Часть первая.
Приемный сын епископа
1
«Максим» на вышке продолжал плеваться свинцом. Трескотня его выстрелов, раздаваясь с высоты, звучала высокомерно и заглушала резкие и сухие щелчки сотен винтовок, очереди автоматов и ручных пулеметов. В темноте его пули прочерчивали красноватую пунктирную линию, и эта линия отрезала центральную часть поста от внешнего кольца, уже захваченного бойцами батальона. Время от времени с вышки в темноту, распустив яркие огненные хвосты, летели реактивные гранаты. И тогда ухали взрывы.
Луан посмотрел на наручные часы — час двадцать пять ночи. Бой длится уже больше часа. Задача его батальона, 420-го батальона регулярных сил, — уничтожить пост Биента. Это является частью операции по освобождению сектора Фунгхьеп. Пост Биента, обеспечивающий оборону пяти уездных центров, — один из наиболее мощных ротных опорных пунктов. Территориально пост разделен на три группы вышек по периферии и каменный дот в центре. Евро-африканский взвод обосновался на главном направлении, три взвода БВН{1} — на вышках. Но батальон не может вплотную заняться «евро-африканцами» из-за проклятого «максима».
Шлепая ногами по грязи, пронесли носилки с раненым санитары. Хотя сухой сезон начался давно, с месяц назад, даже больше, земля вокруг поста Биента, расположенного в низине, была раскисшей. Каждый раз, когда Луану на глаза попадались носилки, его обжигало с ног до головы так, будто он упал на кучу красных муравьев.
Стрельба вокруг, похоже, затихла. Это означало, что партизаны покончили с десятками изолированных постов и блокгаузов. А 420-й батальон до сих пор копается с Биента.
Луан украдкой взглянул на By Тхыонга — вспышки выстрелов на мгновение высветили лицо комиссара с выдающейся вперед челюстью. Сегодня на командном пункте присутствовал и более высокий начальник — Лыу Кхань. Он занимал должность заместителя командира сводного полка и был специальным представителем командования зоны.
Лыу Кхань сидел на корточках за земляным бруствером, от которого несло запахом ила. Над его головой тяжело поворачивались рога панорамы; пощелкивали колесики настройки. У него был квадратный, тщательно выбритый подбородок, лишь от мочек ушей вниз шли узкие бакенбарды. Про строгость Лыу Кханя бойцы рассказывали легенды: улыбался он лишь уголками губ, на слова был скуп настолько, что его речь сводилась к коротким репликам — «да», «нет», «ладно», «вот как», «внимание».
— Эй, Шау! — вынужден был повысить голос Луан.
— В чем дело? — резко отозвался Лыу Кхань, не спуская глаз с вышки.
— Разрешите мне... — Луан тоже не отличался многословием.
— Что?
— Заставить замолчать пулемет.
— А сумеешь?
— Сумею.
Лыу Кхань позвал:
— Ша, где ты?
От изгороди отделилась фигура подростка лет пятнадцати.
— Я здесь!
— Иди вместе с Луаном вдоль забора, встретишь Ута, заместителя комбата...
— Есть!
— В отверстие в заборе не проходи!
— Есть!
— Запомнил?
— Да.
— Ну иди.
Связист Куен, юноша ростом со школьника, воспользовался свободной минуткой, чтобы подразнить Ша:
— Похоже, вы с Луаном спелись...
— А ну на место, соблюдайте дисциплину! — скомандовал Лыу Кхань.
— Погодите у меня... — пригрозил By Тхыонг.
Луан и Ша ползли по полю. Время от времени раздавался отрывистый выстрел 60-миллиметрового миномета и с шипением пролетала мина. Взрывалась где-то впереди — со свистом разлетались осколки.
Ша прополз несколько метров и оглянулся на Луана.
— Луан!
— В чем дело?
— Я дополз до забора.
— Хорошо.
Ша прибыл в батальон недавно. Обучаясь в лицее «Тиенфонг», он изо всех сил старался попасть в отряд Сопротивления. Дирекция лицея не выдержала напора Ша и направила его в батальон. В первый же день его вызвали к командованию. Командир батальона посмотрел на Ша и решил оставить его при себе связным. Это привело юношу в смятение. Он просился в солдаты не для того, чтобы быть, как ему представлялось, под покровительством комбата.
Выйдя из канцелярии, Ша пошел к месту отдыха бойцов, но и здесь его не оставили сомнения. Надумал написать рапорт зональному руководству. Расспросив окружающих, Ша узнал, что комбата зовут Луан и относится он к разряду твердых и решительных людей.
В момент когда Ша находился во власти переживаний, он получил приказ сопровождать Луана в «командировке».
— Наверняка скажет: «Готовь рис, заваривай чай», — бормотал боец.
Ша знал, к чему обычно сводятся обязанности командирских ординарцев, — они становятся мальчиками на побегушках. И поэтому он нехотя пошел на кухню просить сахару, заварки...
— Нет у меня ничего! — замахал на него руками батальонный хозяйственник. — Такой молодой, а уже требует чаю, — язвительно бросил он вдогонку юноше.
