Северо-западнее Сталинграда
К лету 1942 года крайне неблагоприятная обстановка для нашей Родины сложилась на южном крыле советско-германского фронта. В мае — июне потерпели серьезное поражение войска Крымского фронта, в результате чего были оставлены Керченский полуостров и Севастополь. Крым оказался в руках врага. Примерно в это же время неудачей для советских войск закончилась Харьковская наступательная операция Юго-Западного фронта. Все это позволило гитлеровскому командованию повести широкие наступательные действия на юго-западном направлении и к концу июля оттеснить советские войска к Дону от Воронежа до Клетской и от Суровикино до Ростова-на-Дону, выйти в большую излучину Дона, создав непосредственную угрозу Сталинграду и Северному Кавказу.
План гитлеровского командования захватить Сталинград с ходу потерпел крах. Однако обстановка в этом районе с каждым днем осложнялась. 23 августа 14-й танковый корпус 6-й немецко-фашистской армии Паулюса прорвал нашу оборону на стыке 4-й танковой и 62-й армий и в этот же день своими передовыми частями вышел к Волге на участке Латошинка, Рынок. 62-я армия оказалась отрезанной 8-километровым коридором от основных сил Сталинградского фронта. Положение защитников города стало весьма тяжелым. Противник получил возможность повести наступление на Сталинград с севера.
Ставка Верховного Главнокомандования принимала все необходимые меры для ликвидации нависшей над городом угрозы. В район Сталинграда направлялись резервные соединения и объединения.
29 августа в состав Сталинградского фронта была передана 66-я армия под командованием генерал-лейтенанта Р. Я. Малиновского, которая уже 5 сентября прямо с марша развернулась на рубеже юго-западнее и южнее Ерзовки и вместе с 1-й гвардейской и 24-й армиями наносила удар по прорвавшейся к Волге группировке врага с задачей соединиться с 62-й армией. Однако выполнить эту задачу армии не смогли, ибо располагали слишком ограниченными силами и средствами. Например, 66-я армия, имея в своем составе девять стрелковых дивизий и занимая участок протяженностью всего 26,5 км, тем не менее была не в состоянии создать необходимую группировку для нанесения мощного удара по врагу. Дивизии были малочисленны, имевшиеся 1300 орудий и минометов обеспечены только четвертью боекомплекта боеприпасов, танков было также очень мало, материальная обеспеченность войск крайне низкая.
Такими сведениями об общей обстановке, и в частности по 66-й армии располагал я, выезжая 18 октября на машине из-под Воронежа в район Сталинграда. По пути остановился в штабе 7-го танкового корпуса и здесь впервые познакомился с его командиром генералом П. А. Ротмистровым, с которым впоследствии не раз сводила нас фронтовая судьба. О Павле Алексеевиче был наслышан как о боевом, высокообразованном танковом командире. Он встретил меня тепло, подробно проинформировал об обстановке на фронте, характере действий противника.
— Тяжело сейчас защитникам Сталинграда, — сказал на прощание Павел Алексеевич. — Но по всему видно, что скоро должен наступить перелом. Фашистские группировки перемалываются, их ударная сила угасает, моральное состояние гитлеровцев с каждым днем падает, так как обещанной легкой победы не получилось...
...20 октября, в разгар начавшейся очередной наступательной операции, я прибыл в армию, на командный пункт генерала Малиновского. Здесь находился и командующий фронтом генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский. День был пасмурный, холодный. Настроение у всех присутствующих на КП было неважное, так как готовящееся наступление вновь не предвещало успеха.
— Я думаю, — сказал Рокоссовский, — что вам, Алексей Семенович, будет полезно вместе с Родионом Яковлевичем понаблюдать за ходом боевых действий, познакомиться с обстановкой, как говорят, прямо на месте, а завтра с утра вступить официально в должность командующего армией...
Обстановка в течение дня складывалась для нашей армии крайне неблагоприятно. Когда после довольно слабой артподготовки войска армии перешли в наступление, гитлеровцы открыли такой плотный артиллерийско-минометный и пулеметный огонь, что наши части, понеся значительные потери, к вечеру только на некоторых направлениях продвинулись на 400 метров.
Мы сидели на командном пункте, вырытом в скатах какого-то оврага. Генерал Малиновский был мрачен и по-прежнему немногословен. По всему было видно, что наступление и на этот раз выдохлось и поправить дело нельзя. Откровенно говоря, молчание Малиновского неважно действовало на меня. Ведь он должен был помочь мне разобраться в причинах тех неудач, которые преследовали армию с первых же дней боев на этом направлении. В голове роились разные мысли: что делать дальше? как поправить дела? можно ли при той малочисленности соединений, крайне слабом обеспечении их боевыми материальными средствами добиться какого-либо перелома?
Хотя я и обижался на Малиновского за такой странный прием, по по-человечески понимал его состояние. Понимал, что и члену Военного совета А.М.Кривулину, начальнику штаба Ф. К. Корженевичу, начальникам родов войск и служб было куда приятнее, если бы смена руководства армии проходила в иной, более благоприятной обстановке. Но день, проведенный с ними, убедил меня, что сделать большего в тех условиях командование армии не могло.
