«Хаски»
В ходе последних недель Тунисской кампании, особенно после того как стал очевиден ее исход, наши военные штабы занимались планированием следующей крупной операции. Как указывалось в решении на конференции в Касабланке, следующей операцией должен был стать захват Сицилии. Во время этой конференции Объединенный англо-американский штаб обсудил две альтернативные задачи: первая — наступление на Сицилию с минимальной задержкой после завершения боевых действий в Северной Африке и вторая — захват Сардинии и Корсики.
Участникам конференции в Касабланке я уже излагал свое мнение. Я считал, что Сицилия правильно выбрана очередным объектом, если главной нашей целью остается очищение Средиземноморья от противника для союзного судоходства. Сицилия находится настолько близко как к Африке, так и к Италии, что практически перерезает Средиземное море, и ее захват существенно уменьшает риск использования этого морского пути. Если же истинной целью союзников является вторжение в Италию и проведение там крупных операций для нанесения этой стране полного поражения, то первоочередной нашей задачей должен стать захват Сардинии и Корсики. Из оценки обстановки вытекало, что эти два острова можно захватить меньшими силами, чем те, которые потребовались бы для захвата Сицилии, и поэтому их захват можно было бы предпринять в более ранние сроки. Кроме того, овладение Сардинией и Корсикой вынудило бы противника идти на более сильное рассредоточение своих сил, чем при простой оккупации Сицилии, лежащей у самого гористого основания Апеннинского полуострова.
Это обсуждение показало, что нужно снова сосредоточить внимание на необходимости установить конечные цели союзников на Средиземном море. Вполне естественно, что могли обнаружиться некоторые различия в убеждениях: мы еще не очень много сделали для разгрома держав «оси», чтобы выработать кристально-ясные выводы относительно конкретных операций, которые со всей [189] определенностью вели бы нас к победе. Генерал Маршалл и я разделяли убеждение: все, что будет сделано на Средиземноморском театре военных действии, должно оставаться вспомогательным по отношению к главной задаче — наступлению через Ла-Манш в начале 1944 года -и должно осуществляться в поддержку этой цели. Одни соглашались с нами в этом, другие считали, что в войне следует воспользоваться любой благоприятной возможностью и что если дела хорошо пойдут в «мягком подбрюшье», то нам не стоит делать паузу только из-за того, что ранее мы приняли решение провести наступление через Ла-Манш. Доктрина использования благоприятных возможностей, столь часто применяемая в тактике, становится опасной при осуществлении стратегии. Существенные изменения в области стратегии отражаются на работе заводов и войсковых учебных центров. Поэтому любые изменения в стратегии следует внимательно анализировать. Более того, в данном случае все первоначальные доводы в пользу наступления через Ла-Манш как нашей основной стратегической цели еще не потеряли своей ценности. Однако как во время конференции в Касабланке, так и позднее оставались нерешенными важные вопросы относительно наилучших способов использования имеющихся на юге сил в поддержку крупного наступления, намеченного на 1944 год.
На конференции в Касабланке было принято решение о проведении Сицилийской операции по двум причинам, первой из которых было немедленное получение большой выгоды от открытия морских коммуникаций в Средиземноморье. Второй причиной являлось то, что в силу сравнительно небольших размеров острова его оккупация после захвата не потребует непредвиденного увеличения союзных сил в случае, если противник предпримет какие-либо контрдействия в крупных масштабах. Этот довод придавал большой вес точке зрения генерала Маршалла; более того, решение о проведении Сицилийской операции, принятое в январе 1943 года, не содержало никаких обязательств относительно проведения каких-либо других стратегических наступательных операций в этом районе. Захват Сицилии позволил бы еще дальше продвинуть базы нашей бомбардировочной авиации, но это не означало бы, что мы обязательно окажемся вовлеченными в [190] такую кампанию, которая будет без конца пожирать наши ценные ресурсы. Объединенный англо-американский штаб дал указание, чтобы генерал Александер, помимо исполнения обязанностей в качестве моего заместителя, возглавил сухопутные войска в Сицилийской операции.