— Да я же не для себя, а для комбата, — повернулся к хозяйственнику Ша.
— Но ведь комбат не пьет чай, что ты мне ерунду несешь! — проворчал хозяйственник. Ша ему не поверил.
Представляя себе поездку комбата как нечто грандиозное, юноша никак не мог предположить, что в путь на лодке пустятся всего лишь трое: Луан, Куен и он сам. Куен был замкомвзвода связи, но, когда его сменяли на ключе рации, он добровольно брался за весла.
Лодка миновала озеро Биенбать, протоку Онгдок. Они решили воспользоваться попутным ветром и вместо паруса укрепили на носу лодки два листа водяного кокоса. Суденышко набавило ходу. Наступил вечер, когда они пристали к берегу у деревни Шо.
— Куен, вымой рис, а ты, Ша, разведи костер. Дав поручения своим спутникам, Луан взял удочку и принялся ловить рыбу.
Они не пошли к местным жителям, а приготовили ужин прямо на берегу. Луан принес свой улов — целый десяток бананок{2}. Ужин получился обильный.
Ша чувствовал, что начинает испытывать симпатию к комбату. Теперь он верил хозяйственнику: Луан не из тех, кто гоняет чаи.
Той же ночью они по каналу прибыли в Дойсыонг.
Через два дня произошло сражение в Даугыа. Луан в этом бою командовал ротой, которая за десять минут захватила неприятельский опорный пункт. Во время боя Ша понадобилось собрать всю выдержку, поскольку он везде следовал за комбатом. А огонь был такой плотный, что пули пролетали возле самой головы.
Начиная с того дня Ша принял участие еще в пяти или шести боях. Теперь, когда его спрашивали, нравится ли ему быть связным, молодой человек, сверкнув в улыбке зубами, отвечал:
— Больше всего нравится!
...Приблизившись к забору, Луан вдруг прижался к земле. Ша испуганно окликнул:
— Товарищ Луан, вас не задело?!
Луан не ответил. Через мгновение он был рядом с Ша. Оказывается, он снял с себя рубашку и брюки, оставшись в трусах с кольтом за поясным ремнем. Его небольшое смуглое тело было неразличимо в сумраке ночи.
«Максим» продолжал стрелять короткими очередями, каждая очередь — три патрона.
— Здорово стреляет, — заметил Луан.
Заместитель Луана — высокий и сутулый нескладный человек — коротко доложил обстановку: уничтожены три взвода марионеточных войск, уцелевшие захвачены в плен, но что делать с центральной цитаделью, остается неясным.
— Ладно, — коротко сказал Луан.
Он ловко перебрался через дымящийся забор. Ша хотел последовать за ним. По правде говоря, ему не улыбалось лежать вместе с комбатом возле самого забора. Но он не успел.
Луан присел возле двери блокгауза, внутри — десятка два солдат марионеточных войск, руки на затылке. Молча и с каким-то изумлением глядели они на него. Казалось, некоторые из них едва сдерживали смех. Луан не обращал на них никакого внимания: он внимательно вглядывался в силуэт вышки, вырисовывавшейся на фоне звездного неба.
— Дайте мне гранатомет! — скомандовал Луан. Ему быстро передали базуку и несколько гранат.
Он вставил гранату в раструб, поднял оружие, прицелился.
Ша следил за комбатом и одновременно кидал взгляды на пленных, как бы желая сказать: вот какой у меня командир!
— Всем укрыться за стенами!
Отдав приказ, Луан нажал на спуск. Граната взмыла в воздух, похожая на комету. Она упала прямо на крышу вышки. Раздался негромкий взрыв, и пулемет сразу замолчал.
Луан выпустил вторую гранату по дверям дота. Судьба поста Биента была решена.
Несколько пленных — руки так же на затылке — украдкой все-таки выглянули из блокгауза, чтобы посмотреть на объятый пламенем дот. Меткость вьетминьского командира вызвала возгласы восхищения. В то же время глаза у них смеялись. Причину этого веселья Луан понял, лишь когда все его бойцы ворвались на территорию поста. Оказывается, трусы у него свалились, и он стоял перед врагами совершенно голый.
2
Луан и By Тхыонг долго сидели над расстеленной на топчане картой. За их спинами томились в ожидании работники штаба и командиры рот. Какое решение примут командиры? Наверняка в порядке координации действий с войсками, ведущими сражение на главном фронте при Дьенбьенфу, командование развернет крупные операции и здесь. 420-му батальону приказано ликвидировать все неприятельские гарнизоны между Фунгхьепом и Кайрангом. Зимне-весенняя кампания в нынешнем году развивается успешнее, чем когда-либо ранее. Все отборные подразделения французов отошли к крупным городам. Часть из них участвует в операции «Атлант»{3}, часть переброшена на север. В западной части Южного Вьетнама остались главным образом недавно сформированные батальоны марионеточной армии, что создает возможность уничтожения вражеских гарнизонов и освобождения обширных районов.
Пришло время обеда. Уже дважды прозвучал сигнал, но никто не решался отойти от карты.
