«Фронтовые хозяйки»

Не вспомнить теперь, да и тогда, в 1941-м, трудно было, пожалуй, определить, кому из севастопольских женщин первой пришла в голову мысль предложить свою помощь фронтовикам. Может быть, Лидии Алексеевне Раковой, а может быть, Наталии Максимовне Басак или Марии Тимофеевне Тимченко… Скорее всего, многие женщины одновременно взялись за дело.

Когда Лидия Алексеевна Ракова собрала в своем доме соседок из рабочей слободки Куликова поля и предложила им объединиться в бригаду, которая будет шить ватники, шапки-ушанки и другие необходимые вещи для фронтовиков, ее поддержали с энтузиазмом.

— Доставай материал, а за нами дело не станет! Легко сказать «доставай!» А где?

Для начала принесли из дому все, что годилось для работы. Но ведь это — капля в море! На передовую уже было отправлено все, что возможно, — шарфы, варежки, носки, телогрейки…

Не попросить ли нам у медиков из госпиталя старые ненужные шинели? Видела я на Максимовой даче… — предложила Лена Голубцова.

Точно! И я видела, — перебила подругу Надя Бугаенко. — Целый ворох старых одеял и шинелей во дворе лежит. Наверное, ненужные… Давайте используем их.

Снарядили «экспедицию». В тот же вечер в квартире Раковой дружно застрочили двадцать швейных машинок. В. И. Диброва; Ткачук, К. А. Булатова, В. Г. и Т. С. Курячины, Белоконь, Водзиновская и все остальные женщины трудились не разгибая спины, и уже через несколько дней первая партия шапок-ушанок была готова к отправке на передовую.

Вручить их бойцам, конечно же, очень хотелось самим мастерицам. Эту почетную и ответственную миссию поручили Лидии Алексеевне Раковой и еще нескольким стахановкам ее бригады.

Фронтовики очень тепло встретили делегацию, были растроганы и взволнованы подарками, очень [158] благодарили женщин и обещали еще крепче бить фашистского зверя.

Вскоре вся слободка Куликова поля знала о делах подруг Лидии Алексеевны Раковой, о поездке на передовую, о горячей благодарности бойцов. Помогать воинам, фронту решили все, кто не работал на производстве. Появились новые бригады — Тяпкиной, Поповой, Волошиной, Зайцевой.

В других районах города женщины-домохозяйки, тоже не сидели сложа руки. Там, где сейчас высится прекрасное здание драмтеатра имени А. В. Луначарского, до войны стоял жилой дом. Под ним находились просторные подвалы, которые с первых же дней войны были переоборудованы в бомбоубежище. Комендантом его, а вернее, заботливой хозяйкой стала Мария Савельевна Мелконова. Она создала там пошивочную мастерскую и прачечную. Первой помощницей и, правой рукой в организации трудового процесса была швея тов. Радзюк. Патриотки работали с утра и до вечера не покладая рук, а потом шли еще дежурить на посты МПВО, в госпиталь...

В особенно трудных условиях работала бригада Л. А. Гришиной. Ее швейная мастерская помещалась в пещере. Но ни сама Лидия Алексеевна, хотя была она инвалидом первой группы, ни Ксения Трофимова, ни Мария Никитина, ни Федосья Ильина, помогавшие ей, не жаловались на трудности, добровольно отдавали все свои силы фронту.

На Северной стороне всеми женщинами-домохозяйками «командовала» Наталия Максимовна Басак. Проводив на фронт мужа и старшего сына, она стала вместе с младшим сынишкой Колей помогать раненым, стирать, шить. Дом ее стал центром, в котором собирались женщины Северной стороны. Около ста пятидесяти патриоток объединила Наталия Максимовна.

Энергичной, веселой была эта женщина. Несчастья и трудности как будто специально испытывали ее характер, а она не сдавалась. От осколка вражеского снаряда погиб ее младшенький, Коля. Казалось, горю матери не будет конца… И все-таки через несколько дней она снова, только с еще большим ожесточением, стирала, шила, доставала все необходимое для работы бригады. [159]

Старались не отставать от своей подруги Мария Кардамыч, Мария Марченко, Клавдия Багмед. Недалеко от переправы через Северную бухту они устроили передаточный госпиталь. Всех раненых, попавших на Северную сторону, здесь мыли, кормили, стирали их белье и одежду. А ведь трудно было не только с продуктами, но и с пресной водой. Тяжело доставалось и кипячение воды, необходимой для промывки ран. Выручала находчивоеть.

