Статьи из периодики и сборников по тематике раздела.
Чтобы почитать статьи на другие темы, надо перейти в общий раздел Статьи.
Милость к падшим:
советские репрессии против нацистских пособников
// Великая оболганная война-2. Нам не за что каяться!— М.: Яуза, Эксмо, 2008.

Еще во время «холодной войны» на Западе вдруг стали расценивать советские репрессии против сотрудничавших с немецкими оккупантами коллаборационистов как очередное преступление тоталитарного коммунистического режима. Подобное обвинение выглядело, правду сказать, совершенно диким: что, в конце концов, был должен делать Кремль с нацистскими пособниками? Выдавать им повышенную пенсию и билеты в санаторий?

Однако в пропагандистской войне против Советского Союза каждое лыко было в строку. В 1978 году в Великобритании вышла книга Николая Толстого «Жертвы Ялты», в которой преступлением была названа выдача Советскому Союзу казаков 15-го кавалерийского корпуса СС. То, что эти казаки были военными преступниками, участвовавшими в карательных операциях на территории СССР и на Балканах, автора, естественно, не волновало. Не волновало это и Александра Солженицына, который в своем «Архипелаге ГУЛАГ» посвятил «жертвам» насильственной репатриации целую главу под названием «Та весна». Да и в других главах «Архипелага» немало говорилось о нацистских пособниках как о жертвах тоталитарного режима.

Подобная пропаганда имела на Западе большой успех. Дело дошло до того, что в июле 1978 года в Великобритании был организован фонд для возведения в Лондоне мемориала «жертвам Ялты» — в том числе и нацистским пособникам. [99]

В Советском Союзе рассказы о невинных «жертвах Ялты», конечно же, оказались на порядок менее действенными. Невинными жертвами «власовцев» и военнослужащих всевозможных батальонов «вспомогательной полиции» у нас может назвать лишь совсем уж невменяемый маргинал, помешавшийся на антисоветизме. В нашей стране еще помнят — плохо, но помнят — те неисчислимые ужасы, которые принесла советскому народу нацистская оккупация. Бесчисленные лагеря, расстрельные рвы, сожженные вместе с жителями деревни, — во всех этих нацистских преступлениях есть вклад местных предателей, и вклад немалый.

Однако для советской, а затем для российской публики был подготовлен иной аргумент, обосновывавший «преступность» советских репрессий против коллаборационистов.

«Главные преступники, конечно, не сидели на месте в ожидании наших трибуналов и виселиц, — писал все тот же Солженицын. — Они спешили на Запад, как могли, и многие ушли. Карающее же наше следствие добирало до заданных цифр за счет ягнят (тут доносы соседей помогли очень): у того почему-то на квартире стояли немцы — за что полюбили его? а этот на своих дровнях возил немцам сено — прямое сотрудничество с врагом»134.

Этот тезис нашел свое дальнейшее развитие в перестроечные годы и к нашему времени обрел статус «общеизвестной истины».

«Десятки миллионов наших сограждан, два-три года прожившие в жутких, нечеловеческих условиях германского гнета, после освобождения попали из огня да в полымя, — пишет, например историк Борис Соколов. — Многие из них, обвиненные [100] в коллаборационизме, отправились в спецпоселения и лагеря...»135

Пропагандистская война против нашей истории не закончилась с распадом Советского Союза; она продолжается и по сей день, становясь все более и более активной. В прибалтийских республиках войска Красной Армии уже давно называют не освободителями, а оккупантами; кое-кому хочется, чтобы подобное произошло и в нашей стране. Именно этому готовят почву рассказы о «необоснованности» и массовости репрессий против коллаборационистов, о том, что жертвами этих репрессий становились не столько коллаборационисты, сколько невинные жители оккупированных областей.

Однако на самом деле подобные рассказы совершенно не соответствуют действительности и основаны исключительно на слухах и домыслах. Слухи же выглядят убедительно лишь до тех пор, пока не становятся доступными архивные источники.

Те, кто во время «холодной войны» инициировал пропагандистскую войну против советской истории, надеялись, что открытия архивов в нашей стране не произойдет никогда. Однако эти надежды не сбылись. Сегодня мы располагаем достаточными архивными материалами, чтобы разоблачить пропагандистский навет, разобраться, где ложь, а где правда.

1. Базовые принципы

Прежде всего, обратимся к официальным документам, которыми регламентировалась репрессивная деятельность органов НКВД против коллаборационистов.

Первым из этих документов стал изданный вскоре [101] после начала победного контрнаступления под Москвой приказ НКВД СССР № 001683 от 12 декабря 1941 года «Об оперативно-чекистском обслуживании местностей, освобожденных от войск противника». Согласно этому приказу в круг обязанностей создаваемых в освобожденных районах территориальных управлений НКВД входило

«через агентов, осведомителей и партизан, а также честных советских граждан установить и арестовать предателей, изменников и провокаторов, как состоявших на службе немецких оккупационных властей, так и способствовавших им в проведении антисоветских мероприятий и преследовании партийно-советского актива и честных советских граждан... Выявляемых лиц, причастных к антисоветской работе, немедленно арестовывать и предавать суду»136.

16 декабря этот приказ был уточнен в директиве НКВД УССР № 33881/св.

«Основными задачами городских и районных аппаратов НКВД на освобожденной от противника территории являются:
1. Немедленное принятие необходимых мер, обеспечивающих революционный порядок и нормальную работу партийных, советских и общественных организаций и учреждений.
2. Выявление и изъятие всех лиц, работавших в административных органах, созданных немцами (самоуправления, старосты, полиция и т.д.).
3. Выявление и изъятие среди местного населения вражеских пособников, оказывавших какую бы то ни было помощь и содействие оккупантам и их ставленникам в чинимых зверствах и т.п. [102]
4. Наряду с использованием оставленной нами агентуры и советского актива для выявления всех враждебных элементов из числа местных жителей иметь в виду возможность оставления немцами на нелегальном положении своей агентуры из оуновцев-западников, украинских националистов других районов УССР и прочих антисоветских лиц (церковников, сектантов и др.).
В городах и при каждом сельском населенном пункте выявлять не проживавших до момента оккупации лиц. Таких людей подвергнуть самой тщательной проверке...
5. Через агентуру и советский актив выявить всех лиц, дезертировавших из Красной Армии, после проверки и установления факта дезертирства проводить аресты...
6. В процессе оперативной работы по выявлению насаженной агентуры немецкой разведки учесть и всесторонне разработать всех лиц, близко общавшихся с гестаповцами, полицией и немецким офицерством»137.

Таким образом, арестам в освобожденных областях подлежали только сотрудники организованных немцами административных органов, полицейских формирований и лица, принимавшие участие в совершаемых нацистами преступлениях. (Следует помнить, что эти две категории в значительной мере пересекались.) Кроме того, аресту подлежали дезертиры и «враждебные элементы из числа местных жителей». Последняя формулировка была недостаточно четкой, в результате сотрудники органов НКВД на освобожденной территории не могли разобраться, следует ли арестовывать [103] как «враждебный элемент», например, женщин, добровольно пошедших на работу в немецкие бордели.

Этот вопрос, в частности, после освобождения в январе 1942 года Керчи встал перед лейтенантом госбезопасности Б. Г. Великовским. «Ну ладно, — сказал он. — Вот бургомистр Грузинов, отпетая сволочь. Или начальник полиции — все понятно! Но вот вы мне объясните, товарищ. Здесь немцы две недели назад, к Новому году, открыли откровенную вербовку в публичный дом. Просто предложили добровольно туда записываться. Так вот здесь у меня документы из магистратуры есть. Оказались такие женщины, которые подали туда заявления. Ну, что с ними теперь делать? Публичный дом немцы не успели открыть — мы помешали. А заявления у меня. Ну, что теперь делать, с этими бабами? Откуда они взялись? Пострелять их за это нельзя, не за что, а посадить... Ну, допустим, посадишь, а что потом с ними делать?»138

Это был лишь один из множества вопросов, возникавших в связи с излишне расплывчатой формулировкой приказа НКВД СССР № 001683. Для того чтобы снять подобные вопросы, 18 февраля 1942 года было издано указание НКВД СССР, в котором было подробно расписано, с какими конкретно категориями жителей освобожденных районов следует работать органам внутренних дел.

