Содержание
«Военная Литература»
Мемуары

Рикшинская петля

«Лезем в мешок!» Гибель капитана Ратушняка. Вопрос «кто кого?» решен. Памяти Виктораса Валайтиса. 924-й день войны.

18 ноября дивизия получила приказ: пройти дефиле между озерами Невель и Еменец, совершить марш по маршруту Рикшино, Колодовка, Воската, Ковали и сосредоточиться в районе Селище, Воската, что в 16 километрах северо-западнее Городка. «Лезем в мешок!» — говорили наши офицеры.

Напомню, что в ходе Невельской операции войска нашей армии, обойдя озеро Езерище, вышли на шоссейною дорогу, идущую от Невеля на Городок и Витебск, глубоко врезавшись в расположение соединений врага, прикрывающих подступы к Витебску с севера. 4-я ударная армия оказалась в мешке с очень узкой горловиной. Полученный нашей дивизией приказ, между прочим, свидетельствовал об изменениях, происшедших за два года войны, — если в 1941 году части Красной Армии стремились во что бы то ни стало вырваться из клещей, которыми их охватывал противник, то в 1943 году мы уже сами, глубоко вклинившись в позиции врага, смело залезали в мешок, не боясь, что гитлеровцы могут попытаться перерезать горловину и окружить нас, а сами старались взять гитлеровцев в крепкие клещи.

Колонны дивизии пересекли шоссе Невель — Витебск и двинулись в юго-западном направлении по дороге, которая обрела печальную известность как «трасса смерти». Ширина дефиле между озерами Невель и Еменец меньше 1,5 километра, с севера и с юга вдоль нее проходила линия фронта. Самый опасный участок дороги был около деревень Акулино, Созыкино и Рикшино. Наиболее узкое место в обороняемом частями армии коридоре находилось под постоянным воздействием авиации противника, простреливалось с обеих сторон артиллерией и минометами. У дороги валялись уже начавшие разлагаться трупы десятков убитых лошадей, немало брошенных разбитых грузовиков, тракторов. В деревнях [146] не оставалось ни одного жителя. Стены домов были изрешечены пулями, осколками снарядов, мин, чернели глазницами пустых окон. Этот участок дороги автомашины старались проскочить как можно быстрее. Пехоте здесь тоже нельзя было кашеварить, и для перекура солдаты остановки не делали — по команде «Шире шаг!» или «Бе-гом!» преодолевали опасную зону.

Находившаяся в моем распоряжении грузовая автомашина отдела следовала во втором эшелоне штаба дивизии. Проехав благополучно это опасное место, мы вскоре были в деревне Замошье, где расположился штаб дивизии. Здесь стало известно, что наши части сосредоточиваются в районе деревень Чигрино и Прудок. Большаки превратились в непролазные болота. Моторы автомашин ревели, словно на последнем издыхании, а люди, выбиваясь из сил, укладывали под колеса доски, хворост, бревна. На самых критических участках начинались объезды, которые вскоре, в свою очередь, тоже приходилось объезжать.

Красноармейцы рубили лес, выкладывали бревенчатые дороги, через канавы и ручьи перекидывали мосты. Трудно приходилось артиллеристам — лошади не в силах были вытащить завязшие в грязи орудия, и расчеты, дружно взявшись за колеса, проталкивали орудия вперед.

С большим трудом добрались до деревни Косы, где и решили заночевать: ехать дальше было бессмысленно — в темноте на таких дорогах обязательно застрянешь.

Лишь 23 ноября двинулись дальше, ехали большаком, а кое-где просто по полям, лужайкам. В деревне Чигрино выяснилось, что штаб дивизии уже перебрался на новое место — в деревню Трейчино. Снова пришлось догонять! Когда подъехали к деревне Грязное, обнаружили там около сотни застрявших автомашин, тракторов, повозок. Сориентировавшись по топографической карте, поехали к месту назначения окружным путем — это было значительно дальше, но, как выяснилось, вернее. За нами последовал грузовик военного трибунала дивизии, который около деревни Первое Сорковищино завяз в грязи. Уже которую ночь, скорчившись, провели в машине...

