнано в неволю — 166 167 человек. Гитлеровские оккупанты разрушили 1087 школ, 921 здание клубов, театров, музеев, библиотек, 172 больницы и поликлиники, 180 яслей и детских домов.
На следствии и в ходе судебного процесса Ферч признал себя ответственным за то, что именно по приказу штаба армии осенью 1943 г. была произведена насильственная эвакуация [464] мирного населения из района Новгорода, а в марте 1944 г. из района Псков — Остров.
Мир знает о варварском уничтожении французского города Орадур-сюр-Глан и чехословацкой деревни Лидице. В той же Новгородской области с 15 октября по 15 ноября 1943 г. было сожжено 30 деревень — 500 крестьянских дворов. Сотый мирных советских граждан были зверски убиты. В ямах-могилах, обнаруженных у деревень Батецкого района Жестяная Горка и Черное, было найдено 3700 трупов.
28 декабря 1945 г. в Ленинграде на вечернем заседании суда по делу группы немецких военных преступников допрашивали офицера 21-й армии авиаполевой дивизии капитана Штрюфинга.
— Получали ли вы приказы о сожжении всех населенных пунктов и уничтожении советских людей? — спросили у Штрюфинга.
— Да, получал, — ответил он.
— От кого они исходили?
— Дивизия получала приказ из армии. Он был подписан командующим и генералом Ферчем...
Иностранных туристов, приезжающих сейчас в Новгород, поражает, что в этом древнем городе, имя которого было известно задолго до открытия Америки, почти нет старых домов. Причина очень проста: в 1943–1944 гг. части 18-й немецкой армии, отступая, уничтожили здесь 2306 домов из 2346. Полностью были уничтожены все больницы, школы, музеи, библиотеки, промышленные предприятия, водопровод, электростанция. Городской театр был использован под конюшню. Типография, почта, телеграф, радиоузел разрушены. Из книжного фонда города, насчитывавшего около 200 тыс. томов, не сохранилось ничего. Были вырублены вековые деревья у древнего новгородского Кремля и бульвар на берегу Волхова.
Маленькому городку Острову также пришлось испить свою чашу страданий. В марте 1944 г. его население было почти полностью выселено немцами, а летом 1944 г. город был сожжен дотла. Так приказал Ферч. На этот счет мы располагаем свидетельскими показаниями генерала Бек-Берепса, командира 32-й немецкой пехотной дивизии. 24 января 1950 г. он показал на следствии:
«Город Остров был разрушен, как я узнал позже, по ранее разработанному плану отступления 18-й армии».
Такова правда. Перед судом Ферч либо солгал, либо в глубине души считал, что истребление мирных жителей и уничтожение городов есть «военная необходимость».
Ложь четвертая. Когда суд стал разбирать карательные деяния войск Ферча, бывший генерал вермахта занял такую позицию: он был готов признать, что инструкции о борьбе с партизанами носили бесчеловечный характер, но он якобы этих инструкций «в жизнь не проводил, так как в том районе, где я действовал со своими войсками, действий партизан не чувствовалось». Как же здесь обстояли дела?
В действительности штаб 18-й армии выполнял многие функции, выходившие за пределы непосредственного руководства новыми войсками. Так, ведал он и карательными операциями против советских партизан. Начальник штаба 18-й армии Фридрих Ферч стал непосредственным руководителем карательных операций против партизан Ленинградской, Новгородской и Псковской областей. На следствии Ферч сказал: «Я подтверждаю, что давал приказы об очистке района Луга — Новгород от партизан».
В оккупированных 18-й армией районах воцарился режим террора и разбоя. По всем городам и селам были развешаны прокламации: «Кто партизанам и красноармейцам дает убежище, снабжает их съестными припасами или каким-либо другим образом помогает, будет наказан смертной казнью».
Итак, и на этот раз Ферч лгал перед судом, скрывая факты зверского уничтожения партизан и мирного населения, или считал это нормой. Одно из двух — и каждое говорит о человеке Фридрихе Ферче; скорее, о его бесчеловечности.