Предлагая свой вариант, Луан говорил:
— Эта линия укреплений включает шестнадцать постов и блокгаузов. Если мы разгромим пост Нятхо, вся система обороны противника развалится. Поэтому, думаю, надо постоянно держать Нятхо под наблюдением, пресекать вылазки противника за его пределы, проводить разведку боем, время от времени предпринимать беспокоящие действия, а затем, посадив наших людей на рыбацкие лодки, внезапно пойти на штурм.
— В этом случае ты, конечно, пойдешь с лодками?
By Тхыонг рассмеялся, а следом за ним и остальные. Ша и Куен, сидевшие у печи, на которой остывал обед, переглянулись и тоже засмеялись. Уж очень точно By Тхыонг разгадал замысел Луана.
— Тогда... — Луан запнулся, и его замешательство вызвало еще более громкий всеобщий хохот.
— Разрешите доложить! Срочная радиограмма! — Радист поспешно пересек двор и застыл по стойке «смирно».
By Тхыонг взял из его рук радиограмму, быстро прочел ее и передал Луану.
— Тебя вызывает командование, — сказал он.
— Не командование, а товарищ Зыонг Куок Тинь{4}, но он приказывает прибыть в расположение товарища 6-У, то есть в Бюро ЦК{5}.
— Наверное, товарищи хотят дать нам какие-то инструкции, — взяв и перечитав радиограмму, сказал By Тхыонг.
— Эх, — прищелкнул от огорчения языком Луан. — И это в момент, когда начинаем операцию...
— За сутки доберешься до Бодана. Сделаешь дело и вернешься. А за это время и разведчикам пока нечего будет тебе доложить. Поезжай спокойно, — сказал By Тхыонг, складывая карту. — А вы, товарищи политработники, обсудите здесь подробно план операции. Пусть бойцы в ротах отдыхают и набираются сил, а разведчики внимательно следят за обстановкой в порученном им районе. У противника есть еще несколько недавно прошедших обучение батальонов БВН и полк евро-африканцев неполного состава. Так что вам надо учитывать различные варианты развития ситуации. Действуя вблизи дорог, помните об артиллерии. Батарея стопятимиллиметровых орудий недавно усилена тремя стопятидесятимиллиметровыми пушками. Все посты получили минометы. Это вооружение, которое американцы использовали во время войны в Корее, а сейчас в порядке помощи передали французам.
Когда кадровые работники оставили командный пункт, Луан со вздохом обратился к By Тхыонгу:
— Боюсь, как бы Лыу Кхань не перебросил четыреста двадцатый для охраны штаб-квартиры Бюро ЦК.
By Тхыонг покачал головой:
— Вряд ли. Сейчас идет сосредоточение сил на передовой линии.
— Я возьму с собой все карты. Откуда мы знаем, вдруг они решат передислоцировать четыреста двадцатый.
Луан ушел в приподнятом настроении. Через несколько минут он уже сидел в сампане. Ша и Куан взялись за весла. Сампан отошел от берега и плавно заскользил по воде.
3
Луан крепко, от души, пожал руку товарищу Ты. Вот уже восемь лет, как они не встречались. За эти годы Ты немного пополнел, на лице его остался лихорадочный румянец, но глаза глубоко ввалились, и, главное, он по-прежнему постоянно кашлял.
Увидев кадровых работников, которые сгрудились в соседнем помещении, Луан сообразил, что Ты намерен принять еще по меньшей мере десяток посетителей, И после короткого обмена приветствиями Луан предложил приступить к делу. Разложив на столе карту, Луан взял карандаш и указал направление наступления 420-го.
— Это шоссе Фунгхьеп — Кантхо...
Но Ты остановил Луана: сегодня он пригласил его по другому делу.
Луан замер, и это вызвало смех его собеседника.
— Есть дело поважнее... Прочитай-ка эту телеграмму.
И товарищ Ты протянул Луану совершенно секретную и срочную телеграмму Центрального Комитета партии. В ней говорилось:
ЦК принял решение уничтожить основные силы противника в Дьенбьенфу. Действия остальных фронтов должны в срочном порядке координироваться с этой операцией. После этой победы политическая обстановка может резко измениться.
Луан встретился с Ты в первый и единственный раз до сегодняшнего дня в момент, когда в Южном Вьетнаме начиналась война Сопротивления.
Опираясь на английские войска, вступившие в страну под предлогом выполнения решения союзников о разоружении японских войск в Южном Индокитае, французы сразу захватили резиденцию Народного комитета Южного Вьетнама, муниципалитет и управление полиции. Японцы скрытно помогали французам. Обстановка в целом складывалась не в пользу революционеров, только что захвативших власть и не успевших сформировать вооруженные силы. Не хватало оружия.
При тусклом свете керосиновой лампы в доме, затерявшемся в рабочем квартале Сайгона, Ты передавал кадровым работникам срочные указания горкома партии. Луан не знал тогда, какой пост занимает Ты. Высокий, стройный, бледнолицый, он время от времени хватался за грудь, сдерживая приступы кашля, раздиравшего легкие, и при этом искренне смеялся. Говорил он не вполне литературным языком, к тому же немного сбивчиво, но зато убедительно. Этот человек своим спокойствием и уверенностью в обстановке, когда со всех сторон доносились выстрелы, произвел на Луана сильное впечатление.