Должен заметить, что за плечами Р. Я. Малиновского к этому времени был уже немалый опыт командования соединениями и различными объединениями. Он начал войну в роли командира корпуса, затем командовал войсками 6-й армии и Южного фронта, возглавлял Донскую группу Северо-Кавказского фронта. Буквально через два месяца после того, как мы расстались, Родион Яковлевич вернулся в район Сталинграда во главе 2-й гвардейской армии, которая сыграла важную роль в операции по разгрому группировки генерал-фельдмаршала Манштейна, стремившейся деблокировать окруженную 6-ю армию генерал фельдмаршала Паулюса...
Вечером 20 октября на передовом командном пункте собрались все командиры соединений, начальники родов войск и служб. Командующий фронтом в моем присутствии уточнил боевые задачи на следующий день, а затем детально ввел меня в обстановку в районе Сталинграда.
— Анализ проведенных нами в последние дни боев показывает, — сказал мне Рокоссовский, — что многие наши неудачи связаны с еще слабой организацией разведки противника во всех звеньях, отсутствием у командиров опыта в организации и поддержании непрерывного взаимодействия и управления, применением однообразных, главным образом фронтальных, атак, неумением многих командиров тактического звена аффективно применять имеющиеся огневые средства. Это общие недостатки, и их надо скорее устранять...
Что касается боевых действий нашей северной группировки, в том число и 66-й армии, — продолжал Константин Константинович, — то вам с первого взгляда может показаться, что эти действия никакой ощутимой пользы не приносят. Конечно, достаточных сил для того, чтобы опрокинуть врага и погнать его, мы не имеем. Приходится каждый день атаковать противника одними и теми же силами. По если рассматривать проводимые операции в оперативно стратегическом плане, то без них Сталинграду пришлось бы еще труднее. Своими активными действиями мы держим врага в постоянном напряжении и тем самым сковываем его значительные силы, в том числе и танковые. Так что с утра сделайте очередную попытку пощекотать нервы гитлеровцев...
Проводив командующего фронтом, я задержал на короткое время командиров дивизий, поговорил с ними по поводу утреннего наступления. Естественно, что сказать больше того, что им сказал командующий фронтом, и того, что они сами знали, я не мог. Но, оставшись с ними наедине, побеседовав, почувствовал, с какой ответственностью относятся они к выполнению поставленной задачи. В тот памятный вечер начались складываться между нами взаимопонимание и доверие, которые впоследствии переросли в настоящую боевую дружбу.
По тому настроению, с которым расходились командиры дивизий, я понял, что ждать каких-либо успехов от завтрашнего наступления бесполезно. Так оно и было. Утром 21 октября наша артиллерия в течение 15 минут вела огонь по позициям врага, который по своей интенсивности даже нельзя было приравнять к хорошему артиллерийскому налету, а затем соединения армии возобновили «бои местного значения», как их тогда называли даже в сводках Совинформбюро. Однако лишь 212-й стрелковой дивизии в течение дня удалось немного потеснить врага и выйти к МТФ и колхозу «13 лет Октября». На этом боевые действия были временно приостановлены...
Более трех месяцев продолжались ожесточенные бои за Сталинград. Несмотря на настойчивые требования Гитлера, армия Паулюса не смогла преодолеть упорства защитников города, была измотана, обескровлена, деморализована и в начале ноября, по существу, была уже не в состоянии предпринять какие-либо серьезные наступательные действия.
В то же время советское Верховное Главнокомандование готовило контрнаступление с целью разгрома группы армий «Б» противника в районе Среднего Дона и Сталинграда. Общий замысел контрнаступления заключался в нанесении силами Юго-Западного, Донского и Сталинградского фронтов ударов по сходящимся направлениям с задачей окружения и уничтожения всей действующей в этом районе вражеской группировки.
Напомню, что Донской фронт наносил два удара: один — силами 65-й армии одновременно с Юго-Западным фронтом из района восточнее Клетской на юго-восток с целью свертывания обороны противника на правом берегу Дона; второй — силами 24-й армии из района Качалинской вдоль левого берега Дона в направлении Вертячего. На 66-ю армию, как и прежде не имеющую средств усиления, возлагалась задача активными действиями севернее Сталинграда сковать здесь противника и лишить его возможности маневрировать резервами.
19 ноября 1942 года войска Юго-Западного и Донского фронтов, а 20 ноября и Сталинградского фронта после мощной артиллерийской подготовки перешли в решительное наступление и, ломая сопротивление противника, уже к 23 ноября завершили полное окружение немецко-фашистской группировки в районе Сталинграда, Успех наших соседей воодушевил воинов 66-й армии. В частях прошли митинги, партийные и комсомольские собрания, на которых зачитывалось обращение Военного совета Донского фронта, призывающее усилить удары по врагу и выполнить приказ Родины.
«Теперь, говорилось в обращении Военного совета, — на нашу долю выпала честь развивать мощное наступление на врага.
...Идя в бой, каждый из нас знает, что мы идем освобождать свою священную землю, свои города и села, свой народ от фашистских оккупантов, захвативших часть нашей страны и угнетающих свободолюбивых советских людей.
За время борьбы мы с вами закалились, получили большой военный опыт. К нам на усиление фронта прибыли новые части. Мы имеем все условия для того, чтобы наголову разбить врага, и мы это сделаем обязательно.
