Крещение огнем
Солнце клонилось к закату. Еще один боевой день остался позади. Летчики, только что вернувшиеся с очередного задания, собрались у КП.
Едва командир полка майор Подорожный закончил разбор работы за день, как дежурный передал ему только что поступившую в полк телефонограмму. «Курсом на ваш аэродром идет самолет-разведчик, надлежит его уничтожить», — говорилось в ней.
— Ну вот, поторопились мы с подведением итогов боевого дня, — сказал командир полка. Быстро прикинув все варианты и возможности летчиков, принял решение послать на перехват самолета противника младшего лейтенанта Жигуленкова. Борис не так давно прибыл в полк и еще не имел боевых вылетов. Подорожный приободрил его: — Ваш самолет готов к бою. Верю в вас, надеюсь на успех. Желаю победы!
С трудом скрывая волнение, Борис Жигуленков четко повторил полученную боевую задачу и побежал к своему самолету.
В считанные секунды летчик надел парашют, запустил мотор и со стоянки пошел на взлет. «Лавочкин» стремительно набирал высоту.
Внимательно оглядывая небо, Жигуленков увидел силуэт «Мессершмитта-109», летевшего курсом на их аэродром.
— Вот ты где, фашист! — не сдержался Борис и, продолжая набирать высоту, довернул машину в сторону противника.
Однополчане Бориса, наблюдавшие за его действиями с земли, отчетливо видели чужой самолет, приближавшийся к аэродрому.
— Уйдет, — проговорил кто-то из-за плеча командира второй эскадрильи.
— От Жигуленкова уйти непросто, — отозвался комэск-два Кирилл Евстигнеев. — На днях этот новичок проводил учебный бой с заместителем командира полка и, представьте, показал отличную технику пилотирования и на равных дрался с ним.
— Да, чувствуется, что бывший инструктор соскучился по настоящему воздушному бою, — отозвался летчик Алексей Амелин. — С начала войны он «бомбил» начальство рапортами с просьбой направить на фронт.
— Двадцать первый, Двадцать первый, идете правильно, с превышением. Цель впереди над нашей точкой, — доносился из динамика, установленного на КП, голос командира полка.
— Вас понял, цель вижу, иду в атаку, — спокойно отвечал Жигуленков.
Летчики, собравшиеся у КП, задрав головы, с затаенным дыханием продолжали наблюдать за происходящим. Фашистский разведчик, увидев приближающегося «Лавочкина», хотел было уклониться от боя, но понял, что так просто не уйдет, и вступил в воздушный бой.
— Чувствуется, достался моему земляку крепкий орешек, — произнес молодой летчик-москвич, младший лейтенант Мудрецов.
— А слабых орешков на нашем участке фронта нет, — сказал майор Подорожный. — На днях командарм генерал Красовский говорил, что на ближайших к нам аэродромах Геринг собрал семнадцать своих лучших авиационных эскадр. Так что на легкую победу рассчитывать не приходится.
— Смотрите, смотрите, — снова торопливо заговорил Валентин Мудрецов, — кажется, началось!..
Натужно завывая моторами, дрались два самолета-истребителя: наш и немецкий. Жигуленков выискивал у противника слабые стороны. Но гитлеровец быстро разгадывал замыслы советского летчика, навязывал свой маневр.
На глазах однополчан Жигуленков демонстрировал волю и боевое мастерство. Он стремился зайти в хвост истребителя противника. Это ему долго не удавалось, «мессер» ловко ускользал от удара. И все же, во время одного из боевых разворотов, вражеский летчик допустил ошибку в пилотировании — потерял скорость, его самолет на мгновение завис. Этого оказалось достаточно Борису. Одна прицельная очередь — и вражеский самолет, разваливаясь на части, понесся к земле.
— Ура! — кричали однополчане, провожая взглядами обломки вражеского самолета, падающие за черту аэродрома. Было видно, как фашистский летчик пытался выброситься с парашютом, как он, обгоняя горящий «мессер», падал до самой земли. Позже по знакам различия и многоцветью орденских планок определили, что Жигуленков расстрелял аса.
