Накануне
К концу тридцатых годов я освоил полеты на ста сорока самолетах различных типов и назначений. Среди них было немало машин и иностранного производства. Наше правительство довольно широко закупало за границей лучшие образцы авиационной техники. Ряд зарубежных самолетов попал к нам в ходе боев в Испании и на Халхин-Голе.
Первого "иностранца" — голландский истребитель Фейри "ферфляйн" — мне довелось облетать в 1935 году. Затем я провел испытания французского истребителя "Девуатин-510" с мотором "Испано-Сюиза" УБР. Ой имел 20-миллиметровую пушку, стрелявшую через втулку винта. Приятные впечатления оставили полеты и на американском цельнометаллическом разведчике "нортроп" с мотором "Райт-Циклон". Машина обладала хорошей устойчивостью и простотой техники пилотирования. На ней, между прочим, были установлены гидравлические тормоза, позволявшие передвигаться по аэродрому, как на автомобиле. На наших же самолетах в то время имелись механические, или пневматические, тормоза.
В 1937—1938 годах в Научно-испытательном институте Военно-Воздушных Сил Красной Армии проводились государственные испытания некоторых лучших по тому времени самолетов иностранного производства. В них участвовал и я. Голландский одноместный истребитель Фейри "фантом" имел новейшие французские моторы ХСРС. Мне пришлось испытать и ряд немецких машин. На истребителе "мессершмитт" были установлены мотор ЮМО и деревянный винт постоянного шага. Определенный интерес представлял и "юнкерс" Ю-52 с [156] тремя хорошими моторами "Хорнет" БМВ. На нем было выполнено девяносто три полета.
Мы довольно детально ознакомились с двухместным американским истребителем конструктора Северского с отличными моторами "Райт-Циклон" Ф-7, итальянским трофейным истребителем "Фиат", японским истребителем "Накадзима" И-96 с мотором "Митсубиси" БМВ-6, английским легким транспортным самолетом де Хевиленд "Дракон", подаренным нам секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Испании Долорес Ибаррури.
Знакомясь с образцами иностранной авиационной техники, летчики-испытатели и инженеры НИИ ВВС невольно сравнивали ее с нашей, отечественной. Проводились и воздушные состязания.
Еще в июне 1933 года я облетывал наш новенький истребитель И-7 с мотором М-17. Он строился по той же конструктивной схеме, что и немецкий истребитель "хейнкель" с мотором БМВ-6, считавшийся в то время лучшим в Европе истребителем. Значительно позже принципиально такой же самолет стали делать японцы. Один из них попал в наши руки на Халхин-Голе. И вот ровно через шесть лет после испытаний И-7 я поднял в воздух японский истребитель. По технике пилотирования он был аналогичен нашему, давно вышедшему в тираж. Мы уже имели самолет Н. Н. Поликарпова И-153 "чайка".
Летчики — участники боев на Халхин-Голе — утверждали, что даже И-15 "чайка", старый истребитель с неубирающимися шасси, намного превосходит по своим летно-техническим характеристикам эту японскую машину. Но члены Политбюро ЦК ВКП (б) высказали пожелание лично убедиться в этом. Назначили показательный воздушный "бой". "Японец" потерпел полное фиаско. Наша машина оказалась вне конкуренции.
По максимальным показателям летных характеристик, как свидетельствовали испытания зарубежной авиатехники, советские самолеты находились на уровне лучших иностранных образцов, а иногда и превосходили их. Но это нас, летчиков-испытателей, нисколько не успокаивало. Кое в чем, и в весьма существенном, было очевидно наше отставание от заграницы. В моторостроении, например, в использовании прогрессивных авиационных материалов, в оснащении самолетов различным [157] вспомогательным оборудованием, хотя бы теми же гидравлическими тормозами.
Испытания иностранной авиационной техники в НИИ ВВС Красной Армии, опыт воздушных боев в Испании и на Халхин-Голе — все это, несомненно, требовало самого тщательного изучения и вдумчивого обобщения накопленных данных, объективных выводов. Окончательные решения по всем важнейшим вопросам принимались Политбюро ЦК ВКП (б).
Состоянию авиационной техники было посвящено специальное совещание Центрального Комитета нашей партии. В Кремль пригласили высшее руководство Военно-Воздушных Сил и Наркомата авиационной промышленности, отдельных ведущих работников Научно-испытательного института ВВС, в том числе и меня. На совещании присутствовал И. В. Сталин. Нас попросили охарактеризовать нашу авиацию, и прежде всего, конечно, военную.
