Освобождение Румынии
На пороге Румынии. — Готовим операцию. — Два мнения. — Совещание в Ставке. — Окружение и разгром противника под Кишиневом и Яссами. — Путь в Румынию открыт. — Диктатура И. Антонеску теряет почву под ногами. — Наши под Бухарестом. — События в румынской столице. — Король Михай в роли антифашиста. — Народное восстание. — Приятная неожиданность. — На пути к народной власти. — Румынская армия — наш союзник.
Выход советских войск на границу СССР с Румынией был связан не только с проведением военных операций, но и с крупными политическими мерами. У Советского правительства были уже сведения о тайных переговорах румынских правящих кругов с представителями США и Англии по поводу положения в Румынии, которые проводились с помощью бывшего премьер-министра князя Штирбея. В то время как наши армии приближались к румынской границе, в кругах иностранных журналистов и дипломатов пошли разговоры о каких-то особых условиях перемирия, якобы предложенных Советским правительством правительству Румынии.
Факт появления подобных политических сплетен был верным признаком беспокойства в стане фашистских главарей Румынии. Ложь получила достойную отповедь советских официальных органов.
«По сообщению шведской печати, — говорилось в опровержении ТАСС от 22 марта 1944 г., — швейцарская газета «Журналь де Женев» распространяет слухи о том, что будто бы румынскому представителю князю Штирбею были вручены в Анкаре «русские условия перемирия, одобренные англосаксами». Эти условия якобы состоят из семи пунктов и содержат пункты о советско-румынской границе, о возвращении Трансильвании Румынии, об отказе Советского Союза от контрибуции и тому подобное.
ТАСС уполномочен опровергнуть это сообщение как вымышленное и заявить, что вообще никаких советских условий Штирбею или какому-либо другому румынскому представителю не передавалось».
Должен сказать, что ранней весной 1944 г. Генеральный штаб уже почувствовал мудрость политики советской делегации на Тегеранской конференции (28 ноября — 1 декабря 1943 г.), где было принято решение открыть второй фронт не на Балканах, а в Западной Европе. Дело в том. что буквально каждый день стал приносить в Генштаб известия о внешнеполитическом маневрировании правящих кругов Румынии, их попытках сближения с англо-американским блоком. Румынские эмиссары действовали то в Португалии, то в Швейцарии, то в Испании. Они появлялись в Турции и Швеции, зондируя почву относительно возможности заключения сепаратного мира США и Англии с гитлеровской Германией и ее сателлитами. Фашистские правители Румынии, особенно после капитуляции Италии, ловили момент, чтобы переметнуться в англо-американский блок. В поиски сепаратного мира с лета 1943 г. активно включалась и румынская «оппозиция», возглавляемая лидерами «исторических» партий Маниу и Братиану. Все расчеты строились на том, что англичане и американцы прибудут в Румынию раньше советских войск. Были данные, что правители Румынии не скупились на обещания, чтобы вызвать англоамериканскую оккупацию.
Когда же наши войска пересекли советско-румынскую границу, правительство СССР на пресс-конференции журналистов 2 апреля 1944 г. сделало уже известное читателю заявление и довело до сведения всего мира, что наступающие части нашей армии перешли реку Прут и вступили на румынскую территорию, а Верховное Главнокомандование дало приказ наступающим частям преследовать противника вплоть до полного его разгрома и капитуляции.
10 апреля Государственный Комитет Обороны принял постановление [339] о поведении советских войск на территории Румынии. ГКО передал его Военному совету 2-го Украинского фронта и обязал обратиться к румынскому населению с особым воззванием, где подтвердить существо советского правительственного заявления от 2 апреля. Вместе с тем постановление определило порядок общего руководства, контроля и наблюдения за деятельностью гражданских органов власти со стороны Военного совета фронта. Личная ответственность за это возлагалась на члена Военного совета генерала И. З. Сусайкова. Было приказано румынские органы власти не ломать, собственность и имущественные права граждан и частных обществ охранять. На освобожденной территории вводилась советская военная администрация. Военные советы фронта и армий на основе этого постановления развернули широкую разъяснительную и практическую деятельность.
Несмотря на гуманный смысл заявления Советского правительства, румынские сателлиты Гитлера забеспокоились, понимая, что победы Крас-ной Армии оказывают большое революционизирующее влияние на румынских трудящихся и создают благоприятные условия для антифашистской борьбы. Вскоре союзники сообщили СССР о новых попытках правительства Румынии завязать с ними переговоры. Но в контакты с румынами теперь вступило и наше государство, предъявив 12 апреля 1944 г. И. Антонеску шесть условий перемирия: разрыв с немцами и борьба против них совместно со странами антигитлеровской коалиции; полное восстановление советской границы с Румынией и возмещение убытков, причиненных нам румынскими войсками; возвращение советских и союзных военнопленных; всестороннее содействие операциям советских и союзных войск на территории Румынии; аннулирование вопроса о Трансильвании и помощь советским войскам в деле освобождения этой области от противника. Правительство И. Антонеску отклонило эти условия и продолжало войну.
Пока шли переговоры, боевые действия не прекращались и развивались своим чередом. Попытки немедленного наступления, предпринятые нами с плацдарма за Прутом еще в апреле, были безуспешными, и три фронта — 1-й, а затем 2-й и 3-й Украинские по приказу Ставки перешли к обороне. Это, однако, отнюдь не отменяло подготовку к наступлению, и разработка плана операции на юго-западном направлении шла полным .ходом в Генштабе и на фронтах.
Немало пришлось тогда подумать руководству Генерального штаба и Главного политического управления. Дело освобождения Румынии представлялось не только весьма деликатным, но и очень сложным, поскольку эта страна была союзницей гитлеровского рейха, а ее правящие круги — и соучастниками его преступлений. На нашей земле еще не развеялся горький дым пожарищ, оставленных оккупантами, среди которых были и румынские солдаты, чернели руины сел и городов, не сосчитать было вдов и сирот...
Раздумывая о поведении наших солдат за рубежом, мы надеялись на испытанное революционное, интернациональное сознание советских людей, на распорядительность командиров, на действенность политической агитации и пропаганды. Мы были убеждены, что командиры и политработники личным примером и партийным словом сумеют помочь советскому солдату верно сочетать в ходе боевых действий страстный патриотизм с пролетарским интернационализмом. В этом заключалось главное, обеспечивающее правильную связь беспощадной борьбы за полное уничтожение врага и подлинной дружбы с трудовым народом. Здесь не было и тени национализма, слепой мести, не говоря уже о бесчинствах в отношении населения. В Румынию вступали представители передового, гуманного советского строя, защитники интересов демократии и социализма, громившие гитлеровский фашизм.
Уже с конца марта 1944 г. советское Верховное Главнокомандование готовило командный состав советских войск и политические органы к действиям на территории Румынии. Разгром врага и его агентуры должен был проводиться так, как того требовали законы военного времени, не [340] ущемляя, однако, законных прав национальной власти во внутренних делах. Определялись задачи, содержание и основные методы политработы в войсках, правила и нормы поведения советских военнослужащих за рубежом. Все понимали, сколь необходимо с беспощадностью пресекать любой случай нарушения законности пусть даже отдельными несознательными людьми.
Мы были кровно заинтересованы в тесном сотрудничестве с трудовым народом Румынии — только такое сотрудничество могло привести к победе демократических начал в этой стране. Но и здесь предвиделись большие трудности. Румынское правительство отклонило гуманные условия перемирия, предложенные Советским правительством, и продолжало бессмысленное кровопролитие. Оно всячески стремилось запугать население клеветой об «ужасах советской оккупации», ссылках в Сибирь и прочими вымыслами.
Клевету на Красную Армию фашистская пропаганда сочетала с попытками опорочить румынских коммунистов и партизан, выдавая их за грабителей и бандитов. Нужно сказать, что румынский народ быстро разобрался, кто искренне борется за его счастье.
Нам было известно, что в Румынии, изнывавшей под пятой военной диктатуры Антонеску и фактически оккупированной фашистской Германией, коммунисты день ото дня упрочивали свое положение и влияние.
Весной 1944 г., когда кризис режима Антонеску стал отчетливо проявляться, Компартия Румынии выдвинула в качестве одной из главных своих задач борьбу за единство рабочего класса, которое являлось важнейшим условием обеспечения в будущем победы вооруженного восстания, Решению этой задачи служило создание в апреле 1944 г. Единого рабочего фронта, выступившего с первомайским манифестом «Ко всему рабочему классу! К румынскому народу!». Манифест призвал всеми средствами разрушать гитлеровскую военную машину. В то же время компартия начала создавать боевые патриотические группы, исподволь готовившиеся к вооруженному восстанию. А на территории СССР формировались из антифашистов и бывших военнопленных пехотная дивизия имени Тудора Владимиреску и партизанские группы. Последние десантировались в Румынию. В мае 1944 г. компартия заключила соглашение о единстве действий с одной из национал-либеральных групп, а затем лидеры национал-царанистской (крестьянской) и национал-либеральной партий сами пошли на контакт с коммунистами. На это толкала их перспектива краха гитлеровской Германии. Стараясь объединить антигитлеровские силы, в том числе и буржуазные партии, коммунисты действовали очень гибко с целью изолировать фашистскую клику И. Антонеску и вовлечь в борьбу против нее ту часть населения, которая находилась под влиянием буржуазно-помещичьих партий. Однако до создания политического блока против режима фашизма дело тогда еще не дошло.
Имея указания Ставки, Генштаб должен был учитывать складывающуюся в той или иной стране ситуацию, все сложные политические вопросы и даже — где больше, где меньше — участвовать в их разрешении. О новой обстановке, в которой теперь наступали войска, нам не раз напоминали в Ставке. Многократно был предупрежден и Р. Я. Малиновский, фронт которого являлся основной силой в Румынии и Венгрии, о том, какая особой важности политическая задача возложена на его войска.
Двум нашим фронтам — 2-му и 3-му Украинским — противостояла группа немецко-фашистских армий «Южная Украина». В состав ее входили две немецкие (8-я и 6-я) и две румынские (4-я и 3-я) армии, 17-й отдельный армейский корпус немцев и многие другие пехотные и специальные части.
Устойчивость войск противника была весьма значительной. Об этом свидетельствовали прошедшие бои. Долгое время группой армий «Южная Украина» командовал один из наиболее способных немецких военачальников генерал-полковник Шернер — впоследствии он яростно сопротивлялся советским войскам в Чехословакии даже после приказа о полной [341] капитуляции Германии. В конце июля Шернера сменил генерал Фриснер. Гитлеровское командование надеялось, что такая замена принесет пользу:
Фриснер был известен как военачальник, обладавший большим боевым опытом, хотя он и потерпел перед тем неудачи в Прибалтике, где возглавлял группу армий «Север». По всей полосе группы армий «Южная Украина» круглосуточно строились оборонительные сооружения; на отдельных направлениях вновь создаваемые полевые позиции сочетались с заблаговременно усиленными укрепленными районами.