«Следствием по делам арестованных ставленников немцев, опросами агентуры, заявителей и местных жителей устанавливать и брать на учет:
а) личный состав разведывательных, контрразведывательных, полицейских и административных немецких органов, действовавших на временно захваченной [104] противником территории с указанием установочных данных и примет каждого лица;
б) владельцев и жильцов домов, в которых размещались упомянутые выше органы и проживали их официальные сотрудники или разведчики, а также обслуживающий их персонал;
в) агентуру германской военной разведки, гестапо и тайной полевой полиции, оставленную в данном городе-районе или переброшенную ранее немцами в наш тыл: резидентов, агентов-разведчиков, диверсантов, террористов, радистов, связников, содержателей явочных квартир, проводников и переправщиков;
г) членов магистратов, местных самоуправлений, старост, служащих полиции и других административных немецких органов;
д) изменников Родины, предателей, провокаторов и немецких пособников, оказывавших содействие оккупантам в проведении различного рода мероприятий (выявление коммунистов, партизан, военнослужащих Красной Армии, изъятие у населения продовольствия, фуража, скота, теплой одежды и др.);
е) участников контрреволюционных белогвардейских и националистических формирований, созданных немцами;
ж) участников созданных немцами банд, которые использовались для охраны населенных пунктов, выполнения карательных и реквизиционных функций, выявления и задержания партизан и военнослужащих Красной Армии, бежавших из плена и вышедших из окружения, а также для бандитских налетов в нашем тылу;
з) содержателей радиостанций, складов продовольствия и боеприпасов, оставленных немцами в нашем тылу для своей агентуры и бандитских групп; [105]
и) членов и кандидатов ВКП(б) и ВЛКСМ, прошедших регистрацию у немцев;
к) женщин, вышедших замуж за офицеров, солдат и чиновников германской армии;
л) содержателей притонов и домов терпимости;
м) всех без исключения лиц, служивших в созданных немцами учреждениях и предприятиях, вне зависимости от рода обязанностей (исключая насильно мобилизованный контингент), а также всех лиц, добровольно оказывавших услуги немцам, какой бы характер эти услуги ни носили;
н) лиц, добровольно ушедших с немцами, членов их семей, связи, оставшиеся на нашей территории.
Все, перечисленные в пунктах «а», «в», «г», «д», «е», «ж», «з», «л», подлежат немедленному аресту.
Мелких служащих созданных немцами учреждений и организаций (истопников, уборщиц, сторожей, рядовых канцелярских служащих) арестовывать лишь при наличии материалов о предательской работе с их стороны при немцах.
Остальных подлежащих учету лиц обеспечить агентурным наблюдением»139.

Приказ НКВД СССР № 001683, дополненный указаниями от 18 февраля 1942 года, определил основные принципы репрессий на освобожденных территориях. Жители территорий, побывавших под оккупацией, разумеется, не репрессировались. Аресту и впоследствии суду подвергались все сотрудники административных органов и созданных оккупантами вооруженных формирований; граждане, чье сотрудничество с оккупантами было незначительным, брались под наблюдение, однако не репрессировались. Как видим, заявление Солженицына о том, что аресту подвергались за [106] поставку немцам телеги сена, является целиком и полностью ложным — равно как и рассказы многих его последователей.

Отчеты о деятельности органов НКВД на освобожденной территории свидетельствуют, что никаких массовых репрессий по отношению к жителям освобожденных районов не проводилось. Арестовывались только те, кто совершил измену Родине, — и только в том случае, если эту измену можно было доказать.

Вот докладная начальника УНКВД по Москве и Московской области об итогах работы в Можайске от 28 февраля 1942 г.:

«Оперативной группой за период с 20 января по 20 февраля 1942 г. арестовано 258 человек, в том числе:
а) агентов немецкой разведки — 21 человек;
б) провокаторов и предателей — 17 человек;
в) работников полиции — 11 человек;
г) сотрудников немецких административных органов (член городской управы, старосты и т.п.) — 91 человек;
д) дезертиров — 8 человек;
е) лиц, проводивших антисоветскую агитацию в период немецкой оккупации, — 13 человек;
ж) прочего антисоветского и уголовного элемента — 97 человек.
... Среди явных пособников немецких властей, арестованных УНКВД МО, — семь руководящих работников городской управы, весь штат полиции во главе с ее начальником Троицким и группа служащих электростанции, выдавших немцам спрятанное оборудование и восстановивших электрохозяйство»140.

Как видим, за месяц было арестовано чуть более двух с половиной сотен человек. На массовые репрессии, [107] мягко говоря, непохоже — не говоря уж о том, что необоснованными аресты агентов немецкой разведки, полицаев и членов городской управы не сможет назвать даже самый пристрастный человек.

Но, может быть, 258 человек — это очень много в процентном отношении к числу жителей Можайска и его окрестностей?

Конечно, нет. По данным на 1939 год, только в Можайске проживало около 12 тысяч человек141. За 1940–1941 гг. это число, вероятно, несколько выросло, за время войны — несколько уменьшилось. Однако в любом случае арестованные составили что-то около 2–4 процентов от общего числа населения Можайска и окрестностей.

Точными данными о числе репрессированных коллаборационистов за 1942 год мы, к сожалению, не обладаем. Однако это число явно невелико: за весь 1942 год судебными органами, Особым совещанием и особыми отделами НКВД было осуждено около 160 тысяч человек, заметная часть из которых — за уголовные преступления142.

2. Смена подхода

Принципы репрессий против коллаборационистов, сформулированные зимой 1941/42 года, нельзя назвать несправедливыми. Однако уже в 1943 году в советском руководстве подобный подход стали рассматривать как излишне жестокий.

К этому времени в Кремле успели досконально разобраться [108] в том, что представляет собой коллаборационизм на оккупированных нацистами территориях. В 1941 году измену Родине порою видели там, где ее и в помине не было; в 1943 году пришло понимание того, что в условиях жесточайшего оккупационного режима вступление в коллаборационистские формирования было зачастую лишь средством выживания как для советских военнопленных, так и для мирных жителей143.

Понимание этого факта произошло во многом благодаря массовым переходам на советскую сторону военнослужащих сформированных немцами коллаборационистских формирований. Документы свидетельствуют, что набранные из военнопленных солдаты всевозможных национальных «легионов» бежали от немцев весьма активно. Вот, например, донесение политуправления Черноморской группы Закавказского фронта от 8 января 1943 года:

«В ночь на 9 декабря 1942 года командир 3-й роты грузинского легиона послал трех легионеров с письмом к командиру 383 сд с заявлением о переходе на сторону Красной Армии. Он просил помочь перебежчикам во время перехода. Один легионер остался в штабе дивизии, а двое направились обратно с ответом начальника штаба 383 сд. 10 декабря Чичинадзе снова направил двух легионеров в штаб дивизии и прислал карту с обозначением места перехода. Легионеры намерены были перейти на сторону Красной Армии 14 декабря. Они ставили себе задачу перебить немцев и открыть фронт для наступления нашего подразделения, [109] но легионер Арбеладзе донес немецкому командованию о готовящемся переходе, поэтому Чичинадзе решил перейти с группой легионеров 11 декабря.
11 декабря в 5.00 после выпуска условных ракет легионеры начали переходить группами, и капитан Чичинадзе перевел группу в составе 22 легионеров, командир взвода Чхаидзе — 26 легионеров, остальные перешли линию фронта отдельными группам по 5–6 человек. Всего 11 декабря перешло 80 человек с вооружением и снаряжением. Через день перешло еще два легионера, через два дня еще двое грузин. Последние рассказали, что после перехода группы легионеров «Грузинский легион был немцами разоружен, снят с фронта и отведен в тыл в направлении Гунайка — Апшеронская...»
Некоторые перебежчики объясняли свое согласие записаться в легион тем, что они были вынуждены к этому, что иначе им грозила смерть. Другие исходили из того, что немцы сильны, что они все равно займут Кавказ и потому вступление в легион является для них единственной возможностью попасть в родной край. Некоторые из них полагали, что, сражаясь в рядах легионеров на стороне немцев, они в случае оккупации немцами территории Грузии будут пользоваться определенными привилегиями. Ряд легионеров высказывали антиколхозные, мелкособственнические настроения: они ненавидят колхозы и думают только о возможности иметь свое индивидуальное хозяйство. Кроме того, многих в легионе удерживает осознание того, что немецкая армия имеет успехи...
Можно считать, что подавляющее большинство легионеров загнано в легионы силой»144. [110]

Случай с Грузинским легионом не был уникальным. В начале сорок третьего Военный совет Юго-Западного фронта указывал:

