Удар под Балатоном
В ранний предутренний час, когда все население венгерского городка Цеце еще спало крепким сном, на его широкой, центральной улице внезапно поднялась ураганная орудийная стрельба, смешанная с ревом моторов и лязгом танковых гусениц.
Заслышав оглушительные, громовые звуки, насмерть перепуганные люди выскакивали из своих домов и прятались где попало.
Капитан Павленко и старший сержант Едиберидзе вскочили на ноги, кое-как на ходу оделись и стремглав бросились во дворик кирпичного дома.
В Цеце они прибыли 5 марта по заданию маршала авиации Г. А. Ворожейкина. В этом городке находился штаб тыла 17-й воздушной армии. Предстояло уточнить сведения о запасах и резервах воздушной армии, создаваемых для авиационного обеспечения предстоящего наступления войск фронта в глубь Австрии и в южные районы фашистской Германии. Оно планировалось Ставкой на ближайшие недели.
С вечера и до глубокой ночи Петр находился в штабе тыла, но всех нужных сведений получить не успел. Решили закончить работу утром. Павленко и Едиберидзе заночевали в городке. И вот случилось непредвиденное...
— Давид! — крикнул Петр шоферу. — Быстро заводи машину, а я выгляну на улицу.
— Там танки! С черными крестами! Туда нельзя! — Едиберидзе цепко схватил капитана за плечо.
И действительно, в городке творилось невообразимое: из-за невысокого каменного забора дворика было видно, как по улице быстро проносились танки с черными крестами и длинными орудийными стволами, [200] направленными почему-то в разные стороны. Вперемежку с ними неслись бронетранспортеры, в которых рядами сидели пехотинцы, одетые в темно-зеленые каски и шинели. Павленко быстро оценивал обстановку, решая, что делать дальше. Вчера перед самым выездом из Филипсалаша в Цеце он детально ознакомился с обстановкой перед войсками 3-го Украинского фронта. Ничего угрожающего вроде бы не ожидалось, тем более в направлении Цеце, в тылу фронта. И вот на тебе... Мысль работала лихорадочно. И вдруг — догадка: прорвавшиеся танки совершают не что иное, как быстрый обходной маневр для удара с тыла по нашим войскам, наступающим в первом эшелоне. Так оно и было. Прогремел выстрел, за ним второй, третий... Из бронетранспортеров полоснули автоматные очереди, одна угодила прямо по окну дома. Битое стекло посыпалось на землю и упало недалеко от Петра и Давида.
— Пригнитесь, товарищ капитан! Убьют! — закричал водитель, а сам, бормоча себе под нос, побежал к «виллису».
— Сейчас вернусь! — Едиберидзе подбежал к машине, быстро достал из-под заднего сиденья какой-то предмет и поспешил обратно.
Петр по-прежнему стоял во дворике и пристально наблюдал за улицей и воротами, за калиткой у каменного забора. Взглянув на Давида, он вздрогнул от неожиданности. В руках у того была огромная противотанковая граната.
— Зачем это? Давид!
— Разрешите, товарищ капитан?
— Да ведь одной гранатой все танки не остановишь.
— Мы воспользуемся суматохой и умчимся на машине...
— Давай, Давид! — разрешил капитан.
Едиберидзе, пригнувшись, длинными прыжками достиг калитки в каменном заборе, на миг замер, посмотрел сквозь щель на улицу. Там с ревом и грохотом проносились вражеские бронетранспортеры. Давид что-то прикидывал. Затем толкнул калитку и что есть силы резко бросил гранату. Раздался оглушительный взрыв. Едиберидзе секунду-другую лежал у каменного забора, выжидая.
— Давид! Беги ко мне. Я прикрою! — позвал капитан. [201]
Облако черного дыма, образовавшееся от взрыва гранаты, закрыло улицу. Павленко и Едиберидзе устремились к «виллису». Секунды — и взревел мотор. Помчались к находившемуся слева оврагу. Рядом, по огородам и садам, бежали советские воины и занимали оборону вдоль оврага. Опасность, кажется, миновала.