При разработке плана операций на Балканах кроме обычных элементов обстановки приходилось учитывать и еще одно обстоятельство: вероятность так называемого «балканского варианта» действий наших союзников. Этот вариант предусматривал одновременное открытие второго фронта и вторжение войск союзников в страны Балканского полуострова. Уинстон Черчилль в общем виде изложил «балканский вариант» еще на Тегеранской конференции и теперь настаивал на его проведении. В случае если «балканский вариант» был бы осуществлен, главную роль на полуострове играли бы англо-американские вооруженные силы. Советскому Союзу пришлось бы преодолевать значительные трудности политического характера и проделать большую работу для согласования действий союзных армий. Не исключалось также, что союзники предпримут за нашей спиной попытки договориться с румынским правительством. Вскоре, кстати, нам стало известно, что кое-что в этом направлении уже делается.
Были трудности и по координации усилий Советских Вооруженных Сил. Взгляд на карту убеждал, что потребуются одновременные действия на юг — в интересах освобождения Болгарии и Югославии и на запад — с целью разгрома немецко-фашистских войск в Венгрии, Австрии и Чехословакии. Силы, таким образом, на какое-то время разбрасывались. При этом было ясно, что нашим войскам придется сражаться на весьма широком фронте в крайне неблагоприятных для наступления условиях местности, поскольку горы, реки и многочисленные населенные пункты предоставляли противнику возможность успешно обороняться.
Наряду с чисто военной и морально-политической подготовкой Красной Армии к освободительной миссии на территории стран — сателлитов гитлеровской Германии предпринимались и меры дипломатического порядка, которые расшатывали устои гитлеровской коалиции. В частности, 13 мая 1944 г. правительства Советского Союза, Великобритании и США обратились к Венгрии, Румынии, Болгарии и Финляндии с заявлением. В нем говорилось, что нынешняя политика правительств этих стран существенно укрепляет германскую военную машину. В то же время эти страны могут сократить срок войны в Европе, уменьшить количество своих собственных жертв и содействовать победе союзников. Для этого они должны выйти из войны, прекратить пагубное для них сотрудничество с Германией и оказывать сопротивление гитлеровцам всеми доступными им средствами. Страны-сателлиты были предупреждены, что им необходимо уже сейчас решить, будут они упорствовать в своей нынешней безнадежной и гибельной политике или внесут вклад в общую победу союзников и тем самым смогут избежать ответственности за участие в войне на стороне гитлеровцев. Этот шаг союзных держав имел большой политический эффект, так как помог существенно укрепить позиции сил Сопротивления.
Как уже говорилось, командующие 2-м и 3-м Украинскими фронтами еще в мае 1944 г. получили задание подготовить операцию. Работа продолжалась, поскольку начало операции все отодвигалось; менялись и силы фронтов. Перед решающими событиями были проведены и персональные изменения в руководящем составе фронтов: Р. Я. Малиновский перешел на 2-й Украинский фронт, вместо него командующим 3-м Украинским фронтом стал Ф. И. Толбухин, 1-й Украинский фронт возглавил И. С. Конев, а Г. К. Жуков вернулся к своим обязанностям заместителя Верховного Главнокомандующего и вскоре выехал в качестве представителя [342] Ставки на 1-й и 2-й Белорусские фронты. Следует сказать, что эти персональные изменения были очень нужны, поскольку, например, Р. Я. Малиновский и начальник штаба 2-го Украинского фронта М. В. Захаров начали войну в этом районе и знали его детально.
К началу июля было закончено изъятие из 2-го и 3-го Украинских фронтов войск, предназначенных для использования в Белоруссии и на других направлениях. Ставка была вынуждена вывести из состава 2-го Украинского фронта и передать И. Д. Черняховскому на 3-й Белорусский фронт 5-ю гвардейскую танковую армию, направить на 1-й Белорусский фронт К. К. Рокоссовского 2-ю танковую армию. 5-ю гвардейскую армию подчинили 1-му Украинскому фронту, который готовил Львовскую операцию. У 3-го Украинского фронта взяли 8-ю гвардейскую армию и некоторые специальные части, чтобы усилить левый фланг 1-го Белорусского фронта. Поскольку исход кампании решался на главном для того времени направлении — западном, советское Верховное Главнокомандование решительно пошло на столь серьезное ослабление сил южных фронтов, полагая, что результаты операций в Белоруссии и на львовском направлении позволят решить в последующем проблемы, возникающие на других направлениях. Теперь более или менее точно определилось, какие силы Малиновского и Толбухина могут наступать на юго-запад.
Приближалось время осуществления общего плана кампании. В связи с этим Генштаб дал штабам фронтов указание подготовить свои соображения о наступательной операции в районе Яссы, Кишинев с целью разгрома группы немецко-фашистских армий «Южная Украина».
Офицеров, занимавшихся в Генштабе 2-м Украинским фронтом, возглавлял тогда генерал-майор Н. В. Постников, а 3-м Украинским — генерал-майор К. Ф. Васильченко. Они были тесно связаны со штабами фронтов и вместе с ними планировали действия войск.
Наиболее гладко подготовительная работа шла на 2-м Украинском фронте. В отношении замысла операции и направления главного удара фронтовое командование и Генштаб быстро нашли общий язык и твердо сошлись во мнениях: войска фронта должны были в своей полосе наступления отсечь главные силы противника в районе Унгены, Яссы, Кишинев от сообщений на запад и юг и во взаимодействии с соседом слева — 3-м Украинским фронтом окружить их. Поэтому главный удар следовало нанести в направлении на Хуши, позволявшем решить все указанные задачи. Затем надлежало во взаимодействии с 3-м Украинским фронтом полностью разгромить группу армий «Южная Украина».
Что же касается задач и методов действий 3-го Украинского фронта, то здесь были различные точки зрения. Военный совет и штаб фронта настаивали на том, чтобы в интересах окружения основных сил противника главный удар фронта наносился в направлении на Хуши с кицканского плацдарма, захваченного на правом берегу Днестра южнее Тирасполя: здесь на пути наступающих войск не было крупных водных или других естественных преград. Генеральный штаб отлично понимал это, но полагал, что при ударе с плацдарма не будет достигнута внезапность и, следовательно, прорыв будет проходить трудно, поскольку противник ждет наше наступление как раз здесь и приготовится противодействовать. Генштаб предлагал нанести главный удар на кишиневском направлении, где внезапности достигнуть будет легче, хотя и предстоит форсировать Днестр. Для успешного форсирования этой преграды у нас имелись достаточные силы и средства. Если же удар окажется внезапным для врага, то форсирование и прорыв здесь, по нашему мнению, могли проходить легче, чем в любом другом месте.
Особенно интенсивно и в таком же тесном содружестве проходила подготовка планов операции во второй половине июля. Мы еще и еще раз подробно рассматривали доводы сторон. Но вот в ходе работы от разведки был получен новый материал. Он позволил сделать вывод, что противник не ждет нашего главного удара с кицканского плацдарма, а основные свои расчеты связывает с районом Кишинева. Это был важный вывод. Теперь [343] Генштабу не было никакого смысла отстаивать свою точку зрения. Мы согласились с мнением командования 3-го Украинского фронта: действовать нужно с кицканского плацдарма.
Между тем на фронтах происходили события, имевшие решающее значение для хода войны. С западного направления — с 3, 2, 1-го Белорусских и с 1-го Украинского фронтов приходили донесения о победах, радовавшие советских людей. Как уже говорилось, наши войска нанесли сокрушительное поражение группе армий «Центр» и стремительно выдвигались к западным границам Советского Союза, а на некоторых участках пересекли их и овладели плацдармами на западном берегу Вислы. Особенно бурно развивалось в этот момент наступление 1-го Украинского фронта под командованием И. С. Конева, войска которого успешно форсировали Вислу под Сандомиром и продолжали развивать успех.
Настал черед для обсуждения планов действий и на юго-западе. 31 июля в Ставке было проведено специальное совещание и рассмотрены вопросы подготовки наших войск к Ясско-Кишиневской операции. На совещание были приглашены маршал С. К. Тимошенко, являвшийся представителем Ставки на 2-м и 3-м Украинских фронтах, командующие этими фронтами, члены военных советов И. З. Сусайков и А. С. Желтов.
В ходе совещания учитывалось особое значение предстоящей Ясско-Кишиневской операции для последующего развития военно-политических событий в Румынии. Советским Вооруженным Силам предстояло одним мощным ударом ликвидировать главные силы войск противника и тем самым решительно подорвать вооруженный оплот фашистской диктатуры в Румынии.
В этой связи нужно выделить «изюминку» плана Ясско-Кишиневской операции. Дело в том, что немецко-фашистское командование основное внимание уделяло кишиневскому направлению и считало, что там следует ожидать главного удара наших войск. Поэтому сюда и были сосредоточены основные силы наиболее боеспособных немецких дивизий. Войска располагались компактно в тактической зоне. Это свидетельствовало о том, что противник рассчитывает погасить наш самый сильный первый удар прежде всего на малой глубине. Вероятно, противник рассчитывал и на то, чтобы отвести свои войска в случае необходимости на позиции, которые подготавливались в глубине обороны. Кроме того, для парирования ударов Красной Армии на этом же направлении находились и основные вражеские резервы, которые, правда, были невелики и состояли из двух пехотных и одной танковой дивизий.
На флангах кишиневской группировки противника оборонялись румынские войска, вооруженные значительно слабее немецких, хуже обученные и снабженные. По данным разведки, их боевой дух был невысок, многие солдаты и даже подразделения были настроены против немцев. Таким образом, создавалось положение, когда наиболее уязвимыми участками обороны были фланги сильной кишиневской группировки противника.
На заседании Ставки пришли к выводу, что наилучшим вариантом действий в данном случае будет окружение и ликвидация в короткий срок главных сил группы армий «Южная Украина» в районе Кишинева. Охватывающее положение наших войск позволяло прорвать оборону противника на ее слабых флангах, а затем кратчайшим путем выйти в район Хуши, Васлуй, Комрат на тылы основной группировки немецких войск, окружить и уничтожить ее.
Не захват столицы, а окружение и разгром немецких войск в районе Кишинева были первоочердной оперативно-стратегической задачей советских войск. После разгрома противника создались бы и благоприятные возможности для быстрого проникновения наших фронтов в глубину Румынии и решения последующих задач, в том числе овладения Бухарестом и другими экономическими и политическими центрами страны. Наступать в этом случае предстояло уже через «фокшанские ворота», т. е. по наиболее благоприятной местности. Затем был предусмотрен выход на широком [344] фронте к Дунаю и восточным границам Венгрии, к северным рубежам Югославии и Болгарии. Мы надеялись, что в результате этих наступательных действий Румыния будет быстро выведена из войны на стороне Германии.
