Часть II

1. Оперативная пауза

Село Сухой Еланец, где расположился наш штаб, лежит в широкой балке. Если пойти по ней на юг — выйдешь к морю. А стоит подняться на крутобокий западный берег и посмотреть вокруг, как увидишь целый массив сел и хуторов: Леополь, Ново-Шмидтовка, Красно-Владимировка, Суворовка, Буденовка, Ново-Зиновьевка. Это — район сосредоточения Конно-механизированной группы. Здесь идет напряженная работа: спешно ремонтируются танки, самоходки, автотранспорт, вооружение; чинятся обувь, обмундирование, амуниция, снаряжение конского состава; в полевых банях сплошным потоком моется личный состав, тут же дезинфицируют и моют белье. Сюда по большакам и по полевым дорогам подтягиваются тылы полков, дивизий, корпусов и приступают к приведению себя в порядок; подходят маршевые роты с новым пополнением, ремонтеры подводят свежий консостав для кавалерийских соединений. Артвооруженцы подвозят оружие и боеприпасы — все это по мере прибытия направляется на доукомплектование кавалерийских, [128] стрелковых, артиллерийских, танковых и специальных частей.

Наряду с этой работой идет напряженная боевая и политическая подготовка к предстоящим боям. Во всех частях прошли партийные и комсомольские собрания. И хотя повестка дня нацеливала партийные организации на обеспечение выполнения предстоящих боевых задач, разговор начинался с фактов массового героизма только что закончившейся рейдовой операции. На митингах зачитывали поздравления Маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного, Маршала Советского Союза Василевского, генерала армии Малиновского и Военного Совета фронта. Вот выдержка из телеграммы, присланной на мое имя товарищем Буденным: «Поздравляю весь личный состав с блестящей победой, одержанной вами в районе Новый Буг... Блестящие действия казаков-кубанцев по разгрому немецко-фашистских войск будут вписаны золотыми буквами в истории Красной кавалерии...»{31} Семен Михайлович выражал уверенность, что казачья гвардия будет и в дальнейших боях показывать образцы боевой удали и массового героизма. Новая волна митингов была вызвана присвоением 30-й кавалерийской дивизии наименования Новобугской и награждением 9-й и 10-й гвардейских дивизий орденом Суворова.

Словом, велась большая и напряженная работа, которая в донесении определялась одним коротким выражением: «Войска группы приводят себя в порядок в интересах предстоящей наступательной операции».

В эти дни мне пришлось побывать почти во всех полках кубанцев и сталинградцев. И что бы казаки и танкисты ни делали, главная тема их разговоров — прошедшие бои. Это неиссякаемый источник рассказов о самых удивительных подвигах личного состава.

При выезде в Леонополь (там стояло два полка дивизии полковника Гадалина) мы проезжали мимо казаков, ремонтировавших конское снаряжение. Они удобно устроились возле уцелевшей стены разбитой хаты и, ловко орудуя шилом и дратвой, вели о чем-то оживленный разговор. «...Принят в партию посмертно», — услышал я обрывок фразы и невольно натянул повод своего рыжего [129] дончака. Казаки, увидев меня, встали. Я слез с коня, подсел к ним и спросил:

— Кого приняли в партию посмертно?

— Да це-ж нашего гвардии лейтенанта Винокурова, что погиб в Бармашово. Добрый був хлопец. Грудь... — он широко развел руки, — во! И не меньше, а крутая, ну... як у вашего коня. Говорят с одного удара вбивал сваю заподлицо с водой. А голосина — два Шаляпина разом. Душа була, як солнце — одинаково добрая для всих. Ну, конечно, всякие там микробы на солнце гибнут, это само собой. Ворвались в тот день фрицы в Бармашово, а пробиться на запад не могут. Стало на их пути подразделение лейтенанта Винокурова. Дело доходило до рукопашной. Ох и нарубал он их, як пшеницу в косовицу. Пробились гитлеровцы на флангах и окружили подразделение. И видно уже сами не рады стали, да раскружиться не могут. Так и бились весь день. Все погибли, один лейтенант остался — с оторванной рукой, с вырванным боком, с разорванной щекой и одним уцелевшим глазом, а жив. Поднялся он с саперным топором в руке навстречу фрицам да как запоет: «Вставай, страна огромная, вставай на смертный бой...» Фрицы от одного вида его в ужасе кинулись, кто куда. Так и помер, не допев песни, на ногах помер, стоя. Потом уже упал. — Казак смолк. Молчали все, потрясенные его рассказом. — Вот, разбирали его заявление в партию... Погиб он, как коммунист. Приняли в партию посмертно.