За деревнями Второе Сорковищино и Надоболь сравнительно более утрамбованный большак петлял вдоль реки Оболь. За это время штаб дивизии успел из деревни Трейчино переместиться в деревню Воската. Не доезжая километр до этой деревни, наша автомашина встала — кончился бензин. Но это уже были просто пустяки...

Полки дивизии заняли оборону в окрестностях деревень [147] Косолапы и Туринец, восточнее Воскаты — между озерами Черново и Кошо. К юго-востоку от наших новых позиций — город Витебской области Городок. Там еще враг. Впервые нам пришлось воевать в условиях так называемого «перевернутого» фронта — не в сторону запада, а на восток. Укрепления противника — в лесу, вдоль железнодорожной линии Невель — Витебск. Гитлеровцы окружили нашу группировку со всех сторон, и лишь узкий Рикшинский коридор связывал нас с остальными войсками 1-го Прибалтийского фронта. В то же время мы с трех сторон держали неприятеля в клещах, и все зависело от того, кто кого окончательно отсечет от основных сил и уничтожит.

Дивизия вошла в состав 2-го гвардейского стрелкового корпуса.

Воската и соседние деревни был краем белорусских партизан, и местные жители встретили нас с распростертыми объятиями, как родных и близких. Здесь всем хорошо были известны имена партизанских вожаков — командиров бригад народных мстителей Ноя Елисеевича Халалеева, Аркадия Яковлевича Марченко, Степана Трофимовича Воронова, командиров партизанских отрядов Василия Александровича Сызыкина, Михаила Давыдовича Лангера и других.

Работники отдела квартировались в доме местного жителя Д. Крюкова, два зятя которого были советскими партизанами и в то время сражались с оккупантами где-то в Россонском районе Витебской области.

* * *

В тот день, 24 ноября 1943 года, когда штаб дивизии прибыл в деревню Воскаты, красноармейцы и офицеры разгружали машины, раскладывали свое хозяйство и тут же приступали к работе...

Приехавший в штаб по служебным делам инструктор политотдела 4-й ударной армии капитан Василий Ратушняк спокойно стоял у окна одного из домов и смотрел на дорогу — ждал приезда работников политотдела дивизии. Вдруг раздался выстрел, и капитан упал замертво — пуля с близкого расстояния попала в голову...

— Убийство! В расположении штаба дивизии среди бела Дня застрелили политработника! — взволнованно сообщил мне тревожную весть И. Чебялис, поручая подключиться к проведению расследования этого из ряда вон выходящего ЧП.

В течение трех суток без сна и отдыха вместе со следователями прокуратуры и отдела контрразведки «Смерш» армии [148] распутывали загадочные обстоятельства этого дела. С привлечением оружейников, медиков, математиков произвели десятки, сотни различных исследований, испытаний, расчетов...

...Два красноармейца переносили из автомашины в дом ящики с документами политотдела. Притащили один, второй. Ящики большие, тяжелые, а на спине еще к тому же болтается автомат, мешает, раздражает... Красноармеец снял его и прислонил к скамье. Вышли во двор, принесли еще один ящик, поставили на пол. Доска пола под тяжестью прогнулась, поломанная, без одной ножки скамья закачалась, автомат упал и, ударившись о деревянный настил, выстрелил.

При помощи следственных экспериментов мы пытались воспроизвести во всех деталях картину происшествия: тот же ящик на том же месте неоднократно опускали на пол и лишь в нескольких случаях прислоненный к скамье автомат падал, а еще реже в связи с этим происходил непроизвольный выстрел.

— Специально, может, не попал бы так точно в голову, — с досадой прокомментировал случившееся один из приглашенных нами специалистов по баллистике.

Всесторонний анализ всех собранных данных неопровержимо подтвердил, что мы столкнулись с несчастным случаем вследствие редчайшего стечения множества обстоятельств. По нашей просьбе математики подсчитали и назвали астрономическую цифру, на которую могло прийтись одно-единственное совпадение всех имевших место обстоятельств данного дела с его трагическими последствиями.