С особым вниманием разобрали трудные вопросы, например такой: удастся ли советским войскам упредить возможный отход противника? Логика вещей подсказывала, что в случае, если Фриснер сможет распознать наш замысел, он не замедлит вывести свои главные силы из-под удара и организует оборону на новом рубеже. Когда же он сумеет понять, что именно готовят ему наши войска? По опыту войны мы полагали, что гитлеровское командование разберется в нашем замысле не ранее второго дня операции. Это было важно: чтобы избежать котла, войскам противника до переправ на Пруте в районе Хуши требовалось преодолеть расстояние 60—80 км. Нашим же наступающим частям, чтобы закрыть врагу пути отхода, нужно было пройти до этой переправы гораздо большее расстояние — около 100 км. Поэтому, если гитлеровское командование успеет отвести войска, наши планы окружения провалятся и потребуется проведение повой операции.
Следовательно, первым условием нашего успеха являлось достижение внезапности н высокие темпы наступления советских войск. Мы должны были захватить с ходу и в предельно короткий срок выгодные рубежи местности, такие, как хребет Маре, где располагалась вторая полоса оборонительных укреплений противника, не дать ему закрепиться там и разгромить его резервы, подходящие из глубины. Кроме того, требовалось захватить переправы через реку Прут раньше, чем ими воспользуется для отхода противник. Расчеты показали, что наступать нужно с темпом не менее 25 км в сутки!
Отсюда вытекала и последовательность действий наших войск: пехота должна была совершить быстрый прорыв, а танки — стремительно развивать его в глубину и вырваться к переправам на Пруте. Поэтому следовало сохранять танковые войска в кулаке, не распылять их в ходе операции, вводить в дело после прорыва обороны противника. В интересах наращивания сил в ходе операции требовалось создать глубокое оперативное построение войск.
На заседании Ставки было принято решение и о соотношении сил. В частности, на 3-м Украинском фронте не имелось сколько-нибудь значительного превосходства над противником в силах. Оно рисовалось следующим образом: в людях — 1,2 : 1, полевых орудиях разного калибра — 1,3 : 1, танках и самоходных орудиях — 1,4 ; 1, пулеметах — 1:1, минометах — 1,9 : 1, самолетах — 3 :1 в нашу пользу. Очевидно, недостаточное превосходство нужно было восполнять массированием сил на направлении главного удара. Было решено оголить все второстепенные участки фронта и за счет этого решить вопрос. Вот какой разительной картины добился бы тогда фронт: соотношение сил на главном направлении выглядело в людях — 6:1, полевых орудиях разного калибра — 5,5 : 1, танках — 5,4:1, пулеметах — 4,3:1, минометах — 6,7:1, самолетах — 3:1 в нашу пользу. Такой перевес был достаточен для того, чтобы прорвать оборону противника и развить успех. Все остальное зависело от искусства командования, мастерства и самоотверженности войск.
На этом заседании Ставки Верховный Главнокомандующий еще раз вернулся к военному и политическому значению операции. Впервые, как мы знаем, еще в начальной стадии разработки плана операции он указал командующему 2-м Украинским фронтом на политическую сторону дела. Теперь он заговорил об этом в связи с плотностью артиллерии в войсках Р. Я. Малиновского. Когда командующий доложил, что может сосредоточить на каждом из 22 км фронта прорыва по 220 орудий не менее 76-мм калибра, то есть создать весьма высокую артиллерийскую плотность, И. В. Сталин заметил, что даже этого мало, нужно больше. Поскольку выяснилось, что ресурсов для создания более высокой плотности на таком участке у фронта не хватает, было предложено сократить участок [345] прорыва до 16 км и таким образом добиться плотности 240 и даже несколько больше орудий на километр. Столь высокие плотности артиллерии были одной из гарантий надежного поражения противника, быстрого взлома его обороны и развития успеха в глубину к переправам на реке Прут и в направлении Фокшан. Мощные удары по обороне союзника гитлеровцев должны были, как полагал И. В. Сталин, повлиять на политику правительства королевской Румынии и содействовать ее выходу из войны.
К операции 3-го Украинского фронта были привлечены вновь обретшие свои исконные базы Черноморский флот и Дунайская военная флотилия. Их действия вдоль морского побережья, по Днестровскому лиману и Дунаю — захват морских баз и портов противника, высадка наших десантов в тылу вражеской обороны и поддержка их наступления — должны были стать очень важным фактором общего успеха. Командующий фронтом с помощью представителя Ставки быстро нашел единый язык с командующим флотом адмиралом Ф. С. Октябрьским и командующим флотилией контр-адмиралом С. Г. Горшковым. Работали они дружно. То же следует сказать и о генерале И. Т. Шлемине — командующем войсками 46-й армии, которой предстояло форсировать Днестровский лиман во взаимодействии с Дунайской военной флотилией.
После заседания Ставки в планы фронтов были внесены некоторые уточнения. Суть их для 2-го Украинского фронта была сформулирована следующим образом:
«Цель намечаемой операции: разгромить противника на ясском направлении и совместно с 3-м Украинским фронтом окружить и уничтожить немецкие дивизии кишиневской группировки противника. На пятый день наступления выйти на рубеж Бакэу, Делении, Хуши. В последующем развить удар на Фокшаны с целью овладения нефтеносными районами Румынии.
Решение: исходя из характера обороны противника наиболее целесообразным участком для прорыва является Поду-Илоаей, Яссы, где не установлены долговременные сооружения. Главный удар силами 27-й и 52-й армий, 6-й танковой армией и 18-м танковым корпусом{41} — нанести с фронта (шириной 16 км) в обход Ясс с юго-запада на Хуши».
Главные силы обеспечивались действиями 5-й воздушной армии, которой командовал тогда генерал С. К. Горюнов. Вспомогательные удары наносились на трех направлениях как справа, так и слева от главной группировки войск фронта силами одной общевойсковой армии каждый.
Резерв фронта был весьма крупным. В нем оставлялись 53-я армия, которой предстояло действовать в полосе наступающей в составе главных сил 52-й армии. 5-й гвардейский кавалерийский, 23-й танковый, 57-й и 27-й гвардейский стрелковые корпуса. Такой состав резерва был обусловлен задачами наращивания успеха из глубины, а также учитывал ведущее место фронта в стратегической операции.
Замысел операции 3-го Украинского фронта, как тогда мы записали в докладе о боевой деятельности войск Ф. И. Толбухина, состоял в том, чтобы «прорвать оборону противника на правом фланге его кишиневской группировки (в основном против румынских частей), при помощи подвижных частей быстро развивать успех в общем направлении на Комрат, после чего повернуть на северо-запад в район Леушени, Лопушна, Негры, соединиться с войсками 2-го Украинского фронта и совместно окружить и уничтожить кишиневскую группировку противника. Одновременно частями 46-й армии окружить и уничтожить аккерманскую группировку противника».
В составе главных сил фронта были полностью 37-я армия генерала М. Н. Шарохина и часть сил 57-й и 46-й армий генералов Н. А. Гагена и И. Т. Шлемина. Для развития успеха предназначались 7-й и 4-й гвардейский [346] механизированные корпуса. На направлении главного удара действовала 17-я воздушная армия, которой командовал генерал В. А. Суден.
Поскольку в составе 3-го Украинского фронта было всего пять армий, то крупного резерва Ф. И. Толбухин выделить не мог; в нем находился только 10-й гвардейский стрелковый корпус.
Таким образом, характерной чертой замысла и решений командующих фронтами было массирование войск на направлении главных ударов и хорошее их обеспечение. Они могли обрушить здесь на противника в среднем более 240 орудий и минометов калибра 76 мм и выше и 30—50 танков на километр фронта прорыва.
2 августа в 23 часа была подписана совместная директива Ставки 2-му и 3-му Украинским фронтам о подготовке и проведении операции с целью разгрома противника в районе Яссы, Кишинев, Бендеры.
После того как была получена эта директива Ставки, фронты развернули еще более широкую подготовку к операции. Войска перегруппировывались, вели необходимую боевую подготовку. Это было нелегко, особенно на небольшом открытом плацдарме, занимаемом войсками Ф. И. Толбухина. По указанию Ставки проводились мероприятия по оперативной маскировке. Было очень важно заставить сильного и опытного противника ждать нашего наступления только в районе Кишинева. И этого мы добились: хитрый Фриснер долго верил, что ни в каком ином месте советское командование не нанесет ему удара. Удалось заставить его просчитаться и в прогнозе относительно размаха наших операций.
Ввести в такое заблуждение противника было непросто. Для этого 5-я ударная армия генерала Н. Э. Берзарина, например, демонстративно готовила наступление в районе Шерпени; специально выделенные войска с помощью радиосредств имитировали сосредоточение новой армии из нескольких корпусов и танковых частей, предназначенной якобы для 3-го Украинского фронта. Ложное сосредоточение войск проводилось также в полосах наступления 40-й и 7-й гвардейской армий на правом крыле 2-го Украинского фронта. Ложное движение колонн показывалось специально выделенными автомашинами с прицепленными к ним различного рода самодельными устройствами для создания больших облаков пыли на дорогах. В районах расположения 6-й гвардейской танковой армии и 7-го мехкорпуса, занимаемых до перегруппировки, обязательно оставлялись макеты танков и орудий, создававшие впечатление неизменности положения этих войск.
Войска уложились в отведенные им на подготовку действий сроки. 19 августа оба фронта провели контрольную разведку боем на широком участке. Она показала, что поправки к планам предстоящих операций не нужны.
Разведка боем встревожила противника. Получив о ней доклады, генерал Фриснер на исходе дня созвал совещание командующих 6-й и 8-й армиями и 4-м воздушным флотом. Румынских командующих не пригласили. По общему мнению гитлеровских генералов, на следующий день следовало ожидать крупного наступления советских войск — в этом они не ошиблись. Однако перегруппировка сил, которую они тогда спешно предприняли, чтобы укрепить оборону на угрожаемых направлениях, уже не могла предотвратить их поражения. Немецко-фашистские военачальники понимали это и в тот же вечер «на всякий случай», как писал впоследствии сам командующий, рассмотрели план отвода войск группы армий «Южная Украина».
В то время когда в штабе Фриснера проходило нервозное совещание, представитель Ставки Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, Р. Я. Малиновский и находившийся в войсках маршал авиации С. А. Худяков вместе с операторами прибыли на наблюдательный пункт 2-го Украинского фронта на высоте, помеченной на картах отметкой 195. Вскоре вместе с операторами прибыл на свой НП и командующий 3-м Украинским [347] фронтом Ф. И. Толбухин. А 20 августа в 6.10 2-й Украинский и в 8.00 3-й Украинский фронты начали артиллерийскую подготовку. Пробивая брешь в обороне врага, стреляли тысячи орудий. Ясско-Кишиневская операция началась.