В штабе дивизии я встретил начальника политотдела полковника Костина и спросил о лейтенанте Винокурове. Его светлые глаза затеплились. Он мягким движением руки откинул полу шинели и, опуская руку в карман брюк, сказал:

— Парткомиссия утвердила решение партийной организации саперной роты считать лейтенанта Винокурова членом партии с момента подачи заявления. — Он вытащил из кармана блокнот. — Имею привычку записывать... Подробности его гибели вы знаете?

— Да. Говорят он был богатырем.

— Настоящий богатырь, не знающий страха воин. До последних минут жизни он вел дневник. Вот посмотрите.

Я взял блокнот и прочел: «Немцы пьяны, лезут напролом... Казаки — народ, не знающий страха в борьбе. [130]

Игнатенко уничтожил 11 немцев, Иващенко — 9 немцев. Бенацкий ранен, но дерется с прежней яростью...

Немцы лезут с диким остервенением. Мы окружены. Отбито 10 атак. Нас осталось семь человек. Будем биться до последнего. Пусть знают, как дерутся казаки-гвардейцы».

Блокнот начальника политотдела был заполнен примерами подвигов. Вспомнилось единоборство пулеметчика зенитной установки сержанта Петухова с тремя стервятниками «МЕ-110». Раненный, он сбил одного мессера и помог казакам отбить атаку.

— Вы знаете, товарищ командующий, — заметил Костин, кладя блокнот на место, — нам не приходится особенно-то организовывать пропаганду подвигов и массового героизма. Если казак увидел удаль молодецкую своего товарища, не успокоится, пока все об этом знать не будут. Да еще и в станицу напишет, «какой есть его друг, а в бою — названый брат».

И действительно, в дни подготовки к новой наступательной операции мы узнали много удивительных, героических историй. Тут был и любимец казаков парторг эскадрона отважный лейтенант Джигирей. В бою под Михайловкой он с противотанкистами отражал сильные контратаки немцев. Пуля сразила его, но возле него нашли смерть несколько десятков гитлеровцев. Из уст в уста передавали о новом подвиге Героя Советского Союза младшего лейтенанта А. К. Каштанова. Под Снигиревкой его батарея отразила неоднократные атаки танков. Просматривая газету «Сталинград», я обратил внимание на очерк Миколы Рудь «Двое из танка № 17». Очерк большой, на всю страницу. Быстро пробежал его. Так и есть, — танк врывается в населенный пункт и, стремительно маневрируя, расстреливает скопления пехоты, подминает орудия, ударом брони разрушает автомашины, сеет панику, ужас и смерть в рядах противника. Схватываю строки: «Сивков спокойно написал на клочке бумаги потрясающие по силе убеждения и великой правды слова: «в крайнем случае погибнем, но в плен не сдадимся... Оставляем для себя по 2–3 патрона».

Я тут же позвонил генералу Танасчишину и спросил:

— Значит не вырвался из Снигиревки младший лейтенант Сивков?

— Вырвался, товарищ командующий. [131]

— Как? Ваша газета пишет, что погиб.

— Это случилось уже в селе Явкино. Он повторил свой беспримерный подвиг. Поздно вечером 14 марта ворвался в село и, маневрируя по улицам, создал видимость действия целого подразделения. Поднялась паника. На улицах возникли пробки, пустозвонная стрельба, крики... А танк врывался в места таких скоплений и вершил правосудие над фашистами. Но случилось несчастье. На окраине села танк попал в противотанковый ров. Оставшиеся в живых Сивков и его радист Крестьянинов отбивались, как истинные сталинградцы. Но сами понимаете... Только не самоубийством все кончилось, как говорили. Связали они все имеющиеся у них противотанковые гранаты и взорвали себя. Это, видимо, потому, что гитлеровцы, в конце концов облепили танк и стали агитировать их сдаться. В тот момент, когда на танк забрался какой-то чин, знавший русский язык, танк взорвался... Еще один момент, товарищ командующий. Одну минуту... — пауза. — Вот, Исса Александрович, последние строки дневника читаю: «Просим сообщить родным и товарищам, что мы выполнили свой долг перед любимой Родиной...»

— Трофим Иванович, прошу вас представить мне материалы на посмертное присвоение товарищам Сивкову и Крестьянинову звания Героя Советского Союза.

