Над Курской дугой
Еще только начинало светать, а летчики полка уже собрались на митинг, замерли в одношеренговом строю. Ветер колыхал Боевое Знамя части, рядом стояли командир, комиссар, начальник штаба...
Майор Подорожный сделал шаг вперед, расправил под ремнем и без того ладно сидевшую на нем гимнастерку и, обведя взглядом притихший строй, заговорил:
— Товарищи летчики, техники, механики, младшие авиаспециалисты! Настал решающий час. Враг на нашем участке фронта готовится к наступательным действиям. Поставлена задача оказывать помощь наземным войскам, надежно прикрывать их с воздуха. Так поклянемся же с честью выполнить свой долг.
— Клянемся! — прозвучало в ответ.
Один за другим подходили к столу воины, заверяли командование, что без устали будут громить врага на земле и в воздухе.
Слушая товарищей, Жигуленков чувствовал, сколь велика их ненависть к фашистам. Значит, драться будут геройски.
С митинга расходились по самолетам: каждый знал свою задачу, время вылета, состав групп.
— Ну что ж, товарищ Жигуленков, пойдете моим ведомым, — тронул Бориса за плечо комэск старший лейтенант Гомолко. — Будьте предельно внимательны. Над целью можем встретиться с «мессерами» и «фокке-вульфами». Взлетаем по зеленой ракете, вслед за второй эскадрильей.
Не успела ракета упасть на землю, как аэродром наполнился гулом моторов: краснозвездные «Лавочкины» один за другим поднимались в небо.
Жигуленков и комэск взлетали первыми. За ними, соблюдая дистанцию, поднимались другие летчики подразделения и, как условились на земле, уже при отходе от аэродрома построились в боевой порядок.
«У летчика, особенно истребителя, голова должна вращаться на триста шестьдесят градусов», — вспомнил Жигуленков слова начальника летной школы полковника Попова Федора Тимофеевича. Словно выполняя добрый совет бывалого «авиационного волка», Борис бросал взгляд из стороны в сторону, стараясь охватить все воздушное пространство. И, как оказалось, недаром: при подходе к заданному району он первым увидел приближающуюся к переднему краю группу фашистских бомбардировщиков.
— Командир, впереди, с превышением, «юнкерсы», — стараясь быть спокойным, доложил младший лейтенант.
— Вижу, — отозвался Гомолко и, решив атаковать ведущий бомбовоз, приказал: — Прикрой!
Увидев советский самолет, гитлеровские стрелки открыли по нему огонь из бортового оружия. Гомолко стремительно сближался с флагманской машиной. Подойдя на дистанцию прицельного огня, плавно нажал гашетку, и пушечная очередь прошила «юнкерс». Он скользнул на крыло и, выпустив клуб огня и дыма, факелом пошел к земле.
Лишившись ведущего, строй «юнкерсов» дрогнул. Пользуясь замешательством гитлеровцев, комэск пристроился к очередной их машине. Фашист предпринимал маневр за маневром. Однако Александр разгадывал его замыслы. Не успел Гомолко выйти из атаки, как «мессер» коршуном свалился на него. Жигуленков словно ждал этого. Небольшой доворот — и пушечная очередь преградила путь врагу.
Бой продолжался... «Юнкерсы» встали в оборонительный круг, который прикрывался сверху «мессерами», но истребители врага сами оказались под ударом нависших над ними «Лавочкиных».
Потеряв три машины, гитлеровцы поспешили уйти восвояси.
А группа Александра Гомолко, успешно выполнив задание, взяла курс на свой аэродром. Вернулись без единой потери.
Командир полка не стал слушать доклад старшего лейтенанта. Скомандовав «Вольно» и с одобрением поглядев на комэска и его заместителя, зычно произнес:
— Молодцы! Поработали отменно. Командующий второй воздушной армией генерал Красовский прислал телеграмму. Объявляет вам благодарность, всю группу ставит в пример летному составу. Однако для торжества времени нет. Получено новое задание. По шоссейной дороге Харьков — Белгород движется танковая колонна и мотопехота противника. Приказано прикрыть штурмовики, которые выйдут на эту цель. — Командир полка помолчал с минуту и снова обратился к старшему лейтенанту Гомолко: — Я решил поручить выполнение этого задания вашей эскадрилье. Группу подберете по своему усмотрению.
Подорожный указал место и время встречи с «илами», их состав и боевой порядок, сообщил другие данные, необходимые для выполнения задачи. Закончил он словами:
— Особо учтите, что мотоколонну прикрывают «мессеры» и «фокке-вульфы». Если нет вопросов, действуйте.
— Задача ясна, товарищ командир, — ответил Гомолко и вместе с Жигуленковым зашагал к самолетам...
Зарулив на стоянку, Борис проворно снял парашют, бросил в кабину шлем и легко спрыгнул на землю. На вопрос подбежавшего к нему авиамеханика о работе машины выпалил:
— Замечаний нет. Мотор работал как зверь. Быстрей готовьте к повторному взлету. А вас, товарищ Круглова, — подчеркнуто официально обратился к оружейнице, — прошу пополнить боекомплект.
— Ясно, товарищ младший лейтенант, — скрывая смущение, ответила Нина.
