Авиация дальнего действия

Отшумела неистовыми метелями, отгремела яростными боями первая военная зима. Выстояв в смертельной борьбе, выдержав невероятные испытания, мы познали радость первых побед над сильным, наглым и коварным врагом. Советские войска нанесли сокрушительные удары по гитлеровским захватчикам под Москвой и Тулой, Калинином и Калугой, под Ельцом, Лозовой, Барвенково и на других участках огромного советско-гсрманского фронта. К марту повсеместно наступило относительное затишье.

Впрочем, авиация Юго-Западного фронта, довольно быстро восстановившая боеготовность частей, продолжала боевую работу — прикрывала наземные войска, активно вела воздушную разведку.

В одну из мартовских ночей 1942 года я, как заместитель командующего ВВС Юго-Западного фронта, бодрствовал, по обыкновению своему, на КП, просматривая поступившие из частей боевые донесения. Было уже далеко за полночь, когда ко мне подошел оперативный дежурный и доложил, что меня вызывает Москва — на проводе ожидает генерал-майор авиации Александр Евгеньевич Голованов.

"Чем занимается Голованов, зачем я ему так срочно понадобился?" — недоуменно размышлял я, направляясь к аппарату. Последний раз мы с ним встречались на аэродроме под Мценском, в тревожное время, в очень сложной боевой обстановке. Это было примерно восемь месяцев назад.

После краткого обмена приветствиями Александр Евгеньевич спросил, как я смотрю на работу в АДД, то есть в авиации дальнего действия.

Я, естественно, ответил, что о существовании такой авиации мне ничего неизвестно. Тогда генерал А. Е. Голованов сообщил, что отныне дальнебомбардировочная авиация преобразовывается в авиацию дальнего действия, [151] подчиненную непосредственно Ставке и выполняющую ее боевые задания.

— Кто поставлен во главе АДД? — поинтересовался я.

— Эта нелегкая обязанность возложена на меня, — ответил Александр Евгеньевич и после некоторой паузы с подчеркнутой торжественностью объявил: — А вы, дорогой Николай Семенович, назначены первым заместителем командующего АДД. Приказ уже подписан.

Такое сообщение оказалось для меня полной неожиданностью. Много времени прошло с тех пор, как я оторвался от далънебомбардировочной авиации, втянулся в напряженную работу ВВС фронта, и вдруг — новый и внезапный поворот в моей судьбе.

Возникшее молчание Голованов прервал вопросом:

— Как вы восприняли назначение?

— Я — солдат! Раз приказ подписан, его надо выполнять.

— Иного ответа и не ждал. Именно так я доложил товарищу Сталину, — сказал в заключение Александр Евгеньевич, напомнив, что мне надо как можно быстрее прибыть в Москву и приступить к исполнению своих обязанностей.

О состоявшемся разговоре и моем новом назначении я сразу же поставил в известность командующего ВВС Юго-Западного фронта генерал-майора авиации Ф. Я. Фалалеева. Он недовольно нахмурил брови и с упреком произнес:

— Хотя бы заранее предупредили, что задумали переводиться в Москву...

Меня, признаться, обидел необоснованный укор. С большим трудом удалось убедить Федора Яковлевича в том, что назначение на новую должность состоялось заочно, без какого-либо моего личного участия, и я сам был поставлен перед свершившимся фактом. С генералом Ф. Я. Фалалеевым мы расстались хорошими друзьями, сохранив добрые воспоминания о совместной боевой работе.

Через день я прилетел в Москву. Управление и штаб АДД разместились неподалеку от аэродрома, в знаменитом Петровском дворце, и я застал командующего на месте.

— Вот и боевые соколы слетаются! — обрадованно [152] — воскликнул Голованов, когда я вошел в кабинет.— Вовремя прибыли, работы невпроворот!

Он познакомил меня с находившимися в кабинете членом Военного совета АДД дивизионным комиссаром Григорием Георгиевичем Гурьяновым и полковником Марком Ивановичем Шевелевым, который почти одновременно со мной был назначен начальником штаба АДД.

Затем командующий вызвал к себе главного штурмана АДД И. И. Петухова, опытного и способного мастера самолетовождения. За несколько месяцев войны Иван Иванович поднялся по служебным ступеням от штурмана эскадрильи до главного штурмана АДД. Вскоре в кабинет Голованова пришел и главный инженер Иван Васильевич Марков.

— Итак, руководящий состав авиации дальнего действия в сборе, — заявил генерал А. Е. Голованов.— Обсудим наши неотложные дела...

После принятия решения на очередной боевой вылет мы с командующим остались одни, и Александр Евгеньевич сжато рассказал мне об авиации дальнего действия, познакомил с постановлением Государственного Комитета Обороны СССР от 5 марта 1942 года. В документе, в частности, говорилось, что дальняя и тяжелая бомбардировочная авиация изымается из подчинения командующего ВВС и преобразовывается в авиацию дальнего действия с непосредственным подчинением Ставке Верховного Главнокомандования.

В постановлении Государственного Комитета Обороны и в директиве Ставки были четко сформулированы структура авиации дальнего действия, боевой состав ее соединений, определена деятельность штаба и служб, а также организация тыла, созданного по новому принципу.

Ставка передала в состав АДД восемь дальнебомбардировочных авиадивизий, несколько аэродромов, имевших взлетно-посадочные полосы с твердым покрытием. Это расширяло боевые возможности и позволяло экипажам бесперебойно летать в любое время года.

Дальнебомбардировочные авиадивизии, переданные Ставкой в состав АДД, дислоцировались преимущественно в центральных районах страны, что позволяло действовать не только в интересах Западного и соседних с ним фронтов, но и быстро переносить удары с одного операционного направления на другое. В таких условиях не [153] требовалось прибегать к сложному аэродромному маневру — перебазированию.

Нашей авиации, действовавшей преимущественно ночью на дальние расстояния, нужны были высококвалифицированные кадры, специалисты, успешно владеющие самолетовождением и способные в любых погодных условиях после продолжительного полета точно выйти на цель и эффективно поразить ее. Для подготовки таких кадров нам были переданы две высшие школы экипажей, Челябинская школа штурманов и стрелков-радистов, а несколько позднее Бердская школа летчиков. Инженерно-технический состав для авиачастей АДД и специалисты для наземных подразделений и служб по-прежнему должны были поступать из военно-учебных заведений и школ ВВС Красной Армии.

Авиация дальнего действия располагала и собственным тылом, имевшим службы горюче-смазочных материалов и общевойскового довольствия, органы технического снабжения, аэродромного строительства, спецавтотрапспорт, средства механизации, медицинскую службу, авиационные склады и другие тыловые учреждения.

Мне памятны существовавшие в предвоенные годы авиационные базы, которые в боевых условиях себя не оправдали, памятны и многочисленные неполадки с материальным снабжением авиачастей в 1941 году. А тыл АДД с первых же дней своего образования стал получать непосредственно от тыловых учреждений Красной Армии горючее, которое дальние бомбардировщики потребляли в огромных количествах, боеприпасы, материальные средства, необходимые для боевых действий наших авиачастей.

Жизнь убедительно доказала полную целесообразность новой структуры тыла АДД как самостоятельной системы, имеющей органы управления, снабжения и ремонта. Такая организация просуществовала почти до конца Великой Отечественной войны и целиком оправдала себя.