Борис ловко притер машину к земле, проворно зарулил на стоянку, выключил мотор и отстегнул ремни парашюта. Выбрался из кабины. К машине уже подходил командир полка. Жигуленков спрыгнул на землю и поспешил доложить о выполнении задания.
Майор Подорожный скомандовал «Вольно» и, улыбаясь, произнес:
— Что боевое задание выполнено и выполнено отлично, видел весь полк. Рад поздравить вас, товарищ Жигуленков, с крещением огнем и с первой боевой победой. Так и дальше держать!
Пока у стоянки толпились однополчане, наперебой поздравляя Бориса, моторист Александр Хапличук аккуратно выводил на фюзеляже машины красную звездочку, означающую первый сбитый вражеский самолет в небе войны.
Рассматривая художество моториста, оружейница младший сержант Круглова заметила:
— Что же это вы, товарищ сержант, такую маленькую звездочку-то нарисовали? Неужели краски пожалели?
— Да нет, Нина, краски у меня хватит. А вот место на фюзеляже действительно пожалел. Не зря ведь в народе говорят: лиха беда начало.
В эту ночь Борис Жигуленков долго не мог уснуть, думал о прожитом и пережитом. Хоть и двадцати еще не исполнилось, а зарубок в памяти уже немало...
Дорога в небо
Домой в тот день Борис вернулся позже обычного. Василий Сергеевич не торопился расспрашивать сына о причине задержки, ожидал, что сам расскажет о случившемся. Но Борис, хитровато улыбаясь, молчал. И только когда Анна Андреевна позвала ужинать, Борис быстро занял свое место за столом и на одном дыхании выпалил:
— Можете поздравить. Я — токарь третьего разряда! — И, подняв над головой серенькую книжечку с вытиснутым на ней гербом, добавил: — Вот эту трудовую книжку мне вручил директор завода!
— Ну что ж, — не скрывая радости, заговорил Василий Сергеевич, — поздравляю. Теперь в нашей семье трое квалифицированных рабочих, а это уже небольшая бригада.
— Почему трое? — не понял Борис. — По-моему, настоящий рабочий здесь один я. Ты, папа, давно ходишь в начальниках мастерской, Василий в свое время был рабочим — когда токарил, — а теперь, окончив техникум, стал техником-технологом.
— Нет, Боря, — возразил Василий Сергеевич, — как бы там меня ни называли, в душе я был рабочим и останусь им навсегда.
Борису очень хотелось подробно рассказать о том, как чествовали их, вчерашних фэзэушников: каждого напутствовали ветераны завода, молодой лейтенант призвал парней во всем брать пример с воинов, а если на Родину обрушится беда, дать отпор любому врагу.
— Все это интересно, сынок, и мы с удовольствием дослушаем, а сейчас спать, — ласково сказала мама. — Завтра вам снова рано утром идти на работу. Так что допивай свой чай — и отбой...
Летели день за днем, неделя за неделей... Так, незаметно, прошло несколько месяцев.
Однажды, вернувшись с работы, Борис горячо заговорил об авиации, авиаторах. Он вспоминал первых летчиков — Героев Советского Союза, спасавших челюскинцев. Торопливо перечислял имена участников последнего воздушного парада в Тушине — Ивана Лакеева, Николая Захарова, Владимира Степанчонка и других, которые демонстрировали в небе Москвы мастерство и отвагу. А затем, как бы между прочим, заключил:
— Сегодня на завод приходили представители аэроклуба нашего района, отбирали кандидатов на учебу. В комитете комсомола завода им назвали и мою фамилию.
— Ну и как ты на это отреагировал? — настороженно спросил Василий Сергеевич.
— Написал заявление с просьбой принять, — сказал Борис, стараясь не глядеть на переменившуюся в лице мать.
— Да ты что, Боря?! — всплеснула руками Анна Андреевна. — Опасное это занятие — летать в небе. Вон Чкалов какой был летчик, и то...