«В прошедших боях против наших частей немцы, ощущающие громадные недостатки в людских ресурсах, а также с целью сохранения своих собственных остатков, бросили в бой охранные отряды и отдельные формирования из бывших русских военнопленных, казаков и предателей. Изучение этого вопроса показывает, что эти формирования в большинстве случаев созданы немцами путем запугивания и обмана. Некоторая устойчивость, проявленная в боях отдельными отрядами, как стало известно из показаний пленных, объясняется угрозами со стороны немцев и боязнью быть расстрелянными нами при захвате в плен.
Привожу несколько фактов.
1. В районе деревни Поповка Богучарского района майор Татаренко заслал пленного обратно в отряд. Последний вскоре привел на нашу сторону 130 человек.
2. В деревне Верлюдовка подполковник Лобанов заслал пленного обратно, который привел с собой 63 человека.
3. В бою в районе Каменевич, Богучарово после проведенной разведки против действовавшего отряда казаков атамана Журавлева и засылки двух пехотинцев 8.2.1943 г. на нашу сторону перешли 12 вооруженных казаков, а через пару дней был пленен и весь отряд.
Учитывая это, приказываю:
1. Военному и политоргану внимательно изучить этот вопрос, следить за появлением отдельных отрядов и принимать меры к их разложению и пленению.
2. Активнее практиковать засылку пленных в эти отряды с целью разъяснения отношения к ним и организации перехода. [111]
3. Отдельные отряды после проверки и изъятия из них организаторов и предателей испробовать в боях на наиболее трудных участках...»145

На оккупированной нацистами территории военнослужащие коллаборационистских формирований также уходили от немцев — в лес, к партизанам. Под Брянском в апреле сорок третьего рота добровольческого батальона «Припять» со всем вооружением ушла к партизанам; на следующий день немцы расстреляли оставшихся и разоружили полицию г. Мглина146. Под Полоцком на сторону партизан переходит 1-я Русская национальная бригада СС под командованием подполковника Гиль-Родионова: несколько тысяч солдат (разные историки дают цифры от двух до семи тысяч), 10 орудий, 23 миномета, 77 пулеметов. Соединение ушло в лес после того, как немецкое командование приказало сжечь крупное село и уничтожить все его население от мала до велика. Соединение Родионова получило название 1-й Антифашистской партизанской бригады и вскоре отличилось в боях против карателей147.

Одним из первых выводы сделал начальник Центрального штаба партизанского движения П. К. Пономаренко. В распоряжении от 9 июля 1943 года, направленном командирам партизанских соединений, Пономаренко указывал: [112]

«Установлено, что личный состав подразделений «власовцев» в своем большинстве прибывает из лагерей военнопленных. Политико-моральное состояние рядового состава неустойчивое, в части «власовцев» большинство завербовались из-за желания вырваться из голодных лагерей военнопленных. Учитывая это, гестапо насадило среди личного состава подразделений густую сеть своей агентуры, так, из опросов перебежчиков известно, что примерно на 10 человек гестапо вербует одного агента.
В частях за проступок одного солдата несет ответственность все подразделение. Установлением круговой поруки немцы связывают людей и достигают установления известной дисциплины. Поэтому подпольные организации и партизанские отряды не должны недооценивать этого вопроса и обязаны шире развертывать работу по засылке своей агентуры для разложения создаваемых немцами частей и отрядов изнутри с целью перехода их с оружием в руках на сторону партизан. Имеется много примеров перехода на сторону партизан крупных подразделений «власовцев», в том числе и командного состава.
«Власовцы» — это не политическое течение, а мероприятие, целиком инспирированное гитлеровцами, имеющее цель вызывать гражданскую войну на оккупированной территории Советского Союза. Эту затею фашистских захватчиков и их агентуры население оккупированных районов встретило организованным отпором; скрываясь от проводимых мобилизаций, население массами уходит в леса, в партизанские отряды.
Однако создаваемые немцами различные «добровольческие» формирования, вводимые на оккупированную территорию, усложняют обстановку в тылу и создают серьезную опасность для партизанского движения. [113]
Партизаны и партизанки, командиры, комиссары партизанских отрядов и бригад, секретари подпольных партийных комитетов, руководители партизанского движения должны видеть эту опасность и вести настойчиво и упорно работу по срыву замыслов немецких оккупантов — поставить местное население и военнопленных на службу гитлеровской военной машине»148.

Постепенно корректировалась и репрессивная деятельность органов НКВД на освобожденной территории. В начале 1943 года наступление советских войск под Сталинградом позволило освободить обширные территории Юга России. Солдаты наступавших частей Красной Армии своими глазами видели многочисленные свидетельства уничтожения нацистами военнопленных и мирных жителей; неудивительно, что они не испытывали добрых чувств к нацистским пособникам и расстреливали их при первой возможности. «В период наступления наших войск на Кубани особое внимание уделялось гражданам, сотрудничавшим с немецкой властью, — вспоминал впоследствии офицер Михаил Фролов. — При заходе в деревню я сразу же направлял разведгруппу по хатам, и они вылавливали всех полицаев и старосту. Задержанные без долгих разговоров ставились к стенке и расстреливались. Уловив суть происходящего, другие полицаи в период вступления в ст-цу передовых армейских частей прятались в отдаленных местах и лишь после прихода НКВД с повинной возвращались в деревню»149.

Следует признать, что линию поведения кубанские [114] коллаборационисты выбрали совершенно правильную. Сотрудники НКВД в отличие от фронтовиков нацистских пособников не расстреливали; в худшем случае их ждал арест и суд. Да и число арестов, как свидетельствуют документы, было сравнительно невелико. Вот данные НКВД СССР о результатах очистки освобожденных районов Юга России по состоянию на 18 марта 1943 года:

Агентов германской разведки и подозрительных по шпионажу Немецких пособников Дезертиров и бандитского элемента Прочего антисоветского элемента Всего
Сталинградская область 479 1423 78 470 2450
Воронежская область 218 2861 319 528 3926
Ростовская область 221 1807 121 655 2804
Ставропольский край 312 4652 252 5216
Краснодарский край 309 3011 1480 1200 6000
Украинская ССР 94 1591 21 64 1770
Орловская область 227 1449 2037 1131 4844
Калмыцкая АССР 28 243 16 25 312 [115]
Кабардино-Балкарская АССР 10 538 524 507 1579
Северо-Осетинская АССР 100 506 298 38 942
Итого: 1998 18081 5146 4618 29843

Как видим, общее число арестованных в областях с населением в несколько миллионов человек составило около 30 тысяч человек; назвать эти репрессии массовыми просто не поворачивается язык. Свидетельства очевидцев подтверждают данные документов: органами НКВД на свободе оставлялись многие мелкие коллаборационисты.

Вот опубликованные недавно воспоминания Елизаветы Егоровой о ситуации, сложившейся в поселке Горняцком близ Белой Калитвы после освобождения:

«В столовой люди были враги. Нам, рабочим и сталинградцам, давали свежую воду и бросят в нее 2–3 макаронки несоленые — выливай, да и только. Был как будто представитель из Москвы, а дело не двигалось с места. Так тянули это казачье еще месяц. Кому пойдешь жаловаться? А враги нарочно делали саботаж и смеялись нам в глаза. В шахткоме оставались все на местах, что и при гитлеровцах. Они не скрывали, что ссыпки <зерна> оставили немцы целыми для казаков, по указанию генерала Краснова, — это они говорили вслух при наших военных бойцах и офицерах, которые остались после передовых частей.
Нам обидно было: почему же они бездействуют, разнуздались, почувствовали свое родное и пошли трепаться по тем же молодицам, которые еще не остыли от немцев. Мы все видели. Пошли гулять, казачки торжествовали [116] и, не стесняясь, ляпали и драли глотки перед нами, сталинградцами: дескать, зачем приехали — убирайтесь вон — и редкие были улыбки со стороны сельчан. Все еще верховодили, белая сволочь.
...Казачье распоясалось, особенно на горняцкой гряде шахт, они возомнили себя хозяевами всей страны, как при царях, при Временном правительстве, да и сейчас горланили, что, если бы не их дедушка, как они выражались, генерал Краснов, нам бы подыхать с голоду; что они кормят всю кацапню, которых надо перевешать и порубать начисто. Это можно было слышать всюду, только выйди на улицу. Бежать и только бежать с Горняцкого»150.

Как видим, репрессии против коллаборационистов даже в начале 1943 года никак нельзя назвать широкомасштабными. Более того, начала проявляться разница между нормами приказа НКВД СССР № 001683, которым должны были руководствоваться чекисты в освобожденных районах, и действующей практикой. Порой дело доходило до того, что мелких коллаборационистов вместо того, чтобы арестовать и судить, направляли в части Красной Армии (разумеется, в штрафные подразделения)151.