Луан в тот день был преисполнен самого горячего энтузиазма. Он не слишком внимательно прислушивался к анализу обстановки, который излагал Ты.
— По-моему, главное, что сегодня надо, — это оружие. Дайте мне оружие. С оружием мы быстро сами научимся бить врага!
Так категорически поставил вопрос Луан.
Ты смотрел на него, не прекращая улыбаться.
— Дружище! Если бы у нас было оружие, то зачем бы мы сидели здесь и теряли время на дискуссии? «Дайте мне точку опоры, и я переверну земной шар» — говорил Архимед. Ты похож на него: дайте мне оружие, и я заставлю Грейси{6} бежать из Вьетнама сломя голову. Придет твоя очередь, дружище Архимед.
Этот разговор не доставил Луану удовольствия. Однако вскоре он был направлен в Ханой и вернулся на Юг с эшелоном оружия и боеприпасов. Во время следующего рейса эшелон был вынужден остановиться в Куангнгае: дальше дорога была захвачена французами. Тогда Луан начал перевозить оружие на лодках. Он работал в бюро по связи с Югом до 1947 года.
Как недавний выпускник коллежа, Луан был заносчив. Этот недостаток был присущ большинству представителей тогдашней интеллигенции. В студенческие времена он поддерживал узкий круг знакомств. «Знания и только знания — вот единственное, к чему стоит стремиться», — думал он. Поэтому, хотя политическая атмосфера вокруг него бурлила, он продолжал с головой уходить в учебу. Японцы высадились в Индокитае, мировая война и война на Тихом океане приобретали все более ожесточенный характер, а Луан, слыша сообщения об этом, никак на них не реагировал. Он давно хотел стать агрономом и теперь все силы отдавал учебе. Юноша для развлечения читал детективы. Пристрастие к ним у него появилось еще тогда, когда он учился в лицее «Шаслу-Лоба». Из занятий спортом Луан предпочитал теннис и довольно хорошо владел ракеткой.
Выходец из семьи, которую почти по всем критериям можно отнести к высшему обществу, интеллигент, французский гражданин, католик Луан, Робер Нгуен Тхань Луан, как ни странно, любил преодолевать трудности. Здесь не исключена связь с тем, что он младший сын и ему пришлось жить отдельно от родителей с бабушкой в провинции. Поэтому, по сравнению с другими братьями и сестрами, он лучше знал жизнь в сельской местности.
Луан был единственным членом семьи, нога которого никогда не ступала на землю Франции. Выбор им специальности агронома объяснялся просто: бабушка любила заниматься огородничеством. Что же касается сокровенных стремлений, то он мечтал стать частным детективом, но для этой профессии во Вьетнаме не имелось реальной почвы.
Строго говоря, во Франции он не был потому, что ко времени, когда сдал экзамены на бакалавра, дорога во Францию оказалась перерезанной войной.
Получив диплом агронома (церемония выдачи дипломов была столь же рутинна, как и весь французский государственный аппарат в Индокитае), Луан из Ханоя вернулся на Юг.
Именно по дороге домой в поезде, который шел только ночью, а днем стоял, ход мыслей Луана начал меняться.
В вагоне он случайно встретился со своим однокашником Куй, студентом-медиком, с которым он не один год жили вместе в пансионе Индокитайского университета. В свое время студентов потрясло известие в том, что Куй бросил учебу и вслед за Во Нгуен Зиапом{7} ушел в джунгли. Когда Луан приехал в Ханой, Во Нгуен Зиап уже не преподавал в лицее «Тханглонг», учебном заведении с высокой репутацией, но его имя не сходило с уст учащихся, оно произносилось с восхищением.
Куй появился в вагоне только в Долене. Увидев Луана, он немного растерялся. По-видимому, только после долгих размышлений Куй решился на прямой разговор с Луаном.
Действительно, как и говорили, Куй уехал в Туанкуанг, где вместе с другими бывшими лицеистами закончил курсы военной подготовки. Теперь Куй направлялся на Юг, чтобы там установить связь с Вьетминём{8}. Куй много рассказывал о жизни в боевой зоне. Луана эти рассказы настолько заинтересовали, что, когда днем поезд, избегая воздушных налетов, стоял где-нибудь в лесу, он ни на шаг не отходил от товарища.
В Сайгоне Луан согласно предписанию явился в сельскохозяйственный департамент. Директором департамента был француз солидного возраста. Долго, печально и беспомощно разглядывал он Луана. Похоже было, что этот старик, сидевший в кресле под портретом «главы государства» Петэна, больше склонялся слушать де Голля.