Какой радостной будет для нашего народа весть о нашем наступлении, о нашем продвижении вперед, об освобождении нашей родной земли!
Мы сумеем сокрушить вражеские полчища.
Вперед на врага!»{8}
66-я армия, находясь на второстепенном, направлении, как я уже писал, не располагала, силами для решительных действий, Тем не менее я приказал командирам 99. 226, 64 и 116-й стрелковых дивизий подготовить усиленные роты и батальоны и в ночь на 24 ноября провести разведку боем, с тем чтобы нащупать слабые места в обороне врага, а по возможности, овладеть выгодными для будущего наступления рубежами.
В то время перед нами оборонялась 60-я и частично 3-я мотодивизии немцев, усиленные 16-й танковой дивизией. Все они имели достаточно высокую боеспособность и, кроме того, занимали выгодные позиции. Учитывая эти обстоятельства, наш план действий предусматривал нанесение ударов на направлениях, наиболее уязвимых для врага. На них мы сосредоточили большую часть артиллерии и 12 исправных танков, которыми тогда располагали. Однако в этот план пришлось срочно вносить изменения.
С вечера 23 ноября противник неожиданно начал наносить короткие, но сильные артиллерийские огневые налеты по боевым порядкам соединений на различных участках. Это могло означать одно из двух: либо гитлеровцы обнаружили наши приготовления, либо они намереваются под прикрытием артиллерийского огня вывести часть сил и перегруппировать их на другое направление. Мы немедленно усилили наблюдение по всему фронту, особенно командирское, с общевойсковых и артиллерийских наблюдательных пунктов.
На рассвете 24 ноября командир 226-й дивизии полковник П. С. Никитченко доложил мне, что в стане противника началось оживление: одни группы пехоты и танков отходят на запад, другие — двигаются на восток или вдоль фронта. Примерно такие же действия врага были обнаружены и перед 99-й стрелковой дивизией. Вывод мог быть один: немецко-фашистское командование снимало с нашего фронта 16-ю танковую и 60-ю моторизованную дивизии для переброски их на направление главного удара советских войск. Спешка и неорганизованность, которые царили в стане врага, говорили о том, что гитлеровцам стало туго и им не до маскировки. Мы решили вмешаться в планы противника. Я приказал Никитченко немедленно перейти в наступление. Командир дивизии двинул в атаку сводный отряд под командованием энергичного и смелого командира старшего лейтенанта Степаняна. Внезапность удара отряда, решительность воинов и его командира принесли успех. Застигнутые врасплох, вражеские солдаты не оказали организованного сопротивления. В образовавшуюся во вражеской обороне брешь устремились части дивизии и вскоре овладели северными скатами господствующих высот 137,8, 139,7 и 141,0. Это благотворно повлияло на ход боевых действий в полосе всей армии.
Мною лично и через командиров штаба были поставлены задачи, командирам 343-й стрелковой дивизии генерал-майору М.А.Усенко, 299-й стрелковой дивизии полковнику Г.В. Бакланову, 99-й стрелковой дивизии полковнику В. Я. Владимирову, 49-й стрелковой дивизии полковнику А.В.Чижову немедленно перейти в наступление готовыми к этому подразделениями, а затем и главными силами, разгромить противостоящие части противника и выйти на рубеж совхоз «Опытное поле», железная дорога, Рынок; в дальнейшем развивать наступление в общем направлении на Орловку.
Наступление развивалось вначале медленно, так как нейтральная полоса между нашими дивизиями и противником глубиной 300–400 метров была буквально начинена противотанковыми и противопехотными минами, опутана колючей проволокой, изрыта бесчисленными воронками, загромождена подбитыми танками и орудиями. В этой полосе и на переднем крае вражеской обороны то и дело возникали жаркие схватки. Но, преодолев эти препятствии, сломив сопротивление гитлеровцев, войска армии за день продвинулись на 8–12 километров, выбили противника из МТФ, колхоза «13 лет Октября», овладели населенными пунктами Томилино, Латошинка, Акатовка, Винновка, Рынок.
Вечером мне доложили, что части 99-й стрелковой дивизии соединились с группой полковника С. Ф. Горохова.
Несколько слов об этой группе. 15 октября после мощных атак пехоты и танков, поддержанных авиацией, гитлеровцам удалось овладеть тракторным заводом и прорваться к Волге. Части, действовавшие севернее завода, были отрезаны от главных сил 62-й армии. Командование ими было возложено на полковника С. Ф. Горохова. Группа Горохова заняла круговую оборону на маленьком клочке земли непосредственно у Волги и стойко удерживала его до подхода войск нашей армии. Встреча воинов двух армий была радостной и волнующей. Воины 99-й стрелковой дивизии обнимали доблестных защитников Сталинграда, которые более месяца отбивали яростные атаки противника.
К исходу 24 ноября сопротивление противника на всех направлениях усилилось. Что делать дальше? Танков армия почти не имела, общевойсковые резервы во всех звеньях были израсходованы, и усилить нажим на врага, по существу, было нечем.
Поздно вечером командующий фронтом К. К. Рокоссовский заслушал мой доклад по итогам боев за истекший день и согласился с моим выводом о необходимости соединениям армии закрепиться на достигнутом рубеже.
— Васильев{9} очень доволен действиями, армии, — сказал в заключение нашего разговора Рокоссовский. — Однако ему не понравилась ваша фамилия. Он просил передать вам его пожелание изменить ее. К утру доложите свое решение.