Если к этому добавить, что Государственный Комитет Обороны закрепил за АДД авиазаводы, которые должны были работать на нас, поставляя дальние бомбардировщики, двигатели, приборы, запасные части, то станет ясно, с какой дальновидной последовательностью и всесторонней продуманностью партия и правительство создавали авиацию дальнего действия. [154] На совещании руководящего состава АДД генерал Л. Е. Голованов обстоятельно изложил задачи, которые поставил лично Верховный Главнокомандующий. Шесть переформированных дальнебомбардировочных авиадивизий насчитывали в общей сложности немногим более 340 самолетов, причем добрая половина из них имела неисправности и повреждения. На многих бомбардировщиках двигатели требовали замены. А Сталин считал, что мы тогда лишь в состоянии будем наносить удары по военно-политическим центрам фашистской Германии и ее сателлитов, когда у нас будет ударная сила примерно в тысячу дальних бомбардировщиков. Поэтому пока он определил нанесение ударов ограниченными силами.

Александр Евгеньевич показал на карте отчеркнутый рукой Сталина участок железной дороги Вязьма — Смоленск — Орша. Ставка получила сведения о том, что немецко-фашистское командование активизировало переброску к район Вязьмы крупных резервов из Франции, с других участков советско-германского фронта. И авиации дальнего действия ставилась задача парализовать работу этой магистрали, сорвать железнодорожные перевозки противника. Кроме того, резко осложнилась обстановка в районе Демянска, Старой Руссы, и нам было приказано перенести усилии АДД на это операционное направление, действовать в интересах наземных войск и считать это задачей номер один.

Генерал Голованов сообщил на совещании, что выезжает на Волховский фронт, чтобы непосредственно на месте уточнить цели и увязать вопросы взаимодействия. При этом он высказал ряд соображений по поводу боевой работы АДД на различных операционных направлениях.

С вполне объяснимым интересом я присматривался к Голованову, внимательно слушал его разумные суждения и все более убеждался, что он такой же, каким я знал его раньше. И вместе с тем заметно вырос, обогатил свой оперативный кругозор. А внешне Александр Евгеньевич был по-прежнему худощав, подтянут. Его мужественное лицо с крупными чертами выражало сосредоточенность, решительность, упорство. Но в его манере держаться появилось что-то новое, значительное, незнакомое. И хотя Александр Евгеньевич придерживался прежнего демократизма в обращении, был товарищески прост и приветлив, чувствовалось, что этот волевой и решительный человек будет достойным командующим. [155] Высокие морально-боевые качества и организаторские способности Голованова проявились уже в первых суровых сражениях Великой Отечественной войны. Как я выше рассказывал, в день вероломного нападения гитлеровской Германии на нашу страну Голованов лично повел дальнебомбардировочный авиаполк в бой и успешно бомбил танковые колонны врага в районах восточное Бреста и Гродно.

С августа 1941 года Александр Евгеньевич командует 81-й дальнебомбардировочной авиадивизией, переименованной затем в 3-ю. Непосредственно выполняя боевые задания Ставки Верховного Главнокомандования, это соединение наносило удары по объектам глубокого вражеского тыла, включая Берлин. Занятый напряженной боевой работой, Голованов одновременно осуществлял по заданию Ставки подготовительные мероприятия по объединению всех дальнебомбардировочных соединений и 5 марта 1942 года был назначен командующим авиацией дальнего действия.

К выполнению боевых задач генерал Голованов подходил творчески, смело, он продуманно и обоснованно вносил в Ставку свои предложения но наилучшему использованию авиасоединений в различной боевой обстановке.

Так, по инициативе Александра Евгеньевича были применены крупные группы дальних бомбардировщиков для ударов по войскам и боевой технике противника, расположенным за передним краем его обороны. Впервые подобные удары наши дальние бомбардировщики нанесли во время напряженных боев под Москвой в 1941 году на Западном фронте на участке 5-й армии генерала Л. А. Говорова. В ночных условиях цели поражались с высокой точностью крупнокалиберными бомбами, в том числе весом в 500 килограммов. Такая бомбардировка вражеских позиций оказалась весьма эффективной и заставила гитлеровцев прекратить боевые действия на участке 5-й армии. Этот опыт впоследствии не раз использовался при прорыве вражеской обороны и заслужил признание наземных войск.

Общеизвестна огромная помощь, оказанная авиацией дальнего действия героическим защитникам легендарного Ленинграда. Соединения АДД участвовали в подавлении группировки тяжелой артиллерии врага, которая из района Беззаботино непрерывно обстреливала город на Неве. [156] Александр Евгеньевич быстро рос в оперативном отношении. Не имея высшего образования, но благодаря своим незаурядным способностям, он успешно учился на опыте войны сложному искусству руководства войсками. Голованов часто бывал в Ставке и Генеральном штабе, не раз встречался с командующими фронтами. В Ставке Верховного Главнокомандования ценили растущего генерала, прислушивались к его предложениям и в большинстве своем поддерживали его оперативные решения и действия.

АДД формировалась как раз в те дни, когда общее наступление Красной Армии зимой 1942 года в основном уже завершилось. Наши войска, нанесшие первое крупное поражение фашистскому вермахту, закреплялись на достигнутых рубежах.

Предприняло значительную перегруппировку и немецко-фашистское командование, перебрасывая на восточный фронт с Запада наиболее боеспособные части и соединения. Одновременно противник стремился улучшить положение своих войск, укрепляя слабые участки обороны. Замечены были, например, интенсивные железнодорожные перевозки живой силы и техники неприятеля и районы Чудова, Новгорода. Гитлеровцы основательно пополнили свою группировку, противостоящую Волховскому фронту. Воздушной разведкой было установлено, что происходит и усиленное движение вражеских железнодорожных поездов через Псков, Смоленск, Брянск, Харьков.

Фронтовая бомбардировочная авиация, действовавшая исключительно днем, могла проникать в воздушное пространство над территорией, занятой противником, лишь на небольшую глубину. Авиация дальнего действия располагала гораздо большими боевыми возможностями, она способна была преодолевать значительные расстояния и поражать крупные объекты в глубоком тылу противника. Но большие потери в самолетах от истребителей и зенитной артиллерии противника в начале войны заставили применять АДД для ночных бомбардировочных ударов.

На первых порах в состав АДД, как я уже отмечал, входили хорошо сколоченные нами авиадивизии, два отдельных бомбардировочных авиаполка, а также [157] сформированная в апреле 1942 года 1-я транспортная авиадивизия под командованием полковника В. Е. Нестерцева, летавшая на кораблях Ли-2.

Наиболее полнокровным соединением, укомплектованным отличными летными кадрами и современной техникой, была 3-я авиадивизия, которой ранее командовал генерал А. И. Голованов. После ее возглавил полковник Н. И. Новодранов.

Успешно выполняли боевые задания 17-я авиадивизия под командованием полковника Е. Ф. Логинова, 24-я авиадивизия полковника Л. М. Дубошина. Эти соединения имели на вооружении дальние бомбардировщики Ил-4 и действовали преимущественно в интересах Западного фронта.

Из-за нехватки современных самолетов в АДД нашли боевое применение и уже снятые с производства четырехмоторные бомбардировщики ТБ-3. На этих кораблях, постепенно заменяемых самолетами Ли-2, совершали эффективные ночные боевые вылеты экипажи 53-й авиадивизии, которой командовал полковник И. В. Георгиев.

