Домой дорога короче
На аэродроме Сегхалом, куда только что перебазировались гвардейцы, было оживленно. Стало известно о том, что всему личному составу 178-го гвардейского полка Верховный Главнокомандующий объявил благодарность за отличные боевые действия при освобождении города Сегед.
Проводя в тот день политинформацию в своей эскадрилье, старший лейтенант Жигуленков говорил не столько о проделанной работе, сколько о том, что еще надлежит сделать.
— Перед войсками нашего фронта крупный промышленный центр Венгрии город Дебрецен — важный узел коммуникаций и мощный опорный пункт обороны противника, — подчеркивал старший лейтенант. — Овладеть им нелегко. Наземные войска ждут поддержки с воздуха. И мы обязаны помочь им.
После этих слов установилась тишина. Преодолев затянувшуюся паузу, кто-то бросил с места:
— И все-таки для взлета с болотистого места наши «Лавочкины» не приспособлены. Имея к тому же под крыльями по две «соточки».
— Так-то оно так, — согласился Жигуленков. — Только помните, у Льва Толстого: «В минуту нерешительности действуй быстро и старайся сделать первый шаг, хотя бы лишний».
— Толстому можно было делать лишние шаги, он трудился в Ясной Поляне, а мы на полевом аэродроме, затопленном водой, — не унимался спорщик.
Беседуя со своими однополчанами, Жигуленков вряд ли мог предположить, что через два дня один из питомцев и хороших друзей Женя Гукалин, невзирая на нелетную погоду, отправится на очередное задание. И, выполняя его, погибнет.
...В составе шестерки «Лавочкиных» они вылетели на прикрытие наших наземных войск, действовавших на подступах к Дебрецену. Гукалин был ведомым.
Подлетая к району барражирования, Жигуленков предупредил:
— Будьте внимательны, здесь действуют истребители противника.
И, словно услышав эти слова, восьмерка «фокке-вульфов» свалилась на них. Но, умело маневрируя, наши летчики не только отбивали атаки врага, но и навязывали им бой. В одной из атак Жигуленков крутым переворотом через крыло зашел в хвост «фокке-вульфу» и открыл огонь. Прицельная пушечная очередь пришлась по вражеской машине. Выбросив клуб огня и дыма, самолет врага свалился в отвесное пике и пошел к земле.
Гвардейцы усилили натиск, ловили малейшую неточность в действиях противника. Одной из ошибок противника умело воспользовался Евгений Гукалин. Заметив на развороте отставшую от группы вражескую машину, Женя сделал стремительный переворот через крыло и зашел в хвост «фокке-вульфу». Поймав его в прицел, нажал на гашетки, и второй немецкий самолет врезался в землю.
Гитлеровцы повернули назад.
Поспешность врага насторожила Жигуленкова.
— Не прекращать наблюдения за воздухом, — передал он по СПУ. — Смотреть в оба.
И в это время услышал тревожный голос ведомого:
— Командир, справа «мессеры»!
Пришедшие на смену «фокке-вульфам» «мессершмитты» заходили для удара.
— В атаку! — приказал Жигуленков.
Гитлеровцы пытались во что бы то ни стало добиться победы над «Лавочкиными». Ловко маневрируя, не раз подходили на дистанцию выстрела для ведения прицельного огня, но все безрезультатно.
Выполнив задачу, наши летчики взяли курс на свой аэродром. Вдруг из небольшого облачка вывалился одиночный «фокке-вульф» и пошел на Гукалина. Жигуленков понял, что товарищу грозит беда, и бросился наперерез врагу.
Гитлеровец успел открыть огонь, но, увидев самолет Жигуленкова, тут же набрал высоту и скрылся в облаках.
— Как чувствуешь себя, Женя? — спросил Жигуленков.
— Да вроде ничего, но, кажется, фашист успел малость царапнуть и самолет.
Как ни бодрился Евгений, но по его голосу — хрипловатому, глухому, да и по характеру полета машины Жигуленков понял, что друг ранен. Однако для расспросов и утешений времени не было.
