Истребители
В декабре на Карельском перешейке дни совсем короткие: рассвет наступает около 10 часов, а в 15 часов 30 минут уже сумерки. Все же мы успевали производить по три-четыре вылета в день. Летали в любую погоду. Летали, не считаясь ни с чем. И добивались успеха.
Взаимопомощь, взаимная выручка в бою — главное. В таком духе воспитывались все наши летчики.
Однажды наши истребители сопровождали бомбардировщиков. В этом полете два наших «чижика» (истребителя) отстали от своих товарищей, и на них накинулось 12 белофинских истребителей.
Старшие лейтенанты Казаченко и Соколов (ныне Герой Советского Союза), пилотировавшие самолеты, вступили в неравный воздушный бой. Отражая атаки противника, отважные летчики внимательно следили друг за другом. Все попытки белофиннов зайти в хвост какому-либо из наших самолетов окончились неудачей. Измотав врагов, друзья стали наносить им удар за ударом. Они сбили четыре «Фоккера» и невредимыми вернулись на свой аэродром.
Ни на секунду не терять из виду товарища и никогда не оставлять его в беде — это было нашей заповедью во всех полетах и боях.
Чуть ли не каждый раз мы возвращались на аэродром с победой. 19 декабря звено капитана Костенко сбило в воздухе звено финских истребителей. 23 декабря звено капитана Журавлева уничтожило три финских истребителя и два разведчика. Звено капитана Суворова однажды заметило двух финских истребителей, сопровождавших «Дуглас». Атаковав их, наши летчики сбили все три самолета.
В феврале, во время прорыва укрепленного района, наш полк нередко заставлял артиллерию противника прекращать огонь. Мы обстреливали белофинские батареи и пикировали, сбрасывая бомбы. Так летали с рассвета до наступления темноты. [232]
Не помню точно, 18 или 19 февраля наши танки не могли пройти по дороге к селению Лейпясуо, так как с опушки леса вели огонь противотанковые орудия противника. Мы вылетели в составе девятки и обстреляли лес. Потом повторили атаку.
После второго налета стрелковые части, следуя за танками, заняли селение Лейпясуо.
В другой раз наша наступающая пехота была сильно обстреляна из финских окопов. Увидев, что наши стрелки залегли, мы атаковали позиции белофиннов и заставили их прекратить огонь.
Воспользовавшись замешательством противника, пехотинцы сразу же бросились на него в атаку.
Мы радовались, когда удавалось чем-либо помочь наземным войскам. Видели в этом проявление нерушимой боевой дружбы между различными родами войск, являющейся залогом успеха в бою.
В то время как наши войска готовились к прорыву линии Маннергейма, мы поддали белофиннам жару. Налеты советской авиации заставили противника совершенно прекратить дневное движение в радиусе 100 километров от фронта. Летаешь над территорией Финляндии, кругом мертво, пустынно.
Но когда наши части, прорвав укрепленные районы, стали подходить к станции Кямяря, финны начали лихорадочно подбрасывать войска на Карельский перешеек. Теперь уже они везли солдат и днем и ночью — время не терпит.
От пленных нам удалось узнать, что в вагонах воинских поездов полы покрыты слоем песка в 0,5–0.75 метра. В случае появления нашей истребительной авиации поезда останавливались, и солдаты прятались под вагоны: песок предохранял их от пуль. Но эта хитрость не помогла им. Мы стали заходить сбоку эшелонов и стрелять под вагоны. Солдаты выскакивали из-под них, как суслики из норы, когда туда нальешь воды. Так уничтожали мы белофинские воинские эшелоны.
Летать было нелегко, в особенности над крупными населенными пунктами. Летишь, а вокруг тебя зеленые и красные ленты трассирующих и зажигательных пуль, рвутся снаряды малокалиберных зениток. Ощущение не из приятных.
Помню, 27 февраля погода стояла плохая. Шел снег. Прилетели на станцию Тали. Произвели две атаки. При выходе, после второй атаки я заметил колонну пехоты противника. Собрал звенья и хотел зайти для атаки в хвост колонны. Тут-то нас и заметили вражеские зенитчики. Чувствую взрыв. Оглушило меня. Потряс головой, открыл глаза. Нюхаю, не пахнет ли бензином. Нет. Значит, еще ничего. Но догадываюсь, что пробит масляный бак. Посмотрел на манометры — не работают...
В таких случаях единственное желание — поскорее добраться до линии своих войск. Садиться на территории противника никому не охота. Долетели домой. Подсчитали — 32 пробоины. [233]
Бывало разное. Прилетит летчик с задания, самолета, не узнать — весь изрешечен. Спрашиваешь;
— На чем прилетели?