В свете этих фактов и следует рассматривать назначение генерала Ферча на высший военный пост в Федеративной Республике. Но кроме «человеческого» аспекта здесь есть аспект и военный. В предыдущей главе мы указывали, что среди генералов бундесвера много таких, кто в вермахте специализировался на самых безнадежных операциях. Ферч — образец такого типа генерала. Именно на нем, как на начальнике штаба группы армий «Курляндия», лежит значительная часть ответственности за то, что в «курляндском котле» бессмысленно гибли немецкие солдаты и офицеры. Уже в период отхода он проявил себя как сторонник жесточайшей расправы со всеми «неустойчивыми». В журнал боевых действий группы армий «Север» занесены сообщения о том, что по предложению Ферча были созданы заградительные отряды, которые вели огонь по отступавшим собственным частям.
О поведении Ферча в «котле» можно судить по рассказу генерала Хелинга, командовавшего тогда одной из дивизий, входивших в Курляндскую группу. Он знал Ферча (в то время [466] начальника штаба этой группы) и характеризует его как человека, слепо преданного Гитлеру. Хелинг сообщил, что командование группы армий (в том числе Ферч) скрыло от войск советское предложение капитулировать. Это повлекло бессмысленную гибель немецких солдат. Хелинг, например, узнал о советском предложении только в плену. Хелинг рассказывал, что в марте 1945 г. он, будучи командиром 126-й пехотной дивизии, получил из штаба корпуса приказ провести атаку силами одного полка. Атака должна была начаться на рассвете и была явно бессмысленной и безнадежной. Хелинг заявил, что не возьмет на себя ответственности погубить полк. Из корпуса пришел приказ: «Ответственность несет Ферч!» Полк погнали в атаку, он был разбит и практически уничтожен{745}.
Для того чтобы завершить портрет Ферча, добавим лишь несколько штрихов. В советском лагере для военнопленных он держался подчеркнуто вызывающе. Когда же в лагерь прибыл фельдмаршал Франц Шернер, тот самый «кровавый Франц», который по последней воле Гитлера должен был стать новым главнокомандующим сухопутными силами, он стал ближайшим другом Ферча. Оба они разрабатывали план формирования новых войск и план новой организации высшего командования. Однако Шернер считал, что ему придется остаться в тени{746}, — активную роль он предназначил Ферчу. Итак, перед нами линия: Гитлер назначил своим преемником на посту командующего сухопутными войсками Шернера, Шернер избрал своим преемником Ферча. И в 1961 г. это назначение «воленс ноленс» подтвердило правительство Федеративной Республики Германии.
Придя к управлению бундесвером, Ферч стал формировать его верхушку по своему образу и подобию. Некоторые «ветераны» бундесвера к этому времени уже ушли; инспектор сухопутных войск Реттигер умер, его преемником стал генерал Цербель — бывший начальник управления боевой подготовки ОКХ. По старости ушли некоторые другие генералы. Но кто сменил их в «эру Ферча»?
Если заглянуть в послужные списки генералов бундесвера 1960–1963 гг., то едва ли они существенно отличаются от того, что было в первые годы существования бундесвера. Вот соответствующие данные:
Деятели бундесвера |
Основные этапы карьеры в годы войны (1941-1945) |
| Инспектор авиадесантных войск Берн фон Бер | 1943 г. - начальник штаба 16-й танковой дивизии, разбитой на Волге 1944 г. - начальник штаба авиадесантного корпуса "Герман Геринг", ведшего безуспешные бои в Польше и в Восточной Пруссии. |
| Инспектор артиллерии Курт Гизер | 1941-1942 гг. - командир артдивизиона на Волте и под Ростовом 1944 г. - командир артполка иод Уманью и в "котле" под Барановом. |
| Инспектор инженерных войск Карл Герцог | Начальник саперного полка дивизии "Великая Германия" в период поражения под Курском, начальник штурмовой саперной бригады. Советским военным трибуналом был ocужден на 25 лет тюрьмы за военные преступления. |
| Инспектор в штабе сухопутных войск Оскар Мунцель | 1941-1943 - командир 6-го танкового полка (Москва, Кавказ) 1944 г. - командир 14-й танковой дивизии, неоднократно битой в "курляндском котле" 1945 г. - командир корпусной группы, отступавшей из Померании. |
| Заместитель начальника оперативного отдела Центральной группы войск НАТО Фридрих Берендсен | Начальник оперативного отдела штаба 8-й танковой дивизии под Ленинградом, начальник штаба 49-го танкового корпуса. |
| Руководитель западногерманского представительства при штабе вооруженных сил НАТО Петер фон Бутлер | 1943 г. - начальник штаба 14-й танковой дивизии. |
