Часть четвертая

Ах, Толочин, ты, Толочин

В Бельцах мы ожидали эшелоны. Еще в Румынии корпус захватил большие запасы бензина и других нефтепродуктов. Теперь горючего у нас было больше чем достаточно. Поэтому я решил несколько сот машин отправить в новый район дислокации своим ходом.

После успешного наступления советских войск под Ленинградом и Новгородом в январе — феврале 1944 года на Правобережной Украине и в Крыму в центре советско-германского фронта остался выступ. У нас называли его Белорусским, а фашисты этот выступ именовали неприступным «Восточным валом», хотя это был только участок «вала», создававшийся гитлеровцами от Нарвы на Балтике до Запорожья и Перекопа на юге.

Гитлеровское командование сосредоточило в Белоруссии около шестидесяти дивизий и всеми силами пыталось удержать этот выступ, потому что он прикрывал кратчайшие пути в Германию и обеспечивал главные коммуникации всей центральной группировки фашистских армий. Леса, болота и реки Белоруссии были использованы для создания разветвленной сети оборонительных рубежей. Главный рубеж проходил по линии Витебск — Орша — Могилев — Рогачев — Жлобин. Кроме того были тыловые и промежуточные рубежи обороны по рекам Дроть, Березина, Шара и Неман. Немцы сосредоточили здесь до одного миллиона солдат, более пятнадцати тысяч орудий и минометов, тысячу танков, полторы тысячи самолетов.

Советские войска силами 1-го Прибалтийского фронта и трех Белорусских фронтов готовились к решительному [223] удару. Ставка Верховного Главнокомандующего, учитывая, что фланги противника охватывали наши войска, решила концентрированными ударами окружить и уничтожить всю центральную группировку фашистских армий, чтобы в будущем развернуть наступление по всему фронту и выйти к границам Восточной Пруссии и к берегу Вислы.

В смоленских лесах наш корпус получил новые танки. На башне каждого из них была надпись «20 лет Узбекистана» и герб Узбекской ССР. Я пришел к месту, где танкисты принимали новые машины, и увидел командира отдельного медико-санитарного батальона майора Айраметова. Майор руками ощупывал буквы и герб, Я понимал его волнение. Ведь эта большая танковая колонна была построена на деньги, собранные трудящимися Узбекистана. О прибытии машин быстро узнало все подразделение, и вскоре сюда прибежали еще два узбека-танкиста.

— Что, земляков встретили? — спросил я майора Айраметова и танкистов.

— Да, товарищ генерал. Мне из дому, из Самарканда, писали, что собирают деньги на танки. И вот машины уже у нас.

— От танков будто бы пахнет родной степью, — сказал старшина Исами Гибалевич.

— Ароматом зеленого чая, — добавил Сергей Арутюнов. — Сегодня у нас, самаркандцев, памятный день.

— И вы из Самарканда? — спросил я.

— Да. Мы все трое из Самарканда, — ответил майор медслужбы Айраметов.

— Спасибо вашим землякам за танки. Напишите домой, что танки решением Верховного Командования переданы лучшей части нашего корпуса.

— Обязательно напишем.

А через несколько часов перед колонной новых «тридцатьчетверок» и КВ выстроились экипажи. Став на [224] одно колено, гвардейцы повторяли слова клятвы — выполнить священный долг перед Родиной.

23 июня 1944 года войска трех Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов начали бои по ликвидации Белорусского выступа. В соответствии с планом командования 5-я гвардейская танковая армия должна была вывести свои корпуса на оперативный простор после прорыва вражеской обороны войсками 3-го Белорусского фронта. Однако в районе Орши оборона противника не была сломлена и на третьи сутки, и командование решило изменить направление танкового удара. Для уточнения нового плана командиров танковых корпусов вызвал на совещание представитель Ставки Верховного Главнокомандующего маршал Василевский.

Александр Михайлович Василевский познакомил нас с обстановкой на фронте и предложил 3-й Котельниковский корпус поставить в первый эшелон 5-й танковой армии и ввести его в действие севернее Орши, в районе Богушевска. Корпус надо было быстро передислоцировать из-под Орши на северо-запад. Это было мудрое решение — ударить по оршанской группе фашистских войск с фланга и перерезать танками железную и шоссейную дороги Орша — Минск, то есть отрезать пути отступления противника из района Орши, где у него были сосредоточены большие силы. Верховное Командование считало белорусскую группировку немецких войск очень сильной, и поэтому маршал Василевский сказал:

— В Москве рассчитывают, что столица Белоруссии Минск будет освобождена до осени этого года...

В тот же день корпус передислоцировался в определенный ему район. Все понимали, что наступает время освобождения многострадальной Белоруссии, героической партизанской республики. Целых три года фашистские орды хозяйничали в Орше, Витебске, Борисове, Могилеве, Минске, Бресте и в других белорусских городах. Уже одно это побуждало наших бойцов к решительному [225] наступлению. Но города Белоруссии имели еще и важное военно-стратегическое значение. Через Белоруссию пролегала самая кратчайшая, прямая дорога на Берлин. До Берлина надо было еще воевать и воевать, но бойцы 3-го Белорусского фронта знали, что под Оршей они стоят уже на Берлинском направлении.

Бои начались и в районе Витебска. Наши войска уже овладели Богушевским. 5-я гвардейская танковая армия вводится в прорыв. В авангарде танковой армии маршала Ротмистрова 3-й Котельниковский гвардейский корпус.

Главное направление удара — Борисов — Минск. 3-я бригада шла в центре. 19-я слева, а справа — 18-я. В зависимости от обстановки бригады действовали в непосредственной близости одна от другой. Командиром передового танкового отряда, в составе которого основной силой была 3-я бригада тяжелых танков, был назначен мой заместитель генерал-майор Громагин. Эта бригада направляла удар на Борисов через реку Бобр.

Очень важная задача стояла перед батальонами 19-й танковой бригады полковника Походзеева. Уничтожив вражеские заслоны, танки должны были как можно быстрее выйти на Московское шоссе возле станции Толочин. Бригада должна была зайти в тыл оршанской группировке противника, продолжавшей оказывать упорное сопротивление войскам 3-го Белорусского фронта и не собиравшейся пока что отступать на запад.

Последний час перед выходом в прорыв... Экипаж снайперского танка в составе командира гвардии старшины Кулакова, механика-водителя Макарова, башенного Лысова и стрелка-радиста Скрыпкина готов к бою. Вместе с танком старшего лейтенанта Дмитриевского у бойцов Кулакова очень сложное задание.