Задача мне была поставлена щекотливая и необычная. Поменять фамилию, с которой родился, прожил почти полжизни! Но пожелание Верховного — больше чем пожелание. Это приказ!
Я рассказал о состоявшемся разговоре члену Военного совета генералу А. М. Кривулину и начальнику штаба генералу Ф. К. Корженевичу. Начали обсуждать различные варианты.
— Не стоит вам, Алексей Семенович, ломать голову, — сказал после некоторого раздумья Феодосии Константинович Корженевич. — Можно сохранить фамилию в своей основе и заменить лишь букву «и» на букву «а».
Его предложение пришлось мне по душе. В донесении , направленном утром 25 ноября командующему фронтом, я просил впредь мою фамилию читать — Жадов, Через несколько дней мне вручили резолюцию Верховного Главнокомандующего. «Очень хорошо. И. Сталин». Этот документ у меня сохранился.
В последующие дни армия подготовила и провела операцию по захвату высот 137,8 и 139,7 севернее Орловки. Здесь враг создал ряд опорных пунктов, оборудованных землянками на 4–8 человек, перекрытыми шпалами, полуметровым слоем земли и броневыми листами, снятыми с подбитых танков. У каждой землянки был окоп с площадкой для пулемета и несколько стрелковых ячеек. Оборона была круговой, с центром у высот, откуда лучеобразно расходились четыре линии окопов, что обеспечивало взаимную огневую связь между ними и прикрытие перекрестным и фланкирующим огнем всех подступов к опорным пунктам. В первой линии окопов располагались в основном пулеметы, во второй и третьей линиях — пулеметы, противотанковые орудия, 81-мм минометы. В глубине, за третьей линией, находились огневые позиции тяжелых артиллерийских орудий. Так, непосредственно на высоте 137,8 насчитывалось около 80 пулеметов, 25–30 минометов и противотанковая батарея. Примерно такое же количество огневых средств находилось и на высоте 139,7. С овладением этими двумя высотами значительно улучшалось тактическое положение наших войск, открывались возможности просматривать и контролировать оборону противника и дорогу, идущую от Орловки на Городище, Кузьмичи, совхоз «Опытное поле». Учитывая важность этих высот, их обороняли отборные подразделении врага. Так, высоту 137,8 оборонял сводный батальон 92-го мотопехотного полка, а высоту 139,7 — сводная группа «рыцарей Железного креста» 16-й танковой дивизии. Эти подразделения поддерживали артиллерия 60-й мотодивизии и танки 16-й дивизии.
Штурмовать высоту 137,8 должны были части 343-й стрелковой дивизии, а высоту 139,7–226-й дивизии. Для непосредственного захвата высот создавались два штурмовых отряда. В 343-й дивизии штурмовой отряд численностью 370 человек имел на вооружении 11 станковых пулеметов, 25 ручных пулеметов, 46 автоматов, 7 противотанковых ружей, 17 минометов и 15 орудий полковой и противотанковой артиллерии. Штурмовой отряд 226-й дивизии состоял из 70 человек и был вооружен 5 станковыми и 3 ручными пулеметами, 9 минометами, 9 противотанковыми ружьями и 8 полковыми орудиями. Первый отряд поддерживали артиллерийский полк и полк гвардейских минометов, а второй — дивизион артполка и батарея 120-мм минометов. Для доставки танкового десанта каждому отряду придавалось по 5 боевых машин.
К штурму высот привлекались 431-й и 432-й армейские инженерные батальоны и дивизионные саперы.
Подготовка операции началась 16 декабря. Полки доукомплектовывались личным составом за счет внутренних ресурсов армии. С подразделениями проводились занятия на местности. При этом особое внимание обращалось на действия мелких групп. В дивизиях на основе накопленного опыта был выработан метод ведения боя в опорном пункте. Группа из 4–6 бойцов, ворвавшаяся в окоп, делилась на две подгруппы, действующие в разных направлениях. В каждой подгруппе первый боец вел огонь, второй бросал гранаты, а третий наблюдал и вел огонь, обеспечивая продвижение подгруппы.
Большое внимание было уделено организации взаимодействия с артиллерией. Этими вопросами занимались заместитель командующего армией генерал-майор М.И.Козлов и заместитель начальника штаба полковник Н. И. Лямин.
Наступило вьюжное утро 25 декабря. Штурмовые отряды стремительным броском достигли вражеских окопов. Огонь со стороны противника был малоэффективным, так как его артиллерийские передовые наблюдательные пункты, находившиеся в первой траншее, были сразу же уничтожены. Через полчаса после начала атаки батальоны первого эшелона 1151-го и 1155-го стрелковых полков 343-й стрелковой дивизии очистили от гитлеровцев две линии траншеи и закрепились на западных скатах высоты 137,8.
Успешно развивалась атака частей 226-й стрелковой дивизии на высоту 139,7. Стремительный бросок танкистов с десантом пехоты в тыл высоты вызвал панику у гитлеровцев. Этим воспользовались подразделения, наступавшие с фронта, и овладели высотой.