Насколько можно понять, в течение 1943 года деятельность органов НКВД-НКГБ принимала все более дифференцированный характер. Агнцев от козлищ отделяли все тщательнее и успешнее. Вот докладная записка Управления контрразведки «Смерш» Центрального фронта от 15 августа 1943 года:

«На территории, освобожденной от немцев, было [117] задержано и подвергнуто проверке 1850 человек... В результате проведенных чекистских мероприятий отделами «Смерш» из числа задержанных разоблачено и подвергнуто аресту к-p шпионского элемента — 131 человек... которые по категориям распределяются:
шпионов — 12 чел.
диверсантов — 4 чел.
власовцев — 1 чел.
старост — 37 чел.
полицейских — 62 чел.
переводчиков — 2 чел.
предателей, служивших в немецкой армии, — 13 чел.
Всего: 131 чел.
После фильтрации всех задержанных 878 человек через командование призваны для прохождения службы в Красную Армию»152.

В приведенной выше докладной приводятся цифры арестованных примерно за полмесяца. А вот данные того же УКР «Смерш» Центрального фронта за весь август 1943 года:

«Из числа задержанных и профильтрованных лиц в августе месяце арестовано органами «Смерш» 165 изменников Родины, предателей и пособников. Кроме того, передано: органам НКГБ и НКВД — 561 человек и военной прокуратуре — 69 человек»153.

Учтем что «передано» — не значит «арестовано»; как видно из предыдущего документа, большинство задержанных успешно проходили проверку.

Несмотря на то что Красная Армия освобождала все новые и новые территории, число арестованных коллаборационистов росло явно непропорционально. Если на 18 марта 1943 года на освобожденных территориях [118] было арестовано около 20 тысяч немецких пособников, то к концу года таковых оказалось лишь 75 тысяч154. А ведь освобождены были огромные территории с несколькими десятками миллионов населения.

Изменение подхода к репрессиям против коллаборационистов было де-юро зафиксировано в сентябре 1943 года, когда в Кремле приняли решение, которое нам сегодняшним может показаться невероятным. С учетом вынужденности поступления на немецкую службу рядовым коллаборационистам было фактически даровано прощение. Сделано это было совместной директивой НКВД и НКГБ СССР № 494/94 от 11 сентября 1943 года. Поскольку этот документ, хранящийся в Центральном архиве ФСБ, был лишь недавно введен в научный оборот, приведем его полностью.

«Сов. секретно
НАРОДНЫМ КОМИССАРАМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗНЫХ И АВТОНОМНЫХ РЕСПУБЛИК
НАЧАЛЬНИКАМ УПРАВЛЕНИЙ НКВД КРАЕВ И ОБЛАСТЕЙ
НАРОДНЫМ КОМИССАРАМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СОЮЗНЫХ И АВТОНОМНЫХ РЕСПУБЛИК
НАЧАЛЬНИКАМ УПРАВЛЕНИЙ НКГБ КРАЕВ И ОБЛАСТЕЙ
НАЧАЛЬНИКАМ ТРАНСПОРТНЫХ И ВОДНЫХ ОТДЕЛОВ НКГБ
НАЧАЛЬНИКУ УПРАВЛЕНИЯ ВОЙСК НКВД ПО ОХРАНЕ ТЫЛА ДЕЙСТВУЮЩЕЙ КРАСНОЙ АРМИИ (по списку)
В дополнение к данным ранее указаниям о порядке производства арестов в районах, освобожденных от [119] немецко-фашистских захватчиков, полицейских, сельских старост и других ставленников и пособников оккупантов, предлагается руководствоваться следующим:
1. Из лиц, состоявших на службе в полиции, а также в «Народной страже», «Народной милиции», «Русской Освободительной Армии», «Национальных легионах» и других подобных организациях, созданных немецко-фашистскими захватчиками на оккупированной территории — впредь арестовывать:
а) руководящий и командный состав органов полиции и всех перечисленных организаций.
Лица, оказывавшие помощь партизанам, военнослужащим Красной Армии, находившимся в плену или в окружении противника, или помогавшие населению в саботаже мероприятий оккупационных властей — аресту не подлежат;
б) рядовых полицейских и рядовых участников перечисленных выше организаций, принимавших участие в карательных экспедициях против партизан и советских патриотов или проявлявших активность при выполнении возложенных на них оккупантами обязанностей;
в) бывших военнослужащих Красной Армии, перебежавших на сторону противника или добровольно сдавшихся в плен, изменивших Родине, а затем поступивших на службу в полицию, «Народную стражу», «Народную милицию», «РОА», «Национальные легионы» и другие подобные организации, созданные немецко-фашистскими захватчиками;
г) бургомистры и другие крупные чиновники созданного немцами административно-хозяйственного аппарата в городах, а также гласные и негласные сотрудники гестапо и других карательных и разведывательных [120] органов противника подлежат аресту в ранее установленном порядке.
2. Из сельских старост аресту подлежат те, в отношении которых будут установлены факты активного пособничества оккупантам: связь с карательными или разведывательными органами противника, выдача оккупантам советских патриотов, притеснение населения поборами и т.п.
3. Лиц призывного возраста, работавших при немцах в качестве сельских старост, рядовых полицейских, а также являвшихся рядовыми участниками «Народной стражи», «Народной милиции», «РОА», «Национальных легионов» и других подобных организаций, в том числе бывших военнослужащих Красной Армии, если в отношении их отсутствуют данные об изменнической и предательской работе, направлять в специальные лагеря НКВД для фильтрации в порядке, установленном для лиц, вышедших из окружения и находившихся в плену у немцев.
Лиц непризывного возраста этих же категорий немецко-фашистских пособников, не подлежащих аресту в соответствии с пунктами 1 и 2 настоящей директивы, органами H КГБ брать на учет и под наблюдение.
НАРОДНЫЙ КОМИССАР ВНУТРЕННИХ ДЕЛ СОЮЗА ССР Генеральный Комиссар Госбезопасности Л. БЕРИЯ
НАРОДНЫЙ КОМИССАР ГОСБЕЗОПАСНОСТИ СОЮЗА ССР Комиссар Госбезопасности 1-го ранга В. МЕРКУЛОВ
№ 494/94
11 октября 1943 года»155. [121]

Как видим, согласно директиве № 494/94, аресту органами НКВД-НКГБ подлежали далеко не все коллаборационисты. Арестовывались офицеры коллаборационистских формирований, те из рядовых, кто участвовал в карательных операциях против мирного населения, перебежчики из Красной Армии, бургомистры, крупные чиновники, агенты гестапо и абвера, а также те из сельских старост, кто сотрудничал с немецкой контрразведкой.

Всех прочих коллаборационистов призывного возраста направляли в проверочно-фильтрационные лагеря, где проверяли на тех же условиях, что и вышедших из окружения бойцов Красной Армии и военнопленных. Исследования современных российских историков свидетельствуют, что подавляющее большинство направленных в проверочно-фильтрационные лагеря, благополучно проходили проверку и впоследствии направлялись в армию или на работу в промышленность156. Коллаборационисты же непризывного возраста, согласно директиве от 11 сентября 1943 года, освобождались — хоть и оставаясь под наблюдением органов НКГБ.

Решение, принятое Кремлем по коллаборационистам, сегодня может показаться невероятным. Рядовые коллаборационисты, коль скоро они не были замешаны в преступлениях против мирных жителей, по своему статусу оказывались приравненными к вышедшим из окружения или освобожденным из плена красноармейцам! Однако парадоксальным это решение кажется лишь на первый взгляд — на самом деле директива [122] № 494/94 носила вполне обоснованный характер и исходила из вынужденного для многих коллаборационистов характера сотрудничества с нацистами.

Практический результат директивы не заставил себя долго ждать: переход военнослужащих коллаборационистских формирований на советскую сторону еще более активизировался.

Представление о масштабах этого явления позволяет сформировать отчет Ленинградского штаба партизанского движения:

«В сентябре 1943 г. агентурные работники и разведчики разложили более 10 вражеских гарнизонов, обеспечили переход к партизанам до 1000 человек, кроме того, в сентябре гестапо арестовало 300 человек, которых разложили наши агенты. В октябре агентурными работниками и разведчиками разложены гарнизоны в деревнях Полозово, Уза, Ашево, Самуйлиха, общей численностью — до 700 человек. Доставили в расположение партизанских бригад разложенных лиц в г. Порохов — более 600 военнопленных из солдат РОА.
Разведчики и агентурные работники 1-й партизанской бригады в ноябре 1943 г. разложили 6 вражеских гарнизонов в населенных пунктах Баторы, Локоть, Терентино, Полово и направили из них в партизанскую бригаду более 800 человек»157.