— Держись, домой дорога короче, — крикнул Жигуленков.
Ответа не последовало.
Шестерка «Лавочкиных» подходила к аэродрому чуть ли не на бреющем. Наблюдавшие с аэродрома однополчане радовались благополучному возвращению товарищей, выполнивших задание. В это время машина Евгения Гукалина неожиданно взмыла вверх, потом свалилась на крыло и на глазах у потрясенных зрителей, беспорядочно вращаясь, врезалась в землю.
При расследовании этого трагического происшествия удалось установить, что Гукалин был тяжело ранен. Собрав последние силы, истекая кровью, он повел машину на свой аэродром. Но оказался раненым не только летчик, но и его самолет. Была перебита тяга, при подходе к аэродрому она отказала полностью. Воспользоваться парашютом летчик не смог...
9 октября 1944 года, изрядно устав за день, Жигуленков не покинул самолетную стоянку. Приладив листок бумаги к крылу «Лавочкина», решил написать жене Нине. Он старался давать о себе знать каждую неделю: не хотел, чтобы близкие волновались в ожидании письма, поводов для тревог и без того доставало.
«Здравствуйте, Нина, папа, мама и брат Василий! — писал Борис. — Нина, что-то от вас долго нет письма, это меня крайне беспокоит. Уж не случилось ли что? Напиши, Нина, как твои дела, все ли благополучно. Пишу тебе это письмо прямо у самолета. Сейчас у нас напряженная работа. Вчера мы сбили 7 самолетов, где я одержал свою 19-ю победу. А на счету Кирюши{1} — пятьдесят вражеских машин.
Впервые видел удивительное зрелище: ударил по «Фокке-Вульфу-190», и он тут же взорвался в воздухе.
Так что сама должна понимать, как мы заняты. Сейчас ведем бои далеко от Родины, над венгерской землей, доколачиваем гитлеровских и мадьярских фашистов. Правда, бывают не только победы. Много летаем, здорово устаем. Но все это пройдет, как только кончится война, и мы заживем все вместе.
У нас все в порядке. Все ребята и девчата передают тебе привет и желают, чтобы был мальчик.
Нина! Ты не можешь представить, как я соскучился по всем вам, по моей родной Москве. Но надеюсь скоро увидеться.
Целую Вас всех. Ваш Бориска. Жду ответа...»
Бои и впрямь шли жаркие. Предстояло взять крупный венгерский город Дебрецен. Наземные войска нуждались в прикрытии с воздуха. Перед 178-м гвардейским авиационным полком стояла сложная задача — не допустить вражескую авиацию к переднему краю нашей обороны.
19 октября командир полка решил выслать в район прикрытия наиболее опытных летчиков во главе с комэском Героем Советского Союза Кириллом Евстигнеевым. Старший лейтенант Жигуленков стал ведущим ударной четверки. Федор Семенов возглавил сковывающую группу.
— Учтите, — напоминал перед вылетом комполка Ольховский, — погода не из лучших. В такую слякоть гитлеровские истребители обычно действуют малыми группами: парами или одиночно и нападают, что называется из-за угла.
Четверка Жигуленкова шла с превышением, чтобы при необходимости отсечь вражеские истребители.
В район прикрытия вышли точно в назначенное время. Как только Евстигнеев со своими орлами прошел над передним краем нашей обороны, из облака вывалилась четверка ФВ-190 и ринулась на «Лавочкиных». Однако группа Жигуленкова была начеку. Бросившись наперерез врагу, Борис умелым маневром атаковал «фокке-вульфа» и послал в него пушечную очередь. Не упустил подобной возможности и Валентин Мудрецов, подкараулил на развороте вторую вражескую машину.
Другая пара «фокке-вульфов» нырнула в облака и скрылась из глаз.
Успешно выполнив поставленную задачу, гвардейцы без потерь вернулись на свой аэродром.