В состав авиации дальнего действия входил также 746-й отдельный тяжелобомбардировочный авиаполк под командованием полковника В. И. Лебедева. Эта часть имела новую для того времени технику — четырехмоторные самолеты Пе-8 (ТБ-7), которые брали до 4 тонн бомб.

На вооружении 747-го отдельного авиаполка подполковника А.Г. Гусева находились бомбардировщики Ер-2 конструкции В. Г. Ермолаева. Серийный выпуск их начался в 1940 году, но затем производство временно было приостановлено. Как мы надеялись на этот самолет! Основу конструкции бомбардировщика Ер-2 составлял отличный планер и два дизельных двигателя, работавших на авиационном керосине вместо дорогостоящего и дефицитного высокооктанового бензина. Все это радовало. Но, к сожалению, дизельные двигатели оказались ненадежными в эксплуатации. Боевые вылеты сопровождались вынужденными посадками. Хорошо, что дело обошлось без серьезных аварий и катастроф. Выручали опыт и отличная выучка летчиков авиаполка.

Позднее конструкторы дали новую модель самолета Ер-2. На нем были установлены двигатели АЧ-30Б, мощностью по 1250 — 1500 л. с. каждый. Увеличились радиус полета, бомбовая нагрузка. К сожалению, двигатели [158] по-прежнему были очень ненадежными. Самолеты пришлось снять с вооружения.

Мы ждали от авиационной промышленности поставок освоенного нами дальнего бомбардировщика Ил-4, другой боевой техники. Однако новые части и соединения АДД нуждались не только в самолетах, но и в экипажах "ночников", способных летать в любых погодных условиях на дальние расстояния, вплоть до глубокого тыла противника.

Вот почему командование АДД, занимавшееся напряженной боевой деятельностью, особое внимание обращало и на переданные нам Ставкой военно-учебные заведения. Буквально через несколько дней после приезда в Москву я направился в школы подготовки экипажей, которые должны были перебазироваться в Среднюю Азию. Там в относительно благоприятных тыловых условиях можно было заняться планомерной подготовкой авиационных кадров, а главное, интенсивно и бесперебойно летать без ограничений, вызываемых прифронтовой обстановкой.

Мне представилась возможность довольно основательно познакомиться со 2-й высшей школой штурманов, впоследствии переименованной во 2-ю Ивановскую высшую офицерскую школу ночных экипажей авиации дальнего действия, начальником которой был комбриг И. Т. Спирин. Его имя хорошо знали в стране. В середине тридцатых годов И. Т. Спирин был флаг-штурманом экспедиции, высадившей отважную четверку И. Д. Папанина на Северный полюс. За образцовое выполнение задания Родины И. Т. Спирину присвоили высокое звание Героя Советского Союза.

Мастер самолетовождения, комбриг Спирин умело передавал свои знания и опыт подчиненным. Мне понравился четкий уставной порядок в подразделениях, подтянутость личного состава. В те дни школа готовилась к перебазированию в один из отдаленных районов Средней Азии. Большинство летчиков и штурманов впервые должны были участвовать в таком продолжительном полете по незнакомому маршруту. Тщательная подготовка завершилась успешным выполнением задания.

После проверки школы, заслушав мой доклад, генерал Голованов предложил обсудить текущие дела. Александр Евгеньевич напомнил, что во время его вылетов в авиасоединения и в районы боевых действий мне, как [159] первому заместителю командующего АДД, возможно, придется встречаться с руководством Ставки.

— Имейте в виду, — предупредил Голованов, — в любое время дня и ночи вас может вызвать Верховный Главнокомандующий и поставить АДД новые боевые задачи.

Александр Евгеньевич особо предупредил, что Сталину надлежит докладывать исключительно точно, не приукрашивая действительности.

— Если не знаете чего-либо, не в состоянии выполнить, что он требует, откровенно доложите об этом. А если наобещаете и не выполните — придется крепко отвечать.

В двадцатых числах марта 1942 года Голованов был болен, я находился на командном пункте, и вдруг зазвонил кремлевский телефон. Сняв трубку, я назвал свою фамилию и услышал голос Сталина. Он спросил:

— Где Голованов?

Я доложил, что Голованову врачи предписали постельный режим.

— Тогда вы приезжайте ко мне к десяти часам вечера.

В соответствии с принятым в войсках порядком я попросил разрешения взять с собой начальника штаба АДД Шевелева. Сталин помолчал, потом словно нехотя, явно недовольным тоном произнес:

— Хорошо, берите.

Нет, Верховный Главнокомандующий ничего не имел против Марка Ивановича Шевелева, но, как я потом узнал, он не терпел, когда ответственные лица приходили к нему с помощниками, игравшими роль справочников. Сталин требовал, чтобы руководители досконально знали порученное им дело и всегда сами могли дать исчерпывающий ответ на любой вопрос. При вызове к Сталину нам обычно не говорилось, по какому вопросу вызывают, и я старался припомнить все рекомендации генерала Голованова, которые он мне давал после посещений Ставки: взял карту с оперативной обстановкой, справку о боевом составе частей и соединений АДД по состоянию на 9.00 текущего дня.

За десять минут до назначенного срока мы с Шевелевым прибыли в Кремль и прошли в комнату ожидания. [160] Вместе с нами вызова ждали еще двое в штатской одежде.

Просматриваю — в который уже раз — справку о боевом составе наших частей и соединений.

— Входите, — пригласил появившийся в дверях А. Н. Поскребышев, секретарь Сталина.

Его комната оказалась проходной. Встав за конторку, Поскребышев показал рукой на следующую дверь. Вновь проходная комната. За столом сидел генерал-лейтенант, который в свою очередь молча указал еще на одну приоткрытую дверь.

Вошли в просторный кабинет. В помещении никого. Остановились у дверей и ждем. С вполне понятным интересом осматриваем кабинет Верховного. Окна закрыты тяжелыми шторами. На стене портреты Маркса и Энгельса, далее хорошо знакомая фотография Ленина, читающего газету "Правда". На противоположной стене — портреты выдающихся русских полководцев Суворова, Кутузова и, если память мне не изменяет, Александра Невского.

В левой части кабинета вдоль стены протянулся длинный прямоугольный стол, покрытый зеленым сукном, обставленный стульями. Перпендикулярно ему, в самой глубине, — письменный стол Сталина. Строгая, деловая обстановка.

Примерно через минуту раскрылась дверь, расположенная в глубине кабинета, и появился Сталин. Кивком головы он пригласил сесть за большой стол и спросил:

— Что с Головановым?

— По-видимому, простудился, — коротко ответил я.

— Это плохо, что себя не бережет. Мы — люди казенные. Здоровье, следовательно, тоже вещь казенная.— И назидательно заключил: — Казенную вещь беречь надо.— Эти слова Сталин произнес негромко, словно размышляя вслух. Затем, приблизившись к нам, он коротко сказал: — Теперь о деле, по поводу которого я вас вызвал. Немцы перебрасывают войска на Западное и Северо-Западное направления. АДД должна нарушить перевозки. Для этого надо вывести из строя железнодорожные узлы Витебска, Смоленска, Орла и Брянска.

