Отряд подводных лодок Тихого океана

Вначале октября 1907 года, на четырнадцатый день путешествия в Сибирском экспрессе, Хлоров прибыл во Владивосток. Город совершенно оправился от разгрома и пожаров, причиненных бунтами 1905 года, и только остов сгоревшего здания военно-морского суда напоминал о подвигах разнуздавшейся черни.

Отряд подводных лодок Тихого океана включал тринадцать лодок: «Дельфин», «Скат», «Касатка», «Налим», «Фельдмаршал граф Шереметев» (тип Бубнова), «Осетр», «Палтус», «Бычок», «Кефаль», «Плотва» (тип Лэка), «Сом», «Щука» (тип Голланда) и «Форель» (тип Эквиллея); маткой для них служил транспорт-мастерская «Ксения».

Подводные лодки находились в очень плохом состоянии, так как, присланные во Владивосток недостроенными или в разобранном виде, они наскоро собирались неопытными в подводном судостроении рабочими порта, к тому же лодки обладали еще многими конструктивными недостатками.

Тут, например, впервые выяснилось, что «Налим», «Скат», «Касатка» и «Фельдмаршал граф Шереметев» совершенно не могут погружаться и становятся на попа то носом, то кормой. Долго личный состав ломал голову, пока не заметил, что при наполнении концевых цистерн воздух из них полностью не выходит, а остается в подволоке между бимсами и при малейшем наклоне на нос или на корму — дифференте — устремляется в высшую точку, как пузырек ватерпаса, из-за чего вода переливается и лодка становится на попа то носом, то кормой.

После заделки деревом пустот между бимсами и устройства совершенно ровного потолка в цистернах лодки стали становиться на попа только кормой. Тогда решили, что корма перегружена, и начали ее всячески облегчать — результат оставался тот же. Наконец, догадались.

Дело в том, что при погружении на месте, без хода, когда подводная лодка теряет ватерлинию и ее плавучесть сводится к нескольким десяткам пудов, она превращается как [80] бы в коромысло весов, и каждый лишний фунт тяжести в той или другой оконечности выводит лодку из горизонтального положения.

При небольшой разнице в весе достаточно переместить одного или нескольких человек из одной оконечности в другую с середины подводной лодки, как она становится на попа.

В носовой части «Налима», «Ската», «Касатки», «Фельдмаршала графа Шереметева» стояла небольшая рубка, на корме же не было ничего ей эквивалентного, потому носовая часть обладала лишней плавучестью против кормы, которая и тонула, несмотря на все усилия личного состава.

Кому-то пришло в голову привязать к корме пустую бочку из-под масла, плавучесть которой приблизительно равнялась плавучести носовой рубки, и лодки начали погружаться горизонтально.

Для всех стало ясно, что носовую рубку необходимо уничтожить и поставить таковую посередине, что и было сделано в 1906–1907 годах.

Одновременно с этим было уничтожено много других досадных мелочей, явившихся вполне естественными в новом и непривычном деле постройки подводных судов.

Знакомясь с неведомым ему до этого типом судов, Хлоров обратил внимание на первую современную русскую подводную лодку «Дельфин», известную своим потоплением в Неве у Балтийского завода в Санкт-Петербурге 16 июня 1904 года, когда погибло двадцать пять человек.

В тот роковой день «Дельфин» погружался у заводской набережной, имея тройной комплект команды. Внутри было очень тесно, люди мешали друг другу, и такой способ обучения команды для поспешно строившихся для Дальнего Востока подводных лодок не достигал цели.

Командир в этот день отсутствовал, а командовавший погружением офицер, упустив из виду, что лишняя команда является добавочным и весьма солидным грузом, начал наполнять цистерны как обычно, и открытый входной люк слишком близко подошел к поверхности воды.

Волна прошедшего парохода захлестнула в него, часть команды начала задраивать люк, но при имевшейся системе сделать это было не так просто. [81]

Вода продолжала вливаться широким потоком. Командовавший погружением офицер приказал продуть все цистерны. Толкотня в лодке и паника среди учеников помешали немедленному исполнению приказания, и офицер сам бросился к ближайшему клапану. В довершение несчастья один из новичков, спасая свою жизнь, устремился наверх, но не успел выскочить и был придавлен опускавшейся крышкой люка.

Тем временем «Дельфин» очутился уже на дне реки...

Напрасно матросы изо всех сил нажимали на опускное приспособление, — они не могли перерезать тела, и люк не закрывался. Вода быстро заполняла лодку.

Видя, что спасения нет, кадровая и более опытная команда, сгруппировавшись под люком, быстро открыла крышку и выбросилась на поверхность, — все ученики вместе с командовавшим офицером, не пожелавшим спасаться, погибли...

Осмотрев «Дельфина», Хлоров вышел на палубу и стал разглядывать стоявшую рядом игрушечную «Форель» (18 тонн подводного водоизмещения), готовившуюся к испытанию минных аппаратов, расположенных по обеим сторонам форштевня (носа). Люк лодки был задраен, внутри находился один минный машинист, остальные три матроса с командиром стояли на палубе «Дельфина».