Едва Жигуленков зарулил на стоянку, как Александр Хапличук проворно, с трафаретом, краской и кистью в руке, подбежал к машине, готовый к пополнению «созвездия».
— Сколько разрешите подрисовать, товарищ командир? — обратился он к Жигуленкову и, услышав ответ, с напускной озабоченностью заговорил: — Краски-то пока хватает, а вот с площадью на фюзеляже беда. Хорошо, что в свое время определили калибр звезд, а сделали б покрупней — и не поместилось бы даже десятка отметин, — заключил Хапличук, нанося двадцатую звездочку.
...А на другой день Москва салютовала доблестным войскам 2-го Украинского фронта, овладевшим городом Дебреценом. В числе отличившихся Верховный Главнокомандующий назвал и летчиков дивизии полковника А. П. Юдакова, в состав которой входил 178-й гвардейский истребительный авиаполк.
В тот же день в полку состоялся митинг.
Зачитав приказ Верховного Главнокомандующего, начальник штаба сказал:
— Эта благодарность обязывает каждого из нас трудиться лучше, бить врага крепче, достигать новых побед. Бои за Дебрецен были напряженными. Около двухсот пятидесяти вылетов совершили наши летчики. Провели десятки воздушных боев, сбили двадцать четыре гитлеровских самолета. Особенно отличились Игорь Середа и Борис Жигуленков. Каждый из них расстрелял в небе по три вражеские машины. Призываю всех следовать примеру героев, не щадить противника.
Воины горячо откликнулись на этот призыв, поклялись отдать все силы ради победы.
И снова потекли дни, полные риска, напряженной боевой работы.
26 октября 1944 года армейская газета «Советский пилот» на первой полосе поместила рисунок К. Чебакова. Художник изобразил старшего лейтенанта Бориса Жигуленкова с тремя орденами на груди и гвардейским знаком. А внизу подпись: «Совершил 218 боевых вылетов, произвел 57 воздушных боев, в которых лично сбил 20 самолетов противника».
Сразу признав своего друга и земляка, командир звена Валентин Мудрецов, улыбаясь, сказал:
— Вот, кажется, все художник запечатлел — и залихватский чуб, и острый орлиный взгляд, и ордена на широкой груди. Одно подрисовать поленился — Золотую Звезду Героя.
— Что вы, братцы, какие там звезды? — смущенно проговорил Жигуленков. — Те награды, что уже получены, впору оправдать. А двадцать сбитых гитлеровцев — не так и много. Вон у наших комэсков Кожедуба и Евстигнеева боевой счет шагнул за полсотню, а все равно говорят: это не предел.
— А что это ты так упорно открещиваешься от наград, Борис Васильевич? — вступил в разговор парторг. — Так маскируешь свои достоинства, словно они мешают тебе жить.
— О чем спорим, гвардейцы? — пробасил незаметно подошедший командир полка.
Жигуленков вскочил для доклада, но подполковник Ольховский скомандовал «Вольно».
— Да так, армейскую газету рассматриваем, — уклончиво ответил Беляев.
— Видел, видел рисунок, запечатлели нашего Бориса почти на всю полосу. После такого портрета, товарищ Жигуленков, жди потока писем от девушек воздушной армии. Ведь не все знают, что ты успел ожениться, — улыбнулся Ольховский. И продолжил серьезно: — Вижу, здесь вся эскадрилья в сборе. Так вот, готовьтесь к перебазированию. Когда и куда, узнаете позже, но двинемся ближе к столице Венгрии. Перелет будем осуществлять одновременно с выполнением боевого задания. Надо помочь нашим сухопутным войскам, ведущим бои на будапештском направлении. Объявляю готовность, ну а что касается остального, здесь есть кому распорядиться.
— Всё поняли? — заговорил комэск Амелин, как только командир полка скрылся за стоянками самолетов второй эскадрильи. — В соответствии с поставленной задачей подготовить самолеты. Техническому составу убрать все стоянки, произвести погрузку на выделенный для этого автотранспорт.