Хочется обратить внимание, что в данном отчете речь идет только о переходах коллаборационистов на сторону партизан Ленинградской области. А ведь переходили коллаборационисты и к белорусским партизанам, и к украинским...

Нацистам пришлось признать серьезность сложившегося [123] положения. В приказе ОКВ от 27 сентября 1943 года говорилось следующее:

«Случаи бегства, группового перехода на сторону противника, предательских нападений на свои оперативные пункты, выступления против начальников и т.д., происходящие в национальных восточных соединениях среди добровольцев, заставляют принимать строгие и неотложно действенные меры для подавления подобных явлений и наведения порядка в подразделениях, где они возникают.
Случаи открытого возмущения любого вида немедленно подавлять оружием и в корне пресекать... Части, в которых обнаруживается разложение и ненадежность, необходимо немедленно и безжалостно расформировывать, а личный состав направлять либо в штрафные лагеря для тяжелой работы, либо на работы в Германию, либо зачислять в другие надежные подразделения»158.

Приказ, впрочем, не возымел особого действия. Военнослужащие коллаборационистских формирований продолжали перебегать на советскую сторону во все возрастающих масштабах — благо, о победе нацистской Германии к концу 1943 года не приходилось даже мечтать. К сорок четвертому на советскую сторону стали переходить прибалтийские подразделения, бывшие до того самыми верными союзниками немцев. Конечно, карателям, запившим кровью всю оккупированную территорию, рассчитывать на пощаду не приходилось; однако мобилизованные прибалты в 1943–1944 годах отдавать свои жизни за германский рейх не желали.

«Эстонский глава правительства, генерал Данкерс, выразил полную поддержку в борьбе за свободу своей [124] родины. Правда, он не мог воспрепятствовать тому, что все больше эстонских солдат, в том числе целые подразделения полиции, стали перебегать к противнику», — иронизирует летописец группы армий «Север» Вернер Хаупт159. По его данным, только за один месяц из 4-го и 6-го эстонских пограничных полков на советскую сторону перешло 6 офицеров и 923 рядовых.

Не лучше обстояло дело и в Латвии. Здесь командование группы армий «Север» вместе с абвером задумало создать специальное подразделение для масштабных диверсионных действий в советском тылу. Командовать подразделением назначили латвийского генерала Курейльса, имевшего с абвером давние и прочные связи. Однако уже вскоре после создания подразделение расформировали. Причина оказалась тривиальной: среди изъявивших желание сражаться в советском тылу большинство добровольцев хотело лишь как можно быстрее оказаться на «той стороне». Немцы арестовали 595 офицеров и солдат, а генерала Курейльса отослали в рейх160.

В мае 1944 года немцам пришлось арестовать и разоружить всю литовскую полицию «ввиду ее абсолютной ненадежности». Гебитскомиссар белорусского города Новогрудок писал: «В дни эвакуации тыловая оборона полностью отказала. Большая часть сил с оружием в руках перешла на другую сторону. То же самое относится и к белорусским охранным подразделениям. Лишь небольшой процент вместе с немецкими полицейскими силами ушел на запад»161. [125]

Перебегали коллаборационисты на советскую сторону не зря; благодаря последовательному применению директивы № 494/94 им удавалось избежать наказания за сотрудничество с врагом. Документы свидетельствуют, что в 1944 году размах репрессий, проводившихся органами госбезопасности, существенно снизился. В предыдущем, 1943 году в целом по СССР было арестовано около 140 тысяч человек (в том числе 75 тысяч за сотрудничество с оккупантами), а осуждено без малого 100 тысяч. В 1944 году в целом по СССР органами НГКБ было арестовано чуть более 100 тысяч человек, 82,5 тысячи из которых было осуждено162. Несмотря на то что точное число репрессированных в 1944 году коллаборационистов остается неизвестным, мы с полным основанием можем утверждать, что число это было ниже, чем в 1943 году.

3. Проблема коллаборационистов-репатриантов

После Победы советское руководство столкнулось с новым аспектом проблемы коллаборационистов. На территории бывшего рейха находились миллионы советских граждан. Большинство из них были вывезены из СССР насильно: остарбайтеры, заключенные концлагерей, военнопленные. Но были и те, кто ушел с немецкими войсками добровольно, опасаясь возмездия за сотрудничество с врагом. Были и те, кто служил в созданных нацистами «национальных легионах», дивизиях ваффен-СС и РОА. Возникал вопрос: что с ними делать?

Насколько можно понять, было принято следующее [126] решение. Те из коллаборационистов, кто оказался в советской зоне оккупации, направлялись в проверочно-фильтрационные лагеря, где проверялись на предмет совершения военных преступлений. Документы свидетельствуют, что подавляющее большинство коллаборационистов эту проверку проходили успешно. Вот, например, результаты проверки лиц, состоявших на службе немцев, в Шахтинском проверочно-фильтрационном лагере за период с 1 января по 1 августа 1945 года:163

Прошло проверку В т.ч. благополучно %
Старост 93 86 92,5
Полицейских 466 430 92,3
Власовцев 7 5 71,4
Легионеров 286 284 99,3
Служивших в немецкой и других армиях противника 1184 963 81,3
Прочих, служивших в карательных и административных армиях противника 293 282 96,2
Итого 2-й группы 2329 2050 88,0

За следующие пять месяцев результаты проверки в Шахтинском ПФЛ еще более потрясающи:164 [127]

Прошло проверку В т.ч. благополучно %
Старост 21 20 95,2
Полицейских 111 108 97,3
Власовцев 1 1 100,0
Легионеров 3 3 100,0
Служивших в немецкой и других армиях противника 574 571 99,5
Прочих служивших в карательных и административных армиях противника 230 292 99,6
Итого 2-й группы 940 932 99,1

Таким образом, даже среди этих явных изменников Родины арестовывались немногие. Прошедшие проверку отправлялись, как правило, на работу в народное хозяйство165. При этом к месту жительства не отправлялся практически никто; в этом было принципиальное различие судьбы репатриированных из советской зоны оккупации коллаборационистов от судьбы коллаборационистов, оставшихся на освобожденной от нацистов советской территории.

Коллаборационисты, репатриированные из английской, американской и французской зон оккупации (те самые «жертвы Ялты», о которых в свое время рыдал Николай Толстой), были наказаны более сурово. Их судьба была определена постановлениями ГКО № 9871с от [128] 18 августа 1945 г., СНК СССР от 21 декабря 1945 г. и Совета Министров СССР от 29 марта 1946 г. Согласно этим постановлениям, из проверочно-фильтрационных лагерей эти люди были направлены на шестилетнее спецпоселение166. Иначе, как гуманным, это решение назвать нельзя. «Всем вам, сволочам, как изменникам Родины полагалось одно и только одно наказание — расстрел с конфискацией имущества, — разъясняли репатриированным коллаборационистам. — Однако в связи с победой над врагом Родина-мать проявляет к вам, гадам, большое снисхождение и, освобождая от «высшей меры», ограничивается переводом на спецпоселение сроком на шесть лет»167.

Всего в 1945 году органами госбезопасности за предательство и пособничество немецким оккупантам было арестовано 50 708 человек — еще меньше, чем в 1944 году168. Число направленных на спецпоселение коллаборационистов остается неизвестным, однако в марте 1949 года на спецпоселении было учтено 112 882 спецпоселенца категории «власовцы» (без бежавших и арестованных к тому времени)169. Чтобы избежать недопонимания, следует отметить, что в категорию «власовцы» записывались все сотрудничавшие с врагом, а не только военнослужащие РОА. Более того, в число спецпоселенцев-»власовцев» было записано около 7–8 тысяч побывавших в немецком плену офицеров [129] Красной Армии. Офицеры коллаборационистских формирований на спецпоселение не направлялись; их арестовывали и судили как преступников170.

Справедливости ради следует отметить, что в 1945 году репрессии против коллаборационистов не были закончены. В 1946 году за сотрудничество с оккупантами было арестовано 32 859 человек, в 1948-м — 23 912, в 1949-м — 19 567, в 1950-м — 16 634, в 1951-м — 14 447, в 1952–3630, в 1953–2136171. Продолжение репрессий против пособников врага объяснялось не только стремлением покарать преступников; важную роль в этом процессе сыграла активная деятельность националистических вооруженных формирований в Прибалтике и в Западной Украине. Органы НКВД-НКГБ вполне справедливо воспринимали местных коллаборационистов как резерв для националистических бандформирований — и предпочитали не дожидаться, пока бывшие коллаборационисты уйдут в лес. Этот подход четко виден в статистике репрессивной деятельности органов НКВД западных областей. Например, в Литве за 1945–1946 годы было задержано 5070 немецких пособников, из которых 4251 был арестован органами НКВД, 687 были переданы в «другие организации» (преимущественно в НКГБ) и лишь 108 — легализовано, то есть оставлено на свободе172. В Латвии, где формирования «лесных братьев» были гораздо менее активны, чем в Литве, соотношение арестованных и легализованных коллаборационистов за аналогичный период оказалось один к одному: 1298 арестованных и 1298 легализованных173. А вот в Западной Белоруссии, [130] где антисоветские формирования были быстро уничтожены, в 1945–1946 гг. было арестовано всего 1281 нацистский пособник; легализованных практически не было174.