— Несите-ка, бабоньки, самовары, — сказала женщинам Наталья Максимовна. И вскоре на берегу моря появилась необычная «чайная»: на удивление всем дымили и сверкали на солнце начищенными боками шеренги самоваров. Теперь горячей воды стало почти вдоволь. И топливо можно было использовать самое недефицитное: разные чурочки, щепки.

Хмурый декабрьский день, холодный блеск солнца. С передовой неумолчно доносятся выстрелы. В короткие паузы слышны пулеметные очереди. Вздрагивает земля, с домов осыпаются штукатурка, щебень. Висят густые клубы белой каменной пыли. Кажется, что город вымер…

— Что же вы стоите, идите скорее сюда! — слышу чей-то голос, обращенный ко мне. — Стреляют же…

Спускаюсь вместе с маленькой девчушкой в убежище. Навстречу мне — знакомое лицо. Это учительница Островерхова, комендант бомбоубежища.

А я как раз к вам собиралась, Евгения Павловна! Старушки наши просят им работу по силам отыскать. Тоже фронту хотят помогать.

Не знаю, что и придумать, — ответила я, — уж очень неловко таких пожилых женщин работать заставлять. Да и что они могут?

Вязать могли бы… Тоскуют без настоящего дела. «Не можем, — говорят, — в такое время праздно сидеть сложа руки…».

Достать в те дни шерсть было не просто. Отправилась я знакомой дорожкой в интендантство Приморской армии. С огромным трудом нашли мы с начальником снабжения кучу свалявшейся, грязной, в репьях и колючках шерсти.

— Берите, только не знаю, что из нее сделать можно.

Действительно, трудно было себе представить, [160] чтобы из такого вот «сырья» получилось что-то путное. Так я и сказала Островерховой.

— Вы не знаете наших старушек, — ответила мне комендант, — они такие варежки из нее свяжут — на загляденье!

Женщины очень обрадовались шерсти и сразу же взялись за дело. Не знаю, сколько дней и ночей они распутывали ее, мыли, чистили, пряли. Как бы там ни было, а около двух центнеров шерсти было превращено в теплые носки и варежки, которые согревали моряков и воинов Приморской армии в январские и февральские морозы 1942 года. Помнится, поэт Сергей Алымов даже посвятил «Варюшкиным варежкам» стихи. Слушали и читали их и «бабушки-Варюшки» из убежища, расположенного в доме № 47 по улице Ленина.

Патриотическое движение росло и ширилось, охватывая все большее число женщин-домохозяек (да и не только их — работающих на производстве тоже). Нужно было координировать действия бригад, организовать централизованное снабжение их пошивочным материалом, закрепить за определенными участками фронта. Быт севастопольцев, живущих в убежищах, тоже необходимо было нормализовать. 2 декабря 1941 года по постановлению Севастопольского горкома партии была создана городская комиссия по работе в убежищах. В нее вошли заведующий отделом Центрального райкома партии Н. С. Кичатый, заведующая горздравотделом врач В. Е. Лаврентьева, секретарь Северного райкома комсомола Надя Краевая и секретарь Корабельного райкома комсомола Андрей Белан. Возглавить эту комиссию, быть ее председателем было поручено мне — тогда секретарю Северного райкома партии.

Мы распределили между собой обязанности так, чтобы каждый член комиссии отвечал за определенный участок работы. Предстояло не только хорошо на ладить внутренний распорядок жизни людей в убежищах, устраивать там вновь прибывших, обеспечивать медицинское и культурное обслуживание, но и, как уже говорилось, координировать работу существующих бригад помощи фронту, создавать новые, поддерживать их связь с передовой.

— С чего же начинать? — С этим вопросом я [161] обратилась к первому секретарю горкома партии Борису Алексеевичу Борисову.

— Советую связаться с интендантской службой Приморской армии. Там вам помогут наладить снабжение бригад всем необходимым, — ответил он.

Так я и сделала. Встретили меня в интендантстве очень приветливо,

— Говорите, бригады помощи фронту? А сколько их и где они базируются? Что шьют? Что могут? — засыпал меня вопросами начальник снабжения Приморской армии.

Я ответила.

— Самое необходимое сейчас для бойцов — это шапки-ушанки, рукавицы, шарфы, наушники. Морозы-то вон какие небывалые стоят!

В тот день мы с интендантами подробно расписали, какие воинские части закрепляются за какими бригадами. Работы нашим женщинам прямо скажем, хватало.

Были черными от дыма дни и красными от пожарищ ночи. Враг все ожесточеннее обстреливал и бомбил город. Убежища сотрясались от разрывов снарядов. Но женщины, несмотря ни на что, справлялись с заказами. В декабре 1941 года я, как председатель комиссии, докладывала в обком партии: «С 3 декабря по г. Севастополю нами организовано 30 бригад, в которые вовлечено 416 женщин, из них: 20 бригад работают по пошиву теплых вещей для фронта и 10 бригад в количестве 90 человек стирают белье на военные госпитали и воинские части».