Боевые действия войск в этой операции достаточно известны, и нет нужды их подробно излагать. Скажу только, что они были весьма успешны и изобиловали примерами высокого мужества, героизма и отваги советских воинов. Удар атакующих стрелковых соединений был настолько сильным, что уже к полудню части 27-й армии С. Г. Трофименко прорвали тактическую зону обороны противника на глубину до 16 км и форсировали реку Бахлуй. Создались условия для ввода в прорыв 6-й танковой армии А. Г. Кравченко, хотя по плану это предусматривалось только на второй день операции.
В полосе 52-й армии К. А. Коротеева наступление тоже развивалось успешно: к исходу дня войска вырвались на подступы к Яссам и завязали бои за город.
Хорошо шли дела и в полосе наступления 3-го Украинского фронта: на главном направлении оборона противника была прорвана на глубину 10—12 км.
За первый день операции наши войска, по подсчетам того времени, разгромили шесть дивизий противника и вышли к его третьей оборонительной полосе, расположенной на глубине 25—40 км по лесистому хребту Маре. Здесь они были приостановлены: прорвать вражескую оборону с ходу 6-й танковой армии не удалось.
Ставка и Генеральный штаб отдавали должное героизму войск и достигнутому ими успеху. Однако результаты первого дня боевых действий, по нашему мнению, могли быть в сложившейся обстановке еще лучше. Особенно это касалось 2-го Украинского фронта, где ввод в сражение танковой армии А. Г. Кравченко позволял, на наш взгляд, резко увеличить темп и глубину удара. Поскольку наступление затормозилось, мы опасались, что противник, используя выгодные условия местности, сумеет стянуть на важнейшие участки какие только возможно силы и задержать здесь наши войска на длительный срок. А это означало, что они могли опоздать с выходом к переправам на Пруте и на пути отступления противника в южном направлении: окружение его в этом случае могло не состояться.
Так и доложил Генеральный штаб Ставке в ночь на 21 августа. Верховный Главнокомандующий тогда не счел нужным дать какие-либо указания командующим фронтами, полагая, вероятно, что утро вечера мудренее. Но и утром следующего дня 6-я танковая армия не смогла прорвать оборону противника, как не прорвал ее и 18-й танковый корпус, наступавший в полосе 52-й армии в обход Ясс.
Произошло это прежде всего потому, что командованию противника удалось силами трех дивизий, в том числе румынской танковой дивизии «Великая Румыния», перевооруженной немецкой материальной частью, организовать контрудар на подступах к третьей оборонительной полосе. И хотя контрудар был отбит, помешать его осуществлению ни авиация, ни другие средства 2-го Украинского фронта все же не сумели, а это еще на день задержало наши наступавшие войска перед хребтом Маре.
Более успешно шли дела у Ф. И. Толбухина: здесь сопротивление армейской группы генерала Думитреску, основу которой составляла 3-я румынская армия, было сломлено.
Положение на направлении главного удара 2-го Украинского фронта очень беспокоило Генеральный штаб. В середине дня 21 августа мы, как обычно, связались по телефону со штабами наступающих фронтов и уточнили обстановку. Вскоре нам предстояло ехать в Кремль на доклад. Начальник штаба 2-го Украинского фронта М. В. Захаров оценивал обстановку оптимистично, полагая, что перед хребтом Маре наши войска не задержатся и вот-вот ускоренно двинутся вперед. Он доложил также, что с часу на час ожидает сообщения об овладении Яссами, и оказался прав. [348]
В 15 часов мы с А. И. Антоновым были в кабинете Верховного Главнокомандующего. Когда дошла очередь до обстановки на юго-западе, И. В. Сталин, внимательно изучив карту, потребовал напомнить командующим 2-м и 3-м Украинскими фронтами, а также представителю Ставки о главной задаче руководимых ими войск: как можно скорее окружить противника. Он продиктовал: «...Сейчас главная задача войск 2-го и 3-го Украинских фронтов состоит в том, чтобы объединенными усилиями двух фронтов быстрее замкнуть кольцо окружения противника в районе Хуши, после чего сужать это кольцо с целью уничтожения или пленения кишиневской группировки противника».
Поскольку прорыв вражеской обороны по хребту Маре мог вызвать соблазн бросить главные силы 2-го Украинского фронта для преследования румынских войск в направлении на Роман и Фокшаны, а 3-го Украинского фронта — на Тарутино и Галац, Верховный Главнокомандующий подчеркнул: «Ставка требует основные силы и средства обоих фронтов привлечь для выполнения этой главнейшей задачи, не отвлекая сил для решения других задач. Успешное решение задачи разгрома кишиневской группировки противника откроет нам дорогу к основным экономическим и политическим центрам Румынии».
Мы особо внимательно отнеслись к этому указанию: ведь Генштабу предстояло контролировать, как выполняются указания Ставки.
Заключая диктовку, И. В. Сталин сказал: «Перед вашими обоими фронтами действует около 44 дивизий противника, из которых 6 дивизий уже разбито. Вы же имеете 87 дивизий, и, кроме того, у вас значительное превосходство над противником в артиллерии, танках и авиации. Таким образом, вы имеете все возможности для успешного решения указанной задачи и должны эту задачу решить».
Представителю Ставки Маршалу Советского Союза С. К. Тимошенко было приказано следить за неуклонным выполнением этой директивы.
Пока мы докладывали об обстановке, с фронтов поступили новые данные. К 15 часам были взяты Яссы — мощный узел обороны противника. Из-за правого фланга выдвинувшихся вперед войск 27-й армии С. Г. Трофименко начали поворачивать на запад, обходя укрепленный Тыргу-Фрумос, части 7-й гвардейской армии генерала М. С. Шумилова. Они должны были сломить оборону противника и с западного направления обеспечить действия главных сил фронта. 6-я танковая и 27-я армии вклинились в оборону противника до 49 км, прорвали ее и вышли на оперативный простор. Теперь они могли непосредственно перехватить наиболее вероятные пути отхода противника на запад и юг и разгромить его войска, стремившиеся избежать намечавшегося окружения.
Значительно продвинулся вперед и 3-й Украинский фронт: глубина его прорыва на направлении действий 4-го гвардейского мехкорпуса, которым командовал генерал В. И. Жданов, достигла 50 км. Фронт отсек 3-ю армию румын от войск 6-й немецкой армии.
Директива Ставки была очень своевременной для организации действий фронтов. К исходу 21 августа противник был уже не в состоянии удержать занимаемые им выгодные позиции по хребту Маре и под напором армий 2-го Украинского фронта начал отход. Войска Р. Я. Малиновского с 6-й танковой армией и 18-м танковым корпусом в авангарде ринулись за ним, не останавливая преследования и в ночь на 22 августа и весь следующий день. Мощь удара главных сил фронта была дополнена ударом перешедшей в наступление 4-й гвардейской армии И. В. Галанина. Действуя вдоль левого берега Прута, она обеспечила операцию фронта с востока и вместе с тем дробила оборону кишиневской группировки противника ударом с севера на юг. К исходу дня войска 2-го Украинского фронта углубились в оборону противника на 60 км и расширили прорыв до 120 км.
Армии 3-го Украинского фронта стремительно продвигались с востока к переправам на Пруте. Опрокидывая сопротивление румынских и немецких войск, их подвижные части к исходу 22 августа на 80 км вклинились [349] в глубину расположения противника и преодолели три четверти расстояния до своей цели. На левом фланге войска фронта во взаимодействии с Дунайской военной флотилией успешно форсировали Днестровский лиман.
Таким образом, в течение 22 августа отчетливо обозначились контуры огромного окружения, которое составляло суть разработанной Ставкой советского Верховного Главнокомандования операции по разгрому группы немецко-фашистских армий «Южная Украина» под Яссами и Кишиневом.
Был уже поздний вечер, и Верховный Главнокомандующий, подписав приказ о салюте, распорядился произвести ею на следующий день, а по радио передать о победе под Яссами и Кишиневом немедленно. Это, как мне помнится, был единственный за всю войну случай, когда объявление приказа и салют разъединялись почти сутками.
23 августа все армии 2-го и 3-го Украинских фронтов, находившиеся в первом эшелоне, продолжали преследовать противника. Успешно включилась в дело и 5-я ударная армия генерала Н. Э. Берзарина: за день боев ее войска на отдельных направлениях продвинулись на 24—45 км. Успешно развивался охват флангов 6-й немецкой армии, составлявшей, как уже говорилось, основу фронта противника в Румынии. Время окружения главных сил войск Фриснера приблизилось, но в тот день сомкнуть кольцо наших армий, однако, не удалось.
Немецко-фашистские и румынские войска пытались отойти за Прут в западном и южном направлениях. По всей огромной дуге — Васлуй, Хуши, Леово — разгорелись ожесточенные сражения. Особенно напряженными были они в районах переправ через Прут, где противник стремился вырваться из готовой затянуться петли.
Усилия врага с целью предотвратить катастрофу были очень мощными и динамичными. Не теряя надежды нанести поражение Красной Армии, немецко-фашистское командование бросало в атаку крупные массы танков и поддерживало их с воздуха многочисленной авиацией, а на земле плотным огнем артиллерии. В отдельных местах враг, прорываясь сквозь боевые порядки наступающих войск 2-го Украинского фронта, оказывался в тылу советских частей. Бои возникали всюду, но удары противника все же решительно отражались.
24 августа основные силы гитлеровских войск были окружены в районе восточнее Хуши. Это как бы подхлестнуло противника. Борьба продолжалась с еще большей ожесточенностью. Фриснер любой ценой пытался вывести свои войска на запад и ускорял события. Некоторым группировкам врага удавалось прорваться за Прут. Их удары пришлись по тылам ушедших вперед войск наших 6-й танковой и 27-й армий. Обстановка на 2-м Украинском фронте стала еще более сложной и напряженной.
Нужно отдать дань глубокого уважения Р. Я. Малиновскому, который в той обстановке проявил необыкновенное самообладание, выдержку и мудрую способность своевременно принимать правильные полководческие решения, умение твердо и уверенно руководить действиями наступающих войск. Его полководческий талант, проявившийся тогда с полным блеском, был одним из важных условий выдающейся победы советских войск.
Незыблемым фундаментом успехов наших фронтов были мужество и героизм советских воинов. Достаточно сказать, что более 18 тыс. солдат и офицеров получили в августе 1944 г. ордена и медали за отличия под Яссами и Кишиневом, Васлуем и Хуши. Многие стали Героями Советского Союза. Их доблесть и достигнутая победа над врагом явились достойным вкладом в дело общего разгрома врага.
В ходе коротких жарких боев все прорывы вражеских войск удалось полностью ликвидировать. В конце августа 2-й Украинский фронт во взаимодействии с 3-м Украинским покончил и с главными силами [350] окру-женного противника: 18 немецких дивизий из 25, имевшихся в составе войск группы армий «Южная Украина», были уничтожены.