На таком исключительно авторитетном совещании, преследовавшем огромнейшие общегосударственные цели, мне довелось быть впервые. Внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова, слушал я выступавших товарищей. Слушал и не всегда верил своим ушам. Речи вызывали недоумение, даже возмущение. Ораторы без конца восхваляли наши самолеты, которые якобы по всем статьям являлись самыми лучшими в мире, проявляли крайнюю беспечность в оценке новинок зарубежной авиатехники, а следовательно, и выводы на будущее делали не совсем правильные. Особенно радужными и оптимистичными были речи командиров, воевавших в Испании и Монголии. Я не выдержал и попросил слова. Вначале старался говорить хладнокровно, но потом разошелся и начал резать правду-матку.
Ведь что получалось? Если виднейшие авиаторы страны с восхищением отзываются о наших самолетах перед самим Сталиным, перед Политбюро, значит, беспокоиться об авиации, ее дальнейшем развитии нет нужды — все достигнуто, иностранцы оставлены позади, наши воздушные границы на самом надежном замке и, коль враг посягнет на СССР, советские бомбардировщики нанесут по нему всесокрушающий удар.
Мое выступление прозвучало полным диссонансом в хоре предыдущих ораторов. Я говорил главным образом [158] о недостатках, о неиспользовании в самолетостроении новейших прогрессивных металлов, особенно об отставании авиационного моторостроения, слабостях нашего самолетного оружия, о многих изъянах в конструкциях и самих принципах конструирования вспомогательного специального оборудования самолетов. В заключение высказал пожелание — максимально наращивать усилия в области совершенствования родной авиации, дабы не оказаться отстающими в будущих вооруженных столкновениях с капитализмом.
Мое, может быть, несколько запальчивое, но искреннее выступление длилось сорок минут, что, как мне позже разъяснили, считалось совершенно недопустимым на таком ответственном совещании. Я видел, что присутствующие, и особенно те, кто говорил до меня, были по меньшей мере шокированы. Однако меня никто не прерывал.
И. В. Сталин тоже не проронил ни слова. Как выяснилось много позже, мое резкое выступление ему не понравилось. Он поручил К. Е. Ворошилову лично поинтересоваться, что представляет собой столь "пылкий оратор-летчик". Климент Ефремович незамедлительно вызвал к себе моего непосредственного начальника комбрига И. Ф. Петрова и прямо спросил, чем "дышит" летчик-испытатель Стефановский. Иван Федорович присутствовал на совещании, он откровенно ответил, что полностью согласен со мной, считает мое выступление правильным.
Климент Ефремович доложил о своем разговоре с И. Ф. Петровым И. В. Сталину, и у того резко изменилось мнение обо мне. Позже мне приходилось не раз выступать в присутствии И. В. Сталина и говорить о недостатках нашей авиации. Прямоту суждений он воспринимал уже без тени раздражения и предвзятости.
В первые месяцы 1941 года произошел ряд совершенно необычных для нас, работников НИИ ВВС, событий. Прежде всего, начались исключительно спешные работы по улучшению маневренности двух новых самолетов-истребителей — ЛаГГ-3 и МиГ-3. Вторым таким событием явилась неожиданная встреча на одном из банкетов с немецкой военной авиационной делегацией. Она прибыла для ознакомления с советской авиапромышленностью. В то время мы закупали у Германии и всесторонне [159] испытывали все основные типы немецких боевых самолетов. И, наконец, в самом что ни на есть экстренном порядке проводилось переучивание одной авиационной истребительной дивизии, дислоцировавшейся на юго-западе страны, на новую материальную часть.
Все это настораживало и тревожило, служило предвестником чего-то из ряда вон выходящего. В искренность фашистской Германии, заключившей с нами пакт о ненападении, верилось с большим трудом. Мотивы? Мы, летчики-испытатели, оценивали явления и факты со своей; колокольни: неспроста и у них и у нас вооружение авиации новыми боевыми самолетами велось все возрастающими темпами.
Новейшие истребители МиГ-3, ЛаГГ-3 и Як-1 еще не прошли полной программы испытаний, а уже поступили в серийное производство. Их строительство авиационные заводы осваивали буквально экстренно.
Истребитель А. С. Яковлева, Як-1, представлял собой наиболее легкую, простую по технике пилотирования, маневренную машину смешанной конструкции. Он был вооружен 20-миллиметровой пушкой, стрелявшей через вал редуктора, и скорострельным пулеметом ШКАС. Вооружение, как видим, несильное, к тому же оно часто отказывало. Авиационным частям пришлось своими силами установить под плоскостями самолетов по восемь реактивных снарядов. А сколько хлопот принесла техническому составу плохая герметичность воздушной системы уборки и выпуска шасси и закрылков...
ЛаГГ-3, созданный С. А. Лавочкиным, В. П. Горбуновым и М. И. Гудковым, имел деревянную конструкцию. На нем сначала устанавливалось очень мощное вооружение — 20-миллиметровая пушка, один крупнокалиберный и два скорострельных пулемета. Машина была тяжелая и строгая в полете. Маневренность ее оставляла желать много лучшего. Конструкторы вскоре несколько повысили ее, сделав автоматические предкрылки.