Заместителем француза был вьетнамец. Диплом агронома он получил во Франции еще в те времена, когда агрономы именовались агроестественниками, и стал заместителем директора потому, что этого хотел японский посол. При встрече с Луаном он ни слова не произнес о земледелии, а сразу пустился в рассуждения о распространяемой японскими милитаристами теории «великой Восточной Азии», о Японии, лидере желтой расы. Заместитель директора уговаривал Луана писать статьи для газеты «Тан А»{9}. Паническое бегство японских войск с Филиппин, из Бирмы и Индонезии он в полном соответствии с утверждениями агентства «Домэй»{10} объяснял как «тактический шаг». Он намекнул Луану, что вскоре Чан Чонт Ким создаст правительство — правительство независимого Вьетнама, в котором он, заместитель директора, займет министерский пост.
Это был первый и последний приход Луана в департамент. С тех пор он полностью перешел на сторону Куй. Вдвоем они всеми правдами и неправдами добрались до лесного района Чиан. Куй связался о зональным комитетом Вьетминя. Луан помог Куй найти оружие. С большим трудом удалось купить несколько винтовок и пистолетов.
Пятым по мужской линии в семье Луана шел его брат Жан Нгуен Тхань Луан, юрист. Его жена, как и он, доктор права, принадлежала к крупному семейному клану из Бакльеу и в девичестве носила фамилию Чан. И муж, и жена были связаны с кругами патриотической интеллигенции, относившимися тогда к левым.
Жан много раз советовал Роберу войти в контакт с левыми интеллигентами, в то время они действовали под руководством коммунистических организаций. Робер отказывался. Жана это беспокоило, поскольку среди сайгонской интеллигенции имелись и другие группы. Политическая направленность этих групп была сложной. Их организаторы или были приверженцами троцкистов, или работали на французское Второе бюро либо на японцев. Жан перестал волноваться лишь после того, как застал Робера над «Коммунистическим Манифестом», страницы которого были испещрены пометками и подчеркиваниями, сделанными красным карандашом.
Впоследствии Луан узнал, кто такой Ты. Биография этого человека, за исключением разве что вероисповедания родителей, которые не были католиками, была похожа на его собственную. Ты имел французское гражданство, французское имя Франсуа, был бакалавром, занимал одно время высокий пост в колониальной администрации. Однако Ты — Франсуа отказался от всех благ, которые ему давали французское гражданство, руководящая должность, и стал зарабатывать на жизнь трудом учителя. За статьи, направленные против французской администрации, он не раз сидел в тюрьме. Будучи одним из членов военного комитета, возглавлявшего восстание на Юге в 1940 году, Ты был арестован и подвергнут пыткам. Суд приговорил его к смертной казни. Не являйся он французским гражданином и не будь войны, перерезавшей связи между Индокитаем и Францией, ему пришлось бы закончить жизнь на тюремном плацу. Однако, поскольку приговор сайгонского суда не был утвержден французским президентом (обязательное правило, когда дело касается граждан Республики), в исполнение его не привели.
Луан знал немало удивительного о побеге Ты из тюрьмы. Однажды утром в марте 1945 года находившийся в камере смертников узник услышал сирену и понял, что англо-американская авиация произвела налет на Сайгон. Неожиданно раздался оглушительный взрыв, и топчан, на котором он лежал, подпрыгнул. Когда дым, заполнивший камеру, рассеялся, Ты увидел, что дверь сорвана с петель. Он молниеносно сбросил с себя тюремную куртку и в одних шортах бросился из камеры. Оказалось, что бомба пробила высокую тюремную стену. Пробравшись через брешь, Ты очутился на улице. Через два дня, кашляя до боли в груди, исхудавший в тюрьме, Ты уже председательствовал на совещании кадровых работников как секретарь горкома партии.
Сегодня, сидя на берегу канала, Луан внимательно слушал Ты, он старался не упустить ни единой детали. Он собрался извиниться за свою выходку тогда, восемь лет назад, но передумал. Вряд ли такой человек, как Ты, помнит об этом. Луан знал, что сейчас Ты — член Центрального Комитета партии, член постоянного комитета Бюро ЦК по Югу. Луан знал еще и то, что через несколько дней Ты займет пост секретаря особой зоны Сайгон, Зядинь, района, который станет полем острой борьбы в момент перехода от войны к миру.
4
— У тебя не сохранялись письма Нго Динь Тхука?
Этот негромко заданный вопрос оказался неожиданным. Луан привык принимать партийные решения как нечто не подлежащее обсуждению. Его все еще занимали предстоящие сражения. Со времени перехода из разведывательной службы на должность командира батальона Луан участвовал в сотнях боев, и не во всех он одерживал победы. Ему досталось от французских войск и в Виньгабене, и в Лонгтяу, и в Ратьзя. Поэтому Луан не жалел времени на изучение местности и тактики противника. Он стремился стать профессиональным военным.
С 1951 гола для 420-го батальона, комиссаром которого стал бывший судовой механик французского флота By Тхыонг, наступила пора возмужания. Подвиги батальона стали предметом гордости всей партизанской зоны. 420-й начали упоминать наряду с такими славными подразделениями, как 307, 308, 311-й батальоны. Накануне зимне-весенней кампании 1953/54 года 420-й вел активные боевые действия на широком фронте. Луана назначили заместителем командира полка. Обстановка складывалась как будто по заказу. Несколько лет назад за «необоснованный оптимизм» подвергалась критике песня композитора Куать By, в которой были слова: «Мы неудержимо, как горный поток, идем вперед и побеждаем». Сегодня эти слова воспринимались как недалекие от действительности. И вот в такой момент, какой выдается раз в столетие, командование вдруг заводит разговор о засылке Луана на длительную работу в логово врага.