| Командующий 1-м корпусом Генрих Треттнер | Генерал авиадесантных войск. |
| Заместитель командующего объединенным датско-западногерманским командованием Петер фон дер Гребен | 1943-1944 гг. - начальник оперативного отдела 2-й армии и группы армий "Центр", ведшей безуспешные бои, а затем разгромленной в Белоруссии. |
| Заместитель начальника штаба войск НАТО в Европе Буркхарт Мюллер-Гиллебрандт | 1941-1942 гг. - адъютант начальника генштаба Франца Гальдера, начальник орготдела генштаба 1943-1944 гг. - командир мотополка, начальник штабов 46-го танкового кориуса и 3-й танковой армии. |
| Деятели бундесвера | Основные этапы карьеры в годы войны (1941-1945) |
| Офицер в штабе НАТО в Париже Курт Шпитцер | 1941-1944 гг. - начальник оперативного отдела штаба 268-й пехотной дивизии, 33-й пехотной дивизии, начальник штаба 26-го армейского корпуса под Ленинградом. |
| Командующий 2-м корпусом Христиан Мюллер | 1942-1943 гг. - начальник оперативного отдела 4-й танковой армии, часть которой попала в окружение на Волге; руководил провалившимся прорывом к кольцу. Затем начальник штаба этой армии. |
| Командующий 3-м корпусом Генрих Гедке | 1944 г. - начальник штаба 24-го армейского корпуса, штаба 1-ю армейского корпуса, попавшего в окружение под Корсунь-Шевченков-ским 1945 г. - начальник штаба 6-й армии, разбитой наголову в Румынии. |
| Заместитель командующего 2-м корпусом Иоганн Бухнер | Командир 138-ю горнострелкового полка, разбитого на Кавказе. |
| Начальник войскового управления в штабе сухопутных войск Гельмут Медер | 1942-1944 гг. - командир полка, начальник войсковой школы группы армий "Норд" под Ленинградом, командир так называемых литовских частей, командир 7-й танковой дивизии и дивизии "Великая Германия"; попал в советский плен. |
| Командующий 5-м округом Гельмут Рейнхардт | 1941-1943 гг. - офицер OKВ, начальник штаба 8-й армии на Украине |
| Командующий 2-м округом Иоахим Шватло-Гестердинг | 1941 г. - референт по вопросам пропаганды в OKВ 1942 г. - начальник оперативного отдела в штабе 68-й пехотной дивизии и 17-й армии, командир 253-й пехотной дивизии, взятой в плен советскими войсками; военный преступник. |
| Командующий 6-м округом Фридрих Убельхак | 1941 г. - адъютант фельдмаршала Клюге в период поражения под Москвой. |
| Командир 2-й пехотной дивизии Оттомар Ганзен | Командир мотополка, затем адъютант командующего группой армий "Норд" и "Курляндия" под Ленинградом, командир 121-й пехотной дивизии, плененной советскими войсками в полном составе. |
| Деятели бундесвера | Основные этапы карьеры в годы войны (1941-1945) |
| Командир 5-й танковой дивизии Гюнтер Папе | 1941-1942гг. - офицер 3-й танковой дивизии 1944 г. - командир дивизии "Фельхернхалле" |
| Командир 7-й пехотной дивизии Вилли Мантей | Начальник штаба 6-го армейского корпуса в период отступления. |
| Командир 10-й пехотной дивизии граф Иоганн-Адольф фон Кильмансегг | Офицер танковых войск, затем в оперативном управлении генштаба. |
| Командир 11-й пехотной дивизии Корд фон Хобе | 1941 -1942 гг. - начальник оперативного отдела штаба 4-й армии под Москвой, начальник оперотдела дивизии "Великая Германия". |
| Бригадный генерал Вильфрид Риттер унд Эдлер фон Розенталь | 1941 г. - начальник оперативною отдела 9-го армейскою корпуса под Москвой 1942-1944 гг. - начальник оперативного отдела 225-й пехотной дивизии, окруженной под Деменском и разбитой на Волховском-фронте 1944 г. - начштаба 10-го армейского корпуса под Псковом. |
| Бригадный генерал Вильгельм Виллемер | 1944 г. - начальник оперативного отдела штаба группы армий "Северная Украина" в период ее разгрома. |
| Командир академии внутренней организации Ульрих де Мезьер | Офицер ОКХ и ОКВ. |
Соединив данные этой и предыдущей таблиц, можно составить вполне определенное представление о тех, кому было вручено командование бундесвером. Разумеется, это «опытные» генералы, но их опыт занесен на страницы истории кровью сотен тысяч немецких солдат, проливших ее на полях бесславных сражений Восточного фронта. На этих страницах мы читаем: поражение под Москвой... окружение на Волге... разгром под Ленинградом... котел под Корсунь-Шевчепковским... крах на Украине... «курляндский котел»... Не хватит ли? Очевидно, для тех, кто формирует облик бундесвера, этого было недостаточно. Иначе они не стали бы надевать погоны на плечи военных преступников, осужденных советскими трибуналами.
