Последний этап войны

В «Правду» пригласили военного журналиста Героя Советского Союза Сергея Борзенко. С ним-то я и прилетел по заданию в Тернополь. Наши войска обошли полностью разрушенный город и взяли курс дальше на запад. Кругом огромные воронки от авиабомб. Еле-еле нашли место для посадки самолета. Короткими перебежками стали пробиваться к штабу полка. Ухали артснаряды. Падали стены разрушенных домов. Я фотографировал. С трудом нашли КП полка. Начальник артиллерии капитан М. И. Бажков рассказывал о боевой обстановке. С. Борзенко записывал. Обратный путь к самолету мы также проделали перебежками.

В августе я ехал во Львов. На подступах к городу увидел самолеты-истребители с фашистской свастикой. Узнаю, что к нам через линию фронта перелетели на военных самолетах врага девятнадцать словацких летчиков Они многое рассказали о готовящемся в Словакии антифашистском восстании. Я сфотографировал наших друзей и сообщил об этом событии в «Правду». Советское командование приняло решение — поддержать повстанцев, начав бои на Дукельском перевале, у самых рубежей Чехословакии. Через два дня на одном из полевых аэродромов в Карпатах я сделал серию снимков воздушного десанта, готового вылететь в восставшую Словакию.

На обратном пути мне просто повезло. Едем по сельской дороге. И вдруг предстает перед глазами пшеничное поле. Слева и справа сосны. Все это напомнило мне известную картину И. И. Шишкина «Рожь». Я сделал несколько кадров. Они хранятся у меня до сих пор.

К сожалению, запечатленные мною фронтовые события в декабре 1943 года не сохранились. Из-за недостаточной промывки негативы погибли.

5 августа 1944 года наши войска форсировали Вислу. По дороге я сделал интересный кадр, когда наши артиллеристы, воспользовавшись аркой железнодорожного моста, успешно громили фашистские танки. Вошли в небольшой, очень уютный польский город Жешув. Приехали солдаты Войска Польского.

На польской земле я увидел поля спелой пшеницы, уходившие за горизонт. Здесь я сфотографировал отделение старшего сержанта М. К. Костомарова на огневой позиции. [120]

В конце августа близ города Дембица побывал в концлагере для военнопленных. Здесь было замучено и сожжено около 100000 русских, поляков и евреев. У меня сохранился снимок, на который нельзя смотреть без содрогания. Наваленные на тележку голые трупы узников — их не успели уничтожить бежавшие фашисты.

Два раза приезжал в Чехословацкий корпус, которым командовал генерал Людвик Свобода — очень спокойный и обаятельный человек. Работать там было приятно, тем более что чехи и словаки понимали, а то и хорошо знали русский язык. Мне удалось сфотографировать пулеметный расчет ротного Рудольфа Люцака в наступлении.

6 сентября вместе с чехословацкими друзьями вышел на границу их родной земли. Позже сфотографировал наши танки на чехословацкой территории.

19 ноября я снимал в 331-й гвардейском артиллерийском полку торжественный момент вручения Красного Знамени. Полк отмечал свое 20-летие на освобожденной территории Чехословакии. Ордена и медали вручал ветеран этого полка генерал армии Иван Ефимович Петров. Среди награжденных были кавалеры ордена Славы, белорус — рядовой Ф. Дворяк, грузин — сержант П. Чегуари, азербайджанец — рядовой А. Мамедов, узбек — рядовой А. Турабеков, русский — младший сержант Ф. Денисов, украинец — старший сержант В. Васылашко и ойрат — гвардии старший сержант А. Акпашев.

19 января 1945 года наши войска освободили Краков. Первыми ворвались в этот знаменитый город танкисты 59-го Киевского Краснознаменного полка.

23 января войска 1-го Украинского фронта перешли границу Германии. Первый город, через который прошли наши войска, символично назывался «Гутен морген» — «Доброе утро». Погода здесь была теплая, и в феврале зазеленела трава. Боевая обстановка менялась ежедневно. Я старался снимать как можно больше и фиксировал на пленку почти все интересное, что видел на дорогах.