Утро 26 октября началось как обычно. После завтрака техники и механики занимались предполетным осмотром самолетов, а летчики, обложившись полетными картами, изучали район предстоящих полетов.
Выбрав подходящее время, Жигуленков собрал командиров и техников звеньев, чтобы обговорить с ними вопросы перебазирования. И тут по стоянкам пронеслась команда дежурного по полку:
— Всему летно-техническому составу к командному пункту, на митинг!
— Зачастили с митингами, — заворчали механики, только что расчехлившие самолеты и приступившие к работе.
— Вчера войска Карельского фронта овладели Киркенесом, возможно, поэтому, — предположил старшина Скворцов.
— Но мы-то на другом конце земли, — попытался кто-то возразить, однако, подумав, умолк.
Собрались быстро. Командир полка подошел к покрытому сукном столу и торжественно произнес:
— Товарищи! Указом Президиума Верховного Совета СССР за успешное выполнение боевых заданий командования в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками и проявленное при этом мужество и героизм командиру первой эскадрильи Амелину Алексею Степановичу и его заместителю Жигуленкову Борису Васильевичу присвоено звание Героя Советского Союза. Митинг, посвященный Героям, объявляю открытым.
Последние слова командира потонули в аплодисментах и криках «ура».
— Качать Героев! — крикнул кто-то, и сильные, крепкие руки подхватили Алексея и Бориса, подбросили вверх.
— Спасибо, братцы, но пощадите, спустите с небес! — взмолился Борис смеясь.
Когда шум стих, слово взял капитан Беляев. Парторг напомнил о подвигах Амелина и Жигуленкова, сказал о том, что они не жалеют сил для выполнения боевых заданий командования и по праву заслужили высокое звание.
Много теплых слов прозвучало на митинге в адрес Героев. Алексей и Борис поблагодарили командование, боевых побратимов, заверили, что так же самоотверженно будут сражаться с фашистами до полного их поражения.
А жизнь в полку шла своим чередом. С особым волнением отметили воины-гвардейцы двадцать седьмую годовщину Великого Октября. Четвертый раз праздновали они эту дату на войне, но на чужбине, вдали от Родины — впервые.
Из рук в руки переходила газета с приказом Верховного Главнокомандующего от 7 ноября 1944 года.
Политинформацию, посвященную годовщине Октября, проводил Жигуленков.
Борис волновался и не скрывал этого. От говорил о людях, которыми гордился полк, — о летчиках и техниках, механиках и оружейниках, — и для каждого находил дружеские, сердечные слова. Чувствовалось: дорожил он своими однополчанами.
Спустя неделю — новая радость: Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР 178-й гвардейский истребительный авиационный полк был награжден орденом Богдана Хмельницкого II степени.
Командир дивизии полковник А. П. Юдаков вручил гвардейцам орден, поздравил с боевой наградой. Вечером после полетов авиаторы, в том числе из соседних полков, собрались в столовую на праздничный ужин. Ну а в завершение состоялся концерт. Не самодеятельные полковые плясуны и певцы выступали на нем — московские артисты подарили в тот день свое искусство воинам.
Последние атаки
16 ноября Жигуленков встал раньше обычного. Пользуясь предутренней тишиной, решил написать жене и отослать весточку с попутным связным самолетом.
«Здравствуй, дорогой Нинок, — писал Борис. — Спешу сообщить, что все, что посылала с Сашей Хапличуком, я получил. Спасибо вам всем за внимание ко мне.
Нинок, я живу хорошо и этого тебе желаю, моя дорогая. Я очень беспокоюсь. Ведь скоро будет срок, а это для меня долгожданнвте дни. Нинок, я тебя прошу, ничего сейчас не делай, ибо это может отразиться на нашем ребенке.
Нинок, вчера смотрели концерт московских артистов. Выступление понравилось всем однополчанам. Побывал на концерте, и даже как-то на душе легче стало.