Павленко вначале долго ехал на юг в направлении на Секвард. Потом на восток на Филипсалаш. В этом населенном пункте дислоцировался штаб 3-го Украинского фронта. Здесь же была штаб-квартира маршала авиации Г. А. Ворожейкина.
Встретив капитана традиционным вопросом: «Что нового?» — маршал внимательно выслушал доклад о том, что случилось в Цеце. Затем соединился по телефону с командующим 17-й воздушной армией генерал-полковником авиации В. А. Судцом:
— Владимир Александрович! Танков противника прорвалось в наши тылы многовато. Одному штурмовому корпусу вашей армии трудно справиться с такой армадой. Я решил передать в ваше оперативное подчинение штурмовой корпус Степичева из пятой воздушной армии. Как вы на это смотрите?
В телефонной трубке послышался одобрительный голос Судца. Затем пошел разговор о перебазировании частей корпуса Степичева ближе к району действий танков противника и о переброске в новый район тылов 17-й воздушной армии. Положив телефонную трубку, Ворожейкин продолжал рассуждать вслух:
— Мне сегодня весь день твердят, что Гитлер решил танковым ударом из района озера Балатон взять реванш за потерянный Будапешт. Думаю, что дело здесь не столько в реванше, сколько в том, чтобы сорвать, оттянуть, задержать наше наступление на Вену и дальше — в южные районы Германии. Как считаете, так это или не так? — неожиданно спросил Ворожейкин своего порученца.
От этого вопроса Петр смутился, но, справившись с волнением, ответил:
— Так это или не так, вам, товарищ маршал авиации, виднее. А вот что танки противника необходимо бить, жечь и уничтожать — дело ясное, и решающее слово здесь за штурмовиками. Помните, товарищ маршал авиации, как было под Будапештом? [202]
— Конечно, помню, все помню. Молодцы штурмовики! Уверен, и теперь не оплошают.
Начавшееся 6 марта 1945 года контрнаступление гитлеровцев в самом центре Венгрии, в районе Балатона, длилось ровно десять дней. Историки назвали эту операцию наших войск Балатонской оборонительной и оценили ее как одно из самых напряженных танковых сражений Великой Отечественной.
Противник, сосредоточив здесь сотни танков, крупные силы мотопехоты, около восьмисот самолетов, много артиллерии и другой боевой техники, решительным ударом пытался отбросить советские войска за Дунай и надолго стабилизировать фронт в этом регионе. На земле и в воздухе закипели круглосуточные бои, в которых советские воины всех родов войск проявили отвагу и мастерство. Массовый героизм, высокую боевую выучку в атаках против гитлеровских танков и мотопехоты на поле боя и в воздухе снова проявили отважные летчики 17-й воздушной армии.
Утром 12 марта от командования сухопутных войск поступило сообщение, что гитлеровцы сосредоточили более шестидесяти танков севернее населенного пункта Шимонторнья и готовятся к атаке в южном направлении. Находившийся вместе с маршалом авиации Ворожейкиным на ВПУ фронта командующий 17-й воздушной армией генерал Судец попросил:
— Разрешите бить фашистские танки?
— Бейте, и как можно сильнее! — приказал маршал авиации и добавил: — Вызовите штурмовики (из расчета один самолет на один танк) и прикажите удары наносить только с индивидуальным прицеливанием по целям.
— Будет исполнено! — коротко сказал Судец и быстро взял в руки микрофон.
В эфир полетели четкие команды штурмовикам.
Для срыва атаки танков врага в воздух поднялись шесть групп Ил-2, по десять штурмовиков в каждой. Их сопровождали истребители. Район сосредоточения танков прикрывался сильным огнем зенитной артиллерии. Все это очень затрудняло действия штурмовиков. Но ведущие групп перед вылетом четко и продуманно определили и согласовали все до мелочей: маршрут и [203] профиль полета, направления и высоты захода на цели, порядок применения боеприпасов, способ подавления зенитного огня, сигналы взаимодействия. И вот уже группы Ил-2 приближались к танкам врага. С ВПУ пристально следили за их действиями.