По данному ему знаку минный машинист дернул за спусковую ручку. Столб воздуха и воды вырвался из минного аппарата, «Форель» повалилась на борт, ее перископ тихо лег на плечо мичмана, который обхватил его руками, желая поддержать лодку, как видно, желавшую перевернуться.

По мере выхода воздуха из минного аппарата и замещения его водой крен быстро уменьшался, и лодка скоро пришла в нормальное положение.

— Это всегда так бывает, — сказал командир в ответ на недоумевающий взгляд Хлорова. — «Форель» слишком мала для своих минных аппаратов, выброшенный груз слишком велик, потому при стрельбе минами она всегда ложится на бок. Стрелять же залпом из обоих аппаратов еще хуже, так как, хотя лодка и сохраняет при этом нормальное положение, ее нос настолько облегчается, что горизонтальные рули не могут удержать «Форель» под водой и она выскакивает [82] на поверхность носом вверх, становясь на попа и оставаясь в таком положении до тех пор, пока минные аппараты снова не заполнятся водой.

Осенью 1907 года во Владивостоке большинство миноносцев и крейсер «Аскольд» залечивали раны, полученные во время японской войны; ходили слухи о готовящемся на судах бунте, потому офицеры отряда подводного плавания ночевали в казарме, держа под подушкой пистолеты Маузера.

Утром 17 октября, сменившись с дежурства по отряду, мичман Хлоров вернулся домой и лег спать.

Около полудня он проснулся от ружейной стрельбы и орудийных выстрелов. Подойдя к окну, мичман увидел, что какой-то миноносец медленно шел по рейду, направляясь к выходу из Золотого Рога.

Кто стрелял и в кого именно, не было видно. Быстро одевшись и сунув маузер в боковой карман пальто, он бросился в отряд.

На улицах не было видно ни души... Стрельба стихла. В Шефнеровских казармах все офицеры, кроме двух командиров, были налицо. Пришедшие вскоре лейтенант Гудим и лейтенант барон Майдель рассказали, что машинный содержатель миноносца «Скорый» предательски убил своего командира лейтенанта Штера, лежавшего в койке больного вахтенного начальника, и поднял знамя бунта.

Выскочивший наверх командир соседнего миноносца, увидев, что на «Скором» поднимают красный флаг, начал стрелять из револьвера, но был убит тем же содержателем.

Команда крейсера «Аскольд» бросилась на миноносцы; командир крейсера капитан 1 ранга Глизян пытался ее остановить, но, видя тщетность своих усилий, спустился в каюту и застрелился.

Захватив стоявшие под парами миноносцы «Точный» и «Скорый», повстанцы отдали швартовы и дали ход.

На «Точном», как видно, не было единодушия или же там не сумели справиться с машиной, — отойдя к противоположному берегу, миноносец остановился, а команда разбежалась кто куда.

«Скорый» направился к казармам Сибирского флотского экипажа, но экипажный командир сумел удержать матросов. Тогда, приняв подъехавших с берега на шлюпке вольных [83] людей, в том числе одну женщину, миноносец направился к выходу из бухты.

Командир маленького старого миноносца, прикомандированного к отряду подводных лодок для таскания щитов при стрельбе минами и доставки провизии, приказал команде разобрать ружья и направился к «Скорому», чтобы взять его на абордаж, но был отбит.

Видя это, командиры подводных лодок: «Скат» — лейтенант Гудим и «Сом» — лейтенант барон Майдель — бросились к стоявшим у стенки остальным миноносцам, с помощью нескольких оставшихся верными из их команды открыли патронные погреба, зарядили 75-мм и 57-мм орудия и приготовились к бою. Так как миноносцы находились в ремонте и прицелы с орудий были сняты, офицеры заранее навели их на одну из бочек, стоявших посреди бухты, и, как только «Скорый» поравнялся с ней, открыли огонь.

Видя, что одному человеку не управиться с 75-мм пушкой, Майдель перебежал на помощь Гудиму, поддерживавшему оживленный огонь из своего 57-мм орудия. «Скорый» отвечал, но так как офицеров на нем не было, его снаряды летели очень высоко, никому не причиняя никакого вреда.

Стрельба же лейтенанта Гудима оказалась очень меткой: несколько снарядов попало в миноносец, который значительно уменьшил ход.

Тем временем войска гарнизона, находившиеся у собора для участия в параде по случаю чудесного спасения Императорской фамилии при крушении поезда у станции Борки, рассыпались в цепь у памятника Невельскому и открыли ружейный огонь по «Скорому».

Многие из бывших на верхней палубе были убиты или ранены меткими пулями. К несчастью для восставших, убитый рулевой, падая, повернул за собой штурвал; руль оказался положенным на борт, и миноносец покатился на берег.

Женщина первой это заметила и бросилась на мостик, но тоже была убита; «Скорый» врезался в набережную.

Революционеры бежали, часть их была поймана, предана военно-полевому суду и расстреляна.

Через несколько дней жертвы восстания с отданием воинских почестей были преданы земле, и жизнь города потекла обычным порядком. [84]