Взрыв японских броненосцев «Хацусе» и «Ясима». Гибель «Енисея» и «Боярина»
После гибели адмирала Макарова флот, как я уже говорил, был обречен на бездействие за неимением флотоводца.
Продолжали работать только миноносцы, которых ежедневно, по очереди, гоняли на дежурство в море, — дежурство страшно утомительное и опасное, но никакой пользы не приносящее. Миноносцы гибли то на камнях, то под выстрелами японцев, не имея ни разу возможности выполнить прямого своего назначения — минной атаки, если не считать миноносца лейтенанта Криницкого, атаковавшего однажды японские брандеры и вступившего в бой с их конвоирами.
Днем миноносцы, свободные от дежурства, тралили мины совместно с мелкими пароходами, буксирами и землечерпательными баржами, оборудованными в специальный «тралящий караван». Работа опять-таки тяжелая и не менее опасная; таким образом, в то время как броненосцы и крейсера мирно отстаивались в гавани, на этих незаметных тружеников свалили всю работу. Во многих случаях посылки миноносцев в море делались, по-моему, исключительно с целью иметь возможность донести кому следует, что в Артуре все-таки что-то делается.
В середине апреля упорно стали поговаривать о высадке японцев на Ляодунском полуострове, но в Артуре это никого особенно не беспокоило, так как всем были известны слова Куропаткина, что флота нам не надо, что японцы могут высаживаться сколько им угодно, что все они будут опрокинуты в море. Тогда Куропаткину еще верили.
Препятствовать высадке японцев флот, в лице своего начальника эскадры, положительно отказался за неимением достаточных для этого средств. Не знаю, возможно ли было «помешать» японцам высадиться, но «мешать» им это делать во всяком случае было необходимо. В скором времени выяснилось, что японцы высадились в Бидзыво, причем авангард их уже дошел до железной дороги и обстреливал поезд. В двадцатых числах апреля Артур был уже окончательно отрезан: прекратилась доставка почты, перестал действовать телеграф, началась настоящая осада.
Японцы сделали большую ошибку, что не высадились тотчас же после первой атаки, когда они могли взять Артур голыми руками; три месяца, которые прошли с тех пор, Порт-Артур во всяком случае не потерял даром и укрепился настолько, что японцам пришлось потратить семь с лишним месяцев, чтобы привести защитников его или, вернее, генерала Стесселя в отчаяние, так как без него Артур, хотя и был бы все-таки взят, но продержался бы еще некоторое время.
Пока японцы устраивали облаву на Порт-Артур, флот наш, хотя и не принимал активного участия, успел отомстить японцам за смерть адмирала Макарова и за гибель «Петропавловска». Произошло это следующим образом. Чтобы воспрепятствовать японцам бомбардировать крепость с моря, ставились минные заграждения на тех местах, где японские броненосцы могли ходить вне выстрелов батарей: поставили заграждение у мыса Ляотешан, другое — со стороны Талиенвана, наконец, адмирал Витгефт решил поставить третье в центре, приблизительно на SO от Артура в 7 милях. Командир минного транспорта «Амур», капитан 2 ранга Иванов, который был послан для этой цели, уже давно выработал свой план и, воспользовавшись выходом в море, привел его в исполнение. Дело в том, что японцы в это время уже установили правильную блокаду порта Артур и ежедневно можно было видеть японские броненосцы и крейсера, маневрирующими на расстоянии 10 миль. Расстояние это они выбрали потому, что единственная дальнобойная батарея на морском фронте, Электрический Утес, могла стрелять на наибольшее расстояние 100 кабельтовых, равных 10 милям; японцы знали это, конечно, и как бы глумились над нашими артиллеристами, стоявшими постоянно наготове около орудий, ожидая хоть небольшого сближения, чтобы послать снаряд. Но нет, японцы точно соблюдали предельную дальность и ни на полкабельтова не подвигались ни в ту, ни в другую сторону. Заметив этот систематический маневр, командир «Амура» вместо того, чтобы выполнить приказание начальника эскадры, воспользовался полосою тумана, скрывшего японские дозорные корабли, добежал до места постоянной прогулки японских броненосцев и набросал несколько рядов мин. Адмирал Витгефт, узнав об этой проделке, естественно рассердился и, призвав виновного командира, наговорил ему массу неприятностей, пригрозив даже отрешением от командования. Происшествие это облетело, конечно, весь Артур, и вот на