Значение нашей победы в Ясско-Кишиневской операции трудно переоценить. Разгром главных сил группы армий «Южная Украина» повлек за собой важные военные и политические результаты. Советские войска как бы открыли ворота в глубь Румынии, к границам Болгарии, а затем и Югославии, где должны были решаться последующие стратегические задачи. Операция создала благоприятную военно-политическую обстановку для ликвидации режима диктатуры И. Антонеску, лишив его военной силы в лице гитлеровских и верных правительству румынских войск. В этих условиях Коммунистическая партия Румынии подняла вооруженное восстание народа, в конечном счете предопределившее социалистическое будущее страны.
В то время когда судьба фашистских войск была предрешена и окружение кишиневской группировки противника становилось фактом, по ту сторону фронта происходили важные для судеб Румынии и по-своему интересные события.
В ночь на 22 августа во дворце короля Михая состоялось очередное совещание. Оно было созвано втайне от Иона Антонеску — главы фашистской диктатуры и правительства. На совещании присутствовали молодой король, особо доверенные лица из его окружения и представители партий национально-демократического блока — коммунистической, социал-демократической, национал-царанистской и национал-либеральной.
Столь противоречивый по составу антигитлеровский союз стал возможен в результате сложной и большой подготовительной работы коммунистов, о чем мы выше говорили. Работа велась осторожно, терпеливо. Шаг за шагом позиции коммунистов укреплялись, и 20 июня 1944 г. антифашистский блок был создан.
Королевский двор, принимая во внимание победы Красной Армии, тоже присоединился к национально-демократическому блоку. Разумеется, король меньше всего заботился о благе румынского народа, а преследовал свои цели: почувствовав, что трон шатается, королевский двор заметался в поисках способов сохранить свое положение.
Теперь, в момент, благоприятный для свержения режима И. Антонеску, представители блокирующихся партий собрались, чтобы обсудить военно-политическое положение и определить, как практически ликвидировать фашистское, верное гитлеровцам правительство. На этом совещании коммунисты представляли не только равноправную с партнерами, по и растущую силу. Это обусловливалось тем, что под влиянием поражений войск гитлеровской коалиции на советском фронте в стране произошли еще более значительные политические сдвиги. Подорванная тяготами войны, потерявшая большое количество солдат, Румыния была особенно чувствительна к этим поражениям, и противоречия между трудящимися, интересы которых выражала Коммунистическая партия Румынии, с одной стороны, фашистским режимом и гитлеровскими оккупантами, с другой, достигли предельной остроты. Они отчетливо проявились также н в отношениях внутри господствующих классов и правящих кругов, которые, как пауки в банке, боролись за сохранение места под солнцем. Эта борьба теперь особенно усилилась, поскольку стало очевидно, что ставка эксплуататорских классов на фашизм и союз с гитлеровской Германией уже бита.
Коммунистическая партия Румынии тонко разобралась в противоречиях, возникших внутри правящих классов, в том числе между королевской властью и правительством Антонеску. Она правильно оценила положение и сумела использовать его в интересах свержения власти фашистов и победы народной революции, хотя на поверхности событий частенько выступали и сам румынский король и его окружение.
Чтобы лучше понять ход исторических событий, нелишне будет напомнить читателю, что кризис отношений между королем и [351] правительством Антонеску начался уже в конце марта 1944 г. Он еще больше углубился, когда советские войска пересекли границу страны и вступили на территорию Румынии. Во дворце тогда поняли, что дальнейший союз с фашизмом ничего хорошего не сулит. Близкие к королю круги стали строить планы спасения монархии, причем вначале в этих планах не отводилось места коммунистам и румынскому народу. Но жизнь заставила царедворцев менять тактику и искать связей с коммунистами. Сторонники короля и сам Михай сознавали, что только коммунисты имеют за собой поддержку трудящихся масс и являются единственной в стране силой, способной свалить фашистский режим.
Опытные политиканы, окружавшие Михая, в том числе его мать, игравшая в политических делах далеко не последнюю роль, рассчитывали, что многострадальный и трудолюбивый народ Румынии, который долгие годы был обречен правящими классами на темноту и невежество, еще верит в добрые намерения монарха. Они рассчитывали сыграть на патриотических чувствах простых людей, полагавших, что во всех военных невзгодах, гибели множества румынских солдат, разорении и обнищании страны повинна только фашистская диктатура. Дворцовые круги понимали, что ненависть к прогитлеровскому правительству Антонеску заслоняет в глазах народа паразитизм и классовую сущность монархии. Поэтому они надеялись, что народ останется верен королю и сохранит трон, особенно если сам монарх будет с теми, кто поднимется на борьбу против ненавистной всем военно-фашистской диктатуры.
Приближенные короля были уверены также в поддержке румынской армии. Они выяснили, что многие румынские генералы на фронте настроены против гитлеровцев и режима Антонеску. Ведя свою политическую игру, королевское окружение не сбрасывало со счетов и так называемые «исторические» партии — национал-царанистскую и национал-либеральную, которые представляли интересы румынских капиталистов и помещиков и могли служить отличной опорой и ширмой для классовой политики двора. В то же время, по вполне понятным причинам, и эти партии не избегали союза с монархией.
Коммунисты, присутствовавшие на совещании, одобрили соображения королевского двора об аресте главы фашистского правительства диктатора И. Антонеску. Подготовительные меры с ведома и при участии ЦК Компартии Румынии были заранее предприняты окружением короля. План ареста Антонеску разрабатывали еще с апреля особо приближенные к Михаю лица, в частности адъютант короля полковник Е. Ионеску. Первоначально дворцовые круги думали ограничиться только арестом главаря фашистского правительства. Однако под давлением событий им пришлось изменить свои расчеты. На одном из конспиративных совещаний коммунисты добились, чтобы дворцовые круги согласились на более широкую программу действий — свержение диктатуры Антонеску путем вооруженного восстания, разрыв союза с фашистской Германией, выход Румынии из войны на стороне Гитлера и борьба против немецко-фашистских войск и войск стран-сателлитов. Для технической подготовки восстания был избран Военный комитет, где руководящую роль приобрели коммунисты. Король и его сторонники согласились также со временем начала восстания.
Па других конспиративных встречах представителей компартии и короля обсуждались детали плана восстания. Для Бухареста составили список объектов, подлежащих захвату в первую очередь (вокзал, почта, телеграф и т. д.), создали штабы и командование северной и южной частей города. Были выявлены части румынских войск, готовые поддержать восставших.
В столице компартия имела 50 патриотических отрядов общей численностью 2 тыс. бойцов для выполнения главных задач и опиралась на некоторые регулярные войска. Всего вооруженные силы восстания в Бухаресте насчитывали немногим более 8 тысяч человек.
Коммунисты развернули подготовку к вооруженному восстанию не [352] только в Бухаресте, но и в других частях страны. Большое внимание уделялось нефтяному району Плоешти, где были сформированы боевые патриотические отряды н группы.
Особое место занял вопрос о начале восстания. От правильного выбора момента зависело поражение или успех восставших. Преждевременное выступление грозило тем, что на помощь фашистской диктатуре И. Ан-тонеску будут брошены немецкие войска, которые потопят в крови правое дело. Лучше всего было начать восстание после того, как Красная Армия разгромит гитлеровские войска, лишит режим Аптонеску его военной опоры и создаст тем самым благоприятную почву для победы восстания. Румынские историки пишут: «Для обеспечения успеха восстания военный план предусматривал поднять восстание после начала наступления Советской Армии на ясско-кишиневском фронте, чтобы гитлеровское командование не смогло снять войска с фронта для их противопоставления восставшим силам»{42}.
За десять дней до начала Ясско-Кишиневской операции, т. е. 10 августа, КПР удалось организовать побег из концлагеря Г. Георгиу-Дежа и вслед за ним большой группы других коммунистических руководителей.
Но вернемся к событиям ночи 22 августа. Тогда решили арест И. Антонеску осуществить во дворце, пригласив диктатора к королю Михаю, якобы для доклада о военной обстановке. Произвести арест поручили заранее подготовленному компартией боевому подразделению — оно было выделено из патриотических формирований, организованных в ходе подготовки к предстоящему вооруженному восстанию. На случай, если этому подразделению по каким-либо причинам не удалось бы проникнуть во дворец, компартия посоветовала подготовить вторую, резервную группу. Адъютант короля сформировал ее из солдат гвардейского батальона охраны дворца. Кроме того, были приняты меры для разоружения обычно сопровождавшей Антонеску личной усиленной охраны.
Фашистский диктатор маршал И. Антонеску ничего не подозревал. 21 и 22 августа он дважды встретился с генералом Фриснером на его командном пункте, чтобы обсудить угрозу, нависшую над немецко-румынскими войсками на фронте. Фриснер выразил опасение, что в румынских войсках ведутся политические интриги против гитлеровских союзников. Антонеску категорически опроверг это, сообщил, что принял буквально драконовские меры против дезертиров, и убедил Фриснера в своей верности гитлеровской Германии. Оба они пришли к выводу, что необходимо начать отвод войск из района Яссы, Кишинев и организовать оборону на укрепленном рубеже Карпаты, Фокшаны, Немолоаса, Галац, дельта Дуная. Антонеску обещал срочно передать из Бухареста в распоряжение гитлеровского командования все румынские резервы.
Вернувшись в столицу, Антонеску сразу же созвал заседание правительства, на котором было решено продолжать войну, мобилизовав для этого все силы страны. После заседания он попросил короля принять его 23 августа в 16.00. Хотя для дворцовых кругов эта просьба была неожиданной, она как нельзя более совпадала с их намерением арестовать фашистского главаря. Приближенные короля быстро связались с руководителями компартии. Те посоветовали выполнить принятый совместно план и в свою очередь отдали распоряжение о готовности к восстанию. Все было приведено в действие.
На следующий день Антонеску в назначенный час приехал во дворец. После пространного доклада королю о положении на фронте он был отрешен от власти и арестован гвардейцами, действовавшими по запасному варианту плана. Вместе со своим однофамильцем, министром иностранных дел М. Антонеску, получившим во дворце аудиенцию на полчаса ранее, бывший диктатор оказался под замком в бронированном убежище королевской семьи. Охрану обоих Антонеску разоружили.
Затем по телефону были вызваны во дворец и арестованы военный [353] министр и министр внутренних дел, генеральный инспектор жандармерии и префект полиции столицы. Остальных членов фашистского правительства арестовали несколько позже.
Арест Антонеску не принес приближенным короля успокоения. Они опасались, как бы гитлеровцы не бросили войска на дворец, чтобы вызволить своего союзника. Понимая, что в этом случае и королю и его окружению не поздоровится, они обратились к компартии с просьбой предоставить Михаю надежное убежище. После полуночи король был увезен в безопасное место далеко от столицы, где он, продолжая заниматься обычными для него делами, оставался длительное время.
