Замысел

Прошу читателей, которые имеют военное образование, пропустить пару страниц, потому что в них будет сказано об известной обычной военной специфике. Считаю необходимым рассказать об этом штатским и особенно молодым людям, которые имеют представление о военном искусстве по кинофильмам, где командиры (генералы) ругаются матом и только кричат «Вперед!» или «Ни шагу назад!», совершенно не представляя какая огромная, кропотливая работа совершается до того, как принять на себя огромную ответственность дать команду на атаку или сказать подчиненным: «Будем стоять насмерть!».

Все начинается с оценки обстановки и замысла — командир думает, мыслит, предполагает, загадывает, как ему действовать (в наступлении или в обороне). Причем, не по собственному наитию, а по приказу сверху, от старшего начальника, который поставил задачу — что взять (в наступлении), к какому времени, что делать дальше. Сколько отпущено времени до начала наступления. Хватит ли его на перегруппировку, выход в исходное положение для атаки.

Вся эта работа проводится не только в голове, но также состоит и в советах с начальником штаба, начальниками служб разведки, инженерной, тыла, связи, замполитом. На этой стадии командиру можно давать рекомендации и даже спорить с ним. Проделав предварительную работу, командир принимает решение. Это самый ответственный момент в предстоящем бое, операции. Командир, как единоначальник, объявляет, где он решил наносить главный удар, кто его осуществляет, какие исполнителям даются средства усиления (артиллерия, танки и т. д.). В какие сроки и на какие рубежи должны выходить подразделения (части).

Но вот уже после магического «я решил» никто не имеет права ничего изменять. Все только исполняют указанное.

Много пишут и говорят о расстрелах в годы войны. Да, были расстрелы за преступления, по приговору трибунала. Но на поле боя командиру дано право расстреливать на месте за невыполнение приказа, объявленного им после слов «я решил!». Такова суровая логика войны. Об этом написано в уставе: «Приказ командира — закон для подчиненного». А в широко известном приказе наркома обороны № 227 от 28 июня 1942 года прямо сказано: «Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Командиров и комиссаров всех степеней, не выполнивших приказ, предавать суду трибунала».

Конечно же, командиры всех уровней не расстреливали бездумно. Были расстрелы в критические моменты, но как исключение.

Право такое дано не для того, чтобы запугать, не для поддержания авторитета командира, а во имя спасения, сохранения жизней многих других солдат и офицеров, участвующих в операции. Из-за трусости или неисполнения приказа, по которому действуют все остальные, может сорваться, рухнуть все задуманное, что приведет к потерям многих и многих. Причем, и сам командир, взявший на себя ответственность этим «я решил!», тоже отвечает перед тем, кто ему отдал приказ, если его не выполнит.

Таков жестокий закон войны: «Один за всех и все за одного!». Если ты подвел всех, подставил их под гибель — придется отвечать головой!

Теперь перейдем к главной нашей теме. Начнем с замысла. Я познакомлю читателей с подготовительной работой по всем пунктам, изложенным выше «в теории» об оценке обстановки. О замыслах Верховного мы лишь догадываемся.

Впервые о войне с Японией Сталин заговорил еще при подготовке завершающих операций против Германии. Он сказал Василевскому, который командовал Третьим Белорусским фронтом:

— В Ялте мы договорились о войне на Дальнем Востоке против японцев. Уже сейчас надо готовить к переброске туда несколько лучших армий. Их мы возьмем в том числе и из Восточной Пруссии. Я хочу, чтобы именно вы наметили эти армии. Ставка предполагает поручить вам руководство боевыми действиями против японцев...

При выработке решения, напомним, полагается, прежде всего, изучить противника. В журнале регистрации посетителей Сталина есть такая запись: «24 августа 1944 года Ильичев (начальник разведывательного управления). 23.30 до 00.15».

У Сталина были необходимые справочные данные о японской армии и последние разведсводки, но он решил узнать более подробно о предстоящем противнике.

— Товарищ Ильичев, мне известны общие сведения о японских укреплениях вдоль монгольской и советской границы. Доложите о них подробнее.