Первая группа штурмовиков под командованием старшего лейтенанта П. Артемьева зашла на цель с восточной стороны на малой высоте. Одновременно с ней зашла на цель со стороны противника вторая группа, ведущим которой был старший лейтенант М. Никитин, Обе группы по команде своих ведущих приняли боевой порядок «круг», причем первая группа работала справа, а вторая — слева. Крупная площадная цель — танки в боевых порядках — была разделена на две равные части дорогой, которая служила хорошим ориентиром для экипажей обеих групп. Каждый экипаж выбирал цель самостоятельно и с высоты пятисот — шестисот метров сбрасывал бомбы, а затем поражал танки реактивными снарядами и пушечным огнем. Специально выделенные штурмовики подавляли зенитный огонь.
Ровно пятнадцать минут находились над полем боя штурмовики, вращаясь, словно две большие вертушки, без конца выбирая себе цели. Они пикировали и бомбили, опять набирали высоту, заходили на новые цели и снова пикировали и стреляли. С каждым ударом по танкам на поле боя появлялось все больше столбов черного дыма. Когда обе группы штурмовиков закончили работу и ушли на свой аэродром, на земле осталось девятнадцать черных дымных столбов.
Однако танки противника продолжали атаку. Накал боя не спадал. Над полем боя появилась третья, более крупная группа наших штурмовиков, которую вел майор И. Кузин. Двадцать Ил-2 перестроились над целью в боевой порядок «круг пар», сначала нанесли удар по огневым точкам зенитной артиллерии противника, а затем принялись обрабатывать танки. Невозможно было без волнения и гордости смотреть на то, как беспощадно и мастерски расправлялись наши воздушные работяги с бронированными чудовищами. К концу действий группы прославленного штурмовика Героя Советского Союза Кузина на поле боя пылало двадцать два огромных костра.
А к полю боя спешили еще две группы штурмовиков из десяти Ил-2. Ведущими этих групп были старшие [204] лейтенанты А. Макаров и Н. Стробыкин-Юхвит. Самолеты над целью приняли боевой порядок «круг» и стали атаковать уцелевшие фашистские танки. Снайперскими ударами группы Макарова и Стробыкина-Юхвита сожгли остальные танки противника в районе населенного пункта Шимонторнья.
Фашисты пытались сорвать атаки советских штурмовиков. Две группы истребителей Ме-109 по двенадцать самолетов каждая, словно коршуны, сверху атаковали Ил-2, когда они с «круга» обрабатывали цель. Но «ильюшины» не дрогнули: сомкнули боевой порядок, сократили дистанции и стали защищать друг друга метким пушечным огнем. Одновременно наши самолеты уменьшили высоту полета, лишая «мессершмитты» возможности атаковать с нижней полусферы. Атаки истребителей противника успеха не имели, и наши самолеты без потерь вернулись на аэродромы.
А в это время на ВПУ фронта из передовых частей сухопутных войск передали, что все танки противника в районе Шимонторнья сгорели. Генерал Судец, узнав об этом, подошел к маршалу авиации Ворожейкину и спросил:
— Можно ли считать, Григорий Алексеевич, что наши штурмовики справились со своей задачей?
— Не можно, а надо считать, — поправил Ворожейкин. — Настоящие герои! Если они и завтра и в последующие дни так будут действовать, то, я думаю, мы эту операцию закончим быстро. Передайте вашим летчикам мою благодарность.
И на следующий день и во все дальнейшие дни, вплоть до окончания Балатонской оборонительной операции, летчики 17-й воздушной армии дрались с озверелым врагом мужественно, дерзко и вдохновенно. Много славных подвигов совершили они, уничтожая танки противника.
Самолет гвардии младшего лейтенанта В. Давыдова при втором заходе на цель получил сильное повреждение осколками зенитных снарядов. Летчика ранило в спину. Трудно было держаться в строю, машина плохо слушалась рулей и несколько отстала от группы. И тут группу атаковали вражеские истребители. Два из них пытались сбить штурмовик, но воздушный стрелок гвардии сержант С. Волков вовремя заметил это и, сообщив летчику, приготовился к отражению атаки. Фашисты [205] приближались. Волков открыл огонь. Очередь за очередью посылал он во врагов. Вдруг почувствовал удар. В глазах потемнело. «Ранен», — понял сержант. Собрав последние силы, превозмогая боль, он вел прицельный огонь и меткой очередью сбил один Ме-109. Летчик Давыдов, несмотря на тяжелое ранение, довел самолет до аэродрома и совершил посадку.