— На советском воздухе, товарищ командир.
Хороший, надо сказать, воздух. Легко на нем летать.
Истребители много раз специально направлялись в тыл противника, искали врага, навязывали ему бой. Бомбили аэродромы, бомбили мосты и другие военные объекты.
2 февраля был бой над станцией Иматра. Наших — 12 самолетов, а финских — 18. Бой продолжался 15–20 минут. Мы не потеряли ни одного летчика. Только после боя требовался ремонт для пяти машин. У одной даже шасси пробило, пришлось летчику садиться на «пузо». В этом бою мы сбили 12 финских самолетов.
На Карельском перешейке разведку большей частью вели истребители. Летчики у меня были молодые, не опытные еще в разведке. Ночью, после полетов, я обучал их, как определять вражеские подразделения и части по длине колонн, как ориентироваться по карте крупного масштаба и т. д. Так мы отдыхали после дневной боевой работы. [234]
Любовь к Родине, к партии Ленина — Сталина давала нам, летчикам, силы для борьбы, вдохнула в нас смелость и мужество, необходимые для победы. Было и еще одно замечательное обстоятельство: вера летчиков в советскую материальную часть. Верили. Любили ее. Твердо знали, что она не откажет. И не было у нас случая, чтобы материальная часть подвела. Ходили на полный радиус — и ничего, возвращались в полном порядке.
На Карельском перешейке мы сбили 52 самолета противника, а сами в воздушных боях не потеряли ни одного.
Советское правительство наградило наш полк орденом Красного знамени. [235]
Минометы помогли разведке
Мы находились перед укрепленным районом противника — Сипрола, входившим в западную часть линии Маннергейма.
Долго вели разведку наблюдением и, наконец, пришли к выводу, что на высоте справа от нас находятся два и слева один дзот, по некоторым признакам, с длинным ходом сообщения. Ни один из этих дзотов огня не вел: финны не хотели преждевременно себя обнаруживать.
Однако все эти данные, добытые наблюдением, нас не удовлетворяли. Батальон должен предпринять наступление, но вести его, не имея точных и проверенных сведений, нельзя.
Решили выслать разведку во главе с командиром отделения тов. Дориенонашвилли.
Видим: разведка ползет по открытому месту, но противник молчит. Он открыл огонь, когда разведчики уже находились В 100 метрах от правого дзота. Мы его точно засекли, и больше нам от финнов ничего не надо было.
Тов. Дориенонашвилли приказывает разведке отойти за большие камни, расположенные между правым и левым дзотами. Бойцы поползли к камням, но оттуда финны повели огонь из автоматов.
Разведка очутилась под перекрестным огнем. Нельзя продвинуться ни вперед, ни назад. С трудом удалось укрыться за бугром, что метрах в тридцати от камней.
Укрылись. Лежать трудно. Нельзя поднять головы. Надо помочь разведке артиллерийским огнем.
Задача, конечно, трудная. Ведь в тридцати метрах от цели находится наша разведка. Как бы не задеть ее... Тут от артиллериста требуется очень точная, я бы сказал, изящная работа.
Артиллерия открыла огонь. Разведчики потом рассказывали, что осколки падали очень близко, но никого не задевали.
Артиллеристы работали точно, но ничего не добились. Нужен был навесный огонь. Обратиться к гаубичному дивизиону? Но что получится, если наша 152-миллиметровая [236] гаубица обрушится на камни? От наших разведчиков и следа не останется.
Единственным оружием, которое могло здесь помочь, был миномет.
Командир минометного взвода лейтенант Синаев выбрал хороший наблюдательный пункт, подготовил точные данные и приказал открыть огонь.
Первая мина разорвалась — недолет.
Вторая мина разорвалась — перелет.
— Батареей огонь!
И финны за камнями были уничтожены. Тем временем пушка «ослепляла» вражеский дзот. А наша разведка? Как только начал работать миномет, тов. Дориенонашвилли приказал «готовиться к отплытию». Десяти минут не прошло, как смельчаки были уже с нами.
Надо помогать своей разведке. Плох тот командир, который, отправив разведку, забывает о ней. Нет, ты сумей организовать помощь разведке огнем. Ведь разведке вернуться зачастую труднее, чем продвинуться вперед.