— Уже готово, товарищ командующий, сегодня представим. Забыл доложить: наши разведчики, первыми ворвавшиеся в село, увидели, как досталось фашистам от советского танка: одних убитых — более сотни, десятки развороченных автомашин, повозок и многое другое.

И всюду, где бы мне не приходилось бывать в эти дни, рассказывали о лихих атаках и хитроплетенных маневрах; об ударах из засад и о дерзких налетах на вражеские колонны; о кровавой косовице под Березнеговатое и Снигиревкой.

...20 марта в помещении местной школы было людно и шумно. На стенах широкого коридора, который, видимо, служил школьникам местом для проведения торжественных мероприятий, висели схемы прорыва и боев за узловые пункты рейдовой операции. До начала совещания командиры корпусов, дивизий и полков, их заместители и начальники политотделов, штабов и другие руководящие генералы и офицеры стояли на улице группами, покуривали и шумно беседовали о том, как неотвратимо [132] рушится «конгломерат племен и народов» — империя Гитлера. Слышен голос начальника политотдела кубанского корпуса полковника Карева:

— Читали заявление английского министра авиации Синклера? Он утверждает, что за первые три месяца этого года на Германию сброшено сорок восемь тысяч тонн бомб. Гитлеровцы ответили только двумя с лишним тысячами тонн.

— Это потому, что бомбы, запланированные для них, переадресованы на наши головы, — резко заметил кто-то.

— Вот-вот, а то ведь Синклер намекает, что это заслуга противовоздушной обороны Англии.

У собеседников, оседлавших длинную скамейку, другая тема, их беспокоит открытие второго фронта.

— Пока союзники соберутся его открывать, это будет уже третий фронт, — убежденно говорит генерал Головской.

— Кому ты отводишь роль второго фронта? Он, собственно, уже возник в Югославии. Скоро произойдет взрыв народной войны против фашистов в Чехословакии и Румынии, Болгарии, Польше, Венгрии и в других странах Европы.

— В Румынии руководство «Отечественного фронта» уже опубликовало свою программу. Вот слушай. — Полковник Хоруженко разворачивает маленькую, в один лист, корпусную газету и читает: — «Первое — немедленный выход из германской войны и присоединение к демократическим странам. Второе — изгнание немцев из Румынии. Третье — свержение правительства Антонеску...» Остальные пункты в таком же духе.

Собеседники обсуждают судьбы Европы, тонко понимая «бумеранговую» политику наших союзников и ясно представляя перспективы и трудности нашего пути к победе.

Мне было приятно начать разбор с поздравлений по поводу убедительной победы в рейдовой операции и награждений присутствующих боевыми орденами. Для пользы предстоящей наступательной операции основное внимание обращалось на недостатки, имевшиеся в управлении войсками и боевыми действиями в ходе проведенной рейдовой операции. Но надо сказать, что частично они порождались причинами, не зависящими от командования соединений и Конно-механизированной группы. [133]

Значительные коррективы в управление и в ход боевых действий вносило отсутствие надежного воздушного прикрытия. Был такой случай. Ставлю по радио боевую задачу генералу Танасчишину. Связь внезапно прерывается. Оказывается, бронетранспортер с радиостанцией разбомбили. Комкор чудом остался жив. Посылаю к нему самолет связи «У-2», последний из оставшихся в группе. Но и его сбили «Мессершмидты». Время потеряно.

Авиация немцев изматывала наши части непрерывными бомбоштурмовыми ударами, а мы не могли противопоставить ей нашу истребительную авиацию. Только ночью мы развивали боевые действия в полную мощь и наверстывали упущенное. Если бы Конно-механизированная группа имела надежное прикрытие с воздуха, то все свои задачи мы выполнили бы во много раз успешнее и по времени, и по оперативным результатам.

Многих неприятностей можно было бы избежать, если бы некоторые приданные мне командующим войсками фронта истребительно-противотанковые артиллерийские полки не отставали в ходе рейда из-за сильной распутицы. А какие оперативные возможности открылись бы перед нами, если бы успел подойти приданной группе танковый корпус.

Впрочем, обо всем этом на разборе я не говорил. У нас было что обсудить из категорий субъективного характера.

Но, откровенно говоря, несмотря на серьезный, острый и принципиальный разбор недостатков, они воспринимались всеми под впечатлением высокой оценки, которую дали нам за рейдовую операцию командующий войсками фронта генерал армии Р. Я. Малиновский и представитель Ставки Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза А. И. Василевский. Об этом говорили наполненные сдержанной гордостью глаза сидящих в зале генералов и офицеров — людей хорошо знающих цену жизни и смерти, цену борьбы и победы. Да и моя настроенность была, видимо, на одной со всеми волне. Совершенно другая атмосфера возникла, когда последовали указания, нацеливающие на подготовку к предстоящей наступательной операции.