При разработке планов всегда придавалось большое значение роли средиземноморских баз для развертывания нашей бомбардировочной кампании против центральной части Германии. Весной 1943 года в Вашингтоне был разработан план проведения специальных рейдов бомбардировщиков с африканской базы на нефтеносные районы Плоешти в Румынии — наиболее важный и единственный источник нефти, которым располагали державы «оси». План был разработан на теоретической основе, и специальная группа штабных офицеров прибыла из Вашингтона, чтобы объяснить нам его суть. Из-за сильной противовоздушной обороны объекта, большого расстояния до него, характера местности, через которую предстояло лететь бомбардировщикам, и якобы большой эффективности бомбометания с горизонтального полета план предусматривал исключительную внезапность воздушного налета. Каждый экипаж должен был получить конкретный объект в этом огромном нефтепромысловом комплексе и осуществить его бомбардировку на бреющем полете. Авторы плана с большой точностью вычислили вероятность поражения целей и затем на основе этого выделили в два раза больше бомбардировщиков, чем было необходимо. Они подсчитали, что налет будет почти идеальным по своим разрушительным результатам.
Мы высказали свои возражения против уверенности, выраженной прибывшими относительно эффективности одного-единственного рейда. Очень часто на практике мы обнаруживали, что заводы, которые наши специалисты считали полностью разрушенными, на самом деле спустя какие-нибудь недели или даже дни вновь начинали работать на полную мощность. Мы высказали также сомнения и относительно целесообразности этой операции. Целью рейда был выбран огромный нефтеочистительный завод, однако из имевшихся у нас данных мы сделали вывод, что противников избытке имея нефтеочистительные комплексы, испытывает подлинные трудности в добыче нефти и средствах ее транспортировки. [191]
Однако наши возражения и сомнения в данном случае не имели решающего значения, поскольку авиационные части, выделенные для осуществления этой операции, были специально посланы сюда из Соединенных Штатов.
Рейд был осуществлен с большим мужеством 1 августа, пятеро участников получили орден Почета. Как обычно, в математических подсчетах нельзя было предусмотреть всех неожиданных условий, возникших в ходе этой операции, однако в целом рейд оказался успешным. Это был второй налет американской авиации на Плоешти. Когда я еще был начальником оперативного управления, весной 1942 года небольшая группа тяжелых бомбардировщиков поднялась с авиабаз на Ближнем Востоке, чтобы нанести внезапный бомбовый удар по нефтеочистительным сооружениям в Плоешти; однако налет оказался неудачным и большинство самолетов для нас было потеряно. Часть экипажей была интернирована, когда самолеты совершили вынужденную посадку в Турции. Эта ранняя попытка, названная «Проектом Хальверсона» по имени командира группы, в некоторой степени содействовала развеянию иллюзий, будто несколько крупных самолетов могут выиграть войну.
Разработка планов по захвату Сицилии под кодовым наименованием «Операция «Хаски» началась в феврале. Основными вопросами, которые следовало решить, были численность сил, время проведения операции и точные места десантирования. Разумеется, мы не могли полностью рассчитывать на использование войск, которые тогда еще участвовали в боях в Тунисе. Это вынудило бы нас отложить решение относительно времени вторжения на Силицию до завершения боев в Африке, а поскольку эта дата не могла быть точно определена, планирование всех других проблем оказалось бы не окончательным.
Принимая во внимание численность вражеского гарнизона на острове, мы считали, что в начальной стадии десантирования следует использовать пять или шесть дивизий. Вторжение в таких масштабах требовало сосредоточения очень значительного числа десантно-высадочных средств и боевых кораблей.
В течение весенних месяцев 1943 года мы поддерживали постоянную связь с Объединенным англо-американским штабом, чтобы определить размеры сил и средств, [192] на которые мы могли рассчитывать, и время, когда они поступят в наше распоряжение. Американский штаб считал, что он может направить нам прекрасно обученную 45-ю дивизию, погруженную на корабли конвоя, чтобы начать атаку с моря. У нас имелась 3-я дивизия, которую мы не собирались использовать в боях в Тунисе. Кроме того, в наших планах предусматривалось высвобождение американской 1-й дивизии из зоны боевых действий в Тунисе, как только наш успех там станет очевидным. Эти три дивизии, усиленные 2-й бронетанковой дивизией, все еще находившейся в Марокко, воздушно-десантными частями 82-й воздушно-десантной дивизии и отрядами «рейнджеров», должны были составить американскую часть десантируемых войск. С английской стороны было решено включить в состав десантируемых войск канадский корпус, доставляемый из Англии, в то время как 8-я армия могла еще до завершения Тунисской кампании выделить часть своих сил для подготовки наступления на Сицилию. Этими силами предполагалось атаковать Сицилию в начале июля, и все приготовления основывались на соблюдении этого установленного срока. В силу того что погрузка войск на десантные суда будет производиться в тех районах, где эти войска размещались, конвои должны были подходить к острову с востока, запада и юга.