Я сделал пометки на карте и, встав, повторил, не склоняя наименований железнодорожных узлов:

— Витебск, Смоленск, Орел, Брянск...

Сталин, начавший, по обыкновению своему, [161] прохаживаться по кабинету, вдруг резко остановился и повернулся к нам:

— Почему вы так говорите? "Брянск" вместо "Брянска"?..

Я доложил, что так требует "Наставление по службе штабов". Во избежание перепутывания положено не склонять названия населенных пунктов, а именовать их так, как написано на карте.

— У вас, военных, все не как у людей, — нахмурился Сталин.— Грамматические правила устанавливаются для всех, а не для отдельных категорий.

Я невольно смутился. Смотрю, Марк Иванович тоже опустил глаза. И вместе с тем мы не чувствовали себя виноватыми, ибо действовали по-уставному. Впрочем, Сталин в чем-то был прав. Мне стало понятно, почему генерал Голованов так много внимания уделял отработке посылаемых в Ставку документов.

На следующую же ночь после нашего вызова в Кремль авиация дальнего действия приступила к выполнению боевой задачи, поставленной Верховным Главнокомандующим. Авиасоединения подвергли частым бомбардировкам железнодорожные узлы Витебск, Смоленск, Орел, Брянск. В середине апреля к этим целям прибавились такие же объекты в Пскове, Дно, Луге, Полоцке.

Фотоконтроль подтверждал донесения о том, что разбитые нами эшелоны противника загромождали железнодорожные пути, что гитлеровцы несли потери в живой силе и технике. Боевые действия АДД нарушали перевозки врага.

Верховное Главнокомандование не раз ставило нашей авиации задачи по уничтожению железнодорожных мостов противника в интересах фронтов. Ведь каждый разрушенный мост в тылу врага на длительное время выводит из строя железнодорожную коммуникацию и препятствует переброске неприятельских войск.

Уничтожить мост очень сложно, так как он представляет узкую цель — всего лишь несколько метров. Для разрушения фермы моста требуется непременно прямое попадание крупной фугасной бомбы. Но даже и в идеальном случае, когда бомба попадет точно в ферму, взрыва может и не последовать. В ажурной ферме много пустот, и бомба иногда пролетает сквозь нее, так и не коснувшись взрывателем твердого предмета. А взрыв, происшедший в воде и илистом дне, не нанесет ферме [162] существенных повреждений. Кроме того, такие важные объекты, как железнодорожный мост, усиленно охраняются и прикрываются зенитными пулеметами, которые ведут огонь по низколетящим самолетам, а также зенитной артиллерией, предназначенной для борьбы с бомбардировщиками, действующими на средних высот.

В ходе войны фронтовая авиация накопила большую практику в уничтожении железнодорожных мостов. Приобрели некоторый опыт и части АДД. Экипажам хорошо было известно, что, чем меньше высота полета бомбардировщика над целью, том меньше рассеивание сбрасываемых авиабомб, тем большая вероятность попадания. Но при боевых действиях с малых высот возникала угроза повреждения самолета осколками или взрывной волной своей же собственной бомбы. Тогда оборонная промышленность экстренно изготовила специальные мостовые авиабомбы МАБ-250. Это была 250-килограммовая фугасная бомба, снабженная захватами для зацепления за фермы железнодорожного моста, в результате чего срабатывал взрыватель. Авиабомба спускалась на парашюте, уменьшающем скорость снижения, что позволяло сбросившему ее самолету до взрыва бомбы удалиться от цели на безопасное расстояние.

Применение МАБ-250 представлялось для нас делом новым. Нужно было отработать тактические приемы выхода на цель в ночных условиях и с малых высот, преодолев одновременно противодействие всех средств противовоздушной обороны противника.

С этой целью я предложил провести практические учебные бомбардировки большого железнодорожного моста в Подмосковье. Голованов поддержал это предложение, и практическими бомбардировками (без взрывателей, разумеется) по подмосковному железнодорожному мосту занялись экипажи 17-й авиадивизии АДД, которой командовал полковник Е. Ф. Логинов. Вскоре мы обобщили первый опыт и дали конкретные рекомендации авиачастям.

Экипажи дальних бомбардировщиков, применявшие новую авиабомбу МАБ-250, успешно уничтожали вражеские мосты и переправы.

Авиация дальнего действия на протяжении всей Великой Отечественной войны, можно сказать, ежедневно, а [163] точнее, еженощно выполняла внезапно возникающие боевые задачи. Это было не только особенностью, но даже и правилом нашей работы. Мы поднимали сто, двести, пятьсот и свыше самолетов. И делали это в сжатые сроки, потому что все авиачасти и соединения АДД находились в постоянной высокой боевой готовности, что является непреложным законом Военно-Воздушных Сил и в наши дни.

Рассматривая под таким углом зрения боевую деятельность авиации дальнего действия, читатель найдет ответ на вопрос, как Верховное Главнокомандование использовало АДД на различных этапах Великой Отечественной войны в различной боевой обстановке. Ставка считала АДД не только видом авиации, способным самостоятельно выполнять задачи оперативного, даже стратегического характера, но и наиболее мобильной силой, которую можно быстро переключать на любое направление и оказывать действенную поддержку войскам непосредственно на поле боя. Это вошло в практику в первые же дни войны, когда дальнебомбардировочные авиакорпуса ежедневно получали боевую задачу на уничтожение прорвавшихся танков и моторизованных войск противника в нашу оперативную глубину.

Диапазон боевого применения авиации дальнего действия был необычайно велик. Соединения АДД бомбардировали цели, находившиеся в непосредственной близости от переднего края, вместе с тем наносили мощные удары по наиболее важным объектам глубокого тыла гитлеровцев. Одним словом, непрерывно били по целям дальним и ближним!

В апреле 1942 года мы полностью переключились на поддержку фронтов.

Крупные группы наших бомбардировщиков наносили удары по скоплениям немецко-фашистских войск в районах их выгрузки, по боевым порядкам противника, по аэродромам и узлам вражеской обороны.

Так, 16 апреля 1942 года 3-я авиадивизия совершила успешный налет ночью на немецкий аэродром в районе Пскова и уничтожила значительное количество скопившихся там самолетов врага.

Следующей ночью 17-я авиадивизия эффективно бомбардировала крупное скопление самолетов противника на аэродроме в районе Орши. В те дни отличилась и 53-я авиадивизия АДД. На тихоходных тяжелых кораблях [164] ТБ-3 экипажи этого соединения уничтожили много фашистских самолетов на аэродроме в районе Рославля.

Крупные группы бомбардировщиков наносили удары по узлам обороны противника в 18-19 километрах юго-западнее Спас-Деменска, в районах Ржева, Смоленска, Брянска, Людинова. В конце апреля интенсивной бомбардировке было подвергнуто скопление прорвавшихся немецко-фашистских войск в районе Старой Руссы. Наши соединения бомбардировали оборудованные гитлеровцами заводы по ремонту немецких танков в Орджоникидзеграде и Мариуполе.

Из-за отсутствия военно-транспортной авиации экипажи 53-й авиадивизии занимались на ТБ-3 перевозкой грузов и дважды, 20 и 21 апреля, сбрасывали боеприпасы и продовольствие оказавшейся в трудном положении группе войск Северо-Западного фронта.