Читая послужные списки генералов бундесвера, можно заметить, что среди них большое количество офицеров генштаба, [470] занимавших в годы войны различные штабные должности (начальники оперативных отделов, начальники штабов), а также офицеров ставки (ОКХ и ОКВ). Это явление вполне закономерно для бундесвера, ищущего свою опору в оперативных планах и методах вермахта. Не говоря уже о Хойзингере или Шпейделе, такие генералы бундесвера, как Цербель, Шнец, Мюллер-Гиллебрандт, Убельхак, Рейнхард, тянули прямую ниточку из ОКХ в оперативный штаб бундесвера.
Не менее характерна и другая особенность: среди генералов бундесвера вырисовывалась значительная группа генералов и офицеров вермахта, которые были связаны с пресловутым курсом Гитлера на «войну любой ценой». Этот курс стоил жизни бесчисленному множеству немецких солдат. Как известно, Гитлер ни за что не хотел слышать слово «отступление» и требовал держаться даже там, где это было бессмысленно. Так возникали гигантские «котлы» в Прибалтике, Восточной Пруссии и «котлы» поменьше в других районах. Именно офицеры и генералы из этих «котлов» обильно представлены в бундесвере, среди них:
генерал Ферч — начальник штаба группы армий «Курляндия» (генерал Рейхельт, « « « « «Нарва» (1944–1945гг.) генерал Герман « « 16 армии («Курляндия») генерал фон Эйнем « « группы армий «Нарва» (1944 г.) 1енерал Гедке « « 11-го корпуса («котел» под Корсунь-Шевченковским);
генерал Ганзен — адъютант командующего группой «Нарва» и «Курляндия» генерал Медер — был пленен в «курляндском котле».
Конечно, можно понять желание руководства бундесвера запастись специалистами по «котлам», в которые рассчитывают попадать части бундесвера; против этого трудно возразить. Но эта сомнительная предусмотрительность имела и другую, опасную сторону: во главе бундесвера оказывались люди, которые солидаризировались с самыми бессмысленными, самыми авантюристическими методами и были одержимы маниакальными идеями реванша.
Весной 1964 г. автор книги снова побывал в Бонне. Проезжая по городу, он не узнавал многого в этом провинциальном городке, ставшем столицей Федеративной Республики: почти на каждой улице появились новые здания. Но это отнюдь не были жилые дома; совсем нет. Все это были министерства, [471] различные федеральные ведомства, боннские филиалы крупнейших концернов. Когда же я попал в район знаменитой казармы Эрмелькейль, где с «эпохи Бланка» находилось военное министерство, мне сказали:
— Генералам здесь уже тесно, они переезжают в новый комплекс зданий — в наш федеральный «Пентабонн», на холме Хардтхоэ...
1964 год для бундесвера ознаменовался не только переездом в «Пентабонн», но некоторыми другими нововведениями. В апреле состоялся «торжественный акт»: на пенсию ушла большая группа генералов, в их числе Хойзингер, Шпейдель, Ферч, Шватло-Гестердинг. Нет, они не исчезли со сцены — все они перешли на положение «военных советников», и, как писал известный военный публицист Адельберт Вейнштейн, «Федеративная Республика будет и впредь действовать в духе генерала Хойзингера»{747}. Но почему же все-таки состоялась эта смена «вахты на Рейне»? Здесь сыграли свою роль многие факторы.