Выбор районов десантирования оставался сложной проблемой. С точки зрения облегчения подхода к острову из наших разбросанных портов, обеспечения безопасности линий коммуникаций и характера береговой линии юго-восточная часть острова представлялась наиболее благоприятной, однако службы тыла были убеждены, что снабжение запланированного количества войск невозможно обеспечить без наличия портов в районе десантирования. Даже с учетом того, что будет быстро захвачен •порт Сиракузы на восточном побережье острова, операция, как заявляли специалисты, без дополнительных портов потерпит неудачу вследствие нехватки подкреплений, боеприпасов и других предметов снабжения. Выход из этого положения состоял в том, чтобы наступление на остров осуществить с расчетом быстрого овладения многими плацдармами и портами, но поскольку мы были [193] ограничены в десантно-высадочных средствах, то каждое такое отдельное десантирование оказалось бы сравнительно слабой атакой с моря. Опыт, который мы имели до сих пор, позволял нам не считаться с противодействием неприятеля десантированию; однако в предстоявшей операции итальянские части будут оборонять свою собственную территорию, а этого нельзя было не учитывать.
Наши разведывательные службы серьезно занимались точным выявлением численности немецкого гарнизона на острове. Мы считали, и последующий опыт подтвердил достоверность наших выводов, что если немецкие войска в момент наступления на остров будут составлять значительно больше, чем не полностью укомплектованные и оснащенные дивизии, то наш десант в том составе, как мы его планировали, окажется слишком слабым и нам разумнее воздержаться от проведения операции, пока мы не сумеем собрать более крупные силы для ее осуществления.
В связи с заключением служб тыла о невозможности нормально обеспечивать снабжение нескольких дивизий первого эшелона и доставлять им подкрепления через южный и восточный участки десантирования мы разработали и приняли в опытном порядке другой план, предусматривавший поэшелонное десантирование, начиная с юго-востока; за ним следовал второй десант на юге, а затем третий в районе Палермо на северном побережье. Идея заключалась в том, что каждый десант будет обеспечивать воздушное прикрытие следующему десанту, в итоге мы получили бы ряд плацдармов и портов в самые короткие сроки, создав тем самым необходимые условия для снабжения войск, высадившихся на остров.
Рискованность такой операции заключалась в том, что неудача с десантированием одной из групп заставила бы отменить десантирование последующих эшелонов и даже при условии успешной высадки эшелонов первой волны последующее сосредоточение было бы затруднено. Таким образом, мы шли на риск быть разбитыми по частям. Эту последнюю возможность мы всерьез не принимали, зная, что в момент десантирования немецкий гарнизон на острове по своей численности не превысит критических размеров, то есть не будет значительно больше двух дивизий. [194] Но план операции был слишком сложным, а это всегда большой недостаток. Однако вначале план казался нам единственно возможным решением этой проблемы.
По мере того как шло время, становилось очевидным, что немцы принимают меры по усилению своих войск на острове, однако из имевшихся у нас данных мы сделали вывод, что противник еще не превзошел того уровня сил, который мы считали для себя критическим.
В действительности никому из нас не нравился план поэшелонного десантирования. Сложность его осуществления, рассредоточение сил и скорее последовательное, чем одновременное, десантирование приводились как факторы риска, увеличивавшие шансы на поражение в силу отсутствия портов. Монтгомери, этот убежденный сторонник концепции массированного использования сил, предлагал бросить мощные силы на юго-восточную часть острова. В связи с таким предложением мы снова приказали службам тыла изучить эту проблему, и на этот раз они пришли к более оптимистичным выводам, чем несколько недель назад.
Это изменение плана явилось результатом непредвиденного получения значительного числа больших танкодесантных кораблей и налаживания массового производства «утки» — самоходной десантно-переправочной машины, которая оказалась одним из наиболее ценных боевых средств, изготовленных Соединенными Штатами за время войны. Кстати, четыре других вида боевой техники, которые большинство старших офицеров стали относить к числу наиболее важных для достижения успеха в Африке и Европе, были бульдозер, джип, грузовик грузоподъемностью 2,5 тонны и самолет С-47. Любопытно отметить, что ни один из них не был разработан для боевого применения.
Имея под рукой столь значительное количество улучшенной боевой техники, службы тыла согласились с тем, что их первоначальные наметки могут быть существенно пересмотрены в сторону увеличения. Согласно окончательно принятым планам английские войска шли на восточное побережье острова, а американские — на правую часть южного побережья.