Интенсивные боевые вылеты соединений производились в условиях неустойчивой весенней погоды. На выполнение боевых заданий и организацию взаимодействия с фронтами нам, как правило, представлялось минимальное время. Несмотря на это, задания Ставки выполнялись успешно и в срок.

В конце апреля и в начале мая 1942 года АДД продолжала производить боевые вылеты в интересах наших войск, действовавших на северо-западном направлении. Читатель может законно спросить, а почему не в интересах войск, расположенных на южном крыле советско-германского фронта, где весной 1942 года развернулись необычайно тяжелые и порой драматические сражения? Позднее, когда разгорелись жаркие бои на юге нашей Родины, переключилась туда и авиация дальнего действия. Но вначале нам пришлось основательно поработать на севере. Правда, это была частная и не совсем удачная операция, но так или иначе 3 мая 1942 года наши войска по приказу Ставки предприняли наступление в районе Демянска, где сосредоточилась крупная группировка немецко-фашистских войск. Советское командование стремилось упредить противника, также готовившего наступление, воспрепятствовать его опасным намерениям захватить Мурманскую железную дорогу, поставить в еще более трудное положение защитников героического Ленинграда.

И хотя погода на северо-западе была еще менее благоприятной, чем в других районах страны, экипажи [165] бомбардировщиков в очень сложных метеорологических условиях — при низкой облачности, частых осадках, ограниченной видимости — уверенно наносили удары по скоплениям противника, производили выброску боеприпасов, продовольствии, горючего, медикаментов и других грузов частям, находившимся в тылу противника или же в окружении. Иногда сбрасывались и небольшие десанты.

В ночь на 2 мая 53-я и 62-я авиадивизии сбросили частям Северо-3ападного фронта в районе Песковичи, Шелгуново 29 тонн боеприпасов, 32 тонны продовольствия, 14,6 тонны горючего. Одновременно они разбросали над расположением противника 800 тысяч листовок.. Следует заметить, что агитационно-пропагандистские материалы, адресованные солдатам, унтер-офицерам и офицерам противника, сбрасывались в каждом вылете. Это были листовки, изданные Главным политическим управлением РККА. Агитационные материалы, подготовленные армейскими политорганами, распространяла фронтовая авиация.

Наша пропаганда среди войск противника сильно беспокоила фашистское командование. Пленные сообщали, что офицеры по так называемому национал-социалистическому воспитанию приходили в бешенство при одном только виде советских листовок и боялись их пуще фугасных бомб.

В агитационно-пропагандистских материалах, рассчитанных на войска противника, разоблачались преступные планы гитлеровской клики, обрекший на гибель миллионы солдат вермахта, указывался реальный путь к избавлению немцев от ужасов войны и приводились слова из приказа Верховного Главнокомандующего от 23 февраля 1942 года: "Опыт истории говорит, что гитлеры приходят и уходят, а народ германский, а государство германское остается"{35}. Эти слова заставляли задуматься не одного немецкого солдата и оказывали воздействие на войска противника.

В ночь на 3 мая, за несколько часов до начала нашего наступления в районе Демянска, в сложных метеорологических условиях вновь вылетели 34 тяжелых корабля ТБ-3 и сбросили грузы для частей Северо-Западного фронта. Одновременно 36-я авиадивизия под командованием полковника В. Д. Дрянина на самолетах Ил-4 бомбила [166] два аэродрома противника. Одна вражеская авиабаза находилась на большом удалении, и нашим экипажам пришлось совершить в сложных условиях продолжительный полет на полный радиус действия боевой машины. Однако, несмотря на все трудности, летный состав блестяще справился с ответственным заданием.

36-я авиадивизия отличилась и в последующую ночь, эффективно бомбардируя живую силу и технику врага в районе так называемого рамушевского коридора и под Старой Руссой.

Нашим соединениям, как это часто бывало, в ночь на 4 мая пришлось действовать на различных операционных направлениях. 3-я авиадивизия полковника Н. И. Новодранова и экипажи 746-го и 747-го отдельных бомбардировочных авиаполков нанесли совместный массированный удар по эшелонам врага и станционным сооружениям железнодорожного узла Брянск.

Пять лучших экипажей из 17-й авиадивизии вылетели на "охоту" на участке железнодорожного перегона Вязьма-Ярцево. В результате их бомбардировки и обстрела с малых высот один вражеский эшелон был взорван, а путь загроможден горящими вагонами. Перевозки противника на этом участке временно прекратились.

Четыре тяжелых корабля ТБ-З из 53-й авиадивизии АДД в ту ночь сбросили действовавшим в тылу врага подвижным частям и подразделениям Калининского и Западного фронтов 1,8 тонны боеприпасов, 6,7 тонны продовольствия и около тонны горючего. Базировавшаяся на юге 50-я авиадивизия АДД бомбардировала железнодорожную станцию Рогань, что и 15 километрах южнее Харькова.

Но в эту ночь мы потеряли четыре бомбардировщика. Подходы к целям противник усиленно прикрывал огнем зенитной артиллерии, пулеметов. Прорваться к объектам бомбометания было трудно.

Один тяжелый бомбардировщик Пе-8 (ТБ-7) после успешного выполнения задания уже лег на обратный курс и взорвался в воздухе; экипаж другого самолета Ил-4 сумел дотянуть до своего аэродрома, но загорелся во время посадки и тоже взорвался; третий Ил-4 был сбит зенитной артиллерией в районе цели; экипаж четвертого Ил-4 донес по радио о выполнении боевой задачи, о пролете линии фронта, но далее связь с ним прекратилась... [167] После рассвета раздался телефонный звонок. Верховный Главнокомандующий спросил, каковы результаты нашей боевой деятельности.

Я доложил, какие цели мы бомбардировали за ночь, где сбрасывали грузы, сообщил, что с задания не вернулось четыре экипажа и мы потеряли дорогостоящую авиационную технику, которой в то время не хватало. Сталин, выслушав меня, озабоченно произнес:

— Нужно беречь летчиков, много их мы теряем...

О том, что АДД лишилась за ночь трех бомбардировщиков и одного четырехмоторного корабля Пе-8, Верховный Главнокомандующий не сказал ни слова. И во время войны, когда людские потери неизбежны, продолжал действовать известный всем авиаторам, всем советским людям лозунг партии: человек для нас дороже любой машины, дороже всего!

Несмотря на всевозможные трудности, сложные погодные условия, в ночь на 5 мая 50 наиболее подготовленных экипажей 3-й и 17-й авиадивизий нанесли бомбовые удары по железнодорожным узлам Вязьма, Смоленск, Орша.

Экипажи Ил-4, вылетавшие на уничтожение железнодорожных эшелонов на перегонах, прямым попаданием 250-килограммовой бомбы вызвали крушение воинского эшелона, а на железнодорожных путях станции Плоская точными ударами разбили 15 вагонов и подожгли еще 2 воинских эшелона противника.

В ту же ночь, шесть тяжелых кораблей ТБ-3 из 53-й авиадивизии вылетели на выброску грузов частям Северо-Западного фронта, действовавшим в тылу врага. Четыре экипажа успешно выполнили задание, сбросив в указанных пунктах 1,7 тонны боеприпасов, около 7 тонн продовольствия. Но два экипажа вернулись на свои аэродромы с недоставленным грузом. Они долго искали на земле условные световые сигналы, по которым надлежало произвести прицельную выброску грузов, да так и не нашли. Видимо, что-то помешало пехотинцам сделать это.