— Не в этом дело, Анна, — вступил в разговор Василий Сергеевич. — Разбивается даже извозчик, падая со своей брички. О другом хочу спросить Бориса. Как же поступишь со своей рабочей профессией? Выходит, прощай, завод и токарный станок?
— Почему «прощай»? В аэроклубах занимаются без отрыва от производства. Вон и брательник Василий после смены учился: техникум окончил, а токарное дело не бросил.
— Разве ты железный, Боря? — не унималась мать. — Одна работа вон как тебя изматывает, а тут еще учеба да, небось, и летать придется.
— Не волнуйся, мама, — подал голос молчавший до того Василий. — От работы и учебы еще никто не умирал. Знаете, недавно в газете «Московский рабочий» писали об итогах очередного призыва в Красную Армию. Оказывается, более семи процентов столичных призывников имеют специальность летчика. Все они аэроклубовцы, учились и работали. Не сомневаюсь, сил у Бориса хватит, главное, чтоб запал не исчез.
— Уж не кажется ли тебе, Вася, что эта задумка родилась у меня только вчера, при виде инструкторов аэроклуба? Об авиации я мечтаю давно. Так что будь спокоен: выбору своему не изменю.
Совмещать работу на заводе с учебой в аэроклубе оказалось действительно нелегко. С восьми утра до четырех часов дня Борис трудился за токарным станком. Закончив смену, отправлялся в аэроклуб, где занимался до позднего вечера. И так — почти каждый день.
Однажды Борис вернулся из аэроклуба позже обычного и, едва прикрыв за собой дверь, звонко произнес:
— Разрешите доложить! Учлет Жигуленков теоретический курс и полеты с инструктором закончил. Завтра готов лететь самостоятельно.
— Сам полетишь? — заволновалась Анна Андреевна. И, услышав утвердительный ответ, продолжала: — Ты уж, Боря, летай пониже и потише, так-то безопасней.
Василий Сергеевич, улыбнувшись на слова жены, сказал прочувствованно:
— Ну, что ж, Борис, поздравляю. Только, взлетая в небо, не забывай: там с тобой рядом не будет ни мастера, ни бригадира, посоветоваться не с кем.
— Спасибо, отец, за добрые слова. Говорят, хороший совет — это половина успеха...
В то утро мастер цеха дядя Сережа, как уважительно называли его вчерашние фэзэушники, встретил Жигуленкова теплой улыбкой:
— Ну, Борис, разрешаю тебе сегодня особенно не нажимать на план. Побереги силы для своего первого полета. Ведь старая бурятская пословица гласит, что уставшему коню и узда тяжела.
— Но есть и другая пословица, — шутливо отозвался Борис. — Лошадь принадлежит тому, кто на ней сидит, сабля тому, кто ею опоясан, а дело — тому, кто его сделал. А ведь вы, дядя Сережа, сами на нашем комсомольском собрании говорили, что, думая о небе, нельзя забывать матушку-землю, которая нас поит и кормит...
— Что ж, приятные речи приятно и слушать, — польщенно проговорил мастер.
На аэродром Жигуленков приехал в хорошем настроении. Да и было отчего: дневное задание выполнил наравне с товарищами.
Приняв доклад командира отделения о прибытии учлетов, летчик-инструктор лейтенант Володин еще раз зачитал вслух плановую таблицу и объявил:
— Учлет Жигуленков, вы летите первым... Полет по кругу.
Запустив мотор, Борис снова бросил взгляд на приборную доску и вырулил к месту старта. Осмотрелся. Убедившись, что препятствий для взлета нет, поднял руку.
Стартер взмахнул флажком: взлет разрешен. Борис послал сектор газа вперед. Разбежавшись, самолет набрал нужную скорость. Толчок, еще один. И вот уже машина плавно оторвалась от земли.
— Лечу! — торжествуя, крикнул Жигуленков.