Почувствовав неловкость и помолчав, Борис сказал мягче:
— Пока у меня есть несколько свободных минут, давайте-ка, Нина, вместе осмотрим снарядные ящики, а заодно и пополним их.
— Да что вы, товарищ командир, с этим я и одна управлюсь, — смущенно ответила Крутова. — У вас своих дел хватает.
Борис с благодарностью посмотрел на девушку и ничего не ответил.
В считанные минуты самолет был подготовлен к повторному боевому вылету. И по сигналу с КП Жигуленков снова поднял свой «ястребок» в небо.
Проводив командира в очередной полет, Нина как-то по-особому задумалась об этом простом, веселом и душевном парне. Вспомнила встречи, разговоры с ним. Она чувствовала: с каждым днем он становится для нее ближе, родней. Нине казалось, что Борис отвечает ей взаимностью. При одной мысли об этом гулко билось сердце: если бы, если бы так...
В начале мая 1943 года 240-й истребительный авиаполк перебазировался на аэродром Чернянка, недалеко от Курска. Преграждая путь фашистам на этом участке фронта, летчики полка каждый день вступали в воздушные бои, наращивая победный счет. О подвигах этих воздушных бойцов знали далеко за пределами полка. О них писала не только армейская газета «Крылья победы», но и фронтовая «За честь Родины», и центральный орган ВВС «Сталинский сокол».
В середине мая 1943 года с заданием редакции я прибыл в этот полк. Майор Подорожный только что вернулся с боевого задания и обговаривал с начальником штаба очередные задачи.
Поздоровавшись, узнав о цели моей командировки, он оживился:
— Ну что ж, я не против того, чтобы армейская газета писала о наших воинах — людей достойных в полку много. А если подметите какие-то изъяны, воспримем критику как должное. Только учтите, что у нас уже работают два корреспондента — старший лейтенант Анатолий Хорунжий из фронтовой газеты и капитан Николай Макеев из центральной авиационной. И каждый ищет своего героя.
Разрывы зенитных снарядов прервали его рассказ. Не успел я присмотреться к самолету, летевшему вдали от аэродрома, как майор Подорожный подбежал к стоявшему вблизи самолету. Без шлема и очков, надев только парашют, он прямо со стоянки дал полный газ и пошел на взлет.
Замерев, наблюдали мы за происходящим. Вот гитлеровец заметил приближающегося истребителя и сделал резкий разворот, пытаясь уйти, но было уже поздно: «Лавочкин» завис над «юнкерсом». Первая атака, вторая... Длинная пушечная очередь — и бомбовоз пошел к земле.
Около недели я проработал в этом полку. Командировка оказалась удачной. По итогам ее удалось написать несколько заметок, очерков. Первая моя корреспонденция «Боевой командир» была опубликована в «Крылышках», как любовно называли авиаторы свою армейскую газету, 23 мая 1943 года. В этой заметке я попытался рассказать о бое, свидетелем которого стал.
Забегая вперед, скажу, что вскоре я снова прибыл в 240-й истребительный. Майор Подорожный встретил меня с укором:
— Негоже получается, товарищ лейтенант. Я рассказывал вам о наших отважных летчиках, техниках и механиках, а вы свое выступление в газете начали с рассказа о «боевом командире»...
— Ну, это будем считать запевом, как бы началом разговора, — улыбаясь, вступил в разговор начальник штаба подполковник Белобородов. — Тем более, что корреспондент не забыл и о рядовых воинах. Помните его заметки — «Техник звена Опрышко», «Повар-инструктор сержант Косынков»...
— И все же побольше пишите о летчиках — Кожедубе, Евстигнееве, Амелине, братьях Колесниковых. Это замечательные люди!..
В один из июльских дней сорок третьего в полк поступила телеграмма. Надлежало выделить группу истребителей для сопровождения «Ильюшиных-2», которым предстояло нанести удар по войскам противника на марше.
Посоветовавшись с заместителями, командир полка решил возложить эту задачу на летчиков первой эскадрильи.
Изучив боевое задание, обговорив действия в особых случаях полета, истребители, возглавляемые старшим лейтенантом Александром Гомолко, поднялись в небо и взяли курс к месту встречи со штурмовиками.
Жигуленков был доволен, что комэск не только включил его в состав группы, но и снова взял своим ведомым.
Внимательно наблюдая за воздухом, Борис изредка бросал взгляд на землю. Воронки, искореженные телеграфные столбы, мелькавшие под крылом, свидетельствовали о недавнем налете врага.
Под крылом самолета появилась широкая лента шоссейной дороги. Оставляя за собой сизый след, шли к линии фронта гитлеровские танки, мотопехота.
— В атаку! — послышался голос ведущего «Ильюшиных». И нагруженные бомбами, эрэсами штурмовики спикировали на немецкую технику.
Взметнулись к небу огонь и дым — удар штурмовиков был точен.
Строго выдерживая свое место в боевом порядке, Жигуленков внимательно следил за пространством, откуда могли появиться истребители противника.
В это время на «Ильюшиных» бросилась четверка Me-109. Но Жигуленков был начеку. Доложив ведущему группы о появлении противника, тут же выпустил пушечную очередь. Не удалось пробиться к штурмовикам и второй четверке «сто девятых»
Старший лейтенант Гомолко приказал своему заместителю Виктору Гришину обеспечить непосредственное прикрытие Ил-2, а сам во главе четверки Ла-5 связал боем «сто девятых».