— Вдоль западных границ Маньчжоу-Го имеется четыре укрепрайона; на севере, вдоль Амура — пять; на востоке, севернее и южнее Ханко — восемь. Все они, товарищ Сталин, вначале предназначались для подготовки агрессии против Советского Союза, но теперь переоборудуются исключительно для обороны. Каждый из них включает до семи узлов сопротивления, насыщенных цепью опорных пунктов. Они занимают господствующие высоты, имеют перекрестную огневую связь. Фланги же, как правило, упираются в труднодоступную местность — в болота или горы.

— Значит, обойти их на флангах невозможно?

— Большими силами невозможно, товарищ Сталин, — подтвердил генерал-лейтенант.

— А как оборудованы опорные пункты в инженерном отношении?

— Эти сооружения состоят из артиллерийских и пулеметных долговременных огневых точек, бронеколпаков, бронированных НП, дерево-земляных огневых точек, противотанковых рвов, стрелковых окопов и проволочных заграждений. Помещения для личного состава, долговременного хранения боеприпасов и продовольствия, стационарные электростанции, системы водоснабжения и вентиляционные устройства. По агентурным данным, товарищ Сталин, развитая сеть подземных ходов сообщения соединяет все долговременные сооружения укрепрайона в единый замкнутый комплекс. Сейчас мы проводим разведку полос прикрытия противника. Активизированы воздушная и войсковая разведки. Усилено наблюдение за противником с моря.

— На Сахалине и Курильских островах, товарищ Ильичев, по-видимому, сходная ситуация? — Верховный показал на острова на карте.

— Да, товарищ Сталин. Там круглосуточное наблюдение за противником ведут разведслужбы Тихоокеанского флота.

— А не удалось ли вашим разведчикам, товарищ Ильичев, добраться до планов японского командования? — сказал с легкой иронией Верховный.

— Удалось, товарищ Сталин, — тоже повеселев, ответил генерал. — Японцы, естественно, отказались от своего наступательного плана и разработали план оборонительных операций. Основная его идея заключается в том, чтобы путем упорной обороны приграничных укрепленных районов и выгодных естественных рубежей, как горный хребет Большой Хинган, рек Мулинхэ и Муданьцзян, не допустить проникновения наступающих группировок советских войск в центральные районы Маньчжурии. Войска прикрытия должны, всемерно используя приграничные укрепления и горную местность, изматывать наступающие войска Красной Армии и задерживать их продвижение в глубь Маньчжурии. Главные силы Квантунской армии, будучи сосредоточенными в районах основных узлов дорог в центре Маньчжурии, должны были быть в готовности к маневру и нанесению ударов на любом направлении. Этими контрударами японское командование надеется остановить наступление наших войск и вынудить их перейти к обороне. После этого Квантунская армия, пополненная стратегическими резервами, должна будет перейти в контрнаступление вплоть до вторжения в пределы советского Дальнего Востока.

— Даже так? — приподняв одну бровь, сказал Сталин и тут же добавил: — Японцы не такие простаки. Какая-то должна быть каверза тут. На что они надеются?

— Они оценивают наши силы на Востоке в 30–40 дивизий, в основном стрелковых и кавалерийских, что не дает перевеса над Квантунской армией. К тому же японское командование считает, что советские войска понесут большие потери при преодолении укрепленных районов, горных и речных рубежей и не смогут прорваться в глубь Маньчжурии крупными силами.

— Надо поддержать их в этом заблуждении, — Сталин помолчал и опять спросил: — Сколько, вы говорите, у них самолетов?

— Одна тысяча девятьсот.

— Вполне могут нанести мощный превентивный удар по нашим сосредоточенным группировкам. Рано или поздно японцы их обнаружат.

Начальник ГРУ молчал, это были уже не его заботы.

Отпустив Ильичева, Сталин вскоре вызвал начальника артиллерии Красной Армии Главного маршала артиллерии Воронова. С ним Сталин обсудил свои опасения насчет уязвимости наших войск от возможного массированного удара японской авиации. Взвесив с маршалом все «за» и «против», Сталин решил поставить этот вопрос и на заседании ГКО.

Дальше я приведу, почти полностью, документ, свидетельствующий о тщательной подготовке всех элементов предстоящей операции.

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ГОСУДАРСТВЕННОГО КОМИТЕТА ОБОРОНЫ ОБ УСИЛЕНИИ ПРОТИВОВОЗДУШНОЙ ОБОРОНЫ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА И ЗАБАЙКАЛЬЯ №7828сс

14 марта 1945 г.