Прежде чем перейти к остальным вопросам, необходимо сказать несколько слов и о другом плане. Некоторые [195] военные и ученые с тех пор упорно доказывают мне, что если бы мы правильно оценили невысокий уровень боеспособности огромного итальянского гарнизона, то стали бы придерживаться плана окружения вражеских войск и захватили бы остров за 10—15 дней вместо 38, которые фактически потребовались. Более того, как утверждают сторонники этой версии, мы захватили бы в плен основную группировку немецких войск, оборонявшую остров, вместо того чтобы просто оттеснить ее обратно в Италию. Вполне возможно, что после быстрого захвата Сиракуз, Джелы и Палермо мы, может быть, оказались бы в состоянии захватить Мессину, этот ключевой пункт, еще до того, как немцы сумели бы сосредоточить достаточные силы, чтобы отразить любые наши десанты. Но даже теперь, задним числом, невозможно с уверенностью утверждать, что весь итальянский гарнизон острова прекратил бы сопротивление. Я все же убежден, что мы поступили разумно, сосредоточив максимально возможные силы и приступив к методическому захвату острова, на котором оборонявшиеся войска противника составляли около 350 тыс. человек. Во всяком случае, был принят план простого одновременного наступления на всех намеченных участках береговой линии.
Для осуществления участия англичан в захвате острова генерал Александер назначил 8-ю армию под командованием генерала Монтгомери, в то время как американские войска возглавил генерал Паттон, который был снят с Тунисского фронта в середине апреля. Генералу Александеру поручалось руководить непосредственно действиями сухопутных войск, сведенных в 15-ю группу армий.
Когда эти планы находились еще в стадии разработки, стало ясно, что было бы желательно сначала захватить остров Пантеллерия, лежащий приблизительно на полпути между Сицилией и северо-восточным побережьем Туниса. Этот остров был широко известен как «Гибралтар Центрального Средиземноморья», и многие считали его неприступным. На острове имелся аэродром, с которого самолеты держав «оси» могли действовать против нас, но, что еще важнее, мы сами остро нуждались в этом аэродроме, чтобы с него обеспечивать дополнительную авиационную поддержку Сицилийской операции. За исключением [196] небольшого количества самолетов Р-38, мы все еще использовали английские «спитфайеры» и американские Р-40 с небольшим радиусом действия, и перенос их баз ближе к целям дал бы нам огромные преимущества.
В географическом отношении остров Пантеллерия представлял собой препятствие, приводящее нас в смятение. Его местность совершенно непригодна для использования воздушно-десантных войск, в то время как береговая линия настолько скалистая, что только через вход одной крохотной гавани острова можно высаживать войска из десантных катеров. Нам, вероятно, пришлось бы использовать всесокрушающий огонь, чтобы высадиться, то есть сила огня должна быть настолько огромной, что, несмотря на отсутствие внезапности, наши штурмовые эшелоны могли бы выйти на берег и закрепиться там.
Многие из наших опытных командиров и штабных офицеров решительно высказывались против такой операции, поскольку любая неудача оказала бы обескураживающее воздействие на войска, предназначенные для высадки на сицилийском побережье. Однако адмирал Каннингхэм, в частности, был согласен со мной, что остров можно взять ценою незначительных потерь. Мы исходили из убеждения, что большинство итальянцев питает истинное отвращение к войне и ищет любого подходящего предлога, чтобы покончить с ней. Мы считали, что, если остров подвергать интенсивной воздушной бомбардировке в течение нескольких суток, лишив гарнизон какой-либо возможности спать или отдыхать, десантирование, поддержанное сильным огнем корабельной артиллерии, будет относительно легким. Вполне возможно, что гарнизон капитулирует заранее.