— ...Сохранились. Правда, сюда я их не захватил. Да и зачем таскать с собой эти письма? — В ответе Луана звучали и огорчение, и раздражение.
Ты звонко и искренне рассмеялся:
— Этим письмам цены нет! Помнишь, о чем говорится в каждом из них?
Луан помнил только какие-то обрывки.
— Сейчас ты продолжишь то, что делал и раньше. Конечно, придется по меньшей мере половину времени тратить для подготовки к будущему заданию. В канцелярии тебе подобрали кучу материалов — доклады, книги, газеты и журналы. Всестороннюю и углубленную ориентировку по обстановке дадут служба безопасности и военная разведка. Главное сейчас — никому не раскрывать содержание нового задания.
Ты дал Луану и другие наставления, прежде чем тот с головой погрузился в изучение груды материалов в соседней комнате.
На столе, за которым он работал, лежал последний номер газеты «Нян зан миен нам», то ли забытый кем-то, то ли специально принесенный сюда. Просматривая его, Луан наткнулся на статью, подписанную Чунг Тханем. Он знал, что это псевдоним члена ЦК партии, заместителя секретаря Южновьетнамского Бюро Ле Дык Тхо{11}. В статье, в частности, говорилось: «Войска противника оказывают нам пассивное сопротивление на равнине Северного Вьетнама, в Дьенбьенфу и Центральном Лаосе. Враг был вынужден перебросить туда все наиболее боеспособные части с южновьетнамского театра военных действий, и сейчас на Юге группировка его войск значительно ослаблена, в ее боевых порядках возникли многочисленные бреши. Моральный дух марионеточных солдат под воздействием наших побед продолжает падать, ими овладевает паническое настроение».
Первое письмо епископа прихода Виньлонг Нго Динь Тхука было написано Роберу Нгуен Тхань Луану в 1952 году по вполне понятному поводу. В том году в Париже скончался инженер-электрик Рене Нгуен Тхань Луан, и ни Робер, ни Жан не смогли участвовать в процессии, которая доставила их отца к месту упокоения. Даже о самом факте кончины отца братья узнали только из письма епископа.
Епископ направил письмо с выражением соболезнования в связи со смертью своего прихожанина его сыну, тоже члену его паствы. В этом не было ничего удивительного. Более того, все знали, что у Рене Нгуен Тхань Луана были тесные личные связи с настоятелем здешнего прихода — одним из немногих епископов-вьетнамцев. В тот год, когда Луан сдал экзамен на бакалавра, Нго Динь Тхук получил епископский сап. Рене тогда повел сына к новоявленному епископу — гордости глубоко верующих католиков, к которым и он, Рене, относился. Нго Динь Тхук благословил Луана. После этого, вплоть до своего отъезда из города в партизанскую зону, Луан регулярно встречался с епископом, чаще всего во время летних каникул.
Я бесконечно опечален недоброй вестью о кончине моего близкого друга инженера Рене Нгуан Тхань Луана, погребенного на кладбище Пер-Лашез. Я молюсь за него и надеюсь, что Вы тоже молитесь за душу Вашего любимого отца перед господом...
Вот вкратце и все содержание письма.
Второе письмо, более многозначительное, попало к Луану в июле 1953 года.
Рад, что Вы здравствуете во Христе. Надеюсь в скором времени встретиться с Вами, чтобы справиться о Ваших делах за последние восемь лет после отъезда из нашего прихода, поговорить с сыном моего друга, к которому я неизменно относился с глубоким уважением. Можете ли Вы обещать мне такую встречу? Я гарантирую безопасность и верю, что у Вас нет сомнений в отношении меня.
Командир 120-го сводного полка, тоже из католиков, сказал Луану, что получил письмо аналогичного содержания, хотя и более формальное — «помню», «надеюсь» и так далее. Различие, видимо, было связано с тем, что семья командира полка не играла заметной роли в приходе Виньлонг. Письма епископа членам паствы, ведущим борьбу на поле боя, были связаны с развитием военной обстановки: в 1953 году французские колонизаторы во Вьетнаме находились при последнем издыхании.
Через два месяца, в сентябре 1953 года, Луан получил третье письмо:
Богопротивное человекоубийство тянется слишком долго. Как и учит нас Всепредержащий, я молюсь за прекращение кровопролития. Вы — один из командиров, и я надеюсь, что Вы внесете вклад в достижение перемирия, при котором каждая из сторон вышла бы из войны с честью. От души хотел бы встретиться о Вами, чтобы вместе обсудить Ваши мирские дела, Наш долг как верующего. Господин Саваньи — Вы его знаете — готов содействовать нашей встрече.
Саваньи был подполковником и ведал французской разведкой в районе долины Меконга.