Фронту помогали женщины Корабельной стороны, горы Матюшенко, Бартеньевки, Центрального района… Возглавили вновь созданные бригады Е. А. Обшарова, А. С. Федоринчик, Короткова, Качан, Леви, Шевченко и многие, многие другие патриотки.

Совсем близко к Бартеньевке подошла линия фронта. Жить в этом районе становилось все опаснее и опаснее. Каждый дом стал настоящим боевым постом: сюда особенно часто приходили за помощью раненые и те бойцы, которым нужно было постирать белье, зашить что-то…

Члены бригады Марии Лукьяновны Анисимовой — Христина Бондарева, Елена Высоцкая, Анастасия Рябоконь, Екатерина Задорожная, Прасковья Пузенко, [162]

Евдокия Меркушина и другие (всего в этой бригаде были 22 женщины) мужественно переносили опасность, самоотверженно стирали, шили, ухаживали за ранеными.

Даже те, кто, казалось бы, по своему возрасту сам нуждался в опеке, тоже предлагали услуги, горячо брались за дело. Помню, подошла ко мне Мария Тимофеевна Тимченко, известная севастопольская активистка, внучка участника обороны Севастополя 1854–1855 годов. Шел ей тогда седьмой десяток.

Слышала я, что вы женские бригады в помощь фронту собираете. Четыре сыночка моих — Александр, Кирилл, Фома и Виктор — на передовой. Хочу им и другим сыновьям помогать, чем смогу… — сказала она.

Трудно вам будет, Мария Тимофеевна, — ответила я ей. — Годы-то у вас не молодые.

Что вы, что вы — трудно! — запротестовала Тимченко. — Сыновьям нашим не легче фашистов бить. Я тоже легкой жизни не ищу… Тут нас, желающих фронту помогать, больше двадцати наберется. Возьмите нас на учет, дайте задание!

Мария Тимофеевна оказалась отличным организатором. Женщин она разбила на группы, которые работали по сменам почти беспрерывно. Когда одни трудились — другие отдыхали, и наоборот. Старались во всем перещеголять друг друга. Уставали, конечно, но никто в те дни не жаловался на трудности.

Один из командиров, прибывших к Марии Тимофеевне Тимченко с очередным заказом и узнавший, что трудятся здесь в основном домашние хозяйки, воскликнул:

— Да какие же вы домашние хозяйки, вы — фронтовые хозяйки! И живете рядом с передовой, и делом своим фашистов бить помогаете!

С легкой руки этого командира так и осталось за женскими бригадами имя — «фронтовые хозяйки».

Готовые изделия мы отправляли на передовую. Нередко кроме теплых вещей посылали мы фронтовикам и другие подарки, причем старались при первой же возможности побывать у героических защитников Севастополя сами. Делегации «фронтовых хозяек» были нередкими гостями бойцов.

Очень запомнилась мне, например, поездка в 514-й [163] стрелковый полк, командовал которым подполковник Иван Филиппович Устинов, а военкомом был батальонный комиссар Осман Асанович Караев. В те дни шли ожесточенные бои на подступах к Севастополю. Весь район Итальянского кладбища, где базировался полк, был объят пламенем взрывов от вражеских снарядов.

Выбрав момент относительного затишья, мы — заведующий промышленным отделом горкома партии Александр Акопович Петросян, заведующий военным отделом Иосиф Ионыч Бакши, заведующая оргинструкторским отделом горкома партии Анна Михайловна Михалева, работница спецкомбината № 1 Саша Петрова и я — поехали в полк Устинова. Повезли мы бойцам подарки — яблоки, орехи, атласные кисеты, сшитые бригадой депутата городского Совета тов. Маслик (а в кисетах — табак и курительная бумага).

Встретил нас Осман Асанович Караев и повел в ударный батальон, который находился на важной высотке. Помню, ночь была темная. Передняя линия фронта то и дело освещалась дрожащим светом ракет. По извилистой, хорошо знакомой ему тропинке вел нас комиссар Караев к бойцам. Шли тихо, и все-таки фашисты, услышав, видимо, шорох, открыли автоматный огонь.

Когда мы достигли нужной высотки и спустились в подвал часовни, командир ударного батальона, защищавшего этот район, рассказал нам о жестоких боях, которые приходится вести за Итальянское кладбище, о мужестве бойцов. Потом о жизни Севастополя рассказывали мы. Задушевной была эта беседа. Она длилась почти до утра. Снайперы, автоматчики, пулеметчики передали нам письма к родным, открытки, которые просили отправить. На рассвете мы покинули передовую.