4. Особый случай

Затронув тему репрессий против прибалтийских коллаборационистов, следует отметить, что они носили особый характер. К сожалению, политика советского руководства в отношении прибалтийских коллаборационистов до сих пор не стала предметом специального исторического исследования. Сегодня и в России, и в Прибалтике бытует очень популярный миф о том, что после войны всех сотрудничавших с нацистами ждало жесткое наказание: расстрелы за измену и сибирские лагеря ГУЛАГа. Одни считают такую кару справедливой, другие — сталинским произволом. Однако на самом деле это не более чем миф, практически не имеющий связи с реальностью.

Подобное утверждение кажется парадоксальным, однако при обращении к архивным документам оно находит полное подтверждение.

Активное сотрудничество прибалтов с нацистскими оккупационными властями ни для кого не является секретом. Сформированные из прибалтов подразделения вспомогательной полиции отметились в карательных операциях против мирного населения России и Белоруссии, они охраняли концлагеря от Ленинградской области на севере до Сталинградской на юге, участвовали в боях против Красной Армии на фронте. Только в Эстонии нацистами было сформировано 26 полицейских батальонов общей численностью около [131] 10 тысяч человек. Около 15 тысяч эстонцев воевали в 20-й эстонской дивизии войск СС175. Кроме того, десятки тысяч эстонцев являлись членами так называемых отрядов «самообороны» — «Омакайтсе». Члены «Омакайтсе» участвовали в облавах на оказавшихся в окружении советских военнослужащих и партизан, арестовывали и передавали немецким властям «подозрительных лиц», несли охрану концлагерей, участвовали в массовых расстрелах евреев и коммунистов. Сегодня все эти люди объявлены национальными героями Эстонии; бывший премьер-министр республики Март Лаар не без гордости пишет, что к середине 1944 года «общее количество эстонцев в рядах Германской Армии составило около 70 000 человек»176.

Схожей была ситуация в Латвии и Литве; учитывая масштабы сотрудничества эстонцев с нацистами, было бы логично предположить, что после прихода советских войск все эти нацистские пособники в лучшем случае отправятся на поселение за Урал, а в худшем случае — в лагеря ГУЛАГа. Такое решение было бы жестким, но справедливым.

Однако ничего подобного осенью 1944 года не произошло.

В случае с прибалтийскими коллаборационистами о вынужденности сотрудничества с нацистами говорить не приходилось — ведь батальоны вспомогательной полиции формировались не из военнопленных, вынужденных выбирать между нацистской формой и голодной смертью, а из добровольцев. Однако юридически прибалтийские пособники нацистов попадали под действие [132] директивы № 494/94 — и после изгнания немцев в Прибалтике арестовывались преимущественно офицеры и те из коллаборационистов, чье участие в преступлениях против мирных граждан было доказано. Последних, впрочем, среди прибалтийских коллаборационистов было достаточно много.

Согласно хранящимся в Государственном архиве РФ данным, с 1 октября по 31 декабря органами НКВД ЭССР было задержано 356 «лесных братьев», членов «Омакайтсе» и полицейских, 620 военнослужащих немецкой армии и 161 бывших красноармейцев, сражавшихся на стороне немцев177. С 1 января по 25 августа 1945 года НКВД ЭССР было задержано 1083 человека, служивших в немецкой армии и активных членов «Омакайтсе», а также 264 «других пособников и ставленников врага»178. По линии НКГБ ЭССР в 1945 году было арестовано 6569 человек179, о количестве коллаборационистов среди которых приходится лишь догадываться.

Как видим, в целом аресту была подвергнута лишь малая часть служивших в коллаборационистских формированиях — в полном соответствии с директивой от 11 сентября 1943 года.

Однако, кроме коллаборационистов, оставшихся на освобожденной советскими войсками территории, были и те, кто ушел вместе с немцами. Так, например, вместе с немецкими войсками из Эстонии бежало достаточно много местных коллаборационистов, в том числе остатки 20-й эстонской дивизии СС. Из уцелевших эстонских эсэсовцев и военнослужащих полицейских батальонов германское командование сформировало [133] боевую группу, брошенную против советских войск на Одере. Остановить советские войска, естественно, не удалось, и в конце апреля 1945 года остатки дивизии отступили в Чехословакию. Чешские партизаны по понятным причинам не испытывали к эсэсовцам никаких теплых чувств; поэтому попадавших им в руки эстонцев партизаны без лишних слов расстреливали.

От уничтожения солдат 20-й эстонской дивизии СС спас приход советских войск. Вот воспоминания одного из эстонских легионеров: «По лестнице спустился человек с погонами русского капитана. Он спросил, что здесь происходит. Майор Сууркиви, который говорил по-русски, разъяснил ему ситуацию, добавив, что он эстонец. Русский разозлился и захотел посмотреть, кто это осмелился так вести себя с «нашими людьми» (т.е. эстонцами). Сууркиви показал на чеха. Русский передернул наган, и чеха спасла только его прыткость. Теперь русский приказал принести воду и напоить всех... Расстрел прекратился, с чем чехи не могли согласиться. Когда чуть позже подошел другой русский, они стали жаловаться ему, что тут все эсэсовцы, военные преступники и т.д., и требовали, чтобы нас тут же расстреляли. Русский разъяснил, что война окончена и самовольные расстрелы нужно прекратить»180.

В конечном итоге чехи передали всех захваченных эстонских эсэсовцев советским властям: коль скоро это «ваши люди», вы с ними и разбирайтесь.

Сегодня эстонские историки и политики рассказывают, что солдаты и офицеры 20-й дивизии СС были сосланы в Сибирь. Однако действительности эти утверждения не соответствуют. Первоначально к репатриантам-прибалтам относились так же, как и ко всем [134] остальным репатриированным коллаборационистам. Однако уже в марте 1946 года этот подход был изменен. Сначала привилегии получили гражданские репатриированные прибалты. Дело в том, что гражданские репатрианты также проходили проверку, после которой направлялись либо к месту жительства, либо (мужчины призывного возраста) в армию и рабочие батальоны. Однако для прибалтов этот принцип был изменен. Согласно директиве наркома внутренних дел № 54 от 3 марта 1946 года, благополучно прошедшие проверку эстонцы, латыши и литовцы направлялись к месту жительства181. В армию и рабочие батальоны их не брали. Директива не распространялась на репатриированных прибалтийских коллаборационистов, которые должны были направляться на спецпоселение. Однако в скором времени отпущены были и они.

Согласно постановлению Совета Министров СССР от 13 апреля 1946 года, репатриированные литовцы, латыши и эстонцы, служившие по мобилизации в немецкой армии, легионах и полиции в качестве рядовых и младшего командного состава, были освобождены от отправки на 6-летнее спецпоселение и из проверочно-фильтрационных и исправительно-трудовых лагерей подлежали возвращению в Прибалтику. Вот этот документ:

«13 апреля 1946 г.
Совет Министров Союза ССР
ПОСТАНОВЛЕНИЕ № 843–342сс от 13 апреля 1946 г. Москва, Кремль
О возвращении на родину репатриантов — латышей, эстонцев и литовцев
Совет Министров Союза ССР ПОСТАНОВЛЯЕТ: [135]
1. Установить, что Постановление ГОКО от 18 августа 1945 г. № 9871с и Постановление Совнаркома СССР от 21 декабря 1945 г. № 3141–950сс о направлении на расселение в северные районы страны репатриируемых советских граждан, служивших в немецкой армии, легионеров, «власовцев» и полицейских, не распространяются на репатриируемых латышей, эстонцев и литовцев, являющихся постоянными жителями Латвийской, Эстонской и Литовской ССР.
2. Поручить Министерству внутренних дел СССР направить в течение 1946 года в Латвийскую, Эстонскую и Литовскую ССР всех указанных в п. 1 настоящего Постановления латышей, эстонцев и литовцев в следующем порядке:
а) всех лиц призывных возрастов, демобилизация сверстников которых не производилась, направить, соответственно по согласованию с Госпланом СССР, организованным путем на работу в промышленность и на строительство в Латвийскую, Эстонскую и Литовскую ССР, с закреплением их на этих работах до конца демобилизации их сверстников из Красной Армии;
б) всех лиц непризывного возраста, сверстники которых по возрасту не находятся в Красной Армии, освободить и направить к месту постоянного жительства их семей.
3. Обязать министерства СССР и другие центральные ведомства, а также предприятия союзных республик и местной промышленности освободить в течение 1946 г., с разрешением выехать на родину, всех репатриированных латышей, эстонцев и литовцев, являющихся постоянными жителями Латвийской, Эстонской и Литовской ССР, переданных до настоящего Постановления из рабочих батальонов и проверочно-фильтрационных [136] лагерей на постоянную работу промышленным предприятиям и на строительство.
4. Установить, что лица призывного возраста, направляемые в соответствии с п. 2 «а» настоящего Постановления для работы в промышленности и на строительство, за самовольный уход с работы привлекаются к уголовной ответственности.
Председатель Совета Министров СССР И. СТАЛИН
Управляющий делами Совета Министров СССР Я. ЧАДАЕВ»182.