Пожалуй, самым важным из них было воздействие мировых демократических сил. Как ни отгораживался Бонн от тех разоблачений, которые прогремели на весь мир, как ни старались в рейнской столице делать вид, что ничего не замечают, это не спасло даже ведомство Штрауса. Разоблачения, произведенные властями ГДР и советскими компетентными органами, пригвоздили Ферча, Шпейделя, Каммхубера, Хойзингера к позорному столбу: с ними пришлось расстаться...
Но были и другие соображения; они были связаны с некоторыми заботами и тревогами хозяев бундесвера. Дело в том, что, связав себя невидимыми узами с вермахтом, боннские политики волей-неволей превратили бундесвер в «армию стариков», или, как это более осторожно определили в Бонне, в «стареющую армию». Специальные исследования, предпринятые в 1962–1963 гг., нарисовали следующую неутешительную картину:
Средний возраст офицеров и генералов{748}
| Бундесвер (1963 г.) | НАТО{749} |
| Капитаны - 38 | |
| Майоры - 44 | 28-32 |
| Подполковники - 49,5 | 32-35 |
| Полковники - 52 | 36-40 |
| Генералы - 60 | 40-50 |
Опубликовав эти цифры, журнал «Шпигель» писал о том, что командованию бундесвера эти цифры доставляют немало забот, и там поставили себе задачу до 1972 г. «омолодить» бундесвер. Такова была одна из важных причин решительных перемен в верхушке бундесвера. Как бы случайно эти перемены совпали с приходом Эрхарда на пост канцлера, сменившего 87-летнего Конрада Аденауэра. Пришлось уйти и Фридриху Ферчу, он уступил свой пост генералу Генриху Треттнеру.
...Когда в 1926 г. фельдмаршал Гинденбург уволил в отставку командующего рейхсвером генерала фон Секта, то один из членов правительства сказал:
— Наконец-то придет кто-нибудь из новых! На это ему командующий Берлинским военным округом ответил:
— У нас приходят только из тех же самых!
Генрих Треттнер — «из тех же самых». Его имя уже попадалось на страницах книги. Снова и снова приходится производить операцию запуска «исторической кинопленки» в обратном направлении для того, чтобы на экране сегодняшнего дня мог возникнуть подлинный образ тех людей, которых призывают в Бонне к кормилу военного правления. Итак, возьмем из хранилища старые киноролики и начнем их просматривать.
...Ролик под названием «рейхсвер». В нем есть такие кадры: в апреле 1925 г. в 18-м кавалерийском полку близ Штутгарта появился доброволец, по имени Генрих Треттнер, год рождения 1907-й, сын кадрового офицера кайзеровской армии. Треттнер начал с кавалерии, но уже в 1932 г. перешел в нелегальную тогда военную авиацию. Когда же она легализовалась, Треттнер стал офицером люфтваффе...
Ролик «Герника». Так именовался испанский город, павший жертвой немецких и итальянских авиапалачей 26 апреля 1937 г. Мы не раз видели на экранах кадры чудовищного преступления, в ходе которого было убито 1654 и ранено 889 мирных жителей этого города. Но когда мы смотрели эти кадры, то не знали, что в одном из самолетов 88-й бомбардировочной группы сидел командир звена обер-лейтенант Треттнер...
Ролик «Роттердам». Он относится к периоду второй мировой войны. На нем мы видим историю гибели другого города. Это была не маленькая Герника, а большой голландский город Роттердам. Его постигла тяжелая участь: в мае 1940 г. на него были направлены удары вермахта и одновременно «с неба свалился» немецкий авиадесант. Голландские войска оказались в безвыходном положении, и их командующий генерал Винкельман начал переговоры о капитуляции. Переговоры шли, но [473] внезапно, вопреки всем нормам человеческого поведения на город обрушились удары немецких бомбардировщиков.