А сведения разведки, о которой я сейчас рассказывал, были очень интересными; разведчики многое сумели заметить. 20 декабря, учтя эти данные, мы, имея впереди себя танки, повели наступление, сильно потрепали финнов, выбили их из дзотов и заняли высоту. [237]
На выручку товарищу
Засев в укрепленном районе вдоль северного берега реки Вуоксен-вирта, белофинны, под прикрытием ночной темноты, мелкими группами проникали в наше расположение. Группы эти имели задание — нарушать связь, нападать на штабы и на обозы, подбрасывать контрреволюционную литературу.
В двадцатых числах декабря командир роты решил организовать небольшой подвижной отряд из смелых и инициативных товарищей, коммунистов и комсомольцев, для борьбы с диверсионными шайками противника. Это был наш боевой актив. Командиром этой группы был назначен старшина Игнашев.
23 декабря командир и я собрали группу и поставили перед ней задачу: произвести разведку берега в районе мыса Лехтиниеми, откуда чаще всего просачивались белофинны. Мы уже собирались разойтись по землянкам, как вдруг на командном пункте роты раздался телефонный звонок. Говорил командир батальона капитан Фирстаков.
Оказалось, что белофинны подбили наш самолет. Он не смог дотянуть до своего берега и сделал вынужденную посадку на льду реки Вуоксен-вирта, в расположении противника, метрах в пятидесяти от вражеского укрепленного берега. Командир батальона отдал приказание — спасти летчика и не допустить, чтобы самолет попал в руки врагу.
Мы решили выполнить это задание силами созданной нами группы.
Заместитель политрука Пучков, Игнашев и еще несколько смельчаков облачаются в маскировочные халаты, запасаются гранатами, берут автоматы, ручной пулемет и в 16 часов выступают по льду реки в указанном направлении. Погода благоприятствует им. Крутит метель, вьюга вздымает тучи снега» и можно незаметно подобраться к берегу противника.
Проходит минута, другая, и группа исчезает из виду. С берега ее поддерживают огнем две батареи, которые бьют по укрепленным позициям противника. Не отстают и минометчики. [238]
А следом за группой высылаются на середину озера два станковых пулемета, чтобы прикрыть ее отход после выполнения задачи.
На сердце тревожно. Как-то справятся наши смельчаки с этим труднейшим делом? Напряженно вглядываемся в запорошенную снегом даль, прислушиваемся. Слышно только, как рвутся наши снаряды.
Но вот со стороны противника раздалось несколько винтовочных выстрелов. Застрочила пулеметная очередь. — Началось!..
Группа продвигалась по льду, все ближе подбираясь к намеченной цели. Уже бойцы были недалеко от самолета, когда с берега раздались первые выстрелы.
— Заметили, дьяволы!..
По приказу Пучкова, бойцы залегли на снегу, не обнаруживая себя, а Пучков с Игнашевым начали подползать к самолету. Стрельба с финского берега усилилась. Из дотов, расположенных там, был открыт перекрестный огонь. Но заместитель политрука и старшина уже подползли к темневшей на льду машине.
Летчик оказался рядом. Выяснить положение было делом нескольких секунд. Самолет подбит, шасси поломано, и тащить машину к нашему берегу нет ни сил, ни возможности. Радист убит, сам летчик ранен. Надо спасти летчика и уничтожить самолет.
Темнело. Не видя цели, белофинны стреляли наугад. Пули свистели со всех сторон. Пучков и Игнашев отползли вместе с летчиком к залегшим на льду бойцам и передали раненого товарища красноармейцу Петельникову.
— Отправляйтесь назад и доставьте командира на командный пункт.
— А вы, товарищ заместитель политрука?
— Мы с Игнашевым будем заканчивать боевое задание. Надо еще уничтожить самолет.
И два смельчака снова поползли вперед. Скоро с берега мы увидели пламя горящего самолета.
Огонь противника стал еще сильней. Это был настоящий ливень свинца. Но приказ уже выполнен, и Пучков с Игнашевым медленно, вплотную прижимаясь ко льду, начали отползать к своему берегу. Вдруг Игнашев тихо вскрикнул.
— Чего ты?..
— В ногу ранили, гады!..
Положение осложнилось. Спасти товарища, друга, — вот что стало для Пучкова новым боевым заданием. [239]
Ползти пришлось медленнее. Задерживал движение и взятый с собой ручной пулемет. Все же Пучкову удалось оттащить старшину метров на двести от горящего самолета. Остановились. Трудно ползти, а подняться под бешеным огнем противника было попросту невозможно.
— Переждем тут маленько! Скоро стемнеет! — шепнул Пучков товарищу.
И верно. Вскоре стемнело. Огонь белофиннов стал утихать. Но едва смельчаки решили двигаться дальше, к своему берегу, как увидели приближающиеся к самолету со стороны мыса силуэты врагов.