Гвардии старшина Кулаков прошел славный боевой путь. Он ветеран 3-й гвардейской бригады, вместе с комбатом Гуменюком и комбригом Ротмистровым принимал участие в боях под Москвой и Калининым. Под Сталинградом [226] Кулаков был в экипаже танка-знаменосца, которым тогда командовал Михаил Кузнецов. На Украине и в Румынии он водил в атаку снайперский танк. Кулаков — человек безграничной храбрости и находчивости. Не отстают и его товарищи — три Ивана — Макаров, Лысов и Скрыпкин.

В эти минуты всегда веселый, словоохотливый Кулаков ходил мрачный, задумчивый. В Минске жила его семья — отец, мать и две сестры.

Как они сейчас там? Бедствовали, конечно, все эти годы. А может, погибли... Немцы ведь уничтожили в Белоруссии около двух миллионов мирных жителей и военнопленных, а 380 тысяч белорусов угнали в фашистское рабство. Об этом сегодня утром говорили на политинформации. И Саша Кулаков этой ночью будет драться за освобождение своей родной земли, уничтожать палачей. Вот только бы встретить родную матушку, сестер, отца и голубоглазую, белокурую одноклассницу Женю...

К Кулакову подходит Борис Дмитриевский.

- — Что, товарищ гвардии старший лейтенант, будем сегодня ночью атаковать в лоб? — спросил Александр Кулаков.

— Да. Без поворотов, потому что на поворотах надо быть поосторожнее, — ответил Дмитриевский. — Ты что-то не в настроении, Саша?

— Мой танк находится на родной земле! В Минске отец, мать, сестры, — произнес Кулаков.

— Еще уничтожишь немецкие машины, подобьешь несколько «пантер» или «тигров», и тебя наградят третьим орденом Славы. Вернешься домой к отцу героем! — сказал Борис Дмитриевский. — А сейчас, Саша, пойдем в разведку. Время не ждет...

— Есть, — ответил Кулаков. — Мои Иваны готовы.

Гвардии старшина Кулаков дружит с гвардии старшим лейтенантом Дмитриевским еще со времени битвы на Курской дуге. Они одногодки, окончили перед войной десятилетку. [227] Правда, москвич Дмитриевский окончил еще и танковое училище, стал офицером. Но в бою танкисты равны, какие бы ни были у них звания. К тому же и Дмитриевский, и Кулаков командовали танками. Но в этот раз они пошли к вражеским окопам без танков. Надо произвести разведку, собственными глазами увидеть расположение вражеской обороны, ознакомиться с местностью, чтобы потом можно было уверенно вести машины.

Дмитриевский и Кулаков подползли к вражеским позициям. На этом участке враг создал мощные укрепления. Дмитриевский и Кулаков заметили артиллерийскую батарею немцев. Поползли дальше. Дмитриевский тихо говорит, показывая рукой:

— Тяжелые танки.

— Пять «тигров», — уточняет Кулаков.

Вскоре они засекают минометную батарею, знакомятся с подступами к селу и решают возвращаться к своим.

И снова минуты ожидания. Последние минуты перед выходом в прорыв. В небе висит молодая луна. Ночь тихая, звездная. Именно в такую ночь и при такой луне девятнадцатилетний Кулаков три года тому назад оставил родную белорусскую землю. Теперь Саша на три года старше, а как солдат, танкист, может быть, и на все десять. Он не успел закончить института. Его университетом стали танковые войска, а учителями — война и такие люди, как лейтенант Гуменюк. Сейчас он полковник, и Саша считает его своим вторым отцом. Кулаков счастлив, что дошел до порога родного дома под командованием таких замечательных людей и военачальников, как Гуменюк, Ротмистров...

* * *

...Последний час перед вводом в прорыв. Во втором батальоне майора Самусенка танки ждут сигнала. Танкисты [228] волнуются. И особенно те, что пишут заявления о приеме их в ряды Коммунистической партии. Командир третьей роты гвардии лейтенант Лелека и члены его экипажа — старший сержант Вахидов, сержант Павленко — склонились над листами бумаги, вырванными из ученических тетрадей. Будто сговорились, они пишут одни и те же слова: «Хочу идти в бой коммунистом...» Этим сказано все. В бой идти коммунистом — почетно и ответственно. Лейтенанту Лелеке доверили командовать головной походной заставой. В этой заставе идет также танк гвардии лейтенанта Шеляговского. Все экипажи хорошо изучили маршрут. Лейтенанты Лелека и Шеляговский предупредили танкистов, где возможны засады противника. Заревели моторы. По полям, шоссейным и грунтовым дорогам, подпрыгивая на ухабах, словно катера на высоких волнах, двинулись вперед боевые машины 2-го батальона майора Самусенка. Следом за танками пошли автомашины майора Калашникова. Мотострелки охраняли танки от неожиданного нападения с фланга.

Наши машины останавливались только перед разрушенными переправами. Танкисты и автоматчики строят мост, а потом двигаются дальше. На повороте дороги возле села Сельцы противник обстрелял головную походную заставу. Об этом танкисты были уже предупреждены командирами и первыми открыли огонь по «фердинандам». Самоходки начали отступать, покидая свои укрытия.

— Удирают! Не выдержали! — воскликнул лейтенант Шеляговский.

Механик-водитель привык с первого слова понимать своего командира и уверенно повел машину. Танк рванулся вперед. Лейтенант припал к прицелу, Выстрел. Второй. «Фердинанд» загорелся. Другую самоходку подбил экипаж младшего лейтенанта Начинкина. А в это время танки головной заставы вышли на северную окраину села, перерезав врагу путь к отступлению. [229]

Танкистами был взят первый населенный пункт. Противник попытался закрепиться в селе Смоляны. Здесь был выгодный для обороны рубеж. Чтобы с ходу взять Смоляны, на помощь взводу Шеляговского пришла третья рота лейтенанта Лелеки. Танк командира роты первым ворвался в расположение врага. Огнем из орудия и пулеметов экипаж проложил дорогу вперед.

Когда гитлеровцы начали отходить, выстрелом из «фердинанда» был подбит танк гвардии лейтенанта Лелеки. Клубы черного дыма и языки пламени вырывались из моторного отделения. У экипажа было время спастись, оставить машину. Но Лелека знал: остановка командирской машины, даже когда она горит, может нарушить темп атаки и ободрить врага. И гвардии лейтенант приказывает водителю Павленко: «Вперед!»

Подмяв под себя автомашину и опрокинув бронетранспортер, охваченный пламенем танк мчался вперед. В этот момент командир взвода Шеляговский заметил в кустах машины врага. Машина Лелеки шла прямо на них. У лейтенанта Шеляговского мелькнула мысль: «Командир вряд ли увидит. Все в дыму. Расстреляют в упор... Нет!.. Не позволю...»