В одной из атак Гомолко близко подошел к вражескому самолету. «Мессершмитт» закрыл почти весь прицел — так мало было расстояние. Но в последнее мгновение немец заметил Гомолко и, выйдя из-под удара энергичным переворотом через крыло, оказался впереди. Жигуленков не упустил удобного момента, срезал доворот — и двадцатимиллиметровые пушечные снаряды рассекли вражескую машину, «сто девятый» дрогнул, перевернулся и камнем понесся к земле.
А бой продолжался. В какой-то момент вражеским летчикам удалось прорваться к «Ильюшиным».
— Командир, под нами «мессеры»! — по возможности спокойно доложил Жигуленков.
Посмотрев вниз, Гомолко увидел, что Гришин ведет неравный бой с группой «мессершмиттов».
— Боря, прикрой! — приказал комэск и бросился на выручку Виктору.
Стремительным разворотом он пошел на чуть отставшую пару «мессеров». Однако гитлеровцы своевременно разгадали замысел советского летчика и отвернули в сторону.
В это время на Жигуленкова обрушилась пара Ме-109. Длинная очередь, выпущенная с одного из вражеских самолетов, пронеслась над кабиной Ла-5. Фашист разогнался на пикировании и оказался впереди Жигуленкова.
— Попался, стервец, — обрадовался Борис и небольшим доворотом поймал «мессер» в прицел. Нажал на гашетки — и вражеский истребитель, вспыхнув, пошел к земле.
— Молодец, Боря! — бросил в эфир Гомолко. — Но смотри не увлекайся, бдительности не теряй.
Жигуленков хотел было ответить на похвалу командира, но в это время на его машину свалилась новая пара стервятников. Только умелый и своевременный маневр в воздухе спас Бориса от гибели. А машине досталось-таки: в центроплане и левом крыле зияли дыры.
Несравнимо больше досталось фашистам. Жигуленков бросил взгляд на землю и довольно улыбнулся: от метких ударов штурмовиков на шоссе образовалось несколько костров. Горели танки, бронемашины, взрывались бензоцистерны.
Еще более жаркие бои завязались 12 июля 1943 года. В тот день летчики полка трижды вылетали в район Прохоровки, близ Белгорода, где происходило ожесточенное танковое сражение. Командир первой эскадрильи в третий раз повел десятку «Лавочкиных» на прикрытие танкистов. В составе десятки был и Борис Жигуленков.
За сорок минут, под зенитным огнем противника, в схватках с вражескими истребителями, наши летчики сбили шесть немецких самолетов. Им удалось отвратить от наземных войск удар пяти групп вражеских бомбардировщиков.
В этом вылете, в неравном бою с врагом, смертью храбрых погиб комэск Александр Гомолко...
Тяжело переживали гибель командира летчики. Прощаясь с боевым товарищем, поклялись еще яростнее сражаться с врагом.
...В то утро замкомэска Гришин получил задание во главе шестерки «Лавочкиных» вылететь на прикрытие наших наземных войск, действующих на обояньском направлении. Он рассказал о задании, поставил задачу каждому летчику, обратив внимание на необходимость взаимовыручки в бою, важность умелого маневрирования в зоне зенитного огня противника. Своим ведомым он назначил Жигуленкова.
По сигналу с КП шестерка «Лавочкиных» поднялась в небо. Ей было приказано не подпустить бомбардировщики к переднему краю наших войск. Гришин и Жигуленков летели выше — прикрывать четверку от истребителей противника, а в случае чего связать гитлеровцев боем.
Вскоре наши летчики убедились, что такое построение боевого порядка вполне оправданно. Патрулируя над передним краем, они увидели большую группу Ю-87, шедших в сопровождении Me-109. Гитлеровцы держали строй, как на параде. Следом за первой группой бомбардировщиков шла вторая. Над обеими группами, словно осы, кружились истребители сопровождения.
Преимущество в силах было на стороне противника. Однако мужество и мастерство наших летчиков, помноженное на взаимодействие внутри шестерки, и удачно выбранный боевой порядок привели к тому, что бомбардировщики не смогли сбросить груз на советские войска. В завязавшемся воздушном бою было сбито три вражеских самолета, в том числе один — Жигуленковым. Шестерка вернулась на свой аэродром без потерь.
...Размахивая свежим, пахнувшим типографской краской номером армейской газеты, моторист Александр Хапличук подбежал к товарищам, находившимся на стоянке:
— Кто хочет послушать о подвигах летчиков-смельчаков, прошу ко мне!
С тех пор, как сержант Хапличук стал агитатором, он частенько знакомил воинов эскадрильи с интересными материалами, опубликованными в газетах и журналах.
— Опять о Покрышкине, братьях Глинках будешь рассказывать? — решила уточнить оружейница Круглова.
— Нет, Нина, в нашем полку растут свои асы. Недавно мы читали о боевых делах Ивана Кожедуба и Кирилла Евстигнеева, а теперь вот пишут и о более молодых. — И с нарочитой официальностью продолжил: — Товарищи офицеры, сержанты и красноармейцы! Сегодня вместе с другими материалами армейская газета публикует статью под названием «Атаки смельчаков», а ниже подзаголовок — «Победа младшего лейтенанта Жигуленкова». В частности, описывается, как удалось сбить четыре Ме-109.