На высоте сто метров он сделал первый разворот на девяносто градусов. Набрав триста метров, перевел машину в горизонтальный полет и совершил второй разворот. Самолет следовал недалеко от границы аэродрома.
Под крылом проплыл массив Измайловского парка. А вот и 2-я Парковая улица. Среди приземистых строений барачного типа Жигуленков узнал свой дом.
«Может, мама глядит в окошко, ищет в небе мой самолет?» — подумал Борис. Но тут же переключился на работу, кинул взор на показатель скорости и высоты. Все в норме.
Наступило время третьего разворота, после которого Жигуленков перевел самолет в планирование и все внимание сосредоточил на посадке. Посадить машину надо около посадочного знака «Т», полотнища которого, разложенные на летном поле, хорошо видны во время всего полета по кругу. Произведен последний, четвертый разворот, началось снижение. Перед самой землей Жигуленков плавно вывел самолет из планирования, он понесся над землей и через несколько секунд мягко сел на три точки.
Итак, первый самостоятельный полет завершен. По лицам подбежавших товарищей Борис понял: все в порядке.
Приняв доклад, инструктор крепко пожал руку учлету и неспешно, словно прислушиваясь к каждому своему слову, сказал:
— Подробный разбор полетов будем проводить позже, а сейчас могу сказать одно: со своей задачей, товарищ Жигуленков, вы справились.
В тот день Борис совершил еще два полета по кругу, закрепляя навыки самостоятельного пилотирования, и только когда раскаленный диск заходящего солнца лениво повис над горизонтом, он покинул машину.
Смолк гул моторов. Но не затих аэродром. Громко, раскатисто звучала над полем песня:
Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,Это, довольные своей первой дорогой, проложенной в безоблачном небе, возвращались с аэродрома учлеты. А завтра, отработав трудовую смену, они снова придут сюда, чтобы закрепить навыки полета, а заодно и полюбоваться с высоты красотой родной столицы.
Стремителен бег времени. Не успел Борис оглянуться — наступила пора экзаменов в аэроклубе. Жигуленков успешно выдержал испытания, показав отличные знания по всем предметам. В числе лучших учлетов он был рекомендован для поступления в военную школу летчиков.
Родители Бориса, кажется, уже свыклись с мыслью, что их сын — летчик. И все же его решение учиться на военного летчика было неожиданным. Они гордились сыном и в то же время страшились: как-то сложится его судьба? Больно уж опасную выбрал он дорогу в жизни.
Июль 1940 года был жарким. Но, несмотря на палящий зной, на заводском дворе собралось много народа, чтобы проводить своих товарищей на службу ратную. Играл оркестр, сквозь звуки музыки пробивался разноголосый говор. Окруженные плотным кольцом, стояли призывники, будущие курсанты военных училищ, прощались с родными и друзьями.
— Ты, Боря, береги себя, — в который уже раз напоминала Анна Андреевна. — Будь осторожен. А главное, пиши нам почаще.
— Мы за твой токарный станок решили поставить Серафима Чернова. Парень он шустрый. Дал слово трудиться за двоих, — торопливо говорил Борису вожак заводской комсомолии Николай Козлов. — Только вот не знаю, кого вместо тебя поставить нападающим в нашу футбольную команду. Мы ведь ко Дню Воздушного Флота СССР будем выступать на первенстве Сталинского района Москвы. Ну а ты, главное, не забывай нас, время будет — черкни пару строк.
— Сам знаешь, обстановка в мире сложная, — напутствовал Василий Сергеевич, — так что, в случае чего, не подведи рабочую династию Жигуленковых.
Не ведал не гадал отец, как быстро сбудутся его слова. Пройдет меньше года, и обрушится на нашу Родину фашистское нашествие.
Война круто изменила жизнь советских людей, перечеркнула их мирные планы.
Новые задачи встали и перед Борисом Жигуленковым, его товарищами по военной школе летчиков. Из классов шли на аэродром, с аэродрома — в классы...