А события во дворце в тот день, 23 августа, шли своим чередом. Вскоре после 17 часов сюда по поручению руководства компартии прибыл Эмиль Боднараш — начальник Центрального командования боевых патриотических формирований, впоследствии министр вооруженных сил, заместитель председателя Государственного совета СРР. Восемь боевиков, которые сопровождали его, вывели Антонеску из бункера и переправили на одну из конспиративных квартир компартии.
Одновременно во дворце собрались представители различных партий, в том числе коммунистической и социал-демократической, чтобы участвовать в формировании нового правительства. К 20 часам оно было создано в основном из монархически настроенных военных и технической интеллигенции. Премьером стал близкий к королю Михаю генерал Сана-теску. В правительство в качестве министров без портфеля входило лишь по одному представителю от каждой из четырех партий национал-демократического блока, и в их числе коммунист. Понятно, что большинство членов правительства не собиралось выполнять волю народа и защищать его интересы. Они надеялись закончить революцию арестом Антонеску и его министров и принимали к тому меры. В частности, во главе румынского генштаба был поставлен генерал Михаил, человек, весьма близкий к королю. До поры до времени он таил свои взгляды и действовал, не переча открыто коммунистам. Коммунисты же предвидели, куда будет клонить большинство правительства Санатеску, и требовали ввести в его состав представителей всех антифашистских партий.
Новому правительству, однако, пришлось посчитаться с тем., что Красная Армия уже пробила себе дорогу в центральные районы Румынии. Оно было вынуждено скрыть свои тайные замыслы и провозгласить, что его ближайшие цели — установить перемирие с Объединенными Нациями, выйти из гитлеровской коалиции, возродить страну и бороться за освобождение севера Трансильвании. Незадолго до полуночи король выступил по радио с декларацией о прекращении военных действий против Объединенных Наций, о заключении перемирия и мира, о создании нового правительства.
А тем временем военное командование Бухареста отдало военно-патриотическим силам приказ, заранее подготовленный Военным комитетом, где, как помнит читатель, компартия добилась руководящего влияния. В столице началось восстание. Вооруженные отряды рабочих вышли на улицы и площади, боевые организации заняли важнейшие учреждения и предприятия. Успех восстания обеспечивался тем, что на фронте немецко-фашистские войска понесли тяжелое поражение от Красной Армии и в Бухаресте не имелось сколько-нибудь сильного немецкого гарнизона, кроме подразделений ПВО, отдельных частей небольшого состава и специалистов. Но румынские войска, выполняя приказ Санатеску, против немцев не выступили, хотя по общему плану имели задачу разоружить гитлеровские части. Компартия распространила брошюру «Красная Армия идет!», где разъясняла народу освободительные цели советских войск, призывала бороться за освобождение страны.
Обеспокоенный неожиданным поворотом событий, гитлеровский посол бросился во дворец. Здесь вместе с ответом на вопрос о судьбе Антонеску ему было вручено требование короля отозвать немецко-фашистские [354] войска из Румынии и заверение, что препятствий в этом им чинить не будут. Покидая дворец, взбешенный посол обещал потопить страну в крови.
Вслед за послом во дворец приехали гитлеровские генералы. У них хватило ума понять, что дело плохо, и они дали обещание отвести из столицы и те войска, которые здесь располагались. Однако когда на следующий день пришел приказ Гитлера силой подавить «дерзких» румын, немецкие генералы начали бомбить с воздуха наиболее важные объекты города и королевский дворец. На Бухарест двинули и некоторые наземные силы. Это было равносильно объявлению войны Румынии. Народ и вставшие на его сторону солдаты по призыву коммунистов не пустили гитлеровцев далее окраин города. Обезвредили и тех, кто еще оставался в Бухаресте, разоружив немецко-фашистские подразделения.
Несмотря на декларацию короля Михая и заявление нового румынского правительства, а также вопреки прямому приказу румынского генерального штаба прекратить сопротивление советским войскам, румынские войска продолжали вести боевые действия на стороне гитлеровцев. Объяснялось это несколькими причинами. На многих участках фронта генеральный штаб Румынии просто потерял управление войсками. Но главное было не в этом: там, где управление существовало, румынский генштаб пытался вывести свои войска на оборонительный рубеж Фокшаны, Немолоаса, Браилов, устье Дуная, чтобы воспрепятствовать дальнейшему развитию народного восстания. Войскам было дано недвусмысленное указание сопротивляться любым попыткам разоружить их.
Фактически таким образом румынский генеральный штаб санкционировал продолжение боевых действий, поскольку ни одна армия, в том числе и Красная Армия, не могла допустить, чтобы в тылу у нее оставались неразоруженными войска страны, находящейся с ней в состоянии войны: каких-либо данных о заключении перемирия у нас не было.
К тому же генеральный штаб Румынии дал обязательство свободно пропустить немецко-фашистские войска на запад, если те не будут мешать румынским войскам передвигаться на указанный им оборонительный рубеж.
Действия румынского генерального штаба, таким образом, были опасны вдвойне: они провоцировали продолжение сопротивления советским войскам и угрожали стране гражданской войной в случае, если бы румынская армия была брошена на подавление народного восстания. Все это шло вразрез с устремлениями компартии, и 24 августа она опубликовала призыв, нашедший живой отклик в народе: с оружием в руках бороться против гитлеровцев!
Оценив обстановку, в том числе намерения румынского генштаба сохранить свои войска и вывести их в глубь страны, советское Верховное Главнокомандование приказало фронтам продолжать наступление с полным напряжением сил и ликвидировать гитлеровские войска. С румынскими же войсками следовало поступать в зависимости от того, как они себя поведут.
Желая дать новому румынскому правительству и его войскам возможность быстро и правильно определить свое место в цепи событий войны, Советское правительство 25 августа еще раз подтвердило апрельское заявление о том, что у нас нет намерений захватить какую-либо часть румынской территории, изменить социальный строй страны или ущемить ее независимость. «Наоборот,— говорилось в повторном заявлении,— Советское правительство считает необходимым восстановить совместно с румынами (выделено мною. — С. III.) независимость Румынии путем освобождения Румынии от немецко-фашистского ига».
В заявлении указывалось, что Красная Армия не станет разоружать румынские войска и не только сохранит все их вооружение, но даже всячески поможет им, если они прекратят военные действия против нее и вместе с Красной Армией будут вести освободительную войну против гитлеровцев за независимость своей страны и против венгерских сателлитов за освобождение Трансильвании. [355]
Советское правительство вместе с тем указало, что Красная Армия может прекратить военные действия на территории Румынии лишь после того, как здесь будут ликвидированы немецкие войска, угнетающие и порабощающие румынский народ. Помощь, оказанная нам румынскими войсками, в этом случае дала бы возможность быстрее прекратить военные действия на румынской земле и заключить перемирие.
Вскоре мы узнали важные политические и военные новости. Румынское радио объявило, что румынское правительство считает себя в состоянии войны с Германией, румынские войска начали вторжение в Трансильванию, а Бухарест полностью освобожден от гитлеровцев. Правительство Санатеску просило немедленно подписать перемирие. Это значило, что румынская армия стала нашим союзником и совместно с советскими войсками вступила на путь борьбы за полное изгнание немецко-фашистских войск из пределов своей страны.
Решение румынского правительства было продиктовано несколькими причинами. Успехи советских войск были поистине огромны. В стране ширилось народное восстание. К тому же провалились надежды мирно поладить с гитлеровцами. Поскольку Гитлер приказал «путч подавить», короля арестовать и посадить в Румынии угодное немцам правительство, генералу Санатеску пришлось повернуть оружие румынской армии против оккупантов. Таким образом, вопреки своим намерениям он сделал то, чего требовала сама жизнь, интересы демократической Румынии. Нужно заметить, однако, что большинство румынских войск на фронте еще не поняло смысла всего происходящего и предпочитало не воевать с гитлеровцами, а сдаться советским войскам. Так, например, 26 августа войскам 2-го Украинского фронта в полном составе сдались пять румынских дивизий.
Итак, пути в Румынию были открыты. А дальше, за Дунаем, уже угадывалась дорога в Болгарию. Теперь нужно было как можно скорее выйти ко всем решающим пунктам страны и довершить там разгром остатков гитлеровских войск.
При последующих действиях советских войск на территории Румынии советское Верховное Главнокомандование обращало особое внимание на ее важнейшие экономические, политические и транспортные центры — районы Плоешти и Бухареста.
Как известно, Плоешти — сердце района, в котором добывалась крайне необходимая гитлеровской коалиции, и особенно самой Германии, нефть. Плоешти был крупнейшим пролетарским центром — опорой коммунистической партии, что имело чрезвычайно важное значение для развертывания революции.
Все это Генштаб учитывал, как и то, что Плоешти расположен в 60 км от Бухареста и как бы прикрывает столицу с севера. Здесь, по нашим подсчетам, которые оказались очень близки к истине, было сосредоточено 25 тыс. гитлеровских солдат и почти сотня самолетов. Эти войска противник мог использовать для удержания Плоешти и разрушения нефтяного оборудования, а также в качестве ударной группы для действий в районе Бухареста. Но тем дело не ограничивалось: Плоешти был крупнейшим узлом коммуникаций, в том числе ведущих по долине реки Прахова в глубь Трансильвании, где расположились немцы и венгры. Для противника, еще не выбитого из Румынии, тут открывался в случае необходимости путь к главным силам 8-й немецкой и венгерской армий. А пока что компактные группировки врага засели в ключевых пунктах нефтяного района; важнейшие нефтеочистительные заводы были заняты гарнизонами.
Планируя разгром противника в центре Румынии, мы не сбрасывали со счетов помощь, которую мог оказать нам ее рабочий класс, но, конечно, и какими-либо особыми надеждами себя не тешили, поскольку пролетариату Плоешти предстояло бы бороться с регулярными, оснащенными всеми видами военной техники гитлеровскими войсками.
Некоторая удаленность Плоешти от Бухареста позволяла изолировать [356] его, перехватив пути сообщения, связывающие эти города. Наиболее подходящей формой наступательных действий мы считали одновременный удар советских подвижных войск по врагу в районах обоих этих городов: такой удар исключил бы взаимную помощь находившихся здесь войск противника.
Наряду с мерами, направленными на разгром противника, были намечены и меры, способствующие сохранению нефтепромыслов от ударов гитлеровцев на земле и с воздуха.
27 августа в 17 часов Р. Я. Малиновский поручил командующему 6-й танковой армией генералу А. Г. Кравченко войти в Бухарест и Плоешти. Тот решил выполнить задачу стремительным ударом одного корпуса на Плоешти и двух корпусов на Бухарест.
Рабочие нефтяного района по указанию компартии уже в ночь на 24 августа организовали охрану производственных объектов и оборону их от гитлеровцев. На помощь рабочим пришел 5-й территориальный румынский корпус генерала К. Василиу-Рэшкану. Гитлеровцы были вытеснены в окрестности Плоешти. Однако в ходе разгоревшихся боев немецко-фа-шистские войска прочно блокировали город и готовились к решительному штурму.