21 марта 1944 года на командный пункт Конно-механизированной группы прибыли представитель Ставки Верховного Главнокомандующего, командующий войсками [134] 3-го Украинского фронта, командующий военно-воздушными силами фронта и другие руководящие работники. Все произошло внезапно. Короткая радиограмма... И вот на обычную поляну за селом через ровные промежутки времени приземляются один за другим несколько самолетов «У-2». Из первого выходит командующий военно-воздушными силами фронта генерал-лейтенант В. А. Судец. Стройный, худощавый и энергичный, он выглядит молодо. Владимир Александрович оживленно приветствует меня и, не дав опомниться, начинает говорить о наболевшем.

— Знаю, Исса Александрович, что ты мысленно наносишь страшнейшие «бомбовые удары» на мою голову, но пойми: совершенно дикая грязь, аэродромы развезло до предела.

Я перехватываю его мысль.

— Все понимаю, Владимир Александрович, но когда строится дом, обязательно возводится крыша...

Мы с удовольствием прервали неприятный для обоих разговор. На посадку шел самолет командующего войсками фронта. Генерал армии легко спрыгнул с крыла, [135] показывая завидную молодцеватую упругость мышц. Он с теплой улыбкой принял мой рапорт, сказал весьма приятные слова поздравления по поводу только что проведенной рейдовой операции и, дотронувшись до плеча, как бы раздумывая, произнес:

— Чтобы успешно осуществить идею мощного удара с фронта, необходим был взрыв изнутри, но его-то нам и не хватало. Конно-механизированная группа в этой операции произвела такой взрыв. Готовься, Исса Александрович, мы запустим такую же «мину» на Одесском направлении.

Тем временем на наш импровизированный аэродром-поляну сел самолет товарища Василевского. Маршал Советского Союза не стал выслушивать рапорт. Взял меня под руку и, направляясь к машинам, сказал:

— С особым удовольствием поздравляю тебя с высокой правительственной наградой — орденом Ленина.

Хата, в которой находилась моя «резиденция», стояла почти на выходе из села — невзрачная, в одну просторную комнату. В ней было подготовлено все необходимое для работы. В соседней хате наш штабной повар сержант Сергей Лазарев готовил тематические блюда, которые, по его замыслу, должны были потрясти воображение столь высоких гостей. Потомственный повар, он был художником своего дела.

Маршал Советского Союза прямо с порога начал развивать свои мысли о предстоящей наступательной операции.

— Слушай внимательно, — предупредил он. — Войска 4-го Украинского фронта на всем протяжении вышли к Южному Бугу. Этот рубеж обороняют войска, заранее подтянутые сюда из оперативной глубины. Они и составили третье, ухудшенное издание 6-й армии. Общая картина ее боевых порядков такова: 44-й армейский корпус занимает предусмотренный плацдарм — «укрепленный район Николаев» и южнее. Западный берег лимана обороняет 72-й армейский корпус особого назначения. По нашим сведениям ему подчинены 15-я немецкая, 4-я и 24-я румынские пехотные дивизии и 5-я авиаполевая дивизия. На участке от Петровского до Терноватый «благоустраивается» 17-й армейский корпус. В его состав включены боевые группы 30-й и 9-й пехотных дивизий. Наконец, к югу от Вознесенска — 29-й [136] и 59-й армейские корпуса, а также соединения армий «А». Правое крыло группы армий «А» составляет 3-я румынская армия. Генерал-полковник Холлидт сосредоточивает усилия на создании трех предмостных плацдармов: Вознесенск, Трихаты, Николаев. В глубине воздвигается несколько оборонительных полос. Особенно торопливо оборудуются рубежи рек Тилигул и Днестр.

В то же время войска 3-го Украинского фронта ведут напряженные бои с целью захвата и закрепления плацдармов в районах Константиновки, Александровки, Новой Одессы и ликвидации предмостного плацдарма противника в районе Николаевки. 2-й Украинский фронт генерала армии Конева мощной танковой группировкой продолжает развивать наступление к Днестру, охватывая с севера группу армий «А» генерал-фельдмаршала Эвальда Клейста, а заодно и часть войск генерал-фельдмаршала Эрих фон Манштейна.