В штабе дивизии состоялся серьезный разговор с командирами и политработниками частей в связи с несчастным случаем. После этого совещания в подразделениях была проведена большая работа по вопросам обращения с оружием и боеприпасами.

* * *

13 декабря 1943 года войска правого крыла нашего 1-го Прибалтийского фронта начали Городокскую наступательную операцию.

Наступление частей 16-й стрелковой дивизии развивалось довольно успешно. Главная полоса обороны врага была прорвана. 156-й и 167-й стрелковые полки освободили деревню Ковалевцы в северной части озера Кошо и населенные пункты Родные, Севцы и Аниски.

В дни наступления мне пришлось вновь заниматься побочными делами — допрашивать взятых в плен немецких [149] солдат. У одного из них были обнаружены две фотографии с изображением Каунаса — на фоне зимнего пейзажа Военный музей, теперь Каунасский исторический музей, и вид в центре города на собор, в котором ныне размещается музей витража и монументальной скульптуры.

Мы долго рассматривали эти два небольших снимка. Жадно всматривались в каждую деталь, воскрешая в памяти дорогие сердцу воспоминания...

С воодушевлением прочитали мы в те дни в нашей газете «Родина зовет» приветствие ЦК КП(б) Литвы и Правительства Литовской ССР бойцам и офицерам дивизии по случаю второй годовщины со дня ее образования. Но радостные дни на фронте постоянно сменяются печальными — 21 декабря в бою погиб коммунист, воин-поэт, участник революционного движения в Литве, уроженец Янкайской волости Шакяйского уезда Викторйс Валайтис. Читали многие его стихотворения, знали, сколько сил и энергии он вложил в воспитание патриотических чувств у наших бойцов. И вот не стало Виктораса...

В. Валайтис родился в 1916 году и с детства познал тяжкую долю крестьянина-бедняка в буржуазном обществе. Уже с 13 лет Викторас состоял членом подпольного комсомола Литвы, а в 1939 году вступил в ряды Коммунистической партии. Стихи он начал писать еще до войны, но на фронте они стали для него вторым оружием.

После войны останки поэта были перенесены в Шакяйский район, а на доме, где он родился, установлена мемориальная доска.

Как завещание, как предсмертный наказ и ныне звучит его стихотворение «К товарищам»:

Друзья мои! Уж коль погибну я —
Земля мою головушку укроет,
Пусть боль утраты вас не беспокоит,
По мне вы не печальтесь зря!
Вас ждет грядущая великая победа,
Народ, истерзанный в кровавой кабале.
Так бейте же врага, врагу сильнее мстите,
Шагайте твердо по родной земле!
Когда в свободный край вернетесь
И гимном радости вас встретит лес родной,
Скажите — он любил свою Отчизну
И за нее погиб он как герой...
Перевод с литовского Людмилы Чуйко
[150]

24 декабря 1943 года войска нашего фронта штурмом овладели городом и крупной железнодорожной станцией Городок — важным опорным пунктом обороны противника на витебском направлении. Части четырех пехотных дивизий врага, занимавшие позиции севернее Городка, оказались отрезанными от своих основных сил.

Волновавший всех вопрос «кто кого?» был окончательно решен в нашу пользу!

* * *

В последних числах декабря штаб дивизии переместился в деревню Галдасы, что севернее районного центра Сиротино Витебской области. Здесь мы и встретили новый, 1944 год. Кто-то из штабных работников подсчитал, что 1 января — это 924-й день Великой Отечественной войны. Сколько еще впереди предстоит таких дней, никто в точности, конечно, сказать не мог, но мы все были уверены, что в наступившем году гитлеровская Германия будет разгромлена.