другой день утром на Золотой Горе собрались все, кто мог оторваться от работы или службы, чтобы лично наблюдать за действиями японцев. Около 10 часов утра показались японские броненосцы, которые в кильватерной колонне благополучно прошли прямо через заграждение и скрылись за мысом Ляотешан. У всех руки опустились от такой неудачи. Но вот слева появились крейсера, идущие на смену дежурства; броненосцы снова вышли из-за мыса и на том самом месте, где было поставлено заграждение, начали перестраиваться; прошло несколько минут томительного ожидания; вдруг они все сразу остановились, и броненосец типа «Ясима» начал медленно наклоняться на левый борт. Взрыва не было видно, но сильный крен был слишком очевидным доказательством того, что броненосец этот попал на мину; в бинокль видно было, как с других судов к нему направились шлюпки, но суда продолжали оставаться на месте, видимо, не зная, в какую сторону уходить от опасности. В Артуре все заволновалось: миноносцы стали готовиться к выходу в море, «Новику», конечно, было приказано развести пары, так что я поневоле должен был уходить с горы, где все восторженно поздравляли друг друга с удачей и посылали всякие неприятные пожелания японцам. Вдруг, совершенно неожиданно, над другим броненосцем, типа «Хацусе», взвился громадный столб белого дыма, скрывший его на несколько мгновений с наших глаз, и буквально не прошло нескольких секунд, как броненосец окончательно исчез под водой. Восторгу не было конца: кричали «Ура», бросали вверх фуражки и чуть ли не целовали друг друга. Гибель «Петропавловска» была отомщена тем же оружием, причем броненосец «Хацусе» имел 16 тысяч тонн водоизмещения и был гораздо современнее и сильнее «Петропавловска». Даже иностранные морские агенты приняли участие в общем ликовании: немец аплодировал, а восторженный француз махал фуражкой и кричал «plus de Japonais! rien ne va plus!» и еще что-то в этом роде; только американец счел за лучшее не проявлять своих чувств и молча ушел с горы.
По всей вероятности от «Хацусе» на поверхности ничего не осталось, так как все суда быстро отошли в море, кроме броненосца «Ясима», который продолжал под большим крепом стоять на одном месте, а затем, медленно приподнявшись, также двинулся в море.
К этому времени все миноносцы с «Новиком» были уже на рейде и, разделившись на три отряда, бросились в атаку. Как я уже говорил, атака миноносцами днем совершенно невозможна. Действительно, японские крейсера, окружившие раненого товарища, встретили миноносцы таким огнем, что они быстро принуждены были отказаться от своей попытки, да она была, как оказалось впоследствии, бесполезна, так как броненосец «Ясима» получил настолько серьезные повреждения, что затонул, не дойдя до Японии.
Странно мне было читать в английских газетах, будто наши враги весьма сожалели о гибели «Петропавловска» с адмиралом Макаровым. К этим сожалениям я сразу же отнесся скептически; после же взрыва японского броненосца совершенно перестал им верить; если мы, сравнительно миролюбивый и добродушный народ, могли придти в такой дикий восторг при виде гибели стольких врагов, то воображаю ликование японцев, этих злых и мстительных малайцев.
В начале мая японцы взяли «неприступные» Кинчжоуские позиции. Неприступными их считали наши артурские тактики, которые отчасти рассчитывали на поддержку флота, но он к этому времени настолько уже был убежден в своем окончательном бессилии, что оправдать их расчеты не мог. С одной стороны, именно со стороны Дальнего (Талиенвана), была послана канонерская лодка «Бобр», которая несомненно оказала большую поддержку с правого фланга и заставила японцев отступить, но зато левый фланг оставался открытым, и японские канонерки беспрепятственно обстреливали в тыл наши батареи и дали возможность японцам под своим прикрытием обойти наши позиции.
Поход канонерской лодки «Бобр» в Талиенван, а главным образом, ее возвращение, можно считать одним из выдающихся подвигов японской войны, и хотя командир ее, капитан 2 ранга Шельтинг, был награжден Георгиевским крестом, все же самый поступок его прошел как-то незамеченным. Дело в том, что командиру «Бобра» была дана инструкция, по которой он должен был обстреливать до последней возможности атакующих японцев, а в случае, если Кинчжоуские позиции будут взяты, потопить «Бобр» в Талиенване и сухим путем возвращаться с командой в Порт-Артур.