В целях усиления противовоздушной обороны важнейших пунктов и железных дорог Дальнего Востока и Забайкалья ГКО постановляет:

1. На базе существующих Дальневосточной и Забайкальской зон ПВО образовать следующие отдельные армии противовоздушной обороны:

А) Приморскую армию ПВО в составе одного корпуса и двух дивизий ПВО и одной истребительной авиационной дивизии ПВО.

Штаб — Ворошилов.

Б) Приамурскую армию ПВО в составе двух корпусов и двух дивизий ПВО.

Штаб — Хабаровск.

В) Забайкальскую армию ПВО в составе трех дивизий ПВО и одной истребительной авиационной дивизии.

Штаб — Чита.

Формируемые управления армий и дивизий ПВО провести в период март — апрель 1945 г. Управления корпусов и дивизий ПВО развернуть на базе существующих в составе Дальневосточной и Забайкальской зон ПВО и управлений бригадных районов ПВО.

2. Назначить:

— командующим Приморской армией ПВО генерал-лейтенанта Герасимова Антона Владимировича, освободив его от должности начальника штаба Центрального фронта ПВО;

— командующим Приморской армией ПВО генерал-майора Полякова Якова Корнеевича, освободив его от должности командующего Дальневосточной зоны ПВО;

— командующим Забайкальской армией ПВО генерал-майора Рожнова Петра Фроловича, освободив его от должности заместителя командующего Юго-Западным фронтом ПВО.

3. Установить границы в пределах Приморской группы войск, Дальневосточного и Забайкальского фронтов.

4. Командующему артиллерией Красной Армии т. Воронову за счет Западного, Юго-Западного и Закавказского фронтов ПВО перебросить в течение апреля и мая 1945 г. в Приморскую, Приамурскую и Забайкальскую армии ПВО в общем составе:

Орудий 85 мм — 750

Орудий 37–40 мм — 438

Зенитных прожекторов — 305

Батарей СОН — 40

Бронепоездов ПВО — 30

Самолетов истребит. авиации — 192

8. Командующему артиллерией Красной Армии т. Воронову не позднее 15 июня 1945 г. доложить ГКО о выполнении настоящего Постановления.

Председатель Государственного Комитета Обороны

И. СТАЛИН

В ходе предварительной работы начал вырисовываться замысел предстоящей операции. После неотложных забот и встреч с Антоновым и Штеменко по действиям войск на Западном фронте Сталин, оставаясь один, как бы для отдыха, подходил к карте с нанесенной на нее обстановкой на Востоке. Всматривался. Размышлял. Прикидывал.

Соображения Сталина известны потому, что он делился ими с заместителем начальника Генерального штаба Антоновым и начальником оперативного управления Штеменко, а они это отразили в своих мемуарах.

На общий замысел предстоящей операции большое влияние оказала весьма выгодная для нас конфигурация советско-маньчжурской границы. Охватывающее положение советских войск по отношению к противнику еще до начала наступления позволяло нанести решающие удары по флангам Квантунской армии и быстро осуществить глубокий охват ее главных сил. Сразу напрашивалась идея нанесения двух встречных ударов — с восточного выступа территории Монгольской Народной Республики и со стороны советского Приморья.

Вот ход размышлений генштабовцев, изложенный Штеменко в его воспоминаниях:

«Обсуждался вопрос и о том, где сосредоточить танковую армию, как ее использовать. И опять взоры Генштаба обращались к Забайкальскому фронту, где не было ни полноводного Амура, ни тайги, ни многочисленных укрепленных районов. Танковая армия являлась главным боевым средством, сообщавшим войскам фронта силу удара, высокий темп и обеспечивающим глубину наступления. Правда, в глубине на ее пути высился Большой Хинган, и сама мысль о прорыве танкистов через горы представлялась очень сложной. Однако в необычности применения крупных танковых масс танков таился, как полагал Генеральный штаб, ключ к решению основных задач операции. Мы твердо высказались за применение танковой армии на главном направлении, пролегавшем через Большой Хинган, и обязательно в первом эшелоне оперативного построения фронта...»