Надо сказать, в подобных случаях мы не упрекали командиров кораблей и штурманов. Ночной полет в сплошном дожде, в болтанку, на высоте каких-нибудь 150-200 метров — дело очень сложное. В этих условиях далеко не просто найти выложенный из костров треугольник, квадрат или иную геометрическую фигуру, не менее сложно и летчикам выполнять на перегруженном [168] корабле развороты без снижения, чтобы при этом не столкнуться с землей.

5 мая генерал Голованов приказал мне вылететь в Краснодар, где находился главнокомандующий Северо-Кавказским направлением Маршал Советского Союза С. М. Буденный и его штаб. Александр Евгеньевич сказал, что Ставка предполагает привлечь АДД для боевых действий в интересах Крымского фронта, входившего в это направление.

По прибытии в Краснодар я встретился со своим старым сослуживцем по Борисоглебской военной школе летчиков командующим ВВС направления генералом С. К. Горюновым и начальником штаба генералом С. П. Синяковым. Они кратко ознакомили меня с наземной и воздушной обстановкой на Крымском фронте. Разведывательные данные свидетельствовали о том, что немецко-фашистские войска готовят наступление на Керченском полуострове. А наши три армии (47, 51 и 44-я) по-прежнему оставались в наступательной группировке. Вся авиация фронта, в том числе и части тыла, были стянуты на ограниченную площадь полуострова, хотя нужды в этом не было, базировались на полевых аэродромах, на небольших удалениях от переднего края противника. На вооружении истребительных авиачастей находились преимущественно старые самолеты И-153, меньшая часть полков имела самолеты И-16, также старых серий.

КП командующего войсками Крымского фронта в течение всей зимы и до перехода противника в наступление неизменно находился и населенном пункте Ленинское, в 30 километрах от передовых позиций. С. прибытием сюда представителя Ставки армейского комиссара 1 ранга Л. 3. Мехлиса почти непрерывно поднималась в воздух, притом большими группами, истребительная авиация. Стоило только появиться звену гитлеровских бомбардировщиков, как по требованию Мехлиса взлетала целая эскадрилья, а то и полк истребителей. Так в условиях относительного затишья авиация фронта быстро выработала моторесурсы, а когда действительно потребовалось летать в полную силу, многие истребители не смогли подняться из-за неисправности двигателей.

Суровые испытания не заставили себя долго ждать. Противник, тщательно подготовившийся к наступлению, успел упредить нас. Утром 8 мая 1942 года командующий ВВС Крымского фронта генерал-майор авиации [169] Е. М. Николаенко доложил в штаб ВВС направления, что немецкие истребители группами в 60-70 самолетов блокируют наши аэродромы и барражируют над населенным пунктом Ленинское, где находился штаб фронта.

В этой обстановке удалось поднять всего лишь один истребительный авиаполк на самолетах И-153. В тяжелых и неравных воздушных боях с превосходящими группами противника наша авиачасть понесла большие потери.

Последующее донесение гласило о том, что крупные группы фашистских самолетов бомбардируют КП фронта, позиции 44-й армии, что связь с войсками в ряде мест нарушена.

Удары вражеской авиации возвестили о начале наступления гитлеровцев вдоль побережья Феодосийского залива. Противник в первый же день прорвал оборону 44-й армии и, развивая успех, создал угрозу окружения частям соседних объединений.

С согласия Ставки войска Крымского фронта начали отход к Турецкому валу. В тяжелейшем положении оказались ВВС фронта, отводившие под ударами фашистских пикировщиков свой громоздкий тыл. Сложнее обстояло дело с авиационным тылом. Многие БАО с трудом продвигались по дорогам отступления, значительная часть из них в критические минуты вынуждена была уничтожить аэродромное имущество, так как переправить его на Таманский полуостров почти не представлялось никакой возможности. Тем временем там срочно готовились аэродромы, площадки для приема самолетов частей, которые смогли перебазироваться через пролив.

12 мая 1942 года Ставка приказала главкому Северо-Кавказскою направления выехать в Керчь, где, по имевшимся сведениям, находился штаб Крымского фронта, восстановить нарушенное управление войсками и организовать ycтойчивую оборону. Однако противник наращивал свои усилия и занял Турецкий вал. Немецко-фашистские войска рвались к Керчи.

Вечером 12 мая я находился в штабе и, когда раздался звонок ВЧ, снял трубку. Звонил Верховный Главнокомандующий.

— Мы тут посоветовались и решили подчинить вам всю авиацию Крымского фронта. Надо в кратчайший срок организовать ее действия.

Я ответил, что задача ясна. [170] — Хорошо, — заключил Сталин, — действуйте! Приказ передадим по телеграфу.

Буквально через несколько минут узел связи принял текст директивы Ставки, излагающей суть всего сказанного Верховным Главнокомандующим.

Я посмотрел на часы. Время приближалось к полуночи. Для выяснения состояния авиации Крымского фронта наиболее целесообразным было бы срочно вылететь на Керченский полуостров. Но там обстановка непрерывно менялась. Куда же направляться, где находятся штабы авиадивизий?..

К утру стало известно, что командующий ВВС Крымского фронта развернул свой КП в пещере неподалеку от паромной переправы через Керченский пролив. Связь по радио с подчиненными авиадивизиями он имел лишь временами, эпизодически. Она постоянно нарушалась. Командующий ВВС Крымского фронта фактически потерял управление частями. Только со штабом ВВС Северо-Кавказского направления поддерживалась относительно устойчивая связь по закрытому телефону ВЧ.

Уточнив положение ВВС Крымского фронта с генералом С. П. Синяковым, я понял, что принял под свое начало фактически не существующее хозяйство. Позднее выяснилось, что в ходе неравных воздушных боев с численно превосходящим 8-м отдельным авиационным корпусом противника и основными силами 4-го немецкого воздушного флота, а также в результате вражеских массированных ударов по нашим аэродромам ВВС Крымского фронта потеряло около 400 машин. В строю осталось очень мало самолетов, особенно истребителей.

Для боевых действий ночью в интересах Северо-Кавказского направления мы могли привлечь до трех дивизий АДД. Кроме того, бомбовые удары днем могла наносить 113-я дальнебомбардировочная авиадивизия на самолетах Ил-4. Но эти бомбардировщики нуждались в надежном прикрытии. А истребителей почти не осталось. Только после перебазирования остатков истребительных авиаполков Крымского фронта на Таманский полуостров и приведения их и порядок 113-я авиадивизия в количестве до 45 самолетов, сопровождаемая двумя десятками истребителей И-16, смогла нанести ряд ударов по скоплению вражеских войск.

К сожалению, прикрытие бомбардировщиков было недостаточно надежным. Устаревшие И-16 уступали [171] истребителям Ме-109, которые превосходили их и в скорости, и в вооружении. Кроме того, отсутствовало управление по радио, а летчики фронтовой авиации не имели опыта прикрытия дальних бомбардировщиков. Словом, большинство Ил-4 получили повреждения от фашистских истребителей.