Мы приступили к осуществлению этого плана, поскольку наши военно-воздушные силы теперь настолько окрепли, что предпринять бомбардировку такого рода не составляло особого труда. Главный маршал авиации Теддер, генерал Спаатс и другие офицеры военно-воздушных сил с энтузиазмом поддержали план. За шесть дней и ночей было сброшено приблизительно 5 тыс. тонн бомб на восточную часть острова, и на такой ограниченный участок, что концентрация огня оказалась выше всех предыдущих бомбовых ударов. [197]
Фактический захват острова оказался легким делом. Вражеский гарнизон капитулировал 11 июня, как раз в момент, когда наши войска пересаживались в штурмовые лодки из более крупных судов. Немногие офицеры имели какое-либо представление о тех сомнениях и опасениях, которые пришлось преодолевать, начиная эту операцию. В самом деле, высказывались настолько решительные возражения, что я решил лично провести разведку непосредственно перед началом десантирования, для того чтобы самому установить, что оборона противника была действительно ослаблена и успех операции обеспечен. Эта разведка проходила во время обстрела острова корабельной артиллерией и бомбардировки с воздуха за два дня до десантирования с таким расчетом, чтобы создать у оборонявшихся впечатление о фактическом начале наступления. Вечером накануне адмирал Каннингхэм и я взошли на борт английского крейсера в Боне и в течение ночи на полной скорости неслись на восток, чтобы присоединиться к эскадре недалеко от острова Пантеллерия. Каннингхэм сказал мне, что весь этот район заминирован, за исключением очищенной от мин узкой полосы, по которой мы шли. Это подтолкнуло меня задать вопрос: «А нет ли тут плавающих мин?» Он ответил: «О, конечно есть, но на такой скорости образующаяся волна отбрасывает их в сторону от корабля. Нам просто не повезет, если мы наскочим на нее».
Эскадра в составе пяти крейсеров и десяти эсминцев начала обстрел около одиннадцати часов, а в это время самолеты волна за волной сбрасывали бомбы на выделенные им цели. Противник реагировал слабо, его ответный огонь носил спорадический характер. Хотя все наши корабли подошли вплотную к берегу, а малые быстроходные катера — почти к самому молу, ни один корабль не получил повреждений. Подтвердилось наше с Каннингхэмом убеждение, что десантированию будет оказано незначительное противодействие и что мы могли бы уже сейчас захватить остров, если бы с нами находились войска.
Премьер-министр, прибывший с визитом ко мне в Африку, очень хотел отправиться с нами на эту операцию. Я уклонился от прямого ответа. На его участие я [198] никогда бы не согласился, считая, что это было бы ненужным риском для столь важного человека. Потом мне было трудно объяснить ему, что адмирал Каннингхэм и я давно намеревались произвести эту разведку боем. Спустя два года он вновь напомнил мне, что я тогда очень несправедливо поступил в отношении его, тем более что он имел личную «финансовую заинтересованность» в этом деле.
Черчилль считал, что на острове Пантеллерия не более 3 тыс. итальянских солдат, и мы заключили небольшое пари. Он предложил выплатить мне по пять сантимов за каждого пленного сверх этой цифры. Мы взяли в плен 11 тыс., и, хотя я уже забыл об этой шутке, он тут же выплатил свой проигрыш, подсчитав сумму, и заметил, что по такой таксе (одна двадцатая цента за каждого пленного) он готов купить всех пленных, которых мы захватим.
Захватив Пантеллерию, мы сразу же перебросили на аэродром острова сильную авиационную часть. Тем временем мы продолжали улучшать размещение нашей авиации, построив новый аэродром на острове Гоцо у Мальты. На самой Мальте мы посадили столько самолетов, сколько могли принять ее аэродромы.
В конце мая, за месяц до наступления на Сицилию, в наш штаб прибыли Черчилль, генерал Маршалл и начальник имперского генерального штаба генерал Брук, чтобы обсудить последующие цели Сицилийской операции помимо простого захвата острова и обеспечения свободного судоходства на Средиземном море. Нужно было как-то подумать о прекращении в будущем, после захвата Сицилии, крупных операций на Средиземном море, чтобы сберечь силы для главной операции на северо-западе Европы.
Против этого имелись серьезные, обоснованные соображения. Прекращение мощных наступательных действий устранило бы всякую угрозу для немцев на юге Европы и предоставило бы им большую свободу действий. Союзные сухопутные войска на Европейском ТВД оказались бы в полном бездействии с лета 1943 года до начала лета 1944 года. Мы остро нуждались в хороших аэродромах, имевшихся на юге Италии. Наконец, мы хотели продолжать давление, рассчитывая на то, что вскоре Италия [199] выйдет из войны. Такой поход привел бы к выводу с Балкан итальянских гарнизонов и вынудил бы Германию еще больше распылять свои силы.
На совещание были вызваны Александер и Монтгомери; в его работе участвовали адмирал Каннингхэм, главный маршал авиации Теддер, генерал Спаатс и мой начальник штаба Смит. Черчилль был в ударе, когда красноречиво рисовал в розовых красках картину тех возможностей, которые, как он предвидел, откроются для нас с захватом Сицилии. В ходе обсуждения он утверждал, что не имеет никаких намерений вмешиваться в приготовления к наступлению через Ла-Манш в 1944 году, но обеспокоен, понимаю ли я желание двух правительств воспользоваться любой благоприятной возможностью, какая может возникнуть в результате падения Сицилии. Он опасался, что мы будем истолковывать свою задачу в столь узком плане и с захватом Сицилии независимо от обстоятельств остановимся.