— Да ты не рассказывай, а читай подряд, мы сами разберемся, что к чему, — попросил техник звена Александр Андреев.
— Пожалуйста, я готов озвучить то, что здесь написано, — согласился Хапличук и, откашлявшись, стал читать:
— «Зеленая ракета, точно стрела, взвилась ввысь, оставляя позади себя след седого дыма. Истребители попарно взлетели в воздух.
Вскоре летчики увидели под собой сплошное море дыма и черные пятна воронок. Игрушечными кажутся с высоты советские тяжелые танки. Они ползут вперед, как вестники успешных летних боев, которые ведет Советская Армия.
Навстречу группе наших истребителей идут двенадцать Ме-109. Продолжая выполнять свою основную задачу, командир группы коммунист лейтенант Гришин с двумя комсомольцами решил отвлечь внимание «мессершмиттов» на себя. Пучки трассирующих пуль, точно огневые нити, с огромной скоростью тянулись к самолетам смельчаков, но они не отступали.
— Руби их, гадов! — крикнул по радио лейтенант Гришин, и, как бы в ответ на приказание ведущего, младший лейтенант Жигуленков меткой очередью пронзил одного стервятника; тот вздрогнул, и, резко накренившись на крыло, беспорядочно полетел вниз.
Через несколько минут один за другим были сбиты еще три самолета противника. В этом бою младший лейтенант Жигуленков сбил два Ме-109, лейтенант Гришин и младший лейтенант Трясак — по одному «мессеру».
Не выдержав дерзкого, тактически умелого маневра наших летчиков, «мессершмитты» поспешно вышли из боя и скрылись из виду».
— Ну вот, теперь хорошо видны атаки смельчаков, — подытожил Андреев.
Он хотел еще что-то сказать, но в это время над аэродромом пронеслось звено «Лавочкиных», вернувшихся с боевого задания. И всех, кто пришел послушать читчика, как ветром сдуло. Они заторопились встречать свои машины.
...По тому, как Борис Жигуленков рулил на стоянку, как проворно, выключив мотор, покидал кабину самолета, можно было безошибочно сказать: командир вернулся с очередной победой.
Быстро отстегнув парашют, сняв шлем, Жигуленков сказал громко, чтоб слышали все:
— Замечаний по работе мотора и вооружения нет. Готовьте машину к очередному вылету. А тебя, Саша, — обратился к мотористу, — прошу подрисовать еще пару звездочек.
— Будет сделано, товарищ командир! — с готовностью ответил Хапличук, провожая взглядом Жигуленкова, заторопившегося на КП, чтоб доложить о выполнении боевого задания...
Действия воинов — членов ВЛКСМ в битве на Курской дуге решено было обсудить на комсомольском собрании.
К собранию готовились тщательно. Выпустили специальный номер стенгазеты, посвященный лучшим летчикам.
С докладом на собрании выступил командир полка. Майор Подорожный рассказал, как мастерски сражались летчики, самоотверженно трудился технический состав. Особо командир отметил недостатки, обратил внимание на то, что предстоит еще сделать.
— В небе над Белгородом, — говорил он, — не только победы сопутствовали нам. Были и промахи, невосполнимые потери. Ушел из жизни командир первой эскадрильи Александр Гомолко. Не стало и его заместителя Виктора Гришина, других наших товарищей. Никто не застрахован от ошибок, но многое мы обязаны предвидеть.
Выступили и комсомольцы: Игорь Середа, Иван Кожедуб, Александр Колесников. Внимательно слушали собравшиеся командира первой эскадрильи Амелина, недавно вступившего в эту должность. Он говорил о незыблемых законах фронтового братства: дружбе, взаимовыручке. Без всего этого, подчеркивал Алексей, не добиться победы.
В решении собрания комсомольцы записали: делами своими приумножать боевую славу полка, добиваться безотказной работы боевой техники и оружия, стремиться, чтобы каждый снаряд, каждая бомба были пущены точно в цель.
От имени бюро ВЛКСМ комсорг полка старшина Коротков предложил обсудить проекты благодарственных писем родителям отличившихся в боях воинов.
— Эти тексты согласованы с командованием. — сказал Коротков, — но мы решили вынести их и на ваш суд. Вот послушайте, например, что мы написали родителям Бориса Жигуленкова.
— «Дорогие Василий Сергеевич и Анна Андреевна! Примите боевой, сердечный привет и самые лучшие пожелания от командования, всех воинов истребительной авиационной части, в которой служит ваш сын Борис, — читал комсорг. — Нам приятно сообщить, что за время службы младший лейтенант Жигуленков проявил себя смелым и умелым воздушным бойцом, хорошим товарищем, активным комсомольцем... Командование, комсомольская организация части благодарят вас за воспитание сына, бесстрашного воина, достойного защитника Родины. Желаем вам крепкого здоровья, большого семейного счастья и всего самого лучшего».
— Письмо хорошее, — подал голос с места техник звена Даниил Кочагин, — но считаю, что нужно его дополнить. На днях Борис в одном лишь бою сбил два вражеских самолета.