Наша танковая группировка — магнит, который притягивает к себе силы противника. Так вот, чтобы не дать возможности перебросить к северу часть сил из группы «А», принято решение возобновить наступление войск 3-го Украинского фронта в общем направлении на Одессу.

Маршал Советского Союза откинул со лба прядь волос и кивнул командующему фронтом:

— Ставь задачу, Родион Яковлевич.

Малиновский вполне серьезно, как будто от этого зависело, какую задачу он поставит, спросил.

— Обедом кормить будешь?

— Лучшие казачьи блюда и добротные донские и кубанские вина. Сервировка современно-полевая.

— Тогда звони своему соседу генералу Чуйкову, вместе пообедаем.

Наш разговор с командармом 8-й гвардейской был коротким.

— Здравствуй, Василий Иванович, у меня большое начальство. Советую с собой иметь... отменный аппетит. Как, понял меня? Прием.

— Понял правильно. Через мгновенье буду, — ответил он и положил трубку.

Малиновский довольно улыбнулся.

— Ну, а теперь продолжим. 46-я и 8-я гвардейская армии сегодня ночью должны захватить плацдарм в районе Троицкое, Новая Одесса. Конно-механизированная [137] группа, в случае успеха, вводится в прорыв в полосе 8-й гвардейской армии. Задачу мы в дальнейшем уточним, а пока отрекогносцируйте маршруты и переправы, установите связь с соединениями первого эшелона и приведите свои войска в полную боевую готовность. Следует иметь в виду, что за рубеж Южного Буга немцы будут драться с предельной решительностью. Потеря его означала бы для них, во-первых, полную изоляцию, а значит неизбежный разгром крымской группировки; во-вторых, мрачную перспективу потери, так называемой, «Транснистрии», а это в свою очередь оголяет морские коммуникации между Крымом и Турцией, Румынией и Болгарией. Пока мы обсуждали возможные варианты ввода в бой Конно-механизированной группы, цели и задачи рейдовой операции, прибыл генерал-полковник В. И. Чуйков. Мы быстро согласовали с ним вопросы взаимодействия, договорились с генералом Судец об авиационном прикрытии Конно-механизированной группы при вводе ее в прорыв и в период рейда на Одессу. Закончив работу, мы продолжали разговор за обеденным столом. Он определялся, конечно, интересами надвигающихся событий.

— Представьте себе, — с жесткой иронией говорит Маршал Василевский, — мы «вторгаемся» в пространство, наименованное его превосходительством Маршалом Ионом Антонеску трескучим словом «Транснистрия». Одесская область и вдруг — «губернаторство Транснистрия».

— Кто там у них сидит на этом «троне»? — спросил Василий Иванович.

— Есть такой профессор Георгий Алексяну. Он назначен губернатором еще в августе тысяча девятьсот сорок первого года. Этот прохвост, я должен сказать, классического типа обосновал необходимость производства работ по пуску оборудования Одесского порта для вывоза в Румынию промышленного оборудования и сырья с оккупированной территории. Вскоре Антонеску через своего вице-секретаря по делам морского флота контр-адмирала Н. Пейш распорядился выделить для этой цели десятки миллионов лей. И если бы не партизанское движение в районе Одессы и действия партизанских отрядов одесских катакомб, уверяю вас, вся промышленность города была бы вывезена в Румынию. Неудовлетворенный «мягкотелостью» профессора, Антонеску заменил губернаторство [138] Алексину военной диктатурой Потопяну. Сейчас бешенство румынской охранки, так называемой «сегуранца» и военно-полевого суда — «куртя марциала», руководимых абвером и гестапо, достигло кульминации.

— Партизаны одесских катакомб сообщают, — дополнил комфронта, — что особенно свирепствует командующий войсками города Одессы генерал Н. Гинерару. Среди присланных документов попалось интересное донесение, в котором полковник Ника, префект жандармерии, с застенчивой сдержанностью пишет командиру 12-й пехотной дивизии, что жандармские отряды не в состоянии стать хозяевами положения в городе.

— Да, они в Одессе находятся действительно на положении того премудрого пескаря, который «жил дрожал и помирал дрожал». Вспомните, как в прошлый ноябрьский праздник на колокольне Успенского собора взметнулось красное знамя.

Так, за беседой мы уверенно справились с не мудреным, но, прямо скажем, мастерски приготовленным обедом. После обеда высокое начальство улетело на КП фронта. Впереди надвигались исключительно важные события.