Каждый день в школе начинался теперь с прослушивания сообщения Советского Информбюро. И каждое сообщение болью пронзало сердца курсантов, свято веривших, что не место им, молодым парням, в тылу. С первых дней войны курсант Жигуленков забрасывал командование просьбами об отправке на фронт. Восхищаясь подвигом младшего лейтенанта Виктора Талалихина, Борис писал в рапорте на имя начальника училища: «Хочу защищать Москву, которая, для меня не только столица Родины, но и город моей юности». Ответ был один: «Главная задача для вас сейчас — учиться.»
Но и по окончании училища не довелось Жигуленкову попасть на фронт: в числе лучших выпускников он был оставлен в школе летчиком-инструктором. Появилась другая причина для отказа: «Готовить летные кадры для фронта — тоже очень ответственная задача».
Только в конце второго года великой Отечественной младший лейтенант Борис Жигуленков попал на фронт. Ему предстояло воевать в 240-м истребительном авиационном полку.
В боевом полку
На беседу к командиру полка новички приглашались по одному, в ожидании своего вызова сидели молча.
— Перед самым трудным экзаменом в училище так не волновался, — тихо сказал сидевший рядом с Жигуленковым младший лейтенант Валентин Мудрецов. — А тут вроде бы пришел не на экзамен, а боязно: о чем спросят? Я перед тем, как прийти сюда, приказ Верховного Главнокомандующего номер девяносто пять перечитал. А ту часть, где говорится о заветах Ленина, — несколько раз, могу повторить слово в слово: «Первое дело — не увлекаться победой и не кичиться, второе дело — закрепить за собой победу, третье — добить противника...»
Не успел Борис отреагировать на рассуждения товарища, как открылась дверь и молодцеватый адъютант зычно произнес:
— Младший лейтенант Жигуленков, вас приглашает командир полка...
Майор Подорожный встретил Бориса радушно. Рапорт выслушивать не стал. Поздоровался за руку, предложил сесть и, не отводя взгляда в сторону, заговорил:
— С вашим личным делом, товарищ Жигуленков, я уже ознакомился. Хотя привык ценить людей по делам, а не по анкетам. Знаю, что давно рветесь на фронт. Что ж, это похвально. — Майор выдержал небольшую паузу, улыбнулся. — Не робейте, вы же москвич! «Ребята столичные, — как любит говорить наш инженер, — во всех делах отличные». У нас в полку немало москвичей. Но есть и украинцы, белорусы, грузины. Первой эскадрильей командует Александр Гомолко. Окончил Борисоглебскую школу летчиков. Не один год, как и вы, был летчиком-инструктором. Дело и службу свою знает. Так что есть у кого поучиться. Для детального знакомства с людьми время у вас будет. А сейчас, если нет вопросов, устраивайтесь — и за работу, ее хватит на всех...
Прошло несколько дней, и Жигуленков уже знал многие страницы боевой летописи полка.
Парторг капитан Беляев рассказал, что их 240-й истребительный авиаполк формировался перед самой войной. Ко времени нападения фашистской Германии на нашу страну в части было всего тринадцать самолетов И-15 «бис», а летчиков и вовсе только семь. Лишь к августу сорок первого полк закончил формирование и был направлен на Ленинградский фронт, где сразу же включился в боевую работу. Но повоевать пришлось недолго. Спустя три месяца полк направили в тыл для переучивания на новые самолеты ЛаГГ-3. Чуть более года дрались летчики на этих машинах, а в декабре сорок второго пересели на Ла-5 — современный самолет-истребитель.
Закончив переучивание, полк перелетел на один из аэродромов в район Курской дуги.
Без раскачки и выжидания Жигуленков приступил к летной работе. Сначала отрабатывал полеты по кругу и в зону, потом подключился к несению боевого дежурства.
В марте 1943 года полк перебазировался на аэродром Уразово, поближе к местам намечающихся боев.
И началась напряженная наземная подготовка: техники и механики проводили регламентные работы. Летчики основательно взялись за подзабытую уже теорию. Но и «практики» хватало с лихвой: десятки раз по сигналу с КП вылетали они на перехват самолетов противника.