Поскольку нормальным явлением в любом сражении является максимальное использование достигнутых успехов, я лично испытывал сомнения насчет того, чего, собственно, премьер-министр ожидал или хотел. Однако в моем присутствии он не предлагал начать никакой кампании в крупных масштабах, скажем, на Балканах или даже в Северной Италии, в качестве минимальной цели. Казалось, он был искренне обеспокоен скорейшим захватом Южной Италии и, как мне представлялось, в данный момент не выдвигал никаких иных планов.
Однако в частном разговоре генерал Брук сказал мне, что премьер-министр был бы рад пересмотреть планы наступления через Ла-Манш, и причем основательно, чтобы исключить эту идею из принятой союзниками стратегии. Брук командовал корпусом в скоротечной кампании на Европейском континенте в 1940 году, и Александер, и Монтгомери служили в его корпусе. Импульсивный по натуре, как это свойственно ирландцам, Брук был исключительно умным профессионалом, искренне преданным единственной цели — выиграть войну. Когда я впервые встретил его в ноябре 1941 года, он показался мне скорее находчивым, чем вдумчивым, и скорее прозорливым, чем мудрым. Однако постепенно я понял, что его манера поведения, которая казалась мне странной, [200] есть чисто случайное проявление его необычного характера, что он был искренен, хотя ему и недоставало той особенности, какая была присуща генералу Маршаллу, — спокойно взвешивать противоречивые факторы в проблемы и принимать после этого твердое решение. Вскоре я понял, что работать с ним легко. Он не боялся остро и решительно высказывать свое мнение и делал это прямо и честно, даже если оно расходилось с мнением других. Горячие официальные споры никогда не отражались на дружественности его личных контактов или на безоговорочной поддержке им тех или иных предложений. Его следует отнести к категории блестящих военных — профессионален. Поэтому я внимательно слушал в тот момент, когда генерал Брук излагал свою точку зрения.
Он сказал, что поддерживает идею использования нашей военно-морской и воздушной мощи для блокады Германии и уничтожения ее промышленности, уклоняясь от крупных сухопутных сражений на главных фронтах. Он придерживался мнения, что в большом сухопутном сражении мы оказались бы в крайне невыгодном положении и понесли бы огромные и бесполезные потери. Он не хотел бы открывать более крупный фронт, чем тот, который мы могли поддерживать в Италии. Я не знаю, соглашался ли премьер-министр с той частью этого заявления, которая поддерживала откладывание на неопределенное время наступление через Ла-Манш, но генерал Брук действительно хотел направить в Италию максимальное количество союзных войск из имевшихся на Средиземноморском театре военных действий.
Любое предложение об отказе от операции «Оверлорд» или намек на это всегда могли служить поводом для того, чтобы генерал Маршалл и я решительно и бескомпромиссно выступили против такого нарушения согласованного решения. Мы оба не только поддерживали все те основные соображения, побудившие первоначально принять концепцию операции «Оверлорд» как нашего главного стратегического усилия в Европе, и не только повторяли их при любом удобном случае, но и внимательно рассматривали каждое предложение относительно использования войск в других местах, если оно отодвигало перспективу проведения операции «Оверлорд». Мы оба допускали, что успешное вторжение в Южную [201] Италию принесет выгоду, и стремились к этому, но мы решительно отказывались связывать себя или союзные войска с кампанией выигрыша всей войны с помощью итальянского варианта.
Это и другие соображения привели нас к соглашению, которое, по существу, оставило вопросы использования благоприятных условий Сицилийской операции на мое усмотрение; в соглашении подчеркивалась большая для нас ценность аэродромов у Фоджи, однако предполагалось, что я воспользуюсь любой благоприятной обстановкой, чтобы вторгнуться в Италию. Поскольку для снабжения нас в Италии необходимо было иметь крупный порт, город Неаполь был назван в качестве второго принципиально важного для союзников пункта.
На этом совещании долго обсуждался вопрос относительно плана подвергнуть бомбардировке сортировочные станции возле Рима. Все соглашались с тем, что не следует наносить бессмысленные разрушения Вечному городу -такова была наша политика в отношении всех реликвий древней цивилизации Италии, но было общеизвестно, что немцы воспользовались нашей сдержанностью в отношении Рима, превратив его в главное связующее звено в своей системе коммуникаций. Никакого окончательного решения тогда не было принято, но позднее нам разрешили бомбить сортировочные станции при соблюдении особой осторожности, чтобы не причинить вреда Риму и Ватикану.