На очередное задание повел группу «илов» Герой Советского Союза гвардии майор И. Кузин. Вот и цель. После нескольких заходов штурмовики поразили ее бомбами и пушечным огнем. Прямым попаданием снаряда зенитной пушки у самолета Кузина был поврежден руль глубины. «Ил» стал почти неуправляемым и начал резко снижаться. Однако опытный летчик, проявив все свое мастерство, благополучно довел самолет до аэродрома.
Днем 15 марта воздушная разведка обнаружила в Польгаре скопление танков. Для их уничтожения направили большую группу штурмовиков, которую вел майор Г. Осипов. В момент взлета «илов» воздушный разведчик передал донесение: танки противника выходят из населенного пункта и движутся по двум дорогам на восток. Когда на ВПУ фронта это донесение прочитал маршал авиации Ворожейкин, он тут же приказал генералу Судцу:
— Задержите штурмовики в зоне ожидания. Пусть фашистские танки полностью вытянутся из Польгара. Необходимо сохранить этот населенный пункт. Удар нанести по колоннам танков на дорогах!
Судец тут же начал связываться с группой Осипова.
Через тридцать минут штурмовики нанесли мощные удары по вражеским танковым колоннам восточнее Польгара и разгромили их. Как только «илы» повернули в сторону своего аэродрома, на них налетела группа истребителей противника. Наше командование предвидело это и заблаговременно вызвало сюда своих истребителей. В воздухе завязался жаркий бой. На землю рухнули два объятых пламенем немецких самолета. Остальные поспешили уйти восвояси.
В районе озера Балатон активно боролись с вражескими танками фронтовые бомбардировщики. Самолеты Пе-2 большими группами то и дело появлялись над полями сражений, наносили сокрушительные удары по танковым колоннам, железнодорожным станциям [206] и узлам, переправам и другим объектам. Летчики-бомбардировщики делали по два-три боевых вылета в сутки.
Тщетно пыталась фашистская авиация завоевать господство в воздухе над Балатоном. Враг бросил сюда большое количество самолетов. Они действовали, как правило, группами до сорока истребителей-штурмовиков ФВ-190, прикрываемых истребителями Ме-109. Разгадав тактику неприятельских ВВС, маршал авиации Ворожейкин пригласил к себе на ВПУ фронта руководство 17-й воздушной армии и накоротке провел совещание.
— По-моему, — сказал Григорий Алексеевич, — враг хочет перехитрить нас. Посмотрите, какими крупными группами действует его авиация!
— Мы это уже заметили, — ответил генерал Судец.
— Тогда чего же вы тянете, почему воюете мелкими группами? Почему не назначаете авиационный резерв? Смотрите, так можно и господство в воздухе потерять!
— Товарищ маршал авиации, мы учтем ваши замечания. Создадим резерв сил авиации, в зависимости от обстановки он будет постоянно находиться на аэродромах или в воздухе, — заверил генерал Судец.
...К исходу 15 марта ударная группировка фашистских войск, действовавшая восточнее Балатона, прекратила наступление, а 20 марта затихли бои и на юге. Враг потерял здесь почти все свои танки, половину самолетов и более пятнадцати тысяч солдат и офицеров. Исчерпав все свои наступательные возможности, гитлеровское командование начало поспешно отводить войска к границам Австрии. Войска 3-го Украинского фронта, 16 марта перешедшие в наступление на венском направлении, к 23-му преодолели горы Вертеш и Баконь и вышли в район западнее города Веспрем, преследуя врага.
Весь день 21 марта капитан Павленко находился в штабах 3-го Украинского фронта и 17-й воздушной армии, собирая сведения по итогам боевых действий сухопутных войск и авиации в только что закончившейся Балатонской оборонительной операции. Побывал он и в авиационных соединениях. Вернувшись ночью в Балатоналмадь, доложил маршалу авиации данные, полученные в войсках. [207]
Ворожейкин внимательно выслушал доклад, взял из рук порученца объемистую папку с множеством разных справок и выписок и положил ее на стол перед собой. Затем достал из кармана своего реглана блокнот с записями и положил его рядом с папкой. А капитану сказал:
— Идите ужинать, я сам пока разберусь в этих сведениях.