Обстановка под Плоешти вынуждала советские войска действовать быстро и решительно. Нельзя было допустить, чтобы противник разбил румынских патриотов, захватил город и разрушил нефтедобывающие предприятия. Это причинило бы огромный вред восстанию и ущерб румынской экономике. Сосредоточив силы, наши танкисты нанесли 29 августа мощный удар в районе Плоешти. Им содействовала 18-я пехотная дивизия румын, направленная сюда с фронта. Гитлеровцы были разгромлены, основа нефтедобывающей промышленности Румынии сохранена. Советские войска с помощью вооруженных рабочих установили в Плоешти и его окрестностях твердый военный и гражданский порядок. Ликвидацию остатков гитлеровских войск в отдельных пунктах нефтяного района завершили румынские войска.
С Бухарестом же все произошло несколько иначе. Вечером 27 августа танковые корпуса 6-й танковой армии строились в походные колонны, чтобы ринуться к столице Румынии и разгромить расположившихся на подступах к ней гитлеровцев. В это время король Михай и премьер Санатеску заявили, что согласны принять все условия перемирия, предложенные Советским Союзом еще 12 апреля.
Ожидая практических действий румын, мы не прекращали стремительного наступления наших войск в глубь страны. Каково же было наше удивление, когда 29 и 30 августа на нескольких участках фронта представители румынского правительства обратились к советским командармам с предложением приостановить наступление на линии Восточные Карпаты, Дунай, факт этот настораживал. Опять запахло политикой лисьего хвоста, которую, заверяя и кланяясь, все же пыталось провести правительство Санатеску. При внимательном рассмотрении сути дела мы заметили, что предложения выдвигались с целью дать возможность остаткам разбитых гитлеровских войск отойти в горы, организовать там сопротивление и не допустить наши войска в глубь Румынии. Очевидно, буржуазные круги правительства еще надеялись удержать в стране угодные им порядки.
Одновременно Санатеску просил американо-английское командование высадить в столице парашютистов. Нетрудно себе представить, что в этом случае все достигнутое в результате восстания народно-патриотических сил страны 23 августа оказалось бы под угрозой. К счастью румынского народа, ничего этого не произошло. Советские войска продолжали наступление. Румынский народ проявил высокую политическую активность и, следуя призывам компартии, развертывал восстание по всей стране.
Войска 6-й танковой и 53-й армий после форсированного марша вплотную подошли к Бухаресту. Их появление гарантировало народу неприкосновенность его завоеваний и расстроило планы буржуазных политиков. Вместе с советскими солдатами были воины 1-й румынской [357] добровольческой дивизии имени Тудора Владимиреску. О ней нельзя не сказать особо.
Дивизия была сформирована из добровольцев — солдат и офицеров румынских войск, попавших к нам в плен. Нелегко и непросто пришли они к мысли о необходимости сражаться против гитлеровской Германии. Картина грядущей катастрофы третьего рейха, а вместе с тем и режима И. Антонеску встала перед ними уже в дни разгрома противника под Сталинградом, где нашли конец и две румынские армии. Последующий ход событий на советско-германском фронте окончательно убедил многих пленных в неизбежности краха преступной авантюры Гитлера и его приспешников. 2 февраля 1943 г. группа пленных румынских солдат обратилась к Советскому правительству с просьбой предоставить им возможность сражаться добровольцами вместе с Красной Армией, а в августе конференция румынских военнопленных уполномочила нескольких из них обратиться к И. В. Сталину за разрешением сформировать добровольческий легион. Военнопленных поддержали румынские коммунисты, находившиеся в эмиграции в СССР. 4 октября 1943 г. Государственный Комитет Обороны принял постановление о формировании 1-й румынской добровольческой пехотной дивизии. Несколько позже ей присвоили имя румынского национального героя Тудора Владимиреску.
Формировалась дивизия в Селецких лагерях под Рязанью по гвардейскому штату. Командовал добровольцами полковник Николае Камбря, начальником штаба являлся подполковник Якоб Теклу. За формированием дивизии мы наблюдали с помощью полковника Г. М. Еремина, представителя Генерального штаба. В обучении войск дивизии приняли участие 159 советских офицеров-инструкторов, передававших румынским товарищам все лучшее из опыта Великой Отечественной войны.
7 мая 1944 г. дивизия имени Тудора Владимиреску сосредоточилась севернее Ямполя, вошла в состав 2-го Украинского фронта и занималась боевой подготовкой. Соединение насчитывало 9,5 тыс. человек и обладало мощным вооружением. В нем имелось, например, 98 орудий и 160 минометов разных калибров, почти 500 ручных и свыше 110 станковых пулеметов.
Боевое крещение румынские добровольцы получили в ходе Ясско-Кишиневской операции. Они с честью выдержали трудное испытание в сражении против мощной группировки войск противника, пытавшейся прорваться из окружения на запад. Дивизия понесла потери, но выполнила задачи, окрепла духом и заложила, таким образом, прочную основу будущего боевого братства советских и румынских воинов.
31 августа население Бухареста радостно встретило вошедшие в столицу Румынии советские войска и дивизию имени Тудора Владимиреску.
С разгромом группы армий «Южная Украина» и народным вооруженным восстанием, распространившимся по всей территории страны, для Румынии открылись большие исторические перспективы. Была создана Союзная контрольная комиссия, которая наблюдала за точным соблюдением условий перемирия. В стране находились советские войска. Их присутствие, как и наличие Контрольной комиссии, стимулировало работу демократических сил по строительству нового типа государства — народной демократии, а также помогло избежать гражданской войны. Последняя была исключена, что создавало относительно благоприятные внутренние условия для преодоления сопротивления сил контрреволюции.
Нужно сказать, что Советское правительство и военное командование с большим доверием относились к трудящимся массам государств, которые предстояло освободить Красной Армии, в том числе, разумеется, и к народу Румынии — страны, которая в течение длительного срока была сателлитом гитлеровской Германии. Велико было уважение к Коммунистической партии Румынии — передовому отряду народа, сумевшему в [358] условиях фашизма сохранить свои ряды, организовать и возглавить восстание против диктатуры И. Антонеску.
Генеральный штаб тем не менее чувствовал на своей работе, как крепки еще были в Румынии позиции контрреволюции и как трудно было ломать их силам нового строя. Контрреволюция действовала искусно и гибко. Проявлялось это по-разному.
Со вступлением советских войск во внутренние районы Румынии по различным каналам связи, особенно телеграфу и телефону, пошла, например, за границу широкая информация о составе, состоянии и передвижениях наших армий. Информация была явно разведывательной. На эту тему по докладу Генштаба состоялось специальное решение Государственного Комитета Обороны. В ряд важных узловых пунктов связи Румынии были направлены специальные коменданты связи, которые такого рода сведения за границу не пропускали.
Были и диверсии идеологического характера. Одна из них мне хорошо запомнилась. Внезапно тогда поползли наветы на 1-ю добровольческую пехотную дивизию румын имени Тудора Владимиреску. Враги клеветали, что добровольцы дивизии являются, мол, изменниками родины и после войны их будут судить, а Германия войны не проиграет. Р. Я. Малиновский и И. З. Сусайков послали в связи с этим следующую телеграмму командиру дивизии: «Дивизия румын является наиболее боеспособной частью румынского народа и хорошо выполняет боевые задачи. Румынский народ никому не позволит чернить своих героев, преданных своей родине и раньше всех понявших необходимость борьбы за свободу и независимость Румынии. Будьте спокойны, честно деритесь и беспощадно бейте врага...»
Были и попытки спасти гитлеровскую агентуру в стране. Министр внутренних дел отказался тогда передать советскому командованию генералов, адмиралов и офицеров немецко-фашистской военной миссии. Мотивировалось это тем, что в Германии находятся румынские дипломаты и большое количество румынских офицеров: к ним-де могут применить репрессии, если немецкие подданные будут выданы русским. Ссылались на бомбардировку Бухареста, возможную якобы из-за мести. Приводили и другие столь же несостоятельные доводы.
Миссию, конечно, арестовали, о чем широко оповестили в советских газетах. Агентура врага в Румынии оказалась обезглавленной.
Велико было удивление наших военных комендантов, когда в некоторых румынских госпиталях обнаружились на излечении... здоровые немецкие солдаты. Маскировка эта была раскрыта довольно быстро, и пациентам пришлось занять свое настоящее место на сборных пунктах военнопленных.
На дверях венгерского посольства советские офицеры, явившиеся арестовать представителей хортистской Венгрии — нашего противника, увидели вывеску: «Шведское посольство». Оказалось, что спасительная надпись появилась по договоренности со шведским послом.
Весьма часто на руководящие посты в префектурах назначались явные сторонники фашизма, в том числе сотрудники сигуранцы. Были попытки организации крушений поездов на железных дорогах, направленные против наших войск. Все эти враждебные акты, как и многие другие, решительно пресекались.
Условия единства антигитлеровской коалиции и внутреннего развития Румынии исключали методы немедленной экспроприации экспроприаторов по типу нашей революции, и обстановка в стране тогда сложилась так, что у власти на значительный срок оказались представители буржуазии и дворцовых кругов. Правительство генерала Санатеску уступило место правительству другого генерала — Радеску, еще более, пожалуй, реакционного и ориентировавшегося на англо-американцев. Обстановка, однако, вынуждала Радеску маневрировать и сохранить за партиями народно-демократического фронта ряд министерских постов. Коммунисты, [359] в частности, имели в правительстве двух министров и одного заместителя министра.
Заметную роль тогда стал играть доктор Петру Гроза, глава крестьянской организации «Фронт земледельцев», которая в годы войны действовала плечом к плечу с коммунистами и под руководством Компартии Румынии. П. Гроза активно и бескомпромиссно боролся против махинации реакционных министров, проводил политику дружбы с освободителем — Советским Союзом, увеличения вклада Румынии в дело победы над гитлеровской Германией, демократического развития своей родины. П. Гроза много сделал для того, чтобы в марте 1945 г. правительство Радеску пало. С тех пор в течение длительного времени П. Гроза бессменно возглавлял румынское правительство и был одним из видных строителей государства народной демократии, социалистической Румынии.
В конце августа и начале сентября 1944 г. Ставке Верховного Главнокомандования нужно было определить линию поведения наших военных властей в отношении молодого румынского короля, который продолжал оставаться на престоле. Докладывая Ставке военную обстановку, мы с А. И. Антоновым не однажды отмечали, что королевский двор неизбежно станет центром антисоветских элементов в Румынии, и предлагали принять по отношению к нему решительные меры. Верховный Главнокомандующий, как и обычно, внимательно нас выслушал, не спеша раскурил трубку, разгладил концом мундштука прокуренные усы, а потом сказал примерно так. Чужой король не наше дело. Терпимость к нему благоприятно скажется и на наших отношениях с союзниками. Румынский народ, который пока доверяет королевскому двору как оппозиции фашистской диктатуре, надо полагать, сам разберется в истинной сущности монархии. Есть основания думать, что и румынские коммунисты не будут сидеть сложа руки, а помогут своему народу понять обстановку.