С предложением Кочагина согласились: ничего не скажешь, дельное замечание.
Единодушно были приняты тексты писем родителям летчиков-комсомольцев Кирилла Евстигнеева, Валентина Мудрецова, Александра и Ивана Колесниковых, других авиаторов.
— Подготовили мы письмо и родителям Ивана Кожедуба, — снова заговорил старшина Коротков, — а с отправкой придется подождать. Дело в том, что село, откуда родом Кожедуб, находится пока под оккупантами. Но войска Центрального фронта уже приближаются к тем местам, так что письмо у нас долго не залежится, — шутливо сказал комсорг под одобрительные возгласы присутствующих. — К тому же кроме благодарственного письма мы думаем послать родителям Кожедуба и газетную вырезку с заметкой об Иване.
— Правильно! — раздалось из зала сразу несколько голосов.
— Решено, — заключил Коротков. — На этом и закончим наше собрание. У каждого из нас немало дел, так не будем откладывать их на завтра.
Освободив Белгород, советские войска продолжали развивать наступление.
Перед летчиками 240-го истребительного авиаполка в те дни стояла задача обеспечить надежное прикрытие штурмовиков и бомбардировщиков.
15 августа полк выполнял задание по прикрытию «Петляковых», которые наносили бомбовые удары по скоплению гитлеровских войск юго-западнее Харькова. Борис Жигуленков был ведомым в группе командира эскадрильи Амелина.
Соблюдая минимальные дистанции в боевом порядке, тяжело груженные бомбардировщики под прикрытием истребителей держали курс на цель.
При подходе к району, где намечалось произвести бомбометание, Жигуленков первым увидел самолеты противника: они шли навстречу «Петляковым».
— Командир, приближаются «фоккеры», — доложил Жигуленков.
Но не успел Амелин ответить, как от второй группы «Лавочкиных» отвалило звено Кожедуба и устремилось наперерез гитлеровцам.
Жигуленков хорошо видел, как четверка Кожедуба сошлась с врагом, стремительно и дерзко атаковала его. «Лавочкины» шли с превышением. ФВ-190 попытались увернуться, но было поздно. Кожедуб выпустил две пушечные очереди, и один из «фокке-вульфов», оставляя полосу огня и дыма, врезался в землю.
Немцы набросились на «Петляковых», шедших ниже группы Амелина. Но Жигуленков был начеку. Он устремился на истребитель противника и выпустил заградительную очередь. Наткнувшись на огненную трассу, гитлеровец отвалил в сторону. Наши бомбардировщики без помех прицельно обрушили фугаски на вражеские войска.
В один из сентябрьских дней сорок третьего летчики 240-го истребительного авиаполка собрались на очередное занятие, чтобы обсудить особенности воздушного боя с многомоторными самолетами противника.
Руководитель занятия не раскрыл основные вопросы темы, как поступило боевое распоряжение: курсом на аэродром идет одиночный самолет-бомбардировщик «Хейнкель-111», необходимо уничтожить врага.
Выполнить задание поручили младшим лейтенантам Жигуленкову и Колесникову.
Повторив приказ, офицеры заспешили к самолетам.
— Ну вот, у них будет возможность на практике изучить тему, — заметил Валентин Мудрецов. — Ведь «Хейнкель-111» двухмоторный самолет. Думаю, Борис без конспекта ответит на все вопросы. Да и Саша Колесников не опростоволосится, недаром летает под счастливым номером.
— А что, по-моему, Мудрецов прав, — отозвался один из летчиков. — Только не пойму, при чем здесь счастливый номер?
— А тут и понимать нечего, — снова заговорил Мудрецов. — У братьев Колесниковых бортовые номера на машинах со значением. Дело в том, что оба они родились двенадцатого числа, хотя и в разные месяцы. Прибыв на фронт, попросили, чтобы их самолетам дали двенадцатый номер. Но так как в полку не может быть двух машин под одним номером, старший, Александр, согласился на счастливый, как сам сказал, номер — тринадцатый, он и теперь красуется на машине...
«Лавочкины» поднялись в небо, когда «хейнкель» подходил уже к аэродрому.
Наши самолеты обеспечили себе преимущество в высоте и стали приближаться к цели, выжидая момент для прицельного удара. Огонь бортового оружия «хейнкеля» свидетельствовал о том, что экипаж бомбардировщика видит истребителей.
Жигуленков и Колесников начали имитировать атаки. Тем самым надеялись уточнить зоны, не простреливаемые противником.
— Ну бейте! Чего тянете! — нетерпеливо кричали с земли однополчане, наблюдавшие за этим поединком.
И словно услыхав голоса с земли, Жигуленков, успевший разобраться в слабых и сильных оборонительных возможностях бомбардировщика, уверенно подошел к нему и открыл огонь. «Хейнкель» закачался из стороны в сторону, вспыхнул и отвесно пошел к земле...
— Вот это образец наглядно проведенного занятия, — шутливо бросил парторг полка Беляев.
...Нина Круглова первой подбежала к Жигуленкову, как только он выбрался из кабины самолета.
— Поздравляю, товарищ командир, — смущенно проговорила девушка. По привычке хотела спросить, как работало вооружение, но, почувствовав, что такой вопрос сейчас некстати, замолчала.