15 мая после упорных боев превосходящие силы противника овладели Керчью. Отходившие войска Крымского фронта, в том числе тылы ВВС, под сильным воздействием немецкой авиации начали переправу через Керченский пролив на разнотипных плавсредствах, предоставленных Черноморским флотом. Часть техники и вооружения пришлось уничтожить. Отдельные группы бойцов и командиров, не успевшие переправиться, укрылись в Керченских каменоломнях и героически продолжали партизанскую борьбу с фашистскими захватчиками. Крымский фронт был расформирован.

Наши неудачи под Харьковом и Керчью значительно усложнили обстановку на юге. Трудно было сразу определить, куда противник нацелит последующие удары. Возникла реальная угроза высадки гитлеровцами морских и воздушных десантов на побережье Черного и Азовского морей.

Главнокомандующий Северо-Кавказским направлением Буденный, получивший тревожные разведывательные данные, выражал особое беспокойство в отношении района Ейска. Он поручил мне разработать план действия авиации по уничтожению немецких воздушных и морских десантов, если они будут выброшены или высажены в упомянутом районе или южнее его.

Такой план был составлен и одобрен. Предполагалось для дневных ударов по десантам противника и его транспортным средствам использовать 113-ю дальнебомбардировочную авиадивизию, для прикрытия которой привлекали имевшиеся на Таманском полуострове самолеты И-16. Остальная фронтовая авиация должна была наносить бомбовые и штурмовые удары по десанту. Истребителям ставилась задача уничтожать транспортные самолеты врага.

Для ночных боевых действий привлекалась 50-я дальнебомбардировочная авиадивизия АДД. При необходимости мы планировали усилить ее удары действиями еще двух авиадивизий АДД, базировавшихся в центральной части страны. [172] Весь май прошел в настороженном ожидании возможной высадки воздушных или морских десантов противника, но тревога оказалась напрасной. В начале июня нам стало известно, что в Крыму основные силы гитлеровцев стягиваются под Севастополь. Следовательно, угроза вторжения противника через Керченский пролив на Таманский полуостров временно отодвигалась. Уменьшилась и вероятность высадки вражеских десантов. Я получил разрешение убыть и Москву.

Во время продолжительного полета в столицу, в штаб АДД, всеми своими мыслями я невольно возвращался к минувшим событиям, к пережитым суровым испытаниям. На Керченском полуострове в меньшем, правда, масштабе повторилось почти все то, что произошло на Западном фронте в начале войны. ВВС Крымского фронта по-настоящему не извлекли уроки 1941 года, не готовились к борьбе с крупными группами немецких истребителей, позволив противнику безраздельно господствовать в воздухе. Положение осложнялось и тем, что на вооружение 4-го германского воздушного флота в 1942 году были поставлены истребители последней модификации, которые превосходили наши самолеты И-153 и И-16 по скорости полета и эффективности вооружения. Так же как и в 1941 году, противник менял тактику воздушных боев, боевые порядки. Гитлеровцы переходили от атак мелкими группами к действиям крупными группами истребителей. Нанося удары по аэродромам, вражеская авиация применяла их блокирование, стремясь воспрепятствовать взлету наших самолетов и обеспечить свободу действий своим бомбардировщикам. А командование ВВС Крымского фронта не учитывало, что численность 8-го немецкого воздушного флота не является неизменной — она может быть значительно большей, если противник готовит крупную наступательную операцию. Так именно и случилось под Керчью.

Объективную оценку нашей неудаче на Керченском полуострове дало Советское информбюро в сообщении "Политические и военные итоги года Отечественной войны". В этом документе говорилось:

"Конечно, на фронте такой протяженности, каким является советско-германский фронт, гитлеровское командование еще в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск, танков и авиации и добиваться известных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке, где [173] немцы, накопив преимущество в танках и в особенности в авиации, добились успеха и заставили наши войска отступить..."{36}

В Москву я возвратился 24 мая. Генерал И. Г. Хмелевский, работавший в штабе АДД начальником оперативного управления, ввел меня в обстановку, ознакомил с копиями боевых донесений, оперативных сводок, дополнил их устным докладом о боевой деятельности АДД за период моего пребывания на Северо-Кавказском направлении.

Как и раньше, боевые действия АДД производились в основном в интересах Северо-Западного и Западного фронтов. За трое суток до начала Харьковской наступательной операции по просьбе командующего Юго-Западным фронтом 55 самолетов АДД нанесли бомбардировочный удар по железнодорожному узлу Харьков, через который заметно усилилось движение эшелонов противника в направлении к фронту. В последующую ночь эта задача выполнялась экипажами 3, 17, 24-й авиадивизий АДД. Их боевые действия подкрепили мощным ударом тяжелые бомбардировщики 746-го и 717-го отдельных авиаполков АДД.

Несмотря на сложные метеорологические условия, 24-я авиадивизия полковника А. М. Дубошина и 50-я авиадивизия полковника Ф. И. Меньшикова в ночь на 14 мая бомбардировали скопление танков, мотопехоты противника и немецкие штабы в районе Харькова. Участившиеся налеты на этот крупный железнодорожный узел объяснялись тем, что с 12 мая 1942 года войска Юго-Западного фронта начали Харьковскую наступательную операцию. Первые три дня она развивалась успешно. Наступающие армии продвинулись на запад до 50 километров. Но 17 мая из района Краматорска мощная группировки гитлеровцев нанесла удар во фланг советским войскам в направлении на Барвенково, Изюм. 19 мая наши войска и здесь вынуждены были перейти к обороне.

Вполне понятно, что значительные силы АДД пришлось немедленно перенацелить на удары в интересах Юго-Занадного фронта. В течение нескольких ночей мы бомбардировали оперативные резервы врага в районах Харькова, Краматорска, Славянска, Константиновки. [174] Авиация дальнего действия не оставляла без поддержки и наши войска, сражавшиеся в очень трудных условиях в Крыму, особенно на подступах к героическому Севастополю. Наши соединения наносили бомбардировочные удары по скоплениям моторизованных гитлеровских войск в районе Семи Колодезей, других населенных пунктов, громили аэродромы противника на Керченском полуострове.

Диапазон боевых действий АДД был велик. Недаром Верховный Главнокомандующий именовал наши авиасоединения своей "пожарной командой", способной быстро воздействовать на противника там, где этого нельзя сделать фронтовыми средствами. АДД представляла собой наиболее гибкий резерв Ставки, не привязанный к железным дорогам, который можно скрытно перенацеливать с одного операционного направления на другое, немедленно реагируя на изменения обстановки, нанося мощные удары по немецко-фашистским войскам.

Так, в связи с усилением железнодорожных перевозок гитлеровцев на западном и юго-западном направлениях по заданию Ставки в ночь на 18 мая 1942 года около семи десятков самолетов 3-й и 17-й авиадивизий АДД бомбардировали железнодорожные узлы Смоленск, Вязьма, Полтава, Харьков.

Из-за нехватки транспортной авиации наши тяжелые бомбардировщики ТБ-3 сбрасывали боеприпасы и продовольствие частям Западного фронта в районе Глухово и Преображенское.

На другую ночь, нам удалось поднять уже 124 самолета. Экипажи 3-й, 24-й авиадивизий и 747-го отдельного авиаполка АДД нанесли бомбардировочные удары по железнодорожным узлам Вязьма и Рославль. 36-я авиадивизия уничтожала опорные пункты обороны противника в рамушевском коридоре на Северо-Западном фронте.

