Дорога ведет в гору

Под машиной было жестко и неуютно. Я специально поставил ее на лужайку, поросшую бледно-зеленоватой травкой, но травка эта оказалась самой настоящей колючкой. Пришлось прикрыть ее плащ-накидкой, и теперь боюсь, как бы не заляпать ее машинным маслом. Новенькая еще — жалко.

Не успел лечь, как откуда-то набежала разная живность. Странные какие-то насекомые. Некоторые вроде маленьких броневичков. Даже муравьи не похожи на наших — громадные и красные. Залезет такой за ворот, не обрадуешься...

— Ты чего это, а? — подошел сзади Саша Боткин, тоже наш водитель. В Афганистан он прибыл раньше, поэтому относится ко мне несколько снисходительно.

— Вот хочу кардан посмотреть.

— Что кардан, это я вижу, а за кем ты гоняешься под машиной? Не змея ли?

— Нет, козявка какая-то странная, хотел посмотреть...

Боткин заглянул в кабину, на приборную доску, потом открыл капот.

— Так ты двигатель уже отрегулировал?

— А долго ли, умеючи?

— А приборы у кого одолжил?

— Зампотех разрешил в списанных деталях посмотреть.

— Но там все уже выкручено-перевыкручено.

Подошел командир орудия сержант Сергей Соколов, невысокий, но очень подвижный донецкий паренек. Мы над ним подшучиваем: мол, перевелись нынче богатыри шахтеры... Но его не пронять шутками. По поводу своего роста говорит, что в боевой обстановке малоразмерность от пуль спасает. Сколько за ним снайперы гонялись, и всё впустую. [156]

Сергей тоже удивился, увидев, что приборная доска как новенькая, что все приборы работают.

В подразделении никто не верил, что эту машину можно было восстановить. Я и сам, когда командир батареи капитан Богомолов подвел меня впервые к ней, ужаснулся. Собственно, это был уже не автомобиль. Мотор раздерганный, а из приборов только указатель температуры воды еще как-то работал, другие или были разбиты, или совсем отсутствовали. Командир батареи в общем-то и не настаивал, чтобы я работал на этой машине, но другой пока не было.

Вообще мне первое время в Афганистане явно не везло. Должность командира отделения, которая мне предназначалась, оказалась занятой, попросился на машину — тоже свободной не оказалось. Но меня еще с детства тянуло к автомобилям. Во Дворце пионеров занимался в автокружке, даже в соревнованиях участвовал. Потом пошел в военкомат с просьбой направить в школу ДОСААФ. Когда получил права, пошел работать водителем в стройтрест...

Вот и в армии повезло: опять на машине. Скоро рейс, поэтому я и решил поднажать на ремонт...

Действительно, через два дня состоялся тренировочный выезд. Я тоже участвовал в нем. Капитан Богомолов не хотел меня выпускать: застряну где-нибудь, на буксир придется брать. С другой стороны, неплохо иметь лишний автомобиль. Когда мы вернулись, даже зампотех полка пришел посмотреть на мою машину. Я его тоже донимал разными просьбами насчет запасных деталей, но он, зная, о какой машине идет речь, только отмахивался. А тут машина как машина!

— За работу спасибо, — сказал майор. — Но в первый рейс мы вас не возьмем. Готовьтесь ко второму...

Первый выезд действительно прошел без меня и других наших десантников, недавно прибывших в Афганистан. Нас, так сказать, втягивали, обкатывали понемногу. А вот вскоре и новичков подняли по тревоге. Колонна была сборная. Впереди, как водится, пошли саперы, за ними бронемашины, затем автомобили с продовольствием, наши артиллерийские установки, бензовозы, снова броневики.

Со мной в кабине сидел сержант Сергей Соколов. Он хорошо знал дорогу и вообще мог дать немало полезных советов. Ведь Соколов уже не первый день в Афганистане, участвовал в ряде боев.

Вначале дорога шла по равнинной местности, а когда [157] рассвело, мы подъехали к узкому ущелью, по которому стремительно неслась горная река. Теснина поразила меня высокими и почти отвесными стенами скал. В одной из этих стен и была прорублена узкая лента дороги. Разъехаться тут почти невозможно. Кроме того, то там, то здесь попадались воронки от мин, наспех засыпанные нашими саперами.