За месяц до начала Сицилийской кампании о ней в деталях было сообщено представителям нашей прессы. Этот беспрецедентный шаг был предпринят, как ни парадоксально, в целях обеспечения секретности.
Я считал, что должен положить конец всяким прогнозам военных репортеров относительно будущих намерений войск союзников. Мне было известно, что немцы внимательно следят за нами, и просто поразительно, какими мастерами становятся офицеры разведки в сведении воедино отдельных обрывочных, на первый взгляд, несущественных данных для составления общей картины намерений противника. В это время Северная Африка превратилась в муравейник, в котором все готовились к вторжению на Сицилию. На каждом участке побережья, где только было возможно, проводились учения; порты [202] заваливались грузами военного назначения; во всех гаванях и бухтах стояли десантно-высадочные катера. Казалось бесспорным, что если репортеры в поисках интересных репортажей для своих газет и радио будут продолжать сообщать о развернувшейся деятельности наших войск, то вскоре противник сможет дедуктивным способом довольно точно определить силы и время нашего вторжения, даже если нам удастся скрыть предусмотренные районы десантирования.
В периоды затишья на фронте репортеры имеют привычку заполнять свои репортажи всякого рода предположениями, а поскольку после нескольких месяцев пребывания в действующей армии любой корреспондент приобретает значительное мастерство в интерпретации будущих событий, то усиливалась опасность, что вскоре противник будет знать о наших планах в деталях. Я не думаю, что рассуждения таких военных аналитиков на родине, вдали от театра военных действий, представляют какую-либо существенную ценность для противника. Их заключения, составляемые вдали от событий, основываются на самой поверхностной информации, и обычно они скорее забавны, нежели опасны, хотя и становятся опасными по мере приближения к истине и использования статистических сведений в подкрепление своих предположений. Однако совершенно иное дело, когда репортеры высказывают свои предположения, находясь в действующей армии. В силу врожденного отвращения к не разъясненному введению цензуры и, больше того, в силу доверия, которое у меня сложилось к честности репортеров, я решил посвятить их в свои тайны.
Это был эксперимент, который я бы не особо хотел повторить, поскольку такое раскрытие секретов возлагает тяжелое бремя на человека, первой обязанностью которого является сохранение этих секретов в тайне. Но, делая это, я сразу же возложил на каждого репортера на нашем театре военных действий ответственность, какую испытывали я и мои коллеги. Успех был полный. Впредь, начиная с этого момента и до начала операции, никаких рискованных сообщений не было отправлено с театру военных действий и ни один представитель прессы не пытался отправить такой материал, который мог бы иметь [203] какую-либо ценность для противника. Уже после того как операция была завершена, многие корреспонденты говорили мне о том страхе, который они испытывали, опасаясь даже косвенного раскрытия секретов. В период подготовки к операции они с неохотой обсуждали даже между собой этот вопрос и выдумывали самые изощренные наименования для отдельных предметов боевого оснащения войск и деталей планируемой операции.
Рты у всех раскрылись, когда я начал совещание с репортерами сообщением, что в начале июля мы вторгнемся на Сицилию, что 7-я армия под командованием генерала Паттона будет десантироваться на южном побережье острова, а английская 8-я армия под командованием генерала Монтгомери — на восточном побережье к югу от Сиракуз. Наступило почти мучительное молчание, когда я говорил, что генерал Александер будет командовать обеими армиями и что мы уже осуществляем подготовительные воздушные операции, чтобы уничтожить авиацию противника, перерезать его морские и наземные коммуникации и тем самым ослабить вражескую оборону. Я сообщил репортерам, что мы осуществляем эти воздушные налеты таким образом, чтобы заставить противника поверить, что мы атакуем западную оконечность острова. Я также сообщил, что в операции мы используем воздушно-десантные войска в значительно более крупных масштабах, чем где-либо до сих пор.
Операция началась в ночь на 9 июля точно по плану.
Так как на Мальте имелась прекрасная система связи военно-морских сил, то это место было выбрано для размещения нашего штаба на период начальных фаз операции. Большинство наших военно-воздушных сил размещалось на аэродромах северо-восточной части Туниса, так что основной штаб авиации должен был оставаться поблизости от древнего Карфагена. Генерал Александер, адмирал Каннингхэм и я отправились на Мальту примерно за сутки до начала операции. На Мальте мы были гостями фельдмаршала Горта, губернатора острова.