— Разворот влево! В обход к лесу! — скомандовал Шеляговский по радио.

Экипажи поняли задуманный маневр и следом за командиром двинулись к лесу. Форсировав небольшую речушку, взвод Шеляговского появился в тылу у «фердинандов». Одна за другой вспыхнули самоходки. В «фердинанд» с разгона врезался танк-факел гвардии лейтенанта Лелеки. Прогремел взрыв. Пламя охватило и нашу и вражескую машину.

Так умирали двадцатилетние танкисты, которые шли в бой коммунистами. Партийное бюро батальона посмертно приняло в ряды Коммунистической партии гвардии лейтенанта Лелеку, гвардии старшего сержанта Вахидова и гвардии сержанта Павленко. [230]

Взятие села Сельцы было первой победой танкистов 19-й бригады на белорусской земле. Танки двигались дальше на юг. Во втором батальоне погибшего командира роты Лелеку заменил его друг лейтенант Шеляговский, час тому назад бывший командиром взвода...

Два танка 3-й бригады Бориса Дмитриевского и Александра Кулакова идут в атаку. Немцы сосредоточивают по ним весь огонь. Но «тридцатьчетверки» неудержимы. Командир батальона гвардии майор Швецов с восхищением и волнением смотрит, как действуют Дмитриевский и Кулаков. Они мастерски используют каждую складку местности, каждое укрытие. Движутся рывками. Ведут прицельный огонь.

— Пора! — подает команду майор Швецов.

И вот начинается настоящая атака. Командир роты гвардии лейтенант Алкеев ведет четыре танка. Дмитриевский и Кулаков сделали все, что нужно: привлекли на себя внимание и огонь противника. Четыре танка мчатся на предельной скорости. Над врагом нависает угроза окружения. У немцев нет иного выхода, кроме отступления. Но и отступать не так просто. Танки Дмитриевского и Кулакова врываются в боевые порядки гитлеровцев. Две «пантеры» вспыхивают пламенем.

Бой продолжался. Танки продвигались на юго-запад. Кулаков как снайпер охотится за «пантерами», а старший лейтенант Дмитриевский облюбовал среди развалин сожженного фашистами села кирпичную стену. Он спрятал за нее свой танк и стрелял через дверной проем по перекрестку дорог, Немцы никак не могли понять, откуда по ним стреляют, потому что за стеной танка не было видно, а Дмитриевский видел все.

Примчавшись к Дмитриевскому, Кулаков обратился к нему по радио:

— Послушай, Борис! В стене есть еще оконный проем. Подвинься немного, дай и мне стать рядом. [231]

— Э-э, нет, Саша. Это моя добыча, — шутя ответил Дмитриевский.

«Добыча» оказалась немалой. Из-за стены разрушенного дома экипаж Дмитриевского уничтожил десятки автомашин, бронетранспортеров, мотоциклов — почти все вражеские подкрепления.

Воспользовавшись пробкой, создавшейся на дороге, группа танков 3-й бригады врезалась в колонну вражеской пехоты. Трудно даже описать, что творилось в то время. Спасения у гитлеровских солдат не было. Бежать тоже некуда, потому что за дорогой начиналось болото. Страх загнал десятки немецких солдат... на советские танки! Они лезли на них, словно гусеницы. Лезли, чтобы спасти свою жизнь.

— Саша! Что это за десант на твоем танке? — Кулаков услышал по радио вопрос Дмитриевского. — Он немного приоткрыл верхний люк и встретился взглядом с немецким офицером в очках. Кулаков ужаснулся: весь танк был облеплен немцами. На машину все лезли и лезли солдаты, цепляясь за что только можно. Кулаков тут же задраил свой люк, зная коварство гитлеровцев. Но выстрелов не было. Немцы сидели смирно. Экипаж Кулакова доставил на своем танке в штаб двадцать восемь пленных.

Как только танк остановился, пленные соскочили на землю и, будто по команде, выстроились в ряд. Для этих вояк война закончилась.

Ни усталость, ни жара — ничто не останавливало танкистов. У них не было времени даже поесть. Надо спешить! Надо быстрее перерезать немцам путь из Орши на запад. «Вперед! Только вперед!» Этим жили экипажи на протяжении двух суток.

«Вперед!» — подавал команду командир разведывательного батальона гвардии майор Сорокин. Батальон Сорокина, усиленный техникой, весь на колесах и гусеницах. [232]

Возле Толочина враг решил дать нам настоящий бой, потому что через это местечко проходили очень важные коммуникации. В Толочин шли немецкие эшелоны с пополнением и там разгружались. Сюда привозили на ремонт автомашины. Из Толочина отправлялись карательные экспедиции против белорусских партизан. Под Оршей еще продолжались ожесточенные бои. Фашистские войска оказывали упорное сопротивление. Это обстоятельство, очевидно, успокаивало гарнизон Толочина, и там текла тихая тыловая жизнь.

Чтобы успешно развивать наступательные действия в минском направлении, для нас очень важно было закрепиться в Толочине.

Батальон Сорокина остановился возле села Поречье. Мост здесь разрушен, берега крутые, и построить переправу нелегко. А время не ждет. Майор Сорокин приказал двигаться на восток и выйти на шоссе возле села Озерцы.

Уже рассвело. С бугорка видна автострада. Шоссе напоминало реку во время наводнения: все было забито автоколоннами, обозами, танками, бронетранспортерами. Машины двигались даже по обочине шоссе. Время от времени колонны останавливались.

Было ясно, что враг поспешно отводит часть своих сил в западном направлении. Нельзя терять ни минуты, и майор Сорокин решил действовать. План был простой — внезапным ударом, под прикрытием строений села, атаковать противника, а потом основными силами развернуть наступление на Толочин. Одна рота оставалась на шоссе.

Батальон майора Сорокина ринулся в атаку, ведя огонь из всех видов оружия. Противник в Озерцах был смят. На шоссе стало еще теснее. Внезапный удар танкистов нарушил отход фашистских частей. Из немецких автоколонн и обозов, двигавшихся по шоссе, танкисты сделали месиво. К тому же, будто бы по заказу, над шоссе [233] появились четыре советских «ила». Штурмовики летали над самыми головами фашистов. Среди врагов поднялась ужасная паника. Еще бы! В десятках километров от линии фронта появились советские войска, да еще сопровождаемые штурмовой авиацией.

Еще не успели улететь «илы», как две роты Сорокина двинулись по обе стороны шоссе, прижали к нему остатки вражеских колонн, уничтожили их. На восточной окраине Толочина танкистов атаковал пехотный батальон немцев с бронетранспортерами. Гвардейцы отбили атаку.