Видя ее смущение, Борис улыбнулся:
— Спасибо, Нина, вооружение работало безотказно. — И, повернувшись к механику, подытожил: — К работе мотора претензий тоже нет, все в норме. Ну, я побежал на доклад к командиру...
Пожав руку Жигуленкову, а затем Колесникову, комэск Алексей Амелин сказал:
— Боевое задание выполнили успешно! Молодцы! О «танце» вокруг «хейнкеля» командир полка приказал поподробнее рассказать летному составу.
Войдя в класс, окинув взглядом товарищей (все сидели на прежних местах, словно и не расходились), Жигуленков неторопливо, обстоятельно начал вспоминать перипетии недавнего боя.
— Вопросы есть? — негромко спросил руководитель занятий, когда Жигуленков закончил свой рассказ.
— На все вопросы он ответил мастерской атакой, — подал голос Кирилл Евстигнеев. — И неплохо бы почаще проводить такие занятия с использованием столь доходчивых наглядных пособий.
А к вечеру в столовой летного состава уже висел красочный плакат. В верхней части листа была изображена выходящая из стремительной атаки пара «Лавочкиных». Внизу — догорающий самолет со свастикой, а под ним подпись:
И этот «хейнкель» отлетался:Первая награда
Хмурые тучи нависли над аэродромом. Зарядивший с раннего утра дождь не прекращался весь день. Томившиеся в вынужденном безделье летчики совсем приуныли: когда-то еще удастся взлететь?
И вдруг — шум мотора. На посадку шел «Лавочкин».
Авиаторы с нескрываемой завистью смотрели на приземлившийся самолет.
— Люди летают, а мы всё у моря погоды ждем, — бросил кто-то с упреком, не отрывая взгляда от приземлившегося Ла-5.
— Судя по всему, начальство пожаловало, — сказал Жигуленков, всматриваясь в машину.
— Хвостовой Ноль-первый. Это наш комкор генерал Подгорный прилетел, — поддержал разговор стоявший рядом с Жигуленковым капитан Воронцов. — Всем нам впору у него поучиться.
Биография у генерала и впрямь завидная. А начинал, как и большинство из них. Родился он в семье рабочего. Окончив ФЗУ, стал работать на заводе токарем. В двадцать лет с отличием окончил военную школу летчиков. В неполные двадцать шесть за его плечами была уже академия, на груди — боевой орден за подвиги в небе Халхин-Гола. В двадцать девять Подгорный стал командиром корпуса.
Приняв рапорт командира полка, генерал Подгорный заговорил:
— На этот раз моя миссия особенно приятна. Я прилетел, чтобы еще раз поздравить вас с успешным выполнением боевых заданий, вручить награды отличившимся, а заодно сообщить, что теперь мы находимся в подчинении командующего пятой воздушной армией генерала Горюнова. Прошу собрать личный состав...
Митинг открыл заместитель командира полка по политической части майор Башкирцев.
— У нас сегодня радостное событие, — сказал он. — За образцовое выполнение заданий командования на фронтах борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество ряд наших воинов удостоены высоких наград Родины. Башкирцев предоставил слово начальнику штаба полка.
— Младший лейтенант Жигуленков Борис Васильевич награждается орденом Красного Знамени, — произнес тот.
— Служу Советскому Союзу! — по-уставному четко ответил Жигуленков, приняв из рук генерала коробочку с орденом, и, чеканя шаг, вернулся в строй.
Следом за ним к столу приглашались Кожедуб и Колесников, другие воины.
Потом состоялся концерт полковой художественной самодеятельности. А в завершение были танцы. Среди танцующих выделялась одна пара — Нина Круглова и Борис Жигуленков. Красивы были их движения, одухотворенны лица...
В этот вечер Нина впервые обратилась к нему на «ты», назвала по имени.
— Знаешь, Боря, — волнуясь, сказала она, — все как-то не решалась перешагнуть этот невидимый барьер, а вот назвала тебя просто по имени — и так хорошо стало, легко. Но смотри не загордись. Ты ведь у нас теперь кавалер ордена Красного Знамени. Что я для тебя, командира экипажа, боевого офицера? Обыкновенная оружейница.
— Я для тебя, Нина, навсегда Борис, такой же, как и ты, рядовой авиации. И никакие звания, награды не затмят моего отношения к тебе, — волнуясь, проговорил он.
— Все это так, Боря, но вот завтра подойду к самолету — и снова буду переживать: как бы не ошибиться, не назвать тебя по имени, не показать виду, что ты для меня самый-самый...
Придя поздно вечером в землянку и пристроившись к коптящей гильзе, заменявшей лампу, Борис стал перечитывать письмо родителям: казалось, что получилось оно нескромным, хвастливым, не очень убедительным. Да и желание поделиться своими чувствами к Нине показалось преждевременным. Пусть это пока останется тайной, известной лишь им двоим.
Посидев немного в задумчивости, Борис взял новый листок и размашисто написал: «Дорогие папа и мама, здравствуйте! Получил ваше письмо. Рад, что живы, здоровы и по-прежнему трудитесь на своих местах. У меня без перемен. Воюю. Бью фашистов и гоню их с родной земли. Можете поздравить меня. Получил первый боевой орден. На днях мой друг Саша Хапличук по заданию командования полетит в Москву. Он при возможности зайдет к вам и подробней расскажет обо всем: как мы живем и как фашистов бьем. Вот и все. Целую, ваш Бориска».