Однако гитлеровцы не смирились с потерей ключевых высот. В течение дня они предприняли несколько контратак, чтобы вернуть их, но успеха не добились. Большое мужество при отражении контратак противника проявили саперы. Они выдвигались вперед и на пути движения вражеских танков разбрасывали мины.
В ходе боев за высоты 139,7 и 137,8 было уничтожено и захвачено 34 орудия и миномета, 37 танков, 46 станковых и ручных пулеметов. Противник потерял убитыми и ранеными более 500 человек. Успешные действия частей 226-й и 343-й стрелковых дивизий еще раз показали, насколько важны тщательная и умелая подготовка любой операции, хорошо организованная разведка противника, четкое и тесное взаимодействие стрелковых подразделений с артиллерией, быстрая организация на занятых рубежах надежной противотанковой обороны.
Бои, проведенные армией в этот период, были хорошей репетицией перед генеральным наступлением против окруженной группировки фашистских войск под Сталинградом. Командиры и штабы всех степеней приобрели большой опыт в решении всех вопросов организации. Выросло боевое мастерство наших воинов. Они были готовы к новым сражениям с сильным противником, у которого вырвать победу было не так-то легко.
Прежде чем перейти к событиям, развернувшимся позднее, мне хотелось хотя бы кратко сказать о командующем Донским фронтом Константине Константиновиче Рокоссовском. Под его руководством нашей армии пришлось воевать до завершения Сталинградской операции. По времени этот период был не очень продолжительным — всего около шести месяцев, — но весьма тяжелым для нашей страны. Уже при первой встрече К. К. Рокоссовский произвел на меня большое впечатление ясностью, определенностью и твердостью своих суждений. В последующем, часто встречаясь с ним, я проникся глубокой симпатией и уважением к этому замечательному человеку. Константин Константинович большую часть времени проводил на боевых участках, любил вместе с командармами, командирами дивизий бывать на передовой, у нею была отличная память, и он помнил многих командиров полков, батальонов, рот и бывалых воинов.
Генерал Рокоссовский в любой обстановке был спокоен, уравновешен, с любовью относился к подчиненным, четко ставил им боевые задачи, твердо, но тактично проверял их выполнение. Константин Константинович был исключительно душевным человеком: для каждого, независимо от занимаемого им положения, находил доброе слово, умел дать умный совет, очень ценил инициативу подчиненных, внимательно и терпеливо выслушивал их предложения. Все эти качества и огромный военный талант позволили Рокоссовскому уже на шестнадцатом месяце войны возглавить один из важнейших фронтов. К сожалению, в последующие годы нашей армии не приходилось воевать В составе фронтов, которыми командовал К. К. Рокоссовский, но я всегда восхищался его полководческим дарованием, так ярко проявившимся в битве на Курской дуге, при освобождении Белоруссии и братской Польши, в Восточно-Прусской и Восточно-Померанской операциях, в битве на Одере и в завершающей Берлинской операции...
...В ходе двухмесячных непрерывных боев у берегов Волги я хорошо изучил командиров дивизий, их заместителей по политической части, начальников штабов, сработался с членами Военного совета, с армейским штабом и начальниками родов войск.
С первых дней мне понравился командир 226-й стрелковой дивизии полковник Н. С. Никитченко своей неуемной энергией, инициативностью и находчивостью. За его плечами был большой опыт работы с людьми, он умел организовать и мобилизовать подчиненных на выполнение любой боевой задачи. Хорошими помощниками комдива были заместитель по политической части М. И. Москаленко и начальник штаба П. В. Бойко. Оба — подготовленные в военном и политическом отношении, опытные организаторы партийно-политической работы, современного боя.
Генерал-майор М. А. Усенко командовал 343-й дивизией. В легендарные годы гражданской войны за отвагу и смелость, проявленные в боях, был награжден двумя орденами Красного Знамени. Очень любил бывать среди воинов, старался сам все услышать и лично увидеть, имел замечательный, поистине отцовский характер. Ему помогали заместитель по политической части полковник В. Ф. Смирнов и начальник штаба дивизии полковник И. М. Водопьянов — офицеры с большим жизненным и боевым опытом.
299-й стрелковой дивизией командовал молодой. энергичный полковник Г. В. Бакланов. Мне нравилось в нем стремление в любой обстановке детально отшлифовывать непосредственно на местности все вопросы организации боя. Обладая хорошими деловыми качествами, он пользовался заслуженным уважением у всех, кто с ним встречался. Настоящими боевыми помощниками Бакланова были его заместитель по политической части полковник Л. С. Карагодский и начальник штаба полковник В.Н. Стражевский.
Штаб 66-й армии возглавлял генерал Ф. К. Корженевич — один из опытнейших штабных работников. Помню, еще в 1932 году меня, слушателя Военной академии имени М. В. Фрунзе, направили на стажировку в 6-ю кавалерийскую дивизию, начальником штаба которой был Феодосии Константинович. Уже тогда его высокая эрудиция в военных вопросах, оперативность и четкость в работе подчиненного штаба вызывали у меня восхищение. И здесь, под Сталинградом, в любой, самой сложной обстановке он сохранял спокойствие, ясность мышления и исключительную работоспособность. Я не раз удивлялся, насколько он глубоко и быстро разрабатывал и оформлял важнейшие оперативные документы. Под его руководством все органы управления армии всегда обеспечивали твердое и непрерывное руководство войсками и выполнение намеченных планов.