А в это время с запада из Борисова на Толочин шла большая колонна фашистских войск. Что тут делать? Сорокин понимал, что против таких сил противника батальону не устоять, а если вступить в неравный бой, придется отказаться от захвата железнодорожной станции. Вдруг во вражескую колонну автомашин, бронетранспортеров и повозок врезались танки батальона Петра Фещенко. Мастер игры в шахматы майор Фещенко с большой находчивостью осуществил «ход конем», выскочив на магистраль вблизи Толочина. Первым в атаке был командир роты Дейнекин. Трещали кузова немецких автомашин, скрежетало железо, переворачивались повозки, горели бронетранспортеры и танки, шарахались в сторону перепуганные лошади.

На шоссе бушевал ожесточенный бой, а на железнодорожной станции Толочин, что находилась в семи километрах от местечка, еще господствовала утренняя тишина. Станция жила своими заботами. Прибывали и отправлялись воинские эшелоны. Звенели телефоны, телеграф выстукивал морзянку. Даже увидев две «тридцатьчетверки», немцы не сразу разобрались, что произошло. Они продолжали нести службу на станции, а возле вокзала группами и в одиночку ходили солдаты.

Тишину вдруг нарушили выстрелы из орудий. Танки прежде всего ударили по эшелонам, собиравшимся отходить от станции. Лейтенант приказал танковому десанту [234] отыскать дежурного по станции и взять его живым. Приказ был выполнен.

Лейтенант с дежурным по станции зашел в служебное помещение. Ритмично выстукивал телеграф, нанося точки и тире на длинную бумажную ленту.

— Откуда это? — спросил командир танковой роты.

— Из Орши.

— А где телеграфист?

— Сбежал, наверное.

— Эй, ребята! — обратился лейтенант к автоматчикам. — Позовите радиста из моего танка!

Пришел стрелок-радист, прочитал телеграмму и сказал:

— Орша спрашивает, готов ли Толочин принять эшелон?

— Конечно, готов! Примем любезно. Так и передай, — сказал своему радисту командир роты.

Радист снял танкошлем, уселся за стол телеграфиста и принялся выстукивать ключом. Через минуту он получил ответ: «Спасибо, эшелон выходит».

— Тут и сиди. Пусть еще присылают поезда из Борисова, — приказал лейтенант радисту. — А я пойду к танку. Надо помочь младшему лейтенанту Лошкареву. Одной машине трудно.

На привокзальной площади остановилась немецкая легковая машина. Из нее вышел генерал. Одернул китель и уже хотел было идти к вокзалу, как вдруг увидел солдат, бежавших, словно очумелые, и кричавших!

— Рус панцирь!

— Иван?

— Ди панцирваген!

Из-за угла выскочила машина майора Фещенко, следом за ней еще с десяток танков. Гитлеровский генерал схватился за голову и бросился бежать к «мерседесу». Танкисты хохотали. Командир роты Дейнекин крикнул в переговорное устройство: [235]

— Не генерал, а чемпион! Но если сядет в машину, может убежать. Огонь!..

Прогремел выстрел. Машина разлетелась на куски. Генерал упал. Потом поднялся на ноги и давай тикать. За ним бросились автоматчики. Они настигли обезумевшего от страха гитлеровского вояку и привели на вокзал.

А на телеграфе продолжал работать радист-котельниковец. С ним вел переговоры сам комендант оршанского узла. Радист сообщил ему о «теплой встрече» только что прибывшего в Толочин эшелона.

К автомагистрали Москва — Минск спешили и другие подразделения нашего корпуса. Все горели одним желанием: отрезать оршанской группировке путь к отступлению.

Когда мой танк вместе с усиленным батальоном майора Мурзина вышел на шоссе Москва — Минск, ко мне обратился по радио командующий 5-й гвардейской танковой армией маршал Ротмистров:

— У меня есть сведения, что Толочиным овладели ваши подразделения. Если это так, то передайте им мою благодарность. Подтвердите вз-ятие Толочина...

— Толочин взяла бригада Походзеева и передовой отряд майора Сорокина. Не только Толочин. Наши бригады освободили 120 населенных пунктов.

— Еще раз спасибо. Еду туда...

Мы находились на шоссе в одном километре от Толочина. Дорога запружена разбитой немецкой техникой. Машины с мотострелками не могли тут проехать. На помощь им пришли танкисты. Они разворачивали танки то влево, то вправо, сбивая кормой все, что было на шоссе: автомашины, танки, трупы фашистских солдат, боеприпасы, фураж, продовольствие, чемоданы и солдатские рюкзаки. Наши танкисты приобрели опыт «подметания» дорог еще в 1941 году.

В тот же день маршал бронетанковых войск Ротмистров [236] доложил командующему фронтом генералу армии Черняховскому:

«Вся магистраль от Коханово до Толочина завалена трупами убитых солдат и офицеров противника, разбитыми машинами, орудиями, повозками, бронемашинами и разным имуществом. Необходимы несколько саперных батальонов для очистки дороги».

В Толочине были захвачены огромные трофеи. Только легковых немецких автомашин двести штук. Не все фашисты бежали от наших танкистов так, как их генерал. Сотни солдат сдались в плен добровольно, и среди них двести шоферов, изъявивших желание водить свои машины, обслуживая наш корпус. Вначале мы колебались, брать ли их. Но потом решили воспользоваться этой возможностью, потому что машины нужны были нам для дальнейшего продвижения на запад. Все шоферы добросовестно работали у нас, пока не пришло указание отправить их в лагерь военнопленных.

Среди танкистов и разведчиков майора Сорокина и мотострелков майора Мурзина, которые овладели местечком и станцией Толочин, был и специальный корреспондент нашей корпусной газеты Осип Колычев. Он написал новую главу к поэме «Повесть о Ване Самоходове, веселом танкисте», печатавшуюся в газете с продолжением после каждого значительного боя.

На Березине

Битва за Белоруссию в разгаре. В 6.00 27 июня передовой танковый отряд 3-й гвардейской бригады сменил части 18-й танковой бригады, ведшей бои на подступах к [237] реке Бобр. Это была первая серьезная водная преграда на пути наших танкистов в Белоруссии. В этом районе гитлеровцы построили укрепления и сосредоточили на восточном берегу пять «тигров», семь орудий и до полка пехоты.

После двухчасового боя наши танкисты овладели восточной частью города и вышли к реке. Гитлеровцы несколько раз переходили в контратаки, но вскоре полностью были выбиты с восточного берега. Пока противник переправлялся на западный берег, туда подошли резервы — двенадцать «тигров» и несколько батальонов пехоты.

Бой за город Бобр продолжался и ночью...