В первых числах июня сорок третьего года в полку состоялось открытое партийное собрание. С докладом «О передовой роли коммунистов и комсомольцев в предстоящих боях» выступил начальник штаба полка Яков Евсеевич Белобородов. Он подвел итоги, рассказал об ответственных задачах, поставленных перед 240-м истребительным. Слушая начальника штаба, Жигуленков все более сознавал, в какой слаженный боевой коллектив он попал. Сражаясь в небе Ленинграда и Сталинграда, на Северо-Западном и Юго-Западном фронтах, полк произвел сотни боевых вылетов. На счету летчиков было уже свыше шестидесяти воздушных боев, в которых они сбили более тридцати вражеских самолетов. Имена Игнатия Солдатенко, Виктора Гришина и других были известны далеко за пределами их части.
— Молодое пополнение, прибывшее в начале года в полк, особенно лейтенанты Иван Кожедуб, Кирилл Евстигнеев, оттачивают боевое мастерство, — говорил Белобородов. — Под стать им и другие наши новички — Игорь Середа, Павел Брызгалов, Валентин Мудрецов, Борис Жигуленков, Василий Мухин. Надо и остальным брать с них пример.
Решение собрания было лаконичным: в предстоящих боях приложить все силы и знания для победы над врагом.
— Что ж, Боря, пора в поход, труба зовет... — негромко сказал Мудрецов, с которым Жигуленков успел подружиться.
До армии Валентин окончил художественное училище, работал на одном из московских предприятий художником-оформителем. Но потянуло в небо. Пошел в аэроклуб. Затем — Борисоглебская военная авиационная школа имени В. П. Чкалова. Ну а потом — фронт, 240-й истребительный.
— Труба-то давно зовет, Валентин, только вот до нас с тобой ее сигнал никак не доходит.
— Ничего, Борис, слышал, что сказал начальник штаба полка? «Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать...» Вот и давай наберемся терпения.
В один из июньских дней после полетов Жигуленков решил, как выражался, пообщаться с экипажем.
— Экипаж у тебя боевой, — еще при первой встрече сказал ему командир эскадрильи. — Механик, старшина Пашинин, опытный, любит и знает свое дело. Под стать ему и моторист Александр Хапличук. Москвич, воспитанник завода «Серп и молот», с первого дня на фронте. Окончил Бобруйскую школу младших авиаспециалистов. Отлично трудится и оружейница младший сержант Круглова. Дочь старого большевика, организатора первых колхозов на земле владимирской, она в неполные девятнадцать лет добровольно пошла на фронт. Окончила ШМАС и вот уже второй год в полку.
Конечно, Борис и сам успел познакомиться с небольшим, но дружным коллективом. Не только знал биографию каждого, но и видел, как работают люди. Наблюдая на стоянке за мотористом Хапличуком, он по-хорошему завидовал Саше: до чего же трудолюбив, сноровист! Глядя на действия Нины Кругловой, ловил себя на мысли, что эта голубоглазая, хрупкая девушка, созданная, казалось бы, не для работы с тяжеленными бомбами и снарядными ящиками, а для тихой безмятежной жизни, в деле не уступит и дюжему мужчине.
Однако на этот раз причина для «общения» была особой. В соседней эскадрилье произошло ЧП, приказано рассказать о случившемся всему личному составу полка.
А произошло вот что. Много дней подряд шли сильные дожди. Не предполагая, что в такую погоду самолет может подняться на задание, младшие специалисты спрятали в боевой машине винтовки. Рассудили так: нечего им мокнуть, пусть полежат в фюзеляже. Но летчик Евстигнеев вылетел в тот ненастный день на очередное задание. И, пожалуй, только самообладание и мастерство позволили ему справиться с боевой задачей, несмотря на необычный груз в хвостовой части фюзеляжа.