В Центральном архиве ФСБ хранится директива МВД СССР № 00336 от 19 апреля 1946 года, позволяющая понять, как, собственно говоря, проходил процесс освобождения коллаборационистов. Согласно этому документу, репатриированные прибалтийские коллаборационисты призывного возраста направлялись на работу в промышленность Латвии, Литвы и Эстонии до тех пор, пока из Красной Армии не будут демобилизованы их сверстники. Коллаборационисты непризывного возраста сразу же направлялись к месту жительства своих семей183. Таким образом, вместо того чтобы направиться на шестилетнее спецпоселение в отдаленные районы страны, репатриированные коллаборационисты-прибалты вернулись на родину. При этом в Прибалтику возвращались не только рядовые, но и офицеры; 13 июля 1946 г. специальное распоряжение на этот счет отдал замминистра внутренних дел генерал-лейтенант Рясной184.

О процессе освобождения репатриированных прибалтийских [137] коллаборационистов можно судить по следующему документу:

«Совершенно секретно.
СПРАВКА
о ходе выполнения приказа НКВД СССР
№ 00336 1946 года о возвращении на родину репатриантов — латышей, эстонцев и литовцев
По состоянию на 10 декабря 1946 года.
На 10 декабря 1946 года местными органами МВД — УМВД выявлено репатриированных советских граждан латышей, эстонцев и литовцев, являющихся постоянными жителями прибалтийских республик, — 43 612 человек, из них: латышей — 30 252 человека, эстонцев — 6741 человек, литовцев — 6619 человек.
Из общего количества выявленных репатриантов лиц призывного возраста — 14 736 человек, из которых направлено в промышленность и на строительство Прибалтийских республик — 10691 человек, или 72,5,%.
Кроме того, направлено к месту постоянного жительства лиц непризывного возраста — 15 908 человек, из них: в Латвийскую ССР — 12 122 человека, в Эстонскую ССР — 1451 человек, в Литовскую ССР — 2335 человек.
Таким образом, из общего количества выявленных репатриантов-прибалтийцев (43 612 человека) на 10 декабря 1946 года освобождено из ИТЛ, ПФЛ, спецпоселений, рабочих батальонов и направлено в Латвийскую, Эстонскую и Литовскую ССР — 26 599 человек, или 61,6%.
К числу органов МВД — УМВД, на территории которых [138] работа по выполнению приказа № 00336 проводится медленно, следует отнести:

Из них
Выявлено Направлено в промышлен. СССР Направлено к месту жит-ва
Карело-Финскую ССР 8.307 2.321 1.163
Хабаровский край 4.375 570 844
Коми АССР 8.283 2.502 4.079
СДС 1.546
Московскую обл. 6.374 2.150 2.768
Кемеровскую обл. 1.198
Молотовскую обл. 1.345 85 125
Калининскую обл. 339
Приморский край 518 186
Грузинскую ССР 878 2 571
Закончили работу по приказу № 00336–29 органов МВД-УМВД:
Кроме того, МВД-УМВД: Азербайджанской и Казахской ССР, а также УМВД Приморского края, Архангельской и Ярославской областей подготовительную работу закончили и ожидают наряды на отправку. [139]
Промышленные предприятия разных министерств направили в Прибалтийские республики только 4404 репатриированных латышей, эстонцев и литовцев.
Для ГУББ МВД СССР прилагается цифровая таблица.
ЗАМ. НАЧАЛЬНИКА 1-го СПЕЦОТДЕЛА МВД СССР Подполковник (Соснин)
НАЧАЛЬНИК 5-го ОТДЕЛЕНИЯ Майор (Каминская).
19 декабря 1946 года»185.

Уже в начале 1947 года подавляющее большинство прибалтийских коллаборационистов вернулось на родину. А 12 июня 1947 года Совет Министров СССР принял постановление, которое с некоторыми оговорками распространяло действие постановления от 13 апреля 1946 года на лиц других национальностей (кроме немцев), являвшихся уроженцами и постоянными жителями Литвы, Латвии и Эстонии186.

Это был невероятный по любым стандартам гуманизм. Те, кто еще недавно сражался против советских войск с оружием в руках, освобождались и возвращались к себе на родину. Более того, например, в Эстонии преследования против нацистских пособников были тоже практически прекращены. Хранящиеся в Государственном архиве РФ данные о деятельности НКВД Эстонской ССР говорят сами за себя. В 1946 году сотрудниками республиканского НКВД было задержано 1050 немецких ставленников и пособников, 11 из которых оказали сопротивление при задержании и были убиты, 30 — арестованы, 16 — переданы в распоряжение [140] НКГБ, а 993 — легализованы187. 95% задержанных НКВД Эстонии нацистских пособников были оставлены на свободе!

Приведенные выше факты начисто разрушают выстроенную современными прибалтийскими историками картину событий 1944–1946 годов. Нам рассказывают, что «вторая советская оккупация» ознаменовалась массовыми репрессиями, что в прибалтийских республиках был устроен настоящий геноцид, причем заранее запланированный. Однако, как мы видим, документы свидетельствуют об ином.

Документы свидетельствуют, что у Кремля не было ни намерения, ни желания устраивать в Прибалтике геноцид. Напротив, в отношении прибалтийских коллаборационистов проводилась существенно более мягкая политика, чем в отношении прочих пособников врага. Однако вместо того, чтобы отдать должное великодушию и гуманности советской власти, в современных Таллине, Риге и Вильнюсе предпочитают рассказывать сказки о страшном «советском терроре». Впрочем, этим грешат далеко не только прибалты.

5. Заключение

Исследование советской репрессивной политики против сотрудничавших с нацистами коллаборационистов показывает несостоятельность целого ряда пропагандируемых ревизионистами мифов.

Несмотря на относительную многочисленность созданных нацистами формирований из советских граждан, они не представляли политической угрозы для Кремля. Загнанные в «национальные легионы» советские военнопленные предпочитали переходить на сторону [141] Красной Армии или партизан. Осознав вынужденность сотрудничества с оккупантами большинства коллаборационистов, советское руководство начало проводить по отношению к ним крайне умеренную репрессивную политику, строго карая лишь офицеров и военных преступников. Этот факт опровергает концепцию «второй гражданской войны», крайне популярную у современных ревизионистов.

Ложным оказывается и другой немаловажный для ревизионистов тезис: о произвольном характере репрессий за сотрудничество с нацистами. Вопреки утверждениям Солженицына «за счет овечек» органы НКВД-НКГБ себе статистику не набирали и за привезенную оккупантам телегу сена не карали. Карали тех, кто был виновен, причем не просто в сотрудничестве с нацистами, а в конкретных преступлениях.

Кстати говоря, масштабы советских репрессий против коллаборационистов никак нельзя назвать исключительными. Они вполне сопоставимы с репрессиями против коллаборационистов во Франции. «Установить общее число репрессированных коллаборационистов не представляется возможным, — пишет в этой связи историк М. И. Семиряга. — С годами оно часто менялось в сторону увеличения и уточнения. По донесениям отдельных префектов, в 1948 году в их префектурах суммарно было казнено около 10 тысяч коллаборационистов. Известный историк французского Сопротивления Р. Арон приводил цифру от 30 до 40 тыс. стихийно казненных. Министр иностранных дел нового правительства Франции в 1944 г. сообщал о 105 тысячах стихийно казненных, не считая случаев казни во французских колониях...»188 При этом следует заметить, что [142] нацистский оккупационный режим во Франции был существенно более мягок, чем в СССР; соответственно местные коллаборационисты были замешаны в гораздо менее существенных преступлениях, чем их советские «коллеги» по измене.