Поздно ночью было отправлено донесение в Ставку о действиях ВВС фронта в Балатонской операции. К утру Москва подтвердила получение этого документа.
На следующий день в Балатоналмадь позвонил Верховный Главнокомандующий и задал маршалу авиации Г. А. Ворожейкину два вопроса. Первый: сколько из трехсот семидесяти пяти сбитых самолетов противника приходится на долю 17-й воздушной армии и сколько — на долю зенитной артиллерии сухопутных войск фронта и ПВО аэродромов. Второй: сколько из пятисот уничтоженных танков врага на счету летчиков?
На первый вопрос маршал авиации Ворожейкин ответил сразу, поскольку имел под руками уточненные сводки. В них значилось: «В период с 6 по 20 марта 1945 года в ходе Балатонской оборонительной операции авиацией 17-й воздушной армии проведено 66 воздушных боев, в которых сбито 218 самолетов противника, на аэродромах противника уничтожено 19 самолетов, огнем зенитной артиллерии сбито 138 самолетов...»{25}
— А что касается пятисот уничтоженных танков противника, то мы считаем, товарищ Сталин, на долю штурмовой авиации приходится добрая половина, — заключил свой доклад Ворожейкин.
Такой ответ, по-видимому, не понравился Верховному, он распорядился сведения уточнить и доложить повторно. Подобное случилось впервые.
После разговора с Верховным Г. А. Ворожейкин позвонил командующему фронтом маршалу Ф. И. Толбухину, но и в его штабе такими сведениями пока не располагали. Капитан Павленко поехал в 17-ю воздушную армию к начальнику штаба генералу Корсакову однако и у него таких сведений еще не оказалось. [208]
Маршал Ворожейкин решил послать в районы боевых действий специальную группу.
— Я тоже с вами поеду туда на несколько часов, — сказал Г. А. Ворожейкин, ставя задачу порученцу.
Ветер еще не развеял высоченные столбы черного дыма, и еще не остыл металл сгоревших фашистских танков в районе озера Балатон, как сюда прибыл представитель Ставки. Машина остановилась на дороге, рассекавшей огромное поле, окруженное редким леском и кустарником.
— Где мы находимся? — спросил маршал у порученца.
Петр посмотрел на карту, сориентировался по сторонам света и контурам местности:
— Эти места, товарищ маршал, нам уже знакомы, и не только по карте. Здесь двенадцатого числа работали наши штурмовики. Помните, двумя «кругами»? Один по одну сторону дороги, второй — по другую. Посмотрите, как славно они поработали!
И действительно: всюду — и справа, и слева — стояли сгоревшие фашистские танки.
— Хорошо! — улыбнулся Ворожейкин. — Надо все танки пересчитать, осмотреть и точно установить, каким средством танк подбит или сожжен. Этого требует товарищ Сталин.
— Постараемся, товарищ маршал авиации, только как это делается?
— Очень просто: если броня танка пробита сверху ПТАБом — значит, танк вывели из строя штурмовики, если сбоку — артиллеристы.
— А если снизу?
— Вы имеете в виду гусеницу?
— Конечно.
— Значит, танк подбит противотанковой гранатой или подорвался на мине.
Последние слова маршала авиации невольно заставили Петра взглянуть на обочину дороги. Там лежал круглый металлический предмет, очень похожий на диск ручного пулемета. Павленко нагнулся и стал пристально рассматривать предмет.
— Капитан, хватит жучков ловить! Давайте подойдем к ближнему танку, осмотрим как следует.
— Товарищ маршал! Оставайтесь на месте! Туда нельзя! [209]
— Как нельзя? Почему?
— Здесь все заминировано!
Маршал остановился, спросил негромко:
— Где вы эти самые мины видите?
— Вон она, круглая, лежит, — указал Петр на мину.
— А вон еще одна, — показал Давид Едиберидзе.
— Короче говоря, мы попали на минное поле, — сказал Ворожейкин. — Ну и что же вы предлагаете делать? Не стоять же на месте.