Тогда на Мальте обстановка сильно отличалась от той, какая была всего несколько месяцев назад, когда остров еще оставался объектом налетов вражеской авиации, -не получавшей достаточного отпора. Мальта перенесла [204] страшные удары, но дух ее защитников не был поколеблен. По мере приближения авиации и военно-морских сил союзников через Северную Африку жители Мальты проявляли исключительное мужество. К тому времени, когда нам потребовалось использовать военные сооружения на острове, аэродромы там были уже в отличном состоянии, а местный гарнизон горел желанием схватиться с врагом.
Эпизод, связанный с этими приготовлениями на Мальте, относится к истории строительства аэродрома на небольшом острове Гоци. Местность на острове настолько неблагоприятная, что английские саперы, которые в основном использовали ручной труд и легкое техническое оснащение, оставили всякую надежду построить на острове аэродром для его использования в операциях против Сицилии. К счастью, в самый решающий момент у маршала авиации Парка, командовавшего авиацией на Мальте, оказался в гостях американский инженер, специалист по строительству аэродромов.
Парк рассказал своему гостю об этом затруднении и, показав ему местность, где нужно было построить аэродром, спросил, сколько времени, по мнению инженера, потребуется для создания взлетно-посадочной полосы. «Десять дней», — последовал небрежный ответ, настолько неожиданный, что Парк решил, что над ним шутят. Однако, заметив, что инженера заинтересовала эта проблема, он спросил: «Когда вы можете начать работы?» — «Как только прибудет сюда моя строительная техника, на что уйдет несколько дней».
Последовал обмен радиограммами, и через тринадцать дней после того, как первая американская строительная часть высадилась на острове, со взлетно-посадочной полосы поднялся в воздух первый истребитель.
Для сотворения такого, казалось бы, чуда американские саперы использовали почти все виды современных землеройных машин, какие можно найти на крупной строительной площадке в Соединенных Штатах, — оснащение, вызывавшее зависть у английских саперов, которые даже не представляли, что такую технику можно доставить на столь отдаленный участок активного театра военных действий. Об этом мне неоднократно говорили английские [205] офицеры на острове, восхищение которых американскими саперами граничило чуть ли не с благоговейным трепетом. Эта взлетно-посадочная полоса для истребителей помогла нам оказать дополнительную помощь в воздушной поддержке нашего наступления на Сицилию.
Конвои, доставлявшие войска в районы десантирования, должны были отправляться с портов на всем побережье Северной Африки. Расчет времени и заключительный маневр различных судов и кораблей следовало точно осуществить в узких, полных мин водах, отделяющих Сицилию от материка, и произвести необходимые перестроения таким образом, чтобы держать противника в состоянии неопределенности до самого последнего момента. Адмирал Каннингхэм, адмирал Хьюитт и их подчиненные выполнили свою задачу безукоризненно.
Все, казалось, шло превосходно до самого дня вторжения. Затем погода, в этой части Средиземного моря обычно спокойная летом, начала настолько серьезно ухудшаться, что возникла угроза срыва десантирования. Поскольку в целом ветер дул с запада, то нас беспокоила обстановка в пунктах высадки десантов на южном побережье. Пункты высадки на восточном побережье прикрывались от ветра самим островом.
Многие часы я провел вместе с адмиралом Каннингхэмом в его кабинете, куда синоптики периодически доставляли сводки погоды и прогнозы. К заходу солнца ожидалось ослабление скорости ветра, и это нас обрадовало: появилась надежда, что к полуночи условия для десантирования будут удовлетворительными.
Кое-кто из нас, выходя на улицу размяться, с тревогой посматривал на флюгер почти с молитвой на устах, так как приближался час, когда уже станет невозможно повернуть десантные войска обратно. От генерала Маршалла поступил запрос: «Состоится высадка или нет?» «Я бы хотел сам знать это!» — мысленно отреагировал я. К вечеру стали поступать прогнозы на некоторое улучшение. Мы решили действовать, как было запланировано, я так и радировал генералу Маршаллу. Я считал, что даже если войска, следовавшие к южному побережью, найдут необходимым задержаться с десантированием, то те, кто идет к восточному побережью, наверняка высадятся на [206] берег, и у нас будет меньше путаницы и ущерба, чем если бы нам пришлось остановить всю армаду.
Однако вечер был уже на исходе, а скорость ветра не уменьшалась. Нам ничего не оставалось делать, разве что молиться, и молиться отчаянно.