Рассказы о невинных «жертвах Ялты» — не более чем реликт «холодной войны». Рыдать не о ком: большинство из репатриированных из западной зоны оккупации нацистских пособников даже не попали в лагеря ГУЛАГа. Их всего-навсего направили на шестилетнее поселение, в очередной раз продемонстрировав исключительный гуманизм советской власти.

Еще один миф — о якобы устроенном советскими властями в прибалтийских республиках «геноциде». Как мы видели, вопреки утверждениям прибалтийских историков советские власти проводили по отношению к прибалтийским коллаборационистам существенно более мягкую политику, чем к остальным нацистским пособникам.

В советской репрессивной политике по отношению к нацистским коллаборационистам при всем желании нельзя усмотреть чего-нибудь ужасного; адекватность и сдержанность — вот ключевые характеристики этой политики. Все остальное — не более чем мифы и политические спекуляции. [143]

Примечания

134 Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ, 1918—1956. М., 1990. Т. 3. С. 11.
135 Соколов Б. В. Оккупация: Правда и мифы. М., 2002. С. 329.
136 Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне: Сборник документов (далее — ОГБ). М., 2000. Т. 2. Кн. 2. С. 414.
137 ОГБ. Т. 2. Кн. 2. С. 430.
138 Симонов K.M. Разные дни войны: Дневник писателя, 1941—1945. М., 2005. Т. 2. С. 20—21.
139 ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 131—132.
140 ОГБ. Т. 3. Кн. 1. С. 180, 182.
141 См.: Города России: Энциклопедия. М., 1998. С. 261.
142 См.: Статистические сведения о деятельности органов ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ // Мозохин О. Б. Право на репрессии: Внесудебные полномочия органов государственной безопасности (1918—1953). М., 2006. С. 352.
143 Подробнее об установленном нацистами на оккупированной советской территории режиме геноцида и об условиях содержания советских военнопленных см.: Дюков А. Р. За что сражались советские люди. М., 2007. Нет сомнений, что если бы в тех же условиях, что и пленных военнослужащих РККА, содержали солдат английской и американской армий, нацистам без труда удалось бы создать английские и британские коллаборационистские формирования.
144 Безугольный А. Ю. Народы Кавказа и Красная Армия, 1918—1945 годы. М., 2007. С. 386—387; Архив Института военной истории. Ф. 8. Оп. 308. Д. 13. С. 268—273.
145 Русский Архив: Великая Отечественная (далее — РАВО). М., 1997. Т. 15 (4). Кн. 3. С. 208—209; ЦАМО. Ф. 232. Оп. 643. Д. 19. Л. 96—100.
146 См.: «Огненная дуга»: Курская битва глазами Лубянки. М., 2003. С. 253—254; ЦА ФСБ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 473. Л. 57, 62.
147 См.: Латвия под игом нацизма: Сборник архивных документов. М., 2006. С. 230; Чуев С. Г. Проклятые солдаты. М, 2004. С. 240—241; Партизанские формирования Белоруссии в годы Великой Отечественной войны (июнь 1941 — июль 1944): Краткие сведения об организационной структуре партизанских соединений, бригад (полков), отрядов (батальонов) и их личном составе. Минск, 1983. С. 477.
148 РАВО. Т. 20 (9). С. 298—299; РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 15. Л. 5—12.
149 Коллаборационизм на территории Краснодарского края в период немецкой оккупации (1942—1943 гг.): Малоизвестные страницы: Сборник документов. Сочи, 2003. С. 63.
150 «Нам запретили белый свет...»: Альманах документов и воспоминаний военных и послевоенных лет. М., 2006. С. 149, 151.
151 См., напр.: Коллаборационизм на территории Краснодарского края... С. 63.
152 «Огненная дуга». С. 140; ЦА ФСБ. Ф. 40. Оп. 1. Д. 20. Л. 161—163 об.
153 Там же. С. 179; ЦАФСБ. Ф. 14. Оп. 5. Д. 13. Л. 169—181.
154 Лубянка. Сталин и НКВД — НКГБ — ГУКР «Смерш». С. 361—374; Статистические сведения о деятельности органов ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ... С. 356.
155 ЦА ФСБ. Ф. 66. Оп. 1. Д. 734. Л. 53—54; Дюков А. Р. Советские репрессии против прибалтийских коллаборационистов Гитлера: Новые документы // Русский сборник: Исследования по истории России. М., 2007. Т. 5; Дюков А. Р. Миф о геноциде: Репрессии советских властей в Эстонии (1940—1953). М., 2007. С. 121—123.
156 См.: Кокурин А., Петров Н. НКВД — НКГБ — «Смерш»: Структура, функции, кадры // Свободная мысль. 1997. № 9. С. 98; Меженько A. B. Военнопленные возвращались в строй // Военно-исторический журнал. 1997. № 5. С. 32; Пыхалов И. В. Великая оболганная война. М., 2006. С. 350—360, 363—370.
157 Попов А. Ю. НКВД и партизанское движение. М., 2003. С. 356; РГАСПИ. Ф. 69. Оп. 1. Д. 984. Л. 59—64.
158 «Огненная дуга». С. 377—378; ЦА ФСБ. Ф. 14. Оп. 5. Д, 389. Л. 355—356.
159 Хаупт В. Группа армий «Север»: Бои за Ленинград, 1941—1944. М., 2005. С. 267.
160 Там же. С. 343.
161 Мюллер Н. Вермахт и оккупация, 1941—1944: О роли вермахта и его руководящих органов в осуществлении оккупационного режима на советской территории. М., 1974. С. 297.
162 См.: Статистические сведения о деятельности органов ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ... С. 353—362.
163 См.: Пыхалов И. Великая оболганная война. С. 367. Со ссылкой на: ГАРФ. Ф. Р-9408с. Оп. 1 с. Д. 18. Л. 2—2 об.
164 Там же. Л. 3—3 об.
165 См.: Пыхалов И. Великая оболганная война. С. 366. Со ссылкой на ГАРФ. Ф. Р-9408 с. Оп. 1 с. Д. 18. Л. 2—2 об.
166 См.: Земсков В. Н. Спецпоселенцы в СССР, 1930—1960. М., 2005. С. 131—132.
167 См.: Полян П. М. Депортация советских граждан в Третий рейх и их репатриация в Советский Союз // Материалы по истории Русского освободительного движения. М., 1999. Вып. 4. С. 396—397; Земское В. Н. Репатриация советских граждан и их дальнейшая судьба, 1944—1956 // Социологические исследования. 1995. № 5. С. 6—7.
168 См.: Статистические сведения о деятельности органов ВЧК — ОГПУ — НКВД — МГБ... С. 366.
169 См.: Земсков В. Н. Спецпоселенцы в СССР. С. 134.
170 См.: Земсков В. Н. Спецпоселенцы в СССР. С. 133—134.
171 См.: Статистические сведения о деятельности органов ВЧК — ОГПУ — НКВД-МГБ... С. 378, 389, 405, 419, 433, 448, 460.
172 ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 765. Л. 15.
173 Там же. Л. 22.
174 См.: ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 765. Л. 8.
175 См.: Дробязко С. И. Под знаменами врага: Антисоветские формирования в составе германских вооруженных сил, 1941—1945. М., 2004. С. 273 (со ссылкой на ЦАМО. Ф. 309. Оп. 4075. Д. 53. Л. 187).
176 Лаар М. Эстония во Второй мировой войне. Таллин, 2005. С. 30.
177 ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 450. Л. 2.
178 Там же. Л. 10.
179 См.: Статистические сведения о деятельности органов ВЧК — ОГПУ — НКВД-МГБ... С. 365.
180 http:/kultuur.elu.ee/ke480_tsehhi.htm.
181 См.: ЦА ФСБ. Ф. 66. Оп. 1. Д. 982. Л. 53—54.
182 Сталинские депортации, 1928—1953. М., 2005. С. 632.
183 См.: ЦА ФСБ. Ф. 66. Оп. 1. Д. 965. Л. 211—214.
184 Там же. Д. 983. Л. 26—28.
185 ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 950. Л. 85—86.
186 См.: Население России в XX веке: Исторические очерки. М., 2001. Т. 2. С. 161.
187 См.: ГАРФ. Ф. 9478. Оп. 1. Д. 765. Л. 28.
188 Семиряга М. И. Коллаборационизм: Природа, типология и проявления в годы Второй мировой войны. М., 2000. С. 802.