Части 24-й авиадивизии успешно бомбардировали немецкие самолеты на аэродроме в Сталине (ныне Донецк) и громили скопление моторизованных гитлеровских войск в районе этого города. Одновременно 50-я авиадивизия АДД нанесла удары по порту и немецким штабам в Мариуполе.

В последующем авиация дальнего действия также летала с большим напряжением. 3-я авиадивизия, которой командовал полковник Н. И. Новодранов, неоднократно совершила эффективные налеты на крупный немецкий [175] аэродром в Сеще. Боевым успехам экипажей в известной мере способствовала активная деятельность наших героических разведчиков и партизан, которые передавали командованию фронта важные сведения о Сещанской авиабазе противника.

Многие читатели, наверное, помнят многосерийный телефильм "Вызываем огонь на себя", в котором с документальной достоверностью рассказывается о радистке-разведчице Ане Морозовой, удостоенной посмертно звания Героя Советскою Союза, о других сещанских партизанах и подпольщиках. В фильме впечатляюще показано, как в результате ночного налета нашей авиации были превращены и груду металлолома десятки фашистских самолетов, как взлетали на воздух склады боеприпасов, горели бензохранилища, гибли под обломками зданий увешанные крестами молодчики Геринга...

По агентурным данным, полученным из разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии, в ночь на 30 мая на вражеском аэродроме в Сеще было уничтожено до 80 немецких бомбардировщиков, много фашистских летчиков, штурманов, обслуживающего персонала.

В ударе по аэродрому врага в Сеще кроме упоминавшейся мною 3-й авиадивизии АДД участвовали экипажи 17-й авиадивизии и 746-го и 747-го отдельных авиаполков АДД. Авиация дальнего действия успешно бомбардировала и немецкий аэродром в Орше, уничтожив там 80 фашистских самолетов. Эффективными были налеты на аэродромы противника в Брянске, Харькове, Полтаве, в других пунктах. Пятьдесят немецких транспортных самолетов и большие запасы горючего были уничтожены на хорошо знакомом мне аэродроме в Смоленске.

Деятельность авиации дальнего действия все более расширялась, возникали новые задачи. Когда я вернулся в Москву и доложил командующему о боевой работе на юге, Голованов сказал:

— Теперь нам, Николай Семенович, придется обратить взоры на север...

Александр Евгеньевич сообщил, что Ставка приказала оказать помощь морякам. 5-й немецкий воздушный флот, базировавшийся на аэродромах Северной Норвегии и отчасти Финляндии, совершал налеты на Мурманск, наносил частые удары по арктическим коммуникациям, [176] бомбил и топил наши суда и морские конвои союзников в Баренцевом море. Возникла настоятельная необходимость как можно скорее подавить вражескую авиацию, и этот вопрос обсуждался в Государственном Комитете Обороны. Большинство предложений, как мне потом стало известно, сводилось к тому, чтобы направить на задание четырехмоторные тяжелые воздушные корабли ТБ-7, способные нести на себе внушительную бомбовую нагрузку. Но генерал Голованов решительно высказался против такого предложения. Дело и том, что четырехмоторные гиганты невозможно было использовать на аэродромах Заполярья, имевших ограниченную длину взлетно-посадочных полос. Своими возражениями Александр Евгеньевич вызвал недовольство Сталина. Высказав убедительные доводы против применения тяжелых бомбардировщиков на севере, генерал Голованов предложил использовать там Ил-4, которые могли совершать взлеты и посадки на аэродромах ограниченных размеров. В конце концов это предложение было принято, и практика показала, что оно являлось наиболее правильным.

По заданию командующего АДД я вылетел в расположение 36-й авиадивизии, которой командовал полковник В. Ф. Дрянин, и поставил соединению задачу по перебазированию в Заполярье. Дивизия временно поступала в оперативное подчинение командующего ВВС Северного флота.

В первый вылет наши экипажи нанесли бомбардировочный удар по фашистскому аэродрому возле поселка Лаксельв. Группу самолетов возглавили один из лучших летчиков соединения командир эскадрильи майор В. Головатенко и опытный штурман капитан С. Гончаренко.

Нелегко было среди скалистых гор и рассекающих их фьордов отыскать немецкий аэродром. Экипажи не имели опыта полетов над морем и горами Заполярья, но группа наших бомбардировщиков точно вышла на цель. Налет застал гитлеровцев врасплох. Вслед за капитаном С. Гончаренко штурманы А. Крылов, Ф. Неводничий, С. Анисимов и другие прицельно сбросили бомбы на стоявшие аккуратными рядами "юнкерсы"

Как только группа кораблей 455-го авиаполка, возглавляемая майором В. Головатенко, отбомбилась, немецкий аэродром немедленно был атакован экипажами Ил-4 из 342-го авиаполка 36-й авиадивизии. Наши бомбардировщики не дали врагу возможности поднять свои самолеты [177] в воздух и продолжали уничтожать авиационную технику гитлеровцев. В результате было уничтожено 60 вражеских самолетов.

Столь же эффективными оказались наши налеты и на немецкие аэродромы в Киркенесе, где стояли пикирующие бомбардировщики Ю-87, и в Тромсе, где сосредоточивались торпедоносцы, и на находившийся на большом удалении порт Хаммерфест, где базировались военные корабли, подводные лодки и транспортные суда противника.

Отважно выполняли боевые задания командования летчики А. Иванов, В. Трехин, С. Бирюков, С. Карымов, В. Кибардин, К. Уржунцев, В. Уромов, И. Федоров и многие другие.

Участник боев в Заполярье и неутомимый летописец, минувших ратных дел, штурман Алексей Иванович Крылов с душевной теплотой вспоминал на встрече ветеранов АДД о нерушимом фронтовом товариществе и взаимной выручке в бою. Он рассказывал о большой фронтовой дружбе, укрепившейся между личным составом 36-й авиадивизии АДД и морскими летчиками-истребителями гвардейского авиаполка, которым командовал прославленный ас Борис Сафонов, удостоенный посмертно высокого звания дважды Героя Советского Союза. Истребители военно-морской авиации не раз приходили на выручку нашим экипажам. Летчики АДД тоже не оставались в долгу перед моряками.

Такой вот эпизод. Экипаж А. И. Баукина совершал полет в сложных метеорологических условиях. Пробившись сквозь облачность, он вышел точно на вражеский аэродром и сбросил бомбы на скопление фашистских пикировщиков. В тот момент, когда штурман включил фотоаппарат и делал снимки аэродрома, зенитным огнем противника был поврежден правый двигатель Ил-4.

Возвращаясь на родной аэродром на одном моторе и пролетая над морем, экипаж заметил, что два немецких торпедных катера нагоняют наше транспортное судно. Боекомплект бомб израсходован, самолет поврежден. Как же помочь морякам? Командир экипажа Баукин принимает решение атаковать немецкие торпедные катера.

Дерзкая и внезапная атака израненного бомбардировщика заставила гитлеровцев остановиться и повернуть назад. Советский транспорт был спасен. [178] Хорошо сказал о законах войскового товарищества и святом фронтовом братстве известный советский поэт Александр Твардовский:

У летчиков наших такая порука,
Такое заветное правило есть:
Врага уничтожить — большая заслуга,
Но друга спасти — это высшая честь! [179]