18 января опять сменили дислокацию и подчиненность: переехали в деревню Барсучина и влились в состав 103-го стрелкового корпуса. 10 дней спустя вновь в путь — приехали в деревню Орлея Полоцкого района в распоряжение командира 60-го стрелкового корпуса. В красивом сосняке разместились в прекрасно оборудованных землянках. Я надеялся, что здесь поживем немного дольше, однако пришлось срочно выехать в командировку — через отдел контрразведки «Смерш» армии поступило сообщение, что в Меховском районе задержан красноармеец нашей дивизии. С переданной в мое распоряжение грузовой машиной в районный центр — поселок Езерище тогда приехала группа наших военнослужащих, направлявшихся в распоряжение ЦК КП(б) Литвы и Совнаркома Литовской ССР. Среди них также были отобранные А. Гузявичюсом для работы в органах НКВД лейтенант Антанас Кяжинайтис, красноармейцы взвода охраны отдела контрразведки Владас Гудайтис, Юлийонас Няура, Пятрас Скурдицкас, Миколас Целковас, Пятрас Римкявичюс и Теофилис Мисюнас. Здесь же были следователь прокуратуры дивизии Даниэлюс Чапрацкас, секретарь военного трибунала Маша Аролянскайте и другие. Их будут готовить для выполнения различных обязанностей в освобожденной Литовской ССР. В Езерище сфотографировал на память всю группу, и мы распрощались, желая друг другу поскорее встретиться уже на литовской земле.

В послевоенные годы мне удалось вручить сделанный в Езерище снимок почти всем перечисленным товарищам. Одни [151] из них уже были офицерами — ответственными работниками органов внутренних дел и государственной безопасности, другие на партийной или советской работе.

В райцентре стало известно, что задержанный находится под стражей в деревне Морачёво — по ту сторону большого озера Езерище. На машине по заснеженной дороге туда никак нельзя было доехать. Пришлось добираться пешком.

Вышли утром следующего дня и, чтобы сократить путь, двинулись напрямик по льду. Днем воздух прогрелся, и на льду образовались огромные лужи. Идти по воде — малое удовольствие, но, прошагав более половины пути, решили не возвращаться. Так брели около 6 километров.

Допросили задержанного. У младшего сержанта оказалась лишь красноармейская книжка, из которой следовало, что он проходил службу в 156-м стрелковом полку. Один из сопровождавших меня красноармейцев взвода охраны отдела его сразу опознал:

— Да ведь это же пулеметчик Иванаускас! Мы с ним были в одной роте еще под Горьким!

Выяснилось, что после ранения он находился в прифронтовом госпитале и от кого-то прослышал, что после излечения его не направят в литовскую дивизию, а пошлют в составе маршевой команды в любую воинскую часть. Иванаускас, не долечившись, из госпиталя, попросту говоря, сбежал. Без направления, без соответствующей справки о ранении, с рукой на перевязи он отправился в сторону передовой на поиски своей дивизии. В Морачёво зашел к местным жителям, попросил поесть. По-русски изъяснялся уж очень плохо, притом с акцентом. Наши люди приняли его за вражеского лазутчика, немедленно задержали, передали расквартированным в деревне военнослужащим.

Иванаускаса я взял с собой, с тем чтобы в полку на него наложили взыскание за самовольный уход из госпиталя, и дело с концом.

В Езерище вернулись поздно вечером и переночевали в дежурной комнате райотдела НКВД. Утром осмотрели поселок, за освобождение которого 16-я литовская стрелковая дивизия и другие соединения 4-й ударной армии вели бои с октября прошлого года. На площади поклонились могиле погибшего в бою за Езерище командира 159-й гвардейской танковой бригады полковника Семена Павловича Хайдукова. На постаменте воздвигнутого памятника советский танк и фотография героя.

По пути в дивизию останавливались в местах упорных прошлогодних боев. Деревни Лобок — полусожжена, вся [152] изрыта немецкими траншеями. От деревни Борок ничего не осталось. Вспомнили, красивая была деревня — вся в зелени, живописно раскинулась на высоком холме. А теперь — ни одного дома, ни одного деревца! Так же выглядела и деревня Блинки.

В отдел вернулись в ночь на 8 февраля. Отдохнуть не удалось, получил новое задание командования. [153]

Дальше