И наконец, последнее письмо Луан получил накануне штурма 420-м батальоном поста Биента.
Время течет воистину быстро. Насколько мне известно, недалек день, когда на родину вернется господин Нго Динь Зьем и возьмет в свои руки бразды правления. Надеюсь, Вы понимаете важность этой перемены. Вам, как последователю веры и к тому же патриоту, поддерживающему тесные отношения с семьей Нго Динь Зьема, следовало бы серьезно поразмыслить и принять окончательное решение, пока еще не поздно. Вскоре плечом к плечу с нами будут стоять уже не французы, а американцы. Вам необходимо вспомнить, что именно США применили атомные бомбы против Японии. Со мной поддерживает переписку архиепископ Нью-Йорка Спеллман. Это понимающий и великодушный священнослужитель.
Письмо епископа было отправлено, когда США уже почти целиком финансировали войну в Индокитае. 30 июля 1953 года американский конгресс утвердил ассигнования на военную помощь колониальным властям на 1953/54 финансовый год в сумме 400 миллионов долларов. 2 сентября 1953 года американское правительство приняло решение о дополнительном выделении 385 миллионов долларов. Столь массированная помощь имела целью поддержать «план Наварра», одним из ключевых моментов которого была передача вьетнамской стороне большей доли ответственности. Письмо в какой-то мере было связано и с инаугурационной речью французского премьер-министра 12 ноября 1953 года, в которой говорилось, что, как полагает французское правительство, индокитайская проблема не обязательно должна быть разрешена военным путем. Франция не требует от противника безусловной капитуляции. Франция добивается примирения.
Операция «Кастор» началась с десантирования шести евро-африканских батальонов в Дьенбьенфу. Это был козырь, с которого французы пошли, чтобы преуменьшить, насколько это возможно, свои поражения в глазах жителей Индокитая, и кроме того, в надежде оправдать ожидания американских союзников.
Некий Рене Коти после тринадцати туров выборов занял кресло президента Франции. Это показало наличие глубокого раскола во французских правящих кругах в связи с «нарывом» вьетнамской войны.
5
Епископ Нго Динь Тхук, откинувшись на спинку кресла, внимательно следил за реакцией Нго Динь Ню на свое сообщение.
Нго Динь Тхук получил ответное письмо Робера Нгуен Тхань Луана и тут же помчался в Сайгон, чтобы обменяться мнениями с Нго Динь Ню.
Несколько дней назад указом «главы государства» Бао Дая было сформировано правительство во главе с Нго Динь Зьемом.
Еще раздавалось эхо закончившегося в мае сражения в Дьенбьенфу. Франция в своей колониальной истории, да и все другие западные державы не знали таких болезненных и позорных поражений: 16 тысяч солдат, сотни офицеров, один генерал, в избытке обеспеченные оружием, были вынуждены капитулировать и сдать противнику наиболее сильные долговременные укрепления из числа созданных в Индокитае. Командующий укрепленным районом генерал де Кастри нарушил приказ своего вышестоящего начальника: генерал Кони велел ему покончить с собой. Однако вместо того, чтобы удавиться салфеткой, де Кастри использовал ее как белый флаг.
Бао Дай согласился на назначение Зьема, которого десяток лет назад сам же лишил всех регалий. Это, однако, не было проявлением императорской милости, В прошлом Бао Дай отправил Зьема в отставку по указанию японского посла. Сейчас же он выполнял решение сразу двух хозяев — американцев и французов. Его больше волновали рауты, которые он давал во дворце Таране. Ему еще предстояло заплатить позором при объявлении о передаче всей полноты военной и гражданской власти Нго Динь Зьему.
Вопрос состоял не в том, чтобы заменить Быу Лока на Нго Динь Зьема. Менялись «позиции свободного мира» в Индокитае: отныне решения принимались не на Елисейских полях в Париже, а в Белом доме в Вашингтоне.
Как сложится ситуация, оставалось лишь гадать, однако было известно, что французы начали сматывать удочки из Северного Вьетнама.
Вновь назначенный премьер-министр Нго Динь Зьем прибыл на сайгонский аэродром Таншоннят 25 июня. 30 июня он вылетел в Ханой: за день до этого французские войска оставили Намдинь и Тхайбинь — две стратегически важные провинции, которые они упорно удерживали в течение долгих лет.
2 июля премьер-министр Нго Динь Зьем заявил протест в связи с выводом французских войск из районов, где находятся малочисленные католические общины.
Непосредственным результатом этого протеста стало оставление на следующий день французскими войсками провинциального центра Фули. В тот же день военные делегации Франции и Демократической Республики Вьетнам встретились в Чунгзя для обсуждения вопросов прекращения огня.
Таким образом, Нго Динь Зьем возглавил созданное им проамериканское правительство. Но проамериканским оно было лишь в основном, а в отдельных конкретных моментах придерживалось профранцузской ориентации, и ситуация складывалась весьма деликатная.
Нго Динь Ню читал и перечитывал письмо, оно было кратким:
Святой отец!