Первое, что в то время особенно бросалось в глаза, — это немецкие военнопленные. Тысячи бывших вояк медленно шли на восток. Их, как правило, сопровождали три-четыре наших автоматчика.

В последней декаде февраля я снял следующие сюжеты: «Наши войска идут на запад»; «Русские девушки возвращаются на Родину» (Ноймаркт); «Баржи с продовольствием на Одере» (Штейнау); «Завод подводных лодок» (Грюнберг); «Немцы разбирают баррикады» (Неймбург); «Строят мост через реку Бобер» (Христианштадт); «Пленные немцы» (Зоммерфельдт); «У здания советского коменданта» (Грюнберг); «Кутузовские места в Бунцлау» (негативы не сохранились). [121]

Исколесил весь участок нашего фронта от Одера до Нейсе. Снимал в Бреславле (теперь Вроцлав). Огромный город был окутан дымом пожарищ, не стихала канонада. В кварталах, занятых нами, более или менее уцелело несколько десятков зданий. Остальное — стены да дымовые трубы. Приходилось воевать за каждый дом, этаж, квартиру. Широкие улицы перегорожены высокими баррикадами. В центре Бреславля, преодолевая баррикады, лейтенант И. Родькин ведет бойцов в атаку. На окраине города расположилось подразделение «катюш», готовых к бою. По разрушенной улице идут связисты. На прибитой к дереву фанере надпись: «Стоп! Проезд закрыт. Фронт!»

Дальше можно пробираться, лишь прячась за стены, за выступы колонн, короткими перебежками. Улицы усеяны битой черепицей, кирпичом и мусором. Фотографирую во время перебежек орудия, стоящие на прямой наводке в трехстах метрах от гитлеровцев.

Сержанты — Л. Мясников и А. Крюков с противотанковыми ружьями устроились на балконе. По разрушенной, шатающейся лестнице попадаю в одну из комнат и через разбитое окно — на балкон. Ребята бьют по бронетранспортеру, подошедшему на помощь автоматчикам, засевшим в подвале противоположного дома. Бронетранспортер загорелся.

Познакомились. Мясников, широко улыбаясь, спрашивает: «Из Москвы, значит? Из «Правды»? Ну, здравствуйте, дорогой земляк. А где живете? На Зубовской? В Долгом переулке? Да ну! А я на Арбате. В Староконюшенном. Почти соседи. Вот где встретились!»

На мой вопрос о боевых делах сержант Мясников, устроившись поудобнее в кресле, рассказывает: «Крепко работаем, товарищ капитан. Штурмуем город-крепость. Ведь здесь каждый дом — настоящий дот. А в дотах гитлеровские смертники. Тяжеловато достается. Но ничего, потерпим. Больше терпели. Ведь фашисту-то скоро капут. Возьмем Бреслау, затем в Берлин. А потом и Москва. Давно не был дома. Почти четыре года. А, скажите, как Москва — освещена?..»

Затем направляюсь на площадь Гинденбурга. Брошенное зенитное орудие и остатки сбитого транспортного самолета. Рядом — обгоревшие трупы фашистских летчиков. По другую сторону — баррикада. За ней тянется широкий проспект, уходящий в центр города. Там — враг. Здесь ходить опасно. Фашистский снайпер убил вчера четырех наших бойцов, показавших ненужную храбрость. В этом же районе 22 марта погиб фотокорреспондент газеты «За честь Родины» Николай Ксенофонтов.

С инструктором политотдела майором Савчуком пробираемся к зенитчикам, сбившим Ю-52, обломки которого я сфотографировал. [122] Эти герои — рядовой Фурман и старший сержант Целуйко — находились на боевом посту, на крыше шестиэтажного дома. Они чистили свой ДШК, готовясь к встрече новых «гостей». С их огневой позиции я заснял панораму города. Ночевал с бойцами в подземелье.