Подарки бойцам возили мы и на «главную высоту» Севастополя — Мекензиевы горы в артиллерийский полк прославленного командира гвардии полковника Николая Васильевича Богданова, в 172-ю стрелковую дивизию, командовал которой полковник Иван Андреевич Ласкин, а военкомом был бригадный комиссар Петр Ефимович Солонцов, в другие воинские части, оборонявшие Севастополь.

Мы видели, с каким вниманием всегда слушают наши рассказы бойцы. Мы знали, что фашисты то и [164] дело сбрасывали листовки, пытаясь убедить защитников Севастополя, что сражаться бессмысленно, что город давно разрушен, а жители уничтожены.

Помнится, в один из мартовских вечеров пришли мы в блиндаж автоматчиков. Подполковник Шашло рассказал нам о доблести, храбрости, боевых делах людей полка, назвал фамилии лучших снайперов. Затем слово веяла член нашей делегации секретарь партбюро горпромторга Зинаида Филипповна Сутырина.

— Севастопольские женщины, — сказала она, — поручили подарить вот эти. серебряные карманные часы лучшему снайперу. У кого же из вас самый большой счет убитых фашистов?

Подполковник Шашло назвал фамилию бойца, и к нам подошел, смущенно улыбаясь, паренек с веселыми серыми глазами и яркими веснушками на совсем еще мальчишеском лице. Он горячо поблагодарил за подарок и под гром аплодисментов дал нам от имени всех бойцов клятву еще лучше бить врага.

Не передать волнения, которое охватило нас в те минуты. Мария Тимофеевна Тимченко, также приехавшая с нами, встала и попросила дать ей слово.

— Родные мои сыны! — начала она взволнован но. — Я простая русская мать не привезла вам богатых подарков, их пока у меня нет. Я вам принесла самое дорогое — мою материнскую любовь к вам, мое горячее сердце. Я люблю вас, сыны мои, больше всего на свете! Скажите мне: «Мать, идем с нами в бой!» — и я смело пойду в любую минуту, Ох, сыны мои, на сколько велика моя любовь к Родине и к вам, настоль ко сильна ненависть к врагу. Я готова, своими руками задушить проклятого фашиста! Я уже старая, но в Севастополе нельзя сидеть праздно. Наш родной город в опасности, но мы его не отдадим врагу.

Клянусь вам, сыны мои, я буду вам помогать до последнего своего дыхания. Что потребуется, то и сделаю. Я выстираю вам рубашки, обмою ваши раны, свяжу вам теплые носки и варежки, чтобы мороз не тронул вас. В трудную минуту а утешу вас добрым словом.

Мы, матери, гордимся тем, что родили, вскормили и воспитали истинных сынов нашей любимой Родины — таких, как вы, дорогие воины! Так бейте же [165] врагов беспощадна, мстите им за ваших жен, детей, матерей! Слава нашим дорогим воинам, сынам матери-Отчизны!

При этих словах в блиндаже все встали, многие подняли вверх автоматы.

— Клянемся, мать, не пустим врага в Севастополь! — дружно поклялись бойцы.

Один из автоматчиков подошел к Марии Тимофеевне, обнял ее и поцеловал, а комиссар дивизии бригадный комиссар Петр Ефимович Солонцов, прощаясь с нами, сказал:

— Вы не представляете, какое большое дело вы сделали, приехав к нам! Завтра мы идем в бой, наши бойцы будут отлично драться. Мария Тимофеевна, замечательная советская мать, будет у всех нас в памяти, ее образ будет озарять наш боевой путь!

Много лет прошло со времени этой встречи в блиндаже, но до сих пор я волнуюсь, вспоминая ее. До сих пор вижу перед собой лица автоматчиков, вижу, как многие из бойцов, не стесняясь, вытирали кулаками и рукавами слезы, навернувшиеся на глаза при выступлении М. Т. Тимченко.

Таких поездок было очень много. В город тоже приезжали делегации с фронта. Эти встречи выливались в яркую демонстрацию любви народа к своей армии. Каждый житель Севастополя, каждая «фронтовая хозяйка» старались сегодня работать лучше, чем вчера, а завтра лучше, чем сегодня, чтобы еще больше помочь фронтовикам в борьбе с заклятым врагом.

Труд и подвиг севастопольских патриоток, их бесстрашие и упорство, пренебрежение к смерти высоко и по заслугам оценили Родина, командование Черноморского флота. Наравне с героическими защитниками Родины получили они высокие награды.