Сегодня наконец могу обратиться к Вам с этим небольшим письмом. Последние несколько лет мне как армейскому командиру приходилось жить кочевой жизнью. Мне доставило большую радость то, что в рядах сил Сопротивления встретилось много католиков. Немало их было и в моей части. Более того, заботу обо мне проявляли священнослужители, не оставлявшие паству, такие, как настоятель Хо Тханъ Биен, заместитель настоятеля Во Тханъ Чинъ и многие другие слуги господни.
Всенародная война Сопротивления скоро вступит в переломный этап. День победы нашего народа после потрясшего мир подвига при Дьенбьенфу уже близок. Я пишу Вам письмо, вернувшись с поля боя. Воинская часть, находящаяся под моим командованием, освободила ряд общин и деревень вокруг Камау. Думаю, мне представится случай засвидетельствовать Вам свое почтение.
В заключение письма шлю Вам, святой отец, пожелания здоровья и благополучия.
Письмо Робера Нгуен Тхань Луана было датировано 30 июня 1954 года.
В комнате воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь размеренными шагами Ню.
Епископ сложил руки на животе и выжидательно смотрел на своего младшего брата. Как бы там ни было, Ню более, чем кто-либо еще, правомочен дать оценку этому письму и затем определить отношение семьи Нго к написавшему его офицеру Вьетминя.
Нго Динь Тхук написал первое письмо Луану два года назад по подсказке Ню. Тогда широкое распространение получили слухи о предстоящем возвращении во Вьетнам Нго Динь Зьема. Ню встречался с несколькими американцами. Количество писем, посланных кардиналом Спеллманом епископу, достигло нескольких дюжин. И причина крылась не в том, что глава католической епархии Нью-Йорка хотел установить особые отношения с настоятелем никому не известного прихода во Вьетнаме.
Ню обсуждал с епископом возможности привлечения католиков — участников войны Сопротивления на сторону Нго Динь Зьема. В списке, составленном им, имена Жана и Робера Нгуен Тхань Луан были подчеркнуты красным карандашом.
Имя Робера подчеркивалось более жирно, поскольку он боевой командир и сведений о его вступлении в коммунистическую партию не имелось. Робер в отличие от Жана не занимался политикой. Возможно, что к тому же он до сих пор принадлежал к пастве в прямом и переносном смысле этого слова.
Ню говорил тогда: «Подготовку надо начинать немедленно. Нам нужны, крайне нужны католики — участники Сопротивления. ЕСЛИ мы будем формировать свои силы из людей, которые последние годы провели где-нибудь в Швейцарии, карабкаясь на Монблан, то нас нельзя будет отличить от других группировок, наподобие тех, которые возглавляют Чан Ван Хыу, Нгуен Ван Там».
Луан не ответил на письмо. Епископ в нетерпении написал еще одно и еще. Однако ответ на них пришел лишь сегодня.
— Святой отец, как вы считаете, не скрывается ли что-то за этим письмом Нгуен Тхань Луана?
Этим вопросом, заданным с нажимом, Ню разорвал напряженную тишину, тягостную, как во время безмолвной молитвы.
Епископ, руки которого по-прежнему были скрещены на заметно выпиравшем животе, повел бровями. Его мнение всегда зависело от точек зрения других людей. Сейчас он с особым почтением воспринимал соображения Иго Динь Ню. И епископ здесь не исключение, в течение не одного года Ню был особо доверенным «советником», а в ряде случаев и «провидцем» для Зьема и Луана.
Тхук в нетерпеливом ожидании следил за Ню, руки его напряглись, и епископское кольцо золотой полосой выделялось на черной сутане.
— Мне бросились в глаза такие слова, как всенародная война Сопротивления, победа нашего народа, подвиг при Дьенбьенфу, потрясший мир. Он не забывает ловко напомнить нам, что принадлежит к числу командиров, разгромивших всю систему обороны вокруг Камау. Вершина его уловок — утверждение, будто он по-прежнему остается глубоко верующим католиком.
Заметив, что Тхук делает вид, словно не понимает тайного смысла письма, Ню остановился перед ним и произнес:
— Он намекает: если я вернусь в город, то не с пустыми руками.
— Естественно, — нерешительно пробормотал епископ. — Зачем нам люди с пустыми руками?
— Правильно, нам нужны такие, кто что-то принесет. Пусть это будут нашивки на мундире или, пожалуй, отметины на теле. Но не в голове!
Епископ даже привстал с кресла, его восхитила прозорливость младшего брата.
— Тем не менее посмотрим, — медленно продолжал Ню. — Напишите ему еще одно письмо, святой отец. Пойдет ли он на немедленную встречу с вами? Мне хотелось бы, чтобы он был в городе как можно скорее, до достижения урегулирования по Индокитаю. Напишите ему без обиняков: к людям, которые сами отошли от той стороны, мы относимся иначе, чем к демобилизованным.
Епископ подумал про себя, что его младший брат, конечно, прав. Робер Нгуен Тхань Луан наверняка поймет реальное положение дел. Поэтому через священника соседнего прихода он сразу же направил Луану еще одно письмо — с указанием места и времени встречи.