Надо было быстрей уходить. Пучков снова потащил раненого товарища, не выпуская из рук пулемета. Он выбивался из сил.
Вдруг белофинны заметили смельчаков. Они что-то залопотали по-своему и стали рассыпаться цепочкой. Пучков понял, что враги хотят обойти их и взять в плен.
В минуту опасности мысль стала работать особенно отчетливо. Быстро родилось решение. Направив ручной пулемет на чернеющие вдали фигуры белофиннов. Пучков громко скомандовал:
— Рота, приготовиться к атаке! Пулеметы, огонь! — и сам открыл стрельбу из ручного пулемета.
Белофинны растерялись и, вообразив, что перед ними действительно превосходящие силы, начали поспешно отходить к своему берегу.
Хитрость удалась. Воспользовавшись замешательством противника и наступившей темнотой, Пучков снова потащил Игнашева, который сам уже почти не мог двигаться. Но и силы Пучкова иссякли. Особенно стеснял движение пулемет. А надо было спешить.
— Человек — дороже пулемета. Прежде всего нужно спасти товарища... Но и пулемета враг не получит!
Быстро, насколько позволяли окоченевшие руки. Пучков разобрал пулемет по частям и разбросал их в разные стороны, подальше одну от другой.
— Поползли, друг, дальше!..
Вот уже и свой берег. Вправо и влево тянется лес. Людей не видно и не слышно. Но на душе уже спокойнее. Главная опасность позади.
Пучков осматривает местность. Соображает, что они немного сбились с направления и вышли правее. Надо срочно добраться до роты, но Игнашев не может: раненая нога слишком дает себя чувствовать, да и руки обморожены. Как быть? [240]
— Я тебя тут укрою, а сам добегу до роты. Захватим носилки и придем за тобой, — говорит Пучков товарищу.
И он оттаскивает Игнашева в прибрежные кусты, поудобней укладывает его, закрывает хворостом.
— Для маскировки. Да и теплей будет...
Мы долго прождали Пучкова и Игнашева в условленном месте. По перестрелке у вражеского берега старались угадать, что там происходит. Как долго их нет! Грустные мысли проносятся в голове:
— Неужели погибли? Эх, жаль! Такие замечательные, боевые товарищи!..
И вдруг раздается знакомый голос Пучкова:
— Разрешите доложить, товарищ политрук! Боевое приказание выполнено!
Радости нет конца: выполнено задание, и оба товарища живы. Быстро снаряжаем группу за Игнашевым. Впереди, указывая дорогу, идет Пучков...
За мужество и отвагу заместитель политрука Пучков и старшина Игнашев награждены орденами Красного Знамени. [241]
Инженерные сооружения в обороне
Части нашей дивизии занимали оборону по фронту Ойнала — Кююреля — станция Каринони на протяжении примерно 10–15 километров. В условиях лесистой, болотистой местности удерживать такую полосу трудно.
Саперному батальону было приказано соорудить противопехотные и противотанковые препятствия, а также построить блокгаузы.
В ночь на 28 декабря роты приступили к устройству проволочной сети. Главное внимание было обращено на стыки полков у озер Паркилан-лампи и Ропек-ярви.
Мне с двумя взводами сапер была дана задача устроить заграждения на участке между озерами Паркилан-лампи и Иск-ярви.
Бойцы и командиры, лежа в снегу под огнем противника, работали, не покладая рук, стараясь во что бы то ни стало выполнить боевой приказ.
Мы проложили проволочные заграждения в три ряда кольев общей длиной в 4 километра.
Саперы в белых халатах умело применялись к местности, бесшумно ползли за передовые линии своих частей. Тишина стояла полная. Только чуть шуршала проволока. К исходу ночи саперы свалили десятки деревьев для устройства завала против вражеских танков.
За саперами шла группа подрывников, расставляя фугасы и «сюрпризы» впереди наших позиций. Вскоре передний край обороны превратился в неприступную крепость.
Трудная и почетная задача — преградить путь белофиннам через озеро Иск-ярви — была выполнена в рекордно короткие сроки.
Работа по инженерному обеспечению части, находящейся в обороне, дала нам большой опыт. В мирных условиях мы, например, делали проволочную сеть на льду так: замораживали колья или долбили лунки для них. Но, как показал боевой опыт, оба эти способа были непригодны: огонь противника не [242] давал возможности прибегать к ним. Тогда я предложил делать в тылу звенья по 3 метра и доставлять их на озеро, а там уже ставить каждый кол на треногу.
Однажды взятый нами в плен финский солдат так охарактеризовал наши заграждения.