Ниночка, я тебя очень прошу, береги себя, не волнуйся, не расстраивайся. Ведь мне тоже бывает нелегко. Но я не теряю надежды побывать в родной Москве...
Вот все, что я тебе хотел написать. Тороплюсь, а то на самолете уже запускают моторы, боюсь, не успею передать это письмо.
Целую вас всех крепко. Ваш Бориска».
В полк поступило боевое распоряжение. В нем говорилось, что наши войска, перешедшие в наступление в районе Ясладань, встретили сильное сопротивление противника. 178-му гвардейскому приказано выслать группу наиболее подготовленных летчиков для прикрытия наступающих.
Оценив обстановку, командир полка решил послать в тот район комэска-два гвардии капитана Евстигнеева, в группу включить командиров звеньев и замкомэсков. В числе первых была названа фамилия Жигуленкова.
— Учтите, гитлеровцы сосредоточили там большое количество артиллерии, — говорил подполковник Ольховский улетающим на задание. — В районе цели непрерывно барражируют «мессеры» и «фокке-вульфы»...
По сигналу с КП «Лавочкины» один за другим взлетели и встали на заданный курс. Но Жигуленков еще оставался на земле: на машине ведомого обнаружилась неисправность. Однако вскоре Борис тоже поднялся в воздух, так и не дождавшись ведомого. Жигуленкову удалось быстро догнать группу и пристроиться к ней.
Точно в расчетное время девятка Ла-5 появилась в районе действия наших войск. Самолетов противника в воздухе видно не было.
Но прошло несколько минут, и Евстигнеев услышал в наушниках доклад ведомого:
— Командир, справа «мессеры»!
Шестерка вражеских истребителей пронеслась над «Лавочкиными». Однако выпущенные гитлеровцами огненные трассы цели не достигли.
Успешно действовали наши летчики: Евстигнеев и Тернюк сбили по одному самолету. Фашисты, потеряв двух пилотов, вышли из боя. Оставшееся время, отведенное «Лавочкиным» для прикрытия наземных войск, прошло спокойно. Евстигнеев подал команду следовать на свой аэродром. Но вдруг, заметив, что Жигуленков отстает, передал по радио:
— Борис, подтянись, что плетешься в хвосте!
Жигуленков не среагировал на команду, не увеличил скорость.
«Наверное, передатчик отказал, — досадливо поморщился Евстигнеев. — Но почему все-таки отстает?»
А впереди уже показались очертания родного аэродрома.
Внезапно из небольшого облачка вывалился вражеский истребитель и крутым пикированием пошел на машину Жигуленкова. Увидев фашиста, Евстигнеев крикнул:
— Борис, сзади «мессер»!
И в это время огненная струя, посланная немцем, пронзила «Лавочкина». Самолет Жигуленкова вздрогнул и, выпустив шлейф черного дыма, в крутом пикировании пошел вниз.
Валентин Мудрецов со своим ведомым тут же бросились в погоню за врагом, но опоздали — «мессер» успел уйти.
...Струйка крови выбилась из-под шлема и медленно сползала по лицу Бориса. Превозмогая боль, он пытался подчинить своей воле ставшую непослушной машину. Самолет, словно норовистый конь, вышел из повиновения и безостановочно мчался к земле...
...А через три часа в полк пришло письмо — из Москвы, от Нины Жигуленковой. В нем она сообщала, что у Бориса родилась дочь.
Что остается после гибели человека? Только ли горечь, боль утраты? Или — великая память, не дающая успокоиться сердцам, зовущая к борьбе?..
«Дорогие Нина Алексеевна, Василий Сергеевич и Анна Андреевна! — писали по поручению авиаторов 178-го гвардейского истребительного авиаполка Н. И. Ольховский, К. А. Евстигнеев, В. Ф. Мудрецов, И. Е. Середа родственникам погибшего товарища. — С глубокой скорбью и великим соболезнованием извещаем вас о героической смерти вашего мужа и сына Бориса Васильевича Жигуленкова, погибшего в бою 16 ноября 1944 года в районе города Сольнок (Венгрия), на подступах к венгерской столице — Будапешту.