Чтобы отвлечь внимание противника от основного направления удара, было выделено три танка для ведения огня по мосту. Переправу саперы начали наводить возле села Зоровье. Первыми вышли на восточный берег автоматчики мотострелкового батальона капитана Ерофеевских и танкисты старшего лейтенанта Кузнецова.

Об отчаянности контратак гитлеровцев, стремившихся опрокинуть мотострелков и танкистов с восточного берега, свидетельствуют потери противника — триста убитых и двести пленных солдат и офицеров. Душой обороны плацдарма был капитан Ерофеевских и его замполит майор Яборов. Они умело организовали ночную атаку, выбили противника из укреплений и в течение двадцати часов удерживали переправу, пока не подошли наши резервы. К 18 часам 28 июня враг был разгромлен. Остатки подразделений гитлеровцев отступали к Борисову.

В боях на реке Бобр погиб гвардии старший лейтенант Василий Чеботарев, уполномоченный отдела контрразведки «Смерш» 19-й танковой бригады. Чеботарев вместе с танковым десантом ворвался в расположение противника. Уничтожив в бою несколько фашистских солдат, он начал преследовать обер-лейтенанта эсэсовца. Чеботарев [238] взял эсэсовца в плен и повел его в штаб армии. Но в этот момент обстановка резко изменилась. В двухстах метрах от Чеботарева группа фашистских солдат захватила в плен нашу санитарку. Гитлеровцы набросились на девушку, разорвали на ней одежду, повалили на землю. Пленный эсэсовец, увидев своих, вдруг набросился на Чеботарева. После короткого рукопашного боя с обер-лейтенантом было покончено. Чеботарев поспешил на помощь санитарке. Но силы были неравными. Один против десятерых. Чеботарев сражался до последнего дыхания и погиб как герой. Погибла и санитарка, Озверевшие фашисты выкололи Василию глаза, вырезали на груди звезду и штыками изуродовали его тело.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 июня 1945 года Чеботареву Василию Михайловичу посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. На похороны Чеботарева и санитарки прибыл с нашим танковым десантом его однополчанин гвардии майор Хандромай. В 1957 году Николай Хандромай, узнав, что я пишу книгу, прислал мне копию документа о присвоении звания Героя Советского Союза лейтенанту Чеботареву и письмо.

Овладев городом Бобр, подразделения нашего корпуса пошли на Крупки, находившиеся недалеко от притока Днепра — Березины, 3-я бригада натолкнулась на упорное сопротивление немецких подразделений, на успевших отойти за Березину.

Оказалось, что Крупки лобовой атакой не взять без больших потерь, поэтому я решил 3-ю бригаду послать в обход с севера, а силами 2-й гвардейской мотострелковой бригады и 18-й танковой атаковать врага с фронта. Вскоре мотострелки и танкисты 18-й смяли заслон гитлеровцев, уничтожили при этом три «тигра», десяток орудий и до роты пехоты. Утром Крупки были в наших руках, и танки 3-й бригады двинулись на Борисов.

По данным разведки и показаниям пленных, противник [239] придавал исключительно важное значение направлению, на котором вел наступление 3-й гвардейский Котельниковский корпус. В район Борисова враг срочно перебросил 5-ю танковую дивизию. Перед ней была поставлена задача остановить наше продвижение вдоль шоссе Москва — Минск до подхода оршанской группировки, а потом удерживать рубеж по реке Березине.

Следующий промежуточный рубеж обороны врага проходил по западному берегу реки Лужанки. Как и в бою под Крупками, мы применили обходный маневр с севера, и до 16.00 29 июня основные силы 3-й бригады оседлали автомобильную магистраль Москва — Минск возле Лошницы, отрезав пути отступления противнику, закрепившемуся на высоте. Но не прошло и часа, как нашим танкам переградили дорогу пять «тигров», расставленных по обе стороны дороги в лесу. Мы снова обошли противника и принудили его отступить на запад. Рота мотобатальона под командованием младшего лейтенанта Бирюкова при поддержке танкового взвода Панкова ворвалась в село. А в это время на юг от Борисова по дорогам и полям мчались танки 19-й гвардейской бригады. Передовой отряд из девяти средних танков, восьми самоходно-артиллерийских установок и трех полевых орудий возглавлял полковник Походзеев.

Танки Походзеева вклинились в расположение врага на несколько десятков километров. Комбриг приказал не обращать внимания на артиллерийский огонь гитлеровцев и не сбавлять темп наступления. Главное — выйти к Березине, сковать там бронетанковые части противника и этим облегчить 3-й бригаде маневр на главном наступлении в районе города Борисова.

Хотя фашисты и заметили наши танки и самоходки, но без боя пропустили их в «мешок». Стремясь взять реванш за Толочин, они рассчитывали прижать танки Походзеева к реке и уничтожить их в железной петле. Но нашему комбригу не привыкать сражаться в самой пасти врага. [240]

Миновав село Великие Ухолоды, отряд свернул в лесок и там остановился. Полковник Походзеев приказал занять круговую оборону и вести непрерывное наблюдение по всем направлениям. Три танка под командованием лейтенанта Лугового он послал в засаду к реке. Вскоре противник начал активные действия. Со стороны Малых Ухолодов вышли шесть танков и направились к роще, где заняли оборону танкисты Походзеева. Немцам удалось поджечь один наш танк и самоходку, но сами они потеряли четыре танка. Атака была отбита.

Солнце стояло в зените. Танкистам и самоходчикам казалось, что время остановилось: такой напряженной была каждая минута. Вокруг рощи грохотали моторы вражеских машин.

После полудня над рощей появились три «ила». Они обстреливали и бомбили скопление вражеских танков и машин. Досталось и танкистам Походзеева, потому что летчики и подумать не могли, что так далеко продвинулись наши танки. Но налет штурмовиков наши танкисты приветствовали радостными возгласами.

С запада на танкистов двинулись три «тигра». Танки, самоходки и полевые орудия открыли по ним огонь. Со стороны реки ударили танки лейтенанта Лугового, стоявшие в засаде. Через четверть часа три «тигра» уже горели на зеленой лужайке.

Вечерело. Экипажи Т-34 и СУ не успели поесть, как со стороны Малых Ухолодов послышался шум моторов. Шла танковая колонна. Но чья?.. Полковник Походзеев выслал двух бойцов в разведку. Шум приближался.

— Без команды не стрелять! — приказал комбриг.

— Я с двумя машинами пойду наперерез танковой колонне, товарищ полковник! — обратился к Походзееву командир подразделения СУ капитан Кудинов.

Но дойти до дороги капитан Кудинов так и не успел. «Неизвестные» танки дружно ударили из орудий. Ответ [241] не задержался. Двадцать машин врага шли напролом, несмотря на интенсивный огонь с нашей стороны.