— Никто из наших солдат не знал, что Красная Армия может так быстро и так основательно строить укрепления. Из-за этого я и попал к вам в плен, запутавшись в проволоке, а многие мои товарищи попали на ваши фугасы.
Так оно и было в действительности. На одном из участков белофинны повадились ходить в разведку. Но саперы под носом у противника построили проволочную сеть. Финны по привычке пошли было по старой дорожке, попытались обойти проволочные заграждения и попали на наши фугасы. Больше 10 солдат во главе с унтер-офицером взлетели на воздух.
Работы по заграждению подходили к концу. Двумя ротами сапер за 12 дней было сделано 15 километров проволочной сети и минных полей. Десятки и сотни сосен были срублены и спилены саперами для устройства завалов.
Второй этап работы заключался в постройке взводных и ротных блокгаузов, траншей и просек для круговой обороны и системы огня.
Затем за 10 дней наш батальон построил 100 блокгаузов типа капонира с большим количеством амбразур для пулеметов и винтовок. Блокгаузы выносились на передний край, и, следовательно, саперы при их постройке неминуемо должны были находиться под обстрелом противника. Саперам при этом часто приходилось вести бой с белофиннами, которые пытались их атаковать. 5 часов сдерживали отважные саперы роты тов. Спицына натиск противника, метко поражая врагов пулеметным и ружейным огнем. Белофинны были отбиты, задание выполнено точно в срок.
Так создавались укрепления переднего края. Они способствовали обороне наших частей на широком фронте. Попытки противника перейти в наступление неизменно кончались для него поражением. [243]
Как пулеметчики захватили в плен белофинскою офицера
Случай этот произошел во время ожесточенных декабрьских боев на Вяйсяненском участке Карельского перешейка.
3-й батальон несколько дней вел бой, наступая вдоль озера Муола-ярви. Противник яростно защищался, окружив свои берлоги-доты рядами проволоки, системой надолб и минных полей.
В ходе боя красноармейцы и командиры заметили, что враг имеет где-то поблизости от нашего батальона наблюдателей, которые сообщают в укрепленный район обо всем, что делается у нас. Стоило нам однажды построиться, как у белофиннов сирена заиграла тревогу: «Все по местам», а вражеские снайперы-»кукушки» начали стрелять с деревьев разрывными пулями (при стрельбе разрывными пулями слышится двойной звук: треск выстрела и звук разрывающейся пули, — и такую стрельбу легко отличить от обычной).
Наши пулеметчики решили найти финского наблюдателя. Сначала они прощупывали всю местность впереди батальона, потом — вправо и влево, но никого не нашли. Поиски все же продолжались.
Наконец, некоторые бойцы заметили провод, подвешенный на вершинах деревьев. Решено было порвать провод и на этом месте устроить засаду. «Должны же белофинны придти починять провод», — рассудили наши пулеметчики.
Сказано — сделано. В засаду вызвался пойти пулеметный расчет, в который входили бойцы Михайлов, Мамедов, Волохов. С вечера они вырыли окоп, поставили пулемет, тщательно замаскировались.
Глубокая тишина стояла в лесу. Превозмогая лютую стужу, бойцы, не шевелясь, лежали в окопе и всматривались в сумрак леса. После полуночи мороз усилился. Так, в напряженном ожидании прошла ночь. Когда же наступил рассвет, бойцы, ни на миг не ослаблявшие наблюдения за лесом, заметили [244] тень, мелькнувшую между деревьями. Через несколько минут к месту, где был порван провод, приблизилась группа белофиннов. Михайлов подпустил ее метров на сорок и только тогда открыл пулеметный огонь.
С громкими криками белофинны рассыпались, залегли и открыли ураганный огонь из нескольких пулеметов и автоматов.
Пули сбивали пушистый иней с веток и словно горох постукивали о щит. Наводчик Михайлов, ни на секунду не отрываясь от пулемета, продолжал вести меткий огонь.
Наконец, белофинны не выдержали огня славного «Максимки» и бросились бежать. В спешке они оставили не только убитых, но и одного раненого. Этот раненый, видимо, был в полном сознании: он подползал к исправному, готовому для ведения огня пулемету.
— В случае необходимости поддержи меня, — сказал Михайлов, передавая пулемет Мамедову, и вылез из окопа. Он бросился к раненому в ногу белофинну, который уже достиг пулемета. После короткой борьбы Михайлов скрутил врага и принес его на руках.
Командование наградило бойцов Михайлова и Мамедова именными часами. За подвиги в боях с белофиннами правительство удостоило тов. Михайлова высокой награды — он получил орден Красного Знамени. [245]