Фашистская черная свора вырвала из нашей семьи лучшего, храброго, беззаветно преданного сына Родины и дорогого, всеми любимого, близкого друга и товарища.
Борис погиб, но он всегда был и будет в сердцах однополчан, его близких друзей и товарищей.
Дорого обойдется гитлеровским псам молодая жизнь нашего товарища. С глубокой скорбью мы будем мстить врагу за Бориса. Клянемся, что десятки фашистских стервятников найдут себе смерть от наших гвардейских атак и метких ударов.
Вечная слава Герою, павшему за честь, свободу и независимость нашей Родины!»
Вечная слава Герою!..
Память
...Майским днем восемьдесят второго в Москве, в 109-й спецшколе-интернате, собрались на свою очередную встречу ветераны крылатой гвардии.
Всматриваюсь в знакомые лица и думаю: постарели, изменились, берут годы свое. Одно осталось прежним — дружба фронтовая, характер бойцовский.
Встреча ветеранов в этой школе не случайна: вот уже несколько лет здесь работает музей боевой славы 178-го гвардейского истребительного авиационного полка. Особое место в экспозиции занимают материалы, посвященные Герою Советского Союза Борису Васильевичу Жигуленкову. Недаром музей чаще называют его именем.
Посетители видят паспорт, выданный Борису 51-м отделением милиции города Москвы; трудовую книжку, которую получил, начав работать токарем на заводе; страховое удостоверение, полученное Борисом Жигуленковым 27 ноября 1938 года.
Привлекает внимание групповая фотография аэроклубовцев, на которой запечатлен Борис.
Выставлен в музее и макет самолета-истребителя Ла-5, на котором Жигуленков громил фашистских захватчиков.
Среди самых дорогих реликвий — Грамота Президиума Верховного Совета СССР о присвоении гвардии старшему лейтенанту Борису Васильевичу Жигуленкову звания Героя Советского Союза.
Немалое место отведено в экспозиции письмам, пришедшим в музей со всех концов страны: из Ульяновска и Киева, Кузнецка и Шадринска, Красноярска и Петропавловска-Камчатского... Их авторы — ветераны войны и труда, пионеры и школьники. Среди писем — немало откликов на очерк Ольги Кучкиной «Самый медленный поезд», опубликованный в 1967 году в газете «Комсомольская правда». Страстно, талантливо рассказала журналистка тысячам и тысячам читателей о том, как, верный фронтовой дружбе, перевозил из Венгрии в Москву демобилизованный воин Александр Хапличук тело Бориса Васильевича Жигуленкова, а потом организовал похороны боевого командира... Этот номер «Комсомолки» — также среди экспонатов музея.
И как итог раздумий о славной жизни героя — строки из письма его товарищей — Н. И. Ольховского, К. А. Евстигнеева, И. Н. Кожедуба: «Любовь при жизни и после смерти он заслужил своей душевной, присущей русским парням простотой, человечностью и преданностью Родине».
Простившись со школьниками — гостеприимными хозяевами и хранителями музея, ветераны прошли по улице Жигуленкова и направились на Новодевичье кладбище, где похоронен Борис Васильевич.
Невысокий холмик под ветвистыми каштанами... На гранитном надгробии бесхитростные, но берущие за сердце строки:
Он был Герой и на других похожий,Речей не было. Положив цветы, ветераны застыли в молчании. Только мать Бориса, остановив взгляд на фотографии, разговаривала с сыном:
— Ну вот, Боря, и снова слетелись к тебе соколы, твои друзья-однополчане... Если бы ты мог услышать, увидеть всех нас...
— Не печальтесь, дорогая Анна Андреевна, — ласково коснулся ее плеча Иван Никитович Кожедуб. — Вы можете гордиться сыном. Он и сегодня с нами, продолжает свой бессмертный полет — полет сквозь годы...