— Больше поглядывай за реку, на ту стенку, — посоветовал мне Соколов. — Тут нам ничего не грозит, а из-за реки может ударить снайпер или пулеметчик.

Только он проговорил, как вдруг почти перед самым капотом нашей машины взметнулось несколько султанчиков пыли и колонна остановилась. Спереди и сзади гулко ударили пулеметные очереди.

Когда я сказал Соколову про султанчики, он пояснил, что это как раз бил душманский пулемет.

Колонна шла медленно, часто останавливаясь, давая саперам возможность исправить полотно дороги. Было душно, река почти не спасала от жары, наоборот, создавала высокую влажность.

Завтракали, обедали и ужинали мы сухим пайком, не выходя из кабин. В кабинах и ночевали.

Потом ущелье стало постепенно расширяться, за рекой показалось селение, судя по всему, совершенно безлюдное. Душманы в районах боевых действий угоняли население в горы.

Весь следующий день ехали без особых приключений. Время от времени впереди возникала перестрелка, но тут же стихала.

Вот показался кишлак. Перед въездом в него душманы взорвали мост, и нам пришлось переправляться вброд. Дно сплошь усеяно валунами. Вот и первое испытание для моей машины. Чувствуется, как тугой поток воды гудит под колесами, бьются, скрежещут по днищу камни...

— Ну, еще, еще, милая, — говорит Соколов.

Я едва удерживаю баранку в руках. Еще одно усилие, и вот мы уже на суше. Вместе с Соколовым выскакиваем и осматриваем ходовую часть. Все нормально, только номерной знак валуном в трубку скрутило.

Миновали кишлак. Он оказался пустой. За ним открывается изумительный вид: слева — зеленеющие поля, справа — густые сады. Последние дувалы почти сошлись, образовав узкий проход. Когда мы его проезжали, что-то треснуло у меня за спиной, брызги стекол ударили по рукам. [158]

— Вперед! — крикнул Соколов.

Взревев мотором, машина сделала рывок и почти уперлась в задний борт идущей впереди бронемашины. И тут же я ударил по тормозам, выскочил на подножку, а затем, обежав машину, залег с автоматом у заднего колеса. Через секунду рядом оказался и сержант Соколов. Он еще из кабины заметил, откуда бил пулемет, и теперь посылал в ту сторону очередь за очередью.

Я тоже стрелял, стреляли и из других машин. Потом стрельба разом оборвалась.

— Все, — сказал сержант, — можно по кабинам. Куда ты? Нужно с этой стороны.

Я вскочил в кабину и врубил скорость. Соколов долго потом в пути вытряхивал из комбинезона осколки стекла. Пуля угодила в кабину сзади, прошив угол над головой Сергея...

Передние в колонне прибавили скорость, я тоже нажал на акселератор. Но что это? Машину стало сильно тянуть влево. Остановился, выглянул — передний скат был пробит. Махнул рукой водителю БТР, но он показал: мол, давай двигай дальше, потом остановимся.

И действительно, метров через двести мы оказались на очень хорошей площадке. Я бросился с домкратом к колесу, и тут же подошли другие водители. Многих я вообще не знал, а некоторых только видел когда-то, но это не помешало нам дружно приступить к работе. Колесо сменили за рекордное время. Когда садился в кабину, Сергей Соколов попридержал меня за рукав.

— А теперь посмотри-ка вот сюда, — сказал он, показывая на левый борт, вдоль которого я бежал, чтобы залечь у заднего колеса. В нем была ровная строчка из пулевых пробоин.

— Не считай, — удержал меня Серега, — я сосчитал. Ровно двадцать пять.

Потом мы остановились на отдых. Но он был недолгим. Часть машин, груженная продовольствием, под прикрытием бронемашин сошла на боковую дорогу, а мы направились к району, еще занятому душманами. Здесь наша батарея сделала несколько залпов вдоль ущелья, затем туда направились БМП со стрелками. Душманы были разгромлены.

На пути заехали в кишлак, где находился наш общий с афганцами сторожевой пост. Здесь кипела бурная жизнь: работала пекарня, дымили походные кухни, топилась [159] баня. В одной из палаток шло комсомольское собрание. Нас накормили, сводили в баню. Вечером советские и афганские воины выступили с концертом художественной самодеятельности.