— Ишь какие упорные! — говорил Походзеев. — Не хотят сворачивать. Прорываются через лесок на дорогу, в потом на Борисов! Хотят преградить путь нашей 3-й бригаде. Поддать огня! Поддать! — кричал комбриг по телефону и по радио из своего танка.

Враги в лобовой атаке потеряли две машины, хотя темнота и мешала нашим танкистам вести прицельный огонь. Бой затягивался...

На берегу Березины гремит танковая баталия. А главные силы 19-й танковой бригады ждут утра, чтобы продолжить продвижение к отряду комбрига Походзеева. Танкисты спят после дневного марша. А командиру батальона капитану Ракитному не спится, он с нетерпением ждет рассвета. Капитан ушел от своего танка в глубь леса. Тишина мешала ему спать. Танкисты привыкли к грохоту, стрельбе, реву моторов, скрежету железа. А Николай Ракитный встретил рокот войны 22 июня 1941 года. Два года тому назад курсант Борисовского танкового училища вместе с двумя тысячами своих товарищей защищал Минск. Трое суток бились курсанты с танковым кулаком врага, а потом по приказу командования отошли и заняли оборону на Березине, недалеко от Борисова.

Вскоре Ракитный стал командиром танковой роты. Он хорошо знал вражеского танкиста, его силу и слабость. Четкости действий, точности и дисциплине в боевой обстановке можно поучиться и у врага, чтобы уничтожать его меньшей кровью.

Ракитный, готовясь к первому бою, провел в своей роте много тактических занятий, добиваясь идеальной слаженности действий экипажей и взводов. Он наладил связь, приучил танкистов знать свое место в бою. И в первой же операции рота блестяще выполнила боевое задание, сломила оборону врага и нанесла ему тяжелый удар.

Так было всегда, когда вел свои танки комсомолец [242] Николай Ракитный. Его у нас называют ветераном. И он гордится этим. Ракитный видел и поражения, и победы, приобретал опыт и стал высокообразованным кадровым офицером, кавалером ордена Ленина. У нас много таких танкистов. И в этом наша сила! Ракитный научился искусству маневра, железной дисциплине, умению рисковать и побеждать...

В боевой биографии танкиста Ракитного — бои на Курской дуге, на Левобережной Украине, в Румынии. Теперь он вернулся в те самые места, где начинал войну девятнадцатилетним юношей. Через час танки под командованием Ракитного двинутся на выручку отряда комбрига Походзеева.

И вот танки в походе. Опытный танкист знал, что противник бдительно следит за движением основных сил 19-й бригады. Капитан предвидел, что немецкие танки, воспользовавшись грохотом советских машин, сделают попытку пристроиться в хвост нашей колонны, чтобы потом нанести внезапный удар. Так и случилось. За «тридцатьчетверками» увязались шесть «королевских тигров», стремясь настичь советские танки в лощине, очень неудобной для маневрирования, и там уничтожить их.

Недалеко от лощины была возвышенность и колодец. Ракитный три года тому назад пил из него воду после тяжелого боя. Капитан остановил три танка, замыкавшие колонну, возле колодца. Танкисты быстро замаскировали свои машины в кустах. Вскоре послышался могучий рев «тигров». Они спешили на «охоту». Но вот от колодца гремят выстрелы из орудий, строчат пулеметы. Все шесть «охотников» застыли на дороге возле колодца, из которого курсанты Борисовского училища пили воду в тяжелый июньский день 1941 года.

«Тигры», уничтоженные засадой капитана Ракитного, определили успех всей бригады, которая после этого объединилась с танками передового отряда полковника Походзеева. [243]

Теперь вся 19-я бригада сосредоточилась в роще, где в течение суток мужественно удерживал оборону танковый отряд во главе с комбригом Георгием Походзеевым. Бригада выполнила задание — левый берег Березины освобожден. Сюда тут же направился и саперный батальон.

Спешат к Березине и деморализованные немецкие пехотинцы. Их отступление уже не прикрывают танки, потому что они почти все уничтожены возле Малых и Великих Ухолодов. Моста тоже нет. Строить переправу некогда. Гитлеровцы забегали, как на пожаре. Более сообразительные бежали к берегу, согнувшись под тяжестью деревянных крестов.

Наши гвардейцы-саперы были крайне удивлены, увидев такой «крестный ход» к Березине.

— Хлопцы! — кричал своим саперам восемнадцатилетний комвзвода Федор Пархоменко. — У фрицев наверно праздник, что они идут с крестами. Может, у них троица?

— Троица, товарищ взводный, была три недели тому назад, — объяснил седоусый сапер.

Но уже в следующую минуту сами фашисты дали ответ на вопрос юного старшины Пархоменко. Они побросали кресты в реку и на них поплыли к противоположному берегу, сопровождаемые автоматными очередями и свистом саперов.

— Да они с крестами! По таким и стрелять грех! — кричал своим седоусый сапер. — Лучше давайте браться за топоры и пилы, потому что, говорят, маршал Ротмистров приедет сюда!

Крест, как средство переправы, немного смешно и символично. Чем ближе солдатам фашистской Германии к западному берегу Березины, а потом к Висле, Одеру, Эльбе, тем ближе и к гибели.

Бурлит, кипит Березина...

Для успешного продвижения танкового корпуса очень [244] важно иметь переправы возле шоссейных и грунтовых дорог.

С таким заданием мы послали к Березине батальон нашего замечательного танкиста капитана Ракитного. Когда стемнело, он с тремя танками двинулся по шоссе к реке.

Дозорная машина лейтенанта Кравчука первой подошла к переправе. Танк остановился. Автоматчики вышли на разведку. Только они приблизились к мосту, как раздался взрыв. Сомнений не было — враг устроил тут западню. Одновременно со взрывом снаряда началась стрельба из автоматов и крупнокалиберных пулеметов.

Танки стояли на шоссе. Их силуэты чернели даже в темноте, потому что дорога проходила по возвышенности. Тогда Николай Ракитный расставил танки по обеим сторонам шоссе. Автоматчики заняли оборону вблизи переправы. Танкисты начали стрельбу по обороне противника. Десантная рота форсировала реку и навязала противнику бой на западном берегу.

Фашисты, не выдержав натиска наших автоматчиков, отступили. Но за несколько часов активной перестрелки автоматчики израсходовали много боеприпасов. Их огонь ослабевал. Противник воспользовался этим и пошел в контратаку, пытаясь сбросить автоматчиков в реку. И снова танкисты своим огнем спасли положение — отбили контратаку. Капитан Ракитный метким выстрелом покончил с автоматическим орудием, которое нанесло большой урон нашим пехотинцам. Танкисты разбили несколько дзотов и взяли под свой контроль оба берега реки. Проволочные заграждения немцев были уничтожены в нескольких местах. В эти проходы и ринулись автоматчики в обход врага.