Помню второе февраля 1942 года. В Доме учителя собрались на конференцию активистки севастопольской обороны. С докладом выступил командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров, отметивший роль граждан «сурового и гордого города» в обороне черноморской базы. Затем были вручены правительственные награды Анастасии Кирилловне Чаус, Лидии Алексеевне Гуленковой, Ефросиний Ивановне Раковой. Потом на сцену поднялась учительница Александра Сергеевна Федоринчик — мать четырех [166] фронтовиков. Эту женщину знали в Севастополе, можно сказать, все. Дети — как замечательную учительницу, отдавшую школе тридцать семь лет жизни и вырастившую, выучившую немало знатных людей; взрослые — как пламенную патриотку, активную общественницу, участницу второго антифашистского митинга в Москве. Входя в состав бригады, помогавшей перевозить на Большую землю раненых из осажденного Севастополя, А. С. Федоринчик, несмотря на свои шестьдесят лет, совершила много рейсов.

В это трудное время общественная жизнь в убежищах не затихала: мы организовывали встречи с бойцами, выпускали бюллетени о трудовых достижениях женщин, устраивали концерты художественной самодеятельности.

Большую политическую работу с населением проводили агитаторы, работники обкома, горкома и райкомов партии. Не раз приезжал к нам секретарь Обкома партии по пропаганде Федор Дмитриевич Меньшиков. Ежедневно, даже в самые напряженные дни обороны Севастополя, выступали в убежищах секретарь горкома партии Антонина Алексеевна Сарина, заведующая оргинструкторским отделом горкома партии Анна Михайловна Михалева, секретарь Центрального райисполкома Мария Сергеевна Коновалова, пропагандист Северного райкома партии Анна Петровна Подойницына, главный врач поликлиники и начальник медико-санитарной службы МПВО Северного района Стефания Яковлевна Троценко и многие другие патриотки-активистки, возглавлявшие различные партийные, советские и общественные организации города.

Хочется сказать особо о комсомольских вожаках: они постоянно находились в центре всех событий города-фронта. Надя Краевая с первых дней обороны Севастополя руководила работой комсомольцев и молодежи на строительстве укреплений. Помню, в редкие минуты отдыха, отставив в сторону лопату, Надя проводила очередную разъяснительную беседу о положении на фронтах и обстановке под Севастополем. Потом ее видели в цехах подземного спецкомбината. Она успевала побывать за день в двух — трех комсомольских организациях.

А как она гордилась, когда молодые севаетопольцы, помогая фронту, совершали чудеса трудового 167 героизма! Возбужденная, сияющая, не вошла, а влетела она однажды в подземный отсек, где жили мы в то время:

— Слышали?! Настя Чаус с первого спецкомбината на триста с лишним норму дала! Сдержала слово! Вот девушка, а?! С одной-то рукой здоровых рабочих обставила. Вот какие у нас комсомолки!

Комсомольцы и комсомолки, возглавляемые своим секретарем, делали все, что было в их силах. Они создавали группы охраны порядка, пополняли команды МПВО, вели с населением пропагандистскую работу. Они строили оборонительные укрепления — доты и дзоты, рвы и окопы, противотанковые и противопехотные заграждения. Они уходили на передовую и, если им отказывали по возрасту, отчаянно просились в партизаны. А сколько зажигалок и пожаров они потушили, сколько разыскали колодцев, когда вода была дороже золота, скольким раненым оказали помощь!

А потом, когда совсем тяжело стало в Севастополе, комсомольцы помогали нам эвакуировать мирных жителей. Эвакуацией тоже ведала наша комиссия. Дело это мы поставили крепко. Каждую ночь, урча моторами, старенькие «зисы» и полуторатонки с притушенными фарами, минуя многочисленные бомбовые воронки, подъезжали к порту. В кузовах мостились у нехитрых вещичек женщины, дети, старики. Каждую ночь уходили в открытое море, взяв курс на Большую землю, транспорты и военные корабли, увозя сотни спасенных людей.

Было у нас очень много и других забот…

В осажденном городе трудно было определить, где кончается тыл и начинается фронт. Они и были едины. «Пройдут годы, десятилетия, но из памяти народной никогда не изгладятся эти дни. Само имя «севастополец» будет рождать в сердцах детей и внуков наших чувство гордости», — писали женщины Севастополя в обращении к доблестным защитникам города.

Не ошиблись героини севастопольской крепости! Прошли годы, прошли десятилетия, дети и внуки доблестных защитников черноморской твердыни, все советские люди свято чтят память героев Великой Отечественной войны, в том числе и женских бригад помощи фронту. [168]