Разговор с экипажем младший лейтенант Жигуленков начал издалека. Напомнил о недавнем открытом партийном собрании, а затем, словно речь шла о событии, происшедшем не в их коллективе, сказал с безразличием:
— Оказывается, в авиации бывают чудеса, которые и представить трудно, — кое-кто может использовать самолет-истребитель для хранения винтовок. Это ли не грубейший проступок и нарушение элементарного порядка?
— А мне думается, здесь уместней другое слово — «преступление», — в гневе выпалил моторист Александр Хапличук. — Еще неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы не выдержка Кирилла.
— И все же этих ребят не следует называть преступниками, — не согласился Жигуленков. — Разгильдяи они порядочные, а от разгильдяев всего можно ожидать. За боеготовность самолета отвечает каждый член экипажа. Вот хотя бы наша оружейница Нина Круглова. — Заметив, как смутилась девушка, покраснела до кончиков ушей, быстро поправился: — Младший сержант Круглова. На ней тоже ответственность за успех боевого вылета. Ведь если я зайду на цель, а бомбы зависнут на бомбодержателях, или если сам подойду к противнику, попытаюсь сделать выстрел, а пушки заклинит, то не только не выполню задание, но и жизнью поплачусь. Верно я говорю? — посмотрел Борис на товарищей и, не дожидаясь ответа, продолжал: — Уверен, так думает каждый из вас. Все мы скрепляли подписью военную присягу. Значит, и служить должны честно, по закону и совести.
Еще немного посидели, поговорили о разном, и младший лейтенант оставил подчиненных: время было позднее.
Едва Жигуленков скрылся за стоянками самолетов, Александр Хапличук, довольно улыбаясь, заговорил:
— Все больше убеждаюсь, что наш командир, кроме всего прочего, еще философ и психолог. Не глядите, что молод.
— Особенно, когда читает на расстоянии мысли нашей Нины, — некстати выпалил механик старшина Пашинин. Поймав колючий взгляд девушки, пояснил: — Я имею в виду обстоятельность, с которой он говорил о бомбах, взрывателях и боеприпасах, заботливо подготовленных руками младшего сержанта Кругловой...
— Не вижу в рассуждениях командира ничего предосудительного, — поспешил уточнить Хапличук. — Он внимателен к работе каждого члена экипажа. А если к Нине Кругловой проявляет внимание несколько большее, значит, она того заслуживает не только безупречным трудом, но и добротой своей. Сколько сил она отдает тому, чтобы вовремя почистить и смазать пушки, подготовить и подвесить под самолет увесистые бомбы. А кто не знает, как мастерски она проводит предварительный и предполетный осмотр самолета? И делает свою работу с душой, не ограничиваясь вооружением. Все это не может ускользнуть от взгляда командира. Если, конечно, он настоящий командир...
Уединившись, Борис Жигуленков перечитывал письма, пришедшие от родных. Бежал глазами по неровным строчкам и, казалось, разговаривал с дорогими сердцу людьми. «Вот уж какой месяц, как я вместе с заводом нахожусь в Челябинске, куда мы эвакуировались из Москвы, — писал брат. — Город хороший, а люди еще лучше. Броня крепка, и танки наши быстры», — этой строчкой из популярной песни Василий давал понять, какую продукцию выпускает их завод.
— О чем задумался, детина? — шутливо пробасил незаметно подошедший летчик Александр Колесников.
— Да вот, перетряхиваю свои архивы, — уклончиво ответил Жигуленков. — Слышал, братьев Колесниковых опять можно поздравить? Еще одного «мессера» в землю вогнали?
— Да, было такое дело, только я здесь ни при чем. Младший, Иван, расправляет крылья. Так искусно подловил фашиста на развороте, что всадил в брюхо пирату целую дюжину снарядов; «мессер» развалился на куски...
Иван и Александр Колесниковы, с которыми подружился Жигуленков, тоже москвичи. До призыва работали на железной дороге. Окончили аэроклуб, военную школу летчиков и вот недавно прибыли в боевой полк. «Нет, что ни говори, повезло тебе, Борька, с товарищами. С такими никакой враг не страшен!» — подумал Жигуленков.