К сожалению, нам недолго пришлось поработать вместе с Феодосием Константиновичем. После завершения боев в районе Сталинграда, в марте 1943 года, он был назначен начальником штаба Воронежского фронта. Я был искрение рад этому назначению и считал, что повышение по службе Ф. К. Корженевич получил заслуженно.
В ходе войны нам пришлось встретиться только один раз на Курской дуге, когда наша 66-я армия прибыла туда из-под Сталинграда. Но мне всегда было приятно читать приказы Верховного Главнокомандующего в честь войск Юго-Западного, 3-го и 4-го Украинских фронтов, где рядом с фамилиями их командующих стояла и фамилия начальника штаба генерала Феодосия Константиновича Корженевича.
Командующий артиллерией армии Г. В. Полуэктов имел очень высокую подготовку и громаднейший опыт. Прежде чем спланировать работу своих артиллеристов, он проводил тщательнейшую рекогносцировку местности, внимательно изучал обстановку, боевые порядки врага. В ходе операций он неизменно находился на наблюдательном пункте рядом со мной, осуществляя твердое управление артиллерией армии. Полуэктова знали и глубоко уважали не только артиллеристы, но и личный состав общевойсковых соединений и частей.
Не могу не сказать несколько добрых слов в адрес командующего бронетанковыми войсками армии Даниила Семеновича Чупрыгина. Он умело организовывал взаимодействие немногочисленных танков, которыми мы тогда располагали, с пехотой и артиллерией.
Много труда и старания вкладывал в организацию управления начальник связи армии Иван Федорович Иванов. Он был настоящим помощником начальника штаба армии в этом вопросе, и надо отметить, что связь с соединениями в целом обеспечивал твердо и непрерывно.
Самым сложным вопросом в то время был вопрос материально-технического и медицинского обеспечения боевых действий. Надо сказать, что, несмотря на трудности, личный состав тыловых частей и учреждений работал четко. Хочется отметить прекрасных организаторов этого дела — члена Военного совета по тылу Петра Ермолаевича Сухарева и начальника тыла М. В. Метелкина, хорошо подготовивших работу всех служб тыла. Главная трудность в организации подвоза материальных средств и эвакуации раненых заключалась в недостатке транспортных средств и крайней ограниченности хороших дорог. Большое значение в суровых условиях зимы имело топливо. Оно нужно было не только для приготовления пищи, но и для обогрева людей, особенно пунктов медицинской помощи и госпиталей. Нелегко было работникам тыла, но они решали этот вопрос.
Очень хочу отметить благородный труд работников медицинской службы армии, совершавших подвиги и на поле боя, и в госпитале, возвращая в строй сотни раненых.
Огромное значение на фронте имеет морально-политическая подготовка личного состава. И в решении этого вопроса политработники, партийно-политический аппарат армии, которым руководили член Военного совета Абрам Моисеевич Кривулин и начальник политотдела Федор Арсеньевич Катков, были на высоте. Они показали себя мужественными, стойкими коммунистами, хорошими организаторами партийно-политической и воспитательной работы, умело мобилизовывали коммунистов, политработников, весь личный состав на успешное выполнение боевых задач.
Можно было бы назвать еще много имен моих боевых соратников, которые отдавали все свои силы, знания и опыт общему делу — разгрому врага...
Однако вернемся к боям под Сталинградом. Все попытки германского командования спасти окруженную группировку потерпели полный крах. Положение войск Паулюса с каждым днем ухудшалось. Гитлеровское верховное командование, несмотря на это, все же решило удерживать занимаемый район, стремясь сковать значительные силы советских войск и тем самым дать возможность отойти своим армиям с Северного Кавказа.
Уничтожение окруженной группировки было возложено на войска Донского фронта. К этой операции привлекались семь общевойсковых армий — 21, 24, 57, 62, 64, 65 и 66-я.
После того как правители фашистской Германии и командование вермахта отвергли ультиматум советского командования прекратить бессмысленное сопротивление и сложить оружие, утром 10 января войска Донского фронта перешли в решительное наступление, неумолимо сжимая кольцо окружении. К исходу 17 января протяженность линии фронта окружения сократилась со 170 до 110 км, а территория, контролируемая врагом, уменьшилась с 1400 до 60 кв. км.
Советское командование вновь предложило гитлеровцам капитулировать, и вновь это предложение было отвергнуто. Тогда после тщательной подготовки войска фронта снова перешли в наступление. К исходу 25 января площадь района окружения еще более сократилась.
Ударная группировка 66-й армии в эти дни вела напряженные бои в очень трудных зимних условиях. Нет слов, чтобы описать все тяготы, которые выпали на долю наших солдат. Повсюду перед нашими глазами вставала бескрайняя заснеженная голая степь. Укрыться от леденящего ветра и обогреться было негде. Лютый мороз — днем около 30 градусов ниже нуля, а ночью доходило до 40. Глубокий снег. Но пехота-матушка настойчиво пробивалась вперед, уничтожая яростно сопротивляющегося врага.
Несмотря на все трудности сопротивления, соединения армии уже 25 января овладели населенным пунктом Кузьмичи и совхозом «Опытное поле». На другой день части 226-й дивизии с боем взяли Орловку.