Закончив письмо, решил просмотреть свежие газеты. Начал с новой для них армейской «Советский пилот». Внимание привлек материал под громким заголовком «Богатырь Днепра Иван Кожедуб». В ней рассказывалось об отваге боевого комэска, который только в небе Украины уничтожил двадцать один вражеский самолет. В этом же номере был материал о мастере стремительных атак Кирилле Евстигнееве, расстрелявшем за два дня боев пять фашистских машин. Мельком упоминалось и о славных делах Жигуленкова.
«Не робей, Борька, придет время, и о тебе будут писать в газете, по радио рассказывать, — вспомнил он давнишние отцовские слова. — Работай не за страх, а за совесть и добьешься победы».
Борис молча достал из бокового кармана сложенную вчетверо, пожелтевшую от времени заводскую газету «Электролампа» от 12 ноября 1940 года. Аккуратно развернул ее, расправил складки и стал читать. «Василий Сергеевич Жигуленков» — красовался заголовок на всю полосу, а над ним рубрика: «Люди нашего завода». В середине газетной полосы заверстана фотография и подпись: «Начальник алмазной мастерской В. С. Жигуленков и молодая стахановка сверловщица алмазов А. М. Лобазова».
Кажется, наизусть выучил Борис все, что написано об отце в этом очерке. Но перечитывая его, каждый раз находил для себя новое, поучительное, интересное.
Борису хотелось представить и тот далекий день 1916 года, когда отец, тогда пятнадцатилетний парнишка, вышагивал по Москве, по пыльной Таганке, на золотоканительную фабрику, куда устроился учеником сверловщика... Здесь Василия застала Октябрьская революция. А в 1932 году его как одного из лучших начальников цехов послали за границу, в Берлин, чтобы получить материалы для нового электролампового завода...
«И добьешься победы», — снова вспомнил Жигуленков слова отца. Непросто добиться ее. Но она придет, обязательно придет! Это Борис знал твердо.
Ой, Днипро, Днипро...
Советские войска вели бои уже на правобережной Украине. Перед летчиками 240-го истребительного авиаполка стояла задача надежно прикрывать их с воздуха.
...Утро 15 октября было хмурым, пасмурным. Несмотря на непогоду, истребители небольшими группами вылетали на выполнение боевого задания. Подошла очередь взлета четверки Ивана Кожедуба, в составе которой был и Борис Жигуленков. Ведущий группы предупредил летчиков, что сложные погодные условия требуют особой бдительности: из-за низко нависших над землей облаков могут появиться вражеские истребители, надо глядеть в оба.
Младший лейтенант Жигуленков шел в паре с Александром Колесниковым. Многослойные облака закрывали небо, и лишь при пересечении Днепра внезапно проглянуло солнце, под лучами которого засверкала гладь большой реки.
Ой, Днипро, Днипро, ты широк, могуч,— запел Жигуленков. Но тут же прервал песню, сосредоточился на наблюдении за воздухом. Вдруг из-за ближайшего облачного яруса вывернулась пара «мессеров» и стремительно пошла атакой на краснозвездные машины. Трассы пуль и снарядов, посланные «мессершмиттами», потянулись к «Лавочкиным».
Борис успел заметить, как одна очередь, посланная немцем, зацепила самолет младшего лейтенанта Колесникова. Второй Me-109 повредил самолет Василия Мухина.
Иван Кожедуб приказал Колесникову и Мухину покинуть группу и возвращаться на аэродром.
— Борис, остаемся вдвоем, — спокойно сказал Кожедуб. — Будь более внимателен, набираем высоту до нижней кромки облачности.
Гитлеровцы вознамерились добить машины Колесникова и Мухина. Но Иван Кожедуб бросился к ним на помощь. Жигуленков неотступно следовал за ним. Немцы, вынужденные прекратить преследование двух наших поврежденных самолетов, решили перенести удар на Жигуленкова. Один «сто девятый» заложил глубокий вираж, стремясь зайти в хвост Борису. Увидев это, Кожедуб начал разворачиваться с предельно допустимым креном в сторону этого «мессершмитта», быстро нагнал его на вираже и отсек ведомого огнем. Получив отпор, гитлеровцы ушли.
Кожедуб и Жигуленков благополучно прибыли в район патрулирования. Когда закончилось указанное им время для прикрытия наземных войск, оба без происшествий вернулись на аэродром.
...А вскоре — новое задание. В полк поступило боевое распоряжение выделить наиболее подготовленных летчиков для прикрытия ряда объектов фронта.
Борису Жигуленкову снова предстояло идти в группе лейтенанта Кожедуба.
Для изучения задания времени было мало, но Кожедуб успел обратить внимание на особенности его выполнения. А в заключение сказал:
— Недавно в районе Пятихатки гитлеровцы вывели из строя сразу двух наших летчиков — Колесникова и Мухина. Это не должно повториться. Надо быть предельно внимательными. Даже против солнца летчик обязан отчетливо видеть самолет противника.