Погода неважная. Моросит мелкий дождь. В три часа дня, выполнив намеченный план, поехал в район окруженной вражеской группировки. В штабе армии встретил Григория Ляхта, работавшего в оперативном отделе. Он подробно рассказал мне об обстановке, и я немедленно отправился дальше. Дорога, ведущая к городу Зюльц, завалена искореженными машинами, подбитыми орудиями, снаряжением из обоза метавшегося в панике противника. Трупы лошадей вперемешку с трупами фашистов. По обочине идет большая колонна пленных гитлеровцев. Это — из «котла». Заросшие, грязные, с трудом вытягивающие ноги из весенней разбухшей земли. Их конвоируют пять автоматчиков.

Вечереет. Направляю свой «мерседес» на Бриг. Автострада Гинденбург — Берлин, скорость сто километров в час. Вечером стало известно о взятии Нейсе. Поехали вместе с Сергеем Борзенко. Город горит. С окраины бьют наши орудия и тяжелые минометы. Побывали на КП дивизии. Сделал несколько кадров и обратно в штаб фронта. Нужно быстрее проявить, высушить пленку и отправить в редакцию.

По всему чувствуется, скоро войне конец, скоро Победа!

В своем фронтовом блокноте 16 апреля я сделал такую запись: «Первый день последнего наступления»... Далее отмечены следующие эпизоды, запечатленные мною на пленку: «Танки-тральщики старшего лейтенанта В. Панкратова делают проходы в минном поле»; «Танкисты дважды Героя Советского Союза генерала И. Якубовского форсируют реку Нейсе»; «Артиллеристы младшего лейтенанта М. Голышева готовят Гитлеру персональный «подарок» с доставкой в Берлин».

22 апреля я фотографировал наши войска уже на западном берегу Шпрее.

24 апреля на Берлин с юга двинулись крупные соединения артиллерии, пехоты. На «виллисе» проехал генерал Рыбалко. А навстречу — люди, много-много людей.

Ухает артиллерия. Недалеко идет бой. Горят дома. Черный густой дым заволакивает горизонт. Советские войска входят в Берлин. Первые кварталы наши. На улицах идут кровопролитные бои.

Вот освобожденные из концлагеря французы горячо приветствуют своих освободителей — воинов Советской Армии.

Утром 26 апреля меня вызвал адъютант командующего 1-м Украинским фронтом полковник Александр Иванович Соломатин — большой друг военных журналистов. Он [123] сообщил, что вот-вот должна произойти встреча с американцами. Приказал дать мне самолет.

На полевом аэродроме ко мне подошел коренастый молодой человек с погонами старшего лейтенанта и представился: «Летчик Леонид Малахов, лечу с вами на Эльбу».

Через несколько минут мы на «У-2» взяли курс в район города Торгау. Пока летели, вспоминал свой первый полет на этом самолете еще в 1934 году со старейшим авиатором Б. И. Росинским. Летали на рабочие массовки в Подмосковье, где Борис Илиадорович интересно рассказывал о развитии русской авиации. А я фотографировал.

До войны и во время войны на «У-2» налетал, вероятно, более тысячи часов. И полюбил этот незатейливый, но надежный самолет. Он сильно досаждал фашистам. Гитлер за каждый сбитый «У-2» награждал летчика «Железным крестом».

Подлетая к реке, я увидел на огромном поле зеленые островки. Небольшие лесочки и рощицы. Обратил внимание, что мой летчик тщательно их обходит. И правильно делал. Оказывается, по данным разведки, здесь пряталось немало удиравших от Советской Армии фашистских вояк.

Наконец-то показалась широкая, полноводная Эльба. Смотрю вниз. На земле ни души, как будто все вымерло. Прошу летчика лететь на западный берег. В городе на железнодорожной станции застыли составы товарных и пассажирских вагонов. Вижу, как бегут в подворотни фашисты, завидев наш маленький самолет с красными звездами на крыльях. Предлагаю летчику возвращаться на наш — восточный — берег. Замечаю, что в стороне стоят три телеги с лошадьми. Около них — бойцы. Показываю Малахову и прошу садиться. Сели. Пошел к нашим солдатам. Поздоровался, спрашиваю, где их часть. А они отвечают: «Не знаем. Мы — трофейная команда»

