Огонек

Однажды, находясь в командировке в Ленинграде, я попал на концерт. Когда конферансье объявил, что выступает заслуженная артистка республики Тамара Богданова, подумал: «Уж не наша ли это Тамара?» И песня была наша, фронтовая, которую мы так любили, — «Огонек».

И лишь Богданова вышла на сцену, я сразу узнал ее. Мне невольно вспомнилась одна фронтовая зима. Мои друзья. И тот солдатский концерт перед боем. Организовал тогда концерт артиллерист капитан Дашко — он не мог жить без песни и сам всегда участвовал в концертах. Пела в том концерте и Тамара. Пела, как и сейчас, «Огонек».

Передо мной тогда в просторном крестьянском сарае сидели два бойца, два закадычных дружка и земляка — связисты Саша Балуев и Леонид Тиунов. Они зашикали на шумевших соседей: потише, мол, слушать мешаете.

Тамара Богданова — совсем еще юная. В сорок втором году ее вывезли из блокадного Ленинграда. Пела она задушевно, с какой-то особой теплотой в голосе. Слушая ее, многие вспоминали, как их провожали любимые и близкие на фронт. Вспомнил и Саша Балуев свою Лилю. Поклялась она ждать его, сколько бы ни пришлось.

Саша вздохнул, посмотрел на бойцов. Слишком дорогими и близкими были слова песни:

Эту песню знали все фронтовики. Они даже переписывали ее. Саше вспомнилось и то, как он сам переписал ее и отослал Лиле. Письма от нее, правда, приходили не так часто. И не потому, что Лиля редко писала, — время было такое. Иногда он получал по несколько писем сразу. Один раз не удалось даже прочесть. Пошли в атаку. Письмо лежало у сердца, как бы оберегая его...

А Тамара пела о том, что в бой шел паренек

Когда она кончила петь, ее долго не отпускали, просили повторить. И она опять пела. Балуев и Тиунов хлопали в ладоши громче всех. А сидевший рядом с ними солдат, схватив Сашу за руку, грустно сказал:

— Ну, хватит вам! Подумаешь, песня. Не верю я...

— Да ты что, Черняк? Это же такая песня — душевная, правдивая, — возразил Саша.

— Не верю, — стоял на своем Черняк. — Придем к себе, я вам другие стихи прочитаю.

Вернувшись в подразделение, солдаты еще долго обменивались впечатлениями о концерте. Только Черняк был мрачен.

— Ну что тебе не понравилось? — спросил его Балуев.

— Да «Огонек» этот, — отозвался Черняк. — Не верю я, что так могут ждать.

— Ну, нет. Я своей Лиле верю... Как же иначе? — и Саша стал напевать:

— А я могу тебе другой «Огонек» прочитать — о том, как некоторые девушки, обещавшие ждать, выходят замуж за других. Там, в этом ответе на «Огонек», есть такие слова:

— Пасквиль это, а не стихи, — произнес Саша Балуев.

— А может, и такое было, — сказал, подумав, старшина. — Девушки они, конечно, всякие встречаются.

— Вот-вот, — подхватил Черняк. — Не верю я им!

— «Не верю, не верю...» Ты факты давай, — заявил Тиунов.

— И дам, — огрызнулся Черняк. — За ними далеко ходить не надо. Из личного опыта могу привести.

— Ну, ну, давай, приводи, — хихикнул Леонид.

И Черняк рассказал, что у него в деревне на Алтае осталась девушка, которая, провожая на фронт, тоже клялась ждать, но сначала перестала писать, а потом вышла замуж за другого.

— Вот вам и «любовь ее девичья никогда не умрет...» Любовь-то не умрет, только к кому? Разве можно после этого верить им? — и Черняк зло выругался.

— Бедняга, — съязвил Балуез, — По одной девушке нельзя судить обо всех. А потом, если она так поступила, то, значит, и не любила по-настоящему.

— Может, ты и прав... Но клясться-то зачем? Ее никто за язык не тянул.

— А я уверен в своей... Она любит! Ждет меня! Быстрее бы этого проклятого Гитлера прикончить и — домой.

— Гитлера мы и так прикончим, — хмуро сказал Черняк. — Мы его, гада, где бы ни спрятался, — достанем. Только любовь свою не примешивайте сюда.

— Без любви, Черняк, не было бы и ненависти, — снова возразил ему Балуев.