Невероятно! Бросить танки на горный хребет с его бездорожьем и крутыми скалами? Да к тому же в первом эшелоне, без стрелковых войск впереди, которые расчищали бы путь от противотанковых средств, начиная от мин, кончая смертниками «камикадзе». Не попахивает ли это авантюризмом? Вот что пишет на сей счет Штеменко:

«Мотивировалось это тем, что японцы едва ли ждут здесь такого удара. Позиции их на Хингане, по нашим данным, не были подготовлены, отдельные полевые укрепления занимались относительно слабыми войсками. Горы же мы считали вполне преодолимыми для опытных танкистов. Если упредить противника в овладении имевшимися там проходами, у него не найдется силы, способной противостоять танковой армии.

Не последнее место занимали соображения относительно захвата инициативы. При внезапности удара мощная и стремительная танковая армия могла сделать очень многое и задавала бы нужный тон всей фронтовой операции».

Второй, не менее оригинальный ход был найден в достижении внезапности.

Штеменко изложил это так:

«Наше стремление к внезапности действий очень осложнялось тем, что японцы давно и твердо уверовали в неизбежность войны с Советским Союзом.

Внезапность начала войны на Дальнем Востоке зависела прежде всего от сохранения в секрете степени готовности советских войск. С этой целью был разработан и строжайшим образом соблюдался особый режим перегруппировок. Срок начала боевых действий никому, конечно, не объявлялся. Возможность достижения внезапности таилась также и в необычном порядке сосредоточения материальных средств. Мы считали, что враг все же непременно завысит сроки наших перевозок по единственной в Сибири железной дороге. Ожидалось, что на основе относительно слабой пропускной способности Транссибирской магистрали японцы определят начало войны где-то на осень и, видимо, только к этому времени сами будут полностью готовы к ней.

Полагались мы и на уверенность нашего врага в том, что советские войска не начнут наступления при неблагоприятных погодных условиях. А ведь срок начала военных действий против Японии, согласованный с союзниками — через два-три месяца после окончания войны с Германией — попадал как раз на очень неудобный, с точки зрения формальной военной логики, период дождей на Дальнем Востоке. По всем правилам этой логики, японское командование должно было ждать удара с нашей стороны несколько позже, когда установится отличная сухая погода. Впоследствии подтвердилось, что Генеральный штаб не ошибся в этих своих предположениях. Японское командование ожидало начала войны в середине сентября».

Наконец, нельзя не сказать о дерзости и стремительности советского наступления. На первый взгляд, это обычные черты любой наступательной операции. Однако нужно учитывать историческое прошлое японских вооруженных сил. В прошлых войнах японская армия обычно сама наносила первый удар, причем с поразительным вероломством. Так было в 1904 году при развязывании войны с Россией. То же самое повторилось и 7 сентября 1941 года под Пирл-Харбором. В ходе оборонительных действий во Второй мировой войне Япония имела дело с противником, осуществлявшим, как правило, чрезмерно осторожное методичное наступление с сильной артиллерийской и авиационной подготовкой и поддержкой. Насколько известно, ей не приходилось до того отражать крупных танковых атак. Японская армия привыкла к этой робости и методичности в действиях ее противников, к относительно невысоким темпам наступления. Другой опыт, видимо, игнорировался. Поэтому наряду со стратегической внезапностью мы постарались использовать также все доступные способы оперативной и тактической внезапности, в частности, атаки без артиллерийской подготовки и ночные действия.

А сейчас хочу подчеркнуть еще один важный эпизод (специально для недоброжелателей, отрицавших роль и участие Сталина в войне против Японии). Много об этом сказано выше и будет описано в дальнейшем повествовании. Но то, что вы еще прочитаете, свидетельствует о том, что Сталин брал на себя ответственность в очень рискованных ситуациях.

Далее Штеменко пишет: «Сталин не любил неопределенностей и, помня недавние наши споры о порядке использования танковой армии, приказал при подписании директивы включить в нее следующий пункт: «6-й гвардейской танковой армии, действуя в полосе главного удара в общем направлении на Чанчунь, к 10 дню операции форсировать Большой Хинган, закрепить за собой перевалы через хребет и до подхода главных сил пехоты не допустить резервов противника из Центральной и Южной Маньчжурии». Такая формулировка не допускала никаких сомнений относительно места танковой армии в оперативном построении войск фронта. Она могла находиться только в первом эшелоне и должна была вести за собой остальные армии».