Думаю, что же делать. И тут вижу на горизонте точку. Потом она стала расти, превратившись в легковую машину. Жду, пока подъедет. Поправил гимнастерку, подтянул ремень. Поднимаю руку. Машина останавливается. Рядом с шофером сидит подполковник. Здороваюсь. Показываю удостоверение военного корреспондента «Правды». Офицер улыбается и говорит: «А вам, товарищ корреспондент, повезло: с американцами встречается наша дивизия. Это будет вечером. А сейчас, — оборачивается он к сидящему сзади майору, — садитесь в самолет и летите в штаб. А мы с нашим гостем поедем машиной».

В штабе, когда было около часу дня, упросил начальство, чтобы меня отвезли на Эльбу. И правильно сделал.

Подъезжая к реке, увидел на западном берегу группу американских солдат. Они мастерили плот. Около двух [124] часов дня на наш берег сошли первые пять американских солдат в касках.

Встречать союзников пришли командир 175-го стрелкового полка гвардии подполковник А. Гордеев, гвардии майор А. Иванов. У санинструктора Любы Козиченко — огромный букет цветов. Наши солдаты и офицеры окружили союзников — товарищей по оружию. Крепко пожимали друг другу руки, обнимались. Обменивались значками и звездочками. Угощались сигаретами. Не знали языка, но как-то по-хорошему, по-дружески шли разговоры — большей частью при помощи жестов, объятий, похлопываний по плечу.

Позже к нам перебралась большая группа американских журналистов, кинооператоров и моих коллег — фотокорреспондентов.

Среди советских военных корреспондентов были Константин Симонов, Сергей Крушинский из «Комсомолки» и Георгий Хомзор, фотокорреспондент «Красной звезды».

Здесь, в центре поверженной Германии, на берегу реки Эльбы, состоялась историческая встреча представителей союзных армий.

Вечером 26 апреля у меня произошла вторая встреча с И. Е. Петровым. Я прилетел в штаб 1-го Украинского фронта. Поднимаюсь на второй этаж. Прошу доложить обо мне начальнику штаба. Через пару минут адъютант приглашает меня в кабинет. Навстречу вышел из-за стола интеллигентный пожилой человек, пододвинул мне стул и пригласил сесть, спросил о делах. Завязалась непринужденная беседа. Иван Ефимович сразу же расположил к откровенности. В заключение разговора он позвонил командующему авиацией и приказал дать мне самолет.

Рано утром я уже летел в Москву. На следующий день репортаж о встрече на Эльбе был опубликован в «Правде».

Война приближалась к концу. Со всех фронтов в Москву шли сообщения о разгроме гитлеровских армий. Во всем мире люди с нетерпением ждали капитуляции фашистов. Над нашей столицей сияло весеннее солнце. Из репродукторов неслась бодрая, веселая музыка.

И, наконец, вот оно — долгожданное сообщение о взятии Берлина. То, чего все мы так долго ждали, к чему непреклонно шли сквозь тяжелейшие испытания, — свершилось.

В ночь на 9 мая 1945 года москвичи не спали. В два часа по московскому радио после позывных «Широка страна моя родная...» объявили, что будет передано важное сообщение. В 2 часа 10 минут Юрий Левитан прочитал Акт о безоговорочной и полной капитуляции фашистской Германии и Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении 9 мая Праздником Победы. [125]

Взяв две «лейки», я выбежал на Зубовскую площадь. Изо всех окон звучала торжественная музыка, изо всех домов выбегали люди. Они радостно поздравляли друг друга с Победой. У многих на глазах были слезы — слезы радости Появились знамена. Народ все прибывал, а многие двинулись на Красную площадь. Сюда со всех концов Москвы стекались люди, началась стихийная демонстрация. Радостные лица, залихватские пляски под гармошку. Качают военных. Люди вздохнули полной грудью. Легко, радостно дышалось — это пришла к нам Победа! А какой же был в тот вечер салют — всем салютам салют: тридцать залпов из тысячи орудий! Лучи ста шестидесяти прожекторов образовали в небе световой шатер. [156]