— Придется стоять, пока сюда не прибудет подразделение саперов. Только вместе с ними можно заниматься подсчетом подбитых танков.
— Пожалуй, вы правы, капитан, подождем саперов. Я договорюсь с Федором Ивановичем Толбухиным, он вышлет роту саперов.
После случая на дороге севернее Дебрецена в октябре 1944 года на «виллисе» с личной охраной представителя Ставки установили радиостанцию. По ней в необходимых случаях порученец выходил в эфир и от имени «Волги» передавал срочные радиограммы. По этой же радиостанции маршал авиации получал донесения из штабов.
Пока ожидали саперов, из штаба 3-го Украинского фронта поступила радиограмма. Маршал Толбухин просил Г. А. Ворожейкина срочно приехать к нему. Григорий Алексеевич понимающе улыбнулся и сказал:
— Федор Иванович снимает меня с минного поля. Беспокоится. Придется подчиниться.
Маршал уехал, приказав дождаться саперов и выполнить задание Ставки.
Петр остался вдвоем со старшим сержантом Давидом Едиберидзе, «виллис» стоял рядом. Чтобы не терять времени, Петр решил приступить к осмотру фашистских танков.
— Ну, Давид, пока суд да дело, давай начнем с ближнего, только смотри в оба: здесь мины! — предупредил Павленко. — Они иногда взрываются.
— Пошли, товарищ капитан!
Они не спеша подошли к танку, стоявшему близ дороги.
— Вот, Давид, мы с тобой и снова встретились с танками противника, только в Цеце они были живые, а здесь мертвые. [210]
— А и впрямь мертвые, — сказал Давид. — Какой тяжелый запах идет из машины, видимо, трупы разлагаются. Не танки, а самые настоящие гробы!
Капитан и старший сержант, осмотрев танк, обнаружили, что вначале он подорвался на мине, затем в него угодил противотанковый снаряд. Стрельба из противотанкового орудия, очевидно, велась прямой наводкой из ближней рощи. Снаряд ударил чуть ниже башни и проломил броню. Экипаж убит. И наконец, сверху танк накрыт противотанковыми бомбами штурмовиков: два прямых попадания в крышу.
— Вот это да! Все наши боевые средства обрушились на один танк, — проговорил Петр.
— Досталось фашисту крепко. Пусть знают наших! — произнес Едиберидзе.
Другой танк, метрах в пятидесяти от первого, вывели из строя самолеты-штурмовики.
— Ну что, посмотрим третий? — предложил Павленко.
— Нет, лучше подождем. Поглядите, вон едут саперы.
На пяти огромных машинах ЗИС-5 прибыли саперы во главе с капитаном С. Левченко. Уяснив поставленную задачу, капитан выстроил на дороге роту и подробно объяснил, что и как нужно делать. Солдаты вытянулись змейкой и начали прочесывать огромное поле. Повсюду виднелись подбитые танки врага. Осмотрели дороги, по которым подъезжали к полю боя танки, и отходили назад, изучили места, где ремонтировались немецкие танки. Закончив эти работы, Павленко вместе с Левченко собрал такие сведения. Всего в Балатонской операции противник потерял 504 танка. Штурмовой авиацией подбито 269 танков, противотанковой артиллерией — 171, подорвано на минных полях — 26, подбито противотанковыми гранатами — 21, брошено танков из-за отсутствия горючего в баках — 17.
Вечером 22 марта капитаны Павленко и Левченко прибыли в Балатоналмадь для доклада добытых сведений представителю Ставки. В штаб-квартире маршала авиации не оказалось: он находился у командующего фронтом. Офицеры направились в приемную маршала Толбухина. Их тотчас же приняли.
— А по моим данным, противник потерял на двадцать [211] один танк больше, — сказал Ф. И. Толбухин, выслушав офицеров.
В руках маршал держал лист со списком потерь, понесенных фашистами в Балатонской операции, составленным начальниками родов войск фронта. Наступила неловкая заминка в разговоре.
— Товарищ маршал! И у вас правильные сведения, и мы привезли точные данные, — сказал Павленко, вспомнив интересную деталь. — Дело в том, что на поле боя мы обнаружили два десятка танков-»дублей».