В это время, пока войска нашей армии, прогрызая оборону врага, приближались к Сталинграду с северо-востока, 21-я и 62-я армии вечером 26 января соединились в районе Мамаева кургана. В результате этой исторической встречи окруженная группировка противника была расчленена на две части — южную и северную.
27 января части 66-й армии завязали бои в северной части города — в районе тракторного завода.
Здесь оборонялась группировка, насчитывающая около 20 тысяч немецких солдат и офицеров, под командованием генерал-полковника фон Штреккера.
29 января я приехал на КП командующего 65-й армией генерал-лейтенанта П. И. Батова. Утром мы уже слышали радостное сообщение Совинформбюро: ликвидация окруженной южной группы противника завершается!
— Надеюсь, ты слышал сводку Совинформбюро? — встретил меня вопросом Павел Иванович. — Выходит, что мы с тобой на севере отстали и не в состоянии осилить несколько тысяч головорезов.
— Непременно осилим. Давайте договоримся, как лучше и быстрее выполнить эту последнюю боевую задачу на сталинградской земле, — ответил я.
Мы уточнили обстановку, обговорили все вопросы взаимодействия при ликвидации врага в районе поселка тракторного завода и завода «Баррикады».
Здесь гитлеровцы сумели подготовить много пулеметных и артиллерийских огневых точек. Местность вокруг была сильно пересеченная, полно балок и обрывов, заваленных разбитыми автомашинами, бронетранспортерами, орудиями, танками. Заводские поселки превращены в груды развалин, нагромождение камня и железа. Все это и яростное сопротивление противника затрудняло наступление наших войск и требовало хорошо согласованных действий.
На другой день в одном из полков 226-й стрелковой дивизии непосредственно на местности мы решили все вопросы последнего штурма северных окраин города. Затем с командиром полка — смелым, энергичным подполковником Л. П. Ляховым — я прошелся по позициям, поговорил с солдатами, сержантами. У всех настроение было приподнятое, каждый понимал, что настал последний штурм и скоро в районе Сталинграда смолкнут орудия.
— Примите все необходимые меры, чтобы не поморозить людей, — еще раз предупредил я командира полка.
— Не беспокойтесь, товарищ командующий, — заверил меня Ляхов. — Все будет в порядке.
Надо сказать, что наши командиры, политработники проявляли большую заботу о бойцах, воюющих в тех неимоверно тяжелых метеорологических условиях. Личный состав был одет в полушубки, обут в валенки. На передовые позиции регулярно доставлялись горячая пища, чай, кипяток. Несмотря на все трудности в обеспечении войск, тылы армии, дивизий и полков работали в целом слаженно и со своими задачами справились.
Несмотря на то что 31 января южная группа вражеских войск, зажатая в центральной части города, была разгромлена, а ее остатки во главе с генерал-фельдмаршалом Паулюсом сдались в плен, северная группа продолжала сопротивление.
31 января и 1 февраля наши полки вместе с частями 65-й армии штурмовали район тракторного завода и завода «Баррикады». Плотным и всевозрастающим огнем артиллерии и минометов, бомбовыми ударами авиации уничтожались тысячи сопротивляющихся фашистов. Шаг за шагом пехотинцы, артиллеристы, саперы, танкисты отвоевывали у врага советскую землю.
Вот как позже описывал офицер штаба Паулюса положение немецко-фашистских войск в этом районе: «...Путь нага был устлан трупами, которые теперь, словно из сострадании, вскоре заносило снегом... Наперегонки со смертью, которая без труда догоняла нас, армия стягивалась на все более узком пятачке преисподней...»{10}
2 февраля на 10 часов утра было назначено продолжение штурма корпусов тракторного завода. Рано утром переговорил по телефону со всеми командирами дивизий, которые доложили, что все готово к началу штурма, люди отдохнули, накормлены, настроение у всех боевое.
Было около 8 часов утра. Раздался звонок из 343-й стрелковой дивизии. Командовавший в этот период этим соединением полковник И. М. Водопьянов доложил:
— Товарищ командующий, наверное, штурмовать корпуса тракторного завода не придется. В 1151-й полк явился парламентер — лейтенант 24-го немецкого танкового полка. Он сообщил, что весь полк в составе пятисот солдат в строю и свыше восьмисот раненых согласен сдаться в плен на условиях, что их накормят и окажут медицинскую помощь. Говорит, что они уже в течение трех дней не получают ни грамма пищи, солдаты истощены до крайности, артиллерийский и минометный огонь во время вчерашнего нашего наступления нанес им большие потери.
Через два часа должен был начаться решительный штурм последнего очага сопротивления немецко-фашистских войск. Надо было торопиться.
— Парламентера доставить в штаб дивизии, в армию его не направлять. Для решения всех вопросов принятия капитуляции немецко-фашистской группировки к вам выезжает заместитель командующего армией генерал Козлов, — ответил я Водопьянову.
Дальнейшая церемония принятия капитуляции немецких войск в этом районе протекала так. В расположение противника был послан наш парламентер — старший лейтенант В. Кузин. Его сопровождал прибывший к нам немецкий парламентер. Развернув белый флаг, изготовленный из трофейного парашюта, и подойдя к проволочным заграждениям врага, Кузин крикнул на немецком языке:
— Не стрелять! Парламентер!
Сопровождавший Кузина немецкий лейтенант повторил:
— Не стрелять! Русский парламентер!