В этом бою два наших танка из трех были выведены из строя. Неповрежденным оказался только танк капитана Ракитного. Командир батальона сражался мастерски. Это обеспечило успех всей операции. [245]

На рассвете подошли саперы и быстро навели понтонный мост.

Утомленный ожесточенным длительным боем, Ракитный с радостью смотрел, как на правый берег Березины переправляются наши танки, освещенные утренним солнцем. За эти два дня боя бывший курсант полностью рассчитался с фашистами за Березину 1941 года.

Кипит, бурлит Березина...

В пятнадцати километрах южнее Борисова немцы упорно оборонялись, бросая в контратаки «тигры» и «фердинанды». Гитлер издал приказ: «Остановить русских на Березине!» И фашистские войска напрягали все силы, чтобы выполнить этот приказ.

Когда на подступах к реке шли ожесточенные бои, на западном берегу Березины подходившие немецкие резервы занимали заранее подготовленные траншеи, доты. Таких траншей тут было три ряда. Но, не выдержав удара наших танков, враги отошли на правый берег, взорвав мост. Продвижение танков приостановилось. Местность вокруг моста беспрерывно обстреливалась артиллерийским и минометным огнем с правого берега.

С именем реки связана слава русского оружия. Здесь, на Березине, в 1812 году русские войска под командованием великого полководца фельдмаршала Кутузова наголову разгромили полчища Наполеона. Это знают бойцы 3-го Котельниковского танкового корпуса. Боевой подвиг предков звал наших танкистов, автоматчиков на западный берег. Каждый жил одним — как можно быстрее разгромить фашистов на Березине и выйти на прямую дорогу к Минску. А для этого надо переправиться на правый берег, овладеть траншеями, где засели фашисты. Это задание было поставлено и перед автоматчиками. Плавучих средств у них не было. Как же форсировать реку? Комсорг батальона Николай Косолапое бросил клич: «Комсомольцы! На правый берег!» Четверо — комсорг батальона Косолапов, комсорг роты автоматчиков [246] Абахин, автоматчики Сульдин и Ходырев под вражескими пулями, среди взрывов снарядов и мин переплыли реку и захватили на правом берегу небольшой клочок земли.

Вражеские атаки катились на плацдарм наших храбрецов штормовыми волнами. Но сбросить автоматчиков в Березину фашистам не удалось.

А батальон уже наводил переправу. Как только прошел первый танк, автоматчики под его прикрытием бросились вперед, оттесняя врага к селам Гора и Струтень. Важный рубеж был взят.

На переправу прибыли на «виллисах» в сопровождении двух бронемашин Маршал Советского Союза Василевский и маршал бронетанковых войск Ротмистров. Всюду были видны свежие следы недавнего боя. За Березиной гремела немецкая артиллерия. Машины Василевского, Ротмистрова остановились на обочине дороги.

Вдруг Василевский громко рассмеялся и сказал:

— Посмотрите на этих орлов! Ну и молодцы!

И как тут не рассмеешься. На гнедом ломовике сидели верхом два автоматчика лицом друг к другу и уплетали кашу из одного котелка, а лошадь шагала на запад, к Березине.

— Молодцы! — повторил маршал Василевский. — Умеют беречь время. Таких бы и фельдмаршал Кутузов похвалил!

Подвиг Павла Рака

Солнце уже садилось, и его лучи отражались в водах Березины, переливались на куполах собора. Вдали — развалины старинного белорусского города Борисова.

Березина делила Борисов на старый и новый город. Новый Борисов раскинулся на высоком правом берегу. [247]

Фашисты укрепили его, как только могли. Под старым городом они тоже построили укрепления, стремясь не допустить наши танки и мотопехоту не только до Березины, но и до Схи.

Особенно донимала нас вражеская батарея, стоявшая на кладбище. Комбриг полковник Гриценко дал задание снайперскому экипажу Александра Кулакова уничтожить эту батарею.

Как только наступили сумерки, танки Кулакова, Макарова, Лысова и Скрыпкина пошли позади хат, через огороды в обход кладбища.

Возле одного сарая Кулаков увидел мальчишку и, высунувшись из башни, спросил:

— Знаешь, как можно незаметно пробраться к кладбищу с той стороны?

— А вы кто будете? — спросил в ответ мальчишка.

— Разве по танку не видишь, что свои?

— Откуда мне знать, чей это танк, когда тут рукой подать до немецкой батареи.

— А почему же ты не убегал от танка, коль не знал, чей он?

— Потому что я партизан! — гордо ответил мальчишка.

— Тогда садись на танк и показывай дорогу.

— Есть!

Юный партизан так провел танк Кулакова, что он без единого выстрела, гусеницами уничтожил всю батарею — шесть орудий. Теперь наши танки и мотострелки могли спокойно двигаться до самой Схи.

Подойти к Схе не трудно. Ну, а дальше?.. Потом немцы взорвут мосты через Сху и Березину в Борисове, и начнется борьба за переправу. Учитывая это, командование 3-й бригады приняло такой план операции: поздно вечером четыре танка батальона Селина должны выйти на исходный рубеж и в полночь неожиданным, молниеносным ударом прорваться на мосты через Сху и Березину [248] и удерживать их до подхода главных сил 3-й танковой бригады.

Ночи пришлось ждать недолго. Ветер пригнал тучи с Балтики. Начал накрапывать дождь.

На перекрестке лесной дороги и шоссе Москва — Минск остановились четыре танка. Командир батальона капитан Селин находился в танке Романа Мельника. Командиры машин в последний раз уточнили порядок движения. Маршрут известный: магистраль Москва — Минск, а порядок движения такой: первым идет танк Михаила Кузнецова, вторым — Мельника, третьим — Юнаева и четвертым — Павла Рака. Все зависело от скорости танков, от меткости выстрелов и, конечно, от готовности противника к бою. Рейд усложнялся еще и тем, что «пантеры» и «фердинанды» дежурили не только на правом берегу Березины, возле моста, но и между Березиной и Схой. Обстановка чрезвычайно сложная. Тут не сманеврируешь. Только вперед.

В этой ситуации сердце гвардейца капитана Селина подсказало единственное решение: лично пойти в атаку. Воля к победе вела танкистов Селина на подвиг и самопожертвование. И сам Селин, и командир танка Мельник, и механик-водитель Артамонов, и башенный Сумских, и радист Кудаев понимали, что риск большой. Понимали это и экипажи Михаила Кузнецова, Юнаева и Павла Рака.