Самолет А. И. Микояна и М. И. Гуревича МиГ-3 имел смешанную конструкцию, мощный высотный мотор водяного охлаждения М-35А. Истребитель развивал наибольшую скорость на высоте около семи тысяч метров. Его вооружение состояло из двух пулеметов ШКАС и одного крупнокалиберного, системы Березина.
В сравнении с Як-1 и ЛаГГ-3 этот самолет был лучше [160] доведен, но требовал более строгой техники пилотирования при выполнении фигур и на посадке. Конструкторы установили автоматические предкрылки на концах крыльев. Самолет обрел более высокую маневренность, но по технике пилотирования так и остался строгим.
Новые истребители имелись в частях в весьма ограниченном количестве. Основу самолетного парка этого вида авиации по-прежнему составляли И-16 и И-153. На большинстве из них стояли устаревшие двигатели М-25. Более современные моторы М-62 и М-63 были установлены только на машинах самых последних серий. Между тем нельзя не вспомнить и о том, что часть строевых подразделений имела И-16, вооруженные помимо пулеметов и двумя 20-миллиметровыми пушками ШВАК, установленными в плоскостях. Несмотря на устаревшие летные данные, эти машины благодаря своему мощному оружию представляли серьезную силу. Но, как показало недалекое будущее, все-таки недостаточную...
Будущее... Разве знали мы, что война так трагически близка, когда чокались бокалами со своими скороспелыми "друзьями" на официальном банкете в честь немецкой авиационной делегации, приехавшей в СССР вслед за посещением Германии нашими авиационными специалистами. Немцы побывали на наших авиазаводах. Одетые в гражданские костюмы, подтянутые, упитанные, они вели себя весьма бесцеремонно. Не удовлетворяясь пояснениями сопровождающих советских инженеров, то и дело заглядывали в нежелательные для чужих глаз места, засовывали пальцы в стволы авиационных пушек и пулеметов, стараясь поточнее определить калибры самолетного оружия.
Наши не перечили, терпели. Как же иначе — друзья...
И вот мы за одним столом с этими "друзьями". Произносим тосты, улыбаемся, беседуем на различные, чаще самые отвлеченные темы. А под ложечкой сосет — наигранно все это, фальшиво... И все же никому из нас, советских летчиков — участников банкета, и в голову не могло прийти, что через три месяца мы схватимся с нашими гостями в беспощадном бою, что до грандиознейшей во всей истории человечества войны осталось всего дней девяносто...
В мае меня срочно командировали в Кишинев. Задача — переучить летный состав дивизии, которой [161] командовал известный летчик генерал Осипенко, на самолет МиГ-3.
В дивизии имелись два полных комплекта истребителей — старых И-16 и И-153 и новеньких МиГ-3. На "мигах" не было сделано ни одного, даже пробного вылета. Пришлось немедля браться за дело. И сразу сюрприз — летчики весьма недоверчиво относятся к новому самолету, никто вроде не горит желанием поскорее освоить его. Коль так, надо сразу показать, на что способен МиГ-3. Взлетаю, выжимаю из машины все и даже немножко больше. Кажется, рассеял подозрительность. Перестали люди поглядывать с опаской на новый самолет. Переучивание велось, что называется, в темпе. Летали от ранней зорьки до наступления темноты. Не знаю, как действовала эта авиадивизия на протяжении всей войны, но в ее начальный период летчики-истребители, полностью переученные на МиГ-3, показали исключительные образцы боевого мастерства, личного мужества и героизма.
Чрезвычайно напряженная командировка промелькнула быстро. Снова родной институт, до мелочей знакомый аэродром, любимая работа — на этот раз испытания закупленных нашим правительством немецких боевых самолетов. Самолеты были самых последних серий: истребители — одноместный "мессершмитт" Ме-109 и двухместный двухмоторный "мессершмитт" Ме-110, одноместный экспериментальный истребитель с паровым охлаждением Хе-100, в дальнейшем использовавшийся на войне под маркой Хе-113, бомбардировщики — Ю-88, Хе-111 и До-215.
Проведенные испытания позволили нам обстоятельно познакомиться с авиационной техникой гитлеровской Германии. Летчики-испытатели определили как положительные качества, так и недостатки новых немецких самолетов. Стоит ли говорить, что впоследствии это помогло нашим авиаторам умело использовать в боях слабые стороны вражеских самолетов, навязывать немцам в воздушных схватках невыгодные для них условия боя.
Испытания новинок фашистской авиационной техники вместе с тем показали, что наши новые советские самолеты, такие, как Як-1, ЛаГГ-3, МиГ-3, Пе-2, Ил-2, ни в чем не уступают немецким, считавшимся лучшими не только в Европе. Вот только мало, очень мало еще имелось у нас боевых машин последних марок.