Таким образом, нам был преподан урок политграмоты. Объективности ради скажу, что король вел себя смирно и больше развлекался, чем занимался государственными делами. Когда узнали, что король — летчик-любитель, ему от имени И. В. Сталина передали самолет По-2 в подарочном варианте. Король летал, охотился, забавлялся.
Время шло, события развивались, и общественный строй в Румынии по воле партии и народа пошел в направлении, которое привело страну к социализму. Королю и королеве-матери никто не собирался чинить препятствий в выборе местопребывания, и они в последующем благополучно убыли из Румынии.
После разгрома противника, окруженного под Яссами и Кишиневом, Генштаб пустил в ход свою зеленую папку, где находились обычно дела не столь спешные, но, как и другие, важные, в том числе представления к наградам и воинским званиям. Блестящая победа, одержанная 2-м и 3-м Украинскими фронтами, давала к тому повод. При рассмотрении этого вопроса И. В. Сталин сказал, что Р. Я. Малиновский и Ф. И. Толбухин достойны высшего воинского звания — Маршал Советского Союза.
— К тому же при восстановлении государственной границы СССР командующим фронтами это звание нужно присваивать, — добавил Верховный Главнокомандующий. Он был очень доволен успехами фронтов.
Предложение его приняли, и 10 сентября 1944 г. Р. Я. Малиновскому, а 12 сентября Ф. И. Толбухину присвоили маршальское звание.
Бывали и другие случаи присвоения высоких воинских званий — прямо скажем, необычные. Для меня лично памятна осень 1943 г.
16 ноября 1943 г. командующий 11-й гвардейской армией генерал-полковник И. X. Баграмян по приказу И. В. Сталина был вызван в Москву. Явившись к А. И. Антонову, Иван Христофорович, конечно, поинтересовался причиной вызова.
— «Хозяин» не любит наперед выкладывать свои мысли, поедем в Ставку — узнаешь, — ответил ему Алексей Иннокентьевич. [360]
На следующую ночь в урочный час доклада обстановки на фронтах Верховному Главнокомандующему мы втроем — Антонов, Батрамян и я — поехали в Ставку.
В то время советские войска вели широкое наступление на всем фронте от Финского залива до Черного моря. В Прибалтике, однако, успехи достигались медленно, противник, ожесточенно сопротивляясь, сумел создать там равновесие сил.
И. В. Сталин был один и в хорошем настроении.
— Что нового? — спросил он Антонова.
— По сравнению с дневным докладом существенных изменений в обстановке не произошло, — доложил Алексей Иннокентьевич.
И. В. Сталин кивнул и обратился к Баграмяну.
— На Прибалтийских фронтах дела у нас идут неважно, — сказал он, — наступление там затормозилось. Нельзя наступать везде, как иногда думают некоторые.
После небольшой паузы он продолжал:
— Поэтому мы предпринимаем сейчас ряд мер, чтобы выправить положение. Усиливаем 1-й Прибалтийский фронт за счет соседа справа (2-го Прибалтийского. — С. Ш.}. Но этого, очевидно, мало. Ваша армия сильная и неплохо зарекомендовала себя. Думаем и ее отдать Еременко...
Он опять помолчал и только затем, обращаясь к Ивану Христофоровичу, закончил мысль:
— А вас хотим назначить командующим фронтом вместо него. Как вы на это смотрите?
Иван Христофорович немного растерялся и, чуть помедлив, промолвил:
— Благодарю за доверие, товарищ Сталин, постараюсь его оправдать.
— Ну вот и хорошо. А на армию вместо вас поставим тоже опытного командующего — Чибисова. —И не торопясь Сталин пошел к столу.
— А зовут его Никандр, что значит «герой-победитель»,— воспользовавшись паузой, сказал А. И. Антонов о Чибисове.
Попыхтев несколько раз трубкой, пока табак разгорелся, И. В. Сталин обернулся к молчавшему Баграмяну.
— Что же вы молчите? — сказал он.— Или имеете что против Чибисова?
И. X. Баграмян еще более смутился, но потом ответил:
— Нет, товарищ Сталин, что вы, ничего не имею... Это опытный командир. Когда он был генерал-лейтенантом, я был всего-навсего полковником. А теперь Чибисов уже генерал-полковник и Герой Советского Союза. Я буду с ним чувствовать себя как-то неудобно... Нельзя ли командармом назначить кого-нибудь другого, ну, например, генерал-лейтенанта Галицкого?
И. В. Сталин внимательно посмотрел на И. X. Баграмяна.
— Будь по-вашему... Подготовьте директиву о назначении Баграмяна и Галицкого, — коротко бросил он нам и, подойдя к торцу стола, нажал кнопку.
Вошел А. Н. Поскребышев.
— Подготовьте постановление Совнаркома о присвоении звания генерала армии Баграмяну,— сказал ему Сталин.
Поскребышев сделал заметку в блокноте, но не ушел, зная манеру И. В. Сталина отдавать распоряжения не спеша. И. В. Сталин опять помолчал и снова отправился к письменному столу, чтобы разжечь потухшую трубку.
— А Штеменко не легче будет работать, если мы ему присвоим звание генерал-полковника? — раскурив трубку, спросил он Антонова.
— Конечно, легче, товарищ Сталин, — ответил тот, — ведь ему приходится иметь дело даже с маршалами и он часто бывает на фронтах.
— По-моему, надо еще Говорову присвоить звание генерала армии. Ему в Ленинграде тоже нелегко.
Мы промолчали. [361]
— Подготовьте постановление на всех троих, — сказал Верховный Главнокомандующий Поскребышеву.
Тот кивнул и теперь уже исчез за дверью.
— Поздравляю вас! — обращаясь ко мне и Баграмяну, продолжил И. В. Сталин. — Ну а теперь — до свидания: у нас сейчас заседание ГКО.
По приезде в Генштаб зашли к Антонову.
— Давайте по этому случаю поужинаем вместе, — предложил он нам. Мы прошли в комнату за кабинетом, где Алексей Иннокентьевич обычно отдыхал. Он тут же снял погоны генерала армии со своего второго кителя, висевшего в шкафу, и вручил их Ивану Христофоровичу, а Баграмян снял свои погоны и дал их мне. Надев погоны и облачившись в кители, мы сели ужинать. У Алексея Иннокентьевича нашлась даже бутылка сухого вина, предназначенная для приема высоких иностранных гостей, но в честь столь знаменательного для нас события она пошла в ход.
Постановление Совнаркома о присвоении нам званий было получено уже потом, а 19 ноября И. В. Сталин подписал директиву о назначении генерала армии И. X. Баграмяна командующим 1-м Прибалтийским фронтом. На 11-ю гвардейскую пришел К. Н. Галицкий.
Вернемся, однако, к событиям в Румынии.
Более всего нам, генштабистам, приходилось заниматься, конечно, прямыми военными вопросами: определять порядок использования румынских войск и задачи, которые могли ими выполняться, организовывать практическое взаимодействие. При этом мы опирались на штабы 2-го Украинского фронта и армий, где воевали румыны: они-то хорошо знали боевые возможности наших новых союзников.
Было много сомнений. В частности, румынские войска особо не проявили себя, находясь на стороне немецкого фашизма. Сравнительно с советскими частями они имели более слабое техническое оснащение. Особенно не хватало артиллерии. Поэтому следовало и боевые задачи ставить им в соответствии с возможностями. Нельзя было оставлять без контроля и действия командного состава — ведь среди генералов и офицеров имелось много профашистских элементов, ранее участвовавших в войне на стороне Германии. Кое-кто из-за этого считал даже румынскую армию небоеспособной. К тому же тыл на территории Румынии, где еще не исчезли следы фашистской диктатуры, был сложным.
Тогда было решено применять румынские войска компактными массами: 4-ю румынскую армию (одиннадцать дивизий) передать в оперативное подчинение командующему нашей 27-й армией (генерал С. Г. Трофименко), а 1-ю армию — в подчинение командующему 53-й армией (генерал И. М. Манагаров). Такой порядок подчинения обеспечивал тесное взаимодействие советских и румынских войск на наиболее важных в то время направлениях — на Дебрецен и Будапешт, а также возможность поддержать румынские соединения огнем и ударом советских технических средств.
Смысл действий там состоял в том, чтобы разгромить противника на этих направлениях и отрезать немецко-фашистским и венгерским войскам пути отхода из района Восточных Карпат на запад. Тем самым открывалась дорога войскам 4-го Украинского фронта через горные хребты. Подробнее об этом говорится в главе «В центре Европы». Здесь же нужно сказать только, что уже первые совместные сражения подтвердили старую истину: когда армия воюет за правое дело, ее войска способны проявлять отвагу и боевую доблесть. Тем более когда рядом они чувствовали плечо советского солдата. Наиболее показала себя в первых боях под Клужем 1-я пехотная дивизия имени Тудора Владимиреску, которая затем за героизм, проявленный в Дебреценской операции, получила почетное наименование Дебреценской и была награждена орденом Красного Знамени. [362]
Боевой путь от Клужа до подступов к Праге отмечен совместной борьбой советских и румынских воинов против гитлеровских оккупантов. Здесь ширилось, росло и крепло боевое содружество советских воинов и войск новой Румынии. Мы с особым вниманием отмечали растущее мастерство румынских командиров и солдат. О некоторых подвигах докладывалось лично Верховному Главнокомандующему. Так, например, Р. Я. Малиновский прислал И. В. Сталину следующую телеграмму: «Прошу Вашего разрешения наградить орденом Красного Знамени румынских летчиков-истребителей старшину Греку Георгия и старшину Виеру Павла, сбивших по заданию советского командования в районе Дебрецена 10 февраля с. г. самолет Хе-129 за № 214, на котором пытались лететь в Германию видные руководители подпольного фашистского и легионерского движения в Румынии...»
Генштаб телеграмму доложил, и разрешение было получено. Те испытания огнем и кровью, которые прошли совместно советские и румынские воины в антигитлеровской войне, нужно хранить в памяти народов с величайшей бережностью. Того требуют жертвы, принесенные на алтарь победы. Свыше 286 тыс. советских воинов были ранены в боях за освобождение Румынии летом и осенью 1944 г. 69 тыс. наших солдат и офицеров погибли за то, чтобы румынский народ был вызволен из пут фашистской диктатуры, мог свободно и счастливо строить на своей земле социализм. Традиции дружбы и братской помощи, заложенные в боях против немецко-фашистских захватчиков, необходимо умножать на основе принципов ленинской интернациональной политики. Таков завет легендарных богатырей, освободивших человечество от коричневой чумы. [363]