Первую половину инструкции капитан 2 ранга Шельтинг блестяще выполнил, но выполнить вторую был не в силах, ему стало жалко своего корабля и он решил с ним вместе вернуться в Артур. Предприятие это было в высшей степени рискованное, так как японский флот, после взятия Кинчжоу, ничем не был связан и бродил беспрепятственно кругом Артура. Говорят, будто при возвращении «Бобра» к бурную ночь ему пришлось долгое время идти совместно с несколькими японскими судами и только темнота спасла его от несомненной гибели, так как вооружен он был чуть не допотопными орудиями, которые отлично действовали шрапнелью по войскам, но в море вряд ли могли принести какую-либо пользу.
Неоднократно приходилось мне слышать обвинения в том, что раз «Бобр» мог так удачно действовать по неприятелю в Талиенване, почему туда не было послано больше судов и с лучшею артиллерией. Причины этого совершенно ясны: в том пункте, откуда можно было стрелять по наступавшим войскам, могла поместиться только одна канонерка, да и то ей приходилось двигаться только вперед и назад, так как развернуться ей уже не хватало места.
Когда еще не было точно выяснено, где японцы будут высаживаться, предполагали, что они выберут для этого Талиенван как очень удобную бухту, а потому решили поставить там минное заграждение. Посланный для этой цели минный транспорт «Енисей» еще в феврале погиб от взрыва мины. Случай этот возбудил в свое время массу толков, которые главным образом сводились к обвинению командира «Енисея» в преступной небрежности. Между тем очень мало людей поинтересовалось узнать подробности этого несчастного случая и вникнуть, какая глубокая драма происходила там, где поверхностному наблюдателю видится одно легкомыслие и небрежность. Капитан 2 ранга Степанов, талантливый офицер, получивший академическое образование, составил проект минного транспорта, который был принят морским министерством. Построенный по этому проекту минный транспорт «Енисей» был дан капитану 2 ранга Степанову в командование. Нельзя не упомянуть, что морское министерство не преминуло, по обыкновению, обкургузить первоначальные чертежи, так что детище свое капитан 2 ранга Степанов получил в несколько измененном, в плохую сторону, виде, но, искренне любя морское дело, а в особенности минное, он твердо решил извлечь, даже из остатков своей работы, всю возможную пользу. Будучи несомненно отважным и предприимчивым человеком, он неоднократно выражал желание идти на своем транспорте в неприятельский порт и забросать его минами.
Первая порученная ему работа была — постановка мин в Талиенванской бухте.
Работу эту ему пришлось исполнить в очень свежую погоду, при пурге и нескольких градусах морозу; поставив при таких неблагоприятных условиях 400 сфероконических мин, он заметил, что одна из них неаккуратно поставлена, именно всплыла на поверхность. Не желая, чтобы одна неудачно поставленная мина умалила заслугу своего корабля, командир решил ее расстрелять, так как исправить постановку ее в такую погоду было невозможно. Исполнить своего намерения он не успел: раздался взрыв, и «Енисей» начал быстро погружаться. Что именно произошло, точно установить трудно; можно только предположить, что одну из поставленных мин сильного волной снесло в сторону, или же, что сам «Енисей», снесенный снежным штормом, натолкнулся на заграждение. Быстро спустили шлюпки и стали спасать людей; командир, сильно раненный взрывом в голову, в которой торчали различные осколки и щепки, не теряя хладнокровия, отдавал приказания и распоряжался спасением команды, но когда ему предложили садиться в готовую к отходу шлюпку с последними людьми, он отказался. На глазах у всех этот доблестный человек пошел на дно со своим кораблем. Признавая сам себя виновным в гибели «Енисея», свою неосторожность он искупил смертью. У кого хватит смелости обвинять его, тем более, что в скором времени произошел аналогичный случай, но в совершенно других условиях и с другими последствиями. Случай этот был скрыт в свое время, чтобы не делать его достоянием неприятеля, но в конце концов он оказался скрытым также и от большинства в России.
В Талиенван был послан крейсер «Боярин», который попал на поставленное транспортом «Енисей» заграждение и взорвался; обвинять командира за это нельзя, так как «Енисей» погиб, не оставив точного плана расположения мин, и «Боярин» шел, так сказать, на риск по приказанию начальства. Но вот дальнейшие действия командира становятся малопонятными; посадив команду на шлюпки несмотря на то, что механик докладывал об уменьшении прибыли воды, командир «Боярина» сам сбежал на подошедший миноносец и ушел из Талиенвана, оставив свой корабль плавающим на воде и отдав приказание оставшемуся миноносцу потопить крейсер минами; миноносец сделал два выстрела, ни разу не попал и тоже ушел, а несчастный покинутый «Боярин» еще три дня болтался взад и вперед по бухте, пока не приткнулся к камням и не был разбит окончательно волнами.