А на следующий день бои разгорелись с новой силой. Связисты Саша Балуев и Леонид Тиунов все время находились на линии от командного пункта батальона к ротам, исправляя повреждения, восстанавливая связь. И вот, возвращаясь в батальон, они попали под сильный обстрел. Друзья залегли. Вокруг рвались мины. Густо они падали и там, где пролегала линия связи.

— Опять, наверное, перебило провод, — сказал Саша. — Надо проверить линию.

— Голову ведь поднять нельзя. Может, переждем немного?

— Ты что, Леня! В бою без связи... — и Балуев пополз по снегу туда, где была линия связи.

Леонид стал продвигаться за ним следом. Внезапно среди разрывов послышался голос Балуева. Леонид, не обращая внимания на обстрел, вскочил и побежал туда, куда уполз Саша. Увидел его у сосенки, иссеченной осколками. Саша лежал неподвижно, держа в руках провод. Леонид стал трясти Балуева.

— Саша, Саша!.. Что с тобой? Слышишь? Саша!

Но Балуев молчал. Ушанка, когда Леонид приподнял друга, слетела с головы. И Тиунов увидел кровь. Русые волосы обагрились. Однако Балуев был еще жив. Губы еле заметно шевельнулись. Саша пытался что-то сказать, но силы покидали его.

Тиунов продолжал звать друга. Балуев с трудом все же приоткрыл глаза и еле слышно прошептал:

— Соедини разрыв... — и еще тише добавил: — В левом кармане... книжка... Напиши ей... я любил... помнил её...

Леонид только сейчас обратил внимание, что провод был перебит и Сашина рука крепко держала два его оголенных конца. Срастив их, Леонид расстегнул карман Сашиной гимнастерки и вынул небольшую записную книжку. На первой странице было написано: «Эту книжку перешлите по адресу: Молотовская область, Верещагине, средняя школа № 1, Валуевой Лилии».

Тиунов склонился над Сашей. Хотел еще что-то спросить у него, но понял, что друг без сознания. Леонид чуть не заплакал от отчаяния и горя. Только несколько часов назад он видел Сашу улыбающимся, жизнерадостным... Балуев всегда, в любой обстановке, действовал смело, решительно. Больше пятидесяти порывов линии устранил он под ураганным огнем противника, а находясь в роте, вместе с товарищами отражал атаки врага. Меткими очередями из автомата уничтожал гитлеровцев.

Леонид был товарищем Саши с детства. Они вместе ходили в школу, вместе их призвали в армию. Он хорошо знал и Лилю. И всегда завидовал их дружбе, любви. Завидовал по-хорошему — ведь они были его самыми близкими друзьями. Кто, как не Леонид, с кем Саша всегда делился своими мыслями, знал, как в тяжелые минуты боя Балуев с улыбкой говорил, что со мной, мол, ничего не случится — меня защищает от пуль и осколков Лилькина любовь. И вот его друг ранен.

Заметив пробегавших рядом бойцов, он попросил отнести Сашу в медсанбат, а сам пополз, чтобы проверить связь. После этого боя он решил написать Лиле, что ее Саша ранен, тяжело ранен. И что он отомстит за него.

Книжку Леонид спрятал в карман. Он полз вдоль опушки. Приподнялся, посмотрел в ту сторону, куда бойцы понесли Балуева. А после боя подошел к командиру батальона с просьбой отпустить его в роту, на передовую. Просьба Тиунова была удовлетворена. В первом же бою он отомстил врагам за друга, истребив из автомата более десятка гитлеровцев.

Саша Балуев скончался, так и не придя в сознание. Похоронили его с воинскими почестями. Бойцы послали письмо Лилии Валуевой, которое подписали многие, и среди первых подписей поставили свои Тиунов и Черняк. Воины поклялись неизвестной им девушке, что будут драться с фашистами так же мужественно, как ее Саша.

...А со сцены неслись задушевные слова:

Тамара Богданова, теперь уже солистка ленинградского Малого театра оперы и балета, заслуженная артистка РСФСР, пела проникновенно, с каким-то особым волнением. Это волнение передалось и слушателям. В полумраке зала виднелись сосредоточенные лица пожилых людей, грудь которых украшали боевые награды, — вероятно, бывших фронтовиков, и молодых парней и девушек, зачарованно смотревших на певицу. Одни хорошо знали песню, она была их спутником в боях и походах, с нею связывалось немало воспоминаний. Иные, возможно, впервые услышали ее. Но как те, так и другие взволнованно внимали словам песни, и было видно, что она покорила всех.

Я тоже, слушая «Огонек», вспоминал те далекие фронтовые годы и думал, какая великая правда живет в музыке этой песни и в ее простых словах.