Вот так — сам вписал в уже готовый текст директивы! Не побоялся ответственности в случае неудачи. Не думаю, что Сталин не знал характеристики Большого Хингана. Наверное, генштабисты, а может быть, и он сам заглядывали в справочники, энциклопедию Брокгауза и Эфрона, или «Гранат», которые были в его личной библиотеке. А там написано: «Большой Хинган — горный хребет между Монголией и Маньчжурией, по длине и ширине равен Альпам». (В этой же энциклопедии сказано: «Альпы — самая высокая горная система Европы: длина — 4300 километров, ширина — 130 километров, вершины — 1300–4500 метров). На Большом Хингане: вершина Пайча — 3200 метров, обрывы в сторону Маньчжурии — 1000–1200 метров».

12 июня Малиновского принял Верховный. Поздравив маршала с награждением полководческим орденом «Победа», Сталин сказал:

— Ставка намерена назначить вас командующим Забайкальским фронтом.

И сразу заговорил о главном:

— Войскам Забайкальского фронта предстоит решить сложные задачи по разгрому вражеской группировки на западной границе Маньчжурии. Меня беспокоит проблема прорыва наших танковых сил через горные перевалы Большого Хингана. Генштаб уверяет меня, что использование в составе вашего фронта 6-й гвардейской танковой армии генерала Кравченко явится как раз наибольшим сюрпризом для японцев. Так что окончательное решение по этому вопросу придется принимать вам. Надо побыстрее вникнуть в суть дела и предложить Ставке лучшее решение со всех точек зрения.

— А какие силы, кроме шестой гвардейской танковой армии, ориентировочно войдут в состав Забайкальского фронта, товарищ Сталин?

— Силы у вас внушительные, товарищ Малиновский. Кроме танковой, еще четыре общевойсковых армии: тридцать девятая, семнадцатая, тридцать шестая и пятьдесят третья. И еще в составе Забайкальского фронта будет действовать советско-монгольская конно-механизированная группа генерала Плиева.

— Товарищ Сталин, когда перечисленные вами войска должны быть в готовности к началу боевых действий? И когда я должен вступить в командование Забайкальским фронтом?

— Переброска войск на Дальний Восток началась еще в апреле и, по расчетам Генштаба должна завершиться до конца июля. Вы вступаете в командование Забайкальским фронтом сразу же после Парада Победы. На разработку плана фронтовой операции вам отпускается только пять дней. Так что, товарищ Малиновский, завтра же и приступайте. Генштаб все необходимые данные вам предоставит.

9 мая, в праздничный день Великой Победы над Германией, по железнодорожным магистралям страны один за другим следовали на Восток сотни воинских эшелонов. Для Сталина Праздник Победы ограничился всего одним днем. Наутро начальник ГРУ генерал-лейтенант Ильичев уже был у него на докладе. А вечером маршал Василевский прибыл в Кремль, и Верховный сказал:

— Теперь, товарищ Василевский, полностью переключитесь на дальневосточные дела. Все предварительные наработки Генштаба надо свести к общему знаменателю. Сроков проведения кампании никому не называть, новых людей к разработке плана, по возможности, пока не привлекать. Время начала войны — один из наших ключевых секретов.

Василевский согласился:

— Пока в этом нет никакой необходимости, товарищ Сталин. Сейчас самое важное — это уточнить наши расчеты по дислокации войск и согласовать вопросы взаимодействия с авиаторами и Тихоокеанским флотом.

— Правильно, — сказал Сталин и тут же стал увязывать взаимодействие: — Товарищ Кузнецов уже докладывал мне предварительные расчеты по Тихоокеанскому флоту и Амурской военной флотилии. Сейчас они занимаются подготовкой десантов и материально-техническим обеспечением операции. Я посоветовал Кузнецову согласованными действиями подводных лодок и морской авиации нарушить сообщения противника в Японском море, затруднить базирование его кораблей на порты Северной Кореи, обеспечить наши морские сообщения в Японском море и Татарском проливе, поддержать прибрежные фланги сухопутных войск, не допустить высадки десантов противника на советское побережье, подготовить собственные десанты на Курильские острова, Южный Сахалин, в портовые города Северной Кореи.

Далее Сталин проинформировал Василевского, что сделано им по линии авиации:

— Главный штаб ВВС также имеет предварительные расчеты по распределению сил на решающих направлениях. Завтра в Москву возвращается из Германии товарищ Новиков. Так что вы сможете увязать все вопросы взаимодействия непосредственно с командованием авиации и флота.