— Вперед! — скомандовал капитан Селин.

Преодолев глубокий кювет, танки вышли на шоссе и помчались вперед. На максимальной скорости «тридцатьчетверки» приближались к мосту на реке Схе. Их появление было неожиданным. Солдаты противника не успели еще понять, откуда взялись танки, как наши машины проскочили первый мост и помчались ко второму, главному, через Березину.

Теперь фашисты уже хорошо видели силуэты танков и открыли по ним ураганный огонь. Танк Михаила Кузнецова вспыхнул и остановился. Через две-три секунды немцы [249] подбили и танк Юнаева, который так и не достиг моста через Березину. Пламя, поднявшееся над двумя танками, будто осветило путь двум другим машинам. На максимальной скорости танк, где был комбат Селин, промчался по мосту и вихрем вылетел на правый берег Березины. Но его тут же в упор, с расстояния в несколько шагов, расстреляли «пантеры». Машина капитана Селина загорелась. Экипаж «тридцатьчетверки» погиб.

И только танк Павла Рака еще летел по мосту, словно на крыльях, стреляя из пулемета по артиллеристам. Теперь путь четвертому танку освещали три костра, в которых пылали танки боевых друзей. Свет этот бросал золотистые отблески на спокойные воды Березины и звал лейтенанта Рака, механика-водителя Петряева и башенного Данилова к мести за гибель товарищей.

Дрожал, скрипел под гусеницами мост, строчили пулеметы и гремели орудия, отдаваясь эхом в лесах и лугах левого берега. Еще миг и... раздается взрыв! Трещит и ломается, падая в воду, пролет моста. Но танк будто перепрыгнул через пропасть. Его гусеницы, казалось, вгрызлись в почву правого берега. Еще рывок...

«Фердинанду» мешали бить по «тридцатьчетверке» Павла Рака погибшие танки капитана Селина и Мельника. Этих секунд было достаточно, чтобы Т-34, словно ветер, пролетел сквозь опасную зону и помчался навстречу своему бессмертию.

Да, навстречу бессмертию! О подвиге экипажа гвардии лейтенанте Рака писали газеты, рассказывалось по телевидению, а в 1966 году московские издательства «Политиздат», а потом и «Молодая гвардия» издали о нем под разными названиями брошюры Николая Никольского. У нас же есть свои первоисточники — рассказ участника отважного нападения на мосты через реки Сху и Березину тогдашнего командира первого танка, ныне гвардии полковника Михаила Кузнецова, а также корреспонденция гвардии капитана Валентина Дурова, напечатанная [250] в газете Котельниковского корпуса по свежим следам событий в те июльские дни 1944 года. Валентин Дуров писал: «...Машина Павла Рака продолжала мчаться вперед. За дело победы можно пожертвовать и самым дорогим — жизнью. Пройдет много лет, но не забудется ночная атака русского танкиста, окруженного вспышками взрывов и звериной ненавистью немцев, прижатых к стене, но еще опасных и вероломных в своей обреченности.

Пройдена вторая переправа. Павел врывается в Борисов. Он мчится по улицам города, давит и расстреливает немецкую пехоту, громит автомашины. Враг в панике бежит: так страшен этот одинокий танк!

С часу ночи до четырех часов дня видят жители города Борисова грозную и карающую машину. Она ищет и находит врага... И тогда гремят выстрелы на улицах.

Немцы чувствуют, что им тут не удержаться. Они верны себе. Рушатся взорванные дома, языки пламени вырываются из окон. Павел Рак разгоняет, уничтожает поджигателей. Вот он появляется возле госпиталя, где находится много русских военнопленных. Гитлеровцы уже обливают барак бензином.

— Прочь! — кричит Павел Рак. — Прочь отсюда, мерзавцы!

Он расстреливает немцев пулеметными очередями.

Военнопленные разбегаются. Многие их них уцелели благодаря Раку.

С немецкого наблюдательного пункта раздаются тревожные позывные:

— Где русский танк?

«Тигры» носятся по городу. Один из них вступает в бой с машиной Рака. У гвардейцев осталось пять снарядов. Павел отстреливается, отходя, — надо удержать переправу.

Два «тигра» останавливаются в засаде возле переправы слева и справа. Посеревший от пыли «фердинанд» замер. Он отсекает путь к реке. Павел Рак отходит от «тигра [251] «. Еще немного времени — и он будет спасен. Но в этот момент из засады бьют «тигр» и «фердинанд». Танк охвачен пламенем...

С волнением жители города Борисова рассказывали о подвиге Павла Рака. Наши танкисты слушали их, стиснув зубы. Светлый образ советского воина стоял у них перед глазами.

На перекрестке улиц Вяземской и Розы Люксембург, на площади, в тени тополей и лип, выросла могила. Тут похоронены Павел Рак, механик-водитель Петряев и башенный Данилов.

Они первыми ворвались в Борисов, проложив дорогу остальным войскам. Они отдали свою жизнь, борясь за победу, веря в нее до последнего дыхания. Нет на свете более высокого благородства, чем такое самопожертвование.

Настанет день, когда на этой могиле будет стоять памятник. Как грозный символ — танк, устремивший жерло орудия на запад, будет говорить врагам о том, что ходить в Россию опасно...

Так начинается бессмертие...»

* * *

Однополчане Павла Рака Михаил Кузнецов и Александр Кулаков рассказывают, что Павел Рак принадлежал к тем людям, которых уважаешь и любишь с первого взгляда. Спокойный, уравновешенный, с голубыми немного насмешливыми глазами, с жилистыми руками колхозника, танкиста. Таким был Павел Рак. Он был настоящим коммунистом. Многие часы проводил Павел в своей машине, личным примером показывал, как надо готовиться к бою. И на учебных стрельбищах его взвод без промаха поражал цель, а лучше всех — его командир Павел Рак.

Любил Павел рассказывать о родном селе Кирилловке на Полтавщине, пел украинские песни. [252]

Имена гвардии лейтенанта Павла Рака и гвардии сержантов Александра Петряева и Алексея Данилова вошли в историю родной гвардейской части.

Сашу Петряеву было только девятнадцать лет. Родом он из Красноярского края, работал в МТС. А Алексею Данилову не было и девятнадцати. Он пришел к нам из-за линии фронта, из села Коптяева, когда корпус стоял под Смоленском. Парень прекрасно разбирался в радио, хорошо стрелял из пулемета.

* * *

На правом берегу Березины на высоком постаменте застыл танк, грозно нацелив жерло орудия на запад. Когда смотришь на этот памятник, то кажется, что этот танк видит вся Европа, склоняющаяся перед подвигами и мужеством советских танкистов во второй мировой войне...