Один за другим взлетали Ла-5. Небо было ясным, безоблачным. Летчики сразу же набирали высоту и, не делая круга над аэродромом, ложились на курс.
Подлетая к Кривому Рогу, Жигуленков первым увидел группу «Петляковых» и тут же доложил об этом ведущему.
— Вас понял, — отозвался Кожедуб, но вдруг заметил, что боевой порядок — клин пятерки — необычен для Пе-2. — Это же «Дорнье-215»! — с тревогой в голосе воскликнул ведущий.
Как раз об этих бомбардировщиках и шла речь на последнем подведении итогов боевой работы за день. Командир полка предупреждал, что самолеты противника могут попытаться бомбардировать в Пятихатке объекты фронтового значения.
— Встретил группу «Дорнье-215» с курсом на Пятихатку, — немедленно доложил Кожедуб на КП.
— Атаковать! — последовала команда.
— Жигуленков, Колесников, обеспечьте прикрытие. Атакую! — распорядился Кожедуб и бросился на врага.
«Лавочкин» резко пикирует, а затем с кабрирования открывает огонь по ведущему бомбардировщику. Гитлеровцы смыкают строй и открывают ответный огонь по Ла-5.
Следуя примеру ведущего, атакует противника и Жигуленков.
Фашисты не выдерживают натиска, поспешно освобождаются от бомбового груза и разворачиваются на обратный курс. Наши летчики продолжают атаковать. Сблизившись с крайним левым бомбовозом, Жигуленков открывает огонь по врагу. «Дорнье» дымит, но продолжает держаться в боевом порядке.
— Нет, не уйдешь! — в азарте кричит Кожедуб.
Пушечная очередь, выпущенная им, оказалась последней для фашиста. Объятый пламенем, бомбардировщик рухнул на землю...
Возвратясь на свой аэродром, Жигуленков не скрывал гордости, рассказывая, что первым всадил прицельную очередь в «Дорнье», но сожалел, что не удалось его добить. А вот ведущий группы Иван Кожедуб с первой очереди расстрелял немецкий бомбардировщик.
Внимательно слушавший Жигуленкова лейтенант Амелин сказал:
— Ты, Борис, зря огорчаешься. Ну разве можно в каждом вылете уничтожать самолеты противника? Хорошо бы, конечно, но нереально. А что Иван Кожедуб добил подраненного тобой пирата, так этому только радоваться надо. Главное — враг не прошел.
— Я летчик-истребитель и должен уничтожать противника, а не наблюдать за его полетами, — никак не мог успокоиться Жигуленков. — К тому же на последнем собрании мы приняли решение встретить двадцать шестую годовщину Октября новыми победами над врагом.
— Это уж вы зря, товарищ младший лейтенант, — перешел на официальный тон комэск Амелин. — Вам на судьбу жаловаться грех. Вон как растет число звездочек на фюзеляже вашей машины; почти десяток вражеских самолетов уничтожили, а это удалось не каждому летчику. Да и слава не обходит стороной: вас ставят в пример на подведении итогов, расхваливают на комсомольском собрании, о вас пишет армейская газета... Чего же вам еще?
Поняв, как справедливы слова командира, Жигуленков устыдился своей горячности и поспешил перевести разговор на другое.
Что ни день, то новые известия о победах над врагом. 6 ноября в полк пришла еще одна радостная весть: освобождена столица Украины Киев.
Утром авиаторы собрались на митинг в столовой летного состава, служившей и полковым клубом. Открыл его командир полка.
— Товарищи летчики, техники, младшие авиационные специалисты, — негромко начал свою речь майор Подорожный. — У нас сегодня двойной праздник. Во-первых, исполнилось двадцать шесть лет Великому Октябрю, а во-вторых, очищен от гитлеровцев стольный град Киев. Многострадальный Киев снова свободен! Поздравляю вас, дорогие товарищи!
Командир полка призвал крепче бить врага, приближая нашу окончательную победу.
Затем выступили летчики, техники, механики и оружейники. И все они говорили о готовности сражаться с фашистскими захватчиками до полного их уничтожения.
Здесь же начальник штаба полка зачитал приказ командующего 5-й воздушной армией о присвоении офицерскому составу очередных воинских званий. Когда он сообщил, что звание «лейтенант» присваивается Жигуленкову, сидевший рядом с Борисом инженер эскадрильи Алексей Симонов пробасил:
— Поздравляю с продвижением и преодолением черты «младших».
— Бориса Васильевича и с другим можно поздравить, — отозвался на реплику начальник штаба. — Он награжден орденом Отечественной войны первой степени.
В зале снова зааплодировали.
— Уж не подшутить ли решили надо мной? — негромко произнес Борис, не решаясь сделать шаг к столу, за которым стоял командир полка с орденом в руках, отсвечивавшим позолотой.
— Для шуток не время, — подал голос комэск Амелин.
— Поздравляю, товарищ лейтенант, и желаю новых побед в небе войны, — сказал майор Подорожный, пожимая руку летчику.
— Служу Советскому Союзу! — ответил лейтенант.
Борис вернулся на свое место и больше уже, казалось, не слышал ничего: так он разволновался. Перед глазами замелькали картины недавних воздушных боев над Харьковом и Полтавой, Кривым Рогом и Кировоградом, над Северским Донцов и Днепром.