Кузин был препровожден в штаб генерал-полковника Штреккера, который размещался в подвале сборочного цеха тракторного завода. Здесь находились также трое других гитлеровских генералов.
— Советское командование поручило мне, — сказал наш парламентер, — передать вам ультиматум с условиями капитуляции. Немецким войскам надлежит немедленно сложить оружие и прекратить всякое сопротивление.
— Согласен, — проговорил генерал-полковник Штреккер.
Между тем гитлеровские части и подразделения, не ожидая указаний своего командования, начали самостоятельно выходить из укрытий, выстраиваться и следовать в направлении наших войск. В этот день было взято в плен около 17 тысяч немецких солдат, несколько сотен офицеров, в том числе 7 полковников и 5 генералов. Доставленного ко мне генерал-полковника Штреккера я спросил:
— Как вы оцениваете проведенную советскими войсками операцию?
— На долю русских выпало большое счастье, — нехотя ответил он.
— Ну уж если вы склонны говорить о счастье, — заметил я, — то скорей уж вам — полковнику старой немецкой армии — выпало своеобразное «счастье» быть под командой ефрейтора.
Штреккер понял, что я имел в виду Гитлера. Он насупился и, немного помолчав, сказал:
— В Россию нельзя ходить с мечом, об этом мы предупредим своих внуков и правнуков...
В этот же день командующему Донским фронтом было направлено донесение: «Войска 66-й армии поставленную задачу выполнили. Заняли район поселка и завод СТЗ (Сталинградский тракторный завод. — А. Ж.). Вышли на западный берег Волги и соединились с частями 65-й и 62-й армий. Продолжается очистка всех занятых районов».
Так закончилась Сталинградская битва. Над лежащим в руинах городом, над великой русской рекой, на берегах которой в течение шести месяцев не смолкал днем и ночью гул канонады, воцарилась долгожданная тишина. Фронт на Волге был ликвидирован. По сталинградским дорогам, изрытым авиационными бомбами и артиллерийскими снарядами, потянулись нескончаемые колонны пленных.
В ходе боев за волжскую твердыню войсками армии было выведено из строя более 15 тысяч солдат и офицеров противника, 332 орудия, 373 танка, 412 автомашин и много другой боевой техники, захвачены большие трофеи.
Главная боевая заслуга солдат и офицеров 66-й армии в этом гигантском сражении заключается в том, что они, вступив с ходу в оборонительные бои северо-западнее Сталинграда непосредственно у Волги, активными боевыми действиями вначале сковали, а затем разгромили части 14-го танкового и 11-го армейского корпусов 6-й немецкой армии. В дальнейшем в ходе наступления вместе с войсками генерала П. И. Батова армия освободила многие населенные пункты и северную часть города Сталинграда, в том числе тракторный завод, заводы «Баррикады», «Красный Октябрь», прилегающие к ним поселки, и соединилась с войсками 62-й армии генерала В. И. Чуйкова.
Победа, одержанная Красной Армией на Волге, это победа всего советского народа, руководимого нашей Коммунистической партией. Не случайно в дни героической эпопеи, в дни самых тяжелых испытании, многие солдаты, сержанты, офицеры непосредственно в окопах, на поле боя связали свою судьбу с родной партией: 6762 воина армии стали коммунистами, а 4426 — комсомольцами.
В трудные дни боев мы ощущали постоянную заботу о нас тружеников тыла. В ноябре 1942 года в армию приехала большая делегация Туркменской ССР во главе с Председателем Президиума Верховного Совета республики товарищем Бердыевым. Гости побывали во многих частях, непосредственно на позициях, в окопах, рассказывали воинам о своем труде, успехах. Эти теплые встречи оставляли глубокий след в сердцах солдат, командиров, воодушевляли их на новые подвиги.
Сражение на Волге явилось боевой школой закалки командиров и политработников армии. В суровых условиях они учились искусству побеждать сильного, хорошо вооруженного и опытного врага. За отличные боевые действия более пятнадцати с половиной тысяч воинов были награждены орденами и медалями Советского Союза.
В одержанной победе нашла яркое выражение дружба народов нашей многонациональной Отчизны. Открывая памятник-обелиск героям битвы на Волге, Генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев подчеркнул, что, «если бы в окопах Сталинграда не стояли плечом к плечу сыны России и Украины, Белоруссии и Прибалтики, Кавказа и Сибири, Казахстана и Средней Азии — не было бы сталинградской победы» {11}
После завершения боевых действий армия, в состав которой входили 8 стрелковых дивизий, 2 стрелковые бригады и 2 укрепленных района, была размещена в балках и оврагах в окрестностях Сталинграда и началось переформирование и доукомплектование подразделений и частей , постепенное их сколачивание, ремонт боевой техники, разминирование дорог, очистка районов от трупов и разбитой техники.
В это время из состава армии были выведены закаленные в боях у стен Сталинграда 84, 99, 273-я стрелковые дивизии и 149-я стрелковая бригада. ,Вместо них в армию прибыли две прославленные гвардейские дивизии — 13-я и 66-я. К февралю в армию входили: 13-я и 66-я гвардейские, 116-я и 226-я стрелковые дивизии, 7-й и 8-й танковые полки.
Впереди нас ждали новые бои!