Кто же был виновником этого варварского акта? В Нюрнберге этого установить не удалось, хотя Геринг и признал сам факт бомбежки. Но историки ГДР проникли в тайну гибели Роттердама, и результаты их исследований огласил Альберт Норден на пресс-конференции в Берлине 27 февраля 1964 г. Оказалось, что авиадесант, который был сброшен на Роттердам, был осуществлен 7-й авиадивизией. Именно эта группа установила радиосвязь с командиром дивизии Штудентом и подала радиосигнал к бомбардировке. Кто же руководил этой группой? 26 мая 1940 г. «Фелькишер беобахтер» опубликовала сообщение о награждении «Рыцарским крестом» в связи со взятием Роттердама одного майора генштаба, который «образцово подготовил войска и лично участвовал в выброске, обеспечил войска оперативными данными и установил радиосвязь». Называлось и имя майора — Генрих Треттнер{750}.
Ролик «Вторая мировая война». В нем есть много кадров, запечатлевших деятельность Треттнера. В 1940 г. он принимал участие в разработке планов «Зеелеве» (его дивизия должна была высадиться в районе Фолкстон); затем перешел от теории к практике в качестве начальника штаба 9-го авиакорпуса на Крите и в той же функции на советско-германском фронте (в 1942 г. под Смоленском). С конца 1943 г. Треттнер командовал 4-й авиадесантной дивизией в Италии. В этом качестве он руководил карательными операциями против итальянских партизан (в октябре 1944 г.) в районах Флоренции и Болоньи. Он даже успел стать генерал-лейтенантом (1 апреля 1945 г.!).
Наконец, ролик под названием «Бонн, бундесвер». Генрих Треттнер вышел из плена в 1948 г. и избрал путь несколько неожиданный для кадрового военного: он поступил на службу в католический епископат в Кельне, а затем стал коммивояжером в фирме «Фаупель», владелец которой был сослуживцем Треттнера по Испании. Треттнер оказался предусмотрительным: одновременно он установил связь с генералом Гальдером, с «Обществом военных наук», закончил филологические курсы в Париже и провел пару лет в Боннском университете. Не удивительно, что «ведомство Бланка» сразу предложило столь усердному и хорошо подготовленному экс-генералу генеральский патент бундесвера. [474]
Облачившись в новую форму, Треттнер прослужил более двух лет в НАТО, затем командовал корпусом (1960–1963гг.). Но в его карьере сыграли роль не только военные качества. Как свидетельствовала 6 декабря 1963 г. «Зюддейче цейтунг», «Треттнер имеет репутацию человека, строго ориентирующегося на ХДС». А «Франкфуртер альгемейне» назвала его «политическим генералом»{751}.
Приход Треттнера сопровождался некоторыми перестановками в высшем командовании: военно-воздушными силами стал командовать генерал Паницки, флотом — адмирал Ценкер{752}; инспектор сухопутных войск Цербель также собрался в отставку, дабы уступить место нашему давнему знакомому Ульриху де Мезьеру; пост Шпейделя в НАТО получил граф Кильмансегг. Все эти имена не новы для бундесвера, они встречались в наших списках. Это была именно такая перестановка слагаемых, от которой общая сумма не изменяется.
По замыслу Бонна Треттнер должен быть «политическим генералом». Но политика, которую последовательно проводили все генеральные инспекторы бундесвера от Хойзингера до Треттнера, оказывалась всего-навсего слепком с той линии, которую вели монополии Рура и Рейна, поставившие себе целью восстановление мировых позиций германского империализма. Во имя этой цели руководство бундесвера пошло на теснейшую связь с вермахтом, в чем и коренится немало секретов нынешней западногерманской военной политики. Именно здесь надо искать ключ к откровенному реваншизму бундесвера, к маниакальному желанию «переиграть» результаты войны. Наследуя от вермахта высший командный состав, бундесвер как бы впитывает в себя бациллы реванша.
Но у истории своя логика, которая не подчиняется планам гитлеровских генералов, даже если они служат в бундесвере. Преемственность, существующая между бундесвером и вермахтом, означает не только преемственность планов; она несет с собой бремя коренных ошибок и просчетов, свойственных стратегам германского империализма. Преклоняясь перед идолом вермахта, руководители боннского государства не замечают, что идол этот давно повержен.