После этого выезда были и второй, и третий, и четвертый, а потом и счет им потерялся. Каждая поездка отличалась своими особенностями. Приходилось нередко встречаться с жителями кишлаков. Они нас встречали радушно, делились новостями, расспрашивали о нашей стране. Особенно тянулась к нам молодежь, а ребята буквально не давали проходу. Однажды я угостил мальчишек галетами из своего сухого пайка. Это видел очень старый, как лунь седой старик. Когда я проходил мимо, он поднялся со своего места, сложил руки лодочкой и поклонился. Мне было очень неловко от такого внимания старого человека, и в то же время я гордился оказанной честью.

И еще я обратил внимание на такую деталь. Стоят, например, наши и афганские подразделения рядом, и трудно порой разобраться, где кто, — воины вместе проводят свободное время, беседуют, делятся новостями. И оказывается, неплохо понимают друг друга.

— Дело вовсе не в том, знаешь или не знаешь ты язык. Главное — это большое желание понять друг друга, — как-то сказал Виктор Майоров.

С Виктором мы земляки. Как более опытный в боевых делах, он тоже во многом помог мне.

Однажды к нашему костру подошел афганский лейтенант. Поздоровался. Мы поразились — он говорил на чисто русском языке. Оказалось, что он закончил Кабульский политехнический институт, а потом еще несколько лет учился в Ташкенте. Лейтенанта звали Мухаммедом. Долго тогда мы сидели у костра, а утром Мухаммед пригласил в гости к себе. Чай у афганцев оказался куда вкуснее нашего. А какие замечательные были лепешки, которые один из подчиненных Мухаммеда пек тут же с помощью примитивного приспособления!

После завтрака мы двинулись в обратный путь. У одной речки остановились на отдых. Рядовой Юра Чайников предложил искупаться. Командир не возражал, тем более что речушка была хоть и быстрая, но глубина ее доходила только до колен. Поступил сигнал о продолжении движения. Мы проехали с полкилометра, как под первым танком раздался взрыв. Мина разорвала гусеницу, но люди оказались живы, да и машину мы быстро [160] исправили. Однако дальше мы не поехали, так как в соседнем кишлаке оказались душманы.

Бой вспыхнул разом на всех окраинах кишлака. Душманы заняли круговую оборону, чувствовалось, что банда засела крупная. Бандиты пытались прерваться в нескольких направлениях, но безуспешно. Некоторым из них удалось бежать, но многие были взяты в плен. Наши стрелки стали собираться к дороге. К нам, группе водителей, подошел старший лейтенант из разведроты и сказал, что погиб Юра Чайников. Все мы остро переживали гибель товарища. А позже, уже в расположении подразделения, ребята рассказали, как все было.

Бандиты укрылись в ближайшей расщелине. Гранатами оттуда их выкурить не удалось, врага можно было достать, лишь обойдя с тыла или хотя бы с фланга. Юра вызвался это сделать. К нему присоединились еще четверо. Поползли, но сами оказались в ловушке.

Смельчаки отстреливались до последнего. После, когда площадка, на которой дралась пятерка наших стрелков, была отбита, взорам разведчиков предстала такая картина. По кругу лежали тела убитых душманов, а в центре — Юры Чайникова и его друзей. В руках Чайникова был уже душманский автомат. Видно, в своем кончились патроны, он в рукопашной вырвал автомат у наседавшего врага...

Отслужив свой срок, мои сверстники улетали самолётом домой, а я в это время лежал в госпитале. Просил своего врача выписать пораньше, но он только улыбнулся в ответ. И еще два месяца прошли в Афганистане. А когда самолет, на котором я с группой ребят улетал в Союз, сделал круг над аэродромом и мы увидели расположение своего полка, к горлу подкатил ком и слезы сами собой навернулись на глаза.

Летевший с нами генерал внимательно посмотрел на нас. Мы только что ликовали, смеялись, а тут вдруг присмирели.

— Человек, осиливший большую дорогу, и рад и не рад этому, — сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. — С одной стороны, победа, а с другой — и потери. Дорога всегда забирает часть нашей души, нашей жизни, и порой очень большую часть...

Сказано было хорошо, а главное — точно. Захотелось эти слова запомнить.