— Не понимаю, о чем вы говорите, — пожал плечами Толбухин.
— Мы обнаружили танки, по которым были прямые попадания и артиллеристов и летчиков. Значит, и те и другие засчитали их и доложили по команде. В общем, танки засчитаны дважды. А еще мы видели танк, выведенный из строя трижды: подорвался на минах, получил пробоины противотанковым артснарядом и противотанковыми самолетными бомбами.
Маршалы молча переглянулись.
— Григорий Алексеевич, — обернулся Толбухин к Ворожейкину, — а ведь, пожалуй, он прав. Так могло получиться.
— Вполне вероятно, — подтвердил маршал авиации.
А часа через два эти сведения отправили в Москву для доклада Верховному Главнокомандующему. Вскоре из Ставки поступили указания о награждении многих летчиков 17-й воздушной армии. Летчики-штурмовики гвардии старшие лейтенанты Н. Стробыкин-Юхвит, М. Никитин, А. Макаров и гвардии младший лейтенант В. Давыдов были удостоены высокого звания Героя Советского Союза. А летчик-истребитель Герой Советского Союза капитан А. Колдунов удостоен второй Золотой Звезды. Многие авиаторы были награждены боевыми орденами и медалями.
...В двадцатых числах марта в небе на венском направлении разгорелись напряженные бои. Командование 4-го воздушного флота фашистских ВВС непрерывно пополняло свою авиацию новыми самолетами. В последнем донесении в Ставку, которое маршал авиации [212] Ворожейкин написал вечером 25 марта 1945 года, указывалось: авиация противника активизировала свои действия. Группами в 30–40 истребителей и 40–60 бомбардировщиков враг пытался наносить удары по нашим войскам.
Вечером того же дня, когда Г. А. Ворожейкин, сидя в своей рабочей комнате, изучал нанесенную на карту обстановку, Петр, улучив минуту, без обиняков спросил:
— Товарищ маршал! Скажите, пожалуйста, где же Гитлер берет столько самолетов?
— Вы о каких самолетах спрашиваете?
— О тех самых, товарищ маршал, о которых вы только что докладывали в Москву.
Ворожейкин молча посмотрел на порученца. Потом сказал:
— Я тоже хотел бы это знать. Ведь и верно: во всех операциях, начиная с Курской дуги, фашистская авиация несет огромные потери. Мне самому не раз приходилось считать подбитые и брошенные на аэродромах немецкие самолеты. Их всегда было много. И вот совсем недавно под Будапештом, у Балатона, противник потерял сотни самолетов и снова усилил действия своей авиации. За счет чего? За счет переброски с других фронтов? Может, и так. Но вряд ли. С других фронтов противник перебросить авиацию сюда, на юг, не может. Там наши войска тоже наступают. Из своего тыла тоже не может. И там теперь фронт. Я почти уверен, что он сейчас получает самолеты с авиационных заводов, действующих на территории Австрии. Нашему Верховному Главнокомандованию известно, что на территории этой страны действует около ста двадцати предприятий авиационной промышленности, которые поставляют фашистским ВВС до девяти тысяч самолетов и около семнадцати тысяч моторов в год. Известно также, что самые крупные авиационные заводы расположены в районах Вены и Нижней Австрии, большинство — под землей. Вот этими объектами теперь мы и займемся. Но сначала посоветуемся с командующими воздушных армий.
Ворожейкин позвонил маршалу Тимошенко и долго говорил с ним о разведке подземных заводов. Связался с генералом Судцом и приказал вести разведку подземных [213] заводов в районе Нижней Австрии. Часа через два маршал авиации вызвал порученца.
— Завтра утром полетите на связном самолете к Горюнову, — сказал он. — Его штаб пока находится в Рокощабе под Будапештом, но скоро должен переместиться в Цифер под Братиславу. Независимо от того, где они будут находиться, передайте, чтобы немедленно начинали воздушную разведку подземных авиационных заводов в районе Вены, а заодно проверили версию о наличии строящихся стартовых площадок ФАУ в районе Австрийских Альп севернее и северо-западнее Вены. Обо всем доложите мне через два — максимум три дня. Вам все ясно?
— Все.
— Тогда в путь! [214]