— Сейчас нам предстоит побыстрее определиться с районом сосредоточения танковой армии, товарищ Сталин. Поставки боевых машин с заводов в Монголию уже начались.

— Не переживайте, товарищ Василевский. Танки в любом случае придется перегонять на большие расстояния своим ходом. Так что, получатся, их маршруты на сто километров длиннее или на столько же короче — большой роли не играет. Начиная с сорок первого, с Московской битвы, Ставка разрешила Катукову и Ротмистрову передислокацию без погрузки и выгрузки на железнодорожные платформы, своим ходом.

24 июня, в воскресенье, на Красной площади в Москве состоялся парад советских Вооруженных Сил в честь Победы над фашистской Германией.

Не буду описывать эту величественную демонстрацию мощи армии-победительницы. (А мог бы — я участник этого парада.) Его видел весь мир в кинохрониках, слышал в радиотрансляции, читал в публикациях газет и журналов. Наблюдали за парадом дипломаты и особенно военные атташе всех армий мира. В том числе и японские.

Хочу подчеркнуть: все это видели не только японцы на Красной площади, но и японское правительство и командование японской армии в кинохронике и читали об этом в отчетах своих атташе и сообщениях разведчиков.

Я обращаю на это внимание не случайно. Если мы говорим об огромном и даже решающем значении морального фактора в достижении победы, то не трудно представить, какое подавляющее и угнетающее впечатление должна была произвести на японцев эта величественная демонстрация мощи армии, с которой им предстояло воевать в самые ближайшие дни. Я думаю, с этого дня, с этого парада начинаются победные действия наших войск на Дальнем Востоке.

В подтверждение этой мысли напомню военный парад на Красной площади 7 ноября 1941 года. Немцы под Москвой. Судьба столицы, а может быть, и перелома в боевых действиях, как говорится, висит на волоске, еще неизвестно, как и куда качнется исторический маятник. И вдруг — парад! Моральное значение его и для нас, и для гитлеровцев описано и признано военными специалистами, учеными, да и простыми людьми всех стран мира.

В этом отношении значение парада 24 июня 1945 года, как и вообще нашей победы над Японией, не нашло отражения ни в научной, ни в художественной литературе. А жаль!

27 июня на Дальний Восток убыл Мерецков, в первых числах июля — Малиновский и сразу за ним — Василевский. Убывали маршалы строго секретно. По документам и внешнему виду, они были не маршалами. Мерецков считался генерал-полковником Максимовым и по приказу Сталина совершил чуть ли не чкаловский перелет: 36 часов добирался он до Ворошилова-Уссурийского, пробыв из них почти 29 часов в воздухе. Малиновский превратился в генерал-полковника Морозова, но ехал с комфортом — спецпоездом. Василевского, по документам, замнаркома генерал-полковника Васильева, задержал в Москве на сутки Сталин. Разговор был короткий, но Верховный придавал ему большое значение:

— Теперь от вас зависит очень многое, и, прежде всего, непосредственная подготовка войск, — сказал он. — Мы собираемся в Берлин, на конференцию. Вопросы очень сложные: по разделению Германии, контрибуции, по новому порядку в Европе. Союзники, судя по всему, не рассчитывают разбить Японию в ближайшее время, будут втягивать нас в эту войну. Мы останемся верны нашим обязательствам, вступим в войну, но провести ее должны решительно, в самые короткие сроки, победоносно. Мир должен понять, что без Советского Союза закончить Вторую мировую войну невозможно. Быстрота обеспечит и силу нашего дальнейшего влияния на Дальнем Востоке, в Китае, Корее, возможно, во всем регионе. Полная готовность войск и сил флота должна быть достигнута не позднее, чем через три недели. Может быть, вам придется некоторое время подождать. Это будет зависеть от хода переговоров, но, думаю, недолго. Вы решили вопрос с начальником штаба главного командования?

— И Захаров, и Курасов отказались.

— Есть другие кандидатуры?

— Есть — генерал-полковник Иванов. Его настоятельно рекомендует Толбухин.

— Хорошо, забирайте Иванова, и доброго пути. В дороге вам будет о чем подумать, можно поработать.